|
|||
Виталий Демочка 13 страница– Слушай, чё-то я тут подумал. А ты не барыга случаем? Травкой не торговал там, на воле? – потом он повернулся к Антону. – Братва-то там, в городе, стопудово этот гашиш у барыг отмели, и сюда загнали. Вот края и сходятся. – В натуре, – аж подскочил Антон и повернулся к Бандере. – Виталь, ты же батю его знаешь. Он там не наркотой, случайно, торгует? Бандеру осенило. Они не знают пока про Протаса, Солома им почему-то пока не сказал. Его мозг сработал моментально и перестроил свою защиту в нападение с гораздо большей для себя выгодой. – Да нет вроде, коммерс, – произнёс он и добавил: – я щас уточню у человека, который его знает. Вано, ну-ка спроси там по трассе, контролька висит с новым корпусом? Вано, который уже укладывался спать, подошёл к кабуре. А Бандера залез на шконку и быстро стал писать малявку Протасу. Час добрый, Паха. Пишу вкратце и по сути. Ты почему мне не сказал, где ты этот гашиш взял? Я с ним тут чуть в непонятку не попал. Короче, слушай. Если тебя ещё никто не спрашивал, посылал ты его кому-нибудь или нет, то когда спросят, говори, что потерял его на продоле когда в баню вели или на прогулку. Так надо, иначе могут начаться проблемы. Я надеюсь, ты меня понял, иначе ты меня знаешь, живёшь только пока я сижу. Если понял меня правильно и тебя ещё никто не спрашивал, прогони «десятка», а если уже спрашивали, отпиши по срочной, что сказал. Жду. Жму пять. Виталя. – Висит контролька, говорят, – сказал Вано, ещё не отходивший от кабуры. – На, вот это отправь прям щас по срочной, – сказал Бандера, быстро запаяв малёк и дав его Вано. – Погоди, вот ещё один возьми, – Леший оказывается тоже написал малёк и уже запаивал его. – Сане чирканул, прокинул такой вариант. Может он перепутал, не с того конца отламывал да посылал там кому-то? А эти концы сходятся по другой причине совсем. Да, Юрок? – он угрюмо посмотрел на него. – Может вы у нас наркобароны на пару с папашей? Юрий молчал с опущенной головой. Бандера тоже ничего не сказал. Он думал, что Солома сидит на другой стороне продола и малёк Лешего до него будет идти дольше, так что в случае чего у него ещё будет время подумать. – Щас всё выясним, – на всякий случай грозно сказал он и посмотрел на Юрия. – Ты посиди пока…
* * *
Протас уже не строил иллюзий насчёт Ольги, которая его уже просто игнорировала и не отвечала. Виня во всём этом Солому, он хаял себя за то, что обратился к нему, чтобы помочь Ольге, и думал, как бы его наказать за это или хотя бы отомстить. Смотря в книгу, он не видел букв, думая об этом постоянно, но ничего «болезненного» для смотрящего он придумать не мог, кроме как не дать ему денег. Но когда получил малёк Бандеры, он сразу воспрял духом и в нем даже проснулась маленькая надежда. Бандера писал, что с гашишем вышла какая-та непонятка. А так как гашиш этот прислал Солома, то Протас подумал, что там может быть что-то нечисто у смотрящего. Может быть, Солома использовал груз, предназначенный для какого-то дела в своих целях, а может быть даже, если повезет, он схавал и вовсе не предназначенный ему грев? Богатое воображение Протаса рисовало самые различные варианты косяков, которые мог запороть смотрящий. И надежда, что спрос с него будет жёсткий, бодрила его. Несмотря на то, что Бандера явно торопился, Павел не стал делать ему словесный прогон, как он просил, а сел и подробно всё написал, не называя, как и Бандера, никаких имён, с какой хаты ему прислали тот грев и когда. И в конце прямо открытым текстом намекнул, что готов поддержать Бандеру в любом рамсе против той камеры и её обитателей, где, даже по мнению первохода Протаса, сидят не все заслуживающие доверия люди. Так что если будет какой-то серьёзный рамс по поводу этого груза, то Павел в любом кругу открыто готов сказать, от кого он его получил.
* * *
Получив малёк от Лешего, который толковал о возможности какого-то немыслимого варианта совпадения гашиша, Солома аж выругался вслух. «Шерлок Холмс херов», – подумал он. Но читая дальше, где Леший спрашивал, кому Солома посылал тот крапаль и с какого конца обламывал, он подумал, что если назвать Протаса, то придётся втянуть в это дело Ольгу. А так, если Юрий, как говорит Леший, молчит и не называет её, говоря, что не знает, где мог его отец взять этот гашиш, то можно обойтись без участия Ольги и просто дать Лешему добро на принятие решений. Зная ненависть Антона к наркоторговцам, за ограбление квартиры которых тот сидел, можно предположить, что спросят они с него более чем строго, если уж пришли к такому выводу. Таких парней ведь хлебом не корми, только дай зелёную, чтобы порвать кого-нибудь, так они и сами повод быстро найдут. А какой будет этот повод, наркоторговля или ещё что, смотрящий будет не при делах. Поэтому он написал коротко, что с какого конца обламывал не помнит, кому посылал тоже не помнит, и возможности, которую предположил Леший, не исключает. Так что можно продолжать «разговор с пристрастием». «Скажет он про Ольгу, что она ему прислала, или нет, – подумал Солома, отправляя малёк по срочной через продол верхнего этажа, – в любом случае по седлу получит. Если скажет – за обман, если нет, так ещё хуже…».
* * *
Бандера получил ответ первым. Но прочитав его и решив, что Протас, видимо, неправильно его понял, тут же сел писать ему снова, уже явно нервничая. Ведь тот даже не ответил, спрашивал его уже кто-нибудь об этом или нет. – Чё там, Виталя? – спросил Леший. – Да он не понял вопроса, – сказал раздражённо Бандера, – щас проще спрошу, барыги или нет. А сам написал Протасу повторный малёк, даже не думая разбираться с «больной» головой в его бреднях по поводу каких-то там рамсов. Без предисловий, Паха, времени нет. Если вопрос ещё не задавали, значит, если зададут, отвечаешь, потерял по прогулке или по бане. Если понял, прогони «десятка». Если задавали, прогони «пятёрка». Потом спишемся, объясню чё кого. Жду прогон. Жму пять. Виталя. Быстро запаковав малёк, он сам сунул его в кабуру и подождал, пока там передадут его дальше. Услышав, что там говорят соседям с четырнадцать А «по срочной», Бандера немного успокоился. – Слышь, а чё так гашуху скатали странно, как карандаш? – спросил Антон у Юрия, сидящего с опущенной головой на шконке Витяя. Юрий пожал плечами, не зная что отвечать. – Так проносить в тюрьму, наверное, легче, – отвечал за него Леший. – Большие крапали или шайбы даже в кармане выпирать будут. Бандера молча сжигал на параше малёк Протаса, когда ему сунули в кабуру послание с семь восемь от Соломы и сказали: – Там Виталю на зелёную, Варыч зовёт. – Говори, Варыч, – крикнул Бандера в кабуру, нервно открывая малёк Соломы, предназначавшийся Лешему. Его друг по свободе Валера находился через камеру от него. Но когда в случаях вызовов «на зелёную» в промежуточной камере арестанты соблюдали тишину, говорившие хорошо слышали друг друга. – Виталя, здорово, – раздался голос Варыча. – Здорово, Варыч, – равнодушно ответил Бандера, читая короткий малёк Соломы с бьющимся сердцем. – Чё у вас там случилось, чё за разборки? Бандера, прочитав малёк, вздохнул с облегчением и сказал Лешему: – На маляву, Солома не знает кому посылал. На радостях он сказал это так громко, что слышал даже Варыч, который был через камеру от него и ждал ответа на свой вопрос. – Кого посылал, чего? – спросил он. – Да это я не тебе, Варыч. Чё ты там спрашивал? – спросил Бандера в кабуру, потому что вопроса друга он не слышал, думая только о малявке Соломы. – Я говорю, чё у вас за разборки? – повторил свой вопрос Варыч. – А то там на новый больше не будут, говорят, ничё отправлять. Там движения во дворе начались уже… – А этот последний малёк отправили? – опять встрепенувшись, спросил Бандера. – Да этот-то отправили, только ответ на него вам долго ждать придётся, – прозвучал голос Варыча. – Да и не надо ответ, – облегчённо ответил Бандера, – всё нормально у нас, Варыч. Дела просто срочные… – А-а, ну ладно тогда, пойдём пока, – донеслось из кабуры. – Пойдём, – ответил Бандера и, отойдя от кабуры, проговорил: – Они там походу думают, что мы за аппендицитом смотреть претендуем, с Соломой по срочной списываемся. Мальки-то через них идут. – Да не, Саня же сказал, что Дрон пока будет смотреть, – спокойно отреагировал Леший. – Они просто не в курсе ещё наверное. – Так Фрол же давно ещё говорил, что Дрона за себя оставит, – сказал Антон. – Да хрен с ними, – махнул рукой Леший. – Какая разница, чё они думают? – В натуре, – подтвердил Антон и, повернувшись обратно к Юрию, с издёвкой в голосе спросил: – Ну так что, Юрасик? Гашиш вот так, карандашами на воле продавали, или как? – Ну давай, говори теперь, где взял эту гашуху?! – тоже с наездом спросил Леший и сунул Юрию под нос оба крапаля, скреплённые вместе. Юрий молчал, опустив голову. – Вставай давай, хули ты развалился, когда с тобой люди разговаривают?! – дёрнул его за руку Леший и Юрий поднялся. – Так чё скажешь-то, милок? – опять с издёвкой спросил Антон. Бандера пока не встревал. Хоть Солома и написал почему-то, что не помнит, кому посылал, он мог просто и не сказать по каким-то своим причинам, а мог и неожиданно вспомнить. Главное чтобы он не успел спросить об этом Протаса, и Бандера с нетерпением ждал прогона. Но из-за шума кричащих на Юру парней не услышал, как их звали с нового корпуса. – Вас на балкон, пятнадцать А, – раздался голос из кабуры. – Тихо, подожди, – остановил Бандера Лешего и залез на окно и прислушался. Но за окном слышался только шум со двора и он крикнул: – Кто звал пятнадцать А?! – На вас прогон, десятка! – крикнул ему кто-то издалека. – Понятно! – улыбнувшись, крикнул он в ответ. Потом слез с окна и подошёл к Юрию. Теперь его уже ничто не удерживало от задуманного, и даже деньги не пригодились и не нужно было играть. Всё произошло само собой, при помощи смотрящего. Но и не без участия, как оказалось, и самого Бандеры. Тот гашиш в конечном итоге всё же сделал своё дело. Заключённые, которые продавали на воле наркотики, за колючей проволокой чувствовали себя ненамного лучше, чем насильники. Это было почти везде общепринято. Но Бандера прекрасно знал, что в обоих случаях всё зависит от человека. Знал он лично и нескольких довольно авторитетных людей, которые сидели за изнасилование ещё в те годы, когда отношение к людям за подобные преступления было отрицательное. В данный момент в городе был положенец, который тоже отбывал наказание по этой же статье и бывший положенец Хабаровска тоже сумел поставить себя на тюрьме как надо, сидя по 117-й. Поэтому Бандера не стал давать Юрию шансов выстоять и сразу ударил его по лицу. – Ну что, Юрик?! Краун за наркоту себе купил?! – спросил он после удара, вспомнив, какая машина фигурировала у Юрия по делу и принадлежала ему. – Чё, подтвердилось?! – встрепенулся обрадовано Леший. – Продавали?! Антон же не стал дожидаться ответа, а сразу обрушил на Юрия град ударов. Тот свалился на расстеленные на полу одеяла и застонал. – За что? – хрипел он лёжа, согнувшись от ударов под дых. – Говорят, было у людей такое подозрение, – не глядя на Лешего ответил Бандера и схватил Юрия за волосы. – Ну конечно, – рассудил Леший. – Откуда бы ещё у них оказался тот же гашиш, что на общак загоняли пацаны? Иди сюда, рожа! Леший схватил Юрия за шиворот и, вырвав его голову из держащей за волосы руки Бандеры, выволок его на бетонный пол. По пути Юрия лупил по бокам ногами Антон. – Вот здесь теперь твоё место, дьявол, – шипел Леший, тыча его лицом в пол. – А то пристроился, змеёныш, на козырное место. – Хули ты пердак свой отклячил?! – пинал его по заднице Антон. Леший поднялся и, посмотрев сверху на загнутую фигуру ещё не отошедшего от удара в живот Юрия, поставил свою ногу ему на затылок и произнёс, оскалив свои вставные зубы: – А чё это ты загнулся, э?! – Да он хочет, по ходу, – перестал пинать ногами Антон и посмотрел на Лешего. – Сам хочет, смотри. Лешему два раза намекать было не нужно и он опять схватил Юрия за шиворот и половок его к параше. Юрий тяжело дыша хрипел и упирался в пол, пытаясь ещё схватиться за шконку, но сам молчал. Молчали и все те, кто не спал, молча наблюдая или наоборот, делая вид, что не замечают ничего. Подняли головы и почти все те, кто спал. Кода Юрию удалось схватиться за основание шконок возле самого пола, его схватил за пояс и Антон. Они вместе пытались оторвать его. – Ну пошли давай, хули ты вцепился?! – тащил его Леший. – Сам же хочешь, чё ты, бля?! – одной рукой таща, а другой пытаясь оторвать руку Юрия от железа, цедил сквозь зубы Антон. Бандера, который вдруг мгновенно сообразил, что если они сейчас опустят Юрия, для чего не обязательно было даже трахать его, то не сегодня-завтра тот уедет в петушиную хату и останется без контроля. Гадать, шутят ли Леший с Антоном или нет, времени не было, и он сразу вмешался. – Хорош, хорош, Леший, хватит с него, – подскочил Бандера и отцепил руку Лешего от ворота Юрия. – Он и так теперь место своё знает. Антон тоже неохотно отцепился от Юрия и подойдя к шконке Витяя, которую уже успел застелить своим бельём Юрий, сорвал оттуда всё вместе с одеялом и кинул на самую ближайшую к параше шконку, где спали бичи. – Принимайте постояльца, – процедил он сквозь зубы.
* * *
Сегодня днём девушки не спали. Коса, которая ещё с утра получила приглашение на свидание, поставила на уши всю камеру. Помывшись уже не один раз, она подняла Веру и заставила её делать себе причёску на интимном месте. А когда ей делали там хоть чуть-чуть больно, она кричала на всю хату и материлась, но потом тут же успокаивалась и начинала рассуждать о том, пойдут ли у неё сегодня месячные или нет, потому что срок подошёл и, если пойдут, то не побрезгует ли Олег. Ленка её успокаивала и говорила, что в тюрьме мужикам не до этого, чтобы обращать внимание на кровь и к тому же в отстойнике наверняка будет плохое освещёние. Не спала и Ольга. Перед обедом заступивший на смену дежурный открыл кормушку и вручил ей расписанную красивым, ровным почерком на трёх листах кассационную жалобу от её имени. Но, внимательно изучив её и дав почитать более разбирающейся в этих вопросах Зинке Звезде и ещё одной бывалой и грамотной арестантке в соседнюю камеру, девушки пришли к выводу, что в таком деле суд не оправдает и даже не отправит дело на доследствие. Перечитав ещё раз копию её приговора, они ещё раз в этом убедились и Ольга опять начала плакать. Но не успела она как следует расплакаться, как ей принесли первую передачку от родителей и это её отвлекло. Она стала с Ленкой и Звездой разбирать её. Коса, которая к таким вещам как передачка, всегда проявляла большой интерес, в этот раз лишь изредка поглядывала на девушек и на то, что было у них в руках. Основное своё внимание она сосредоточила на своём интимном месте, где Вера уже заканчивала наводить марафет. Из соседней камеры, в которой тоже не спали ещё с утра, когда Коса подняла на уши весь женский аппендицит в поисках презервативов, стали просить что-нибудь сладкого, поскольку у них ничего нет. Отказать Ольга не могла, будучи по натуре добрым человеком. Да и Ленка сказала, что те слышали движения с продола и знают о передачке, и ссориться с ними не нужно. К тому же это они выручили Косу парой презервативов. Помимо конфет и печенья Ольга дала им ещё кусок колбасы и сливочного масла, за что получила сердечную благодарность от «всех достойных камеры один семь» и окончательно успокоилась, перестав всхлипывать. Закончив разбираться с вещами, она спросила у Ленки: – А в пятнадцать А можно передать что-нибудь через этого, как его… – Холопа? – подсказала Ленка. – Сёдня как раз можно, сёдня Гера дежурит. – А кому ты туда хочешь передать? – резко спросила, отвлёкшись даже от самолюбования, Коса. – Витале или этому, полупедику? Ольга опустила голову. Про Виталия она, конечно, думала, что надо будет его как-нибудь отблагодарить за заботу и за касачку, но в данный момент она хотела передать что-нибудь Юрию. Хоть наставления и внушения подруг насчёт смотрящего уже начинали действовать на неё, выбросить из головы Юру она не могла, поскольку всё ещё испытывала к нему глубокие чувства. Но сейчас она уже стеснялась их показывать из-за поведения бывшего жениха и положения его в тюрьме, а потому ответила, глядя в пол: – Витале. – А-а, – успокоилась Коса и, кивнув на косачку, нехотя сказала: – Ну, ему пошли, если считаешь нужным. Заработал. Ну что, всё? Ну-ка, дай мартышку. Её отвлекла Вера, заканчивая с её «красотой», и Коса, взяв зеркало, рассматривала с довольной улыбкой свою промежность. Ольга же подумала, что будет очень некрасиво, если пошлёт что-нибудь Виталию, а не Юрке, и потихоньку сказала Ленке, что не нужно ничего передавать. – Ну и правильно, – всё же услышала её Коса. – Мужчины обязаны помогать женщинам, чё их благодарить. Это они должны слать нам, а не мы им. – Потом она опять занялась собой. – Так, Вер. Теперь давай ноги побреем, и разбуди парикмахершу нашу, надо будет прическу сделать. Пусть ножницы возьмёт в один семь. Эй, воды поставьте там подогреть, голову ещё на раз помыть надо. Пока она наводила движения, открылась кормушка для раздачи второго и баландёр закинул малёк, адресованный Ольге. Но не успела она его открыть, как дверь распахнулась и её вызвали. Сунув малёк в карман брюк, она надела только что присланные родителями новые туфли и вышла. – Это к адвокату, наверное, по части касачки, – успела услышать Ольга слова Звезды, прежде чем закрылась дверь. Но это оказалось не так. Знакомыми тюремными коридорами её провели в кабинет опера Шаповалова. – Здравствуйте, Ольга, – поднялся он ей навстречу и, обойдя стол, пододвинул ей стул, который и так стоял как надо. Но Ольга его внимание оценила и вежливо сказала в ответ: – Здравствуйте… – Вадим, – напомнил опер, решив что она не договорила. – Меня зовут Вадим. – Я помню, – подняла на него глаза Ольга. – Просто неудобно мне так… – Перестаньте, – с улыбкой махнул рукой Шаповалов и стал наливать чай. – Я же сам вам так представился, значит можно. Как вы тут? Я задержался немного в управлении, только сегодня приехал. – Нормально, – неуверенно ответила она, вспомнив слова подруг о её деле. Но его поведение, ухаживание и даже отчётность, почему не был два дня, немного развеселили её и подняли настроение. – Передачу вот получила от родителей. – Вот как?! – удивлённо-озадаченно вскинул брови опер. – А я тут вам конфет привёз вкусных, сестра с Китая привезла. В магазинах таких нет… – Спасибо, – смущённо улыбнулась Ольга. – У меня всё есть пока. – Ну ничего, потом закончатся ваши, эти возьмёте, – кивнул на кулёк конфет на столе Шаповалов. – А то сильно много тоже плохо, начнете там раздавать их по всем камерам. Вы пейте чай, пейте. У меня помимо конфет ещё один подарок для вас есть из Китая. Телевизор вот. А то у вас нет там. Ольга аж чуть не подавилась чаем, с трудом сдержавшись, чтобы не закашляться. Но слёзы на глазах выступили от этого напряжения. Подняв голову, она непонимающе посмотрела на него мокрыми глазами. Со счастливой улыбкой на лице Шаповалов доставал из-под стола коробку и, поставив её на стол, вынул из неё маленький телевизор. – Да он прост в обращении, – заметив её удивлённый взгляд и неправильно его расценив, сказал он, – я вам сейчас всё объясню. На эти иероглифы не обращайте внимания… Раскрыв глаза Ольга слушала его, как он объяснял ей всё про этот телевизор. Видно было по нему, что ему доставляет огромное удовольствие делать этот подарок. Ольга, хотевшая было поначалу отказаться от этой дорогой вещи, не решилась этого сделать, боясь его сильно обидеть. Да и в камере, действительно, будет веселее, хоть будут знать все новости и можно будет отвлечься от мрачных мыслей, смотря какой-нибудь фильм. – Вы хоть слушаете меня? – спросил Шаповалов, закончив инструктировать молча смотрящую на него Ольгу. – Да… – кивнув головой, она смогла сказать только это и осеклась. Шаповалов внимательно посмотрел ей в глаза и, отведя взгляд в сторону, проговорил тихим и нерешительным голосом. – Я, к сожалению, не могу вытащить вас с этого неприятного места, – он обвёл взглядом кабинет, но было понятно, что он имеет в виду всю тюрьму, – но в моих силах сделать ваше пребывание в нём комфортнее. Если вы позволите, конечно. Ольга не смогла ничего ответить и тоже опустила взгляд в пол. Повисла тишина, и даже при закрытых окнах было слышно щебетание птиц на улице. Первым прервал эту молчаливую паузу Шаповалов. – Вы позволите? – спросил он, подняв голову и голос его немного дрогнул. – Что? – коротко спросила Ольга, после затянувшейся паузы, не поняв его. – Ухаживать за вами, – после короткого раздумья всё же решился на эти слова опер, и на этот раз взгляд от неё он не отводил. Но Ольга так и не смогла поднять голову и молча смотрела в пол, теребя ногти. Она не смогла прямо отказать ему, хотя понимала, что с этим человеком у неё ничего не будет. – Давайте я провожу вас, – опять прервал неловкое молчание опер и собрал в коробку телевизор и все шнуры. – Вам, я вижу, нужно время подумать. По коридору шли молча, и Ольга была даже благодарна ему за то, что он не спрашивал её ни о чём. Лишь когда уже открывали ей дверь камеры он сказал потихоньку, подавая ей коробку. – Всё будет хорошо. Она так и не смогла ничего ему сказать и молча моргнула в ответ двумя глазами. Не успела дверь за ней закрыться, как тут же открылась снова. Ленка и остальные девушки и женщины вернулись с прогулки. Коса не ходила, потому что ей делали причёску. – Мы с пацанами щас гуляли через стенку, – возбуждённо говорила вернувшаяся с прогулки Звезда. (Обычно девушек выводили гулять отдельно от мужчин или на другое крыло прогулочных двориков, сегодня же сделали приятное и редкое исключение). – С пятнадцать А кстати. Тебя там Виталя спрашивал, Оль, очень расстроился, что тебя нет. Ольге было удивительно, что её спрашивал не Юрий, но говорить об этом она не стала, хотя язык так и чесался спросить, не спрашивал ли ещё кто-нибудь. Вспомнив про непрочтённый малёк, она достала его и открыла. Это было послание от Виталия, где он просил её выйти сегодня прогулку, потому что он договорился и они будут гулять сегодня рядом. Пожав плечами, она положила малёк обратно в карман. – А это что? – спросила Ленка, делящаяся до этого с Косой впечатлениями от разговоров с парнями на прогулке. – Телевизор, – равнодушно и просто ответила Ольга. – У-у-ва-а-у! – слились воедино радостные крики сокамерниц.
* * *
Возвращаясь с прогулки без настроения, Бандера так задумался, что совсем не смотрел себе под ноги и, споткнувшись, повис на спине Лешего и чуть не свалил его своим весом. Мысль, что Ольга могла подговорить своих сокамерниц, чтобы те сказали, будто её вызвали к адвокату, не давала ему покоя. Уже сегодня он планировал встретиться с ней якобы по косачке, а на самом деле хотел увидеть её живьём и проверить, какие чувства он к ней испытывает. Сам он уже не раз сталкивался с осуждёнными, которые сходили с ума по заочницам, не видя их даже живьём. А из двух случаев самоубийств из-за женщин, которые он помнил из своей первой ходки, в одном была тоже замешана заочница, в которую зек влюбился по фото. Потом, правда, она приезжала к нему и он её видел, но сходить с ума начал ещё по фотографии. Войдя в хату, он покосился на сидящего на корточках Юрия рядом с Кословым. Теперь на эту шконку, возле которой они сидели, было уже семь человек. Глядя на двух бичей, мирно спящих на новеньком белье Юрия, которое тот застелил на шконку, Бандера улыбнулся, несмотря на неважное настроение, и сказал: – Э, как там тебя, Косёл что ли? – весело говорил он. – Теперь эта шконка слишком цивильная для тебя. Вот сюда вот определяйся. Он показал ему на шконку над Вано и тот сразу же перенёс свою сумку на другое место. Бандера видел, что он с радостью ушёл с того места, несмотря на его «цивильность». Спать с пропитыми хмырями ему очень не хотелось. А Бандера специально его убрал оттуда, потому что Юрий наверняка бы ложился с ним, а теперь ему придётся спать в третью смену с кем-либо из этих хануриков. Просчитавший этот вариант Юрий угрюмо свесил голову, но промолчал. Бандера заметил это и с издёвкой произнёс, глядя на него сверху вниз: – Ну а ты как хотел? Думаешь, вам, рожам барыжным, всё самое лучшее в этой жизни доставаться будет? – он не стал, конечно же, говорить, что именно он имел в виду под словом «лучшее», а точнее – кого. Юрий промолчал, и Бандера, в уже немного приподнятом настроении сел писать очередную записку Гере. В первой он просил его вывести их камеру в одно время с один восемь и закрыть во дворик рядом, что было вполне по силам дежурному и он это сделал, подключив ещё одного дубака, который был наверху и открывал дворики. Как оказалось, всё это было проделано зря, и Бандера тешил себя тем, что ему это ничего не стоило. Но не услышав Ольгу и не поговорив с ней, он теперь не был уверен, что она нормально воспримет то, что её закроют в один стакан с ним. Но так как эта процедура обойдется ему уже в копеечку, отступать уже будет некуда и придётся находить нужные слова. К тому же здесь Ольга уже не «откосит» от встречи, подговорив девушек сказать корпусному, что её нет в камере, и деньги будут потрачены не зря. Ну или не совсем зря. Во всяком случае, увидев её и поговорив, он поймёт, что она за человек и стоят ли его чувства к ней и тех поступков, которые он ради неё совершает. Дописав записку, он оглянулся и опять посмотрел на Юрия. Нет, ни о чём уже сделанном Бандера в любом случае жалеть не будет, раскайфованному сынку как раз самое место там, среди бичей, чтобы жизнь малиной не казалась. Но нужно было дать ему хотя бы чашку с ложкой и кружку, а то тот и так не обедал, и скорее всего по той причине, что не во что было взять баланду. Бандера заметил, как глаза Юрия косятся на забитую его продуктами решётку окна. Забрать их с собой он, конечно же, не осмелился и сейчас голодными глазами наблюл, как Леший достаёт сало, лук, чеснок и аккуратно нарезает это всё, чтобы пообедать. – Петрович, – позвал Бандера шныря и, дав ему одну чашку с уже заваренной сублимированной лапшой и ложку с кружкой, сказал: – На, барыге вон отдай. Только как пожрёт, скажи, чтоб там свою посуду держал, вон в столе. – Какому барыге? – не понял сначала Петрвоич. – Как какому? Вон, – кивнул Бандера на опустившего глаза Юрия. – У него теперь погоняло новое, Барыга. Петрович понёс чашку к общаковому столу, а Леший вопросительно взглянул на Бандеру, потому что заваривал лапшу на троих и теперь оставалось только две чашки с горячим. – Я не хочу лапшу, – пояснил Бандера, отправляя в рот кусочек сала и лука, – так, перекушу да чаю попью. Беря хлеб, он вспомнил, что дневную пайку на Юрия получали ещё утром и она была здесь. Он отрезал полбулки хлеба и опять позвал шныря. Леший с Антоном, несмотря на негативное отношение к барыге, одобрительно кивнули. Пайка – это святое. А то, что уходя Юрий не решился взять хотя бы немного продуктов, так это его дело. Передачки разрешены только раз в полмесяца и если папаша его не найдёт способ обойти закон, Юрик будет сидеть на баланде и смотреть, как поедают его продукты. Быстро перекусив, Бандера не стал пить чай и пошёл постучать в кормушку. Проходя мимо Юрия, который уже поел и, помыв чашку, клал её вместе с ложкой в сумку, Бандера ехидно улыбнулся. Ему, конечно, неудобно было перед Герой, что он не мог с ним пошептаться. Уши Юрия теперь совсем рядом с дверью, и приходилось писать записки. Но наблюдать за Юрием было приятно, и это его утешало. Гера подошёл быстро. Взяв в руки записку и прочитав её, он сказал Бандере через кормушку с нотками иронии в голосе: – Мне тоже тебе писать или как? Бандера оглянулся на Юрия, который уселся на свою сумку и находился буквально в двух шагах от него. Говорить при нём насчёт встречи с Ольгой он не мог, Юрий ужасно мешал. Но здесь он был под контролем, поэтому Бандера ответил спокойно. – Нуты просто скажи, – повернулся он к Гере, – да – да, нет – нет. – На полчаса? – переспросил Гера, немного подумав. Бандера кивнул головой в ответ. Ещё немного подумав, дубак тихо проговорил: – Василичу пару соток надо будет, не меньше. Бандера опять молча кивнул в ответ и вопросительно посмотрел на него. – Мне не надо, – великодушно отвели Гера, правильно поняв немой вопрос. – Сочтёмся ещё. Бандера оглянулся на всю камеру и протянул дубаку руку с зажатыми в ней двумя купюрами по сто тысяч рублей. Передавая, он одновременно пожал руку Геры в знак благодарности, хотя и сам знал, что тот не возьмёт с него денег. – После ужина, – потихоньку проговорил Гера и закрыл кормушку. Бандера прошёл обратно и, усевшись возле батареи, налил себе чай. Леший молча кивнул ему на Юрия и злорадно ощерил зубы. Бандера повернулся и увидел, как слипающимися глазами Юрий смотрит на шконку Антона, который занял место Витяя и его шконка теперь пустовала. Видимо от бессонной ночи и только что съеденного обеда, Юрия накрыла сонная волна и он буквально валился со своей сумки, смотря сонными глазами на свободное спальное место. А поскольку на его шконке спали в три смены по двое, то его очередь наступала не менее, чем через восемь часов.
|
|||
|