Э В А К У А Ц И Я

полная версия для читающих:

проза. ру Александр Евдокимов (наберите)

Александр Евдокимов

Э В А К У А Ц И Я

повесть

в стиле «Rock-in-Room»

inthestyleof «R-& -R»

Кремль…

Историческая архитектура латентно хранила в себе седую энергию эпох, как и мгновений, которые кирпичиками слагали и складывали не только крепость и плесень в потаённых углах, но и дух, силу и волю, радушие, гостеприимство и празднество, угрюмость, неприветливость и строгость традиций, обрядов и церемоний… =

: вековое молчание стен;

: вековое звучание стен;

: вековые стенные правления…

Кремль умело представлялся настроениями разными, – как день велит, так и вставал под утро, которое украшало его древние стены, таким и взмывал он к звёздам своим высоким: то властным и непокорным, то родным и близким, то благодатным и благопристойным, важным и затейливым, но всегда был – величественным до тревожно-божественного и исполинского!

Кремль, – на каждый день, – и вчера, и сегодня – от фундамента до кирпича малого – был всегда настроен торжественно на всё, но в этот день он, будто бы, замер необыкновенно: жил только кабинет Сталина.

Письменный стол не имел на себе бессонных рукописей – ждал событий, как все кабинетные атрибуты, так как даже оба Сталина молчали, стоя у окна, боясь потревожить мысли с надеждами на планы завтрашних дней.

Оба Сталина дымили трубками, пристально вглядываясь в заоконную серую даль с буранным снегопадом. Один из них тяжело повернулся, аккуратно протиснулся между столом и Кобой, двинувшись по кабинету вдоль совещательного стола.

- Странный сон сегодня видел, – нарушил тишину он, проходя мимо карты на стене, – Иосиф Виссарионович, странный…

Сталин, оставшийся у окна, тот час же повернулся, качая вверх-вниз головой, присаживаясь во главу совещательного стола.

- Ильич посетил, думаю…

- Да. Очень напуган был, – обрадованно подхватил тему, ходящий по кабинету Сталин. – Увези, говорит, спрячь от немца, спрячь от супостата – ко мне идут они, долг вернуть желают.

Иосиф желчно ухмыльнулся до внятной улыбки.

- А ведь действительно за большие деньги купили и его, и революцию. И ничего взамен… кроме побед…

- И заработали очень много некоторые лица в Германии.

- А-а!... Эть, зарабатывают всегда – только некоторые… остальные всю жизнь, – Коба втянул потухшую трубку, – на жизнь – работают…

- Да-да… А он, – спрячь, говорит, а то придётся, как Керенскому

в женском платье сбегать. Враньё, конечно…

- Что?!... Деньги от немца? – Сталин ехидно скосил взгляд на своего двойника.

- Нет… Платье на Керенском. Ну, что ж… Важный день! Седьмое ноября сорок первого… Он закалит в нас дух и жажду к победе! Иосиф Виссарионович, пора, наверное, на парад?... Вы решили раньше начать его.

Трубка разгорелась – дым мутно завис, как небо за кремлёвским окном и Отчизной.

- Да, всё – трубку выкушаю и… Пожалуй, я сам пойду. Правильно, что эвакуировали его?!

- Очень верно, хозяин! Не может быть… два вождя.

Иосиф Виссарионович поморщился и выбил пепел из трубки.

- Когда сняли крышку саркофага, чтобы эвакуировать… его и отставили в сторонку… как-то грани её блеснули!... Да, как-то наполнились видением! Отблеском каким-то… проявилась в них – это на мгновение… на доли секунды… или показалось!... М-м-да, за гранью что-то, будто, показало! За гранью – грань… проняло светом не хорошим… каким-то… И за гранью этой он живой! Вождь, говорю, мелькнул, будто… Так: живой, или как?!...

Коба посмотрел на кучку пепла очень внимательно.

- Мелькнул и только! – убедительно повторил человек в гриме вождя и поставил точку. – Не может быть… два вождя… Нет!

- Верно!... но для стального духа нужен! – Сталин встал и, разметав свой дым над собой, приблизился к оконной дали. – Вещий сон у тебя – наш: изложил всё верно, но деньги им уже не нужны, им надо больше…

Белые мухи буранной пелены заснежили горизонт…

Горизонт и рама окна исчезли – забелились, но из этой метели появились Красная площадь, Мавзолей и парад!...

Иосиф Виссарионович в скромном парадном, застёгнутом под подбородок, статно возглавил группу членов политбюро и Ставку.

На секунду всё замерло, как струна и!... шагнуло в сердца! – от стен Кремля: над Москвой холодное промозглое утро с ветром и снегом, но Красная площадь, наполненная ритмами маршей, стелила Васильевский Спуск – в накат, под горку, – мостила долгожданную дорогу Победы, – мостила твёрдо и упрямо, направляя торжественное шествие – сразу в бой – в атаку, которая и начнёт обратный отсчёт безумному походу фашистов на столицу Родины нашей и всей земли нашей родной.

Площадь и трибуна Мавзолея… =

: и атмосфера стойких рядов плечо к плечу;

: и торжественные марши в снежном, но светлом утре;

: и многочисленные отряды добровольцев идут мимо Мавзолея, на котором руководители страны и – Сталин!...

Вооружённый военный парад строевым шагом чеканил брусчатку, поднимаясь над всем утренним туманом богатырями-исполинами, наполняясь силой и духом невиданными, и несоизмеримыми ни с какими другими в мире, передовая их всем и каждому в советской стране!

Снежинки вертелись неистово перед каждым участником парада – радуясь искреннему торжеству и, в этих порывах ветра, взлетали к трибуне Мавзолея и несли настроения будущих побед – ко всем принимающим парад и, главное, – Сталину!

Небо порошило и застилало глаза: как будто из глубины документального киноэкрана шли герои Великой Победы – шли за горизонт – в рвы и окопы, траншеи и бесконечные дороги войны…

- Киножурнал немедленно разослать по стране! – Сталин возбуждённо повысил голос, сквозь снежинки. – Немедленно и чтоб до самого малого селения!

Парад завершался: за последним подразделением уже пристроилась небольшая ватага пацанов-сорванцов.

- Смена! – гордо и радостно подчеркнул Ворошилов. – Иосиф Виссарионович, подрастает под знаменем октября!

Вся группа на трибуне поддержала эти слова и зааплодировала негромко.

Пацаны шагали широко в такт «Прощания славянки» и улыбались, махая руками трибуне, а среди них, вдруг, – сквозь пелену бурана, – стала просматриваться тёмная, длинно-худощавая фигура… =

: в рясе;

: с кадилом в руках;

: с огромным крестом на цепи у желудка…

- Лаврентий, – Коба, ладонь от правого виска, перенёс к бровям и изумлённо всмотрелся, выдохнув белое облачко пара, – а это что за воин?!

- Благословляет, вероятно… Элемент проклятого прошлого, – Берия злобно улыбнулся, глядя на поповский сюрприз и активно искал выход в ответе, – но… все средства хороши, товарищ Сталин… как в и Бородинском…

Иосиф опустил руку, снял перчатку и, подхватив её за большой палец, качнул маятником для Берии.

Марш рвал пространство, гонимый ветром от духового оркестра и по этой тишине качалась пятерня – отдельно от всего происходящего – качалась…

- С кадилом?! – Сталин резким взмахом другой руки оборвал этот маятник, сжав перчатку в крепком кулаке. – Разберись! Мне не надо этих примеров истории…

- Слушаюсь! – блеснул очками Берия, из-под шляпы.

Берия только повернулся вполоборота, а приказ уже ждал действий в полной готовности.

- Э-э!... Подожди, а!... Значит, мальчишек накорми, а этого элемента, потом, к нам. Ну, что, товарищи, пройдёмте…

Оркестр перестроился и понёс живую музыку к Минину и Пожарскому… =

: к первому ополчению;

: к первому народному единству;

: к мизансцене, не слышавшей таких боевых маршей…

Они дирижировали!...

Дирижировали и маршами для парада, и парадом, и походным маршем на фронт – с площадного – до полевого и окопного, до первой победной атаки: труба и звала – туда, и труба отпевала!

Сталин направился к выходу с трибуны усыпальницы, все последовали за ним!

Стилобаты по всему периметру лицевой части Мавзолея, с обеих сторон, вели свои сходы в замавзолейный двор.

Политбюро начало бодро сползать с трибуны Мавзолея, но с оглядками на уходящий парад – провожая последним взглядом, как уходящий поезд, или уплывающий пароход, или улетающий самолёт – провожали…

Провожали урывками, как вождь: он останавливался и все застывали!

! Сталин медленно поворачивался и смотрел на храм, затем на уходящую музыку и, по трамплину Спуска, скользил за буранный горизонт – в холодные рвы и окопы! –! Всё окружение сбивалось аккуратно в спины друг другу и, метнув взгляд на Иосифа, цеплялись за его взгляд и тоже смотрели куда-то туда, с государственным чаянием – хмуро и беззаветно!

- Вот с таким настроем! Вот с такой волей! Столицу отстоим! И без этого отстояли бы… но когда в честь знаменитого дня – сегодня – наш солдат пошёл в бой прямо – из сердца столицы нашей Родины, от Красной площади!... Такому солдату весь мир поверит, что он победит! И весь мир узнает, кто остановил фашистскую нечисть! Кто нанёс немецким захватчикам… захватчикам всей Европы! Нанёс первый и сокрушительный удар – русский солдат! Вот такое тихое спокойное «ура» ему – нашему солдату!...

- Ура! Ура, ура-ура-ура – тихо поддержали слова вождя окружающие, выпуская изо рта и звук, и пар, и туман.

Сталин по военному чётко повернулся и шагнул… =

: шинели и пальто окружения козырнули на развороте;

: все ожидали того мгновения и расступились;

: вождь шагнул, через живой коридор, в замавзолейный двор…

Главнокомандующий твёрдо шагнул на первую ступень лестницы, уходящей вниз – на площадь за усыпальницей, и сбился с ноги! …

Хозяин остановился!

Сталин и все его соратники оторопели от увиденного у Кремлёвской стены, сразу же за снежным бураном, – рядом, – за Мавзолеем, – ступени уходили в сумрак: кругом горели костры, у которых грелись возбуждённые революционные матросы, солдаты и гражданский люд. В самом центре замавзолейного двора стоял поп с мольбой в губах, глазах и руках. У служебного входа в Мавзолей, – сзади от стены, – стояли два матроса с винтовками, на штыках которых трепыхались в буйном ветру бумажные листочки – пропуски.

- Что тут развели?! А? – Сталин тихо выругался по-грузински и распял взглядом служителя церкви. – Убей его!

- Кого? – с готовностью спросил Лаврентий.

- Попа! – на белках Кобы колыхнулись языки революционных костров, зрачки были будто охвачены этим жаром.

И тут же, оглушив всех, раздался выстрел: вспугнув ворон и их тени метнулись по миру!

Коба вздрогнул: матрос опустил винтовку и вновь занял караульное место на посту перед входом в Мавзолей.

Сталин повернулся к кострам: поп, сжав в руках крест, лежал лицом в небо, снег возле него наливался красно-бурым месивом.

Вся группа во главе с Иосифом сошла со ступеней, направляясь к входу с торца усыпальницы.

Матросы перекрестили винтовки.

- Вы к Ленину? – матрос ловко накинул ремень оружия на плечо и дыханием согрел руки. – Ваш мандат?

Хозяин опешил и остановился – вся группа обратилась взглядами, вместе с поворотами всех тел, к Берии и, затем, только искоса – к вождю…

Сталин улыбнулся, но этот оскал истребил всё – от земли до облаков – доброе, лучезарное и добродушное – истребил!

- Ты что здесь устроил?! – грубо и резко бросил он Берии прямо в лицо, через застывшую радость мимики. – За гранью уже!... Этой, как её… Что всё это здесь…

Хозяин кивнул назад, с разворотом к кострам и поповскому трупу, но удивился: замавзолейный двор был пуст, и будто, прорвав пространство, ворвались надрывные гулы самолётов, и выстрелы зенитных установок.

Только снег сохранял какие-то следы в своём покрове и багровое пятно у стены…

- Какой манда…

Главнокомандующий повернулся к служебному входу Мавзолея и осёкся – матросов уже не было, перед ним, вытянувшись, стояли бледные охранники НКВД!

! Сталин посмотрел на Берию! –! Берия растерянно вознёс к шляпе руку!

Иосиф подавится вопросом и, с недоумением, голова Главы государства резко сдвинулась, как оружейный затвор – туда-сюда, – с одного плеча – к другому: к Мавзолею и к стене за ним…

Хозяин посмотрел на Берию – Берия был растерян.

- Парад, по случаю октябрьской социа…

- Попа ко мне… потом! – прервал бред подчинённого Иосиф Виссарионович.

- А-а-э-э… расстрелять?! – недоумённо спросил подчинённый грузин.

Коба чуть обозначил под усами улыбку.

- Без суда и следствия? – лукаво смягчился голос Сталина. – Зачем жертвы в такой день! Не действуют в стране Советов без этих… без су…

Лаврентий аккуратно стряхнул с плеча Кобы снежинки.

- Без судов и следствий я не действовал… я приказ выполнял бес… этого… прекословного!... И… наверное, не успею, товарищ Сталин!

- А ты действуй, чтобы успеть, – оттолкнул руку Берии Главнокомандующий, – действуй!

! Только следы на снегу остались от начальника НКВД! –! Только скрип снега ещё слышался где-то!

НКВД-эшники открыли дверь перед Генсеком и членами политбюро – все избранные прошли в усыпальницу.

Внутри Мавзолея, в центре траурного зала мостился большой светлый стол: гробовая тишина не давила, а радовала уединением от всех проблем в стране и быту, укрывала от тревог, или сомнений и внутренних, и внешних...

Вход с Красной площади театрально и реально был задрапирован чёрным квадратом!

Тело Ленина отсутствовало в саркофаге, который сиротливо возвышался для взора предназначенного предполагаемому нескончаемому людскому потоку, у праздничного стола…

Стеклянная крышка саркофага, своим отсутствием, не предлагала продукт музейно-торговый: пылилась отдельно, отражая в своих гранях немые пространства...

У красной подушки, в свете лучей рампы театра одного неживого актёра, застыл гранёный стакан с водкой, укрытый куском чёрного хлеба.

Вошли члены политбюро тихо, но по хозяйски: Сталина и Берии не было среди них и они стали располагаться вокруг нескромного стола – скромно, согласно положениям, зная – и место, и шесток, и кусок – для рюмки… стакану… бокалу… сосуду…

Проходя, они осматривались, пока люди в штатском наполняли им тару, дабы коснуться тостов.

Растирая руки, всенародный староста обошёл стол, сжав прищуром лучики праздничка – у глаз!

- Морозно нынче…, – крякнул Калинин, расшаркиваясь ладошками, – а без вождя здесь, как бы, теплее стало…

- Конечно, – обнаружил логику Маленков и, отодвинув стул, сел, – ведь теперь не соблюдают температурный режим.

К столу приблизились все и стали рассаживать себя, ослабляя верхние пуговицы, и двигая проворно стулья, изучая краями всех глаз закуски и блюда.

Будённый, как злой таракан, блеснул взором и расправил ладонью усы.

– Да, всё также – эт-ты на ветре замёрз, но кровь я тебе расшевелю! Кто это здесь без вождя?! – он повернулся к другу и дружески обнял его. – Клим, оказывается, что здесь вождя нет?!... Интересно: на защиту Родины и великих завоеваний, так сказать: с площади и на линию фронта ушли полки! И их посылает – вождь! И благосло…

- Что-что?! – ухмыльнулся Маленков и закачал головой, и зацыкал по-детски.

- Не-не, эт… – п-п-пр-р-р! Послал, воодушевив! Кто?! – парировал Будённый. – Верно – вождь!

Калинин сбросил лучезарный праздничек – от глаз!

- Я сказал о том, – уже что-то жевал народный староста, – что топить больше стали-и-и…! – староста осёкся, увидев входящего вождя! – Сталин! О, товарищ Сталин!

Вошёл Сталин, диалог за столом оборвался.

Хозяин остановился у саркофага, придавив тяжёлым взглядом гранённый и хлебный церемониальный сосуд, и произнёс двусмысленно.

- Без вождя топить перестанут… или начнут топить…

Трубка беспардонно истопила табак, выпуская клубы дыма: туманный застил потянуло на крышку саркофага и вся эта марь проникла в глубину отражения граней стеклянной крышки и… рассеялась в отражениях гранёных плоскостей – в их глубине…

! Застолье выпрямилось! –! Стулья сдвинулись, но устояли в порядке!

Хозяин заполнил тусовкой пространство между пустым саркофагом и столом, держа трубку в кулаке пистолетом, поглядывая на прозрачный короб, а грани крышки тихо поигрывали светом дня и ничего не вещали.

– Поздравляем друг друга с двадцать четвёртой годовщиной революции. – Он остановился и трубка, над его головой, проткнула воздух усыпальни, прочертив восклицательный знак, а затем, он вяло потащил ноги во главу стола! – Мы продолжили традицию, и это ещё больше поднимет боевой дух нашего народа. И на фронте, и в тылу… а-а… фронт везде! Да, положение очень тяжёлое, но наш долг не пустить врага ни в Ленинград, ни в Москву! Бой за Москву – это бой за Родину!... Это я для отсутствующих…

Сталин посмотрел на входящего Берию и продолжил.

- В Бородинской истории пусть повторится только одно – наша Победа!

Иосиф Виссарионович шагнул к столу и, вместе с ним, все молча взяли бокалы и рюмки.

- За Победу! – тихо произнёс Главнокомандующий и вскинул знамённо тост, выйдя из-за стола, направляясь вокруг банкетной беседы, чокаясь ритуально с каждым, заглядывая при этом, в их глаза!

Берия выше всех поднял бокал и тут же подхватил хванчкаро-водочное знамя!

- Мы сплотились благодаря нашему вождю, товарищу Станину! За Родину, за Сталина, за Победу!

- Лаврентий…, – оборвал его Иосиф и резко поставил на белоснежную скатерть бокал, капли хванчкарыокровили застолье. – Ты что, Победу кадилом хотел благословлять?! Ведь кропить тогда надо, кропить…

Сталин обвёл всех тяжёлым взглядом и, повернувшись к саркофагу и его крышке, задумался.

Молотов тихо кашлянул, и начал утаптывать паузу дипломатическим словом…

- Товарищ Сталин, – аккуратно начал Молотов, – Ильич чаще всего и был… то в разливе, то в Швейцарии… кэ-эхи-им-м… и привычно… в общем-то, главное, что… вождь с нами…

Сталин улыбнулся, поглядывая на пустующее ложе.

- Вообще, великий конспиратор! – блеснула ирония Кобы, искоса глядя в никуда, а затем вернул свой взгляд к сервису застолья. – То там, то в Шушенском на коньках, то в Горках… любил он там по болезни бывать… то здесь… А что, там красиво, в Горках-то…

Иосиф, не глядя, протянул руку к столу: Хрущёв расторопно оказался рядом, поднося два бокала и свой – не тронутый, и рояльный – с куста.

- Хванчкара и киндзмараули…

- Любое, Никита. То, что себе не оставишь!

- Коба, тебе всё – оба! Мне ж трэбагорылка и сала шмат!

Сталин взял бокал.

- Спасибо, хлебосольный друг, спасибо! Вы закусывайте и кушайте… трудные дни у нас, но и день великий! Я хочу выпить за стойкость солдата и хочу, Лаврентий, выпить за тех, кто выигрывает умом – за командиров! Лаврентий!... За командиров, чтоб были они не там… у тебя, а здесь… за разработкой планов и на передовой линии были и били! В атаке были! Всё – в атаку! И вождь с нами! За нашу победу!

Пьют в удовольствие.

Осушив тостовое содержимое, все присаживаются к столу после того, как устроился на стуле хозяин.

– Жуков считает, что Москву не отдадим… Молодец! Ставка думает так же!... – Иосиф Виссарионович поморщился и коротко отшвырнул кисть руки от себя: Ворошилов в одно мгновение убрал поминальный стакан из саркофага. – А ну, кто более истории матери ценен… кто к нам с кадилом придёт… тот им отпет и бу… бу…

Хозяин выдохнул устало звуки букв сквозь воздух, лениво задерживая на мгновение всю эту кашу во рту, с раздуванием щёк и с разрыванием губ…

Иосиф Виссарионович размяк с морозца и от бессонных ночей, – потянул верхнюю пуговицу на кителе, – расстегнул, разбрасывая, с облегчением, ворот…

И, вдруг, тяжёлый выдох вождя продолжился с застолья!

– И бу-у! – духовым оркестром надул щёки и губы Калинин! И все в разнобой стали подхватывать музыку духа, заметив дирижирование вилки хозяина, и создавать хоровую капеллу. – И бу-у! Бу-бу-у! И бу-у! Бу-бу, бу-бу, бу-бу, бу-бу-у!... И-и-и бу-у! И бу-бу-у, бу-бу-у! Бу-у! И-и-и бу-у-ум-м-м…

Колыбельное начало в траурном марше, и босые, божественно-тёплые пятки кристально чистой водочки, промаршировавшей по всем жилкам запевалы-старосты, подарили ему светлую дрёму.

Коба отложил вилку.

- Лаврентий, а где этот поп? …

- О-п-п, по-о-п-п!... И бу-у-у – завершил музыкальную фразу Калинин квадратом.

- С ним работают, товарищ Сталин, – поверх очков выглянул Берия.

- А хотел он чего?... Супостат.

- Отпеть – виновато пожал плечами Лаврентий.

- Что?! – ухмыльнулся генсек. – Кого?!...

! Берия кивнул на пустой саркофаг! –! Сталин выпучил и глаза, и усы, и, в немом слове, губы!

- Давай-ка его, – щёки хозяина искривились желваками, – сюда!

Застолье членов политбюро переглянулось.

Ворошилов осторожно вмешался, пытаясь объяснить ситуацию и сгладить эмоции.

- Товарищ Сталин, сюда же нельзя… увидит, что эвакуировали тело Ленина и…

Главнокомандующий резко его прервал.

- Хорошая идея – отпеть! Но пустоту не отпевают! И видеть её никому нельзя… Что – бездна!... Кого отпоём?!... Если долго смотреть в бездну, то она начинает смотреть на… Кто же похож?...

! Тишина потянулась тяжёлой паузой! –! Желудочный сок затих в животах под пиджаками и кителями!

В гранях крышки саркофага мелькнули движения с одной грани – в другую!...

Все, кроме вождя, медленно встали: Калинин затерялся среди этого преданного построения: не смел спать стоя и не мог.

- Кто?... Ты, Берия?!

Носовой платок хозяина Лубянки припал к лысине!

- Иосиф Виссарионович, лечь туда – не проблема. Я готов на всё для качества допросов, но он же уже меня… глядел… Кадило этот…

- А – да! – глаза Кобы наполнились кровью и маслом, лоснилась игра и чесалась! – Тогда кого?

Вдруг, сквозь дивные усы, запел, чуть слышно, Буденный.

- Иосиф, на всенародную любовь… вознесть бы надо… всенародного, а он наш староста! И бородка, и взгляд, и… пиджак, и галстук с башмаками… почти копия!

Все желанно посмотрели на Калинина: он сидел и дремал.

- А волосы и глаза? – поинтересовался главный грузинский акцент.

Под усами Будённого оскалились зубы.

- Так… глаза-то у жмура – того!... пойдут любые… – кавалерист расплющил свои веки на щеках. – А волосы?!...

Сталин рассмеялся!

- Считай, что уже нет! – убедил Будённый.

Хозяину понравились инициативы служак.

- Вострой саблей машешь: побрить – убрать, отпеть и закопать…

Смех аккуратно поддержала вся компания – Калинин растряс дремоту.

- Вождя с хвостом видел! Ха… как живого!

И смех дисциплинированно оборвался! Головы тут же развернули свои лица к хозяину Ставки и, сглотнув неожиданный кашель, тут же швырнули гневные морды к народному старосте!

Люди в штатском, прочитав команду в глазах Берии, подошли к стулу сновидца.

- А с ним, с вождём… как их? этих… фрицев, – сонно продолжил Председатель Верховного Совета, – Риббентроп! Оп-оп-п-п! Ножкой топ! Топ-топ!... И эта… Тоже с хвостом, да ещё и с рожком! Ха-х-х-ха! С рогами! Бегает вокруг нашей «Тэ – тридцать четвёртки» и бьётся об броню, и бьётся!.. и бётся!... бётся! Хах! И бу-у! С разбега!... И бу-бу-бу!... И бу-ух!... Буди-буди, пук-пух-х!...

Сталин захлопал, и поднялся, тряся указательным пальцем!

- О врагах надо думать… А вообще, я понял твои американские мотивы… Второй фронт будить надо… Да… бу-бу, бу-будить – и бу-будем!

И тут, вдруг, восстал, пошатнувшись над трапезой, Хрущёв.

- А разреши я, – Никита указал носом на ленинское ложе.

- Ты, Никита?!... – удивился Сталин искренне.

- Угу!

Хрущёв с синими дрожащими губами на улыбке, задом попятился к саркофагу… =

: ноги изловчились ступать носками вперёд;

: руки шарили пространство и на себе – всё, и вокруг себя – также, глазами хамелеона;

: глаза не смотрели – они впали в преданность родную и внутреннюю…

- А шо? Брить меня не надо, – Никита Сергеевич, кряхтя, занёс ногу, как собачка, коленом над краем саркофага, – на телегу забирался легко! А?!

- Не страшно? – Коба прижёг дырчатый край трубки и она распыхтелась. – Может, выпил бы…

Хрущёв быстро и обрадовано – с надеждой, резво и снова по-собачьи, опустил ногу и повернулся к Сталину.

– Страшно, Коба, страшно?! А чёрт его… но для процесса и достижения… стакан… другой… водки бы… Угу!

Хозяин, обвалив себя вязкими клубами дыма, сел.

- Ну, хватит! А?! Клоун, да – талант!... От-та, Никита, вижу, что не только плясать можешь. Духу хватает… Жаль, что время… да и место не для плясок и песен… А шальная у тебя присядь! Будоражит присядочка! А?!... Ведь так и влезешь в телегу времени, окаянный… Молодец!...

Вдруг, открылась дверь и, с винтовкой в драной шинели и в серой папахе, заглянул революционный солдат с чайником.

- Товарищи, не подскажите, где тут кипяточка раздобыть можно? Кишки побаловать.

Сталин осмотрел членов политбюро, Берию, затем, отдельно и пристально, солдата и пустоту саркофага, заметив, на гранях крышки, блеклое отражение бойца.

- Чайник это, Коба, – подавился Лаврентий.

- Пошли, – хозяин бросил бокал и, переступив через осколки, шагнул в двери, увлекая солдата за собой и решительно возглавил поход, как Главнокомандующий!

Иосиф быстрым шагом шёл из Мавзолея подземными переходами, все следовали за ним, как пчелиный рой за маткой: коридор надвигался быстро, со знанием маршрута, предлагая много поворотов и переходов, вытягивая перед ними часовых, и гулко рассыпая, в длине всего пространства, шаги всех членов политбюро и Ставки.

Нужная дверь чуть раньше оказалась на месте – поспешила угодливо: энергичный поход прервал свой нестоевой шаг перед дверью и Сталин развернулся.

- А где солдат?

- Какой солдат? – искренне опешил Берия и тоже посмотрел взад процессии. – Чайник?!

Вновь случилась пауза: кремлёвские вопросительные взгляды заёрзали меж стен коридора!

Пауза не сдержалась и расширилась в ноздрях: вопросительные взгляды боялись вопросов, но Ставка и политбюро, где-то сзади – за спинами – на руках, преподнесли Лаврентию – алюминиевый чайник.

Даже в руках НКВД чайник молчал и доверчиво дышал и смотрел носиком в грузинский нос.

Лаврентий потянул содержимое алюминиевого брюха, через отросток – внутрь себя самого.

- Хванч-ч-ч…, – вкус грузина мгновенно поправился! – Ой! Х-х-хи-ки-ки… Кинзмараули… А?!... вот – чайничек…

Чайник пропал!

Коба оправдал паузу трубкой… =

: затяжка туманно окутала всё лицо;

: мудрым кольцом вывалилась вторая затяжка;

: третья развеяла всё…

- Я хотел сказать, где этот воин… в рясе?

(любителей читать не только четверостишия – сегодня очень мало, поэтому: прочитать всё можно, открыв мою страницу на – проза. ру Александр Евдокимов, или – рroza. ru Александр Евдокимов)