|
|||
Глава семнадцатая
Далеко уже отойдя от Круглян, в густом ельнике они набрели на тропинку. Кажется, неподалеку должен был начинаться Гриневичский лес – знакомые безопасные места, их партизанская вотчина. Стало спокойнее, о погоне уже не думали. В лесу стоял крепкий, почти спиртовой настой волглой весенней прели и смолы; на влажной мшистой земле лежали пестрые от солнечных бликов тени; разлапистые ветви елок, сонно покачиваясь, тягуче шумели вверху. Едва заметная в моховище тропинка вывела их на старую заброшенную делянку с когда-то наготовленным да так и не вывезенным кругляком – с краю широкой поляны расположилось несколько длинных приземистых штабелей обросшей мохом рудстойки. Сопревшая кора на чурбаках разлезлась, в потемневших от времени торцах желтели выдолбленные дятлами ямки. На делянке пригревало солнце, они все вспотели, и Бритвин, несший перекинутую через плечо шинель, решительно бросил ее под ноги. – Привал! – Фу, тепло! – согласно отозвался Данила и как был, толстоватый и неуклюжий по такому теплу в телогрейке, задом сунулся в тень под штабелем. Бритвин снял ремень, расстегнул пуговицы на гимнастерке, затем плюхнулся на шинель и, сопя, стянул сапоги. Степка, помедлив, тоже присел под штабель. – Далеко еще топать? – спросил Бритвин. – Не так чтоб далеко. Немного пройдем до Ляховина, потом еще лесничество миновать, – начал прикидывать разомлевший Данила. – Так сколько километров? Пять, десять? – Это... Если Ляховино по правую руку оставить, чтоб крюка не дать. Но как оставить: мост там... – Так сколько все-таки километров? – Километров? Чтоб не солгать... Не так много осталось. Бритвин осуждающе повертел головой. – Ну и арифметика у тебя! Много, немного... Давай сумку да перекусим. Данила с подчеркнутой готовностью перекинул через голову скрученную лямку сумки и сразу же вынул оттуда бутылку с бумажной затычкой. Осторожно укрепил ее на неровной мшистой земле между собой и Бритвиным. Степка старался не смотреть туда – делал вид, что занят пальцем на ноге, до крови сбитым о корень. Есть ему расхотелось, на жаре донимала жажда, и он думал, что, передохнув, первым делом надо поискать ручей. – Ну что ж, тогда дернем! – с воодушевлением сказал Бритвин. – Заработали, – ухмыльнулся в бороду Данила. Бритвин потянул сумку. – А там же и закусь была. А ну доставай, что наготовил полицаев сынок. Степка легонько вздрогнул – так просто и буднично было сказано это. Он недоуменно вскинул голову, ожидая что-то увидеть на лице Бритвина. Однако на упругом, тронутом свежей щетиной лице того было лишь сдержанное выражение удовольствия от предстоящей закуски с выпивкой. Данила вынул самодельный, с деревянным черенком ножик, развернул белую холстинную тряпицу. Толстый ломоть домашнего хлеба, кусок мяса и четыре крашеных пасхальных яйца заставили их украдкой сглотнуть слюну. Они уже не могли оторвать взглядов от больших рук Данилы, который принялся делить закуску: разрезал на три части хлеб, мясо, разложил яйца, два из которых оказались сильно помятыми, наверно, в дороге. Бритвин одной рукой сразу же взял бутылку, другой сгреб свою порцию закуски. – Ну, а Толкач что? Не проголодался? Степка слегка нахмурился: слова Бритвина прозвучали таким тоном, что стало понятно: если он откажется, они упрашивать не будут. Именно по этой причине он решительно встал и, вразвалку подойдя ближе, забрал оставшуюся на сумке пайку – вторая была уже в руках у Данилы. Бритвин тем временем сделал несколько поспешных глотков из бутылки, поморщился. – Отрава! И как ее полицаи пьют? – А пьют. И полицаи и партизаны. И ничего. Говорят, пользительно, – заулыбался Данила, перенимая бутылку. Последнее время он стал разговорчив, не то что вчера, и Степка подумал: с чего бы это? Данила тоже выпил. Может, и не столько, как Бритвин, но также не мало – едва не всю. Подняв бутылку, посмотрел, сколько осталось. – Ну а тебе не надо. Мал еще, – сказал он Степке как будто шутя, но и в самом деле отставил бутылку в сторону. Степка перестал жевать. – Кто малый, а кто старый. Дай-ка сюда! – Сопьешься еще. Пьяницей станешь. – Не твое дело. Дай бутылку! – Это пусть командиру, – вдруг осклабился Данила. – Командир, он голова. Смотри, как все устроил! – Ладно, дай и ему! – с полным ртом великодушно позволил Бритвин. Данила еще раз прикинул, сколько в бутылке – там было не больше чем с полстакана, – и отдал. Степка хотя и не испытывал к водке большой охоты, теперь, наверно со зла, вытянул все до капли. – Гляди ты! – удивился Данила. – А-я-я, вот молодежь пошла. Энергично работая челюстями, Бритвин с каким-то затаенным смыслом косил на него глазами, а Степка, полуотвернувшись, сосредоточенно ел. Мяса ему досталось немного, он скоро проглотил его, оставался кусок хлеба и маленькое, словно голубиное, слегка надтреснутое на боку пасхальное яичко, которое он приберегал на потом. Ему было наплевать, что о нем думали эти двое, он не уважал их и не чувствовал никакой благодарности за выпивку. Он едва сдерживал растущее в себе негодование, все определеннее сознавая, что в этой довольно удачной истории с мостом они все-таки сподличали. То, что всю дорогу и теперь Бритвин упрямо обходил в разговоре Маслакова и Митю, только укрепляло его подозрение, и это не могло не отозваться в нем прежней неприязнью к ротному. – Ни уважения тебе, ни уступки! Вот молодежь! – ворчал между тем Данила. – Раньше было не так. – Что бы вы делали без этой молодежи? – резко сказал Степка, почувствовав, как с катастрофической неизбежностью в нем нарастает гнев. – Блох по хатам плодили? Обычно сдержанный, флегматичный Данила в этот раз из-под нависших бровей недобро нацелил в него узенькие щелочки глаз. – А ты нам не указ! Не командир, значит, чтоб указывать! – Очень ты командиров любишь! Все чтоб командовали! Небось без команды и в лес не пошел! Ждал, пока с печи стащат! – Мое дело! Не тебе упрекать старших. Сопляк еще! – Будет, не заедайтесь! – прикрикнул Бритвин. – Толкач хоть и злой, но смелый. Молодец! Степка внимательно посмотрел на Бритвина, но тот невозмутимо выдержал его взгляд. Степка улыбнулся одними губами – нет, на такую дешевую приманку его не возьмут. – Хвалите? Как и его хвалили? – Это кого? – Митю, кого! Бритвин неопределенно хмыкнул. – Ну, знаешь! Надо было, так и хвалил. – А теперь не надо? Теперь меня надо? – отрывисто спрашивал Степка и перестал жевать. Кусок хлеба во рту жестко выпирал за его щекой. Бритвин нахмурился. – А ты что, недоволен? – Доволен! – Слава богу! А то я подумал: в обиде. Оттого, что, как вчера Маслаков, на мост не погнал. «Ах вот что! » – мелькнуло в голове у Степки. Может, Бритвин еще начнет упрекать его за неблагодарность? Действительно, на мост не погнал, дело сделали, и все наилучшим образом. Даже взрывчатку для отряда сэкономили – на стороне достали. И все-таки до Маслакова ему далеко. – Маслаков не гнал! – срываясь, выкрикнул Степка. – Маслаков вел. Это ты гнал! – Кого это я гнал? – А Митю! Вспомни! Распоясанный босой Бритвин вдруг вскочил на ноги, придерживая руками сползавшие темно-синие бриджи. – Ах ты сопляк! Оговорить хочешь! У меня вон свидетель! А ну, пусть скажет: гнал я или он сам? – Сам, сам! – охотно подтвердил Данила. – Просил Христом богом. Чтоб, значит, за батьку оправдаться. – Понял? Полицая сынок к тому же! Учти! Степка молчал, несколько растерявшись от столь неожиданного поворота ссоры. Да, тут они правы. Просился, это верно. И что сын полицейского – тоже правда. Но что же тогда получается? – Выходит тогда, что сын полицая мост взорвал? А не мы? Так? – Нет, не так! – твердо сказал, как обрубил, Бритвин. – Мы взорвали. Мы организовали и руководили. Я руководил. Или ты не согласен с этим? Он не знал почему, но с этим он действительно был не согласен, хотя и ругаться больше не стал. Что-то в его захмелевшей голове перепуталось – не разобраться. Только какой-то самой упрямой и самой ясной частицей души он чувствовал, что все-таки Бритвин не прав, и он никак не мог примириться с ним. Данила желтыми редкими зубами драл кусок мяса и с полным ртом говорил: – Это самое... Если бы не они, – кивком бороды он показал на Бритвина, – если бы не они, все бы пропало. Степка поднял голову и, почувствовав что-то загадочно-важное в этих словах, поглядел на Данилу. – Ага. Когда конь подбрыкнул на мост, они бабахнули – и готово. Аккурат посреди моста. – Кого? Коня? – Ну. Того Рослика. Вот снайпер, а-яй! – низким голосом невозмутимо гудел Данила. В шумной и шаткой голове Степки блеснула запоздалая догадка. Ослепленный ею, он минуту не мог произнести ни слова и только переводил ошеломленный взгляд с Бритвина на Данилу и обратно. Но мало-помалу все становилось на свои места, и он совершенно определенно понял, почему не побежал с моста Митя – подросток бросился спасать Рослика. А ему, дураку, показалось тогда, что в коня стрелял полицай. – Сволочь! – уже не сдерживаясь, выкрикнул Степка. – Ты – сволочь! Понял? Почти не владея собой, Степка вскочил на ноги, его сжатые в кулаки руки дрожали, он задыхался от возмущения. Бритвин минуту сидел, обхватив колени, будто сбитый с толку его словами. – Ах вот как! – наконец произнес он и тотчас вскочил на шинели. – Сдать автомат! На этот раз опешил Степка. – Автомат? А ты мне его давал? Бритвин угрожающе шагнул к Степке, но тот, опередив его, с неторопливой уверенностью нагнулся и, подняв свой новенький, с лаковой ложей ППШ, закинул его за плечо. – Сдать автомат! – гневно потребовал Бритвин. – А хрена вот! – Ты что, сопляк! Выпил, так бунтовать?! Против командиров идти?! – Ты не командир! Ты жулик! – Ах так! Из-под штабеля с испугом на лице торопливо и неловко поднимался Данила. Бритвин, выждав секунду, молча повернулся и решительно схватил прислоненную к бревну свою трехлинейку. С ней он уверенно шагнул к Степке. – Не подходи! – крикнул Степка и вдоль штабеля отступил на один шаг. Но Бритвин и еще шагнул, перехватив винтовку прикладом вперед, – озлобленный, ловкий и решительный. – Не подходи, говорю! – с дрожью в голосе предупредил Степка и рванул с плеча автомат. От бешенства и волнения он трудно, устало дышал, заходясь в обиде оттого, что их двое против него одного. Бритвин остановился, сомкнул насупленные брови, с недобрым блеском в суженных глазах, но вдруг прыгнул вперед и оказался напротив. Степка дернул рукоятку – затвор легко щелкнул в тишине, став на боевой взвод. Обдирая о бревна спину, Степка прижался к штабелю. В озверевших глазах Бритвина скользнула нерешительность, но тут же они вспыхнули новым гневом, он сделал резкий выпад вперед и взмахнул винтовкой. Степка пригнулся, но неудачно – боль электрическим ударом пронизала его от шеи до пят. Парень едва не уронил автомат и сжал зубы. Нестерпимая обида захлестнула его, не своим голосом он крикнул: «Сволочь! » – и, задохнувшись, ткнул от себя автоматом. Коротенькая, в три пули очередь упруго треснула в лесной тишине. Выронив винтовку, Бритвин согнулся, обеими руками схватился за живот и, шатко переступая, начал клониться к земле. В гневе и горячке парень едва понял, что случилось, как на штабеле сзади что-то хакнуло, и широкие чужие руки сомкнулись на его груди. Степка рванулся, стараясь освободиться от насевшей на него тяжести, но силы были неравны. Он понял это и, дергаясь и слабея, все ниже оседал на коленях, пока не воткнулся лицом в мшистую мякоть земли. – Сопляк! Стрелять? Ах ты!.. – Вяжи его! Руки вяжи! – надрывался где-то плаксивый голос. Данила уже без надобности крутанул его на земле, выше заломил руки, коленом мстительно пнул в ребра ниже лопатки – в глазах у Степки блеснул и расплылся желто-огненный круг. Но он смолчал, не запросился, изо всех сил сдерживая боль и задыхаясь от удушливо-кислой, разрывавшей его грудь вони...
Наткнувшиеся на них хлопцы из разведки к вечеру принесли Бритвина в отряд. Степку со связанными руками пригнал под автоматом Данила.
|
|||
|