|
|||
Часть вторая 11 страница– Убей ее! – взмолился король, но Йона упрямо мотнула головой, отметая такой исход сражения. – Что за тайна? – спросила она у гхалии сбивающимся от напряжения голосом. – Открой мне тайну, и я подарю тебе жизнь! – Нет! – игриво рассмеялась Лаэгра и подняла меч. А дальше стало происходить нечто уже совсем непонятное для короля. Гхалия явно начала уставать, покрываться испариной, однако Наследница щадила ее жизнь, все еще пытаясь склонить противницу к переговорам. Ее клинок мельницей кружился в руке, точно притягивая лезвие Льда. Девочка разгорячилась – до Кантора донесся ее запах, вроде того, каким тянет весной от тополиной почки и клейкой молодой листвы. Гхалия что‑ то вполголоса произнесла на чужом языке, будто про себя. И еще раз, порезче… В ее голосе звучала горечь поражения… И тут Йона, вместо того чтобы отбить очередной выпад Лаэгры, нацеленный ей в правое предплечье, как бы подбила ее меч кверху. Лед взлетел к потолку зала и стремительно рухнул вниз, прямо на тварь. Лаэгру спасло то, что она, хотя уже почти выдохлась, все‑ таки успела откачнуться назад всем туловищем. Однако царапина на горле, у самой подключичной ямки, была глубокая: кровь залила темную чешую твари. А Йона стояла неподвижно, полузакрыв глаза и опустив к полу руку с клинком. Она ждала… – Признание! – потребовала Наследница. Эльфы оцепенели, пожирая глазами это завораживающее, разворачивающееся перед ними зрелище, абсолютно не укладывающееся в сознании. – Признание! – настаивала Наследница, медля с последним ударом. – Нет! – нехорошо усмехнулась Лаэгра. – Ты получишь мою смерть, но и тайна умрет вместе со мной. Ты стала неимоверно сильной, Наследница!.. И тут звенящую тишину зала прорезал дикий, полный неконтролируемой ненависти крик: – Умри, дрянь! – Эвридика, все это время копившая силы для создания нужного заклинания, сумела прорвать энергетический щит сражающихся и метнула кинжал. Ее клинок падающей звездой пронесся через зал и вонзился в правый бок Йоны. Эльфы издали громкий панический стон… Наследница покачнулась, роняя свой меч… Воспользовавшись удобным моментом, гхалия гибкой змеей метнулась назад, подобрала Лед и остервенело вонзила его в спину Йоны, угодив между лопаток. По залу пронеслось ледяное дуновение смерти, ибо меч насквозь пробил стройное тело девушки: острие клинка вышло наружу, на целых три ладони высунувшись из ее груди.
Я никак не ожидала, что Эвридика решится на подобную подлость – нанесет этот вероломный удар, отвлекший мое внимание. Да, я должна была предвидеть все возможные неожиданности, но утратила бдительность, сосредоточившись на собственных мыслях и чувствах. Я отдалась во власть эмоций, изменив главному правилу бойца: руководствоваться во время боя лишь холодным рассудком. А ведь поначалу все шло просто замечательно: поединок с гхалией дался мне непросто, но я чувствовала, что перевес на моей стороне. Уже не раз я могла запросто убить Лаэгру, но тайна, упомянутая хитроумной тварью, целиком завладела моими помыслами, вызвав жгучее желание проникнуть в ее суть. И тут случилось непредвиденное: подлая принцесса метнула кинжал, неглубоко вонзившийся в мышцы в моем правом боку. Я вздрогнула скорее от неожиданности, чем от физического дискомфорта, и выронила меч… А в следующий же миг все тело пронзила вспышка жуткой боли, и я с удивлением увидела острие Льда, выступающее из моей груди! Перед глазами поплыл белесый туман, во рту возник солоноватый привкус крови, а ноги вдруг начали непроизвольно подгибаться, перестав меня слушаться… – Ты, глупая девчонка! – Лицо гхалии приблизилось, сверкая победно оскаленными клыками. – Неужели ты поверила, что сможешь меня победить? – Нет, – как бы оправдываясь, прошептала я, сосредоточившись на том, чтобы не потерять сознание. – Но у меня тоже есть секрет, который умрет вместе со мной. И ты его уже не узнаешь! – Секрет? – Лаэгра придвинулась ко мне еще теснее, ее глаза заинтригованно прищурились. – Какой секрет? – Ближе… – всхлипывающим голосом просила я, ощущая на губах теплое дрожание покидающей меня жизни. – Подойди еще ближе… – Хм… – Лаэгра вытянула лапу и приподняла мой безвольно клонящийся к груди подбородок. – Говори, ведь еще миг – и ты умрешь! – И заберу тебя с собой! – неожиданно прорычала я и, собрав воедино все оставшиеся силы, внезапно схватила гхалию за плечи, притягивая к себе и буквально нанизывая на торчащий из меня клинок. – Как?.. – Тварь подавилась собственным изумлением, а из ее приоткрытой пасти выплеснулся фонтанчик черной крови. – Ты… – Ее глаза медленно тускнели, словно два затухающих светильника. Плоть охотницы постепенно утрачивала четкие очертания и обвисала, будто стремительно пустеющий бурдюк. Мы продолжали стоять в центре зала королевского совета, обнявшись, словно верные соратники, опираясь друг на друга и уподобившись двум бабочкам, сколотым одной булавкой. Наша кровь, текущая из ран, смешивалась, дыхание сливалось. Интуитивно я догадалась, что у гхалии все‑ таки имелась одна уязвимая точка, ранение в которую становилось смертельным даже для такой выносливой твари. И этой точкой было ее сердце, в эту минуту пронзенное острием Льда. И вдруг в почти остекленевших глазах гхалии вновь возродилось осмысленное выражение. Она глянула на меня с мучительной тоской существа, осознавшего близость своего смертного часа, и вскрикнула, жалобно и просительно: – Это ты помогла родить мне сына, чародейка! Я тебя узнала! – Королева Эвника? – растерянно пробормотала я, не смея поверить в свершившееся чудо. Не подлежало сомнению, что перед своей кончиной Лаэгра утратила контроль над душой королевы и та сумела вырваться на свободу! – Обещай мне! – шептала Эвника, судорожно хрипя и хватая ртом воздух. – Обещай… – Все, что угодно, ваше величество! – согласилась я, придавленная чувством вины за отнятую жизнь. – Моя дочь Эвридика! – Голос умирающей королевы становился все тише. – Обещай мне, чародейка, что ты никогда ей не навредишь и не станешь мешать ее счастью. «Мать всегда остается матерью! – уныло подумала я. – И даже перед смертью она в первую очередь заботится о благе своего чада…» Я намеревалась малодушно промолчать, понимая, что клятва, данная умирающему, является нерушимой и ляжет на мои плечи неподъемным грузом, но королева не отступала. Она вцепилась в мои плечи и стонала так душераздирающе, что я не выдержала. – Да! – нехотя пообещала я, заранее предчувствуя, в какую страшную ловушку себя загоняю. – Да, клянусь! Я никогда не помешаю счастью Эвридики! – Накладываю на тебя зарок, – шептала королева, и ее затихающий голос впитывался в мою кровь точно так же, как совсем недавно влился в мои вены яд змея Нага. – Зарок последнего желания умирающей. Ты никогда не сможешь нарушить данное мне обещание. Обрекаю тебя на эту ношу! «Забери ее Тьма! – сердито думала я. – Ну я и влипла…» Сейчас я была готова убить уже саму Эвнику, но, увы, своих врагов принято прощать. Причем так, чтобы они плакали. А от счастья или от горя, это уже неважно… Эвника издала вздох удовлетворения и вяло обвисла на клинке. Ее глаза потухли, веки смежились. Отягощенная весом скончавшейся королевы, я не удержалась на ногах и грузно упала на пол, ощутив, как меч неловко повернулся в моей ране, ударившись рукоятью о мраморные плиты… Боль стала нестерпимой и поглотила меня целиком. Я еще пыталась как‑ то контролировать свое уплывающее в небытие сознание, но не смогла и с головой погрузилась в глухую страшную черноту…
– Нехорошая рана! – Ворчливый голос Лаллэдрина ворвался в мое сознание, разрывая тенета смертного сна. – Очень нехорошая… Я сглотнула, с трудом проталкивая вниз комок горькой слюны, застрявший в горле. Веки никак не желали подниматься, словно каждое из них весило никак не меньше самих Запретных гор. Наконец я через силу приоткрыла сначала правый глаз, потом левый – и обнаружила чародея, озабоченно склонившегося над постелью, где в настоящий момент и распростерлось мое полумертвое тело. Выяснилось, что я опять нахожусь в той комнате, которую уже привыкла мысленно называть «своей спальней», что бы там ни утверждала зловредная Эвридика. Время, судя по всему, сильно перевалило за обеденное неизвестно какого дня, потому что в окно беспрепятственно вливался целый поток золотистых лучей Сола, образуя сияющий столб света с танцующими в нем пылинками. На столе стояла ваза, наполненная разноцветными орхидеями, чьи полностью раскрывшиеся бутоны источали упоительный аромат. Я попыталась вдохнуть поглубже, дабы в полной мере насладиться чарующим благоуханием, но тут же сморщилась от боли и мешающего давления еще чего‑ то непривычного… Мою грудь охватывала тугая повязка из намотанного в несколько слоев полотняного бинта. – А что, бывают и хорошие раны? – невнятно спросила я, еле вспомнив нужные слова, почему‑ то ускользающие из рассудка. – С возвращением, Наследница! – церемонно поприветствовал маг, радостно пожимая мою расслабленную ладонь. Совсем близко я увидела его проницательные глаза, окруженные сеткой мелких морщинок, и шикарные каштановые локоны, обильно присыпанные серебристой сединой. Сзади их перехватывала широкая муаровая лента в тон синему плащу, расшитому звездами. Лицо у него было смуглое, остроносое; а глаза – желтые, рысьи. – Я так боялся, что клинок заденет твоя крылья, но, к счастью, все обошлось. – Мои крылья! – испуганно вскрикнула я, осознав, что лежу на спине. Но нет, ничего страшного не произошло, просто мои лопатки опирались на специальную полукруглую подушку, позволяющую принимать любую позу. От сердца тут же отлегло, и я облегченно улыбнулась. – А нехорошая потому, что нанесена Льдом, – доходчиво разъяснил маг, присаживаясь на край кровати и поправляя мое распахнутое крыло, раскинувшееся на простыне. – В нашем мире нет другого, более смертоносного оружия, чем выкованные из небесного металла мечи и стилет короля Арцисса, способный поглощать или трансформировать разум жертвы. Именно этими клинками Арцисс Искупитель уничтожил восемь гхалий из десяти, что были выставлены против нас в битве у Аррандейского моста. Увы, сам он тоже не сумел отправиться от нанесенных ими ран… Такой ценой куплено спасение нашего народа. – Я убила девятую гхалию возле перевала Косолапого Медведя, вонзив стилет в ее лоб, – доверительным тоном поведала я. – Ты истинная наследница своего великого деда! – восторженно похвалил чародей, внимательно слушая мои откровения. – Гхалий только так и можно убить: разрушив их мозг или сердце. Обычное оружие против них бессильно. Они считали себя неуязвимыми и почти не ошиблись, ибо лишь волшебные клинки способны пробить их плоть. – Да, против Льда не устоишь, – с улыбкой подтвердила я, пальцем прикасаясь к своей груди. – Не хотела бы я драться с тем, в руках у кого очутится второй меч короля. – Эти мечи отковал мужчина, – с некоторым раздражением напомнил чародей. – И предназначены они для мужчины. Они слишком тяжелы для тебя, Наследница! – Отнюдь, – строптиво кашлянула я. – Как раз по руке, ибо и характер у меня ничуть не легче. – Тебе нужен верный спутник! Помощник, соратник, готовый в любой миг защитить и поддержать, – продолжал гнуть свое маг, возможно, даже не понимая, сколько душевной боли, во много раз превосходящей физическую, причиняют мне его намеки. – Не знаю, насколько сильным должно быть мужское плечо, чтобы выдержать мой характер, – криво усмехнулась я. – И плевать мне на ранения, ибо мужчины оставляют куда худшие отметины. На женских телах и душах. – Шрам останется, – сообщил Лаллэдрин, заботливо поправляя мою повязку. Кажется, он намеренно ушел от поднятой мною темы, слишком спорной и неоднозначной. – Но ведь судьба Грома тебе неизвестна? Я чуть помедлила, а затем кивнула с сомнением, не намереваясь посвящать мага в приключения Джайлза. Человеческий чародей лишился кисти руки, отрубив ее неким, подозреваю, отнюдь не простым мечом. Возможно, этим клинком стал Гром, ведь я и сама утверждала: такое оружие не теряется, а если и теряется, то после всегда находится нужным лицом в нужное время. Но зачем я буду загружать Лаллэдрина лишними проблемами?.. – А что до всего прочего, то у тебя мускулы пантеры, акулье пищеварение и психическая уравновешенность гремучей змеи: уж извини за некоторый анимализм… – с усмешкой добавил Лаллэдрин, безмерно довольный столь двусмысленным комплиментом. Я рассмеялась и сразу же закашлялась. Чародей неодобрительно покачал головой, но из его глаз уже ушло то озабоченное выражение, которое испугало меня пару минут назад. – А гхалия?.. – Я намеренно не закончила вопрос, не решившись спросить о королеве. Но Лаллэдрин и так прекрасно меня понял. – Умерли обе. – Он сокрушенно вздохнул. – Теперь у нас в долине много чего противоречивого о тебе говорят. Я насмешливо приподняла брови, намекая: «И что именно? » – Ты вернула эльфов в небо, убила нашу королеву, дала имя сыну короля. Дескать, в тебе много всего разного намешано – и темного, и светлого. И способна ты как погубить наш мир, так и спасти его от гибели. Что же из всего этого правда, Наследница? – Чародей смотрел на меня выжидательно, ничуть не скрывая овладевшего им любопытства. – Ровно половина! – проказливо усмехнулась я. Затем медленно приподнялась и села, запахивая на коленях полы уже такого знакомого халата. Поймала взгляд Лаллэдрина: – Старый чародей Альсигир обещал, что ты сумеешь должным образом огранить мои магические способности и сделаешь из меня настоящую чародейку. Так? – Как будто ты сейчас поддельная чародейка! – ехидно рассмеялся он, ласково, но непреклонно укладывая меня обратно на подушку. – Вернемся к этому разговору дня через два, а пока спи… – Он поднес к моим губам чашку с маковым отваром, и я послушно выпила, не в силах бороться со своей слабостью. И сразу же снова провалилась в сон, на сей раз светлый и легкий, словно ветерок, поигрывающий прикрывающим окна тюлем. В эту ночь мне снился Арден, здоровый и невредимый, одетый в белый шелк, сидящий на спине огромной черной мантикоры и увенчанный королевской короной… Но сон прошел, оставив после себя сладкую грусть, похожую на вкус меда… Порой нам снится то, что в жизни невозможно, а жизнь, в противовес видениям, преподносит то, что и не снилось.
Миновало три бесконечно долгих и скучных дня… На рассвете четвертого я решительно отказалась от услуг лекарей, учеников Лаллэдрина, сбежала из‑ под их надзора и теперь тихонько сидела в саду, наслаждаясь свободой и одиночеством. Моя рана зажила, как и предсказывал Лаллэдрин, оставив после себя двойной шрам, симметрично расположившийся на груди и спине, прямо между крыльями. Еще одна отметина в моей приличной коллекции шрамов, начиная от тоненького рубца на правой скуле, нанесенного змееликой Банрах. Впрочем, я не зацикливалась на своих боевых отметинах, относясь к ним со стоическим здравомыслием. Как говорится, было бы только терпение, а что терпеть – всегда найдется. Аккуратно раздвигая кусты сирени, Лаллэдрин бесшумно подошел к приютившей меня скамье, но, даже не услышав, я интуитивно почувствовала его неслышную поступь и дружелюбно улыбнулась. – И сколько столетий вы намереваетесь прятаться в этой укромной долине? – вместо того чтобы поприветствовать мага, напрямую спросила я. – Блентайр не сможет выжить без эльфов. Это вы понимаете? Чародей тяжело вздохнул, присаживаясь рядом со мной. – На все воля Неназываемых! – уклончиво ответил он, отводя взор. В моей душе словно лопнул какой‑ то давно созревший нарыв, и я заговорила горячо и сбивчиво, выплескивая наболевшее: – Разве вы еще не убедились в том, что нельзя строить блаженную землю в одиночку и только для самих себя? Даже как образец… Маг кивнул, нервно обрывая листья с ни в чем не повинной ветки сирени: – Много лет прошло с тех пор, когда мы, беглые и немногочисленные, оторвались от преследователей, нашли эту долину и возвели город Дархэм, окруженный тремя вольными деревнями: Атраной, Иденой и Селетой. Отныне у нас все стало общее и все свое. Лес изобиловал растительной пищей, охота давала мясо и шкуры. Расчищая поляны, чтобы селиться на них, мы вырубали только те деревья, которые шли на постройку. На лесных луговинах мы сеяли просо, удобряя землю золой из сушняка, который горел зимой в наших печах. Белую бересту мы испещряли знаками нашего священного письма, чтобы учить детей. Мы приноровились отличать съедобные коренья от ядовитых и находить применение и тем и другим. Научились прясть сосновую хвою, расплющенную между камнями, длинную болотную траву, шерсть наших лохматых псов. Добывать дикий мед, не губя пчел, и варить болотную руду. А стоит нам захотеть – и через границу, которой мы себя обвели, нам будут тайно, воровски, в обмен на лисьи, бобровые и куньи меха, передавать все, чем славен внешний мир: и сладкий сахар, и черную сталь, и белое серебро, и книги на коже и травяном волокне. Только мы не хотим лжи. Понимаешь, Наследница? Подло быть счастливыми в стороне других и горько – несчастными вдали от всех. Я прожил достаточно, чтобы понимать: вместе с благами, не очень‑ то и желанными, извне придут и болезни, и войны, и неравенство людей, и чужая вера. Нам опять потребуется вся наша сила, чтобы сохранить себя и не нажить новых врагов. Пойми, мы устали от войн и больны жаждой мести. И все‑ таки дороги должны быть открыты! А это значит, нам нужен тот, кто сумеет открыть эти дороги и вернет нас во внешний мир. Вернет нам весь прочий мир Лаганахара… – Он замолчал, тревожно вглядываясь в мое лицо. – Сейчас мы живем хорошо, но мы вымираем, ибо оторваны от своих корней. Мы неспособны забыть то, что потеряли, ведь оно манит нас, словно волшебный сон. Наши женщины рожают все меньше, а тоска по покинутому Блентайру медленно вытягивает из нас все соки… Закрыв глаза, я улыбалась, преисполненная внутреннего света. Да, гордиться счастливым прошлым обычно призывают для того, чтобы отвлечься от унылого настоящего. Пророчество Неназываемых гласит: Лаганахар будет спасен лишь тогда, когда все его народы научатся жить в мире и согласии, когда люди объединятся с эльфами, а лайил – с ниуэ. И кажется, теперь я знала, какая великая цель ожидает меня впереди. – Только серый маг способен соединить добро и зло, не нарушив их природы. Ибо миру нужна гармония! – произнесла я. – Подскажи же мне, учитель, что это значит – быть серым магом, и клянусь, тогда я верну вас миру и приведу Полуночный клан обратно в Блентайр! – Тогда идем! – почти закричал Лаллэдрин, поспешно вскакивая со скамьи. – Отправимся в глубь леса, на священную поляну, где ты сможешь обрести свое истинное имя и пройдешь ритуал посвящения в чародеи! Лаллэдрин развил бешеную деятельность. Он призвал своего неизменного спутника Овэлейна, молчаливого воина с невозмутимым лицом, приказал оседлать трех скакунов, а теперь почем зря гонял своих учеников, посылая их за различными предметами, назначение коих оставалось для меня неразрешимой загадкой. Вскоре два безусых юнца притащили увесистый, плотно набитый мешок, и маг приторочил его к своему седлу. Я никогда еще не видела чародея таким воодушевленным и с безмолвной улыбкой наблюдала за его хлопотами, предпочитая не вмешиваться, а просто безропотно выполняя его указания, которых набралось немало. Но вот подготовительные процедуры подошли к закономерному концу и мы вскочили на коней, готовясь выехать за пределы Дархэма. По заверениям Лаллэдрина, путь предстоял долгий. Сол жарил немилосердно, заставив меня прикрыть голову капюшоном легкого шелкового плаща, впрочем ничуть не затеняющим окружающих красот. Я не стала мучить расспросами своих благородных спутников, а только смотрела во все глаза, с трудом сдерживая восхищенные вскрики. Наверное, я попала в сказку: простирающаяся за городом долина на каждом шагу преподносила все новые и новые сюрпризы, безмерно поразившие мое воображение… Сбегая с отрогов Запретных гор, маленькая речка Зейда в верхнем своем течении прыгает с одной гранитной ступени на другую, забирая в себя все, что выкрошилось из жил и прожилок земли. Затем она проворно бежит мимо деревни Атраны, весело лепеча и играя сама с собой в камушки, а через половину лиги чуть умеряет свою резвость, оставляя на отмелях и плоском берегу то, что принесла с собой. Как раз тут жители Атраны – оружейники, а значит, немного рудознатцы – промывают песок и берут шлихи, [3] чтобы понять, что делается внутри гор. Жилые помещения в Идене врезаны прямо в стену горного хребта, располагаясь в два этажа. Вдоль верхнего тянется бесконечная галерея из мореного дуба, настолько древняя, что в щелях ее пола укоренились деревца со скрученной веками и почти железной древесиной, мелкими листьями и стволами, подернутыми мхом. Сквозь крышу, прохудившуюся в позапрошлом столетии, дождь льет прямо на деревья, образуя вокруг них лужи и лужицы. Отовсюду веет миром, теплом и спокойствием, ничем не обремененным и не замутненным никакими бедами. Но запустение и забвение уже оставили свой след на домах Идены, ведь число ее жителей сократилось до трех сотен и продолжает уменьшаться. Об этом мне рассказал Лаллэдрин. Я его выслушала, но воздержалась от ответных реплик, тайком смаргивая слезы сочувствия, набежавшие на глаза… А мы все ехали и ехали, углубляясь в долину. Раздольно зеленели горы: их шкура, периодически облезающая, как у медведя, вновь отросла и стала густой. Тропы подернулись травой, скользкой и яркой. Земля то громоздилась мощными складками, то обрывалась, уходя в глубь, трудно постижимую для взора; а там, на дне, перебирала камни резвая речка. Вдали, в центре мироздания, еле видимые отсюда Белые горы вспарывали вершинами грозное, не по‑ зимнему яркое небо. Малая крепостица Селета наклонно выступала из горного склона, врастая в него, точно коренной зуб. Скат перед ней был таким крутым, что и летом копыта лошадей порой срывались с каменной россыпи, высекая подковами яркие искры. Сейчас по нему двигалась вверх маленькая женская фигурка, балансируя охапкой сушняка за плечами. Она приветливо помахала нам рукой. Больше мы никого не встретили. А вскоре свернули налево, во впадину, затененную раскидистой сенью высоченных платанов и островязов. Полагаю, они росли здесь не одну сотню лет, кронами почти касаясь плывущих по небу облаков. – Приехали! – констатировал Лаллэдрин, останавливая своего коня. Повинуясь жесту мага, я спрыгнула на землю и привязала уздечку к толстой ветви древнего дуба, сплошь обвитого плетями ядовитой омелы. – Это и есть наша священная роща, последнее прибежите усопших чародеев. – Маг указал на непроходимую стену из деревьев, виднеющуюся впереди. – В Блентайре мы инициировали чародеев в стенах Немеркнущего Купола, но здесь, за неимением лучшего… Не дослушав Лаллэдрина, я сделала шаг и тут же остановилась, ощутив противодействие странной силы, не позволяющей двигаться дальше. Меня словно сковали по рукам и ногам, не желая пропустить туда, куда так стремилась моя душа. Я растерянно воззрилась на печально улыбающегося мага, не понимая смысла происходящей со мной метаморфозы. Неужели меня приняли за чужую? – Именно так! – горестно уточнил он, прочитав гнетущие меня мысли. – Ты полукровка, наполовину человек, и поэтому священная роща воспринимает тебя как врага и не намерена посвящать в свои секреты. – Но… – сердито начала я, возмущенная подобной унизительной избирательностью. – Как же я сумею… – Молчи и слушай нас! – торжественно провозгласил чародей, а деревья зашумели, подхватывая его голос и разнося вокруг. – Роща примет тебя лишь в том случае, если один из эльфов Полуночного клана добровольно отдаст тебе свою жизнь, принеся искупительную жертву. – Но… – вновь глуповато завела я, пораженная столь страшным условием. – Кто же захочет… – Я! – решительно оборвал меня Овэлейн, верноподданнически опускаясь на колено и поднося к губам край моего плаща тем возвышенным жестом, коим приветствуют только королей и королев. – Разреши мне отдать за тебя свою жизнь, моя госпожа! – Нет! – отчаянно закричала я, отшатываясь от этого безумца. – Ты был верным другом моего деда и его любимым оруженосцем! Я никогда не позволю тебе стать добровольной жертвой! Я ее не принимаю! – Тебе придется это сделать, Наследница! – без каких либо эмоций изрек Лаллэдрин, властно удерживая меня, порывающуюся развернуться и бежать куда глаза глядят. – Иначе пройденные тобой испытания утрачивают всяческий смысл. Знай, ты не имеешь права останавливаться на достигнутом, ты должна идти вперед любой ценой и любым способом! А еще учти: зачастую поиски правильного решения обходятся нам дороже ошибки. Я беспомощно хлопала ресницами, не находя что сказать. – Не останавливайся, пока есть силы, хорошо? – попросил Овэлейн, участливо сжимая мою ладонь. – Помни, жизнь похожа на болото. Только сбавишь напор – засасывает сразу. Обещай мне никогда не отступать и не сдаваться! У меня голова шла кругом от нереальности всего происходящего… Мне было страшно, по‑ настоящему страшно! Они что, уговаривают меня убить Овэлейна? Они что, утратили рассудок, если смеют предлагать такое? Однако и маг, и оруженосец вели себя предельно спокойно, а их ясные и рассудительные взоры подсказывали: они оба в своем уме, я не сплю и у меня нет иного выхода, кроме как принять их предложение. А еще – оба они завещают мне это страшное «никогда», ставшее отныне моим вечным ярмом, проклятием и благословением. Я устало вздохнула, уже убежденная, согласная на все и частично смирившаяся с неизбежным. Да, как же я забыла: в жизни все мы следуем своему личному пути, состоящему из взлетов и падений, побед и поражений; а самая большая победа человека – это победа над своими слабостями и страхами. Наверное, такие победы и называют счастьем. Как мало нужно нам для счастья и как много времени уходит на то, чтобы это понять. А ведь я уже осознала эту непростую закономерность. Да, все так, но как же тогда быть с ужасным, так сильно пугающим меня «никогда»?.. Хватит ли у меня сил и смелости, чтобы вступить в бесконечную борьбу за мир, счастье и любовь? Да еще никогда не отступать и не сдаваться! «Никогда» – какое беспредельное слово. Под стать вечности…
Часть вторая
|
|||
|