Annotation 13 страница

К термину «созерцание» тематически примыкают термины «видение» (hzata) и «откровение» (gelyana). Если созерцание характеризуется посредничеством ангелов, видения и откровения часто являются непосредственными соприкосновениями с горним миром. Вместе с тем, как мы увидим, ангелы могут принимать участие в видениях, но их функция здесь не исчерпывается посредничеством между Богом и человеком; скорее, в видениях они выступают в самостоятельной роли вестников божественных тайн. Исаак определяет «божественное видение» (hzata alahaya) как «сверхчувственное откровение ума» ^[840]. Термины «видение» и «откровение» часто выступают у Исаака в качестве синонимов. Между ними, однако, существует семантическое различие, на которое указывает Исаак в следующем тексте: Ученик: Одно ли и то же — видение и откровение — или нет? Учитель: Нет, они различны между собой. Откровением часто называется то и другое. Ибо, так как в обоих обнаруживается сокровенное, то всякое видение называется откровением. Откровение же не называется видением. Слово «откровение» по большей части употребляется о познаваемом — о том, что испытывается и уразумевается умом. Видение же бывает всякими способами, например, в изображениях и образах, как бывало в Ветхом Завете, в глубоком сне или в состоянии бодрствования, и иногда со всей точностью, а иногда как бы призрачно и несколько неявно; поэтому и сам имеющий видение часто не знает, в бодрственном состоянии видит он, или в сонном. Можно и через голос слышать о заступничестве, а иногда видеть какой–либо образ, иногда же видеть яснее — лицом к лицу… И такие видения бывают в местах наиболее пустынных и удаленных от людей, где человек нуждается в них, так как нет у него другой помощи и утешения от самого места. Откровения же, ощущаемые умом, при чистоте принимаются легко и бывают только совершенным и могущим разуметь ^[841]. Таким образом, «откровение» является понятием более общим, чем «видение». Термин «откровение» указывает на внутренний опыт, в то время как «видение» — на конкретные и зримые явления из нематериального мира. К области видений относятся, в частности, явления ангелов мученикам и подвижникам: …Образцами мужества да будут для тебя святые мученики, которые, нередко многие вместе, а иногда по одиночке, во многих и разных местах подвизались за Христа… Ибо им зримо являлись святые ангелы… Нужно ли говорить о подвижниках, чуждых миру сему, и об отшельниках? Они пустыню сделали городом ^[842], превратили в селение и обитель ангелов. К ним, по благоустройству жизни их, всегда приходили ангелы… И так как они, оставив земное, возлюбили небесное и сделались подражателями ангелов, то и сами святые ангелы по справедливости не скрывали за это от них своего вида… ^[843] Не только ангелы, но и умершие святые являются подвижникам во сне: …Весьма многие, достигшие степени чистоты, сподобляются лицезрения некоторых святых всегда в ночном видении… И говорят, что святые ангелы принимают на себя подобия некоторых досточтимых и благих святых и в сонном видении показывают душе эти подобия, во время парения ее мыслей, к ее радости, обогащению и веселию ^[844]. Что же касается термина «откровение», то он указывает на внутреннее соприкосновение человека с неземной реальностью — соприкосновение, не означающее обязательно видение какого–либо зримого образа. Чаще всего термин употребляется во множественном числе: Вот начало духовного созерцания, а это — начало всех откровений уму. И этим началом ум возрастает и укрепляется в сокровенном; им он возводится к иным, превышающим человеческую природу, откровениям; короче говоря, его рукой сообщаются человеку все божественные созерцания и откровения Духа, которые получают святые в этом мире ^[845]. Здесь об откровениях говорится как о феномене, сопровождающем ум на разных этапах его развития: путь ума рассматривается как путь от одного откровения к другому. «Откровения», по Исааку, являются опытом приобщения к Царству Божию в земной жизни: Откровение блага, скрытого внутри нас, есть чувство познания истины: Царство Небесное таинственно внутрь вас есть… _ ^[846]_Изумление божественному Естеству есть откровение нового века. Откровения нового века суть движения восхищения Богом. Этими тайнами движимо все словесное естество в том грядущем существовании, в том небесном жилище. Ибо святые силы существуют теперь в этих побуждениях, и таков их образ бытия; этой тайной восхищены они на всякое мгновение благодаря откровениям, которые получают они различным образом через устремленность свою к божественному Естеству. Это и есть тот чин, в котором все существует после воскресения ^[847]. Исаак проводит различие между откровениями «нового века» и откровениями «о новом веке». Первые являются встречами с божественной реальностью; вторые — духовными прозрениями в эсхатологическое будущее существование тварного мира: Иное — откровения нового века, и иное — откровения о новом веке. Первые относятся к достославному и великому Естеству; вторые же — к различным видам дивных изменений, которые творение будет претерпевать, и к каждому виду будущего существования, который в откровении прозрений узнается умом благодаря постоянному размышлению об этом и озарению ^[848]. В Беседе 20–й из 1–го тома, не переведенной на греческий язык (ее полный перевод содержится в приложении к настоящей книге), Исаак говорит о шести видах откровений, которые упоминаются в Священном Писании: 1) посредством чувств; 2) посредством душевного зрения; 3) через восхищение мысленное; 4) «в чине пророчества»; 5) «в некоем умственном виде»; 6) «словно бы во сне». Откровения «посредством чувств» происходят либо «посредством стихий», как например, Неопалимая купина, облако славы Божией, либо без участия чего–либо материального, хотя и «при посредстве телесных чувств», как например, явление трех мужей Аврааму, лестница Иакова и др. К откровениям «посредством душевного зрения» относится, в частности, видение пророка Исаии, созерцавшего Господа на престоле высоком в окружении серафимов ^[849]. «Восхищение мысленное» — это то, что случилось с апостолом Павлом, когда он был восхищен на третье небо и слышал неизреченные глаголы Божии ^[850]. Откровения «в чине пророчества» — это «те, что бывали пророкам, которые за много веков предсказывали будущие события». Откровение «в умственном виде» есть то, которое дает человеку некое прозрение в божественное Естество или в воскресение мертвых, или в жизнь будущего века, или в другие ключевые догматические истины христианской веры. Наконец, откровение может быть дано человеку во время сна ^[851]. Исаак утверждает, что откровения могут происходить как «через посредство образов», так и «вне образов». Первый вид откровений дается «тем, кто просты в знании и скудны пониманием истины». Откровения второго вида даются «для успокоения и вразумления какого–либо человека и для некоего утешения и вразумления отшельника». Однако, как подчеркивает Исаак, откровения не должны приравниваться к полноте истины и совершенному знанию, так как они — лишь «некоторые соответствующие силе человека знаки и символы» ^[852]. В той же Беседе Исаак говорит о «тайнах, которые в прозрении о естестве Божием достигает разум» ^[853]. Термин «прозрение» (sukkala), чаще всего употребляемый Исааком во множественном числе (sukkale) ^[854], семантически близок к термину «откровение»: он тоже используется для описания внезапных и ярких соприкосновений с иной реальностью. Прозрения отличаются от откровений более стремительным характером: они мгновенны, но оставляют глубокий след в душе человека. Прозрения могут происходить на разных этапах духовной жизни христианина: Бывает, опять же, что усовершенствовался человек в душевном, но еще не вошел в духовный образ жизни, и лишь немногое ^[855] начало пробуждаться в нем. Пока во всем подвижничестве своем он еще на душевном уровне, иногда случается, что некие духовные движения время от времени возникают в нем неразличимо, и начинает он ощущать в душе своей радость и сокровенное утешение: подобно некоей вспыхивающей молнии… некие таинственные прозрения возникают и возбуждаются в разуме его. И тотчас сердце его взрывается радостью… Знаю человека по соседству ^[856], который вкушает эти вспышки молний. Но, хотя таинственное прозрение мгновенно проносится через разум его и удаляется, тем не менее вспышка радости от него и вкус его длятся долго, и тишина, происходящая от этого, спустя долгое время после того, как это уходит, бывает разлита в мышлении его; также и состояние тела и членов тела становится мирным, и бывает великое отдохновение; а радость наслаждения этим чудом отмечена в высший момент на мысленных устах его ^[857]. Исаак подразделяет прозрения на два вида — те, что порождают молитву, и те, что порождают тишину: Ибо молитва, которая пробуждается благодаря созерцанию, необычна: сильно связывает она разум, так что он становится собранным и без усилия порождает молитвы жаркие и чистые. Не всегда способен человек устоять перед силой прозрений или свободно пользоваться чувствами своими, ибо много раз случается, что слишком сильны они для того, чтобы человек мог обратиться к себе и начать молитву. Ибо весьма часто не остается силы в душе обратиться к чувствам и оперировать ими, или пользоваться телом естественным способом, ибо побеждена она мощью изумления. Но не так обстоит дело со всеми прозрениями. Есть прозрения, порождающие молитву, а есть порождающие тишину. Кто испытал эти состояния, поймет различия между ними ^[858]. «Прозрения» — это такие духовные подъемы, которые внезапно возникают в человеке во время молитвы или чтения Писания. Ум человека входит во «святое святых тайн Писаний», проникает в их сокровенный духовный смысл, непосредственно соприкасаясь с Богом. При этом, как и в состоянии молчания разума, молитва у человека прекращается: Говоря о молитве, я имею в виду стояние или богослужение определенного рода, ибо во время чтения своего никогда, ни на одно мгновение не лишен он молитвенных подъемов. Ибо нет такого чтения, которое совершалось бы с духовной целью и было бы лишено источника молитвы, ибо поистине человек тот бывает опьянен тайнами, которые он встречает. И глубокие молитвы чудным образом и неожиданно возбуждаются в нем, без подготовки или усилия воли с его стороны. Почему же называю я молитвой это частое опьянение прозрением, если не обретается в нем даже места для движения молитвы или воспоминания о ней? Это нечто намного более прекрасное, — насколько возможно говорить так, — чем даже чин молитвы. Но молитва по чину своему ниже, чем духовное возбуждение, и об этом не может быть спора, так как молитва ниже этой тайны. Много раз, когда ум возбужден каким–либо прозрением относительно действий, которые или происходят в естественном мире, или упоминаются в Писаниях, когда узревает он их духовный смысл и когда взирает, благодаря сопутствующей им благодати, на святое святых тайн Писаний, тогда не остается у него даже силы молиться или помысла, ибо умолкает он телом и душой. Всякое действие, естество и слово в этом творении имеет свое святилище и святое святых. И когда позволено уму войти туда и дается ему сила, никакой силы, движения или деятельности не остается в чувствах в такие времена. Есть среди собравшихся здесь человек, который всегда испытывает такое состояние: знаю я, что тотчас же начинает колотиться сердце его, когда встречает он этот вид чтения; а происходит это от опыта… ^[859] Таким образом, можно говорить о видениях, откровениях и прозрениях как разновидностях одного и того же феномена встречи человека с реальностями нематериального мира. При этом «видения» означают встречи с существами из этого мира, являющимися в видимом образе (ангелы, святые); «откровения» — духовное проникновение в божественное Бытие или в эсхатологическое обновленное состояние тварного мира; «прозрения» — таинственные вспышки молний в уме человека, когда ему внезапно во время молитвы или чтения Писаний открываются тайны «иного века».
Осенение и озарение

Следует теперь рассмотреть два мистических термина, которые у Исаака Сирина указывают на благодатное действие Бога по отношению к человеку: «осенение» и «озарение». В связи с последним термином должен быть рассмотрен мистицизм света у преподобного Исаака. Сирийское слово maggnanuta означает сошествие, осенение, заступничество ^[860]; оно указывает на некое особое действие высшего по отношению к низшему. У Исаака «осенением» называется благодатное воздействие Святого Духа на человека. Этой теме он посвятил отдельную Беседу ^[861]. Она начинается с определения значения термина и указания на его использование в Библии: Осенение есть имя, указывающее на помощь и заступничество, а также на получение небесного дара; например: Дух Святой сойдет и сила Всевышнего осенит Тебя ^[862]. Иное же — в словах: Десница Твоя, Господи, осенит меня ^[863], что является просьбой о помощи; так же как: Я осеню этот город и избавлю его ^[864]. Итак, мы понимаем, что есть два вида действия в осенении, которое приходит к людям от Бога: одно — таинственно и умственно, другое — действенно ^[865]. Первый вид осенения, — продолжает Исаак, — есть «освящение, принимаемое посредством божественной благодати; то есть, когда, по действию Духа Святого, освящается человек телом и душой, как было с Елисаветой, Иоанном ^[866] и блаженной Марией, благословенной между женами — хотя последнее не сравнимо с другими видами освящения и выше того, что дается чину тварей». Подобное осенение происходит с каждым святым, который удостаивается божественного откровения и действия Святого Духа: Таинственный вид осенения, который происходит с некоторыми святыми, есть действенный вид, осеняющий ум; и когда этого осенения удостаивается человек, ум бывает охвачен изумлением и расширен неким божественным откровением. Пока это действие осеняет ум, человек поднят над движением душевных помыслов благодаря причастию Духа Святого… Когда эта сила осеняет человека, удостаивается он славы нового века через откровение — и это удел, выпавший на долю святых света, о которых говорил блаженный Павел ^[867]; его удостаиваются те, что получили освящение ума от Духа благодаря их святому и добродетельному образу жизни ^[868]. Что же касается второго вида осенения, то его действие узнается на практике, и оно есть «умственная сила, защищающая человека и носящаяся над ним _ ^[869]_постоянно и отгоняющая от него все вредоносное, что может приблизиться к его телу или душе. Невидимо ощущается она умом, который озарен и обладает знанием посредством ока веры…» ^[870] Таким образом, как первое, так и второе осенение имеют мистический характер, однако второе осенение сопровождается «невидимым видением», то есть опытом созерцания невидимой реальности, доступным «озаренному уму». «Осенение» оказывается семантически близким к «видению» и «созерцанию». «Озарение» (nahhiruta) — еще один термин, выражающий прямое воздействие Бога не человека: он происходит от nuhra-^вет» и указывает на такое действие Бога в человеке, которое сопровождается видением «духовного света». Человек получает озарение в соответствии с тем, каков его образ жизни по отношению к Богу. И по мере того, как влечется он к знанию, он все более приближается к свободе души, а по мере приближения к свободе ума он влечется от знания к более высокому знанию. Свет не–умственный — тот, что принадлежит стихиям. В новом веке сияет новый свет, и нет там нужды в пользовании чем–либо чувственным или относящимся к стихиям. Умственный свет есть разум, озаренный божественным знанием, которое без меры излилось в естественный мир. В духовном мире духовный свет. Как та тьма не подобна этой, так и тот свет не подобен этому свету ^[871]_. Какова природа света, о котором идет речь у Исаака? Очевидно, Исаак был знаком с учением Евагрия о том, что существуют два света: один — тринитарный свет божественной Сущности, другой — естественный свет человеческой души, который, хотя и родствен первому, не тождествен ему. Евагрий писал о том состоянии, когда «внутренний человек», ставший истинным «гностиком», созерцает «свет красоты своей души», или «свет своей собственной красоты» (nuhra d–supra d–napseh) ^[872]. У Исаака мы не находим такого последовательного соспоставления двух видов света, однако, когда он говорит о свете, речь чаще всего не идет ни о каком–либо видимом и конкретном свете, ни о божественном свете в том смысле, в каком говорили о нем византийские мистические писатели (Симеон Новый Богослов, Григорий Палама): речь идет, как правило, о внутреннем свете души или ума человека (что соответствует второму виду света по классификации Евагрия). Опыт созерцания тринитарного божественного света, если и был знаком Исааку, то никогда не был им подробно описан. В этом смысле Исаака нельзя считать предшественником византийского исихазма. Наше утверждение может показаться неожиданным для тех, кто знаком как с греческим текстом Исаака, так и с русским переводом: у них может возникнуть в памяти выражение «свет Святой Троицы», встречающееся у Исаака. Однако как это, так и другие подобные выражения содержатся не в подлинных текстах Исаака, а либо в приписанных ему сочинениях Иоанна Дальятского и Филоксена Маббугского, либо в цитатах из Евагрия. Исаак же чаще всего говорит о том, что душа подвижника становится светом, а не о том, что человек созерцает тринитарный божественный свет. О том, как понимал Исаак природу света, созерцаемого подвижниками, можно судить по Беседе 6 из 2–го тома, посвященной теме мистического озарения: Два истинных признака даю я тебе, брат мой; и в то время, когда удостоит тебя Бог внутреннего озарения, по ним ощутишь ты свет души своей. Их достаточно, чтобы указать тебе истину, которая в душе твоей воссияла. Когда, по благодати и милости Господа нашего Иисуса Христа, воссияет в тебе то озарение разума, о котором говорят Отцы, эти два признака дадут тебе подтверждение относительно этого озарения… Один из этих признаков следующий. Когда воссияет уже сокровенный тот свет в душе твоей, признаком этого станет то, что всякий раз, когда только ты заканчиваешь чтение или молитву, какими–либо стихами и содержащимися в них мыслями пленен будет разум и станет размышлять о них, исследовать их и по своему собственному побуждению рассматривать их духовное значение; настолько будет он привязан к ним, что не станет рассеиваться чем–либо другим из тварного. Даже если ты не особенно заботишься об этом как о чем–то присущем тебе, само собой случается такое с разумом — впрочем, не всецело и полностью, а, конечно же, частично. Второй признак, столь же точный, как и первый, есть следующий. Когда душа выйдет из тьмы и станет изнутри светом, тогда продолжительные коленопреклонения даются отшельнику, и настолько усладительным оказывается для него пребывание в них, что три дня стоит он на коленях на земле в молитве, не чувствуя утомления по причине наслаждения и не желая даже вставать с земли. И даже всякий раз, когда поднимет он голову, желая встать, по причине этой продолжительной сердечной услады, объемлющей сердце его, снова падает он на лицо свое, и молитва уже не так важна для него ^[873], ибо в ту минуту, когда молитва входит в сердце его, в такой степени ощущает он вспоможение и столь усиливается в нем наслаждение, что останавливается язык его и умолкает сердце его. И вот, охватывает сердце его и члены его то усладительное безмолвие (selya), так что даже Царство Небесное, если можно так сказать, не считает он сравнимым по наслаждению с этим умолканием (selyuta) в молитве. Безмолвный, лежит он ниц на лице своем ночью и днем. И таким же образом, в соответствии с тем, как и насколько входит человек в это озарение разума, удостаивается он наслаждения в коленопреклонении ^[874]. В этом тексте говорится о таком озарении, которое совершается как бы исподволь, незаметно, и определяется скорее по внешним признакам, чем по внутреннему ощущению. Свет, о котором идет речь, есть свет души, или, точнее, «душа, становящаяся светом». О свете Святой Троицы Исаак не упоминает. Источниками духовного озарения и «воссияния света» внутри человека служит молитва и другие аскетические делания. Размышление о «служении праведности», по мнению Исаака, является источником озарения ^[875]. Другие источники — память о Боге и ночное бдение: «Если душа просияла памятью о Боге и непрестанным бдением день и ночь, то Господь устраивает для ограждения ее облако, осеняющее ее днем и светом огненным озаряющее ночь; во мраке ее просияет свет» ^[876]. Наконец, коленопреклонения, совершаемые с умилением, тоже способствуют воссиянию света в человеке: В то время, как Бог внутренне приводит сердце твое в умиление, непрестанно твори поклоны и коленопреклонения… Тогда воссияет внутри тебя свет, и правда твоя возблистает скоро, и будешь, как сад цветущий и как источник неоскудевающей воды ^[877]. Воссияние света в душе человека является источником непрестанной радости: Пока не разрушит человек веру сердца своего, то есть точное знание о божественном Промысле, не впадет он в помрачение разума, от которого происходят беспокойство и печаль, но наполнена душа его на всякий миг светом и радостью и ликует душа его непрестанно. И словно на небе живет человек в озарении помыслов своих, которые вера сердца его дает ему; и с того времени удостаивается он также откровения прозрений ^[878]. Изумление

Одним из характерных духовных состояний, описываемых мистическими авторами, является экстаз, сопровождающийся переживаниями духовного восторга и умиления, слезами и нередко потерей самосознания, расслаблением членов тела, выходом ума из тела. Греческое слово e'kstasiw, буквально означающее «исступление», не имеет прямой параллели в сирийском языке: ближайшими аналогами являются термины temha и tehra, которые оба переводятся как «изумление». Эти термины часто встречаются в сочинениях Исаака, указывая на то мистическое состояние, которое грекоязычные авторы называли экстазом; в греческой версии Исаака оба термина, как правило, переводятся словом e'kstasiw. В Септуагинте термин ekstasis употребляется, в частности, в рассказах о сне Адама («И навел Господь Бог на человека крепкий сон») ^[879] и о сне Авраама («И крепкий сон напал на Авраама») ^[880]; в Пешитте в обоих случаях говорится о selya («безмолвии»). Будучи знаком с библейскими толкованиями Феодора Мопсуестийского, Исаак знал, что греческий термин, употребленный в обоих библейских текстах, скорее соответствует сирийскому термину temha, чем термину selya: Но спросит кто–нибудь: «Где находится разум в эти минуты и в этой возвышенной сосредоточенности? » Как говорит Писание: «Безмолвие напало на Авраама». И то же самое сказано об Адаме: «И Господь Бог навел безмолвие на Адама». Но греческий вместо «безмолвия» (selya) говорит об «изумлении» (temha). И когда Блаженный Толкователь толкует таинства изумления, он называет изумлением то, что вне привычного чина, и того, что человек ощущает. Но Отцы–отшельники называют это «сосредоточением ума, которое от благодати», и залогом наслаждения нового века ^[881]. Говоря о феномене мистического изумления, Исаак пользуется и другим библейским образом — «темного облака» («arpella) ^[882], в которую вступил Моисей для встречи с Богом ^[883]: в Пешитте этот термин использован для передачи греческого gnobfow («мрак», «тьма»). На основе библейского повествования о Моисее Дионисий Ареопагит построил свое учение о божественном мраке, который есть не что иное как божественный свет, созерцаемый в состоянии блаженного «незнания» и «нечувствия» ^[884]. То, что Ареопагит называл «мраком», Исаак называет «облаком». Он пользуется ареопагитским апофатическим языком, когда говорит об изумлении, которое охватывает ум, оказавшийся внутри божественного «облака»: Слова «судьбы Твои—бездна великая» ^[885] имеют тои же самый смысл, что и «облако под ногами Его» ^[886] … Умственное «облако» есть ум, пораженный изумлением перед духовным прозрением. Это (изумление) внезапно ниспадает в душу его и недвижно удерживает ум в том состоянии, когда все видимые вещи сокрыты от него в незнании и нечувствии цели размышления о них, и разум остается покойным, подобно облаку, которое обволакивает объекты и препятствует какому–либо телесному видению ^[887] Ареопагитская терминология «незнания» и «нечувствия» приходит на помощь Исааку и в том случае, когда он говорит об отличии кратковременных созерцаний и откровений от продолжительного мистического изумления. Последнее носит ярко выраженный экстатический и сверхрациональный характер: Когда ум благодатью влеком к духовным вещам через сладость знания, он остается вне мысли и воспоминания в течение долгого времени, будучи покойным и изумленным. Я не говорю о той всецелой сосредоточенности, когда движения ума изменены в изумление и божественное созерцание, или когда без движений остается ум в течение целого дня, а то и двух или более дней. Кто пребывает в одном из созерцаний или иных откровений, тот не испытывает ни всецелого прекращения мысли, ни исхода естества человеческого из знания в незнание, которые превыше знания, как говорят Отцы, но испытывает мир и радость, сопровождающие опьянение и теплоту сердца. Что же касается всецелого изумления на молитве и полного нечувствии здешних реальностей, это не обретается среди познаний и наслаждений духовных… ^[888] Состояние «изумления» у Исаака тесно связано с описанными выше состояниями «молчания разума» и «духовного созерцания»: Когда ощущение этих тайн получает все время человек посредством того внутреннего ока, которое называется духовным созерцанием (te'orya d–ruh) и которое есть видение, происходящее от благодати, тогда в момент ощущения им той или иной из этих тайн тотчас же сердце его утихает в некоем изумлении. Не только уста его прекращают произнесение молитвы и умолкают, но и само сердце осушается от помыслов благодаря чуду (dummara) ^[889], которое ниспадает на него, и сладость тайн премудрости и любви Божией получает он от благодати благодаря сознательному видению действий и естеств ^[890]. Изумление происходит от разных причин. Оно может быть плодом удаления от мира и безмолвнической жизни: «Удаление души от мира и безмолвие ее естественно побуждают ее к познанию Божиих тварей, а от этого возносится она к Богу, в удивлении изумляется и пребывает с Богом» ^[891]. Изумление может рождаться из молитвенного размышления: «Ибо великую и нескончаемую сладость возбуждают в сердце и в неизреченное изумление приводят ум безмолвие и… размышление» ^[892]. Причиной изумления может быть чтение Писания: «Охотно размышляй над книгами, которые дают указания относительно цели творческой деятельности Бога и влекут ум твой к изумлению во времена молитвы» ^[893]. Изумление может проистекать от непрестанной памяти Божией: «Долговременным хранением памяти о Боге душа по временам приводится в изумление и удивление» ^[894]. Наконец, Исаак отмечает действие Святого Духа в качестве одной из причин изумления: «Премудрость Духа… смиряет душу и возбуждает ее к исследованию Бога, словно в изумлении» ^[895]. Действие Святого Духа на душу человека сравнивается с животворным воздействием солнца на растения: Как у некоторых видов деревьев источается сладкий сок под действием солнца, точно так же, когда сияет Дух в сердцах наших, приближаются к светоносности движения размышления нашего — что называется «духовным образом жизни» (dubbara ruhana); тогда вопреки своей воле ум наш посредством некоей мысли влечется, словно в изумлении, к Богу ^[896]. В писаниях Исаака мы находим несколько видов изумления, отличающихся степенью интенсивности переживаемого опыта. Первым из них является духовный восторг во время молитвы или чтения Писания, при котором человек не теряет контроля над собой, хотя ум его может быть всецело «пленен» Богом: …Забывает он себя и естество свое и делается как бы человеком, который пришел в изумление и вовсе не помнит об этом веке… Обращаясь мыслью к чудесам Божиим и всегда изумляясь им, он пребывает в непрестанном опьянении и как бы уже вкушает жизнь по воскресении… И когда будет этим опьянен, снова переносится оттуда созерцанием к веку сему, в котором еще живет, и с изумлением говорит: «О, глубина богатства, премудрости, знания, смысла, разума и домостроительства неисповедимого Бога!.. » И отсюда уже возносится умом своим к тому, что предшествовало сложению мира… И тогда как бы в исступлении размышляет и говорит: «Сколько еще будет стоять век сей и когда получит начало век будущий?.. Какова будет та жизнь? В каком образе восстанет и составится естество это? Как перейдет оно в новую тварь? » И когда размышляет он об этом и подобном, приходит он в восторг, изумление и безмолвное молчание, и восстает он в этот час, и преклоняет колена, и с обильными слезами воссылает благодарения и славословия единому премудрому Богу… ^[897] Второй вид изумления — тот, при котором внешним признаком является расслабление членов тела: Нередко бывает, что человек преклонил колена в молитве, и руки его воздеты к небесам, лицо устремлено на Крест Христов, и все помыслы свои собирает он воедино в молитве к Богу, и в то время, как человек молится Богу со слезами и умилением, в тот самый час вдруг внезапно начинает бить в сердце его источник, изливающий наслаждение; члены его ослабевают, глаза закрываются, лицо приникает к земле и помыслы его изменяются, так что он не может делать поклонов от радости, возбуждающейся во всем теле его ^[898]. Третий вид изумления характеризуется полной потерей самосознания и выходом ума из тела. Это то изумление, о котором известно из житий святых, пребывавших в таком состоянии несколько часов или даже дней: Ибо видим святого Антония стоящим на молитве девятого часа и ощутившим вознесение ума своего ^[899]. И другой из отцов, с воздетыми руками стоя на молитве, приходил в восхищение на четыре дня. И многие другие во время такой молитвы бывали пленены сильной памятью о Боге и великой любовью к Нему и приходили в восхищение ^[900]. Исаак рассказывает о своем современнике, который говорил ему: «Когда захочу встать для совершения службы Божией, Бог позволяет мне еще совершить одну мармиту, а что до остального, то если я буду стоять три дня, в изумлении пребываю с Богом и не чувствую никакой усталости» ^[901]. Особый вид изумления описан Исааком в одной из Бесед 1–го тома, не вошедшей в западно–сирийскую редакцию и греческий перевод. Это изумление, которое начинается во сне, вызывает пробуждение и продолжается наяву. Исаак, вероятно, описывает свой собственный опыт, хотя и пользуется традиционной в подобных случаях формой третьего лица единственного числа: Знаю человека ^[902], который даже во время сна был охвачен божественным изумлением через созерцание того, что он вечером читал. И когда ум его был восхищен размышлением об этом созерцании, он как бы понял, что в течение долгого времени он вращался в помыслах своего сна и исследовал свое чудное созерцание. Все это происходило глубокой ночью: он внезапно проснулся со слезами, лившимися подобно ручьям на его грудь. Уста его были исполнены славословий, и сердце его долго размышляло об этом созерцании с ненасытимой сладостью. По причине многих слез, которые изобильно изливались из очей его, и оцепенения души его, все члены тела его сделались расслабленными, и в сердце его трепетала некая радость, так что он не мог даже исполнять свое обычное служение ночной молитвы. Только с большим трудом смог он произнести псалом при наступлении дня — настолько был он переполнен обильным потоком слез, текших ручьями из его очей, и другими духовными переживаниями ^[903]. Исаак много говорит о радости, которая появляется в человеке, находящемся в состоянии изумления. Это сверхъестественная и божественная радость, причиной которой является чувство свободы и любви к Богу, сопровождающееся освобождением от страха: Итак, в тот миг, когда человек поднялся выше душевного служения в мысли и знании своем, которое состоит в действенной добродетели, и сознание его возвышается к духовному образу жизни, насколько это достижимо здесь для человеческого естества, тотчас изумление Богом прилепляется к нему, и от движений прежних помыслов успокаивается он и утихает, и этими духовными движениями любви возбуждается весь разум его. Вместе с этим знанием страх отнимается от человека, и свободой от помыслов ^[904], которая превыше всякого страха и мысленного страдания, бывает движимо мышление по образу нового века: и это потому, что удостоился он, по благодати Христовой, принадлежащей образу жизни нового человека, тех движений, которые возникают в естестве там, в Царстве Небесном. И когда, опять же, удаляется он от них ^[905], переживает он душевную радость, и в мысли своей и в помыслах своих он не таков, как чада мира сего, ибо с этого времени возрос он в свободе от помыслов ^[906], наполненной движениями знания и изумления Богом. И поскольку он живет в знании, которое превыше души, и поднялся над страхом, пребывает он в радости о Боге в движении помыслов своих на всякий миг, как свойственно детям ^[907]. Радость о Боге и изумление могут стать постоянным переживанием человека: Блажен ум, удостоившийся того, что является плодом постоянного размышления о Боге, раздумья и мысли о тайнах Его. Исполняется на нем на всякий миг сказанное: Господи, Тыі исполнил сердце мое веселием ^[908]. Однако Исаак подчеркивает, что в мистическом переживании радость сочетается со страданием. Первая происходит от чувства горячей любви к Богу и ощущения неизреченной близости Божией к человеку; второе — от невозможности пребывать в этом ощущении непрерывно. В этом смысле Исаак говорит, что «нет страдания более жгучего, чем любовь к Богу». Но сразу же добавляет: «Господи, удостой меня испить из этого источника! » ^[909] Чем ближе человек к Богу, тем сильнее его жажда богообщения, которая ненасытима. Потому радость и страдание переживаются одновременно, будучи двумя аспектами одного и того же опыта: …Через то сладостное мысленное страдание о Боге и через ту животворную скорбь, о которой говорил Апостол ^[910], рождаются в разуме, в соответствии с различными видами размышления, печаль по Богу, или радость о Нем и сердце, погруженное в надежду, которая не иссякает в нем. Своим жаром и своей силой страдание и радость обжигают, попаляют и иссушают тело, а кровь обильно распространяется через вены и дает жар, ибо пламя движений разума согревает весь состав вследствие жара тайного служения. Последнее на всякий миг вызывает некое чудное изменение, дающее радость, или, наоборот, доставляющее сильное страдание душе и телу; оно ночью и днем заставляет человека бодрствовать в заботе о спасении, усердно молиться и ревностно приносить Богу прошения об этом, с пламенеющим сердцем и неразвлекаемой мыслью ^[911]. Состояние изумления, которое переживается подвижниками в земной жизни, является символом того изумления, в котором живут святые в будущем веке; оно есть предвкушение Царства Небесного ^[912]. В подтверждение своей мысли Исаак ссылается на Евагрия: И это то, что изобилующий духовными откровениями Евагрий называет «стократной наградой, которую в Евангелии обещал Господь наш» ^[913]. И в изумлении величием этого наслаждения хорошо назвал он его «ключом в Царство Небесное» ^[914]. Как перед истинным Богом говорю я: члены тела не могут выдержать это наслаждение, и сердце неспособно вместить его по причине великой сладости его. Что еще можно сказать, если «восприятием Царства Небесного» называют это святые? Ибо это тайна будущего изумления Богом. Не благодаря прозрению в материальный мир и дела его наслаждаются праведники в Царстве Небесном, но благодаря тем предметам, которые в мире, возводится ум, как по некоей лестнице, к Тому, Кто есть Царство святых, и пребывает в изумлении. Хорошо названо это восприятие «тайной Царства Небесного»; ибо в познании Того, Кто есть истинное Царство всего, приходим мы через эти тайны всякий раз, когда ум бывает движим ими, по дару силы Божией ^[915]. 6. «Опьянение» любовью Божией. К термину «изумление» семантически примыкает термин «опьянение» (rawwayuta) ^[916], указывающий на особенно сильное чувство любви к Богу, радости и духовного восторга в состоянии мистического экстаза. Тема «трезвого опьянения» — одна из центральных во всей христианской мистической традиции, начиная с Оригена и Григория Нисского ^[917]. В сирийской традиции эта тема намечена уже у Ефрема и Иоанна Апамейского; среди писателей VII века она присутствует у Дадишо и Симеона д–Тайбуте ^[918]. У Исаака Сирина тема духовного опьянения является синтезом всей его системы мистического богословия: при рассмотрении этой темы нам удается увидеть наиболее характерные черты его мистицизма. В одной из Бесед 2–го тома, говоря о состоянии изумления, начинающемся за пределами молитвы, Исаак пользуется образом вина для описания духовного восторга, который овладевает человеком: По временам, опять же, молитва частично остается, однако ум уводится от нее на небо, словно пленник, и слезы, словно источники воды, льются и орошают все лицо вопреки воле его. При этом сам человек покоен, безмолвен и внутри себя наполнен изумленным видением. Весьма часто не позволяется ему даже молиться, и поистине это есть то прекращение молитвы, которое выше молитвы: оно заключается в том, что человек пребывает в постоянном изумлении перед всяким созданием Божиим наподобие тех, кто обезумел от вина. Это и есть то вино, которое веселит сердце человека… ^[919] Блажен, кто вошел этой дверью и испытал это на собственном опыте! Слишком бессильна вся сила чернил, букв и словосочетаний, чтобы выразить наслаждение этой тайной ^[920]. Символика опьянения употребляется Исааком чаще всего, когда он говорит о любви к Богу, охватывающей человека. Любовь, согласно Исааку, есть дар, который невозможно приобрести человеческими усилиями. Аскетическое делание, в том числе чтение Писания, способствует достижению любви, однако без дара свыше истинная любовь не может появиться в человеке. О любви нельзя прочитать в книгах: ее можно только вкусить или испить. Любовь к Богу, — пишет Исаак, — не есть нечто пробуждающееся бессознательно или незаметно; и благодаря одному лишь знанию Писаний не может она пробудиться в человеке; и никто не может полюбить Бога, принудив себя к этому… И даже благодаря закону и заповеди, которые Он Сам дает относительно любви, невозможно нам возлюбить Бога, ибо от закона происходит страх, а не любовь. Ибо пока не получит человек Духа откровений и не соединится душа в движениях своих с той мудростью, что превыше мира, и пока величие Божие не познает человек на собственном опыте, невозможно ему приблизится к этому преславному вкусу любви. Кто не испил вина, тот не опьянеет от рассказов о вине; и кто сам не удостоился в душе своей знания о величии Бога, тот не сможет опьянеть от любви к Нему ^[921]. Символика вина и опьянения дает Исааку возможность описывать различные феномены мистической жизни, которые иным образом трудно было бы описать при помощи слов. Так например, жажда богообщения, характерная для периодов оставленности, символизируется у него алкогольной жаждой, испытываемой пьяницей при отсутствии вина: …Сердце с похвальной восторженностью воспаряет к Богу и взывает: Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюсь пред лице Божие! ^[922] Кто пил это вино, а потом лишился его, тот один знает, в каком бедственном состоянии оставлен он и что отнято у него по причине расслабления его ^[923]. Говоря о расслаблении членов тела, которым сопровождается изумление, Исаак уподобляет его аналогичному расслаблению в состоянии алкогольного опьянения: …При сильном и божественном вожделении… человек начинает возбуждаться к божественной любви и сразу опьяняется ею, как вином; расслабляются члены его, мысль его пребывает в изумлении, сердце его отводится в плен к Богу; и таким образом, как сказал я, уподобляется он упившемуся вином ^[924].

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 121314 15 16 Следующая ⇒