Раймонд Чэндлеp 4 страница

- Похоже, они знали очень много, - сухо заметил Элиша Морнингстар.

- Только то, что им было необходимо для дела. Так же, как вы и я. Тем более что разузнать все это несложно.

Он залез мизинцем в ухо, поковырялся там и извлек кусочек серы на ногте. Затем небрежно вытер палец о пиджак.

- И вы заключили это только потому, что я позвонил миссис Мердок и спросил, не продается ли дублон Брэшера?

- Именно. Она и сама так полагает. И это логично. Как я уже говорил, вы должны были знать, что монета не продается. Если вы мало-мальски ориентируетесь в этих делах. А я вижу, вы ориентиретесь.

Он чуть наклонил голову, не более чем на дюйм. Он не то чтобы улыбался, но выглядел довольным, насколько может

выглядеть довольным человек в таком воротничке.

- Вам предлагают монету, - продолжил я, - при подозрительных обстоятельствах. И вы не прочь купить ее - но недорого. Но вы хотите знать, откуда она. Правда, если бы вы даже убедились, что монета краденая, то все равно купили бы ее, если бы смогли выторговать по дешевке.

- А я смог бы, да? - Он как будто несколько скис.

- Конечно, если вы толковый перекупщик. А я полагаю, вы именно такой. Покупая монету задешево, вы в то же время страхуете прежнего владельца от окончательной потери. Он всегда будет рад переплатить вам за возвращение дублона. Так всегда делается.

- Значит, Брэшер Мердока похищен, - резко сказал он.

- Не цитируйте меня, - попросил я. - Это страшная тайна.

Он чуть было не принялся ковырять в носу. Но вовремя спохватился. И вместо этого зажмурился и резким движением вырвал волосок из ноздри. Он поднес его к глазам и принялся внимательно рассматривать. Потом посмотрел мимо него на меня и спросил:

- А сколько даст хозяин за возвращение монеты?

Я подался вперед и подарил его туманным взглядом.

- Тысячу. А сколько дали вы?

- Мне кажется, вы очень смышленый молодой человек, - сказал старик. Потом он весь скривился, подбородок его затрясся, и грудь заколыхалась вперед-назад; раздались звуки, какие издает выздоравливающий после тяжелой ангины кочет, пытаясь кукарекать.

Мистер Морнингстар смеялся.

Потом смолк. Лицо его снова разгладилось, и глаза открылись черные, хитрые, проницательные.

- Восемьсот, - сказал он. - Восемьсот за не бывший в обращении дублон Брэшера. - Он фыркнул.

- Чудненько. Монета при вас? Вы остаетесь при двухстах чистой прибыли. Удачное дельце: быстрый оборот, приличный доход - и никакой головной боли.

- Она не здесь, - сказал он. - Вы что, меня дураком считаете? Старик вытащил из жилетного кармашка старинные серебряные часы на черной цепочке и скосил на них глаза. - Скажем, завтра в одиннадцать утра. Приходите с деньгами. Есть у меня монета, нету ли - но вы мне симпатичны, и я организую это дело.

- Договорились. - Я поднялся с кресла. - Однако мне еще надо получить деньги.

- Не новенькими банкнотами, пожалуйста, - почти мечтательно сказал он. - Двадцатидолларовыми бумажками. Если случайно попадется однадругая пятидесятидолларовая - не страшно.

Я усмехнулся и направился к двери. На полпути я повернулся, подошел к столу и оперся на него ладонями.

- Как она выглядела?

Его взгляд стал пустым.

- Девушка, которая продала вам монету.

Его взгляд стал еще более пустым.

-О'кей, - сказал я. - Это была не девушка. У нее был сообщник. Как он выглядел?

Он поджал губы и снова сложил кончики пальцев вместе.

- Это был мужчина средних лет, коренастый, ростом около пяти футов семи дюймов и весом около ста семидесяти фунтов. Он представился Смитом. На нем был синий костюм, черные ботинки и зеленые рубашка и галстук. Из кармашка торчал коричневый носовой платок. Волосы темные с проседью. На макушке - лысина размером с долларовую монету, на щеке внизу - шрам длиной в два дюйма. Кажется, слева. Да, слева.

- Неплохо, - сказал я. - Как насчет дырки в правом носке?

- Я забыл снять с него ботинки.

- Вопиющая беспечность с вашей стороны.

Он ничего не ответил. Мы просто смотрели друг на друга - пытливо и немного враждебно, как новые соседи. Потом он снова рассмеялся. Пять долларов, что я дал ему, так и лежали на столе перед ним. Я быстро протянул руку и взял их.

- Они вам не понадобятся, - сказал я, - раз уж речь зашла о тысячах.

Он резко оборвал смех. Потом пожал плечами.

- Завтра в одиннадцать, - сказал он. - И без фокусов, мистер Марлоу. Не думайте, что я не сумею защитить себя.

- Надеюсь, сумеете, - ответил я. - Потому как играете сейчас с огнем.

Я прошел в пустую приемную, открыл дверь и закрыл ее, не выходя из комнаты. В коридоре должны были раздаться мои шаги, но его дверь была закрыта, а каучуковые подошвы моих ботинок не производили много шума. Я надеялся, что он это запомнил. Я прокрался по истертому ковру к столику секретарши и встал за дверью в кабинет старика. Детский прием, но иногда срабатывает - особенно после длительной беседы, полной цветистых фраз и тонкого юмора. А если не сработает, мы просто еще раз поскалимся друг другу.

На сей раз сработало. некоторое время в кабинете ничего не происходило, разве что мистер Морнингстар высморкался. Потом он снова радостно заклекотал, как простуженный кочет. Потом откашлялся. Потом скрипнуло вращающееся кресло и послышались шаги.

Из-за двери на два дюйма высунулась грязная седая голова. Она замерла на несколько мгновений; я тоже замер на несколько мгновений. Потом голова исчезла, и на кромке двери появились четыре пальца с нечистыми ногтями, которые потянули ее за собой. Дверь со щелчком закрылась. Я перевел дух и прижался ухом к деревянной панели.

Снова скрипнуло вращающееся кресло. Застрекотал диск телефона. Я прыгнул к столу секретарши и поднял трубку смежного телефона. На другом конце провода слышались гудки. Я насчитал их шесть. Потом ответил мужской голос:

- Да?

- Флоренс-Апартментс?

- Я бы хотел поговорить с мистером Ансоном из двести четвертого.

- Оставайтесь на связи. Я посмотрю, дома ли он.

Мы с мистером Морнингстаром оставались на связи. В трубке слышался рев радио - транслировали бейсбольный матч. Радио находилось где-то далеко от телефона, но шум производило порядочный.

Потом раздался гулкий звук шагов, резко брякнула поднимаемая трубка, и мужской голос произнес.

- Его нет. Передать что-нибудь?

- Я позвоню позже, - сказал мистер Морнингстар.

Я быстро положил трубку, метнулся к двери, открыл ее бесшумней, чем падает снег, и также тихо закрыл, придержав в последний момент, чтобы щелчок замка не был слышен дальше чем в трех футах.

Идя по коридору, я тяжело и прерывисто дышал, прислушиваясь к собственному дыханию, нажал кнопку вызова лифта. Потом вытащил из кармана визитку, которую мистер Джордж Ансон Филлипс вручил мне в вестибюле отеля " Метрополь". Я не стал особо рассматривать ее. Написанный на ней адрес я помнил и так: 204, Флоренс-Апартментс, 158, Курт-стрит. Я просто механически пощелкивал по ней ногтем в ожидании разбитого старого лифта, который грохотал в шахте, как груженный щебнем грузовик на крутом повороте.

Было три часа пятьдесят минут.

Банкер-хилл - старое, заброшенное, грязное, дурное местечко. Когдато это был фешенебельный район, и здесь до сих пор сохранилось несколько замысловатых готических особняков с широкими порталами, выложенными из круглых булыжников стенами и угловыми эркерами с острыми башенками. Теперь в них сдаются меблированные комнаты; некогда сверкающие паркетные полы исцарапаны и истоптаны, а широкие лестницы потемнели от времени и дешевого лака, нанесенного на вековые слои грязи. В комнатах с высокими потолками тощие домовладелицы бранятся с жуликоватыми съемщиками. И в широких прохладных портиках, подставив разбитые башмаки солнечным лучам, сидят старики с пустыми глазами и лицами, похожими на проигранные сражения.

Вокруг этих старых особняков теснятся засиженные мухами ресторанчики, итальянские фруктовые лавки, дешевые многоквартирные дома и крохотные пирожковые, где можно купить деликатесы еще более отвратные, чем пирожки. И кишащие крысами отели, где в регистрационных журналах значатся только Джоны и Смиты и где ночной дежурный совмещает обязанности сторожевого пса и сутенера.

Из домов там выходят женщины - вроде бы молодые, но с лицами, похожими на прокисшее пиво; там мужчины, поднося в сложенных чашечкой ладонях спичку к сигарете, настороженно оглядывают улицу из-под полей глубоко надвинутой на лоб шляпы; там живут опустившиеся интеллигенты, мучимые кашлем заядлого курильщика и безденежьем; бывшие полицейские с каменными лицами и неподвижными глазами; наркоманы и торговцы наркотиками - серые, невзрачные личности, которые сами знают о своей невзрачности. Иногда попадаются и простые работяги - но они уходят на службу очень рано, когда разбитые тротуары безлюдны и на них еще поблескивает утренняя роса.

Я прибыл туда раньше половины пятого, но ненамного. Я оставил машину в конце улицы, где с желтой глинистой насыпи на Хилл-стрит по Курт-стрит к Флоренс Апартментс поднимался фуникулер. У дома Флоренс был темный кирпичный фасад высотой в три этажа; нижние окна находились на уровне тротуара и были закрыты ржавыми жалюзи. У входной двери висела стеклянная табличка, на которой сохранилось еще достаточно краски, чтобы можно было разобрать имя владельца. Я открыл дверь и спустился по трем ступенькам в коридор, за обе стены которого можно было придерживаться, не вытягивая рук в стороны. Темные двери с написанными на них темной краской номерами. В нише рядом с лестницей - платный телефон и табличка на стене, гласящая " Управляющий - N 106". В конце коридора дверь, и за ней - четыре стоящих в ряд высоких мусорных бачка, над которыми в солнечных лучах кружились рои мух.

Я поднялся по лестнице. Орало радио: продолжалась трансляция бейсбольного матча, начало которой я слышал по телефону. Номер двести четвертый был по правую сторону, а бейсбольный матч - налево через площадку. Я постучал, ответа не дождался и постучал погромче. За моей спиной искусный финт игрока вызвал мощную волну восторга болельщиков. Я постучал в третий раз и, выглянув в окно на площадке, порылся в карманах в поисках ключа, выданного мне Джорджем Ансоном Филлипсом. На стене дома напротив - аккуратного, дышащего тишиной и покоем - зеленела тонкая неброская неоновая надпись: " Похоронное бюро Пьетро Палермо". Высокий человек в черном вышел из двери и прислонился к белой стене. Он был очень красив. У него была смуглая кожа и великолепные серо-стального цвета волосы, зачесанные назад. Он вынул из кармана нечто, похожее издали на портсигар с бело-черной инкрустацией, лениво раскрыл его длинными смуглыми пальцами и извлек оттуда сигарету с позолоченным фильтром. Убрал портсигар и прикурил от зажигалки, также инкрустированной черно-белым. Потом убрал ее, сложил на груди руки и уставился прямо перед собой ничего не выражающими глазами. С кончика сигареты мимо его лица тонкой струйкой поднимался дым; тонкой прямой струйкой - как от потухшего бивачного огня на рассвете.

За моей спиной раздался очередной взрыв эмоций на стадионе. Я перестал созерцать высокого итальянца, открыл ключом дверь номера двести четыре и вошел внутрь.

В квадратной комнате, устланной коричневым ковром, мебели было очень мало, и она как-то не располагала к приятному времяпрепровождению. На стене напротив двери висело традиционное кривое зеркало, в котором я выглядел как трусливый прелюбодей, крадущийся домой с веселой вечеринки. Около мягкого кресла возвышалась груда старого дермантина в форме дивана. На столе у окна стояла лампа с бумажным абажуром. По обеим сторонам откидной кровати находились двери.

Одна из них вела в крохотную кухоньку с каменным умывальником, трехкомфорочной газовой плитой и старым холодильником, который щелкнул и забился в страшных судорогах, как только я открыл дверь. На столе были остатки завтрака: темная жижа на дне чашки, подгорелая корочка хлеба, крошки, желтые потеки растаявшего масла на краю блюдечка, грязный нож и кофейник, пахнущий, как прелое сено в теплом сарае.

Я прошел мимо откидной кровати и открыл другую дверь. За ней был небольшой коридорчик с нишей для одежды и встроенным туалетным столиком. На нем лежала расческа и черная щетка с застрявшими в щетине несколькими светлыми волосками, а также коробочка с тальком, маленький электрический фонарик с треснувшим стеклом, стопка писчей бумаги, ручка и бутылка чернил на промокашке; сигареты и спички на краю стеклянной пепельницы, в которой лежало с полдюжины окурков.

В ящиках столика валялись носки, белье и носовые платки. На вешалке висел темно-серый костюм - поношенный, но еще вполне приличный; под ним на полу стояла пара довольно пыльных грубых башмаков.

Я толкнул дверь ванной. Она открылась всего на фут и уперлась во чтото. Я поморщился и почувствовал, как у меня твердеют желваки на скулах. Из-за двери шел неприятный резкий запах. Я навалился на нее. Она еще чуть приоткрылась и тут же подалась назад, как если бы кто-то прижимал ее с другой стороны. Я просунул голову в щель.

Ванная комната была слишком мала для него, так что ноги его были согнуты в коленях, а голова упиралась в каменный плинтус напротив двери. Его коричневый костюм был слегка помят, и черные очки грозили вывалиться из нагрудного кармана. Как будто теперь это могло иметь какое-то значение. Его правая рука лежала на животе, а левая - на полу ладонью вверх, пальцы ее были чуть согнуты. На правом виске мистера Ансона был виден синяк с запекшейся в светлых волосах кровью. Его приоткрытый рот был полон блестящей темно-красной жидкости.

Дверь упиралась в его ноги. Я нажал посильнее и протиснулся в ванную. И положил два пальца ему на шею, где должна была пульсировать артерия. Никакая артерия там не пульсировала. Ни чуть-чуть. Кожа была холодна как лед. То есть вряд ли как лед. Но мне так показалось. Я выпрямился, оперся спиной о дверь и некоторое время стоял, крепко сжимая кулаки в карманах и принюхиваясь к запаху кордита. Трансляция бейсбольного матча все продолжалась, но через две двери радио звучало приглушенно.

Я стоял и смотрел на него. Ничего особенного, Марлоу, абсолютно ничего особенного. Тебя здесь ничего не касается. Ты даже не был с ним знаком толком. Иди, иди отсюда поскорее.

Я отлепился от двери, сильно потянул ее на себя и через короткий коридорчик вышел в гостиную. Из зеркала на меня глянула напряженная перекошенная физиономия. Я быстро отвернулся в сторону, вытащил из кармана ключ, который мне дал Джордж Ансон Филлипс, потер его между влажными ладонями и положил на стол около лампы.

Я протер внутреннюю и наружную ручки двери. Счет в матче в первой половине восьмого гейма был 7: 3. Некая, похоже хорошо хлебнувшая леди затянула на арестантский манер " Фрэнки и Джонни", голосом, который не смог стать благозвучным даже от виски. Хриплый бас велел ей заткнуться, но она продолжала голосить; послышались тяжелые шаги, звук оплеухи, взвизг - и пение прекратилось. Трансляция бейсбольного матча продолжалась.

Я сунул в зубы сигарету, зажег ее и пошел вниз по лестнице и остановился в полутемном коридорчике, глядя на табличку с надписью: " Управляющий - N 106".

С моей стороны было полным идиотизмом даже смотреть на нее. Я стоял, яростно жуя сигарету, и смотрел на табличку очень долго.

Затем повернулся и пошел назад по коридору. На маленькой эмалированной пластинке на двери было написано: " Управляющий". Я постучал.

Послышался скрип отодвигаемого кресла, шарканье ног, и дверь открылась.

- Вы управляющий?

- Да. - Тот же голос отвечал Элише Морнингстару по телефону.

Это был долговязый тип с короткими рыжими волосами и узкой длинной головой, явно битком набитой всякими низкими хитростями. Из-под оранжевых бровей пристально смотрели зеленоватые глаза. Его огромные уши имели, вероятно, способность развеваться на ветру, а длинный нос был не прочь залезть не в свое дело. В целом это было великолепно тренированное лицо - лицо человека, умеющего держать язык за зубами; лицо, хранящее ледяное спокойствие трупа на анатомическом столе.

- Мистер Ансон? - спросил я.

- Двести четвертый.

- Его нет дома.

- Ну и что я должен сделать? Начать нести яйца по этому поводу?

- Мило, - сказал я. - Ты всегда при них или только по большим праздникам?

- Отвали отсюда, - сказал он. - Катись подальше. - Он закрыл дверь. Но снова открыл, чтобы сказать: - Гуляй-гуляй. Выметайся. Отчаливай. - И так подробно изложив мне свою мысль, управляющий снова начал закрывать дверь.

Я навалился на нее, он навалился с другой стороны. Наши лица оказались прямо напротив друг друга.

- Пять долларов, - сказал я.

Это изменило его настрой. Он отпустил дверь так неожиданно, что я должен был стремительно шагнуть вперед, чтобы не врезаться головой в его подбородок.

- Входи, - сказал он.

Комната полностью повторяла гостиную Ансона - вплоть до бумажного абажура и стеклянной пепельницы. Стены были выкрашены в цыплячий цвет. Для того чтобы у вошедшего сюда могло незамедлительно начаться разлитие желчи, на желтой стене не хватало только пары нарисованных черной краской жирных пауков.

- Садись. - Он закрыл дверь.

Я сел. Мы посмотрели друг на друга невинными глазами торговцев подержанными автомобилями.

- Пива? - спросил он.

- О'кей.

Он открыл две банки, наполнил жирный стакан, который держал в руке, и потянулся за таким же вторым. Я поспешно сказал, что могу пить прямо из банки. Он протянул ее мне.

- Десять центов.

Я дал ему десять центов.

Не сводя с меня глаз, он сунул монетку в жилетный корман. Потом подтянул кресло и сел в него, вытянув костлявые ноги и свесив между коленей свободную руку.

- Меня не интересуют твои пять доларов.

- Прекрасно, - сказал я. - Я, собственно, и не собирался тебе их давать.

- Умничка, - сказал он. - К чему? У нас тут милый респектабельный дом. Никаких темных дел не происходит.

- И очень спокойный, - подтвердил я. - Отсюда слышно, как этажом выше визжит стервятник.

Он раздвинул рот в широкой улыбке - почти на три четверти дюйма:

- Меня не просто удивить.

- Прямо как королеву Викторию.

- Не понял.

- Я давно не жду чудес в этой жизни, - сказал я. Бессмысленный разговор оказывал на меня бодрящее действие - как холодный душ.

Я достал бумажник и, порывшись в визитках, выбрал одну. Это была не моя визитка, на ней значилось: " Джеймс Б. Поллок. Страховая компания. Страховой инспектор". Я попытался вспомнить, как выглядел Джеймс Б. Поллок и где я его встречал. Но не смог. И вручил карточку рыжему.

Он прочитал ее и почесал уголком кончик носа.

- Что на этом парне? - спросил он, глядя на меня цепкими зелеными глазами.

- Драгоценности... - Я неопределенно помахал рукой.

Он обдумал мои слова. Пока он их обдумывал, я постарался заключить, встревожен ли он. Было непохоже.

- Ну, есть у нас такой, - наконец согласился он. - Тут уж ничем не поможешь. Мне он, правда, не показался серьезным малым: мягковат на вид.

- Может, меня дезинформировали, - предположил я. И описал ему Джорджа Ансона Филлипса - в коричневом костюме, черных очках и бурой шляпе с желтой ленточкой. Я подумал, а что же случилось со шляпой? Наверху ее не было. Наверно, он выбросил ее, решив, что она слишком заметна... Впрочем, его светлая голова была почти такой же.

- Это похоже на него?

Рыжий сделал вид, что задумался. Наконец кивнул, его зеленые глаза внимательно следили за мной... Он водил карточкой по передним зубам, как палкой по прутьям решетки.

- Я подозревал в нем проходимца, - сказал он. - Но они бывают самых разных форм и размеров. Парень живет здесь только месяц. И, скомпрометируй он себя чем-нибудь, вылетел бы отсюда моментом.

Я очень постарался не рассмеяться ему в лицо.

- А что, если мы обыщем квартиру, пока его нет?

Рыжий покачал головой:

- Мистеру Палермо это не понравится.

- Мистеру Палермо?

- Это хозяин дома. Живет через улицу. Держит похоронное бюро. Владеет этим домом и кучей других. Практически всем районом, если ты понимаешь, о чем я говорю. - Уголок его рта и правое веко дернулись. Не из тех, кого можно сердить.

- Ладно, пока мистер Палермо занимается своим похоронным бюро или чем-то там еще, давай пойдем и обыщем квартиру.

- Не вынуждай меня сердиться на тебя, - отрезал рыжий.

- Меня это волнует, как два процента от ничего, - сказал я. Давай поднимемся и обыщем квартиру. - Я швырнул пустую банку из-под пива в мусорное ведро и пронаблюдал, как она отскочила от него и покатилась по полу.

Рыжий внезапно поднялся с места, встал, широко расставив ноги, потер руки и прикусил нижнюю губу.

- Ты говорил что-то насчет пяти.

- Это было много лет назад. Я передумал. Давай поднимемся и обыщем квартиру.

- Попробуй только сказать это еще раз... - Его правая рука поползла к заднему карману.

- Если ты собираешься вытащить пушку, то мистеру Палермо это не понравится.

- К черту мистера Палермо, - прорычал он внезапно яростным голосом, и лицо его густо налилось кровью.

- Мистеру Палермо будет приятно узнать, как ты к нему относишься.

- Послушай, - очень медленно проговорил рыжий, опуская руку и нагибаясь ко мне. - Послушай. Я сидел себе мирно и пил пиво. Банкудругую. Может, три. Может, девять. Кому какое дело. Я никого не трогал. Был чудный день. И было похоже, что будет чудный вечер, - и тут появился ты. - Он яростно потряс поднятой рукой.

- Давай поднимемся и обыщем квартиру, - сказал я.

Он резко выбросил кулаки вперед и в конце движения раскрыл ладони, растопырив пальцы так широко, как только мог. И подергал носом.

- Если б я был не на работе... - сказал он.

Я открыл рот.

- Не говори этого! - завопил он.

Он нахлобучил шляпу, пиджак надевать не стал; вытащил из ящика стола связку ключей, прошел мимо меня к двери, обернулся и дернул подбородком, приглашая меня следовать за ним. Выражение лица у него было несколько ошеломленное.

Мы вышли и поднялись по лестнице. Бейсбольный матч кончился, теперь звучала танцевальная музыка. Очень громкая танцевальная музыка. Рыжий выбрал один из ключей и вставил в замочную скважину двери номера двести четыре. За нашими спинами сквозь грохот музыки внезапно прорвался истерический женский визг.

Рыжий выдернул ключ из замка и оскалил зубы. Он пересек узкую площадку и забарабанил в дверь напротив. Ему пришлось барабанить долго и старательно, прежде чем на него обратили внимание. Дверь резко распахнулась, и востролицая блондинка в ярко-красных броюках и зеленом свитере уставилась на него разъяренными глазами, один из которых был подбит совсем недавно, а другой - несколько дней назад. Синяки были и на шее. В руке она держала высокий стакан с желтой жидкостью.

- Заглохните - и быстро, - скомандовал рыжий. - Слишком много шума. Больше повторять не собираюсь. В следующий раз просто вызову полицию.

Девица обернулась через плечо и провизжала, перекрывая грохот радио:

- Эй, Дел! Тут один тип велит заглохнуть. Не хочешь прибить его?

Скрипнуло кресло, радио внезапно смолкло, и за спиной девицы появился плотный угрюмого вида мужчина. Он отпихнул подругу в сторону и злобно уставился на нас. Он был в брюках, уличных ботинках и майке. Ему явно не мешало бы побриться.

Он встал в дверях, широко расставив ноги, тяжело посопел носом и сказал:

- Вали отсюда. Я только что вернулся из закусочной. Я закусил там препаршиво. И не хочу, чтобы меня беспокоили сейчас.

- Вы слышали, мистер Хенч, - сказал рыжий. - Выключите радио и прекратите скандалить. Сию же минуту.

Человек по имени Хенч подался вперед:

- Послушай, ты, заморыш! - И тяжело ступил вперед правой ногой.

Рыжий не стал дожидаться, когда Хенч наступит ему на ногу. Он проворно отскочил назад и швырнул за спину связку ключей, которая звякнула о дверь номера двести четвертого. Правая рука его сделала неуловимое движение - и в ней оказалась плетеная кожаная дубинка.

- Ах так! - сказал Хенч, сжал огромные волосатые кулаки и тяжело выбросил их в пустоту.

Рыжий ударил его дубинкой по макушке, девица снова завизжала и швырнула стакан с ликером в физиономию своему дружку. Сделала ли она это потому, что почувствовала себя в безопасности, или это был честный промах, я не понял.

Ослепленный Хенч с залитым ликером лицом рванул в комнату, держа такой опасный крен, что на каждом шагу грозил впилиться носом в пол. Постель была разобрана, и белье скомкано. У кровати Хенч упал на одно колено и сунул руку под подушку.

- Осторожней, - сказал я. - Пистолет.

- Сейчас и с этим разберемся, - процедил сквозь зубы рыжий и стремительно сунул уже пустую правую руку под расстегнутый жилет.

Все так же стоя на одном колене, Хенч повернулся к нам - в его руке был черный пистолет с коротким дулом. Но Хенч не поднимал его угрожающе, а просто держал на раскрытой ладони и тупо смотрел на него.

- Брось! - напряженным голосом скомандовал рыжий, входя в комнату.

Девица сзади вдруг прыгнула ему на спину и, дико визжа, обхватила за шею длинными руками. Рыжий покачнулся, выругался и взмахнул пистолетом, пытаясь сохранить равновесие.

- Давай, Дел! - верещала девица. - Сделай его!

Хенч, по-прежнему тупо глядя на лежащий на раскрытой ладони пистолет, грузно оперся левой рукой о кровать, медленно поднялся на ноги и сдавленно прохрипел:

- Это не мой пистолет.

Я отобрал от греха подальше у рыжего пистолет и предоставил ему возможность самому стряхивать со спины визжащую девицу.

- Брось пушку, Хенч, - сказал я.

Он поднял на меня озадаченные и неожиданно трезвые глаза.

- Это не мой пистолет, - подтвердил он и протянул его мне на раскрытой ладони. - У меня был кольт тридцать второго...

Я взял у него пистолет. Хенч не сделал попытки воспрепятствовать мне. Он опустился на кровать, медленно потер затылок, и на лице его изобразился мучительный мыслительный процесс.

- А где же, черт побери... - Голос его осекся, он потряс головой и скривился.

Я понюхал ствол. Из пистолета недавно стреляли. Я вынул обойму и пересчитал патроны. Их было шесть. Плюс один в стволе - итого семь. Это был кольт тридцать второго калибра, восьмизарядный. Если его не подзаряжали, значит, из него был сделан один выстрел.

Рыжему наконец удалось стряхнуть девицу со спины. Он швырнул ее в кресло и вытер исцарапанную в кровь щеку. Зеленый взгляд его был злобен.

- Лучше вызвать полицию, - сказал я. - Из этого пистолета недавно стреляли, а в квартире напротив ты вскоре обнаружишь труп.

Хенч тупо посмотрел на меня и произнес тихим, проникновенным голосом:

- Дружище, но это просто не мой пистолет.

Девица довольно театрально зарыдала и продемонстрировала мне широко разинутый рот, искривленный в приступе горя и бездарного лицедейства. Рыжий вышел из комнаты.

- Убит выстрелом в горло из пистолета среднего калибра пулей с мягким наконечником, - сказал следователь лейтенант Джесси Бриз. - Вот таким пистолетом с такими пулями. - Он несколько раз подбросил на ладони пистолет - тот, который, по словам Хенча, был вовсе не его, Хенча. - Пуля прошла снизу вверх - до основания черепа. Осталась в голове. Убит часа два назад. Руки и лицо остыли, но тело еще теплое. Не окоченело. Перед тем как застрелить, его чем-то сильно ударили в висок. Вероятно, ручкой пистолета. Это говорит вам что-нибудь, мальчики и девочки?

Газета, на которой он сидел, зашуршала. Он снял шляпу и промокнул платком лицо и макушку почти лысой головы. Венчик светлых волос над ушами был влажен и темен от пота. Он снова надел шляпу. Это была плоская, выгоревшая на солнце панама с обвисшими полями. Купленная явно не в этом году. И, вероятно, не в прошлом.

Следователь был крупный мужчина с довольно заметным брюшком. На нем были бело-коричневые ботинки, грязные носки и белые брюки в тонкую черную полоску. В расстегнутом воротнике рубашки виднелась заросшая рыжими волосами грудь. Его спортивная куртка в плечах была не шире двухместного гаража. На вид ему было около пятидесяти, и единственное, что, безусловно, выдавало в нем полицейского, - это холодный, немигающий взгляд выпуклых бледно-голубых глаз; взгляд этот не был намеренно оскорбительным, но любому, кроме полицейского, он бы таковым показался. Широкая полоса веснушек на щеках и носу походила на условное обозначение минного поля на военной карте.

Мы сидели в квартире Хенча при закрытых дверях. Хенч уже надел рубашку и механически завязывал галстук непослушными, трясущимися пальцами. Девица лежала на кровати. Голова ее была обвязана какой-то зеленой тряпкой, а ноги прикрыты короткой курткой. Рядом с ней на простыне валялась сумка. Рот девицы был слегка приоткрыт, ее взгляд был совершенно бессмыслен, а лицо выражало сильнейшее потрясение.

Хенч хрипло заговорил:

- Если вы о том, что малого пристрелили из пистолета, который лежал под подушкой, то о'кей. Похоже, так оно и было. Но это не мой пистолет. И ничто на свете не заставит меня признать его своим.

- Предположим, - сказал Бриз. - Что мы имеем? Кто-то стянул твой пистолет и оставил свой. Так, ладно... Какой у тебя был пистолет?

- Мы выходили около половины четвертого перекусить в забегаловку за углом, - сказал Хенч. - Можете проверить. Должно быть, мы оставили дверь открытой. Мы были вроде как слегка под мухой. И, я так думаю, вели себя довольно шумно. У нас тут орало радио. Передавали бейсбол. Кажется, мы выключили его, уходя. Хотя не уверен. Ты не помнишь? - он взглянул на девушку, неподвижно лежащую на кровати с белым, отрешенным лицом. Ты не помнишь, дорогая?

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒