Дженни Хан 13 страница

– Привет, – здоровается он из-за дверцы шкафчика.

– Привет, – отвечаю я.

– Я просто хочу тебя успокоить, Кави. Я не собираюсь снова тебя целовать, так что не переживай.

«Ох»

Так вот оно что. Не имеет значения, нравится он мне или нет, потому что я ему не нравлюсь. Как же глупо огорчаться из-за того, что только сейчас я поняла, чего хотела, не правда ли?

«Не показывай ему своего разочарования»

Я смотрю на него.

– Да я и не переживала.

– Нет, переживала. Посмотри на себя: лицо стянуто, словно моллюск. – Питер смеется, а я стараюсь расслабить лицо, чтобы выглядеть спокойной. – Больше этого не повторится. Все это было ради Сандерсона.

– Хорошо.

– Хорошо, – говорит он, беря меня за руку, закрывает дверцу шкафчика и провожает меня до кабинета как настоящий парень, словно мы на самом деле влюблены.

И как я должна понять, что реально, а что нет? Такое ощущение, что я единственная, кто не знает разницы.

Папа пребывает в восторге, когда я прошу его подписать разрешение на поездку.

– О, Лара Джин, это здорово. Питер убедил тебя? Ты боялась кататься на лыжах с тех пор, как тебе исполнилось десять, ты тогда села на шпагат и не могла подняться!

– Ага, помню. – Мои ботинки примерзли к лыжам, и у меня сложилось впечатление, что я пролежала на шпагате несколько дней.

Подписывая бумаги, папа говорит:

– Эй, может быть, мы все сможем отправиться в Винтергрин на Рождество. И Питера возьмем.

Так вот откуда это у меня. От папы. Он живет в мире фантазий. Вручая мне разрешение, он весело произносит:

– Ты можешь надеть лыжные штаны Марго. Да и перчатки.

Я не говорю ему, что они мне не понадобятся, так как я собираюсь удобно устроиться в коттедже, читая и попивая горячий шоколад у огня. Оу, а еще мне следует захватить свои принадлежности для вязания.

Когда вечером я разговариваю с Марго по телефону, то сообщаю ей, что собираюсь в лыжную поездку, и она удивляется.

– Но ты же ненавидишь катание на лыжах.

– Я собираюсь опробовать сноуборд.

– Просто… будь осторожна, – произносит она.

***

Я думала, что она имела в виду быть осторожной на склонах, но когда на следующий вечер ко мне приходит Крис, чтобы одолжить платье, то узнаю кое-что другое.

– Ты же знаешь, что во время лыжных поездок все друг с другом спят, верно? Это словно санкционированное школой сексуальное рандеву.

– Что?!

– Именно там я потеряла свою «Д» в девятом классе.

– Я думала, ты потеряла ее в лесу рядом с твоим домом.

– Ах да. Неважно, смысл в том, что у меня был секс во время лыжной поездки.

– Есть же учителя, сопровождающие группу, – произношу я озабоченно. – Как люди могут заниматься сексом, когда вокруг сопровождающие?

– Сопровождающие рано ложатся спать, так как они старые, – отвечает Крис. – Народ просто незаметно ускользает. Плюс, там есть гидромассажная ванна. Ты знала, что там есть гидромассажная ванна?

– Нет… Питер никогда о ней не упоминал. – Что ж, я просто не возьму купальник. Ведь тебя не могут заставить пойти в джакузи, если тебе не хочется.

– В том году, когда я ездила, народ купался нагишом.

У меня глаза вылезают из орбит. Купаться нагишом!

– Голыми?!

– Ну, девушки сняли верх. Просто будь готова. – Крис грызет ноготь. – А еще я слышала, что в прошлом году мистер Данхэм забрался в ванну вместе с ученицами.

– Походит на «Дикий Запад», – бормочу я.

– Больше на «Унесенные ветром».

Я, конечно, не беспокоилась о том, что Питер попытается меня соблазнить. Знаю, Кавински не станет, ведь он не рассматривает меня в этом плане. Но будет ли народ ожидать этого? Придется ли мне тайком пробираться в его комнату посреди ночи, чтобы люди подумали, что мы кое-чем занимаемся? Я не хочу попасть в неприятности во время школьной поездки, но Питер умеет убеждать меня делать то, чего я не хочу.

Я хватаю руки Крис.

– Пожалуйста, поехали? Пожалуйста, пожалуйста!

Она отрицательно качает головой.

– Ты прекрасно знаешь, что я не участвую в школьных поездках.

– Но ты ездила раньше!

– Ага, в девятом классе. И все.

– Но ты мне нужна! – В отчаянии я сжимаю ее руки и говорю: – Помнишь, как я прикрывала тебя в прошлом году, когда ты отправилась в Коачеллу? Я все выходные провела тайком пробираясь и выскальзывая из твоей комнаты, чтобы твоя мама думала, что ты дома! Не забывай о том, что я сделала ради тебя, Крис! Сейчас ты мне нужна!

С невозмутимым видом, Крис вырывает свои руки из моих, подходит к зеркалу и начинает разглядывать свою кожу.

– Кавински не станет принуждать тебя к сексу, если ты не хочешь. Если вычесть тот факт, что встречался с дьяволом, он не полный придурок. На самом деле, он вроде как приличный.

– Что ты имеешь в виду под словом «приличный»? В смысле, его не сильно волнует секс?

– О, Боже, нет. Между ним и Джен постоянно был накал страстей. Она принимает таблетки даже дольше меня. Печально, что все в моей семье считают ее ангелочком. – Крис ковыряет прыщик на подбородке. – Какой обман. Мне следовало отправить анонимное письмо бабушке… Конечно я бы этого никогда не сделала. Я не крыса, в отличие от нее. Помнишь однажды она рассказала бабушке, что я собиралась на школьную пьянку? – Она не ждет от меня ответа. Когда Крис начинает разглагольствовать по поводу Женевьевы, она сосредоточенна только на одном. – После этого бабушка хотела использовать деньги, которые откладывала на мое обучение в колледже, на ремонт! Они даже устроили семейное собрание по поводу меня! Так что я рада, что ты украла у нее Кавински.

– Я не крала его у нее. Они тогда уже расстались!

Крис фыркает.

– Конечно, продолжай уверять себя в этом. Джен собирается в лыжную поездку, и ты это знаешь. Она президент класса, так что фактически она ее организует. Будь начеку. Никогда не катайся на лыжах в одиночку.

Я вскрикиваю.

– Крис, умоляю тебя. Пожалуйста, поехали. – В порыве вдохновения я говорю: – Если ты поедешь, Женевьева действительно придет в ярость! Она организует все это; это ее поездка. Она не захочет тебя там видеть!

Губы Крис растягиваются в улыбке.

– А ты знаешь, как меня уговорить, – кивает она. – Как думаешь, этот прыщик уже можно выдавить?

На День Благодарения папа очищает для меня индейку, а потом уезжает забрать мамину маму, которая живет в часе езды от нас в доме престарелых с множеством других бабушек корейского происхождения. Папина мама, Нана, проводит День Благодарения с семьей своего бойфренда, что меня очень даже устраивает, поскольку я знаю, что она не сказала бы ничего приятного по поводу еды.

В искреннем стремлении быть яркой и изобретательной я придумываю блюдо из зеленой фасоли, апельсиновой корки и укропа. Назначаю Китти своим дегустатором, она пробует это блюдо и говорит, что на вкус оно как апельсиновый маринад.

– Почему мы просто не можем взять запеченную зеленую фасоль с колечками жареного лука, которая продается в консервах? – размышляет Китти, вырезая разноцветные перья для подстилок на стол.

– Потому что я пытаюсь быть яркой и изобретательной, – отвечаю я, вываливая соус из баночки в кастрюлю.

Китти скептически произносит:

– Что ж, у нас ведь будут тушеные брокколи? Народ съест их.

– А ты видишь где-нибудь на этой кухне брокколи? – спрашиваю я. – Нет, зелень у нас только в виде фасоли.

– А как насчет картофельного пюре? У нас же будет пюре, правильно?

Картофельное пюре. Я вскакиваю и проверяю кладовку. Блин, забыла купить картошку. У меня есть молоко, сливочное масло и даже зеленый лук, чтобы посыпать сверху, как всегда делает Марго. Но я забыла о самой картошке.

– Позвони папочке и попроси его захватить картофель «Юкон голд» по пути домой, – говорю я, закрывая дверь кладовой.

– Не могу поверить, что ты забыла про картошку, – произносит Китти, качая головой.

Я бросаю на нее сердитый взгляд.

– Просто сосредоточься на своих подстилках.

– Нет, если бы я только что не спросила о картофельном пюре, то весь обед был бы испорчен, так что ты должна меня поблагодарить.

Китти встает, чтобы позвонить папе, и я кричу:

– Кстати, эти индюшки больше похожи на павлинов с логотипа Эн-Би-Си, чем на настоящих индеек! Вот так!

Китти невозмутима, я же еще раз пробую зеленую фасоль. Она действительно на вкус как апельсиновый маринад.

***

Оказывается, я приготовила индейку вверх тормашками. А поскольку Китти не отставала от меня с рассказами о сальмонелле, потому что посмотрела о ней видео на уроке естествознания, я передержала птицу в духовке. С картофельным пюре все отлично, но иногда попадаются крошечные комочки, потому что я готовила его впопыхах.

Мы сидим за обеденным столом, украшенным подстилками Китти, которые определенно добавили некую особенность этому месту.

Бабушка съедает целый ворох зеленой фасоли, и я бросаю на Китти торжествующий взгляд: «Видишь? Кому-то она нравится».

Спустя всего минуту или две после смерти мамы бабушка переехала сюда, чтобы о нас позаботиться. Поговаривали даже о том, чтобы она осталась. Она не думала, что папа сможет справиться самостоятельно.

– Итак, Дэнни, – начинает бабушка. Мы с Китти переглядываемся через стол, поскольку знаем, что будет дальше. – Ты встречаешься с кем-нибудь? Ходишь на свидания?

Папа краснеет.

– Э-э… не часто. Моя работа отнимает много времени…

– Не хорошо мужчине быть одному, Дэнни, – кудахчет бабушка.

– У меня есть мои девочки, которые могут составить мне компанию, – отвечает папа, пытаясь казаться веселым и ненапряженным.

Бабушка смеряет его холодным взглядом.

– Я не это имела в виду.

Когда мы убираем посуду, бабушка спрашивает меня:

– Лара Джин, ты бы возражала, если бы у твоего папы появилась подружка?

Мы с Марго обсуждали это на протяжении многих лет. Чаще всего поздно ночью в темноте. Если бы папа намерился с кем-то встречаться, то какую женщину рядом с ним мы бы захотели видеть? Ту, у которой хорошее чувство юмора, которая добрая, в общем, все в этом духе. Ту, которая была бы строга с Китти, но не слишком сильно держала бы ее в узде, чтобы не подавить все ее особенности. Ту, которая не пыталась бы заменить нашу маму. Марго всегда яростно отстаивает именно этот пункт. «Китти нуждается в маме, но мы достаточно взрослые и не нуждаемся в материнской заботе» – утверждает она.

Из нас троих Марго была бы наиболее критичной. Она невероятно предана памяти мамы. Я, конечно, тоже, но в течение этих лет были времена, когда я думала, что было бы хорошо иметь кого-то. Кого-то постарше, леди, которая знает об определенных вещах, например, как правильно наносить румяна или как флиртовать, чтобы избежать штрафа за превышение скорости. Вещах, которые пригодились бы в будущем. Но этого так и не произошло. Папа бывал на нескольких свиданиях, но у него нет постоянной подружки, которую он мог бы привести домой. Что было своего рода облегчением, но теперь, когда я повзрослела, постоянно думаю о том, что будет после моего ухода, когда останутся только Китти и папа, а затем в скором времени останется только папа. Я не хочу, чтобы он был один.

– Нет, – отвечаю я. – Я была бы совсем не против.

Бабушка одобрительно смотрит на меня.

– Хорошая девочка, – произносит она, и я ощущаю внутри теплоту и уют, то же самое я чувствовала после чашечки чая «Ночь-Ночь», которую мне делала мама, когда я не могла заснуть. С тех пор папа заваривал его мне несколько раз, но вкус всегда был совершенно другим, а мне никогда не хватало смелости сказать ему об этом.

Рождественское изобилие печенья начинается с первого декабря. Мы достаем все старые поваренные книги мамы и журналы по кулинарии, раскладываем их на полу в гостиной и включаем рождественский альбом Чарли Брауна. Рождественская музыка запрещена в нашем доме до первого декабря. Не помню, кто придумал это правило, но мы его соблюдаем. Китти составляет список печенья, которое мы точно испечем и которое под вопросом. Существует несколько неизменных. Папа любит полумесяцы с орехом пекан, так что эту сладость мы готовим всегда, так же как и сахарное печенье, поскольку оно просто само собой разумеющееся. «Сникердудль» для Китти, имбирное печенье для Марго и печенье «Каугерл» для меня. Джош любит с клюквой и белым шоколадом. Хотя, думаю, в этом году мы должны все перемешать и сделать другое печенье. Не все заменить, но, по крайней мере, приготовить несколько новых.

Питер заехал после школы, чтобы позаниматься химией, и спустя часы он до сих пор здесь. Мы с Питером и Китти в гостиной просматриваем поваренные книги. Папа на кухне слушает Эн-Пи-Ар[18] и готовит нам на завтра обед.

– Пожалуйста, больше никаких бутербродов с индейкой, – окликаю я.

Питер слегка толкает меня локтем и беззвучно говорит одними губами: «Избалованные», указывая на нас с Китти.

– Без разницы. Твоя мама готовит тебе обед каждый день, – шепчу я.

Папа откликается:

– Эй, я тоже устал от остатков, но что нам остается делать? Выбрасывать?

Мы с Китти переглядываемся.

– В точку, – говорю я. У отца есть пунктик по поводу выбрасывания еды. Интересно, если я сегодня ночью прокрадусь на кухню и выкину остатки, он заметит? Наверное, заметит.

– Если бы у нас была собака, – громко припевает Китти, – не было бы никаких остатков. – Она подмигивает мне.

– Какую собаку ты хочешь? – спрашивает ее Питер.

– Не вселяй в нее надежды, – говорю я ему, но он лишь отмахивается от меня.

Китти сразу же отвечает:

– Акиту. С рыжим мехом и хвостиком цвета корицы. Или немецкую овчарку, которую я смогла бы натренировать, чтобы сделать из нее собаку-поводыря.

– Но ты же не слепая, – говорит Питер.

– Но однажды я могу ослепнуть.

Ухмыляясь, Питер покачивает головой. Снова толкает меня локтем и восхищенным голосом произносит:

– Не могу поспорить с ребенком.

– Это практически бесполезно, – соглашаюсь я. Я поднимаю журнал, чтобы показать Китти. – Что думаешь? О печенье «Кримсикл»? – Китти записывает их как возможные.

– Эй, а что насчет этих? – Питер швыряет кулинарную книгу мне на колени. Она открыта на рецепте печенья с изюмом.

Я давлюсь.

– Ты что, шутишь? Ты же шутишь, верно? Печенье с изюмом? Отвратительно.

– Когда печенье с изюмом приготовлено правильно, оно может быть действительно вкусным, – защищается Питер. – Моя тетушка Триш, бывало, пекла печенье с изюмом, а сверху покрывала мороженным, и оно было великолепным.

– Положи мороженное на что угодно, и оно будет вкусным, – говорит Китти.

– Не могу поспорить с ребенком, – произношу я, и мы с Питером улыбаемся друг другу поверх головы Китти.

– Намек понят, но это было необычное печенье с изюмом. Не такое, как пропитанная буханка с финиками. В нем били и орех пекан, и сушеная вишня, и черника, и еще много всего вкусного. По-моему, она называла его кексом «Воспоминания об одном рождестве».

– Я обожаю эту историю! – восклицаю я. – Она моя любимая. Такая хорошая, но такая печальная.

Питер и Китти выглядят озадаченным, поэтому я объясняю:

– «Воспоминания об одном рождестве» – короткий рассказ Трумена Капоте. Он о мальчике по имени Бадди и его старшей кузине, которая заботилась о нем, когда он был маленьким. Они копили деньги в течение всего года, чтобы купить ингредиенты для печенья, а потом разослали их в качестве подарков для друзей, даже президенту отправили.

– И почему она такая грустная? – интересуется Китти.

– Потому что они были лучшими друзьями, Бадди и его кузина, и они любили друг друга больше всех на свете, но потом их разлучили, поскольку семья посчитала, что девушка недостаточно хорошо о нем заботилась. И, может быть, так оно и было, но, возможно, это не имело значения, потому что она была его родственной душой. В конце она умерла, а у Бадди даже не получилось с ней попрощаться. И это реальная история.

– Это удручает, – произносит Питер. – Забудьте о печенье с изюмом.

Китти перечеркивает печенье с изюмом в своем блокноте.

Когда я листаю старый журнал «Хорошее домашнее хозяйство», раздается звонок в дверь. Китти встает и бежит к двери.

– Проверь, кто там, прежде чем открывать, – кричу я ей вслед. Она всегда забывает сначала проверить.

– Джош! – Слышу я ее визг.

Питер резко поднимает голову.

– Он пришел повидаться с Китти, – сообщаю я ему.

– Ага, конечно.

Джош заходит в гостиную с висящей на шее Китти, словно обезьянкой.

– Привет, – говорит он, сверкая глазами в направлении Питера.

– Привет, дружище, – отвечает Питер настолько дружелюбно, насколько может. – Присаживайся.

Я странно посматриваю на него. Всего секунду назад он был ворчливым, а теперь счастливый, как моллюск. Я не понимаю парней.

Джош приподнимает полиэтиленовый пакет.

– Я принес обратно вашу кастрюлю.

– Это Джош? – кричит папа с кухни. – Джош, хочешь перекусить? Бутерброд с индейкой?

Уверена, что он откажется, потому что наверняка у себя дома съел столько же оставшихся бутербродов с индейкой, сколько и мы, но он соглашается. Джош выпутывается из объятий Китти и плюхается на кушетку.

– Рождественское изобилие печенья? – говорит он мне.

– Рождественское изобилие печенья, – подтверждаю я.

– Ты же испечешь мое любимое, верно? – Джош смотрит на меня щенячьими глазками, что всегда заставляет меня смеяться, поскольку это так не похоже на Джоша.

– Ты такой придурок, – говорю я, качая головой.

– А какое твое любимое? – спрашивает его Питер. – Потому что, думаю, список уже составлен.

– Вполне уверен, оно уже в списке, – отвечает Джош.

Я перевожу взгляд от Джоша к Питеру. Понятия не имею, шутят они или нет.

Питер протягивает руку и щекочет ноги Китти.

– Зачитай нам список, Кэтрин.

Китти хихикает и перекатывается к своему блокноту, затем встает и торжественно произносит:

– Печенье «М& М» – да; печенье капучино – может быть; печенье «Кримсикл» – может быть; печенье с изюмом – ни за что…

– Погоди, я ведь тоже часть этого совета, – протестует Питер, – и вы, ребята, просто отклонили мое печенье с изюмом без раздумий.

– Ты же сам сказал забыть о печенье с изюмом примерно пять секунд назад! – возмущаюсь я.

– Ну, теперь я хочу его обратно на рассмотрение, – произносит он.

– Извини, но у тебя недостаточно голосов, – сообщаю я ему. – Мы с Китти обе проголосовали против, так что двое против одного.

Папа просовывает голову в гостиную.

– Запиши, что я голосую за печенье с изюмом. – И его голова снова исчезает.

– Спасибо, доктор Кави, – ликует Питер. Он привлекает меня к себе. – Видишь, я знал, что твой папа на моей стороне.

Я смеюсь.

– Ты такой подлиза!

А потом я смотрю на Джоша. Он взирает на нас со странным выражением лица, отчего мне становится неудобно. Я быстро отстраняюсь от Питера и снова начинаю листать книги.

– Список все еще в разработке, – говорю я Джошу. – Совет по печенью возьмет на рассмотрение твое печенье с клюквой и белым шоколадом.

– Весьма признателен, – отвечает Джош. – Рождество не Рождество без вашего печенья с клюквой и белым шоколадом.

– Эй, Джош, а ты тоже подлиза, – восклицает Китти. Джош хватает ее и щекочет до тех пор, пока у нее на глазах от смеха не выступают слезы.

***

После того, как Джош уходит, а Китти отправляется наверх смотреть телевизор, я навожу порядок в гостиной. Питер же наблюдает за мной, развалившись на диване. Я все думаю, что он собирается уходить, но он даже не шевелится.

Вдруг на пустом месте он говорит:

– Помнишь, как на Хэллоуин ты была Чжоу Чанг, а Сандерсон Гарри Поттером? Готов поспорить, что это не было совпадением. Ставлю миллион баксов, что он подослал Китти узнать, что за костюм у тебя будет, а затем купил костюм Гарри Поттера. Он увлечен тобой.

Я застываю.

– Нет. Он любит мою сестру. Всегда любил и всегда будет.

Питер отметает мое заявление.

– Просто подожди. Как только мы разбежимся, он притащит свою задницу, чтобы сделать некое движение, например, заявит о своей любви к тебе с бумбоксом. Говорю тебе, я знаю, как думают парни.

Я выдергиваю подушку, на которой он развалился, из-под его спины и кладу ее на кресло.

– Скоро моя сестра вернется домой на зимние каникулы. Спорим на миллион долларов, что они снова сойдутся?

Питер протягивает мне руку, чтобы скрепить спор рукопожатием, и, когда я ее беру, тащит меня на диван рядом с собой. Наши тела соприкасаются. У него озорной блеск в глазах, и я думаю, что, возможно, он собирается меня поцеловать. И мне страшно, но я также и взволнованна. А затем я слышу шаги Китти на лестнице, и момент разрушен.

– Мы можем поставить елку в эти выходные? – спрашивает Китти за завтраком.

Папа отрывает глаза от своей тарелки с овсянкой. Овсянка? Фу.

– Не вижу причины, почему нет.

Я равнодушно произношу:

– Марго, наверное, расстроится, если мы сделаем это без нее.

Если честно, я тоже хочу поставить елку. Становится очень уютно, когда печешь рождественское изобилие печенья, а на елке мерцают огоньки, играет рождественская музыка и весь дом пахнет сахаром и сливочным маслом.

– Семья Бриллей поставила елку сразу же после Дня Благодарения, – говорит Китти.

– Тогда давайте тоже поставим, – предлагаю я. – Можно, папочка?

– Ну, если семья Бриллей так сделала, – отвечает папа.

***

Мы отправляемся в хвойный заповедник в часе езды от нашего дома, так как там действительно хорошие елки. Китти непременно желает увидеть каждое дерево, дабы убедиться в том, что наше будет самым лучшем. Я голосую за роскошную бальзамическую пихту, потому что она лучше всех пахнет, но Китти считает ее недостаточно высокой. Так что мы покупаем дугласову пихту, и всю дорогу домой воздух пахнет как рождественское утро.

Джош выбегает из дома, когда замечает, что мы пытаемся затащить елку внутрь. Они с папой приподнимают ее и заносят в дом. Джош держит дерево прямо, пока папа крепко фиксирует его на подставке. Мне кажется, что он собирается остаться и помочь с украшением елки. Я никак не могу перестать думать о том, что сказал Питер. Что, возможно, я могу нравиться Джошу.

– Чуточку левее, – направляет Китти. – Еще не достаточно прямо.

Я достаю коробку с гирляндами и украшениями и начинаю их разбирать. Моя любимая игрушка – окрашенная в голубой цвет звезда, которую я сделала в детском саду из теста. Она мне очень нравится, потому что от нее откусан кусочек, веющий воспоминанием. Я тогда сказала Китти, что это печенье, и она бросилась хрустеть им, словно Печенюшный Монстр. А потом она плакала, и мне влетело, но оно того стоило.

– В этом году повесим разноцветную гирлянду или белую? – спрашиваю я.

– Белую, – отвечает Китти. – Она элегантнее.

– Но разноцветная гирлянда эффектнее, – спорит Джош. – В смысле, она вызывает ностальгию.

Я закатываю глаза.

– Эффектнее, Джош? – И затем Джош продолжает приводить доводы в пользу разноцветных гирлянд. Мы начинаем с ним спорить, пока папа не вмешивается и не заявляет, что мы должны просто взять и те, и другие. И именно в этот момент, когда мы снова пререкаемся, как в старые добрые времена, наконец ощущается, что между нами действительно все хорошо. Питер ошибался насчет Джоша.

Дерево настолько высокое, что почти достает до потолка. У нас заканчиваются гирлянды, так что папа отправляется в магазин подкупить еще. Джош сажает Китти себе на плечи, чтобы она смогла поместить на верхушке звезду.

– Я рада, что в этом году у нас огромная елка, – произношу я со счастливым вздохом, падая на диван и глядя на верхушку дерева. Нет ничего уютнее, чем зажженная елка.

Чуть позже папе приходится ехать в больницу, а Китти отправляется в гости к соседям, потому что они готовят сморс[19] в камине. Так что все прибирать приходится нам с Джошем. Я убираю крючкообразные украшения обратно по разным пакетикам, а Джош складывает в картонную коробку украшения, для которых у нас не хватило места. Затем поднимает ее, задевая ветку елки. Стеклянное украшение соскальзывает и разбивается.

Джош стонет.

– Джооош, – вздыхаю я. – Я сделала его на уроке труда.

– Извини.

– Да ладно. Все равно оно не было моей лучшей работой. Я положила в него слишком много перьев. – Это украшение представляет собой простой прозрачный стеклянный шар с белыми перьями и блестками внутри.

Я ухожу за веником, а когда возвращаюсь, Джош говорит:

– Ты ведешь себя по-другому рядом с Кавински. Ты знала об этом?

Я отрываю взгляд от разбитого украшения.

– Нет, не веду.

– Ты сама на себя не похожа. Ты ведешь себя… как ведут себя все девушки рядом с ним. Это не ты, Лара Джин.

Раздраженная, я отвечаю:

– Я веду себя точно так же, как и всегда. Что ты можешь об этом знать, Джош? Ты вообще едва ли видел нас вместе. – Я приседаю и подбираю осколки.

– Будь осторожна, – произносит он. – Давай я. – Он опускается возле меня и протягивает руку к другому осколку. – Ой!

– Сам будь осторожнее! – Я наклоняюсь к нему, стараясь поближе рассмотреть его палец. – Кровь течет?

Он отрицательно качает головой.

– Я в порядке. – А потом он добавляет: – Знаешь, что я не могу понять?

– Что?

Джош пристально смотрит на меня, его щеки темно-красные.

– Почему ты никогда ничего не говорила. Если все это время ты испытывала ко мне подобные чувства, почему ты ничего не сказала?

У меня все тело напрягается. Я этого не ожидала. Я не готова. С трудом сглатываю и отвечаю:

– Ты был с Марго.

– Я не всегда был с Марго. Ты написала, что я тебе нравился даже раньше, чем я в нее влюбился. Почему ты просто не сказала?

Я выдыхаю.

– Какое это вообще сейчас имеет значение?

– Огромное. Ты должна была сказать мне. Ты должна была, по крайней мере, дать мне шанс.

– Джош, не было бы никакой разницы!

– А я говорю, была бы! – Он пододвигается ко мне.

Я быстро вскакиваю на ноги. Почему он поднял эту тему именно сейчас, как раз тогда, когда все вернулось на круги своя?

– Тебя так и распирает. Ты никогда не думал обо мне в этом плане. Ни разу. Так что не советую сейчас пытаться переписать историю, когда у меня кто-то есть.

– Не смей так говорить, – рявкает он. – Ты не знаешь каждой мысли в моей голове, Лара Джин.

– Нет, знаю. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо. И знаешь почему? Ты предсказуем. Все, что ты делаешь, так предсказуемо. А говоришь ты мне все это сейчас лишь потому, что ревнуешь. И даже не меня. Тебя не волнует с кем я. Ты просто ревнуешь, что Питер занял твое место. Он сейчас нравится Китти даже больше, чем ты.

Его лицо омрачается. Мы пристально взираем друг на друга.

– Отлично! – кричит он. – Я ревную! Теперь ты счастлива?!

А затем он резко наклоняется и целует меня. В губы. Его глаза закрыты, мои же широко распахнуты. Потом мои тоже закрываются, и на секунду, всего на мгновение, я целую его в ответ. Затем отстраняюсь. И отталкиваю его.

– Это было предсказуемо, Лара Джин? – произносит он с триумфом.

Мой рот открывается и закрывается, но ни слова не слетает с губ. Я бросаю метлу и убегаю наверх так быстро, как только могу. Залетаю в свою комнату и запираю за собой дверь. Джош только что меня поцеловал. В моей гостиной. А моя сестра, по совместительству его бывшая девушка, возвращается через несколько недель. И у меня есть мнимый парень, которому я только что изменила.

Лукас ждет меня после третьего урока.

Сегодня на нем тонюсенький галстук и рубашка с V-образным вырезом, а в его руке «Читос». Он запихивает горсть чипсов в рот, и оранжевые пылинки оседают на его белый воротник. Уголки рта тоже слегка оранжевые. С набитым ртом он говорит:

– Слушай, мне надо кое-что тебе сказать.

Я смеюсь.

– Не могу поверить, что я когда-то считала тебя изысканным, – произношу я, сдувая с его рубашки пылинки от чипсов. – Что тебе нужно мне сообщить? – спрашиваю я, стаскивая несколько чипсинок из упаковки. Однако он медлит, и я говорю: – Лукас, я терпеть не могу, когда люди заявляют, будто им есть, что рассказать, и просто молчат. Это как когда люди хвастаются, что у них есть смешная история. Нет, чтобы просто рассказать, а я уж сама решу, смешная она или нет.

Лукас слизывает с губ сыр.

– Ну, ты же знаешь, я живу в том же районе, что и Женевьева, верно? – Я киваю. – Прошлым вечером я видел, как Кавински выходил из ее дома.

– О-о. – Это все, что я могу сказать. Просто «о».

– При обычных обстоятельствах я бы не посчитал это таким уж большим делом, но есть кое-что еще. – Лукас вытирает рот тыльной стороной руки. – В выходные Женевьева рассталась со своим приятелем из колледжа. Ты же понимаешь, что это означает, верно?

Я киваю, не вникая в суть, поскольку внутри все онемело.

– Да… Подожди, что?

Лукас смотрит на меня жалеющим и нетерпеливым взглядом.

– Она попытается вернуть Питера, Лара Джин!

– Точно, – говорю я, чувствуя резкую боль, даже произнося это. – Конечно, она попытается.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒