От авторов 24 страница

— Десять градусов лево руля.

— Десять градусов лево руля, есть, мэм.

Хоуэлл коротко переговорил по внутренней связи и доложил:

— Капитан, похоже, мы получили две пробоины. Одна в шестом отсеке по правому борту, а вторая вблизи машинного отделения.

— Организуйте ремонтно-восстановительные работы. Мне нужна оценка повреждений и число жертв. Мистер Уорнер, включите трюмные помпы.

Сильный порыв ветра ворвался на мостик, принеся новый заряд влаги. С падением температуры палуба и аппаратура стали покрываться изморозью. Но Бриттон едва замечала холод.

Подошел Ллойд, отряхивая с одежды осколки стекла. На лбу у него был глубокий порез, который сильно кровоточил.

— Мистер Ллойд, пойдите в лазарет… — начала Бриттон автоматически.

— Не смешите, — нетерпеливо прервал ее Ллойд и стер со лба кровь. — Я здесь, чтобы помочь.

Похоже, взрыв вернул его к жизни.

— Тогда вы могли бы обеспечить всех нас штормовками, — сказала Бриттон, указывая на кладовку в задней части мостика.

Щелкнуло радио, Хоуэлл выслушал и обернулся к капитану:

— Жду список жертв, мэм. Ремонтники сообщают о пожаре в машинном отделении. Было прямое попадание.

— Можно справиться портативными огнетушителями?

— Нет. Слишком быстро распространяется.

— Используйте стационарную систему. Нужно дать водяной туман на внутренние переборки.

Она взглянула на Глинна. Он взволнованно говорил что-то оператору у пульта ЭИР. Человек поднялся и испарился с мостика.

— Мистер Глинн, мне нужен рапорт из грузового отсека, — сказала она.

Глинн обратился к Хоуэллу.

— Свяжите меня с Гарсой.

Минутой позже ожил динамик над головой.

— Господи, что происходит? — спросил Гарса.

— В нас попали еще дважды. Что у тебя?

— Взрывы пришлись на волну и дополнительно порвали узлы. Мы работаем со всей возможной скоростью, но метеорит…

— Продолжай, Мануэль. Аккуратно.

Из кладовки вернулся Ллойд и стал раздавать штормовки команде на мостике. Бриттон взяла, оделась и посмотрела вперед. Там громоздились ледовые острова, бледно-синие в лунном свете. Не далее чем в двух милях они поднимались из воды на двести футов или даже выше, у их основания ревел неистовый прибой.

— Мистер Хоуэлл, позиция вражеского корабля?

— Всего три мили и конец. Они снова открыли огонь.

Новый взрыв, и водяной гейзер, едва взмывший у левого борта, был немедленно распластан «кладбищенским» ветром почти горизонтально. Только после этого Бриттон услышала отдаленный грохот самих орудий, странно обособленный от близких взрывов. Новое попадание, сотрясение. Бриттон пригнулась, когда мимо окон мостика со свистом пронеслись раскаленные добела куски металла.

— Скользящее попадание в верхнюю палубу, — констатировал Хоуэлл и сообщил Бриттон: — Пожар локализован, но обе турбины сильно повреждены. Взрывом разбиты насосы высокого и низкого давления. Мы стремительно теряем мощность.

Бриттон перевела взгляд на пульт, где цифровые датчики высвечивали скорость судна. Она упала до четырнадцати узлов, потом до тринадцати. С падением скорости ухудшалось поведение судна. Бриттон чувствовала, как шторм овладевает танкером, подчиняя своей анархической власти. Десять узлов. Корабль швыряло на огромных волнах вбок, вверх и вниз как игрушку. Она бы никогда не поверила, что судно таких размеров может так кидать в море. Она сосредоточила внимание на пульте.

Включилась предупредительная сигнализация машинного отделения. Она не принесла новой информации: Бриттон чувствовала под ногами отдаленный стук поврежденных двигателей, напряженный, захлебывающийся, скачкообразный. Лампочки мигнули, когда отключилось питание, и заработала аварийная система энергообеспечения.

Никто не разговаривал. Огромная инерция судна продолжала нести его вперед по волнам, но каждая из этих волн, разбиваясь, отбирала у этого движения узел. «Рамирес» их стремительно настигал.

Бриттон обвела взглядом офицеров на мостике и увидела бледные застывшие лица. Охота окончилась.

Молчание нарушил Ллойд. Кровь с рассеченного лба затекла ему в правый глаз, и он рассеянно сморгнул ее.

— Полагаю, вот и все, — сказал он.

Бриттон кивнула.

Ллойд повернулся к Макферлейну:

— Знаешь, Сэм, я бы хотел быть сейчас там, внизу, в трюме. Я бы хотел попрощаться с ним. Полагаю, это похоже на сумасшествие. Тебе это не кажется безумием?

— Нет, — откликнулся Макферлейн. — Не кажется.

Угловым зрением Бриттон заметила, что Глинн повернулся к ним при этих словах, но ничего не сказал. Темные силуэты ледовых островов придвинулись ближе.

«Алмиранте Рамирес»

17 часов 15 минут

— Прекратить огонь, — приказал Валленар, обращаясь к офицеру-тактику.

Он поднял бинокль и пригляделся к раненому кораблю. Черный дым плотными и низкими шлейфами стекал с кормы танкера и разлетался над залитыми лунным светом волнами. По меньшей мере два прямых попадания, в том числе одно, похоже, точно в машинное отделение, основательно повреждена мачта системы связи. Для такого моря это была просто великолепная стрельба. То, что он и хотел: оставить судно беспомощным на плаву. Он уже видел, что они теряют ход. Реально теряют ход. На сей раз это уже не уловка.

Американский корабль продолжал идти к ледовым островам, которые станут жалкой и временной защитой от его орудий. Но женщина-капитан проявила большую смелость. Она не сдаст корабль, пока не будут использованы все возможности. Валленар мог понять такого капитана. Попытка спрятаться за островом была доблестной, но тщетной. И конечно, для них не будет никакой сдачи, только смерть.

Валленар взглянул на часы. Через двадцать минут он пройдет расселиной и подойдет к «Ролваагу». Более спокойная вода с подветренной стороны островов даст ему прочную платформу для прицельной стрельбы.

Он мысленно проигрывал убийство. Ни ошибок, ни возможности отступить. Он поставит «Рамирес» не ближе чем в миле от танкера, чтобы предотвратить новые подводные экскурсии. Он устроит иллюминацию фосфорными осветительными ракетами. Но он не будет дразнить, слишком тянуть время. Он не садист, и женщина-капитан особенно заслуживает достойной смерти.

Лучше всего бить по корме, решил он. У ватерлинии. Чтобы танкер пошел вниз кормой. Было особенно важно, чтобы не осталось живых свидетелей того, что здесь произошло. Он расстреляет из сорокамиллиметровых пушек первую спасательную шлюпку, тогда остальные останутся на борту до конца. Когда судно начнет погружаться, все, кто жив, столпятся на полубаке, где ему их будет хорошо видно. Ему особенно необходимо видеть, как умрет та вежливая, лживая сволочь. Это он во всем виноват. Если кто и мог приказать убить его сына, так только он.

Танкер замедлил движение до пяти узлов и теперь шел между островами, очень близко к большему из них. Даже чересчур близко. Вероятно, поврежден руль. Острова были такими высокими, такими отвесными, что казалось, будто танкер вплывает в чудовищное укрытие из сверкающей лазури. Он успел заметить, что танкер, исчезая из его поля зрения, начал поворачивать влево. Это позволит ему скрыться с подветренной стороны большого острова, временно уйти из-под огня его орудий. Печальная и бесполезная попытка.

— Гидролокатор? — спросил Валленар, опустив бинокль.

— Чисто, сэр.

Вот так. Никаких неожиданных подводных льдин. Чисто до самого ледового острова. Время закончить работу.

— Прямо через проход. Следуйте их курсом.

Он обернулся к тактику.

— Приготовьтесь к ведению огня по моему приказу.

— Есть, сэр.

Валленар снова повернулся к иллюминаторам и приставил к глазам бинокль.

«Ролвааг»

17 часов 20 минут

«Ролвааг» прошел между островами, проскользнув в спокойный сумеречный мир. Ветер стих, больше не рвался в разбитые стекла. Внезапно шторм выпустил судно из своих объятий. Этот неожиданный покой среди бури очень тревожил Бриттон. Она смотрела на обрывы с обеих сторон, такие отвесные, словно обрубленные топором. Ниже ватерлинии с наветренной стороны прибой сформировал резные, фантастические по виду пещеры. В лунном свете лед светился чистой глубокой синевой, и ей подумалось, что она никогда в жизни не видела ничего прекрасней. «Забавно, что близость смерти так обостряет восприятие красоты», — подумала она.

Глинн, уходивший на левое крыло мостика, теперь вернулся оттуда и плотно закрыл за собой дверь. Он подошел к Бриттон, стряхивая с плеч брызги.

— Так держать, — сказал он тихо. — Держите нос танкера под этим углом.

Она даже не позаботилась переадресовать Хоуэллу бесполезное и загадочное указание.

Судно почти потеряло ход, выполняя поворот на девяносто градусов позади острова. Теперь они скользили параллельно льду со скоростью в один узел и продолжали замедляться. Когда они остановятся, им уже будет не сдвинуться с места.

Бриттон взглянула на каменный профиль Глинна. Она едва не спросила, не думает ли он, что им удастся спрятать от эсминца судно длиной в четверть мили. Но промолчала. Глинн предпринял невероятные усилия. Больше он уже ничего не мог сделать. Через несколько минут «Рамирес» появится из-за ледового острова, и все будет кончено. Она старалась не думать о дочери. Это будет самое трудное — уйти от дочки.

Под защитой острова все казалось странно тихим. На мостике стояла мертвая тишина: больше не было приказов, которые следовало бы отдать или получить. Пропал ветер, и прибой у острова был низким и не сильным. Ледяная стена возвышалась так близко, что можно было видеть на ней трещины и глубокие промоины — результат таяния и дождей. Бриттон разглядела маленькие водопады, льющиеся в море, и слышала треск и стук льда. В зубчатых утесах на вершине ледового острова свистел ветер. Место было нереальным, потусторонним. Она последила за айсбергом, недавно отколовшимся от острова и дрейфующим в западном направлении. Ей бы хотелось быть там, когда он медленно исчезнет вдали. Ей хотелось быть где угодно, только не здесь.

— Не все еще кончено, Салли, — сказал Глинн так тихо, что слышала только она.

Он очень внимательно за ней наблюдал.

— Нет, кончено. Эсминец угробил наши машины.

— Вы снова увидите свою дочь.

— Пожалуйста, не говорите так, — ответила она упавшим голосом, стирая навернувшуюся слезу.

К ее удивлению, Глинн взял ее руку.

— Если мы выберемся отсюда, я хотел бы снова вас увидеть. Можно? — начал он с несвойственной ему нерешительностью. — Хочу больше узнать о поэзии. Возможно, вы сможете меня научить.

Она слегка пожала ему руку.

— Пожалуйста, Эли, лучше помолчим.

А затем они увидели выплывающий нос «Рамиреса».

* * *

Он был меньше чем в двух милях, крался вблизи синей стены ледового острова, следуя у них в кильватере, приближался, как акула к беспомощной жертве. Орудийные башни следили за ними с холодной внимательностью.

Время словно остановилось, пока Бриттон смотрела через задний иллюминатор на пушки, ожидая из их жерл последнего смертельного огня. Казалось, что интервал между ударами сердца удлинился. Она огляделась вокруг себя: Ллойд, Макферлейн, Хоуэлл, вахтенные офицеры молча ждали. Ждали смерти в темной холодной воде.

Со стороны эсминца раздались хлопки, и в воздух поднялось множество осветительных ракет, прочертивших в небе яркие кривые линии. Бриттон заслонила глаза. Поверхность воды, палуба танкера, стенка ледового острова утратили свои цвета при этом невыносимом освещении. Когда яркость освещения немного уменьшилась, Бриттон снова посмотрела в иллюминатор. Орудия «Рамиреса» уменьшали угол наклона, пока не стали видны только их жерла. Эсминец наполовину выдвинулся из прохода и начал быстро сбрасывать ход. Стрелять он будет почти в упор.

Воздух разорвал звук взрыва. Он оглушительно раскатился в проходе между островами. Бриттон инстинктивно дернулась назад и почувствовала на своей руке руку Глинна. Вот оно. Она начала молча молиться о своей дочери и чтобы смерть была легкой и быстрой.

Но из орудий эсминца не появилось языков пламени. Она смотрела вокруг, не понимая. Потом заметила движение далеко наверху.

На вершине ледяного обрыва над «Рамиресом» над четырьмя развеивающимися столбами дыма в воздухе лениво кувыркались осколки и глыбы льда. Эхо умерло, и на мгновение наступила тишина. А потом ледовый остров, казалось, сдвинулся с места. Его лицевая стена начала сползать над «Рамиресом», между ней и массивом острова образовалась быстро расширявшаяся трещина. И теперь Бриттон видела, что кусок льда высотой почти двести футов отделяется. Громадная ледяная плита откололась от обрыва и начала падать, разваливаясь при этом на несколько кусков. Это напоминало медленный величественный танец. Когда гигантские глыбы погрузились в море, стала подниматься стена воды, сначала черная, потом зеленая и белая. Вода поднималась выше и выше, выталкиваемая огромной массой льда. Теперь до Бриттон дошел звук, какофония шумов, которая становилась все громче. А волна все росла так круто, что стала обрушиваться, еще формируясь, и двинулась на «Рамиреса».

Раздался вой турбин, эсминец попытался маневрировать, но волна тут же накрыла его. Эсминец дернулся, поднимаясь все выше и кренясь. Стали видны красные от ржавчины листы носовой обшивки. На мгновение показалось, что он замер, сильно завалившись на правый борт. Две его мачты оказались почти параллельны поверхности воды, когда гребень громадной волны укрыл его пеной. Шли секунды, а корабль так и висел, прилепившись к волне в неустойчивом состоянии, когда он мог или обрести равновесие, или пойти ко дну. Бриттон чувствовала, как у нее в груди бешено колотится сердце. Затем корабль покачнулся и начал выпрямляться. Вода сливалась с его палубы. «Не сработало, — подумала Бриттон. — Господи, ничего не вышло».

Движение эсминца замедлилось, он снова замер, а потом лег обратно на воду. Словно вздохнула надстройка, струи воды ударили во всех направлениях, и корабль опрокинулся, его киль тяжело повернулся к небу. Раздался еще один, более громкий вздох, вокруг корпуса закружились пенные водовороты, всплыли пузыри воздуха, а потом почти без воронки он исчез в ледяной глубине. Произошел второй короткий взрыв пузырей, но и они скоро пропали, оставив только темную воду.

Это длилось всего девяносто секунд.

Бриттон увидела, что теперь волна несется на них, стремительно расширяясь, но теряя высоту.

— Держись, — прошептал Глинн.

Стоявший продольно к волне, танкер резко поднялся, накренился и легко выпрямился.

Бриттон отпустила руку Глинна и подняла к глазам бинокль, ощутив на лице холод резины. Она с трудом могла осознать, что эсминца больше нет. Ни человека, ни спасательного плота, ни даже подушки или бутылки не появилось на поверхности. «Алмиранте Рамирес» исчез без следа.

Взгляд Глинна был устремлен на остров, и, проследив за ним, она увидела у края плато четыре темных пятна. Четыре человека в гидрокостюмах стояли, подняв соединенные над головой руки. Одна за другой с тихим шипением в море опустились осветительные ракеты. Возвратилась темнота.

Глинн поднял рацию.

— Операция завершена, — сказал он тихо. — Готовьтесь к приему катера.

«Ролвааг»

17 часов 40 минут

Палмер Ллойд обнаружил, что моментально лишился дара речи. Он был настолько уверен в неминуемости близкой смерти, что возможность дышать и стоять здесь, на мостике, воспринималась как чудо. Когда он наконец обрел голос, то спросил Глинна:

— Почему вы мне не сказали?

— Вероятность успеха была слишком мала. Я сам не верил в такую возможность. — Его губы сложились в ироническую улыбку. — Нужно было, чтобы повезло.

В неожиданном эмоциональном порыве Ллойд бросился вперед и схватил Глинна в свои медвежьи объятия.

— Господи, я чувствую себя как приговоренный, получивший помилование. Эли, могу я что-нибудь сделать?

Он плакал и не стеснялся этого.

— Это еще не конец.

Ллойд просто усмехнулся в ответ на напускную скромность этого человека.

Бриттон обратилась к Хоуэллу:

— Мы черпаем бортом?

— Трюмные помпы справляются, капитан. Пока работает аварийная система подачи энергии.

— Сколько это продлится?

— Если отключить все, кроме совершенно необходимого, с аварийным дизелем продержимся больше двадцати пяти часов.

— Потрясающе! — воскликнул Ллойд. — Мы в прекрасной форме. Отремонтируем двигатели и в путь.

Он радостно улыбнулся Глинну, потом Бриттон и несколько приуныл, не понимая, почему они смотрят так мрачно.

— Что-нибудь неладно?

— Мы лишились хода, мистер Ллойд. Нас сносит течением обратно в шторм.

— Потеряли ход?

— Силовая установка разбита.

— Мы же справлялись до сих пор. Хуже-то быть не может. Или может?

Никто не ответил ему на этот вопрос.

Бриттон обратилась к Хоуэллу:

— Состояние систем связи?

— Нет дальней и спутниковой связи.

— Включите сигнал бедствия. Свяжитесь с Южной Георгией на аварийном канале шестнадцать.

Ллойд ощутил озноб.

— А зачем сигнал бедствия? Снова ему никто не ответил.

— Мистер Хоуэлл, уточните состояние поврежденных двигателей.

Спустя минуту Хоуэлл доложил:

— Обе турбины ремонту не подлежат, мэм.

— Подготовиться к возможной эвакуации судна.

Ллойд не мог поверить, что не ослышался.

— О чем вы говорите, черт побери? Разве судно тонет? Здесь мой метеорит. Я не брошу танкер.

Бриттон обратила к нему холодный взгляд зеленых глаз.

— Никто не бросает судно, мистер Ллойд. Мы покинем его только в самом крайнем случае. Возможно, спуск на воду спасательных шлюпок в такой шторм будет не менее самоубийственным решением.

— Ради бога, зачем тогда такая суета? Мы можем переждать шторм и запросить буксир до Фольклендов. Все не так уж скверно.

— Мы потеряли ход и маневренность. Когда нас вынесет в шторм, мы получим ветер восемьдесят узлов, стофутовые волны и течение шесть узлов. Все это вместе будет толкать нас в одном направлении — к проливу Брансфилда. Это Антарктика, мистер Ллойд. Плохи наши дела.

Ллойд был потрясен. Он уже чувствовал, что зыбь начинает раскачивать судно. Порыв ветра ворвался на мостик.

— Слушайте меня, — сказал он тихо. — Мне плевать, что вам придется сделать и как вы это сделаете, но вы не потеряете мой метеорит. Понятно?

Бриттон неприязненно посмотрела на него в упор:

— Мистер Ллойд, сейчас мне совершенно плевать на ваш метеорит. Меня беспокоит только мое судно и команда. Это понятно?

Ллойд повернулся за поддержкой к Глинну. Но Глинн остался безмолвным и совершенно спокойным, сохраняя на лице обычную маску.

— Когда мы можем получить буксир?

— Большинство электроники отказало, но мы пытаемся связаться с Южной Георгией. Все зависит от шторма.

Ллойд нетерпеливо прервал, обращаясь к Глинну:

— Что происходит в танке?

— Гарса усиливает оплетку дополнительной сваркой.

— И сколько времени это займет?

Глинн не ответил. Этого не требовалось. Теперь и Ллойд почувствовал. Движение корабля стало хуже: наводящим ужас водяным валам, казалось, требовалась вечность, чтобы пройти. А на гребне каждого из них «Ролвааг» словно кричал от боли. Это был какой-то приглушенный звук — не то вибрация, не то скрежет.

Это была мертвая рука метеорита.

«Ролвааг»

17 часов 45 минут

Из радиорубки появился Хоуэлл и сообщил Бриттон:

— На связи Южная Георгия, мэм.

— Очень хорошо. Переключите их на громкую связь, пожалуйста.

Ожил громкоговоритель.

— Южная Георгия танкеру «Ролвааг», прием.

Голос был металлическим и тусклым, но Бриттон распознала в нем среди шумов едва заметный акцент родных мест. Она взяла микрофон передатчика.

— Южная Георгия, у нас авария. Мы серьезно повреждены. Без тяги, повторяю, без тяги. Дрейфуем в направлении зюйд-зюйд-ост со скоростью девять узлов.

— Принято, «Ролвааг». Ваши координаты? Какой у вас груз? Балласт или нефть?

Глинн взглянул на нее острым взглядом. Бриттон выключила микрофон.

— С этого момента мы начинаем говорить правду, — сказал Глинн. — Нашу правду.

Бриттон снова включила передатчик:

— Южная Георгия, мы переоборудованы под рудовоз. Мы имеем полную загрузку в виде метеорита, выкопанного на одном из островов у мыса Горн.

— Подтвердите. Вы сказали «метеорит»?

— Подтверждаю. Наш груз — это метеорит весом двадцать пять тысяч тонн.

— Метеорит весом двадцать пять тысяч тонн, — невозмутимо повторил голос. — «Ролвааг», пожалуйста, назовите ваш предполагавшийся порт назначения.

Бриттон понимала, что за этим скрывался тонкий вопрос: почему вы там оказались?

— Мы направлялись в Порт-Элизабет в Нью-Джерси.

Снова пауза. Бриттон ждала, внутренне сжавшись. Любому опытному мореходу сразу понятно, что история очень странная. Они находятся в двухстах милях от пролива Брансфилда, давно в зоне сильнейшего шторма, и это их первый сигнал бедствия.

— «Ролвааг», могу я спросить, вам известен последний прогноз погоды?

— Да, известен, — подтвердила Бриттон, зная, что ей все равно его сообщат.

— К полуночи ветер усилится до ста узлов, высота волн до сорока метров, везде в проливе Дрейка штормовое предупреждение пятнадцать баллов.

— Сейчас почти тринадцать, — откликнулась Бриттон.

— Понятно. Пожалуйста, сообщите характер ваших повреждений.

— Сделай это хорошо, — пробормотал Глинн.

— Южная Георгия, мы были атакованы без предупреждения чилийским военным кораблем в международных водах. Снарядами повреждено машинное отделение, полубак и главная палуба. Мы потеряли ход и маневренность. Мы — «мертвец в воде».

— Боже милостивый! Вы еще под огнем?

— Эсминец зацепил айсберг и затонул полчаса назад.

— Невероятно. Почему…

Неподходящий вопрос при сигнале бедствия. Но надо сказать, и бедствие очень необычное. Времени оставалось в обрез, и Бриттон опередила вопрос своим ответом:

— Мы не имеем представления почему. Чилийский капитан, похоже, действовал самоуправно, без приказа.

— Вы идентифицировали военный корабль?

— «Алмиранте Рамирес», командир Эмилиано Валленар.

— Вы черпаете воду?

— Наши помпы справляются.

— Вам угрожает немедленная опасность?

— Да. Наш груз может сместиться в любой момент, судно может опрокинуться.

— «Ролвааг», оставайтесь на связи.

Наступило шестидесятисекундное молчание.

— «Ролвааг», мы полностью понимаем ваше положение. Мы имеем наготове спасательные средства здесь и на Фольклендах. Но мы не можем, повторяю, не можем начинать поиск и эвакуацию, пока шторм не утихнет по крайней мере до десяти баллов. «Ролвааг», у вас есть спутниковая связь?

— Нет. Большая часть электроники отказала.

— Мы сообщим вашему правительству о вашем положении. Можем мы еще чем-нибудь помочь?

— Только буксиром и как можно скорей. Прежде чем мы разобьемся о рифы Брансфилда.

После шороха помех голос вернулся.

— Желаю удачи, «Ролвааг». Храни вас Бог.

— Спасибо, Южная Георгия.

Бриттон положила микрофон, прислонилась к пульту и стала пристально вглядываться в ночь.

«Ролвааг»

18 часов 40 минут

Как только «Ролвааг» вынесло из-под прикрытия ледового острова, его подхватило ветром и потащило в шторм. Ветер набирал силу, в считанные минуты они снова промокли от ледяных брызг. Салли Бриттон чувствовала, что судно находится целиком во власти бури, и испытывала отвратительную беспомощность.

Шторм усиливался с методичностью часового механизма. Бриттон замечала, как он нарастает от минуты к минуте, достигая силы, которая казалась ей невероятной. Луна скрылась за плотными облаками, и за пределами мостика ничего не было видно. Шторм был здесь, на самом мостике, вокруг них. Он был в обилии брызг и секущих, острых как бритва, осколках льда, в крепнущем предчувствии смерти в море. Но больше всего лишал ее присутствия духа звук: постоянный глухой рев, приходивший, казалось, сразу со всех направлений. Температура на мостике упала до девятнадцати градусов Фаренгейта, и Бриттон ощущала, как ее волосы покрываются льдом.

Она продолжала регулярно получать рапорт о состоянии судна, но обнаружила, что почти не отдает приказов. Без силовой установки и рулевого управления она мало что могла сделать. Оставалось ждать. Чувство беспомощности было почти невыносимым. Основываясь на движении судна, она прикинула, что высота волн сто футов. Их мощность не уступает мощности товарного состава. Эти волны, обегающие земной шар по воле ветра, нигде не разбиваются о берега, поэтому растут, растут и растут. Волны «ревущих шестидесятых» — самые громадные на земле. «Ролвааг» пока спасали только его собственные огромные размеры. Каждый раз, когда судно поднималось на гребень, ветер достигал оглушительного воя. Вся надстройка вибрировала и дребезжала, словно ветер пытался обезглавить корабль. Он содрогался и начинал заваливаться набок медленно, мучительно. Эта битва волна за волной фиксировалась креномером: десять, двадцать, двадцать пять градусов. Когда угол становился критическим, все взоры были прикованы к этому обычно не очень важному инструменту. Когда гребень волны проходил, Бриттон ждала выравнивания судна, и это был самый страшный момент. Но каждый раз судно выравнивалось. Начиналось это незаметно, потом процесс ускорялся. Громадная инерция постепенно выпрямившегося судна заставляла его на миг прислониться к волне. Что вызывало не меньший ужас. Оно соскальзывало к подошве волны, окруженное водяными горами, в зловещую тишину, которая казалась еще более устрашающей, чем шторм наверху. Процесс повторялся снова и снова, бесконечно, с жестокой размеренностью. И на всем его протяжении ни она, ни кто-либо другой ничего не могли сделать.

Бриттон включила прожектора носовой надстройки, чтобы увидеть главную палубу. Большинство контейнеров и несколько шлюпбалок сорвало с креплений и смыло за борт, но люки танков уцелели. Судно продолжало черпать воду через пробоину, однако трюмные помпы с ней справлялись. «Ролвааг» был крепким мореходным судном, он прекрасно выдержал бы шторм, если бы не сокрушительный груз у него в трюме.

К семи часам шторм достиг пятнадцати баллов с порывами ветра до ста узлов. Когда судно поднималось на вершину волны, врывавшийся в разбитые иллюминаторы ветер грозил выдуть их всех с мостика в темноту. Ни один шторм не мог долго так бесноваться. Бриттон надеялась, что он начнет стихать. Должен.

Она регулярно смотрела показания локаторов, безнадежно пытаясь увидеть контакт, который мог означать спасение. Но экран был испещрен шумовыми дорожками, создаваемыми в основном отражениями от поверхности моря. С гребня каждой волны им удавалось ясно рассмотреть поле гроулеров — скопление небольших айсбергов — на расстоянии около восьми миль впереди. А между ними и судном лежал одинокий ледовый остров, меньшего размера, чем те, что они миновали, но все же длиной в несколько миль. По мере продвижения во льды волны будут уменьшаться, но, конечно, и льда будет все больше.

По крайней мере, глобальная навигационная система работала стабильно и четко. Они находились в ста пятидесяти милях северо-западнее Южных Шетландских островов, необитаемой гряды похожих на клыки гор, торчащих из моря и окруженных рифами и водоворотами. За ними лежал пролив Брансфилда, а дальше — паковый лед и побережье безжалостной Антарктиды. С приближением к побережью волны станут меньше, но усилятся течения. Если Южная Георгия начнет спасательную миссию в шесть утра… Все зависит от этой штуки в трюме.

Судно устрашающе накренилось. И когда оно оказалось на вершине волны, Бриттон ощутила странную заминку, задержку в этом положении. В этот самый момент Глинн поднял рацию и очень внимательно слушал. Заметив ее взгляд, он объяснил:

— Это Гарса, но я не слышу его из-за шторма.

Бриттон обратилась к Хоуэллу:

— Соединитесь с ним. Максимальное усиление.

Неожиданно на мостике загремел голос Гарсы:

— Эли!

Усиление придало паническую интонацию этому бесконечно усталому голосу. На заднем плане Бриттон слышала скрип и визг измученного металла.

— Слушаю.

— Подались основные крестовины!

— Продолжай работать.

Бриттон удивил спокойный, ровный голос Глинна. Корабль снова накренился.

— Эли, эта штука выпутывается быстрей, чем мы успеваем…

Судно накренилось еще сильней, и голос Гарсы утонул в новом взвизге металла.

— Мануэль, Рочфорт знал, что делал, когда проектировал оплетку, — сказал Глинн. — Она гораздо прочней, чем ты думаешь. Действуй последовательно, шаг за шагом.

Крен судна еще сохранялся.

— Эли, камень… Камень двинулся! Я не могу…

Динамик смолк.

Судно прекратило движение, потом содрогнулось всем корпусом и стало медленно выпрямляться. И снова Бриттон ощутила ту же заминку, похожую на остановку, как будто танкер за что-то зацепился.

Глинн не отрывал глаз от динамика. Через секунду в нем щелкнуло и вернулся голос Гарсы:

— Эли, ты слушаешь?

— Да.

— Я думаю, штука немного двинулась, но снова встала на место.

Глинн почти улыбнулся.

— Мануэль, видишь, ты напрасно беспокоился. Не паникуй. Сосредоточь внимание на критических узлах, остальные пусть летят. Разберись в ситуации. Эта оплетка построена с огромной избыточностью. Двойное обеспечение. Помни это.

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 23 242526 27 28 Следующая ⇒