Глава четвертая. ПРОЧИТАННЫЕ ЗНАКИ

Глава четвертая

ПРОЧИТАННЫЕ ЗНАКИ

Камарели, перенесший тяжелую болезнь, в середине октября, по настоянию врачей, поехал в санаторий на Черноморское побережье.

В конце ноября его навестил Вайсман.

Мучимый угрызениями совести, Камарели чувствовал себя при встрече неловко: как мог он заподозрить этого человека в каких‑ то недостойных помыслах. Теперь Вайсман представлялся ему самоотверженным ученым и замечательным другом. Надо было во что бы то ни стало искупить свою вину перед ним и заслужить его дружбу и доверие.

Встреча с Вайсманом была первой после долгого перерыва – врачи очень неохотно разрешали навещать больного. Теперь, правда. Камарели окончательно поправился, и только бледное осунувшееся лицо говорило о перенесенной болезни.

– Вы, конечно, сердитесь на меня, – усаживаясь в кресло, обратился к Камарели Вайсман. – Я не до конца был откровенен с вами, но, надеюсь, вы поймете, что причиной этому была лишь наша профессиональная осторожность. Мне хотелось подытожить все опыты, чтобы самому исправить возможные ошибки.

– Напротив, – смущенно потупив голову, отвечал Камарели, – это я должен извиниться перед вами за свое ребяческое поведение. Я поддался внезапному порыву, помешал вам и готов теперь принять любое наказание.

– Я очень рад, что вы уже здоровы и, вероятно, скоро сможете приступить к работе, – не обращая внимания на его покаянный тон, ответил Вайсман.

– Через две недели надеюсь быть в Тбилиси. Я и здесь уже понемногу начинаю работать, – Камарели указал на тетради, лежащие на столе.

– Поэтому‑ то, наверно, меня и пропустили сюда, что вам уже разрешено заниматься. Экран почти готов, и я ожидал лишь вас, чтобы вынести ему окончательный приговор.

– Знаете, меня больше всего занимает вопрос: каким образом на Марсе оборудовали точно такой же экран, как и в нашей лаборатории? – не отвечая ему, продолжал Камарели.

Вайсман отозвался не сразу.

– На объяснения потребуется очень много времени, боюсь утомить вас, проговорил он после паузы.

– Неужели я так уж плох?

– Значит, вы разрешаете?

– Я весь – внимание.

Вайсман вынул из портфеля, который он принес с собой, несколько книг и тетрадей, разложил их на столе и, закинув ногу на ногу, обратил на Камарели сверкающие стекла очков.

– Ваша гипотеза о прямолинейном излучении электромагнитных волн навела меня на мысль, что проблема телевидения между двумя планетами[12] может быть разрешена с большим успехом, нежели даже между двумя точками земного шара. Прямолинейное движение лучей затрудняет их использование для телевидения на Земле. Поэтому я построил свою работу по иному принципу. Как известно, расстояние между Землей и Марсом сокращается часто весьма значительно. Именно в это время, не теряя своей первоначальной силы, пучок параллельных лучей с Земли легко дойдет до Марса. Но, чтобы уловить эти лучи, необходимый передатчик и приемник.

– В этом‑ то все дело! – оживившись, воскликнул Камарели.

– Я ни на минуту не сомневался в том, [13] – продолжал Вайсман, – что на Марсе есть жизнь. Действительно, как можно думать, что в необозримом просторе Вселенной, в мире стольких небесных систем, бесчисленных планет, среди которых, безусловно, есть сходные с Землей по своим химико‑ физическим свойствам, – как можно думать, повторяю я, что во всей Вселенной жизнь ограничена только Землей, что только Земля является каким‑ то необыкновенным феноменом? Больше того, ученые давно уже пришли к выводу, что среди многих планет нашей солнечной системы именно на Марсе существуют наилучшие условия для развития жизни.

– Да, наши ученые уже не первый год бьются над изучением Марса, но, к сожалению, практические результаты пока не очень велики, – прервал его Камарели. – Ну, а в последнее время… – Он махнул рукой – Вы помните, в августе 1924 гола, когда Марс приблизился на расстояние пятидесяти пяти миллионов километров и телескопы всех обсерваторий мира тщательно ощупывали каждую складку марсианского рельефа, им не только не удалось обнаружить ничего нового, но вдруг исчезли и те удивительные каналы, [14] которые прежде были видны даже на большом расстоянии.

– Вот, вот, именно об этом я и хотел с вами посоветоваться, – оживился Вайсман. – Поразительно: на протяжении многих десятилетий линии этих каналов были отчетливо видны с помощью куда более примитивных телескопов и на гораздо большем расстоянии, нежели в 1924 году, когда крупнейшие и сложнейшие объективы современных телескопов не смогли обнаружить и следа каналов.

– Откровенно говоря, и я был поражен! – признался Камарели.

– Да, это заставило меня призадуматься, – продолжал Вайсман, – и с того времени я начал изучать каналы, вернее сами загадочные линии по старым картам и фотографиям. Я не сомневался в действительном существовании линий Оно подтверждено учеными многих эпох, рисунками и фотоснимками. Для меня ясно, что стройная, графически четкая система линий не могла явиться отражением происходящих на Марсе природных процессов. Значит, напрашивалось объяснение линии проведены разумными существами с какой‑ то определенной целью. Наиболее убедительной, на первый взгляд, казалась гипотеза каналов. Убедительной, если забыть об их ширине: ведь они достигали от 60 до 300 километров! С нашей точки зрения технически невозможно проведение системы каналов подобной ширины от одного до другого полюса планеты, причем, заметьте, – каналы расположены в определенном порядке: параллельно и треугольниками. Добавьте сюда еще одно странное обстоятельство: в некоторых местах линии вдруг исчезали на несколько недель или дней, и тогда менялась вся система каналов.

– Да, это действительно очень странно! – подтвердил Камарели.

– Когда я стал изучать фотоснимки поверхности Марса, – продолжал Вайсман, раскрывая одну из своих тетрадок, – мое внимание привлекли результаты наблюдений Скиапарелли. Зарисовав один и тот же участок Марса сначала в 1884 году, затем в 1886 году, он обнаружил совершенно непонятное и необъяснимое явление: за два года направление каналов не изменилось, но отдельные линии кое‑ где исчезли, а кое‑ где появились новые; изменилась и комбинация углов, – с этими словами Вайсман протянул Камарели фотокопию одного из рисунков.

– Этот рисунок 1884 года. Взгляните внимательно на всю систему, особенно на среднюю ее часть, и сравните вот с этим. – Вайсман указал на рисунок 1886 года. – Это та же система два года спустя. Как видите, параллели и треугольники так изменили свое расположение, что гипотеза каналов вообще теряет всякий смысл.

– Но существует еще и другая версия, – возразил Камарели, внимательно разглядывая второй рисунок, – эти черные линии могут представлять собой берега каналов, покрытые растительностью. Сами каналы не видны, но заросли растений, занимающие большие пространства, как тени, тянутся вдоль каналов.

– А почему некоторые линии порой исчезают? – спросил Вайсман.

– Осенью опадают листья, и линии пропадают, кажется, так это объясняют.

– А ну‑ ка, взгляните на оба рисунка: территория одна и та же, а линии разные. Листопадом подобное явление никак нельзя объяснить. Ведь тогда линии не изменялись бы, а вовсе исчезали в определенное время года. Нет, нет, листопад – не объяснение. Выдвигался, правда, и еще один. скажу прямо, смехотворный вариант: якобы линии эти – дороги, по которым время от времени передвигаются колоссальные стада животных.

Вайсман придвинул к себе оба рисунка и задумался.

– Когда в 1924 году вдруг сразу исчезли все линии, – заговорил он после короткой паузы, – я сначала растерялся. Если на таком близком расстоянии мы ничего не можем разглядеть, то не являются ли эти загадочные линии просто зрительным обманом? Но хрустальные объективы – чрезвычайно объективны и не допускают галлюцинаций. Я продолжал изучение фотографий и обнаружил одну очень интересную подробность: число и характер параллелей менялись всегда в определенной последовательности. Я много думал над этим, и однажды меня осенило предположение: не являются ли черные линии сигналами, которые Марс упорно шлет Земле?! Со светлой поверхности планеты, – невозмутимо продолжал Вайсман, – невозможна сигнализация лучами. Они затеряются, сольются со светом Марса. А теневые полосы видны хорошо.

– Удивительно, – воскликнул Камарели, – что такая простая мысль никому, кроме вас, не пришла в голову!

– Правда, удивительно, – согласился Вайсман. – Тем более что марсиане прибегли к чрезвычайно остроумному средству: они совершенно прекратили подачу сигналов, надеясь, что с Земли обратят на это внимание и, наконец, поймут, в чем дело.

– Мысль, сбившаяся с верного пути, долго бродит по закоулкам, пока не выберется на дорогу, – задумчиво проговорил Камарели.

– Нить была найдена, – с увлечением продолжал Вайсман, – и потянулся весь клубок. Ведь на Земле ожидали сигналы с Марса? Ожидали. Но задумался ли кто‑ нибудь об их возможном характере?

– Мне помнится, что тогда по радио слышались какие‑ то шумы, – ответил Камарели.

– Я знаю о них, но ведь это могло быть простым недоразумением. во всяком случае, шумы не повторялись. – Вайсман потянулся к портфелю, достал небольшую газетную вырезку и прочел ее вслух:

«23 августа 1924 года. Британский радиотелеграф сообщает из Канады: сегодня утром работники одной из радио станций приняли неизвестные сигналы: странный комплекс звуков, не зафиксированный ни в одном радиокоде».

– Возможно, сигналы были поданы с Марса? – спросил Камарели.

– Конечно. Но я ставлю вопрос несколько иначе: на каком языке могут объясняться жители двух планет? Ведь применение сигналов, изобретенных на Земле, возможно только в пределах нашей планеты. Межпланетная же сигнализация должна быть основана на общих и понятных для всей Вселенной знаках.

– Но где такие знаки?

– Эти знаки‑ пути движения лучей и планет! – произнес Вайсман к в упор посмотрел на Камарели. – Параллели, круги, треугольники, вообще все геометрические фигуры – поистине универсальны, они основаны на общих законах движения энергии и веществ. Если где‑ то во Вселенной существуют разумные существа, подобные людям, то законы движения, несомненно, будут им так же понятны; как и человеку; лучи во всей Вселенной распространяются одинаково С таких позиций я и стал рассматривать загадочные линии на Марсе. Мое внимание привлекло постоянство суммы параллелей и треугольников. Тщательные наблюдения привели к окончательному выводу: фотографические карты показывали три различных цикла расположения параллелей и треугольников (циклы с удивительной точностью сменялись на протяжении ста лет). Каждый цикл состоял из двенадцати фигур. Заменив фигуры на математические знаки, я получил исходную формулу для постройки экрана.

– Ура, друг мой! – воскликнул восхищенный Камарели, загоревшимися глазами глядя на Вайсмана.

– Я соорудил экран и в течение трех месяцев посылал на северную полусферу Марса невидимые лучи. Наконец, пучок лучей наткнулся, как на удочку, на приемный аппарат Марса, и мой экран слабо засветился. Все время совершенствуя экран, я сумел принять сигналы марсиан. Затем выяснилось, что углы наклонения осей Земли и Марса так противопоставляют северные сферы обеих планет, что лучше всего расположить экран в зоне между 40 и 43 градусами северной широты. Как вам известно, Тбилиси находится именно в этой зоне. Вот и объяснение моего приезда к вам.

Камарели впервые с открытым сердцем протянул Вайсману руку.

– Ну, надо полагать, пришло время воздать кесарево кесарю, – сказал он, радостно улыбаясь.

– То есть? – не понял Вайсман.

– То есть назвать настоящего изобретателя летаргина.

– О, зачем так спешить! – с оттенком неудовольствия ответил Вайсман. Меня беспокоит теперь совершенно другая загадка. Если вы не протестуете, я расскажу о ней в Тбилиси.

– Она связана с экраном? – осведомился Камарели, и вдруг перед глазами его возникло уже забытое (как ему казалось) лучезарные лицо марсианки. Что‑ то кольнуло в сердце.

Неужели сознание его вновь охвачено мечтой, воплотившейся в реальность благодаря величайшему техническому изобретению?

– Нет. – Ровный голос Вайсмана набатным звоном отдался в ушах Камарели. Загадка родилась совершенно неожиданно. Я столкнулся с ней, наблюдая за путями движения светил, во время изучения формулы экрана. Но – об этом после! Вечером, перед отъездом, я еще раз повидаюсь с вами.

И, пожав Камарели руку, он вышел из комнаты.

Еще одна новая тайна!.. Только бы не была она связана с экраном, а уж все другое он одолеет, выдержит. Только бы избавиться от неизвестности! Неужто предстоит ему самое худшее: видеть в зеркале любимую, слышать ее голос, и, как ночная бабочка, биться о стекло, ломать крылья, но так и не преодолеть преграду; надеяться, что достаточно отворить дверь, чтобы прижать к груди любимую, коснуться ее светлого лица, услышать биение ее сердца, ощутить ее дыхание… и знать, что в действительности вас разделяют сотни миллионов километров и никогда‑ никогда ты не сможешь приблизиться к ней: знать – за экраном не эта комната, не эта женщина, а леденящая душу черная бездна глядит суровыми глазами вечности.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒