Царевич. Святой Царь

Царевич

Летний дождь лил как из ведра. Начало июля - после нескольких знойных дней в Екатеринбурге разразилась гроза. Мальчик 14 лет, очень бледный, с большими серыми глазами и тёмно-русыми волосами долгими часами смотрел в окно. Да и что ему оставалось делать! Из-за очередного приступа болезни он был прикован к постели. Худая рука лежала на сером одеяле, одет он был в белую рубашку. Эх, пробежаться бы под дождём по улице вместе с Джоем! Джой бы враз вымок и весело потявкивал. Но даже если бы Алёша чудесным образом бы вмиг поправился, всё равно нельзя! Он печально уже в который раз устремил взгляд на чёрную спину часового, тот в кожанке неспешно, по- хозяйски, расхаживал по двору особняка, некогда принадлежавшего купцу Ипатьеву.

Придёт папа, будет ободрять, а сам-то с трудом может скрыть огорчения - России нет пользы от его отречения, на что он так надеялся, наоборот, идёт братоубийственная гражданская война, зверствует ЧК, заложниками которой они стали. Мама станет расспрашивать, как он, Алёша, себя сегодня чувствует и в который раз - не надо ли чего? Навестят сестры, чаще всего они приходят по двое: Ольга и Татьяна, Мария и Анастасия - их молодой, жизнерадостный говор смягчает тяготы заточения и болезни. Тяжело им: охрана всегда готова нахамить. Каким только унижениям и оскорблениям не подвергались уже в Ипатьевском доме Государь, его жена и дети!

Хотя иногда к ним как будто проявляли заботу. Однажды приходил начальник здешний - Юровский. Отрекомендовался фельдшером, осмотрел больную ногу Алёши, дал какой-то совет по медицинской части. Глаза у Юровского тёмные, холодно-равнодушные, руки - ледяные. Смотрит на всех, словно через прицел. Алёше стало так жутко от его взгляда.

Перенестись бы в прошлое, хоть на минутку. Вот ему 10 лет, вся их семья отдыхает в Крыму, в Ливадии. Солнце, тюльпаны, пальмы, тёплое Чёрное море!

Вот они в Царском Селе, его наставник Пьер Жильяр спрашивает его о спряжении глаголов во французском языке, а у Алёши вылетели из головы все эти глаголы, ему не терпится поскорее побежать, посмотреть на старенького ослика, которого лично ему подарил один цирк. Да и если бы русские сказки, которые он так любит, а то - французская грамматика! Алёша немного ленился, за что родители и учителя его порой упрекали.

Вот и опять Царское. Алёша в парке в матросском костюмчике и бескозырке с настоящим серпом в руках жнёт рожь и время от времени утирает пот со лба. Откуда рожь в придворном парке? Да он сам и посеял её и вот - взошла, уродилась, слава Богу!

А вот ему уже 12. Его и не узнать в военной шинели и фуражке. Лихой вид, и взгляд строгий, серьёзный. Алёша вспоминает, как они с отцом побывали на передовой. Как приветствовали их солдаты! В то время наши били немца и в хвост, и в гриву. А теперь... Наоборот!

И опять Царское Село. Но как всё изменилось! Вместо верных друзей и преданных слуг царская семья видит вокруг обман, предательство, измену. Да, были люди, не бросившие их в беде. Милейший француз Пьер Жильяр, учитель английского языка мистер Гиббс, придворный врач Боткин, генерал Татищев, несколько слуг. Однако отца уже вынудили отречься от престола, и Временное правительство держит их под арестом. Как-то Алёша играл на маленьком искусственном островке в парке. У него было игрушечное ружьё, совсем почти как настоящее. Алёша очень дорожил этим подарком отца (тот, в свою очередь получил его в детстве от родителей). Вдруг один молоденький офицер, запыхавшись, подбежал к Жильяру и почти шёпотом произнёс: «Виноват, ничего не могут поделать! Солдаты постановили отнять у царевича его ружьё. Мне очень жаль, но поделать ничего не могу. Солдаты скоро придут сюда». Услышав это, Алёша молча и печально положил свою игрушку и подошёл к маме, сидевшей здесь же, на лужайке. Минуту спустя, подошёл караульный офицер с двумя солдатами:

- Вы обязаны сдать имеющееся у вас оружие!

- Это не настоящее ружьё, а всего лишь игрушка, - попытался вступиться за Алёшу Жильяр.

Напрасно, караульные забирают ружьё. Алёша не выдержал и заплакал. Мама обратилась к Жильяру, прося его как-нибудь уговорить солдат. Однако сделать ничего не удалось – солдаты ушли со своим «трофеем».

Правда, Жильяр потом передал Алёше извинения офицера, руководившего «разоружением», то сказал, что он в отчаянье от того, что ему пришлось сделать. После попыток уговорить солдат он решил пойти с ними сам, чтобы они совсем уж не распоясались. Алёша знал, что так оно и сеть: в армии солдаты уже не слушают офицеров, всем заправляют солдатские комитеты.

Заключение в Царском оказалось только началом тяжкого пути. В конце лета 1917 года их повезли в Тобольск, а в мае 1918 – в Екатеринбург.

В Екатеринбурге Жильяра к ним не пустили. Что с ним теперь, жив ли ещё? Алёша не знал. А что с ними будет?

Совсем недавно приходил местный священник, батюшка Иоанн. Все собрались в одной из комнат на службу. Алёша не мог стоять, он сидел в кресле, бледный, сосредоточенный и усердно молился. Рядом молился папа, стройный, подтянутый, в военной тужурке. Государь держится мужественно, только лицо его стало измученным и усталым. Особенно горячо за детей и мужа молится мама. И сестры здесь же: все в белых блузках и тёмных юбках, волосы только-только отросли после тифа. Алёша молится, чтобы Господь дал всем им сил простить своих врагов. А ещё – за Россию, чтобы немца прогнали, чтобы снова стала Русь счастливой и могучей. И за Временное правительство он тоже молится, как и папа.

Красота церковных песнопений вдохновляет Алёшу. На душе становится как-то светло и хорошо. А там... Пусть и смерть. Смерть – дверь в Царство Небесное. Только вот если будут убивать, то хоть бы не мучили...

... Вспоминая всё это, Алёша постепенно начинает засыпать под шум летнего дождя. Им сказали, что завтра их переведут в какое-то другое место. Может, опять повезут в другой город? Завтра...

Утром 17 июля в комнату деловито вошёл комиссар-большевик Юровский: «Доброе утро, как спалось? Дело в том, вам необходимо очень быстро собрать вещи – я должен срочно перевезти вас в другое место. В городе мятежи, оставаться здесь далее опасно. А пока на время вам надо спуститься в нижний этаж».

В это утро Алёше было особенно плохо: ужасно разболелась нога. С детства он страдал тяжёлой болезнью – гемофилией, отчего каждый ушиб или порез мог оказаться для него смертельным (из-за болезни кровь не свёртывалась). Отец осторожно взял его на руки и понёс. За ними шли матушка, сестры, доктор Боткин и трое слуг.

В одной из комнат нижнего этажа Юровский приказал им остановиться и ждать. Алёша надеялся, что вот-вот на улице раздастся стук экипажей или урчание автомобилей, и их перевезут в безопасное место. Боль в ноге мучила его, но сесть было не на что. Ждать пришлось долго, и отец попросил принести стулья. Алёша сел на стул в центре комнаты, слева от него разместился отец.

Ожидание продолжалось. Вдруг в комнату ворвался Юровский, несколько военно-пленных в немецких шинелях и трое русских рабочих зверского вида. Растерянный Алёша с ужасом увидел, как Юровский подошёл к отцу и холодно, отчётливо произнёс: «Ваши хотели вас спасти, но это им не удалось, и мы принуждены вас казнить». Что это? Он стреляет в упор в отца! Государь поднимает руку, верно, для того, чтобы перекреститься. Последнее, что увидел пред смертью мальчик – ясные, голубые глаза отца, которые с такой любовью смотрели на него.

Последний русский царь Николай Александрович, его сын Алексей Николаевич, царица Александра Федоровна и царевны Ольга, Татьяна. Мария и Анастасия Николаевна, а также их доктор и слуги были расстреляны 17 июля в Екатеринбурге. Теперь они мученики, мы молимся им. 12 августа этого года – 100-летие со дня рождения царевича Алексия, он тоже молится за всех нас, особенно за детей.

Галина Сиротинская

Святой Царь

Скажу я по долгу, скажу я по праву,
Да ведает русский народ:
Я видел России величье и славу,
Державного солнца восход.
Я видел святого царя на престоле,
Обласкан радушно Им был,
В дни сказочной жизни, в дни истинной воли
Сыновне я с ним говорил.
И очи царевы любовно глядели,
И голос монарший звучал,
Как песня волшебная нежной свирели,
Как сладостно плещущий вал.
Красы той небесной, красы той чудесной,
Нельзя на словах передать,
Казалось, что Ангел улыбкой небесной
Дарил мне свою благодать.
И царственный образ в оправе священной
С тех пор не могу я забыть,
И буду его я, как клад драгоценный,
Всю жизнь в моем сердце хранить.
Сергей Бехтеев
г Ницца, воскресенье, 4 октября 1942 г.