ЗА ДВЕРЬЮ ЧУЖАКА

25. 08. 2015 – 25. 09. 2015 г.

Даниил Воропаев Николаевич

~~Укусил~~ написал РАССКАЗ

ЗА ДВЕРЬЮ ЧУЖАКА

Экспериментальное произведение, где ужас – это безвыходность, а не насилие. Кто как отнесется - я не знаю, поэтому… получай, читатель!

ЗА ДВЕРЬЮ ЧУЖАКА

Высшая степень самоистязания – ожидание.

Д.

Говорят, что каждый выбирает себе судьбу. Об этом говорили мне разные люди, но я не уверен, что они подразумевали под словами события, происходящие со мной в текущее время. Говорят, что человеку, попавшему в безвыходную, сложную ситуацию наиболее важно – не терять рассудок. Но иногда и потеря рассудка – далеко не конец.

Я рассказываю эту историю сам себе, ведь мне не с кем ею более поделиться, к тому же это помогает не впадать в панику и не терять бдительности. Мне и самому смешно слышать свои рассказы, но иного выхода нет, ведь любой шум с моей стороны обязательно приведет к фатальным последствиям и тогда его ярость станет мне спутником до конца жизни, которая может закончиться очень скоро. Но я собираюсь еще пожить, пока терпение меня не подводит. Мое сердце стучит аритмично, между деревянной, перекрытой рейками двойной дверцей и холодной, как камень, сплошной монолитной стеной, оказаться по ту сторону которой - единственная цель и желание на ближайшее время. Это сердце человека-из-шкафа, его историю я прокручиваю в голове раз за разом, в надежде, что вскоре смогу выбраться и мне будет что рассказать.

Это был обычный ранний вечер пятницы, за несколько часов до этого я сдал экзамен, и оставалась лишь один, который перенесли на понедельник. Я распрощался со своими сверстниками, называть которых друзьями – наглое преувеличение, планируя провести выходные за учебниками, однако благоприятная и спокойная обстановка, словно гром среди ясного неба, в последний момент исказилась и сталась предрасположенной к тому, что я и сам теперь могу стать персонажем для какого-нибудь литературного рассказа. Правда с жанром определится, я толком еще не сумел. Очень хочется, чтобы это была не драма, но, увы: не от меня, в первую очередь зависит, каков у данного произведения будет финал.

Очень забавно, что при сложившихся обстоятельствах, выходные я провел наполовину так, как и планировал, учебники, жаль только не взял, хе-хе. Преподаватель дал мне напутствующие слова, и я поделился с ним своими планами стать журналистом; зачастую общаясь «сам с собой», я проигрывал различные ситуации, обговаривая варианты ответов, ведя диалог за себя и за ответчика, прямо, как сейчас. Без четверти пять я уже был у порога своего дома, перебил голод тем, что нашел в холодильнике, а именно парой кусков колбасы, немного обветренной с краев, дешевым сыром, хлебом. В общем, перекусил скорее, нежели поел. Сверху я все залил это парой глотков негазированной минеральной воды, купленной по пути, в продуктовом магазине, так как у нас в доме уже третий день воды не было из-за каких-то плановых работ. Вот. Или внеплановых? Какая теперь уже разница? Еще с полчаса передыха и настроя на нужный учению лад, я устремился в комнату к получению нужных мне знаний, но до них толком дело не дошло. Виной было тому внезапное появление моего отчима, который напивался хоть и изредка, но, очень изрядно. Обычно его пьянки заканчивались небольшим крушением посуды и мебели, после чего он засыпал на полу в кухне, так и не дойдя до дивана в зале, ну, или на полу в зале, укрываясь напольным ковром. В этот же раз, его уволили с работы охранника торгового центра, из-за закрытия того на ремонт. Отчим прикупил дешевого портвейна и прямо с бутылкой ворвался ко мне в комнату, будучи уже напитым, настаивая на том, чтобы я разделил его судьбу алкоголика на эти предстоящие пару дней. Я же ответил резким отказом, сетуя на необходимость подготовки к экзаменам, что вывело его мигом из себя. Стоит заметить, что у нас не было и до этого теплых отношений, ведь он, человек военный, не привыкший ранее к тому, чтобы ему перечили те, кто ниже по званию. В общем, слово за слово, портвейн по столу, отчим уже держал меня рукой за майку в районе горла, закручивая ее все сильнее и сильнее и выдыхая мне в лицо зловонием. Мне с ним было не справиться, но все же мне удалось, да и то, с усердием, оттолкнуть его к стенке от себя и выйти прочь из комнаты, спуститься на первый этаж, а дальше - на улицу. Уже на выходе мне в след полетела та самая полуторалитровая бутылка воды, которая ударившись об пол, прикатилась к моим ногам. Оставаться в доме было, мало того, что неприятно, так еще и опасно.

Странно. Я сказал, что оставаться в моем доме было опасно. Не то, чтобы я преувеличивал, но… скорее мне не нравилась домашняя обстановка, сложившаяся на тот момент, потому что в ней нельзя было подготовиться к экзаменам. Она было просто неблагоприятна. Наверное, именно поэтому я решил обратиться за помощью к соседу, достаточно здоровому и крепкому мужику.

Сосед еще с малых лет подкармливал меня и других соседских мальчуганов и девчат конфетами. Конечно, это исключительно из доброты человеческой, ведь у него самого детей и семьи не было. Иногда он включал на выходных музыку или телевизор погромче, но жаловаться на него никто не решался. Может потому что ширина его плеч и хруст костей на фалангах пальцах, то и дело раздающийся, когда он крепко сжимал кулаки, звучали куда лучше и значительнее любых просьб, а, быть может, потому что он был по жизни этаким добряком, с которым ссориться никто не хотел. Даа…

Дверь в его дом была настежь открыта, в дальней комнате, являющей собой кухню, громко играл телевизор, в котором диктор что-то невнятно начитывал по поводу пропажи людей. Я громко позвал соседа по имени, но ответ не услышал. Пройдя дальше по коридору, не разуваясь, смотря по сторонам, добрался до кухни, однако и в ней, кроме включенного телевизора, ничего не было: «Неужто покинул дом и оставил все так, как есть? » - подумал я, воротя продолговатую бутылку в руке. На полу царил беспорядок, хотя, впрочем, он был не только на полу, во всем доме: мусор, обвертки конфет, остатки еды и немытая посуда... Я собрался было уже уходить, как развернувшись, завидел в дверях силуэт человека, входящий аккуратно в проем спиной. Это был он. Хотел я окликнуть соседа, даже поднял руку, как это бывает, когда один человек зовет второго, но вдруг мое внимание привлек громоздкий пакет, который он волочил за собой. Или не пакет?

Интерес к его действиям превысил прежнее желание просить о помощи; я стоял и смотрел, как вкопанный в мягкий напольный ковер под ногами, в котором я словно утопал, как в зыбучем песке, не в силах сказать ни слова. Я ак-ку-рат-нень-ко на-чал сдавать назад, так, чтобы он не услышал, пытаясь разглядеть, что же держал он в руках. Он же наступал более быстро и неуклюже, шатаясь из стороны в сторону. Нечто продолговатое, похожее силуэтом и очертаниями на человека, было завернуто в плотную полиэтиленовую пленку. «Может скульптура, или манекен? - подумал я про себя тогда, - но зачем ему они в доме? Очень уж подозрительный предмет». Голос диктора, что не далее чем минуту назад слышался позади, уже миновал мою границу; я приближался к выходу, ведущему к задней части двора, а сосед все так же двигался прямо, спиной. Мы оба шли задом вперед, нога в ногу.

Моя рука сама по себе потянулась назад и нащупала рукоять двери, провернула ее, но замок был заперт на ключ. А может и вовсе заклинил, вдаваться в подробности было не время. Спина в легком черном вечернем плаще, как огромная, двухметровая тень, наплывом приближалась все ближе и ближе. Я промелькнул в спальную, напротив кухни, в которой спустя пару-тройку секунд растворился силуэт соседа. Еще немного возни было слышно из кухни, затем два громких, как выстрел удара; я приготовился покинуть комнату, но не успел. В коридоре снова раздались тяжелые шаги, затем звук хлопнувшей входной двери, снова шаги, идущие ко мне, ближе и ближе. Люди говорят, что каждый выбирает себе судьбу, но на самом деле эти люди нихрена не понимают. Вот тебе мое мнение!

Положение спасла большая двуспальная кровать, а если быть точнее – место под ней, в котором я очутился. Едва отварилась дверь в комнату, на глаза мне попалась та самая бутылка с водой, что я принес с собой в его дом. Она приметно стояла на столе, рядом с зеркалом, выдавая присутствие в доме незваного гостя, однако сосед не заметил ее, просто сел на кровать сверху, придавливая к полу матрас и начал громко принюхиваться. «Чего он заладил? » - не успел я подумать, как сосед поднялся и снова побрел к кухне, скинув посреди центральной комнаты свой плащ.

Еще несколько минут, проведенных в ожидании, и я попытал счастье снова, выбравшись из-под кровати и направившись неспешно и бесшумно к выходу, обходя разбросанные по полу обертки, даже не забыв на этот раз прихватить и бутылку с водой.

Первой проблемой, ставшей на пути к выходу, оказался этот самый плащ на полу, через который нельзя было перепрыгнуть. «Господи, ну он и здоровенный, если это шмотье ему в пору, - наступил я на одежду, оставляя еле видимый след от ноги, - здоровенный и еще и до омерзения неряшливый». Второй проблемой оказалась закрытая на ключ входная дверь. Очень плотная входная дверь. Этот, чертов сосед, он меня запер! Я начал возвращаться к нему в комнату, но тут же раздался стон, сперва я посетовал на телевизор, но нет! Диктор все так же фоном начитывал новости с листка, прерываясь музыкальными вставками. «Это человек! Это человек был в пакете, он живой! » - теперь я знал наверняка. Принялся ломиться в дверь с новыми силами, но она все так же предательски не поддавалась. Мне стало страшно до ужаса, руки невольно сжимали и трясли дверную рукоять так сильно, что ладони вмиг побелели. Голос внутри головы монотонно повторял: «Выбей, выбей. Уходи отсюда, сейчас же, уходи! » Но он не в силах был перекричать громкие терзания человека в пакете, и я отступил от двери, так и не решившись вдарить по ней. Находиться в коридоре, на виду, было глупо, к тому же оставалось явной загадкой то, чем этот чудак здесь промышлял, и что могло ждать меня, если он меня бы заметил. Рисковать? Нет. Я не настолько глуп.

Я попытался собраться с мыслями, но мое тело меня не слушалось. Я двигался, трясясь весь от душераздирающего громкого ропота. Сосед делал звук телевизора громче, еще громче. Этого было достаточно, чтобы заглушить мои тщетные старания открыть перекрытые плотной металлической решеткой окна. Я очень спешно обошел почти весь дом по периметру, и вот осталось одно окно, но и оно оказалось заварено. А за окном - проезжая часть и один человек на тротуаре, болтающий громко по телефону. Я хотел было его позвать, но во время одумался, ведь мой крик бы обязательно заметил не только он, но и сосед. Попытался найти что-то из того, что можно кинуть. Нашел какую-то конфету на полу, раздавленную и залежавшуюся, кинул ее, но она ударилась об кусты и бесшумно упала. Поднял вторую, такую же несвежую, как и первая, кинуть ее так и не успел: человек с телефоном закончил разговор и удалился прочь от дома. Как бы я хотел оказаться на его месте сейчас. Как бы хотел вернуться домой, к пьяному отчиму, не сдать экзамен и никуда не поступить. Я смотрел ему вслед, а он все продолжал уходить. Я смотрел вслед своей уходящей надежде, а он даже не обернулся.

Внезапно все вокруг стихло. Не было слышно ни шума, ни шороха. Сосед поставил телевизор на беззвучный режим и что-то прошептал парню в пленке, от чего тот либо затих, либо потерял сознание. Я выдвинулся прочь от окна, вглубь дома, попытался дойти до спальной, чтобы затаиться вновь под кроватью, но не успел. Аккурат в тот момент, когда я находился напротив кухни, он показался в проеме, продолжая смотреть на громоздкий пакет с человеком внутри, что лежал небрежно, плашмя на столе. Я замер, даже немного вздрогнул, но большего себе не позволил. Сдал шаг назад и наткнулся на приоткрытую слегка дверцу стенного шкафа, достаточно просторного, чтобы в нем поместиться сидя, но не достаточно высокого, чтобы в нем стоять в полный рост. Дверца, перекрытая линейными дощечками, расположенными под углом, с совсем тоненькими просветами между каждой из них. Она поманила меня, предлагая убежище и защиту от взора, и я поддался ее предложению.

На удивление все случилось беззвучно. Едва я успел прикрыть дверь за собой, как сосед повернулся в мою сторону и посмотрел на шкаф, не заметив моей возни, и, слава Богу! По крайней мере, я был уверен, что он не заметил, потому что он отвел быстро взгляд, на свой плащ на полу. Затем поднял его и достаточно аккуратно повесил на вешалку. Даже слишком аккуратно для царившей в комнате обстановки.

Еще с минуту-другую он побродил по комнате взад и вперед, расстегивая верхние пуговицы, а затем… снял лицо? «Какого хрена? » - хотел сказать, было я, но воздержался от выкриков. Большинство людей, которые страшатся своих сокровенных кошмаров, впадают в панику и оцепенение, завидев в жизни таковые. Я же не знал, как реагировать, ведь я в жизни ничего подобного и вообразить не мог. Мне стало одновременно и смешно и кошмарно, затем я осознал, что смех здесь не к месту и тогда страх полностью мной овладел, ведь этот… снял свое лицо, как снял плащ несколько ранее, как снимают люди шляпы при встрече… как снимают сраные шляпы! Но не это действие меня напугало более: под маской соседа скрывался… он даже… не человек.

Оно подвинуло одной рукой громоздкое кресло к центру комнаты и уселось прямо напротив шкафа, в котором я находился.

О.

Вечер.

Я пытался закрыть глаза и представить, что нахожусь в мягкой постели, и что это все мне просто снится, но каждый раз я просыпался в шкафу, а напротив видел его. На месте лица было что-то другое, походившее ни то на морду собаки, ни то на… медведя? Но не обычного, а какого-то истерзанного тяжкой болезнью и зачем-то обритого наголо. Вместо аккуратно уложенных назад волос лоснился огненный с сединой ирокез, ниспадающий сверху прямо по кругу, как грива, переходящая на лице в мелкий ворс. Его кожа была оттенком бледным, а местами ядерно-желтая, старая, как бумага, очень ветхая и изношенная, выстланная неглубокими, но четкими красными линиями, являющими собой, может шрамы, но скорее тайные символы, нанесенные острым предметом. Она скапливалась под мощными скулами в складки, когда он вертел головой. Но больше всего меня поражали его ярко-голубые, как искры, или как небесные молнии глаза, в которых находилась сама бесконечность и неизвестные сакральные знания. Тяжелый взгляд падал прямо на дверь шкафа, но я-то знаю, он не мог меня видеть, нет! Я видел эту дверь с другой стой стороны. То, что находится внутри шкафа в таком, как у него ракурсе - тайна, даже если подойти к двери вплотную. Я глубоко глотал воздух, тщетно стараясь собраться с мыслями, успокоиться, но эти глаза и, покрытое мхом лицо… да, кто он такой!? Эксперимент, или ошибка природы? Что он или оно? Откуда он взялся вообще?

Меня грела надежда на то, что это все просто какой-нибудь розыгрыш, что это все снимают люди на камеру, на то, что я смогу посмотреть с другими и над собою же повеселиться. Как и надежда на то, что он еще раз снимет маску с лица и окажется все тем же соседом, но нет. Надежда сначала грела, а после стала сжигать изнутри… Вместо этого он снял кожу… или перчатки с рук и повесил их рядом с лицом. Хотя этот жест меня уже не так удивил. Его огромные, как ножи когти, тут же выдвинулись, сверкая металлом в сумрачном свете потолочной лампы, разбавляемой изредка заревом, доносившимся с улицы, когда ветер двигал плотными занавесками на окне. В памяти всплыли моменты из жизни и различные телевизионные передачи, под которые засыпал отчим: охота на диких зверей. Иногда люди, чтобы подкрасться как можно ближе, одевались в маскировочные костюмы, чтобы те принимали их за своих собратьев, а здесь все походило на обратный порядок.

Наконец я собрал себя в руки, хотя голос, похожий на мой, озлобленно и неустанно трепетал внутри головы, засыпая упреками: «Тебе нужно было выбить дверь». Я старался с ним спорить, находить своим действиям оправдания, но сложно спорить с самим собой. Это существо… чужак, он все ходил и бродил по комнате, совершая все те обыденные действия, ненавязчивые обряды, какие делают люди у себя в доме, пока я сидел в шкафу в обнимку с бутылкой воды и наблюдал. Он подошел к окну и немного отодвинул занавеску двумя пальцами, так, чтобы посмотреть на улицу одним глазом, затем заглянул мельком на кухню, где безмолвно томился человек, скрытый от меня, как и от любого постороннего взора. Чужак, если и был некогда человеком, то сейчас в нем человечного едва ли чего можно было найти. Но, изуродованный, изъеденный временем, или же еще чем-то страшным, он вел себя очень естественно, слишком спокойно для своего внешнего вида, и его повадки едва ли могли выдать его настоящую натуру, которою скрывал он все это время под маской. Затем он подошел прямо к зеркалу у стены и проделал несколько движений руками, движений, похожих на протягивание и пожатие руки.

«Чем он таким занимается? » - подумал я, недоумевая, а чужак сменил движения приветствия на прощание. Затем развернулся, сделал от зеркала пару шагов, возвратился на исходную, попробовал сперва развернуться от зеркала в пол оборота, потом помахать рукой зеркалу и после пошел. И еще раз повторил. Я смотрел на этот аншлаг битых полчаса, пока он не перепробовал исполнить весь свой репертуар, стоит сказать, весьма талантливо играя «в человека». В итоге я осознал, чего он добивался, и это осознание засело камнем внутри, давящим мое тело к полу, ведь чужак репетировал наши повадки, чтобы не выделяться.

«Господи, какая циничная мерзость», - нервно вырвалось из груди шепотом, достаточно тихо, чтобы владелец дома меня не расслышал, однако он все же замер на секунду и задвигал ушами. Он мог бы заметить мой голос, скажи я это чуть громче, совсем чуть-чуть и все, я оказался бы на месте несчастного человека на кухне. Но зачем он его там удерживает? Этот вопрос остается для меня тайной, да и ответа на него я не хотел знать совсем.

Я постарался умоститься поудобнее на этой небольшой площади, которая оказалась представлена мне согласно случая, но это место явно не годилось для длительного времяпрепровождения. Да что там удобства; я бы с радостью предпочел бы кондоминиум, ведь в этом шкафу нахождение и вовсе не сочеталось со словом жизнь: уже через пять-десять минут ноги начали неметь, а в пояснице ломить, будто я весь день таскал строительный мусор, то и дело ссыпавшийся смежными соседями, затеявшими ремонт, недалеко от нашего дома. Этот, что в комнате, не спешил никуда уходить, а скорее наоборот: сделав еще пару тройку шагов, уселся напротив кресла и уставился прямо на шкаф. «Ну, ничего, - подумал я, - мне спешить пока еще некуда. Мне бы только ключи стащить, да пойти от сюда к чертовой матери, куда подальше, а после выждать момента и уже с полицией снять с него маску прямо на улице. А еще лучше было бы, чтобы сотрудники испугались, как я, несколько ранее, а один из них, не задумываясь, выстрелил в этого зверя. Вот это, я понимаю, был бы счастливый конец! Я обязательно вывел бы его на чистую воду, и я выведу, это я знаю, через час, полтора, два - это уже не так важно. Главное, что я сделаю это, только нужно немного подождать, когда он покинет комнату, выложив ключи из кармана, или где он их там хранит, я не знаю. А еще лучше – пусть он ненадолго покинет дом, скажем, на пару часов, чтобы я смог выбить дверь и выйти наружу, вот тогда я ему покажу! »

С.

Судя по свету, падающему в комнату через достаточно плотный занавес из окна, наступил поздний вечер. Чужак все так же сидел напротив шкафа в своем кресле, чем-то чавкая и мерзко скрипя при этом зубами, а я же сидел, все так же, напротив него, в шкафу. Оба смотрели, если можно так сказать, друг на друга, только между нами была непрозрачная дверь. Телевизор из кухни вещал нам что-то неважное, а человек из пакета смиренно молчал, изредка постанывая. Я подумывал о том, что несчастный умер, быть может, истекши кровью, или задохнулся, ведь чужак его, наверняка пытал, или бил, или что-нибудь еще хуже. Я же, не смотря на то, что был близко к ужасу, не терял иллюзию защищенности, словно меня здесь и вовсе не было, и была в шкафу только камера, а на другом конце – монитор, по которому я смотрел это шоу из уродцев и их несчастных жертв. Правда я не мог себе позволить лишнего и смотрел его очень смиренно, пока чужак пялился на дверь размеренно, а человек в пакете молился шепотом.

А мне все равно, я в домике.

Ноги ужасно стонали. Я даже попробовал немного привстать, размять и выгнуться, но помешали узкие стенки и низкий, потолок. Пальцы на ногах с трудом двигались, а руки с трудом их сжимали. Было чувство, что я провел в ожидании вот уже несколько дней и голос, то и время, говоривший внутри головы, предлагал напасть на него… на демона, которого видел перед собой. «Давай попробуем справиться с ним! » - но я не решался. Мне попадались на глаза острые предметы, находившиеся в кухонной комнате, которые я мог разглядеть сквозь череду смотровых щелей: внешне увесистый топорик для рубки мяса, широкий нож и еще один длинный и узкий, похожий на те, какими режут овощи люди в кулинарных программах. Но самым острым мне казались кривые и длинные когти этого… не человека, которые не то, чтобы продолжали пальцы, как-то неуклюже свисали, обвивая перила кресла почти на середине. С такими-то когтями точно можно было бы обойтись без ножей, а рвать руками, погружать внутрь, как иглы, делая смертельные раны, растрачивая при этом как можно меньше крови. Мне очень не хотелось думать обо всем этом, и я пытался тщетно вспомнить что-то из детства, чтобы отвлечься, но в голову пришло только одно: как мы гуляли, веселились с ребятами на улице, как играли в салки и как меня учили этой… считалке: «Эники-беники, ели вареники». Не припомню, как было дальше, как и не припомню других считалок, да это, в общем-то, и не важно, потому что никакие воспоминания не могу тперебить эту явь.

Новый план, заключавшийся в расчете на то, что вечером чужак выйдет на улицу перед сном, прогуляется (или выгуляется, не знаю, как правильно у этих собакообразных), все никак не оправдывался, а я вместе с ним медленно, но неминуемо терпел поражение от текущего дня. «Интересно, а есть ли подобные? » - просил я у себя, но сразу попытался пресечь эту странную мысль, выдав самому себе отрицательный ответ. Оставалась другая надежда, в которой сосед уйдет к ночи в свою опочивальню, закроет дверь, и разляжется по всей кровати и хорошо, что я буду не под ней. Затем я открою дверь, не знаю, как пока что, да и не так важно, ведь до нее еще нужно дойти… выйду за порог и буду таков, не оставив и мокрого места, как говорится. Ну а пока я жду еще немного, мне можно, да и выхода другого у меня более не осталось, кроме как ждать.

Т.

Ночь.

Солнце опустилось наполовину за горизонт, унося с собой остатки дневного тепла. Я прижал на время ноги поближе, так как в комнате похолодало. Ветер подувал из окна, двигая занавески, однако другого, что был в комнате, это никак не тревожило. Он сидел, будто в забвении, в необъятном оцепенении, ни двигаясь и, практически не дыша, словно его перевели в режим ожидания. Приоткрытые слегка ядовито-синие глаза издавали движения совсем изредка, и было очевидно, что он начал дремать. Дремать прямо на этом самом кресле, напротив шкафа, мне же было глаз не сомкнуть. Все желание закончить учебу, подготовиться получше к экзаменам, уже пропало из моей головы и наполнилось чем-то иным: желанием жить, желанием выжить, дождаться удобного момента и умчаться, куда глаза глядят. Я промокнул свое ссохшееся от тяжелого утробного дыхания горло водой из бутылки, что оказалась очень кстати под рукой. Вода тут же наполнила меня новыми силами и посылами к размышлению. «А что, если он не пойдет спать, а останется здесь? » - но я тут же послал и эту мысль, куда подальше, сетуя на очевидное желание чужака, тяготящее его к кровати, а меня – к выходу. И вот мои ожидания оправдались, на меня пала тень милосердия и чужак, истомно зевая, поднялся и пошел прочь из комнаты, но вовсе не к спальной. Он пошел к коридору, открыл дверь, ведущую в уборную, и уселся прямо так, взирая на эту же комнату. Сколько бы он не старался походить на человека, его манеры были до сих пор, мягко говоря, не достаточно высоки. В детстве мой отчим меня ругал… как все родители пугают своих детей: говорил, что если я буду вести себя плохо, буду ходить неопрятным, то монстр придет ко мне ночью, ведь он выбирает только плохих. И поле этих слов мне было неистово страшно. Я действительно думал, что он существует, а потом, как и все, повзрослев, я в него разуверовал, но теперь-то я точно знаю, что монстры есть и более того, один из них – мой сосед. Интересно, а чего боятся медведи?

Чужак справил свои естественные нужды, неестественно вульгарным, без зазрения свести способом, то есть, не прикрывая за собой двери, и вернулся на свое кресло, забрав у меня последний луч надежды. Следом я попрощался и с лучом солнца, погрузившего помещение в полумрак, но даже в таком состоянии освещенности комнаты я видел, как он сидит напротив… и смотрит. До самого утра мне не удалось сомкнуть глаз, как и не смыкал глаза, сидя в кресле напротив, чужак.

Утро.

«Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять».

Всю ночь приглушенный свет в комнате наполнял мое сердце пустой темнотой, а присутствие соседа – скорбью по своему бессчастному року. Единственным оправданием, почему он не спал, была мысль, что он – само зло. А зло, как говорится, не дремлет. Хотя, может, он спал с открытыми глазами? Не знаю.

С первым светом, просочившимся через окно, чужак поднялся с мягкого места и двинулся к кухне. Я снова услышал стоны незнакомца, просящего его пощадить голосом, преисполненным вопиющим внутри головы моей ужасом. Его просьбы и его раскаяния отравляли мой разум и пускали корни страха внутрь сознания, заражая меня, словно болезнью, от которой было из шкафа никуда не уйти. Этот шкаф казался мне тесной могилой, я был в нем словно живьем захоронен, или, скорее, мысленно освежеван и оставлен внутри… до лучших времен. И тогда в голове снова всплыла отрава: «А что, если чужак знает о моем присутствии? » - я с трудом на этот раз взял себя в руки постарался смиренно промолчать. Слезы стекали по моим щекам и разбивались о, словно мраморные, побледневшие руки. Я откровенно желал, чтобы чужак расправился поскорее с ним, а затем удалился за следующей жертвой, которой уж точно быть не мне, ведь я здесь, я в шкафу, и он об этом не знает, нет?

А.

Удар и еще один оборвали стон незнакомца. Выходя из кухни, чужак бросил ему какую-то фразу через плечо, но я не расслышал полностью, что он сказал, а только лишь «Не достаточно…» Что? Не достаточно? Что он сказал? Возможно, это смогло бы объяснить многое, но момент оказался упущен.

Весь день я провел в состоянии полудрема. Вода в моем полуторалитровом источнике иссякла практически полностью и, что намного хуже, уже переработалась в организме и приготовилась из него выходить. Пока чужак смотрел телевизор, мне удалось сделать практически невозможное, а точнее, справиться с возникшей потребностью без туалета, но с использованием все той же самой бутылки, из которой я предварительно допил остатки. К тому же неизвестно, сколько мне придется еще прождать в этой неглубокой встроенной в комнату комнатке, рассчитанной ровно на одного человека, или даже, на его половину. Как персональная спальная… сидельная? С очень твердыми и упругими стенками. Очень неудобно сидеть. Ноги начали неистово ныть от такого положения, не полностью сидя, да и не полностью лежа. Желудок рокотал внутри, истошным и предательским шумом, но удовлетворить себя едой я не мог; воды у меня не осталось, а из продуктов питания – одна маленькая конфета в обвертке, которую я успел поднять с пола вчера, или уже позавчера? Сколько я здесь - я не знаю. Вроде бы день, но он тянулся так долго. Этот мир жесток.

Чужак сидел все так же, развалившись лежебока на кресле, слушая новости, точно отчим по вечерам. Если бы не он, меня бы здесь не было. Будь он проклят. Наверное, прохлаждается сейчас где-нибудь в баре, с друзьями, ест своим жирным ртом курицу, запивая холодным пивом. Я бы сейчас поел свежего картофеля, запеченного на костре, или, на худой конец, бутерброд с колбасой и свежим, молочного цвета маслом. Я бы поел, хоть что-нибудь. Вот бы можно было сделать паузу, найти силы встать на затекшие ноги, пройтись хоть по комнате взад и вперед, я бы тогда согласился просидеть еще с денек здесь, но мне кажется, этого мне не уговорить на такое.

«Слышишь, ты, что сидит в двух-трех метрах, напротив, я не могу так больше! » - А в ответ он оскалил зубы, разминая челюсти, как перед ужином и облизнулся. Интересно, а чем он питается – может конфетами? Не в них ли таится весь секрет его массы и силы? Хех, надеюсь, что так и есть. И зачем ему тогда парень на кухне? Может он его… нет, забудь это… просто забудь.

Т.

Нужно думать о хорошем. Зачем может понадобиться ему человек? Быть может, у него нет друзей и он, таким образом, учится общаться? Мы ведь видели все эти нелепые жесты чуть ранее. Конечно, кто же захочет с таким, как он говорить. Боже, какая глупая идея, но будь она, действительно правдой, ему бы не пришлось меня держать взаперти. Я бы даже, выйдя из дома, через какое-то время, подошел к нему прямо на улице и сказал: «Я знаю о Вашем недуге. Мне жаль Вас, и я не лукавлю. Я могу быть другом, честное слово, и я никому не расскажу о том, кто Вы». Да, я думаю, я сделал бы это. Я бы мог с ним подружиться, если бы он меня отпустил без лишних разговоров и слов, но я не уверен, что он просто желает обзавестись друзьями и знакомыми. Хах, смешно. Почти. Друг. Скорее я стану для него самым первым в списке врагом и угрозой, обладая таким компрометирующими и конкретными знаниями. В голову вновь и вновь пробирались едкие мысли о том, что он может догадываться, и я ему зачем-то нужен, но зачем? Возможно для того, чтобы… ай, нет, я не буду думать об этом уж точно. Лучше уж молча продолжать свое… тщетнобытие! Разменивая время на нереализованное желание уйти, став поневоле случайным очевидцем неслучайных, запланированных и проработанных тщательным образом событий.

Эники?

Вечер.

Мне удалось немного вздремнуть. Точнее как вздремнуть… я просто отрубился, но совсем ненадолго. Буквально на полчаса, а, может, на пару часов, часов у меня ведь нет. То есть, нет часов, на которых смотрят время, а не тех, которые характеризуют саму временную величину, тех то у меня полно, вот они прям из меня как льются, где моя бутылка? Сейчас бы поесть чего-нибудь. Да и выпить бы не помешало. Конфету я съел, с большим трудом, а вот с водой у нас в шкафу временные перебои. Нужно будет провести себе в шкаф кран. Да, точно, а возле кровати приставить холодильник. Горячая ванная, горячий чай, почему бы и нет? Ха! Да ты, приятель, сходишь с ума! Ты несешь чууушь! Не, не, так нельзя… или льзя? Какая теперь разница, в задницу.

О.

Ночь.

Мне снова совсем не до сна. Я на передаче диалоги о животных и у нас с Вами, дорогой Я, в эфире, эта экзотерическая желтая морда, острая, словно нарисованная свежими акриловыми красками, по центру которой провели пальцем вниз, со стравленными к середине щеками. Проклятый сосед, как же я тебя ненавижу! Ну почему он ходит по комнате взад и вперед, почему он не уходит отсюда, бурчит что-то, у себя под носом: «Бе-бе, бе-бе, недостаточно…» Что? Недостаточно ему, сукин сын, друга во мне увидеть хочет? Да я ему на улице в рожу плюну, вот так прямо: «Ха… тьфу! » Прямо в рот! Сидит тут, понимаешь ли, напротив, растопырив свои голубые глаза, а мне что делать, прикажешь? Давай ты в шкаф, а я на диван, ну хоть на время, ну хоть на чуть-чуть, ну пожалуйста… мне бы перерыв взять от этого, совсем немного, а затем я обратно, в шкаф.

Утро.

Мне приснился этой ночью сон. Очень своеобразный и неправильный, как и все происходящее вокруг. Я выполз в тишине в ночи из шкафа, очень тихо, ноги очень болели, и было тяжело на них наступать. На мое удивление чужак все так же продолжал смотреть вперед, на открытую дверцу от шкафа, которую прикрыл я тут же ногой, а она, (нет, ну ты представь! ) предательски, зевнула. Именно зевнула, а не скрипнула, словно огромный рот чужака, который жаждал меня проглотить. Я увидел ключи на столе, возможно, они там и сейчас, но, к сожалению, я не вижу отсюда. Взяв их аккуратно в руки я, все так же, притаившись, пополз к входной двери, ведущей на задний дворик. Окна были заклеены вывесками и газетами, сквозь которые проступал ярчайший белый свет спасения, свет дня, слепящий, радостный и чрезвычайно величественный. Свет моего умиротворения, словно сам Господь направлял мои руки вперед. И я так жаждал встретиться с ним снаружи этого здания, вне этих удручающих мое самочувствие стен. Но каждый раз, когда я делал шаг, а точнее, это был гребок к себе, я видел, как дверь, от которой у меня есть ключ, отдаляется все дальше и дальше, а вместе с этим и свет из нее. И вот я уже полз в бесконечно холодной тьме, по мокрому илистому полу, мои руки скользили и вязли, я уже не мог ползти, но не сдавался, как вдруг что-то заставило меня обернуться назад, и я увидел позади себя… чужака! Он точно так же полз, как и я, словно стараясь повторить мои движения, чтобы научиться походить на меня, занять мое место! Я начал бить руками в истерике, а чужак позади меня остановился, оценивая. Я собрался и продолжил ползти, а он – следом за мной, выдерживая дистанцию и не отставая ни на единую йоту. Он питается людскими страхами, а после… Он знал, что я был внутри и просто смотрел!

Чужак полз и повторял: «Недостаточно напуган, недостаточно напуган! » Он повторял опять и опять и тон был предельно спокоен. Я же кричал, как мог, пока полз, но окончательно потерял голос. Даже всхлипов совсем не осталось, только пустая и глухая темнота вокруг и дверь, которая ко мне все не приближалась. Вдруг она сама распахнулась, и я оказался на солнечной улице, а перед домом стояла группа людей: мой другой сосед, мой отчим, мой учитель, полицейский и даже мэр. Я наконец-то встал, пусть и с трудом, очень криво, но на ноги из последних, ускользающих сил, произнес: «Посмотрите, вы все, посмотрите, это же не человек! » - а они все, как один, молча разводили руками, мол: «Бывает же, парень, тебе привиделось, да и что тут такого, он такой, какой есть: так же, как и другие платит налоги, так же, как и другие, работает в цехе». А потом они вздохнули и разом сняли все маски с лица: мой другой сосед, мой отчим, мой учитель, полицейский и даже мэр, все они были такими же точно чужаками.

Я тут же проснулся, может от того, что умер от страха во сне, но, обойдя развязку, подневольно, оказался вновь здесь, на персональном, своем круге ада, на котором я ненавидел себя за то, что слишком слабый, немощный и теперь уже не слишком общительный. Я никогда не мог постоять за себя. И до этого я не разговаривал много, даже не нажил друзей, а теперь один единственный мой собеседник – кто? Я. Сам с собою делюсь своими мыслями, сам же стараюсь их опровергнуть, веселю и себя развлекаю... И это могло бы все казаться очень забавным, ей богу! Вот только появилась проблемка: я не говорил уже вслух несколько дней и не уверен, что могу произнести теперь хотя бы слово, когда выйду. Возможно это все ненадолго, а, быть может, теперь навсегда. Я буду говорить только внутри головы, ведь кто еще насквозь видит меня? Кто сможет понять, почему мне так грустно, когда смотрю на себя я, порой. Те, что меня ждали на улице, все до единого стали мне разом чужими. А, может, на деле, единственный чужак – это я? Для того, чтобы понять нужно выйти из дома, и мне никто не поможет.

Ч.

Вечер.

Примерно в середине дня на меня вновь напала дрема, мне даже показалось, что я резко толкнул ногой во сне и ударил ею о стенку шкафа, достаточно громко, чтобы этот стук услышал чужак. Проклятые колени отекли и практически меня не слушались. Я бы их с удовольствием снял и поставил в угол. Но больше, чем они, мне надоело это чувство усталости, сочетающее в себе голод и этот ужасный запах, который выходит из-под моей одежды. Как псина. Псина, которая завалила последний экзамен. Но не это моя основная проблема, ведь даже вонючая псина шарахается по мусорным бакам, в поисках еды и находит ее. Думаю, я смогу еще просидеть немного, к тому же я слышал историю об одном монахе, который живет в горах уже долго лет без воды и еды, интересно, а это все правда? Лучше просто не думать о еде.

Чужак находился на кухне, пока я тщательно пытался обдумать, как украсть бы у него еды. Однако ничего путного в голову не приходило, ведь единственная еда, которая была в зоне досягаемости, это… это печенье! Которое находилось всего-то в паре метров, стояло навязчиво на столе, прямо рядом с креслом, в котором сосед томился вечерами. А, впрочем, пусть визуально доступная мне еда - всего на всего пара кусков недожеванных засохших печенюх, я должен до них добраться, любой ценой, я должен укусить хоть что-нибудь! Аааа, Боже, Боже! Если ты есть, дай мне надежду! Сделай ну хоть что-нибудь, ведь ты можешь!

Я тщательно просчитывал обстановку, считая, сколько мне нужно времени на то, чтобы приоткрыть дверь и вылезти из шкафа (5 секунд), взять, что нужно (2 секунды), а затем зайти внутрь, обратно и прикрыть дверь (еще секунд 5). Итого 12. Что ж, не так уж и много, но можно еще и быстрее. Я уже был готов совершить это действие, пристально смотря на печенье, так, будто бы оно само воспарит и полетит ко мне на встречу. Потекли слюни рекой, я взялся уже рукой за дверь, как вдруг сосед поспешно вышел из кухни, промолвив: «Скоро», - и облизнул зубы. Дора, дора, помидора, мы в саду поймали вора. Все снова пошло коту под хвост… или под хвост чужаку. Млекопитающее, ну почему тебе там не сиделось? Сделал бы себе берлогу в лесу. И я снова стал выжидать.

Ночь.

Он сидел, а я играл с ним в гляделки. Проиграл ему, раз пятьдесят, затем начал просить его, чтобы он ушел хоть куда-нибудь, но он меня не послушал. Стрелял в него мысленно из пистолета, из охотничьего ружья, из автомата, гранатомета. Я сбрасывал на него ядерную бомбу, да так, чтобы прямым попаданием. Поднимал его за облака и отпускал вниз, своим ходом, а после шел в рукопашную, с ножом, и одержал победу, вскрыл этого уродца и начал утолять неистовую жажду его кровью. И я даже не знаю, что меня толкало к этой победе сильнее: желание выйти наружу, отомстить, или, скорее, напиться. И наесться. Да, я бы поел чужака. Я долго выбирал, что бы я съел в нем первым. Сердце? Ну почему все всегда сводится к еде?

После того, как удалить голод я освежевал бы его голыми руками, для того, чтобы повесить его шкуру в доме, выгнав из него перед этим отчима. Я не вернусь к тебе домой, слышишь, а? Не вернусь! Потому что я здесь, в шкафу… так рядом от своего дома.

~~Шкаф~~ Утро.

Я придремал, прижавшись головой к неровному дереву. Страх пропустить его уход из комнаты и покинуть ее следом за ним пересилило желание сна. Мне показалось, что моя голова уже точь в точь помещается в угол шкафа, все мое тело начало принимать его форму, стало плоским, квадратным. Но меня разбудил шум, какой-то шелест, идущий из кухни, с распахнутой настежь дверью и, наконец, я увидел, для чего он его держал.

Н.

Тело парня билось из последних сил, в судороге; я прижал свое лицо, прямо к щели в двери. Руки невольно старались оттянуть меня, чтобы не видеть происходящее, но я больше не мог не смотреть и они вскоре сдались. Я отвернулся, мотая головой, повернулся снова к двери, в надежде, что я ошибся и это просто помутнение, но нет, нет… господи, он… «Достаточно напуган, - прозвучало внутри головы. Я постарался избавиться от этой фразы, но она зазвучала внутри все громче и громче, - достаточно напуган! Достаточно! Достаточно! » - а затем снова и снова: «Беги! Ты видишь, чем он утоляется, когда в человеке заканчивается страх?! » Правая рука облокотилась на стену и нащупала четыре параллельные линии, которые до этого я не мог заметить, ведь в шкафу абсолютная тьма, в которой я нахожусь. Раз, два, три, четыре, пять, он придет тебя кусать. Это что, я сказал? Откуда эти продольные углубления, кто-то был до меня здесь, царапая внутренности ногтями?

Чужак закончил с ним, а затем, подошел прямо к шкафу и приоткрыл одну, дальнюю от меня дверцу. Я, хоть и прибывал в шоковом состоянии, сумел-таки притянуть руками свои ноги к себе. Они уже не чувствовали изменений, моим ногам было уже все равно. Сосед вынул с верхней полки одно махровое цветное полотенце и вытерся им, отошел обратно, оставив дверцу открытой, и разместился напротив. «Закрой эту дверь сейчас же, закрой! Мне же теперь неудобно», - скомандовал я ему, но он, как обычно, ослушался, вместо этого умостившись на кресло, и мне показалось, что оно стало ближе! Он придвинул его на несколько сантиметров ко мне, специально! Боже, спаси, он знает, что я здесь, он знает об этом и лыбится, сидя напротив. Я вижу, как уголки его губ играются с моим разумом и ведь я теперь тоже «Почти»!

Я думал, что я плачу, но на самом деле мне было не чем. Уже давно. Я был попросту обезвожен. Дрожь в теле все не утихала, словно вместо сердца внутри стоял ротор. Зажимать рот руками не было смысла, ведь губы все равно не смогли бы ничего произнести, как бы я не старался. Он убьет меня, я знаю. Он знает.

Вечер? Ночь?

Мои глаза закрывались и я надеялся, что я нет, не засну, скорее, что я впаду в кому, или просто умру. Но я тут же проснулся от стука и мысли пришли ко мне быстрее, чем осознание. В глубине воображения я увидел, как чужак стучится ко мне, во вторую дверцу от шкафа, и, знаешь ли, ты ведь знаешь? Я не боялся, и не было больше волнения, совсем ничего. Я почувствовал мимолетное облегчение, ведь мне не пришлось бы больше терпеть все это. Я схожу с ума и перестаю себя контролировать. Это необратимо.

Дверь в кухню была плотно прикрыта, а телевизор в ней выключен. Стук все не умолкал, и чужак поднялся лениво с кресла, натягивая на ходу маску. Возможно, он сейчас уйдет, нет, скорее не так. Он пошел. И пошел бы он к такой-то матери!

Я услышал голос моего отчима, сосед вежливо пригласил его внутрь и сразу же направился на кухню, но ведь там же все в крови, или уже убрано? А может мой отчим знает? Может он тоже в деле?

-Я извиняюсь за столь поздний визит, - неуверенно произнес отчим, - но, быть может, вы знаете, куда делся мой сын? Он пропал четыре дня назад, и я собирался идти в полицию, но решил перед этим пройтись по соседям.

-Нет, извините, но я не в курсе. Может быть, чаю?

Он не с ним. Я надеюсь, что он не с ним, иначе стали ли бы они разыгрывать эту комедию?

-Спасибо, не нужно, я тогда, наверное, пойду дальше. Извините за беспокойство, кстати, Вы завели собаку? Мне показалось вчера, что я видел чью-то морду в окне.

-Нет, Вам померещилось. Вы найдете его, не переживайте,

Собаку? Собаку!? Да у него в квартире чертов медведь! «Соберись. Это твой шанс, используй его! – произнес внутри решительно голос, - втроем (я, т и отчим) мы можем попытаться, пусть он и больше, чем каждый из нас в два раза и пусть ты ослаб и я тоже, но другого шанса может и не быть».

Всего несколько шагов отделяло меня от них. Несколько шагов – и чужак получит успокоение, а я долгожданную свободу. Либо же он получит двойную порцию на ужин, а я – билет на встречу с создателем. Я приготовился встать и накинуться на чужака, вдохнул два раза поглубже, прицелился мысленно пальцами прямо в лицо, как вдруг… я сидел слишком долго на одном месте и мои ноги… они отказали! Они не смогли не только встать, даже пошевелить кончиками пальцев. Мои глаза смотрели на отчима, а губы произносили беззвучно: «Подожди, я смогу, у меня получится. Вдвоем мы попробуем его уложить», - ведь один с ним отчим не сможет справиться, это я прекрасно понимал. Чужак тут же растерзает его на месте, без звука и особых усилий, и среди ночи никто не узнает об этом. Он разотрет его в порошок.

Отчим медленно начал уходить, я умолял его остановиться, но так и не решился открыть эту проклятую дверь. Конечно, ведь чужак такой огромный, как дом, а я – совсем крохотный, маленький и мои ноги… они теперь не мои.

Дверь хлопнула и заперлась, судя по отзвуку; чужак вновь разместился на кресле, глядя на дверцу шкафа аморфным космическим взглядом с россыпью звездной пыли внутри. Он жалил меня им, словно грешника костер инквизиции и не бесконечность томилась в его глазах: безысходность и пустота. Я почувствовал себя таким несчастным и одиноким, бесполезным и нелюбимым, а эта бутылка скоро наполнится, и тогда мне что делать? Пить? Но, может быть он и не знает, что я здесь, а эти полосы внутри шкафа – это просто полосы? В любом случае мне придется еще подождать за дверью. Здесь. В доме у чужака.

Я слышу мой голос, но это не я говорю, это другой, тот, что внутри головы. Ты еще не решил, чем закончится этот рассказ? Ха. А ты подожди еще и узнаешь, ведь подождать еще - отличная идея! Это не ты заперт, это мы здесь с тобой заперты. А я же говорил нужно выбить двери! Нужно было попробовать справиться с ним, пока мы были сильны и в состоянии, или же, хотя бы встать, пока был отчим в доме. Так какой жанр у этого рассказа? Драма!? Нет! Это, мать твою УЖАСЫ! А чем заканчивается рассказ, хочешь узнать? Он и не заканчивается, потому что мы все еще ждем! Это не твой дом, эти ноги – не твои и этот разум не принадлежит тебе. Здесь все принадлежит ему, а тебя я терпеть больше не буду! Принял решение жить в шкафу - живи, но без меня. Я отказываюсь говорить с тобой, я отказываюсь…

О.

Время? Не важно.

Слышишь? Эй, с к-кем мне теперь говорить? Ты все еще сердишься на м-меня? Эники-беники не ели вареники, они ели людей