Надеюсь, Солнце не погаснет!

«Зря я шатался по квартире в поиске этих солнечных очков, теперь я с легкостью могу опоздать! » – негодовал я внутри, взмыленно чеканя шаги, в любую минуту готовясь перейти на бег. И чем шире становился мой шаг, тем быстрее они сползали, и мне приходилось сбиваться и тратить драгоценное время на их поправление. В очередной раз придвинув их к бровям, я с укором посмотрел на палящее августовское солнце. И до полной ярости мне оставалось только вспотеть от этой спешки, что казалось неминуемым. Ведь машинистам восточного направления кажется абсолютно нормальным не использовать кондиционеры вовсе. Вроде все есть, но времена тяжелые, надо экономить. Пригородные электрички – маленькая модель государства, в которое на недолгое время ты окунаешься и пытаешься ужиться с разномастными людьми по бокам и напротив, но в бó льшей степени с наплевательским отношением, которое ощущается во всем и повсеместно. У нас так принято: выживать и уживаться. Но сегодня мне повезло, и билетные кассы работали на удивление быстро; штрих-код не заставил меня импульсивно дергать хлюпким клочком ленты, и зеленый свет турникета благосклонно дал понять, что спешка была не столь обязательной. Но такое негативное мышление и недоверие постепенно становится национальной особенностью, где проще проявить жалость, чем снизойти до похвалы.

А иной раз и вовсе проще возвести непролазные стены и заграждения в виде наушников, скрещенных конечностей, солнечных очков, закрытых глаз и прочего, чем светиться от хорошего настроения, привлекая к себе недоумевающие взоры. Считается, что так мы дурачим всех и находимся в безопасности, напялив камуфляж равнодушия, но это совершенно не так. Зато изношенные вагоны зачастую незримо напичканы под завязку тоннами информации, жизненного опыта, привычек и чужих грабель, которые просто надо разглядеть во мраке. Многие с удовольствием нашли бы вескую альтернативу такому соседству и сбежали бы, имея такую возможность, как, впрочем, и я. Но раз уж этот металлический короб становится на время общим пристанищем, то иногда не менее полезно внимательно изучать происходящее себе же на пользу. Сегодняшний полупустой вагон идеально подходил для этого. Ведь, как и везде, для комфортного изучения и проницательности нужно иметь и немного личного пространства. А не быть придавленным лопатками к чему только можно, двигаясь или, наоборот, не двигаясь, но, именно, наперекор своим желаниям. К тому же собственные наушники благополучно остались дома, а сегодняшним поведением зашторивающих очков я был по-прежнему недоволен.

Войдя в вагон, я поспешил было продвинуться еще ближе к голове состава, но брошенный взгляд сквозь распахнутый тамбур заставил убрать ладонь с ручки дверей, даже не поколебав их, и остановить свой выбор на третьем вагоне поезда и оглядеть его с противоположной стороны. Большинство пролетов было занято по два-три человека, и теперь большинство из них было обращено ко мне лицом. Вагон делился вдоль на две части: кромешно-теневую и залитую светом. Последняя сейчас оказалась по правую сторону.

День выдался жарким, но такой пыл часто заканчивается грозой. Похоже, солнце, наконец, решило выплеснуть всю свою накопленную, нерастраченную энергию к концу лета. Мое легкое замешательство по выбору места едва ли отразилось на мне. Но даже немой компании в тени с весьма опрятной и приятной молодой девушкой, я предпочел последнюю свободную пару полыхающих кушеток. Конечно же, поездка в одиночестве не гарантировалась, и совсем скоро этот скромный сектор на шесть персон пополнится. Но мне нужно было немного свободного времени, чтобы привыкнуть, обжиться, врасти в выбранное место, а главное, запрятать подальше затемненные линзы и попробовать примириться с палящем солнцем. Я сел по ходу и, то ли прищурившись, то ли улыбнувшись от пеленающего лицо яркого свечения, задумался о предстоящих планах на день. Первой мое единение разрушила тучная женщина. Она нависла над проходом со спины и выбрала то же самое направление, что и я. Ей больше подходила другая сторона вагона, но теневой ажиотаж был нешуточным. Женщина безрадостно плюхнулась, и между нами оставалось совсем чуть-чуть места, но и оно быстро заполнилось баррикадами из наших сумок. Это была условная пограничная зона личного комфорта. Но передо мной оставалась целиком свободная скамья, и я даже с некоторым трепетом изучал всех входящих в вагон, ведь места напротив означают неизбежность зрительного контакта. А это не такое уж и простое взаимодействие. Иногда взгляд отторгает и душит, что ты просто не знаешь куда деться. Или, напротив, запросто можно начать тонуть, и, отвлекаясь от него, чтобы не показаться назойливым, все равно ловить то самое чувство или желание, чтобы снова поскорее бегло начать захлебываться соленой водой. Зрачки в такой момент снуют как дети, бегающие взад-вперед от накатывающих волн на всяком побережье.

Двери поезда уже зашипели змеями и состав готовился тронуться, как за моей спиной послышалось шуршание и пара голосов, которые сдержали во мне желание расслабиться и выпрямить полностью ноги. Поза стекающего вниз от жары человека не пригодилась. Первой я заметил миниатюрную девочку лет десяти. Она явно находилась в замешательстве, то и дело, подходя к какому-либо свободному месту, она умоляюще смотрела на свою бабушку в надежде найти, наконец, подтверждение правильного выбора. И вот, в очередной раз, она будто ненароком зашагнула на нашу шестиместную территорию и тут же обернулась. Так оборачиваются только к дорогим людям, когда желание угодить выплескивается через край. Наконец, ее лицо засияло в облегчении. Бабушка сдержанно одобрила данный выбор и села с краю. Бабушкой она являлась совершенно формально, так как у нее не было выбора. Но ее смуглая от загара кожа, модные кроссовки и самодостаточный вид скорее намекали, что она предпочитает иную форму обращения в свой адрес.

Ее юная спутница была не меньшей модницей, расположившись у окна напротив, она сразу же изучила меня своими крупными серовато-лучистыми глазами. А так как я сделал то же самое, сообщу, что ее кроссовки прекрасно дополняли полупустой рюкзак-мешок по цветовой гамме. А выражение лица казалось взрослым и дело совсем не в отсутствии легких позитивных эмоций и излишней серьезности. Во взгляде девочки едва уловимо прослеживались зачатки большого, неиспорченного ума. Нос – немного курносый – и скулы покрывала небольшая плантация веснушек. Волосы напоминали струйки липового меда. Детская шевелюра к концу целой эпохи под названием «Лето» всегда выгорает, и ни одна мать или бабушка, даже самая трепетная, не изменит это своими панамками, шляпками и кепочками. Это показатель настоящего детства. Ее светлая футболка с парой искрящихся фруктовых аппликаций не была кричащей и скорее игриво дополняла ее сдержанность.

Они почти синхронно достали предусмотренные развлечения из сумок на время предстоящего пути. Если у женщины это был толстенный сборник кроссвордов, встав на который, можно было с легкостью прибавить тройку сантиментов к собственному росту, то девочка, наоборот, снарядилась тоненьким журналом, но тоже развивающим. Толщина их печатных изданий, казалось, хорошо сочеталась с накопленным жизненным опытом. Журнальчик юной особы был аккуратно согнут пополам и сцеплен защелкой ручки. Но в отличие от бабушки она развернула конспект без энтузиазма, как будто этого требовало стечение обстоятельств, а занялась бы она непременно совсем другим делом. Внучка всем свои видом жаждала диалога, общения. Дети в отличие от взрослых не умеют скрывать и будто не замечать собственных порывов. Бережно сложив журнал обратно, она несколько раз попыталась завести разговор, но всякий раз бабушка была очень сдержанной в ответах, если не сказать черствой. Она искала ответы на кроссворд, но не замечала, что и сама была неразгаданной тайной в пылающих глазах девочки.

Взрослые не всегда любят солнце, иногда они считают его враждебным, в зависимости от собственного комфорта. Если из-за засухи гибнет урожай – виновато солнце. Если человек сильно обгорает, он не делает выводов, а просто кричит, что именно в тот день солнце было агрессивным. Вот и сейчас едва ласковый луч, пробивающийся сквозь большие окна вагона, коснулся оправы очков, на лице женщины тут же проявилось недовольство. Она тут же отклонилась левее в сторону прохода, поближе ко тьме. Но не этот ли негодяй озолотил ее кожу в ровный бронзовеющий загар, который так приятен людям.

А сейчас они противостояли друг другу. Лучи будто нарочно прыгали по ее рукам и клеткам с буквами. Но ее лицо оставалось в тени. Косая граница света и тьмы проходила акурат вдоль шеи. Не знаю из-за чего, но вдруг она воспламенилась, как будто искра все-таки нашла и запалила хорошо спрятанный фитиль. Женщина резко вскочила и, не говоря ни слова, попыталась перейти на противоположную, темную сторону вагона. Там оставалось всего два места на одной кушетке. Конечно же, девочка вопросительно последовала за ней. Но не тут то было, с удивлением для себя она выяснила, что бабушка не особо хочет с ней тесниться и деликатно, если не сказать угождающе для окружающих, предложила ей остаться на своем светящемся троне, пока та будет находиться вроде бы и рядом, но на недосягаемом расстоянии, по другую сторону света. Ребенок возмутился и попытался высказать то, что должно было быть понятно без объяснений. Но женщина была абсолютно глуха. В итоге произошла вторая вспышка пороха за считаную минуту, на сей раз ее воспламенила маленькая искорка. Поняв, что она не в состоянии разлучиться со своей подопечной на эти 30 минут, женщина, демонстрируя глубокую обиду, вернулась на прежнее место, но обида, как оказалось, перетекла с солнца на нечто более осязаемое. Насупившись, она отвернулась от девочки настолько, насколько позволяла гибкость ее тела. При этом она вдруг решила, что настало время сменить одни очки на другие. В специальной оправе, наверное, «для кроссвордов» она выглядела еще более отталкивающе. Неудивительно, что оправа была черной, точно смоль, как и футляр, которым она громко, демонстративно щелкнула, в очередной раз всецело показывая свое недовольство. И когда маленький человечек, еще не совсем понимая что происходит, попытался прояснить ситуации, в ответ получил лишь злое: «Уйди от меня! ». Даже меня, обычного свидетеля, это немного покоробило. Неудивительно, что глаза девочки налились, нет даже не слезами, а скорее пылающей досадой. Досадой от того, что ее прежняя страсть коммуникации превратилась в золу. Они сидели рядом, на расстоянии протянутой руки, но между ними ширилась пропасть непонимания. Взгляд маленькой девочки был в этот момент испепеляющим. Я буквально на мгновение ощутил его на себе и тут же обжегся, как будто пучок света от толстенной линзы сфокусировался на моей коже. Благо, что она не стала меня пытать и быстро перевела взгляд к окну. Честно говоря, я разрывался между этими двумя персонажами. Неужели родственные души могут так быстро превратиться в антагонистов.

Женщину отличал нестандартный способ держания ручки во время письма. Она зажимала ее между средним и указательным пальцами правой руки, и в ее напряженных фалангах она походила на сигарету, которая вот-вот начнет дымиться. Во время одной из остановок она отвлеклась от кроссворда и стала впиваться взглядом куда-то вдаль. Мысли были явно не о пустых клетках. Ждала ли она извинений или ее на мгновение озарил здравый анализ происходящего. Ребенок все это прекрасно видел и понимал, возможно, даже острее. Первый порыв прильнуть ладонью к бабушке разбился о кружевное плетение кофты бетонного цвета. Еще бы, ведь даже если учесть, что она перестала быть погруженной в свои горизонтальные и вертикальные сети, женщина все также сидела в пол оборота и всем своим видом выказывала жуткое раздражение. Это заденет любую личность, пусть даже юную, в начале своего становления.

Девочка приняла решение подражать взрослому и повернулась в сторону окна. Передо мной раскрылось практически зеркальное отражение. Если бы не разница в росте и возрасте, то оно могло бы показаться идентичным. Но с той лишь разницей, что ребенок, перепробовав весь свой арсенал по заглаживанию несовершенного проступка, просто принял правила непонятной игры. Теперь девочка от безысходности играла то ли сама с собой, то ли с солнцем. Лишь бы только светило не спряталось и не скрылось за набегающими вспененными тучами. Ведь они оба стали причиной воспламенения живого человека и сейчас это их даже роднило. Казалось, что это их последняя встреча – встреча лучших друзей, которым взрослые почему-то запретили общаться. Перегореть в такие моменты проще простого. Я был сконцентрирован на этой разыгравшей драме и не обращал внимания на снующих пассажиров и торгашей до тех пор, пока в вагон не зашли волонтеры помощи тяжело больным детям.

Их рассказ заключался в том, что маленькое создание погибает на лечении в Германии, и только в той же Германии есть спасительные лекарства. «Помогите, хотя бы рублем! » – глаголили они. А передо мной в это время сидел такой же погибающий ребенок, которому даже и рублем невозможно было помочь. И если окаменелое лицо бабушки – следствие неудач и выработанного недоверия от опыта прожитых лет, то у девочки оно выглядит неестественно, отторгающе, как неудачная пародия. Но почему же некогда такая же лучезарная девочка передает именно такой опыт сейчас? Неужели она не помнила похожие ситуации? Хотел бы я в тот момент, чтобы кроссворд был составлен из вопросов такого характера. Вспомните, как каждый из нас хоть раз объявлял войну всему миру после таких крупных обид, понимая, что внутри все рушится до основания.

В это время девочка, уставшая примерять тяжелую для себя маску безразличия, сделала новую попытку помириться. Маленькая вселенная неспособна долго злиться она быстро впитывает и переваривает такие обстоятельства. Она сначала попыталась тенью своих рук нарисовать на бабушке какой-то силуэт: то ли собаки, то ли зайчика. Но это, конечно же, прикрытие. Всякий раз она придвигалась ближе и перед каждой показанной тенью пыталась прикоснуться, но в последний момент отдергивала руку, как от раскаленного чайника. До касания всего каких-то несколько сантиметров и одновременно непреодолимых. Ведь она всякий раз натыкалась на ледяные иглы безразличия мимики объекта. Что это вообще за методика немого воспитания? Насколько она оправдана в таких условиях? Вот еще пара вопросов для того тематического кроссворда

Девочка и так уже сменила сотню поз, и сотню раз молча извинилась, пусть и непонятно за что. Четвертая или пятая попытка примирения – только из тех, которые мне удалось определить как очевидные. На этот раз ребенок вновь берет инициативу и пытается что-то спросить. Она прильнула вплотную к плечу, чтобы сказать чуть слышно, не пытаясь раздуть это до пределов всего вагонного сообщества. Не это ли показатель большого ума? Я бы уже растаял, каким бы обиженным в этот момент не был. Но нет! Рано! Дама односложным бурчанием спешно оборвала разговор и начала подергивать плечом, словно у виска находилась назойливая муха, и надо было ее спугнуть, а руки были заняты. Каким же надо быть упертым человеком, чтобы проявлять такое неуважение по отношению к расположенному тебе человеку, даже будучи уязвленным? Самоутверждение… Неужели это реально приносит удовольствие? Еще парочка.

Время пути было на исходе, и до конечной остановки оставалось каких-то несколько минут. Тонкий, аналитический, малодушный расчет женщины подошел к тому моменту, когда пора было с ликованием прояснить какую-нибудь удобную мораль произошедшей ситуации, но свою тень не обманешь. «Что ты о себе думаешь? » – вдруг негромким, стальным голосом спросила бабушка. Вместо ответа ее настигло детское недоумение. Но находчивой девочке нашлось, что шепнуть на ушко. Пожар был потушен, но какой ценой? На лице бабушки появилась улыбка, девочка легко ее вернула к жизни и обогрела. Тучная дама поднялась и побрела к выходу, тяжелее, чем при посадке, как будто забрав с собой нечто свинцовое, тяготящее. Одинаково ли легко распрощавшись с непониманием, но они снова стали подругами. Стали копошиться и щебетать, когда за окном стал проплывать потрескавшийся асфальт перрона. Мне и самому хотелось уже поскорее остудиться на свежем воздухе. Я уже не особенно вслушивался в их разговоры, но вдруг девочка почему-то на удивление отчетливо, словно на прощание, переведя взгляд на меня, сказала в сердцах: «Надеюсь, Солнце не погаснет! ». В этот момент стороны вагона воссоединились, пассажиры смешались в одну шеренгу, солнце спряталось!