[ ГОСПОДИ ! Помоги мне отблагодарить ЕЕ за Жизнь, за ЕЕ последние слова ] !

12. Таллин 1948 -1953 годы.

Через день – два после похорон я уехал в Ленинград, оставив в Таллине одними маму и сестру. Уезжать было очень грустно, но особой тревоги я не испытывал.

В Ленинграде меня ждала масса своих забот, связанных с учебой, пропитанием, устройством жизни в новых условияях – с т. Лелей вместо общежития, к чему я не привык, да и ей было не очень удобно.

Кроме того, я как-то мгновенно вырос и остался практически без одежды, все старое на мне полопалось и укоротилось. Конечно, кое-какую папину одежду я прихватил с собой, но это было явно недостаточно. Спрашивать что-то-то еще у т. Лели я не мог – т. к. воспитал себя совершенно иначе. Иногда я чувстввал, что этим ее несколько обижаю, но ниченго поделать с собой не мог.

Теперь несколько менялись условия жизни в связи с отменой с стране карточнйсистемя, что меня трогало мало: при любой системе в кармане у меня была пустота.

В какой-то мере свое бедственное положение я исправил, поступив в бригаду студентов-грузчиков, работавших на заводе РТИ (резиново–технических изделий). При этом, конечно, приходилось пропускать занятия в институте.

Занятия на 3 курсе ЛКИ закончились в положенный срок, но в этом году студентов ожидал приятный сюрприз: занятия в институте были дополнены месячной практикой на пристрелочном полигоне торпед в городе Каспийске, расположенном в 12 километрах от г. Махач-Кала в Дагестане. Об этом я сообщил маме и начал сборы поездки на юг, на настоящее соленое море, совершенно непохожее на Ленинградскую «Маркизову Лужу», и даже на настоящее море в Таллине. Веселая компания студентов ехала в Каспийск через Москву и Ростов, везде делая пересадки. Ехали с песнями, гитарами, и прочими атрибутами, но у меня, как всегда было желание где-нибудь, чего-нибудь съесть! Этого мне попержнемунехватало, иногда, в связи с этим, прихватывали боли в желудоке.

Местом нашей практики являлся пристрелочный павильон, расположенный в нескольких километрах от берега. Ежедневно нас студентов и рабочую бригаду туда отвозил буксир «Монтажник».

Позже павильон был оставлен из-зам мелководья, и начал постепенно разрушаться силами природы.

Его остатки видны на фото. Рядом показана наша группа.

(На этом снимке я стою крайним справа)

С практики я приехал к маме в Таллин, причем привез туда с собой и одного из товарищей. По его просьбе – показать Таллин.

В Таллине я увидел и маму и, заметно подросшую, Олю.

Моему товарищу было оказано соответствующее гостеприимство, после чего он уехал домой в Ленинград довольным.

Ну а мы первым делом посетили папину могилу, высадили на ней свежие цветочки, и привели в порядок остальное.

Дома в Таллине я первым дело подготовил маме запас дров на зиму, все их перепилив переколов.

Кем-то из знакомых мне также была предложена «халтура»: работа на новом Таллиннском заводе «Двигатель» по переборке немецких станков, поступающих на этот завод по репарациям. Денег на этой работе я неожиданно для себя и для мамы заработал больше, чем это было можно ожидать. Как поделился ими с мамой не помню.

Вскоре настало время в очередной раз мне уезжать в Ленинград, оставив маму с Олей в Таллине одних.

Так у нас и проходило теперь время, и мы уже начали привыкать к такой жизни, тем более, что теперь у меня была «своя» жилплощадь в Ленинграде, а у мамы с Олей «своя» в Таллине. Во-всяком случае, начал привыкать я, а мама скорее воспринимала происходящий процесс, как нечто разумеющаяся само–собой по своей природной скромности.

Эх, как нам здесь не хватало папки!

В Ленинграде, я успешно заканчивал институт, и, в связи с этим, образ моей жизни изменялся непрерывно, казалось бы, при этом, не затрагивая образа жизни мамы и Оли.

Но, настало время, когда в одно из моих посещений Таллина (в феврале 1951года), когда институт я уже закончил, но работать еще не начал, моя мама задала мне скромный вопрос: «А есть ли у меня в Ленинграде своя девушка»?

На что я, чуть задумавшись, ответил: «Да, мама, пожалуй, есть», и показал ей фото, подаренное мне несколько дней назад (29 января) Ниной Вьютновой в момент проводов ее в Москву, куда она была направлена на работу после окончания института.

Понятно, почему я немного с заминкой ответил: меня спрашивали про девушку в Ленинграде, а я показываю фото девушки, которую на днях сам проводил в Москву! Еще вопрос, встретимся ли мы с ней опять, не выйдет ли она там «замуж» за какого-нибудь «Васю-диспетчера», да и знакомы мы с ней были не так уж много до этого. Где-нибудь с мая – июня1950 года.

Правда знал я ее уже давно – это была первая девушка, увиденная мной в 1945 году, когда я вошел впервые в здание ЛКИ на Лоцманской. Это была красивая девушка, которой восхищалась вся мужская студенческая половина, к тому же, она была одной из лучших гимнасток ЛКИ того времени.

В конце января 1951 года я проводил Нину в Москву, однако связь между нами сохранялась, и, примерно в июле – августе, я, возвращаясь домой с работы, во дворе своего дома неожиданно попал в объятии Нины только сегодня вернувшейся из Москвы!

Дальнейший вопрос был решен и мы с ней не расставались до момента, когда она «ушла» от меня навсегда!

[ ГОСПОДИ! Помоги мне отблагодарить ЕЕ за Жизнь, за ЕЕ последние слова ]!

3 ноября 1951года мы с Ниной зарегистрировали наш брак в ВасилеостровскомЗАКСе Ленинграда и с тех пор она стала носить фамилию Александрова.

Маму я о том, что женился, известил телеграммой. Мелькала, конечно, мысль, что нехорошо, что этот вопрос я с ней прежде не обсудил. Но, жили мы уже давно в разных городах, связь между которыми в те времена была очень сложной.

Познакомил я их где-нибудь в апреле - мае, 1952 года, приехав на несколько дней к маме вместе с Ниной, уже ожидающей первенца. Знакомство было достаточно теплым, хотя маме, конечно, и взгрустнулось. Познакомил я Нину, конечно, и с Олей, которая уже занималась в старших классах средней школы и вскоре должна была ее заканчивать.

Познакомил Нину с Таллином и его основными районами, от чего она пришла в восторг! В Прибалтике она еще не бывала. Познакомил с т. Мусей, которая приняла ее, как свою.

Пока я тут жил, то заметил, что в комнатах нашей квартиры нет-нет и появляется незнакомая мне женщина, и я спросил у мамы: «кто это такая»? Мама сказала, что она, по просьбе медсестры-сослуживицы, эстонки Сильвы, подселила ее в наши комнаты. Мол, с Сильвой ей будет в больших комнатах не так скучно, когда она остается одна. И Сильве будет немножко веселей, ибо другого жилья у нее в городе нет!?

Так-то оно так, но я все же задумался: «до чего же ты наша мама, наивна, уверена заранее в доброте всех людей без исключения»! Но, конечно, тебе лучше знать, что за человек эта Сильва!

Папка, ты наш! Ну? Где ты?

Ничего дурного не подозревая, мы с Ниной уехали в Ленинград.

Мама и Оля: «До встречи! ».

В октябре 1952 года я известил маму телеграммой, что у нее появилась внучка Рита.

Так мама с Олей и продолжали жить, работать и учиться в столице Эстонии Таллине и ничего у них не менялось практически до 1953 года, когда Оля закончила 10 классов Средней школы.

Альтернатива.

До 1950 года в жизни ВМ и Нины практически ничего не изменялось.

ВМ, как она работала до этого времени, так она и продолжала работать и жить. Нина, также как она жила до этого, так до 1950 года и продолжала жить. Красивая и общительная девушка училась в «мужском» учебном заведении, и поэтому было бы странно и ненормально, если бы у нее не появлялись юноши-поклонники, и если бы ей не начинал нравиться, в силу различных причин, то один из них, а то другой.

Так, в мае 1950 года, уже ближе к окончанию института, она познакомилась с очередным, понравившемся ей юношей, которым оказался Андрей Александров, то есть Я, создатель настоящих воспоминаний!

Она знакомилась со мной, а я с ней, и трудно тут отметить, кто из нас был инициатором такого знакомства.

Несмотря на то, что нам приходилось тогда и часто расставаться, наше знакомство становилось все более близким и крепким.

Так в июле 1950 года Нина целый месяц провела на Каспийском море, где она проходила практику на одном из кораблей специального назначения, в конце 1950 года она 2 – 3 месяца жила в Москве, где на одном из заводов, разрабатывал свой дипломный проект.

После окончания школы, пока она училась в институте, Нина регулярно поддерживала связь со своей школьной подругой Олей Вознесенской, которая бывала и у нее на Канонерской.

Однако, в 1950 году ВМ запретила Нине встречаться с Олей, пояснив ей, что Олино семейство изменило Родине и Партии, и за это наказано!

Как я понимаю, ВМ просто перепутала Вознесенских, Ивана Николаевича, отца Оли и Андрея, и Вознесенского Николая Алексеевича, ученого экономиста и члена ЦК Партии, расстрелянного в 1950 году «по Ленинградскому делу Попкова»!

Тем не менее, Оля у Нины, к ее большому огорчению, больше не бывала, хотя они и продолжали встречи на улице.

На последней их встрече я был вместе с ними, девушки гуляли и грустно беседовали между собой, а я просто шел рядом с ними. Больше они не встречались.

Перед новым, 1951 годом, Нина защитила свой Дипломный Проект, и еще через месяц с небольшим я ее проводил в Москву, куда она была направлена на работу после окончания ЛКИ.

Однако, проработав в Москве несколько месяцев, Нина сумела оттуда вернуться в Ленинград, оформив перевод с московского завода на Ленинградский № 103, выпускавший торпедные аппараты и компрессоры.

Пока она работала в Москве, я как-то раз зашел к ВМ, поинтересоваться Нининым житьем и делами. Сама она писем мне не писала.

После ее возвращения мы не расставались, и 3 ноября 1951 года поженились. Нина приняла мою фамилию, и окончательно переехала из квартиры на Канонерской ко мне на Васильевский Остров.

Так завершилось совместная жизнь дочери с матерью.

Для меня эта свадьба была «роковой», явно заранее кем-то, и где-то, предрешенной!

Во-первых, моя невеста была первой девушкой, которую в 1945 году я увидел, когда вошел в здание института.

Во-вторых, на 2-ом курсе, в самое для меня сложное время, когда большинство студентов, проживающих в общежитии, начали питаться блокадными «шротами» и «молочным суфле», ОНА была мне отмечена сигналом сверху!

На уроке физкультуры я сидел на скамеечке в очереди на выполнение какого-то упражнения, когда по залу весело пробегала группа девушек, и вдруг….? Что-то меня «толкнуло» и сказало, что вон та бегущая - это моя будущая жена! Ни в тот момент, ни до того, ни после, я никогда вообще не думал про женитьбу! Мне было не до того! А вспомнил я про такое предсказание судьбы, только уже после женитьбы.

Думаю, что Нина не подозревала, что завершился ее спокойный, благоустроенный и беззаботный образ жизни. Переехав ко мне, она попала в стиль жизни полубродяги, еще не успевшего избавиться от общежитских жизненных привычек, и не имевшего ничего, кроме железной кровати да поношенных штанов. Назначенная мне зарплата была мизерной, а обзаводиться в новой семейной жизни было необходимо многим.

Вместо жизни среди товарищеского коллектива она попала в обстановку коммунальной квартиры, в которой, командовавшая всем и всеми пожилая женщина сразу начала относиться к Нине неприязненно. Она жила со взрослой дочерью, примерно нашего возраста, и соседки болтали, что она имела какие-то виды на меня. Порядок в квартире она завела «казарменный» и все жильцы ему подчинялись.

Несмотря на жизненную обстановку мы с Ниной весело и беззаботно проводили время до 21 октября 1951 года, когда у нас родилась дочка Маргарита. Рождению дочки мы радовались и гордились, какая она у нас получилась красивая и здоровенькая!

Однако, вместе с этой радостью мы скоро узнали, что такое настоящая семейная жизнь!

Я–то отбывал эту «каторгу» всего дней 10 – 15, и вскоре уехал в командировку, а вот Нина и после моего отъезда продолжала выхаживать грудную дочку!

После возвращения Нины из Москвы мы с ней встречались, либо на совместных прогулках, либо в ее квартире на Канонерской, либо у меня на Васильевском.

Встречаясь с Ниной на Канонерской, я не помню, чтобы там когда-нибудь мне встречалась ВМ. Мы там всегда бывали наедине.

Нашу свадьбу мы отмечали в квартире на Канонерской. Здесь было просторней и обстановка была более приемлемой для встречи гостей, чем в моей неустроенной берлоге.

Собрался десяток друзей и знакомых, а также с нами была и ВМ. Когда мы, молодожены, начали жить у меня на Васильевском, то до рождения дочери, ВМ у нас не бывала, а после ее рождения до моего отъезда в командировку может быть один раз и приехала.

31 декабря 1952 года Нина с двухмесячной дочкой и с чемоданом, с необходимой поклажей, приехала ко мне, в поселок Орджоникидзе под Феодосией. Из Ленинграда она ехала с пересадкой в Москве, для чего было нужно перебираться с одного вокзала на другой. При необходимости отлучиться на часок от ребенка она оставляла покараулить дочку другой случайной женщине, вызывающей ее доверие.

В поселке мы сняли угол у местной семьи и перезимовали в нем до мая месяца 1953 года, после чего вернулись в Ленинград втроем.

В 1953 году в Ленинграде мы с Ниной и дочкой Ритой обживали наше жилье и временами посещали Нининых родственников в Зеленогорске.

Ухаживать за Ритой нам, в первые недели – месяц, помогала старшая сестра Евгении Владимировны – бабушка Маня. Однако она была уже очень старенькой и немощной, и пришлось с ней расстаться.

Между тем, в большой семье Евгении Владимировны Рогушиной в эти годы произошло радостное событие. Выяснилось, что извещение о гибели ее сына, Бориса Михайловича, было ложным!

Это извещение было сфабриковано самим Борисом, что путем комбинаций с документами позволило ему на фронте превратиться в холостого мужчину и жениться на своей фронтовой подруге, которая даже и не знала, что ее муж уже женат и имеет нескольких детей.

Для кого это была радость, но для его первой жены Веры это был удар! Она оказалась вместе с детьми выброшенной из семьи, которую она давно считала своей, и в которой ее тоже считали своей!

Выброшенной из семьи, с которой прожила тяжелые военные годы и для которой она многое сделала!

В то же время Бориса также обвинять не поднимается рука: он эти годы провел в самом пекле войны, ему и подобным все мы обязаны ПОБЕДОЙ и своими жизнями! Ценой каких лишений и потерь ИМ этот ПОДВИГ удалось совершить судить не нам!

Веру Нина всегда помнила и не могла себе простить, что о последних днях Веры она не знала и не была с ней в те моменты.