Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Ученова Виктория Васильевна 6 страница



А чтобы сокращения проходили как можно быстрее и наименее болезненно, в информационных публикациях принят метод " лида". " Лид" от английского слова lead - " вести", " ведущий", означает, что суть события излагается предельно сжато в первом же абзаце: что произошло, где и когда. А вот почему произошло и с какими последствиями - это можно изложить во втором абзаце. Собственные впечатления от события - в третьем. Материал, выстроенный по методу " лида", всегда сокращают с конца. И ол немного теряет при передаче существа события. А выход номера убыстряется.

Не все советские газеты считают приемлемым метод " лида", да и не всегда он, конечно, нужен. Но уметь им пользоваться необходимо. Телеграфные агентства всего мира, и ТАСС в том числе, применяют " лид" широко и результативно.

- Так ли велик профессиональный риск в буржуазной журналистике, как иногда рассказывают?

- Это действительно так. Во-первых, риск состоит в том, что из-за неугодной строки в любой момент можно лишиться работы. Но страшнее то, что журналист, прогневив сильных мира сего, нередко расплачивается жизнью.

Ранним июльским утром 1973 года в квартиру римского корреспондента американской радиотелевизионной компании Эй-би-си Дж. Бигона вошли двое. Грубое требование показать бумаги. Обыск. Опытный журналист, знакомый с нравами своей страны, решил, что имеет дело с агентами ФБР. Попытался сопротивляться, но получил сильный удар по лицу. Дж. Бигон на время смирился. Перевернув квартиру вверх дном и покончив с обыском, неизвестные приказали журналисту следовать за ними. Дальше аэропорот Фьюмичино, Амстердам, Чикаго.

Так журналиста Дж. Бигона похитила агентура мафии. За что? За типичный профессиональный " грех" - он не только многое узнал о грандиозных валютных махинациях мафиози, он решил эти знания обнародовать.

За год до того журналист уже дал одну разоблачительную корреспонденцию - сейчас он копнул глубже. Как раз в день похищения Дж. Бигон собирался в Палермо, где сержант полиции А. Сорино ждал его с пачкой важных документов. Встреча не состоялась. Журналиста наемники мафии переправили в Америку. Сержанта А. Сорино спустя полгода нашли убитым на улице.

Гангстеры мафии очередной раз торжествовали победу. После пыток и истязаний, серии уколов для " помутнения сознания" Дж. Бигону разрешили вернуться в Италию. Он выжил. Но лишился работы.

Журналиста провозгласили помешанным, похищение расценили как выдумку. И человек, отважившийся на схватку с мафией, смиренно склоняет голову перед немилостью своих хозяев. Он пишет работодателям униженное письмо: " Мой страховой полис, моя пенсия, моя репутация журналиста, моя вся жизнь и каждый заработанный цент зависят от работы в Эй-би-си".

Хозяева радиотелевизионной компании завершили месть, которую не закончила мафия, уволив журналиста за избыток инициативы, за расследование, не санкционированное хозяевами, за международную огласку его похищения.

Еще более трагична судьба репортера американской газеты " Аризона рипаблик" Д. Боллса.

В жаркий июньский полдень 1976 года на автомобильной стоянке перед отелем " Клерендон" в столице штата Аризона Фениксе раздался оглушительный взрыв. Люди, подбежавшие к развороченной машине, увидели на земле изуродованного человека, который безуспешно пытался встать из лужи крови.

" Они все-таки добрались до меня... " - прошептал он.

Через одиннадцать дней, перенеся несколько мучительных операций, Д. Боллс умер в городском госпитале.

Следствие выяснило: следы преступления ведут к организованной гангстерской клике штата, но не только к ней. Д. Боллс работал в газете четырнадцать лет и почти все это время держал в поле зрения крупные земельные спекуляции, которые вели заправилы штата. Незадолго до смерти предприимчивый репортер обнаружил связь бывшего кандидата в президенты Б. Голдуотера и его брата с преступным миром штата и всей страны.

Взрыв в Аризоне глубоко потряс лучшую часть журналистского мира Америки. Тридцать шесть репортеров со всей страны приехали в Феникс для того, чтобы продолжить расследование, которое оборвала смерть коллеги.

Итогом стала серия из 23 статей - сто тысяч слов, как подсчитали иные, не писавшие этих публикаций собратья по перу. Событие примечательное, задуманное как благородный акт профессиональной солидарности, как противодействие здоровых сил нации распоясавшейся реакции и насилию.

Но что же в итоге? Результаты расследования опубликовали несколько провинциальных газет с небольшими тиражами. " Левиафаны" американской журналистики, газеты " Вашингтон пост", " Нью-Йорк тайме", дали несколько выдержек из разоблачительных материалов, снабженных своими " суперразоблачительными" комментариями. Комментарии ставили под сомнение правдоподобность фактов из Аризоны. " Левиафаны" иронизировали над вздорной идеей профессиональной солидарности, которая-де подрывает основы конкуренции в журналистике.

А где же без конкуренции стимул к творчеству?

В итоге редакторы провинциальных газет, отдавшие дань назревавшей сенсации, идут на попятный, униженно расшаркиваются за опрометчивость непродуманных публикаций из штата Аризона.

Кончает самоубийством заведующий редакцией " Аризона рипаблик", еще один не переживший душевного кризиса честный журналист Т. Сэнфорд.

Непомерно высокая цена за не доведенное до конца разоблачение. Корресшшдент " Литературной газеты"

И. Андронов, побывав в Аризоне, рассказал о " веселой жизни" одного из друзей и соратников Д. Боллса: " Вот уже больше года, как в столице штата Аризона городе Феникс мой знакомый Элберт Ситтер ежедневно играет в прятки со смертью. Каждый вечер, закончив работу, он выходит на улицу Ван Бурен и осторожно подходит к своему автомобилю. Эл не спешит взяться за руль - он сперва обходит вокруг машины, проверяет, целы ли на дверцах, на багажнике и капоте приклеенные им кусочки прозрачной пленки. Потом тщательно осматривает кузов снизу: а вдруг там прилепили магнитную или пластиковую бомбу? И только убедившись, что все в порядке, Эл включает стартер. Мне он сказал с невеселой улыбкой:

- Бедняга Дон вот так же однажды завел свой новенький " датцун" и взлетел на воздух. Могут и меня прикончить".

Много л07 мужественно играет в прятки со смертью и западногерманский репортер Г. Вальраф.

В ресторанR " Шнелленбург", одном из самых дорогих в Дюссельдорфе, проходила встреча. За столом разместилось семь человек: четверо немцев и трое иностранцев - по облику и говору выходцы из Южной Европы.

Холеный пожилой господин с седыми полубаками на отвислых щеках, в темных очках (остальные называли его " Генерал Вальтер" ) смаковал жареную оленину.

- Здесь отлично готовят, - сказал он. - Но теперь к делу!

Беседа велась через переводчика: генерал перешел с английского, на котором изъяснялся с трудом, на явно родной ему португальский.

- Вас, полагаю, обрадует, что наша организация насчитывает сейчас более ста тысяч человек, опытных, активных бойцов. Наш главный враг коммунистическая партия. Задача - ликвидировать эти новые интернациональные бригады в нашей стране.

- Физически? - спросил один из немецких собеседников.

- Безусловно, - кивнул генерал. И, отведав шампанского из бокала, добавил: - Пора кончать маскарад.

Я испытываю к вам полное доверие. - С этими словами он снял темные очки и привычным движением вставил под бровь монокль. Немцы переглянулись. Сомнений не было. Перед ними сидел экс-президент Португалии Аытониу ди Спинола, изгнанный год назад из своей страны за попытку контрреволюционного путча.

Встреча происходила в ту самую пору, когда революционная Португалия готовилась к выборам высшего законодательного органа. Выборы должны были состояться 25 апреля 1976 года, в день второй годовщины республики. Реакция пустила в ход все: от прямого террора до посулов незамедлительной помощи, кредитов, подачек отступникам. Все силы мировой реакции направлены к одному: остановить, замедлить, прервать революционный процесс, вернуть Португалию к военной диктатуре.

Главная ставка делается на " сильную личность", на выброшенного из республики генерала Антониу ди Спинолу.

Разъезжая по странам большей частью инкогнито, он плетет заговоры, сколачивает силы давления на молодую республику, кроит и перекраивает план интервенции.

Нити заговоров из Аргентины тянутся во Францию и Испанию. И вот ФРГ встреча в Дюссельдорфе с руководителями неонацистов. Самый активный из собеседников генерала назвал себя Гансом, отрекомендовался секретарем подпольной неонацистской организации. Идут переговоры о поставках оружия португальским контрреволюционерам. Спинола вручает Гансу длинный список заказанного оружия: пистолеты и реактивные минометы, мины под названием " Черная вдова", Зачем оружие? Генерал отвечает подробно: контрреволюционный мятеж назначен на июнь 1976 года, незадолго до выборов президента. Надежны ли связи? " Еще бы! " - взвлнчивает свой престиж генерал. Он перечисляет сообщников в Лиссабоне, в армии, в партии " Демократический социальный центр", называет каналы связи, доверительно делится своей политической программой. Ее суть - без пощады перебить коммунистов, социалистов, либералов, вернуть предприятия и латифундии прежним владельцам.

Встреча окончена. Репортер Гюнтер Вальраф (он же секретарь Ганс) благодарит генерала за обстоятельную беседу. Все ее подробности станут известны широким кругам общественности из публикации Г. Вальрафа 6 апреля 1976 года. Рухнул заговор. Затрещала по швам политическая карьера зловещего генерала. После разоблачительного репортажа отреклись от связей с генералом многие политические деятели ФРГ, правительство Швейцарии выслало Спинолу из страны за нарушение правил для эмигрантов. Слово прогрессивного публициста помогло предотвратить путч, спасло немало человеческих жизней.

Это не первая и не последняя моральная и политическая победа прогрессивного журналиста. В середине шестидесятых годов, когда миролюбивое человечество боролось против кровопролития во Вьетнаме, Г. Вальраф провел дерзкий эксперимент. От имени западногерманского промышленника, якобы получившего выгодный заказ на напалмовые бомбы, репортер разослал письма видным представителям католической церкви ФРГ. Письма содержали вопрос: может ли сочетаться производство бомб с нормами христианской морали? Не возьмет ли автор письма грех на душу, если примет заказ?

Ответы пришли. Они составили очень простой по композиции и убийственный по обличительной силе материал для журнала. Цитаты из писем говорили сами за себя:

если цель -- уничтожение коммунистов, то господь бог простит напалм. Благословляем!

Журналист своей публикацией действительно взорвал бомбу. Богобоязненные клирики ФРГ даже не пытались отрицать свое авторство.

В уме мужественного репортера тем временем созревало новое, поистине героическое решение. Он отправился в Грецию, где в ту пору хозяйничали " черные полковники", с чемоданом листовок. На центральной площади Конституции Г. Вальраф разбрасывал листовки с призывом к демократическим реформам. Его зверски избили, бросили в застенок. Речь мужественного антифашиста в афинском суде облетела мировую печать. Освобождение пришло только после свержения хунты. Все, что пережил журналист, он описал в книге " Греция - фашизм по соседству".

Новая головокружительно дерзкая акция Г. Вальрафа - разоблачение грязной кухни западногерманского монополиста прессы А. Шпрингера. Для этого репортер нанялся на работу в газету " Бильд" (тираж ее около 5 миллионов экземпляров) под именем Ганса Эссера. Четыре месяца неузнанным трудился журналист. И выпустил по итогам этой работы несколько книг, в результате которых более 400 писателей и журналистов публично объявили, что прекращают сотрудничество с любыми изданиями А. Шпрингера. Так убедительно показал прогрессивный журналист бесчеловечность рождения лживых сенсаций, их - нередко трагические - последствия.

Но и на этом борьба Г. Вальрафа с отечественной духовной отравой не кончилась. Он предпринял издание под названием " Кильт" (от английского " килл" - убивать), которое издевательски интерпретирует форму и содержание шпрингеровской " Бильд". Газета продается там же, где и шпрингеровское издание. Раскупается моментально.

Героическая борьба. Но борьба почти в одиночку. Западногерманский репортер не лишен либералистских иллюзий, когда личное мужество готовы считать ключом к переустройству мира. Г. Вальраф в постоянной осаде провокационных звонков, враждебных анонимных писем, злобных выкриков в спину. " Неизвестные" совершили поджог квартиры Г. Вальрафа. Сгорело две трети кровью обагренных архивов. Но журналист не сдался. Он вновь ринулся в борьбу со смертельной опасностью, уехав в " неизвестном направлении" собирать материал в кризисной точке планеты.

- Пожалуй, журналист нередко попадает под своенравную власть Его Величества Случая.

- Власть Случая действительно своенравна, но все же не безгранична. Здесь, как и везде: Случай улыбается тем, кто умеет им пользоваться.

В Париже вышла книга К. Бренкура и М. Леблана " Репортеры" с подзаголовком " Закулисные истории и секреты одного ремесла". Большинство рассказанных в ней историй - о власти случая в журналистике. Или скорее о силе воли в достижении цели.

Жозетта Алия, одна из лучших репортеров французского журнала " Нувель обсерватер", летит в Кувейт для репортажа о визите президента Туниса Бургибы к эмиру Кувейта. Она прибывает на место в два часа ночи, но ее не желают выпускать из здания аэровокзала. Час поздний, никого говорящего по-французскж не находится, она не понимает, что происходит.

" Вдруг, - вспоминает она, - один ливанец, который летел в том же самолете, спрашивает меня, в чем дело.

- Меня не пускают в Кувейт!

- Скажите, вы прилетели со спутником? Или вас встречают?

- Да нет же! Я журналистка. Я привыкла путешествовать одна. И никто меня встречать не должен, так как о моем прибытии никто пока не извещен.

- Тогда дела плохи. Вы никогда не пройдете. В Кувейте законы строгие, и один из них запрещает одиноким молодым женщинам въезд в страну. Полицейские как раз силятся объяснить, что вам придется улетать обратно первым попутным самолетом.

- Так что же мне делать?

- Что делать? Я вам помогу! Я скажу, что вы моя жена. Вас это устраивает?

- Если вам удастся убедить в этом полицейского... "

Это было делом нелегким, ибо Жозетта Алия пыталась пройти уже три или четыре раза и полицейские прекрасно видели, что она одна. Завязывается долгое препирательство, потом приносят книгу. Это святой Коран! Ливанцу предлагают поклясться на нем, что молодая женщина действительно его жена. Очутившись на воле, Жозетта не знает, как его благодарить:

" - Вы поклялись на Коране. Вы для меня принесли ложную клятву. Благодарю вас тысячу раз.

- О, клятва меня совершенно не тревожит, - отвечает ливанец, - ведь я христианин-маронит".

Вот это и есть везение! Впрочем, оно не покидает Жозетту и дальше. Она узнает, что тунисская делегация и журналисты размещены во дворце эмира, и направляется туда. Да, корреспондента " Нувель обсерватер" во дворце ожидает комната. Но выясняется, что ждали журналиста отнюдь не женского пола, что комната находится в мужской половине дворца, где пребывание женщины недопустимо, и что Жозетте надо снова складывать чемоданы.

" Телохранители отвели меня в гарем, - вспоминает Жозетта Алия. Правда, мне разрешалось свободно выходить оттуда, и когда я выходила, чтобы работать с Бургибой и тунисской делегацией, меня признавали в качестве журналиста. Но как только я возвращалась во дворец, меня направляли обратно в гарем. Это был роскошный гарем. Залы купален были огромные, как бальные залы. Они были украшены прекрасными золотыми мозаиками. Здесь обитали все женщины дворца: жены, служанки, бабушки... Жили они в очень современных комнатах. Женщины пели, рассказывали друг другу всякие истории или слушали пластинки".

В результате возник репортаж из гарема с деталями, каких давно уже не приходилось читать европейцам.

Велико ли в этой истории " всевластие" случая? Или, напротив, случайные обстоятельства подчинились целеустремленности репортера?

Рассказы о случаях - излюбленный сюжет журналистских перекуров и " трепа". " Журналист" долго печатал специальную рубрику " А вот еще был случай"...

Приобщение к таким рассказам тоже профессиональный опыт, хотя из чужих рук. Все же крупицы этого опыта обогащают начинающего журналиста, могут подсказать решение в, казалось бы, безвыходных положениях.

Журналист " Правды" В. Овчинников много лет работал собственным корреспондентом в Японии, написал несколько публицистических книг. В беседах с молодыми коллегами он нередко рассказывал о поединках, в которых скрещивают свои шпаги его превосходительство Случай и его величество Опыт.

" Однажды вечером, - вспоминал В. Овчинников, - сидя у телевизора в Токио, я узнал, что на следующее утро в порт Сасебо войдет американская подводная лодка " Морской дракон". В Японии ширятся манифестации против подобных акций. Эти сведения нужно срочно передать в редакцию " Правды". Порт недалеко от Нагасаки, на самом юге страны, добираться туда сложно". Корреспондент помчался на аэродром, с большим трудом втиснулся в уже переполненный журналистами самолет.

Несмотря на серию приключений, в порт Сасебо ему удалось прибыть точно в срок. Но главные осложнения, как выяснилось, только начинались.

" В самый разгар демонстрации я почувствовал на своем плече чью-то увесистую руку... Оборачиваюсь: передо мной стоят два здоровенных американца из военной полиции и спрашивают:

- Почему без каски? Вы журналист?

- Да, журналист.

- Почему же ваша редакция не снабдила вас каской с названием газеты? Ведь вы видите, что здесь все - и полицейские, и репортеры, и демонстранты - в касках.

Сейчас тут начнется такая катавасия, что вам голову могут проломить... Вам непременно нужна каска.

Поблагодарив за совет, я подумал: " Представляю себе реакцию этих военных полисменов, если бы на голове у меня была каска с надписью " Правда".

Быстро набросав четыре страничкж, помчался в первое же почтовое отделение, чтобы передать мое сообщение по телефону в Москву, зная, что в три по местному - или в девять утра по московскому - мой токийский номер должна вызвать " Правда". Но оказалось, что все каналы телефонной связи с Сасебо заняты.

Самое ужасное для журналиста, когда у него в руках готовый материал, а передать его в редакцию нет возможности. Мелькнула мысль: у американцев здесь, в Сасебо, наверняка есть канал связи с Токио. И я направился к клубу американских офицеров. Смелым шагом вошел туда между двух стоявших у входа морских пехотинцев.

Увидев первый попавшийся телефон, спрашиваю:

- Как позвонить в Токио?

- Очень просто -наберите индекс.

Набрав номер токийского международного пресс-клуба и услышав знакомый голос швейцара, я сказал ему:

- Хироси-сан, позвоните, пожалуйста, на международную телефонную станцию и скажите, когда будут вызывать из Москвы Офуцин никофу, - я произнес фамилию так, как ее пишут и произносят японцы, - что я нахожусь в Сасебо по такому-то телефону.

Швейцар ответил: " Хорошо, сэр! " - и повесил трубку.

Сел за столик, заказал пиво. Не успел выпить бокал, как зазвонил телефон. Американец с военной повязкой на рукаве обратился ко мне:

- Вы просили Токио?

Беру трубку и слышу раздраженный голос нашей правдинской стенографистки Серафимы Дмитриевны:

- Передавать будете?

- Буду.

Начинаю диктовать свои четыре странички, названия даю по буквам. Тем временем вокруг меня начинается какая-то суета, беготня... Возле меня появляется дежурный из американского офицерского клуба с повязкой на рукаве, подходят еще двое...

- Простите, а кто вы такой будете? Как вы оказались здесь?

- Я из международного клуба журналистов в Токио.

- А какую газету вы представляете?

- Московскую газету " Правда".

Выставили за дверь, а у меня гора с плеч: репортажто в Москве".

- Не растеряться в критической ситуации - это и есть верный способ умилостивить Случай.

" Дом номер двадцать девять был обыкновенным, слегка закопченным домом боковой парижской магистрали. Нижний этаж занят автомобильной прокатной конторой и гаражом. Во втором этаже на двери несколько табличек с надписями. Позвонили...

Уже пятнадцать минут, как нас пригласили сесть.

На коленях лежит фотографический аппарат. Мой француз уже скучает. А я нет! Я бы просидел еще столько же, разглядывая полуприкрытыми глазами эту заурядную и невероятную комнату.

Ведь стул, на котором я сижу, - он стоит не в партере театра, где ставят историко-революционную пьесу.

Ведь здесь - настоящий царский военный штаб через пятнадцать лет после полного разгрома и изгнания белых армий! "

Таковы вступительные такты репортажа М. Кольцова " В норе у зверя". Он создан и опубликован в 1932 году. Репортер проник в самое сердце эмигрантской контрреволюции под видом французского журналиста. И вот он ждет...

" Начальник первого отдела - генерал Павел Николаевич Шатилов.

Из боковой двери выходит еще не старый мужчина с длинной кавалерийской талией. Он оправляет на ходу пиджак. И предупредительно улыбается двум приподнявшимся со стульев французским журналистам".

Бесценна важность пристальных наблюдений советского журналиста за повадками притаившегося зверя, за обликом белоэмигрантского врага: " На стене у начальника шгаба русской белогвардейщины - маленькая карта Европы и большая карта Маньчжурии. На столе, поверх бумаг, пачка номеров московского журнала " Плановое хозяйство". Зверь, забившись в берлогу, все еще собирает силы к прыжку. Он не выпускает из глаз те места, в какие ему хотелось бы раньше всего вцепиться когтями и зубами...

-... Мои женераль, вы разрешите сделать снимок?

Он что-то кокетливо бормочет о плохом освещении комнаты. Но доволен, почти в восторге. Он уже видит себя, отпечатанного нежно-коричневой краской во всю страницу роскошного французского журнала. И предвкушает галантный текст: " Известный - ле селебр - русский генерал Поль Шатилофф, глава храбрых русских комбатантов во Франции... " Нет, милый, ты прогадал.

Это совсем из другой фильмы... "

Глава российской контрреволюции тридцатых годов прогадал в заигрывании с международной реакцией, в ставке на расширение своей популярности, как и глава португальской правой эмиграции семидесятых годов. Прогрессивные журналисты во все времена проявляли массу изобретательности и отваги, чтобы выставить на публичное осмеяние зловещие призраки прошлого.

И напротив: создать всенародную поддержку, протянуть надежную руку дружбы борцам за свободу, узникам фашистских застенков.

Однажды с поезда, прибывшего в захолустный немецкий городок Зонненбург, знаменитый не парками или памятниками, а тюрьмой, сошел молодой респектабельный мужчина и уверенно направился к зданию тюрьмы.

Сейчас он пройдет через три двора, через караулы и контроли, минует вместе с надзирателем " целую систему безупречно белых и безупречно стальных решеток". Кто он? Зачем пожаловал сюда? Об этом он сам расскажет, когда уедет из Зонненбурга и покинет Германию. Но сейчас ему нужно не выдать себя, сдержаться, увидев заключенного Макса Гельца.

М. Гельц, немецкий революционер-пролетарий, участник вооруженных боев в революции 1923 года, приговорен к пожизненному заключению по ложному обвинению как уголовный преступник. На борьбу за пересмотр приговора поднялись международные пролетарские силы.

Каждый коммунистический митинг, каждое рабочее собрание настойчиво требуют свободы для зонненбургского узника, каждая революционная демонстрация протестует против юридической расправы, совершенной классовым судом над политическим противником. И вот сквозь систему " безупречно стальных" решеток к заключенному вестником международной солидарности проникает советский журналист. Это снова М. Кольцов, скрывшийся за псевдонимом. Это снова не просто командировка журналиста, а военный маневр, рискованная операция, подвиг.

А за ним миллионный тираж публикаций об узнике зонненбургской тюрьмы, о его положении и самочувствии и бурная волна откликов, поднимающая на протест и борьбу пролетарские массы.

М. Гельц спустя годы так рассказывал об этой встрече:

"... Однажды товарищ Михаил Кольцов предстал передо мной в кабинете директора... Зонненбургской тюрьмы.

Вот он здесь, он приветствует меня, вот он обнимает меня, наполненный жизнерадостностью и солидарностью.

Товарищ из первого рабочего государства явился с приветом от русских рабочих и крестьян и передал этот привет немецким товарищам, томящимся в тюрьме! Если бы директор Зонненбургской тюрьмы знал, кто со мной разговаривал, он бы в ярости немедленно приказал отвести меня обратно в камеру, а Кольцову указал бы на дверь...

Еще неделями и месяцами после этого события мы разговаривали в тюрьме об удаче " неистового журналиста".

Эта удача принесла огромную радость всем нам и значительно отвлекла нас от ужасного одиночества тюремного заключения... "

- Говорят, для истинного журналиста не существует невыполнимых заданий.

- Думаю, говорят справедливо. В годы войны, например, знали только одну причину, по которой материал не поступал в газету: в редакцию не вернулся...

Погиб.

У парадной лестницы в Центральном Доме журналистов в Москве золотом по мрамору написаны имена. Это имена журналистов, погибших при выполнении заданий в боях Великой Отечественной войны. Сто шестьдесят пять имен. Но это далеко не все. Поиски героев-журналистов, создание летописи их подвигов, увековечение их памяти продолжаются.

Во многих редакциях областных, республиканских, почти во всех редакциях центральных газет созданы мемориалы в честь людей, которые не изменили профессиональному долгу под угрозой смерти.

В честь этих героев вышли четыре сборника " В редакцию не вернулся... ". Здесь строки воспоминаний о тех, кто погиб, не выпуская из рук перо, разившее как штык, не опуская плавящуюся от близости огневых позиций фотокамеру. Эти книги - безмолвный торжественный реквием правофланговым профессии, их героической самоотверженности.

На титуле первой - стихи бессменного фронтового журналиста К. Симонова:

Слышишь, как порохом пахнуть стали Передовые статьи и стихи?

Перья штампуют из той же стали, Которая завтра пойдет на штыки.

Жестокая, ранящая сердце строка: " При выполнении боевого задания погиб военный корреспондент " Комсомольской правды" Николай Маркевич". После смерти остался дневник. На предпоследнем листке оборванная на полуслове запись:

" Мне сказали:

- Есть возможность отправиться с воздушным десантом в тыл врага.

Первое мгновенное ощущение - страх.

Но сразу Же - опасение, что задание может быть передано другому, и гордость - это предложено мне. И я равнодушно говорю:

- Очень хорошо! "

Героизм без пышных слов. Главное - надо дать полноценную публикацию с самых сложных участков фронта.

Самолет, на котором летел в тыл врага журналист Н. Маркович, сбит в районе Великих Лук. Об этом строки поэта А. Калинина, посвященные погибшему журналисту:

В крови в кармане гимнастерки

Осколки вечного пера,

В крови и он, блокнот потертый,

Со строчкой, начатой вчера...

Мысль о смертельном риске не остановила журналиста, не изменила его решения лететь на задание. Такое же решение он принял бы снова, если бы остался жить.

За образцовое выполнение задания корреспонденту армейской газеты " Знамя Родины" С. Борзенко присвоено звание Героя Советского Союза. Это произошло в октябре 1943 года. Советские войска по всему фронту перешли в наступление. Готовилось освобождение Крыма.

Десант на Перекоп - заминированный, запертый перешеек - символ героизма красных бойцов " на той далекой, на гражданской". Первая высадка разведочная, безмерно рискованная, но и безмерно необходимая. Редактор предложил: кто пойдет добровольцем? С. Борзенко быстрее других произнес " я".

Редактор заметил, что на первой полосе будет оставлено место на пятьдесят строк. Без них газета не выйдет.

Ночь выдалась штормовой, и враг не ожидал десанта. Поэтому первую часть пути миновали сносно. И вдруг три оглушительных взрыва подряд - десантники наткнулись на мины. Враг обрушил на выходящие к берегу части шквальный огонь. С. Борзенко с группой моряков оказался в первых рядах наступления. Офицера убило.

Он принял командование. И вот уже освобожденный от врага поселок. Здесь десант должен занять оборону, покуда сможет прийти подкрепление...

... Пятьдесят строк остро нужны газете. Нужны для идущих на подмогу, нужны для десантников. Нужно, чтобы люди знали все, что произошло штормовой ночью, - своих героев, свои резервы. И журналист пишет эти пятьдесят строк в хмуром, как бы неуверенном еще в себе рассвете. Курьеру удалось переправить материал репортера-десантника на Большую землю. Газета вышла в срок.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.