Барбара Доусон Смит Прекрасная изменница

Барбара Доусон Смит Прекрасная изменница

OCR: Dinny; SpellCheck: vesna

«Прекрасная изменница»: АСТ, АСТ Москва; Москва; 2009

ISBN 978-5-17-060259-9, 978-5-403-01681-0

Аннотация

Десять лет назад прекрасная Софи предала любовь Гранта Чандлера и вышла замуж за его лучшего друга. Долгие годы брошенный возлюбленный искал забвения в опасных приключениях, но так и не смог забыть изменницу.

Теперь Софи овдовела – и, согласно завещанию супруга, опекуном ее маленького сына назначен не кто иной, как Чандлер! Узнав об этом, он немедленно возвращается в Англию. Официально – для того, чтобы принять опекунские обязанности. В действительности же Грант мечтает отомстить женщине, разбившей его сердце.

Однако истинная страсть оказывается сильнее всех обид, сильнее жажды мести…

Барбара Доусон Смит

Прекрасная изменница

Пролог

Побережье Турции

Февраль 1816 года

Спасаться бегством он умел.

Грант Чандлер несся по запутанным коридорам дворца турецкого султана, а за ним бежала целая толпа охранников. Светлые оштукатуренные стены многократно усиливали угрожающие крики преследователей. Масляные факелы отбрасывали тусклый, неровно мерцающий свет на резные арки и мраморные колонны, оставляя в густом полночном мраке многочисленные таинственные комнаты.

По расчетам Гранта, от свободы его отделяла лишь половина пути. Оставалось всего-навсего добраться до служебных помещений дворца и не даться в руки вооруженной страже. Если не принимать во внимание нынешнее небольшое осложнение, миссия осуществлялась по плану, с военной точностью. Так что провал не входил в его намерения.

Почти целый год Грант провел в Константинополе и в совершенстве овладел турецким языком. А две недели назад с попутным караваном приехал сюда, в Смирну. Шаровары и расшитый жилет позволяли затеряться в толпе местных жителей. Смуглый цвет лица он приобрел при помощи сока грецкого ореха. Так же как и преследователей, героя украшали густые черные усы и плоский тюрбан на голове. Правда, в отличие от них он не сжимал в руке длинную кривую турецкую саблю и даже успел израсходовать единственный заряд пистолета.

Опасность воодушевляла Гранта – впрочем, также как и ощутимый вес спрятанного под рубашкой бархатного мешочка.

Наконец-то он достиг цели: похитил «Глаз дьявола».

Огромный рубин отличался необычайно глубоким цветом и редкой чистотой. Видимо, поэтому о нем и слагали легенды. Почти два тысячелетия назад царица Клеопатра подарила драгоценный камень Марку Антонию. После падения Римской империи рубин надолго исчез, а сотни лет спустя оказался в сокровищнице сказочно богатого турецкого деспота, султана Хаджи.

Гранта не мучили угрызения совести, не терзало запоздалое раскаяние. Да, он украл сокровище. Но ведь султан нажил огромное состояние на торговле опиумом, а каждый, кто извлекает выгоду, разрушив чью-то жизнь, должен понести наказание.

Возле стены, в густой тени, стояла высокая латунная ваза. Грант опрокинул продолговатый сосуд и с силой толкнул в сторону охранников. Ваза покатилась прямо под ноги, и двое преследователей рухнули с громкой бранью и проклятиями. Взметнулись в воздух белые балахоны, зазвенели сабли. Трое устоявших охранников в растерянности замерли, а потом попытались увернуться от необычного, но опасного снаряда.

Воспользовавшись замешательством, Грант свернул в очередной тускло освещенный коридор. Целых две недели он тщательно изучал планы дворца. Достать их оказалось не просто, но помог подкуп. Звонкие монеты обладают свойством безотказно открывать любые, даже самые тяжелые замки.

За спиной послышался воинственный возглас. Преследователи пришли в себя и вновь бросились в погоню. Грант на мгновение обернулся и через плечо бросил взгляд в густой сумрак. Турок осталось лишь двое. Однако расслабляться не стоило: третий скорее всего побежал за подкреплением.

Ситуация складывалась не слишком удачно, и все же Грант не смог сдержать улыбку: свернув в открытую дверь, он внезапно оказался в огромном пустом зале. В свете луны у дальней стены поблескивал трон. Торопливые шаги тонули в мягком персидском ковре. Грант заметил еще одну дверь и, настороженно вглядываясь в темноту, направился к ней.

Всего несколько минут назад его застал в своих покоях сам султан. К сожалению, сегодня властитель почему-то не воспользовался услугами многочисленных обитательниц гарема. Грант всегда сознавал, что рискует быть пойманным, но опасность его не пугала, даже вдохновляла.

Сколько он себя помнил, постоянно рисковал; с безумной скоростью мчался верхом, бросался в поединок с профессиональным боксером, безрассудно прыгал с высокой отвесной скалы. Никто в семье не понимал и не одобрял этой странной тяги к отчаянным приключениям.

Да и сам Грант не смог бы внятно объяснить, что гонит его вперед, однако не сомневался, что спокойная, без тревог, волнений и опасностей жизнь скучна, однообразна и бессмысленна.

Наверное, азарт заставил помедлить и дождаться, пока двое самых стойких преследователей не окажутся совсем близко. В последнюю секунду похититель захлопнул дверь перед носом стражников и засунул в ручку стул. Тем осталось лишь яростно и беспомощно колотить в прочную дубовую поверхность и сотрясать воздух проклятиями.

Грант тем временем помчался по анфиладе небольших комнат и лабиринтам узких коридоров. Наконец добрался до украшенной богатой резьбой двери в сад и выскочил в благоухающую ночную прохладу. Нежно журчал фонтан, легкий ветерок доносил пьянящий аромат жасмина. Таинственный лунный свет серебрил каменные скамейки, дарил сказочное сияние пышным экзотическим цветам на клумбах. Безмятежный пейзаж вселял обманчивое ощущение покоя и безопасности.

Однако беглец понимал, что поддаться иллюзиям означало проститься с жизнью.

Он сжал рукоять кинжала и начал бесшумно пробираться вдоль стены, в тени раскидистых деревьев.

Предосторожность оказалась отнюдь не лишней. Из темной громады дворца выскочил новый отряд. Командир что-то скомандовал по-турецки, и воины рассеялись по саду, чтобы тщательно обыскать каждый закоулок.

Грант оценил обстановку. Путь к воротам оказался заблокирован. Разумнее всего было бы спрятаться в темном уголке и переждать суету. Но вместо этого он бросился к противоположной стене.

Послышался тревожный крик – нарушителя заметили.

Однако Грант легко взлетел по узловатым веткам старого оливкового дерева. И лишь в воздухе, перепрыгивая через высокий каменный забор, услышал треск сразу нескольких залпов.

Удар в руку, выше локтя, едва не лишил его равновесия. К счастью, Гранту удалось встать на ноги.

Грант побежал по покрытой гравием аллее – туда, где в сумраке старинного парка ждал верный конь. Мгновенным движением кинжала перерезал привязь. Вскочил в седло, пришпорил горячего арабского скакуна, и тот помчался неудержимым галопом.

Только сейчас ранение заявило о себе в полную силу. Плечо горело словно от удара раскаленной кочергой. Кровь текла по руке. Рукав уже промок.

Сжав зубы, Грант уверенно направил жеребца по узким извилистым улочкам, запутанным лабиринтом спускающимся к гавани. Там, у берега, его ждала лодка, на которой ему предстояло добраться до Константинополя. Ну а в столичном порту – прямиком на торговое судно и в Италию! Если удачно продать «Глаз дьявола», о деньгах можно больше не заботиться, их хватит до конца жизни.

Эта мысль утешила Гранта, на мгновение он даже забыл о ране. Все неприятности отступили: теперь уже не имело значения, что в шестнадцать лет отец вышвырнул его из дома, а брат, нынешний граф Литтон, лишил каких бы то ни было средств к существованию. Грант не собирался, словно наказанный ребенок, со стыдливо опущенной головой и раскаянием во взгляде возвращаться в лоно заносчивой враждебной семьи.

Он всей душой стремился к свободе. Но только деньги способны ее обеспечить. Грант хотел расплатиться с долгами и гордо посмотреть в глаза всем высокородным джентльменам, которых считал своими друзьями.

Хотел сам выбрать спутницу жизни.

При мысли о прекрасных дамах сердце на мгновение сжалось, но потом вновь застучало ровно и уверенно. Однажды он уже пал жертвой хорошенького личика. Больше это не повторится.

В голове созрел иной план. Как только появятся деньги, можно будет приступить к осуществлению задуманного.

Вернуться в Лондон. Снова увидеть Софи. На этот раз гордячка не посмеет отвернуться от него после проведенной с ней ночи. Он в полной мере насладится ее прелестями.

А насладившись, докажет, что убийство – дело ее рук.

Глава 1

3 октября 1701 года

Жизнь разбита. Когда утром отец попросил меня зайти к нему в кабинет, я надеялась – молилась! – услышать радостную весть. Хотелось верить, что он благословит ухаживания дражайшего Уильяма. Но отец заявил, что нашел мне блестящую пару. Я обручена с герцогом Малфордом. Иными словами, продана тому, кто больше заплатил!

Да, наверное, следовало радоваться и блестящему будущему, и титулу герцогини. И все же я онемела от ужаса. Как можно выйти замуж за незнакомого человека, особенно если любишь другого? Увы, ни мольбы, ни слезы не смогли изменить суровый приговор. Дело сделано. Бумаги подписаны.

О Уильям! Все наши заветные мечты безвозвратно погибли. Все пропало!

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Лондон

Апрель 1816 года

Софи Хантингтон Рамзи, восьмая герцогиня Малфорд, решительно шагала по длинному холодному коридору огромного дома с гордым названием Малфорд-Хаус. Гнев придавал походке стремительную легкость. Каблучки гулко стучали по похожему на шахматную доску бело-серому мраморному полу. Пальцы лихорадочно сжимали бахрому небрежно наброшенной на плечи черной шерстяной шали. Последние десять лет жизнь протекала в суровом русле сдержанности и самообладания. Но, видит Бог, никогда и никому она не позволит вторгаться в будущее собственного сына.

Софи только что вышла из детской. От воспоминаний сжималось сердце: полные страха светло-карие глаза Люсьена; маленькие руки, отчаянно сжимавшие ладони матери; дрожь в голосе и робкий вопрос: когда предстоит покинуть родной дом? Несмотря на дрожавшие губы, мальчик изо всех сил старался сохранить видимость спокойствия: Роберт умер прошлым летом, и с тех пор юный герцог считал себя мужчиной. Но разве можно отсылать прочь девятилетнего ребенка? Тем более если он до сих пор остро переживает смерть отца.

Будь проклята Хелен! На сей раз она взяла на себя слишком много.

Софи дошла до конца коридора, порывисто распахнула дверь и по узкой каменной лестнице стала спускаться в цокольный этаж.

Здесь, внизу, вдалеке от роскошных парадных покоев, неустанно трудилась целая армия слуг. Роберт заявил, что герцогине нечего делать в подвале. Бразды правления сложным хозяйством он безраздельно отдал в руки своей старшей сестры, Хелен. Софи не стала возражать. Во-первых, ей было чем заняться, а во-вторых, она чувствовала себя обязанной Роберту.

Тускло освещенный масляными лампами узкий подвальный коридор тянулся в обе стороны от входа. Почти в самом конце левого крыла болтали две горничные. Заметив госпожу, они шмыгнули в скрытые густым влажным туманом недра прачечной, а из другой двери, справа, появился Фелпс.

Высокий и настолько худой, что невольно напрашивалось сравнение с фонарным столбом, дворецкий направился к Софи. Белые перчатки и черный сюртук выглядели, как всегда, безупречно. Седые волосы тщательно причесаны. Фелпс жил холостяком и уже почти полвека верой и правдой служил герцогам Малфорд.

Фелпс церемонно поклонился. Холодные серые глаза, вне всякого сомнения, мгновенно оценили степень волнения госпожи.

– Ваша светлость, могу ли чем-нибудь помочь?

– Разыскиваю леди Хелен. Вы ее не видели?

– В настоящий момент мисс Рамзи обсуждает с миссис Дженкс меню на предстоящую неделю. Следует ли мне попросить ее присоединиться к вам в библиотеке?

– Нет, спасибо. Я сама ее позову.

С этими словами Софи пошла дальше. Что за несносный человек! Пытаясь успокоиться, она тяжело вздохнула. Нельзя расстраиваться по пустякам и проявлять несдержанность. Это не приведет к добру.

В разговоре с золовкой тоже придется сохранять видимость спокойствия – ради Люсьена. Сыну необходима уравновешенная мать. Софи посвящала мальчику много времени: контролировала учебу, водила на прогулки в Гайд-парк, мягко и ненавязчиво отвлекала от гнетущих мыслей о смерти отца.

Но если Хелен удастся настоять на своем, жизненный уклад осиротевшей семьи безвозвратно разрушится.

Герцогиня вошла в небольшую уютную гостиную.

Золовка сидела за столом. Зачеркнув строчку в меню, она что-то написала сверху.

У стола навытяжку застыла экономка, невысокая пухленькая женщина средних лет. Заметив герцогиню, миссис Дженкс отвесила поклон.

– Ваша светлость, какая неожиданная честь!

Леди Хелен на мгновение подняла голову, а потом снова обмакнула перо в чернильницу. Эффектная дама лет тридцати семи выглядела особенно элегантно в черном траурном креповом платье и изящном кружевном чепце на зачесанных светлых локонах.

На левой щеке у леди Хелен расплылось безобразное родимое пятно. Оно спускалось на горло и уходило под черную кружевную косынку на шее. Софи уже давно привыкла к изъяну и перестала его замечать, однако Хелен, судя по всему, постоянно помнила об отметине, а потому предпочитала высокие воротники и верила в чудодейственный эффект густого слоя пудры. Джентльмены, впрочем, считали лучшим маскирующим средством герцогский титул и немалые деньги, а потому не рассматривали недостаток как препятствие на пути к женитьбе на старшей сестре герцога. Однако Хелен гордо отвергла все предложения и браку по расчету предпочла положение старой девы.

– А, Софи, – не вставая, по-свойски приветствовала она невестку. – Хочешь посмотреть меню?

– Нет. Пришла, чтобы поговорить с тобой.

– Пожалуйста. Скоро освобожусь.

Софи постаралась взять себя в руки. Хелен была на десять лет старше и обращалась с невесткой как с ребенком.

– Нет, лучше поговорим прямо сейчас, – с любезной улыбкой возразила герцогиня. – Миссис Дженкс, не оставите ли нас на несколько минут?

Экономка поспешно вышла, плотно закрыв за собой дверь.

– Что случилось? Нашла пропавший дневник? – спросила Хелен.

Вот уже почти год Софи занималась составлением исторической хроники семейства Рамзи. Разбирая на чердаке ящики со старыми бумагами, неожиданно наткнулась на дневниковые записи третьей герцогини Малфорд, леди Аннабел, которую выдали замуж без ее согласия. Однако тетрадь закончилась на самом интересном месте, и теперь Софи упорно, хотя и безуспешно, разыскивала продолжение.

– Речь пойдет о Люсьене. Он сказал мне, что ты решила осенью отправить его в закрытую школу.

Хелен невозмутимо внесла очередное исправление в меню.

– Ради его же блага, – заметила она. – Мальчик должен заранее подготовиться к необходимому и неизбежному событию.

– Ничего подобного, – заявила Софи. – Категорически запрещаю. Люсьен еще слишком мал, чтобы уезжать из дома.

– Все герцоги Малфорд начинали обучение в привилегированных частных школах в возрасте девяти лет. Следует заранее подготовиться к суровому режиму и строгим требованиям Итона. Надеюсь, ты не возьмешь на себя смелость нарушить семейную традицию?

– Отъезд придется отложить до того времени, которое сочту подходящим я.

– Дорогая, я пекусь об интересах ребенка. Смерть Роберта поразила Люсьена, как и всех нас. Отъезд из дома, где все вокруг напоминает об утрате, пойдет ему только на пользу.

– Но разлука с близкими причинит ему боль.

Хелен поднялась из-за стола и сжала руку невестки. Софи упрямо высвободила руку и твердо произнесла:

– Все решения относительно обучения Люсьена буду принимать я и только я. Ребенок останется здесь, в Малфорд-Хаусе, по меньшей мере до начала следующего учебного года. Понятно?

Хелен обиженно поджала губы.

– Разумеется; ты мать, и я не собираюсь тебе перечить. В данном вопросе Эллиот полностью меня поддерживает.

Значит, Хелен успела заручиться согласием кузена, который после смерти герцога стал временным опекуном Люсьена.

– Древние развалины Римской империи интересуют Эллиота куда больше, чем образование племянника. Он согласится на что угодно, лишь бы его не трогали.

– Предпочитаю надеяться на искреннюю родственную заинтересованность в будущем мальчика.

Спорить с Хелен не имело смысла.

– В таком случае поговорю с Эллиотом, – ледяным тоном заметила Софи.

В душе ее бушевал гнев. Она выбежала из комнаты и стала подниматься по крутым каменным ступенькам.

Эллиот! Человек, который появлялся в жизни Люсьена подобно переменчивому ветру, то осыпая ребенка дорогими подарками, то снова исчезая на несколько недель кряду. Почти все свое время эксцентричный кузен посвящал раскопкам древнеримской виллы в графстве Суррей, на юге Англии. Так что разговор следовало отложить до тех пор, пока Эллиот снова не появится в городе.

К сожалению, Софи не отличалась терпением.

Она снова прошла сквозь золоченую дверь – теперь уже в обратном направлении – и свернула в библиотеку. Серый свет тусклого дня вяло сочился сквозь высокие окна и неожиданными бликами оживал на золоченых переплетах старинных фолиантов.

Несмотря на атмосферу невозмутимого спокойствия и вечной мудрости, в душе Софи царил хаос. Рассерженная, расстроенная, растерянная, герцогиня ходила и ходила вокруг длинного дубового стола. Обществу потерявшего отца племянника Эллиот явно предпочитал возню с глиняными черепками. Более равнодушного опекуна трудно было представить – разумеется, если не вспоминать о втором опекуне, постоянном.

Если не вспоминать о Гранте Чандлере.

Сердце лихорадочно забилось. По сравнению с этим мошенником Эллиот казался святым. Почему Роберт не счел нужным предупредить, что поручил заботу о сыне этому отъявленному злодею? Человеку, который когда-то безжалостно разбил ее сердце?

Живо вспомнился ужас, и вновь возникло то самое ощущение предательства, которое появилось после оглашения завещания Роберта. Не теряя времени, Софи написала Гранту и сообщила о возложенной на него ответственности. Письмо адресовала любимой тетушке мистера Чандлера с просьбой переслать племяннику – туда, где он мог находиться в то время. Однако ответа не последовало.

Мужчины! Как редко они оказываются надежными и верными, но все же гордо и самонадеянно правят миром! Ну почему, почему опекунами мальчика назначены два никчемных легкомысленных неудачника, а родная мать вынуждена оставаться в стороне? Она должна заботиться о сыне. Только она, и больше никто!

Охваченная гневом, Софи схватила с буфета высокий бокал и швырнула в камин.

Софи замерла. В последний раз она потеряла самообладание, когда была еще девушкой. Софи тяжело вздохнула, однако почувствовала облегчение.

В этот момент из кресла возле камина поднялся человек. Обернулся и взглянул на нее с нескрываемым интересом. Яркие карие глаза, красивое лицо, высокая стройная фигура. Жестокий удар из прошлого.

– Грант?

– Софи, – отозвался незваный гость и, многозначительно взглянув на ковер, где валялись осколки разбитого бокала, усмехнулся. – Ты нисколько не изменилась. Характер у тебя и сейчас поистине дьявольский.

Глава 2

10 октября 1701 года

Я больше не плачу. Пусть сердце рвется на части – дочерний долг превыше всего. Так вот, сегодня днем в парадной гостиной познакомилась с будущим супругом. Постараюсь описать жениха честно и беспристрастно.

Его зовут Френсис Джордж Финеас Рамзи, третий герцог Малфорд, граф Пикеринг, виконт Уитгингтон (мне же предстоит называть мужа просто Малфорд).

Возраст: сорок один год (можно сказать, древний старик).

Внешность: пудреный парик, орлиный нос, холодные карие глаза (рассматривал меня самым нескромным образом).

Характер: горд (как-никак герцог), тщеславен (говорят, у него в гардеробной не меньше пятидесяти пар башмаков с золотыми пряжками), сдержан (в разговоре со мной произнес не больше дюжины слов).

О, как же избавиться от воспоминаний о голубых глазах моего дорогого Уильяма?

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Софи с трудом удержалась на ногах и с тяжело бьющимся сердцем вцепилась в высокую спинку стула. Острый деревянный край больно впился в ладонь. Значит, все происходящее не сон, а образ Гранта не плод воспаленного воображения. Боже милостивый! Волной нахлынули воспоминания о последней и окончательной ссоре, а с ними вместе вернулась боль множества сказанных друг другу обидных слов.

Глупости! Грант Чандлер не играл в ее жизни никакой мало-мальски значимой роли. Она вышвырнула его из сердца. Она давно уже не та наивная и безрассудная девчонка, которую угораздило безоглядно влюбиться в мошенника.

Софи оценивающе взглянула на Гранта. Он был все так же красив, но время сделало свое дело: черты лица заострились и приобрели резкость. Несмотря на прекрасный покрой темно-синего сюртука и модные лосины из оленьей кожи, его нельзя было назвать франтом.

Интересно, где он провел последние десять лет? Впрочем, не все ли равно?

Грант внимательно рассматривал герцогиню. Взгляд медленно спустился с пышных рыжевато-каштановых локонов на лицо, скользнул ниже, на черное траурное платье. Задержался на груди. Сердце Софи учащенно забилось, однако она спокойно ответила:

– Это ты остался прежним. Как и раньше, врываешься, не дожидаясь приглашения.

– Меня впустил дворецкий.

– В таком случае следовало подождать в парадной гостиной, а не бродить по дому.

Ответом послужила очаровательная полуулыбка – одна из тех, которые герцогиня старательно пыталась стереть из памяти.

– Слуга отправился тебя искать, но не вернулся. Я прошел сюда, чтобы взять лист бумаги и оставить записку, и нашел вот это.

Только сейчас Софи заметила, что Грант держит в руке небольшой томик в кожаном переплете.

– Дневник Аннабел!

– Обнаружил вон там. – Грант кивнул в сторону изящного секретера, который Софи поставила в библиотеке уже после смерти Роберта.

– Дневник лежал в ящике, – возмущенно возразила она, подошла к Гранту, выхватила драгоценную тетрадь и прижала ее к груди. – Как ты посмел? И уж тем более читать чужой дневник! Что, если бы этот дневник оказался моим?

– У тебя почерк другой. Да я бы долго не выдержал. Уж больно слащавый стиль!

– Слащавый? Аннабел была способна на искренние и сильные чувства. И подобно многим молодым девушкам на горьком опыте познала безрассудство близких отношений с повесой.

– Ах, понятно. Как жаль, что тебе не удалось прочесть этот дневник до встречи со мной!

– Этот дневник – ценный фрагмент семейной истории герцогов Малфорд, – с подчеркнутой невозмутимостью произнесла Софи. – Бумага старая и очень хрупкая, лучше пореже брать дневник в руки.

– Прошу простить, ваша светлость.

– Принимаю ваши извинения.

Софи подошла к секретеру и положила дневник в ящик – следовало немедленно совладать с нервами и взять себя в руки.

Герцогиня обернулась и увидела Гранта: он стоял напротив. Прокрался бесшумно и незаметно, словно хищник, и оказался так близко, что Софи невольно вдохнула терпкий аромат его кожи – и тут же ощутила ответ собственного своевольного тела.

– Вот что интересно, – невозмутимо заговорил он. – Швыряя бокал, ты даже не подозревала о моем присутствии. Что же вызвало такую бурю негодования?

– Вопрос неуместен, сэр. Позвольте не отвечать.

– Какой ты стала чинной и важной. А ведь когда-то мы были близкими друзьями. Ничего друг от друга не скрывали.

Давным-давно, в безумном и головокружительном круговороте первого светского сезона, она наблюдала, как Грант отчаянно летел в легком двухколесном экипаже, запряженном парой горячих вороных, и выиграл гонку. Дикое безрассудство завораживало. Грант во всем доходил до крайности: на дуэли дрался так же самозабвенно, как ухаживал за дамами.

Единственная дочь любящих родителей, Софи Хантингтон росла избалованной и в то же время невинной. Развлечения и свобода Лондона ослепили. Ну а влечение к мистеру Чандлеру юная дебютантка ощутила с первой же встречи, с того самого момента, как заглянула в насмешливые карие глаза. Да-да, это он подарил трепетное возбуждение, рожденное дерзким пренебрежением к строгим правилам высшего общества…

Однако замужество и рождение сына положили конец прежним отношениям. Отныне главным человеком в жизни герцогини Малфорд стал маленький герцог Люсьен. Быть хорошей матерью – вот в чем смысл ее существования. Грант так и не смог этого понять.

– Все изменилось, – негромко заметила Софи. – Я давно уже не та наивная девочка, какой была когда-то.

– Заметно. – Грант остановил взгляд на ее губах. – Теперь ты женщина. Очень красивая женщина.

Воздух в комнате неожиданно раскалился. Неужели Грант настолько бесстыден, что готов расточать чувственное обаяние даже перед вдовой, еще не снявшей траур? Вдовой его старого друга?

Софи взяла небольшое ведерко для бумаг, подошла к камину и, опустившись на колени, принялась собирать осколки.

– У меня сегодня много дел, – бросила она через плечо. – Не соизволите ли сказать, что привело вас сюда?

Видимо, все дело в письме. Том самом письме, в котором она уговаривала Гранта отказаться от опекунства. Не хватало еще, чтобы Грант вмешивался в воспитание Люсьена.

Грант тоже опустился на колени, поднял осколок бокала и бросил в ведерко. Послышался тихий звон.

– Услышал печальную весть о Роберте, – пояснил он, продолжая собирать осколки. – Хотел выразить соболезнование.

– Спасибо. Очень любезно с вашей стороны. – Эти заученные слова она повторяла каждому, кто подходил во время похорон.

– Говорю вполне искренне, Софи. И сожалею о той боли, которую тебе пришлось пережить.

Нотки сострадания, звучавшие в его голосе, казались слишком красивыми, а потому неискренними. Верить им не стоило, и все же Софи с трудом преодолела желание прильнуть к широкой груди Гранта и забыться в его объятиях.

– Ценю сочувствие, – напряженно произнесла Софи и принялась выбирать из ворса ковра осколки. Люсьену нравилось расставлять перед камином оловянных солдатиков, и он мог пораниться.

– Расскажи, – попросил Грант. – Расскажи, как умер Роберт. Что произошло?

Едва затянувшаяся рана снова заныла. Софи подняла голову и увидела, что он стоит на одном колене и внимательно смотрит на нее.

– Роберт заболел прошлым летом, – заговорила она едва слышно. – Доктора определили расстройство пищеварения, вызванное несвежей пищей. Никакие лекарства не помогали. Ему становилось все хуже и хуже. Промучился две недели и умер. – Софи умолкла, вспомнив бессонные ночи у постели больного. Она не в силах была облегчить его страдания, спасти его.

– Несвежая пища? – переспросил Грант. – А еще кто-нибудь в доме заболел?

– Нет. Роберту стало плохо после того, как он съел его любимый пирог со сливками. Больше никто его не ел.

– А что сказал повар?

– Месье Ферран, разумеется, отрицал саму возможность причинения вреда. Но… его пришлось уволить. Я даже мысли не могла допустить, что этот человек будет по-прежнему для нас готовить.

Наступила гнетущая тишина.

Софи бросила взгляд на Гранта. На миг ей показалось, что в его глазах появились враждебность и откровенная злость, но они тотчас исчезли.

Грант взял Софи за локоть и помог ей подняться.

– Ты расстроена, – негромко заметил он, усаживая ее на диван и опускаясь рядом. – Позвоню, чтобы принесли чаю.

– Нет-нет, не стоит. Все в порядке. – Софи села прямо, сохраняя приличествующую случаю дистанцию. – Полагаю, ты получил мое письмо насчет Люсьена?

Грант кивнул.

– Правда, потребовалось некоторое время, чтобы оно до меня дошло. В последние годы я много путешествовал.

– Где же ты был? – спросила она из вежливости.

– В Турции. Точнее, в Константинополе.

– О Господи! Что ты там делал?

– Осматривал достопримечательности. Изучал язык, нравы и обычаи местных жителей.

– Уверена, у тебя масса неотложных дел, – холодно заметила Софи. – Поэтому вопрос с опекой моего сына надо решить таким образом, чтобы не ограничивать твою свободу.

– Да, было бы неплохо.

– Полагаю, сюда тебя привело исключительно чувство ответственности, – продолжала Софи. – И все же, как я уже писала, можешь считать себя не обремененным никакими обязательствами. О Люсьене готов позаботиться еще один опекун: мистер Эллиот Рамзи, кузен Роберта. Надеюсь, ты привез то соглашение, которое я вложила в конверт?

– Нет, не привез.

Софи не успокоится до тех пор, пока вопрос не будет решен окончательно, на законной основе.

– Если потерял, я свяжусь со своим поверенным и он подготовит новый документ. Ничего сложного.

Грант покачал головой:

– Я не подпишу, Софи.

Она встревожилась.

– Непременно нужно подписать! Иначе придется принимать участие в решении каждого вопроса, касающегося будущего Люсьена. Невероятная ответственность, вряд ли способная вдохновить человека… твоего склада.

– Ничего, справлюсь. Поскольку Роберт хотел, чтобы его сына опекал именно я, значит, это необходимо. Я даже арендовал дом неподалеку, на Беркли-сквер.

– Не смеши меня. Какой из тебя опекун?

– Такой же, как и из мистера Эллиота Рамзи. Эллиот Рамзи наверняка копается в каких-нибудь очередных развалинах. Разве в делах опеки можно положиться на такого человека?

– Эллиот Рамзи – близкий родственник, – возразила Софи. – А ты ни разу не видел Люсьена.

– Ну так пошли за ним.

Герцогиня возмущенно обернулась.

– Стыдись! Если пытаешься свести со мной счеты, то делай это хотя бы не за счет невинного ребенка!

– Значит, таково твое мнение обо мне?

– Да, таково! Ты же ненавидишь детей! Сам об этом говорил.

– Что-то я такого не помню.

– К сыну я тебя не подпущу. Боюсь дурного влияния.

Мистер Чандлер поднялся с дивана, подошел к камину и остановился у противоположного края портала. Теперь они стояли лицом друг к другу. Софи отчаянно пыталась подобрать убедительные слова. Беспомощность давила, угнетала, и все же закон поддерживал опекуна. До тех пор пока Грант не подписал документ об отречении от прав и обязанностей, возложенных на его плечи отцом ребенка, он располагал властью отменить любой приказ матери. Вполне мог потребовать встречи с Люсьеном, а она не обладала достаточными полномочиями, чтобы запретить.

Грант неожиданно протянул руку и ласково, бережно дотронулся до ее щеки.

– Софи, я вовсе не желаю тебе зла. Всего лишь хочу…

В коридоре послышались шаги, и в библиотеку почти вбежал Люсьен. Обычно серьезное личико сияло редким воодушевлением. Такие же, как у матери, рыжевато-каштановые волосы растрепались и забавно топорщились. Одетый в темно-коричневую курточку и такого же цвета штанишки до колен, мальчик выглядел на редкость красивым и трогательным. Он торжествующе поднял руку и показал небольшую фигурку, которую крепко сжимал в кулаке.

– Мамочка, посмотри! Посмотри, что я нашел!

В этот момент он заметил Гранта, остановился как вкопанный и с опаской взглянул на незнакомца.

Софи попыталась оградить ребенка от нежелательной встречи.

– О, так ты все-таки нашел генерала? И где же он прятался? В шкафу?

Люсьен медленно кивнул и немного склонился, чтобы из-за спины матери посмотреть на незнакомца.

– К-как ты и с-сказала, за коробками, – ответил он и шепотом спросил: – К-кто это?

У Софи сжалось сердце. Люсьен заикался только от растерянности. Кстати, эта особенность стала одной из главных причин ее упорного нежелания отправлять мальчика в школу. Дети жестоки и не преминут воспользоваться даже легким недостатком: тут же начнут дразнить и изводить.

Ладони моментально покрылись холодным потом. Материнский инстинкт побуждал немедленно вывести сына из библиотеки, однако разум подсказывал, что суета бесполезна. Прятаться слишком поздно. Грант подошел ближе.

– Мой гость… давний приятель, – с трудом произнесла она. – Его зовут мистер Чандлер. Грант, познакомься с моим сыном. Люсьен, девятый герцог Малфорд.

Грант протянул руку.

– Приятно познакомиться, мистер герцог.

Мальчик на секунду задумался, потом пожал Гранту руку.

– Я… я не мистер. Надо говорить «ваша светлость».

– Люсьен! – Софи укоризненно покачала головой. – Нельзя поправлять старших.

– Виноват, ошибся, – с легкой улыбкой извинился Грант. – Ваша светлость, должен признаться, что личность генерала меня очень интересует. Нельзя ли посмотреть?

Люсьен неохотно отдал оловянного солдатика, но ни на секунду не сводил с гостя глаз, словно опасаясь, как бы тот не сбежал с добычей.

Грант опустился на стул и уперся локтями в колени. Поворачивая фигурку, он попытался ее рассмотреть в пробивавшемся сквозь зашторенное окно тусклом свете.

– Да-да. По-моему, я его узнаю. Генерал из того самого набора, который так любил твой отец.

– Вы… вы з-знали папу? – удивленно воскликнул Люсьен.

– Еще как! Мы познакомились, когда ему было столько же лет, сколько сейчас тебе. Видишь ли, я тоже вырос в Суссексе, всего лишь в трех милях от вашего поместья.

– П-правда? – Люсьен подошел ближе. – Почему же вы никогда к нам не приходили?

– Мистер Чандлер долго был в отъезде, – вмешалась Софи, – и лишь недавно вернулся. Боюсь, у него нет времени, чтобы посидеть и поговорить. – Она бросила на незваного гостя полный ярости взгляд.

– Вообще-то я никуда не спешу. – Грант отдал солдатика мальчику. – А остальная армия все еще цела? Помнится, когда-то она была поистине огромной.

– Конечно! Папа сохранил ее специально для меня. Мы с мамой иногда устраиваем настоящие сражения. – Люсьен уныло опустил голову. – Только это случается редко, когда она не преподает мне разные науки. А у мисс Оливер всегда очень много дел.

– Я объясню, в чем дело, – заговорщическим тоном сказал Грант. – Просто леди не слишком высоко ставят военное искусство. Совсем не так, как мы, мужчины. Думаю, нам с тобой удастся провести несколько достойных сражений.

– Чур, я буду герцогом Веллингтоном! – оживился мальчик. – Уверенной рукой поведу англичан к победе.

Грант рассмеялся.

– Что ж, в таком случае мне остается роль Наполеона. Учти, разгромить войско знаменитого полководца нелегко.

Несмотря на лихорадочное возбуждение и нервное напряжение, Софи заметила, что Люсьен перестал заикаться. Однако быстро возникшее между Люсьеном и Грантом взаимопонимание не радовало. Совсем наоборот. Ведь в любой момент Грант мог заметить то, что она видела совершенно отчетливо.

Смотреть на этих двух мужчин – маленького и большого – оказалось невыносимо тяжело. Те же высокие скулы, тот же овал лица, хотя черты Люсьена смягчал нежный возраст. Она пыталась успокоить себя, что на этом сходство заканчивается. Ребенку достались светло-карие глаза и ее волнистые волосы с рыжеватым оттенком. А по характеру они были совершенно разными.

И все же сердце сжималось от ужаса. Вдруг ее тайна внезапно раскроется? Тайна, которую знал только Роберт.

Грант ни в коем случае не должен узнать, что Люсьен Рамзи, девятый герцог Малфорд, – его родной сын.

Глава 3

14 октября 1701 года

Сегодня состоялась примерка приданого у лучшей в Лондоне портнихи. Пять модисток суетились вокруг с кусками атласа, шелка, дамаста и парчи. Мама твердо решила одеть меня по самой последней моде, как приличествует супруге герцога. Это означает, что каждое платье должно утопать в кружевах, лентах и оборках. Я попыталась протестовать, однако получила строгий выговор за то, что не умею ценить доброту и щедрость отца.

По решению Малфорда, свадьба состоится в первый день января. Впереди множество разных дел, а я все смотрю в окно и мечтаю убежать с дорогим Уильямом.

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Первый этап плана прошел успешно. И все-таки вечером того же дня, входя в клуб на Сент-Джеймс-стрит, Грант испытывал странное напряжение и разочарование.

Лысеющий мажордом в изумрудной, с золотыми пуговицами, ливрее сурово застыл у двери. Он пренебрежительно взглянул на чужака, явно намереваясь выставить его прочь, однако уже в следующий момент расплылся в широкой улыбке.

– О, мистер Чандлер! Как приятно снова вас видеть!

Грант сдержанно улыбнулся в ответ:

– Благодарю, Пеннингтон. За картами собралось прежнее общество?

– Да, разумеется! Только вас и не хватает!

Грант вошел в гостиную, где несколько джентльменов отдыхали, ублажая себя чтением газет и любимой трубкой. Однако и богатое убранство большой комнаты, и комфорт терялись словно в тумане. Все мысли сосредоточились на Софи.

Покинув Малфорд-Хаус, он ощутил такое острое, гнетущее беспокойство, что не нашел сил вернуться домой. Требовалось отвлечься, прийти в себя, собраться с мыслями и подавить страстное желание вновь увидеть герцогиню.

Она оказалась такой же и в то же время совсем другой. Даже траурное черное платье не могло скрыть горячей, земной чувственности. Материнство обогатило внешность, добавило новое, женственное обаяние полной груди, тонкой талии, изящным бедрам. До боли хотелось накрыть поцелуем пухлые, четко очерченные губы – особенно в те моменты, когда она смотрела на него с холодным недоверием. Хотелось увидеть, как зажгутся желанием неспособные хранить секреты зеленые глаза. Сорвать покров притворства, заставить ее отбросить аристократическое высокомерие. Да, он должен склонить ее к роману – ведь только так можно раз и навсегда избавиться от одержимости.

В то же время нельзя забывать о главной цели – необходимости доказать преднамеренное убийство Роберта. Равно как и о том, что в первую очередь подозрение пало именно на нее, Софи.

Из столовой вышел джентльмен. Облик незнакомца воплощал изысканный и непререкаемый аристократизм: тщательно зачесанные назад темные, с легкой сединой волосы, сложенная газета под мышкой безупречно скроенного строгого темно-синего смокинга, уверенная и горделивая осанка. Он на мгновение повернулся, разговаривая с кем-то, кто остался в комнате, и надменный римский профиль с высоким лбом поразил его словно удар молнии. Грант остановился.

Всего лишь один миг он смотрел на восставшего из могилы отца. Не может быть! Старый тиран давно превратился в прах. А навстречу шел всего лишь Рэндольф, нынешний граф Литтон – старший брат.

Первой пришла в голову мысль юркнуть в ближайшую комнату. Дьявол! Откуда такая трусость?

Грант собрался с духом и упрямо шагнул вперед. В тот же самый момент Рэндольф закончил разговор и направился дальше по коридору. И тут увидел Гранта. Посмотрел ему прямо в глаза, остановился. Двое мужчин молча стояли в слабо освещенном коридоре закрытого аристократического клуба и в упор рассматривали друг друга. Нынешний граф Литтон унаследовал от предыдущего графа Литтона серые, со стальным оттенком, глаза и острый взгляд.

К счастью, в отличие от предшественника очередной носитель титула научился хотя бы изображать любезность. Вот и сейчас он с улыбкой шагнул навстречу Гранту и приветливо протянул ему руку.

– Какой сюрприз! Грант! А я уже начал было сомневаться в том, что ты вообще когда-нибудь вернешься в Англию!

Грант пожал брату руку, хотя столь теплый прием вызвал серьезные подозрения. Любимый старший сын деспотичного отца, Рэндольф всегда отличался редким сознанием собственной значимости и непогрешимости, из-за чего в детстве происходило немало ссор и стычек. Зачинщиком всех драк неизменно оказывался Грант, поскольку не выносил высокомерных, а порой и откровенно презрительных насмешек Рэндольфа.

– Литтон, прекрасно выглядишь.

– Брак мужчине на пользу, – дружелюбно пояснил Рэндольф. – Надеюсь, ты получил мое письмо? В прошлом году я женился на дочери Инглхэма. Через несколько месяцев Джейн подарит мне первенца.

– Поздравляю. Богатая наследница, дочка герцога, к тому же еще и плодовита. Если повезет, скоро избавишься от такого надоедливого наследника, как я. Разве можно желать большего?

В глазах брата мелькнуло раздражение.

– Постарайся впредь следить за выражениями, говоря о моей графине. Джейн наверняка захочет с тобой познакомиться. Попрошу ее послать тебе приглашение к обеду – где-нибудь в конце недели.

– Не беспокойся. В настоящее время я слишком занят.

– Ну так навести нас летом в Кендалл-Парке. Тогда познакомишься еще и с новой племянницей – или племянником.

В Кендалл-Парк Грант в последний раз приезжал, когда ему было двадцать лет, на похороны отца.

Покидая родной дом в шестнадцать, он поклялся, что ноги его там больше не будет. А в тот единственный раз вернулся лишь по просьбе тетушки Фиби.

– Сельская жизнь никогда меня не привлекала, – ответил он. – Предпочитаю развлечения и удовольствия большого города.

– Пора бы и тебе обзавестись семьей и остепениться. – Холодный осуждающий взгляд придал Рэндольфу поразительное сходство с отцом. – Но тебе, разумеется, некогда: занят игрой.

– Я как раз собирался присоединиться к картежникам. Если позволишь.

Войдя в игровую комнату, Чандлер неожиданно очутился в прошлом: да, в хорошо знакомом, близком, удобном прошлом.

– Чандлер! Ты ли это?

Один из игроков поднялся из-за стола и поспешил навстречу Гранту. Грант увидел солидного, среднего роста человека с животиком. Расплывшееся добродушное лицо с двойным подбородком показалось смутно знакомым. Через мгновения Грант его узнал и радостно улыбнулся.

– Хокридж! – воскликнул Грант.

– Он самый, – подтвердил виконт Хокридж и по-свойски похлопал приятеля по плечу. – Сколько лет, сколько зим. Где тебя черти носили?

– В Италии, – лаконично ответил Грант. Ответ можно было считать почти правдивым, поскольку в Рим он возвращался постоянно. В тени древнего Пантеона планировал и обдумывал дерзкие кражи, тщательно выбирая жертвы нападения. Неизменно руководствовался одним и тем же принципом: не грабить честных людей. Зато бесчестных считал вполне достойной добычей.

– Присоединяйся к нам, – пригласил Хокридж, увлекая приятеля к столу. – Нам четвертый не помешает. Надеюсь, помнишь Килминстера и Апдайка?

– Тех ребят, которые подожгли публичный дом Салли Чейзен, чтобы посмотреть, как оттуда выскакивают голые проститутки? Еще бы!

Эти слова были встречены дружным хохотом.

– Точно, это сделали мы, – подтвердил Килминстер. – И до сих пор не жалеем. Зрелище того стоило.

– Вот только джентльменам почему-то не понравилось бегать по улице без штанов, – ехидно усмехнулся Апдайк.

– Расскажи-ка об итальянских шлюшках, – похотливо сверкая бледно-голубыми глазами, обратился Килминстер к Гранту. – Говорят, стоит лишь пальцем поманить, а они уже и ноги растопырили.

– В таком случае придется вернуться в Древний Рим. – Грант рассмеялся не столько вместе с ними, сколько над ними. – Дело в том, что сейчас в храмах одни туристы.

Пока Хокридж сдавал карты для партии в очко, Грант удовлетворял любопытство джентльменов рассказом об одной похотливой итальянской графине и сонме ее любовников. Распространяться о собственных подвигах не хотелось, да и времени на амурные похождения не оставалось. Партнеры наперебой хвастались победами прошедшего десятилетия.

Все продолжалось точно так же, как и в прежние времена.

Или нет?

Грант постарался сосредоточиться на игре, чтобы не позволить мыслям вернуться к встрече с братом. Карты пришли неудачные, и делать безумные ставки, как в юности, не хотелось. Тогда он умудрился за несколько лет спустить щедрое наследство бабушки по материнской линии. Горький опыт охладил азарт.

«Глаз дьявола» удалось выгодно продать через посольство русскому царю. Сделка принесла солидный куш. Капитальные активы в кораблестроительных и прочих выгодных предприятиях сделали Гранта Чандлера не просто состоятельным, а по-настоящему богатым. Так что он мог позволить себе выбросить на ветер кругленькую сумму, но не собирался этого делать.

Деньги ему достались нелегко.

Немного посидев со старыми приятелями, Грант поднялся и, несмотря на бурные протесты, решительно распрощался.

– В пятницу состоится гонка экипажей, – предупредил неугомонный Хокридж. – Смотри не пропусти.

– Подумаю, – ушел от ответа Грант. Эти парни не могли знать, что в жизни существуют проблемы значительно более серьезные, чем вопрос о том, куда и как потратить время. Для Гранта главное – раскрыть тайну смерти Роберта.

Возвращаясь домой верхом на гнедом мерине, Грант старался дышать как можно глубже: хотелось очистить легкие от дыма. Вечер выдался сырым, туманным и холодным. Самое время устроиться возле приветливо пылающего камина и хорошенько подумать.

Привлекательность чуждого времяпровождения испугала. Черт возьми! Он же не старик на грани слабоумия! Не какой-нибудь слабак, в ужасе бегущий от ночного буйства!

Просто настала пора посидеть спокойно, задать себе кое-какие вопросы и честно на них ответить. Решить, как вести себя с Софи. Спланировать задуманное соблазнение. А потом вернуться к прежней жизни.

Грант подъехал к конюшне, спешился и бросил поводья поджидавшему конюху. Он пошел по засыпанной гравием дорожке небольшого сада. И вдруг насторожился.

Ему показалось, что кто-то пристально за ним наблюдает.

Грант остановился в густой тени дуба и огляделся. Темные округлые курганы кустов утопали в вечернем тумане. Под старинным тутовым деревом светлела гранитная скамейка. В воздухе витал живительный аромат сырой земли.

Грант осторожно обошел сад по периметру и убедился в том, что в кустах никто не прячется. Постепенно напряжение спало, а ощущение чужих глаз исчезло. Даже если какой-нибудь потенциальный вор и изучал обстановку сквозь щель в заборе, то, очевидно, решил поискать более легкую добычу.

Грант повернулся к арендованному дому. Высокое здание было построено из серого камня и стояло последним в ряду себе подобных. В окне второго этажа мерцала одинокая свеча. Его спальня. Скоро он приведет сюда Софи.

Грант вошел в дом и запер за собой дверь. Шаги гулко отдавались в темном коридоре. Помимо камердинера и лакея, он держал всего двух слуг: пожилые супруги Хауэлл исполняли обязанности экономки и дворецкого. Сейчас они, видимо, обедают на кухне, расположенной в подвале. Так что здесь, в парадных апартаментах, кроме него, никого быть не должно.

На мгновение он почувствовал себя таким же пустым и холодным, как анфилада парадных комнат перед глазами. Тут же прогнал меланхолию: все дело в том, что посещение Малфорд-Хауса оставило неизгладимое чувство потери и напомнило о смерти Роберта.

Мальчики росли очень разными: один – спокойный, серьезный, вдумчивый; другой – отчаянный и дерзкий сорвиголова. И все же соседство и страстное увлечение баталиями игрушечных армий сблизило их и подружило. В детстве они с Робертом были неразлучны. В юности у каждого появилась собственная жизнь. И все же они продолжали дружить, время от времени навещали друг друга или встречались за обедом в клубе. Так продолжалось до тех пор, пока в их жизнь не ворвалась Софи.

Хитрая, амбициозная, умная, живая, очаровательная Софи Хантингтон.

Она мгновенно покорила светское общество и приобрела множество поклонников, среди которых оказались Грант и Роберт. Неистовая кокетка поражала сиянием лучезарных глаз, обворожительной улыбкой. Грант утонул в остром, доселе не испытанном вожделении. В горячечном бреду и безумном стремлении к обладанию он совершил немыслимое: в порыве дикой страсти лишил Софи невинности.

Они часто ссорились, особенно после того как чувство долга толкнуло Чандлера на безрассудный поступок. Он сделал Софи предложение. Софи ему отказала, объяснив, что не может выйти замуж за младшего из братьев, не обладавшего ни наследством, ни перспективами. Она стремилась к тому, чего Грант дать не мог: к титулу, богатству и уверенному положению в высшем обществе.

Спустя две недели мисс Хантингтон обручилась с Робертом Рамзи. Вне себя от обиды и ярости, Грант набросился на бывшего друга с кулаками, повалил на землю и в кровь разбил ему лицо. Стыд за безобразную драку и боль, вызванную предательством возлюбленной, гнали прочь из дома, прочь из родной страны. Так он оказался в добровольном изгнании.

Грант наконец понял, что стоит в темном холле и зачем-то изо всех сил сжимает резные перила мраморной лестницы. Заставив себя успокоиться, он вошел в кабинет и налил себе изрядную порцию бренди. Огненная жидкость обожгла горло и вернула его к действительности.

По словам Софи, Роберт умер медленной и мучительной смертью. Вдова выглядела такой бледной, слабой и беззащитной, что хотелось прижать ее к груди, согреть, утешить. Однако опыт подсказывал, что красавица способна и на ухищрения, и на лицедейство.

Может быть, ее утомила жизнь с положительным, уравновешенным, склонным к уединенным занятиям и размышлениям Робертом? Интересно, планировала ли она отравление заранее, возможно, на протяжении многих месяцев, или подсыпала яд импульсивно, в момент эмоционального всплеска? А что потом? Сидела у постели умирающего и тайно злорадствовала, наблюдая, как он угасает. Грант пришел в неописуемую ярость.

До чего же он ее презирает!

И в то же время желает.

На этот раз расчетливой красавице не удастся вышвырнуть его из собственной жизни. Он законный опекун Люсьена и может являться в Малфорд-Хаус в любое время.

Мысль о маленьком сыне Роберта встревожила Гранта.

Серьезный и искренний, мальчик складом характера напоминал отца. Ну а от матери юному герцогу досталась яркая внешность. Он с такой печалью и искренней любовью вспоминал папу, что в сердце Гранта шевельнулась жалость. Детство Гранта как небо от земли отличалось от детства маленького Рамзи, и все же он хорошо знал, что значит тосковать по отцовской любви.

Как же мальчик отреагирует на обвинение матери в убийстве и на заключение ее в тюрьму? Грант вовсе не хотел доставлять ребенку мучения. Люсьен обожает маму, а она в нем души не чает.

Если принять во внимание предполагаемую роль в смерти супруга, Софи оказалась на редкость внимательной и заботливой матерью. Она трепетно опекала Люсьена, а с прекрасного лица не сходило взволнованное выражение. Во время встречи в библиотеке нетерпеливо ждала малейшего повода отослать ребенка прочь, подальше от гостя, и при первой же возможности отправила в детскую учить уроки.

«К сыну я тебя не подпущу. Боюсь дурного влияния».

Эти слова ранили Гранта: неужели герцогиня искренне верит в то, что он способен испортить, растлить ребенка? Видимо, так оно и есть. Софи наверняка проконсультировалась с сотней адвокатов, пытаясь лишить его прав опекунства.

Но вот вопрос: почему Роберт поручил заботу о сыне именно ему, не имеющему ни малейшего понятия о воспитании детей, не представляющему, что значит быть отцом? На ум приходило лишь одно объяснение: Роберт вспомнил о старом друге и доверил ему судьбу единственного ребенка, потому что подозревал жену в отравлении.

Опасно недооценивать Софи: она умна и изобретательна. Чтобы добиться доверия и вырвать признание, потребуется немало усилий, обаяния, тактической тонкости и изощренного коварства. Ну а пока остается лишь задавать осторожные вопросы, чтобы восстановить картину последних дней Роберта.

Грант направился к лестнице. Хотелось снова, в двадцатый раз перечитать письмо Роберта. А вдруг обнаружится какой-нибудь не замеченный раньше намек? На смертном одре Роберт неуверенной рукой нацарапал довольно невнятное послание…

Тишину дома внезапно нарушил приглушенный крик.

Грант ошеломленно замер посреди холла. Кричала, несомненно, женщина. Причем не в парадных комнатах, а выше, в одной из многочисленных спален.

В его спальне?

Грант бегом бросился вверх по лестнице.

Глава 4

21 октября 1701 года

О блаженство! О радость! Мне удалось увидеть Уильяма! Судьба подарила мне счастливый миг в опере, когда я сидела в ложе герцога с Малфордом и родителями. В антракте Малфорд отправился поздороваться с какой-то знакомой. Спустя минуту в ложу вошел лакей – принес мне записку.

Сердце радостно запело: почерк дорогого Уильяма! До этого момента я даже не подозревала о его присутствии в зале, поскольку из-за скудости средств он не может позволить себе посещение театра. Я тут же внимательно осмотрела ложи и на самом верхнем ярусе заметила Уильяма. Он приветственно поднял руку.

Я прижала записку к губам. Уильям умолял встретиться с ним утром. Несмотря на риск навлечь гнев родителей, необходимо найти способ…

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

– Насколько я понимаю, сегодня ты принимала посетителя, – заметила Хелен.

Она пристально взглянула на Софи. Обе сидели в столовой, за длинным столом, по правую и левую руку от того места, которое обычно занимал Роберт.

Подняв высокий тонкий бокал, Софи пригубила вина и выдержала проницательный взгляд Хелен.

– Да, Грант Чандлер вернулся из-за границы. Заехал, чтобы выразить соболезнование и почтение и… познакомиться с Люсьеном.

– Наверняка не принимает опекунство всерьез, – безапелляционно заявила Хелен. – Разве он не получил документ об отказе от опеки?

– Получил, однако наотрез отказался его подписать. Поверь, мне это также не нравится, как и тебе.

Попрощавшись с Грантом, она долго мерила шагами библиотеку, пытаясь найти выход из западни. Достала экземпляр завещания Роберта и принялась вновь изучать написанные сухим казенным языком строки, хотя адвокаты уже предупредили, что в документе не удастся отыскать даже самой маленькой лазейки.

Грант Чандлер назван главным опекуном Люсьена.

– И что же он рассказал? – спросила Хелен. – Как долго он намерен пробыть в Лондоне?

– Не уточнял. Сказал лишь, что арендовал дом всего в нескольких кварталах от нас, на Беркли-сквер.

– О Господи! Значит, собирается остаться.

– Вполне возможно.

Хелен окончательно расстроилась.

– Какой кошмар! – посетовала она. – Почему брат возложил громадную ответственность на плечи самого никчемного человека, который к тому же не являлся членом семьи?

Софи прекрасно понимала почему. Хелен не могла этого знать. А Роберт знал, что ребенок у Софи не от него, и все же принял сына Гранта как родного.

– Когда-то они были друзьями, – сказала Софии. – Думаю, именно поэтому.

– Детская дружба не повод отдавать судьбу Люсьена в руки мошенника! Грант Чандлер чуть ли не с детства отличался дурными наклонностями.

– Ты ведь тоже знала мистера Чандлера, не правда ли? Он на несколько лет моложе тебя.

– На три года, так что этого шалопая я отлично помню. Он постоянно втягивал Роберта в неприятности: то подначит убежать с церковной службы, то подстроит какую-нибудь пакость соседям.

– Так почему же Роберту строго-настрого не запретили общаться с хулиганом?

– Наш папа отличался необыкновенной добротой, терпимостью и умением прощать. Не раз повторял, что мальчишки есть мальчишки. Зато я сгорала от негодования. Грант Чандлер позорил нашу благопристойную округу. И когда ему исполнилось шестнадцать, его родной отец выгнал мальчишку из дому. Ходили слухи, что…

О своей семье Грант никогда ничего не говорил.

– Слухи?

Хелен на секунду задумалась, потом позвонила в колокольчик и из соседней комнаты выплыли двое слуг, убрали тарелки и поставили на стол фарфоровый чайник. После обеда леди пили ароматный чай.

Софи разлила чай по чашкам, с трудом сдерживая нетерпение. Золовке протянула ее любимую, с крошечными голубыми цветочками.

– Пожалуйста, Хелен, только не останавливайся на самом интересном месте, – шутливо попросила она. – Жестоко испытывать мое любопытство. Считаю, что об опекуне собственного сына я должна знать как можно больше.

– Мне почему-то казалось, что история тебе известна. Ведь одно время мистер Чандлер вызывал у тебя особый интерес. Не так ли?

Софи натянуто улыбнулась. В голосе Хелен звучало не подозрение, а презрение к любой глупышке, которая могла хоть на минуту предпочесть мошенника герцогу Малфорду.

– Да, он входил в число моих кавалеров. Но никогда не рассказывал, почему отец от него отказался.

– Тебе полезно будет услышать почему, – ответила Хелен и, когда слуги удалились, продолжила: – Поговаривали, будто мальчик не был благородных кровей.

Ошеломленная Софи едва не раздавили хрупкую чашку. Неужели Грант родился бастардом? Не может быть. Ведь отец признал его законным сыном.

– Значит, его мать…

– Леди Литтон слыла отчаянной кокеткой. Завела интрижку с одним из лакеев, и граф застал ее на месте преступления.

– Час от часу не легче! – едва слышно пробормотала Софи.

– Несчастная умерла во время родов. Надо отдать графу должное: он не отрекся от ребенка, но никогда его не любил. Ребенок пошел в мать.

И все же Софи осуждала Литтона. Появившийся на свет ребенок не должен отвечать за грехи родителей. Роберт любил Люсьена, Литтон мог сделать то же самое. Кто знает, возможно, согретый отцовской любовью, Грант вырос бы совсем другим человеком.

Раздумывать и пытаться ответить на абстрактный вопрос не имело смысла; все равно ничего нельзя изменить.

– Трагическая история, – негромко произнесла герцогиня. – И все же главное сейчас – не подпускать мистера Чандлера к Люсьену.

– Согласна, – решительно заявила Хелен. – Наш долг состоит в том, чтобы всеми силами защищать и ограждать юного герцога Малфорда. Немедленно прикажу Фелпсу не пускать мошенника в дом.

– Нет, – возразила Софи, – этого делать нельзя. Прямой отказ будет воспринят как повод к наступлению. Не следует забывать, что закон на стороне опекуна.

– Но необходимо что-то предпринять. Не могу позволить, чтобы гуляка вовлек моего единственного племянника в жизнь, полную порока.

Абсурдное предположение сначала показалось Софи смешным, однако скоро она поняла, что и сама обвиняла Гранта в тех же грехах.

– Ничего подобного не случится, – рассудительно возразила она. – Мистер Чандлер просто не сможет высидеть во время уроков арифметики и географии. Стоит позволить ему посетить подопечного раз-другой, как заполненная рутинными делами жизнь Люсьена быстро наскучит мистеру Гранту. Вот тогда-то можно будет снова подсунуть ему документ об отказе.

– Совершенно верно. Ловко придумано! До чего же ты сообразительная, Софи!

Однако, допивая чай, Софи вовсе не ощущала себя сообразительной. Она устала и душой, и телом. Устала от волнения и страхов. Чандлер, разумеется, рано или поздно исчезнет – его непоседливая натура возьмет свое, – но неизвестно, как долго придется терпеть этого человека.

Софи до сих пор помнила ту единственную ночь страсти. Но она никогда не расскажет Люсьену, кто его настоящий отец. Люсьена воспитывал Роберт. Вытирал ему слезы, когда он плакал, водил в парк гулять. Проверял у него уроки, читал ему на ночь сказки. Грант не способен на это. Люсьен его совершенно не интересует. И Софи сделает все, чтобы оградить сына от новых страданий. И себя тоже.

Грант мигом взлетел на второй этаж. Длинный коридор, освещенный канделябрами, пустовал. Откуда же доносился крик? Женщин в доме не было, только экономка. Может быть, она по неосторожности поранилась?

Миссис Хауэлл выбежала из его спальни. Прикрывавший седеющие волосы белый чепец сбился набок. Вне себя от испуга, экономка бежала к нему, на ходу прижимая руки к пухлым щекам.

Грант торопливо пошел ей навстречу.

– Сэр! О, сэр! Слава Богу! Вы вернулись!

– Успокойтесь, – приказал Грант. – И объясните, что случилось.

Экономка в страхе оглянулась.

– Я… вошла в вашу спальню, чтобы зажечь лампу… на всякий случай… не знала, когда вернетесь. И заметила беспорядок.

– Беспорядок?

Она кивнула:

– Да, сэр, повсюду валялись ваши вещи. Но это еще не самое страшное. Я увидела… увидела…

Вора? Черт возьми, значит, в саду действительно кто-то был! Возможно, соучастник.

Грант увлек экономку за угол – в безопасное место.

– Говорите же!

– Увидела вашего мистера Рена, сэр. Да, он лежал там… весь в крови и не двигался… – Она замолчала, прижимая ладонь ко рту, и заплакала.

Понятно. Значит, во время ограбления напали на камердинера.

– Пошлите за доктором, – распорядился Грант. – Немедленно.

– Хорошо, сэр. – Миссис Хауэлл поспешила в конец коридора, к черной лестнице.

По пути в спальню Грант внимательно осмотрел все вокруг. В комнате, на подоконнике, горела свеча, неровное пламя освещало следы безжалостного разгрома. Все ящики оказались выдвинуты, а содержимое разбросано по ковру. С широкой, скрытой балдахином постели свисали простыни и покрывало. С полок возле холодного камина были сметены книги – все до единой. Даже картины на стене пострадали: прекрасные пейзажи валялись на полу.

Чтобы оценить обстановку, Гранту хватило одного-единственного взгляда. В следующий момент он уже смотрел на неподвижно лежавшего у входа в гардеробную камердинера.

Схватив свечу, заглянул в комнату, чтобы удостовериться, что там никто не прячется. Если нападут на него самого, то помочь Рену вряд ли удастся.

Грант присел на корточки возле камердинера, пытаясь определить, в каком он состоянии. Судя по всему, беднягу стукнули по затылку.

Бормоча и проклятия, и молитвы, Грант приложил руку к шее и попытался нащупать пульс. Пульс слабо бился. Слава Богу, Рен еще жив.

Из белевшей на полу кучи белья Грант выхватил чистую рубашку. Вытирая кровь, рассмотрел рану и ужаснулся: оказалось, что череп проломлен.

Рен едва слышно застонал и пошевелился. Затем прищурился, пытаясь сфокусировать зрение, и на губах его появилось подобие улыбки.

– Вас тут двое, хозяин, – ворчливо проскрипел Рен. – Слишком много. Мир с трудом выносит и одного.

Спасительный юмор растопил ледяной ужас. Если верный слуга способен шутить – значит, смерть еще не наступила ему на горло.

– У тебя двоится в глазах, потому что голова пробита. Помнишь, что произошло?

Рен нахмурился и с опаской прикоснулся к ране.

– Я… принес наверх чистое белье… вечером, после ужина. Услышал, что в гардеробной кто-то есть, и решил, что вы уже вернулись из дома ее светлости. – Он осуждающе посмотрел на молодого господина. – Что, герцогиня вышвырнула вас прочь, как я предупреждал?

– Об этом потом, – ушел от ответа Грант. – Скажи лучше, ты видел нападавшего?

– Нет, больше ничего не помню.

– Значит, когда ты пришел, комнату еще не разворошили.

– Разворошили? – Старик попытался приподняться, однако тут же со стоном упал. – Здесь были воры?

– Ради Бога, лежи смирно. Сейчас перенесу тебя на постель. Скоро приедет доктор.

– Не могу лежать в постели господина. Не положено.

– Еще как можешь! Слушайся и не сопротивляйся.

Грант взял еще одну рубашку, сложил наподобие подушки и подложил Рену под голову.

– Эти рубашки совсем новые, – продолжал ворчать едва живой слуга. – Разве можно из-за меня портить такое красивое белье?

– Чепуха. Купим новое. Не дергайся, а то снова потечет кровь.

Устроив Рена на широкой постели, Грант зажег канделябр, потом опустился на колени возле камина и поджег аккуратно сложенный хворост. Через несколько минут веселый огонь принес в холодную унылую комнату и живительное тепло, и радующий душу уют. Теперь наконец пришло время осмотреться и понять, пропало ли что-нибудь. Впрочем, даже если произошла кража, ущерб никак не мог оказаться значительным.

Уж кто-кто, а Грант прекрасно понимал, что не следует оставлять ценные вещи и деньги там, где до них могли добраться липкие руки какого-нибудь пройдохи, а потому все оставшиеся после инвестиций средства поместил под проценты в банк, оставив себе ровно столько, сколько требовалось на неделю. Эту сумму он запер в библиотеке, в одном из многочисленных ящиков секретера. В отличие от других джентльменов он не носил золотых булавок для галстука и дорогих перстней, а серебряные карманные часы всегда держал при себе.

Вор наверняка прятался в саду, а свое черное дело совершил, пока слуги ужинали. Неспроста, подходя к дому, Грант почувствовал присутствие постороннего. Сейчас оставалось лишь сожалеть о том, что сразу не обыскал все кусты.

Рен оглядел разоренную комнату и презрительно заметил:

– Что за вульгарный вор! Никаких манер! Мог бы взять у вас пару уроков хорошего тона.

Грант что-то невнятно пробормотал и поднял с пола несколько книг. С какой стати обычному взломщику понадобилось опустошать эти полки? Ни деньги, ни драгоценности в таких местах никто не прячет. Может быть, бедняга просто расстроился из-за того, что не нашел ничего ценного?

Возможно. И все-таки очевидный ответ не принес удовлетворения. В глубине сознания возник и иной вариант: а что, если имел место акт яростного вандализма? Что, если налетчик хотел отомстить хозяину дома?

В коридоре послышались голоса и шаги. Экономка привела доктора. Увидев камердинера в постели, с открытыми глазами, добрая миссис Хауэлл воскликнула:

– О, слава Богу, вы живы, мистер Рен!

– В полном порядке, – ворчливо пробормотал пострадавший. – И вовсе не нуждаюсь в хирурге!

– Меня зовут Макферсон, – невозмутимо заявил привыкший к капризам пациентов доктор. Он быстро осмотрел камердинера, обработал рану и прописал снотворное, строго-настрого приказав провести неделю в постели.

Рен попытался что-то возразить, однако Грант тут же пообещал в случае непослушания привязать его к кровати.

Когда доктор собрался уходить, учтивый господин последовал за ним в коридор. Уточнив кое-какие детали лечения, он решил воспользоваться внезапно представившейся возможностью и выяснить некоторые важные вопросы.

– Скажите, доктор, не вы ли, случайно, в прошлом году лечили герцога Малфорда? Дело в том, что он был моим хорошим другом.

– Лечить герцога? – усмехнулся Макферсон, покачав головой. – Нет, сударь, подобной чести может удостоиться лишь врач самого регента, доктор Атертон.

Поблагодарив за сведения и приняв твердое решение в ближайшее время навестить нужного человека, Грант вернулся в спальню и увидел, что Рен задремал. Взяв подсвечник, Грант прошел в гардеробную. Сомнения и подозрения не оставляли его.

Разбросанная одежда валялась на полу; бритвенные принадлежности разлетелись по углам; на краю умывальника жалобно балансировал фарфоровый кувшин; чемодан покинул пределы шкафа и лежал на полу открытым, рядом с кучей галстуков и шейных платков.

Грант присел на корточки, чтобы внимательно рассмотреть следы преступления. Кожа на дне чемодана оказалась разрезанной, и глазам открылся небольшой тайник, в котором нередко доводилось перевозить краденые драгоценности.

Но существовало и еще одно секретное местечко.

Грант провел рукой по внутренней обивке и нащупал искусно скрытый в шве едва заметный крючок. Открыл невидимый карман и вытащил сложенный лист бумаги.

К счастью, письмо Малфорда оказалось на месте.

Мерцающий, свет позволял без особого труда рассмотреть нетвердый почерк больного Роберта. Послание выглядело совсем коротким, словно друг детства писал в спешке.

«Боюсь, что отравлен дорогим мне человеком… не могу доверять никому, кроме тебя, старина… приезжай быстрее…»

Письмо разыскало адресата в Константинополе и пришло в одном пакете с двумя другими: официальным посланием адвоката герцога Малфорда, в котором Гранта приглашали принять опеку над Люсьеном, и письмом Софи, представлявшим собой столь же официальное требование отказаться от всех прав и обязательств по отношению к ее сыну.

Сомневаться не приходилось: Роберт тайно написал другу последнюю предсмертную записку и послал ее тетушке Фиби. Из всего семейства только сестра отца поддерживала Гранта. Родственница переправила письмо по известному ей адресу, однако международная почта не спешила и доставила просьбу о помощи, лишь когда помогать было уже поздно.

Печаль и гнев вспыхнули с новой силой. Трагическое послание оказалось первым и последним известием от Роберта почти за десять лет разлуки. Подозрение сразу пало на Софи. Впрочем, можно было назвать и других вероятных преступников: например, сварливую сестру Роберта, Хелен, и чудаковатого кузена Эллиота.

И все же существовал решающий аргумент: если Роберт не сомневался в невиновности собственной жены, то почему не разделил опасения именно с ней?

Сегодня Софи разыгрывала роль трагической вдовы. Рассказывая о смерти мужа от недоброкачественной пищи, умудрилась выглядеть печальной, почти убитой горем. Ни единым словом, ни единым намеком не упомянула о возможности отравления.

Грант нахмурился. Случайно ли уже через несколько часов после визита в Малфорд-Хаус в его дом проникли злоумышленники? Черт возьми, конечно же, нет!

Что, если перед смертью Роберт признался жене, что написал другу детства о мучивших его подозрениях?

Если принять этот сценарий, то внезапное появление Гранта в библиотеке должно было вызвать в душе Софи смятение и страх. Преступление могло открыться. Ни одна герцогиня не согласилась бы променять золотую жизнь на мрачное существование в тюремном застенке.

Существовал лишь один-единственный способ избежать заслуженного наказания: отыскать обвинительное письмо и немедленно уничтожить неоспоримую улику.

Глава 5

22 октября 1701 года

Ни за что не удалось бы улизнуть сегодня из дома без помощи Мэри, лучшей и самой преданной из горничных. В тот самый момент, как мама отправилась по магазинам, она вывела меня на свободу по черной лестнице.

Свидание состоялось недалеко от дома, в Гайд-парке. Уильям ждал нетерпеливо и пылко. Радость встречи невозможно описать словами. Мы поспешили скрыться в тенистых зарослях. Опасения за собственную добродетель не беспокоили, ибо Уильям горячо меня любит и глубоко уважает. Мы провели вместе несколько восхитительных часов и условились встретиться снова.

И все же при мысли о том, что наши совместные дни сочтены, сердце обливается горючими слезами. Уильям не обладает титулом, а значит, отец никогда не согласится на наш брак. Поэтому мне придется выйти замуж за Малфорда.

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

– Неужели ты надеешься, что недостающая часть дневника спрятана где-то здесь, в жилых комнатах? – спросила Каролина.

С высоты, почти из-под самого потолка, Софи взглянула на любимую подругу и соседку. Сама она сидела на верхней ступеньке библиотечной лестницы, а Каролина удобно устроилась в кресле возле камина и потягивала шерри. Графиня Белгроув обладала поразительной красоты голубыми глазами. Серебристые нити в темных волосах предательски подсказывали, что она была лет на двадцать старше своей молодой подруга. Два сына Каролины уже выросли, а третий учился в Итоне. Несмотря на солидную разницу в возрасте, дамы подружились вскоре после появления Софи в герцогском особняке по соседству с городским домом графа и графини Белгроув.

– Не знаю, где еще искать, – ответила Софи и принялась снова вынимать и передвигать книги, чтобы заглянуть в таинственную глубину шкафов. – На Рождество мы ездили в поместье, и я перевернула весь дом. Да и здесь, в Малфорд-Хаусе, заглянула во все углы. Осталась только библиотека.

Учитывая количество и размер шкафов, можно было с уверенностью сказать, что осмотр займет почти целую неделю.

– А где ты нашла первую тетрадь? Наверное, где-то рядом следует искать и вторую.

– На чердаке, в сундуке со старой одеждой. Но там я уже перерыла все: каждый ящик, каждую коробку.

Первая тетрадь обрывалась неожиданно, едва ли не на полуслове, поэтому Софи решила, что непременно должно существовать продолжение. Больше того: Аннабел предстояло подробно, день за днем описать свой брак с третьим герцогом – тот период биографии, который остро интересовал нынешнюю, восьмую герцогиню Малфорд.

Подобно самой Софи, Аннабел тоже пала жертвой первой любви и юношеской неопытности. Потому так хотелось узнать, не продолжатся ли совпадения. Говоря точнее, первый сын Аннабел родился не через девять месяцев после свадьбы, а несколько раньше. Так кто же стал отцом ребенка – герцог или тот, другой, которого она считала своей настоящей любовью?

И если Уильям, то знал ли он правду?

Софи не задавала опасных вопросов вслух. Ведь даже Каролина не подозревала истинного происхождения Люсьена. Не знал никто, кроме самой Софи и Роберта.

Каролина задумчиво посмотрела в бокал.

– А что, если дневник потерялся или его нарочно уничтожили? Аннабел не первая из женщин совершила опрометчивый поступок и наверняка поняла, что свидетельств лучше не оставлять.

– В таком случае Аннабел наверняка уничтожила бы и первую часть дневника – ведь в нем она во всех подробностях описывает тайные встречи с Уильямом.

– Хм. Да, веский аргумент. Возможно, бедняжка просто не нашла в себе сил расстаться с памятью о первой любви. – Каролина на секунду замолчала, а потом добавила: – Кстати, это наводит на мысль о твоем мистере Чандлере.

– Он вовсе не мой. Всего-навсего опекун Люсьена и огромная помеха.

Каролина небрежно продолжила:

– Умоляю, не обижайся, но…

– Что «но»?

– Но может быть, стоит завязать с ним новый роман?

– Боже милостивый, Каро! Ты что, окончательно сошла с ума? Он же настоящий мошенник. В пору моего дебюта в свете слыл злостным повесой!

– Я его немного знала. Что ж, джентльмен действительно слегка выходил за рамки общепринятой морали. Красивый, дерзкий, обворожительный сердцеед. – Сверкнув глазами, Каролина пригубила шерри. – Если мне не изменяет память, любимец дам упорно игнорировал все вздохи и обращал внимание на твою особу.

Софи ни разу не обмолвилась о близости с Грантом – даже в задушевных разговорах с лучшей подругой.

– Что ж, девушке из деревни мистер Чандлер вполне мог показаться очаровательным, – согласилась она. – Но это было так давно, в дни моей юности, когда мимолетные увлечения берут верх над здравым смыслом. А сейчас я боюсь подпускать столь опасного человека к сыну.

– Вот-вот. Роман как раз и послужит прекрасным отвлекающим маневром. Скажешь сомнительному опекуну, что не можешь рисковать, потому что опасаешься, как бы сын не узнал правду о ваших отношениях. Следовательно, встречаться придется только на стороне. Все проблемы моментально разрешатся сами собой.

Стоило Софи допустить возможность подобного развития событий, как ее захлестнула волна сладостного предвкушения. Он заключит ее в объятия, начнет страстно целовать, трепетно ласкать.

– Проблемы разрастутся до масштабов катастрофы, – возразила она, с такой силой отшвырнув старый толстый атлас, что вокруг поднялось облако пыли. – Предложить мужчине связь – поступок бесстыдный и низкий. Честно говоря, поражена, что на ужасный шаг меня толкаешь именно ты. Да еще сейчас, когда я ношу траур.

Каролина поднялась с кресла, подошла к лестнице и, задрав голову, посмотрела на Софи.

– Дорогая, я прекрасно понимаю, что горе еще слишком свежо и остро, – мягко заговорила она. – Но поверь, нет ничего страшного в том, чтобы попытаться получить хоть кусочек счастья. Мужское внимание так давно обходило тебя стороной. Для нас обеих не секрет, что Роберт…

– Не говори об этом, – перебила ее Софи. – Прошу, не надо. – Одна лишь мысль о возможном обсуждении интимных подробностей ее супружества приводила Софи в ужас. Когда-то, отчаянно нуждаясь в помощи, она по секрету просила у Каролины совета, как порадовать мужа в спальне. Но Роберта уже нет в живых, а потому воспоминания о прошлых затруднениях казались предательством.

– Прости, – сказала Каролина. – Белгроув часто повторяет, что мои советы нелегко проглотить. Но если ты все-таки согласишься меня выслушать, то могу предложить еще один вариант выхода из запутанной ситуации с мистером Чандлером.

– Если он окажется похожим на предыдущий…

Каролина с улыбкой покачала головой:

– Нет, хотя тоже касается отвратительной репутации Гранта. Ты можешь вспомнить убедительные примеры его неподобающего поведения?

– Несомненно. Но… что ты задумала?

– Если удастся доказать вопиющую непорядочность опекуна, можно попытаться убедить суд отменить решение об опеке.

Софи затаила дыхание.

– Ты действительно считаешь, что судья способен оспорить волю Роберта?

– Учитывая герцогский титул Люсьена, шанс существует, хотя и достаточно зыбкий. Но попытаться стоит. Причем не откладывая.

Каролина присела к секретеру, взяла остро отточенное перо и лист бумага.

– Начинай. Вспоминай дурные поступки мистера Чандлера, а я буду записывать.

Самым дурным поступком следовало назвать соблазнение неопытной молодой девушки, однако упоминать об этом Софи не собиралась. Кроме того, прекрасно понимала, что сваливать всю вину на мужчину она не вправе: сама влюбилась и потеряла голову.

Решительно отбросив первый и главный аргумент, герцогиня перешла к более мелким фактам:

– С чего начать? Может быть, с того, как Грант въехал на лошади в бальный зал лорда Харрингтона? Заявил, что его кобыла танцует кадриль не хуже любой дебютантки.

– Да, припоминаю суматоху. К сожалению, его поступок утратил свою пикантность после того, как лучшей танцовщицей признали тебя.

При воспоминании о собственном неподобающем поведении Софи густо покраснела и привела другой пример:

– Плавал голышом в Серпентайне. Дело было холодным весенним вечером, но безумца ничто не могло остановить.

Каролина на мгновение перестала писать и с любопытством посмотрела на Софи.

– Правда? И ты при этом присутствовала?

– Нет! На следующий день слышала, как над этим подвигом потешались друзья Гранта.

– А что за друзья?

– Виконт Хокридж, лорд Килминстер и Джереми Апдайк.

– Ничего не скажешь, уважаемые свидетели, – презрительно поморщилась Каролина. – Такие же, как он сам.

– Точно. – Софи нагнулась, чтобы проверить нижнюю полку. С друзьями Гранта она неизменно чувствовала себя не в своей тарелке: во-первых, потому что они еще больше внимания уделяли азартным играм, а во-вторых, потому что слишком много внимания уделяли ей, причем внимания совершенно определенного сорта. – Сомневаюсь, что на этих джентльменов можно положиться в свидетельстве против мистера Чандлера.

– В свидетельстве против меня?

Софи испуганно посмотрела на дверь и увидела Гранта. Тот стоял, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к дверному косяку. Элегантный темно-серый сюртук и белоснежный, туго накрахмаленный шейный платок выгодно подчеркивали его красоту, а светло-серые узкие брюки привлекали взгляд к длинным мускулистым ногам. Обладатель эффектной внешности рассматривал ее с оскорбительно пристальным интересом.

Софи не нашла сил противостоять унизительной жаркой волне смущения. Сердце застучало, колени подкосились. Они с Каролиной сидели спиной к двери. Сколько же он вот так стоял? Что успел услышать?

Старательно изобразив ледяное спокойствие, Софи с нарочитой любезностью приветствовала незваного гостя:

– Доброе утро, мистер Чандлер. Вы снова бродите по дому, не дожидаясь приглашения.

– И это явно наименьший из моих многочисленных грехов. – Грант выпрямился и уверенной походкой хозяина мира прошел в библиотеку. – Кстати, в Серпентайне я купался не весной, а в конце зимы. Еще снег лежал.

К сожалению, негодяй пришел давно и слышал разговор.

– Что лишь доказывает слабость вашего характера, – сердито прокомментировала Софи.

– Или крепость здоровья.

– Я имела в виду привычку подслушивать, мистер Чандлер.

Софи спустилась с лестницы, что оказалось нелегко: мешали и длинные юбки, и пристальный мужской взгляд. Пришлось очень постараться, чтобы не наступить на собственный подол: падение выглядело бы крайне унизительным. Софи с большим трудом преодолела желание поправить прическу и одернуть платье.

Каролина поднялась из-за стола и подошла к подруге.

– Теперь ясно, что ты имела в виду, говоря об обаянии джентльмена, – заметила она громким шепотом.

– Обаяние? – переспросила Софи, тоже стараясь быть услышанной. – Все, что угодно, только не это.

Казалось, едкий комментарий позабавил Гранта. Не считая нужным отвечать, он поклонился Каролине и галантно поцеловал ей руку.

– Пожалуй, преимущество на вашей стороне. Вы уже знаете мое имя, в то время как ваше остается для меня секретом.

Софи пришлось провести церемонию официального знакомства.

– Познакомься, Каролина: это достопочтенный Грант Чандлер. Мистер Чандлер, хочу представить вам графиню Белгроув.

Грант выпустил руку дамы.

– Приятно познакомиться, леди Белгроув. Скажите, у вашего супруга все еще решающий голос в палате лордов?

– К сожалению, уже нет, с тех самых пор, как партия вигов потеряла власть. Зато он до сих пор регулярно упражняется в красноречии, теперь уже передо мной. – Во взгляде Каролины мелькнул интерес. – Признаться, я несколько удивлена тем, что вы помните Джеймса. Интересуетесь политикой?

– Лишь в той мере, в которой это необходимо, чтобы делать ставки на результаты выборов.

– Вы невозможны, мистер Чандлер. – Графиня кокетливо погрозила ему пальчиком. – Сразу возникает вопрос, не остаться ли с вами третьей, в качестве дуэньи.

Испугавшись, что подруга бросит ее на произвол судьбы, Софи воскликнула:

– Право, Каро, вовсе незачем так быстро уходить!

– Боюсь, придется. Вспомнила о неотложном поручении Филиппа, которое обещала выполнить. – Любезно улыбнувшись Гранту, Каро пояснила:

– Это мой младший. Учится в Итоне. Попросил прислать какой-то особенный набор перьев, который можно купить только на Риджент-стрит.

Повод, конечно, не выдерживал критики, однако правила этикета не позволили Софи признать это вслух. Да и что толку? Каролина все равно нашла бы, что ответить. Она явно стремилась оставить подругу наедине с докучливым посетителем. Графине очень хотелось, чтобы между молодыми людьми завязался роман – страстный, неукротимый, пламенный. Мысль о запретном плоде взволновала, заставила вспыхнуть и покраснеть. Подобная реакция не могла не испугать.

– Не провожай, – беспечно заметила Каролина. – Сама найду дорогу.

Быстро взяла со стола ридикюль и выплыла из комнаты, не забыв плотно закрыть за собой дверь.

Грант даже не смотрел в ее сторону. Подошел к столу и поднял листок с перечнем собственных сомнительных подвигов.

– Всего лишь два обличающих факта. Признаюсь, оскорблен до глубины души! Неужели это все, что тебе удалось вспомнить?

Софи решительно подошла и вырвала улику.

– Еще чего! Только начала, а ты помешал.

– Я мог бы помочь. Помнится, однажды ты увлекла меня в бельевую кладовку в доме лорда Данкома. По коридору проходили гости, и тебе не хотелось, чтобы нас увидели вместе, да еще и наверху.

Воспоминание вырвалось из дальнего угла памяти, где герцогиня хранила собственное прошлое. Объятия Гранта в темной тесноте кладовки. Сильные горячие руки на тонком платье с глубоким вырезом. Нетерпеливые губы на шее, на груди…

– Я тебя не увлекала, просто пошла в дамскую комнату, а ты увязался следом.

– Скорее всего истина находится где-то посередине. – Грант выразительно посмотрел на ее губы, и тут же возникла мысль о страстных поцелуях. – Вряд ли ты сочтешь нужным внести в черный список этот непристойный поступок. Хотя он убедительно доказывает плачевное состояние моей нравственности.

– Ты прав. Действительно не собираюсь демонстрировать кому бы то ни было ошибки юности.

Софи сложила листок, подошла к столу и спрятала незаконченный список в нижний ящик.

– И не намерена больше напрягать память и вспоминать другие случаи твоего опрометчивого отношения к жизни.

– Ах, Софи, – тихо и почти нежно возразил Грант. – Когда-то моя опрометчивость тебе нравилась!

Она с ужасом ощутила на затылке теплое дыхание, почувствовала на талии большие ладони. Предательское тело тут же ответило на призыв. Не в силах вздохнуть, она ощутила за спиной мужское тело: длинные ноги, теплые нежные ладони способные привести в экстаз. Никто, кроме Гранта, не обладал столь покоряющей и неотвратимой властью. Даже муж.

Мысль показалась сродни измене и заставила опомниться. Собравшись с духом, Софи резко повернулась к искусителю. Напрасно: от неосторожного движения высокая грудь соприкоснулась с широкой мускулистой грудью. Повеяло знакомым, хотя и забытым терпким запахом. Запахи обладают магической силой: вот и сейчас она вспомнила сладкий вкус теплой обнаженной кожи.

Софи отстранилась и схватилась за край стола.

– Буду благодарна, если обойдешься без прикосновений.

– Не стоит благодарности.

Он поднял руки к плечам и начал снимать с нее длинное белое одеяние. И тотчас же всплыла в памяти та далекая ночь, когда он ее раздевал…

Софи уперлась ладонями ему в грудь и с силой оттолкнула его.

– Прекрати! Не собираюсь терпеть непристойности! Сейчас позову дворецкого и прикажу ему выпроводить тебя из дома!

Грант отошел от нее, приблизился к камину и опустился в глубокое кресло.

– Что ж, будь по-твоему. Обменяемся любезностями. Скажи-ка, чем ты занималась вчера, после моего ухода?

– Работала в библиотеке.

– Работала? – скептически переспросил Грант. – Ах, ваша светлость! Неужели настали тяжелые времена? Неужели приходится самой вытирать пыль?

– Не говори глупостей. – Софи ненавидела этот тон, ненавидела отношение к себе как к милой, но ни на что не годной роскошной безделушке. Пусть даже она сама спровоцировала подобное мнение, солгав об истинных причинах брака с Робертом. Сняв передник, Софи аккуратно свернула его и положила на стол. – Если тебе, действительно интересно, могу сказать, что серьезно занимаюсь созданием истории семейства Рамзи. В память о Роберте… и в назидание сыну.

Пусть в жилах Люсьена и не течет кровь Рамзи, он все равно настоящий герцог Малфорд – до глубины души. Роберт и сам не раз об этом говорил…

– Значит, не выходила из дома? – уточнил Грант.

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

Грант пожал плечами:

– Просто интересуюсь жизнью молодой красивой герцогини. Значит, сидела в одиночестве?

– Да. Конечно, если не считать времени, проведенного с Люсьеном, и обеда в компании Хелен. – Чувствуя, что, задавая вопросы, Грант преследует какую-то цель, Софи решила сменить тему:

– Что толку в пустых разговорах? Если ты пришел навестить моего сына, то мальчик на уроке. Можешь подняться в классную комнату и понаблюдать, как он учится. Или же…

Джентльмен обязан понять намек. Равно как не должен сидеть, если дама стоит. Странно, подумала Софи, Грант никогда не считал нужным следовать правилам хорошего тона.

Он повернулся в кресле, словно устраиваясь как можно удобнее и готовясь к долгому обстоятельному разговору.

– Значит, Хелен по-прежнему живет здесь, в доме брата? Так и не вышла замуж?

– Нет.

Как и предполагала Софи, ни малейшего интереса к Люсьену так называемый опекун не проявил. Хороший знак! Следовало бы радоваться, однако скопившийся в душе гнев грозил выплеснуться через край. Она подошла к стоящему на высокой подставке глобусу и прижала ладонь к прохладной гладкой поверхности. Не скрывая сарказма, поинтересовалась:

– Может быть, прежде чем позволишь продолжить прерванное занятие, желаешь узнать что-нибудь еще?

– Да. – Судя по всему, бесцеремонный посетитель принял вопрос за приглашение. Слегка прищурившись, он посмотрел ей прямо в глаза. – Меня интересует твой брак. Вы с Робертом были счастливы вместе?

Рука Софи соскользнула с глобуса, и земной шар начал стремительно вращаться. Знает ли Грант? Вряд ли.

– Не выразить словами, как мы были счастливы, – произнесла Софи. – Надеюсь, дальнейших откровений не потребуется.

Чувственные губы Гранта изогнулись в скептической улыбке.

– Сожалею, что не успел искупить свою вину перед ним. Только ты можешь рассказать мне, как Роберт провел последние десять лет жизни.

Искренне ли он хочет это узнать или хитрит, снова преследуя какую-то цель?

Софи до сих пор не могла простить себе роль коварной разлучницы, которую невольно сыграла в мужской дружбе. Как бы она ни относилась к Гранту, он вправе знать о последних годах жизни Роберта. Ну а она вправе поведать лишь то, что считает нужным.

– Пожалуй, я расскажу тебе, как Роберт провел последние десять лет жизни, – произнесла она холодно. – Начну с того дня, когда ты уехал из города. Мы с Робертом не стали устраивать пышную свадьбу, поэтому вступили в брак по специальной лицензии. Медовый месяц провели в его поместье в графстве Суссекс.

– И тогда он обнаружил, что ты не девственница?

Безжалостно нацеленный вопрос ранил, словно остро отточенное копье. Прямота и вульгарность открыли нечто большее, чем просто интерес к жизни умершего друга. Какую же цель преследует Грант?

– Нет. Я рассказала Роберту обо всем еще до свадьбы. Не хотела и не могла строить семейную жизнь на обмане, а потому решила ничего не скрывать. Роберт знал абсолютно все.

Даже то, что она беременна от его друга.

Вскоре после ночи, проведенной с Грантом, Софи проснулась утром и почувствовала себя нехорошо. Вспомнила, что уже на несколько дней выбилась из женского графика. В страхе и отчаянии обратилась за советом к Роберту. Да, Рамзи всегда оставался настоящим другом и добрым наперсником. Только ему можно было довериться безоглядно. Верный себе, он не стал ни укорять, ни стыдить, ни ужасаться. Просто пригласил врача для осмотра и консультации. Предположения подтвердились.

Софи рыдала на плече у Роберта. Ей страшно было подумать о том, что ее ждет: как отреагирует на это общество, как будут страдать ее родители. Обратиться за помощью к Гранту она не могла. Он сказал, что готов жениться на ней, но таким тоном, что даже вспоминать не хотелось…

Тогда, десять лет назад, она лежала в постели в объятиях любимого. Страсть наконец-то получила долгожданное удовлетворение и сменилась счастливым ощущением непререкаемой близости. Тепло и аромат мужского тела обволакивали. Туманные мысли кружились. Она с восторгом ощутила в себе его плоть и поверила, что отныне они едины – телом и духом, ничто не может их разлучить.

– Грант… о, Грант, я люблю тебя.

– Боже мой, Софи! Что я наделал!

Тревога в глазах и искреннее восклицание испугали. Софи нежно дотронулась до гладко выбритой щеки, пытаясь вселить в возлюбленного то же чувство вечного единения, от которого таяла сама.

– Мы обрели любовь. И никогда больше не расстанемся.

Словно не услышав последних слов, Грант отстранился, сел в постели и провел рукой по спутанным волосам.

– Черт подери! Я не могу позволить себе жениться! А теперь придется!

Софи осознала, что сидит, уставившись в колени, и теребит пальцами черный креп юбки. Она заставила себя успокоиться, подняла голову и взглянула на Гранта.

Грант тоже смотрел на нее. Казалось, он прочел ее мысли. Но о любви он думал меньше всего. Важнее всего для него было по-прежнему вести холостяцкий образ жизни.

Грант Чандлер женился бы на ней, но потом возненавидел бы ее. Поэтому Софи предпочла принять предложение Роберта, который ее искренне любил.

Софи тяжело вздохнула.

– Мы с Робертом прожили счастливую жизнь. Он был преданным и ответственным – о таком муже можно только мечтать. Впоследствии оказалось, что у нас много общих интересов.

С острой тоской по ушедшему счастью она вспомнила долгие совместные прогулки, нежность, доброту и предупредительность мужа. Они оставались в поместье в течение всей ее беременности. Когда Люсьен родился, Роберт, взяв его на руки, пришел в неописуемый восторг, как и всякий отец при виде первенца-сына…

Грант тихо, мрачно рассмеялся.

– Не нужно притворяться, Софи. Вы с Робертом так же подходили друг другу, как масло и вода. Подобно мне, ты всегда искала в жизни возбуждение и риск, и нисколько не изменилась.

– Нет! – решительно отрезала Софи. – Я поняла, что мне нужна семья и настоящее счастье, которое познали мои родители. И такое счастье я обрела рядом с Робертом.

– Ах, конечно. А вдобавок – герцогский титул, богатство и положение на верхней ступеньке общественной лестницы.

Софи окаменела. Да, она действительно вылила всю эту ложь на голову Гранта – тогда, когда отчаянно пыталась найти силы и отвергнуть предложение, за которым стояло лишь чувство долга.

– Пытаешься очернить мой брак? – В тоне ее звучало презрение. – В таком случае я не стану тебе ничего рассказывать.

Грант выразительно поднял брови.

– Прошу прощения, – извинился он почти мягко. – Итак, вы с Робертом начали спокойную семейную жизнь. Ты подарила супругу желанного наследника, и все трое наслаждались счастьем вплоть до прошедшего лета, когда Роберт внезапно заболел.

– Роберт был прекрасным отцом. Люсьен до сих пор не может его забыть. Тоскует. – Софи с трудом сдерживала слезы. Плакать перед Грантом? Ни за что! Она взяла себя в руки.

– Раз уж я упомянула о Люсьене, хотелось бы решить вопрос о его будущем. Его обучении, образовании.

Грант нахмурился.

– Разве у него нет гувернантки?

– Есть. Мисс Оливер – прекрасная наставница, несколько раз в неделю к нему приходят учителя математики и латыни.

– В чем же дело? Люсьен не проявляет интереса к учебе?

– Напротив, весьма сообразителен и трудолюбив. – Софи замолчала, раздумывая, как убедить Гранта, а также вывести из игры Хелен и Эллиота. – Дело в том, что в семье существует традиция отсылать юных герцогов в закрытую школу – именно в его возрасте. Но в данный момент Люсьену и так хватает испытаний и переживаний, поэтому мне хотелось бы оставить сына дома еще на год – разумеется, с позволения опекуна.

Грант поднялся.

– Хочу посмотреть, как твой сын занимается. Проводишь меня в классную?

Глава 6

28 октября 1701 года

Кажется, Малфорд подозревает меня в неверности. И все из-за случайной и глупой оплошности: послала Уильяму записку с просьбой о свидании на балу у леди Хартстон. На балу я танцевала со множеством партнеров, в том числе дважды – с самим достопочтенным герцогом.

Как обычно, он не баловал меня разговорами, а вскоре отправился в карточную комнату, чтобы разделить партию с другими джентльменами. Родители беседовали, а я выскользнула в сад и обнаружила там возлюбленного. О, сколько сладких поцелуев он на меня обрушил! Увы, счастье оказалось недолгим: не успели мы насладиться объятиями, как на дорожке показался рассерженный Малфорд.

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

К радости Гранта, Софи с готовностью положила ладонь на рукав его сюртука. Она грациозно поднялась, напоминая в эту минуту нимфу с бледной кожей и медно-каштановыми волосами. Черное траурное платье подчеркивало ее прелестную грудь и облегало соблазнительные линии талии и бедер. Однако Грант вовсе не собирался поддаваться обманчивому впечатлению невинной покорности. Стоило нимфе взглянуть, как в глубине выразительных зеленых глаз снова вспыхнула искра своеволия.

Герцогиня сделала шаг в сторону, однако Грант согнул локоть и сжал тонкие пальцы, не позволив убрать руку. И сразу ощутил прилив желания. Нежность кожи заставила подумать о восхитительном тепле и сладкой неге тайных уголков. Тех самых, которые он надеялся посетить в ближайшем будущем.

Но неужели эти изящные ручки могли подмешать яд?

Некоторое время они молча шли по длинному коридору, а потом Софи искоса взглянула на спутника и заметила:

– Мы все время говорили только обо мне. А как провел последние десять лет ты?

Грант задумался. Действительно, как? Шнырял по богатым дворцовым покоям. Похищал редкие драгоценности. Убегал от вооруженных до зубов охранников.

– Путешествовал, – ответил он равнодушно.

– Знаю, что ты побывал в Константинополе. Наверняка посетил немало других экзотических мест. Я была с тобой откровенна. Может, ответишь мне тем же?

Действительно ли она была откровенна? Вряд ли. Грант нежно промурлыкал:

– Я также посетил Италию, Германию, Россию и еще несколько небольших стран. Когда-нибудь подробно расскажу о своих приключениях.

– Но я не это имела в виду. – Софи простодушно взглянула на Гранта. – Отец выгнал тебя из дому, не дав ни пенни. Откуда же ты взял деньги на жизнь за границей?

– Играл, – не моргнув глазом, солгал он. – Несколько лет назад, в Риме, удалось сорвать крупный куш: и ставки были огромными.

– Ясно. – Софи смотрела на него спокойно и чуть высокомерно. Угадать ее мысли было нетрудно: по-видимому, хотела сказать, что после выигрыша он вернулся за стол и спустил все до последней монетки.

Поэтому Гран снова солгал:

– Вложил деньги в крупные судостроительные компании, инвестиции принесли большие дивиденды, и я разбогател.

Софи удивленно округлила глаза, но в следующее мгновение неожиданно рассмеялась.

– Инвестировал неправедно нажитые средства? Право, Грант, даже не знаю, поздравить тебя или упрекнуть.

Софи обладала редкостной, восхитительной улыбкой. Такой непосредственной реакции он не видел с тех самых пор, как лишил возлюбленную девственности, а потом шокировал и ее, и самого себя, сделав ей предложение, которого Софи не приняла.

Словно устыдившись собственной наготы, Софи натянула покрывало до самого подбородка. Зеленые глаза смотрели холодно. Недавно бушевавшая страсть бесследно исчезла.

– Ты прав, произошла ошибка, – сухо заявила она. – Я не выйду за тебя, Грант. У тебя нет ни титула, ни богатства. Зачем мне несчастный, которого отвергло собственное семейство?

Воспоминание до сих пор причиняло нестерпимую боль. Что ж, он непременно снова овладеет Софи, и на сей раз она его не оттолкнет. Он просто не позволит ей это сделать. Отнимет способность противостоять и сопротивляться, а потом окончательно поработит бесконечным наслаждением. Восторжествовав, воспользуется покорностью и уязвимостью и, в конце концов, вырвет роковое признание.

Софи вела себя сдержанно, осторожно, неприступно. Потребуются немалые усилия, чтобы укротить и приручить испуганного зверька.

В холле Грант взял Софи за руку и нежно погладил мягкую ладонь. Прежде она сразу таяла от безыскусной ласки, а сейчас напряглась и попыталась спастись бегством. Но Грант крепко держал ее руку.

– Хватит обо мне. Теперь расскажи о Люсьене.

Сердце дрогнуло от страха, рожденного вовсе не вызывающим поглаживанием. К горлу подступил комок. Откуда это замкнутое выражение лица? Что означает внезапное молчание? Боже милостивый, неужели Грант разгадал тайну? Неужели подозревает, что Люсьен – его сын?

Один лишь взгляд развеял опасения. Темные глаза действительно ярко горели, но только не гневом, а ненасытным мужским голодом. Он смотрел на ее губы, а непокорное женское тело тут же ответило на призыв волной желания.

Софи свернула к изящной арке парадной лестницы и снова попыталась высвободить руку. Грант отпустил ее, чтобы она могла приподнять юбку, когда поднималась по лестнице. Ладонь Софи все еще горела от его прикосновения, однако, сохраняя самообладание, она продолжала вести светскую беседу.

– Ты уже встречался с моим сыном, – спокойно напомнила она. – О чем еще рассказывать?

– Чем мальчик интересуется, кроме оловянных солдатиков? Тяготится ли уроками так же, как когда-то тяготился я? Любит ли скатываться вниз по перилам?

– Разумеется, не любит. В нашем доме это нелепое занятие строго-настрого запрещено!

– Жаль. – Грант провел рукой по изогнутой дубовой поверхности. – Помнится, здесь было очень приятно скользить!

Темные глаза сияли детским восторгом, и Софи невольно замедлила шаг. А вдруг этот непредсказуемый человек воспользуется правом опекуна и начнет учить ребенка всяким глупостям? Эта мысль привела Софи в ужас.

– Обещай, что не будешь склонять Люсьена к рискованным поступкам, – строго предупредила она.

– Не имею ни малейшего намерения вредить своему подопечному. Но, что ни говори, Люсьен мальчик, и значит…

– Очень маленький мальчик. К тому же очень воспитанный и спокойный, а не такой отчаянный сорвиголова, каким наверняка рос ты. Обещай!

Грант нахмурился и пожал плечами.

– Если тебе так хочется, обещаю не заставлять герцога съезжать по перилам с третьего этажа на первый.

– Благодарю. – Софи с облегчением вздохнула и решила проследить, чтобы Грант сдержал обещание. Софи надеялась, что мистер Чандлер скоро и сам поймет, насколько обременительны обязанности опекуна, и оставит их с сыном в покое.

– Ну вот, а теперь отвечу на твой вопрос: Люсьен любит гулять в парке и обожает пускать в пруду игрушечные кораблики. А еще очень любит учиться. Впрочем, ты скоро сам в этом убедишься.

Поднявшись на площадку третьего этажа, Софи пошла первой, показывая дорогу в классную комнату. Дверь оставалась открытой, и по коридору разносился голос мисс Оливер.

Софи остановилась у входа в классную. Люсьен сидел за столом лицом к окну и спиной к двери, склонившись над книгой. Гувернантка устроилась рядом и что-то объясняла ему, попутно показывая иллюстрации.

Солнце приветливо освещало просторную комнату с большими географическими картами на стенах и невысокими книжными шкафами, где стояли учебники и справочники. Царившие в классной запахи мела, недавно заточенных карандашей и воска обычно рождали ощущение стабильности и благополучия. Но только не сегодня. Сегодня привычное течение жизни нарушил приход Гранта.

Софи легко постучала по дверному косяку. Мисс Оливер тут же встала из-за стола и поклонилась, с улыбкой поправила на носу очки в золоченой оправе.

– Добрый день, ваша светлость. А мы с Люсьеном как раз беседовали о том, заглянете ли вы сегодня.

Гувернантка вопросительно посмотрела на незнакомца, и Софи поспешила представить Гранта.

– Мисс Оливер, это опекун Люсьена, мистер Чандлер.

Грант обменялся с гувернанткой приветствиями, а мальчик радостно подпрыгнул:

– Вы вернулись, мистер Чандлер! Вот здорово!

Гость улыбнулся и взъерошил волнистые волосы.

– Я же обещал.

– Дядя Эллиот тоже обещает, но не приходит.

– Люсьен, – одернула сына Софи, – нехорошо так говорить.

– Мальчик вправе говорить правду, – возразил Грант. – Тот, кто не выполняет обещаний, самый настоящий дурак. И болван.

– Дурак! – восторженно повторил мальчик. – И болван!

– Точно.

Наблюдая за внезапным и трогательным проявлением мужской солидарности, Софи разрывалась между желанием рассмеяться и необходимостью призвать сына к порядку.

– В нашем доме не принято говорить такие слова, – строго произнесла она. – Мисс Оливер, попрошу вас продолжить занятия. Если не возражаете, мы немного посидим.

– Разумеется, ваша светлость. Мы как раз заканчиваем урок истории. Сегодняшняя тема – правление короля Генриха Пятого.

Софи подвела Гранта к небольшому столу у окна, села на один из двух маленьких детских стульев. Грант с сомнением посмотрел на второй и, не желая рисковать, устроился на краешке стола, так близко, что нога касалась ее юбки.

Мисс Оливер продолжила рассказ. Софи сидела прямо, словно аршин проглотила, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Ей очень не хотелось, чтобы Люсьен подружился с опекуном. К тому же ее опьянял мужской запах. Грант волновал Софии, и она не могла спокойно наблюдать за сыном.

За их сыном.

Сердце пронзила острая боль. В уме теснилась вереница безжалостных вопросов. А если бы в то тяжкое время она обратилась за помощью не к Роберту, а к самому Гранту? Как бы он отнесся к перспективе скорого отцовства? Обрадовался или воспринял бы беременность как еще одну попытку лишить его драгоценной свободы?

На ладонях выступил холодный пот. Нет, Грант, конечно, совсем не семейный человек. И никакая ответственность ему не нужна. А глупые вопросы и сомнения лишь оскверняют память Роберта.

Мисс Оливер откашлялась.

– Люсьен, может быть, расскажешь гостям, что нового узнал сегодня?

Предложение не слишком порадовало юного герцога. Мальчик неохотно встал и опустил голову. Поковырял пуговицы прекрасно сшитого синего сюртучка. Почесал ногу мыском башмака. Умоляюще посмотрел на мать и опекуна.

Софи прикусила губу, твердо намереваясь хранить молчание. Не так давно они с мисс Оливер посовещались и решили, что ребенку необходимо тренироваться в устной речи, поскольку это поможет обрести необходимую в школе уверенность в собственных силах. Она ободряюще улыбнулась сыну.

– Ты же прекрасно запоминаешь все, что прочел и услышал, – мягко поддержала она Люсьена. – Нам очень интересно узнать о жизни и правлений Генриха Пятого.

– Р-родился в 1387 году, ум-мер в 1422-м. П-похоронен в Вестминстерском аббатстве, – неуверенно начал Люсьен и посмотрел на учительницу. Мисс Оливер благосклонно кивнула. – Хотел победить французов и разбил их войско в битве при… при…

– При Азенкуре, – подсказал Грант. Он встал и принялся мерить шагами комнату. – Там произошла кровопролитная битва. Французское войско численностью значительно превосходило английское, однако Генрих Пятый командовал блестяще и под его предводительством английским лучникам и рыцарям удалось одержать верх над врагами.

Люсьен оживился:

– Там были рыцари?

– Да, рыцари в сияющих доспехах, с огромными сверкающими мечами. – Грант поднял со стола длинную деревянную указку и воинственно замахнулся. – Дело было в Средние века, в период расцвета рыцарства. Доблестные английские воины проявляли чудеса героизма. Они мчались в бой на огромных дестрерах…

– На дестре… что это такое?

– Дестрер – высокий и мощный боевой конь, выращенный специальным образом: так чтобы ничего не пугался и верно служил хозяину-всаднику. Видишь ли, доспехи весили очень много. Да и на самого коня тоже надевали латы.

– А в учебнике об этом ничего не написано, – с сомнением заметил мальчик.

– И все же так оно и было. Если рыцарь терял коня, он оказывался беспомощным, потому что уже не мог напасть на врага и пронзить его копьем. – Указка в ловкой руке Гранта мгновенно превратилась в копье и безжалостно нацелилась на воображаемого противника.

Зачарованный Люсьен робко подошел к гостю.

– Очень хочется узнать о рыцарях все-все! Пожалуйста, сэр, не могли бы вы рассказать поподробнее?

– Лучше всего посетить Тауэр: там выставлены и старинные доспехи, и разнообразное оружие. – Грант посмотрел на Софи. – Не знаю, что думает об этом твоя мама.

Люсьен бросился к матери, едва не задушив ее в объятиях.

– Разреши, мамочка! Можно, мы съездим в Тауэр?

Софи неожиданно оказалась на распутье. С одной стороны, ребенку необходим строгий распорядок дня. Часы занятий должны неуклонно соблюдаться, чтобы школьный режим не показался чересчур напряженным. В то же время горячий интерес к истории вообще и к рыцарям в частности вызывал симпатию. Живое описание Гранта увлекло даже ее. Больше того, энтузиазм Люсьена оказался заразительным.

– Ну, – быстро ответила герцогиня, – если обещаешь прилежно учиться, можешь отправиться на экскурсию.

– Обещаю учиться день и ночь! – с жаром воскликнул Люсьен и потянул за руку. – Пойдем! Пойдем прямо сейчас!

Софи покачала головой:

– Лучше отправиться завтра, с утра пораньше. Тогда успеем все подробно обдумать. Вот только не стоит рассчитывать на общество мистера Чандлера. Он очень занятой человек.

Который наверняка не обрадуется перспективе провести день в обществе ребенка, подумала Софи.

Попыталась донести мысль до Гранта, для чего выразительно нахмурилась и даже слегка покачала головой. Тот стоял посреди комнаты во всей красе: прекрасно облегающий атлетическую фигуру синий сюртук, щегольские узкие брюки, начищенные до зеркального блеска черные ботфорты. На вызывающий взгляд он ответил едва заметной ироничной улыбкой. Казалось, противоречия доставляли ему истинное удовольствие.

– Ни за что не пропущу поход в Тауэр, – решительно заявил он.

Грант ненавидел помпезность. Особенно она раздражала в кабинете доктора, напичканном всевозможными мрачными орудиями ремесла.

В стеклянных шкафах ждали своего часа инструменты, достойные палача эпохи инквизиции: ножи и пилы, щипцы и скальпели, иглы и железные бляхи для прижигания. Из дальнего угла за происходящим пустыми черными глазницами наблюдал человеческий скелет.

Исполненный важности и почтения к собственной персоне, доктор Феликс Атертон возвышался над столом из красного дерева. Выглядел он крупным, отлично откормленным холеным джентльменом. Подчеркивая свою занятость, преуспевающий врачеватель взглянул на циферблат золотых часов.

– Мистер Чандлер, смогу уделить вам всего несколько минут. Через час я должен ехать в Карлтон-Хаус, а регент не любит, когда его заставляют ждать.

Не слишком благоговея и в то же время сгорая от нетерпения, Грант подошел к отвратительной выставке забальзамированных человеческих органов.

– Я только что вернулся из длительной заграничной поездки. Герцог Малфорд был моим близким другом, а потому обстоятельства его смерти вызывают острый интерес. Вы лечили герцога, не так ли?

– Да, лечил. Однако разглашение подробностей фатальной болезни стало бы грубейшим нарушением врачебной этики. Думаю, вам лучше поговорить с членами семьи.

Грант пронзил собеседника высокомерным взглядом.

– Как опекун молодого герцога Малфорда я вынужден требовать ответа на все вопросы.

Ноздри Атертона гневно затрепетали. Однако осознав очевидные преимущества сотрудничества, он сдержанно предложил:

– Задавайте свои вопросы.

– В чем заключались симптомы заболевания? И каков ваш диагноз?

– Его светлость страдал приступом колик и разлитием желчи, что выражалось в непрестанной рвоте и жестокой диарее, а осложнялось учащенным сердцебиением. Поскольку болезнь проявилась вскоре после обеда, я пришел к выводу, что причиной послужила недоброкачественная пища. Возможно, пирог со сливами, которого не ел никто, кроме самого герцога.

– А в чем заключалось лечение?

– Настойка мяты болотной для выгонки желчи и, разумеется, усиленные сеансы флеботомии – говоря обычным языком, кровопускания, – чтобы очистить организм от дурной жидкости.

Грант похолодел. Черт возьми, страшно подумать, как страдал несчастный Роберт!

– А когда испробованные средства не помогли, что вы сделали? Собрали на консилиум врачей?

– Проконсультировался с коллегами в Королевском медицинском колледже, как обычно поступаю в особо сложных случаях. Все участники совета полностью одобрили мой план лечения.

– Несмотря на то, что Малфорду становилось все хуже?

– К сожалению, – снисходительно пояснил Атертон, – медицина не всесильна. Судьба каждого пациента всецело и руках Божьих.

Или в руках убийцы – например, Софи. Усилием воли заставив себя говорить спокойно, Грант продолжил:

– Признайтесь, доктор: вам никогда не приходило в голову, что герцога отравили?

Атертон в ужасе отшатнулся.

– То есть вы предполагаете… убийство? Но это же чудовищно!

– Идею подал не кто иной, как сам Малфорд. Уже на смертном одре написал мне письмо, в котором выразил подозрения, что именно так и случилось.

Доктор застыл в изумлении и полной растерянности.

– Не может быть! Не слышал ничего подобного! Кого же подозревал несчастный?

– Имени он не назвал. Письмо было написано несвязно, поскольку больной был в ужасном состоянии.

– А! – понимающе кивнул почтенный лекарь. – Все ясно. Под конец его светлость начал бредить. Не приходится сомневаться в том, что иллюзия возникла на фоне снижения умственной активности.

– Вы так считаете? Но ведь симптомы отравления мышьяком во многом совпадают с теми коликами, которые вы описали.

– Нонсенс! Больной умер бы сразу, а не протянул целых две недели. И уверяю вас, пирог со сливами его светлость больше не ел; он и чашку бульона едва мог осилить.

Гранту очень хотелось схватить высокомерного невежду за накрахмаленный белый галстук и вытряхнуть из него самодовольный скептицизм. Врач общего профиля обязан всегда и везде учитывать возможность отравления. Получив письмо с мольбой о помощи, Грант немедленно занялся изучением ядов. Не имеющий ни вкуса, ни запаха мышьяк вполне мог пройти незамеченным, если злоумышленник подмешал его в пищу. Веками, начиная еще с Древнего Рима, сильнодействующее отравляющее вещество служило страшным оружием.

– Небольшие дозы яда вполне могли попасть в бульон, – заметил он. – Или в лекарство. Вероятность невозможно отрицать.

– Признать саму возможность отравления означает нанести жестокое оскорбление близким герцога. Неужели я должен обвинить ее светлость, которая самоотверженно ухаживала за супругом, проводя ночи у его постели? Или сестру, кузена, слуг? Все они были убиты горем.

Грант представил себе Софи в роли опечаленной супруги. Сегодня утром, прелестная и невинная в своем черном траурном платье с белым передником, она уверяла, что они с Робертом были несказанно счастливы. Но от проницательного взгляда бывшего возлюбленного не утаились способности хамелеона. В ту самую ночь, когда он лишил ее девственности, она клялась ему в вечной любви, а потом отвергла его предложение.

Она была лжива по своей природе.

Чтобы сдержать гнев, пришлось изо всех сил сжать кулаки.

– Вряд ли убийца сочтет нужным выражать радость и тем самым подчеркивать собственную вину.

– Достаточно, мистер Чандлер. – Атертон встал из-за стола и ткнул в сторону посетителя толстым пальцем. – Вы осмеливаетесь выдвигать тяжкое обвинение против членов благородного и высокочтимого семейства, но я не намерен участвовать в злонамеренных кознях. В случае необходимости готов свидетельствовать перед судом!

Грант заставил себя вежливо поклониться.

– Не сомневайтесь, доктор: в настоящее время не планирую призывать вас в качестве свидетеля.

Покидая кабинет, он чувствовал себя так, словно только что долго и упорно бился головой о кирпичную стену. Надежда на то, что врач прольет свет на покрытые мраком обстоятельства смерти друга, рухнула.

Теперь Гранту предстояло опросить леди Хелен, кузена, повара, слуг, одновременно продолжая пленять Софи неотразимым обаянием. Герцогиня уже вожделела; стоило Гранту приблизиться к ней, как дыхание ее учащалось, а в глазах загорался огонь желания. Как только Грант завоюет ее доверие, она признается в содеянном преступлении.

Глава 7

29 октября 1701 года (продолжение)

Едва Малфорд вошел в сад, как Уильям выпустил меня из жарких объятий и потянулся к шпаге. От неминуемого кровопролития его удержала лишь моя тихая, но отчаянная мольба. Подарив еще один мимолетный поцелуй, возлюбленный быстро попрощался и растаял в тени высокой каменной стены.

С тяжело бьющимся сердцем я вышла на дорожку навстречу жениху. Малфорд осведомился, что за причина заставила меня покинуть компаньонку и уйти в сад в одиночестве. Я соврала что-то насчет желания полюбоваться луной и необходимости отдохнуть от сутолоки бала. Герцог слушал жалкий лепет в ледяном молчании и с таким осуждающим выражением лица, что я тут же осознала весь позор своего недостойного поведения.

И сейчас хочу принести письменную клятву впредь неизменно противостоять искушению. Пусть сердце разобьется! Больше никогда, никогда не встречусь с Уильямом! Никогда!

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

На следующее утро Софи проснулась в приятном и легком расположении духа, которого уже давно не испытывала. Очень хотелось объяснить воодушевление солнечной весенней погодой и ожиданием интересной прогулки в обществе Люсьена. И все же в глубине души приходилось признать правду. А правда, к сожалению, заключалась в том, что немалую долю нетерпеливого ожидания рождала перспектива встречи с Грантом.

Он приехал в щегольском желтом экипаже – любезный, предупредительный и невыразимо очаровательный. Люсьен устроился на высоком сиденье между взрослыми и болтал без умолку, задавая вопросы о парном двухколесном ландо, о красивых улицах, по которым они проезжали, и, конечно, о Королевском арсенале в Тауэре. Грант отвечал подробно и на редкость терпеливо. Софи с болью признала, что мальчик слишком долго общался лишь с женщинами: с матерью, тетей Хелен и гувернанткой мисс Оливер. Ничего удивительного, что он истосковался по мужскому обществу. Каролина была права, когда говорила об этом Софии; то же самое в полной мере относилось и к ней самой.

Каждый взгляд в сторону Гранта приносил в душу дуновение теплого ветерка. Черные волосы развевались, в лучах яркого солнца его лицо казалось еще красивее. Беззаботный облик напоминал о том счастливом времени, когда юный повеса возил ее за город и при этом с таким азартом погонял лошадей, что от восторга и возбуждения замирало сердце. Его лихое отношение к жизни оказалось заразительным и разбудило в ее душе стремление к приключениям, толкнув за роковую черту.

Люсьену, разумеется, не полагалось брать пример с бесшабашного прожигателя жизни. Софи не хотела, чтобы сын возвел внезапно появившегося опекуна в ранг героя. Но несколько часов общения вряд ли могли нанести серьезный вред, так что следовало на время отбросить все подозрения и страхи и насладиться приятным днем.

Холодная мрачная зима наконец-то подошла к концу. Птички радовались долгожданному теплу, распускающимся листочкам и весело щебетали. Грант отдал поводья услужливо подбежавшему конюху и повел спутников ко входу в крепость, где уже собралась целая толпа туристов. Предстояло купить входные билеты и маленький путеводитель по Тауэру. Люсьен изумленно смотрел по сторонам, а когда настало время пройти сквозь огромные ворота, мимо торжественных, одетых в красные мундиры йоменов, крепко сжал руку матери и даже прильнул к ней, словно моля о защите.

Они направились по парадной лужайке к арсеналу. Влажный воздух благоухал ароматами весенней земли и молодой травы, с реки доносился легкий ветерок. Софи бегло пролистала путеводитель, а потом прочитала Люсьену познавательные отрывки, предусмотрительно обойдя самые кровавые страницы истории. Грант, однако, не отличался подобной душевной тонкостью.

– Смотри, – показал он на массивную каменную плиту, возвышавшуюся посреди безупречного газона. – Вот та самая плаха, над которой палач размахивал топором.

Люсьен остановился как вкопанный, несколько секунд молчал, а потом серьезно произнес:

– Вы хотите сказать, что людям отрубали головы… прямо здесь?

Грант кивнул:

– Много веков Тауэр служил тюрьмой. А заключали сюда главным образом предателей, в том числе и тех, кто пытался незаконно взойти на королевский трон. Во время войны Алой и Белой розы здесь сложили головы несколько королей. А вообще-то история рассказывает даже о женщинах.

– О ком же, мама? – заинтересовался Люсьен. – Кого называет твоя книга?

– Например, Анну Болейн, жену короля Генриха Восьмого, – ответила Софи, заглянув в путеводитель. – А еще леди Джейн Грей. О Господи, ведь ей было всего семнадцать!

Люсьен нетерпеливо потянул Софи за руку и с горящими глазами попросил:

– Пожалуйста, разреши мне пойти посмотреть!

Софи кивнула, и мальчик со всех ног побежал к месту казни. Они с Грантом медленно пошли следом.

– Не знаю, следует ли поддерживать интерес к смерти и расправам, – задумчиво произнесла герцогиня. – Любопытство сомнительного свойства, не так ли?

– Мальчишек всегда притягивают мрачные и страшные события, – успокоил ее Грант. – Вырастет и переключит внимание на другие исторические факты.

– А что, если начнут мучить кошмары?

– Люсьен склонен просыпаться по ночам? – в свою очередь, спросил Грант.

Глядя, как мальчик ходит вокруг колоды, словно представляя ужасный обряд казни, Софи покачала головой:

– Нет, спит очень крепко.

– В таком случае не стоит волноваться. После экскурсии по Тауэру он наверняка увидит во сне рыцарей, мчащихся в бой на белых конях.

Слова Гранта и его уверенная манера принесли успокоение – но лишь до той минуты, пока Софи не осознала, что они обсуждают Люсьена так, как способны говорить о своем сыне лишь муж и жена.

Их сын. Неопровержимая правда отозвалась в сердце острой болью. Да, Люсьен – их сын, хотя Грант никогда об этом не узнает. Она не позволит горьким сожалениям отягощать совесть. Тогда, десять лет назад, у нее хватило мужества принять единственно разумное решение и обеспечить еще не родившемуся ребенку будущее. Грант не хотел ни жены, ни детей и не постеснялся недвусмысленно высказать собственную позицию.

Сегодня, однако, он опроверг все сомнения и открыто наслаждался обществом Люсьена. И все же Софи не собиралась придавать особого значения идиллической картине, которую наблюдала собственными глазами. Понятие «ответственность» никогда не существовало для Гранта. Ребенок представлял для него лишь временное развлечение и ничего больше. Новое впечатление могло его позабавить, но как только новизна бледнела, искатель приключений стремился вперед, к еще не испытанным ощущениям.

Люсьен вернулся вприпрыжку, и Софи с облегчением заметила, что исследование страшной плиты не произвело на мальчика удручающего впечатления. Люсьену не терпелось попасть в арсенал, и они ускорили шаг.

Толстые стены старинного каменного здания встретили их суровым полумраком, сыростью и холодом. Грант любезно подал руку Софи и помог преодолеть высокий порог первого выставочного зала. И его прикосновение снова подействовало на Софи магически: она с трудом сумела сдержать дрожь.

– В этих старых замках всегда так зябко и неуютно.

– Да, разумеется, – пробормотал Грант.

Он провел рукой по спине Софи, ладонь замерла на пояснице. Тело Софи ответило всплеском желания.

Может быть, стоит завести с ним роман?

Предложение Каролины показалось Софи весьма заманчивым. Слова подруги прочно застряли в сознании. Каролина не подозревала, что молодая герцогиня уже познала радости романа с мистером Чандлером и все эти годы прилагала немалые усилия, чтобы стереть из памяти воспоминания об этом романе. Возвращение Гранта вызвало к жизни поток ярких образов и острых впечатлений.

Нежная ласка рук и тепло губ. Ощущение горячего сильного тела на собственном теле. Не поддающаяся описанию восторженная радость единения с любимым.

Расстроенная собственной слабостью, Софи подняла глаза на спутника. Он, несомненно, искушал ее, пытался сломить ее сопротивление. Или во всем виновато воспаленное воображение? Мистер Чандлер даже не смотрел в ее сторону, а тот Грант, которого она знала, постоянно поддразнивал, очаровывал, увлекал. Да, он был признанным мастером остроумных комментариев: неожиданные замечания держали в неизменном напряжении и ум, и тело. Однако сейчас в каждом его слове и движении ощущалась сдержанность. Железная стена самообладания надежно скрывала его истинные мысли и намерения.

И все же он не упускал случая прикоснуться к ней – брал за руку, чтобы отвести туда, где были выставлены мечи и копья; дотрагивался до плеча, чтобы обратить внимание на старинный мушкет; крепко сжимал локоть, собираясь перейти в следующий зал. Софи то и дело замечала устремленный на нее взгляд.

К счастью, Люсьен даже не подозревал о происходившем рядом молчаливом, но суровом поединке. Мальчик увлеченно рассматривал оружие доблестных воинов и инструменты безжалостных палачей. В одном из залов на стенах висели портреты английских монархов верхом на боевых конях и в полном ратном снаряжении. Все, как один, собрались на битву. Грант оживлял впечатление бесконечными рассказами о рыцарской доблести, а Софи не упускала случая добавить несколько извлеченных из путеводителя точных исторических сведений.

Потом они купили у разносчика горячие пирожки с мясом и, прогуливаясь по крепостной стене, с аппетитом съели их.

– Короли проводили турниры прямо здесь, в стенах замка, – сказал Грант. – Рыцари вступали в поединки, чтобы выявить самого отважного и умелого воина. Самым большим счастьем считался символический подарок – талисман от дамы сердца.

– Талисман? – переспросил Люсьен. – Что это такое?

– Платок или какая-нибудь ленточка, – пояснил Грант. Не успела Софи понять, что происходит, как он снял с ее шеи тонкую черную кружевную косынку, повязал на руку повыше локтя, затянул, зажав конец в зубах, и принял комично-торжественную позу, подбоченившись и устремив на импровизированный талисман восторженный взор. Люсьен покатился со смеху.

– Вы сейчас выглядите как самый настоящий напыщенный дурак, – прокомментировал он.

– Полагаю, как глупец, дурак и болван – все сразу, – усилил впечатление Грант.

– Смотри, мама, я рыцарь! Мчусь на турнир! – Изображая одновременно и всадника, и коня, Люсьен галопом поскакал по широкой стене.

– Как приятно видеть, что он играет как нормальный маленький мальчик, – негромко призналась она, взглянув на Гранта. – В последнее время, после смерти Роберта, он всегда такой тихий и печальный.

– Переживает и скучает. Но время лечит.

Несмотря на сочувственные слова, в холодном взгляде снова мелькнула настороженность, и сердце испуганно дрогнуло.

– Спасибо тебе за то, что предложил эту прогулку, – поблагодарила она. – Я и не подозревала, как мы с Люсьеном истосковались по свежим впечатлениям.

– Рад оказаться полезным.

Воздух раскалился, причем не только от солнца. Грант снял с руки косынку и бережно вернул на место: повязал Софи на шею. Пальцы, словно невзначай, прикоснулись к коже. На этом попытки соблазнения закончились – то ли к радости, то ли к разочарованию Софи. Грант невозмутимо отвернулся и окликнул Люсьена, чтобы спуститься вниз и отправиться дальше.

Остаток дня прошел в созерцании монарших сокровищ и посещении Львиной башни. В этом древнем каменном строении располагался зверинец. Впечатление осложнялось характерным запахом, однако Люсьен этого не замечал. Он переходил от одного экзотического животного к другому и самозабвенно рассматривал нескольких львов, медведя гризли и старую тигрицу.

Тауэр они покинули, когда уже смеркалось. Люсьен устал и волочил ноги. Оживился лишь после того, как Грант настоял на покупке сувениров у уличного торговца. Мама получила букетик фиалок, а сын – миниатюрную фигурку рыцаря. Едва экипаж тронулся, мальчик прислонился головой к плечу Софи и уснул, крепко прижав к груди подарок.

Она осторожно обняла худенькое тельце. В потоке любви и нежности поцеловала спутанные волосы, вдохнув настоянный на свежем воздухе и пыли мальчишеский аромат. Грант искусно маневрировал на узких улицах. Время от времени оборачивался и поглядывал на Софи. Софи не спешила прерывать молчание. Разговор мог обострить ощущение близости, а она уже и без того сомневалась, что сможет противостоять мужскому обаянию.

А противостоять было необходимо – не только во имя собственного спокойствия и благополучия, но и ради сына. Увлечение дало бы Гранту повод укрепить позиции в качестве опекуна. Потом, соскучившись, он непременно вернулся бы к своему обычному существованию, причинив Люсьену боль и разочарование.

Наконец в сгустившейся тьме показался элегантный особняк. Вечер выдался прохладным, однако Софи не спешила войти в дом и тем самым закончить приятную прогулку. Конюх принял поводья, а Грант соскочил на землю. Одной рукой он поднял безмятежно спавшего Люсьена, а вторую подал Софи.

Подъезд освещали яркие факелы, в их сиянии блестели начищенные медные петли и ручки. Лакей в голубой ливрее распахнул дверь. Путешественники вошли в просторный холл, и Софи неожиданно показалось, что все трое – одна семья: теплая, дружная и счастливая.

– Бедняжка, – тихо заметил Грант, взглянув на прильнувшего к его плечу ребенка, – совсем измучился.

– Да, – прошептала Софи.

На столе стоял серебряный канделябр, вовлекая отца и сына в магический круг. Темные ресницы обрамляли закрытые глаза мальчика бархатной каймой, а юное личико излучало спокойствие. И все же в чертах читалась характерная для Гранта скульптурная четкость.

Нет, решительно напомнила себе Софи. Отцом Люсьена был Роберт. Предательские мысли порождали лишь боль и страдания.

Она заставила себя отвлечься и в тот же момент заметила, что на площадке широкой лестницы стоит Хелен. Золовка в ужасе прижала руки к щекам и выглядела испуганной, пораженной, словно в дом входили призраки.

Сердце Софи тревожно забилось. Господи! Неужели и она заметила сходство? Не может быть!

Хелен тем временем бежала вниз по ступенькам.

– О небо! Что случилось? Люсьен заболел?

Поняв наконец причину ее волнения, Софи с облегчением вздохнула. К счастью, золовка просто испугалась, увидев племянника на руках у опекуна.

– Не волнуйся, все в порядке, – прошептала Софи и погладила сына по волосам затянутой в тонкую перчатку рукой. – Просто нагулялся и заснул по дороге домой, вот и все.

Хелен остановилась у подножия лестницы и, чтобы не упасть от охватившей ее слабости, схватилась за перила.

– А я… я подумала… после всего, что случилось с Робертом…

– Простите, если испугал, – галантно извинился Грант и с легкой улыбкой добавил: – Видимо, я до сих пор не избавился от хулиганских замашек.

Губы Хелен изогнулись в слабой улыбке. Она выпрямилась и сжала руки.

– Что правда, то правда. Я до сих пор помню, как вы с братом подложили мне в постель череп. Дело было накануне Дня всех святых.

Грант рассмеялся.

– Предадимся приятным воспоминаниям как-нибудь в другой раз. А сейчас, если не возражаете, я отнесу мальчика в его комнату.

Хелен отошла в сторону, уступая дорогу и наблюдая за тем, как Грант легко поднимается по лестнице с драгоценной ношей в руках. Софи хотела пойти следом, однако золовка удержала ее за локоть. В ее глазах застыл и вопрос, и подозрение.

– Почему так долго? – поинтересовалась она. – Уже целый час не знаю, что делать и куда деваться от волнения.

– Вовсе незачем волноваться. Люсьену так понравилась выставка, что мы задержались немного дольше, чем планировали.

– Хм. Сомневаюсь, что это единственная причина опоздания. – Хелен хмуро взглянула вниз.

Софи опустила глаза и только сейчас заметила, что все еще сжимает в руке подаренный Грантом нежный букетик фиалок. Она совсем забыла и о цветах, и о наивном трепете, который испытала, получив изящный сувенир.

Осуждающий взгляд Хелен вызвал раздражение. Если до окончания годового траура оставалось еще несколько месяцев, из этого вовсе не следовало, что нельзя принять из рук мужчины даже букетик цветов.

Она протянула фиалки золовке:

– Будь добра, распорядись, чтобы лакей поставил их в воду. В серебряную вазочку в утренней комнате.

С этими словами Софи стала торопливо подниматься по лестнице. На ходу сняла лайковые перчатки, потом шляпу, привычным жестом поправила прическу.

Спальня Люсьена располагалась неподалеку от классной комнаты.

Мисс Оливер уютно устроилась в кресле-качалке возле камина, ловко орудуя спицами. При виде трогательной процессии тут же поднялась и подошла к кровати. Грант положил мальчика поверх одеяла. Люсьен что-то пробормотал, однако глаз так и не открыл, а фигурки рыцаря из руки не выпустил.

– Не беспокойтесь, ваша светлость, я немедленно позабочусь о том, чтобы герцог сделал все, что положено перед сном. Конечно, его светлость немного рассердится, но быстро остынет: он добрый мальчик.

Софи нежно поцеловала сына в лоб. Ничего дороже Люсьена у нее в жизни не было, и она не уставала изо дня в день благодарить Господа за щедрый подарок. Софи обернулась и увидела, что Грант пристально наблюдает за ней.

Его темные глаза горели желанием. Софи мгновенно отреагировала на этот взгляд.

Как только они вышли из детской и оказались наедине в длинном пустом коридоре, герцогиня вежливо попросила:

– Теперь, после того как ты провел некоторое время с Люсьеном, не согласишься ли обсудить интересующий меня вопрос?

– Вопрос? – Грант удивленно поднял брови. – Ах да, речь пойдет о школе, насколько я понимаю.

– Мой сын еще не успел полностью оправиться после потери отца. Поэтому отсылать его этой осенью в закрытую школу преждевременно. Нельзя сейчас отрывать его от дома и родных. Он еще не готов к этому.

– Или его мама еще не готова, – добавил Грант. Нотка высокомерия в его голосе мгновенно лишила Софи самообладания.

– Я всегда делаю все в интересах сына, – заявила она ледяным тоном. – Всегда поступаю в интересах сына. И никогда не позволяю собственным интересам вторгаться в…

– Спрячь коготки, – с мягкой иронией в голосе посоветовал Грант. Сжал ее руки, поднес ладони к губам и поцеловал сначала одну, потом другую. – А тебя опасно дразнить. Как только речь заходит о ребенке, ты становишься чрезвычайно опасной.

Искреннее тепло прикосновения грозило новым душевным кризисом, и Софи поспешила высвободить руки.

– Значит, ты согласен с моими доводами?

– Разумеется. Если считаешь необходимым, оставь мальчика дома. – Грант нежно погладил ее по щеке.

Софи повернулась и зашагала по тускло освещенному коридору. Грант обхватил ее сзади и прижал к себе.

– Софи, – прошептал он. Теплые губы ласково прикоснулись к ее волосам. – Я захотел тебя сразу, с первого взгляда, во время гонки экипажей ты стояла в первом ряду.

Софи до сих пор помнила ту необыкновенную встречу. Гонки проходили еще до начала светского сезона. Мать привезла ее в Лондон, чтобы купить все, что положено молодой девушке, готовящейся к блестящему дебюту. В то время еще не полагалось принимать участие в увеселениях, но, возвращаясь в сопровождении горничной от модистки, она заметила в Гайд-парке толпу.

Любопытство возобладало, и Софи приказала вознице остановиться. Сначала собиралась посмотреть издали, однако азарт гонки заставил ее приблизиться. Вскоре, забыв обо всем на свете, она горячо подбадривала победителя – красивого молодого человека в легком желтом экипаже, запряженном парой рослых лошадей. Его имя не сходило с уст стоявших рядом дам:

– Ах, снова этот неотразимый Грант Чандлер! Говорят, он и в спальне так же хорош.

– Ммм, готова предоставить ему услуга бесплатно.

Наивная и неопытная, Софи не сразу определила, что эту беседу вели вовсе не леди, а так называемые дамы полусвета – проще говоря, падшие женщины, готовые развлекать джентльменов за деньги и драгоценности.

Софи сосредоточила внимание на объекте всеобщего восхищения, не в силах отвести взгляд от подтянутой, стройной фигуры, особенно заметной в тот момент, когда победитель легко спрыгнул с высокого сиденья, и от очаровательной, слегка плутовской улыбки в ответ на поздравления и рукопожатия соперников. Герой без стеснения направился к неизвестной молоденькой барышне и, взяв ее за руку, отвел в сторону. Он долго смотрел ей в глаза, и Софи мгновенно влюбилась. А по неопытности решила, что он тоже влюбился в нее.

И сейчас, спустя десять лет, замерев в объятиях непредсказуемого, способного на самые дерзкие поступки мужчину, Софи с раздражением осознала, что все еще надеется на искренность его чувств.

– Все, что между нами было, бесследно ушло. Возрождать прошлые заблуждения бессмысленно.

– Неужели заблуждения? – прошептал Грант, согревая ее теплым дыханием. – В объятиях друг друга мы обрели редкую страсть. Ни до нашей встречи, ни после нее мне не приходилось испытывать ничего подобного.

– Разговор вышел за рамки приличий. Немедленно отпусти меня!

Грант и не подумал ее отпускать, лишь повернул к себе лицом. Герцогиня неожиданно оказалась зажатой между стеной и широкой грудью, всем телом ощутила призывную близость. Приподняв пальцем ее подбородок, Грант заглянул ей в глаза.

– Скажи, что забыла все, что между нами было, – хрипло произнес он, – скажи честно, и я немедленно уйду.

Софи выдержала взгляд и соврала:

– Забыла. Просто выбросила из головы.

Его глаза зажглись неудовлетворенным желанием.

– Что ж, позвольте напомнить, герцогиня.

Он накрыл ее губы своими губами с утонченным мастерством, достойным самого дьявола. Софи попыталась отвернуться, однако искуситель не только удержал ее на месте, но и проник языком в рот, чтобы возбудить те же магические ощущения, которые она так хорошо помнила. Но разве воспоминания могли сравниться со страстной реальностью живого поцелуя? Грудь у Софи заныла, ноги подкосились, и если бы Грант не держал ее в объятиях, она бы упала. В попытке отстраниться Софи прижала ладони к гладкой ткани сюртука. Искуситель воспринял это движение как вызов: лаская губами, руками, всем телом, он продолжил безжалостное наступление.

Софи жаждала его ласк и в то же время ненавидела его. Действия Гранта казались рассчитанными и выверенными, словно он загнал собственную страсть в узкие рамки рассудка. Даже дыхание у него не участилось. Ему хотелось покорить ее, доказать собственную правоту. Что ж, она не отступит, пока не отступит он!

Неожиданно принятое решение пересилило желание сопротивляться. Подчиняясь безрассудству, Софи позволила себе растаять на горячей груди, обвить руками крепкую шею и запустить пальцы в густые черные волосы. Шелковистые пряди оставались такими же мягкими, как и прежде. Она провела кончиками пальцев по мочкам его ушей: когда-то он признался, что любит эту простую ласку. Смутно сознавая, что играет с огнем, Софи тем не менее выгнула бедра, чтобы возбудить мужское естество Гранта.

Софи с наслаждением ощутила тот неповторимый момент, когда страсть одержала верх над самообладанием Гранта, и он застонал. Его ласки превратились в жгучий призыв; поцелуй обжигал и требовал ответа. Вкус его губ опьянял, запах мужского тела возбуждал. Софи неслась по волнам наслаждения, забыв обо всем на свете.

Грант расстегнул накидку и проник под корсаж. Пальцы стремились к набухшим соскам, а когда наконец дотянулись, Софи застонала от пронзившего насквозь острого наслаждения. Сейчас уже все тело, все сокровенные уголки умоляли об одном: о полной и неотступной близости.

Сквозь густой туман желания донесся знакомый и в то же время изменившийся голос:

– Софи… скажи… где твоя спальня?

С трудом приподняв тяжелые веки, она поняла, что он обнял ее за талию, чтобы не упала, и увлек к лестнице. Его намерение не оставляло сомнений и мгновенно вернуло Софи к холодной реальности. Она высвободилась из его объятий и прислонилась к стене.

– Нет, Грант. Нет.

– Но ты же хочешь меня! Желаешь так же, как я желаю тебя!

– Для меня нет ничего важнее в жизни, чем сын. – Они остановились совсем близко от комнаты Люсьена. Если бы мальчик неожиданно вышел и увидел их… Если бы кто-нибудь увидел… Эта мысль придала Софи силы.

– Нет, продолжать я не готова. Особенно здесь.

Грант привлек ее ближе и нежно погладил шелковистую кожу над корсажем.

– Тогда поедем ко мне. Там никто не помешает.

– Я не имею права вести себя столь безответственно! Неужели не понимаешь? Ведь я могу забеременеть!

Грант долго молчал. На лице появилось замкнутое, суровое выражение.

– Но можно предохраняться, – наконец возразил он. – Ты наверняка знаешь, как это делается. Не мне тебя учить. Ведь ты всего раз пожертвовала фигурой.

Его замечание прозвучало оскорбительно. Грант считает ее мелочной и тщеславной кокеткой. Как же плохо он знал и ее, и Роберта!

– Все, вопрос закрыт. Вынуждена попросить тебя уйти. Немедленно.

– Как прикажете, герцогиня. Однако знайте: все еще впереди. – Он повернулся и стал спускаться с лестницы.

Прислушиваясь к звуку его удаляющихся шагов, Софи стояла в пустом тихом коридоре. В этот момент она чувствовала себя такой одинокой! Софи привыкла жить без мужчины и ничуть не страдала. Однако Грант разбудил в ней и страсть, и тоску по любви, которой она давно не испытывала.

«Все еще впереди».

Нет, все кончено. Что было, то прошло, и все же Софи не могла не думать о Гранте. Она все еще ощущала на губах вкус его поцелуя, его ласки. Она забыла даже о том, что потеря репутации может отразиться на сыне.

Люсьен. Софи постаралась сосредоточиться на мысли о самом дорогом существе. Ради ребенка необходимо противостоять искушению. Но противостоять наделенному властью опекуну?

Глава 8

5 ноября 1701 года

Сегодня Ночь Гая Фокса, вся Англия торжествует победу над злодейским заговором. На площади полыхал костер, и мне позволили посетить праздник в сопровождении верной Мэри. О, что это был за восторг! По всему Лондону разносился перезвон колоколов, а издалека отвечала пушка. Старый полковник Дикинсон носил по улицам соломенное чучело, за ним следовала колонна ликующих горожан. Радовались и господа, и слуги. И вот среди всеобщего веселья я неожиданно очутилась в объятиях.

Это был Уильям! Он увлек меня во тьму, где мы предались поцелуям со всем пылом запретной страсти. Окончательно ослабев, я обещала утром прийти к нему на квартиру.

О, что же мне теперь делать? Как поступить? Нарушить данное Малфорду обещание верности? Или разбить сердце дражайшего Уильяма?

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

На следующий день, раздраженный и разочарованный бесплодными расследованиями, Грант остановил коня у подъезда элегантного особняка на Парк-лейн. Отвратительная погода вполне соответствовала его настроению, а холодный дождь грозил промочить до нитки. Мистер Чандлер сбросил пропитанный водой плащ и шляпу, с которой текла вода, на руки стоявшему у двери ливрейному лакею и направился в гостиную.

Тетушка Фиби, словно монаршая особа, восседала в кресле возле небольшого стола и, сжимая перо унизанными кольцами пухлыми пальцами, писала письмо. Карими глазами под тяжелыми веками, бледной кожей, надменным носом и пепельно-седыми волосами она напоминала королеву Елизавету в старости. Да и в манерах ее проскальзывало высокомерие. Впрочем, от королевы-девственницы почтенную светскую даму отличало то обстоятельство, что ей выпал жребий похоронить трех титулованных мужей. Овдовев в третий раз, леди заявила, что намерена жить в одиночестве до конца жизни.

Заметив застывшего в дверях племянника, тетя Фиби не выказала ни малейшего удивления, словно проказник отсутствовал всего несколько дней, а не десять лет. Она спокойно положила перо на место, устремив на Гранта высокомерный взор.

– Наконец-то снизошел до меня. Рэндольф сказал, что вчера встретил тебя в клубе.

Услышав имя брата, Грант почувствовал укол раздражения. Однако спорить с ней, а уж тем более ссориться, он не собирался. Напротив, намеревался в полной мере использовать ее вездесущую шпионскую сеть.

– Значит, меня выдали, – отшутился он с очаровательной улыбкой. – Могу ли я рассчитывать на прощение?

– Хм. Если учесть, что ты мой наследник, то можно было бы ожидать от тебя разумного поведения, то есть немедленного визита. Но ведь ты редко поступаешь так, как того требует здравый смысл.

Она протянула для поцелуя руку в пигментных пятнах. Грант наклонился и нежно чмокнул в напудренную морщинистую щеку. Легкий цветочный запах напомнил о счастливых днях, проведенных в обществе эксцентричной, но любящей родственницы. Грант находил у нее убежище всякий раз, когда отец, всемогущий граф Литтон, выгонял его из дома.

– Милая тетушка Фиби, как же я по тебе соскучился! А ты все так же прелестна.

– Льстец, – заявила непреклонная леди, но ее губы тронула улыбка. – А теперь сядь, чтобы я могла, не задирая головы, рассмотреть тебя.

– Прежде всего я хотел бы выпить бренди. Присоединишься?

Карие глаза тетушки лукаво блеснули.

– И ты еще спрашиваешь?

Грант прошел в библиотеку и вскоре вернулся с графином и двумя бокалами. Наполнив оба почти до краев, один протянул тетушке. Старушка сделала глоток и вздохнула, не скрывая гедонистского удовольствия.

– Чудесно! – Она поднесла бокал к глазам, восхищенно созерцая его янтарную глубину – Соскучилась по нашим дружеским посиделкам. А предаваться возлияниям в одиночестве не привыкла: боюсь превратиться в старую перечницу, которая добавляет бренди в чай под лицемерным названием «французские сливки».

Удобно устроившись на диване, Грант рассмеялся; дурное настроение сразу отступило.

– В таком случае наслаждайся. А мне нужно многое тебе рассказать.

Тетушка выразительно вскинула тонкие брови.

– Надежные источники сообщили, что ты приехал на пару недель и снял дом, некогда принадлежавший лорду Таллируду. Одет по последней моде. Зная, как мальчик ненавидит долги, можно сделать вывод, что у него завелись деньжата.

О воровстве тетушке знать ни к чему. Она будет в шоке.

– Об этом лучше не спрашивай.

– А почему, собственно? Ты столько лет болтался на континенте, что просто обязан рассказать о своих приключениях. Впрочем, как хочешь. Но при одном условии: отвечай честно, чем ты так занят в Лондоне?

Грант откинулся на диване и расслабился. Впервые после вчерашнего бурного прощания с Софи.

– Надеюсь, тебе известно, что я назначен опекуном молодого Малфорда.

– Ах да, конечно. И это обстоятельство, несомненно, означает возобновление знакомства с герцогиней.

Грант постарался сохранить невозмутимость. Во всем, что касалось Софи, он решил хранить молчание. В конце концов, это его личное дело.

– Да, знакомство действительно возобновилось. А если честно, то мне необходим твой совет по одному весьма деликатному вопросу, связанному с этой особой.

– В чем дело, мой мальчик? Уж не осчастливил ли ты ее по-семейному?

– Черт подери, конечно же, нет! – резко ответил Грант. Со вчерашнего вечера приходилось бороться с неотступной фантазией. «Я могу забеременеть» – так Софи аргументировала отказ. А вот ему никак не удавалось прогнать ее образ – беременной его ребенком. Казалось бы, эта мысль должна была привести его в ужас, но ужаса почему-то он не испытывал, только желание обладать ею.

– Как жаль, – печально заметила тетушка. – А я, признаться, не переставала надеяться, что вы снова найдете друг друга и на этот раз непременно поженитесь.

Настроение у Гранта вновь испортилось.

– Бог мой, тетя! Давайте не будем обсуждать эту тему. Она явно устарела.

– Можно и не обсуждать, как хочешь. Но ты не можешь отрицать, что неравнодушен к этой особе.

– Я был к ней неравнодушен до того, как она предпочла выйти замуж за моего друга. И было это давным-давно. – Грант поднялся и стал мерить шагами гостиную. – А главное, – продолжил он, – как и прежде, не имею ни малейшего желания связывать собственную жизнь ни с герцогиней Малфорд, ни с какой-либо другой леди. Свобода мне дороже всего.

– Что ж, ничего удивительного в этом нет. Твои родители преподали тебе отвратительный урок семейной жизни. Так что твой страх перед семейной жизнью вполне объясним.

Любовь. Нежное чувство принадлежало поэтам и восторженным юношам, но не имело ничего общего с тем похотливым вожделением, которое Грант испытывал к Софи. Сама того не подозревая, молодая вдова околдовала его, заставила забыть о цели, с которой он приехал. А вчера напомнила о том, с какой легкостью ей удается лишить его самоконтроля. И не держи он себя в руках, не сохраняй полную боевую готовность, наверняка поверил бы любой лжи, сорвавшейся с ее очаровательных губ.

Заметив на себе проницательный взгляд, Грант вынул из фарфоровой вазы красную розу и с театральным поклоном преподнес тетушке.

– Ты единственная женщина, к которой я питаю нежные чувства.

Тетушка приняла розу и раздраженно покачала головой.

– Умеешь очаровывать женщин, дорогой племянник. Однако настанет день, когда женщина будет вить из тебя веревки.

Десять лет назад Софи именно этим и занималась. Больше такое не повторится. Беседа приняла опасный оборот, и Грант поспешил сменить тему.

– Мы отклонились от важного вопроса. Помнишь письмо Малфорда, которое ты мне пересылала? Он написал его незадолго до смерти.

– Разумеется, помню. А спустя неделю, сразу после его похорон, пришло еще одно, от Софи. – Тетя Фиби помолчала. – Тогда я подумала, уж не собирался ли герцог с тобой помириться. На смертном одре человеку подчас хочется исправить совершенные ошибки.

Грант подошел к камину и положил руку на мраморный портал. Сделал глоток бренди. Запоздалые сожаления бесполезны. Лучше использовать энергию с пользой и отомстить за гибель Роберта.

– Все обстояло гораздо серьезнее. Малфорд писал о другом. Подозревал, что его отравили.

– Да, слышала. Недоброкачественной пищей. Слава Богу, больше никто в доме не заболел!

– Речь шла о преднамеренном отравлении.

Рука, только что неспешно подносившая к губам бокал, замерла в воздухе. Леди резко вздохнула и уставилась на племянника.

– Малфорда убили? Ни за что не поверю!

– Но это правда. Несколько дней назад я разговаривал с доктором Атертоном, и тот согласился, что симптомы расстройства очень напоминали признаки отравления мышьяком. К сожалению, Атертон чересчур чванлив и претенциозен, чтобы признать собственную ошибку.

– Но… дорогой мой мальчик… ты уверен? Может быть, герцог ошибался? Ведь он был тяжело болен; возможно, даже бредил.

– Письмо не вызывает сомнений. Малфорд хоть и был болен, письмо писал в здравом уме и твердой памяти.

– Но кто это сделал? И зачем?

– Малфорд написал, что это сделал дорогой его сердцу человек. Подозреваю, преступление совершила сама герцогиня.

– Софи… преступница? Что за чушь!

– Это не чушь. Она вышла замуж за Малфорда из-за титула и богатства. Сама когда-то призналась. А со временем, возможно, просто устала от супруга…

– Скажешь тоже! Мир переполнен женами, уставшими от мужей. – Тетушка поднялась с кресла и принялась мерить шагами комнату, не желая верить услышанному.

– Время от времени я встречала Софи на светских раутах, и она выглядела вполне довольной жизнью. А на похоронах плакала, убитая горем.

Грант с трудом подавил нахлынувшие чувства.

– Что ж, в таком случае она прекрасная актриса. Сыграла роль безутешной вдовы, чтобы скрыть собственное преступление.

– А ты не думал о сестре герцога, леди Хелен Рамзи? – спросила тетушка. – Или о кузене… как зовут этого тощего типа? Того самого, у которого всегда грязь под ногтями?

– Эллиот, – подсказал Грант. – Да, я думал об обоих, но счел решающим то обстоятельство, что Софи не обмолвилась об отравлении ни единым словом. Малфорд наверняка поделился с ней подозрениями – если, конечно, не считал убийцей именно ее.

– Мог и не поделиться. Герцог принадлежал к тому типу мужчин, которые смотрят на жену как на хрупкую фарфоровую куклу и всячески оберегают от огорчений.

Вряд ли Софи допустила бы подобное отношение к себе. Однако предположение позволяло взглянуть на историю с иной стороны и добавить ясности туманному представлению о возможных мотивах убийства.

– Возможно, тебя убедит такой аргумент: полагаю, Софи каким-то образом узнала о том письме, которое послал мне Роберт. Дело в том, что, когда я пришел, она нисколько не обрадовалась, увидев меня.

– Еще бы, – фыркнула тетушка. – Десять лет назад ты ее отверг, а теперь ей навязали тебя в качестве опекуна ее сына.

Грант стиснул зубы. Тетушка не знала, что на самом деле псе произошло иначе! Не он отверг Софи, а она его. Дала ему понять, что он ей не нужен, поскольку не имеет ни состояния, ни титула.

– Разреши все-таки закончить, – сухо попросил он. – В тот самый вечер кто-то ворвался в мой дом, до полусмерти избил камердинера и все перевернул вверх дном.

Почтенная леди схватилась за спинку кресла.

– Не можешь же ты подозревать, что Софи…

– Еще как могу! Она хотела уничтожить доказательства отравления.

– Письмо было украдено?

– К счастью, нет. Я его спрятал. Вообще ничего не пропало.

– Ясно. – Тетушка в полном изнеможении опустилась в кресло и снова глотнула бренди. – Не могу себе представить, что Софи способна ударить человека. Впрочем, она могла нанять какого-нибудь подонка. И все же…

– И все же рассматривать события как случайное совпадение опрометчиво. Она убила Роберта, и я намерен это доказать.

– Отправишься на Боу-стрит и выскажешь свои подозрения полицейским? – поинтересовалась тетушка.

– Нет, ничего подобного я делать не собираюсь. Сам во всем разберусь. Как можно тише и незаметнее, чтобы это не отразилось на судьбе молодого герцога.

Люсьен действительно представлял серьезную проблему. Сын Роберта оказался умным, любознательным, живым ребенком. Грант с неожиданной радостью посмотрел на мир его глазами. Когда они возвращались из Тауэра, Грант заметил, как Софи обнимает спящего мальчика. Нежность тронула его глубже, чем хотелось бы признаться себе самому. У Софи наверняка были грехи, но сына она любила самозабвенно.

Неужели она могла лишить Люсьена отца? Только потому, что устала от Роберта? Вряд ли. Для убийства нужен более серьезный мотив.

– Прежде чем выдвигать обвинения, необходимо отыскать веские доказательства, – задумчиво произнесла тетя Фиби. – А кроме врача ты с кем-нибудь разговаривал?

Грант рассказал о том, что целый день провел в поисках того самого повара, который приготовил злополучный пирог со сливами. Вскоре после несчастья Софи уволила француза без рекомендаций. Грант расспрашивал кухонную прислугу многих знатных домов, однако месье Ферран бесследно исчез.

– Хм, – скептически заметила тетушка. – Сомнительно, чтобы кто-нибудь из высшего света принял на работу повара, повинного в смерти герцога. А вот хозяева рангом пониже могли закрыть на это глаза. Ведь повар был профессионалом высокого класса. Если хочешь, могу осторожно навести справки.

– Буду тебе признателен. Ферран может рассказать, была ли Софи в кухне в тот самый день, когда он готовил обед.

Грант попытался представить себе, как Софи пробралась на кухню с пакетиком крысиного яда и, как только повар отвернулся, высыпала отраву в любимый десерт супруга.

– Но зачем, почему? – с болью воскликнул он.

– Понятия не имею.

Тетушка подняла на племянника полные печали глаза.

– Когда-то я слышала разговоры, но подумала, что это сплетни, и выбросила их из головы. А сейчас вспомнила.

– Говори же!

– Светские сплетницы судачили о том, что Малфорд… – Она помолчала, словно пытаясь найти нужные слова, и продолжила: – Говорили, что герцог не спал с женой, вообще не спал с женщинами, предпочитая мужчин.

Выйдя из библиотеки, Софи направилась к лестнице. В этот момент из своей комнаты неожиданно появилась Хелен. Они не виделись со вчерашнего вечера, но ничего удивительного в этом не было. Если не считать краткого визита в классную, Софи почти весь день провела в библиотеке. Чтобы не думать о Гранте, старательно искала второй том дневника Аннабел.

Однако не преуспела ни в том, ни в другом.

– Добрый вечер, Хелен. Этот дом поистине слишком велик: за весь день ни разу не встретились.

Золовка неожиданно улыбнулась и протянула Софи стопку уже запечатанной корреспонденции.

– Писала приглашения.

– Приглашения?

Хелен кивнула и взяла невестку под руку.

– Пойдем вниз, хочу успеть к вечерней почте.

Направляясь к парадной лестнице, Софи не переставала удивляться, почему золовка не ворчит по поводу вчерашнего дня, который Софи провела в обществе Гранта.

– Не понимаю. Мы не принимали гостей с тех пор, как…

– Да, с того ужасного дня, как заболел мой брат. – По лицу Хелен пробежала тень, и она на мгновение отвела взгляд. Однако вскоре снова с улыбкой посмотрела на Софи. – Но вряд ли Роберт захотел бы видеть нас отшельницами, правда? Так что званый ужин на следующей неделе будет весьма кстати.

– Позволь узнать, кого мы приглашаем? – поинтересовалась она, сделав ударение на слове «мы».

– Прости, пожалуйста, – с виноватым видом произнесла Хелен. – Я тебе ничего не объяснила. В следующую среду день рождения Эллиота. Праздник готовится в его честь. Я пригласила нескольких особ из высшего света.

Софи подумала, что Хелен неспроста затеяла все это.

– Мы никогда не отмечали день рождения Эллиота.

– Верно. Но иначе его сюда не заманишь. Римские развалины для него – дом родной. Его не интересуют светские рауты и все остальное, что происходит в Лондоне.

Хелен посмотрела на Софи с легким лукавством.

– Все очень просто. Я всего лишь написала, что необходимо обсудить вопрос о передаче найденных в Чичестере древних артефактов в Музей Монтегю.

Пораженная Софи остановилась на лестничной площадке. В прошлом году один из фермеров обрабатывал земельный участок в отдаленном поместье Роберта и наткнулся на римское захоронение. В могиле оказалось немало ценных предметов, в том числе золотой диск, брошь с драгоценными камнями, золотые и серебряные монеты. Эллиот сразу воспылал неукротимой алчностью, однако Роберт твердо заявил о намерении передать сокровища в музей. Кузены поссорились. К сожалению, Роберт умер, так и не успев осуществить свой план, и археологические находки перекочевали в сейф одного надежного банка.

– Надеешься заманить Эллиота под фальшивым предлогом, – произнесла Софи и стала спускаться с лестницы. – Но ведь обман обнаружится, едва он приедет.

Хелен удивленно вскинула брови.

– Ну и пусть. Главное, чтобы он появился здесь.

Странный замысел и причины его возникновения не давали Софи покоя.

– Если имеешь в виду отъезд Люсьена в школу, можешь не беспокоиться и не тревожить кузена. Мистер Чандлер уже одобрил мое намерение оставить сына дома еще на год.

– Одобрил? Ты явно не теряла времени даром и уже успела очаровать джентльмена.

Софи спокойно встретила взгляд Хелен.

– Ошибаешься. Я всего лишь делаю то, что считаю полезным для ребенка.

– Поступай как знаешь. В данный момент меня интересуют эти приглашения. – Спустившись в холл, Хелен подошла к небольшому столику возле двери, положила письма на серебряный поднос для корреспонденции и с довольным видом вернулась.

– И все-таки ты чего-то недоговариваешь.

Губы Хелен изогнулись в хитрой улыбке.

– Милая Софи, ты невероятно проницательна, – пропела она. – У меня действительно созрел план. На ужин приглашены достойные незамужние леди. Давным-давно пора подыскать Эллиоту супругу.

Дождь наконец прекратился. Грант вышел из дома тетушки и поехал к себе.

Погруженный в размышления, Грант не замечал печального пейзажа. Тетушка Фиби уговорила племянника остаться к обеду, а также попросила не бросаться на Софи с яростными обвинениями. Настроение было ужасным, возмущение перехлестывало через край.

«Говорили, что герцог не спал с женой, вообще не спал с женщинами, предпочитая мужчин».

Эти слова причинили Гранту острую боль. Спокойный, гордый, безукоризненно воспитанный Роберт – и вдруг содомит? Уму непостижимо.

Однако тетя Фиби привела несколько убедительных фактов.

– Черт возьми, но ведь он ухаживал за женщинами и даже женился!

– Да. Отличный способ скрыть от мира правду. Разве можно винить в этом человека? Не забывай, что мужеложство карается смертью.

– У него родился сын.

– Эти люди нередко имеют детей. Традиционная семья – лучшая маскировка порочной склонности.

– Но он ни разу, даже намеком, не делал мне никаких двусмысленных предложений.

Наивное замечание рассмешило проницательную леди.

– Ты, милый, чересчур откровенно и беззастенчиво интересуешься женщинами. Надо быть слепым, чтобы этого не заметить.

– Никогда не доверял сплетням и не собираюсь делать это впредь.

– Я тоже. Услышав впервые, не поверила. Но в данном случае нельзя отвергать вероятность, поскольку она может иметь решающее значение.

Грант хмуро вглядывался в серую муть тумана. Что и говорить, неожиданное открытие многое объясняло. У Софи был серьезный мотив для убийства.

Нетрудно представить себе тот ужас, который охватил герцогиню, едва открылась горькая правда о муже. Если новость привела в смятение даже его и стала настоящим шоком, то что говорить о молодой супруге? Вряд ли она подозревала о существовании подобной порочной склонности.

Но он-то давно знал, что к чему. Еще в закрытой школе слышал перешептывание товарищей о мальчиках, которые тайно делали что-то плохое и запрещенное, а, повзрослев, узнал о существовании борделей вполне определенного сорта: в них удовлетворяли желания клиентов, не задавая лишних вопросов. Знал и некоторых джентльменов, тайно посещавших подобные заведения. Неизменно пожимал плечами и, не желая вникать в подробности, игнорировал малопривлекательное явление. Сам он просто не представлял, что мужчина может не желать женщину.

Особенно Роберт.

Роберт женился на Софи.

На прекрасной, пылкой, чувственной Софи, которую так влекла любовная близость. А Роберт воспользовался ею как ширмой, чтобы прикрыть собственный порок. Быть может, раскрыв тайну, Софи в отместку отравила мужа? А вдруг Софи с самого начала знала правду и вошла с Робертом в сговор? Заключила сделку с самим дьяволом и в обмен на титул герцогини и богатство согласилась терпеть выходки извращенного супруга? До тех пор, пока в конце концов не устала от постоянных унижений.

Как бы то ни было, Гранту хотелось по-волчьи завыть.

На подступах к дому конь неожиданно занервничал. Решив, что гнедой мерин почувствовал тоску и смятение всадника, Грант ослабил поводья, но в следующий момент заметил, как в темной глубине конюшни что-то мелькнуло.

Там кто-то прятался. Вор?

Тут же вспомнились разоренные комнаты. Рен, едва не погибший от безжалостного удара по голове. Злосчастное письмо Роберта.

Грант пришпорил коня и бросился к добыче. Если это Софи, он ни за что не позволит ей убежать. Спрыгнув на землю, Грант схватил злоумышленника за полу.

Тот резко обернулся и поднял руку. В темноте сверкнула отточенная сталь.

Опасаясь причинить вред Софи, Грант удержался от инстинктивного порыва с силой стукнуть по запястью. Вместо этого отклонился и схватил преступника за рукав, намереваясь отвести нож в сторону.

Ошибка обнаружилась мгновенно. Едкий запах пота и неженская сила не оставили сомнений: перед ним вооруженный мужчина. Миг сомнения лишил Гранта преимущества в схватке.

Неизвестный нанес короткий и меткий удар ему в челюсть, извернулся и вырвался из захвата. Грант покачнулся и попятился. Упасть не дала каменная стена сада. Оттолкнувшись спиной, он снова бросился в бой.

Слишком поздно. Противник застыл возле коня и лихо вскочил в седло. Мерин затанцевал, почувствовав чужую руку, однако негодяй оказался отменным наездником и тут же подчинил себе испуганное животное.

Грант в ярости бросился вперед.

– Стой, мерзавец!

Он почти коснулся поводьев, но едва пальцы скользнули по конской гриве, разбойник развернулся и галопом ускакал в ночь.

Грант побежал следом, однако спустя минуту остановился. Беглец скрылся в тумане, а стук копыт был уже едва слышен. Оставалось лишь сожалеть о собственной глупости. Гнедого мерина он приобрёл всего неделю назад на аукционе чистокровных лошадей «Таттерсоллз», причем отдал кругленькую сумму. Нового коня купить нетрудно.

А вот шанса доказать, что преступника наняла Софи, возможно, больше не представится.

Глава 9

7 ноября 1701 года

Ужасный случай разбил все надежды на встречу с Уильямом. В город приехала Эдит, родная тетка Малфорда. Прибыла к порогу нашего дома в портшезе, который несли четыре дюжих лакея.

Устрашающая леди: длинный острый нос и невыносимое высокомерие. Я робко присела в реверансе, а она посмотрела так хмуро, будто перед всесильными очами оказалось существо, вовсе не достойное титула герцогини. Таким выдалось тягостное начало невыносимо нудного вечера. Гостья сочла необходимым опорочить весь мой свадебный гардероб, даже кружева на рубашке ее не устроили. Бедная мама окончательно расстроилась. Но, что самое ужасное, эта фурия теперь поселится у нас и будет неустанно блюсти мою добродетель – вплоть до самой свадьбы. О, я знала, что Малфорд заподозрил неладное!

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Сгорая от тайного вожделения, Софи стояла в магазине тканей на Риджент-стрит и с нежностью гладила рулон фиолетового шелка. В свете масляных ламп мягкая ткань переливалась. И все же герцогиня с сомнением посмотрела на спутницу.

– Нет, Каролина, не дразни. Ведь год траура еще не закончился.

Каролина улыбнулась. Сама она выглядела восхитительным цветком: яркие голубые глаза выглядывали из-под кокетливой желтой шляпки, подобранной в тон муслиновому платью.

– Ты и так носишь черное дольше, чем одобрил бы Роберт. По-моему, он предпочитал яркие цвета. Не так ли?

Аргумент звучал веско. В отличие от других мужей Роберт с удовольствием ездил с женой к модистке. Он обладал изысканным вкусом и безошибочно отличал истинную красоту от подделки.

– Нет, не могу нарушать условности, – решительно заявила Софи и, подавив искушение, переключила внимание на черную тафту. – Роберт поддержал бы меня.

– Нонсенс! Наверняка сказал бы, что фиолетовый цвет вполне скромен. И непременно добавил бы, что этот оттенок выгодно подчеркивает твою светлую кожу.

– Он строго соблюдал приличия. Не уставал повторять, что герцог и герцогиня обязаны служить образцом совершенства.

Взяв подругу за руку, Каролина вернула ее к шелку.

– Не забывай, милая, что тебе предстоит исполнить роль хозяйки на званом ужине в честь дня рождения Эллиота. Глубокий траур омрачит праздник.

Не в силах отвести взгляд от восхитительной ткани, Софи боролась с искушением. Как чудесно, как женственно чувствовала бы она себя в таком платье, как наслаждалась бы восхищенным взглядом Гранта.

– Люди осудят. Скажут, что не проявляю должного почтения к памяти супруга.

– О, что я слышу! Не ты ли та смелая Софи Хантингтон, которой нет никакого дела до сплетен, пересудов и скандалов?

Умная, проницательная Каролина права. Дерзкая, безрассудная девочка все еще жила в душе у Софи. И в вечер страстного поцелуя перестала скрываться и таиться. Целых два дня после пугающего и счастливого события Софи чувствовала себя как запертая в клетке и рвущаяся на волю птица. После десяти лет безупречного поведения стоило ли отказывать себе в столь малой вольности? Стоило ли опасаться косых взглядов?

Она со смехом покачала головой.

– Да, Каролина, в парламенте следовало бы заседать тебе, а не лорду Джеймсу. Ты способна переубедить самого упрямого оппонента. Вынуждена прекратить дебаты и признать поражение.

Лицо подруги озарилось улыбкой и стало еще прелестнее.

– Отлично. Давай закажем несколько платьев – все они будут готовы к началу следующей недели, как раз к моему возвращению из Уимблдона, от вдовствующей королевы.

Каролина жестом подозвала модистку, которая терпеливо дожидалась окончательного решения. Подчиняясь настойчивым советам подруги, Софи купила также отрез темно-серого шелка, синего муслина и несколько ярдов белых брюссельских кружев, призванных оживить строгие темные платья. Все приобретенное богатство переехало в соседний дом, в мастерскую одной из лучших лондонских портних. Следующие несколько часов подруги провели там же, неторопливо попивая чай и рассматривая новейшие модные журналы.

Приятное времяпрепровождение радовало Софии почти так же, как несколько дней назад порадовала экскурсия в Тауэр в компании Люсьена и Гранта. Она уже успела забыть мирное удовольствие женских забот в обществе подруги. Время пролетело незаметно. Вернувшись на свою улицу и высадив Каролину у подъезда соседнего особняка, Софи наконец вошла в собственный дом и увидела, что большие напольные часы в холле показывают почти четыре. Она не видела сына с самого утра. Хотелось побыстрее привести себя в порядок и подняться в классную. Фелпс принял из рук госпожи накидку.

– Как поживает герцог? – осведомилась она. – Мисс Оливер водила его на прогулку в парк?

Высокий худой дворецкий выглядел еще суровее, чем обычно.

– Нет, ваша светлость. По-моему, не водила.

Софи, как раз снимавшая лайковые перчатки, удивленно застыла. Странно. Гувернантка неизменно радела за строгий режим дня.

– Но ведь сегодня замечательная погода. Мисс Оливер прекрасно знает, что я настаиваю на прогулках. Сидеть целый день в классной просто вредно!

– Его светлость не был в классной комнате с самого утра.

– Как не был?

– Вскоре после вашего отъезда к герцогу явился гость. Точнее, гость явился к вашей светлости. Это мистер Чандлер.

Грант. Сердце закружилось в бешеном танце. Неужели он сейчас наверху? Неужели весь день дожидался встречи? «Все еще впереди». Многозначительное предупреждение волновало острее, чем следовало. Глупая, несбыточная мечта – она никогда не позволит себе уступить искушению.

Обуздав своевольные мысли, Софи сочла необходимым напомнить дворецкому о статусе Гранта.

– Мистер Чандлер – опекун моего сына. Возможно, приехал, чтобы проверить, как занимается подопечный.

– Маловероятно. – Фелпс презрительно сжал и без того тонкие губы. – Гость отпустил мисс Оливер, а сам полдня играл с молодым герцогом в оловянных солдатиков.

Как чудесно, что Грант не забыл о данном мальчику обещании! Люсьен, должно быть, счастлив провести время в мужской компании. Не стоит волноваться по поводу его растущей привязанности к опекуну.

– Спасибо, вы свободны, – обратилась она к дворецкому. – Не стоит предупреждать мистера Чандлера о моем возвращении. Сейчас поднимусь и поздороваюсь.

Герцогиня направилась к лестнице, но услышала за спиной деликатное покашливание.

– Мистера Чандлера здесь нет. Около двух часов назад он уехал вместе с юным герцогом.

– Что значит «уехал»? – Софи возмущенно обернулась. – И куда же, интересно, они направились?

– В Гайд-парк. Я слышал, как мистер Чандлер что-то говорил его светлости о гонках экипажей.

Охваченная страхом, Софи выхватила из услужливых рук дворецкого черную накидку.

– Надо было сразу сказать. Немедленно распорядитесь вернуть мой экипаж!

– Слушаюсь, ваша светлость. Безотлагательно исполню. – Фелпс с готовностью поспешил на улицу.

Герцогиня тщетно старалась совладать с тревогой и мерила шагами огромный холл. Наверняка конюхи еще не успели выпрячь лошадей. Гайд-парк совсем близко. Она успеет остановить Гранта.

Софи распахнула дверь и выбежала на крыльцо. Солнце уже клонилось к закату. Господи, успеет ли она? Возможно, в этот самый момент Люсьен дрожит от страха. Или, не дай Бог, лежит на земле возле разбитого экипажа.

По улице нескончаемым потоком катили экипажи, однако черной кареты Малфордов среди них не было.

Предположив, что экипаж может подъехать с другой стороны, Софи оглянулась и глазам своим не поверила.

Щегольской желтый экипаж Гранта легко и уверенно катил по булыжной мостовой. Люсьен сидел на высоком сиденье, но не рядом с опекуном, а у него между ног. Мальчик держал поводья, а Грант – его руки.

Прислонившись к массивной белой колонне, Софи смотрела, как экипаж подъехал и остановился у кромки тротуара, как раз напротив крыльца. Нашла в себе силы сделать несколько шагов навстречу, внимательно рассматривая сына: здоров ли? Нет ли царапин и ссадин? К счастью, ребенок выглядел целым и невредимым: розовые щеки, сияющие карие глаза под копной рыжевато-каштановых волос.

– Мама! Мамочка! – восторженно закричал Люсьен. – Я сам правил всю дорогу из парка! Видела, как я смело ехал?

Софи с усилием улыбнулась:

– Конечно, видела. Ты прекрасно управлялся с лошадьми. – Она раскрыла объятия. После пережитого страха хотелось как можно крепче прижать мальчика к груди. – Слезай. Пора обедать.

Люсьен уныло вздохнул и умоляюще посмотрел на Гранта.

– Пожалуйста, сэр, можно мне хотя бы еще разок проехать по площади?

– Непременно, только в другой раз, – мягко ответил опекун, с улыбкой взглянув на Софи. – А сейчас делай то, что говорит мама.

Люсьен обиженно надулся, однако спустился на тротуар. Софи наклонилась и схватила сына в охапку – маленького, крепенького, со взъерошенными волосами. Однако возмущение вытеснила радость.

Вместо того чтобы сразу послушаться мать, негодник повернулся к Гранту и спросил разрешения у него. Не слишком ли быстро мистеру Чандлеру удалось стать героем и завоевать любовь Люсьена? Напрасно она разрешила мальчику с ним общаться.

Но запретить это Гранту она не имела права. В качестве опекуна Грант мог поступать так, как считал уместным и необходимым.

Подбежавший конюх схватил поводья. Грант спрыгнул на землю и встал за спиной Люсьена. Софи подняла глаза и увидела перед собой потрясающе красивого мужчину: взгляд скользнул по блестящим черным сапогам до колен, по обтягивающим стройные ноги лосинам, прекрасному синему сюртуку, белоснежному галстуку и остановился на мужественном лице. С высоты своего немалого роста красавец холодно смотрел на нее, словно ожидая упреков и готовясь подтвердить намерение общаться с мальчиком и увозить его из дома, куда и когда ему заблагорассудится.

Софи была вне себя от гнева. Никто не вправе оспаривать ее первенство.

Люсьен вырвался из объятий Софи.

– Пожалуйста, мамочка! Я ведь уже не маленький!

Грант по-товарищески взъерошил его и без того растрепанные волосы.

– Ни один парень не может повзрослеть настолько, чтобы не обнять мать.

Софи восприняла наставление как новую попытку покровительства. Однако ответить не смогла: помешало присутствие Люсьена. Решила придержать обиду до более подходящего случая.

Карета благородного семейства Рамзи наконец-то появилась у крыльца и остановилась за желтым экипажем. Софи пояснила озадаченному вознице, что передумала и не собирается выезжать.

Мистер Чандлер по-свойски положил ладонь на плечо Люсьена.

– Ну, беги скорее домой. На сегодня развлечений вполне достаточно.

Софи взяла сына за руку и вместе с ним поднялась по мраморным ступеням.

– Что вы делали в парке, дорогой? Фелпс сказал, что там проходили какие-то гонки. – Поверх головы Люсьена она метнула на Гранта яростный взгляд.

Мальчик смутился:

– Ну… видишь ли… я не должен рассказывать… то есть… – Он тоже посмотрел на опекуна.

– Все в порядке, – как ни в чем не бывало заметил Грант. – Я сам расскажу обо всем твоей маме.

С учтивым поклоном он открыл дверь, приглашая Софи войти первой. Люсьен хотел проскочить, но, подражая кумиру, остановился. В других обстоятельствах прекрасные манеры сына непременно вызвали бы умиление. Но сейчас герцогиня едва сдерживала гнев. Вдобавок ко всему Грант предупредил ребенка, чтобы тот не рассказывал ей о скачках.

Войдя в дом, Софи увидела Фелпса, который возвращался из конюшни. Дворецкий перевел хмурый взгляд с герцогини на юного герцога.

– Ваша светлость.

– Мисс Оливер вернулась в детскую? – поинтересовалась Софи.

– Гувернантка внизу, на кухне. Желаете, чтобы я передал?..

– Нет. – Она посмотрела на сына и более мягким тоном произнесла: – Сходи на кухню и узнай, готовы ли свежие булочки.

Глаза Люсьена загорелись. Он обнял мать и, привстав на цыпочки, чмокнул ее в щеку.

– Спасибо, мамочка.

Люсьен со всех ног помчался по коридору к ведущей в подвал лестнице.

У Софи сжалось сердце. Интересно, сын обнял ее по велению души или по совету Гранта?

Нет. Она не позволит себе сомневаться в проявлениях сыновней нежности. Равно как не позволит постороннему вмешиваться в семейные дела и ограничивать права матери. Надо уговорить Гранта отказаться от опекунства!

Герцогиня посмотрела на Гранта.

– Поговорим в библиотеке. Следуй за мной.

– С огромным удовольствием.

Ответ прозвучал вполне искренне. Софи направилась по длинному коридору с безупречно сияющим мраморным полом, мистер Чандлер шел сзади на почтительном расстоянии, чтобы в полной мере насладиться зрелищем. Узкое черное платье облегало гибкую фигуру, бедра заманчиво покачивались, намекая на стройность длинных ног. Он до сих пор не забыл, как эти нога обвивались вокруг его бедер.

Усилием воли Грант вернул мысли в настоящее. Софии расстроилась и обиделась. Когда они с Люсьеном подъезжали к дому, волнение и страх на ее бледном лице говорили сами за себя. Только сейчас он осознал, какой шок она испытала, вернувшись домой и не найдя сына.

Возможно, герцогиня действительно убила мужа, но сына любила самозабвенно.

Черт возьми! Неужели он не достоин доверия в отношениях с мальчиком?

Этим утром Грант вовсе не собирался навещать Люсьена, тем более проводить с ним целый день. В особняк Малфордов приехал, чтобы прямо и откровенно поговорить с прекрасной вдовой о тайной жизни ее супруга. Однако оказалось, что Софи отправилась за покупками. В ожидании ее пришлось заняться с герцогом оловянными солдатиками. И не просто заняться, а с начала до конца разыграть битву при Ватерлоо. Восторженный азарт мальчика оказался заразительным. Наполеон отправился в изгнание на далекий остров – роль окруженного водой участка суши успешно исполнил шкаф, – а Софи все не возвращалась. Сгорая от нетерпения, Грант решил вывезти ребенка на прогулку в открытом экипаже. А вот о реакции матери не подумал.

Герцогиня привела его в библиотеку и решительно закрыла дверь. Глаза горели решимостью. Тонкое изящное личико выражало высокомерие истинной аристократки: приподнятый подбородок, твердо сжатые губы, легкий прищур ярких зеленых глаз. Ее светлость готовилась к бою.

Грант Чандлер тоже. Но его претензии к Софи не имели ни малейшего отношения к ребенку. Он вовсе не собирался отказываться от прежних намерений – очаровать, увлечь и соблазнить. Что ж, пусть красавица выплеснет накопившийся гнев. Если потребуется, он готов немного унизиться – женщинам так нравится, когда перед ними раболепствуют!

Софи подошла к полукругу стульев у камина, остановилась и повернулась к Гранту. Она не садилась. Грант тоже остался стоять, положив руку на мраморную каминную полку и приклеив к лицу покаянное выражение.

– Софи, прости за то, что заставил волноваться. Я не хотел тебя огорчать.

Она стояла прямо и неподвижно, строго опустив руки вдоль тела. Казалось, все силы ушли на поддержание внешнего спокойствия и самоконтроля.

– Очаровательное объяснение. И все же на сей раз успокоить меня будет нелегко. А тебе пора усвоить некоторые правила. Первое: впредь не нарушать распорядок дня моего сына.

– Но ведь он всего лишь маленький ребенок, – не удержался от возражения Грант. – От нескольких пропущенных уроков ничего страшного не произойдет.

– На этой неделе герцог уже один день прогулял. Я не позволю его баловать! И совершенно незачем было предоставлять мисс Оливер свободный день!

– Этого я не делал. Всего лишь сказал, что до твоего возвращения она вольна распоряжаться собственным временем, а я с удовольствием позанимаюсь с Люсьеном.

– Позанимаешься? Значит, теперь это так называется? Увезти мальчика из дома без моего разрешения, даже без предупреждения! Позволить участвовать в гонке экипажей! А в довершение ко всему научить его обману!

Грант счел разумным промолчать, не напоминая о том немаловажном обстоятельстве, что в качестве опекуна он волен распоряжаться временем ребенка по собственному усмотрению.

– Мы всего лишь наблюдали за гонками, – пояснил он, – но не участвовали в них. А что касается обмана, то я просто посоветовал ничего не объяснять и предоставить переговоры мне.

– Значит, теперь мой сын должен придерживаться правил порочной морали. Я не допущу ничего подобного! Всегда учила Люсьена, что скрывать правду – все равно что лгать.

Софи устремила взгляд в пылающий камин, словно задумавшись о собственном лицемерии. На щеках выступил слабый румянец – еще одно доказательство чувства вины: она понимала, что требует от сына честности, на которую не способна сама.

Теперь уже рассердился Грант. Десять лет Софи помогала Роберту скрывать порок. Не исключено, что скрыла и собственное участие в его убийстве. А совсем недавно наняла преступника, который ворвался в его дом, ранил камердинера и украл коня.

В порыве гнева Грант подошел к Софи и, приподняв ее подбородок, заглянул в зеленые глаза. Пахнуло легким, таинственным, привлекательно женственным ароматом. Гранту захотелось ее поцеловать, направить поток возмущения в русло страсти.

– Неужели ты настолько добродетельна, Софи? Не перестаю спрашивать себя, какие тайны ты скрываешь.

В восхитительных глазах отразилась душевная буря – но лишь на мгновение. Софи отвернулась, отступила, и перед Грантом снова появилась надменная герцогиня.

– Твоя тактика мне известна, и я не позволю увести себя в сторону от того, что должна сказать. Не важно, участвовал ты в гонке или просто смотрел, как рискуют жизнью другие. Главное, что ты подверг моего сына смертельной опасности. Если бы случилось непредвиденное – к примеру, кто-то не смог удержать лошадей…

В голосе Софи звучал неподдельный ужас. Пытаясь успокоить ее, Грант положил руки на гордо расправленные плечи.

– Но я привез Люсьена домой целым и невредимым. Ему не угрожала опасность.

Резко поведя плечами, Софи сбросила ладони Гранта.

– А что скажешь о тех людях, которые посещают подобные развлечения? Среди завсегдатаев гонок – лорд Килминстер и Джереми Апдайк. Не обходится и без дам полусвета. Неужели ты считаешь подобное общество подходящим для впечатлительного ребенка?

Строгость осуждения озадачила Гранта. Он пришел в замешательство.

– А вот в этом ты права, – признался Грант. – Люсьену не место во фривольной толпе.

– Ошибка не должна повториться, – заключила Софи. – Впредь тебе придется смириться с определенными правилами.

– Правилами?

– Да. Если любезно согласишься их выслушать. – Она начала методично загибать пальцы: – Во-первых, не увозить Люсьена из дома без моего разрешения. Во-вторых, посещать исключительно те места, которые я сочту достойными внимания ребенка.

– Может быть, лучше сразу чем-нибудь в меня швырнешь? – перебил ее Грант.

– Не поняла.

Раздосадованный Грант взял с каминной полки хрупкую фарфоровую вазочку и вложил в тонкие холеные пальцы Софи.

– Поскольку ты не собираешься принимать мои извинения, может быть, станет легче, если дашь волю темпераменту?

Софи сжала вазочку в руке, словно раздумывая, не разбить ли ее о красивую голову этого наглеца, потом, к глубокому сожалению Гранта, поставила на место. На мгновение прикрыла глаза и глубоко вздохнула. А когда посмотрела снова, чопорная герцогиня уступила место глубоко взволнованной красивой молодой женщине.

– Готова принять твои извинения. Но прошу, постарайся понять, что именно меня расстроило. Дело не в темпераменте. Я просто испугана – боюсь за Люсьена.

Глубокая искренность, прозвучавшая в ее голосе, потрясла Гранта. Догадывается ли Софи о том, что он подозревает ее в убийстве? Волнуется ли о том, что произойдет с сыном, если ей придется отправиться в тюрьму?

– Объясни, что ты имеешь в виду.

– Боюсь, потому что вижу, как Люсьен восхищен тобой, как быстро к тебе привязался. – Софи подошла ближе и доверчиво положила ладони на лацканы его сюртука. – Да, Грант, сейчас ты единственный мужчина в жизни мальчика, и он смотрит на тебя как на безусловный пример для подражания.

Неожиданные слова застали врасплох.

– Но, Софи, я же полностью признал ошибку и собственную неправоту. Высказался определенно, ясно…

– Дело не только в том, что произошло сегодня. Как известно, семейные узы тебя тяготят. И если ты намерен бросить Люсьена, то лучше сделай это прямо сейчас, пока он тебя не полюбил. Ребенок потерял отца. Еще одна утрата станет для него страшным ударом.

Грант взял Софи за руку и церемонно поцеловал.

– Никогда не брошу твоего сына, – заверил он. – Обещаю.

Софи недоверчиво покачала головой:

– Обещания ничего не значат. Важны лишь поступки. Люсьену необходимо сознавать, что на тебя либо можно положиться, либо нет. Лучше подпиши отказ от опекунства.

В ответ можно было выдвинуть множество благовидных аргументов и заверений, однако Софи не нуждалась в банальностях. Она любила сына отчаянно, как любит своего детеныша львица. Поэтому и бросила Гранту вызов, который не поддавался глянцевым дипломатическим уловкам. Может ли он выдержать безыскусную детскую привязанность? Должен выдержать, хотя задача это нелегкая. Тем более что изначально он рассматривал опекунство над сыном умершего друга как прямой путь к сердцу матери, как самый доступный способ провести время с Софи, соблазнить и вырвать признание в преступном деянии. Но что произойдет с Люсьеном, если мать окажется в тюрьме по обвинению в убийстве?

Вот оно – уязвимое звено гениального плана мщения. Мальчик жестоко пострадает. Тот самый мальчик, который принял его с невинной детской доверчивостью. Тот, чье лицо загоралось радостью, едва опекун входил в комнату. Тот, чей отец был убит.

Грант попытался отбросить угрызения совести. Он поклялся призвать убийцу к ответу и не нарушит данную клятву.

Сосредоточившись на спасительной мысли, Грант взял Софи за руку и подвел к шезлонгу.

– Решение об отказе нельзя принимать опрометчиво, – заметил он. – Прежде необходимо обдумать и взвесить все «за» и «против». Присядь, давай поговорим.

Софи настороженно взглянула, однако повиновалась и опустилась на атласное покрывало.

– Думаю, отказ не составит труда, – возразила она. – Вряд ли человека твоего склада может заинтересовать процесс воспитания.

– И все же Роберт счел необходимым поручить ребенка именно мне. Последнюю волю друга нелегко отвергнуть. А он был моим добрым другом и…

Дверь библиотеки резко распахнулась, и намерение вырвать признание в тайном грехе супруга потерпело крах. Грант недовольно обернулся и увидел незнакомого, но вполне уверенного в себе человека.

Внешне он выглядел как простой работяга: бесформенный коричневый сюртук, широкие штаны. Некогда белая рубашка превратилась в серую тряпку с грязными разводами; Неопрятные каштановые волосы заметно поредели на лбу и на макушке, однако спускались почти до плеч неровными прядями. Темная сухая кожа обветрилась и шелушилась, напоминая шкурку ящерицы.

В ворвавшемся без предупреждения сомнительном субъекте Грант узнал Эллиота Рамзи, кузена Роберта, и не смог сдержать тихого стона. Весь день он ждал возможности поговорить с Софи наедине, по душам, и вдруг явился Эллиот!

– Эллиот! Что ты здесь делаешь? – воскликнула герцогиня в смятении.

Глава 10

10 ноября 1701 года

Меня заточили в тюрьму, тетушку Эдит ко мне приставили в качестве неподкупной надзирательницы. Вот описание моего дня.

– Девять утра: завтракала с надзирательницей. Выслушала лекцию о правилах высоконравственного поведения.

– С десяти утра до полудня: помогала маме писать приглашения на грандиозную свадьбу. Выслушала лекцию надзирательницы о необходимости аккуратного почерка.

– С полудня до часа дня: упражнялась в реверансах для представления ко двору. Выслушала лекцию о том, как следует разговаривать с его королевским величеством.

– Час дня: ленч с мамой и надзирательницей. Выслушала лекцию о выдающихся представителях семейства Рамзи.

– С двух до четырех дня: сидела взаперти в своей комнате, пока надзирательница отдыхала. О горе! Меня заперли в золотой клетке. Неужели мне никогда не удастся вырваться на свободу?

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Софи поднялась, готовясь к серьезному разговору с Грантом и с трудом скрывая досаду – ей помешали.

Несмотря на долгое отсутствие – а он не был в доме уже несколько недель, – Эллиот не счел нужным поздороваться.

– Сама прекрасно знаешь, зачем я пришел! – выпалил он. Порылся в кармане, вытащил сначала веревку, потом черепок и, наконец, измятый листок бумаги, которым помахал перед носом невестки. – Вот, Хелен все написала! Ты намерена отдать артефакты из Чичестера!

Софи вспомнила, как хвалилась Хелен, что придумала надежный способ заманить кузена на ужин в следующий четверг. Способ оказался слишком надежным: ждать до четверга не пришлось.

– Но я вовсе не собираюсь их отдавать. Всем известно, что находки принадлежат не мне и распоряжаться ими я не вправе. А с самой Хелен ты уже разговаривал?

– Дворецкий пошел ее искать. – Эллиот снова помахал письмом. – Но это явно твоих рук дело. Только ты могла отправиться в банк и уговорить попечителей…

– Обсудим это потом, без свидетелей, – заявила Софи, не дав Эллиоту договорить. Ей не хотелось впутываться еще в одну ложь, тем более на глазах у Гранта. Тот и так уже проявлял чрезмерную заинтересованность. – Для начала мне необходимо попрощаться с первым гостем.

Грант поднялся с шезлонга и вежливо протянул руку мистеру Рамзи.

– Приветствую, Эллиот. Давненько не встречались.

Эллиот вздрогнул и обернулся, словно только сейчас заметил, что в комнате есть еще кто-то. И когда узнал Эллиота, широко улыбнулся и с готовностью пожал протянутую руку.

– О, да ты тот самый парень, который давным-давно жил неподалеку от Роберта. Чандлер, по-моему?

– Да, тот самый. Меня тоже назначили опекуном Люсьена, так что насчет благополучия герцога можешь не волноваться.

– Люсьен? – Эллиот нахмурился, словно с трудом вспоминая собственного племянника. – Ах да, конечно, мальчик. Ну здорово! А то так досадно каждый месяц бросать раскопки и приезжать сюда. Я раскапываю римскую виллу в графстве Суррей, а эти злосчастные рабочие…

– Мистер Чандлер выслушает подробности в другой раз, – ледяным тоном перебила его Софи. Нескрываемое пренебрежение к ребенку ее возмущало, а любовь к развалинам буквально бесила. – Он как раз собирался уходить.

– Одну минуту, – заметил Грант. – Твой проект, Эллиот, действительно потрясает воображение. А что, скажи на милость, представляют собой эти артефакты из Чичестера?

– Сокровища Древнего Рима, найденные в прошлом году на землях моего кузена. – С алчным, почти хищным огнем в глазах, яростно жестикулируя, Эллиот принялся мерить шагами библиотеку. – Таких прекрасных античных образцов в Британии еще никогда не находили. Золотой диск с чеканным изображением богинь – Фортуны, Минервы, Венеры. Золотая, украшенная драгоценными камнями пряжка, которой застегивали плащ. Монеты с профилем императора Калигулы. – Боль исказила его лицо, когда он повернулся к Софи. – Но Роберт отказался отдать сокровища мне. Хотел передать их в музей! Непростительная жестокость! Он же знал, что я собираюсь со временем открыть свою виллу для посещения!..

– Эллиот, – перебила его Софи, – прекрати! Спор касается членов семьи, мистер Чандлер вовсе не обязан выслушивать подробности.

Не дав Гранту опомниться, Софи взяла его под руку и решительно повела к двери. Прикосновение вновь напомнило ей о силе мужского обаяния Гранта. Мгновенно вспыхнуло воспоминание о давней близости.

Может быть, стоит завести с ним роман. Пожалуй, Каролина права.

Ах, опять эта глупость! Неужели игра с огнем так ничему ее и не научила?

У двери Грант сжал ее руку и как бы невзначай погладил.

– И все же мне необходимо с тобой поговорить, – не то произнес, не то промурлыкал он. – Может быть, стоит подождать?

Предложение манило. Хотелось услышать, что он скажет, и кое-что сказать самой. Но Эллиот, без сомнения, весь вечер будет кричать о чичестерских находках, так что разговора наедине все равно не получится. Софи покачала головой.

– Лучше завтра. Поговорим и окончательно решим вопрос об опекунстве.

Грант улыбнулся и крепче сжал ее руку.

– Поговорим и об этом тоже.

Он пошел по длинному коридору, а Софи задумалась о подозрительной уклончивости ответа. Да и улыбка не осветила глаз. Вновь показалось, что Грант многое утаивает, вынашивает скрытую цель. Наверняка хочет ее соблазнить, что же еще?

В противоположном конце коридора показалась Хелен: она торопилась. Подошла и через плечо невестки с недоумением посмотрела на Эллиота, который копался в книгах, не переставая что-то сердито бормотать.

– Кто бы мог подумать, что примчится так быстро, – тихо, словно извиняясь, заметила она. – Письмо отправилось только вчера. Побудь здесь, пока буду приглаживать взъерошенные перышки родственника.

С решительной улыбкой Хелен ступила на поле боя, а Софи неохотно пошла следом. Ей вовсе не хотелось участвовать в очередной интриге золовки. Особенно сейчас, когда так тянуло остаться одной и подумать о Гранте… вернее, о тех проблемах, которые с ним связаны.

«Неужели ты настолько добродетельна, Софи? Хотелось бы знать, какие тайны скрываешь».

Что он имел в виду? Если подозревал, что Люсьен – его сын, наверняка сказал бы об этом прямо. Если только не…

Внезапно стало страшно. Нет, он не мог узнать о Роберте… а если все-таки узнал?

Исключено. Они с мужем неизменно представляли миру безупречно красивый фасад семейной жизни, а сам Роберт тщательно скрывал свои связи. Никто не мог заподозрить горькую правду, даже Хелен.

Наверняка существовало иное, более простое объяснение. Должно быть, Грант всего лишь хотел доказать, что ее влечение к нему до сих пор не остыло. Он все еще не забыл, что десять лет назад его отвергли, и, чтобы успокоить свою гордость, намеревался ее соблазнить.

Софи не могла унять дрожь. До чего же ей хотелось один-единственный раз, забыв о достоинстве герцогини, снова превратиться в смелую, безрассудную девочку. Подобно Аннабел убежать на свидание с возлюбленным. Она тяжело вздохнула. Если бы Грант знал, что за всю свою жизнь она по-настоящему желала только его.

Когда наконец герцогине удалось добраться до своих апартаментов, было уже поздно. Обед тянулся бесконечно долго. Эллиот не переставал рассуждать о римских находках, а Хелен упорно пыталась добиться от него обещания задержаться в Лондоне еще на несколько дней. Однако кузен не соглашался, намереваясь уже утром уехать на место раскопок. Поэтому Хелен на ходу придумала очередную ложь и заявила, что в день званого ужина должна состояться встреча с представителями музея Монтегю. Поскольку кузена можно было заманить только таким способом, Софи поддержала затею.

В спальню она вошла в надежде на долгожданное одиночество. Так хотелось сбросить надоевший корсет, освободиться от туфель и платья, надеть ночную сорочку, забраться в постель и спокойно обдумать дальнейшие действия в отношении Гранта.

В камине ярко пылал огонь, но в комнате было холодно. Софи вдруг заметила, что одна стеклянная створка балконной двери открыта и ажурные занавески трепещут на ветру.

Софи поспешила закрыть дверь. Когда она переодевалась к обеду, все было в порядке. Значит, горничная зачем-то решила проветрить спальню, а потом, видимо, забыла закрыть балконную дверь. Но Полли отличалась необыкновенной аккуратностью и никогда ничего не забывала. Возможно, щеколда была задвинута не слишком надежно и не выдержала порыва ветра.

Дрожа от холода, Софи проверила ручку: не откроется ли ночью? Потом решила добавить в камин угля. Повернулась и застыла в изумлении и страхе.

В темном углу, в кресле сидел мужчина.

– Грант!

– Да, это я. Долго же ты обедала.

Сердце Софи учащенно забилось. Как же он сюда проник? Ах да, открытая дверь.

Удивление сменилось раздражением, и Софи шагнула ему навстречу.

– Ты залез на балкон по водосточной трубе?!

– Нет, по решетке для роз: так гораздо удобнее. – Он посмотрел на ладони. – По дороге несколько раз укололся об острые шипы, но все хорошо, что хорошо кончается.

Всего лишь два вечера назад он не знал, где расположена ее спальня. Суда по всему, времени зря не терял.

– Не все хорошо! – резко парировала Софи. – И уж точно не кончится хорошо, если ты немедленно не исчезнешь.

Грант поднялся с кресла и подошел ближе.

– Но я пришел с самыми скромными намерениями, – заверил он ее. – Просто хочу поговорить с тобой наедине, без свидетелей и неожиданных посетителей.

Грант остановился всего в паре шагов от нее. Слабый, но ощутимый мужской запах неудержимо манил к себе Софи. Так хотелось ощутить сильные руки Гранта, спрятать лицо у него на груди, всем телом прильнуть к нему! Хотелось, чтобы он отнес ее на широкую пустую кровать.

Чтобы скрыть чувственные фантазии, Софи, как всегда, надела маску ледяного презрения.

– Напрасно стараешься. Поговорим завтра.

– Завтра ты наверняка снова проведешь день с Эллиотом, Хелен и Люсьеном. А я не хочу, чтобы нам мешали.

Он подошел к Софи, крепко взял ее за локоть и подвел к голубому с синими полосками шезлонгу, стоявшему возле белого мраморного камина.

– Как только услышишь, о чем разговор, сразу захочешь присесть.

Любопытство пересилило раздражение. Если речь пойдет об опекунстве, необходимо выслушать Гранта.

Софи устроилась на самом краешке шезлонга. Грант хотел было опуститься рядом, но Софи указала на кресло напротив, в котором он сидел, когда Софи вышла.

– Туда. Иначе немедленно позову дворецкого.

Ответом на суровую угрозу был насмешливый взгляд.

Помешать ей позвонить в колокольчик, который к тому же висел в гардеробной, не составляло ни малейшего труда. Едва заметно улыбнувшись, Грант согласился:

– Как прикажете, герцогиня.

В кресло, однако, он так и не сел, а подвинул низкую скамеечку и устроился рядом – так близко, что Софи пришлось немного посторониться, чтобы не касаться его ног. К сожалению, смотреть на Гранта в упор оказалось ничуть не легче, чем сидеть рядом. Мягкие отсветы огня на четко очерченном красивом лице и оттенявший смуглую кожу расстегнутый ворот белой рубашки создавали обстановку непозволительной близости… близости любовников. Черные волосы выглядели спутанными, словно дерзкий искуситель только что поднялся с постели, а непреодолимая мужественность манила ничуть не меньше, чем в ту далекую ночь, когда она, потеряв голову, поехала к нему домой. В ту роковую ночь, результатом которой стало появление на свет Люсьена.

Софи постаралась сосредоточиться на мыслях о сыне.

– Надеюсь, разговор означает, что ты готов подписать документ об отказе от опекунства, – заговорила она. – Но процедура требует присутствия свидетелей. Думаю, удастся организовать встречу в кабинете моего адвоката.

– Ошибаешься, дело вовсе не в опекунстве или отказе от него, – невозмутимо возразил Грант. – Поговорить необходимо об ином. Речь пойдет о Роберте.

Прямой взгляд не оставил сомнений. Секрет раскрыт.

Нет, не может быть. Круг посвященных ограничивался супругами и еще одним… нет, двумя людьми. Всего четверо, и все они хранили тайну.

– Говори быстрее, уже поздно. Не собираюсь терпеть твое присутствие дольше, чем это необходимо.

– Да, – задумчиво согласился Грант. – Действительно поздно. Ты почти весь день провела в магазинах, так что наверняка устала.

Он неожиданно протянул руку и, бережно взяв Софи за щиколотку, поставил ногу к себе на колено, ловко снял черный башмачок и, сжав ладонями маленькую ступню в шелковом чулке, принялся нежно растирать.

Массаж доставил ни с чем не сравнимое наслаждение – настолько острое, что Софи почти забыла о его неуместности и непристойности. Опомнившись, она попыталась вырваться из цепких рук.

– Прекрати немедленно!

– Но тебе всегда нравилось, когда я массировал ступни. Вспомни, как мы однажды всю ночь танцевали. – Он медленно провел пальцем по изгибу стопы. – А потом сидели в саду, и я вот так тебя ласкал: снимал усталость и успокаивал зуд.

– Сейчас мы не танцевали. К тому же ты давно уже не мой кавалер. – Она высвободила ногу и опустила на пол, но Грант преспокойно поднял другую и с прежней невозмутимостью снял второй башмачок.

– Сиди спокойно, – приказал он. – Будешь дергаться, достойного массажа не получится.

– Ничего достойного нет, Грант. Тем более что я не в состоянии вести серьезную беседу, пока моя нога остается в твоих руках.

– Я тоже, – с улыбкой согласился Грант. – Поэтому пока можно поговорить о чем-нибудь не слишком серьезном – например о твоих ножках.

– О моих ножках?

– Да. У тебя чудесные ножки. Маленькие и изящные, как и вся ты. Особенно мне нравится, как поджимаются пальчики, когда я глажу вот здесь. – Он нежно потер стопу возле пальцев, вызвав ту самую реакцию, о которой только что сказал.

Как же хорошо он ее знал! Слишком хорошо. С каждым, движением сильных ладоней Софи чувствовала, как смягчается, тает, уступает. И в то же самое время рождалось и набирало силу иное напряжение. Да, искуситель медленно, но верно направлял энергию и волю совсем в другое, глубоко чувственное русло. Хотел соблазнить… а она жаждала соблазнения.

Окончательно смущенная и растерянная, Софи высвободила вторую ногу и поджала пальцы на мягком ковре.

– Хватит, – решительно заявила она. – Не собираюсь с тобой играть. Больше не уступлю.

– Понимаю.

Он выглядел спокойным и вполне уверенным в себе.

– Нет, не понимаешь, – продолжала настаивать Софи. – И до сих пор злишься из-за того, что десять лет назад тебе предпочли Роберта. Но исцелять уязвленную гордость я не намерена. Если ты проник в мою спальню с этой целью, то зря теряешь время.

Темные глаза слегка прищурились, словно Грант обдумывал и рассчитывал подробности какой-то замысловатой операции. Поставив локти на колени, он слегка наклонился.

– Да, я действительно мечтаю о тебе, Софи. Не стану отрицать. Но пришел сюда вовсе не за этим.

– Будь добр, изложи истинную цель своего прихода.

– Тема не настолько проста, чтобы с легкостью начать разговор.

– Ради всего святого, Грант. Или говори искренне, или уходи.

– Что ж, постараюсь быть не столько искренним, сколько прямым. – Проницательный взгляд не позволял ни на мгновение отвести глаза. – Дело в том, что до меня донесся неприятный и тревожный слух относительно Роберта. Будто бы в постели он собственной жене предпочитал мужчин.

Софи окаменела и оледенела. Искрящееся чувственное желание погибло под гнетом неожиданной и безжалостной истины. Она сидела молча, неподвижно, опасаясь, что рассыплется от малейшего движения. Итак, Грант все-таки узнал правду. Но как? Господи, как ему это удалось?

Очень просто: кто-то сказал. Кто-то раскрыл тайну, которую Роберт всеми силами прятал от мира. Но кто?

А может быть, хитрец всего лишь отважился на дерзкое, отчаянное предположение? Роберт был уверен, что никто ни о чем не догадывался. Но, возможно, наблюдательный друг когда-нибудь заметил неясный, смутный намек и вот теперь хочет убедиться или, напротив, получить опровержение.

Сохраняя внешнее спокойствие, Софи холодно рассмеялась.

– Не говори нелепостей. С каких это пор ты начал верить сплетням?

– Мне необходимо услышать правду. Если боишься осуждения, то, пожалуйста, поверь…

– Здесь нечего осуждать или не осуждать. Твой осведомитель ошибается. Ничего подобного не было. – Она поднялась. – Все, вопрос исчерпан. Уходи.

– Невозможно винить тебя за стремление скрыть правду, – мягко успокоил он Софи. – Больше того, желание защитить доброе имя супруга достойно восхищения. Должно быть, это очень нелегко.

Несмотря на теплое прикосновение, Софи била дрожь. Если бы Грант знал…

Он понятия не имел, сколько раз она безутешно рыдала в своей спальне, не сомневаясь, что вина лежит на ней и только на ней: окажись она искуснее, красивее, нежнее, возможно, удалось бы разбудить в муже желание. Роберт ложился с ней лишь во время беременности, но дальше теплых объятий не заходил, объясняя спокойствие опасениями навредить ребенку. Тогда нежность и понимание вызывали благодарность – ведь сердцу требовалось время, чтобы залечить раны. Но когда супруг не вернулся в спальню через несколько месяцев после рождения сына, она сама пришла к нему. Пришла, мечтая о мужских объятиях, нуждаясь в любви и страсти. Но увы, ее надежды не оправдались.

– Ты заблуждаешься. Роберт был прекрасным мужем и замечательным отцом. Я не позволю осквернять его память.

– А я и не собираюсь. И никогда не выдам его тайну. Не забывай, герцог был моим другом.

– Был ли? В таком случае почему ты ни разу ему не написал? Еще до того как ты уехал из Англии, Роберт просил у тебя прощения. Умолял понять, уговаривал сохранить дружбу. Но ты набросился на него с кулаками. А потом исчез. И за все десять лет не написал ему ни строчки.

Грант помрачнел.

– Я не мог ему писать, – признался он. – Не мог, пока ты оставалась его женой. Ты, единственная женщина, которую я страстно желал и продолжаю желать.

– Если я расскажу о Роберте правду, обещаешь уйти?

– Обещаю.

– Нарушаю данную мужу клятву, а потому должна быть уверена, что сказанное не покинет этих стен. Обещаешь?

– Обещаю.

Софи внимательно посмотрела Гранту в глаза и кивнула.

– Дошедший до тебя слух – правда. Роберт действительно имел особые потребности, которые мог удовлетворить только мужчина. Поначалу я этого не понимала. В первый год брака Роберт не давал повода подозревать, что ведет тайную жизнь. Казалось, супружество воодушевляет и вдохновляет его.

Камень на душе Гранта ощутимо потяжелел. Он готовился к суровой правде, подтверждавшей порок друга, а вовсе не к рассказам о страстных объятиях. Черт подери, оказывается, можно ревновать даже к мертвому. Прислонившись плечом к изогнутой спинке шезлонга, он взял себя в руки.

– Итак, Малфорд воспользовался супружескими правами. Больше того, подарил тебе ребенка.

Софи скрестила пальцы и устремила на них пристальный взгляд, словно пыталась что-то рассмотреть. Ни словом, ни даже легким кивком не подтвердив комментария, она продолжала говорить, словно беседовала сама с собой.

– Поначалу он часто приходил ко мне. С восторгом встретил известие о беременности. Казался любящим, нежным, очень заботливым и добрым.

– Ну а потом? – спросил Грант. – Как же ты узнала о его наклонностях?

– После рождения Люсьена Роберт перестал ко мне приходить. Однажды я не выдержала и пошла сама. Но… так и не смогла разбудить в нем страсть. С извинениями он отослал меня прочь.

– Значит, от тебя ему требовался лишь наследник.

Софи сделала вид, будто не слышала его реплики, даже не подняла глаз.

– Иногда муж уезжал по вечерам. Говорил, что в клуб, но я подозревала, что к любовнице. Он отрицал, но как-то уклончиво, не слишком убедительно. Я наняла экипаж и последовала за ним к дому неподалеку от Ковент-Гарден. Некоторое время стояла на улице, но потом не выдержала и подошла к двери. Повернула ручку, дверь легко поддалась. Я вошла и увидела его, вернее, их, слившихся в объятии…

Софи вздрогнула и, закрыв лицо руками, зарыдала.

Грант сидел словно громом пораженный.

Не сдержав проклятий, он вскочил, прижал к груди хрупкую, беспомощную, оскорбленную красавицу, инстинктивно пытаясь защитить и успокоить ее. Софи прильнула к нему, вцепилась в лацканы сюртука и дала волю слезам.

Грант полез в карман, в глубине души надеясь, что Рен не забыл положить чистый платок. К счастью, аккуратно свернутый белоснежный кусочек батиста оказался на месте. Сначала Грант вытер ей мокрые щеки, а потом сунул платок в дрожащую руку. Софи высморкалась и, стараясь успокоиться, несколько раз судорожно вздохнула.

Перед столь бурными слезами Грант чувствовал себя безоружным. Да, он действительно хотел увидеть искреннюю, теплую, уязвимую и беззащитную Софи, но только не в болезненном, близком к агонии состоянии.

Невнятно бормоча слова утешения, Грант погладил густые шелковистые мягкие каштановые волосы. Крупные локоны были собраны в простую красивую прическу. Когда-то, давным-давно, он любил вытаскивать из ее волос шпильки, а потом каждую обменивать на поцелуй.

Воспоминание отозвалось болью. Черт подери, почему он проявил столь непростительную слабость? Почему не убедил, не заставил Софи выйти за него замуж? Ну и пусть за душой у него не было ни пенни! Отвез бы ее в Гретна-Грин, обвенчался без лишних формальностей, и дело с концом! Разве несчастная испытала бы подобные муки, если бы не связала судьбу с Робертом?

Разве решилась бы на убийство?

К черту! Вот наконец и прояснился истинный мотив преступления. Но вместе с ним явилось совершенно неожиданное и оттого нестерпимо острое сочувствие. Настолько острое, что даже мелькнуло сожаление: лучше бы он сам убил Роберта.

– Прости, – прошептала Софи едва слышно. – Никогда никому не рассказывала. А рассказала даже больше, чем ты хотел узнать.

Грант еще крепче прижал ее к себе. Надо было бы тайно злорадствовать, торжествовать: тщеславие, желание получить титул и состояние привели Софи к краху. Так почему же в душе теснились совсем иные чувства – сострадание и желание вернуть украденное счастье? Грант приподнял пальцем дрожащий подбородок Софи и посмотрел в ее заплаканные глаза.

– Это ты меня прости. Прости за то, что целых десять лет в одиночестве несла тяжкую ношу. За то, что Роберт так плохо с тобой обращался.

– Он не обращался со мной плохо. Напротив, изо всех сил старался оградить от неприглядной правды. Очень страдал из-за того, что мне пришлось пережить потрясение. Беспокоился обо мне, а вовсе не о себе самом. И делал все, что в его силах, чтобы восполнить потерю.

– Черт возьми, Софи! Не смей его защищать!

Она снова сжала лацканы его сюртука.

– Понимаю твои чувства, Грант. Долгое время меня тоже терзали отвращение и ярость. Чувствовала себя преданной самым жестоким, страшным образом! Но если бы ты видел, как мучился Роберт, то понял бы его и даже пожалел. Он всеми силами стремился к нормальной жизни, мечтал о счастливой семье.

– Женился лишь для того, чтобы сохранить репутацию, – холодно заметил Грант. – Спрятался за твоей юбкой.

Софи решительно покачала головой:

– Нет. Искренне верил, что сможет побороть свою слабость, и в браке со мной видел надежду на лучшее. Жаждал измениться, преодолеть все, что считал постыдным пороком и несмываемым пятном на чести семьи. Неужели можно винить такого человека? Я не могла и не могу.

– Но он не хранил верность супруге.

– Это правда. Но ведь изменял совсем не так, как изменяет муж с любовницей. Роберта терзали непреодолимые порывы, которые мне никогда не удалось бы удовлетворить. Со временем я поняла, что эти потребности – часть его натуры. А изменить натуру не удавалось, как бы он ни старался, как бы ни обманывал себя, и как бы ни старалась я… – Софи отвернулась и прикусила губу.

Разве могло это чуткое создание отважиться на убийство? Многим ли дано столь тонко и глубоко понять близкого человека? Но, может быть, она совершила убийство в припадке отчаяния?

Сейчас не время об этом думать. Равно как не время прощать Роберта. И все же гнев и возмущение постепенно испарялись. Возможно, Софи права и Роберт достоин только жалости, а вовсе не презрения и ненависти. Роберт просто не мог измениться. Мог только страдать.

Грант и Софи стояли, тесно прижавшись друг к другу, и вскоре возбуждение достигло своего апогея.

– О, Грант…

Грант отстранился от нее.

– Я обещал уйти, а обещания надо выполнять.

Софи кивнула:

– Совершенно с тобой согласна.

– Что ж, увидимся завтра.

– Не собираюсь никуда выезжать. Большую часть дня проведу в библиотеке. – Софи посмотрела на скомканный носовой платок, который сжимала в руке. – Велю горничной постирать и верну.

– Оставь у себя.

Он повернулся, намереваясь уйти тем же путем, которым пришел – через балкон.

– Грант… Хочу тебе кое-что сказать.

– Я весь внимание.

– Завтра можем начать наш роман.

Глава 11

12 ноября 1701 года

Изнываю в тюрьме. Надзирательница ежедневно изобретает новые способы пытки (так считаю я), или методы совершенствования (так считает она), будущей герцогини Малфорд (то есть меня). Если встану в свободной позе, а не по струнке, сразу слышу приказ полдня таскать ужасный корсет. Если повышу голос, вообще лишаюсь права разговаривать. Если вдруг посмотрю в окно, сразу получаю задание переписать абзац из сборника проповедей – тот, в котором сурово осуждается праздность ума.

Голова трещит от бесконечных обязанностей герцогини. Но хуже всего то, что от Уильяма никаких вестей. Верная Мэри сообщила, что он уехал в Линкольншир навестить отца. Разбитое сердце ждет не дождется его возвращения.

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

На следующее утро, направляясь в библиотеку по длинному коридору, Софи едва не столкнулась с каким-то неуклюжим существом. Глубоко погрузившись в размышления, она не замечала, куда идет, и едва успела отскочить, чтобы не врезаться в человека, с трудом справлявшегося с тяжестью целого ящика книг.

Из-за громоздкой ноши выглянул Эллиот. Кузен представлял собой живописный этюд в коричневых тонах, от бегающих глаз, бусинками блестевших на сухом ящерообразном лице, до неряшливых тощих прядей на воротнике неизменного засаленного сюртука.

– Слушай, неплохо было бы смотреть, куда идешь.

– Извини, – пробормотала Софи. С какой это стати он все еще здесь, подумала она, ведь уже почти одиннадцать. – А нельзя ли поинтересоваться, что ты намерен делать с этими книгами?

– Читать, разумеется. Конечно, с позволения вашей светлости.

Ехидный тон покоробил Софи.

– Хотелось бы посмотреть, какие именно книги ты выбрал.

Эллиот нахмурился и обиженно произнес:

– Роберт разрешал брать книги из библиотеки. Надеюсь, ты не собираешься нарушать традицию?

Не желая провоцировать враждебность, Софи примирительно улыбнулась:

– Разумеется, нет. Просто хочу взглянуть. Дело в том, что почти целую неделю я разыскиваю один крайне необходимый том. Не хотелось бы, чтобы по ошибке ты его унес.

Она присела на корточки и принялась перебирать сложенные в аккуратные стопки книги. Просмотрев их, Софи стряхнула с ладоней пыль, поднялась и вопросительно посмотрела на Эллиота.

– Тебе, случайно, не попадался рукописный дневник? Его вела леди Аннабел, третья герцогиня.

– Зачем мне женский дневник? – Кузен улыбнулся. – Я ученый, а не светский повеса. Интрижки меня не интересуют, равно как и утомительные рассуждения о балах, праздниках и званых обедах.

Софи вспомнила, что Хелен решила женить этого закоренелого холостяка.

– Светская жизнь состоит не только из балов и праздников. Общение дает возможность найти друзей. Неужели тебя не мучает чувство одиночества?

Эллиот удивился.

– Это с какой же стати?

Ответа на коварный вопрос Софи не знала. Как объяснить сердечное томление тому, кто всем радостям жизни предпочитает замкнутый мир собственной одержимости?

– А о женитьбе ты никогда не думал? Если бы, например, нашлась леди, готовая разделить твои интересы.

– Еще чего! Нет уж, такой леди не существует на свете. – Эллиот назидательно погрозил сухим пальцем. – Все вы, женщины, одинаковы. Вас интересуют только наряды, сплетни, всякие романтические глупости. А у меня нет времени на подобную ерунду. Уезжаю в Суррей! Счастливо оставаться!

Кузен снова поднял ящик с книгами и направился к выходу. Если Хелен пригласила одних лишь пустоголовых дебютанток, обед неминуемо провалится. Эллиот, как всегда, с умным видом изречет пару грубостей и немедленно превратится в парию. Но решение проблемы лежало на поверхности.

Надо срочно выяснить, числится ли в списке гостей хоть одна из тех своеобразных женщин, которых принято называть синим чулком. Если нет, придется пригласить хотя бы нескольких. Тогда Эллиот окажется за столом рядом с дамой, столь же интеллектуальной, как он сам.

Софи стало смешно. Сводничество ее никогда не интересовало. Но сегодня почему-то хотелось думать только о романтических глупостях.

Ее чувства не имели ничего общего ни с глупостью, ни с романтизмом. Трепетное волнение в душе и теле объяснялось лишь чувственным предвкушением.

Вечером им с Грантом предстоит встретиться наедине. Впервые за десять лет она позволит себе познать страсть, почувствует на груди горячие ладони, ощутит на обнаженной коже сладость поцелуев. Он накроет ее тело своим, тяжелым и мускулистым, прижмет к кровати, заполнит до отказа…

Софи глубоко вздохнула. Сердце стучало гулко и неровно, ноги дрожали. Вчера вечером она и сама удивилась тому неожиданному предложению, которое вырвалось у нее. Пока Грант не извлек на поверхность погребенные под толщей благонравия чувственные потребности, она неизменно оставалась образцом высокой морали. Другая на ее месте, обнаружив, что Роберт не может выполнять свои супружеские обязанности, завела бы себе любовника. Но Софи всегда свято чтила данный у алтаря обет супружеской верности.

Ее родители были счастливы в браке. Встретились они в зрелом возрасте, так что любимая дочка оказалась поздним и единственным ребенком. Нежная привязанность друг к другу постоянно проявлялась в поцелуях и улыбках. Супруги ни дня не могли провести в разлуке. Так и случилось: мать скончалась от легочной лихорадки вскоре после рождения Люсьена, а отец не вынес утраты и умер спустя несколько месяцев.

Во время первого светского сезона Софи мечтала обрести такую же любовь в союзе с дерзким и обворожительным мистером Чандлером. Но мечтам ее не суждено было сбыться. Чего стоили его ужасные, жестокие слова: «Черт подери! Я не могу позволить себе жениться! А теперь придется! »…

К счастью, она давно поумнела и набралась жизненного опыта. Да, Гранту не требовалось ровным счетом ничего, кроме удовольствия в постели. Да и она хотела лишь временной связи, возможности испытать телесное наслаждение. Оставаясь зрелой разумной женщиной, она не стремилась к слепой интимной привязанности. Значит, следовало сохранять трезвость мысли и держать любовника в строгих рамках.

Софи присела к тому самому секретеру, за которым так часто проводила целые часы в работе над семейной историей герцогского рода. Но сегодня предстояло сочинить и записать правила обещанного накануне романа.

Она открыла верхний ящик, выбрала остро отточенное перо и сняла крышечку с изящной серебряной чернильницы. Немного помедлила над белоснежным листом прекрасной мелованной бумаги и написала: «Встречи возможны только в твоем доме. Ни в коем случае не предпринимай попыток соблазнения в Малфорд-Хаусе».

Вчера вечером она так рассердилась на Гранта за эту дерзкую мальчишескую выходку – надо же, залез по решетке для роз! Проник в частную жизнь, застал врасплох и выманил откровенное признание о Роберте. Она нарушила клятву, но испытала облегчение.

Софи устремила невидящий взгляд на полку с книгами. Правдивое признание сдвинуло гнетущий душу камень. Бурный поток слез принес очищение, смыл мрачный саван вины и сожаления. Тем более что Грант проявил понимание, чуткость, даже нежность. Невольная близость разорвала ставшие привычными цепи сдержанности, освободила и позволила признать стремление к близости, чувственное желание. Да, она жаждала романа – но при условии, что возлюбленный согласится соблюдать предписанные правила.

Софи снова окунула перо в чернильницу и записала следующий пункт: «Необходима полная и абсолютная секретность. Никогда не называй моего имени никому, даже собственным слугам».

Справившись с удивлением, Грант обещал подготовить долгожданный вечер, а для отвода глаз придумал воображаемую поездку в театр. Разговаривал серьезно и рыцарственно, так что вовсе не хотелось подозревать его в каких-то скрытых недобрых намерениях.

Если галантность представляла собой не что иное, как изощренный способ вызвать доверие, а затем низменно, плотски отомстить, Софи вовсе не возражала. Да, они намерены использовать друг друга как источник наслаждения – огненного, дикого, безрассудного наслаждения. Софи с нетерпением ждала вечера.

И все же она должна позаботиться о собственной безопасности, поскольку рискует гораздо больше Гранта: «Ты должен принять все возможные меры предосторожности против нежелательных последствий».

Софи задумалась. Рождение ребенка вне брака стало бы истинной катастрофой. Скандальная репутация неминуемо отразилась бы и на Люсьене, и на новорожденном младенце. В день экскурсии в Тауэр, после поцелуя, Грант сказал, что существуют способы предупреждения беременности. Надо выяснить, что это за способы.

Софи вновь принялась писать.

«Продолжительность романа буду определять я. Как только решу прекратить отношения, ты подпишешь документ об отказе от опеки над Люсьеном».

А что, если он все же узнает, что Люсьен его сын? Если решит его признать? Если ради утверждения собственного права прибегнет к судебному процессу? Если привлечет ее к суду и заставит под присягой свидетельствовать об истинном отце ребенка?

Софи похолодела от ужаса. Когда она вышла замуж за Роберта, он заверил ее, что никто никогда не сможет оспорить положение Люсьена как его законного наследника, даже в том маловероятном случае, если правда каким-то образом всплывет. Вне всякого сомнения, по английским законам Люсьен сын Роберта. Ребенок, рожденный в браке, остается официально признанным до тех пор, пока супруг не откажется от него.

И все же Грант представлял серьезную опасность. Он мог заявить права на сына. Впрочем, выиграть дело ему все равно не удастся. Но бросить тень на наследные права Люсьена он сможет. Сможет осквернить честное имя мальчика, породить волну сплетен, пересудов и вымыслов.

– Прошу прощения, ваша светлость.

Софи подняла голову. В дверях стоял дворецкий.

– В чем дело, Фелпс?

– К вам посетитель, я велел ему ждать внизу, на кухне.

Софи отложила перо. Видимо, неизвестный не принадлежал к высшему обществу, иначе дворецкий проводил бы его в гостиную.

– Не лучше ли пригласить миссис Дженкс или леди Хелен?

– Нет, ваша светлость. Посетитель хочет видеть именно вас.

Софи сложила лист пополам, сунула в ящик и поднялась.

– Кто он? Назвал себя?

– Эннибал Джонс, офицер с Боу-стрит. Настаивает на разговоре с вашей светлостью касательно… убийства.

– Мне нужны свечи – много, – заявил Грант, сбросив запачканный сюртук. – Позаботься, чтобы к семи часам они были зажжены.

Рен выслушал распоряжение с недовольной гримасой. Камердинера значительно больше интересовало жирное пятно на рукаве синего сюртука хозяина. Подняв одеяние к носу, он принюхался.

– Валялись в канаве на рынке Биллингсгейт?

– Нет, всего лишь неудачно встретился с половником. Как-нибудь потом расскажу.

Нетерпеливо ожидая встречи с Софи, Грант снял со спинки стула любимый бордовый сюртук. Полдня он провел, пытаясь разыскать того самого французского повара, которого, по словам тети Фиби, нанял какой-то богач. Но к сожалению, шеф оказался вовсе не месье Ферраном. А когда Грант высказал предположение, что имя изменилось после отравления герцога, темпераментный француз вытащил из кастрюли с супом половник и метнул в докучливого посетителя.

Вот так и случилось, что, вместо того чтобы отправиться прямиком в Малфорд-Хаус, пришлось заехать домой и переодеться. Задержка вызывала досаду, хотя и предстояло всего лишь забрать список правил, который Софи обещала составить. Да, любопытство действительно разыгралось не на шутку. Какие условия она решит внести в список? Ограничит ли способы, которыми ему будет дозволено прикасаться к священному телу? Потребует ли обращения «ваша светлость» даже в порыве страсти? А может быть, собирается командовать им, словно комнатной собачкой? Черта с два.

Грант благосклонно принял помощь Рена в сложном ритуале облачения в чистую одежду.

– Прикажи миссис Хауэлл поменять постельное белье. На столе возле камина оставь тарелку с сыром и фруктами. Не забудь о бутылке бургундского. К ней – два бокала.

– Ага, значит, все-таки два, – ехидно пробурчал Рен. – А я-то, старый дурак, подумал, что свечи и чистое белье понадобились вам одному.

К счастью, камердинер быстро оправился от недавнего удара по голове. Жилистый старик оказался сварливым, несговорчивым и уже спустя два дня после нападения неизвестного преступника встал с постели. Хозяину пришлось смириться с упрямством верного слуги. Поскольку сидеть дома и следить за соблюдением предписанного режима мистер Чандлер не мог, оставалось лишь привести в исполнение угрозу и привязать больного к кровати.

Грант подошел к зеркалу, поправил белоснежный шейный платок.

– Проследи, чтобы шторы были плотно задвинуты. Камин растопи дровами, а не углем.

– Может быть, чтобы доставить удовольствие герцогине, освежить воздух французскими духами? Или положить на горшок горностаевое сиденье?

Поймав в зеркале отражение насмешливых голубых глаз, господин ответил суровым взором.

– Не припомню, чтобы называл имя и титул той особы, которая проведет со мной вечер.

Рен не дрогнул.

– Лишь одна женщина способна вить из вас веревки. Да, с тех самых пор как вернулись в Лондон, вы забыли обо всем, кроме дома покойного герцога.

Проницательный Рен говорил правду. Но сегодня можно ослабить гнетущее напряжение. Если хорошенько подумать, то внезапная перемена в настроении Софи имела разумное объяснение. Наверняка она поняла, что, услышав правду о Роберте, Грант узнал и вероятный мотив убийства. А теперь надеется с помощью прекрасного тела усыпить его бдительность, не подозревая, что таким образом помогает осуществлению далеко идущего замысла.

Грант повернулся к Рену.

– Когда закончите приготовления, оставайтесь внизу – все: и ты, и Хауэллы. Или, если хотите, можете считать вечер свободным. Ваши услуги мне не понадобятся.

Старик осуждающе покачал головой:

– Советую вести себя осторожнее. Если вдруг ошибаетесь в предположениях и герцогиня невиновна в убийстве…

– Виновна.

– То окажется, что вы снова дурно обошлись с леди – как и десять лет назад.

Грант сдержался, а как хотелось ответить, что на самом деле десять лет назад Софи его использовала. Но таких подробностей Рен не знал. Она ясно, откровенно и даже жестоко высказала собственную точку зрения на брак – впервые сразу после любовного свидания, а потом еще раз, спустя две недели, когда он узнал о помолвке и в ярости пришел выяснять отношения.

Тогда он схватил ее за плечи, вожделея до сердечной боли.

– Ты не можешь выйти замуж за Малфорда! Ведь не исключено, что ты носишь под сердцем моего ребенка.

Софи смерила его ледяным взглядом.

– Слава Богу, этого не случилось. Наша связь возникла лишь ради телесного удовлетворения, и мне не хотелось бы так дорого платить за ошибку.

– Ошибку? Господи, Софи! Ты же сказала, что любишь меня!

– Уж кто-кто, а ты должен знать, какую чушь порой бормочут в постели любовники. В тот вечер я всего лишь хотела удовлетворить любопытство, удостовериться, что твоя репутация заслуженна. – С этими словами она бесцеремонно осмотрела его с головы до ног, словно выбирала на базаре окорок. – Жаль, что ты не в состоянии сделать меня герцогиней.

Воспоминание жгло душу. Да, уже на следующий день, по специальной лицензии, изменница вышла замуж за Роберта, а Грант уехал из Англии и отправился в Рим, где принялся добывать средства для оплаты долгов при помощи крупных краж. Чтобы достичь успеха, пришлось использовать хитрость, ловкость и сообразительность. Времени на раздумья и воспоминания о прошлом не оставалось.

Но он никогда не забывал Софи.

И вот сегодня наконец они снова встретятся в постели. Чтобы доставить незабываемые впечатления, он постарается исполнить весь свой колоссальный репертуар. Очарует, заворожит, околдует, покорит, заставит отбросить осторожность и открыть правду о смерти супруга.

Но сегодня он не станет ни о чем спрашивать. Блаженный вечер подарит наслаждение и восполнит десятилетнюю разлуку.

Сегодня только вожделение и страсть.

Глава 12

15 ноября 1701 года

О горе! Произошло самое страшное, что только можно было представить! А началось все с того, что бедный Куимпер, мой учитель танцев, подвернул ногу прямо посреди урока, в бальном зале. Освободившись на полчаса раньше обычного, я вернулась в свою комнату в надежде, что верная Мэри принесла какие-нибудь новости о дражайшем возлюбленном, но вместо этого обнаружила, что надзирательница обыскивает мой письменный стол!

Прежде чем я успела ее остановить, она открыла секретный ящик и вытащила сокровенную связку писем от Уильяма. Торжествуя, заперла меня в комнате, а письма унесла. И вот теперь я сижу в тюремном заточении и с ужасом жду, какую кару соблаговолят назначить экзекуторы.

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Первое, что бросилось в глаза при встрече с Эннибалом Джонсом, это его огромный рост. Взлохмаченные волосы почти касались потолка гостиной экономки. Сыщик полицейского суда отличался грубыми чертами лица и неопрятной внешностью, начиная с мятого красного жилета и заканчивая грязным пальто. При этом острый, проницательный взгляд свидетельствовал о живом уме, а блокнот и огрызок карандаша в костлявых руках сообщали о намерении все запомнить и ничего не упустить. Сев на стул с прямой высокой спинкой, Софи с трудом сдерживала любопытство.

– С удовольствием отвечу на любые вопросы, – заверила она. – Хотя понятия не имею, кого именно и когда убили.

Джонс продолжал стоять, сверля ее взглядом.

– При всем уважении к вам, ваша светлость, полагаю, что именно вы и можете что-то знать. Дело в том, что сегодня, рано утром, судья получил письмо. В нем сообщалось, что предыдущий герцог – ваш супруг – умер не своей смертью. Его отравили.

Комната покачнулась и поплыла. Софи сидела, почти утратив способность думать, пытаясь осознать значение сказанного. Ее била дрожь.

– Роберт?.. Нет, вы ошибаетесь. Ведь я… я там была.

– Вот именно, ваша светлость. Потому-то и хотелось бы задать вам несколько вопросов.

– Кто мог послать такое ужасное письмо?

– Сведения поступили анонимно. – Детектив открыл блокнот. – Вы побледнели. Может быть, попросить принести немного шерри?

Прикрыв глаза, Софи покачала головой. Она вспомнила кошмарные картины фатальной болезни Роберта: боль и мучения, которые пришлось вынести несчастному, беспомощность, которую испытывала она сама, глядя, как полный сил человек тает на глазах.

Кто-то убил? Намеренно?

К горлу подкатила тошнота. Софи наконец снова открыла глаза.

– Произошла ошибка, – повторила она. – Даже представить себе не могу, с какой стати кому-то понадобилось… – Она судорожно сглотнула. – Уверяю вас, Роберт умер от расстройства пищеварения. Это может подтвердить доктор Атертон.

– Я уже беседовал с врачом, и тот признал, что у герцога были все симптомы отравления мышьяком.

Свидетельство доктора ошеломило Софи.

– Я… потрясена. Доктор Атертон ничего подобного мне не говорил.

– Видимо, в то время он просто не допускал возможности насильственной смерти. Во всяком случае, до тех пор, пока я не изложил дело со всей определенностью.

Софи пыталась сохранить хотя бы тонкую нить надежды.

– Но он наверняка имел в виду лишь вероятность… допустимый шанс… подозрение бессмысленно. Роберт был добрым, нежным, дружелюбным, обходительным. Кому могло прийти в голову его…

– Убить? – словно оценивая реакцию, Эннибал Джонс прищурился. – Есть и еще одно обстоятельство, которое вам стоит узнать, ваша светлость. В письме обвиняют именно вас.

Приехав в Малфорд-Хаус, Грант узнал, что Софи уже принимает посетителя. Разочаровался и огорчился, словно нетерпеливый юнец, которому отказали во встрече с объектом первой влюбленности. Тем более смешно, что явился он лишь затем, чтобы получить свод дурацких правил, регламентирующих условия еще не начавшегося романа. Надо было попросить ее отправить нелепый перечень с посыльным.

Черт возьми, но почему же не признать правду? На самом деле он просто не мог ждать встречи еще целых семь часов. Хотел увидеть Софи сейчас. Прикоснуться, поцеловать, увлечь, возбудить. Заставить забыть холодный, рассудочный подход к любовной связи.

И вот приходилось стоять в холле и смотреть на старого Фелпса. За тридцать лет дворецкий ничуть не изменился. Те же тонкие, презрительно сжатые губы, те же холодные серые глаза, которые Грант помнил еще со времени детских визитов в герцогский дом.

– А вам известно, как долго будет занята ее светлость?

– Не могу сказать точно. – Фелпс помолчал, а потом в его глазах вспыхнули хитрые огоньки. – С человеком подобного сорта невозможно ничего предположить.

Грант мгновенно нахмурился.

– И что же это за человек?

– Служитель закона. – Дворецкий коварно прищурился. – Упомянул что-то о расследовании убийства. Я пытался ему объяснить, что ее светлость не сможет оказаться полезной, но…

– Черт подери! Где они?

– Внизу, в гостиной миссис Дженкс.

Грант оттолкнул озадаченного дворецкого и побежал по длинному коридору, ведущему в недра огромного дома. Судя по всему, на Боу-стрит пронюхали об отравлении Роберта.

Неужели Атертон понял, что поставил неправильный диагноз? Неужели в припадке угрызений совести сообщил в магистрат?

Вряд ли. Светило медицинской науки слишком погряз в помпезности, чтобы признать собственную ошибку. Может быть, кто-то видел, как Софи отравила мужа? Кто-нибудь из слуг? Не смог справиться с сомнениями и выдал секрет?

Нельзя допустить, чтобы Софи оказалась в тюрьме. Грант намеревался провести расследование собственными силами. Хотел наказать Софи по-своему, привязать к себе…

Добежав до конца коридора, Грант распахнул скрытую в алькове дверь. Перепрыгивая через две ступеньки, помчался вниз, вспугнув молодую горничную, которая тащила наверх корзину с углем.

– Где комната экономки? – спросил он, не останавливаясь.

Веснушчатая девчонка прижалась к стене, как будто увидела привидение. Молча показала налево.

Грант свернул в узкий коридор, миновал толстую дубовую дверь винного погреба, потом буфетную, где лакей в белом фартуке старательно начищал столовое серебро. Любопытный слуга склонил голову и старательно вслушивался в разговор, доносившийся из-за двери с табличкой «Миссис Дженкс, экономка». В коридоре околачивались еще несколько праздных слуг, однако, завидев грозного господина, тут же ретировались.

Постучать Грант не потрудился. Просто вошел и плотно закрыл за собой дверь, чтобы отгородиться от нежелательных свидетелей. В уютной гостиной с низким потолком и темными, в золотистую полоску обоями приветливо горел камин. В противоположном конце комнаты возвышалась сухопарая фигура полицейского.

Потом взгляд упал на Софи, сидевшую возле маленького письменного стола на стуле с высокой прямой спинкой. Скованная поза выдавала состояние глубокого шока.

Герцогиня не шевелилась и, казалось, даже не дышала, словно высеченная из камня. Бледные мраморные щеки, неподвижные изумрудные глаза, скульптурно сложенные на коленях руки. Простое черное платье подчеркивало тонкую стройную фигуру. Она выглядела хрупкой, изысканной… и настолько уязвимой, что хотелось как можно скорее заключить ее в объятия и защитить от окружающего злого мира.

Грант немедленно подавил импульс. Обманщица всего лишь изображала оскорбленную невинность, чтобы вызвать сочувствие. Черт возьми, а ведь он собирался так преподнести тему отравления, чтобы стать непосредственным свидетелем первой реакции! Хотел проверить, не мелькнет ли в глазах искра страха, намек на чувство вины или предательская нервозность.

Но вот явился совершенно чужой человек и украл преимущество.

– Я провожу частный допрос, сэр, – авторитетно заявил офицер, – а потому вынужден попросить вас оставить нас наедине.

– А я настаиваю на присутствии. – Грант подошел ближе и поднял голову, чтобы посмотреть сыщику в глаза. Редко приходилось встречать человека на три-четыре дюйма выше себя. Приняв решительную, командную позу и скрестив руки на груди, он представился: – Грант Чандлер, опекун молодого герцога Малфорда. А вы кто такой?

– Эннибал Джонс, офицер главного уголовного полицейского суда. – Детектив ничуть не смутился, намереваясь устроить Софи допрос с пристрастием. – Магистрат уполномочил меня задать герцогине ряд вопросов относительно убийства ее супруга.

Софи тяжело вздохнула и подняла на Гранта печальные глаза.

– Офицер утверждает, что Роберта отравили, – тихо пояснила она. – И считает… считает, что это сделала я.

А что, если Рен прав? Если Софи и в самом деле невиновна?

Неожиданно возникшее сомнение потрясло Гранта. Нет, нельзя поддаваться слабости! Она всего лишь искусно притворяется. И все-таки необходимо как можно скорее прекратить допрос. Не дай Бог, скажет что-нибудь неосторожное, компрометирующее…

Грант резко повернулся к офицеру.

– Но это же чудовищно! Кто сообщил вам ложные сведения?

– Мы получили анонимное письмо, в котором говорилось, что минувшим летом герцогиня использовала против супруга яд.

– Анонимное? – Грант едко рассмеялся. – К счастью для себя, информатор не сообщил своего имени. Значит, основываясь на этом хлипком фундаменте, вы считаете возможным тревожить ее светлость в тяжелое время траура? Не имея доказательств, обвиняете человека в ужасном деянии?

Несколько смутившись, сыщик неловко переступил с ноги на ногу.

– Доктор, лечивший его светлость, подтвердил, что симптомы болезни можно считать аналогичными картине отравления мышьяком. А магистрат обязан исследовать все заявления, поступающие в его адрес. Особенно столь серьезные.

– Даже не имея доказательств? Или вы намерены эксгумировать тело и исследовать его на предмет следов яда?

Софи сдавленно застонала. Гранту и самому было тяжело поднимать столь болезненную тему, однако неразборчивость в средствах диктовалась необходимостью убедить полицейского.

– Разумеется, нет, – нахмурился Джонс. – Не существует теста, способного доказать присутствие в теле мышьяка. Единственный источник данных – показания и признание самого злоумышленника. Или достаточные косвенные улики.

Грант все это знал, однако хотел услышать еще раз – из уст самого офицера, и тем самым доказать бесполезность затеянного допроса.

– Итак, косвенные улики, – повторил он с подчеркнутой иронией в голосе. – А не приходило ли вам в голову, что письмо могло оказаться злостным мошенничеством? Ее светлость – красивая, богатая, знатная леди. Наверняка найдется немало злопыхателей, готовых навредить, бросить тень, очернить доброе имя.

– Такая возможность, конечно, присутствует, однако…

В этот момент дверь распахнулась и в маленькую гостиную торопливо вошла Хелен. Строго зачесанные светлые волосы венчал черный кружевной чепец старой девы, а родимое пятно на прекрасной молочно-белой коже казалось странным и грубым. Большие голубые глаза мгновенно оценили обстановку и остановились на Софи.

– Что здесь происходит? Фелпс сказал, что тебя допрашивает офицер полиции.

Грант открыл рот, чтобы объяснить, однако Софи встала, смерив и его, и детектива холодным высокомерным взглядом. Затем подошла к золовке, взяла ее за руку и подвела к дивану.

– Боюсь, мистер Джонс принес нам огорчительные новости. Тебе лучше присесть.

Трудно было не заметить, что еще недавно растерянная и беспомощная жертва мгновенно превратилась в истинную герцогиню-повелительницу. Словно надела плащ, надежно скрывший переживания и тревоги. Что же, в ее душе существовал твердый стержень, который дал силы забыть о себе и поддержать сестру мужа? Или это очередная удачно разыгранная роль – на сей раз роль доброй, заботливой леди, не способной на дурные поступки?

– Фелпс что-то упомянул о… об убийстве, – с нескрываемым ужасом пояснила Хелен. – Неужели кто-нибудь из соседей?..

Софи сжала руку невестки и нежно погладила.

– Речь идет о Роберте, – пояснила она. – Джонс утверждает, что Роберта отравили.

Хелен застыла. Потом побледнела и покачнулась. Перевела взгляд с невестки на сыщика и обратно, как будто надеялась, что страшные слова окажутся шуткой.

– Невероятно! Должно быть, произошла… ужасная ошибка. Кому могло прийти в голову убить брата?

– Джонс считает, что это могла сделать я.

Сохраняя достоинство и самообладание, герцогиня оставила ошеломленную золовку и вернулась к своему стулу с высокой жесткой спинкой. Но когда Софи взглянула на Гранта, он заметил в ее глазах смятение и тревогу.

– Ты? – переспросила Хелен, не скрывая недоверия. – Но это же откровенный нонсенс! Отказываюсь даже слушать!

– Миледи, – уважительно произнес Эннибал Джонс и подошел ближе. – Насколько можно понять, вы сестра герцога. Вас тоже придется допросить.

Тонкое лицо мгновенно превратилось в холодную аристократическую маску. Хелен смерила полицейского уничтожающим взглядом, каким могла бы смотреть на червя под изящным башмачком, а не на человека в два раза больше самой себя. Ледяным голосом произнесла:

– Обвиняете в соучастии в преступлении?

Джонс слегка склонил голову, однако ответил твердо, даже упрямо:

– Нет, миледи, ничего подобного. Всего лишь обязан выслушать ваши воспоминания о кончине герцога.

Хелен вскочила.

– Чернь! – воскликнула она гневно и оскорбленно. – Как вы смеете вторгаться в этот благородный дом и задавать дерзкие, недостойные вопросы! Немедленно отправляюсь наверх, чтобы написать жалобу в магистрат!

– Вам обеим, леди, лучше уйти, – посоветовал Грант, воспользовавшись удобной возможностью освободить Софи. – Вопросом займусь я. – Да, уж ему-то удастся сбить ищейку со следа.

Однако Софи не тронулась с места, продолжая сидеть прямо, с высоко поднятой головой.

– Нет, – возразила она, – Мне нечего скрывать. Больше того, считаю, что мы должны ответить на все вопросы.

Не скрывая удовлетворения, Джонс кивнул:

– В таком случае я поговорю с каждой из вас наедине. Вы, ваша светлость, будете первой. – Он взглянул на Хелен. – А вас, миледи, попрошу выйти. И вас тоже, сэр.

Хелен негодующе удалилась, а Грант молча проклял опрометчивость Софи. Неужели она не понимает, как опасно отвечать на вопросы?

– Я останусь, – твердо заявил он.

– Главный уголовный полицейский суд считает необходимым опрашивать свидетелей поодиночке…

– Мистер Чандлер не свидетель, – вмешалась Софи. – Почти десять лет он провел за границей и вернулся в страну всего пару недель назад.

– Понятно, – сухо заметил Джонс и, окинув Гранта оценивающим взглядом, судя по всему, понял, что отделаться от упрямца не удастся. – Что ж, ваша светлость, в таком случае начнем. Для начала расскажите о том обеде, после которого ваш супруг занемог.

Грант внимательно слушал показания и не менее внимательно следил за Софи. Она говорила спокойно, смотрела твердо и прямо. Без тени сомнения или замешательства отвечала на вопросы, в подробностях обрисовывая последние две недели жизни Роберта. Лишь в момент воспоминаний о перенесенных мужем страданиях глаза ее наполнились слезами, а голос дрогнул. Она ни разу не отошла от образа безутешной вдовы, твердо намеренной отыскать и наказать убийцу супруга.

Грант все больше терялся в сомнениях. Если Софи лгала, то ее можно было считать актрисой, достойной первого места в афише лучшего театра. И вновь возник вопрос: возможно ли, что он ошибся? Что Софи не виновата?

Нет, письмо анонимного свидетеля доказывало обратное. Нельзя уступать очарованию хорошенького личика и убедительности свободно льющейся речи. Однажды она обманула Гранта. Второй раз ей это не удастся.

Однако пришло время расширить сферу расследования. Чтобы избежать подозрений Софи, следовало обратить внимание на других участников драмы. Пора сыграть роль не менее яркую, чем та, которую исполняла она.

Глава 13

16 ноября 1701 года

Утром Малфорд призвал меня к себе. Угрюмое лицо герцога выражало крайнее недовольство содержанием похищенных писем. Он долго и нудно меня отчитывал. Неужели я не понимаю опасностей флирта? Неужели не в состоянии оценить по достоинству ту великую честь, которую его светлость оказывает мне обручением? Неужели греховным безрассудством готова навлечь позор на голову герцога?

Слава Богу, заметила я, что его светлость способен изречь больше дюжины связных слов. Впрочем, острота его не позабавила. Герцог угрюмо приказал заменить верную Мэри на ту горничную, которую он выберет для меня сам. Несмотря на мои протесты, изменить решение он отказался.

Холодный, бессердечный человек! Ненавижу!

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Софи вернулась в библиотеку, отчаянно надеясь освободиться от мучительной душевной бури. Однако любимая комната показалась совсем чужой – пустой, холодной, неуютной и негостеприимной. За спиной щелкнула задвижка: Грант запер дверь. В угрюмой тишине звук показался слишком громким.

Высокие книжные полки, пейзажи на стенах, удобные кресла и полукруг стульев возле камина – все выглядело по-прежнему. В воздухе витали привычные запахи: пыль, аромат старинных кожаных переплетов, слабый, чуть терпкий дымок камина. Ничто не изменилось – кроме ее самой.

«Предыдущий герцог – ваш супруг – умер не своей смертью. Его отравили».

Софи охватил ужас. Чтобы устоять на ногах, пришлось схватиться за спинку стула. Отвечая на бесконечные мучительные вопросы детектива, герцогиня всеми силами старалась сохранить самообладание.

Кто-то убил Роберта. Мягкий, спокойный, щедрый Роберт пал жертвой преступника. Невероятно, но об этом говорилось в анонимном письме. Больше того, отравительницей аноним назвал именно ее.

Грант взял хрустальный бокал, налил в него бренди, поднес бокал к губам Софи и слегка наклонил.

Огненная жидкость запылала на языке и обожгла горло. Ока закашлялась и произнесла:

– Это… это бренди Роберта. Я никогда его не пила.

Она хотела вернуть бокал, но Грант не взял его.

– Допей, – приказал он. – Это лекарство.

– Нет, только голова закружится.

– Сразу почувствуешь себя лучше, – настаивал он. – Доверься мне.

Да, этому человеку можно доверять. Проплакав у него на груди весь вчерашний вечер, слушая, как он защищает ее от обвинений в убийстве, Софи увидела Гранта с иной стороны. Что, если ее истинное убежище не любимая его библиотека, а его объятия?

Софи снова поднесла бокал к губам и сделала небольшой глоток. Тепло разлилось по телу, оживило заледеневшие кончики пальцев. Постепенно ослабло мучительное мышечное напряжение, а черное облако паники и недоверия начало медленно рассеиваться, уступив место привычной ясности мысли.

Грант стоял рядом – так близко, что она чувствовала жар его тела. Так близко, что наверняка успел бы подхватить ее, упади она в обморок.

Но она ни за что не позволит себе слабости. Необходимо обдумать и понять суть невероятного обвинения.

– А ты веришь в то, что Роберта отравили?

Грант долго молчал, глядя в сторону. А когда наконец снова посмотрел в глаза, сильное лицо выглядело мрачным, замкнутым.

– Похоже, что так оно и есть. Если, конечно, ты не вспомнишь кого-то, кому необходим повод, чтобы запереть тебя в тюрьму.

Снова налетел порыв ледяного ветра. Неужели живет на свете человек, питающий столь острую ненависть?

Несколько дней назад Софи вполне могла бы назвать преступником самого Гранта. И все же в глубине души понимала, что герой ее романа не способен на жестокость, да и вообще не причинит зла.

– Если даже такой человек и существует, то я все равно не представляю, кто это.

– А враги у тебя есть? Может быть, обидела кого-то пренебрежением? Может быть, кто-то затаил зло?

– Нет. – Вздрогнув, Софи поставила полупустой стакан на стол. – Каждый сезон мы с Робертом посещали обычные светские рауты. Но сказать, что кто-то питал к нам ненависть, никак не могу. А после его смерти я никуда не выезжала.

– Не спеши, подумай хорошенько, – посоветовал Грант. – Вспомни каждого, кто мог бы вынашивать неприязнь, зависть, пусть даже по самому пустячному поводу. Возможно, что-то случилось много лет назад и уже стерлось из памяти.

Сжав руки, Софи принялась мерить шагами библиотеку. Медленно прошла мимо книжных полок, заполненных дорогими сердцу старинными томами. Обошла стремянку, отмечавшую то место, на котором остановились поиски дневника Аннабел. Но сегодня отступило даже нетерпеливое стремление узнать, действительно ли третья герцогиня родила ребенка не от мужа, а от любовника. На первое место вышла необходимость снять подозрение, защитить свое доброе имя. И выяснить правду ради памяти Роберта.

Замкнув круг по комнате, Софи остановилась перед Грантом. Он стоял, прислонившись спиной к буфету, но даже в состоянии полного смятения трудно было не заметить мощного призыва мужественной привлекательности. Как истинный джентльмен, безупречно одетый в бордовый сюртук и бежевые панталоны, он тем не менее излучал греховную притягательность повесы. Чувственное и в то же время твердое очертание губ, сквозивший в глазах цинизм говорили об опыте и глубоком понимании жизни. Ничто не могло его удивить.

Неужели он отменит планы на вечер? О, как хотелось верить, что этого не произойдет!

Софи с негодованием осознала греховное вожделение. Как можно предаваться низменным мыслям, когда Роберт, возможно, пал жертвой убийства? Должно быть, несколько глотков бренди не прошли бесследно – у нее дрожали колени.

– На ум приходят лишь мелкие просчеты, – призналась она. – Ну, например, возможно, лорд Харрингтон презирает меня за то, что смеялась, когда ты въехал в его бальный зал на лошади. Леди Далримпл так и не простила мне то, что ее не пригласили на последний званый обед.

Грант слегка, одними губами, улыбнулся – взгляд оставался серьезным.

– Может, кто-то завидует твоему положению в обществе.

– Так сильно, что даже решил обвинить меня в убийстве? – Софи покачала головой. – Полный абсурд.

Грант налил себе бренди из хрустального графина.

– В таком случае письмо правдиво и Роберта действительно отравили. Но у кого были причины желать его смерти?

– Что ж, пожалуй, я имела основания этого желать, поскольку знала жестокий секрет Роберта. Значит, ты тоже считаешь меня убийцей?

Как всегда, взгляд Гранта остался непроницаемым. Наконец он улыбнулся и покачал головой.

– Тебя? Разумеется, нет.

– Необходимо действовать быстро, – сказала Софи. – Если предоставить Джонсу время на расследование, он может докопаться до тайной жизни Роберта.

– Я думаю о том же, – признался Грант. Теперь уже он пошел вдоль книжных полок с бокалом бренди в руках. – Но действовать необходимо не только тебе. Я – друг Роберта, а потому должен участвовать в защите его памяти. Считаю, что первым делом следует заняться Эллиотом.

– Из-за чичестерских артефактов?

Грант кивнул.

– Полагаю, они с Робертом поссорились из-за ценных находок?

– Да, всего за несколько недель до болезни. – Софи опустилась в кресло и попыталась представить чудаковатого кузена в роли убийцы. Мог ли Эллиот настолько рассвирепеть, чтобы решиться отравить обидчика? – В тот вечер кузены долго ссорились. Ссора случилась здесь, в библиотеке. Роберт считал справедливым передать археологические сокровища в дар музею Монтегю, а Эллиот хотел забрать их себе.

– Насколько можно судить, находки так и не попали в музей и остаются в твоем распоряжении.

– Теперь они принадлежат Люсьену, – пояснила Софи. – В настоящее время хранятся в сейфе одного надежного банка. Даже если бы я хотела расстаться с ними, мне не удалось бы. Попечители призваны бдительно охранять достояние вплоть до совершеннолетия наследника. Только он сможет решить, как распорядиться ценностями.

– Понятно. – Пригубив бренди, Грант подошел к столу, на котором лежали географические карты, и принялся листать атлас. Софи помнила, что он всегда имел привычку, задумавшись, ходить по комнате. – В тот вечер Эллиот присутствовал на обеде. Во всяком случае, ты так сказала сыщику.

– Зашел, чтобы взять из библиотеки кое-какие книги. Он часто это делает. – Она понимала, что кузен имел возможность отравить несговорчивого родственника. А вдруг действительно прокрался в кухню и подсыпал яд в любимый пирог Роберта? Предположение испугало Софи. – Но вообще-то Роберт и Эллиот всегда ладили. Любили беседовать на исторические темы. Трудно поверить, что наш археолог мог затаить столь яростную и беспощадную злобу.

– А как насчет Хелен?

Софи изумленно подняла брови и на мгновение даже лишилась дара речи.

– Что за нелепость! С какой стати ей…

– Убивать собственного брата? – закончил фразу Грант. – Не забывай: они всю жизнь напоминали воду и масло в одном сосуде. Роберт всегда терпел от сестры насмешки и унижения – во всяком случае, в детстве. Думаю, Хелен так и не смогла смириться с тем обстоятельством, что мальчик вырос и теперь уже нельзя приказывать ему, что делать и как поступать.

– Согласна, леди Рамзи – действительно властная особа. Но в то же время она нежно любила брата. От мелких ссор и стычек далеко до убийства.

Грант снял с полки книгу и слегка повернул, чтобы прочитать золотые буквы на корешке.

– И все же в одном случае она могла решиться на крайнюю меру: если узнала о тайной жизни Роберта.

– Нет. За все десять лет я ни разу не заметила ни единого намека на ее осведомленность. – Наклонившись, Софи вцепилась в подлокотники кресла. – Пойми, Роберт вел себя исключительно осторожно и скрытно. Я тоже. Мы вели себя так, что никто не мог усомниться в нашем семейном счастье.

Да, ради этого супруги даже время от времени делили постель, хотя и вполне целомудренно. Дома Роберт часто целовал Софи в щеку, регулярно оказывал ей знаки внимания и любви: дарил цветы, драгоценности, книги. А на званых вечерах и приемах проводил возле красавицы жены больше времени, чем предписывали правила приличия, так что пару вполне можно было принять за влюбленных молодоженов.

А главное, отношения вовсе не были притворными. Роберт искренне привязался к жене, равно как и она к нему. Ну а если порой молодая, полная сил дама и испытывала неудовлетворенное желание, если страдала от тоски женского одиночества – что ж, значит, так было ей суждено. Софи считала себя обязанной супругу. Он принял, спас в минуту отчаяния и безысходности, дал ее сыну собственное имя.

Сыну Гранта.

Герцогиня заметила внимательный, заинтересованный взгляд и не смогла сдержать торопливый бег сердца. Нельзя позволять себе сожалеть об обмане, и она не поддастся слабости. Грант ненавидел саму мысль о браке. Чего стоили горькие слова: «Черт подери! Я же не могу позволить себе жениться! А теперь придется! »

Воспоминание о неподдельном ужасе до сих пор больно ранило гордость. Они с Люсьеном оказались бы лишь досадной обузой. Так что надо радоваться тому обстоятельству, что удалось отпугнуть его холодной резкой ложью.

– А что тебе известно о любовниках Роберта? Он когда-нибудь о них говорил?

– Существовал лишь один человек, с которым муж поддерживал отношения на протяжении долгих лет. – Она покачала головой. – Но как он мог отравить Роберта? Он не бывал у нас в доме. Никогда.

– Мог подкупить кого-нибудь из слуг, чтобы подсыпали яд.

Софи содрогнулась от ужаса и отвращения.

– Зачем? С какой стати?

– Ссора между любовниками. Или глубоко укоренившееся чувство вины из-за вожделения к мужчине. Выяснить можно, лишь расспросив. – Словно торопясь исполнить задуманное, Грант подошел ближе. – Так кто же это? Как зовут интимного друга?

– Роберт никогда не упоминал его имени. Вообще не хотел, чтобы я хоть что-то знала о темной стороне его жизни. Необычайно строго придерживался правил конспирации.

– Но ты же была в доме любовника.

Софи скрестила руки на груди.

– Сомневаюсь, что удастся отыскать этот дом снова. Было совсем темно. Кроме того, я очень расстроилась. Ехала в наемном экипаже и не следила за дорогой.

Грант допил бренди и поставил пустой стакан на стол.

– Наверняка можно найти способ выследить этого человека. Не осталось ли свидетельств в бумагах Роберта? Писем или адреса?

– Мне, во всяком случае, ничего об этом не известно. – Неожиданно в голову пришло воспоминание о словах, сказанных Робертом много лет назад. Муж объяснял, как разыскать его в случае острой необходимости.

Взволнованная открытием, Софи вздохнула, собираясь поделиться внезапным озарением, но тут же передумала. Грант и без того знает слишком много. Лучше самой заняться деликатным вопросом.

Софи встала.

– Может быть, хочешь проверить письменный стол Роберта? – предложила она. – Кое-какие бумаги, разумеется, уже изъяты, но многое сохранилось. Пойдем, провожу тебя в его кабинет.

Она направилась к двери, однако Грант взял ее за руку и привлек к себе. Ладони показались мягкими, но сильными и даже немного шероховатыми. Большой палец нежно погладил чувствительную кожу на внутренней стороне запястья. Прикосновение мгновенно изменило атмосферу в комнате: воздух наполнился чувственным напряжением.

– Софи, – тихо предупредил Грант. – Полагаю, наши планы на вечер не изменились.

Особенный, заряженный взгляд отозвался в душе фейерверком искр. Несмотря на события и волнения дня, сердце дрогнуло, а голова пошла кругом. Теперь уже не от бренди.

Может быть, не стоило позволять себе излишеств в тот самый день, когда открылась мрачная правда о смерти мужа? И все же каким-то непостижимым образом Софи вдруг ощутила, что Роберт одобрил бы ее дерзкий поступок. Он всегда желал ей счастья. Возможно даже, назначая опекуна, имел в виду не только воссоединение Люсьена с родным отцом. Что, если, предчувствуя близкий конец, он хотел, чтобы в ее жизнь вернулась первая любовь?

Она с трудом сдержалась, чтобы не броситься в объятия Гранта прямо здесь, в библиотеке: на полу, на софе, где угодно.

Но восторженное безрассудство – удел юности. Скрыв волнение, Софи сдержанно кивнула.

– Не вижу оснований откладывать, если ты готов принять и соблюдать мои правила.

Грант слегка улыбнулся, словно напоминание показалось забавной шуткой.

– Успела составить список?

– Конечно. Сейчас покажу. – Софи подошла к столу, достала из ящика сложенный листок и протянула Гранту.

– Всего-то? – заметил он, развернув листок. – Я думал, это будет юридический документ на десяти страницах.

Грант стал читать написанное вслух:

– «Встречи возможны исключительно в твоем доме. Ни при каких условиях не предпринимай попыток соблазнения в Малфорд-Хаусе». – Грант вскинул брови. – Серьезное ограничение, тебе не кажется? – В голосе его звучали иронические нотки. – Спонтанность и разнообразие оказались бы весьма кстати.

Софи покачала головой:

– Даже слушать ничего не хочу. Под этой крышей живет мой сын.

Грант пожал плечами и вернулся к списку.

– «Необходима полная и абсолютная секретность. Никогда никому не называй моего имени, даже собственным слугам. Прими все возможные меры предосторожности против нежелательных последствий». Полагаю, речь идет о возможной беременности.

– Да. – Софи покраснела. – Рождение ребенка даже не обсуждается. Помню, ты как-то сказал, что существуют способы предохранения от беременности.

– Обычно об этом заботится женщина. – Грант посмотрел ей в глаза. – Но не каждая располагает такого рода знаниями. Разумеется, это привилегия куртизанок, а не леди.

– Защита необходима, Грант. Это требование не подлежит обсуждению.

Помолчав, Грант сказал:

– Есть еще один способ. Я могу выйти из тебя до того, как извергнется семя.

Как просто, с облегчением подумала Софи.

Много лет назад Грант не проявил подобной осмотрительности. Она и сейчас отлично помнила острую радость единения, бурно растущее возбуждение и всплеск экстаза. А потом они лежали, обнявшись, тесно прижавшись друг к другу, наслаждаясь теплом отступившей страсти.

Софи крепко сжала его запястье, пытаясь донести серьезность обсуждаемого вопроса.

– Ты непременно должен обещать безопасность. Ошибка невозможна.

– Здесь мы единодушны, – произнес он. – Ну что, читаем дальше?

Софи разжала пальцы и кивнула.

– «Длительность романа буду определять я. Как только решу прекратить отношения, ты немедленно подпишешь документ об отказе от опеки над Люсьеном». – Грант взглянул на Софи с нескрываемым негодованием.

– Черт подери, это еще что такое?

– Необходимое условие. Я все равно не смогу встречаться с тобой после того, как роман окажется в прошлом. Постарайся понять.

– А мне это требование представляется платой за оказанные услуги.

– Подобное в мои планы не входило, – заметила она невозмутимо. – Тебе придется согласиться. Близость между нами невозможна, если ты не примешь хотя бы один из пунктов.

Грант пронзил ее холодным оценивающим взглядом. Лицо вновь превратилось в непроницаемую маску. Софи вздернула подбородок и не отвела глаз, хотя сгорала от волнения. Что, если он откажется выполнить ее условия? Что, если выдвинет собственные или просто бросит листок в огонь? Сможет ли она отказаться от близости, к которой стремилась душой и телом?

Трудно сказать.

– Суровая сделка, – медленно произнес Грант. – До сих пор ни одной женщине не удавалось диктовать мне свои условия.

Тревога росла. Герцогиня хранила молчание. Все, что можно и нужно было сказать, сказано. Оставалось лишь ждать.

В следующее мгновение Грант аккуратно сложил листок и засунул во внутренний карман сюртука. Движения выглядели сдержанными, хотя во взгляде пылал пожар откровенного возмущения. Лениво и чувственно он провел большим пальцем по ее губам.

– Я принимаю все условия. В семь часов ждите.

Софи спустилась по узкой каменной лестнице и открыла тяжелую дверь винного погреба. Сырой холодный воздух заставил плотнее завернуться в шаль. Придерживая концы обеими руками, она осторожно пошла на мерцающий вдали свет.

Совсем недавно, после тщательных, но безуспешных поисков в письменном столе Роберта, Грант отправился домой. Прощаясь, держался вежливо и официально. Судя по всему, выполнял просьбу о сохранении тайны, за что Софи была ему благодарна. Но откуда же взялось безумное желание ласки, дерзкая мечта нарушить правила и ощутить на губах сладость его губ?

Грант согласился отказаться от опекунства, и это главное. Ибо согласие означало отсутствие искреннего интереса к судьбе Люсьена. Но вместо радости душу терзали разочарование и обида – для мальчика это будет серьезной травмой. Что ж, придется смириться: ни одна мать не в состоянии навсегда защитить ребенка от суровой правды жизни.

Софи заставила себя сосредоточиться на ближайших делах. Скоро придется облачиться в вечернее платье и сделать вид, будто собралась в театр. Надо выбрать время и пожелать спокойной ночи сыну. Но прежде всего предстоит решить эту жизненно важную задачу.

В подвале с каменными стенами и сводчатым потолком сохранялась постоянная прохладная температура. На длинных полках рядами лежали огромные деревянные бочки с вином, на которых значились названия лучших виноградников Испании, Италии, Португалии и Франции. В последние месяцы содержимое бочек оставалось в неприкосновенности. Роберт гордился своим вином, любил принимать и угощать гостей. Но они с Хелен лишь изредка, за обедом, выпивали по бокалу.

Толстый слой опилок на полу заглушал шаги. Неслышно ступая вдоль полок по направлению к самой последней, на которой стояли бутылки, Софи внезапно услышала звон металла о металл, шорох движения, характерный звук льющегося в стеклянный бокал вина. Осторожно завернула за угол и затаилась в тени, подальше от тусклого света масляной лампы.

За длинным столом стоял Фелпс, перед ним были разложены нехитрые инструменты: ручная дрель, чтобы сверлить дырки в бочках, деревянный молоток, чтобы забивать пробки, медная воронка, чтобы наливать вино в бутылки. Дворецкий снял черный сюртук, а поверх брюк и рубашки надел длинный белый фартук. Запрокинув голову, он жадно приник губами к высокому бокалу.

Софи вступила в круг света.

Фелпс так быстро поставил бокал на стол, что красное вино расплескалось по столу. Воздух наполнился резким виноградным запахом. Откашлявшись, дворецкий поспешно схватил тряпку и стер улики.

– Ваша светлость! А я… я как раз проверял степень готовности вина.

Значит, старик не прочь приложиться к рюмочке? После долгих лет безупречной службы слабость казалась скорее забавной, чем тревожной. Герцогиня дипломатично предположила:

– Должно быть, готовитесь к званому ужину: четверг не за горами.

Старик обрадовался:

– Да-да, так оно и есть. Леди Хелен поручила выбрать только лучшие вина. Вот я и стараюсь.

– Похвальное усердие, – сухо согласилась Софи и продолжила: – Вам, несомненно, известно о том, что Боу-стрит расследует смерть герцога. Эннибал Джонс намерен допросить слуг.

– Да, ваша светлость. Офицер просил меня составить список тех, кто дежурил во время болезни его светлости.

– Значит, он уже вас допрашивал?

– Нет. Сказал, что придет завтра утром. – Кипя негодованием, Фелпс схватил бутылку и принялся яростно ее полировать. – Должен признаться, что считаю крайне вредным позволять такому вульгарному, неопрятному мужлану вторгаться на кухню и вмешиваться в работу приличных трудолюбивых слуг. Я лично проверял рекомендации всех принятых на работу. Уверяю вас, каждый представил безукоризненный послужной список, вполне соответствующий требованиям блестящего герцогского дома.

– Никто не обвиняет вас в пренебрежении обязанностями, – заметила Софи, при этом бросив многозначительный взгляд на бокал с остатками вина. Фелпс покраснел.

– Прошу простить мое многословие, ваша светлость, – произнес Фелпс ворчливо-почтительно, – но вынужден добавить еще одно обстоятельство. Дело в том, что я собираюсь изложить Джонсу собственные подозрения относительно личности преступника.

Пораженная Софи вплотную подошла к дворецкому.

– Так кто же это? Что вам известно?

– Речь идет о месье Ферране. Не припомните ли, как решительно я противился его поступлению на службу?

– Повар? Но какую цель он мог преследовать?

– Все дело в национальности. Во-первых, лягушатнику нельзя доверять. Во-вторых, Ферран отравил герцога, чтобы отомстить за поражение французов в битве при Ватерлоо.

Софи с трудом сдержала улыбку. Вряд ли Джонс принял страшную историю всерьез, но все же стоило внести повара в список возможных злоумышленников.

– Понимаю. А вам известно, куда он отправился после увольнения?

– В какую-то простую семью по фамилии Ньюберри. Торговцы тканями.

– Ясно. Но ведь Джонс наверняка спросит и о других служащих. Попрошу оказать ему всяческое содействие. – Софи помолчала и тихо добавила: – С одним-единственным исключением.

Фелпс ждал продолжения молча, с каменным лицом. Догадался ли старик, о чем идет речь?

Герцог доверил верному старожилу семьи ту важную информацию, в которой сейчас остро нуждалась герцогиня. А ее предупредил, что, если когда-нибудь в его отсутствие возникнут серьезные затруднения, следует немедленно обратиться к Фелпсу и дворецкий тотчас разыщет господина. Однако у Софи так и не появилось возможности выяснить, что именно знал старик. Деликатная материя оставалась невысказанной. И вот теперь настоятельная потребность воплотить намек в конкретные слова привела в ужас и поставила Софи в тупик.

Но она контролировала выражение лица, сохраняя достоинство и холодную уверенность.

– Я имею в виду… близкого друга герцога. О нем вы упоминать не должны. Понятно?

Лицо Фелпса исказила гримаса негодования. Губы слегка пошевелились, словно дворецкий собирался что-то ответить. Но потом лишь опустил глаза и кивнул.

– Но у меня есть еще одно требование, – настойчиво продолжила герцогиня. – Я хочу знать имя этого человека.

Дворецкий остолбенел.

– Прошу прощения, ваша светлость, но я поклялся его светлости…

– Мой супруг мертв. И теперь вы в ответе передо мной.

Фелпс упрямо сжал и без того тонкие губы. На мгновение Софи испугалась, что старик откажется говорить. Учитывая долгую службу в семье, трудно решиться на угрозу увольнения. Но в случае крайней необходимости…

К огромному облегчению Софи, дворецкий поклонился и даже посмотрел ей в глаза.

– Как прикажете, ваша светлость. Готов сказать.

Глава 14

19 ноября 1701 года

Утро проходит в уроках хороших манер, достойных герцогини. День посвящен чтению Писания, особенно тех страниц, которые говорят о покорности и целомудрии. Перья и чернильницу у меня забрали, а потому пришлось заточить павлинье перо, а чернила сделать из смешанной с уксусом сажи. Всё это храню вместе с дневником в надежном месте, куда надзирательница не догадается заглянуть.

О горе! Мой дорогой Уильям все еще в Линкольншире!

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Для женщины, ожидавшей любовного свидания, Софи выглядела слишком сдержанной.

Ловко лавируя в густом потоке экипажей, Грант посмотрел на спутницу. Та скромно сидела рядом на высоком сиденье открытого экипажа: затянутые в длинные лайковые перчатки руки сложены на коленях, поза строга и благородна. Темный плащ, больше подходивший монашке, чем любовнице, прятал соблазнительную фигуру в свободных складках. Прохладный вечерний ветер слегка шевелил закрывавшую лицо черную вуаль.

«Необходима полная и абсолютная секретность».

Может быть, красавица опасается, что он даст объявление в «Морнинг пост»? Или заберется на крышу и во весь голос оповестит о своей победе?

Грант подавил раздражение. Он и сам понимал, что скандал заставит Софи немедленно прекратить связь. А такое развитие событий в его планы не входило. Завоевав доверие Софи, оставалось лишь разрушить оборону и добиться рабской покорности и готовности к наслаждению. Конечно, легкой победы ожидать не приходилось: для этого герцогиня обладала слишком острым умом. Что ж, тем больше чести победителю! Впереди долгие ночи откровенной, не скованной условностями близости.

«Длительность романа буду определять я».

Ни за что. Он и только он сможет решить, когда и где положить конец отношениям. Связь прекратится лишь после того, как Софи признается в убийстве.

А может быть, и нет. Вдруг не захочется разрывать круг? Ведь чувство вины можно использовать вместо цепей, и тогда удастся удержать осужденную в качестве постоянной любовницы…

Что за наивная мысль? Не родилась еще та женщина, которой удалось бы владеть вниманием нетерпеливого любовника дольше, чем несколько недель. А то, что все десять лет он постоянно думал о Софи, объяснялось лишь тем, что ему не удалось полностью освободиться от юношеского увлечения. Начиная с сегодняшнего вечера, все пойдет по правилам.

«Как только решу прекратить отношения, ты немедленно подпишешь документ об отказе от опеки над Люсьеном».

Этот пункт особенно злил Гранта. Как бы упорно герцогиня ни утверждала обратное, все равно пыталась манипулировать и использовать собственное тело как средство воздействия – и все оттого, что боялась дурного влияния на Люсьена. Вот это уже по-настоящему обидно. Да, Грант согласился бы признать множество грехов, но испортить ребенка? На такую низость он не способен.

Поначалу опекунство действительно казалось лишь кратчайшим путем к цели, но вскоре мальчик завоевал сердце Гранта. Люсьен напоминал Роберта в детские годы: тот тоже рос спокойным и серьезным, но в то же время с искрой лукавства и озорства. Юный герцог остался в окружении женщин, а потому особенно остро нуждался в мужской дружбе: рядом непременно должен был оказаться человек, способный поддержать, посоветовать, научить, как стать мужчиной.

Если проклятый сыщик все-таки обнаружит доказательства виновности Софи, заботу о Люсьене Гранту придется взять на себя. Высокий титул скорее всего защитит от виселицы, которая грозит обычным убийцам, но вот от тюрьмы избавиться не удастся. Остаток печальных дней пройдет в темной сырой камере.

Проклятие! Он должен первым найти свидетельства преступления! Как только это произойдет, Софи сразу окажется в его власти. И тогда ему не придется подписывать ненавистную бумагу.

Экипаж подъехал к темным конюшням за домом Гранта, и он пустил лошадей шагом. Решение войти с черного хода, чтобы не привлекать внимания соседей, было принято заранее. Сейчас Грант ловко свернул в узкий проулок, то и дело оглядываясь по сторонам, хотя не очень верил в появление злоумышленника. Вряд ли Софи прибегнет сегодня к услугам наемного бандита.

«Встречи возможны исключительно в твоем доме».

Скорее всего одна из причин столь откровенного предложения как раз и заключалась в возможности обшарить комнаты в поисках письма Роберта. Интересно было бы увидеть, как она это сделает: ведь письмо надежно спрятано в банковском сейфе.

Конный двор утопал во тьме, лишь из открытой двери выбивался сноп света. Грант спрыгнул на землю. Из конюшни выскочил грум и взял у хозяина поводья.

Грант бережно снял Софи с высокого сиденья, поставил на землю и, обняв за талию, провел через садовую калитку. В аллее, среди высоких деревьев, легкий женственный аромат смешался с запахом земли и листьев. Чтобы восстановить самообладание и способность мыслить, Грант несколько раз глубоко вздохнул.

Вечер только начинался. Впереди у них была целая ночь. Сегодня все должно произойти иначе, не так, как в тот единственный раз, когда они любили друг друга жарко, пылко, по-юношески торопливо, а потом яростно поссорились и расстались на целых десять лет. Сегодня ничто не сможет омрачить их близости.

Грант остановился на посыпанной гравием дорожке, поднял с лица Софи черную вуаль и откинул на поля шляпы. Кончиками пальцев провел по ее щеке и посмотрел в большие глаза, озерами темневшие на бледном овале лица.

– Если собираешься изменить решение, то даже не надейся: все равно не разрешу.

Софи покачала головой.

– Если честно, то думаю о месье Ферране.

Грант ушам своим не поверил. Оказывается, ее мысли далеки от страсти!

– О поваре? – спросил он, вне себя от удивления.

– Да. Необходимо как можно скорее поговорить с французом. Всегда жалела о том, что уволила беднягу без рекомендаций. А теперь, когда стало ясно, что Роберт умер вовсе не из-за его преступной халатности, мучит раскаяние.

– Так что же, ты намерена просить у него прощения?

– Да, намерена, – ответила Софи. – Но главное, хочу выяснить, не заметил ли Ферран в тот день чего-нибудь подозрительного. Возможно, на кухне появился человек, которому там нечего было делать.

Грант напомнил себе о том, что притворный интерес к расследованию убийства мог входить в план конспирации. Но стоило ли говорить об этом сейчас?

Он помог Софи подняться на просторное садовое крыльцо.

– Проблема в одном, – заметил он. – Ферран исчез.

– Ничего подобного. – Остановившись возле колонны, Софи удержала Гранта за рукав. – Фелпс рассказал, что месье устроился в семью богатых торговцев по фамилии Ньюберри.

Вот те на! Значит, на самом деле, вовсе не француз напал сегодня на мистера Чандлера с половником в руках и испачкал его любимый сюртук.

– Непременно разыщу твоего месье и выясню, что ему известно. А сейчас не думай о делах, выбрось из головы все лишнее.

Открыв дверь, Грант ввел Софи в дом. Тишину нарушало лишь едва слышное тиканье часов в одной из комнат. Пламя свечей в высоких канделябрах отражалось в светлом мраморе пола, освещая холл и ведущую к спальням лестницу.

Лестницу в рай.

– Нет, с поваром буду беседовать я, – возразила Софи. – Вряд ли он станет откровенничать с незнакомцем. Тем более что чрезвычайно обиделся на претензии и обвинения. Полагаю, даже мне он ответит на вопросы лишь после долгих уговоров.

– Если хочешь, поедем вместе. – Грант не мог допустить, чтобы опасная красавица купила молчание столь важного свидетеля. Он прижал ее к стене, с наслаждением прильнул к мягкому телу и ощутил манящие линии и восхитительные округлости. – Отныне все будем делать вместе.

Софи покраснела и уперлась руками ему в грудь.

– Подожди минутку, – с трудом справляясь с дыханием, попросила она. – Это очень важно. Не хотелось начинать разговор до тех пор, пока не останемся наедине.

– Наедине можно заняться и более важными делами. – Грант расстегнул на Софи свободный плащ и сдернул его с плеч, позволив мягкой ткани волной упасть на зеркально-гладкий пол. Даже в строгом вдовьем одеянии герцогиня выглядела упоительно. Корсаж не мог скрыть высоких нежных холмов и обещал несметные сокровища.

Софи наклонилась, чтобы поднять плащ.

– Нельзя оставлять следов. Слуги…

– У слуг сегодня свободный вечер. В доме, кроме нас, ни души.

Грант взял плащ, небрежно бросил на стул, снова заключил возлюбленную в объятия и легко дотронулся губами до ее щеки.

– Послушай, Грант. Существует еще одно обстоятельство, которое не дает мне покоя. То самое письмо.

Грант вопросительно взглянул на Софи. Предсмертное письмо Роберта? Ах да, конечно! Речь идет об анонимном письме на Боу-стрит.

– И что же с письмом?

– Кто-то пытается меня обвинить. Вот я и подумала, что, возможно, удалось бы узнать почерк.

Понятно. Злоумышленнице хотелось выяснить, кто оказался свидетелем преступления и мог бы дать показания в суде. Но Грант устал от мрачной реальности. Ему не терпелось завладеть вниманием не подозреваемой, а прекрасной и желанной женщины.

– Завтра же поедем в магистрат и потребуем, чтобы нам показали письмо. – Склонившись, он провел губами по шелковым губам: раз, еще раз, не углубляясь в поцелуй, а пытаясь просто успокоить и отвлечь Софи. – Все, на сегодня достаточно об убийстве и отравлении. Отныне мы незнакомцы без прошлого.

– Незнакомцы?

– Да, совершенно чужие люди. До сегодняшнего вечера никогда не встречались. – Фантазия напомнила об их давнем развлечении. Тогда игра скорее походила на шараду, в которой они по очереди изображали персонажей из светского общества и пытались разгадать, кто именно скрывался за смешными образами.

Легким движением Грант развязал широкие ленты и снял черную шляпку с вуалью. Бросил их на плащ и прильнул к волосам, вдыхая свежий аромат дождя.

– Мы повстречались на балу, – продолжил он, развивая придуманный сюжет. – Я увидел вас и мгновенно воспылал страстью. Глядя, как вы танцуете и любезничаете с другими, я сгорал от ревности.

Софи опустила голову и улыбнулась, на глазах преобразившись в незнакомку.

– Но, сэр, я приличная почтенная леди и не привыкла заводить интрижки.

К радости Гранта, Софи с готовностью включилась в игру и вплела в его историю собственную линию. Он снял с ее изящных рук лайковые перчатки, даже не заметив, куда они упали. Сжал ладошки и нежно поцеловал.

– Тем дороже сделанное ради меня исключение.

– Разве можно было устоять? – жеманно промурлыкала Софи. – Я растаяла, когда вы преподнесли мне эту восхитительную розу.

Обняв герцогиню за талию, Грант повел ее по освещенному коридору.

– Кремовые лепестки напоминают вашу чудесную кожу, миледи.

– О, вы ошибаетесь! Лепестки красные! И напоминают о вашей страсти! – кокетливо возразила Софи.

Он погладил воображаемый цветок в ее руке, и вдруг ощутив во рту сухость, согласился:

– Ах да, конечно, красные. Как я мог перепутать? Должно быть, я ослеплен вашей красотой.

Софи пылко взглянула на него из-под ресниц.

– Очаровательный комплимент, сэр. Но в таком случае вы неисправимый повеса. Верить вам нельзя. Порядочные женщины избегают подобных вам мужчин.

– Порядочные женщины, миледи, влачат унылое существование. А вы отличаетесь смелым нравом, любите приключения и получаете удовольствие от игры с огнем.

– О, я не только смелая, но и сильная, а потому до сегодняшнего вечера ни разу не отклонялась от тропы добродетели. – Она провела ладонью по его груди и промурлыкала: – Но вы, сэр, вводите меня в искушение и склоняете к греху. Увидев вас, я могу думать лишь о страсти.

Грант ощутил, как кровь мгновенно отлила от головы и устремилась в противоположном направлении. Говорила ли она искренне или продолжала исполнять роль в придуманной им наивной игре? Но стоит ли об этом беспокоиться? Не разумнее ли просто наслаждаться результатом?

– Да, страстная близость, – хрипло согласился он. – Из-за нее-то я и презрел светские условности. Ради нее предложил немедленно удалиться.

– Нет, опять забыли! Я сама попросила покинуть бал, потому что привыкла добиваться исполнения желаний.

Они подошли к лестнице. Софи поднялась на ступеньку, обернулась и преградила Гранту дорогу. Они оказались лицом к лицу: Софи прижала ладони к его щекам и поцеловала легко – едва прикоснувшись к губам, словно отвечая на недавний дразнящий поцелуй.

Однако Грант уже не мог выносить затянувшейся прелюдии. Пришло время поднять занавес.

Он привлек Софи к себе и сжал в объятиях, не скрывая своих истинных намерений. Софи тихо застонала, обвила руками его шею, запустила пальцы в густые волосы и ответила на поцелуй так, будто его губы стали насущным хлебом для голодающей, и живительным вином для жаждущей.

Гранта охватило безумное желание овладеть красавицей здесь и сейчас. Почему бы не поднять ей юбки и не погрузиться в блаженную глубину?..

Но ведь он не зеленый юнец, готовый опустошиться в нескольких торопливых толчках. Придя в себя, Софи вовсе не обрадуется, увидев, что ее распростерли на холодном мраморном полу холла, где любой прохожий мог наблюдать пикантную сцену сквозь стеклянные парадные двери.

Она должна испытать радость, удовольствие и умолять о новом наслаждении.

Слегка отклонившись, он взглянул в прекрасное лицо и увидел, что возлюбленная сгорает от нетерпения так же, как и он, и готова немедленно отдаться. Щеки ее раскраснелись, губы сохраняли алую влажность поцелуя. Прелестное зрелище отозвалось в груди странной болью, мало связанной с потребностями тела.

Да, приближался момент триумфа. Тот счастливый миг, о котором Грант Чандлер мечтал все десять лет. Софи снова в его власти. На этот раз ей не удастся избавиться и вырваться на свободу.

Он накрыл ее губы своими.

– Наслаждение только начинается, миледи. Нынешний вечер вы никогда не забудете.

Глава 15

21 ноября 1701 года

Новая камеристка очень похожа на кролика: с утолщением вместо талии и с постоянно дергающимся носом, который откровенно выражает неудовольствие. Зовут ее Аделаида, но прозвище Лэдди подходит ей гораздо больше. Она грубо расчесывает волосы и ни на минуту не оставляет меня в одиночестве. Ночью укладывается на раскладную кровать и храпит так, что слышно на всю округу.

От Уильяма ни слова. Что делать? Увы, верную Мэри выбросили на улицу, а больше некому принести мне весточку.

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Софи дрожала от неутоленного желания и боялась рухнуть к ногам искусителя – не от волнения и нерешительности, а от постыдной слабости в коленях. Да, она пала жертвой всепоглощающего вожделения.

Грант всего лишь играл, напомнила она себе. Исполнял роль, близкую собственной безрассудной натуре. В неровном свете канделябров он выглядел настоящим негодяем-соблазнителем, которого следует опасаться каждой порядочной женщине.

Игра теней придала красивому лицу хищное выражение. Темные глаза сияли, а мужественные черты приобрели еще большую четкость и напряженную резкость. Быстрое, гулкое биение сердца ощущалось совсем близко и контрапунктом перекликалось с ее собственным неровным ритмом. Одежда не могла скрыть мощного мужского возбуждения, жаждавшего слияния с женским таинством.

В глубине существа родилось неведомое ей ощущение настойчивого, жаркого томления. Она провела пальцами по щеке Гранта, с восторгом поглаживая теплую, чуть шершавую кожу. Достаточно игр; теперь ей необходим настоящий мужчина.

– Если бы мы в действительности встретились только сегодня, я бы пошла с тобой не задумываясь, – прошептала Софи.

– Ну а я сдвинул бы небо и землю, чтобы склонить тебя к отчаянному решению. – Уголок чувственных губ поднялся в порочной улыбке. – Да, сегодня мы сдвинем небо и землю. Обещаю.

В тоне, которым он произнес эти слова, послышалась нотка холодного расчета. Однако Софи не хотела думать о тайных замыслах и намерениях возлюбленного. Ничто не должно омрачать счастья. Призывно улыбнувшись, она проворковала:

– Что ж, пора в спальню? Мечтаю проверить, способен ли ты сдержать обещание.

Софи подобрала юбки и стала подниматься по широкой мраморной лестнице. Зная, что Грант поднимается следом, чуть больше необходимого качнула бедрами и незаметно оглянулась. Он не отставал ни на шаг и с нескрываемым восхищением смотрел туда, куда и должен был смотреть. Сердце Софи запело от радости.

На протяжении десяти лет Софи постоянно чувствовала на себе заинтересованные мужские взгляды, однако джентльмены отваживались лишь украдкой созерцать красавицу – счастливую супругу богатого и знатного герцога. Некоторые, правда, пытались флиртовать с ней, прозрачно намекая на более близкое знакомство, однако герцогиня с отвращением отвергала саму возможность нарушения супружеской клятвы. Ей претили измены, буйно процветавшие в высшем обществе. Несмотря на суровую правду собственного замужества, священные узы брака казались незыблемыми. Уверенность в связи жены с мужем «и в радости, и в горе» заставляла хранить верность и обрекала на женское одиночество.

Но теперь она вдова и вольна поступать так, как ей заблагорассудится.

Дойдя до площадки второго этажа, Софи остановилась, чтобы подарить еще один страстный поцелуй, призванный поддержать и распалить пламя. Хотелось искушать, дразнить, лишать самообладания. Грант глухо застонал, тело его тотчас отозвалось на призыв Софи.

Не стоило обманывать себя, убеждая, что на его месте вполне мог оказаться кто-нибудь другой. С того самого момента, как десять лет назад к неопытной девушке уверенно подошел победитель гонки, мир изменился. Между ними возникла особая связь, а образ смелого красавца навсегда запечатлелся и в уме, и в сердце, и в теле.

Впрочем, нет, не навсегда. Чтобы подарить избраннице судьбу, Гранту не хватало постоянства.

Рука об руку они миновали последний лестничный пролет и прошли по коридору. Наконец Грант остановился у одной из дверей. Распахнул ее и пропустил гостью вперед. Она вошла и с искренним удивлением осмотрелась. Грант создал в спальне романтическую атмосферу… ради нее.

Просторную, ярко освещенную комнату наполняли ароматы свечного воска, пылающих в камине сухих выдержанных дров. В мягком золотистом, мерцании добротная мебель из красного дерева и светло-голубые стены выглядели особенно привлекательно и уютно. Широкая кровать со множеством больших и маленьких белоснежных подушек скрывалась под синим бархатным балдахином, который поддерживали четыре резных столба. Угол покрывала отогнулся, словно невзначай, и открыл взгляду безупречное постельное белье.

Дверь захлопнулась с легким щелчком. Грант обнял ее сзади и прижал к себе. Теплое дыхание щекотало шею. Софи прильнула к мужественному телу и отдалась охватившему ее чувству возвращения. Произошло именно то, что рано или поздно должно было произойти. Ведь так естественно принадлежать этому человеку, вдыхать его аромат, ощущать надежное кольцо сильных ласковых рук.

– Софи, – прошептал он ей на ухо, – теперь ты моя.

Она окончательно растаяла. Прижавшись щекой к его широкой груди, заговорила:

– Мне очень не хватало тебя, Грант. Только теперь я это поняла.

Руки его слегка дрогнули – единственный признак того, что слова отозвались в его душе. Надеясь на поцелуй, она попыталась повернуться в объятии, однако он не позволил.

– Тебе не хватало физического удовлетворения, – проронил он. – И сегодня ты получишь его в полной мере. Но прежде придется выполнить мои требования.

Одна ладонь погладила по животу, вторая повторила линию бедра. Прикосновения затуманили мысли.

– Требования?

– Ты изложила свои требования, позволь мне сделать то же самое. – Он потерся щекой о волосы, предоставив рукам продолжать собственную жизнь. – Мои правила касаются событий в этой спальне.

Софи подняла голову и взглянула с недоумением. Сейчас глаза любимого казались черными, опасно чувственными. Тяжесть собственного тела стала почти невыносимой, а горячая волна смыла остатки воли.

– Скажи, – шепотом попросила она.

– Прежде всего не надо меня торопить. Сегодня я хочу наслаждаться медленно, со вкусом.

Ладони добрались до груди. Ласка обожгла даже сквозь платье. Большие пальцы потревожили соски, и тело ответило фейерверком разноцветных искр.

В юности, во время первого и единственного тайного свидания, смаковать ощущения было некогда. Безумная страсть диктовала собственные условия. И сейчас Софи тоже хотелось безумия, безрассудства, но в то же время жалко было пропустить хотя бы один-единственный поцелуй, взгляд, вздох.

– Хорошо, – согласилась она, голос ее дрогнул. – Спешить не будем. Каково следующее требование?

– Тебе придется уступить мне главную роль. Довериться целиком и полностью. – Взяв ее за подбородок, он посмотрел так, как смотрит на свою жертву тигр. – Способна на подвиг? Сможешь мне довериться?

В глубине его глаз таилось обещание наслаждения, но скрывалась и тень угрозы. Софи давно привыкла к независимости, к возможности собственного выбора, но Грант потребовал, чтобы она беспрекословно ему повиновалась.

– Да, я доверяю тебе.

Губы Гранта дрогнули в удовлетворенной улыбке.

– Хочу раздеть тебя, – продолжал Грант. – Но только не торопливо сорвать всю одежду, а освобождать восхитительное тело постепенно, как скульптор освобождает от лишнего мрамора прекрасный образ.

Руки прикоснулись к застежке на спине. Расстегивая пуговицу за пуговицей, он целовал открывшийся глазам островок нежной кожи. Чтобы закончить церемонию, пришлось встать на одно колено. Прикосновение губ к тонкой ткани сорочки оказалось восхитительно-волнующим. Наконец Грант стянул платье с ее плеч, и оно соскользнуло на пол.

– Повернись ко мне!

Она повиновалась, хотя едва держалась на ногах. Не вставая с колена, Грант сжал ее талию. Софи была без корсета, в одной батистовой сорочке, чулках и туфлях. Его взгляд обжигал.

Софи вытащила из волос шпильки и тряхнула головой. Волосы рассыпались и закрыли грудь золотистым покрывалом, а на спине спустились до талии. Драгоценной наградой за роскошную красоту стало потрясенное выражение на лице возлюбленного.

– О Боже! – с благоговейным восторгом прошептал Грант. – Как же ты прекрасна!

Грант слегка наклонился и сквозь тонкую, почти прозрачную ткань поцеловал в развилку бедер. Интимность прикосновения лишила Софи последних сил. Чтобы не упасть, она ухватилась за плечи Гранта. Легкий поначалу, поцелуй углублялся; язык пронзил ненадежную защиту, слегка увлажнив сорочку. Грант положил ладони ей на ягодицы и продолжал творить колдовство: целовал, прикасался, дразнил, увлекал.

Софи раздвинула ноги. Выгнула спину. Повторяла и повторяла дорогое имя.

Однако едва она открыто выразила покорность и готовность, Грант отстранился и повелительно, почти мрачно произнес:

– Не спеши. Это одно из моих требований.

Поднявшись на ноги, он привлек Софи к себе. Но вместо того чтобы направиться к кровати, повел к шезлонгу у камина. Пока она сидела словно завороженная, Грант сдернул синий сюртук из дорогой шерстяной ткани и, не оглядываясь, бросил на стул. Следом отправился жилет. Туго накрахмаленный белоснежный шейный платок полетел на ближайший стол. Раздеваясь, Грант ни на миг не сводил с Софи горящих глаз.

Софи тоже смотрела на него. Полотняная рубашка облегала рельефные, скульптурно-четкие мышцы. Расстегнутый воротник обнажил покрытую темной порослью загорелую кожу. Узкие бежевые бриджи плотно облегали длинные ноги и…

Она отвела взгляд. В глубине существа зародился лихорадочный жар и начал неумолимо подниматься к груди, к щекам. Странно. Почти десять лет она была замужем. Но многие ли вдовы могли признаться в том, что почти не знакомы с мужским телом?

Грант слегка склонился. Пальцем приподнял Софи подбородок и покровительственно улыбнулся.

– И еще одно правило, последнее: не надо бояться и смущаться. Смотри и прикасайся сколько захочешь.

– А я и не боюсь. – Противостоять его дерзким вызовам никогда не удавалось. Вот и сейчас она уперлась взглядом в застежку – в то самое место, где ткань топорщилась. Зрелище воспламеняло. О небеса! До чего же он велик!

Софи положила на мощную выпуклость ладонь, стараясь ощутить живое тепло. Снисходительная улыбка исчезла с лица Гранта. Оно стало напряженным. Вдохновленная эффектом, Софи склонилась и поцеловала возбужденную плоть, зеркально отражая недавний смелый и прекрасный поцелуй.

Грант издал сдавленный звериный стон, взял ее за плечи и заставил отклониться к спинке шезлонга.

– Хватит, а то все закончится слишком быстро.

– Может быть, стоит немного изменить правила?

– Только в том случае, если, ты согласишься изменить свои.

Что ж, можно согласиться на некоторые уступки, подумала Софи. Ее правила слишком важны, чтобы рисковать ими. А сейчас нестерпимо хотелось познать обещанные радости.

Грант снова опустился на колено и снял с нее изящные черные башмачки.

Скользнул руками под сорочку, развязал подвязку и спустил шелковый чулок. То же самое проделал и с другой ногой – не спеша, обращая простое дело в чувственное приключение, наслаждаясь прикосновением к ступням, лодыжкам, бедрам.

Грант уселся в шезлонг и посадил ее на колени – верхом. Изумленная Софи покорно терпела причудливую позу, пикантность которой подчеркивалась наготой – если не считать поднятой выше пояса батистовой сорочки.

Сердце билось в унисон с пульсацией в самом сокровенном уголке. Прикосновение шерстяных брюк к нежной коже взорвалось острой тоской в каждой клеточке, в каждом нерве.

– Грант… может быть, перейдем в постель?

– Непременно. Только чуть позже. А пока поиграем.

Прижав руку к затылку, он заставил ее склонить голову и встретить поцелуй. Губы прикасались сладко, эротично, забирая из легких воздух, а взамен оставляя легкое головокружение и слабость. Ладони Гранта скользили по груди, то пробуждая скрытые тканью вершинки, то проникая в вырез, чтобы насладиться упругой мягкостью. Каждое движение пальцев вызывало новый чувственный ответ: грудь набухла, потяжелела, отозвалась покалыванием тысяч мельчайших иголочек. Софи не могла оставаться без движения: ласкала, познавая рельеф обтянутых рубашкой выпуклых твердых мышц.

– Теперь я поняла, почему ты предпочел не спешить и раздеваться медленно. Потому что только так, в нетерпении, можно познать благодать наготы.

– Да, чем острее мы жаждем познания и откровения, тем полнее окажется удовлетворение. – Он помолчал, не спуская с нее глаз. – Ты хочешь меня, Софи? Можно проверить?

Рука проникла в развилку бедер. Не прекращая ласкать грудь, Грант прикоснулся к очагу страсти. Прикосновение едва не свело Софи с ума, в то время как Грант, казалось, не теряя самообладания, играл на ощущениях Софи, словно на струнах музыкального инструмента. Сидя вот так, с широко раздвинутыми ногами, Софи изнывала от желания.

– Да, Грант… пожалуйста.

– Посмотри на меня, – потребовал он, – не прикоснусь, пока не встречу твой взгляд.

Положив ладони ему на плечи, Софи подняла голову.

Она пыталась внушить себе, что не способна испытывать к Гранту никаких чувств, кроме вожделения. Он должен остаться любовником; все остальное под запретом. И все же ее влекла к нему не только страсть: привлекало остроумие, завораживало парадоксальное отношение к жизни, притягивала очаровательная, чуть насмешливая манера общения. Внезапно в глубине существа возникла необъяснимая уверенность в собственном искреннем чувстве: да, она любила этого человека, никогда не переставала любить и никогда, до конца жизни, не перестанет. О небеса! До чего же она глупа!

Восхитительные прикосновения продолжались, и мысль растворилась, смытая всесильной волной чувственности. Играя на своем инструменте легкими, почти ленивыми пальцами, Грант сумел дойти до самого полного, самого объемного звучания. Сидеть неподвижно уже не удавалось. Бедра двигались в тщетном стремлении дать выход неумолимо нараставшей страсти. Тихими стонами Софи умоляла об избавлении.

Однако Грант не уступил мольбам. Перестал ее ласкать, но, словно дразня, оставил палец в пульсирующей глубине.

– Вот к чему я стремился, – признался он. – Хотел увидеть тебя такой: горячей, влажной, изнывающей от желания.

Софи вдруг поняла, что Грант не питает к ней никаких чувств. Он всего лишь хотел доказать, что и сейчас, как в юности, способен покорить ее и лишить воли. А все из-за того, что много лет назад она унизила его отказом.

– Да, изнываю от вожделения. Но хочу только тебя. Даже представить себе не могу на твоем месте другого мужчину. И если таково отмщение, то ничего лучшего я не желаю. Я в твоей власти. Возьми же меня, Грант!

Горящий взгляд остановился на обнаженной груди. Издав нечленораздельный возглас, Грант поднял ее на руки и понес к кровати; положив на край, опустился на колени между ее ног. Прохлада белоснежного белья благодатно освежила разгоряченную кожу. Однако ощущение комфорта мгновенно сменилось изумлением перед намерениями возлюбленного.

Он склонил темную голову, чтобы проникнуть в глубину губами, языком. Софи безвольно обмякла, запустив руки в густые волнистые волосы и без слов выражая готовность к новым ощущениям. Мир растворился в потоке эмоций. Прикасаясь, целуя, покусывая, облизывая, он привел ее к краю пропасти.

Через некоторое время Софи обнаружила, что лежит на кровати в спальне Гранта. Силы покинули тело, а на их место пришли новые ощущения: полноты жизни, покоя, удовлетворения. Возможно, завтра она испугается собственной распущенности, но только не сейчас. Сейчас в ее душе воцарились мир и покой.

Но лишь до той минуты, пока Софи не повернулась на бок и не увидела его. Он стоял возле кровати и, не сводя с нее глаз, раздевался.

Грант снял рубашку, расстегнул бриджи. Сбросив одежду, не отвернулся. Не отвернулась и Софи.

Невозможно было представить мужчину красивее.

– Ты великолепен, – с нескрываемым восхищением прошептала Софи. – Тогда, в нашу первую встречу, я даже не успела тебя по-настоящему рассмотреть. В комнате было темно, и…

Он приложил к ее губам палец.

– Не надо говорить о прошлом. Это еще одно требование, на котором я настаиваю. Важно лишь то, что происходит сейчас. А сейчас мы с тобой наслаждаемся друг другом.

Он лег рядом, заключил ее в объятия и снова стал ласкать, вознося на вершины блаженства.

Софи не оставалась в долгу и, в свою очередь, исследовала его тело.

Пальцы ее скользнули по его плечу, спустились ниже, на руку, и наткнулись на большой шрам. В неярком свете натянутая кожа выглядела розовой – значит, рана затянулась лишь недавно.

– Этот шрам… откуда он?

– Пуля. Ничего страшного.

– Кто-то в тебя стрелял? Что случилось?

– Всего лишь неприятная встреча. Забудь об этом.

Софи вздрогнула: а что было бы, задень пуля не руку, а грудь? Как-то он сказал, что недавно вернулся из Константинополя. Но ни словом не обмолвился о том, с какой целью ездил туда и чем занимался.

– Так что же это, дуэль? Или на тебя напали разбойники?

– Не все ли равно? Разве существует на свете что-нибудь, кроме наслаждения?

Явно намереваясь отвлечь ее внимание, Грант провел ладонью между ее ног. Что ж, пусть хранит свои секреты, подумала Софи. Ведь и ей есть что скрывать. А сейчас, пожалуй, лучше уступить страсти.

– Хочу ощутить тебя внутри, – призналась Софи. Грант не заставил ее долго ждать и вошел в нее. Их тела слились в единое целое.

Как она жила без Гранта?

Софи хотела, чтобы этот миг длился вечно. Однако слова «вечность» Грант не знал. Он был покорителем сердец, презиравшим любовь и обязательства. Во всем, кроме физической близости, оставался далеким и чуждым.

Но до чего же восхитительно ублажал в постели!

Продолжая смотреть ей в глаза, он на мгновение оставил лоно, а потом вторгся вновь. И все же сдержанные толчки казались слишком слабыми, чтобы удовлетворить Софи. Думать не хотелось. Хотелось лишь ощущать.

Софи снова выгнула бедра. Грант ускорял движение, увлекая ее в те далекие сферы, где здравый смысл таял в тумане. Вот к чему она стремилась. Грант превратился в бескрайний мир, отныне существовал только он: его руки, его обнаженная горячая кожа, вкус его поцелуев. Когда же небеса разверзлись, восхитительное событие произошло с таким ослепительным блеском, что Софи закричала в экстазе.

Грант, вновь простонав ее имя, резко рванулся прочь, оросив теплым потоком внутреннюю часть бедра, после чего в полном изнеможении упал на возлюбленную.

Сердце Софи постепенно замедлило бег. Пришло ощущение окончательной опустошенности, сменив собой желание двигаться и думать. Глаза сами собой закрылись.

Грант снова лег рядом с ней, и Софи вскоре забылась сном.

– Грант.

Голос ангела проник в темную глубину сна. Он открыл глаза и сквозь туман взглянул на склонившуюся над постелью фею. В сумраке проступили нежные черты и непостижимо огромные зеленые глаза. Губы казались чуть припухшими и ярко-розовыми… от его поцелуев.

Память вернулась внезапно, а вместе с ней вспыхнуло острое возбуждение.

Грант погрузил пальцы в каскад золотых волос.

– Софи, – пробормотал он, – моя прекрасная возлюбленная.

Мягкие губы раскрылись навстречу поцелую, но в последний момент Софи отстранилась от него и отошла от постели.

– Уже полночь, – встревожилась она. – Мне давно пора домой.

Полночь?

Ничего не понимая, Грант приподнялся на локте и только сейчас заметил, что красавица одета. Она грациозно присела и принялась собирать разбросанные по ковру шпильки. Широкая черная юбка распростерлась по полу пышным воланом.

Он оглянулся. Спальня тонула в полумраке, воздух казался прохладным. Огонь в камине погас, оставив лишь несколько тлеющих на решетке угольков. Почти все свечи догорели. Невероятно! Грант не верил собственным глазам.

– Неужели так поздно?

Софи выпрямилась и положила пригоршню шпилек на стол, рядом с нетронутой бутылкой вина, двумя чистыми стаканами и тарелкой оранжерейной клубники, которой он собирался ее накормить.

Она ответила нежным, полным сожаления взглядом.

– Боюсь, что так оно и есть. – Софи собрала волосы и скрутила в тяжелый узел на затылке. – Надеюсь, ты не будешь на меня сердиться. Я пошарила по твоим карманам и нашла часы, чтобы узнать время. Оказалось, что уже половина первого. Мы оба крепко уснули.

Грант сел в постели и растерянно запустил пятерню в волосы. Проспал три часа кряду. Как могло такое случиться?

Прежде он никогда не засыпал в объятиях любовниц. Разве можно терять бдительность рядом с Софи?

Она истощила, опустошила, отняла силы самым бурным свиданием, которое ему удалось познать за всю свою жизнь. И все же это не объяснение и не оправдание.

Он ведь планировал долгий вечер любви. Собирался покорить ее, поразить собственным умением подарить наслаждение, чтобы она с нетерпением ждала новой встречи. Но она всего лишь дважды взлетела на вершину блаженства. А вместе они достигли экстаза всего раз. Один-единственный раз. А потом он заснул в объятиях Софи, как немощный старик.

Грант хмуро смотрел, как Софи подошла к зеркалу и ловко, легкими грациозными движениями закрепила пучок шпильками. Эти руки ласкали его, почти невинно исследуя тело. «Я так скучала. Ты нужен мне».

Сама того не понимая, она лишила его самообладания. Смотрела на него с нескрываемым восхищением, целовала, вдохновляла томными вздохами и страстными стонами. Он мог возомнить себя властелином Вселенной, сошедшим с небес с одной лишь целью – порадовать красавицу.

Бог любви.

О да! Сегодня он заслужил высокий титул. Наконец-то заполучил Софи в постель и благополучно уснул.

В памяти всплыло недавнее, вскользь брошенное замечание. Пока он спал, она обшарила карманы. Возможно, и комнату обыскала в поисках письма Роберта? Черт подери! Его план рухнул. Он хотел поймать рыбку в любовные сети и заставить признаться в убийстве.

Собрав роскошные волосы в скромный тугой узел, Софи подошла к кровати, остановилась и слегка нахмурилась. Очаровательная любовница сейчас выглядела строгой и чопорной герцогиней.

– Одевайся скорее, – не то попросила, не то приказала она. – И помоги мне одеться.

– Иди сюда. – Он похлопал по кровати. – Присядь, я застегну тебе платье.

Софи взглянула на Гранта с подозрением. Хорошо, что ниже пояса его прикрывала простыня. Если бы она увидела, до какой степени он возбужден, наверняка убежала бы в противоположный конец спальни. Можно было бы ее догнать, но…

Хотелось, чтобы она сама пришла к нему. Хотелось убедиться в собственном безоговорочном влиянии.

Грант выразительно посмотрел, словно спрашивая:

– Боишься?

И Софи порадовала: подошла, опустилась на край кровати и повернулась спиной. Даже не притронувшись к пуговицам, он обнял стройную талию. Уткнувшись лицом в изящный изгиб шеи, глубоко вдохнул теплый аромат.

– Моя милая Софи, – пробормотал он нежно. – Еще не время уходить.

Она замерла и заметно напряглась.

– Хватит, Грант. Нельзя тратить время попусту.

– Разве это попусту?

– Не забывай: я сказала, что еду в театр. Пьеса закончилась уже час назад, и Хелен заподозрит обман.

– Значит, пришлось немного задержаться. – Он прикоснулся к груди, не сомневаясь, что ласка взволнует ее. – Сегодня виконт Хокридж собирает друзей. Приглашал меня. Вот готовое оправдание.

– В этом году я не посещаю рауты. – Софи вздрогнула от прикосновения, хотя и попыталась строго взглянуть через плечо. – Кроме того, лорд Хокридж вовсе не тот человек, чьи приглашения стоит принимать.

– Но можно заехать совсем ненадолго. – Грант переключил внимание ниже. Запустил пальцы в складки широкой юбки и нащупал желанный островок наслаждения. Шепотом пояснил идею: – Очень короткий визит, Софи. Ничего лишнего. Пять минут, не больше.

Она нервно вздохнула, повернулась и положила руки Гранту на плечи. Дыхание ее участилось.

– Пять минут? А как же твое требование?

– Оно устарело. Годилось лишь для первой встречи, очень хотелось, чтобы ты ее запомнила.

Она улыбнулась и провела мизинцем по жадным губам.

– Короткая встреча тоже может оказаться памятной.

Ах, эта улыбка! Кровь быстрее побежала по жилам.

– Садись верхом. Тогда сможешь задавать темп.

– Сесть верхом?

Потрясающее сочетание светского лоска и невинности. Грант повернулся, быстро схватил несколько подушек и пристроил к изголовью. Протянул к Софи руки, но она уже поняла, чего он хочет, забралась на кровать и даже подняла платье. Он устроил ее у себя на коленях и пальцами проник в святая святых. Ее лоно было горячим и влажным. Жезл Гранта пришел в полную боевую готовность.

Софи начала действовать с неистовой решительностью. Встала на колени и приняла любимого в себя, погрузив в плотную, вязкую глубину. Застонала от острого наслаждения. Бедра инстинктивно пришли в движение, создавая яростный, напряженный ритм. Губы встретились, а потом сомкнулись в жадном поцелуе.

Спешила не только Софи. Грант тоже едва не сотрясался от бешеной гонки страсти, которая неумолимо гнала на вершину.

Потребовалось даже не пять минут, а меньше. Софи вздрогнула в его объятиях и простонала дорогое имя. Он едва успел покинуть лоно прежде, чем пришло собственное освобождение.

Тяжело дыша, оба упали, так и не прервав объятия, счастливые и опустошенные. Грант прижался щекой к шелковистым волосам, впитывая нежность и страстный пыл возлюбленной. Обещанием короткой встречи он хотел всего лишь заманить ее, но не ожидал, что кульминация наступит так быстро.

Неужели она никогда не перестанет преподносить сюрпризы?

В этот момент Софи снова удивила – на сей раз нежданным тихим смехом. Потерлась щекой о его щеку и призналась:

– Боюсь, твое влияние может оказаться дурным.

Глава 16

23 ноября 1701 года

Надзирательница продолжает терзать с утра до вечера. Увы, молодость проходит в нудных лекциях и проповедях. И почему только в обязанности герцогини не входят лихие скачки по улицам и исполнение арий на крышах? Почему больше нельзя спросить портье, не скучает ли он по ночам, вспоминая о своей семье? Почему отныне строго-настрого запрещается играть в шашки с посудомойкой? Вместо этого следует заниматься такими важными делами, как зубрежка длиннющих кусков из Священного Писания.

О, как печальна моя жизнь!

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Утром, ровно в девять, Софи вышла из наемного экипажа и попросила возницу подождать. Решимость, с которой герцогиня приехала в этот приятный квартал, неожиданно поколебалась. По спокойной улице, расположенной неподалеку от театра «Ковент-Гарден», время от времени проезжали экипажи, но она не боялась встретить знакомых. Высшее общество предпочитало селиться в более изысканных районах огромного многоликого города.

Нет, вовсе не страх разоблачения заставил Софи усомниться в правильности принятого решения.

Софи внимательно посмотрела на аккуратный кирпичный дом. Окна блестели чистотой. Особняк выглядел весьма приличным, почти элегантным. И все же Софи охватило трусливое желание поскорее забраться в экипаж и вернуться домой, в Малфорд-Хаус.

Очень не хотелось подниматься по каменным ступенькам крыльца. Еще больше не хотелось прикасаться к медному молотку на двери. При мысли о встрече с любовником Роберта сжималось сердце.

Софи видела этого человека лишь однажды, да и то мельком – давным-давно, когда в приступе отчаяния выслеживала мужа. Тогда она боялась застать Роберта с другой женщиной, однако действительность оказалась еще ужаснее. Конечно, со временем боль давнего рокового вечера притупилась, но не исчезла. А сейчас вновь выплеснулась из глубины души.

Хватит ли у нее решимости предстать перед человеком, который так много значил для мужа? Достанет ли смелости спросить об убийстве?

Софи направилась к дому. Нельзя терять ни минуты: к десяти она должна вернуться домой, поскольку в это время должен приехать Грант. Сегодня они планировали посетить полицейское управление на Боу-стрит и посмотреть злополучное анонимное письмо, а потом встретиться с месье Ферраном.

Это знакомство она должна была взять на себя. Вопросы к любовнику Роберта слишком интимны. Но существовал и еще один повод исключить присутствие Гранта.

Любовник мужа наверняка в курсе ее тайны. Роберт не мог не рассказать близкому человеку о настоящем отце Люсьена.

Нельзя допустить знакомства с единственным посвященным. Риск слишком велик. Если Грант узнает, что все эти годы она скрывала от него сына, неминуемо придет в ярость. А возможно, даже предъявит права на ребенка.

Если даже ему и не удастся выиграть дело в суде, скандал отразится на герцогском титуле Люсьена.

Да и Грант ее никогда не простит.

Свидание оказалось несказанно чудесным. Как он и обещал, забыть о первой встрече она не сможет никогда. Вернувшись ночью домой, Софи чувствовала себя обездоленной, покинутой. Привычная постель показалась пустой и одинокой, а мысли и мечты наполнились тоской. Проведенное вместе время не погасило желание – напротив, лишь раздуло пламя.

Испытывал ли Грант те же чувства? Сожалел ли, что нельзя продлить свидание на всю ночь? Лежал ли в темноте без сна, с ее именем на устах?

– Софи!

Сердце едва не выпрыгнуло из груди. Герцогиня замерла.

Потом обернулась и, едва удержавшись на ногах, увидела стоявшего возле легкого желтого ландо Гранта. Он бросил вознице наемного экипажа серебряный шиллинг. Тот ловко поймал блеснувшую на солнце монетку, приподнял в знак благодарности шапку и укатил прочь.

А Софи теперь стояла лицом к лицу с мистером Чандлером.

Невозможно элегантный и нестерпимо красивый в темно-зеленом сюртуке и бежевых бриджах, он приблизился к Софи. Шляпы на голове не было, ветерок ерошил своевольные черные волосы. Но главная опасность заключалась в выражении его лица. Мрачный, требовательный взгляд гипнотизировал. Холодное подозрение пронизывало черты человека, в котором трудно было узнать страстного ночного любовника.

Не снимая перчаток, он сжал ее запястье.

– И куда же, черт возьми, ты направляешься? – поинтересовался Грант, даже не сочтя нужным поздороваться. – Кто здесь живет?

От прикосновения, пусть даже столь неласкового, дрогнуло сердце. Оставалось лишь скрыть трепет за ширмой холодного высокомерия.

– И тебе тоже доброго утра. Кстати, я не просила отпускать мой кеб.

– Он тебе больше не понадобится. Сам отвезу, куда захочешь.

– В таком случае отвези меня домой. Немедленно.

Грант продолжал сжимать ее руку.

– Ты приехала сюда не просто так. Жду объяснений.

– Нет, это я жду объяснений. Ты преследовал меня, словно… преступницу. – Трудно было представить себе, что привело этого непредсказуемого человека к ее дому на целый час раньше назначенного срока. Чего он ждал? За кем наблюдал? С какой целью?

– Всего лишь планировал навестить Люсьена, но неожиданно в квартале от Малфорд-Хауса стал свидетелем потрясающего зрелища: владетельная герцогиня стоит на углу и ловит наемный экипаж. – Лицо Гранта приняло еще более угрожающее выражение. – Отвечай, или я постучу в дверь и выясню, кто тут живет.

Решимость Гранта испугала Софи. Грант выследил ее. Рано или поздно он все равно узнает правду.

– Дом принадлежит человеку, которого зовут Джеффри Лэнгстон, – призналась Софи.

– Лэнгстон? – задумчиво повторил Грант. – Это имя мне знакомо.

– Возможно, ты слышал его от Роберта. – Вокруг никого не было, однако Софи перешла на шепот. – Наверняка ты уже догадался: мистер Лэнгстон был его… близким другом.

– Значит, ты лгала, когда говорила, что не знаешь, с кем встречался муж?

– Нет! Я действительно не знала! Но потом вспомнила, что имя может быть известно Фелпсу. Роберт не раз предупреждал, чтобы в случае необходимости я обращалась к нашему дворецкому.

– И ты решила прийти сюда одна, хотя мы договорились проводить расследование вместе.

– Да, решила прийти одна из уважения к Роберту и данной ему клятве. Лэнгстон хранит тайну. Вопрос крайне деликатен, а потому вынуждена просить тебя удалиться.

– И не подумаю.

Еще крепче сжав ее запястье, Грант потянул ее к крыльцу. Не желая устраивать сцену на глазах у соседей, Софи поднялась на три ступеньки.

– Ты груб и упрям, – прошипела она. – Роберту твое присутствие было бы крайне неприятно. Неужели чувства друга так мало для тебя значат?

– Неужели, герцогиня, для вас так мало значит собственная безопасность? – задал Грант встречный вопрос. – Лэнгстон вполне может оказаться убийцей. Разумеется, если у вас нет убедительного повода для уверенности в обратном.

Софи не совсем поняла прозвучавшую в голосе насмешку. Кажется, он до сих пор подозревает ее во лжи? Или всего лишь прячет за осуждением беспокойство?

Насчет опасности Грант, разумеется, прав. Она и сама замирала от страха.

– Постараюсь вести себя крайне осмотрительно. Пойми, пожалуйста, мне необходимо поговорить с этим человеком с глазу на глаз, без свидетелей. Тебе, постороннему, он не раскроет тайны.

– Еще как раскроет. Не захочет сделать это добровольно, так я его заставлю. – Грант забарабанил в дверь. Не предназначенным для этой цели медным молотком, а кулаком.

Его агрессивность огорчила Софи. Но можно ли обвинять Гранта в излишней жесткости? Явившись сюда, она действительно его обманула. И это при том, что истинной глубины лжи он не мог знать. А вот Лэнгстон наверняка знал все. Если тайна как-нибудь ненароком раскроется…

В глубине дома послышались шаги. Софи схватила Гранта за руку.

– Не смей его принуждать, – прошептала Софи. – Разговор должен пройти спокойно и деликатно. Так что лучше предоставь инициативу мне.

Грант иронично поднял бровь, помолчал, а потом, к ее огромному облегчению, произнес:

– Как прикажете, герцогиня. Но уступаю лишь потому, что вам он ответит скорее, чем мне.

Дверь распахнулась, и на посетителей удивленно уставилась невысокая полная экономка.

– Чем могу служить?

– Простите за столь раннее вторжение, – вежливо заговорила Софи. – Нам необходимо повидать мистера Лэнгстона. Он дома?

– Кажется, хозяин собирается уезжать, мадам.

– Задержите его, пожалуйста. – Софи вынула из ридикюля изящную визитную карточку и протянула экономке. – Скажите, что герцогине Малфорд необходимо срочно с ним встретиться и обсудить одно весьма важное дело.

– Хорошо, ваша светлость. – Экономка присела в книксене и проводила посетителей в просторную гостиную.

Софи села на элегантную софу. Убранство комнаты свидетельствовало о хорошем вкусе хозяина и отличалось сдержанной мужественностью: темно-бордовые шторы на окнах, на стенах – коричневые, с золотым тиснением обои. Возле камина с порталом из резного мореного дуба – два глубоких мягких кресла.

Софи представила себе, как Роберт сидел здесь вместе с Джеффри Лэнгстоном. Ведь они были не только любовниками, но и близкими друзьями.

Грант подошел к застекленному шкафу, в котором находилась коллекция старинных табакерок, постоял с полминуты и перешел к книжным полкам. Подняв голову, принялся читать названия на кожаных корешках. Потом направился к столу и взял в руки небольшую шкатулку из черного дерева. Открыл, достал колоду карт и стал машинально ее тасовать.

– Прекрати, пожалуйста, и сядь, – попросила Софи. – Хватит расхаживать по чужой гостиной и везде совать нос.

Не выпуская колоду из рук, Грант опустился на софу и с вызовом взглянул на Софи.

– Сядь, веди себя тихо. Другие приказания последуют, герцогиня?

Разговаривая, он не прекращал ловко перемешивать карты.

Софи выхватила колоду и положила на стол.

– Непременно последуют. Не дуться и не ворчать. Вести себя вежливо, какими бы ошибочными тебе ни казались мои действия.

– И что же я получу в награду? – поинтересовался Грант. – Может быть, прямо отсюда поедем ко мне? И ты позволишь продемонстрировать обаяние? Так же как ночью?

Предложение подействовало магически. Грудь потяжелела, не помогла даже тугая шнуровка корсета. Стало невыносимо жарко, а внизу, между ног, еще и влажно.

Судя по самодовольной ухмылке, Грант видел, в каком она состоянии.

Софи понимала, что таким образом он осуществляет план мести. Манипулирует, заставляя сгорать от бесконечного вожделения.

Вечером и ночью она, охваченная страстью, не задумываясь о том, что двигало Грантом, когда он пытался ее соблазнить. Но сейчас, при свете дня, трудно было сдержать горькое разочарование: как глупо надеяться, что физическая близость могла бы перерасти в близость человеческую, душевную. Что за наивность!

– Не провоцируй меня, Грант. Сегодня и без того достаточно проблем.

Он смотрел на Софи, словно пытаясь определить ее слабости и разложить по полочкам все уязвимые точки. Кроме одной. Той, о которой даже не догадывался.

– Ты просто нервничаешь перед встречей с Лэнгстоном, – произнес он.

– Да, – призналась Софи, – нервничаю.

Грант положил руку ей на плечо и слегка погладил.

– Если хочешь, готов избавить от неприятных впечатлений. Подождешь на улице, в моем экипаже. Вот только, боюсь, не согласишься.

Предложение застало Софи врасплох. Так быстро превратиться из соблазнителя в защитника? Глупое сердце снова затрепетало. Неужели он сочувствует ей?

Звук приближавшихся шагов разрушил чары. Мгновенно насторожившись, Софи устремила взгляд на дверь, из которой появился представительный джентльмен. Она сразу узнала его, хотя видела всего раз, да и то мельком, много лет назад.

Джеффри Лэнгстон.

Перед гостями остановился красивый стройный человек лет сорока с небольшим, с редеющими светлыми волосами и голубыми глазами. Высокий лоб и тонкие черты лица свидетельствовали о рафинированном аристократизме. Костюм лишь подчеркивал образ: скромный темно-серый сюртук и черные панталоны.

Софи опасалась, что поддастся тем же чувствам, которые испытала при давней встрече: яростному гневу, обиде и боли, но получилось иначе: душевное равновесие нарушалось лишь нервным напряжением. Еще бы! Предстояло завоевать доверие незнакомца, а потом определить, причастен ли он к отравлению Роберта.

Лэнгстон приблизился, не пытаясь скрыть настороженность. Если убил не он, то наверняка недоумевал, что привело к нему Софи. А если он? В таком случае он вряд ли обрадуется, узнав, что злодеяние будет разоблачено.

И может оказаться опасным.

Хозяин сдержанно поклонился:

– Ваша светлость. Признаться, совсем не ожидал встречи.

Неестественность и горькая ирония ситуации на миг поставили Софи в тупик. Общество не придумало ритуала, которым леди могла бы руководствоваться, приветствуя любовника собственного супруга.

Самый надежный способ поведения – любезная непринужденность. Софи поднялась и протянула Лэнгстону затянутую в перчатку руку.

– Мистер Лэнгстон. Очень приятно наконец-то встретить человека, который так много значил для Роберта.

Джентльмен прикоснулся к руке и одновременно бросил в сторону Гранта быстрый, слегка встревоженный взгляд. Наверняка спросил себя, почему дама говорит так открыто.

Софи невозмутимо продолжила:

– Разрешите представить: Грант Чандлер, друг герцога с детских лет. Они вместе выросли.

Лэнгстон пожал протянутую руку.

– Чандлер! Да, помню это имя. Роберт неизменно высоко о вас отзывался.

– Я о вас тоже слышал, – признался Грант. – Вы были профессором истории в Итоне. И заведовали тем пансионом, в котором он жил.

– В то время я еще работал ассистентом, а не профессором. – Лэнгстон говорил сухо, словно стремясь заранее отсечь все возможные комментарии.

Новость расстроила Софи. Она не подозревала, что связь уходила корнями в школьные годы. Не слишком лестная характеристика для учителя, использовавшего служебное положение столь противозаконным способом.

– Может быть, присядем? – предложила Софи. – Разумеется, если мы не отрываем вас от неотложных дел.

– Всего лишь от визита к книготорговцу, – сказал хозяин и жестом указал на софу. Сам же опустился в кресло напротив. Несмотря на вежливость, выглядел он напряженным и нервным. – Книги могут подождать, ваша светлость.

Софи села, надеясь улыбкой развеять опасения.

– Пожалуйста, обращайтесь ко мне по имени: просто Софи. Мы оба были дороги Роберту, а потому хотелось бы надеяться, что найдем общий язык и подружимся.

Лэнгстон едва заметно покраснел и вновь взглянул на Гранта, явно опасаясь разглашения тайны.

– Очень мило с вашей стороны, Софи.

– Надеюсь, удастся поговорить откровенно, – проворковала герцогиня. – Грант знает правду о ваших отношениях с герцогом Малфордом.

Лэнгстон побледнел и вцепился в подлокотники тонкими ухоженными пальцами.

– О Господи! Так это вы рассказали ему?

– Умоляю, простите. Даю честное слово, что только ему. Ведь я обещала Роберту…

– Судя по всему, обещание оказалось пустым, – холодно заметил Лэнгстон. – Впрочем, не стоит удивляться излишней искренности, ведь в свое время вы были чрезвычайно близки, не так ли?

От страха Софи потеряла дар речи. Лэнг знает правду о Люсьене. Только бы он не открыл Гранту тайну!

– Это я вынудил герцогиню признаться, – вмешался Чандлер. – Из-за того, что Роберт был убит. Отравлен.

Некоторое время Лэнгстон молча переводил взгляд с жены бывшего любовника на его лучшего друга. Выражение негодования на холеном лице сменилось крайней степенью недоверия.

– Не может быть… этого не может быть.

Софи с облегчением вздохнула. Прямое заявление Гранта трудно было назвать тонким подходом, к которому она так тщательно готовилась, и все же именно резкость послужила успешным отвлекающим маневром. Она строго посмотрела на Гранта и вновь сосредоточилась на реакции Лэнгстона.

Столь крайнюю степень изумления и шока невозможно сыграть.

– Полагаю, так оно и есть, – тихо произнесла она. – В полицейское управление недавно поступило анонимное письмо, и вчера меня допрашивал следователь. Даже доктор Атертон подтвердил, что симптомы болезни Роберта совпадали с симптомами отравления мышьяком.

Джеффри Лэнгстон откинулся на стуле и дрожащей рукой провел по волосам.

– И все-таки не верится. Кому понадобилось причинить вред столь благородному, спокойному и щедрому человеку?

Призвав на помощь все свое мужество, Софи вздохнула.

– Магистрат подозревает в преступлении меня.

– Вас? Но зачем… – Лэнгстон покачал головой. – Хотите сказать, что сыщики полагают, будто вы убили супруга из-за того, что мы с ним…

– Нет, – торопливо возразила Софи. – О вашем существовании они вообще не подозревают. Не сомневайтесь, я вовсе не собираюсь им сообщать. Но очень боюсь, что если полиция всерьез займется расследованием, то самостоятельно выяснит немало лишнего. А потому надеюсь, что вы согласитесь помочь, честно ответив на мои вопросы.

Лэнгстон заморгал, словно очнувшись и выйдя из ступора.

– Сделаю все, что в моих силах. Но вовсе не из-за страха разоблачения, а в память о Роберте. Для того чтобы помочь призвать убийцу к ответу.

На миг в голубых глазах проступила вся острота боли и горя. Только сейчас Софи поняла смысл мрачного темного костюма: темно-серый сюртук и черный жилет означали траур, столь же глубокий, как и ее собственный.

Грант наклонился и напряженно уперся локтями в колени.

– Роберт никогда не упоминал о существовании врагов?

– Помимо вас? – уточнил Лэнгстон, и печаль во взоре мгновенно сменилась холодным презрением. – Нет, насколько помнится, ни разу.

Грант обиделся. Опасаясь взрыва, Софи поспешила вмешаться:

– У вас с герцогом наверняка были общие приятели. Не мог ли кто-нибудь из них затаить враждебность?

– Иначе говоря, вас интересует, объединяются ли люди с моими склонностями в тайные сообщества?

– Не вкладывайте свои слова в чужие уста, – ответил Грант. – Просто ответьте на вопрос.

Софи предостерегающе прикоснулась к руке Гранта и поспешила сгладить неловкость:

– Вовсе незачем проявлять излишнюю подозрительность. Это же не допрос, а всего лишь беседа.

Лэнгстон слегка кивнул в знак признательности.

– Мы с Робертом неизменно оставались здесь одни. А поскольку редко встречались вне стен этого дома, то так и не составили общего круга знакомств.

Софи знала, что Роберт соблюдал осторожность. Но необходимость прятаться и скрываться могла претить партнеру. Понимая крайнюю деликатность темы, она все же рискнула спросить:

– Вас это обстоятельство тяготило? Я говорю о невозможности открыто проявить чувства?

Слегка прищурившись, Лэнгстон посмотрел ей в глаза.

– Если честно, я безумно ревновал к вам, Софи. Ведь по закону Роберт принадлежал вам, а мне оставалось довольствоваться малым.

Признание ошеломило. А вдруг этот утонченный джентльмен дошел до такой степени недоброжелательства, что отважился написать письмо в магистрат? С другой стороны, если скорбящий любовник нашел в себе силы говорить откровенно, то и она должна ответить откровенностью на откровенность.

– Трудно назвать герцога моим, – возразила она. – И телом, и душой он неизменно оставался с вами.

– Не стал бы утверждать так категорически.

– О чем вы?

Джеффри Лэнгстон медленно поднялся и подошел к камину.

– За несколько недель до трагедии мы серьезно повздорили. Видите ли… Роберт чрезвычайно болезненно воспринимал наши отношения. Он так и не смог принять их в полной мере. Неизменно хранил в сердце идеал счастливого супружества с вами.

На глаза Софи навернулись слезы.

– Малфорд был хорошим мужем, – призналась Софи. – И я никогда не просила его измениться.

– Тем не менее Роберт очень хотел стать другим. Этот вопрос и стал причиной множества резких слов, а потом мы почти целый месяц провели врозь. – Пытаясь обуздать чувства, Лэнгстон прикрыл глаза и потер переносицу. – Так и получилось, что, когда он вызвал меня в Малфорд-Хаус, я даже не подозревал о болезни.

– Значит, вы там были? – неожиданно подал голос Грант. – Когда?

– За три дня до кончины Роберта. Он хотел помириться. А потому устроил так, чтобы я смог прийти среди ночи, когда все в доме уже уснули.

Софи сразу поняла, о какой именно ночи шла речь. Во время болезни супруга она неизменно спала в его комнате, но однажды Роберт попросил ее вернуться к себе. Обещал оставить дверь открытой, но, проснувшись утром, она с недоумением обнаружила, что дверь заперта.

– В ту ночь дежурил Фелпс, – задумчиво заметила Софи. – Очевидно, он и впустил вас.

Лэнгстон кивнул.

– Дворецкий – единственный из слуг, кому Роберт полностью доверял. Хочу подчеркнуть, что этот случай оказался первым и последним, когда мне позволили появиться в Малфорд-Хаусе.

Правда ли это? Или обиженный любовник все-таки прокрался в кухню в день отравления? Возможно, переодевшись торговцем. А потом, во время тайного ночного визита, усилил дозу яда. Вполне вероятно, все именно так и произошло: ведь на следующий день Роберту стало гораздо хуже.

Однако Лэнгстон выглядел глубоко опечаленным. Да и зачем ему понадобилось рассказывать о ссоре? Никто бы не заподозрил ничего подобного.

Софи понимала сквозившее в голосе собеседника горькое разочарование. Какое глубокое одиночество он, должно быть, испытывал, существуя на правах некрасивого, грязного секрета и появляясь в жизни дорогого человека лишь время от времени, урывками.

Но разве существовали иные пути? Даже если бы Малфорд не женился, все равно не смог бы открыто жить с мужчиной. Явить миру любовь подобного сорта было немыслимо. Гомосексуализм считался серьезным преступлением и карался смертью.

Сгорая от сочувствия, герцогиня тоже поднялась и взяла нового знакомого за руку.

– Мне очень, очень жаль, – призналась она едва слышно. – Ситуация оказалась тупиковой, правда? Для каждого из участников драмы. Но тяжелее всех пришлось, конечно, вам.

В голубых глазах застыла тоска. Лэнгстон крепко сжал затянутую в перчатку руку, однако тут же отпустил и отошел в сторону.

– Можете радоваться, герцогиня, – произнес он с иронией. – Ссора дала мне мотив. Ведь вы за этим сюда приехали, правда? Чтобы обвинить в убийстве герцога?

Глава 17

25 ноября 1701 года

О радость! Уильям наконец-то вернулся из Линкольншира!

Сегодня утром, пока надзирательница отвечала на зов природы, один из лакеев сунул мне в руку письмо от возлюбленного. Его принесла на кухню неизменно верная мне Мэри. Бедняжка продолжает служить даже после того, как ее жестоко и несправедливо уволили.

В сердце поселилась надежда. Уильям жаждет встречи! Мечтает о поцелуях! Тоскует и сгорает от нетерпения! Я спрятала драгоценное письмо в сборник проповедей, чтобы перечитывать в минуты печали.

И все же горе мне! Как вырваться из темницы? А главное, как вынести раскаяние? Ведь я снова обманываю и предаю Малфорда!

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Час спустя, сидя в экипаже рядом с Софи, Грант уверенно маневрировал среди заполнивших Парк-лейн экипажей. Занимавшие одну сторону улицы импозантные особняки важно смотрели на зеленые лужайки и раскидистые деревья Гайд-парка. Для представителей высшего света час был еще слишком ранним. Лишь к середине дня дорожки и аллеи заполнялись гуляющей публикой: колясками, всадниками, многочисленными пешеходами.

Отсутствие посторонних глаз не могло не радовать. Софи и без того пришлось смириться с нарушением конспирации – в тот момент, когда Грант самовольно отправил прочь наемный экипаж. Упрямец так и не позволил провести расследование самостоятельно.

Покинув площадь Ковент-Гарден, они направились на Боу-стрит, чтобы изучить письмо и, возможно, по почерку определить автора. Однако анонимный осведомитель надежно скрылся за неуклюжими, по-детски крупными печатными буквами. Как бы то ни было, а одно обстоятельство сомнений не вызывало. Слог письма и прекрасная вощеная бумага свидетельствовали о том, что писал письмо не кто-то из слуг.

Грант искоса взглянул на Софи: на красивом лице застыло выражение глубокой задумчивости. Может быть, герцогиня пыталась каким-то образом вычислить свидетеля? Понять, кто мог заметить, как она добавляла яд в любимое блюдо мужа? Желая услышать и увидеть ее реакцию, он предположил:

– Думаешь о письме?

Софи подняла задумчивый взгляд и подтвердила:

– Да. А если точнее, пытаюсь вычислить, с какой стати обвинитель ждал целых десять месяцев и лишь сейчас подал голос.

– Иными словами, почему не выступил сразу, как только Роберт слег? – уточнил Грант.

Софи покачала головой.

– Возможно, свидетель просто не был уверен в том, что произошло в его присутствии, и все это время событие отягощало совесть.

– И что же, по-твоему, он мог увидеть?

– Скорее всего что-нибудь совсем невинное. Простое действие: ну, например, как я добавляла сахар в чай Роберта. А человек решил, что это яд.

Умное объяснение, ничего не скажешь. Грант выдвинул собственную версию:

– А может статься, письмо написано всего лишь для отвода глаз и автор вовсе не свидетель, а преступник.

Софи испуганно повернулась.

– Как это?

– Очень просто. Если убийца затаил на тебя зло, то наверняка с радостью упрячет в тюрьму. С этой точки зрения Джеффри Лэнгстон прекрасно вписывается в схему.

Рука в белой лайковой перчатке судорожно сжала подол широкой юбки.

– Но его горе казалось таким искренним. Кроме того, зачем виновному давать нам в руки факты, которые можно повернуть против него самого?

Софи выглядела абсолютно растерянной. Почему же она не пользуется случаем превратить любовника в козла отпущения?

Можно ли поверить в ее невиновность?

Лэнгстон признался, что ревновал Роберта к супруге. Значит, обладал серьезным поводом очернить соперницу анонимным письмом. Скорее всего рассматривал его как средство мести, а само преступление – как тонкую насмешку. Возможно, этот человек невменяем и считает, что совершил безупречное убийство.

«Опасаюсь, что отравлен дорогим мне человеком…»

Ах если бы Роберт не темнил в своем письме, а открыто высказал подозрения! Если бы перед смертью он назвал злоумышленницей супругу, Гранту не пришлось бы сейчас терзаться сомнениями и опасаться фальшивых обвинений, которые неминуемо приведут в застенок.

– Надо было здесь свернуть, – заметила Софи, оглянувшись. – Я же сказала, что спешу домой. Хелен заметит, что я долго отсутствовала, и начнет выяснять причину.

– Пошли ей записку. Тетушка даст бумагу и перо. – Грант остановил пару гнедых перед элегантным особняком из светлого камня. Высокие колонны поддерживали массивный треугольный портик, а медные детали на широких дверях сияли.

Софи нахмурилась.

– Твоя тетя Фиби? Но мне не хочется ее беспокоить.

– Я остановился не только ради этого. Старушка – настоящий кладезь самых разнообразных сведений. Надеюсь, что она знает, где живут эти Ньюберри, у которых служит месье Ферран.

Грант уже готовился спрыгнуть, однако Софи взяла его за руку.

– Подожди, пожалуйста.

Гранту захотелось обнять ее, прижать к груди. Он представил себе, как уединится в спальне с волнующей красавицей. Конечно, она начнет возражать, ссылаясь на неуместность и неприличие, однако скоро сдастся. Импровизированное свидание в разгар дня лишь раззадорит любительницу приключений.

– Ты меня не слушаешь? – строго осведомилась Софи.

– Должен признаться, что нет, – ухмыльнулся Грант. – Зато представляю себе тебя обнаженной, в постели.

– Постыдился бы, Грант! Разве можно говорить что-то подобное на улице, когда нас могут услышать?

– Никто не услышит. – Соблазнитель перешел на шепот. – Какое же оправдание придумаем сегодня? Званый вечер? Или, может быть, еще одну пьесу?

Софи затаила дыхание.

– Думаю, сегодня подойдет обед у одного из твоих друзей, а завтра… завтра, наверное, опера.

– Ненавижу оперу. Но ведь нас там не будет, правда? На свете множество других прекрасных занятий.

Софи покраснела.

– Да. А теперь давай навестим твою тетушку.

Но Гранту не хотелось расставаться с фантазиями.

– Думаю, позволительно отложить визит. Отсюда рукой подать до моего дома. Меньше чем через четверть часа сможем оказаться в постели.

Грант схватил поводья.

Но герцогиня решительно заявила:

– Нет. Нельзя медлить с расследованием. Иначе меня арестуют по обвинению в убийстве? Ты этого хочешь?

Ее слова мгновенно отрезвили Гранта. Софи права. Эннибал Джонс где-то расхаживал, задавал вопросы, сеял беспокойство и подозрения. А если сыщику вдруг удастся разнюхать секреты теневой жизни герцога Малфорда, он мгновенно получит веское основание обвинить Софи, если не в самом убийстве, то в очень серьезном мотиве преступления.

– Что ж, в таком случае отложим свидание, – неохотно согласился Грант. – Но как только появится время, непременно воспользуемся свободной минуткой.

– Да.

Быстрый, решительный ответ вновь возбудил Гранта. Черт возьми, надо держать себя в руках. Обтягивающие, по последней моде, бриджи ничего не скрывали. Представив себе возлюбленную в мрачной, отвратительной тюремной камере, Грант спрыгнул на землю и привязал лошадей.

Через пару минут герцогиня и Грант сидели в гостиной, ожидая, пока дворецкий вернется с сообщением, соизволит ли тетушка Фиби принять племянника. Как раз в этот момент почтенная леди беседовала с другим посетителем. Удивляться не приходилось: общительность светской особы не знала границ.

Софи встала и подошла к Гранту.

– Я так и не успела задать свой вопрос, – тихо заговорила она. – Как ты объяснишь тетушке желание встретиться с месье Ферраном?

Старушка уже прекрасно знала все причины и поводы, однако Грант рассчитывал на ее сдержанность и умение не сболтнуть лишнего.

– Если позволишь, скажу правду, – ответил он. – Хочу узнать ее мнение. Тетя обожает сплетни, но в случае необходимости умеет молчать.

Софи кивнула:

– Да, у нее могут родиться какие-нибудь идеи, до которых мы сами не додумались. Но об отношениях Роберта с мистером Лэнгстоном – ни слова. Ни ей, ни кому бы то ни было другому.

Ирония ситуации заключалась в том, что именно тетушка и сообщила тайну, заставившую Гранта заговорить с Софи прямо и откровенно. С одной стороны, желание оградить имя супруга восхищало, но с другой – не пыталась ли герцогиня утаить мотив убийства?

Дворецкий наконец вернулся, чтобы проводить гостей к госпоже. Грант предложил Софи руку, и оба чинно проследовали по длинному коридору в утреннюю комнату. Маленькая гостиная выглядела точно так же, как в юности: уютной и жизнерадостной, выдержанной в ярких зеленых и желтых тонах. Сквозь широкое окно щедро лился золотой свет солнца. Тетушка и ее гость сидели на софе и беседовали.

Увидев посетителя, Грант остановился как вкопанный.

Хозяйка приветливо улыбнулась:

– Доброе утро, дорогой. Какой приятный сюрприз! Ты и герцогиню привез!

Слова едва проникали в сознание. Внимание всецело сосредоточилось на сидящем рядом с хозяйкой дома джентльмене, Почему-то возникло ощущение неожиданного удара в живот. Черт возьми, а ведь следовало предвидеть неприятную встречу. В конце концов, у них общая тетушка.

На мистера Чандлера со слащавой улыбкой смотрел лицемерный святоша Рэндольф.

Софи сразу знала собеседника леди Фиби. Граф Литтон, старший брат Гранта. Множество раз они встречались на светских раутах, хотя и не были знакомы лично.

Говоря по правде, герцогиня намеренно избегала знакомства. Несмотря на разный цвет глаз и волос, братьев сближало ярко выраженное фамильное сходство – сильные, волевые лица с четкими чертами. Софи боялась болезненных воспоминаний о первой любви.

Однако сейчас, ощущая враждебный настрой Гранта, она внезапно заинтересовалась личностью графа. В манере поведения, которая почему-то отвращала Гранта, не сквозило ничего неприятного. Разумеется, если не считать врожденного высокомерия, свойственного почти всем людям его положения. Но голубые глаза смотрели приветливо, а легкая улыбка свидетельствовала об интересе и расположении. Светло-каштановые волосы были тщательно расчесаны и аккуратно уложены, а манеры вовсе не отличались агрессивностью.

Проявляя внимание и почтение к родственнице, Литтон помог тете подняться с софы и, любезно предложив ей руку, повел навстречу вошедшим. Литтон дружески похлопал брата по плечу.

– Приятно снова встретиться, старина. Будь добр, представь меня своей прелестной спутнице.

Грант произнес соответствующие случаю слова. Все это время рука под пальцами Софи оставалась каменной. Если верить слухам, братьев роднила лишь мать, отцы были разными. Утверждали, будто младший обязан собственным рождением роману графини с камердинером. Хелен рассказывала, что старый граф любил старшего сына и ненавидел Гранта.

Ничего удивительного, что братья не находили общего языка, особенно если учесть детские обиды нелюбимого ребенка.

– Рада видеть вас у себя, герцогиня, – приветствовала гостью леди Фиби. Высокая, все еще стройная пожилая дама, одетая в муслиновое платье цвета лаванды, обладала бледной кожей, серебристо-седыми волосами и манерами, достойными монаршей особы. Софи встречала ее в обществе, но дальше приветствий знакомство не зашло.

Хозяйка попыталась поклониться, как предписывал этикет приветствия знатных особ, однако ее светлость вежливо произнесла:

– Прошу вас, не надо. Пожалуйста, зовите меня по имени – Софи. – Она приветливо улыбнулась и посмотрела на графа. – И вы, и ваш собеседник.

– Как мило и учтиво, Софи, – сдержанно оценила старшая из дам. Повернулась и повела гостей к просторной софе. На столе, на серебряном подносе, стояли две пустые чашки и фарфоровое блюдо – тоже пустое. – Приятно вновь видеть вас в городе. Сама я похоронила трех мужей, однако должна признаться, что никогда особенно не заботилась о соблюдении траура.

– Долгое время мешали дела. Но теперь надеюсь чаще появляться в свете. – Во всяком случае, они с Грантом придумали именно такое объяснение. Мельком взглянув на спутника, Софии даже сейчас ощутила волнение.

Однако он не пожелал посмотреть в ее сторону.

Чандлер не сел, а остался стоять, облокотившись на каминную полку из белого мрамора и мрачно глядя на устроившегося в кресле брата.

– А почему у подъезда не видно твоей кареты? – почти с вызовом поинтересовался он.

– Пришел из Литтон-плейс пешком, – ответил граф с дружелюбной улыбкой. – Джейн считает, что я мало двигаюсь. Не перестает суетиться вокруг моей драгоценной персоны.

– Правильно, так и должно быть, – одобрила тетушка и добавила, адресуясь непосредственно к Гранту. – Мы беспокоимся о здоровье твоего брата. Несколько месяцев назад у него случился сердечный спазм. Ты получил мое письмо?

– Нет. – На лице Гранта появилось выражение озабоченности, однако тут же исчезло. Он взглянул на брата с холодным безразличием.

– Но ведь поправился, правда? Выглядишь вполне здоровым.

– Абсолютно, – подтвердил Рэндольф и для вящей убедительности махнул рукой. – На самом деле недомогание было пустяковым. Но ты же знаешь женщин: обожают суетиться и хлопотать.

– Вовсе не пустяковым, – сурово возразила леди Фиби. – Вспомни, как ты мучился от боли в груди. Доктора предписывали строгий постельный режим, однако твоя жена достаточно благоразумна, чтобы понимать пользу умеренного движения.

– Секрет в том, что моя Джейн выросла в деревне. В прошлом году мы весь медовый месяц бродили по Озерному краю.

– В прошлом году, – повторила Софи. Она, разумеется, слышала о свадьбе: аристократические союзы неизменно вызывали в обществе немало пересудов. Однако внезапное подозрение заставило ее спросить: – Грант, а вы знакомы с невесткой?

Он покачал головой:

– Нет.

– Какой стыд! – возмущенно воскликнула тетушка. – Ведь ты уже почти две недели в Лондоне. Однако упущение можно исправить. – Она побарабанила пальцами по валику софы. – Пожалуй, пора устроить небольшой званый ужин. Ты обязательно приедешь, Грант. И Рэндольф с Джейн тоже. Софи, вас приглашаю особо.

– О, как же можно вторгаться в семейный круг? – усомнилась Софи.

– Не волнуйтесь, – с улыбкой успокоил ее граф. – Джейн будет чрезвычайно рада с вами познакомиться. Но должен предупредить, что супруга ожидает нашего первенца и не упускает случая спросить совета у более опытных матерей.

Софи рассмеялась.

– Знакомая картина! Во время ожидания я вела себя точно так же. В итоге накопила такое количество информации, что вполне могла написать книгу. С огромным удовольствием отвечу на все вопросы леди Литтон.

– В таком случае решено, – удовлетворенно заключила леди Фиби. – Больше того, зачем откладывать приятную встречу? Завтра у меня как раз выдался относительно свободный день. Всем подойдет?

– Нам с Джейн – вполне, – с готовностью отозвался граф. – Учитывая ее состояние, мы почти не выезжаем, так что, без сомнения, будем свободны.

– А я вот, к сожалению, занят, – заявил Грант. – Уже запланировал выход в свет.

– Но только вместе со мной, – возразила Софи и, не обращая внимания на хмурый взгляд, которым была встречена ее реплика, пояснила: – Мы собирались посетить оперу, но общение с вами доставит нам значительно больше удовольствия.

– Спасибо, милочка, – поблагодарила тетушка и лукаво взглянула на младшего из племянников. – Думаю, Грант не слишком огорчится, пропустив вечер в опере. Когда я просила его сопровождать меня, он неизменно отказывался, называя пение кошачьим концертом. Только ваше общество могло вдохновить упрямца на подвиг.

Можно было лишь догадываться, что бы сказала почтенная дама, если бы знала правду. А правда заключалась в том, что они с Грантом планировали провести вечер в недозволенных любовных утехах.

Лакей поставил на стол новый поднос и забрал пустой. Леди Фиби принялась наливать Софи чай, а Рэндольф, воспользовавшись паузой, решительно хлопнул себя по коленям.

– Ну, с вашего позволения, хотел бы откланяться. Сегодня после обеда в парламенте намечаются дебаты по поводу бюджета, так что пропустить никак нельзя.

Он подошел к тетушке, наклонился и нежно поцеловал ее в щеку. Попрощался с Софи и дружески кивнул брату. Грант сделал вид, будто не заметил жеста, однако от внимания Софи не укрылось, что он до самой двери провожал графа взглядом.

После ухода графа Литтона напряжение мистера Чандлера заметно спало. Он отошел от камина и, заложив руки за спину, принялся мерить шагами гостиную.

– Если не возражаете, тетушка, перейду непосредственно к цели нашего визита.

– Только сначала налей мне бренди. – Хозяйка с сомнением взглянула на гостью. – Таков наш с Грантом давний обычай. Может быть, присоединитесь?

Софи с улыбкой подняла чашку.

– Нет, благодарю. Предпочитаю чай.

Грант подошел к буфету и налил два стакана. Отдавая один тетушке, заметил:

– Понимаю, почему ты дождалась ухода Литтона. Наш святоша слишком строг, чтобы одобрять маленькие радости жизни.

– Ошибаешься, – возразила леди Фиби. – Женитьба смягчила Рэндольфа. Сбила с него спесь. Но из-за своего упрямства и присущей тебе нетерпимости ты не заметил, что он изменился к лучшему.

Грант нахмурился.

– Не имею ни малейшего желания обсуждать брата.

– Воспитанным тебя не назовешь, – невозмутимо заметила тетя. – И все же надеюсь, что во время завтрашнего обеда будешь вести себя прилично.

– Мистер Чандлер наверняка всех очарует, – вмешалась в разговор Софи. – Он не позволит себе огорчить леди Литтон, поскольку она в интересном положении.

Грант обернулся:

– Это угроза, герцогиня?

– Всего лишь наблюдение. Надеюсь, вы достаточно мужественны, чтобы справиться с собственным характером.

Леди Фиби одобрительно рассмеялась.

– Отлично сказано! Перестань дуться, племянничек. Лучше скажи, что тебя сюда привело.

Расхаживая по комнате со стаканом в руке, Грант рассказал об анонимном письме, о расследовании, которое начал детектив с Боу-стрит, и о выдвинутых против Софи обвинениях.

Тетушка внимательно слушала, потягивая бренди. Странно, но невероятные события не вызвали у почтенной особы ни малейшего удивления, словно она уже слышала о них.

Софи занервничала. Неужели слухи о скандале достигли светских гостиных? Хелен уверяла, что слуги верны и порядочны. И все же кто-нибудь из них мог шепнуть словечко-другое приятелям из соседних домов. Слухи могли дойти до ушей хозяйки или хозяина, а те, разумеется, поспешили поделиться новостью со знакомыми.

Верила ли леди Фиби слухам? Подозревала ли герцогиню в отравлении мужа? Трудно сказать.

– Ума не приложу, кому понадобилось писать анонимку, – после долгого молчания произнесла тетушка. – А вы сами никого не подозреваете?

– Нет, – ответил Грант. – Почерк изменен настолько, что даже не за что зацепиться.

Софи вспомнила, как читала в магистрате ужасный пасквиль, и вздрогнула. Смысл казался примитивно-жестоким и в то же время непреодолимым.

«Больше не могу скрывать правду. Герцог Малфорд умер не своей смертью. Его отравили крысиным ядом. Если хотите найти убийцу, обратите внимание на герцогиню».

– Судя по слогу, писал кто-то из высшего сословия, – заметила Софи, сжимая чашку, чтобы согреть холодные пальцы.

Тетушка нахмурилась.

– Не пробовали расспрашивать сестру Малфорда, леди Хелен? Или кузена? Забыла, как его зовут.

– Эллиот, – подсказала Софи. – Он скоро вернется в город, в Малфорд-Хаусе планируется званый ужин. Я непременно поговорю с ним. Ну а что касается леди Хелен, то она просто-напросто отказывается верить в серьезность событий: считает письмо нелепой мистификацией.

– Вполне возможно, что она права, – сухо согласилась тетя Фиби. – Чтобы арестовать вас, полиции понадобится надежный свидетель и неопровержимые доказательства вашей виновности. А на анонимку никто внимания не обратит.

– Совершенно верно, – согласился Грант. – Есть также надежда, что повар, работавший в Малфорд-Хаусе, сможет сказать что-нибудь вразумительное о самом факте отравления. Сейчас он работает в семье Ньюберри. Не слыхала о таких?

– Фамилия знакомая.

– Они сколотили состояние на торговле тканями, – пояснила Софи, – это все, что мне известно.

– Ах да, теперь вспоминаю. Несколько лет назад я покупала льняные скатерти, и какой-то маленький человечек нестерпимо раболепствовал. Добился знакомства и даже осмелился пригласить на прием, который давал в собственном доме. – Аристократка надменно сжала губы. – Разумеется, я не поехала. Ничего не имею против общения с простолюдинами, но этот тип показался мне слишком назойливым и отвратительным.

– Адрес не помнишь? – спросил Грант.

Тетушка на мгновение задумалась, а потом медленно кивнула:

– Кажется, он называл… Портмен-сквер.

* * *

Грант ожидал услышать бесконечную череду вопросов и не ошибся. Софи не заставила себя ждать.

Едва выйдя из дома на Парк-лейн, она смерила Гранта требовательным взглядом.

– Учитывая, что десять лет назад мы общались достаточно тесно, можно лишь удивляться тому странному обстоятельству, что познакомиться с твоим братом мне довелось лишь сегодня, – многозначительно произнесла она и поинтересовалась: – Он редко приезжает в город?

Грант равнодушно ответил:

– Во время сезона постоянно живет в Лондоне. Ведь в это время заседает парламент, а Литтон – член палаты лордов.

– Отношения с братом у вас напряженные. И все же граф показался мне приятным человеком. За что ты его не любишь?

Истории с участием безупречного, совершенного Рэндольфа могли бы вызвать шок у кого угодно.

– Мы слишком разные, – просто ответил Грант. – Лично я предпочитаю находить друзей в обществе игроков, повес и гуляк, а вовсе не среди почтенных пэров королевства.

– Но он твой родственник. У меня никогда не было ни брата, ни сестры, но если бы…

– Давай оставим эту тему, Софи. Я прекрасно обхожусь без него, вот и все.

Некоторое время Софи молчала.

Потом положила ладонь на сильную напряженную руку и слегка ее погладила, словно пытаясь успокоить Гранта. Зеленые глаза светились участием и проникали глубоко в душу.

– Я слышала разговоры о том, что старый граф к тебе плохо относился, поскольку ты не был его родным сыном.

Грант был потрясен. Как она узнала, от кого?

Скорее всего от Роберта или Хелен. Они ведь выросли неподалеку, в том же уголке Суссекса. Но даже это обстоятельство не давало исчерпывающих объяснений. В семье скандал скрывали настолько тщательно, что за стены поместья вряд ли могли просочиться даже самые туманные сплетни. Гордость не позволяла графу Литтону признаться в измене жены. А потому он открыл тайну лишь самому Гранту.

А еще Рэндольфу.

Внезапно вспыхнувшая ярость мгновенно сожгла боль. Если правда и смогла дойти до Роберта или Хелен, то лишь из одного-единственного источника. Таким образом, на душу обаятельного любящего брата ложился еще один грех.

– Не желаю обсуждать прошлое, – холодно произнес Грант, – давай сменим тему.

– Но я всего лишь хочу помочь…

– Мне не нужна помощь. Мы договаривались только о физической близости, а она не дает права вмешиваться в личные дела.

Софи поджала губы и замолчала, однако ее мучило любопытство. Грант понимал, что затишье продлится недолго.

Внезапно решившись, он резко свернул с Парк-лейн и поехал в глубь квартала Мейфэр. Не хватало только, чтобы Софи лезла в его дела! Неужели надеется, что добьется откровений?

К счастью, существовал верный способ раз и навсегда прекратить гнетущие расспросы.

Спустя несколько минут Софи с удивлением поняла, что Грант направляет лошадей к расположенной за его домом конюшне. Странно: ведь они собирались поехать на Портмен-сквер. И вот, пока длился неприятный разговор о брате, маршрут как-то незаметно изменился.

Существовал лишь один повод привезти ее сюда.

К собственному стыду, тело мгновенно ответило вспышкой желания. Ожидание наслаждения заставило гулко биться сердце и затуманило разум, оставив лишь предчувствие любовной близости. Странно, как можно желать человека, который ее унизил, сведя до положения любовницы?

«Мы договаривались только о физической близости, а она не дает права вмешиваться в личные дела».

Сделав над собой усилие, Софи не слишком убедительно изобразила холодное высокомерие.

– Я не пойду к тебе, Грант. Так что не останавливайся.

Он смерил ее взглядом, в котором сквозили одновременно и жар, и холод.

– Неужели, герцогиня? Но ведь полдень не самое удачное время для визита к повару. Ферран наверняка занят сейчас приготовлением обеда для хозяев. Так что мы тоже вправе позволить себе ленч.

– Ленч? – Не может быть, чтобы его планы ограничивались только едой.

Грант остановил лошадей у входа в конюшню.

– Ничего не ел с самого завтрака. Умираю от голода.

Софи могла сказать о себе то же самое, хотя еда была здесь вовсе ни при чем. Хотелось ощутить прикосновение, почувствовать вкус поцелуя, отдаться полноте экстаза.

– Но ты же согласился с моими правилами, – заметила она. – И обещал вести себя осмотрительно и разумно.

– Мы оба будем осмотрительны и разумны. – Он улыбнулся с видом профессионального обольстителя. – Останемся внизу. К спальне даже близко не подойдем. Даю слово.

Значит, кровать ему не нужна: замыслил что-то новое и наверняка порочное.

Из конюшни вышел грум и взял лошадей под уздцы. Однако Софи уже не думала о том, что кто-то мог заметить ее присутствие. Все внимание сосредоточилось на решительных ладонях: сомкнувшись на талии, они сняли ее с высокого сиденья. А потом, на узкой дорожке, ведущей через сад к дому, то и дело приходилось идти вплотную, соприкасаясь не только краями одежды, но и плечами.

По длинному коридору семенил невысокий, худой, откровенно лысеющий старик с огромным белым свертком в руках.

Одну за другой Софи быстро осознала две простые истины: во-первых, этого человека она давным-давно знала: Рен, камердинер мистера Чандлера. А во-вторых, он нес стопку постельного белья.

Простыни наверняка сняты с постели господина – той самой, на которой они с Грантом занимались любовью. Трудно было придумать более верный способ повергнуть леди в панику.

К счастью, она уже так давно играла роль герцогини, что аристократический апломб проявился мгновенно, сам собой.

– Мистер Рен. Как приятно встретить вас вновь!

– Ваша светлость! – Явно озадаченный, камердинер перевел взгляд с гостьи на хозяина. – Какая неожиданная встреча!

– Мы приехали на ленч, – невозмутимо пояснил Грант. – Будь добр, попроси миссис Хауэлл что-нибудь приготовить и через полчаса подать в столовую. А мы подождем в кабинете.

Положив руку на талию Софи, Грант повел ее по коридору и свернул в одну из комнат недалеко от холла. Войдя, Софи увидела высокие книжные шкафы вдоль стен, сияющий полировкой письменный стол из красного дерева, удобные кресла напротив незажженного камина. Длинные темно-зеленые шторы и наполовину поднятые жалюзи создавали уютный полумрак.

Грант закрыл дверь и повернул в замке ключ. Щелчок прозвучал подобно выстрелу.

Повернувшись, Софи заметила в темных глазах откровенное эротическое напряжение и вздрогнула. Тело ответило по-своему: влагой между ног, затвердевшими сосками.

Однако неожиданная встреча с Рёном вернула к жизни остатки здравого смысла: разве можно думать о ласках прямо здесь? И допустимо ли вообще мечтать о близости? Неужели стыд и чувство меры вытеснила похоть?

– Злишься за то, что я спросила о твоем брате, – заметила она негромко, – и потому привез меня сюда. Хочешь отвлечь от опасных мыслей.

– Просто хочу тебя. И вовсе не нуждаюсь в объяснениях и оправданиях.

Грант легким движением снял сюртук и бросил на кресло. Расстегнул жилет и шагнул Софи навстречу. Она отступила.

– Это не входило в наш договор.

– Но ты не определила, когда мне разрешено обладать тобой. Написала лишь, что встречи должны проходить в моем доме.

– Но ведь сейчас разгар дня. Вокруг слуги.

– Поэтому старайся не кричать, когда достигнешь вершины блаженства.

Ограничившись грубым комментарием, Грант взял с одного из кресел подушку и сунул ей в руки. Раздраженная, озадаченная и в высшей степени возбужденная, Софи посмотрела на атласный квадрат. Учащенное дыхание мешало говорить.

– Что…

– Иди сюда, милая. – Грант обнял ее, подвел к столу и повернул лицом к гладкой поверхности. – Ложись.

Теперь уже не приходилось сомневаться в том, что последует. Тело горело нетерпением. Прямота откровенного мужского взгляда одновременно и завораживала, и пугала. Грант расстегнул бриджи, обнажив всю силу непреклонной страсти. Это лишило Софи воли и самообладания.

– Грант, – едва слышно пробормотала Софи, – нельзя…

– Еще как можно, тебе понравится, поверь, дорогая.

Не в силах противостоять искушению, Софии, подложив подушку, легла грудью на стол. Грант поднял на талию подол ее платья и туго накрахмаленную нижнюю юбку. Прохладный воздух освежил разгоряченное тело.

Софи почувствовала себя полностью в его власти. Да, он хотел поработить ее, свести близость к простейшему, почти животному совокуплению. Нельзя отдаваться так грубо, так низменно. И все же, едва почувствовав на коже горячие руки, Софи тихо застонала и расставила ноги.

– Не поворачивайся, – произнес Грант. – Будем касаться друг друга только в одном месте – здесь.

Он дотронулся пальцем, и все существо сосредоточилось в единственной огненной точке. Софи ощущала влажную интимность его ласк, однако ничуть не смущалась, а лишь глубже погружалась в страсть. Пытаясь сохранить остатки сознания, вцепилась в подушку и пошевелила бедрами. Несколько бесконечных мгновений он играл и дразнил, мучительно медленно доводя ее до экстаза. Чтобы не умолять о снисхождении, прикусила губу. Однако легкий всхлип все-таки вырвался, и в ответ мучитель наконец-то сжалился и прикоснулся спасительным клинком.

Трепеща, Софи с трудом подавила желание повернуться, обнять, оказаться ближе. Хотелось почувствовать всемогущие руки. Ощутить кожу, тепло, уют, хотелось испытать близость и… любовь.

Неужели таким варварским способом Грант напоминал о том, что она ровным счетом ничего для него не значит? О том, что она всего лишь воплощает женское тело, призванное принести удовлетворение?

Ну и что? Стоит ли из-за этого страдать?

– Давай, – прошептала Софи. – Ну давай же! – Она качнула бедрами и поглотила его целиком.

– Софи, скажи, что ты моя, я хочу это услышать.

Софи взглянула на него через плечо.

– Да, я твоя. Точно так же как ты – мой.

Грант медленно отстранился от нее, а потом вонзился с новой силой. Выполняя обещание, не прикоснулся к ней даже пальцем. Закрыв глаза, Софи отдалась яростному ритму обладания, мечтая лишь об экстазе. Она уткнулась лицом в подушку, пытаясь заглушить собственные крики. Наконец-то! Софи взлетела на вершину блаженства.

Постепенно вернулось осознание реальности: стол, прижатая к подушке щека. Освободившись от напряжения, Грант упал на нее. Как же ей не хватало этой тяжести, близости, теплого дыхания на шее! В сиянии сказки казалось, что сейчас они – одно целое, одна душа, одно сердце.

Поднявшись и слегка отстранившись, Грант легонько шлепнул ее по ягодице.

– Вставайте, герцогиня. Теперь, после десерта, самое время для сытного ленча.

Холодный ироничный тон Гранта причинил ей боль. Обида и разочарование сменились гневом. Каким же негодяем надо быть, чтобы так бесцеремонно разговаривать в минуты абсолютной уязвимости и полной беспомощности? Нельзя позволить грубияну испытать радость победы.

Поднявшись, Софи ответила так же холодно и безразлично:

– Да, надо спешить. Предстоит разгадать тайну, а мы даром теряли драгоценное время.

Глава 18

29 ноября 1701 года

Малфорд меня поцеловал. До сих пор потрясена. Даже перо дрожит.

А спровоцировала жениха я сама – собственной развязностью. Сегодня он решил проверить, как продвигается обучение премудростям герцогского титула. Затем попросил надзирательницу выйти, чтобы поговорить со мной наедине. Поинтересовался, выбросила ли я из головы мысли о флирте и приду ли к нему с чистой душой и непорочным телом.

Я ответила, что тоскую по поцелуям Уильяма. Дерзкое признание, разумеется, не могло не рассердить Малфорда. Он привлек меня к себе, прижал губы к моим губам, а руку положил на грудь. И в этот момент я оказалась самой распутной из всех распутниц, ибо обрела в поцелуе наслаждение. О, как же можно так низко пасть? Малфорду нужно только богатство моего отца. Ну а мне нужен только Уильям.

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Клара Ньюберри беззастенчиво демонстрировала все признаки недавно нажитого богатства. Излишне налитая фигура откровенно свидетельствовала об избытке свободного времени и пищи. На шее, в ушах и на пухлых пальцах сияли бриллианты. Каштановые локоны были уложены в прическу, которую даже Грант счел чересчур сложной для середины дня.

Она увивалась вокруг Софи со всем пылом весьма состоятельной дамы, стремившейся проникнуть в высшее общество.

Пока хозяйка и гости шли по подвальному коридору, миссис Ньюберри без умолку стрекотала:

– Можете считать меня самой преданной служанкой, ваша светлость. Но не считаете ли вы, что разговаривать с поваром удобнее в голубой гостиной?

Софи вежливо улыбнулась:

– Спасибо, миссис Ньюберри. Не беспокойтесь.

Они с Грантом заранее решили, что лучше допрашивать месье Феррана в привычной обстановке, где француз сможет отвечать свободно. Больше того, Грант предлагал проникнуть в дом через черный ход, не тревожа хозяйку. Однако Софи решительно настаивала на соблюдении правил приличия.

Поскольку герцогиня до сих пор сердилась, он предпочел благоразумно уступить. Она выглядела самой настоящей, самой величественной аристократкой – в элегантной черной шляпке, прикрывавшей прекрасные медно-каштановые волосы, и в строгой накидке поверх траурного платья. Ни один человек на свете не смог бы заподозрить, что совсем недавно сдержанная леди стонала и извивалась в пылу самого неприличного совокупления.

– Добро пожаловать в нашу скромную кухню. – Миссис Ньюберри экстравагантно взмахнула рукой, блеснув многочисленными кольцами и перстнями, затем почтительно отступила, пропуская гостей вперед.

Хвастливая демонстрация богатства, начавшаяся на верхних этажах, продолжалась и здесь, внизу. Огромную кухню освещали бесчисленные масляные лампы, отражавшиеся в развешенной по стенам до блеска начищенной медной утвари. В огромном застекленном буфете торжественно поблескивали блюда с золотыми ободками. Даже запахи и звуки напоминали о благосостоянии: звон столового серебра в буфетной сопровождался доносившимся из кирпичной печи ароматом свежего сдобного теста.

Грант сразу увидел месье Феррана. Повар стоял во главе длинного дубового стола, что-то торжественно вымешивал в большой деревянной миске и одновременно бдительно следил за тем, как несколько кухарок чистили и резали овощи. Невысокий плотный француз, претенциозно одетый в белую куртку, темные бриджи, светлые чулки и башмаки с блестящими пряжками, умудрялся даже на рабочем месте сохранять горделивую осанку и высокомерный взгляд.

Едва заметив вторгшихся в святой чертог чужаков, маэстро гневно и презрительно поджал губы и даже слегка покраснел от возмущения. С громким стуком поставил миску на стол и смерил пришельцев осуждающим взглядом.

С невозмутимым безразличием Софи обратилась к хозяйке:

– С вашего позволения, хотелось бы поговорить только с месье Ферраном.

– Без меня? – разочарованно воскликнула миссис Ныоберри. – А я-то думала, что…

– Вам лучше вернуться наверх, – вмешался Грант. – Иначе герцогиня расстроится.

На пухлом личике хозяйки отразилось крайнее волнение. Она присела в глубоком книксене, вполне достойном общества королевских особ.

– О, ваша светлость! Поступайте так, как сочтете нужным. И чувствуйте себя как дома. – Пятясь к двери, новоиспеченная леди нашла необходимым добавить: – Только, умоляю, не забудьте про обещание не переманивать к себе месье.

– Еще чего! – Повар шагнул к непрошеным гостям. – И не подумаю возвращаться в этот дом! Останусь здесь!

Софи холодно кивнула.

– Разговор пойдет совсем о другом. Извольте проводить нас в комнату для слуг, там и побеседуем.

Ферран колебался. Но потом, видимо, передумал и, схватив масляную лампу, зашагал по коридору и распахнул дверь в просторную комнату, где посредине стоял длинный стол, окруженный множеством стульев с прямыми деревянными спинками. Грант плотно закрыл дверь и жестом пригласил Софи присесть.

Подавая стул, на мгновение уловил легкий аромат ее тела и тут же окунулся в эротические воспоминания.

Ну а потом едва удалось подавить желание обнять ее, прижать к себе. Заявив о желании примитивной близости, он должен был бы испытывать триумф победителя. Но вместо гордости возникло иное, неловкое чувство: казалось, победу одержала Софи, а ему оставалось лишь признать собственное поражение.

С тех самых пор она демонстрировала истинно герцогскую невозмутимость. За ленчем поддерживала светскую беседу. Сдержанное поведение свидетельствовало о том, что и она предпочитала ограничить отношения физической близостью.

Так стоило ли расстраиваться? Мечта каждого мужчины обладать красивой любовницей, которая ничего не требует, довольствуясь лишь наслаждением. Только неисправимый кретин решится претендовать на обладание умом и душой.

Значит, он и есть тот самый неисправимый кретин.

Софи тем временем внимательно смотрела на Феррана.

– Думаю, вы уже догадались, – заговорила она, – что меня привела сюда смерть супруга. Видите ли, в последнее время всплыли некоторые тревожные подробности. – Герцогиня поведала об анонимном письме и начале полицейского расследования, ни словом не обмолвившись об обвинениях в свой адрес.

Ферран побагровел от гнева.

– Небеса! И теперь вы утверждаете, что именно я подложил герцогу крысиный яд?

– Ошибаетесь, месье. Я вас ни в чем не обвиняю.

– А я обвиняю, – подал голос Грант. – По крайней мере по одному пункту. – Он подошел к повару и смерил его презрительным взглядом. – Вас оскорбило то обстоятельство, что герцогиня уволила вас и не дала рекомендаций. Поэтому, возможно, письмо в магистрат – ваших рук дело. А написано для того, чтобы очернить ее светлость.

Зеленые глаза Софи вспыхнули изумлением. Подобная возможность ей и в голову не пришла. Но Гранта интересовало, заметил ли повар подозрительное поведение госпожи в день отравления. Смысл действий мог проясниться значительно позже.

Ферран вскочил так стремительно, что ножки стула жалобно заскрипели.

– Убийство! Все англичане чокнутые. Я не желаю вас слушать!

Грант заставил пылкого француза сесть на место.

– Не забывайте о манерах. И отвечайте на вопросы. Итак, вы послали это письмо?

– Месье просто не мог этого сделать, – вступилась за повара Софи. – Уверена, что он и писать-то по-английски не умеет.

– Вполне мог нанять кого-нибудь.

– Нет, нет и нет! – крикнул Ферран. С видом заговорщика он прищурился и перегнулся через стол. – Вообще-то я знаю, кто убийца.

– Кто же? – спросил Грант.

– Этот мерзкий дворецкий. Месье Фелпс. Он следит за герцогскими блюдами. Когда я пек сливовые пироги, он забрал один. Сказал, что хочет попробовать. Он и есть убийца!

– О Господи! – воскликнула Софи. – Какая интересная версия! Непременно проверим!

На самом деле Софи не поверила повару. Так же как и Грант. Заложив руки за спину, он прошелся по комнате и снова вернулся к Феррану.

– Мы намерены пристально взглянуть на каждого, кто в тот день находился в кухне, – пояснил он. – Составить список слуг не составляет труда. Но не заходил ли еще кто-нибудь? Например, разносчик? Или кто-нибудь из господ?

– Та женщина, – поджав губы, пробормотал Ферран.

– Имеете в виду леди Хелен? – уточнила Софи.

– Да, сестра герцога. Каждый день приходила на кухню. То одно приказывала, то другое. – С трудом изъясняясь по-английски, месье активно помогал себе руками. – А потом сказала, что господин заболел из-за моего сливового пирога. Да ведь это же мой… как это называется?

– Коронный номер, – подсказала Софи. – Да, это был любимый пирог моего мужа.

– Значит, Хелен заходила в тот день на кухню, – подытожил Грант. – Возможно, как раз во время приготовления обеда?

Кустистые брови Феррана сошлись на переносице.

– Конечно! Возможно, она и подсыпала яд. Отравила герцога, родного брата!

Теперь предстояло выяснить, была ли на кухне Софии. Сделать это следовало не прямо, а как бы между прочим, незаметно, чтобы не вызвать подозрений.

– А как насчет кузена герцога, мистера Эллиота? В то время он как раз гостил в доме.

– Этого я видел, да, – сказал Ферран. – Постоянно прятался с горничной в буфетной.

– Эллиот? – переспросила Софи в крайнем изумлении. – С горничной? Но с кем именно?

– С этой глупой девчонкой, у которой большая… – показал он на собственную грудную клетку.

– Грудь? – подсказал Грант. Найти горничную с пышными формами не представляло особого труда. Софи не удавалось справиться с удивлением, а потому он поспешил продолжить расспросы: – А еще кого-нибудь не припомните? Торговца? Или кого-то другого, кто редко спускается в кухню?

Ферран пожал плечами:

– Много народу ходило. – Он нахмурился и посмотрел на Софи. – К примеру, вы, ваша светлость. Вы редко появлялись, но в тот день заходили.

Слова вонзились в сердце Гранта словно острый нож. Он бросил на Софи молниеносный взгляд. Неяркий свет лампы освещал обрамленное черными полями шляпки тонкое лицо. Софи озадаченно склонила голову и слегка нахмурилась.

– Я? – задумчиво переспросила она. Спустя мгновение лицо ее прояснилось. – Ах да! Вспомнила. Как раз в тот день я обнаружила на чердаке дневник и пошла искать Хелен, чтобы показать находку.

– Чей дневник? – спросил Грант.

– Дневник Аннабел Рамзи. – Герцогиня посмотрела на Гранта. – Не помнишь? Ты вытащил его из ящика стола в тот самый день, когда впервые пришел ко мне.

Теперь уже вопросительно посмотрел Грант. Древняя тетрадь в потертом кожаном переплете, исписанная выцветшими чернилами девическим почерком, не имела ни малейшего отношения к делу. Или имела? Сейчас можно было утверждать лишь одно: в тот роковой день Софи заходила на кухню.

Месье Ферран только что поместил герцогиню непосредственно на место совершения преступления.

Утром Софи удивленно остановилась в дверях детской. Грант стоял возле сидевшего за маленьким столом Люсьена. Дверь оказалась за их спинами, так что ни один, ни другой не заметили ее появления. Дружески беседуя, мужчины возводили из карточной колоды какое-то замысловатое сооружение.

– А башня будет высокой? – поинтересовался Люсьен.

– Да, очень. Смотри, еще целых полколоды осталось.

Мальчик радостно подпрыгнул на стуле.

– Самый высокий карточный замок в мире! Чтобы увидеть его, люди будут приезжать из дальних стран!

– Даже из России и Константинополя. Не крутись, непоседа, не то случайно все разрушишь. – Грант бережно положил еще один глянцевый прямоугольник, и парнишка торжествующе завизжал.

Прислонившись к дверному косяку, Софи с умилением наблюдала за ними. К горлу подступил комок. Следовало бы испытывать тревогу – ведь каждая минута, проведенная сыном рядом с Грантом, делала неизбежное расставание еще более тяжким. Нельзя забывать об одном из выдвинутых ею самой правил: как только она решит прекратить роман, Гранту придется отказаться от опекунства.

Проблема заключалась в том, что пока не удавалось представить то время, когда близость наскучит.

Прошлым вечером, под предлогом посещения светского раута, они провели в его спальне несколько блаженных часов. Время наедине стало праздником чувственного наслаждения. Грант открывал все новые и новые радости, показывал неведомые способы возбудить друг друга, а потом насытить жадное вожделение. Подобно ему, Софи твердо, раз и навсегда решила ограничить общение рамками физического удовольствия.

Все шло прекрасно вплоть до настоящего момента.

Видя мистера Чандлера рядом с Люсьеном, Софи никак не могла унять сердечную боль. Красавцы словно специально оделись одинаково: в синих сюртуках и бежевых бриджах оба выглядели франтами. Темноволосый, стройный и сильный Грант стоял рядом с собственной уменьшенной копией, вот только в непослушных кудрях Люсьена светились каштановые пряди. Лица казались особенно похожими в профиль, хотя детским чертам еще предстояло окрепнуть и приобрести определенность.

Отец и сын. А что, если бы она с самого начала рассказала Гранту правду?

Эта мысль привела Софи в ужас. Невозможно даже на мгновение себе представить, как сложилась бы ее жизнь, выйди она замуж не за Роберта, а за Гранта. Грант всю жизнь презирал бы ее за шантаж. Да и как бы ему удалось содержать семью? Снова вспомнились роковые слова: «Черт подери! Я же не могу позволить себе жениться! А теперь придется! »

Прошедшие десять лет принесли Гранту немалое богатство. Но ведь оно выиграно за карточным столом. Скорее всего авантюрист продолжил бы игру и в одну далеко не прекрасную ночь спустил бы все, что удалось получить. Мужчины такого типа просто не в состоянии стать хорошими мужьями и образцовыми отцами.

Софи тут же пресекла предательские сомнения. С каких это пор она начала применять понятие брака к этому человеку?

– Мамочка, смотри! Смотри, что сделал мне мистер Чандлер! – Люсьен повернулся и призывно махнул рукой. – Замок!

Счастливое сияние детских глаз наполнило сердце Софи теплом. Ощущение сбывшейся мечты лишь усилилось, когда Грант с улыбкой посмотрел в ее сторону.

В этом призывном взгляде в полной мере отразилось безрассудство его характера. Он таил секрет интимных встреч и обещание новых, доселе неведомых радостей, а следовательно, в данных условиях был абсолютно неуместен.

Софи вошла в комнату с твердым намерением вести себя так, как подобает герцогине.

Грант посмотрел на Люсьена.

– Эй, парень, не вертись. Даже не дыши, а то наш шедевр рухнет.

Он сделал несколько шагов навстречу Софи. Взгляд остановился на губах, словно приглашая к поцелую. Целовать ее Грант, разумеется, не стал бы, однако умудрился вогнать ее в краску: взял за руку и нежно потер тыльную сторону ладони.

– Доброе утро, герцогиня. Сегодня вы особенно прекрасны.

– Щедрый комплимент, если учесть, что я по-прежнему в черном.

– И все же сияете еще лучезарнее, чем обычно. Хотелось бы знать, почему.

Дерзкая улыбка не допускала сомнений, указывая на приятные воспоминания о проведенном наедине вечере. С самого начала отношений Софи не сомневалась в существовании особенного внутреннего света, который появляется только при постоянных счастливых встречах с мужчиной. Не может быть, чтобы сияние отражало что-нибудь более глубокое.

– Льстец, – шутливо проговорила она. – Разве можно…

Звук падающего замка заставил вспомнить о Люсьене.

Роскошная конструкция развалилась и мгновенно превратилась в беспорядочную груду карт и на столе, и на полу. Люсьен зажал рот рукой, однако приглушенное хихиканье все-таки прорвалось.

Грант изобразил грозное рычание. Шагнул к мальчику, схватил его под мышки и поднял в воздух.

– Признайся, негодник: специально разрушил! Скажи честно, что не смог удержаться и ткнул пальцем!

– Нет-нет, не тыкал, – отпирался Люсьен, хотя хитрая мордашка доказывала обратное.

– Не верю! Придется пыткой вырвать правду!

Грант вовлек ребенка в шутливую схватку, потом прижал к ковру и принялся щекотать. Люсьен со смехом отбивался, упираясь в каменную грудь маленькими кулачками. Застонав, словно его ранили, Грант позволил парнишке увернуться, и оба принялись бегать по комнате, время от времени нанося друг другу шутливые удары. В конце концов Грант схватил Люсьена и снова стал щекотать.

Софи тоже рассмеялась. Роберт никогда не играл с Люсьеном так шумно и азартно.

Сравнение расстроило. Роберт был прекрасным отцом. Водил ребенка на прогулки в парк, неизменно читал перед сном. Но, может быть, мальчику немного не хватало мужского братства, воинственной радости шутливого поединка?

Наконец Люсьен вскочил на упавшего Гранта и прижал к полу.

– Я победил! Победил!

– Повержен восьмилетним соперником. Ни за что не переживу позора.

– Мне уже девять, – с гордостью уточнил Люсьен. – Исполнилось в прошлом месяце, и мама подарила мне целую банку стеклянных шариков!

Грант с улыбкой сел.

– Неужели? А мне твоя мама ничего не сказала. А когда, кстати, у тебя день рождения?

Вопрос поверг Софи в ужас. Казалось, время остановилось. Сердце покатилось куда-то вниз, ладони вспотели. На лице Гранта отразилось легкое недоумение – явный признак зарождающегося любопытства. Боже милостивый, если он не поленится сопоставить даты…

Прежде чем Люсьен успел открыть рот, чтобы ответить, герцогиня хлопнула в ладоши и быстро подошла к сыну.

– Не слишком ли много игр для одного утра? – сказал она тоном, не допускающим возражений. – Люсьен, тебе пора отправляться в классную. И без того уже на полчаса задержались. Собирай карты, а я позову мисс Оливер.

Люсьен огорчился.

– Так быстро? А мистер Чандлер обещал построить вместе со мной игрушечный корабль. – Мальчик умоляюще посмотрел на опекуна. – Пожалуйста, скажите маме. Мы же собирались взять его в парк!

– Но я не обещал, что это произойдет именно сегодня, – возразил Грант, взъерошив каштановые волосы Люсьена. – Сейчас у нас с твоей мамой важные дела. А корабль мы непременно построим, обещаю.

Через несколько минут все встало на свои места: Люсьен вместе с наставницей занялся уроками в классной, а Софи и Грант спустились вниз. Герцогиня до сих пор не пришла в себя от недавней угрожающей близости провала.

– Сегодня нас ожидает насыщенная программа, – быстро напомнила она, все еще опасаясь, что Грант не забыл о дне рождения мальчика. – Нужно опросить некоторых слуг в кухне, особенно ту самую горничную.

– Подожди минутку. – Грант остановился на площадке второго этажа. В окна заглядывал тусклый свет серого дождливого дня. Взяв Софи за руки, Грант пристально посмотрел ей в глаза. – Хочу поговорить о Люсьене.

Сердце мгновенно превратилось в тяжелый камень. Прерывисто дыша, Софи ясно сознавала, какой властью обладает этот человек – властью над ее жизнью и над жизнью ее сына.

– Сейчас не до разговоров. Надо подумать о расследовании. Драгоценное утро уже почти пропустили.

– Всего лишь половина десятого, – успокоил ее Грант. – Кстати, Люсьен – замечательный мальчик. Ты прекрасно его воспитала.

Замечание слегка ослабило напряжение, а похвала Гранта обрадовала больше, чем хотелось бы.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Софи, – но заслуга принадлежит не только мне. Роберт был прекрасным отцом. Ну что, пойдем?

Она повернулась, чтобы продолжить путь, однако Грант остановил ее, взяв за руку.

– Тебе не хочется разговаривать со мной о ребенке, – заключил он. – Должно быть, считаешь минуты до того момента, когда я наконец подпишу бумаги об отказе от опекунства.

Что ж, оставалось лишь одно средство: ссора. Только ссора могла отвлечь упрямого мистера Чандлера от лишних, чересчур опасных вопросов, а ее – спасти от неминуемого краха. Софи вздернула подбородок.

– Не хочу повторяться, но все же вынуждена подчеркнуть, что важно не позволить мальчику привыкнуть и привязаться к тебе. Потому что, если это произойдет, расставание окажется невыносимо тяжелым и болезненным.

– Но ребенок не должен расти без мужской руки – это неправильно, вредно. А что, если я скажу, что хочу и готов заботиться о нем? В этом случае ты отменишь правило?

– Тебе скоро надоест роль воспитателя, – возразила Софи. – У тебя никогда не было семьи. Ты игрок, гуляка, дамский угодник: все эти качества не лучший пример для подрастающего мальчика.

Грант упрямо сжал губы.

– Сам удивился, обнаружив, что люблю детей. Не стал бы возражать против пары-тройки собственных малышей.

Из всех возможных ответов этот оказался самым неожиданным и вызвал целую бурю чувств: ощущение вины за обман с Люсьеном; надежду, вопреки здравому смыслу, отчаянно хотелось верить его словам. Мысль о том, что Грант может жениться на другой женщине, причинила ей боль. Она почувствовала укол ревности.

– Не советую тебе действовать импульсивно, – холодно заметила Софи. – Безответственно заводить детей вне брака. А семьянин из тебя не получится.

Грант с силой сжал ее руку – ее слова вызвали в нем раздражение и гнев. Пусть лучше злится и бесится, подумала Софи, чем догадается о ее тайных помыслах и несбыточных мечтах.

Грант увлек Софи в коридор второго этажа и, подойдя к первой двери слева, резко распахнул ее. Открылась голубая спальня, одна из многочисленных гостевых комнат. Шторы здесь оставались закрытыми, а воздух казался слегка застоявшимся, ведь спальней резко пользовались. На широкой кровати, как и прочей мебели, были белые чехлы.

Тело пронзил внезапный трепет. Сердце вновь предательски помчалось, а между ног выступила влага предвкушения. Сюда никто никогда не заходил, значит, можно было без опасения предаться страсти…

О Господи, что за ужасные мысли?

Грант захлопнул дверь и прижал Софи к стене.

– И как только тебе удается так хорошо разбираться в моем характере? Неужели считаешь, что вот это, – он недвусмысленно шевельнул бедрами, – позволяет делать выводы о мыслях и чувствах?

Софи затаила дыхание.

– Отпусти меня. Немедленно. Нарушаешь одно из правил.

– Не нарушаю, а всего лишь обхожу стороной. А теперь отвечай на вопрос.

Пришлось волевым усилием отвлечься от магнетического притяжения всемогущей мужественности. С. физической точки зрения Грант представлял собой совершенный образец сильной половины человечества: высокий, стройный, с прекрасно развитой мускулатурой, железной грудью, узкими бедрами.

Прижав ладони к лацканам его сюртука, Софи запрокинула голову и заглянула в суровое лицо.

– Вовсе не претендую на понимание твоего характера, – сухо заметила она. – Разве это возможно? Ведь ты не желаешь рассказывать о прошлом.

– Но ведь и у тебя есть секреты. Разве не так, милая Софи?

В чуть хрипловатом голосе послышался намек, мгновенно отозвавшийся острым уколом страха. Люсьен. Да, он говорил о Люсьене.

Но если Грант подозревает ее в обмане, то почему же не говорит об этом прямо? Или играет с ней, как кот с мышью? Ждет от нее признания? Не дождется. Она не станет рисковать репутацией сына и его положением в обществе.

– Не хочешь разговаривать? – промурлыкал Грант. – Тогда давай найдем лучшее применение губам?

Грант запечатлел на ее губах страстный поцелуй. Софи отчаянно пыталась удержаться на расстоянии. Заходить дальше поцелуя ни в коем случае не следовало.

– Хватит, Грант, достаточно.

– Нет, не достаточно, – пробормотал он, снова принимаясь целовать. – Могу взять тебя прямо здесь, не сходя с места.

Несмотря на доводы разума, предложение показалось Софи заманчивым.

– Стоя… Я тебя подниму, – Грант подхватил Софи на руки, взял за бедра и удержал возле стены. – А ты сможешь положить ноги мне на пояс.

Для этого пришлось бы задрать юбку. Нет, невозможно. И все же безумная лихорадка не отступала. Всего лишь несколько мгновений – и он окажется у нее внутри. Риск быть замеченными ничтожен.

– Ни в коем случае! – негодуя, отрезала Софи. – Немедленно отпусти меня, иначе закричу!

Грант ухмыльнулся:

– Приятнее слышать, как ты кричишь от наслаждения. Почему бы тебе не нарушить собственное правило? Ведь можно доставить друг другу радость здесь и сейчас.

Желание боролось с гордостью. Как он смеет искушать ее столь откровенно, нагло и бесстыдно? Софи уперлась руками в широкую грудь и с силой оттолкнула Гранта. Тот потерял равновесие, разжал руки и даже отступил на несколько шагов.

– Все, Грант, хватит. Ты нарушаешь договор. Хочешь овладеть мной у меня в доме.

Грант хитро прищурился.

– Ничего не могу с собой поделать, дорогая. Я же гуляка и дамский угодник, не забыла? Соблазнять женщин – мое любимое занятие. – В его голосе звучала ирония. Софи поняла, что Грант умышленно строит из себя покорителя женщин. Уж не с этой ли целью он затащил ее в пустую спальню? Хотел отомстить за обидный образ беспринципного мошенника? Рассердился? А может, почувствовал себя оскорбленным?

Оказывается, Грант дорожит ее мнением о собственной персоне! Но боится показать собственную уязвимость, а потому прячется под маской грубияна и похотливого соблазнителя.

Открытие охладило гнев Софи. Она подошла к Гранту и ласково провела ладонью по его гладко выбритой щеке.

– Сети расставишь вечером, милый, – пропела она, – а сейчас нам предстоят важные дела.

Лишив соперника душевного равновесия, Софи подошла к двери и потянула за ручку. В тот же момент Грант оказался у нее за спиной: положил руку ей на талию и чувственно провел по изгибу бедра. Горячее дыхание обожгло затылок.

– Софи… – прошептал он.

– Софи? – эхом отозвался в широком коридоре женский голос. Прозвучал недоверчиво, осуждающе, возмущенно.

Окаменев от испуга, герцогиня увидела, что к ним направляется Хелен.

Глава 19

2 декабря 1701 года

С тех пор как я в последний раз встретилась с Малфордом, прошло уже три дня. Хорошо, что он не появляется: я в ужасе от собственной распущенности. Герцог, холодный и жестокий тюремщик, держит меня в домашнем заточении. Днем меня охраняет его тетка, она же надзирательница, а по ночам ни на шаг не отходит вечно шмыгающая носом и шныряющая глазками-бусинками Лэдди. Ну а жених в это время наслаждается мужской свободой.

До свадьбы осталось меньше месяца; торжество назначено на первый день нового года. Нельзя поддаваться панике. Надо верить в возможность встречи с Уильямом.

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Грант не мог отделаться от мысли о неуместности встречи. Леди Хелен Рамзи повела себя как закоренелая старая дева. Кружевной чепчик на светлых волосах и бледная кожа подчеркивали огромное родимое пятно на щеке.

– В чем дело? Почему вы выходите из этой спальни вдвоем?

Грант ничуть не дорожил собственной репутацией, так что вполне мог бы сказать правду. Но дать повод осуждать Софи? Ни за что!

– Доброе утро, Хелен. Именно вас мы и разыскивали.

– Здесь?

– Разумеется, нет, – невозмутимо возразила Софи. – Сюда мы зашли в поисках улик. Этой спальней иногда пользуется Эллиот.

Хелен поджала губы так энергично, что они превратились в тонкую линию.

– Но не собираетесь же вы подозревать Эллиота в…

– В отравлении вашего брата? – пришел на помощь Грант, переключив внимание на себя. – Дело в том, что кузен не представляет жизни без чичестерских находок, а Роберт отказался их отдать. Чем не повод для убийства?

Хелен нахмурилась и задумчиво посмотрела в оба конца пустого коридора.

– Будьте добры, постарайтесь говорить тише. Мне и без того нелегко удержать слуг от досужих домыслов, особенно после того как этот сыщик с Боу-стрит засыпал их вопросами.

Напоминание о Эннибале Джонсе мгновенно вернуло Гранта к действительности и заставило насторожиться.

– В таком случае давайте обсудим это в надежном месте, – заключил он. – Лучше всего в вашей комнате. – Возможно, именно там появится возможность обнаружить новые свидетельства, способные вывести из-под подозрения Софи и в то же время вовлечь Хелен.

Старшая сестра Роберта вызывала немало вопросов. В детстве Гранту не раз приходилось видеть, как она терроризировала брата: пыталась контролировать каждый его шаг, хотела добиться безукоризненного поведения и беспрекословного подчинения. И если каким-то образом ей довелось открыть характер его взаимоотношений с Джеффри Лэнгстоном, отторжение могло оказаться настолько полным, что не исключало даже убийства.

Впрочем, скорее всего логические построения имели лишь одну цель: убедить самого себя в невинности Софи.

Хелен осуждающе посмотрела на Гранта.

– Незамужней леди не пристало входить в спальню с джентльменом, – изрекла она, метнув в сторону невестки многозначительный взгляд. – Кроме того, мне нечего обсуждать с тем, кто не является членом семьи. К тому же я не уверена в том, что Роберта умышленно отравили.

Софи взяла золовку за руку.

– Милая Хелен, не сердись. Мы всего лишь пытаемся выяснить правду, чтобы прекратить неприятные визиты этого Джонса. Ты полностью осведомлена о том, что происходит в доме. Может быть, поговорим в библиотеке? – Продолжая ее уговаривать, Софи повела золовку к лестнице.

Грант последовал за ними, с удовольствием разглядывая стройную фигурку герцогини.

Да, он знал каждый дюйм прекрасного тела, скрытого мрачным черным платьем, и все же грациозное покачивание бедер привлекало его внимание. Черт возьми! Надо было воспользоваться возможностью и соблазнить ее в голубой спальне! Стоило ли сомневаться? Все равно она считала его последним негодяем, так почему бы не прибавить к длинному списку еще один грех?

И все же он не смог этого сделать. Не смог пойти против ее воли. Конечно, в минуту страсти она бы добровольно сдалась после одного-единственного поцелуя, но потом, придя в себя, строго осудила бы его за нарушение нелепого правила. А вызвать гнев, а то и ненависть женщины, к которой его неудержимо влекло, было бы неразумно.

Поэтому он и увлек ее в спальню. Не выдержал обвинений: гуляка, игрок. А главное, не смог смириться с тем, что его признали негодным к отцовству.

Вспомнились собственные неосторожные слова: «Сам не ожидал, но внезапно оказалось, что люблю детей. Не возражал бы против пары-тройки собственных малышей». Какой дьявол дернул его за язык?

Люсьен действительно производил приятное впечатление, а чувства, которые вызывал в душе живой и искренний мальчик, оказались неожиданно теплыми. Возможно, ребенок заражал свежим, ясным взглядом на мир. А может быть, просто напоминал о существовании невинности. Как бы то ни было, а поклонение Люсьена рождало стремление соответствовать образу и стать героем.

Но путь от опекунства до собственной семьи долог и труден. Прежде всего претила мысль об ограничении свободы. Да, Софи права: он вовсе не семейный человек. Как только освободится от нынешних отношений, непременно вернется к прежней разудалой жизни: будет кутить до зари, играть в карты с завсегдатаями клуба, такими как Килминстер, Хокридж и Апдайк. И в полной мере насладится обществом женщин.

Но дело в том, что желал он только Софи. Другие женщины для него просто не существовали. Две интимные встречи в спальне и одна в кабинете лишь разожгли страсть. Несмотря на физическую близость, интригующий ореол тайны сохранялся.

Спускаясь по лестнице рядом с золовкой, герцогиня сохраняла холодность и сдержанность истинной аристократки. Прежде ей не удавалось изображать столь безоблачное спокойствие.

Услышав вопрос о секретах, она испугалась и не смогла унять дрожь. Да, Софи, несомненно, что-то скрывала. Наверняка собственное участие в смерти Роберта, что же еще?

Что, кроме страха разоблачения, могло до такой степени ее напугать?

Едва дамы удобно уселись в библиотеке, Софи устремила на Гранта выразительный взгляд. Она старалась молча убедить его в своем праве задавать вопросы Хелен. В ответ он, как всегда, посмотрел на нее с вызовом. И как всегда, темные глаза взволновали и душу, и тело.

Не садясь, Грант подошел к окну и посмотрел на беспросветно серую улицу. Оставалось лишь надеяться на его сознательность, сдержанность и умение вести себя прилично.

Стараясь сосредоточиться на главном, Софи спросила:

– Кажется, Фелпс составил для сыщика список слуг, не так ли?

– Да. – Хелен сидела спокойно, сложив руки на коленях. – Но, по-моему, старался абсолютно напрасно. Письмо – всего-навсего злая шутка: абсурдно искать убийцу под этой крышей.

– Ах, как бы хотелось в это верить! – с чувством воскликнула Софи. – Но магистрату нужны доказательства. А потому необходимо поговорить с каждым, кто внесен в список.

– Я уже об этом подумала, – сухо произнесла Хелен. – Полагаю, будет надежнее предоставить персонал мне, ведь ты почти не знаешь этих людей.

Грант отвернулся от окна.

– В таком случае вам было известно о связи Эллиота с одной из горничных?

Хелен остолбенела.

– Что за чушь! – ледяным тоном произнесла она через пару мгновений.

– Всего лишь слух. Случайно донесся до наших ушей, – торопливо вмешалась Софи. – Я и сама удивилась подобной новости. Ты ничего не подозревала?

– Разумеется. Иначе тут же положила бы конец подобному безобразию. – Заметно расстроившись, Хелен опустила глаза. – Видела его пару раз в кухне, но… – Она подняла голову и взглянула на невестку. – Чепуха. Кто вам сказал?

– Вчера мы разговаривали с месье Ферраном. Он сейчас служит у торговца тканями по фамилии Ньюберри. Повар сказал, что в тот злополучный день Эллиот появлялся внизу.

Хелен выглядела так, словно только что проглотила червяка.

– Ферран! Но ведь он подал Роберту недоброкачественное блюдо! Нельзя верить ни единому его слову!

– Скорее нельзя верить в то, что Роберт заболел из-за недосмотра повара, – заметила Софи. – Возможно, мы напрасно его уволили. Этому человеку можно доверять.

– Но он же француз! – нетерпеливо взмахнула рукой Хелен. – Ничуть не удивлюсь, если окажется, что именно он и подсыпал брату крысиный яд. Не забывай, что трагедия случилась почти сразу после поражения Наполеона при Ватерлоо!

Подобную идею выдвинул Фелпс. Несмотря на некоторую абстрактность логического построения, Софи все-таки решила выяснить у слуг, не высказывал ли Ферран открытой антипатии к англичанам. Не хотелось упускать ни одной из возможных версий.

По этой же причине она попыталась представить себе в качестве убийцы саму Хелен. Сестра Роберта вела себя как властная, нетерпимая особа, готовая подчинить своей воле всех и вся. Но способна ли она была убить собственного брата? Могла ли послать анонимное письмо в магистрат?

Грант подошел к камину и положил ладонь на мраморный портал.

– А в вашем доме вообще возникает потребность в крысиной отраве?

– Время от времени, – призналась Хелен. – Не забывайте, что мы живем в Лондоне. Но поверьте, в доме у нас безупречно чисто. Нет ни одного вредителя. Я за этим слежу.

– Никто не сомневается в твоем умелом руководстве персоналом, – успокоила Софи. – Грант всего лишь хочет сказать, что яд доступен. Он ведь хранится внизу, в кладовке?

– Да. Тебе и самой он время от времени требовался. Вспомни, сколько неприятностей крысы доставили в прошлом году.

– Сгрызли корешки нескольких книг, – пояснила Софи.

Воспоминание об отвратительном зрелище – мусоре, помете на ковре, испорченных страницах – заставило ее поежиться.

– К счастью, книги оказались довольно новыми, а потому заменить их не составило особого труда.

– Где именно это произошло? – поинтересовался Грант. Софи показала:

– Вон там, на самой нижней полке, справа от окна.

Грант подошел, присел на корточки и исследовал шкаф.

– Вижу, кто-то замазал небольшое отверстие в древесине, – заметил он. – Ты сама клала яд, Софи?

– Бог мой, конечно же, нет. Поручила одному из лакеев.

Грант выпрямился и подошел к дамам.

– Хелен, надеюсь, никто из слуг не сообщал о пропаже значительного количества отравы?

Хелен покачала головой:

– Нет, не припомню. Впрочем… много ли надо, чтобы навредить человеку?

Грант пожал плечами:

– Выясню у Джонса. Кстати, кузен не собирается в город в ближайшее время?

– Завтра, на праздничный прием в честь дня своего рождения. – Хелен гневно взглянула на Гранта. – Эллиота я знаю всю жизнь и готова с уверенностью заявить, что на преступление он не способен.

Заметив, что золовка рассердилась, Софи поспешила ее успокоить:

– Это всего лишь предосторожность. Поскольку Эллиот спускался в тот день на кухню, вполне возможно, он мог увидеть что-нибудь важное. – Повернувшись к Гранту, Софи добавила: – Кстати, ты тоже приглашен на ужин. Разумеется, если сочтешь нужным явиться.

– Спасибо, непременно буду, – рассеянно поблагодарил тот. – А пока хотелось бы поговорить с буфетчицей.

После трудного дня, проведенного в бесконечных беседах со слугами, Софи с удовольствием отправилась на обед к леди Фиби.

Самым неприятным было то, что разговор с буфетчицей по имени Элис так и не состоялся. Едва Грант задал ей первый вопрос относительно Эллиота, как девица притворилась, будто упала в обморок. Видимо, боялась потерять работу, а возможно, что-то скрывала. Софи решила, что утром непременно узнает правду. А пока можно отдохнуть, насладиться приятным обществом, забыв о тревогах.

И все же напряжение в отношениях между Грантом и старшим братом давало себя знать.

Мистер Чандлер полностью сосредоточил внимание на дамах, упорно игнорируя Рэндольфа. Зато обошлось без ссор. К тому времени как на десерт подали абрикосовый торт, Софи вынуждена была признать, что Грант безупречно общался и с тетушкой, и с супругой Рэндольфа – Джейн, графиней Литтон.

Леди Фиби умело направляла разговор, развлекая гостей рассказами о светских скандалах, случившихся во время долгого отсутствия младшего племянника.

– Лорд Тергуд совершил путешествие в Америку, – поведала она, – и вернулся в шапке из меха енота, причем хвост свисал на спину. Эту вульгарную штуку он каждый день надевал на прогулку в Гайд-парк, пока наконец мастиф лорда Барримора не сорвался с поводка и не стащил добычу прямо с головы.

Все засмеялись.

– Бедняга, – весело заметила Джейн. – Почтенный лорд так любил эту шапку. А когда наконец отбил ее у собаки, остались лишь клочья меха.

Вспоминая слова Рэндольфа о сельской девушке, обожавшей дальние прогулки, Софи представляла себе Джейн высокой, крепкой, серьезной женщиной с большими ногами и прямолинейными, резкими манерами, но увидела очаровательную фарфоровую куколку с тонкими чертами лица, пышной копной золотистых кудрявых волос и веселым нравом. Свободное голубое платье уже не могло скрыть беременности. Графиня сидела рядом с супругом. Молодая пара то и дело обменивалась нежными взглядами или держалась за руки.

Рэндольф посмотрел на брата.

– Меня очень интересуют твои путешествия, Грант. Тетушка говорила, что ты добрался даже до Константинополя и России. А чем занимался все это время?

Грант не спеша допил вино и как бы невзначай произнес:

– Похищал драгоценности, разумеется.

Наступило молчание. Граф выглядел ошеломленным.

Джейн застыла с серебряной вилкой в руке. Выражение лица Гранта никак не вязалось с изысканно-аристократическим костюмом. На мгновение Софи показалось, что Грант говорит правду.

Леди Фиби повелительно взмахнула рукой.

– Не уходи от ответа, племянничек. Лучше расскажи какую-нибудь правдивую историю. Давно пора.

Грант просиял улыбкой.

– Простите за неуместную шутку. Может быть, желаете услышать о дворце султана, который я посетил в Смирне?

– Еще бы! А как тебе удалось познакомиться с султаном?

– Встреча оказалась неожиданной. Больше того, властитель крайне удивился, узнав, что перед ним англичанин.

– И сколько же, мистер Чандлер, вы гостили во дворце? – поинтересовалась Софи.

Ответом стал серьезный взгляд темных глаз.

– О, совсем недолго. Но успел посетить тронный зал, внутренний сад и даже личные апартаменты султана.

– До чего же романтично! – воскликнула Джейн, блеснув голубыми глазами. – И что же, все убранство дворца выдержано в стиле «Тысячи и одной ночи»? Мебель золотая? И кругом рабыни?

Грант улыбнулся. Враждебное отношение к брату не распространялось на милую графиню.

– Мебель действительно украшена золотом, – с готовностью пояснил он. – Во дворце двести комнат, в том числе и закрытый гарем для многочисленных жен. Его охраняют евнухи.

– Евнухи? – переспросила Софи. Грант невозмутимо взглянул на Софи.

– Это мужчины, которых… кастрировали; они не могут совокупляться с женщинами, заниматься с ними любовью.

– Довольно! – запротестовал Рэндольф. – Эта тема совсем не для ушей леди.

– Зато весьма интересная, дорогой, – возразила Джейн. Несмотря на внешнюю хрупкость, графиня, судя по всему, не была покорной женой. – Должно быть, очень интересно беседовать с иностранным правителем, чья жизнь совершенно не похожа на нашу.

– Честно говоря, я не слишком высокого мнения о султане, – признался Грант. – Несметные богатства нажиты бессовестной торговлей опиумом. Он владеет обширными маковыми полями на севере страны, в горах. К тому же он деспот, который правит железным кулаком.

Рэндольф нахмурился.

– Особого уважения султан не вызывает. А какой характер носил твой визит?

– Деловая операция, – холодно ответил Грант. Братья пристально посмотрели друг другу в глаза. Взгляд Гранта откровенно провоцировал, однако Рэндольф не произнес больше ни слова. Впрочем, встревоженное выражение лица подсказывало, что думал он о том же, о чем и Софи, – подозревал младшего брата в незаконных действиях, будь то азартные игры или что-нибудь более серьезное.

Софи видела, что Рэндольфу удалось преодолеть детское соперничество. Что же случилось в те далекие годы, чего до сих пор не мог простить Грант? Неужели Рэндольф унижал его, бил? Или младший, нелюбимый сын просто ревновал к старшему, любимому? А может быть, перенес ненависть с прежнего графа на графа нынешнего?

Сидевшая во главе стола леди Фиби поднялась.

– Леди, пожалуй, нам пора удалиться в гостиную и оставить джентльменов в обществе бренди.

Заявление показалось неожиданным и странным. Неужели мудрая хозяйка не опасается, что «джентльмены» пустят в ход кулаки? Кто усмирит их пыл и выступит посредником в бесконечных перепалках? Однако вежливость не позволила Софи возразить и она вышла из-за стола вслед за хозяйкой и графиней.

Возле двери украдкой посмотрела на Гранта. В знак почтения к дамам он, как и Рэндольф, встал. Братья выглядели напряженными, а младший к тому же казался еще и угрожающе мрачным.

Прищуренные глаза и презрительное выражение лица не оставляли сомнений в откровенной враждебности.

– Бренди? – предложил Рэндольф, взяв с буфета графин и два стакана. Голос его звучал приветливо, а улыбка казалась вполне дружеской.

Однако Грант не доверял показной сердечности. Несмотря на беспокойство и неприязнь, снова сел за стол и как ни в чем не бывало откинулся на мягком стуле.

– Можешь не стараться. Все равно твоего притворства никто не увидит.

Рэндольф устроился на месте хозяйки, налил бренди и подвинул стакан Гранту.

– Никакого притворства. Это я попросил тетю Фиби оставить нас ненадолго, чтобы мы могли поговорить наедине.

– Нам не о чем разговаривать. Все было сказано много лет назад.

– Ошибаешься. Тема для разговора есть. Во всяком случае, у меня. – Рэндольф пригубил обжигающе крепкий напиток и пронзил брата острым взглядом голубых глаз. – Дело в том, что я хочу извиниться.

– Извиниться?

Рэндольф кивнул.

– В детстве я вел себя просто ужасно. Говорил такое, о чем и думать-то было нельзя, не только произносить вслух. Сожалею и раскаиваюсь. Настолько, что согласился бы отдать солидную часть состояния за возможность стереть сказанное из памяти.

В душе Гранта боролись противоречивые чувства. Победил гнев.

– Надеешься замести мусор прошлого под ковер? – Грант оттолкнул предложенный ликер. Густая янтарная жидкость выплеснулась на белоснежную скатерть. – Не пытайся, ничего не получится.

Рэндольф продолжал смотреть Гранту в глаза.

– Конечно, права на обиду у тебя не отнимешь. Понимаю, что не смогу оправдаться, и все же… на меня очень влиял наш отец.

– Твой отец, но не мой.

– По закону он был и твоим отцом. Ты второй сын четвертого графа Литтона, и ничто не в силах изменить конфигурацию генеалогического древа.

Грант резко отодвинул стул и вскочил.

– Что ж, в таком случае остается лишь проклясть собственного отца. Давным-давно я отверг вас обоих. Так что можешь отправляться к дьяволу вместе с ним.

Рэндольф лишь сжал губы.

– Знаешь, глупо пестовать в душе злобу. Ни тебе, ни мне все равно не удалось бы изменить обстоятельства твоего рождения, но мы в силах изменить жизнь к лучшему.

– Именно этим я и занимаюсь, – парировал Грант, меряя шагами просторную столовую. – Я выбрал свою жизнь и хочу распоряжаться ею по собственному усмотрению.

Рэндольф не собирался отступать.

– Хочу кое о чем тебя попросить. Это важно, поскольку здоровье мое оставляет желать лучшего.

Грант остановился. Мрачное выражение на лице брата не могло не встревожить.

– Здоровье? – озадаченно переспросил он.

– Именно так, – ледяным тоном ответил Рэндольф. – Хроническое заболевание сердца. Доктора говорят, что в любую минуту может случиться новый приступ. Неизвестно, когда именно: через пять минут или через пять лет. Все в руках Господа.

– В таком случае я тебе определенно не нужен.

Брат даже не улыбнулся.

– Как раз очень нужен. Видишь ли, именно тебя я назначил попечителем своего состояния в случае смерти.

Грант замер в неподвижности. Рэндольф доверил ему огромное богатство? Ему, поганой овце безупречного семейного стада? Но почему?

– Черт возьми! – коротко выругался он.

– А еще мне необходимо твое обещание, – серьезно добавил брат. – По вопросу куда более существенному, чем богатство. Обещание оберегать интересы Джейн и ребенка после моей смерти.

– О чем, по-вашему, они говорят? – волновалась Софи. Она сидела на широкой софе рядом с женой Рэндольфа. Леди Фиби как раз разливала по чашкам ароматный чай. На каминной полке монотонно тикали золоченые часы. С тех пор как дамы вышли из столовой, прошло уже десять минут.

– Полагаю, – заметила Джейн, принимая из рук хозяйки тончайшую фарфоровую чашку, – что старший брат рассказывает младшему о сердечном недомогании. В моем присутствии Рэндольф не хочет об этом говорить. Считает, что я не понимаю серьезности положения.

Софи мгновенно забыла о собственных заботах.

– Слышала, что в прошлом году у графа случился сердечный приступ, но решила, что теперь все в порядке.

– Сейчас, слава Богу, так оно и есть, – подтвердила Джейн. – Но я заподозрила, что муж скрывает от меня правду, а потому с помощью тетушки Фиби предприняла собственное расследование.

– Мужчины считают нас слишком нежными, неспособными выдержать груз неприятной правды, – заметила пожилая леди. – И, как всегда, заблуждаются. Мужчины, конечно, сражаются на войне, зато женщины рожают детей и несут на своих плечах все домашние тяготы, так что вовсе не нуждаются в баловстве.

Софи подумала, что это чистая правда. Во всяком случае, Роберт придерживался именно этого ошибочного мнения. Временами стремление защитить Софи и оградить от трудностей вызывало у нее досаду, а подчас и обиду.

Леди Фиби продолжала:

– По просьбе Джейн я поговорила с доктором и получила исчерпывающие ответы на все вопросы.

Джейн улыбнулась:

– Четно говоря, завидую вашим способностям. Умеете заставить говорить всех и каждого.

– Все дело в долгих годах практики, – сказала тетушка. – Надо знать, когда польстить, когда надавить, а когда молча выслушать.

– Что же именно удалось выяснить? – озабоченно спросила Софи.

Тонкое, красивое, несмотря на годы, лицо помрачнело.

– Ничего хорошего. У старшего из племянников может снова случиться сердечный приступ, и на сей раз выкрутиться будет значительно труднее. А может быть, и невозможно.

Горькие слова отозвались в душе состраданием. Как это ужасно для Джейн, молодой супруги, ожидавшей первенца:

– Но неужели ничего нельзя предпринять?

– Надеюсь, что можно, – вступила в разговор молодая графиня. – В Девоне, в небольшой деревушке неподалеку от нашего поместья, жил один человек с похожим недугом. Он отказался верить врачам и не захотел влачить существование инвалида. Каждое утро совершал энергичные прогулки, а на обед ел только рыбу и овощи. В итоге дожил до девяноста лет. Такой же режим я стараюсь навязать Рэндольфу. – Грустное лицо осветилось улыбкой. – Иногда он ворчит, однако делает все, что говорю.

Да, для этой пары брак, несомненно, оказался счастливым. Софи поймала себя на том, что немного завидует им. Супруги любят, понимают, берегут друг друга. Таких отношений она хотела бы для себя и Гранта. Если, конечно, он откроет сердце ей навстречу.

И навстречу своему брату.

Герцогиня с тревогой взглянула на дверь.

– Надеюсь, мистер Чандлер не расстроит вашего мужа.

– Сейчас Рэндольфа нелегко вывести из себя, – заметила хозяйка. – Женившись на Джейн, он очень изменился. Теперь трудно узнать в нем некогда дерзкого, нетерпимого и высокомерного графа.

Софи не нашла в себе сил подавить любопытство.

– Не сочтите за бесцеремонность, но мне как-то довелось услышать разговоры о происхождении Гранта. Говорили, что у его матери случился роман.

– Отвратительная история, – поморщилась леди Фиби. – Графиня спуталась с камердинером. Но еще хуже оказалось отношение моего брата Бертрама к родившемуся ребенку. Грант не видел в доме ни капли любви, так что при каждом удобном случае я старалась забрать его к себе.

Сердце Софи сжалось.

– Неужели братья уже в детстве знали правду?

– Да, однажды Бертрам пришел в ярость и излил душу в их присутствии. После этого и начались бесконечные ссоры и драки. Грант отличатся вспыльчивостью, а Рэндольф точно знал, какими словами его легче всего обидеть. Стоило старшему прошептать пару хорошо рассчитанных оскорблений, как младший бросался на него с кулаками. Ну а виноватым оставался тот, кто затеял драку. Поэтому Бертрам считал Рэндольфа святым, а Гранта – бесом.

– Рэндольф вовсе не святой, – возразила Джейн. – Упрям и вспыльчив ничуть не меньше Гранта. Но, заболев, изменился к лучшему. Очень сожалеет, что вел себя подобным образом. Если здравый смысл ему не изменит, он непременно извинится перед мистером Чандлером.

– А если здравый смысл не изменит мистеру Чандлеру, он обязательно примет извинение, – сказала Софи. – Он тоже виноват.

Хозяйка посмотрела с пониманием.

– Мой племянник вас интересует, Софи. Ну а он, в свою очередь, выглядит влюбленным не меньше, чем в юные годы.

Софи почувствовала, что краснеет. Неужели проницательная старушка поняла, что у них с Грантом завязался бурный роман? Может быть, Джейн тоже знает? Но ведь связь всего лишь временная, а острая любознательность на лицах обеих дам намекала на матримониальные планы.

Увы, свадьбы не будет, как бы ни мечтала об этом Софи.

Надо сменить тему, подумала она.

– Мы просто давние приятели, – заметила герцогиня и, обращаясь к молодой графине, пояснила: – Грант назначен опекуном моего девятилетнего сына.

– Оказывается, вы уже опытная мать. Можно посоветоваться с вами по важному вопросу?

– С радостью отвечу на ваши вопросы.

– Надо ли сразу отправлять ребенка в детскую, как предписывает обычай? – Она положила ладонь на живот. – Или можно поместить малыша в своей спальне? Я предпочла бы второй вариант.

– Первые несколько месяцев Люсьен лежал в колыбели возле моей кровати, – ответила Софи. – Ведь так гораздо легче кормить ночью.

– О, как приятно это слышать! Я тоже так считаю. Не хотелось бы отдавать первенца кормилице.

Во время беседы Софи не переставала думать о том, что происходит в соседней комнате.

– Может быть, пора посмотреть, чем заняты джентльмены?

Леди Фиби усмехнулась и отодвинула чашку.

– Сидят вдвоем уже больше получаса, а до сих пор не слышно ни воинственных криков, ни треска сломанной мебели. И все-таки надо убедиться в том, что оба живы-здоровы.

Глава 20

6 декабря 1701 года

О радость! В свой день святой Николай сделал мне драгоценный подарок. В церкви, во время службы, сидя на скамейке между матушкой и надзирательницей, я обернулась и увидела моего дорогого возлюбленного! Тут же симулировала приступ кашля и выбежала в притвор. Увы, смотреть в дорогие сердцу голубые глаза довелось всего несколько мгновений. Правда, Уильям успел передать мне записку с мольбой о встрече в его квартире.

Сердце разрывается от тоски. Я должна, должна найти способ улизнуть от ненавистной надзирательницы!

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Войдя в спальню, Грант приказал себе ни о чем не думать и отдаться на волю примитивных инстинктов. Первым делом следовало уложить Софи в постель. Но протестующий ум отказывался подчиняться и успокаиваться.

Он развязал шейный платок, сбросил сюртук и жилет. Софи выскользнула из пелерины, сняла башмачки и, поджав ноги в шелковых чулочках, уютно устроилась на софе. Она призывно улыбнулась и вытянула руку.

– Иди сюда, – промурлыкала, словно кошка, – сядь рядом.

Откровенный призыв к любви. И все же, как ни печально, сначала хотелось поговорить – даже больше, чем броситься в объятия.

– Одну минутку.

Грант взял кочергу и поворошил в камине угли. Затем прошел по комнате и зажег еще несколько свечей. Сняв сапоги, бросил в открытую дверь гардеробной.

Софи пристально наблюдала за ним. В зеленых глазах светилось откровенное вожделение и что-то еще, с трудом подающееся определению, но рождающее желание склонить голову ей на грудь – вовсе не ради страсти, а для того, чтобы сознаться, облегчить душу.

Господи! Ему же довелось взбираться по каменным стенам крепостей, под покровом ночи проникать во дворцы, убегать от вооруженных до зубов охранников и огромных злых собак. И все же никакая опасность не пугала больше, чем неожиданная буря в собственной душе.

Внезапно захотелось, чтобы она засыпала его вопросами, и даже родилось сожаление: стоило ли так упорно подчеркивать исключительно чувственный характер их общения?

Грант напомнил себе, что доверять зеленым глазам опасно. Над головой Софи мрачной тучей нависло обвинение в убийстве. Вместо того чтобы оправдать ее, он упорно продолжал искать свидетельства, подтверждающие ее вину. Несмотря на то, что герцогиня редко спускалась в кухню, в роковой день она там появилась. Знала, что в кладовке хранится запас крысиного яда. Не отходила от Роберта две недели его последней болезни.

Однако сейчас мрачные доводы отступили. Отчаянно хотелось поговорить о том, что сказал ему Рэндольф.

Грант сжал резной столбик балдахина.

– Горишь желанием узнать, что сказал мой брат? – спросил он с укором. – Умираешь от любопытства?

– Хотелось бы понять тебя, – обиженно ответила Софи, – но лезть в душу не собираюсь.

С трудом подбирая слова, Грант наконец заговорил:

– У Рзндольфа плохо с сердцем. Гораздо хуже, чем я думал. В любую минуту может случиться новый, смертельный приступ.

Софи кивнула, ничуть не удивившись.

– Джейн мне рассказала. Она тоже очень беспокоится.

– Я не беспокоюсь! – взорвался Грант и, не в силах совладать с нахлынувшими чувствами, прошелся по комнате. – Во всяком случае, в том смысле, как ты это понимаешь. Дело в том, что… брат назначил меня единственным попечителем своего состояния. И хотел услышать обещание, что в случае его смерти я позабочусь о жене и ребенке.

Софи вопросительно вскинула брови.

– Ты дал обещание?

– Разумеется. У меня не было выбора.

– Был. Можно было отказаться. Но ты согласился, и я очень рада. Братья должны помогать друг другу.

– Оставь прописные истины. Тем более что мы с ним и братья-то всего лишь наполовину. Матушка спуталась со слугой, разве не помнишь?

Софи строго поджала губы.

– Ты меня не понял. Угодно тебе или нет, а вас с Рэндольфом связывают кровные узы. Он это признает; значит, должен признать и ты.

– Нет, это ты меня не поняла. Он законченный дурак, если готов доверить мне огромное богатство. Я ведь могу проиграть, спустить все, кроме заповедного имущества. Могу оставить вдову и сироту без единого пенни.

– Литтон тебе доверяет. Знает, что ты не вор.

С губ едва не сорвалось роковое признание в воровском прошлом, но было бы безумием давать ей в руки оружие, которым можно воспользоваться в любую минуту. За обеденным столом он уже признался, прямо ответив на вопрос. Просто потому, что хотел шокировать безупречного братца.

Скрипя зубами от злости, Грант подошел к окну, раздвинул шторы и посмотрел в черную, как его душа, ночь.

– У Рэндольфа множество причин не доверять мне. В детстве мы ненавидели друг друга. В шестнадцать лет я окончательно покинул Кендалл-Парк и с тех пор встречался с братом, лишь когда мы случайно сталкивались на светских приемах. Мне не было еще двадцати пяти лет, когда я умудрился проиграть солидное бабушкино наследство. Я же негодяй, подлец и ни на что не годный ленивый бездельник!

Софи рассмеялась.

– Ну, только не ленивый. Всю жизнь упорно работал, чтобы заслужить дурную репутацию.

Грант сердито посмотрел на нее.

– Что ты хочешь этим сказать?

На милом лице появилось серьезное, даже грустное выражение.

– Не хочу притворяться, что много знаю о твоем воспитании. Но, по-моему… твой отец напрасно вымещал злость за измену жены на невинном ребенке. Ненавидел тебя и мучил презрением.

Эти слова задели Гранта за живое. Значит, в этом и крылся корень зла? Если не удавалось стать лучшим сыном, он стремился стать худшим.

– Ты ничего не знаешь.

– Правильно, рассуждать – не мое дело. Присядь, пожалуйста. И расскажи хоть немного о жизни в Кендалл-Парке. Ведь там ты вырос.

Грант сел на краешек софы и закрыл лицо ладонями. Близость Софи и возбуждала, и успокаивала.

Грант представил себе дом, в котором жил, когда был маленьким. Огромный особняк с увитыми плющом каменными стенами. Неожиданно нахлынула ностальгия, и слова полились сами собой:

– Дом стоит на холме и смотрит в долину. А там перелески, луга, возделанные поля. Когда хотелось прогулять уроки, то пяти сотен акров вполне хватало, чтобы надежно спрятаться. Внизу течет река, и мы с Рэндом, пока были маленькими, вместе ловили рыбу в прозрачной холодной воде. – Погрузившись в воспоминания, Грант незаметно для самого себя назвал брата уменьшительным именем. – И однажды весной мне посчастливилось поймать огромную форель. Я был моложе Люсьена, наверное, лет семи, и, не удержавшись, упал в воду. Неумолимый поток увлек меня вниз по течению.

– И что же было дальше?

– Рэнд прыгнул в воду и вытащил меня на берег. Я, разумеется, намок и дрожал от холода. Но удочки из рук не выпустил. Рэнд уговаривал меня вернуться в дом, но в тот момент форель казалась важнее всего на свете.

– И что же, ты ее вытащил?

Грант кивнул.

– Пока я сражался, Рэнд успел сбегать домой и привести графа. Тот торопливо шел по дорожке, а я таял от гордости – огромная рыба уже билась на берегу. Не мог дождаться, чтобы показать трофей. Тогда я еще считал Литтона родным отцом и надеялся добиться его расположения. Но граф бросил форель в воду, а меня выпорол за испорченную одежду.

Софи не смогла сдержать сочувственного вздоха.

– Какой ужас, – шепотом возмутилась она и уже громче спросила: – А может быть, граф просто беспокоился о твоей безопасности и хотел научить уму-разуму?

Грант насмешливо фыркнул.

– Что ж, в таком случае можно считать, что я получил множество полезных уроков. Литтон не упускал возможности дать мне подзатыльник. Но даже этого ему было мало: специально для меня в углу кабинета неизменно стоял березовый прут.

Грант и сейчас представлял длинную розгу, поджидавшую своего часа за письменным столом. Гранту приказывали нагнуться, раздавался характерный свист, за которым следовала жгучая боль. Боль можно стерпеть, гораздо хуже унижение и беспомощность.

Грант вдруг подумал, что точно так же поступил вчера в своем кабинете с Софи.

– То же самое я сделал с тобой. Вчера, в своем кабинете, захотел унизить тебя, подчинить своей воле, заставить поступать так, как прикажу я. Наверное, унаследовал у графа больше, чем предполагал.

Софи крепко сжала его руку.

– Нет! – с жаром возразила она. – Ты нисколько не похож на жестокого Литтона. Да и ситуация вчера была абсолютно иной. Мы оба взрослые, самостоятельные люди, способные за себя постоять.

– Но мне хотелось поглумиться над тобой, показать, что наша связь – сугубо телесная. И я овладел тобой, словно шлюхой.

– Тут ты, пожалуй, прав. Ты хотел показать, что я ровным счетом ничего для тебя не значу.

Укоризненный взгляд Софи заставил Гранта устыдиться, но она продолжила:

– И все же встречу в кабинете нельзя назвать наказанием. Мы оба получили удовольствие. Так что вернее было бы говорить об эротическом приключении.

Грант усмехнулся. Разве Софи когда-нибудь вела себя так, как положено? Больше того, она права, утверждая, что соитие принесло обоим острое наслаждение.

– Перед тобой открывается заманчивая перспектива безжалостно меня отчитать, – напомнил он. – Так что давай, начинай. Обвини меня в похоти. Заставь просить прощения.

– Не нахожу в тебе ничего порочного. Ты действительно пострадал от дурного воспитания, но сам ни в чем не виноват. – Она тронула его за плечо и осторожно погладила. – А Рэндольфа граф порол?

– Нет, никогда. Рэндольф считался золотым мальчиком, наследником, который по определению не мог совершить ничего предосудительного. Получал отличные оценки на уроках, в то время как я всегда спешил и ставил кляксы. Прекрасно, аккуратно одевался: ему не случалось испачкаться, пролезая под кустами, порвать штаны, слезая с дерева, или вымазаться в саже, отважно спускаясь по трубе.

– Ты спускался по трубе? Не может быть, – едва сдерживая смех, заметила Софи. – Зачем?

Грант чуть заметно улыбнулся:

– Увидел, как трубочист чистит дымоход, и занятие показалось чрезвычайно заманчивым. А если честно, пришла в голову идея сбежать из дому и таким образом зарабатывать себе на хлеб. Все шло прекрасно до той минуты, пока я не застрял в дымоходе. Спас меня конюх – бросил мне веревку и вытащил.

– О Господи! Начинаю ценить спокойный характер Люсьена.

– Ты бы лучше по достоинству оценила то обстоятельство, что рядом с ним нет старшего брата, который называет его грязным ублюдком.

Рука Софи застыла на белом полотне рубашки.

– Рэндольф так говорил?

В душе зашевелилось мстительное стремление показать безупречного аристократа во всей красе. Может быть, узнав правду, она, наконец поймет, почему он презирает брата.

– Повторял при каждом удобном случае. Отец – его отец – тщательно скрывал от посторонних сам факт измены. Не хотел ходить с рогами. Но дома, когда мы оставались одни, не считал нужным беречь чьи-то чувства. Так что Рэндольф с малых лет усвоил, что я вовсе не истинный Чандлер и не принадлежу к благородному семейству. И разумеется, не уставал мне об этом напоминать.

Софи не смогла скрыть отвращения.

– Полагаю, ты сразу пускал в ход кулаки?

– Да, частенько разбивал ему нос. Ну а Литтон немедленно подвергал меня порке. Только напрасно: я все равно не упускал возможности извалять Рэндольфа в грязи. Он был двумя годами старше, и поначалу победа давалась нелегко. Но я понаблюдал, как дерутся уличные мальчишки, и выучил несколько полезных, хотя и не слишком честных приемов. И без зазрения совести пользовался ими.

– Каким же жестоким, бесчувственным, озлобленным был старый граф, если так немилосердно поступал с вами обоими.

– С обоими? – Грант не мог скрыть своего удивления. – Но Литтон ненавидел только меня.

– Но ведь твой брат тоже научился ненависти, – возразила Софи. – Хорошее ли это наследство? Он всего лишь копировал поведение отца, поскольку не видел ничего иного.

– Правильно, сейчас ты его оправдаешь и простишь, – холодно заявил Грант.

Софи нетерпеливо покачала головой:

– Нет, всего лишь пытаюсь увидеть ситуацию его глазами. Подумай только, как старательно Люсьен копирует каждое твое движение. Стоит тебе показать дурной пример, как мальчик тут же ему последует. Можно ли его винить? Или виноватым окажешься ты?

Гранту очень не хотелось признавать правоту Софи.

– Это не одно и то же, – резко возразил он. – Люсьену всего лишь девять. А Рэндольф продолжал унижать меня даже тогда, когда мы выросли.

– Согласна, он вел себя не очень благородно. И все же граф осознал ошибку и признал свою вину. Хочет извиниться и помириться.

– Черт возьми! Разве можно несколькими словами раскаяния стереть боль всей жизни?

Наступило молчание.

– Ты прав, прошлое изменить невозможно. Зато в нашей власти определить будущее. А это означает, что ты волен принять из рук брата оливковую ветвь и таким образом обрести семью. Но можешь жить по-прежнему, не нуждаясь ни в ком, кроме самого себя. Второй вариант наверняка безопаснее.

Грант едва не задохнулся. Софи обвиняет его в трусости?

– Сама не понимаешь, что говоришь. Тебе не пришлось испытать ад моего детства.

Софи нахмурилась.

– Неужели вы ссорились и дрались постоянно? Наверняка должны остаться и приятные воспоминания.

Нет, ничего доброго и приятного не было. И все же Грант вспомнил, как Рэнд учил его запускать воздушного змея, как помогал строить в ветвях огромного дерева домик, как делился карманными деньгами, которые давал ему отец.

– Думай о счастливых минутах, – посоветовала Софи, словно прочла его мысли, – а о плохом постарайся забыть. К чему тащить лишний груз? Чаще вспоминай, что брат спас тебе жизнь, когда ты упал в реку. Ведь в тот момент им двигала не ненависть, а любовь.

– Просто хотел иметь постоянную жертву для издевательств, – мрачно предположил Грант, хотя понимал абсурдность идеи.

– Ты должен дать брату шанс, – сказала Софи. – Тем более что его время на исходе.

На языке вертелся отрицательный ответ. Не хотелось делать скидку на болезнь Рэндольфа. Сам Грант всю жизнь рисковал, не задумываясь о смерти. Не понимал, как может абсолютное большинство мужчин предпочитать скуку мирного домашнего очага. Но вот сейчас беспокойство Рэндольфа проникло в сознание. Стал понятен холодный страх смерти, способной в любой момент лишить опеки и защиты жену и еще не родившегося ребенка. Если бы у самого Гранта была семья, если бы Софи и Люсьен принадлежали ему, то ради их благополучия он не задумываясь свернул бы горы.

– Не собираюсь драматизировать ситуацию, постараюсь не ссориться. Но удастся ли нам когда-нибудь стать друзьями, трудно сказать. – Он опасался проявить излишнюю чувствительность. – Должен признаться, общее стремление взвалить на мои плечи ответственность за детей уже начинает утомлять.

Софи с улыбкой снова взяла его за руку и переплела пальцы со своими.

– Думаю, все просто видят твою доброту. Ты упорно ее скрываешь, и все-таки она пробивается сквозь наслоения высокомерия и грубости.

Грант крепко сжал теплую ладонь. Простое замечание неожиданно порадовало. Даже не удавалось вспомнить, когда еще возникало подобное возвышенное чувство победы над миром. Он заставил себя спуститься на землю, напомнив, что ее мнение не должно иметь значения, что полагаться можно только на себя и ни на кого больше. И все же Софи, казалось, преподнесла бесценный подарок, способный заткнуть брешь в душе и подарить полноту существования.

Может быть, это и называется любовью?

Мысль одновременно вдохновила и ужаснула. Нет, он не настолько безумен, чтобы снова в нее влюбиться.

Грант поднес тонкие пальцы к губам и почувствовал слабый аромат розы.

– Ну вот, неожиданно стал хорошим, – заметил он шутливо. – А ведь еще утром считался гулякой и игроком. Гонялся за юбками.

– Можешь гоняться, сколько душе угодно, – саркастически парировала Софи, – но лишь в том случае, если эти юбки – мои.

Наклонившись, Софи поцеловала любимого в губы, кончиком языка настойчиво требуя ответной ласки. Чувственный призыв мгновенно разжег дремавший огонь. Грант с радостью оставил бы серьезный разговор и отдался телесным радостям. Тем более что ему предстояло загладить вину за эпизод в кабинете. Да, он будет любить медленно, прикасаться нежно, не упуская ни единого мгновения обоюдной радости.

Они неторопливо освободили друг друга от одежды, то и дело останавливаясь ради поцелуев и ласки. Софи перекинула ногу, собираясь сесть верхом прямо здесь, на софе, однако Грант схватил ее в охапку и отнес в постель.

Уложив возлюбленную на прохладные простыни, он начал ее ласкать. Нежно провел пальцами по груди, по изгибу талии, исследовал гладкую кожу на внутренней стороне бедер. Позволил себе волнующую игру с интимными складками – пока Софи не загорелась, стонами призывая к продолжению. Лишь в этот момент он оказался сверху.

Проникая внутрь, стремился сохранить самообладание. Она манила упругостью, жаркой влагой, испытывая на прочность. Он опустился как можно ниже, чтобы прикоснуться грудью, животом, ногами. Единение казалось совершенным, неповторимым, не испытанным ни разу в жизни.

Он покрыл прекрасное лицо короткими быстрыми поцелуями.

– Милая, ты для меня – весь мир. Хочу, чтобы этот миг длился вечно.

Господи, что же это за слова? Вечность невозможна, особенно с ней. Прямой путь к разочарованию и боли. Но едва Софи пошевелила бедрами и прошептала его имя, как сознание и способность анализировать отступили. Осталось лишь желание наслаждаться и дарить наслаждение.

Грант отстранился, а потом снова проник внутрь, как можно глубже. Неторопливый, даже ленивый ритм заставил Софи вздрогнуть и застонать. Она постоянно прикасалась, гладила, ласкала. Поцелуи сменяли один другой, смешивая дыхание.

Зеленые глаза светились нежностью и тайной. Софи провела пальцем по его щеке и прошептала:

– Грант, любимый мой.

Призыв захлестнул жаркой волной и мгновенно лишил последних остатков воли. Решение действовать медленно и методично, растягивая удовольствие, исчезло. Робкое признание в любви подтолкнуло за черту сознания, повергло в бездну безумия, заставило отдаться на волю дикой страсти. Тела слились в забвении, в жажде высшей награды. Грант чувствовал, как напрягается прекрасное тело, слышал восторженные вздохи на подступах к вершине. В тот самый момент, когда она издала пронзительный возглас, он присоединился к ней и освободился одним мощным толчком.

Гораздо позже вернулось сознание. И только сейчас Грант осознал ошибку.

Он все еще оставался во влажной глубине, забыв, что надо вовремя удалиться.

Глава 21

11 декабря 1701 года

Сегодня в моей спальне состоялась последняя примерка подвенечного платья. Дефилируя перед надзирательницей и матушкой, я взглянула в зеркало. Увидела потрясающее зрелище: элегантную леди в светло-голубом атласном наряде, расшитом золотом и украшенном тонкими кружевами. Надо признаться, что выглядела я почти такой же высокомерной и холодной, как сам Малфорд. О горе! Обречена стать герцогиней!

Неужели после встречи с Уильямом прошло всего лишь пять дней? Они показались мне вечностью!

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Согретая и разнеженная блаженным отдыхом, Софи не хотела возвращаться к действительности. Возле груди ровно и мощно билось сердце Гранта. Темные глаза смотрели внимательно, даже вопросительно, а резкие черты мужественного лица отражали изумление не менее острое, чем ее собственное. В глубине тела она явственно ощущала его плоть – пусть уже несколько меньшего размера, но все же вполне реальную. О небо! Он излил семя в ее лоно! Эйфория застала врасплох и заставила забыть обо всем на свете!

Софи запаниковала.

Вес мужского тела стал невыносимым. Софи уперлась ладонями в каменную грудь и попыталась оттолкнуть Гранта, но тщетно. Он даже не пошевельнулся.

– Софи, – прошептал он не то умоляюще, не то примирительно.

– Пожалуйста, отпусти. – Голос ее дрогнул.

Грант мгновенно поднялся. Она села и ощутила между ног красноречивую струйку. Грант не принял мер предосторожности. Они повели себя глупо, беспечно. И уже нет рядом Роберта, чтобы спасти ее от ужасных последствий.

Рождение ребенка вне брачных уз невозможно, немыслимо! Успокаивать себя малой вероятностью зачатия не имеет смысла: десять лет назад хватило одного-единственного раза.

Софи закрыла лицо руками.

– Боже мой! – прошептала она в ужасе. – Господи!

Матрас промялся под весом мужского тела, и Грант оказался рядом.

– Я нарушил твое правило, – покаялся он. – Прости, это произошло случайно.

Софи подняла голову.

– Прости? Но я не могу родить внебрачного ребенка! Это позор! Я стану изгоем. Мой позор отразится на Люсьене.

Грант растерянно запустил пятерню в густые спутанные волосы.

– Всего лишь раз. Шансы невелики.

– Шансы, – недоверчиво повторила Софи. – Все-таки не в кости играем! Речь идет о ребенке.

Не в силах усидеть на месте, она сползла с кровати и собрала одежду. Хотелось лишь одного: упасть на пол и зарыдать. Боже милостивый! Случилось страшное, непоправимое: реальная опасность беременности вне брака! Снова! Куда идти? Что делать?

Предложит ли Грант выйти за него, замуж? Если да, нельзя принимать предложение опрометчиво, пока не вернется способность рассуждать здраво. Пока не станет ясно, что он действительно ее любит.

«Милая, ты для меня – весь мир. Хочу, чтобы этот миг длился вечно».

Несмотря на катастрофу, Софи все равно мечтала об этом человеке. Говорил ли он искренне? Или обронил нежные слова случайно, в порыве страсти?

Грант встал с кровати.

– Хочу, чтобы ты знала: если бы можно было исправить случившееся, я бы непременно это сделал.

В неровном мерцании свечей Софи посмотрела на возлюбленного. Резкие черты выражали искреннее сожаление, тронувшее душу. Пытаясь взять себя в руки, она ответила:

– К чему рассуждать? Что сделано, то сделано. И… это было прекрасно.

Последние слова вырвались невольно, сами собой. К радости или к горю, она любит Гранта. А потому казалось вполне естественным принять его семя. В глубине души она мечтала вновь ощутить под сердцем жизнь его ребенка. А где-то в дальнем таинственном уголке жила надежда на то, что так оно и случится.

Уж не сошла ли она с ума?

Трясущимися руками Софи надела сорочку. Два последних вечера она задерживалась гораздо дольше, но в нынешних обстоятельствах оставаться было опасно: отчаянно хотелось отбросить осторожность и снова упасть в жаркие объятия.

Едва она опустилась на софу, чтобы надеть чулки, Грант тут же присел на корточки напротив. Сильная обнаженная грудь оказалась совсем близко. Шрам от пули отчетливо проступал на правом предплечье и напоминал о тайнах, которые только предстояло открыть. Несмотря на опасения, Софи не терпелось узнать о любимом как можно больше, ведь только понимание ведет к истинной близости. Но осведомленность сулит и немалые опасности.

Разделив груз прошлого, Грант невольно способствовал углублению отношений. Однако интимность повернулась обратной стороной: оба забыли об осторожности.

Он поднял с пола одну из подвязок и бережно обернул черную ленту вокруг бедра. Как бы между прочим, словно обсуждая изменчивую погоду, заметил:

– Если выяснится, что будет ребенок, немедленно скажи. Я женюсь на тебе. Теперь это уже возможно. Скорее всего той роскоши, к которой ты привыкла, не будет, но комфорт и достаток обещаю.

Софи сидела молча, не в силах произнести ни слова. На память пришли слова, которые Грант сказал ей десять лет назад, когда она забеременела: «Черт подери! Я не могу позволить себе жениться! А теперь придется! »

Грант опустил руку, чтобы поднять вторую подвязку, а Софи тем временем постаралась прямо посмотреть в глаза горькой правде. Грант не хочет жениться. Предложение не означало ни любви, ни даже дружеского расположения. Лишь необходимость могла заставить его пойти под венец.

Софи спрятала боль под маской аристократической сдержанности.

– Ну что ж, – произнесла она безразличным тоном, – будем молиться, чтобы все обошлось.

– Да.

Софи грациозно встала, подняла с пола платье и натянула его снизу, через ноги. Пока поправляла корсаж и рукава, единственными звуками в полумраке спальни оставались тихий шорох ткани и потрескивание дров в камине. Грант не произносил ни слова.

Одним быстрым движением Грант надел бриджи. Потом, как всегда, подошел и застегнул пуговки у нее на спине.

– Когда в последний раз были твои дни?

– Почти месяц назад. Так что через несколько дней все прояснится. Ну а пока… оплошность не должна повториться.

– И не повторится. В следующий раз обещаю проявить осмотрительность.

– Следующего раза не будет. – Сердце разрывалось на части, и все же она сделала единственно возможный выбор. Ради Люсьена и ради себя самой. – Я прекращаю нашу связь, Грант.

Руки замерли на последней пуговице. Грант схватил ее за плечи и повернул к себе лицом.

– Из-за одной-единственной ошибки? Господи, Софи! Я же обещал, что это не повторится, и сдержу обещание.

Чтобы отступить на шаг, потребовалось немалое волевое усилие. И все же, пока он прикасался к ней, о сопротивлении не могло быть и речи.

– Риск слишком велик, и сегодняшний случай это доказал. Я не позволю силой вовлечь себя в брак.

Грант провел рукой по волосам.

– Понятно, – заметил он ледяным тоном. – Ты никогда не выйдешь за меня замуж. Ведь брак повлечет за собой потерю герцогского титула.

– Титул здесь ни при чем. На сей раз я выйду замуж только по любви, а не в силу сложившихся обстоятельств.

– Будь прокляты нелепые сантименты! – возмущенно воскликнул Грант. – Если сегодняшняя встреча закончится беременностью, ты выйдешь за меня замуж! Не допущу, чтобы мой ребенок родился бастардом или чтобы его воспитывал кто-то другой.

Он отвернулся и принялся собирать разбросанные по комнате вещи. Софи замерла. Сердце билось медленно, тяжело. В ушах продолжал звучать хриплый, решительный, не допускавший возражений и компромисса голос.

Видит Бог, она понятия не имела, что отцовство для него так много значит. Считала Гранта распутником, которому не нужна семья. Убедила себя в том, что он не захочет растить Люсьена.

На самом деле все обстояло иначе.

Теперь, заглянув в прошлое Гранта, Софи понимала, что он вовсе не тот бессердечный мошенник, которым стремился предстать перед миром. С самого раннего детства познал ужас существования рядом с жестоким человеком, мстившим мальчику за грехи матери. Но при этом не озлобился, а, напротив, вырос с твердым намерением защищать собственного ребенка.

«Сам не ожидал, но внезапно оказалось, что люблю детей. Возможно даже, не стал бы возражать против пары-тройки собственных малышей».

Услышав эти слова, Софи решила, что они выражают лишь мгновенную прихоть, причуду. Как и все вокруг, она привыкла думать о мистере Чандлере далеко не лучшим образом. Но оказалось, что Грант говорит от чистого сердца.

Грант взял свечу и скрылся в гардеробной – наверняка затем, чтобы завязать перед зеркалом шейный платок. Софи надела башмачки, привела в порядок волосы, надела шляпку и завязала под подбородком ленты.

Да, Грант, несомненно, достоин узнать правду о Люсьене. Но как ему об этом рассказать? Он наверняка придет в ярость. Во что выльются обида, гнев, боль? Девять лет его обманывали, девять лет лишали права участвовать в жизни сына.

Он, разумеется, будет настаивать на браке.

Перспектива стать женой Гранта Чандлера была весьма заманчивой. Но даже это счастье могло оказаться двойственным: блаженство принадлежать любимому неизбежно омрачалось бы чувством вины за собственную ложь.

Наконец из гардеробной появился безупречный джентльмен в прекрасно сшитом сером сюртуке и бежевых бриджах. Он помог Софи надеть пелерину и подал ей руку. Гранта оскорбило ее намерение порвать с ним отношения.

В коридоре Грант сухо произнес:

– Намерен нарушить еще одно твое правило.

– А именно?

В полумраке он посмотрел ей в глаза.

– Не собираюсь отказываться от опекунства. Роберт доверил мне заботу о единственном сыне, а потому считаю своим долгом выполнить волю друга.

– М…

– Не пытайтесь спорить, герцогиня. И без того знаю, что подло нарушаю данное обещание. Тем не менее решительно отказываюсь оставлять Люсьена. И вопреки вашему мнению не разочарую ребенка. Понятно?

Софи была в отчаянии. На глаза навернулись слезы, к горлу подступил комок.

– Понятно, – едва слышно прошептала она.

Как жестоко она ошиблась в Гранте! Даже не зная, что Люсьен – его сын, Грант заботился о мальчике. Любил ребенка, которого считал чужим.

Стыдно так неосмотрительно, так жестоко недооценивать человека. Много ли светских повес дали бы себе труд проявить внимание к незнакомому маленькому мальчику? Кто из них нашел бы время для игры в оловянных солдатиков или прогулки в парке?

Звук шагов по ступеням гулко отдавался в мраморном холле. Софи взглянула на Гранта и увидела, что тот сосредоточенно смотрит вниз, в прихожую. Софи решила рассказать ему все, без утайки, прямо сейчас.

– Грант, дело в том, что я…

Он прикрыл ее губы ладонью и остановил на середине лестницы.

Софи испуганно замерла.

Грант не смотрел на неё. Его внимание было приковано к первому этажу.

В темной прихожей мерцал приглушенный свет. Лучи проникали из комнаты, расположенной слева от двери. Из кабинета.

Час назад, когда они приехали, в доме было темно, хоть глаз выколи.

Грант наклонился к самому ее уху и шепнул:

– Это чужой. Возвращайся наверх.

Софи убрала с губ ладонь.

– Наверняка Рен, – возразила она. – Или экономка.

Грант покачал головой:

– Слугам строго-настрого приказано не выходить ночью из своих комнат. Они все внизу. Иди же!

Грант легонько подтолкнул ее. Софи начала подниматься, то и дело оглядываясь.

Грант пошел вниз, двигаясь бесшумно, словно пантера на охоте. Софи стало не по себе.

Она вспомнила, что нечто подобное случилось неделю назад: Грант говорил, что кто-то ударил Рена по голове. Неужели тот же самый преступник?

Поднявшись на площадку третьего этажа, Софи в страхе схватилась за гладкие дубовые перила. А что, если вор вооружен?

У Гранта нет ни ножа, ни пистолета. Он может погибнуть.

Оглянувшись, Софи заметила на столике возле стены небольшую фарфоровую вазу. В сложившейся ситуации и она сгодится.

Снизу послышался резкий вопрос Гранта и гортанный ответ незнакомца. В кабинете завязалась борьба. Софи, не колеблясь, схватила вазу и в следующее мгновение оказалась на поле битвы.

Комната выглядела разоренной, словно вор упорно разыскивал что-то. Ящики письменного стола оказались выдвинуты, содержимое валялось на полу. Здесь же были разбросаны книги из шкафа. Даже картины висели криво.

Посреди кабинета Грант дрался с крепким смуглым человеком. Вор выглядел довольно странно: потрепанная темная одежда совсем не гармонировала с белым тюрбаном на голове. Очевидно, иностранец. Не успела Софи опомниться, как Грант нанес вору мощный удар в челюсть. Преступник попятился, налетел на стул и, не удержавшись, рухнул на пол. Тюрбан свалился, обнажив абсолютно лысый череп.

Не поднимаясь, поверженный враг сунул руку за пояс и спустя мгновение выхватил нож.

Софи невольно ахнула и сразу пожалела: звук отвлек Гранта. Он посмотрел в ее сторону, в тот же миг противник ловко вскочил и поднял руку, целясь прямо в грудь.

Теперь уже Софи истошно закричала и замахнулась вазой. Однако подойти ближе не успела: грабитель прижал Гранта к столу, схватил за горло, а свободной рукой приставил нож к лицу, целясь чуть ниже глаза.

Софи замерла. В такой ситуации она не осмелилась бы ударить – одно неосторожное движение, и Грант лишится глаза.

– Зря тратишь время, – произнес Грант. – Письма здесь нет.

– Письма? – переспросил чужак со странным акцентом. – Я Бахир, слуга султана Хаджи. Ты украл его камень.

Софи медленно опустила вазу. Султан? Камень?

За обедом у леди Фиби Грант рассказывал о визите во дворец в Смирне. В памяти всплыл загадочный ответ на вопрос брата: «Что ты делал все это время? » – «Похищал драгоценности, разумеется».

– Софи, – строго произнес Грант, – немедленно уходи отсюда.

– Пусть остается, – приказал Бахир. – Если не хочет, чтобы любовник умер.

Софи замерла. Человек мог прикончить Гранта одним, почти незаметным движением.

Ужас пришлось прикрыть высокомерным презрением. Оставаясь на месте, чтобы не вспугнуть убийцу, она заговорила как можно холоднее и увереннее:

– Освободите его. Мертвый он вам все равно ничего не отдаст.

Пристально взглянув на жертву, Бахир усмехнулся.

– Ишь какая храбрая. Должно быть, львица в постели, да?

Грант что-то яростно прорычал, сжал кулаки и едва заметно пошевелился, однако нож тут же вонзился в кожу.

– У тебя дело ко мне, так что оставь ее в покое.

Бахир сильнее сжал его горло.

– Аллах свидетель, приказываю здесь я. Верни «Глаз дьявола». Или простишься с собственным глазом.

Неожиданно в дверях послышался щелчок взведенного курка.

– Освободи господина немедленно, а то сейчас сам отправишься к своему Аллаху.

Софи обернулась и с облегчением увидела Рена. Маленький, но жилистый камердинер решительно нацелил в преступника пистолет.

Бахир тоже оглянулся. Воспользовавшись моментом, Грант схватил державшую нож руку и отвел от лица. Второй рукой нанес удар в челюсть. Завязалась борьба, и врагу каким-то образом удалось снова сжать горло Гранта.

Рен стоял, что-то бормоча, не решаясь выстрелить – ведь он мог ранить господина. Бросившись вперед, Софи подняла вазу и изо всех сил обрушила на лысую голову. На ковер полетели осколки.

Бахир рухнул на пол и остался лежать без движения.

Грант мрачно взглянул на него и опустился на колени, чтобы выяснить, жив Бахир или мертв. Рен подбежал к окну, снял плетеный золотистый шнур, державший штору, и подал хозяину. Тот связал руки пленника за спиной.

Поднялся и взглянул на слугу. Слов не потребовалось: Рен остался охранять добычу, а Грант подошел к Софи.

Выглядел он злым, решительным и совсем чужим. Герцогиня посмотрела на него с вызовом. Но заметив каплю крови у него под глазом, прошептала:

– Грант! О Грант! – И пальцем прикоснулась к ранке. Он нахмурился и отвернулся, избегая прикосновения, схватил ее за руку и потащил к двери.

– Тебе было приказано оставаться наверху. Немедленно едем домой, в Малфорд-Хаус!

Сопротивляясь, она оглянулась на лежавшего без сознания Бахира.

– Нет! Прежде вызови полицию и отправь бандита в тюрьму.

– Займусь этим позже.

Грант вывел ее в темный холл, а затем в коридор, к черному ходу. Здесь на стенах горели канделябры, мягко освещая светлый мраморный пол и нарядную мебель. Все вокруг выглядело таким будничным, таким спокойным и мирным.

Разрозненные кусочки мозаики наконец-то сложились в единое целое. Загадочные ответы. Шрам от пули. Нежелание рассказывать о прошедшем десятилетии. Признание нажитого богатства, которое он объяснял удачной игрой в карты.

Оказывается, Грант постоянно лгал. Обманывал ее самым бессовестным, наглым образом. У самой двери Софи высвободила руку и резко повернулась, чтобы посмотреть Гранту в лицо. И неожиданно увидела не близкого человека, а опасного незнакомца.

– Ты не собираешься отдавать Бахира в руки закона, – медленно изрекла она. – Боишься, что он расскажет магистрату об украденных у султана драгоценностях.

Грант молчал, обдумывая, что можно сказать, а о чем лучше умолчать.

– Всего одну драгоценность, – тихо произнес он. – Огромный, редкой чистоты рубин, который когда-то принадлежал царице Клеопатре. Камень носит название «Глаз дьявола».

Признание ошеломило Софи.

– Значит, ты действительно вор, – прошептала она. – He просто дразнил брата за обедом, а говорил правду.

– А вот это было ошибкой. Не думал, что правда когда-нибудь всплывет. – Грант взял Софи за руку и умоляюще заглянул ей в глаза. – Все в прошлом. Клянусь, не собираюсь продолжать прежние подвиги. Пожалуйста, поверь. Я забирал богатство только у тех, кто нажил его неправедным путем. Султан торговал опиумом, то есть практически убивал людей.

Грант пытался оправдать собственные действия. Надеялся, что возлюбленная простит преступления, как прощают невинные мальчишеские шалости. А она чувствовала себя оскорбленной, униженной и… разочарованной.

Софи вырвала руку и не терпящим возражения тоном скомандовала:

– Вернешь рубин Бахиру.

– Но у меня его нет. Продал в Риме агенту русского царя.

– В таком случае отдашь деньги, чтобы владелец смог выкупить камень.

– Слишком поздно. Кражу «Глаза дьявола» заказал царь. Он мечтал о рубине много лет и не уступит его ни за какую цену.

Софи вздрогнула от ужаса.

– Но если не вернешь драгоценность, – напомнила она, пытаясь придать голосу оттенок уверенности, – Бахир тебя убьет.

– Забудь о Бахире. С ним я разберусь.

– Что значит «разберусь»? Хочешь сказать, что убьешь его?

– Разумеется, нет. Всего лишь посажу на корабль и отправлю в Турцию. Больше он не вернется.

Грант выдержал ее взгляд. Софи захотелось броситься ему в объятия и простить все то, что он совершил. Но как можно ему доверять?

– Я не верю тебе.

– Ты же знаешь, что я не убийца.

Софи покачала головой.

– Думала, что знаю, однако ошиблась.

Да, теперь уже невозможно открыть правду о Люсьене. Нельзя позволить сыну оказаться в родстве с похитителем драгоценностей. Больше того, внезапно возник весомый повод раз и навсегда вычеркнуть Гранта из собственной жизни.

Изгнать и забыть – ради Люсьена.

Ледяным тоном Софи произнесла:

– Впредь твое появление в Малфорд-Хаусе крайне нежелательно. Держись подальше и от меня, и от моего сына. Иначе я вынуждена буду обратиться в суд.

Глава 22

13 декабря 1701 года

Вчерашний вечер оказался счастливейшим в моей жизни! Наконец-то мне довелось встретиться с Уильямом. Вот точный отчет о моем побеге. Надзирательнице после обеда стало нехорошо (наверняка от желчных мыслей). Она потребовала полного внимания Лэдди и еще нескольких слуг. К счастью, в суматохе обо мне начисто забыли.

Горячее сердце преодолело все препятствия. Быстрее ветра я надела пелерину и вырвалась в холодную тьму. Не думая ни о разбойниках, ни о ворах, поспешила по пустым улицам в меблированные комнаты, где живет возлюбленный.

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

– Зря вы не разрешили мне перерезать бандиту горло, – посетовал Рен. – Негодяй непременно вернется, вот увидите!

Серый свет утра резал глаза. Грант вошел в гардеробную и направился прямиком к умывальнику, чтобы сполоснуть лицо холодной водой. Голова раскалывалась от боли.

Вчера, поздно вечером, он отвез Софи домой. Потом вернулся к себе, забрал связанного Бахира и переправил в порт. Разыскал готовый отплыть в Константинополь корабль, заплатил капитану кругленькую сумму и получил обещание держать турка в трюме до прибытия на место.

Завершив операцию, вернулся домой и напился до беспамятства.

– Не могу убить человека, – мрачно ответил он и потянулся за полотенцем. – Еще не окончательно опустился.

А вот Софи считала, что окончательно. Смотрела холодными, недоверчивыми глазами. Возможно, она права. Во время схватки в кабинете ярость окончательно затмила разум: еще немного, и налетчику пришел бы конец. Но одно дело – убить, защищая собственную жизнь, и совсем иное – лишить жизни связанного, беспомощного пленника с кляпом во рту.

– Вот еще! – фыркнул Рен, подавая господину полотенце. – Я мог бы сам все сделать: отомстил бы за удар по голове.

Пульсирующая боль в висках обострилась. Как постыдно он ошибся в причине обыска в спальне и гардеробной! Оказывается, вовсе не Софи наняла вора, чтобы найти письмо Роберта. Всего-навсего Бахир разыскивал «Глаз дьявола». Он же прятался ночью в конюшне и украл коня. Гранта мучило раскаяние в ложном обвинении Софи. Она не убивала Роберта, а он до такой степени сосредоточил расследование на одной-единственной версии, что упустил все другие нити. Как только позволит голова, надо будет всерьез обдумать вопрос о невиновности герцогини.

– Такой кусок дерьма не должен жить на свете, – не стесняясь в выражениях, заключил Рен.

Грант и сам чувствовал себя дерьмом. Даже обильное возлияние не смогло стереть из памяти ужас и отвращение, с которыми Софи встретила известие о воровстве. Смотрела на него как на мерзкое пресмыкающееся.

«Впредь твое появление в Малфорд-Хаусе крайне нежелательно. Отныне держись подальше и от меня, и от моего сына, иначе я вынуждена буду обратиться в суд».

Грант отбросил полотенце, подошел к прессу для одежды и наугад вытащил рубашку.

– Вот свежая, накрахмаленная. – Рен протянул другую, белоснежную. – Сам гладил, пока вы спали. И привел в порядок кабинет.

Камердинер явно гордился собой. Грант взял рубашку.

– А который час?

– Скоро полдень.

– Боже милостивый! Почему же ты мне раньше не сказал?

– Пожалуй, прикажу подать вам крепкий кофе и сытный завтрак.

Верный слуга закрыл за собой дверь прежде, чем Грант успел предупредить, что при одной мысли о яичнице с ветчиной его тошнит.

Грант занялся бритьем. Сегодня предстояло продолжить допрос слуг в Малфорд-Хаусе. Особенно хотелось побеседовать с буфетчицей – той самой, которая предпочла упасть в обморок, едва услышав об ухаживании Эллиота. Если ей известно о кузене что-нибудь серьезное…

Бритва соскользнула, и Грант тихо выругался, прижав полотенце к свежей царапине на подбородке. Софи больше не желает видеть его в своем доме. Наверняка приказала Фелпсу не пускать его на порог. Разумеется, всегда можно прорваться силой. Или в крайнем случае воспользоваться служебным входом – с обратной стороны здания, через цокольный этаж.

Впрочем, не стоит этого делать. Теперь он целиком и полностью в руках Софи. При желании она обо всем расскажет тетушке и брату и навсегда погубит его репутацию.

В комнату вернулся Рен.

– А герцогиня не слишком обрадовалась, узнав, что вы вор, не так ли? Наверняка устроила вам хороший нагоняй. Как вы думаете, она выдаст вас полиции?

– Все равно ничего не добьется, – огрызнулся Грант, надевая бежевый жилет и застегивая пуговицы. – Преступления имели место за границей. Наше доблестное правосудие не станет утруждать себя расследованием событий, случившихся за пределами его юрисдикции.

Впрочем, разгневавшись без меры, герцогиня может использовать свой статус и убедить магистрат на некоторое время упрятать преступника в тюрьму. Неминуемо распространятся сплетни, и репутация тетушки Фиби окажется запятнанной.

– Полагаю, ее светлости ничего не стоит шепнуть пару слов премьер-министру или даже самому принцу-регенту. Если захочет, выгонит вас из Англии. Конечно, ваш брат и сам носит графский титул, поэтому никто не поверит, что вы способны похищать драгоценности. Так что отрицайте все подряд, и дело с концом.

Вот здесь-то и таилась проблема. Если Гранта вызовут на допрос, придется сознаться в краже «Глаза дьявола». Иначе окажется, что Софи солгала.

Подняв воротник, Грант принялся яростно завязывать галстук. Слово леди оспорить невозможно. Это старомодное правило поведения джентльмена гувернантка внушила ему еще в детстве. А совесть не позволит лгать под присягой. Интересно, ирония ситуации позабавит Софи?

Рен, скрестив руки на груди, наблюдал за господином.

– А вдруг герцогиня ограничится разговором с тетушкой?

Тетя Фиби разочаруется в нем. А ему легче стерпеть порку, чем выслушать выговор любимой родственницы. Она поддерживала его в трудные годы детства, а он оказался вором, преступником. Почтенной леди придется отказаться от непутевого племянника.

Рэндольф тоже обо всем узнает, и вопрос об опеке над семьей отпадет сам собой. Как и Софи, Рзнд не захочет доверить судьбу наследника банальному вору, не допустит, чтобы его доброе имя и честь Джейн оказались запятнаны преступлениями порочного сводного брата. Изгонит Гранта из своей жизни навсегда.

Эта мысль причинила боль.

– Давайте лучше я завяжу, а то еще задушите себя ненароком, – не выдержал Рен, глядя на господина. – Сядьте на стул и не сопротивляйтесь.

Одного взгляда в зеркало оказалось достаточно, чтобы убедиться в справедливости замечания: узел не получился.

– Только быстрее. Некогда рассиживаться.

– Вчера вечером опустошили графин в кабинете, не иначе? А теперь из-за собственной оплошности готовы откусить мне голову.

– Прости. Вот только скажи: с какой стати меня потянуло на воровство?

– Во-первых, чтобы раздобыть деньги. А во-вторых, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о герцогине.

Грант подумал, что вторую причину следовало поставить на первое место. После того как Софи унизила его отказом, отвергнутый любовник уехал в Рим, где и начал новую успешную карьеру. Все случилось в клубе, где мистер Чандлер своими глазами увидел, как ловкий мошенник расправился за карточным столом с одним безмерно пьяным старым графом. Целый месяц он следил за нечестивым игроком, пытаясь выяснить привычки и повадки. Обнаружилось, что мошенник старательно ублажает требовательную любовницу. Увидев, как тот покупает дорогое изумрудное колье, Грант под покровом ночи проник в дом и изъял подарок, пока в соседней комнате парочка предавалась любовным утехам.

Чандлер переключил внимание на более крупную добычу: нечистых на руку дельцов и тиранов разнообразного калибра и свойства. С годами в преступном мире континентальной Европы за ним укрепилась слава искусного вора, а сам он успокаивал совесть тем, что грабил лишь неразборчивых в средствах богачей. Ну и, конечно, грелся в лучах славы, принимая поклонение восхищенных отчаянной смелостью мужчин и внимание женщин, мечтавших разделить постель с состоятельным красавцем.

Так продолжалось вплоть до вчерашнего вечера, когда пришла пора расплатиться за грехи и усомниться в собственном бессмертии. Впервые за всю свою беспутную жизнь Грант испугался гибели.

Потому что любил Софи. Яркая откровенность чувства освещала и грела сердце.

Правда открылась в тот страшный миг, когда к глазу прижался конец ножа. Все мысли сосредоточились на герцогине: какой ужас переживет любимая, если станет свидетельницей расправы; какой ужас переживет он, если никогда больше ее не увидит. А еще мучило опасение, что даже если удастся выжить, Софи все равно не сможет забыть и простить прегрешений.

Рен наконец довел галстук до безупречного состояния.

– Может быть, вам стоит навестить герцогиню. Покаяться, подарить какое-нибудь украшение или еще что-нибудь в этом роде.

Подарок, купленный на краденые деньги. Да, успех окажется грандиозным. Но ведь Рен искренне хотел помочь.

– Пожалуй, – дипломатично согласился Грант.

Он схватил из рук камердинера вишневый сюртук, надел его на ходу, вышел из комнаты и направился к лестнице. Увы, даже бриллиантовое колье не сможет вернуть расположение любимой. Помочь способно лишь чудо.

Собственная глупость помешала ему завоевать ее сердце. Теперь уже Софи никогда не согласится выйти за него замуж. Даже в том случае, если поймет, что ждет ребенка.

Мысль подействовала подобно хорошо рассчитанному удару в голову. Ничто не смогло бы принести большей радости, чем семья – эта семья. Он воспитывал бы детей с любовью и теплотой, которых так и не познал сам. И не выпускал бы жену из объятий.

Самое время задуматься о собственном теплом гнездышке.

С верхней площадки лестницы Грант взглянул вниз, в холл. Возле открытой парадной двери стояла миссис Хауэлл, а на пороге маячила высоченная фигура Эннибала Джонса.

Мелькнула мысль скрыться из виду: отвечать на вопросы детектива с Боу-стрит вовсе не хотелось. Но, может быть, офицера привело вовсе не убийство Роберта.

Возможно, Софи уже сообщила о воровстве.

Боль переместилась из головы в грудную клетку.

Грант спустился в холл; увидев его, миссис Хауэлл присела в почтительном поклоне.

– Мистер Джонс просит его принять. Пригласить в кабинет?

– Лучше в утреннюю комнату.

Детектива впустили в дом, и хозяин приветствовал посетителя сдержанным кивком. Дверь в кабинет была закрыта, а потому невозможно было угадать, удалось ли Рену навести там порядок. Не стоило оповещать офицера полиции о том, что совсем недавно в этом доме связали иностранного подданного и с кляпом во рту погрузили на корабль, отплывавший к турецкому берегу.

– О, сэр, – окликнула Гранта миссис Хауэлл, едва он направился по коридору, – вам почта.

Она подала аккуратно сложенный и тщательно запечатанный сургучом лист бумаги. Почерк оказался незнакомым. Грант сунул письмо во внутренний карман сюртука.

Вместе с детективом он вошел в уютную комнату.

– Присаживайтесь, если желаете, – обратился он к детективу.

– Предпочитаю постоять, сэр.

– Как вам угодно.

Грант отвернулся от окна и прислонился плечом к раме.

– Излагайте суть дела, времени в обрез, – сказал Грант. Детектив в одной руке держал потрепанный блокнот, а другой сжимал огрызок карандаша.

– Я обнаружил потрясающую информацию, – сообщил сыщик, – непосредственно касающуюся вас, мистер Чандлер.

– А я вообще потрясающий парень. Во всяком случае, дамы не устают это повторять. Какой же из моих многочисленных подвигов достиг ваших ушей?

– Не подвиг, но факт, сэр. Причем, должен заметить, с трудом поддающийся объяснению. – Сыщик помолчал, словно нагнетая напряжение. – Оказалось, что вы знали об отравлении герцога Малфорда задолго до того, как магистрат получил анонимное письмо.

Грант застыл. Значит, сыщик не знает о том, что он вор.

– Полагаю, вы разговаривали с доктором Атертоном.

– Да, вчера представилась возможность задать ему несколько дополнительных вопросов. Он рассказал, что на прошлой неделе вы навещали его и сообщили о том, что его светлость скончался от мышьяка. – Джонс подошел ближе. – Хотелось бы услышать, каким образом вы получили информацию.

Грант пожал плечами:

– Всего лишь интуиция.

– Интуиция, сэр? Но Атертон сказал, что вы настаивали на данном утверждении.

– Доктор Атертон неправильно истолковал присущую мне решительную манеру поведения. К тому же только так и можно разговаривать с теми, кто находится ниже нас на общественной лестнице.

Джонс не проявил признаков обиды.

– Доктор Атертон заявил, что вы получили от герцога письмо, написанное на смертном одре. Герцог якобы сам написал о том, что его отравили.

Грант похолодел. К счастью, письмо надежно спрятано в банковском сейфе. Джонсу ни за что не удастся его обнаружить.

– Чепуха, – отмахнулся он. – Просто я подумал, что, если припугнуть лекаря письмом, он быстрее скажет правду.

Полицейский явно не верил. Словно учуявший лакомую кость бульдог, продолжал ходить вокруг да около.

– В таком случае, возможно, у вас имеются собственные причины подозревать герцогиню. Полагаю, ее характер прекрасно известен.

В душе Гранта страх боролся с гневом.

– Прошу прощения? – холодно уточнил он.

– Вы располагаете эксклюзивной информацией о ее светлости, – заключил Джонс с торжествующей улыбкой. – Видите ли, мистер Чандлер, мне удалось многое узнать о характере ваших взаимоотношений.

Софи вошла в библиотеку и опустилась на колени возле набитого книгами деревянного ящика, который недавно вернул Эллиот. Содержимое имело отношение к истории – в основном к истории Древнего Рима и Древней Греции. Надежды отыскать вторую тетрадь дневника Аннабел почти не оставалось, но герцогиня все же принялась разбирать книги.

Работа помогала отвлечься, а именно это сейчас и требовалось. Проворочавшись в постели всю ночь, она лишь на рассвете заснула тяжелым лихорадочным сном, а потом проспала почти до полудня. Разбудила горничная, чтобы сообщить о приезде мистера Рамзи. Софи быстро оделась и приготовилась начать расспросы о смерти Роберта.

Но когда герцогиня спустилась вниз, оказалось, что Эллиот отправился за покупками вместе с Хелен. Та, несомненно, надеялась уговорить кузена приобрести новый костюм для званого ужина. Расстроенная, Софи отправила дворецкого с поручением и теперь ждала его возвращения.

Она взяла в руки маленький пыльный томик. Стерев с него тряпкой пыль, она с трудом разобрала на корешке побледневшие от времени золотые буквы. Старинный сборник проповедей. Зачем Эллиоту понадобилась эта книга? Эту мысль сменила другая.

Грант оказался грабителем. Врывался в жилища, похищал ценности и таким способом нажил целое состояние. Да еще пытался оправдаться тем, что якобы воровал лишь у нечестных людей.

В то же время Софи изнывала от любопытства: так хотелось во всех подробностях узнать об опасных и захватывающих приключениях! Как ему удалось проникнуть во дворец турецкого султана, украсть «Глаз дьявола» и скрыться? Ведь для этого необходимо заранее раздобыть план и детально изучить все входы и выходы, в том числе и секретные. Больше того, драгоценный камень наверняка хранился в надежном сейфе под семью замками. Как удалось открыть сокровищницу? А шрам на руке откуда? Действовал ли Грант в одиночку или с подельниками? Конечно, Рен мог оказать помощь, но ведь он уже далеко не молод…

Софи обнаружила, что все еще смотрит на сборник проповедей. Сердце ее учащенно билось. Грант оказался закоренелым преступником.

Нечестивые деяния навлекли на него смертельную опасность. До конца жизни она не сможет забыть страшную картину: острие ножа в дюйме от глаза. Теперь ее будут преследовать ночные кошмары. А что, если Бахир вернется, чтобы довести дело до рокового конца?

Страх не отступал. Можно не одобрять поступки Гранта, но смерть – это невозможная, недопустимая расплата за прошлое. А если быть совсем честной, то в сердце ее все еще жила любовь. Ведь Грант… отец Люсьена.

А что, если она забеременела?

Признается ли она Гранту на этот раз? Разрешит ли вернуться в свою жизнь… законным супругом?

Размышления Софи прервал дворецкий.

– Ваша светлость, я привел девушку.

Софи подняла голову и за спиной Фелпса увидела переминавшуюся с ноги на ногу толстую молодую буфетчицу.

– А, Элис. Входи же!

Девушка сделала шаг и остановилась. Пышный белый чепец лишь подчеркивал унылую невыразительность простого лица и застывшую в глазах тревогу. Чересчур полная грудь с трудом умещалась в корсаже.

– Выполняй приказания герцогини! – строго напомнил дворецкий. – И не тяни время: в кухне много дел!

Нервно теребя складки серого платья, Элис поспешила войти. Фелпс с подозрением посмотрел ей вслед. Презрительно сжатые губы выражали неодобрение: разве можно допускать в верхние покои мелкую прислугу?

Высокомерие и грубость покоробили Софи. Старик становился поистине невыносимым. Пришла пора поговорить с Хелен о его увольнении.

– Спасибо, Фелпс, вы свободны.

– Позволите заметить, ваша светлость, что ее помощь необходима внизу…

– Я помню о сегодняшнем приеме, – холодно оборвала его герцогиня. – Да, кстати: мистер Чандлер не сможет приехать, так что вычеркните его имя из списка гостей. А теперь попрошу удалиться и плотно закрыть дверь.

Дворецкий бросил на буфетчицу настороженный взгляд, чинно поклонился и вышел из комнаты.

Пытаясь прогнать раздражение, Софи глубоко вздохнула. Молодая служанка смущалась и испуганно озиралась, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Казалось, одно неосторожное слово способно обратить ее в бегство.

– Иди сюда, – приветливо позвала госпожа. – Присядь на минутку.

– Сесть? Мне?

– Конечно. Здесь тебе будет удобнее. – Смягчив неожиданное приглашение теплой улыбкой, Софи подвела служанку к креслу у камина. Элис села на самый краешек.

Софи села напротив.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, ваша светлость.

– На каком же ты месяце, милая?

Элис вскочила.

– Миледи?

– Но ведь ты в положении, разве не так? Потому и упала вчера в обморок. – Софи всего лишь высказала предположение, однако реакция девушки подтвердила ее правоту.

Глаза девушки наполнились слезами.

– Прошу, не увольняйте меня, ваша светлость! Я могу работать! Обещаю! Только не выгоняйте на улицу! – Элис отчаянно зарыдала и спрятала лицо в складках передника.

– А я и не собираюсь. Кто отец ребенка?

– Не смею… не смею сказать…

– Мистер Эллиот Рамзи?

Элис зарыдала.

– Мистер Рамзи силой овладел тобой?

– Силой? Нет, что вы! Он джентльмен.

«Джентльмен». Нечего сказать, кузен тщательно выбирал жертву. Окажись он рядом, Софи с радостью разбила бы о его голову вазу.

– А ты сказала ему о своем положении?

Элис вздрогнула.

– Не смогла.

– За последние несколько месяцев ты сходилась с другими мужчинами? Скажи правду.

– Что вы, ваша светлость! Мама воспитала меня хорошей девочкой!

Софи поверила. Элис выглядела так, как и должна была выглядеть бесхитростная деревенская простушка. Негодяй Эллиот воспользовался беззащитностью!

О браке не приходилось и думать. А это означало, что будущее Элис покрыто мраком. Едва потеря невинности обнаружится, ни в один приличный дом ее не наймут.

Софи не могла не пожалеть бедняжку. Беременность должна проходить в радостном ожидании, а не превращаться в период ужаса и унижения. И все же как страшно, должно быть, оказаться перед неизвестностью и понимать, что будущее крошечного существа зависит лишь от тебя одной! Софи и сама могла оказаться в подобной ситуации. Снова…

Но она защищена богатством и привилегиями. Можно скрыться в огромном герцогском поместье и там ожидать рождения малыша. Да, придется столкнуться со сплетнями и открытым осуждением, но теплый кров и сытный стол никто не отнимет.

Устыдившись собственного эгоизма, Софи спросила:

– А ты уже решила, что будешь делать, когда беременность станет заметной? И потом, когда ребенок родится? Сможешь вернуться к родителям?

– Нет, мэм. Отец возьмет палку и отдубасит меня. – Сама того не замечая, Элис положила руку на живот. – Страшно за маленького.

Ответ все решил. Едва Эллиот вернется, Софи с ним поговорит.

– Не бойся, Элис. Непременно позабочусь и о тебе, и о ребенке. Даю слово.

В заплаканных глазах мелькнула искра надежды. Служанка упала на колени и почтительно поцеловала подол платья госпожи.

– О, ваша светлость! – воскликнула она сквозь рыдания. – Да благословит вас Господь!

– Моя поддержка имеет цену. Взамен надеюсь на твою помощь в одном важном деле.

– Да-да, мэм! Сделаю для вас все, что угодно!

– В таком случае подробно расскажи все, что помнишь, о том дне, когда смертельно заболел герцог.

Глава 23

13 декабря 1701 года (продолжение)

Уильям встретил меня с удивлением и обожанием. О, как же хорош он был в дорогом расшитом наряде! Сказал, что собирался уходить к друзьям, но с радостью изменит планы на вечер. Следующие несколько часов прошли словно в сладком сне. Мы говорили и говорили – обо всем и ни о чем. Целовались, осыпали друг друга ласками и… больше ничего не скажу, потому что даже воспоминания заставляют краснеть от счастья.

Самое прекрасное заключается в том, что возлюбленный получил небольшое наследство и теперь может позволить себе жениться. А потому планирует наш побег.

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

В Лондон Грант вернулся лишь к ночи. Увы, поездка в графство Суррей оказалась совершенно напрасной.

Усталый и раздраженный, он спрыгнул с высокого сиденья ландо, бросил поводья подбежавшему груму и по дорожке темного сада направился к дому. Весь обратный путь прошел в размышлениях о собственной глупости.

На месте раскопок Эллиота, разумеется, не оказалось. Мистер Рамзи уехал в город на званый ужин, о котором Грант совершенно забыл.

А забыл потому, что мысли сосредоточились исключительно на Софи. Слишком долго он сопротивлялся инстинктивным сомнениям в ее вине. Она не способна на убийство. Разговор о Рэндольфе окончательно открыл Гранту глаза. Как можно было подозревать герцогиню в злодействе? Разве такая чистая, безыскусная душа в состоянии таить ненависть?

А теперь он ее потерял. По собственной глупости.

Долгая дорога к римским развалинам позволила вдоволь поразмышлять. Хватило времени пересмотреть факты с точки зрения полной невиновности Софи.

Она вышла замуж за Роберта из-за богатства и аристократического титула, но теперь выяснилось, что испытывала к супругу искреннюю привязанность.

Порочные склонности Роберта давали повод к убийству, но к Джеффри Лэнгстону она отнеслась с уважением, хотя могла просто-напросто обвинить его и заподозрить в преступлении.

В анонимном письме кто-то обвинил герцогиню Малфорд в убийстве, но настоящий убийца мог искать козла отпущения или мстить обоим супругам. С этой точки зрения вероятными кандидатами казались Лэнгстон и Эллиот.

Софи знала, где хранится мышьяк, но это не являлось секретом еще для десятка обитателей дома, включая Эллиота и Хелен.

В день отравления Софи спускалась на кухню. Однако то же самое относится и к сестре, и к кузену убитого.

Поначалу Грант счел Софи виновной на том основании, что Роберт не поделился с ней подозрениями, но теперь стало ясно, что герцог тщательно оберегал супругу от всех неприятностей. Так, может быть, и в этот раз боялся, что правда окажется фактором риска, потому что убийца обратит на нее внимание?

Грант подошел к черному ходу. Сырая ночь пронизывала холодом, от которого не спасал даже теплый плащ. Да, в чем не приходилось сомневаться, так это в собственной безысходной глупости. Он упорно отказывался замечать все аргументы, говорившие о непричастности Софи к отравлению. И напротив, упорно обвинял ее всего лишь потому, что хотел думать плохо.

Оказалось, что даже спустя десять лет уязвленная гордость требовала утешения: где-то глубоко внутри все еще жила боль отказа.

Он уже не мог винить возлюбленную в стремлении к титулу и благополучию, потому что понимал собственную непригодность к семейной жизни. И тогда, и – даже в большей степени – сейчас.

Грант открыл дверь и вошел в дом. Теплый свет канделябров на стенах напомнил о трех счастливых вечерах, проведенных здесь в страстных объятиях Софи. Он жаждал соблазнения во имя мести. Хотел лишить ее способности жить без испытанного рядом с ним наслаждения. А заодно раз и навсегда освободиться от собственной одержимости.

Поднимаясь по лестнице, Грант пытался не замечать ноющей боли в груди. Намеревался найти душевное равновесие в признании невиновности Софи. Готовился поверить без доказательств, основываясь лишь на впечатлении.

Но Эннибал Джонс также подозревал ее в причастности к преступлению.

Во время разговора Грант едва не убил детектива. Когда Джонс намекнул на то, что знает об их близости, готов был броситься и, обвинив в слежке, задушить. К счастью, вовремя понял, что полицейский говорит о событиях десятилетней давности.

Эннибал Джонс считал, что мистер Чандлер скрывает от следствия улики и защищает герцогиню от преследования по закону.

Упорство офицера тревожило. Разумеется, собрать достаточные для ареста доказательства ему не удастся. Герцогский титул представляет собой отличную защиту, магистрат побоится совершить ошибку и потребует неоспоримых доказательств. Значит, Джонс не успокоится и продолжит расследование, отбросив в сторону все иные варианты. Точно так же как до недавнего времени поступал сам Грант.

А тем временем настоящий убийца расхаживает на свободе и, если судить по анонимному письму, стремится навредить Софи.

Именно поэтому Грант и решил отправиться на званый ужин – против ее воли. План заключался в том, чтобы затеряться среди гостей и внимательно понаблюдать за Эллиотом и Хелен. Опасаясь сцен, Софи, разумеется, не посмеет его выгнать.

А если на глазах у всех присутствующих назовет его вором?

Нет, на подобный безрассудный шаг герцогиня не способна. Слишком дорожит собственным достоинством, чтобы устраивать скандал. И слишком бережет репутацию.

Но что, если скандал все-таки произойдет?

Грант вошел в спальню. Здесь тоже горели свечи: наверное, Рен надеялся, что господину удастся заманить прекрасную даму в объятия. Он раздраженно сдернул с плеч сюртук и бросил на софу. Из внутреннего кармана выскользнул небольшой светлый прямоугольник.

Грант наклонился и поднял то самое письмо, которое миссис Хауэлл передала ему еще до разговора с Эннибалом Джонсом. Он решил, что это приглашение на светский прием, а после беседы с сыщиком забыл прочитать.

Сейчас, собравшись бросить конверт в камин, он мельком взглянул на почерк и остановился. Строчки показались неестественно прямыми, словно тот, кто писал, старался изменить почерк. Больше того, похожие на паучьи лапы буквы напомнили о посланном на Боу-стрит анонимном пасквиле.

Грант сломал печать и развернул листок. Послание оказалось чрезвычайно лаконичным. И все же пришлось прочитать его дважды, чтобы понять, о чем идет речь.

«Графиня Малфорд лжет и вам, и миру. Молодой герцог не состоит в кровном родстве с семейством Рамзи. Он ваш сын».

– Чудесное перевоплощение, правда? – промурлыкала Хелен.

Софи проследила за ее взглядом и увидела Эллиота. В парадной гостиной Малфорд-Хауса сидели, стояли и прогуливались занятые светской беседой гости – почти пятьдесят человек. Лакеи в голубых с золотом ливреях бесшумно скользили, держа в руках серебряные подносы с шампанским. Кузен стоял в противоположном конце большой комнаты в окружении кокетливо щебечущих дебютанток.

Действительно, сегодня археолог выглядел на редкость аккуратным и представительным. Редеющие каштановые волосы были аккуратно подстрижены и зачесаны назад. Темно-зеленый сюртук гармонировал с облегающими коричневыми панталонами. Туго накрахмаленный белый шейный платок выгодно подчеркивал загар. Мистер Рамзи выглядел истинным джентльменом, но явно был раздражен и чувствовал себя не в своей тарелке.

Способен ли он на убийство? Ответа на этот вопрос Софи не знала. Элис не сказала ничего, что могло бы вызвать подозрения.

– Ты совершила настоящее чудо, – заметила герцогиня, обращаясь к золовке. – И как только тебе удалось преобразить медведя за такой короткий срок?

Хелен лукаво улыбнулась. Если не замечать багрового родимого пятна на щеке, сегодня ее с полным правом можно было бы назвать красивой. Искусно причесанные пышные светлые волосы эффектно контрастировали с элегантным черным платьем.

– Очень просто. Оказалось, что достаточно лишь намека на то, что одна из вожделенных римских реликвий могла бы оказаться прекрасным свадебным подарком.

Наглость поразила.

– Но ведь чичестерские находки принадлежат Люсьену. Ты не вправе их отдавать.

– А я и не собираюсь. Успокойся, пожалуйста! – с легким раздражением в голосе воскликнула Хелен. – Всего лишь небольшая уловка в надежде подтолкнуть нашего старого холостяка в сторону алтаря. По-моему, ты тоже считала, что ему пора остепениться и обзавестись женой.

Софи действительно участвовала в организации званого приема в честь дня рождения кузена и не видела ничего плохого в попытках помочь Эллиоту познакомиться с приятными дамами. Даже сама внесла в список приглашенных несколько кандидатур, соответствовавших понятию «синий чулок». Сейчас одна из ученых леди – высокая, худая, строгая, в бесформенном коричневом платье – увлеченно беседовала с именинником.

Но после разговора с Элис молчаливая поддержка сводничества утратила всякий смысл. Сейчас уже казалось постыдным коварством навязывать ничего не подозревающим гостьям беспринципного грязного соблазнителя.

Едва кузен вернулся из поездки по магазинам в обществе Хелен, как Софи увела его в одну из комнат и прочитала лекцию относительно обязанностей по отношению к несчастной буфетчице. Эллиот пытался отрицать свою причастность к отцовству, спорил и горячился, однако, в конце концов, вынужден был дать обещание позаботиться о будущей матери и ребенке. Но с тех самых пор дулся и хмурился, словно мальчишка, которого слишком сурово наказали за кражу конфет.

Хелен не знала правды, и рассказывать ей о случившемся Софи пока не собиралась.

– Ах, мисс Мортон скучает в одиночестве, – всполошилась золовка, заметив дородную молодую даму в розовых оборках. – Надо срочно познакомить ее с Эллиотом. – Внимательный взгляд голубых глаз на мгновение вернулся к Софи и остановился на новом платье из темно-фиолетового, с бордовым отблеском, шелка. – Кстати, ты очаровательно выглядишь. Жаль, что к нам не может присоединиться мистер Чандлер.

Вместо того чтобы рассердиться, Софи приказала себе обрадоваться. Она ожидала суровой критики за то, что нарушала траур, а вместо этого услышала комплимент. И все же язвительное упоминание о Гранте ее покоробило. Не зная истинной причины, золовка радовалась его отсутствию.

Софи тоже радовалась. Ей не хотелось видеть Гранта. Как это ни трудно, она постарается забыть о нем.

К счастью, она узнала о том, что он вор и мошенник, еще до того, как рассказала Гранту, что он отец Люсьена, и согласилась выйти за него замуж, заподозрив, что она беременна.

Софи взяла с подноса проходившего мимо лакея бокал шампанского, с любезной улыбкой внедрилась в толпу гостей, разыгрывая роль гостеприимной хозяйки. К счастью, слухи о полицейском расследовании смерти Роберта еще не распространились. Как и предполагала Хелен, слуги оказались верными и хранили молчание.

Приветствуя знакомых и малознакомых, обмениваясь комплиментами и ничего не значащими, но приятными замечаниями, погрузившись в атмосферу благожелательности и дружеского расположения, Софи внезапно почувствовала, что за время глубокого траура успела соскучиться по светской жизни. И нынешний вечер оказался лучшим способом отвлечься от неурядиц и проблем, забыть о том, как прошли несколько последних вечеров, и не вспоминать о безумных, страстных любовных свиданиях с Грантом.

Боль в душе обострилась. Разум отказывался забыть, потому что… потому что она почти ждала, что, несмотря на запрет, мистер Чандлер появится в этой гостиной. Он ведь собирался допросить Эллиота и вряд ли прекратит поиски убийцы.

И вряд ли откажется от нее. Или откажется?

В дверях показалась опоздавшая пара, и настроение сразу поднялось. Софи радостно поспешила навстречу Каролине и ее супругу. Подруги обнялись, на миг погрузившись в сладкое благоухание духов и тепло взаимной симпатии.

– Дорогая Софи! – воскликнула графиня Белгроув, отстранившись. – Это ведь одно из тех платьев, которые мы выбрали вместе? Очаровательно! Прелестно! До чего же тебе идет глубокий благородный цвет!

Софи блаженно впитывала целебный бальзам дружбы.

– Каро! Как я рада, что ты наконец вернулась в город!

– А я счастлива оказаться здесь, – с улыбкой ответила графиня. – Представляешь, по пути из Уимблдона в карете сломалась ось и нам с горничной пришлось долго торчать на обочине! А когда я наконец приехала домой – должна признаться, что очень поздно, – оказалось, что Джеймс все еще в парламенте. – Она лукаво взглянула на мужа. – После недельного отсутствия хочется, чтобы супруг встретил с распростертыми объятиями.

Граф Белгроув галантно поцеловал затянутую в белую кружевную перчатку руку хозяйки. Представительный сдержанный джентльмен с темной, слегка подернутой сединой шевелюрой выглядел строгим, даже суровым – но только до того момента, пока не посмотрел на жену.

– Обсуждался важный законопроект, душа моя. Обещаю исправиться.

Супруги обменялись многозначительными взглядами. Они представляли прекрасную пару: высокий горделивый граф в сюртуке благородного темно-синего цвета и пухлая жизнерадостная Каролина в пышном платье из воздушного желтого шелка. Глядя на обоих, трудно было сдержать восхищенный и слегка завистливый вздох. Счастливый брак продолжался уже больше четверти века. Когда-то и Софи надеялась обрести взаимопонимание и любовь с Грантом…

– Непременно напомню об обещании, дорогой, – заметила Каролина. – Ну а теперь пройдись по залу и поздоровайся с гостями. А мы с Софи немного посплетничаем.

– Как прикажете, – согласился граф и, поклонившись, направился к группе увлеченных разговором джентльменов.

– Вовсе не хотела вас разлучать, – начала оправдываться хозяйка.

– О, не волнуйся, – махнула рукой Каролина. – Джеймс очень любит рассуждать о политике. С нами ему будет скучно. Может быть, тоже немного пройдемся?

Пока дамы неторопливо прогуливались, Софи с трудом сдерживалась, чтобы не поделиться переживаниями. Званый вечер не место для разговоров об убийстве и душевной буре.

– Расскажи, как прошел визит к вдовствующей королеве.

Каролина сморщила носик.

– Как и предполагалось: чинно, мирно и скучно. Милая старушка то и дело клевала носом во время разговора. Зато, пока сидела с ней, закончила вышивать наволочки. – Она бросила на Софи острый взгляд. – Надеюсь, тебе эта неделя принесла более яркие впечатления.

Если бы Каро знала!

– Пожалуй, даже слишком яркие, – ответила Софи. – Придешь утром? Есть о чем рассказать.

– Звучит весьма интригующе. Хоть намекни. Речь пойдет о неотразимом темноволосом джентльмене?

– Да, мистер Чандлер имеет некоторое отношение к событиям, но меня он больше не интересует.

– Неужели? Зато ты его интересуешь.

– Раньше интересовала. Но обстоятельства изменились.

Слегка нахмурившись, графиня посмотрела на подругу, потом обвела взглядом гостей.

– Судя по тому, как он на тебя смотрит, верится с трудом.

Разговор о Гранте резал по живому. Странно, почему Каролина, обычно чуткая, не сменила тему?

– За прошедшую неделю мы сблизились, но наши отношения прервались. Больше я никогда его не увижу.

– Хмм… ума не приложу, как тебе удастся это сделать.

Каролина снова посмотрела в сторону, потом перевела взгляд на подругу.

– Что ж, крепись, дорогая. Похоже, у тебя незваный гость. Если зрение меня не обманывает, мистер Чандлер направляется прямо сюда.

Сердце остановилось. Пропустило несколько ударов, а потом громко застучало, словно молот по наковальне.

Софи обернулась и увидела, что Грант весьма галантно прокладывает себе путь среди благородного собрания, то и дело останавливаясь, любезно улыбаясь, приветливо кивая и рассыпаясь в комплиментах. Несмотря на рискованную репутацию, он ни на миг не переставал быть младшим братом графа Литтона, и светское общество помнило красавца даже вопреки долгому отсутствию. Особенно заметно оживились дамы, а матушки зашептались, тотчас отметив появление нового завидного жениха.

Софи ощутила острый укол если не ревности, то собственнического чувства. Ей захотелось объявить во всеуслышание, что этот высокий, стройный, красивый мужчина не свободен – принадлежит ей и только ей.

Трудно было представить себе поступок глупее и неприличнее. Однако, несмотря на логику, все чувства внезапно ожили. Да, Грант действительно шел по залу. Несмотря на запрет, он приехал, чтобы вернуть ее расположение.

Она ни за что не согласится, не допустит, не позволит. Ни в коем случае! И все-таки…

Темные глаза обжигали даже издали. Вот Чандлер поклонился знакомой даме. Поговорил с группой джентльменов. Но внимание неизменно оставалось прикованным к Софи.

Пристальное, требовательное, острое внимание.

Глупая надежда потускнела и угасла. Ее сменило болезненное сознание надвигающейся грозы. Куда исчез тот обворожительный, соблазнительный красавец, которого она встречала в спальне?

Он скрывал источник внезапного богатства, а оказался похитителем драгоценностей, своим в круге жестких, безжалостных и неразборчивых в средствах преступников. Небольшое красное пятнышко под глазом напоминало об острие ножа. Грант опасен, ему не место в ее жизни и в жизни Люсьена. Набравшись наглости, он пренебрег запретом и вторгся в ее дом, нарушив покой званого вечера.

Грант Чандлер приближался к ней с ледяной решимостью во взгляде – так, словно с минуты на минуту ей предстояло держать ответ.

Софи гордо вздернула подбородок и прищурилась. Что ж, она тоже умеет вести себя высокомерно и холодно.

– Кажется, надвигается буря, – пробормотала Каролина. – Хелен тоже идет сюда.

Сестра Роберта действительно энергично рассекала толпу и подоспела одновременно с Грантом. Мистер Чандлер самым благородным образом раскланялся с дамами.

– Леди Белгроув. Ваша светлость. Леди Хелен. Что за удовольствие наслаждаться обществом трех самых прелестных особ!

– Мистер Чандлер, – прозвучал в ответ ледяной голос золовки, – ваш визит чересчур неожидан. Софи говорила, что вы не сможете осчастливить нас присутствием.

Грант бросил на Софи непроницаемый взгляд.

– Чистой воды заблуждение.

– С вашей стороны, – не удержалась от резкости Софи. Заметив интерес Каролины и Хелен, тут же осеклась и поджала губы. Она никогда не позволяла себе грубости. Так почему же рядом с ним всплывает все самое плохое?

И самое хорошее. О небеса, какое счастье он дарил…

– Сожалею, если мое присутствие доставляет неудобства, – заявил Грант. Подошел к Софи, и в тот же миг она ошеломленно почувствовала на обнаженной руке сильные пальцы. – А потому, герцогиня, нам с вами лучше поговорить наедине.

Глава 24

15 декабря 1701 года

Семнадцать дней до грандиозной свадьбы.

К моему ужасу, матушка считает дни, оставшиеся до великого бракосочетания с Малфордом. Сегодняшний день прошел в обществе родителей и надзирательницы: вместе мы пытались решить, как лучше рассадить две сотни гостей. Голова раскалывается! До чего же захотелось крикнуть, что я ни за что не стану герцогиней! Выйду замуж за Уильяма, буду жить в его уютной квартирке и приглашать к обеду не больше десятка гостей!

Бегство должно состояться сразу после Рождества. Долгое, мучительное ожидание!

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Софи очень не хотелось оставаться наедине с Грантом.

– Нам не о чем говорить, – сказала она. – Но поскольку вы уже здесь, официант поставит еще один прибор.

– И все же я хотел бы сказать вам несколько слов наедине. Если, конечно, леди позволят.

Напоследок Софи успела заметить неодобрительное выражение на лице Хелен и заинтересованный взгляд Каролины, а затем Грант увлек ее к двери. Кое-кто из присутствующих обратил на пару пристальное внимание, однако мистера Чандлера сплетни ничуть не смутили. Спустя несколько секунд он уже вел свою даму по просторному пустому коридору, и шаги гулким эхом отдавались на белом мраморном полу.

Многочисленные канделябры освещали хмурое лицо.

Грант не просто сердился. Он кипел от ярости.

Интуиция подсказывала Софи, что извержение вулкана не имеет ни малейшего отношения к расследованию убийства. Оставалось лишь одно…

Грант опустил руку в карман, вытащил листок бумаги и сунул ей в руки. Потом принялся мерить шагами комнату.

Софи взглянула на сложенное письмо. Имя и ацрес были выведены аккуратным незнакомым почерком. Что же внутри? Почему он молчит? Недоброе предчувствие шевельнулось в душе.

Дрожащими пальцами Софи развернула письмо и стала читать.

«Графиня Малфорд лжет. Молодой герцог не состоит в кровном родстве с семейством Рамзи. Он ваш сын».

Слова поплыли перед глазами.

– Ну, герцогиня? Что скажете в свое оправдание?

– Я…

– Продолжай! В твоем распоряжении было целых десять лет. Вполне достаточно для того, чтобы придумать самую красивую историю.

Помолчав несколько секунд, Софи едва слышно прошептала:

– Да, это правда. Люсьен… твой сын.

Грант резко отвернулся, нервно провел ладонью по волосам, посмотрел ей в глаза.

– Что за нелепость! Почему ты мне ничего не сказала?

Этот вопрос Софи задавала себе не один раз.

В глазах Гранта она прочла боль, страдание, тоску. Оказывается, она нанесла ему тяжкий удар.

– Прости… мне, право, жаль.

– Жаль. – Чандлер медленно покачал головой. – Но я же спрашивал, не беременна ли ты. И ты солгала. Отвергла мое предложение, а вместо этого вышла за Роберта с его титулом. Даже не спросив, не посоветовавшись, позволила другому человеку воспитывать моего сына.

– Пожалуйста, постарайся меня понять, – прошептала Софи. – Я была совсем юной… испугалась, растерялась. И… и уже начала рассказывать тебе… вчера, на лестнице.

– Вчера? – скептически переспросил Грант. – Всего-то спустя десять лет.

Скомкав письмо, Софи подошла ближе.

– Но ты ведь не хотел жениться. – Голос Софи дрогнул. – Сказал, что не можешь позволить себе жениться, но теперь обязан. Я запомнила каждое слово. Ты чувствовал себя пойманным, обманутым.

Грант посмотрел недоверчиво, отстраненно, холодно.

– Да, ты права. Я действительно проигрался и погряз в долгах. Но ты должна была мне поверить. Я нашел бы способ содержать и тебя, и Люсьена.

– Какой способ? Воровство? – Услышав собственные слова, Софи пришла в ужас. Несправедливо было полагать, что, оставшись в Лондоне, он занялся бы тем ремеслом, которому посвятил прошедшие десять лет.

– Да, я действительно воровал драгоценности, но ни разу в жизни не украл ребенка.

Грант прав. Как же он ее сейчас презирает, как ненавидит! Софи с трудом сдерживала слезы.

– Так, может быть, ты и Роберта обманывала? – произнес Грант, помолчав. – Как только он узнал, что его наследник – чужой ребенок, ты и решилась на отравление? Потому что боялась потерять наследство?

Софи смотрела на Гранта не в силах произнести ни слова.

– Не думаешь же ты… – наконец выдавила она.

– Что ты запросто избавилась от неудобного мужа? Версия весьма правдоподобна. Твой сын сразу стал герцогом, а ты получила и титул, и огромное состояние. Интересно, что сказал бы по этому поводу Эннибал Джонс?

– Ошибаешься. Роберт с самого начала все знал. Мы так и не консумировали брак. Никогда, ни разу.

Грант долго молчал.

– Значит, на этот счет ты тоже солгала. Или лжешь сейчас.

– Я пошла к Роберту сразу, как только узнала о своем состоянии. Рассказала ему о том, что случилось, и он сделал мне предложение. Поступил, как самый настоящий, самый верный друг.

– Очень жаль, что его здесь нет и твою ложь некому опровергнуть.

– Неужели ты подозреваешь меня в убийстве?

– Все очень просто. Умирая, Роберт написал мне письмо. Сообщил, что кто-то из близких его отравил. Я сразу заподозрил тебя.

– Ты получил письмо? От Роберта? Он знал?..

– Да. Умолял меня вернуться в Лондон. Но когда письмо дошло, было уже слишком поздно. Но я все-таки приехал. Специально для того, чтобы тебя разоблачить.

Оказывается, все это время Грант считал ее убийцей. Даже соблазняя, искал доказательства преступления. Считал ее виновной даже раньше, чем…

Софи подняла глаза.

– Значит, это ты написал письмо в магистрат? Надеялся, что сыщики помогут собрать свидетельства моей виновности?

Грант нахмурился.

– О Господи, конечно же, нет. Напротив, пытался отвлечь от тебя полицейских.

– Но… почему? – холодно спросила Софи. – Полагаю, ты обрадовался бы моему аресту.

– Существуют и другие формы наказания.

Что он имеет в виду? Уж не собирается ли сделать ее своей любовницей?

Чтобы уйти от опасной темы, Софи заметила:

– Очевидно, не ты один стремишься обвинить меня. Кто мог написать то письмо? И вот это? – Она показала скомканный листок.

– Не знаю. – Грант взял записку, аккуратно расправил, сложил и спрятал во внутренний карман. – Но непременно выясню.

Она попыталась предположить, кто мог догадаться об истинном происхождении Люсьена. Хелен? Эллиот? Может быть, кто-то из них увидел отца и сына рядом и сразу понял, в чем дело? Или Джеффри Лэнгстон?

О Господи! Неужели этот человек намеревался бросить тень на Люсьена?

Софи решительно поднялась.

– Можешь расследовать и исследовать, сколько душе угодно. Скрывать мне нечего. Но сказанное вчера остается в силе. А потому попрошу держаться как можно дальше и от меня, и от моего сына.

– Люсьен – мой сын. Ты отказала мне в праве быть его отцом. Но я этого не потерплю.

– А если вернется Бахир? Или всплывет другой разбойник из твоего темного прошлого? Рядом с тобой Люсьен тоже окажется в опасности. Этого я не позволю.

– Не знаю, каким образом Бахиру удалось меня выследить, но твердо обещаю: других бандитов не будет. Я всегда тщательно соблюдал секретность.

– А что, если снова окажешься без денег? Вернешься к воровству? И тогда появятся новые мстители с ножом возле глаза или пистолетом у виска?

Грант нетерпеливо взмахнул рукой.

– Оставь, ради Бога. Я же сказал вчера, что с этим покончено.

Однако Софи не собиралась сдаваться и не хотела уступать уговорам. А если бы вчера вечером Люсьен оказался в его доме и стал невольным свидетелем нападения?

– Прости, Грант. Очень сожалею, но выбора нет. Я должна защищать сына.

– Что ж, есть о чем сожалеть. Ты была рядом с мальчиком целых девять лет. Теперь настала моя очередь.

– Ты не можешь отобрать у меня мальчика. Суд тебе не позволит.

– Не собираюсь обращаться в суд. В отличие от тебя считаю, что ребенок принадлежит обоим родителям. – Грант подошел к ней. – Мужайтесь, герцогиня. Нам с вами придется вступить в запоздалый брак.

Во время обеда Грант ни на секунду не выпускал Софи из виду. Она восседала во главе стола и любезничала с гостями, словно ровным счетом ничего не произошло, словно он только что не сломал ей жизнь. Даже ни разу не взглянула в его сторону.

Грант сидел в середине длинного, покрытого белой скатертью стола – слишком далеко, чтобы слышать, о чем она говорит. Сам же он беседовал о лошадях с соседом справа. Лорд, чье имя Грант никак не мог вспомнить, без умолку толковал о родословных, выгулах, седлах, аукционах и ипподромах, а Гранту оставалось лишь с умным видом кивать и время от времени поддакивать. Подобное времяпрепровождение позволяло украдкой следить за Софи.

В ярком сиянии множества люстр нежная кожа герцогини переливалась, словно жемчуг. Собранные в пышную прическу яркие волосы оттеняли утонченную красоту лица и шеи. Более смелый, чем обычно, вырез привлекал внимание к очертаниям восхитительной груди.

Она принадлежала ему. Ему и никому больше. Кроме него, к ней не прикасался ни один мужчина. Даже несмотря на злость, сознание абсолютного обладания наполнило Гранта радостью и желанием снова и снова подтверждать свое абсолютное право.

Но Софи заслуживала наказания. Одурачила его самым жестоким образом. Из всех мыслимых грехов разлука с сыном казалась самым тяжким. А сейчас сидела и как ни в чем не бывало улыбалась какой-то пожилой леди. Спокойные уверенные манеры ни малейшим намеком не выдавали той бури, которая должна была бушевать в ее душе.

Разоблачение тайны потрясло герцогиню. Он застал ее врасплох. Однако она не испытала тот шок, который испытал он.

Люсьен – его сын. Родной сын.

Грант с трудом сдерживал слезы. Он не видел сына младенцем, не видел, как сын учился ходить. Эта мысль причинила Гранту страдание.

Грант погрузился в воспоминания. Блаженные объятия, отдых после бурного порыва страсти. Жестокое осознание утраты невинности – по его вине. Несмотря на репутацию отчаянного повесы, он прекрасно понимал неприкосновенность девственной чистоты. Понимал и все-таки поддался бешеному взрыву желания. Подобного чувственного напряжения не доводилось испытывать ни с одной из многочисленных подруг.

Наверное, потому слова и прозвучали слишком резко. Просто на время выпало из памяти то немаловажное обстоятельство, что женщинам необходимы ласковые речи и романтические поступки. Но чудовищность собственного деяния лишила Гранта рассудка. Он действительно испугался, сможет ли обеспечить молодой супруге достойную жизнь. А Софи наверняка понимала значение данного обстоятельства.

– Вы упорно игнорируете меня, мистер Чандлер, – шутливо упрекнула его леди Белгроув. – Совсем забыли о манерах.

Грант посмотрел на соседку слева и понял, что подруга Софи все поняла. Проницательная улыбка на милом, хотя и некрасивом лице ясно говорила, что его внимание к хозяйке не осталось для нее тайной.

Не приходилось сомневаться в том, что Каролина не случайно села рядом с ним за столом. Ее интересовали отношения Гранта с герцогиней. Во время нескольких первых блюд она без устали задавала завуалированные вопросы о планах на будущее, благосклонным взглядом и железной хваткой напоминая тетушку Фиби.

– Простите, – галантно извинился Грант. – Чересчур увлекся беседой о конных аукционах с лордом…

– Каррингтоном, – насмешливо подсказала леди. – Вы сегодня и впрямь не на шутку рассеянны. Да и Софи тоже. Вернувшись к гостям, бедняжка выглядела ужасно бледной.

Грант поднес к губам бокал с вином. Пока что удавалось ловко увиливать от вопросов и комментариев леди Белгроув, но, возможно, не стоило этого делать. Намек на правду мог бы помочь в достижении цели.

– Если честно, – сообщил он тихо, – герцогиня взволнованна. Так нередко случается с дамами, которым предлагают руку и сердце.

Графиня, только что наслаждавшаяся шоколадным десертом, уронила ложку. Лицо осветилось искренним восторгом.

– Правда? – Она посмотрела на Софи, и улыбка тут же побледнела. – Но она ведь не отказала, правда?

Почти отказала.

– Разумеется, она согласилась. Но пока мы решили не объявлять о помолвке.

– От меня эту новость никто не узнает. Полагаю, намерены дождаться окончания траура?

Шум множества голосов и звон посуды скрывали разговор от других гостей, но Грант все-таки перешел на шепот.

– Вообще-то собираемся пожениться как можно скорее, по специальной лицензии. Не хочу тянуть, не могу больше жить без Софи. Однажды я потерял ее, но больше такой ошибки не совершу.

Леди Белгроув улыбнулась, однако не слишком поверила в романтическую сказку.

– Вам очень повезло, мистер Чандлер. Софи – доброе, любящее создание. Надеюсь, вам удастся полностью посвятить себя семье и подарить ей счастье.

Он готов получать наслаждение. Но можно ли говорить о преданности? Сердце болело от сознания украденного у него детства Люсьена. Потерянные девять лет не вернешь.

Грант подарил леди Белгроув самую непогрешимую из своих улыбок.

– О, на этот счет не волнуйтесь! Окружу Софи заботой и любовью.

– И Люсьена тоже, – серьезно напомнила графиня. – Простите за прямоту, но о нем тоже нельзя забывать. Некоторые мужчины не готовы воспитывать чужого ребенка.

Грант замер с бокалом в руке. Господи, знала бы Каролина, как жестоко обманула его Софи.

– Я считаю Люсьена собственным сыном. Не забывайте, что Роберт назначил меня его опекуном.

Леди Белгроув внимательно взглянула на Гранта и удовлетворенно кивнула. Ее глаза засветились радостью. Она подняла бокал и подтвердила:

– Желаю счастья Софи, вам и Люсьену.

Грант больше не мог думать о счастье. Подавив желание смотреть на Софи, он перевел разговор на семью графини, и Каролина принялась с энтузиазмом рассказывать о трех сыновьях, двое из которых уже жили своими семьями, а третий учился в Итоне. Грант с удовольствием слушал и все же не переставал думать о своем.

Теперь стало ясно, почему Роберт выбрал в опекуны именно его. Герцог знал правду. Софи не солгала мужу, так что обвинения Гранта оказались напрасными. Он говорил в ярости, стремясь обидеть Софи так же, как она обидела его. И заставить ее выйти за него замуж.

Она спросила, как он мог подозревать ее в убийстве.

А он и не подозревал. Несмотря на обман, верил в ее невиновность. Настоящий убийца написал два анонимных письма: в первом обвинил герцогиню в отравлении Роберта, а во втором сообщил правду о Люсьене. Кто же он? Джеффри Лэнгстон? Или кто-то из своих, близко знавших Софи? Леди Хелен? Эллиот?

Оба сидели слишком далеко, чтобы можно было с кем-нибудь из них завязать разговор. Казалось, этот вечер никогда не кончится. Терпение Гранта было на пределе. После ужина общество не разделилось, как обычно, на две половины – леди и джентльменов, а устремилось в гостиную, где дамы принялись наперебой демонстрировать искусство владения клавикордами.

Грант ждал удобного момента, чтобы поговорить с Эллиотом наедине. Однако того окружала стайка смеющихся кокетливых дебютанток, которыми искусно дирижировала вездесущая леди Хелен. Судя по рассеянности и зевоте, герой дня устал от всеобщего внимания. Но пробиться к нему удалось лишь после того, как гости начали разъезжаться.

В этот момент в дверях гостиной показался лакей и что-то тихо сказал госпоже. Софи взглянула на Гранта, пошепталась с Хелен и поспешила в коридор.

Грант, мгновенно забыв об Эллиоте, последовал за ней. Догнал на лестнице, сжал тонкую руку. Софи подняла глаза, и в душе вновь проснулось гордое чувство обладания. Она станет его женой. Наконец-то.

– Куда ты идешь? – поинтересовался он.

– Люсьену нехорошо. За мной послала мисс Оливер.

Неожиданное известие ошеломило.

– Я с тобой.

– Всего лишь расстройство желудка, так что можешь не беспокоиться.

Замечание рассердило Гранта. Неужели она опять пытается отстранить его от сына?

– Никакого беспокойства, герцогиня. Пойдемте.

Софи кивнула:

– Сюда. – Она свернула в просторную полутемную комнату, освещенную лишь небольшой свечой на столе и неярким пламенем камина. В сумраке виднелся контур детской лошадки, вырисовывались очертания мебели. На стене темнела полка с книгами. На широкой кровати, под балдахином, Люсьен выглядел совсем маленьким. Глаза закрыты. Казалось, мальчик спит.

Мисс Оливер бросилась к госпоже, не скрывая тревоги.

– Ваша светлость, простите, что отвлекаю вас от гостей, но вам лучше побыть здесь.

Софи похлопала взволнованную гувернантку по руке.

– Спасибо за то, что позвали. Как он?

– Недавно снова уснул. А полчаса назад бедняжка проснулся со слезами и стонами. Несколько раз его вырвало. Теперь ему немного лучше.

Софи присела на край кровати, а Грант подошел с другой стороны. Люсьен лежал на боку с закрытыми глазами. Софи пощупала его лоб.

– Жара, кажется, нет, – прошептала она, обращаясь к мисс Оливер.

Софи положила пальцы на тонкое запястье.

– Пульс учащенный, – сказала она и обратилась к гувернантке: – Что Люсьен ел на ужин?

– Как обычно, – ответила мисс Оливер. – Любимая еда герцога: тосты с сыром и чашка молока.

Взгляд Гранта упал на хрустальный стакан, стоявший на прикроватном столике.

– Люсьен пил из этого стакана? – спросил он. Мисс Оливер покачала головой:

– Нет. Герцог, как обычно, пил из своей любимой чашки.

– А стакана вы не видели? Точно?

– Абсолютно точно, сэр, – подтвердила гувернантка. – Его светлость ужинает или в классной комнате, или внизу, на кухне. А сюда ему разрешается приносить только воду.

Грант выразительно посмотрел на Софи. Продолжая сидеть на кровати, она ответила понимающим взглядом, словно поддерживая молчаливый разговор. Застывший в зеленых глазах ужас тут же передался ему, пробудив в душе острое подозрение.

Яд.

Невозможно.

И все-таки яд.

Кто-то хочет смерти Люсьена.

Почти импульсивно Грант поднял стакан и принюхался. Пахнет молоком. Но, изучив яды, Грант знал, что мышьяк не имеет запаха, а густая жидкость способна замаскировать легкий привкус.

Справившись с паникой, Грант поставил стакан на стол и требовательно посмотрел на гувернантку. Та стояла в тревоге и полной растерянности.

– Кто заходил вечером в детскую?

– Никто, здесь была только я. Лакеи и горничные заняты обслуживанием гостей. Но, укладывая молодого герцога в постель, я не заметила стакана.

– Я тоже, когда заходила поцеловать сына на ночь. Это стакан из парадного хрустального сервиза.

– А вы провели вечер в своей комнате? – обратился Грант к гувернантке.

– Да. Немного почитала и уснула. Примерно около десяти.

Часы показывали первый час. Убийца располагал достаточным количеством времени, чтобы принести стакан молока с ядом. К счастью, Люсьен выпил меньше половины.

Грант начал лихорадочно вспоминать. Эллиот однажды вышел из-за стола, якобы по нужде. Хелен тоже на некоторое время исчезла. А стакан был изъят из того сервиза, который стоял на праздничном столе.

– Клянусь, ничего не слышала. – Гувернантка в ужасе посмотрела на ребенка. – Если случилось что-нибудь плохое, никогда не смогу простить себе недосмотра.

А Грант никогда не сможет простить себе беспечности.

– Немедленно пошлите лакея за доктором Атертоном. И попросите подняться леди Белгроув, если она еще здесь. А если уже уехала, пошлите кого-нибудь за ней.

– Слушаюсь, сэр.

Едва мисс Оливер выскользнула из комнаты, Софи вопросительно взглянула на Гранта.

– А Каролина зачем?

– Люсьену нельзя ни минуты оставаться в этом доме, – тихо ответил он. – По соседству будет гораздо безопаснее. А мисс Оливер сможет за ним приглядывать.

– О Господи! – Софи закрыла лицо ладонями. – Кто же мог это сделать? Кто?

Грант угрюмо обдумывал два варианта. Во-первых, чопорная Хелен, если догадалась о том, что Люсьен – его сын, а вовсе не наследник герцогского рода. Во-вторых, одержимый Эллиот, готовый на все ради археологических находок из Чичестера.

Он готов удушить обоих. Едва сознавая, что делает. Грант подошел к Софи. Взгляды их встретились.

Спустя мгновение Софи оказалась в его объятиях, спрятала лицо у него на груди и заплакала.

– Это не я, Грант! Клянусь!

– Знаю. И верю. – О небеса! Как же чудесно ошущать ее близость! Вдыхать теплый аромат волос, чувствовать мягкую податливость тела!

– Все обойдется, Люсьен выпил слишком мало, чтобы опасаться тяжких последствий.

– Будем молиться, чтобы так оно и случилось, – с надеждой прошептала Софи. – Может быть…

Люсьен тихо застонал. Оба тут же бросились к кровати. Темные ресницы задрожали, и мальчик открыл глаза. Бледное лицо озарилось улыбкой.

– Мистер Чандлер. Я так мечтал, чтобы вы меня навестили.

Грант едва не расплакался. Хотелось объясниться в любви, пообещать заботу и защиту.

– А я был внизу, на празднике. Вместе с твоей мамой.

Софи нагнулась и заботливо убрала со лба влажную прядь.

– Как ты себя чувствуешь, милый?

– Очень болел живот. Но сейчас уже лучше.

Не сводя с сына глаз, в которых блестели слезы, Софи сжала его в объятиях.

Грант опустился на край кровати.

– Слушай-ка, парень. Случайно не вспомнишь, откуда здесь взялся вот этот стакан?

Люсьен озадаченно посмотрел на стол.

– Не знаю… я спал… кто-то похлопал меня по плечу. Тогда я проснулся и увидел молоко.

Грант и Софи переглянулись. Убийца специально paзбудил мальчика.

Софи беззаботно улыбнулась:

– Может быть, поиграем в приключения? Можно провести ночь в доме леди Белгроув. Тебе же всегда нравилась комната Филиппа.

Люсьен заколебался.

– А мистер Чандлер тоже туда поедет?

– Нет, милый, это вряд ли получится…

– Я тебя отвезу, – перебил ее Грант. – Потом отлучусь, чтобы закончить кое-какие дела, и, если хочешь, вернусь. И буду спать в твоей комнате на раскладной кровати. Как тебе такое приключение?

В глазах Люсьена мелькнул восторг.

– Правда?

– Правда. – Чувствуя на себе внимательный взгляд Софи, он добавил: – Не волнуйся, я буду рядом с тобой. Всегда.

Глава 25

20 декабря 1701 года

13 дней до грандиозной свадьбы.

Сегодня Малфорд преподнес предрождественский подарок: крошечную желтую птичку с далеких Канарских островов. Она сидела на жердочке в золоченой клетке и пела так восхитительно, что я забыла обо всем на свете, а когда герцог поцеловал меня, не только позволила ему вольность, но даже ответила на поцелуй!

Да, я самая распущенная на свете женщина. Разве можно обещать себя двоим? Как предать Малфорда? И Уильяма тоже?

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

– Не верю, – упрямо повторила Хелен. – Все дети время от времени болеют.

В полумраке библиотеки Софи пристально вглядывалась в лицо золовки, пытаясь обнаружить признаки вины, однако видела лишь раздраженный скептицизм. Гости разъехались, Люсьен благополучно перебрался в соседний дом, под крылышко Каролины, а Грант, не обращая внимания на протесты, сурово потребовал немедленного присутствия Хелен и Эллиота.

Мистер Чандлер стоял возле камина, положив руку на мраморную полку. Кузен и кузина сидели рядышком на диване, а Софи устроилась напротив на стуле. Хелен все еще оставалась в элегантном черном платье и выглядела, как всегда, безупречно. Эллиот успел переодеться в потертый зеленый халат. Сидел без ботинок, в одних лишь коричневых носках, причем из одного носка выразительно торчал палец.

– Согласен, действительно полная нелепость, – мрачно и ворчливо поддержал он. – Рано утром мне необходимо вернуться в Суррей, а я так устал…

– Никуда не поедете, – заявил Грант. – Будете сидеть в этом доме до тех пор, пока не выяснится, кто поставил у постели Люсьена стакан с отравленным молоком.

– Силой не удержите, – огрызнулся Эллиот. – Без меня рабочие раскопают не там, где надо. Из-за этого нелепого ужина я потерял целый день.

– Ну-ну, – тут же успокоила его Хелен. – Не переживай. Ты пользовался колоссальным успехом у дам. Если задержишься в городе еще на несколько дней, непременно приглашу на чашку чая тех, кто тебе понравился. Кого выберешь? Леди Камиллу? Или, может быть, мисс Пул?

Эллиот взглянул на кузину так, словно у той выросла вторая голова.

– Можешь не беспокоиться. Все эти глупые кокетки не в состоянии отличить лопату от киркомотыги. О чем с ними разговаривать?

– Дорогой кузен, только подумай: хорошая жена сможет скрасить твою жизнь и составить интересную компанию после рабочего дня. Тебе уже сорок, давно пора найти себе пару.

Несколько секунд Эллиот молча смотрел на Хелен и вдруг вскочил.

– Что ж, так и сделаю. Женюсь на Элис.

Восклицание отвлекло Софи от печальных мыслей. Она удивленно вскинула голову. Это имя носила лишь одна из знакомых женщин. Судя по всему, то же самое подумала и Хелен, потому что явно онемела от изумления: губы беззвучно двигались, а руки нервно теребили складки пышной юбки.

– Ты имеешь в виду буфетчицу Элис? – уточнила Софи.

– Именно ее, – воинственно подтвердил Эллиот. – Девушка привыкла к простой, безыскусной жизни. Совсем не такая, как все эти пустышки, у которых на уме лишь ленточки да рюшечки. Уж она-то не откажется жить в маленьком домике возле раскопок.

Грант переступил с ноги на ногу.

– Ваши матримониальные планы в данный момент не очень актуальны. Хотелось бы узнать, кто из вас двоих поднимался вечером в детскую.

– Буфетчица? – воскликнула Хелен.

Эллиот повернулся. На высушенном солнцем и ветром лице вспыхнула злорадная улыбка.

– Именно так. Мы с ней замечательно подходим друг другу. Сам не понимаю, как раньше не догадался. Элис не болтает без умолку. Не сходит с ума по нарядам и побрякушкам. А когда родится ребенок, будет при деле.

– Ребенок? – переспросил Грант.

– Ребенок? – воскликнула Хелен.

– Еще до Нового года Эллиот станет отцом, – пояснила Софи и, обращаясь главным образом к Гранту, добавила: – Поэтому девушка и упала в обморок, едва ты начал ее расспрашивать.

Герцогиня снова посмотрела на Элиота и постаралась представить, как он мирно сидит у камина рядом с простой, некрасивой, но спокойной и тихой женой, которая усердно вяжет теплое детское одеяльце. Картина достаточно причудливая, и все же…

– А ты уверен, что Элис захочет выйти за тебя замуж?

Неожиданный вопрос явно застал врасплох. Обычная самоуверенность заметно поблекла.

– Я…э…

– Захочет? – возмущенно переспросила Хелен. – Да эта выскочка с радостью ухватится за представившуюся счастливую возможность! Сама небось и науськала его!

– Попрошу выбирать выражения, – строго произнес Эллиот. – Не забывай, что говоришь о моей будущей жене. И твоей невестке, пусть и двоюродной!

Хелен так побледнела, что родимое пятно на щеке показалось совсем темным. Она вскочила и едва не бросилась на кузена с кулаками.

– Не смей заключать этот неприличный брак! Опозоришь семью! Не собираюсь становиться посмешищем!

– А никуда не денешься, – убежденно парировал Эллиот. – Вполне возможно, что уже завтра я буду стоять на коленях прямо в кухне…

– О! – воскликнула Хелен. – Отказываюсь слушать подобные непристойности! Ухожу наверх, в свою комнату. И тебе, Эллиот, рекомендую сделать то же самое. Надеюсь, крепкий сон поможет излечиться от бреда!

Хелен отвернулась от кузена и направилась к двери.

– Подождите! – крикнул Грант. – Мы еще не закончили.

Даже не обернувшись, Хелен презрительно бросила через плечо:

– Я закончила, мистер Чандлер! Говорить больше не о чем! – И резко захлопнула за собой дверь.

– Скатертью дорога. – Эллиот удовлетворенно потер руки. – Надо со склочницы сбить спесь. Подумаешь, собралась подыскать мне жену!

Софи тоже поднялась.

– Нельзя жениться на Элис только ради того, чтобы досадить Хелен. Не позволю обижать девушку больше, чем ты успел это сделать.

– Но что же здесь плохого? – удивился Элиот. – Напротив, брак со мной принесет ей респектабельность. Элис получит даже больше, чем может ожидать.

Кузен говорил правду, и все же Софи не могла согласиться.

– Нельзя превращать бедную женщину в рабыню, Эллиот. Хочу услышать от тебя обещание оказать ей ту честь, которой заслуживает супруга истинного джентльмена.

Эксцентричный археолог сердито поправил галстук.

– Я женюсь на ней. Этого мало?

– Обещай, – сказала Софи.

– Черт возьми! Что, по-твоему, я собираюсь с ней делать? Заковать в цепи и хлестать кнутом?

– Вы можете отравить, – неожиданно произнес Грант. – Точно так же, как отравили Роберта и намеревались отравить Люсьена.

Эллиот презрительно сжал губы.

– В последний раз повторяю: понятия не имею ни о каком отравлении. А потому отказываюсь торчать здесь всю ночь и выслушивать мелодраматические обвинения.

Грант преградил ему путь.

– Что ж, доказательства я найду. А пока предупреждаю: если выйдете за порог этого дома, горько пожалеете.

Бормоча проклятия, Эллиот обошел самозванца стороной и покинул библиотеку, оставив Софи наедине с грозным мистером Чандлером.

– Черт побери! – Грант гневно захлопнул дверь; резкий звук эхом отозвался в тишине коридора. – Уж очень ему хотелось поскорее убраться отсюда. Подозреваю, что он врет.

Софи окончательно растерялась – настолько, что уже не знала, что и думать. Разумеется, поймать преступника очень хотелось, но в то же время раздражение Эллиота тоже можно было понять. Она до сих пор страдала от того, что ее обвинили в убийстве Роберта.

– Возможно, кто-нибудь видел, как он или Хелен поднимались в детскую. Или в буфетной наливали молоко в стакан. Утром можно будет спросить слуг.

– Элис, – заключил Грант. – Вот кого надо допросить в первую очередь. Эллиот вполне мог уговорить ее отнести стакан молока в детскую. Кстати, во время болезни Роберта она у вас работала?

Мысль обескуражила.

– Да, но… девушка выглядит честной. Думаю, стоит поискать другое объяснение.

– Варианты заканчиваются. – Грант принялся мерить шагами полутемную библиотеку. – Но я намерен вновь побеседовать с Джеффри Лэнгстоном.

Софи подошла к Гранту.

– Зачем? Разве то, что произошло сегодня, не снимает с него все подозрения?

– Люсьен – наследник Роберта.

– Уверена, что он знал правду… о том, что сын не родной.

Грант перестал ходить и остановился напротив Софи.

Внимательно посмотрел ей в глаза, словно удивляясь, почему она не понимает очевидной логики.

– К Люсьену перешел титул. Мальчик – герцог Малфорд, так же как покойный Роберт.

Простое объяснение напугало. Действительно, Лэнгстон не на шутку обиделся и рассердился на Роберта за разрыв отношений. Что, если он перенес неприязнь на Люсьена?

У Софи сжалось сердце.

– Хочешь сказать, что, если бы я не вышла замуж за Роберта, Люсьену не грозила бы опасность?

– Не приписывай мне то, чего я не говорил. Уверен, ты никогда не нанесешь вреда нашему сыну.

«Нашему сыну». Слова повисли в тишине.

Софи с трудом сдержала слезы. Как же, наверное, он презирает ее за то, что утаила Люсьена! До боли хотелось получить прощение. Если бы вот сейчас, в этот самый момент, он протянул руку. Если бы можно было найти утешение в объятиях, как совсем недавно наверху, в детской. Но пропасть казалась еще шире и глубже, чем раньше.

Она напомнила себе о том, что Грант вор. О том, что в Лондон приехал специально, чтобы уличить ее в убийстве.

И все же его грехи бледнели в сравнении с ее проступками.

Ведь он сам язвительно заметил, что никогда не воровал ребенка.

Словно не в силах терпеть общество обманщицы, Грант отвернулся и наугад вынул книгу из принесенного Эллиотом ящика.

– Рассуждать без улик и доказательств бессмысленно, – заключил он, не оборачиваясь. – Отправляйся спать.

– А ты пойдешь к Каролине?

– Да. Продолжим разговор утром.

Грант полистал страницы, и вдруг из старинной книги выпал листок. Софи наклонилась, чтобы его поднять. Грант тоже наклонился, но не стал поднимать листок, уступив это право Софи.

Листок истерся на сгибах и пожелтел. Чернила выцвели, однако явственно проступало написанное размашистыми буквами имя адресата.

«Аннабел».

Не веря собственным глазам, Софи прищурилась, чтобы лучше видеть. Неужели это?..

Не может быть.

– Пойдем, пора. – Грант встал и протянул ей руку.

Софи вскочила и подошла к столу, чтобы прочесть письмо на свету. Оно было написано мелкими, набегавшими друг на друга буквами, словно автор пытался уместить на странице как можно больше слов. Время не пошло на пользу чернилам, и расшифровать едва заметные строчки оказалось почти невозможно. Однако сомнений не оставалось – писал мужчина. А подпись в самом низу…

– Так что же, останешься здесь? – спросил Грант. С гулко бьющимся сердцем Софи подняла взгляд.

– Это письмо Уильяма к Аннабел.

– И кто же это такие?

– Аннабел была третьей герцогиней, той самой, которая больше века назад вела дневник. Помнишь? Ты нашел его в библиотеке в тот день, когда вернулся в Лондон.

Уже позже Софи поняла, что он искал неопровержимые доказательства ее виновности. Но сейчас, когда в руках оказалось самое настоящее письмо от возлюбленного Аннабел, все обиды ушли прочь.

– До замужества у нее был любовник по имени Уильям. В дневнике она написала, что спрятала его письмо в сборник проповедей. Вот в эту самую книгу. – Потрясенная до глубины души, Софи показала на пыльный томик, который все еще держал в руке Грант.

Нахмурившись, он прочел название и положил книгу на стол.

– Да, действительно. Очень интересно.

Судя по тону, ему вовсе не было интересно. Зато сама Софи сгорала от восторга и нетерпения.

– Фамилию этого Уильяма герцогиня ни разу не упомянула, и я все время думала… – Она наклонилась, пытаясь разобрать бледную подпись.

Наконец буквы сложились в фамилию. Софи замерла. Мысли путались.

– О Господи… неужели?

– Что-то плохое?

Софи медленно подняла взгляд.

– Теперь я точно знаю, кто убил Роберта и намеревался отравить Люсьена.

Глава 26

25 декабря 1701 года

8 дней до грандиозной свадьбы.

Родители преподнесли мне чудесный подарок: милое платьице для крещения младенца. Мама вышила на нем мои инициалы и переплела их с инициалами Малфорда. Это для моего первого сына и их первого внука, который родится герцогом.

Оба выглядели такими счастливыми и гордыми, что я едва не расплакалась. Очень хотелось признаться, что завтра убегу вместе с дорогим Уильямом. Однако подумала, что нельзя быть такой эгоисткой, заботиться лишь о собственном счастье. Интересы семьи превыше всего. А потому я твердо решила выйти замуж за Малфорда.

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Грант и Софи шли по пустым темным коридорам Малфорд-Хауса. Тишину нарушало лишь эхо их шагов. Часы пробили два.

Главное – найти убийцу, думал Грант.

Герцогиня объяснила свою догадку, однако сомнения не рассеялись.

– Хотелось, чтобы твои предположения оправдались, – сказал Грант. – Но с трудом верится, что поводом для убийства послужило событие, случившееся больше века назад.

– Суть проблемы заключается в родословной, – прошептала Софи. – Уверена, что не ошибаюсь.

Грант боялся допускать ее на опасную территорию.

– Позволь заняться этим делом мне.

Софи смерила его холодным взглядом.

– Моего мужа убили, сына едва не убили. Лучше не спорь.

Спускаясь по узкой винтовой лестнице, Грант сосредоточился на первоочередной задаче. Ради Софи хотелось, чтобы тот, кого они искали, спал и не мог оказать сопротивления.

Грант жестом показал в сторону кухни, Софи последовала за ним.

– Что ты делаешь?

– Ищу оружие.

Открыв один за другим несколько ящиков, он наконец обнаружил набор ножей разных размеров. Отложил в сторону самые большие орудия поварского искусства и выбрал лезвие длиной около четырех дюймов – достаточно острое, чтобы поразить противника, но в то же время настолько компактное, чтобы можно было спрятать его в ладони.

Софи наблюдала за ним с нескрываемым отвращением.

– Неужели считаешь, что это может понадобиться? – шепотом осведомилась она.

– На всякий случай надо подготовиться.

– А ты ловко управляешься с ножами.

Грант нахмурился. Софи имела в виду его воровские подвиги. Однако ее собственный секрет был еще хуже. Из-за него они и оказались здесь, в подвале: ведь если предположение верно, значит, преступление уходило корнями в далекое прошлое.

Выйдя из кухни, Грант осведомился:

– Какая дверь?

– Последняя справа.

– Думаю, не имеет смысла убеждать тебя остаться здесь.

– Разумеется.

– Ну хотя бы держись за моей спиной.

– Лишь в том случае, если позволишь мне задавать вопросы.

Так, значит, компромисс. Безопасность в обмен на право вести расследование. Не слишком радует, но…

– Согласен, герцогиня.

Пока они шли по коридору, Грант готовился к неминуемой стычке. Интуиция почти никогда не подводила его.

Подойдя к двери, Грант осторожно повернул ручку. Дверь открылась без единого звука.

Подняв свечу повыше, он первым вошел в комнату. Слабый свет рассеял тьму, и глазам предстала маленькая гостиная с неожиданно роскошной мебелью. Элегантный письменный стол. Мягкий диван с красивой, в золотистую полоску, обивкой. Камин с порталом из полированного дуба, в котором еще краснели угли.

Неслышно ступая по мягкому ковру, Грант прошел в следующую комнату. Она оказалась больше первой, и центральное место здесь занимала большая кровать с укрепленным на четырех столбах балдахином.

Тяжелые бархатные шторы не позволяли заглянуть внутрь. Разглядеть лежавшего на ней человека не удавалось даже с высоко поднятой свечой. Ни на миг не забывая о Софи, Грант подошел к роскошной постели.

Увы, она пустовала. Тщательно взбитые белоснежные подушки, несмятое покрывало.

Какого черта…

Внезапно пронзило ледяное ощущение враждебного взгляда. Да, кто-то пристально смотрел ему в спину. Резко обернувшись, в густой тени Грант увидел застывшую фигуру.

Софи за спиной нервно вздохнула. Она тоже заметила дворецкого.

Фелпс сидел в углу спальни в высоком, похожем на трон кресле. Светло-голубые слезящиеся глаза щурились, словно в полудреме. Безупречным обликом он напоминал немилостивого старого короля: черный костюм, белоснежный, туго накрахмаленный воротник, до блеска начищенные черные ботинки.

Некоторое время слуга продолжал созерцать молча, неподвижно. Потом медленно, с трудом поднялся.

– Не двигайтесь, – скомандовал Грант. – Оставайтесь на месте.

Фелпс презрительно сжал и без того тонкие губы.

– Не могу сидеть в присутствии герцогини.

– Приказываю, – холодно произнесла Софи. – Не смейте шевелиться без моего позволения.

Фелпс медленно сел.

– Зачем вы сюда пришли?

– Полагаю, вы об этом догадываетесь, – не смягчая тона, ответила Софи. – Но начнем с разговора о прошлом. Уже больше века ваше семейство служит герцогам Малфорд. Начиная с Уильяма Фелпса.

– Так звали моего прадеда.

– Об этом джентльмене известно, что он не располагал средствами, но пылко ухаживал за третьей герцогиней, Аннабел, вплоть до ее замужества.

Похожие на когти пальцы старого слуги конвульсивно сжали подлокотники кресла.

– Этого вы не можете знать, в дневнике фамилия ни разу не упоминается.

– Но откуда вам известно, что написано в дневнике? – спросил Грант. – Рылись в секретере герцогини?

Во взгляде Фелпса вспыхнул гнев.

– Напротив. Изначально дневник хранился у меня. Именно я положил дневник на чердак в надежде, что ее светлость его заметит.

– А, – понимающе заметила Софи, как будто в цепи наконец-то появились недостающие звенья. – Значит, Аннабел отдала дневник Уильяму.

– В нашей семье записки переходили от отца к сыну, – гордо пояснил Фелпс. – Я решил, что поскольку вы занялись изучением истории рода Рамзи, то просто обязаны узнать о той важной роли, которую мои предки играли в жизни герцогов Малфорд.

– Но… – Софи с сомнением склонила голову, – как высказали, фамилия Уильяма ни разу не упоминается.

– И все же его присутствие не должно остаться незамеченным. Это дело чести.

– Весьма сомнительная честь, – вздохнул Грант. – У вас нет ни малейшего основания.

Жестом попросив Гранта замолчать, Софи шагнула вперед.

– А второй дневник тоже у вас? – спросила она. – Тот самый, который я напрасно разыскиваю вот уже несколько месяцев? Он доказывает, что первый ребенок Аннабел был сыном Уильяма.

Дворецкий перевел взгляд с герцогини на мистера Чандлера и обратно и высокомерно кивнул:

– Разумеется. Вот уже больше века в крови герцогов Малфорд течет кровь Фелпсов.

Невероятный факт ошеломил Гранта. О Господи! Стоит ли удивляться тому, что дворецкий пытался убить Люсьена?

Мальчик воплощал собой конец той династии, к которой принадлежал убийца.

– Значит, больше столетия мужчины вашего семейства служили герцогам Малфорд, потому что… состояли с ними в родстве. И все же вы решились отравить Роберта.

В тусклых глазах мелькнуло сожаление, но не раскаяние.

– Своими отношениями с порочным мистером Лэнгстоном восьмой герцог нанес удар по чести семьи. После каждой ссоры его светлость приходил ко мне, усаживался в винном погребе, пил без меры и плакал как ребенок.

«Кем-то, кто дорог мне…»

Грант похолодел. Как же он раньше не догадался, что Роберт отчаянно нуждался в наперснике? Друга детства угнетал тяжкий груз вины, который невозможно было разделить ни с женой, ни с сестрой.

– Роберт доверял вам, – осуждающе заметила Софи. Голос ее дрожал, а руки нервно сжимали складки платья. – Знал вас с рождения. Вы всегда были рядом. Он открыл вам душу, а вы отняли у него жизнь.

Дворецкий поморщился.

– Долгие годы я заблуждался. Надеялся, что если родился один ребенок, то со временем появятся и другие. Так продолжалось до роковой летней ночи, когда Роберт выпил слишком много и признался, что его наследник – сын другого мужчины.

Даже в тусклом свете было заметно, как побледнела Софи.

– Значит, происхождение Люсьена для вас уже давно не тайна. Почему же вы ждали… до сегодняшнего вечера?

Фелпс презрительно посмотрел на Гранта.

– Хотел, чтобы мистер Чандлер узнал правду о мальчике. Чтобы разделил с вами наказание за обман.

Охватившая Гранта ярость оказалась сильнее шока. Фелпс выбрал жертвой невинного беззащитного ребенка. Написал анонимное письмо в магистрат. Навлек на Софи подозрение закона, добиваясь ее заключения в тюрьму, а возможно, даже казни за преступление, которого она не совершала и не могла совершить.

Пальцы крепче сжали рукоятку ножа. Больше всего на свете хотелось вонзить лезвие в сердце злодея; разумеется, если у него было сердце.

– Проклятие! – зарычал он. – Вы оставили у кровати мальчика стакан с отравленным молоком. Вот почему до сих пор не легли спать и даже не разделись. Собирались подняться наверх, убрать стакан и замести следы преступления.

– Не докажете. Ребенок мог просто пострадать от несварения желудка.

Убийца не сомневался в победе. Ослеп от самоуверенности. Или окончательно лишился рассудка.

– А как же Роберт? – напомнил Грант. – Каким образом надеетесь отказаться от этого убийства?

– Очень просто. Донесу, что видел, как ее светлость подмешала яд в пищу супруга.

– Нет уж, прежде я увижу вас в аду!

Грант яростно бросился вперед, однако Софи вцепилась ему в руку.

– Подожди. Прежде я хочу узнать, где спрятана вторая тетрадь дневника. Говорите, Фелпс!

Дворецкий лишь плотнее сжал губы, однако невольно скользнул взглядом в сторону секретера.

– Вон там, – подсказал Грант. Фелпс взвился, словно его ударили.

– Дневник мой! Не смейте его никому показывать! Я дал клятву отцу охранять семейную тайну – точно так же как он поклялся своему отцу!

– Могу дать слово только в обмен на письменное признание, – холодно предупредила Софи. – Если подтвердите, что убили Роберта, сохраню тайну Уильяма и Аннабел. Подобно вам, не хочу порочить достойное имя герцогов Малфорд.

Она подошла к столу, взяла свечу и зажгла от той, которую держал в руке Грант. Потом выдвинула верхний ящик секретера. Гранту оставалось лишь восхищаться ее проницательностью и находчивостью. Да, герцогиня нанесла умный, точный удар, нацелившись в то единственное, чем дорожил злодей – в честь семьи, которой служил всю жизнь. Искаженное сознание Фелпса видело в убийстве обоих герцогов – Роберта и Люсьена – спасение от позора и осквернения родословной.

– Наследовать должен мастер Эллиот. Его задача – заключить достойный брак и продолжить семейную линию.

Софи резко обернулась:

– Хелен тоже не терпится женить кузена. Она с вами в сговоре?

– Ваш позорный секрет неизвестен леди Хелен. Но я предложил пригласить гостей, чтобы помочь выбрать невесту.

– Что ж, хитрый прием сработал, – заметил Грант. – Правда, несколько иначе, чем было задумано. Эллиот женится на Элис.

Фелпс округлил глаза, лицо покрылось смертельной бледностью.

– Невероятно.

– Невероятно, но факт, – подтвердила Софи. – Элис ждет ребенка, а потому мистер Рамзи готов исполнить свой долг.

Дворецкий пришел в неописуемую ярость и вскочил с кресла.

– Шлюха! – В руке мелькнул пистолет.

Время внезапно остановилось. Грант бросился к Софи, чтобы закрыть ее собой.

Наконец он оказался рядом и, дернув Софи за руку, заставил пригнуться.

– Не выпрямляйся и уходи, – скомандовал он свистящим шепотом.

Удивительно, но у Софи хватило рассудительности повиноваться. Не отводя глаз от угрожающей фигуры Фелпса, Грант услышал, как она тихо удалилась во тьму. Но вместо того чтобы преследовать герцогиню, дворецкий бросился к двери.

Элис. Он рвался отомстить Элис.

Грант молниеносно прыгнул, повалил старика и прижал к ковру.

Перехватив руку с пистолетом, приставил острие ножа к тощей шее.

– Не шевелись!

Фелпс дернулся с маниакальной силой. Извиваясь, дергаясь, брыкаясь и кусаясь, рвался к двери. Драка напоминала схватку с живым трупом.

Еще крепче сжав его запястье, Грант заставил противника разжать пальцы. Пистолет выпал, и Грант отбросил оружие в сторону. Опасная игрушка отлетела за ковер, в самый темный угол.

Грант продолжал держать нож возле горла. Представлял, как пронзит, как струей хлынет кровь… жизнь за жизнь.

Но он не мог этого сделать. Не мог убить немощного старика.

Сопротивление постепенно ослабевало. Дыхание вырывалось неровными всплесками. И все же Грант не отступал.

– Дай что-нибудь, чтобы его связать! – приказал он.

– Не кричи.

Софи уже стояла рядом и держала в руке витые шнуры от балдахина. Потом затянула узлы на руках и ногах Фелпса.

Обессиленный и обездвиженный, дворецкий не утратил боевого духа.

– Не посмеете меня выдать, – прохрипел он. – Немедленно разоблачу молодого герцога!

– В таком случае я раскрою тайну дневника, – мгновенно парировала Софи.

Заявление прозвучало спокойно и холодно, однако в глазах застыли страдание и неуверенность.

Взгляд больно ранил. Софи не хуже Гранта понимала, что многое будет зависеть и от его слова. Если Фелпс выдаст тайну, он сможет поклясться под присягой, что не имеет отношения к рождению Люсьена.

Но может и признать мальчика. В таком случае весь мир узнает, что Люсьен – его родной сын.

Софи устало поднималась по крутой лестнице со свечой в одной руке и новым дневником Аннабел в другой. Скоро она прочитает вторую тетрадь и все узнает. Но только не сегодня. Надо радоваться победе: наконец-то удалось разоблачить и задержать убийцу. Но вместо радости в душе царила глухая черная пустота, а в сознании снова и снова проносились бурные события сегодняшнего вечера.

Фелпс. Невозможно было представить себе, что старый дворецкий хранит столь значительную и опасную тайну. Да и степень доверия к нему Роберта оставалась секретом. Однако теперь уже все осколки мозаики сложились в единое целое. Старик действительно оставался рядом с герцогом всю его недолгую жизнь. И единственный из всех обитателей Малфорд-Хауса знал Джеффри Лэнгстона.

Сейчас злоумышленник сидел связанный в винном погребе, за тяжелой дверью, которую охраняли два дюжих лакея. Утром Гранту предстояло отвезти его на Боу-стрит, в уголовный полицейский суд, для предъявления обвинения. Если он откажется признать себя виновным, Софи придется использовать дневник Аннабел для доказательства мотивов преступления.

Но после этого Фелпс непременно отомстит и расскажет об истинном происхождении Люсьена.

Как поступит Грант? Подтвердит ли отцовство?

Мучительный вопрос. Грант любит мальчика, а потому не может причинить вред их сыну.

Потеря титула и наследства Люсьену не грозит. Если глава семьи не отвергает первенца супруги еще при рождении, мальчик становится его законным наследником.

Но люди непременно начнут искать ответ на вопрос, почему Роберт так и не имел собственного сына, и скорее всего в конце концов раскроют тайну. Ей и самой не миновать сплетен и пересудов. Начнутся разговоры о том, что она обманом вышла замуж за Роберта, и рано или поздно грязные домыслы коснутся ушей самого Люсьена.

Волновалась ли Аннабел за своего первенца?

Прижимая к груди драгоценный дневник, Софи вошла в спальню. Комната тонула в полумраке, лишь возле кровати тускло горела маленькая масляная лампа.

Софи застыла посреди комнаты. Трудно было определить, что заставило ее остановиться. Ей почему-то стало страшно. Во рту пересохло. Она не могла шевельнуться.

Софи огляделась и постаралась успокоиться. Нервы сдали после событий в комнате дворецкого.

Быстро пройдя по комнате, она положила дневник на стол. Потом со свечой в руке заглянула в гардеробную. Повсюду царил безукоризненный порядок. Пресс для одежды с бельем. Вместительный гардероб с платьями. Туалетный столик, за которым она причесывалась.

И все-таки зря она отпустила горничную спать – на платье столько крючков и пуговиц.

Внезапно что-то произошло. Едва Софи поставила свечу на стол, как в зеркале мелькнуло темное отражение. За спиной двигалась тень.

Удар по голове оглушил ее. Она скользнула вниз, в беспросветную глухую тьму.

Глава 27

2 января 1702 года

Мой второй день в качестве герцогини

Сегодня начинается новая жизнь, а с ней и новый дневник. И еще: новая жизнь во мне. Открытие наполняет душу стыдом… и радостью. Да, мне предстоит родить ребенка от Уильяма. Поняла я это накануне свадьбы, вечером, так что отменять торжество было уже поздно. Да и можно ли доставлять страдания дорогим родителям?

Увы, Малфорда тоже пришлось обмануть. Когда вечером муж пришел ко мне в спальню, я умудрилась оставить на простыне небольшое пятнышко. Знаю, что вводить в заблуждение супруга – тяжкий грех. И все же, чтобы защитить дитя, мое и Уильяма, готова продать душу. Тайна останется между нами – навеки.

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

Грант мчался по переполненным городским улицам. Завидев желтое ландо, прохожие в испуге шарахались в стороны, экипажи уступали ему дорогу. И все же продавец пирожков, мирно толкавший тележку по булыжной мостовой, едва не пал жертвой безумной гонки. Вслед Гранту понеслись яростные проклятия.

Ужас лишил Гранта благоразумия. Сердце стучало, словно молот. Потные ладони скользили. Пришлось намотать поводья на руки, чтобы маневрировать в напряженном утреннем движении. Сможет ли он вовремя догнать Софи?

Или уже слишком поздно?

Некоторое время назад он привез Люсьена домой, в Малфорд-Хаус. К счастью, за ночь мальчик полностью поправился. Друзья беспечно болтали о том, о сем, и впервые за много месяцев, а может быть, за много лет, Грант чувствовал себя спокойно, даже умиротворенно. Конечно, предстояло решить немало сложных задач: предать Фелпса правосудию, выступить в качестве свидетеля, снять подозрения с Софии, – но все заботы таяли перед главным радостным событием: Грант мечтал о свадьбе. Мечтал назвать Софи супругой, а Люсьена – сыном. Хотел верить, что можно полностью простить друг другу и недомолвки, и откровенную ложь.

Потом он спустился проверить Фелпса и обнаружил…

Черт возьми! Под колеса бросился кот, за которым гналась бездомная собака, и пришлось резко свернуть вправо. Столь же крутой вираж совершили тяжелые мысли.

Грант бросился наверх, чтобы сообщить Софи неприятную новость. В спальне герцогини не оказалось. Испуганная горничная передала записку, и мир мгновенно рухнул.

Софи похищена. Ее удерживают в качестве заложницы и требуют выкуп. И все это дело рук коварного Бахира.

Верный слуга султана каким-то образом сумел ускользнуть с корабля, а в Малфорд-Хаус проник скорее всего вчера вечером, во время приема. Затаился, выжидая удобной минуты.

Если с Софи что-нибудь случится. Грант себе не простит.

Во всем виноват только он!

Грант направил лошадей в боковую улицу. Уже доносился характерный запах доков, настоянный на рыбе, водорослях, смоле и еще чем-то несвежем. Впрочем, затхлый воздух не позволял сомневаться в верности маршрута. Где-то здесь, в одном из грязных убогих домишек, Бахир спрятал герцогиню и теперь требовал выкуп, равный той сумме, которую Грант получил за «Глаз дьявола».

За безопасность Софи он готов был отдать все свое состояние, но предпочел не тратить время на посещение банка. Чтобы оформить и получить огромную сумму в золоте, потребовалось бы не меньше часа, а инстинкт подсказывал, что медлить нельзя. Теперь оставалось лишь найти указанный в записке адрес.

Из ближайшего дома вышла женщина. Чтобы не сбить неожиданно возникшее препятствие, пришлось резко остановиться. Шлюха приняла картинную позу, выпятив грудь и положив руки на тощие бедра.

– Эй, красавчик, зачем так спешить?

Грант порылся в кармане и вытащил золотую гинею.

– Таверна «Черная сова» – это где?

На темном от грязи лице загорелись алчные голубые глаза. Забыв о кокетстве, женщина показала пальцем:

– Поверни направо возле пивной Гарри, а потом налево.

Грант бросил монету. Проститутка на лету поймала ее и мгновенно исчезла. Натянув поводья, Грант поехал по улице, стремительно набирая скорость. На перекрестке едва не зацепил телегу с пустыми бочками и услышал от возницы несколько красноречивых, хотя и не слишком внятных слов.

Грант продолжал путь в точном соответствии с указаниями. К счастью, они оказались верными, и вскоре впереди показалась скрипящая на ветру облезлая вывеска с изображением черной совы.

В записке похититель приказывал положить деньги в мусорный бак за таверной, а потом войти внутрь и ждать Софи.

Как же, непременно!

Грант остановился в квартале от нужного дома, заплатил уличному мальчишке, который с готовностью вызвался охранять экипаж, и внимательно осмотрел узкую улицу с ветхими строениями. Трудно было поверить в то, что Бахир спрятал добычу в одной из крохотных комнаток над таверной – уж слишком просто и заметно.

Но за таверной возвышалось огромное разрушенное сооружение, к тому же наполовину сгоревшее – очевидно, один из складов. Крыши не было, но кирпичные стены держались крепко, а в окнах даже сохранились черные от копоти стекла.

С мрачным и решительным видом Грант пошел в обход в поисках какого-нибудь подобия двери.

Софи сидела на сломанном стуле в полуразрушенном складе и смотрела, как желтыми, но крепкими зубами Бахир грызет грецкий орех. Голова болела, глаза чесались, как будто полные песка. От холода и страха руки покрылись гусиной кожей. Хорошо еще, что ее не спеленали, как рождественского гуся, а только связали руки, да и то не за спиной, а на коленях.

Бахир явно презирал и недооценивал женщин, считая их слабыми, ни на что не годными существами. Кажется, уже забыл о том, что всего два вечера назад в кабинете Гранта пленница разбила о его голову вазу. А может быть, просто не придал случившемуся значения.

Сам Бахир вооружился по-настоящему: в руке держал кинжал с острым блестящим лезвием, за пояс засунул пистолет с длинным дулом.

Сильный смуглый турок стоял в нескольких ярдах от пленницы и, прислонившись к стене, острием кинжала выковыривал из скорлупы содержимое.

Убежище было выбрано удачно. Углубление, в котором находились похититель и жертва, когда-то служило конторой. Давний пожар до сих пор напоминал о себе запахом гари. Потрескавшаяся внутренняя стена скрывала обоих, в то же время позволяя преступнику наблюдать за происходящим.

Закопченное окно в дальнем конце склада выходило на задворки таверны. Бахир ждал Гранта.

Софи промерзла до мозга костей. Однако не от холода, а скорее от страха. Чандлер ни за что не поступит так, как приказано, не оставит деньги и не уйдет.

Непременно разыщет ее. Будет рисковать жизнью.

Надо подготовиться. Прежде всего уговорить турка развязать ей руки.

– Пожалуйста, сэр. Боюсь, все ваши усилия напрасны.

Бахир хмуро взглянул на нее. Но в следующее мгновение на его лице мелькнула презрительная улыбка.

– Молчи.

– Мистер Чандлер… негодяй. Ни за что не принесет деньги.

Бахир вытащил из стоявшего на маленьком столе мешка очередной орех.

– Ты его женщина. Придет.

– Но мы… мы поссорились. Поругались. – Придать голосу дрожь оказалось совсем не трудно. Стоило лишь вспомнить ту ярость, которая отразилась на лице Гранта, когда он узнал о настоящем происхождении Люсьена. – Я ему больше не нужна.

– Не ври. Я видел, как он тебя целовал.

Терпение лопнуло. Хотелось вскочить, вцепиться в ухмыляющуюся физиономию и уничтожить презрительную усмешку.

– Он отверг меня. Наверное, даже не прочитал записку, бросил ее в огонь.

Бахир скептически прищурился, склонил голову в белом тюрбане и разгрыз очередной орех. Звук неприятно задел нервы. Потом снова в ход пошел нож, и содержимое отправилось в рот.

Турок посматривал то на пленницу, то на дверь.

– Будем ждать Чандлера.

– Не имеет смысла. Я гораздо богаче его. Если бы… если бы вы позволили написать записку банкиру…

– Нет! – Лицо Бахира исказилось холодной, жестокой яростью. – Чандлер украл «Глаз дьявола», ему и платить.

Злить похитителя было опасно, а потому Софи осторожно продолжила:

– Пожалуйста, позвольте закончить. Я могу заплатить вдвое больше золота, чем он. Отдадите часть султану, остальное оставите себе.

Бахир хрипло рассмеялся.

– Не собираюсь ничего отдавать султану Хаджи.

Софи на мгновение растерялась.

– Но ведь вы для этого приехали в Англию, разве не так? Чтобы выполнить поручение султана?

– Султану Хаджи не нужно золото. Ему нужна моя голова. – Бахир красноречиво провел ладонью по горлу. – Я служил капитаном охраны, но не больше. Видит Аллах, убью Чандлера! И пошлю султану голову – только его, а не свою!

Софи поежилась от ужаса, и даже это крошечное движение вызвало мгновенную реакцию. Нож блеснул в воздухе и воткнулся в дверной проем как раз над головой.

Пленница успела лишь моргнуть. Дыхание сбилось, кровь застыла. Всего на несколько дюймов ниже, и… О Господи, не хотелось даже думать о том, что могло произойти.

Бахир снова усмехнулся, явно довольный произведенным впечатлением. А Софи рассердилась и сразу перестала бояться, поняв, в чем заключается его цель. Похититель хотел не ранить, а всего лишь напугать. Ущерб здоровью не входил его планы, ведь она оставалась его главным товаром.

Той подсадной уткой, на которую следовало заманить Гранта. Чтобы убить.

Бахир медленно направился к пленнице с намерением вытащить нож. Все, ждать больше нельзя. Пришло время действовать.

Софи уперлась занемевшими ногами в пол и собралась с силами. Похититель, хотя и невысокий ростом, выглядел коренастым и сильным. Достойный противник. Вытащить нож из деревянной балки не удастся, но если бы удалось испугать его, выхватить пистолет…

В этот момент за спиной Бахира возникла едва заметная тень. На полуразрушенную стену алькова кто-то неслышно вскарабкался. Грант.

Сердце Софи встрепенулось.

Грант спрятался в тени – без сюртука и даже без сапог, в одной рубашке и бриджах.

Подобного страха Грант не испытывал ни разу за всю свою воровскую жизнь. Нож все еще дрожал над головой Софи. Турок приближался к жертве. При первой же возможности похититель использует пленницу в качестве живого щита. Или просто перережет ей горло.

Чтобы занять удобную позицию, оставалось всего несколько секунд. Метнуть нож не удастся: Бахир выхватит пистолет и выстрелит. А если не рассчитать время и прыгнуть слишком рано, враг услышит шум и получит дополнительное время и схватит Софи.

Софи снова подняла голову:

– О! Послушайте, сэр! Вы очень хорошо бросаете нож. И так метко! Чтобы достичь такого искусства, должно быть, потребовались долгие годы упорного труда. Вы с легкостью победите на любом турнире!

Пустая болтовня заглушала шорохи, и Грант возблагодарил сообразительность любимой. Несмотря на страх, невозможно было не гордиться ее отвагой. Обмороки от ужаса и волнения – это не для герцогини. Даже в самых критических ситуациях она не поддается панике, а решительно действует.

Бахир остановился в ярде от пленницы и поднял тяжелую грязную руку.

– Молчи, женщина!

Прежде чем он успел нанести удар, Софи неожиданно вскочила и бросилась на врага. Несколько мгновений оказались решающими: от неожиданности большой и сильный мужчина попятился. А она – безрассудная, удивительная, невероятная женщина – связанными руками выхватила у него из-за пояса пистолет.

Грант прыгнул и повалил противника на землю, а Софи быстро удалилась с поля боя. Почти не целясь, Грант воткнул нож и попал во что-то мягкое – наверное, в живот.

Турок взвыл и нанес ответный удар. Кулак угодил в челюсть. Враг повалил Гранта на острую ореховую скорлупу и сжал ему горло.

Перед глазами поплыли черные круги. Безжалостная хватка лишила силы руки и ноги. Удерживая противника весом собственного тела, турок потянулся за ножом, который торчал у него в боку.

Но Гранту удалось первым схватить оружие. Он ловко увернулся, выхватил нож и вскочил на ноги. Пытаясь отдышаться, краем глаза заметил Софи.

– Беги же! – крикнул он. – Уходи немедленно!

Послушалась ли она, он так и не узнал. Бахир взревел, словно раненый медведь, и, вскочив, нанес удар головой. Ребра треснули. Боль пронзила грудь, но сейчас было не до боли. Грант снова замахнулся и, теперь уже успев прицелиться, вонзил лезвие в живот врага.

Бахир остановился и, согнувшись, удивленно оглянулся. На грязной рубашке выступила кровь. Турок прижал руки к животу, не веря, что получил окончательный, смертельный удар.

Сделав несколько шагов в сторону, он поскользнулся на ореховой скорлупе и едва не рухнул, но наткнулся на дверной проем и устоял на ногах. Софи держала Бахира под прицелом, как будто собиралась выстрелить и лишь дожидалась подходящего момента.

Глупышка так и не убежала. Осталась, чтобы защитить любимого.

Враг взревел как дикий зверь. Грант поздно осознал ошибку: турок вытащил из рамы нож и бросился на него. В этот момент прозвучал выстрел.

Над пистолетом, который Софи держала связанными руками, вился дымок. Бахир схватился за грудь: на рубашке, в самом центре, появилось красное пятно. Оно стремительно расплывалось и увеличивалось. Наконец, словно срубленный анчар, бандит рухнул на землю и затих.

Софи стояла неподвижно, на прекрасном лице появилось выражение триумфа.

Грант не знал, куда деваться от любви и ярости. Подошел, вытащил из затекших пальцев пистолет и отбросил в сторону.

– Какого черта ты здесь осталась? Он же мог тебя убить!

Софи слегка прищурилась. Воинственность постепенно испарилась, и во взгляде проступила нежность.

Она дотронулась пальцем до его губы.

– О, милый. Смотри, кровь течет. Ты тяжело ранен?

– При чем здесь мои раны? – Грант уклонился от мягкого прикосновения. – Тебе нужно было бежать. Я же приказал!

– И обречь тебя на верную смерть? Никогда!

– А ты бросилась на него! – Грант уже почти кричал, но никак не мог прогнать страшное видение: любимая лежит у ног вместо врага. – Ты выхватила у него пистолет!

– И правильно сделала! – крикнула в ответ Софи. – Если бы не я, тебя бы уже не было в живых!

Грант крепко схватил ее за плечи.

– Ты бы сама погибла, дотянись Бахир до твоего прелестного горлышка!

– Ах, прости, – насмешливо пропела герцогиня. – Разумеется, кто-то предпочел бы, чтобы я вела себя как жеманная кокетка!

– Да! Нет, черт возьми! Люблю тебя такой, какая ты есть!

Гнев его испарился, уступив место нежности.

– Значит, ты любишь меня?

– Люблю! И от любви схожу с ума.

Не обращая внимания на кровь и острую боль в сломанных ребрах, он обнял Софи и повел прочь – как можно дальше от грязи, войны, смерти. Босые ноги ступали по ореховой скорлупе, но победитель почти не замечал досадных уколов: слишком легкая расплата за ту опасность, которой он подверг свою герцогиню.

Грант вел ее к свету, как можно дальше от тьмы и кошмара. Подобно вестнику надежды сквозь темные облака пробился солнечный луч и зажег теплом зеленые глаза. Давно можно было ослабить объятие, но, презирая синяки и ссадины, Грант все-таки крепко прижимал Софи к груди. Севшим от волнения голосом укоризненно произнес:

– Надо было положиться на меня. Могла бы хоть раз в жизни проявить доверие и позволить совершить подвиг во имя любви.

– О, Грант, я очень тебе доверяю. – Софи осторожно провела пальцами по его лицу. – А осталась потому, что люблю тебя и боюсь потерять.

«Люблю тебя». Как долго Грант ждал этих слов! Светлым лучом они проникли во мрак души.

– Я же вор. Во всяком случае, был вором. Из-за меня этот негодяй тебя похитил. Я достоин презрения.

– Мы оба совершили немало ошибок. Мне следовало сразу рассказать тебе о Люсьене. А я была молода и глупа. К тому же впала в отчаяние. – Софи отвернулась с выражением печали на лице. – Ведь это из-за меня Фелпс отравил Роберта.

Грант положил руки на плечи любимой и повернул ее к себе лицом.

– Послушай, должен кое-что тебе сказать. Фелпс мертв.

Софи взглянула удивленно, недоверчиво.

– Что?

– Утром пошел в винный погреб, чтобы его проведать, и увидел, что он покончил с собой.

Шокирующие подробности рассказывать не стоило: ей и без того довелось пережить столько смертей и крови, что хватило бы на всю жизнь.

– Боже милостивый! – едва слышно произнесла Софи. Неподалеку жили своей жизнью доки: кричали люди, скрипели лебедки, гудели корабли. Ах, как радовала, согревала, успокаивала близость любимой! Грант нежно провел губами по пышным растрепанным волосам и, несмотря на неприглядность обстановки, ощутил прилив нежности и страсти. Чувства рвались на волю, требуя выхода.

Губы соединились как-то незаметно, сами собой, и в следующий миг поцелуй наполнился глубоким чувством, воплотив прощение и желание, нежную дружбу и пылкую страсть. Прикосновения и ласки рассказывали о счастье жить на свете и видеть рядом дорогой образ, напоминали о радости снова быть вместе, о стремлении забыть обиды и неурядицы.

Наконец Грант поднял голову.

– Мы оба оказались чрезвычайно глупыми, милая. Я – прежде всего потому, что боялся признаться самому себе, как много ты для меня значишь. Если бы десять лет назад я объяснился тебе в любви, жизнь потекла бы по иному руслу.

Софи слегка отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Значит, ты уже тогда меня любил?

– Да. И буду любить всю жизнь, до конца дней своих. Ведь это ты спасла меня сегодня.

– О, Грант. – Уголком шейного платка Софи осторожно промокнула сочившуюся на подбородке кровь. Потом взяла любимого за руку и потянула к выходу из мрачных развалин. – Надо срочно ехать домой. Где ты оставил сюртук и сапоги? В экипаже?

– Подожди. – Не обращая внимания на грязь, Грант опустился на колени. – Милая Софи, не окажешь ли мне честь, не согласишься ли выйти за меня замуж?

Герцогиня нахмурилась.

– По-моему, мы уже решили, что должны пожениться ради будущего нашего Люсьена. – Она на мгновение задумалась, а потом встревоженно спросила: – Ты откроешь тайну его рождения?

Грант сжал ее ладони.

– Конечно же, нет. Родословная не имеет для меня никакого значения. Пусть у нас будет свой секрет.

Софи с облегчением вздохнула.

– Так же как у Аннабел с Уильямом.

Грант с тревогой посмотрел в зеленые глаза. Дважды он совершил ошибку и дерзко заявил, что они обязаны пожениться. А если она все-таки откажет?

– Но ведь они не стали супругами, – спокойно возразил он. – А я хочу быть отцом Люсьена. Хочу быть твоим мужем. Однако выбор за тобой, дорогая. Готова ли ты выйти за меня замуж?

Софи просияла, тоже опустилась на колени и одарила озорным, дерзким взглядом – тем самым, который он так любил. Этот взгляд обладал магической силой: заставлял забыть о боли и страданиях, вселял иное, благодатное томление.

– Хорошо. Так и быть, выйду за тебя замуж, но лишь при одном условии, – промурлыкала она. – Ты должен неуклонно выполнять мое правило.

– Каждый вечер доставать с неба луну? Начну сегодня же!

– О, мои желания простираются гораздо дальше. – С восхитительной улыбкой Софи провела пальцами по щеке любимого. – Мечтаю, чтобы ты приходил ко мне в спальню. Каждую ночь.