Stalker-Book.com 65 страница

– А как же… – Варяг поморщился, ища нужные слова, – Ну а если сделали бы эти планы достоянием общественности?

– Да ну и что? Это же демократия. Говори что хочешь. Кто-то тебя послушает. Кто-то посмеется. Но ничего не измениться. Знаете, чем тирания от демократии отличается? Тирания боится правды и запрещает ее говорить. А при демократии на правду просто наплевать. И вот если бы не случилось ядерной войны, которая похоронила цивилизацию, за эти прошедшие два десятка лет мы получили бы глобальный мир всеобщей демократии, где все население земли, поголовно имплантированное чипами, стало бы пружинками и винтиками огромного механизма власти. Самой демократической и гуманной власти. Самой либеральной и единственно-правильной власти. Только мы бы все стали батарейками высокотехнологичной суперкорпорации этой самой власти. Весь мир покрытый паутиной, к нитям которой мы все прилеплены. А в центре сидит огромный паук… нэоконы! Вы бы хотели жить в таком мире? К дьяволу такой мир! И вот поэтому, если вы начали эту войну, то тогда спасибо вам!

– Роберт, да вы в своем уме?! – Воскликнул Яхонтов.

– А какой был выбор? – Лазар уставился на Варяга и вдруг схватился руками за прутья клетки. – Господа, я не сумасшедший! Я… Ну мы бы превратились все в зомби. Посредством телевизора, мобильных телефоном, онлайновых игр и интернета… Да какими люди стали на закате цивилизации? Вы разве не замечали? Вы видели, какие ролики люди выкладывали в интернете, снятые своими телефонами? Ну, вот эти два парня молодые, не помнят, но вы, уважаемый! Разве не видели, что все эти высокие технологии делают с людьми? Однажды я был в рабочей поездке в Нью-Йорке. Там пробки, знаете ли. Я решил проехать на Манхэттен в метро. На станции стою. Люди стоят. Всякие люди. Разных цветов кожи и возрастов. И какой-то бродяга упал на рельсы. Или столкнули его, чтоб не приставал выпрашивая мелочь. И вы знаете, какая реакция была у людей? Они все подоставали свои телефоны и стали снимать на видео, что будет. Это ведь совсем не интересно, спуститься на пути и достать этого бедолагу, у которого нога в шпалах застряла. Куда интереснее смотреть, как он в ужасе пытается освободиться и как потом электричка размажет его по рельсам. А к вечеру этот ролик был на ю-тюбе и собрал несколько тысяч просмотров за час… И какой-то канал круглую сумму заплатил за ролик с самым лучшим разрешением и ракурсом… Вот оно как…

– Вот оно как, значит, – Варяг вдруг улыбнулся, – А сколько мегапикселей было на камере вашего телефона?

– Что? Что простите? – он поправил очки и кашлянул в кулак.

– Я спрашиваю, сколько мегапикселей было на камере вашего телефона, Роберт, – Варяг улыбался, но очень зло.

– У меня… у меня был не телефон… у меня был… Pocket P. C. – Лазар отодвинулся от клетки, убрав руки с решетки.

– Ааа. Дорогая игрушка для успешных людей. Там много мегапикселей на камере, да? Так почему ВЫ ЕГО НЕ СПАСЛИ?

– Да, но… Но ведь было много людей кто стоял ближе к нему… И… И я с детства боюсь железнодорожных путей… У меня фобия… Мы же беженцы… Мы из союза бежали, когда межнациональные войны начались… И как быть в таких условия людям моей национальности? … Нас же все-время во всех бедах винят… Толпу народа… всех кто к местному этносу не принадлежал, выгнали из дома, погнали по шпалам в Россию… У меня с детства боязнь железных дорог… Мы когда через горный тоннель проходили, поезд ехал… те кто нас прогнал наверное его пустили… я не мог его спасти… Я не мог, понимаете? И чего, из-за одного… Миллиарды ведь погибли…

– Но вы только что говорили, что это хорошо. Не так ли?

– Нет, но… Нет худа без добра… Если бы всех людей зачиповали, то чтобы потом обрести человечеству свободу, надо было устроить глобальную революцию и войну, которая бы отбросила людей в каменный век и сделал бы невозможным высокотехнологичные средства тотального контроля. И в итоге мы получили войну. Но до всеобщего закабаления… Как превентивную меру. И теперь если ты умен и силен, то свободен. А иначе было бы не так. Умный ты, сильный, или нет… Чипы всех уровняли бы…

– В итоге всех уровняла атомная бомба, – покачал головой Яхонтов. – Роберт, вы сумасшедший.

Лазар слишком далеко отошел от клетки пленников, подавленный их непониманием и чересчур близко оказался от клетки занавешенной плотной материей. Ткань вдруг дернулась и оттуда показалась рука, которая схватила переводчика за плечо. И раздался из клетки рык…

– Господи Иисусе! – заорал Роберт и бросился обратно к пленникам.

Материя упала и все увидели, как за решеткой беснуется жуткого вида человеческое существо. Обросшее грязными слипшимися волосами. Бледное и невообразимо худое. С крохотными зрачками на налитых кровью белках глаз. Горло опоясывал стальной ошейник, от которого отходила цепь к кольцу в стене. Одна нога ниже колена отсутствовала, и культя была перемотана старыми грязными бинтами с засохшей кровью. Николай поднялся со своих нар и с изумлением уставился на это существо. Это был морлок, подобный тем, с которыми он столкнулся в московском метро. Только он был грязный, но кожа не была перепачкана въевшейся в поры сажей. И глаза не были черны как смоль, а наоборот. И было ясно, что это один из тех дикарей, с кем они недавно дважды столкнулись.

– Что это? – воскликнул Варяг.

– Это… Это хуманимал… – Боязливо пробормотал Лазал прижимаясь к клетке пленников и глядя на то, как это существо рычит, скрипит гнилыми и редкими зубами и тянет к нему костлявые руки. – Его пару месяцев назад поймали… Посадили на цепь… За ногу… Но ногу он отгрыз себе. Тогда цепь надели на шею. Шею он себе перегрызть не может. Когда он видит нормальных людей, он бесится. Поэтому тряпку повесили…

Хуманимал продолжал дергаться и тянуть руки, словно не понимая, что ни цепь, ни клетка не дадут ему добраться до Лазара. Он свирепо вращал своими безумными звериными глазами, пока его взгляд не встретился с взглядом Николая, подошедшего к своей решетке. Зверочеловек тут же затих, и на его лице появилось что-то вроде страха. Он что-то забормотал.

«Боится», – пронеслась мысль в голове Николая. – «Он меня боится! ».

Стоявший на одной ноге хуманимал опустился на четвереньки и попятился в глубину своей клетки. Добрался до унитаза, зачерпнул оттуда рукой воду и попил из ладони, не сводя безумных глаз с Васнецова. За дверью коридора послышались громкие голоса и шаги.

– Послушайте, – Роберт снова схватился за прутья, – Послушайте, – шептал он, – Я на вашей стороне. Вы единственные люди за столько лет с кем я могу говорить по-русски. И еще… У нас тут две фракции… Моргана Рэймэна, он приходил сюда. Бывший егерь… Рейнджер здешний… У него большой авторитет… Он тоже за вас… И с ним неплохая команда. ЦРУшник Хорнет и бывший пилот Джон Тиббетс. Но есть и другая фракция. Окружного судьи Эдварда Линча. У него тоже авторитет и сильная команда. Но они против вас. Верьте людям Рэймена… – И он замолчал. В коридоре показались люди с носилками и несколько охранников. Как только охранники заметили, что материя упала с клетки хумнаимала, поднялась бранная ругань. Они что-то кричали зверочеловеку и что-то спрашивали у Роберта, а тот сбивчиво отвечал. Охранники стали занавешивать клетку сорванной материей и хуманимал вдруг завыл почти как собака. Люди с носилками открыли клетку и стали грузить недоумевающего Вячеслава.

– Эй, куда вы его?! – Крикнул Варяг.

– Не беспокойтесь, – сказал ему Лазар. – Это санитары. Они его в наш госпиталь отнесут. Помогут ему. Это распоряжение Рэймена.

Вячеслава стали выносить. Он, лежащий на носилках, тоскливо посмотрел на своих товарищей, словно хотел спрыгнуть с носилок и вернуться в клетку.

– Славик, не волнуйся. Все хорошо будет, – Махнул ему рукой Варяг.

Наконец все стали уходить. Санитары с раненным другом. Охранники, что-то между собой обсуждающие. Лазар, боязливо поглядывающий на занавес, из-за которого доносились завывания…

– Судья Линч, – пробормотал Яхонтов, – Одно это уже симптоматично как-то. Но то что на нашей стороне чернокожий рейнджер, сотрудник ЦРУ и пилот ядерного бомбардировщика, который нас бомбил, вообще шокирует… И куда этот мир только катиться?

64. DEMOCRACY

Николай открыл глаза и уставился в потолок. Все тот же темный сырой и покрытый грибком и плесенью потолок тюрьмы в подвале местного полицейского управления. Бывшего разумеется. На сей раз, Николай спал чутко из-за холода в подвале и проснулся, видимо по причине шумной возни заточенного за плотной материей на клетке хуманимала, который сейчас бряцал своей цепью, на которой сидел.

– Уймись, – проворчал Васнецов в сторону висящей материи. Хуманимал тут же притих, и стало слышно только его сопение. Спящий Варяг перевернулся на другой бок и захрапел.

– Черт, – вздохнул Николай, – Уж лучше бы цепь гремела, чем этот храп.

Он поднялся на ноги и прошелся по камере из угла в угол, разминая конечности и разгоняя по остывшему телу кровь.

«Что же мне снилось? » – думал Васнецов, прохаживаясь по камере. Он уже давно заметил, что все его сны что-то обозначали. Давали пищу для размышлений или недостающие штрихи к окружающей реальности. Сновидения были для него важны, и он больше не боялся их, как это было в самом начале их путешествия. Но последний сон он никак вспомнить не мог, видимо из-за того, что прерван он был посторонними звуками проклятого хумнаимала. И мешало сильное беспокойство за Славика, которого унесли на носилках и так и не вернули. Так что же все-таки приснилось? Может продолжение той эпопеи с согреванием при помощи убитой туши оленя? Что вообще тот сон означал? Почему он был в воде и где согревался? И одежда в том сне, которую он сушил на разведенном в лесу костре была явно не его… Правда, он толком не мог вспомнить, что это за одежда. Но точно он такую никогда не носил. Что означал тот сон, и что приснилось сейчас? Чертов хумнаимал… Помешал зараза…

Николай прилег на нары и прикрыл глаза. Стал прислушиваться. Всплеск воды. Дикарь снова зачерпнул воду из унитаза и с жадностью выпил. Храп Варяга. Где-то монотонно капает с потолка. Разговоры вдалеке и щелчки. Видимо кто-то в карты играл. Черт возьми, да эти американцы такие же люди, как и мы. Не сильно-то мы и отличаемся. Тоже завязывают глаза чужакам. Тоже живут в какой-то надежде. У них есть свои подобия морлоков. Они тоже играют в карты и стараются выжить. А собственно кого мы тут ожидали увидеть? Они так же любят своих детей. Носят одежды. Едят. Пьют. Ругаются, обижаются, спорят. Они такие же люди. Просто говорят на другом, непонятном языке. Вот ведь в чем проблема. Люди говорили на разных языках и не понимали друг друга. Мы разные, но одни и те же. Другой цвет кожи? Пустяки… Прелесть мира в его разнообразии… Но все считали себя правыми а других нет. И война… Война… Война…

Кто-то тихо постучал ключом по решетке. Васнецов открыл глаз и поднял голову.

– Privet. – Улыбнулся стоящий у клетки пожилой мистер Рэймен, – Nado razgovarivat.

Акцент его был ужасен, но в его попытках говорить с пришельцами на их языке, был примирительный жест. Видимо оттого он сейчас не воспользовался переводчиком. Он явно хочет расположить к себе незваных гостей. Рэймен открыл камеру ключом и жестом пригласил идти за ним.

– Варяг, – позвал Николай.

– Чего, – сонно пробормотал Яхонтов.

– Подъем, Варяг.

– А по шее не хочешь, салага?

– Вставай, говорю, пришли за нами.

Яхонтов поднялся и взглянул на чернокожего Рэймена.

– А, понятно, – буркнул Яхонтов, растирая шею, – Давно пора.

Они вышли из камеры и, оказалось, что у входа в этот подвал стоят два бородатых автоматчика в комбинезонах. Оружие они держали наготове.

Яхонтов вопросительно уставился на Рэймена.

– Doveray no proveray, – улыбнулся тот, разведя руками.

– Это да, – буркнул Варяг, – Это само собой.

И они, наконец, покинули тюремный блок, оставив заключенного хуманимала в одиночестве.

Выйдя их коридора, они оказались перед лестницей, ведущей к закрытой двери. Однако повели их не к ней, а под лестницу. Там была решетчатая дверь. За ней стол с рассыпанными на нем игральными картами, несколько деревянных ящиков вместо табуретов и кресло. Еще одна решетчатая дверь. Небольшой коридор и железная дверь. Она сильно заскрипела, когда ее стали открывать. И тут Николай даже раскрыл рот. За дверью была прорытая в земле траншея, накрытая сверху бревнами, бетонными блоками и железом. В точности как это было в родном Надеждинске. Пройдя по земляному коридору и, несколько раз свернув за угол, они стали слышать звуки жизни. Позже появились и источники. Вдоль коридора были вырыты пещеры. На многих были двери. Иные были просто занавешены шкурами зверей. Это были жилища людей. Электричества в них не было. Освещался только коридор различными лампами. Из некоторых землянок доносился кашель, бормотания, плачь, стоны и еще черт знает что. На многих жилищах вход был открыт, видимо, чтобы туда проникал свет из коридора. Николай бросал украдкой взгляд туда. Вот кто-то лежит на подстилке из соломы и тряпья. Непонятно мужчина или женщина. Непонятен и возраст. Одет в лохмотья и просто лежит. Вот в другой землянке большая кастрюля, наполненная парящей горячей водой. Женщина купает в кастрюле младенца… С двумя головами?!.. Да. У ребенка вторая голова торчала между левым плечом и подбородком. Маленькая недоразвитая голова с закрытыми глазами и жутковатым шрамом на месте уха. Еще одна землянка. Пожилой человек и трое ребятишек сидят на дощатом полу и едят из одной миски руками куски какого-то мяса. В еще одном жилище в углу храпела женщина, а рядом сидел диковатого вида лохматый и невероятно худой подросток и отгрызал себе отросшие на босых ногах ногти. Собственные ногти он не сплевывал, а жевал и проглатывал. Н-да… Ассоциации с Надеждинском как-то улетучились сразу. Люди в этих землянках совсем не были похожи на тех, кто их пленил. Одеты во что попало, зачастую просто обмотаны тряпьем и шкурами. Не мытые. Смердящие грязными телами. Убогие, горбатые, худые, сморщенные. Не обращающие практически никакого внимания на бредущих под конвоем по коридору чужаков.

– Варяг, что все это значит? – пробормотал Васнецов.

– Я так полагаю, что это низшие слои местного общества. Наименее успешные. Или беженцы, которым местные не горели желанием предоставить свои комфортные жилища. – Спокойно ответил Яхонтов.

Бедный район, или как его в полголоса Варяг окрестил – «район трущоб» закончился. Снова массивная дверь. Дальше опять коридор, вырытый в земле. Однако более ухоженный. Стены выложены кирпичом или камнем на глиняном растворе. Больше электрического освещения. Кое-где на стенах украшения из старых дорожных знаков, указателей и наружных рекламных щитов. Тут люди жили не в землянках, а в подвалах зданий, которые были соединены крытыми траншеями. Ассоциации с Надеждинском снова стали возвращаться. Люди тут попадались реже, потому что их жилища не примыкали к центральному ходу, а были обособлены. Но те жители, что встретились, были одеты более добротно, пусть в старые но, тем не менее, ухоженные одежды. И у этих людей хватало сил и времени бросать на пришельцев злобные взгляды. Видимо весть о том, что в плен к местному ополчению попали русские, разнеслась среди жителей Хоуп Сити и те наверняка были бы рады уничтожить незваных гостей, да еще и, наверное, повинных в уничтожении этой сверхдержавы, но вооруженный конвой одним своим видом сбивал с одержимых местью людей пыл. Однако встречались люди, которые смотрели без злобы, но с любопытством. Правда, таких было меньше.

Они свернули за угол. Наткнулись на пост охраны. Коридор тут был шире. Дальше большая двухстворчатая дверь. За ней большое и хорошо освещенное помещение с низким потолком. Войдя в него, Николай, наконец, увидел то, что заставило его улыбнуться.

– Я тебе еще раз объясняю, морда твоя гуталиновая, вот карты. Я раскладываю их в три стопки. Ты выбери себе одну. А мне покажешь, в которой стопке она лежит. И так три раза. Я тебе еще раз говорю, белоснежный ты черт, одну и ту же карту ты выбираешь три раза. Понял? Лазар, да объясни ты ему нормально! Переведи!

Сквернослов сидел в кресле каталке за большим столом. Нога у него была забинтована. Рядом сидели те два чернокожих, которые бесились перед их клеткой, сыпля угрозы. Сейчас они были спокойны и дружелюбны.

– Вы хотите, чтоб я и морду гуталиновую перевел? И черта белоснежного? – вздохнул сидящий в углу и листающий какую-то потрепанную книгу Роберт. – Эх, молодой человек. Если бы они понимали, что вы сейчас им наговорили… Я же объяснял вам полчаса назад, для них это больная тема.

– Это я уже вкурил, дядя Мойша, – ухмыльнулся Сквернослов. – Только мы тут при чем? Мы русские. На нас за такие слова можно не обижаться. Мы рабов себе в страну из Африки в трюмах не гоняли. У нас страна такая, что при любом режиме из своего народа рабов делали. Правильно я говорю, дядя Варяг? – он взглянул на вошедших товарищей.

– Дурак ты, – коротко отозвался Яхонтов. – Как нога?

– Они что-то там поколдовали. Теперь не острая боль, а глухая пульсирующая.

– Значит, дело к поправке идет, – кивнул Варяг.

Тем временем Лазар объяснил Томасу, чего от него хочет Вячеслав.

В ответ тот быстро закивал головой.

– I understood. Mother fucker. – Томас улыбнулся, демонстрируя золотые фиксы.

Сквернослов принялся снова раскладывать свои карты в три стопки по семь карт в каждой. Чернокожий ткнул пальцем в правую стопку.

– There.

Славик сложил три стопки вместе, положив указанную в середину. Затем, не тасуя, снова разложил в три стопки. И снова указанную положил в середину. И третий раз. Снова сложив их в месте, после того как Томас в последний раз указал на стопку где лежит заветная карта, Вячеслав стал разбрасывать их на столе «рубашкой» вверх. Когда он сбросил веером двадцать одну карту, то вытянул одну из них и показал американцу.

– Вот она, – Сквернослов победно улыбался.

– Mother fucker!!! – воскликнул Томас и, выхватив из руки карту, стал трясти ее перед лицом Си Джэя, что-то торопливо и эмоционально говоря.

– Чего это он? – Вячеслав обратился к Лазару.

– Ну, он удивлен тем, что вы отгадали загаданную им карту. Не понимает, как вы это сделали.

– Старый фокус, – пробормотал Николай. – Она всегда будет одиннадцатой.

– Колян, ну вот на кой черт ты это говоришь, а? – разозлился Сквернослов. Он выхватил из рук Томаса карту и, наконец, взглянул на изображенную на ней девицу. – Н-да, смачная чикса, – покачал он головой, улыбаясь, – Я бы на твоем месте тоже ее выбрал бы.

Оба чернокожих разразились хохотом.

– Ага, вот это вы без перевода понимаете, уродцы похотливые. – Усмехнулся Славик.

– Давно сидишь тут? – поинтересовался Николай.

– Так у меня часов нет. Но штук сорок фокусов показал. Ни черта не знают, балбесы.

Рэймен, задержавшийся на входе и общающийся с охраной, наконец, вошел и предложил Варягу и Николаю присесть на стулья.

В помещение вошел Джон Тиббетс, уже знакомый им по своему не совсем удачному посещению тюремного блока. Увидев его, Вячеслав помрачнел и сжал кулаки, отчего зажатая в ладони карта с красоткой избранной Томасом помялась.

– Славик, спокойно, – предупредительно произнес Варяг.

– Я нормально, – проворчал Сквернослов.

Си Джэй прищурился и ухмыльнулся, пристально глядя на реакцию Славика. Выглядел он уже не так дружелюбно как полминуты назад.

Тиббетс опять снова смотрел на пришельцев каким-то потусторонним взглядом, садясь за стол.

– Чего ж ты глаза таращишь, чушкарь, – тихо прорычал Вячеслав.

– Славик! – рявкнул Яхонтов.

– Да молчу я. Молчу.

Появился еще один человек.

Выглядел он еще старше Тиббетса. Совершенно седой. Морщинистый. С большой и слегка вздернутой верхней губой. Однако с весьма живым пытливым и несколько ироничным взглядом.

– Donald Hornet, – произнес он бодрым хриплым голосом. Затем улыбнулся и добавил, – C. I. A.

– Тот самый ЦРУшник значит, – кивнул Варяг и протянул ему руку. – Корнал Яхонтов.

– Кого ты корнал, Яхонтов? – пробубнил, взглянув на него Сквернослов.

– Это полковник по-ихнему, балда, – Ответил Варяг.

– А думаешь, стоит им говорить, что ты военный?

– С этими тремя я думаю надо играть в открытую. Тем более что жетон мой, что на связке ключей был, у них теперь. Да и еще кое-что…

– Ну-ну, – вздохнул Вячеслав и протянул Хорнету руку. – Я Славик. Приветствую тебя, проклятая клешня империализма.

– Spasibo. I am, nemnogo ponimay po-russki. – Проговорил ЦРУшник продолжая хитро улыбаться.

– Ах ты, черт. Везет же мне на вас. – Дернул головой Вячеслав.

– Николай, – представился Васнецов, протянув руку Дональду.

– Nick? – Хорнет подмигнул Николаю, пожав его руку.

Тем временем Рэймен что-то тихо сказал двум чернокожим, которых Сквернослов развлекал карточными фокусами. Те поднялись и стали выходить.

– I like you, dude! – Весело произнес Томас, хлопнув на прощание Славика по плечу.

– Господа, вы присаживайтесь. – Заговорил Лазар. – Сейчас будет весьма обстоятельная беседа. А я буду соответственно, переводить. Сейчас придут оппоненты наших друзей. Я попрошу вас быть сдержанными и осторожными. Господину Рэймену было не просто добиться принятия решения об оказании медицинской помощи вашему раненому другу. И сейчас на повестке будет вопрос о том, чтобы изменить ваш статус пленников на более благоприятный для вас.

– Понятно, – Варяг потер бороду, садясь на стул. Николай присел рядом.

Американцы сели с другой стороны стола. В помещение вошли еще трое. Невысокий, с одутловатым лицом и сверкающей в свете ламп лысиной, человек в меховой безрукавке поверх плотного серого свитера, следом худющий высокий и сгорбившейся человек с длинными черными волосами и в больших очках. Выглядел он достаточно молодо. Казалось что ему меньше сорока. Хотя наверняка это впечатление обманчиво. Просто этого человека молодила некоторая женоподобность лица. Замыкала рыжеволосая толстая женщина в годах с каким-то злым выражением лица, враждебность которого подчеркивали сильно опущенные уголки маленького рта.

– Господа, прошу вашему вниманию. – Лазар кашлянул в кулак и поправил очки, – Окружной судья Эдвард Линч, канадский журналист Филипп Даладье и Мадлен Раковски… Эээ, бывшая спортсменка по фигурному катанию.

– Некислую фигуру она себе накатала, – тихо усмехнулся Сквернослов, явно удивленный тем, что в нынешние времена можно быть настолько толстой. – Со жратвой тут проблем смотрю нет.

– Славик, заткнись уже, наконец, или я порошу тебя увести отсюда, – процедил сквозь зубы Яхонтов.

– Сорвалось, – пробубнил недовольно Сквернослов.

Вновь вошедшие, расселись вдоль дальнего края стола. Женщина бросила ненавидящий взгляд на русских.

Лазар придвинулся ближе и тихо проговорил.

– Господа, я постараюсь перевести вам все…

* * *

– И все же, Морган, стоит ли тратить наше время на этих людей? – недовольно проговорил лысый окружной судья, обращаясь к Рэймену.

– Вы куда-то торопитесь? Вам есть чем занять ваше время? – Чернокожий рейнджер улыбался.

– Оставьте ваш сарказм. Меньше всего мне хочется сидеть в обществе этих русских и выслушивать ваши доводы в пользу сохранения им жизни.

– Чертовы варвары, – фыркнула Мадлен.

– Надо признать, справедливости ради, что как варвары поступим мы, если огульно будем обвинять этих людей во всех наших бедах. – Покачал головой Дональд Хорнет.

– А кого нам обвинять?! – Взвизгнула Раковски. – Кого, черт вас подери?! Они напали на нас! Они разрушили наш мир! Посягнули на нашу свободу! На наш образ жизни!

Дональд надул щеки и демонстративно сделал громкий и долгий выдох.

– Не паясничайте! – Мадлен от этого рассвирепела еще больше. – Вы тоже виноваты! Вы прошляпили их приготовления! Вы недооценили их угрозу! Вы же офицер ЦРУ, будьте вы прокляты! Они еще за несколько лет до войны бомбили Джорджию, а вы палец о палец не ударили, чтобы противостоять этому дикому медведю!

– О господи, – вздохнул Рэймен и прикрыл лицо ладонью, – Миссис Раковски, – устало проговорил он, – Я уже не один раз объяснял вам, что они бомбили не штат Джорджия, где жила ваша бабушка, а бывшую советскую провинцию, которая на нашем языке тоже называется Джорджия. И это не в нашей стране, а в тысячах миль отсюда, на границе с их страной.

– Но они бомбили ее! Как варвары! Зачем?!

– Черт возьми, я не знаю зачем! – рявкнул Морган, – Это было в другой жизни, в другую эпоху, в другом мире! Я не знаю, зачем они ее бомбили! Равно как не знаю, зачем мы бомбили Ирак или сербов! Не знаю!

– Но это разные вещи, – развел руками Линч. – И вы не смеете так говорить, – Судья пригрозил пальцем. – Вы, Морган, известный в свое время смутьян. Вы же армию бросили из-за своей неприязни нашего, американского общества. А теперь ваши симпатии этим большевикам наводят на мысль что вы изменник.

– Эдвард, ты всегда был тупицей, – покачал головой Рэймен. – Я любил Америку больше чем все вы, горе патриоты, носящиеся с идеей особой мировой миссии нашей страны. Да, я любил и люблю свою страну. Даже не смотря на то, что мой дед подвергался побоям просто за цвет кожи и сгинул в какой-то канаве с петлей на шее. Даже после того что моему отцу не давали учиться из-за того что он чернокожий, но зато отправили во Вьетнам. И когда он отказался убивать вьетконговцев, заявив, что ему в них не за что стрелять, ведь они не называют его нигером, то оказался за решеткой. Но я любил и люблю Америку, за то, что нашлись люди, которые вышли на улицу и заставили власти смягчить приговор. За то, что нашлась в этой стране сила и воля изменить отношение общества к таким как я. За то, что в конце концов президентом этой страны смог стать чернокожий. Просто за то, что я здесь родился. А для вас, Эдвард, и для таких как вы, наша страна, ее потенциал и ее народ были лишь инструментом. Кулаком, которым вы били всех, кто был, по вашему мнению, в чем-то не прав. Кто был не похож на вас. Кто смел, не прислушиваться к вашему, зачастую порочному и лживому мнению. И понял это я давно. Когда был там. В городе Фалуджа. Нам говорили, что они делают оружие массового поражения. Но они там умирали от голода из-за наших многолетних санкций. Они там едва справлялись с производством хлеба, и у них не было элементарных лекарств, чтобы лечить своих больных. А нам говорили, что такое со своим народом сделал их диктатор. Нам говорили, что мы принесли им свободу, но я видел, что с нашим приходом там распоясалась анархия и смерть. Нам говорили, что мы избавили их от тирана, но я видел, что мы убили не меньше, чем тот тиран, по которому многие из них тосковали. И после того, как я видел, что творят многие парни, носящие такую же форму, что и я, в этой чужой стране, я решил, что мне не место в армии соединенных штатов. Я не мог и не хотел быть частью ничем не мотивированных убийств мирных жителей, издевательств над пленными и незаконно арестованными и банальных изнасилований. Вы, Эдвард, были в Ираке? А я вот там был. Так что не учите меня жизни и не пытайтесь меня в чем-то уличить.

– Большая ошибка, что вы стали избраны членом совета Хоуп Сити, – брезгливо заметила Мадлен.

– Я был избран людьми этого города. Если вам что-то не нравится, то выступите перед народом. И скажите народу, что он не прав. – Морган ухмыльнулся.

– Да Мадлен. – Дональд улыбнулся, – Он был избран. Да и он в этом городе давно был представителем власти и занимался природоохранной деятельностью. А вот вы, мэм, взялись тут невесть откуда и просто вовремя подставили задницу окружному судье.

– Как вы смеете! – Линч стукнул кулаком по столу.

Раковски позеленела от злости. Хорнет победно улыбнулся. Тихим басом засмеялся Тиббетс.

– Вы аморальные люди, – зашипела Мадлен. – А вы, Дональд! Вы! Вы!

– Я офицер ЦРУ. – Хорнет подмигнул ей.

– А может КГБ?! – оскалился Линч. – Вы тоже неблагонадежный и нелояльный тип, который будет сейчас твердить о разочаровании своей страной и о непризнании нашей великой божественной миссии?!

– Божественной миссии? – Дональд усмехнулся, – У вас есть подписанная богом директива, регламентирующая все аспекты этой самой особой миссии нашей страны? Когда у обезьяны нет других доводов, она начинает кидать какашки. А вы кричать о божественной миссии.

– Вы богохульник!

– Я здравомыслящий человек. Если бог и есть, ну или был, до того как мы его не сожгли всем земным ядерным потенциалом, то он хватается за голову каждый раз когда вы и вам подобные кричат о том что делаете то что угодно богу. Те, кто сжег Джордано Бруно и Жанну Дарк тоже говорили, что делают то, что угодно богу. Я вырос в страхе перед красной угрозой. Мне с пеленок внушили, что со дня на день красные атакуют ядерными бомбами и начнут свое вторжение в мою страну героев и родину свободы. И тогда я начал свой путь в Ленгли и стал сотрудником сверхмогущественной секретной службы в мире. И я знал, что пришел туда, чтобы бороться с красной угрозой и противостоять коммунизму. И в России пал коммунизм. Мы сделали все, чтобы они там сами сбросили свой строй и развалили свой советский блок. И что я увидел потом? Ничего не изменилось. Мы продолжали свою подрывную работу с утроенной силой. Оказывается, дело было не в коммунистах. Дело в самой России и русских. Оказывается это мы первыми стали угрожать им атомной бомбой. Оказывается, мы должны бороться не с диктаторскими режимами, а делать все для вымирания и деградации непокорных нам народов. А мой дед с этими ребятами братался когда-то на Эльбе. Да дело не в одной только России. Мы занимались саботажем и политическими убийствами. Переворотами и поддержкой террористов. Ради демократии и нашей свободы? Мы же поддерживали и порой приводили к власти настоящих диктаторов и тиранов, взамен тех, кого избирали по закону там, в их странах. Но если тиран и диктатор, преступник и террорист, лоялен нам и слушается наших резидентов, то он вовсе не плохой парень? Сукин сын не сукин сын, если он наш сукин сын? Это то, что нужно было мне ради ощущения безопасности и свободы моей страны и моих соотечественников? Вовсе нет. Порой мы сами несли угрозу безопасности наших людей, но их безопасность меркла перед какой-то странной формулировкой о национальной безопасности. Так какой нации это безопасность, если своих людей мы ставим под удар и своими действиями сеем зерна ненависти к нашей стране среди народов мира? А потом мы все дружно удивлялись, отчего они там все ненавидят Америку? Просто они завидуют, что у нас есть демократия, а у них нет? Тогда надо принести им демократию. И полетели бомбардировщики. Верно Джон?

⇐ Предыдущая 60 61 62 63 646566 67 68 69 Следующая ⇒