Глава седьмая

Предмет зрения — видимое. Видимое же — это прежде всего цвет, а также нечто такое, что можно описать словами, но не имеет особого названия[80]. То, что мы имеем здесь в виду, станет совершенно ясно из дальнейшего изложения. Итак, видимое есть цвет. А цвет принадлежит к тому, что видимо само по себе; само по себе не в том смысле, что быть видимым — это существо его, а в том, что оно в самом себе заключает причину того, почему оно видимо. Всякий цвет есть то, что приводит в движение действительно прозрачное, и в этом — его природа. Вот почему нельзя видеть цвета без света, а всякий цвет каждого предмета видим при свете. Поэтому необходимо прежде всего сказать, что такое свет. Так вот, имеется нечто прозрачное. Прозрачным я называю то, что, правда, видимо, но видимо, вообще говоря, не само по себе, а посредством чего-то постороннего — цвета. Таковы воздух, вода и многие твердые тела. Ведь вода и воздух прозрачны не поскольку они вода и воздух, а потому, что в них обоих имеется та самая природа, которая присуща и вечному телу наверху[81]. Свет же есть действие прозрачного как прозрачного. Там же, где прозрачное имеется лишь в возможности, там тьма. А свет есть как бы цвет прозрачного [тела], когда оно становится действительно прозрачным от огня или чего-то подобного, вроде тела, находящегося наверху, ибо ему присуще то же самое, что огню.

Итак, мы сказали, что такое прозрачное и что такое свет: это не огонь, не какое либо тело вообще и не истечение из какого-либо тела[82](ведь и в этом случае свет оказался бы каким-то телом); нет, свет — это наличие огня или чего-то подобного в прозрачном. [Свет не тело]: ведь невозможно, чтобы два тела находились в одно и то же время в одном и том же месте. Свет есть, надо полагать, нечто противоположное тьме. Ведь тьма есть отсутствие такого свойства прозрачного, так что ясно, что наличие этого свойства и есть свет.

Потому и неправы ни Эмпедокл, ни всякий другой, кто утверждал, что свет движется и иногда оказывается между землей и тем, что ее окружает, но что это движение нами не воспринимается; на самом же деле это мнение идет вразрез с очевидностью доводов и наблюдаемыми явлениями. Ибо на малом расстоянии это движение еще могло бы остаться незамеченным, но, чтобы оно оставалось незамеченным от востока до запада, — это уж слишком.

То, что способно воспринимать цвет, само бесцветно, а то, что воспринимает звук, само беззвучно[83]. Бесцветны же прозрачное, невидимое или еле видимое, каким представляется темное. Темно и прозрачное, но прозрачное, когда оно имеется в возможности, а не в действительности. Одно и то же естество бывает то тьмой, то светом.

Однако при свете бывает видно не все, а только собственный цвет каждой вещи. Некоторые вещи не видны при свете, в темноте же они воспринимаются, например: то, что кажется огневидным, и светящееся (одним названием их обозначить нельзя), например, гриб, рог, головы рыб, чешуя и глаза рыб. Но то, что видно у всех них, — это не их собственный цвет. Почему они все видны, об этом следует поговорить особо[84]. А пока ясно, что видимое при свете есть цвет, потому что цвет невидим без света. Ведь быть цветом самим по себе означает приводить в движение действительно прозрачное, а энтелехия прозрачного и есть свет.

Доказательство этого очевидно. В самом деле, если бы кто положил себе на самый глаз вещь, имеющую цвет, он ничего бы не увидел. Цвет же приводит в движение прозрачное, например воздух, а этим движением, продолжающимся непрерывно, приводится в движение и орган чувства. Демокрит истолковывает это неправильно, полагая, что если бы средой (to metaxy) была пустота, то можно было бы со всей отчетливостью разглядеть даже муравья на небе. На самом же деле это невозможно: ведь видение возникает, когда то, что обладает способностью ощущения, испытывает воздействие. Так как это воздействие не может исходить от самого видимого цвета, то остается признать, что оно исходит от среды, так что необходимо, чтобы существовала такая среда. А при пустоте не только не отчетливо, но и вообще ничего нельзя было бы увидеть.

Итак, сказано, почему цвет необходимо бывает видим только при свете. А огонь можно видеть в обоих случаях — в темноте и при свете, и это бывает с необходимостью: ведь благодаря огню прозрачное и становится прозрачным.

То же рассуждение приложимо и к звуку и запаху. Ведь от непосредственного соприкосновения того и другого с органом чувства ощущение не вызывается, но запахом и звуком приводится в движение среда, а ею возбуждается каждый из этих органов чувств. Если же кто-то положил бы на самый орган чувства звучащую или пахнущую вещь, то она не вызвала бы никакого ощущения. С осязанием и вкусом дело обстоит 30 точно так же, но это очевидно не сразу, а по какой причине, это станет ясным из дальнейшего. Для звуков среда — воздух, для запаха среда не имеет названия: имеется во всяком случае некоторое свойство, общее воздуху и воде; как прозрачное для цвета, так и это свойство, присущее воздуху и воде, есть среда для того, что обладает запахом. В самом деле, и у обитающих в воде животных есть, очевидно, чувство обоняния. А человек и другие дышащие животные, обитающие на суше, не могут обонять, не дыша. Причина же этого будет указана позже[85].

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒