Появление Рэндольфа Картера

Письмо Лавкрафта к Галломо от 11 декабря 1919 года

Прежде чем покончить с темой Лавмена и страшных историй, хочу пересказать вам жуткий сон, явившийся мне после последнего письма C. Л. Мы как раз подробно обсуждали байки о потустороннем, и он порекомендовал мне несколько страшных книг; так что он сразу припоминался мне при всякой мысли о кошмарах или о сверхъестественно ужасном. Не помню, с чего начался этот сон или о чем он вообще был. В моей памяти сохранился лишь один буквально леденящий кровь фрагмент, чей финал все никак не дает мне покоя. Мы - по некой жуткой, но неведомой причине - были на очень странном и очень древнем кладбище, которое я так и не узнал. Полагаю, ни один уроженец Висконсина не может вообразить себе подобного - но они есть у нас, в Новой Англии: жутковатые старинные погосты, где надгробные камни покрывают странные письмена и гротескные узоры, вроде черепа и скрещенных костей. Порой по ним можно немало побродить, но так и не наткнуться ни на одну могилу моложе ста пятидесяти лет. Однажды, когда Кук издаст обещанный MONADNOCK, вы увидите мой рассказ " Склеп", навеянный одним из подобных мест. Так выглядело место действия и моего сна - страшноватая лощина, поросшая грубой, какой-то отталкивающей длинной травой, из которой выглядывали отвратительные камни и нагробия из крошащегося сланца. На косогоре было несколько склепов, чьи фасады пребывали в крайнем обветшании. У меня была диковатая мысль, что ни одно живое существо не ступало по этой земле много веков, пока не появились мы с Лавменом. Стояла поздняя ночь - возможно, предрассветные часы, поскольку ущербный серп луны стоял довольно высоко на востоке. Лавмен тащил, забросив на плечо, переносное телефонное устройство, а я нес два заступа. Мы направились прямиком к низкой гробнице близ середины жуткого погоста и начали счищать и с нее поросшую мхом землю, что за бесчисленные годы намыли на нее дожди. Лавмен во сне выглядел точь-в-точь, как на снимках, которые он мне прислал - крупный, крепкий молодой человек, нимало не семитской внешности (хотя и смуглый), и очень красивый - если бы не торчащие уши. Мы не разговаривали, пока он, положив свое телефонное снаряжение и взяв лопату, помогал мне счищать землю и сорную траву. Казалось, что мы оба чем-то поражены - почти потрясены. Наконец, мы завершили подготовку, и Лавмен отступил на шаг, чтобы обозреть гробницу. Похоже, он точно знал, что собирается сделать, и я тоже понимал - хотя сейчас я не могу вспомнить, что именно! Все, что я помню, - мы воплощали некую идею, которую Лавмен обрел в результате истового чтения неких редких старых книг, единственными сохранившимися экземплярами которых он владел. (У Лавмена, как тебе, возможно, известно, огромная библиотека редких первых изданий и прочих сокровищ, любезных сердцу библиофила. ) Произведя в уме какие-то расчеты, Лавмен вновь взялся за лопату и, используя ее как рычаг, попробовал приподнять ту плиту, что покрывала гробницу сверху. Но ему не удалось, так что я подошел и стал ему помогать своей лопатой. Наконец, мы раскачали камень, совместными усилиями приподняли его и столкнули в сторону. Под ним был темный ход с пролетом каменных ступеней, но столь ужасны были испарения, вырвавшиеся из ямы, что нам пришлось на время отступить назад, воздержавшись от дальнейших наблюдений. Затем Лавмен подобрал телефон и начал разматывать провод - при этом впервые заговорив.

- Мне, правда, жаль, - сказал он мягким, приятным голосом, вежливым и не очень низким, - просить тебя остаться наверху, но я не отвечаю за последствия, если ты отправишься со мной вниз. Откровенно говоря, я сомневаюсь, что кто-то с твоими нервами сможет вынести такое. Ты не представляешь, что мне предстоит увидеть и сделать - даже после того, что было написано в книге, и того, что я рассказал тебе, - и я не думаю, что без стальных нервов возможно спуститься вниз и выйти оттуда живым и в здравом уме. В любом случае, там не место для того, кто не может пройти армейскую медкомиссию. Я обнаружил эту штуку, и я в каком-то смысле отвечаю за того, кто пошел со мной - так что и за тысячу долларов я не позволю тебе так рисковать. Но я буду сообщать тебе о каждом своем шаге по телефону - видишь, здесь достаточно провода, чтобы добраться до центра Земли и обратно!

Я заспорил с ним, но он ответил, что, если я не соглашусь, он все прекратит и найдет себе другого спутника - он упомянул какого-то " доктора Берка", совершенно незнакомое мне имя. И добавил, что мне нет смысла спускать в одиночку, поскольку только у него есть ключ к происходящему. В конце концов, я согласился и с телефоном в руке уселся на мраморную скамью у разверстой могилы. Он вынул электрический фонарь, подготовил телефонный кабель и ушел вниз по волглым каменным ступеням - только изолированный провод зашуршал, разматываясь. Минуту я следил за отсветом его фонаря, но внезапно тот потух, словно на каменной лестнице оказался поворот. Стало совсем тихо. Потом настал срок тупого страха и тревожного ожидания. Ущербная луна карабкалась все выше, и туман, или мгла, казалось, сгущался в лощине. Было страшно сыро от росы, и как-то раз мне почудилась сова, мелькнувшая среди теней. Затем в телефонной трубке раздался щелчок.

- Лавкрафт... по-моему, я это нашел, - голос звучал напряженно и взволнованно. Затем короткая пауза, а следом - слова, наполненные неописуемым трепетом и ужасом.

- Господи, Лавкрафт! Видел бы ты то, что вижу я! - До крайности взволнованный, я вопрошал, что происходит. Лавмен отвечал дрожащим голосом: - Я не могу тебе сказать... не смею... такое мне и во сне не снилось... не могу сказать... Этого достаточно, чтобы свести с ума... постой... что это? - Затем пауза, щелчки в трубке, и подобие отчаянного стона. И снова голос: - Лавкрафт... ради Бога... все кончено! Беги! Беги! Не теряй времени! - Весь вне себя, я лихорадочно просил Лавмена сказать мне, что происходит. Он ответил только: - Неважно! Торопись! - Тогда сквозь страх я ощутил что-то вроде обиды - меня раздражало, что можно поверить, что я так просто брошу товарища в беде. Не обращая внимания на его предупреждение, я сообщил ему, что спускаюсь на помощь. Но он закричал:

- Не будь дураком... слишком поздно... это бессмысленно... теперь не ты, никто ничего не поделает. - Казалось, что он успокоился - жутким, обреченным спокойствием, словно увидев и признав неминуемую, неизбежную погибель. Но все же его явно беспокоило, что я нахожусь в некой неведомой опасности

- Бога ради, выбирайся оттуда, если найдешь дорогу! Я не шучу... Прощай, Лавкрафт, мы больше не увидимся... Господи! Беги! Беги!

Когда он выкрикивал последние слова, его голос стал безумным и пронзительным. Я пытаюсь как можно точнее припомнить слова, но этот тон воспроизвести не могу. Затем последовало долгое - чудовищно долгое - молчание. Я пытался броситься на помощь Лавмену, но меня как параличом разбило. Малейшее движение было невозможным. Правда, я мог говорить и продолжал в волнении звать в трубку:

- Лавмен! Лавмен! Что это? Что случилось?

Но он не отвечал. А затем случилось нечто немыслимо ужасное - кошмарное, необъяснимое, почти неописуемое. Как я уже сказал, Лавмен замолчал, но после бесконечного промежутка испуганного ожидания в трубке раздался новый щелчок. Я позвал:

- Лавмен... ты там?

И в ответ раздался голос - голос, что я не могу описать никакими человеческими словами. Сказать, что он был глухим... очень глубоким... неровным... студенистым... бесконечно отдаленным... неземным... гортанным... хриплым? Что мне сказать? В телефоне я слышал его... слышал, сидя на мраморной скамье на на том древнем неведомом могильнике среди крошащихся надгробий и гробниц, высокой травы и сырости, полета сов и ущербного серпа луны. Прямо из могилы он исходил, и вот что он произнес:

- ГЛУПЕЦ, ЛАВМЕН МЕРТВ!

Вот и вся эта проклятая история! Во сне я потерял сознание и в следующий миг проснулся - с первоклассной головной болью! Я так и не знаю, что это было - что на (или под) земле мы искали, или чьим был тот кошмарный голос в конце. Я читал об упырях... о могильных призраках... но черт... головная боль, которую я заработал, оказалась похуже сна! Лавмен посмеется, когда я перескажу ему этот сон! Со временем я собираюсь включить эту сцену в какой-нибудь рассказ, как включил другой сон в " Рок над Сарнатом". Не знаю, правда, имею ли я право претендовать на авторство того, что мне приснилось? Ненавижу ставить себе в заслугу то, до чего я на самом деле не дошел сознательно, своим умом. Хотя, если не себя, кого же, Бога ради, тогда хвалить? Колридж объявил своим " Кубла Хана", так что, пожалуй, объявлю-ка я эту вещь своей, и черт с ним со всем! Но, не поверишь, что за проклятущий сон!

Примечание переводчика:

Вот таким образом и появился Рэндольф Картер, любимый протагонист и альтер-эго ГФЛ... по крайней мере, его автор не убил, но вывел в целых пяти произведениях, считая " Неведомый Кадат" (и не считая беглого упоминания в " Чарльзе Декстере Варде" ), - беспрецедентный случай!

Сэмюэль Лавмен, один из лучших друзей ГФЛ, стал Харли Уорреном. О нем будет рассказано в 9-ой главе биографии Джоши; Лавмен был тремя годами старше Лавкрафта, был довольно неплохим поэтом, евреем (" семитская внешность", да) и, самое любопытное, гомосексуалистом.

Слово " Галломо" (Gallomo) составлено из первых слогов фамилий Альфреда Гальпина, самого Лавкрафта и Мориса Мо (в сети письмо ошибочно помечено как адресованное Огюсту Дерлету). Посмотреть его в оригинале можно здесь.