Тогда. Катя Тогда

Тогда

Агония.
Она живет внутри меня. Каждый рваный вздох, который я делаю, поглощает единственное разрушенное чувство. Время ничего не делает. Ничего не исправляет. Ничего не лечит. Я не ожидал, что испытаю такое чувство, как любовь, которое возникло подобно урагану, врываясь и разрывая мой мир на кусочки.
Теперь, я сражаюсь за то, чтобы собрать его воедино.
Не существует такого достаточно сильного клея, который способен сохранить меня в целости и сохранности.
– Маркус?
Голоса...
Все они смешались в туман вечной пустоты, небытия. Я больше не различаю, кому они принадлежат. Я человек, который разрушил собственную жизнь и есть только один голос, который я хочу услышать. Я знаю, это тот голос, который я никогда больше не услышу. Я разрушил душу. Я создал свой собственный кошмар. И этому нет прощения.
– Маркус?
Я поднимаю голову и вижу стоящего в дверном проеме Улио. Он смотрит на меня и грустно качает головой.

– Иисус, ты принимал душ?
– Зачем ты здесь? – я бормочу, опрокидывая голову назад и глотая янтарную жидкость в моём стакане. Обжигает, но это ощущение, с которым я пришел к любви. Ощущение, которое посылает огонь глубоко в мою душу, пока я не перестану что-либо чувствовать.
– Я здесь, чтобы сообщить тебе, что положил деньги на банковский счет Кати, как ты и просил. Они вернулись.
– Что? – проскрежетал я.
– Они вернулись. Счет закрыт.
– Какого хрена ты имеешь ввиду, говоря, что они вернулись? - я реву, вставая и сметая все предметы с моего стола. Они с грохотом летят на пол вокруг меня, мой стакан присоединяется к ним. Из-за этого появляется влажное пятно на полу, до того, пока не просачивается сквозь бумагу, разбросанной вокруг. Мне все равно.
Это все может сгореть, и это также не будет иметь значения.
– Это означает, что она закрыла свои счета. Она ушла. Она забрала свою мать, свою жизнь и ушла.
– Тогда найди ее! – закричал я.
– Зачем? – он рявкнул. – Это ведь то чего ты хотел, не так ли?
Я сжал и разжал кулаки.
Он прав. Я знаю, что он чертовски прав.
Я сказал ей все эти слова в тот день, эти ужасные слова, чтобы заставить ее уйти и никогда не возвращаться. Я освободил ее. Я дал ей шанс на жизнь без меня.
Сейчас… блять, сейчас… это пиздец, как больно, что я не могу от этого избавиться.
Отчаяние стало моим новым лучшим другом.
– У нее ничего нет, –проскрежетал я, – ты блять понимаешь? Ничего. Положить эти деньги на ее банковский счет, было способом убедиться, что ей жилось легче после того, что...
– Что ты сделал? После того, как поимел ее жизнь.
Я стреляю в него таким смертельным взглядом, что он вздрагивает.
Он прищуриваться, понижая голос до мягкого, но с тихим шипением.

– Ты сделал выбор, Маркус. Ты облажался. Она ушла. Больше нет ничего, что ты можешь сделать. Двигайся дальше.
– Найди ее, – бормочу я, – мне нужно знать, что она в порядке.
– Нет.
Я вздрогнул и зарычал.

– Извини?
– Я сказал нет. Я закончил. Прошел месяц. Она ушла. И она не вернётся. Ты должен взять себя в руки и двигаться дальше. Это то, чего ты хотел. То, почему ты отправил ее прочь, ненавидя тебя. Если ты не сделаешь это, я найду кого-то ещё, чтобы справиться с этим.
– Это угроза?
Он поворачивается, идя к двери.

– Нет, это, блять, обещание. Возьми себя в руки.
Взять себя в руки.
Как я должен взять себя в руки, когда мой клей, блять, ушёл?

Катя Тогда

Нет хуже чувства в мире, чем боль. Не боль от раны или от удара, а боль вашего разбитого сердца. Боль - это то, что вы не можете описать, пока она копается в твоей душе и устраивается поудобнее. Вы думаете, что понимаете, как другие проходят через это, порой удивляясь, какого черта они просто не могут “справиться с этим”. Но пока вы не будете на этом месте, вы никогда не поймёте боль.
Никогда.
Возьмите ваш худший кошмар и умножьте его на сто. Вы знаете эти ощущения, которые стискивают вашу грудь, перехватывая дыхание? Удвойте его. Что насчёт мурашек, которые бегут по вашей коже и каждая ваша конечность онемела, как после лихорадки?
Утройте его. Затем ваше сердце.
Непоправимое. Сломленное. Уничтоженное. Повреждённое.
Разбитое вдребезги.
Вот, что произошло с моим сердцем в тот день, когда Маркус Тандем разбил его. Я могла бы сказать, где это закончилось, но это не так. Я до сих пор зла и купаюсь в боли, пока она не затуманивает мой разум и человек, которым я была, становится далёким воспоминанием. Ее больше нет. Нет ничего кроме зияющей, ноющей раны в груди. Он сломал меня. Он взял мою жизнь в свои руки и сжимал ее, пока она истекала кровью на землю, не оставляя ничего, кроме пустой оболочки.

Моя жизнь никогда снова не станет прежней, и он будет тем, кто заплатит за это.

Однажды.

Однажды, когда я снова найду способ дышать.
Глава 1
Катя

–Заказ!
Я волочу ноги в своих изношенных туфлях, скрипя по мягкому деревянному полу.
Я взглянула на клиентов, которые проходят мимо меня, их глаза не более чем отверстия в моем больном разуме. Они ничего не значат для меня. Я ничего не вижу, ничего не слышу и даже не чувствую. Моя душа словно бездонная пропасть. Мое тело движется только потому, что должно.
Время ничего не лечит.
Это также мучительно, как и в тот день, когда я ушла от человека, которого думала, что люблю.
Он никогда не гнался за мной.
Он никогда не звонил.
Он никогда не разводился со мной.
Он просто отпустил меня.
Что делает меня ещё злее, чем тот факт, что я влюбилась в человека, который был не более чем бессердечным монстром, он пытался сохранить свой бизнес. Меня не волнует, кто вы, меня не волнует ваше прошлое, но, если вы сделали выбор полностью уничтожить человека, ради вашего собственного удовлетворения, ваша душа отправится вглубь земли и ещё глубже, вы, мой друг, будете гореть.
– Иду, – глупо выкрикиваю я.
Я поднимаю поднос с прилавка, собираю стаканы и направляюсь на кухню, чтобы принести больше заказов. Вы, наверное, думаете, что я могла бы устроиться на работу получше, но, когда вы переезжаете в город, где вас никто не знает и вы вынуждены снова все начинать сначала, ваша квалификация ни черта не значит. Особенно, если вашему предыдущему боссу нечего сказать, кроме плохого. Это Роберт.
Сказать, что он держит обиду, было бы преуменьшением.
Помимо того, что мне пришлось уйти, это означало, что мне пришлось начать все заново. Прошлое больше не имеет значение.
Чтобы заботиться о маме, мне приходиться работать большое количество времени. Мы живем в крошечной квартире, которую я могу с трудом себе позволить. Большинство дней мама остаётся дома и никуда не выходит. Она ненавидит это. Она в депрессии. Она знает, что не может помочь, и это беспокоит ее. Она заслуживает больше, чем это. Она заслуживает, чтобы кто-то заботился о ней, и я не могу дать ей это.
Она благодарна, я знаю это.
Но это не меняет фактов.
– Двигай ногами, Катя, – мой босс рявкает, толкая мне тарелку с огромным бургером через прилавок, – двигайся.
Я поднимаю ее, поворачиваясь, и отношу к столу заказчика. Женщина ждёт с сердитым взглядом, направленным на меня.
– Я жду уже полчаса! – она огрызается.
– Мне очень жаль.
Если мой голос звучал также, как я думаю, она возможно приняла бы это, но я предполагаю, что она услышала то, что мне действительно поебать и продолжила.
– Простите?
Замечательно, она хочет, чтобы я повторила. Я поворачиваюсь и смотрю на своего босса, который пристально смотрит на меня. Если бы мне не нужна была эта работа, то я бы сказала этой суке, куда идти. Вместо этого, я улыбаюсь через силу и говорю своим самым бодрым голосом:
– Мне очень жаль, могу я предложить вам напиток за счёт заведения?
Она кивнула:
– Думаю, что да.
– И что бы вы хотели, мэм?
– Диетическую содовую.
– Сейчас будет.
Я поворачиваюсь, уставившись в потолок для спокойствия, затем приношу ей ее содовую. После этого я заканчиваю остаток своей смены изнурительного дня. К тому времени я добираюсь до своей квартиры, мои ноги болят до такой степени, что я с трудом могу стоять. Вот что происходит, когда ты работаешь двенадцатичасовой рабочий день в сраных, дешёвых туфлях.
Закрыв глаза, я стираю с лица остатки прошедшего дня, цепляю веселую улыбку и открываю дверь.
Первое, что открывается моему взору, это причина, по которой я дышу.
Черные волосы, как и у него. Большие карие глаза. Как и у него. Густая копна темных волос завивались на ее красивой голове.
Потрясающая. Прекрасная. Свет моей жизни. Она сидит на полу, играя с единственной игрушкой, которая у нее есть, маленькая кукла, которую она сосёт большую часть времени. Соседи Бетти и Энди присматривают за ней, пока я на работе, и приводят ее маме, прежде чем я прихожу с работы.
–Привет, принцесса, – я улыбаюсь, единственная настоящая улыбка, которую я дарю ей.
Она смотрит на меня и, даже по сей день, она перехватывает мое дыхание. Она точная его копия. Красота нашей дочери, которую он никогда не узнает. Она родилась и остается прекрасной. Ей практически двенадцать месяцев, что означает, что уже прошло практически два года с тех пор, как я ушла от него.
Но я ушла с чем-то, о чем он никогда не узнает.
И она идеальна.
Она одна из самых счастливых, энергичных младенцев, которых я когда-либо встречала. Она всегда улыбалась для меня самой большой улыбкой или маме. От этого мне больно, что мы- это всё, что у нее есть. Я была девушкой, которая всегда верила, что каждый отец должен знать своего ребенка.
Я проповедовала это, я говорила это каждому, кто бросил своего ребенка. Я не имела ни малейшего понятия о сильной любви к ребенку, и на что ты готов пойти, чтобы защитить его.

Я бы умерла за Пенни. Я умру за неё. – Привет, милая, – моя мама улыбается, но улыбка не достигает ее глаз, – как работа?
Я поднимаю Пенни, иду к маме и целую ее в щеку.
– Хорошо.
Она хмурится.
– Мне не нравится это, совсем. Я бы хотела сделать что-нибудь. Ты выглядишь уставшей и…
Я протягиваю и прикладываю руку к ее щеке.
– Мам, все нормально.
– Почему бы тебе не позвонить отцу и..
– Нет, - я говорю резко, – мы сделали выбор переехать сюда и начать все заново, вот что мы делаем. Все наладится, мам. Это займёт время.
Она уставилась на меня. – У нас было время…
– Мама…
– Катя, пожалуйста. Если бы мы вернулись, он бы мог нам помочь…, – шепчет она.
Я поворачиваюсь к ней, удерживая фальшивую улыбку на лице.
– Мама, я сказала, что все хорошо.
– Пенни заслуживает…
– Нет, – я предупреждаю, – не смей мне говорить, что она заслуживает лучшего, что она заслуживает его. Никто не заслуживает проклятого монстра, мама.
Ее глаза становятся печальными.
– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Это несправедливо. Я сижу в этом кресле, а ты так много работаешь.
– Мам, я справляюсь. Все будет хорошо.
Я провела пальцами по щеке Пенни и она посмотрела на меня, улыбаясь. У нее было только два зуба, но это два чертовски милых зуба. Она так сильно похожа на него. Интересно, является ли это в некотором роде проклятием для тех, кто оставил бывшую с ребенком? Они никогда не увидят это так, как это видим мы. Словно у нас есть постоянное напоминание.
– Как она себя сегодня вела? – я спрашиваю, меняя тему.
– Энди сказала, что она была шумной. Она спит?
Я качаю головой, покачивая Пенни на своём бедре,
– Нет, я думаю, что она приболела.
– У нее насморк.
Я захожу в крошечную кухню. Она недостаточно большая, чтобы свободно передвигаться в ней, но я как-то умудряюсь готовить в ней. Я открываю небольшой холодильник и достаю сэндвич с арахисовым маслом, который я сделала сегодня утром. Откусила. Пенни тянется к нему: «Нет, малышка, у тебя может быть аллергия». Я опустила ее и сделала для нее то, что ей можно. После этого я иду в свою комнату и сбрасываю свои туфли.
На кровати лежит связка писем. Я тянусь вниз, листая их. Натыкаюсь на кучу счетов и моя грудь сжалась. Пока я открываю их, делаю пометку в голове. Три недели до зарплаты как минимум.
Что будет, если у нас не будет денег на жизнь. Мы опаздываем с выплатами, и прямо сейчас у меня нет представления, как я собираюсь исправить это. Как я, имея все, пришла ни к чему?
Конечно, я трудилась на своей старой работе, чтобы выжить, но это? Я думала, что это будет легче. Когда мы переехали в другой город, я полагала, что смогу просто устроиться на работу и все будет хорошо. Затем я узнала, что беременна. Здесь также нет работы в моей сфере, так как мы больше не живём в большом городе, поэтому работа с моей профессией редко встречается. Все сбережения ушли на оплату счетов и долгов, а также на уход за моей мамой, чтобы я могла работать.
Вскоре из-за отчаяния я оказалась официанткой. Я слишком гордая, чтобы вернутся к нему. Ничто не может заставить меня вернутся туда назад. Я отказалась от всего. Получше узнать моего отца. Моих братьев. Вообще от всего. Я просто ушла. Кэнди и Дасти единственные люди, которые знают, где я нахожусь, и они поклялись никому не говорить.
Они не сказали.
Он никогда не появится.
Каждый раз, когда я думаю о нем, что-то резко сжимается в моем сердце. Я справилась с болью. В течение нескольких месяцев я была словно оцепеневшей. Бесчувственной. Сломленной. Я плакала, перестала есть, я страдала, и это заняло время, пока я взяла себя в руки. Даже сейчас внутри меня пустота. Словно меня здесь нет. Интересно, что будет, если я когда-нибудь вернусь.
Пенни появляется в дверном проёме, улыбаясь мне.
– Хэй, малышка, – я мягко позвала ее.
Она забирается на край моей кровати. Она не очень хорошо ходит, но отлично взбирается. Я наклоняюсь и целую ее в голову. Нам было трудно, но она по-настоящему счастливый ребенок. В ней нет ничего другого, кроме как света и красоты. Если бы не она, я не уверена, как бы я справилась.
– Катя? – моя мама зовёт.
– Да?
– Ох, милая, к тебе пришли.
Гость? Кто будет посещать меня? У меня нет друзей. Я поднимаю Пенни на руки и иду по коридору. Когда я ступаю в гостиную, ахаю. Боль пронзает мое сердце, когда я смотрю на своего лучшего друга. Дасти стоит рядом с мамой, его лицо искажено эмоциями, которые я действительно не могу прочитать. Слёзы полились из глаз, и я сказала скрипучим голосом:
– Дасти…
– Боже, Катя.
Я опускаю Пенни и бросаюсь к нему. Мои руки обвиваются вокруг его тела. Он обнимает меня крепко, сжимая до боли, но мне плевать. Боже, я скучала по нему. Так сильно.
– Что… что это?
Я отстраняюсь, вытирая слезы. Дасти не изменился, ни капельки. Он выглядит таким же великолепным, как и в тот день, когда я уехала. Он одет в серый свитер и темные джинсы. Его волосы растрепаны. Он водит кончиком пальца по моей щеке, и я с трудом сдерживаю ещё один срыв, который грозиться вырваться наружу.
– Я здесь живу.
Он качает головой.
– Нет. Ты… нет…
Дасти знал, где я была, но он не знал об условиях моей жизни. Никто не знал. Мне не нужна жалость. Люди живут гораздо хуже. У некоторых даже нет дома. Я едва ли могу жаловаться; у меня есть крыша над головой. У меня было достаточно сбережений, чтобы пройти через это, но после рождения Пенни все стало сложнее. Я делаю все, что в моих силах, хоть и с трудом, но я делаю это.
– Все хорошо, – шепчу я.
Его глаза метнулись на Пенни.
– О боже... она…
Дасти знает о Пенни, но из-за его работы, он не имел ещё возможности увидеть ее. У него не так много свободного времени, поэтому я удивлена, что он сейчас здесь. Не то, чтобы я была против. Я так отчаянно в нем нуждалась.
– Его копия, – заканчиваю я.
Он кивает, поворачиваясь ко мне. Он пристально осматривает мою маму и затем говорит:
– Могу я поговорить с Катей?
– Конечно, – говорит мама, оборачиваясь к Пенни.
Я выхожу из квартиры и поворачиваюсь к Дасти.
– Я не знала, что ты собирался приехать.
– Ты лгала мне, Катя.
– Я не лгала, Дасти. Я просто не сказала тебе об этом.
– Ты говорила, что ты в порядке, – он плачет.
– Я в порядке, - шепчу я, тянусь и беру его за руку.
Его печальное лицо заставляет мое сердце сжаться. Именно поэтому я не говорила ему.
– Насколько все плохо? - спрашивает он.
– Все хорошо.
– Черт подери, я твой лучший друг, а теперь скажи мне, насколько все плохо?
Я вздрагиваю.
Он протягивает руку и поглаживает пальцами вниз по щеке.
– Пожалуйста, дорогая.
– Все плохо, - я шепчу, опустив глаза в пол, – у нас нет денег... я едва могу прокормить нас.
– Боже, –бормочет он.
– У меня нет другого выбора.
– Да, у тебя есть. Ты не должна это делать.
Я резко поднимаю голову и смотрю на него.
– Что ещё я могу сделать?
– У тебя есть мы, у тебя есть твой отец.
Мое сердце болит, когда незнакомое ощущение проходит через мое тело.
Мой отец. Человек, которого я бросила, не узнав. У меня нет выбора. Я знаю это.
– Я не могу туда вернуться. Ты знаешь, что я не могу, – мой голос дрожит, когда я говорю это.
– Ты можешь.
– Нет, если я вернусь, мне придется столкнуться…
– Маркус?
Я вздрагиваю.
– Боже, Катя, ты не можешь вечно прятаться. Это длится уже достаточно долго. Возвращайся домой, разведись с ним, и двигайся дальше своей жизнью.
Развод.
То, что ещё не сделано.
– Я не знаю, смогу ли встретиться с ним, – бормочу я, - я не хочу, чтобы он узнал о Пенни и…
– Ему не нужно знать, если ты не хочешь этого. Ты разведешься с ним и оставишь. Твой отец защитит тебя.
– Он узнает о ней. Если я вернусь…
– А ты не думаешь, что он имеет право знать? – говорит он нежно.
Мое сердце сжимается: – Нет, он ничего не заслуживает.
– Катя…
– У нас все хорошо, Дасти.
– Нет, ты не в порядке, – кричит он, – черт возьми меня, ты живёшь в дерьмовой квартире, борясь за выживание. Твоя одежда с ебаными заплатами. Твоя мама выглядит голодающей. Что, мать твою, ты творишь? Ты не должна так жить!
– У меня нет выбора! – кричу я.
– У тебя есть отец, который готов тебе помочь, друзья…
– Я не могу…
Он грустно качает своей головой.
– Если бы речь была только о тебе, я бы не стал настаивать, но речь не только о тебе, Катя. Это касается твоей матери и твоей дочери. Они страдают, потому что твоя гордость не позволяет тебе помочь им. Подумай об этом.
– Как ты смеешь? – я шепчу голосом, похожим на смертоносное шипение.
– Катя, – осторожно говорит он, – я не пытаюсь быть мудаком... но ты не должна так жить.
Я закрываю глаза, борясь с жжением в носу, пока слезы не вырываются наружу из моих глаз.
– Милая, – шепчет он, – вернись, разберись с этим, устрой жизнь для себя и своей дочери.
– Дасти, пожалуйста.
Он тянет меня в свои объятья.
– Просто подумай об этом. Мы можем помочь тебе. Если бы я знал, как обстоят дела, что ты врешь мне... я бы пришел раньше.
Я киваю, даже если нет ни одного шанса, что я вернусь туда. Нет.
– Почему ты здесь? – спрашиваю я, отстраняясь.
– Неожиданный визит. –бормочет он, затем раскидывает руки в стороны, – Сюрприз.
Я мягко смеюсь.
– Ну, – говорю я, подходя ближе и оборачивая свои руки вокруг него, – я рада, что ты здесь.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒