Дмитрий Хворостовский: «Я более свободен, чем многие другие»

https: //newtimes. ru/articles/detail/129502/? _utl_t=vk

Дмитрий Хворостовский: «Я более свободен, чем многие другие»

22. 11. 2017 | Дмитрий Хворостовский — The New Times

Это интервью корреспондент NT Катерина Антонова взяла у Дмитрия Хворостовского в конце 2010 года, перед началом предновогоднего декабрьского тура по России. Концерты под названием «Дмитрий и друзья» прошли тогда в Москве, Санкт-Петербурге, Тюмени и Екатеринбурге

NT: Вас не смущает, что высокая цена билетов на ваш концерт (место в партере стоит 11 тыс. рублей) отпугнет часть публики, которая идет на Хворостовского не потому, что это модно, а потому, что действительно любит оперу?

Этот вопрос совсем не ко мне. Я занимаюсь только творческой составляющей концерта, выбираю партнеров и репертуар. Я в принципе отвечаю только за самого себя. Все остальное — дело организаторов. Такие условия тут у вас в Москве. Будь моя воля, я бы, конечно, не выбрал Кремлевский дворец для выступления — этот зал совершенно не годен для классического концерта. Я с удовольствием спел бы в Зале Чайковского или на сцене какого-то театра. Но от меня это не зависит, как и цена билетов.

«Немножко зариголетился»

NT: Для московского концерта вы выбрали блестящие, игровые, «бисовые» арии, а не драматические, глубокие. Почему?

Я хотел, чтобы было легко и смешно. За последнее время я семнадцать раз спел в «Риголетто» Верди — и немножко зариголетился, у меня даже голос стал меняться под Риголетто. Потому перейти на фиоритуры моцартовского Фигаро я счел просто полезным для своей певческой формы. По той же причине, кстати, я так дорожу камерными ариями в своем репертуаре — они нужны для того, чтобы укрощать голос, делать его более тонким инструментом. Последнее время я все чаще думаю про «Царскую невесту», про партию Григория Грязного. Мне кажется, я уже дозрел до нее. Это одна из самых «итальянских» опер Римского-Корсакова в смысле кантилены, легато — не такая гавкающая, как другие. Я пел «Царскую» однажды в Сан-Франциско, но тогда я был еще зеленый для Грязного. Обычно ведь трогаешь роль, пробуешь, оставляешь, а потом дозреваешь до нее. Вот сейчас, мне кажется, я для Григория дозрел.

NT: Вы часто исполняете русский репертуар на Западе?

В последнее время — нет. Есть только единичные постановки. «Онегин» в Венской опере меня совсем не удовлетворяет, мне хотелось бы участвовать в более адекватном спектакле, чем венский, где на сцене ходят с водкой и ползают на карачках, потому что «русские всегда пьяные». С другой стороны, в таком формальном, холодном режиссерском прочтении я могу с ноля, с листа сделать из своей партии то, что хочу, попробовать что-то новое — что я и сделал. И, должен вам сказать, получился необычный Онегин, мне удалось через эту роль выразить одиночество человека в мире. Меня вообще в последнее время волнует тема жестокого одиночества людей. И в венском «Онегине» весь этот «пьяный» антураж, который меня поначалу так разочаровал, начал работать как раз на мою тему.

NT: Что для вас самое интересное в работе: что петь, с кем петь или какие-то собственные завоевания?

Конечно, собственные победы и поражения. Я нахожусь в постоянном творческом движении, которое сам для себя намечаю. Мой собственный путь в творчестве волнует меня больше всего. И репертуар выбираю, исходя из собственных задач, благо у меня есть возможность выбирать. Мой рост происходит неравномерно, скачками, бывают падения, бывают взлеты. Этот процесс мучительный, но он мне всегда и более всего интересен.

NT: Многие ваши коллеги жалуются на огромную зависимость исполнительской профессии. А чего у вас как у музыканта больше: свободы или зависимости?

Свободы. Я на самом деле более свободен, чем многие другие. У меня есть возможность решать, что петь, что нет, куда ехать, какой гонорар брать.

NT: Так всегда было?

Да. То есть нет, определенная зависимость у любого музыканта есть и в начале, и в середине карьеры, и в конце. Просто у всех разное соотношение зависимости и свободы. У меня всегда было больше свободы.

12 Следующая ⇒