Часть вторая 3 страница

Незнакомый мужчина подошел к медиуму и пожал ему руку. В его глазах Блейк заметил то же глубокое почтение, что и в глазах девушки Незнакомец, небрежно улыбнувшись писателю, отошел с несколько удивленным видом. Блейк и сам немного удивился, увидев еще нескольких людей, подошедших к Матиасу. Стоя рядом с ним, Блейк чувствовал себя как пес, доедающий объедки хозяина. Поэтому он растерялся и не сразу ответил, когда к нему обратилась девица в роскошном брючном костюме синего цвета. Так что девица ушла, не дождавшись ответа.

Блейк взял с подноса еще один бокал с шампанским. Не то чтобы он любил этот напиток, но все лучше, чем стоять, засунув руки в карманы, как телохранитель Матиаса.

— Они тебя явно знают, — сказал он медиуму, когда от того отошел последний поклонник.

Блейк осушил бокал и поставил его на ближайший стол. Много бы он дал за кружку пива. Даже банка легкого теплого пива была бы ему приятнее шампанского.

— Я раньше не встречал никого из этих людей, Дэвид, — сказал Матиас, отпив шампанского.

— Значит, они видели тебя по телевизору, — уверил его Блейк.

— Люди всегда восхищаются тем, чего не понимают. — Голубые глаза сверкнули. — А меня они не поймут никогда.

— Ты этого хочешь? — спросил Блейк.

— Именно этого я хочу.

Они холодно посмотрели друг на друга, скрестив взгляды, как шпаги.

— Джонатан!

Повернувшись, они увидели, что к ним подошла Тони Ландерс. Она широко улыбалась, и ее зубы свидетельствовали о мастерстве ее дантиста.

— Я так рада, что вы пришли, — сказала она, целуя медиума в щеку.

— Ты прекрасно выглядишь, Тони, — заметил Матиас. — Мы давненько с тобой не виделись.

Она повернулась и с улыбкой взглянула на Блейка, который улыбнулся ей в ответ, когда Матиас представил его.

— Поздравляю с получением «Эми», мисс Ландерс. — Он указал на статуэтку на каминной доске.

— Спасибо. Пожалуйста, зовите меня Тони. — Она говорила так ласково и приветливо, что Блейк сразу почувствовал себя непринужденно. Она действительно была очень хороша, и в ней поразительно сочеталась детская наивность с неразвитой сексуальностью.

— Чем вы занимаетесь, Дэвид? — спросила она.

— Я писатель.

— Какие книги вы пишете?

— Документальные. О паранормальных и оккультных явлениях и о другом в этом же роде.

— Неудивительно, что Джонатан пришел с вами, — сказала она, взяв медиума за руку. — Вы и о нем пишете?

— Пытаюсь.

Тони хихикнула и взяла бокал, все еще стоявший на каминной доске. Над камином висела цветная фотография, восемь на десять, в позолоченной рамке. На ней был мальчик, как показалось Блейку, не старше восьми лет. Мальчик улыбался, светлые волосы были зачесаны за уши, слегка торчащие, а нос и лицо неравномерно усеяны веснушками; даже за стеклом рамки глаза его светились веселым озорством.

— Это мой сын Рик, — сказала она. — Он сегодня ночует у приятеля.

Блейк бросил быстрый взгляд на руку и не увидел обручального кольца. Ему хотелось знать, кто отец ребенка.

— У вас есть семья, Дэвид? — спросила она. '200

— Я за собой-то с трудом присматриваю, не говоря уже о других, — улыбнулся Блейк.

— Рик для меня — все. Если бы у вас был ребенок, вы бы меня поняли, — сказала она совсем другим голосом.

Она с нежностью посмотрела на фотографию своего сына. Она не хотела ребенка, и роды были трудными. Она и сейчас время от времени встречала отца Рика, одного из руководителей рекламного отдела «Твентис сентшери фокс». Он по-прежнему жил в доме, который они вместе приобрели девять лет назад. Это он захотел, чтобы они жили вместе. Он был почти на десять лет старше Тони, и она слушалась его во всем. Она боготворила его когда-то, и он ее обожал. Молоденькая, но уже известная актриса, она сыграла за шесть месяцев после приезда в Лос-Анджелес из Вирджинии две главные роли. Ее гонорар уже составлял полмиллиона за фильм, и, казалось, все идет хорошо, но она забеременела. Сначала он обвинил ее в измене, но, успокоившись, принял быстрое и, как потом она поняла, твердое решение: делай аборт или уходи из дома.

«Ребенок, — сказал он ей, — разрушит твою карьеру». Кроме того, он еще не был готов стать отцом. Впервые за все время их связи Тони положилась на свою интуицию. Аборта не будет, решила она, и если дело кончится разрывом, то так тому и быть. Она переехала к подруге и продолжала работать, а когда беременность стала заметна, начала озвучивать рекламные передачи по телевизору.

Разрыв с ним и тяжелые роды (кесарево сечение после шестнадцати часов мучений) довели ее до нервного расстройства. Три месяца она билась в тисках столь глубокой послеродовой депрессии, что близкие серьезно беспокоились о ее психическом здоровье. Мало-помалу она стала выздоравливать и решила, что будет жить для ребенка. Ей было очень трудно, но она выстояла. Через пять месяцев, чтобы выручить старого приятеля, она пошла работать в сценарный отдел Эм-джи-эм. Месяц изнурительных физических упражнений и диета вернули ей прежнюю стройность, а еще два месяца спустя ей предложили главную роль в сериале Эй-би-си, хорошо принятом публикой. Это был небольшой шаг обратно в кино и вот теперь — на сцену.

— Как Рик? — спросил Матиас, тоже внимательно смотревший на фотографию.

— Хорошо. — Она засияла. Одно только упоминание имени мальчика оживило ее. — Джонатан мне очень помог, когда я вновь начала работать после рождения Рика, — объяснила она Блейку.

Писатель кивнул.

— Ну и какая роль ждет вас теперь? — спросил он.

Улыбка сошла с ее лица:

— Знаете, у меня есть проблемы.

— Извините, — сказал Блейк.

— Что вы! Просто мне нужно принять решение, а это нелегко.

— Какое решение? — спросил Матиас.

Она допила шампанское и поставила бокал на каминную доску рядом со статуэткой.

— Мне предложили роль в новом фильме «Звездные войны», но это значит, что меня не будет дома три-четыре месяца. Наверно, придется отказаться. Я не хочу оставлять Рика на такой долгий срок.

— Но раньше ты выезжала на съемки и оставляла его, — сказал Матиас.

Тони покачала головой:

— Только на несколько дней. Теперь же, как я сказала, речь идет о месяцах.

— Что же вы намерены делать? — спросил Блейк.

— Видимо, придется отказаться от этой роли. — Она вздохнула: — Боже, мой представитель будет недоволен. Он с таким трудом выбил для меня эту роль.

— Но ваш сын будет не один. За ним будут присматривать, так ведь? — сказал писатель.

Тони повернулась к Матиасу:

— Джонатан, с ним будет все в порядке? Вы можете мне сказать? Вы можете... узнать?

Матиас вздохнул.

— Надеюсь, ты пригласила меня не для того, чтобы я показывал здесь ярмарочные фокусы, — заметил он.

— Пожалуйста, Джонатан! — она говорила умоляюще.

— Что ты хочешь знать? — спросил он тихо.

— Я хочу знать, все ли будет в порядке с Риком, если я уеду на несколько месяцев.

Матиас кивнул. Он сел в кресло у камина, а Тони повернулась и быстро пошла к двери в другом конце гостиной. Блейк с интересом наблюдал за происходящим. Он догадывался, что собирается делать Матиас; так оно и оказалось, когда Тони вернулась с картами. Судя по размеру, это были необычные карты; когда она положила их на кофейный столик перед Матиасом, Блейк увидел, что карты гадальные.

В комнате воцарилась напряженная тишина. Проигрыватель замолк, из громкоговорителей доносилось лишь пощелкивание иглы по пластинке. Наконец кто-то выключил проигрыватель.

Компания вокруг пианино умолкла, и все повернулись к Матиасу; нахмурившись, он пристально смотрел на карты.

Блейк отступил на шаг и стал смотреть то на Матиаса, то на карты, то — через стол — на Тони Ландерс. Она села в кресло напротив медиума. Тот взял карты и тщательно их перетасовал.

— Теперь ты. — Он передал карты Тони.

Она сделала то же самое и вернула ему карты. Некоторые из гостей, желая видеть, что будет, подошли поближе.

Полногрудая девица с соломенными волосами захихикала.

Матиас прошил ее таким взглядом, что она, побледнев, схватила за руку своего приятеля, словно ища защиты.

Убедившись, что больше никто его не прервет, Матиас разделил карты на десять небольших стопок по семь в каждой. После этого он поднял первую стопку, держа карты лицом вниз.

— Стопка первая, — заговорил он негромким, но хорошо слышным в тихой комнате голосом. — То, что от Бога. — Он положил стопку на стол.

— Стопка вторая — отцовство. — Он положил ее чуть выше и правее первой. — Третья — материнство.

Блейк и остальные увидели, что он кладет эту стопку карт левее и выше первой..

— Четвертая — сострадание. Пятая — сила. Шестая — жертва.

Блейк почувствовал, что у него в верхней части позвоночника началось легкое покалывание. «Интересно, испытывают ли это другие? » — подумал он.

— Седьмая — любовь. Восьмая — хитрость. Девятая — здоровье.

Тони Ландерс заерзала в кресле.

— Десятая — дела мирские. — Матиас откинулся на спинку кресла. — Древо готово, — объявил он.

— Древо? — переспросил кто-то позади него.

— Древо кабалы, — ответил Матиас, не отрывая глаз от карт. Дотянувшись до первой стопки, он перевернул верхнюю карту. Потом еще десять карт из каждой стопки.

Блейк наблюдал с любопытством. Он не раз видел, как гадают по картам. Гадальщики всегда по-разному толковали символы. Интересно, что скажет Матиас на этот раз? Медиум поднял одну карту.

— Номер восемь, — сказал он, — решение.

Тони Ландерс внимательно смотрела на карты, сложив руки на коленях.

Медиум взял следующую карту:

— Номер семь — дорога.

Когда Матиас взял еще одну карту, Блейк заметил, что у него слегка дрожит рука. Медиум с усилием сглотнул и повернул карту так, чтобы все ее видели.

— Шестнадцать — перемена.

— Какая перемена? — спросила Тони.

Матиас устремил на нее свои сверкающие голубые глаза и едва заметно покачал головой.

— Я еще не знаю, — ответил он, переворачивая следующую карту. Это была карта великой тайны. Кинжал.

В стороне от кабалистической фигуры лежали теперь восемь карт. Матиас взял одну из них, но повернул не сразу. Рука его задрожала сильнее.

— Что случилось? — спросила Тони взволнованно. — Что вы увидели? Скажите, что вы увидели?

Блейк, как и почти все в комнате, видел дрожащую руку медиума. Блейк почувствовал, что его начинает окутывать все усиливающийся холод, будто его сжали ледяные тиски.

Фотография Рика Ландерса над каминной доской начала покачиваться, как от дуновения невидимого ветра.

— Переверните ее, — раздраженно проговорила Тони Ландерс. Дыхание ее стало порывистым и учащенным. — Я хочу видеть эту карту. Скажите мне, что вы увидели?

Фотография Рика продолжала покачиваться. Этого движения не замечал никто, кроме девицы с соломенными волосами. Потеряв дар речи, она смогла только указать пальцем на фотографию.

— Боже мой! — сказал мужчина, стоявший с ней рядом, когда увидел это.

Матиас перевернул последнюю карту.

— Опасность, — прошептал он.

— Какая опасность? — требовательно спросила Тони, устремив взгляд на карту. — Скажите мне.

— Твой сын... — дрожащим голосом начал Матиас.

Раздался громкий треск: стекло вылетело из рамки и разбилось. На тех, кто стоял рядом, посыпались осколки, и Блейк инстинктивно отступил на шаг, чтобы его не задело.

Девушка, стоявшая возле него, завизжала.

Фотография со стуком упала на пол. Тони Ландерс метнула взгляд с гадальных карт на фотографию, лежащую на полу.

Она кинулась к ней, но вдруг все увидели, как что-то красное и блестящее проступило на фотографии, словно просочившись из разрыва в бумаге.

Это была кровь.

Тони застыла, глядя, как она вытекает из разорванной фотографии.

Блейк, будто в трансе, смотрел на происходящее.

Схватив рамку с фотографией, Матиас положил ее на стол.

Блейк перевел взгляд с медиума на осколки стекла, усеявшие ковер под каминной полкой.

Кровь исчезла. Фотография была чистой.

— Что случилось? — спросила Тони Ландерс. — Что это значит?

Матиас заколебался.

— Что-то произойдет с моим сыном? Пожалуйста, Джонатан, скажите мне.

Он кивнул.

— Он умрет? — спросила она.

— Я видел опасность. Я не говорил, что он умрет, — пытался не слишком убедительно утешить ее медиум.

Тони взяла рамку с фотографией и внимательно посмотрела на сына. Слезы навернулись ей на глаза, но она быстро взяла себя в руки.

— Я его не оставлю, — сказала она. — Не сейчас.

Матиас с усилием сглотнул и увидел, что на него смотрит Блейк. Казалось, писатель не особенно взволнован происшедшим. Гости стали понемногу расходиться, разговоры стихли, слышался лишь сдержанный шепот. Медиум встал и положил руку на плечо Тони Ландерс.

— Наверно, мне не стоило гадать, — сказал он.

— Нет, — прошептала она, пожимая его руку. — Я благодарна вам.

— С вами будет все в порядке? — спросил ее Блейк.

К ним подошла женщина старше Тони, источая аромат дорогих духов. Она склонилась перед Тони и взяла ее за руку. Блейк и Матиас направились через гостиную к двери, ведущей в сад. Они вышли во двор, и в лица им подул прохладный ветерок.

— Что ты видел? — спросил Блейк, когда они отошли от дома.

— Ты знаешь, как гадают на картах, Дэвид. Ты видел все, что и я.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! — воскликнул англичанин.

— Ее сын умрет, — спокойно ответил Матиас. — Ты это хотел услышать?

Он прошел через газон к большому декоративному пруду для разведения рыб, над которым, почти касаясь воды, свисали ветви ивы. По воде плавали листья, упавшие с ветвей. Темная гладь отражала яркие огни дома.

— Ты узнал это не из карт, не так ли? — спросил Блейк, сам не зная, вопрос это или утверждение.

— Верно!

— Тогда как ты узнал, что мальчик умрет? 206

— Ты хочешь знать все тайны, Дэвид!

— Да, я хочу знать их.

— Я не могу тебе ответить.

— Вернее, не хочешь, — с вызовом сказал Блейк. — Почему сломалась рамка фотографии? Стекло разбилось, словно по нему ударили молотком.

— Окно было открыто, — предположил Матиас. — Возможно, это из-за ветра.

— Полно, Джонатан, — устало проговорил писатель. — За кого, черт возьми, ты меня принимаешь?

— А что, по-твоему, ее разбило? — проворчал Матиас. Его синие глаза светились в темноте. — Моя... сила? — Медиум повернулся и пошел к дому, оставив Блейка одного у пруда.

Писатель медленно обошел пруд, в воде мелькали рыбы. Он устало вздохнул. Сломанная рамка. Предсказание. Неужели все это опять уловки Матиаса? «Мозгоебка», как выразился один американский психолог? Он начинал сомневаться, что «уловки» — подходящее слово. Он достаточно узнал этого человека за последние пять или шесть дней и не мог считать его шарлатаном или мошенником.

Блейк покачал головой и внимательно посмотрел на воду, словно ища у нее ответа. Увидев свое собственное отражение, Блейк в оцепенении наблюдал, как оно таращится на него из воды.

Да, это он отражался в воде, но черты его лица были искажены неописуемым ужасом. Рот открыт, словно он собирался кричать, глаза выкатились из орбит.

Не отрывая глаз от отражения, он отступил на шаг, под ногами заскрипели мелкие камешки, насыпанные вокруг пруда. Один камень отскочил в воду, отчего поверхность ее зарябилась.

Зловещее отражение исчезло, а потом в спокойной воде стало обычным. Блейк еще долго вглядывался в воду, словно ожидая, что лицо, охваченное ужасом, появится вновь. Прохладный ветерок взъерошил его волосы, он слегка поежился и решил, что пора возвращаться домой.

Шум ветра в кронах деревьев напоминал тихий, зловещий смех.

Глава 9

3. 04 утра.

Блейк откинул одеяло и вылез из постели. Он целый час переворачивался с боку на бок, но так и не смог заснуть.

Шофер Матиаса привез его в отель примерно в половине второго. Когда они покидали дом Тони Ландерс, там оставалось совсем мало гостей; в их поведении после случившегося появилась некоторая торжественность.

Вернувшись в отель, Блейк выпил в баре пару бутылок пива, о котором мечтал, потом пошел в свой номер, но понял, что заснуть не может. Теперь он стоял у окна и смотрел в непроглядную тьму Центрального парка. Деревья гнулись и вздрагивали под напором ветра, и писатель подумал, как неуютен парк под покровом ночи.

Он стал смотреть телевизор, переключая каналы, пока не нашел старый черно-белый фильм. Однорукий Оди Мерфи выигрывал войну за США. Блейк посмотрел на экран, потом вновь переключил канал. Шла передача о китайской кухне, и он оставил ее, уменьшив громкость. Через пять минут и она ему надоела. Он выключил телевизор и включил радио. Покрутив ручку настройки, он нашел станцию, передающую рок-музыку: «Уай энд ти» гремели вступительными аккордами «Мин стрик».

Вокруг здания, мрачно завывая, кружил ветер, словно желал проникнуть внутрь.

Блейк прошел в ванную, наполнил стакан водой и опустошил его большими глотками. Вернувшись в комнату, он сел за стол, на котором были разложены его записи. Он уже заполнил информацией три больших блокнота. В них были случайные наброски, неопровержимые факты и много рассуждений. Прежде, чем заняться подготовкой новой книги, он должен очистить и просеять всю эту информацию. Блейк всегда недолюбливал исследовательскую работу, но сейчас это чувство усилилось. Он понял, что вопрос об астральных перемещениях и связанных с этим явлениях гораздо шире, чем казалось ему сначала. Странно, чем больше он изучал этот вопрос, тем непостижимее он был для него. Имея на руках фрагменты, он никак не мог составить целостного представления.

Автор пяти всемирно известных бестселлеров, он был неплохо обеспечен, что, кстати, бывало довольно редко среди его коллег. Блейк никогда не предполагал, что станет зарабатывать на жизнь, издавая свои книги о паранормальном. Все произошло неожиданно.

В двадцать лет он уехал из дома в надежде сделать карьеру журналиста, но работа в местной газете быстро отбила у него интерес к журналистике. Ему было скучно давать материалы к школьным праздникам и интервьюировать людей, жалующихся на неполадки с канализацией. В свободное время он начал писать прозу. Затаившись в своей крохотной комнатушке над прачечной в Бейсуотере, он после работы садился за пишущую машинку. Он вскоре ушел из газеты и поступил в кинотеатр в Вест-Энде, но там мало платили. Он подрабатывал, строча порнографические рассказы для журнала «Эксклюзив», где за опус в пять тысяч слов получал пятьдесят фунтов. Опубликовав две статьи в «Космополитен», он решил написать роман и просидел над ним две недели. Но роман не приняло ни одно из восьми издательств, которым он предлагал его. Его опубликовало маленькое независимое издательство. Как почти все первые романы, и этот через месяц канул в небытие. Но он был не из тех, кто легко сдается. Переключившись на документальную прозу, он шесть месяцев собирал материал, еще два писал и наконец создал свою первую книгу о паранормальном.

После четырех неудачных попыток опубликовать ее Блейк нашел одного известного издателя, выпускающего книги в твердом переплете.

Книга «Свет в темноте» появилась в свет за две недели до его двадцатидвухлетия.

Получив гонорар, Блейк ушел в отпуск. Такую роскошь он не мог себе позволить уже три года. Вернувшись из отпуска, он узнал, что его книгу купило крупное издательство «Нова», а американские права на издание книги проданы за значительную сумму. Для Блейка было приятной неожиданностью узнать, что он может покинуть свою конуру и снять квартиру в Холланд-парке.

Спустя два года, на протяжении которых вышли еще две его книги, он купил весь этот дом. Потом он написал еще три книги, снискавшие известность во всем мире, так что недавно, месяцев пять назад, он приобрел большой дом недалеко от Слоун-сквер.

Ему больше было незачем спешить с окончанием работы. Теперь восемь-девять месяцев он тратил на исследования, остальное было делом техники — он писал сразу на машинке. Работая над книгой, Блейк любил уединяться в рабочем кабинете. Однако отшельником не был. Его любили многие, и он отлично чувствовал себя, общаясь с людьми, даря каждому обаятельную, непринужденную улыбку. Впрочем, временами он любил побыть один. Кто-то однажды сказал ему, что лицемерие — ключ к популярности. Если можешь быть всегда всем для всех, будь таким. За многие годы Блейк привык носить в обществе добродушно-веселую личину, но даже самые близкие ему люди не всегда знали, что таится под ней. Он и был всем для всех. С врагами он был так же любезен, как с лучшими друзьями.

Искушенный в науке любви, он умел очаровывать женщин, заставляя каждую верить в то, что она — единственная. Романов и смолоду было много, но стало еще больше, когда он приобрел известность, однако ни один из них не оставил в его душе глубокого следа. Он улыбнулся, смутно припомнив слова, приписываемые Солу Беллоу. Их смысл был примерно таким: представиться женщине писателем — то же самое, что подкинуть ей в бокал таблетку, возбуждающую половое чувство, — она моментально потащит тебя в постель.

Он усмехнулся, открыл блокнот и взял ручку.

За окном свирепо выл ветер, он яростно бился в стекла, словно пытаясь ворваться в комнату. Из радиоприемника «Скорпионз» вопили «Кам ин хоум», и Блейк приглушил звук.

Он опустился в кресло и кратко записал, что произошло в доме Тони Ландерс сегодня вечером, не забыв упомянуть о рамке и страшном видении в пруду.

Записывая, он чувствовал, что веки его наливаются тяжестью, словно свинцом. Он зевнул и, потянувшись, откинулся на спинку кресла. Хорошо, что на него вдруг навалилась усталость. Может, в конце концов ему удастся заснуть. Он просмотрел записи и наклонился вперед, сильно сомкнув веки.

Лампа вдруг замигала.

Наверно, ветер качает провода, подумал он, но тотчас же вспомнил, что это Нью-Йорк, где кабели прокладывают под землей, а не какая-нибудь английская деревушка, где провода болтаются на опорах.

Лампа вновь мигнула, погрузив комнату в темноту на одну или две секунды.

Блейк выругался и уставился на лампочку. Проклятая лампа не вкручена как следует в патрон, вот и мигает, решил он. Он снова взял ручку, но ему было очень трудно держать глаза открытыми. Он перевернул страницу, но не написал ни слова: голова его упала на грудь, и через секунду он уже спал крепким сном.

Ванная была окутана паром. Словно белый туман, он вился в воздухе, зеркало помутнело, и, посмотрев в него, Блейк увидел свое смазанное и расплывчатое отражение. Он слышал, как из кранов хлещет струя и с шумом бьет в переполненную ванну. Через края ванны, закрытой занавеской для душа, стекали ручьи воды. Блейк пожал плечами, он помнил, что не задергивал занавеску.

Он протянул руку, закрыл горячий кран и выругался, прикоснувшись к раскаленному металлу. С занавески на пол стекали капли воды, на плитке под его ногами была лужа.

Блейк потянул тонкую занавеску и громко вскрикнул.

В горячей воде, почти в кипятке, сидел человек; его кожа была покрыта страшными рубцами от ожогов.

Человек широко улыбался распухшими, потрескавшимися губами, из которых сочилась прозрачная жидкость. Очевидно, он погружался в кипяток с головой: лицо было пунцово-красным, кожа покрылась бесчисленными волдырями, некоторые из них лопнули и залили щеки своим содержимым. Все тело его было малинового цвета. Температура воды была столь высокой, что три ногтя отделились от пальцев и держались на тонкой кожице.

Ноги Блейка приросли к полу, глаза расширились. Но не — вид человека ужаснул его, а черты лица. Это было его собственное лицо.

Обваренное и страшное лицо Блейка.

Он снова закричал и проснулся от своего крика.

Блейк выпрямился в кресле, лоб его был покрыт испариной. Лампа больше не мигала, комнату заливал приятный желтоватый свет. Звуки рок-музыки сменились голосами — Ди Джей беседовал со своими гостями.

До него не сразу дошло, что это был сон.

Он с усилием сглотнул слюну и посмотрел на приоткрытую дверь ванной. Там было темно. Звук текущей воды не слышался. Пар не клубился.

Блейк вытер лоб тыльной стороной ладони и облегченно вздохнул.

— Будешь знать, как работать по ночам, — проговорил он и потянулся, чтобы закрыть блокнот.

На чистой до того, как он заснул, странице появились какие-то записи.

Почерк, несомненно, принадлежал ему, хотя буквы были крупными и неаккуратными.

Блейк протер глаза и перевернул страницу. Должно быть, он написал это до того, как задремал. Но прочитав запись, он понял, что она новая. Он пристально вгляделся в неровные буквы: «Эта сила существует. Я видел ее. Я видел ее тайны».

Писатель вновь с усилием сглотнул. Это были его слова. Раньше Блейк слышал о подобном, о так называемом автоматическом записывании, но обычно это происходило, когда человек погружался в транс. Неужели перед ним был пример автоматического записывания?

Он глубоко вздохнул, продолжая держать лист перед собой. Он больше не будет ничего утаивать. Он расскажет Матиасу о том, что случилось, а также и о кошмаре. Блейк вырвал страницу из блокнота и сморщился, почувствовав боль в правой руке. Подняв руку к глазам, он увидел, что ладонь и запястье покраснели и слегка припухли. Словно они ошпарены кипятком.

Глава 10

Оксфорд

— Сколько дней прошло с тех пор, как вы спали последний раз? — спросила Келли Мориса Гранта, нетерпеливо барабанившего по столу, за которым они сидели. Между ними стоял магнитофон. Катушки на нем медленно вращались, перед Грантом был микрофон.

— Два, — огрызнулся Грант. — Почему, черт возьми, вы спрашиваете? Вы сами знаете. Это вы накачали меня этими чертовыми лекарствами. — Он поднялся и подошел к большому окну с зеркальными стеклами в дальнем конце комнаты. Снаружи светило солнце.

— Выгляните в окно, — сказал Грант. — Такой прекрасный день, а я торчу здесь с этими ублюдками, которые замучили меня своими дурацкими вопросами.

Мужчина, сидевший справа от Келли, наклонился к ней.

— Что вы ему даете? — спросил негромко Джон Фрезер.

— По тридцать миллиграмм метадрина, — ответила Келли, — но без тубарина, чтобы он не спал ночью.

Фрезер кивнул и что-то записал на лежащем перед ним блокноте.

Благодаря большому окну в комнате было светло и свежо. Белизна высоких стен слегка оттенялась двумя-тремя висевшими на них картинами, но самым заметным здесь предметом был огромный электроэнцефалограф. Мингограф Элемы Сконандера был новейшим прибором такого рода и одним из четырех, которыми располагал институт. Утром, больше часа назад, судя по большим настенным часам над прибором, уже регистрировали электрическую активность мозга Гранта. Но сейчас Келли и ее коллегу больше волновала эмоциональная реакция Гранта, чем активность его мозга. Подсознательно он не мог избавиться от навязчивого кошмара, и последние две ночи ему намеренно не давали спать.

Исследователи наблюдали, как он возбужденно вышагивал перед окнами.

— Почему бы вам не вернуться и не сесть? — спросил Фрезер.

Келли уже работала с Джоном Фрезером раньше. Он был на десять лет старше ее, но выглядел скорее на пятьдесят, чем на тридцать пять. На лице его были пятна, какие появляются от длительного пребывания на солнце. Толстый нос блестел как лысина. Глядя на его опухшие веки, казалось, что он вот-вот заснет. Однако его стройное и мускулистое тело резко отличалось от изможденного лица. Как будто на молодом теле сидит не та голова, подумала Келли.

— Я сказал, почему бы вам...

Грант прервал его.

— Да, я слышал, — резко ответил он, помедлив, вернулся и снова сел за стол. — Почему, черт возьми, вы задаете мне так много вопросов? Я просто хочу спать.

— Почему вы хотите спать? — спросил Фрезер.

— Потому что устал как собака, — отрезал Грант. — Этого достаточно?

Он злобно уставился на исследователей. Его щеки и подбородок, небритые уже три или четыре дня, покрылись густой щетиной, словно шуршавшей, когда он потирал лицо.

— Когда вы согласились помочь нам, вы знали, что могут возникнуть кое-какие неудобства, — напомнила ему Келли.

Морис Грант не ответил. Он только переводил взгляд с Келли на Фрезера и обратно.

— Вы готовы отвечать на вопросы? — спросила она.

— Если да, вы позволите поспать?

Она кивнула.

— Ладно, задавайте ваши вопросы, — сказал он, трогая пальцами кожу вокруг ногтей и время от времени покусывая ее.

— О чем вы думаете, когда не можете спать? — спросила она, пододвигая микрофон поближе к нему.

— О вещах, которые...

— О каких вещах? — вмешался Фрезер.

— О вещах... — прошипел Грант. — О всяких вещах. Разные мысли.

— Вы можете вспомнить хоть одну? — поинтересовалась Келли.

— Нет, — уныло ответил он.

— А вы попытайтесь, — не унимался Фрезер.

Грант сжал зубы и мрачно уставился на исследователя.

— Я сказал вам, что не могу вспомнить, — раздраженно ответил он.

— Ваши мысли связаны с вашей женой и ребенком? — спросила Келли.

На мгновение на лице Гранта выразилось удивление:

— Почему они должны быть связаны с моей женой и ребенком?

— Послушайте, если вы будете отвечать вопросом на вопрос, — заметил Фрезер, — мы просидим здесь весь день.

Келли укоризненно взглянула на коллегу, когда Грант вновь набросился на него.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒