Часть вторая 6 страница

– Мне очень жаль, что так получилось, – сказал Джонни. Вместе с облегчением пришли слабость и легкий озноб. – Мне очень жаль, но я рад.

– У вас было озарение, да? – Чак перевел взгляд с Джонни на отца, потом снова на Джонни. – Я почувствовал. Ощущение не из приятных.

– Иногда это передается окружающим. Я им не завидую.

– Да уж, не хотел бы пережить такое еще раз, – сказал Чак. – Но послушайте… неужели ресторан и вправду сгорит?

– Да, – сказал Джонни. – Лучше держаться подальше.

– Но ведь… – Чак растерянно посмотрел на отца. – Старшие классы откупили весь ресторан. Школа не против. Лучше так, чем надираться небольшими компаниями где-нибудь на природе. Там будет… – Чак умолк на секунду и испуганно закончил: – Там будет двести пар. Папа, ты…

– Боюсь, он в это не верит, – сказал Джонни.

Роджер с улыбкой поднялся.

– Вот что, давайте съездим в Сомерсуэт и поговорим с владельцем ресторана, – сказал он. – Банкет у нас явно разладился. Если же после поездки вы оба проголосуете против «Кэти», мы можем принять всех у себя. – Он обратился к Джонни: – При одном условии – вы, дружище, не пьете и поможете ублажать гостей.

– С удовольствием, – сказал Джонни. – Но зачем все это, если вы не верите?

– Чтобы вас успокоить, – сказал Роджер, – вас и Чака. И чтобы потом, когда ничего не произойдет, я мог напомнить вам свои слова и вдоволь посмеяться.

– Что ж, и на том спасибо. – Сейчас, когда стало полегче, его вдруг затрясло, но головная боль притупилась.

– Однако скажу вам прямо, Джонни, – продолжал Роджер, – по-моему, вы скорее достанете снега в аду, чем добьетесь, чтобы хозяин поверил вам на слово и отменил банкет. Надо думать, эти ежегодные банкеты приносят ему большие деньги.

– Придумаем что-нибудь на месте… – сказал Чак.

– Например?

– Скажем ему, что… в общем, сообразим что-нибудь…

– То есть наврем? Нет, Чак, на это я не согласен. Исключено.

– Ладно, – кивнул тот.

– Тогда нечего рассиживаться, – деловито сказал Роджер. – Уже без четверти пять. Едем в Сомерсуэт.

Без двадцати шесть они входили в ресторан. Джонни прочитал объявление: «СЕГОДНЯ С 19. 00 В РЕСТОРАНЕ БАНКЕТ. ЖДЕМ ВАС ЗАВТРА». У него упало сердце. Брюс Каррик, хозяин заведения, стоял за стойкой бара.

Нельзя сказать, что Каррик сбивался с ног. Народу в баре было немного: несколько работяг пили пиво и смотрели выпуск новостей, да еще три пары тянули коктейль. Каррик слушал Джонни, и глаза его лезли на лоб. Когда Джонни кончил, Каррик произнес:

– Вас зовут, говорите, Смит?

– Совершенно верно.

– Мистер Смит, давайте подойдем к окну.

Он провел Джонни мимо гардероба к окну в коридоре.

– Посмотрите, мистер Смит, и скажите мне, что вы видите.

Джонни посмотрел, заранее зная, что? он увидит. Автострада № 9, уходившая на запад, просыхала после недавнего дождика. Небо было абсолютно чистым. Гроза прошла стороной.

– Безоблачно. По крайней мере сейчас. Но…

– Никаких «но», – сказал Брюс Каррик. – Хотите знать, что я думаю? Хотите всю правду? Я думаю, что вы с приветом. Почему вы выбрали именно меня для своих дурацких шуточек, я не знаю и знать не хочу. Но если у вас, братец, есть минута свободного времени, я обрисую ситуацию. Выпускники выложили мне шестьсот пятьдесят долларов за этот банкет. Они наняли отличную рок-группу. Продукты в морозилке, хоть сейчас в духовку. Салаты на холоде. За выпивку плата отдельная, ребятам уже по восемнадцать, так что они могут и будут пить вволю… их тоже надо понять: как-никак школу кончаешь раз в жизни. Сегодня я положу в карман две тысячи долларов, будьте уверены. Я нанял двух барменов. Я нанял шесть официанток и метрдотеля. Если я все отменю, я потеряю выручку за целый вечер и, кроме того, придется вернуть шестьсот пятьдесят долларов, которые я уже получил. И еще я недосчитаюсь дневной клиентуры – ведь это объявление висит здесь целую неделю. Ну как, ясна картина?

– У вас есть на крыше громоотводы? – спросил Джонни.

– Я ему обрисовываю ситуацию, а он мне о громоотводах! – Каррик всплеснул руками. – Да, есть у меня громоотводы! Приходил тут один, лет пять назад, из страховой конторы. Все уши прожужжал, что надо принять дополнительные меры безопасности, тогда, мол, застрахуют на бо? льшую сумму. Пришлось купить эти треклятые громоотводы! Что, довольны? Ну дела! – Он повернулся к Роджеру с Чаком: – А вы-то куда смотрите? Почему вы позволяете этому кретину разгуливать на свободе? Идите-ка отсюда подобру-поздорову! У меня дело стоит.

– Джонни… – начал было Чак.

– Все, – сказал Роджер. – Пошли. Извините, что отняли у вас время, мистер Каррик, и спасибо вам за ваше радушие и внимание.

– Это вам спасибо, – сказал Каррик. – Во, психи! – И он вернулся за стойку.

Они вышли на улицу. Чак с сомнением посмотрел на безоблачное небо. Джонни понуро побрел к машине, понимая, что проиграл да еще оказался посмешищем. Тупо ломило виски. Засунув руки в задние карманы брюк, Роджер разглядывал плоскую крышу.

– Что ты там увидел, папа? – спросил Чак.

– Нет никаких громоотводов, – задумчиво произнес Роджер. – Нет и в помине.

Они втроем сидели в гостиной большого дома. Чак держал руку на телефоне, глядя на отца в некоторой нерешительности.

– Вряд ли кто захочет менять свои планы в последнюю минуту, – сказал он.

– Все их планы – это вырваться из дому, – сказал Роджер. – С таким же успехом они могут приехать сюда.

Чак пожал плечами и начал обзванивать ребят.

Из тех, кто собирался на банкет в «Кэти», удалось отговорить половину; почему они все же приехали к Чатсвортам, осталось для Джонни загадкой. Наверное, кто-то счел новую идею более заманчивой, поскольку гарантировалась бесплатная выпивка, но главное – слухами земля полнится, а многие родители были здесь днем. Так или иначе, народу собралось немало, и Джонни весь вечер чувствовал себя экспонатом под стеклянным колпаком. Роджер с непроницаемым видом сидел в углу и пил мартини.

Без четверти восемь он пересек бильярдную, которая занимала большую часть первого этажа, наклонился к Джонни и, перекрывая вопли Элтона Джона, закричал:

– Пошли наверх, сыграем партию в крибидж?

Джонни благодарно кивнул.

На кухне Шелли писала письма. Когда они вошли, Шелли подняла глаза и улыбнулась.

– Я уже решила, что вы, как два мазохиста, проторчите там всю ночь. Между прочим, это совсем необязательно.

– Простите, что все так вышло, – сказал Джонни. – Знаю, со стороны я смахивал на сумасшедшего.

– Есть немного, – сказала Шелли. – Чего греха таить. Хотя приятно видеть ребят здесь. Я довольна.

Где-то громыхнуло. Джонни обернулся к окну. Шелли украдкой улыбнулась. Роджер ушел искать доску для крибиджа.

– Разве это гроза? – заметила она, – Погремит и перестанет.

– Да, конечно, – отозвался Джонни.

Она закончила письмо изящным росчерком, сложила его, запечатала, надписала адрес, наклеила марку.

– Вы правда что-то почувствовали, Джонни?

– Да.

– Наверное, общая слабость, – сказала она. – От неправильного питания. Вон вы какой худой. Может, оттого и галлюцинации, а?

– Нет, не думаю.

Опять заворочался гром где-то в отдалении.

– Я рада, когда Чак дома. Не верю я в астрологию, в хиромантию, в ясновидение и все такое, но… я рада, когда он дома. Один он у нас, малыш… Вы, конечно, сейчас думаете: ничего себе малыш, но я-то его помню в коротких штанишках, на детской карусели в городском парке. Прекрасно помню. И как приятно быть с ним рядом, когда он… прощается с детством.

– Вы так о нем говорите… – начал Джонни и вдруг испугался, чувствуя, как подступает комок к горлу. Похоже, что за последние шесть – восемь месяцев он разучился держать себя в руках.

– Вы столько сделали для Чака. Я имею в виду не только чтение. Вообще.

– Я полюбил его.

– Да, – тихо сказала она. – Я знаю.

Вернулся Роджер с доской для крибиджа и транзистором, настроенным на программу классической музыки с горы Вашингтон.

– У них там Элтон Джон, «Аэросмиты», «Фогхеты» и так далее, – сказал он, – а это небольшое противоядие. Ну что, Джонни, по доллару за партию.

– Не возражаю.

Роджер сел, потирая руки.

– Смотрите, вернетесь домой без гроша, – сказал он.

Они играли. Время шло. После каждой партии один из них спускался на первый этаж проверить, не танцуют ли на бильярдном столе и не откололся ли кто-нибудь маленькой тесной компанией.

– Буду смотреть в оба, чтобы сегодня здесь никто не забеременел – сказал Роджер.

Шелли ушла с книжкой в гостиную. Каждый час музыкальная передача прерывалась выпуском новостей, и Джонни начинал прислушиваться. Однако ни слова о «Кэти» в Сомерсуэте – ни в восемь, ни в девять, ни в десять.

После десятичасовых новостей Роджер спросил:

– Ну что, Джонни, скорректируете свое предсказание?

– Нет.

Синоптики пообещали уменьшение облачности после полуночи.

Пол у них под ногами загудел от мощных звуков бас-гитары из «Саншайн бэнд».

– Здорово разошлись, – заметил Джонни.

– Какое там, – усмехнулся Роджер. – Здорово напились. Спайдер Пармело валяется в углу, а на нем стоит поднос с пивом. Представляю, как у них будет утром трещать голова. Помню, когда у меня был выпускной вечер…

– Передаем специальный выпуск, – объявили по радио.

Джонни, который в этот момент тасовал колоду, рассыпал карты по полу.

– Спокойней. Наверное, какие-нибудь подробности похищения во Флориде…

– Не думаю, – сказал Джонни.

– Как нам только что сообщили, – раздался голос диктора, – в городке Сомерсуэте, на границе Нью-Гэмпшира, произошел пожар. Этот пожар, самый большой в истории штата, случился в ресторане «Кэти» и унес уже более семидесяти жизней. Огонь вспыхнул в разгар банкета выпускников. Шеф пожарников Милтон Хови сказал репортерам, что вероятность поджога исключается. Скорее всего пожар был вызван ударом молнии.

Роджер Чатсворт побледнел как смерть. Он застыл, прямой и неподвижный, уставясь в одну точку. Его руки бессильно лежали на столе. Снизу доносились разговоры и смех вперемежку с пением Брюса Спрингстина.

В комнату вошла Шелли. Она посмотрела на мужа, потом на Джонни.

– В чем дело? Что произошло?

– Помолчи, – сказал Роджер.

– …еще бушует, и, по словам Хови, окончательное число жертв скорее всего станет известно к утру. Сообщают, что более тридцати человек, получивших сильные ожоги, – в основном выпускники даремской средней школы, – были доставлены в близлежащие больницы. Сорок человек сумели выпрыгнуть во двор из маленьких окон в курительной комнате, остальные, по всей видимости, сгрудились у входа, что привело к трагическим…

– Это он про «Кэти»? – ахнула Шелли Чатсворт. – Это случилось там?

– Да, – сказал Роджер. Он говорил леденяще спокойным голосом. – Да, там.

Внезапно на первом этаже воцарилось молчание. Затем послышался топот ног по лестнице. Дверь на кухню распахнулась, и ворвался Чак, ища глазами мать.

– Мам… Что такое? В чем дело?

– Похоже, что мы обязаны вам жизнью нашего сына, – сказал Роджер все тем же леденяще спокойным голосом. Лицо его по-прежнему покрывала смертельная бледность. Он напоминал ожившую восковую фигуру.

– Он сгорел? – Чак отказывался верить. – За его спиной толкались на лестнице, приглушенно звучали испуганные голоса. – Вы хотите сказать, что он сгорел?

Все молчали. И вдруг откуда-то сзади раздался пронзительный, истерический крик Патти Стрэн:

– Это он, он виноват! Все из-за него! Он мысленно поджег ресторан, как в той книжке «Кэрри»^{^[32]}. Убийца!..

Роджер повернулся на крик.

– Заткнитесь! – прорычал он.

Патти разразилась судорожными рыданиями.

– Сгорел? – повторил Чак. Казалось, он спрашивал самого себя, словно проверяя, верное ли нашел слово.

– Роджер… – пролепетала Шелли. – Родж, милый!

Шепот на лестнице и в зале внизу разрастался, напоминая шуршанье листьев. Выключился стереопроигрыватель. Стали слышны отдельные фразы:

– Майк был там? А Шеннон? Точно? Я уже уходила, но позвонил Чак. Мама была здесь, когда этот тип вырубился. Меня, говорит, будто заживо похоронили, так что поезжай к Чатсвортам. Слушай, а Кейси был там? А Рэй? А Морин Онтелло? Бог мой, и она тоже? А…

Роджер медленно поднялся и повернулся к присутствующим.

– Я предлагаю, – сказал он, – отобрать наиболее трезвых – тех, кто способен вести машину, и всем отправиться в больницу. Им понадобятся доноры.

Джонни сидел как каменный. Ему показалось, что он никогда больше не сможет пошевелиться. За окном прокатился гром. И следом за ним из какой-то глубины донесся голос умирающей матери:

Исполни свой долг, Джон.

12 августа 1977 г.

Дорогой Джонни,

разыскать Вас оказалось проще простого – я иногда думаю, что в Америке за деньги можно найти кого угодно, а деньги у меня есть. Подобной прямотой я рискую вызвать Ваше неудовольствие, но мы с Чаком и Шелли слишком многим обязаны Вам, чтобы говорить недомолвками. Деньги могут купить почти все, но от молнии деньгами не откупишься. Пожарники нашли двенадцать мальчиков в туалете. Окно было забито гвоздями. Огонь туда не добрался, зато добрался дым, и все двенадцать задохнулись. Никак не выброшу это из головы, ведь среди них мог быть и Чак. Ну вот, я Вас опять «сцапал», как сказано в вашем письме. По известной причине я не оставлю вас в покое, и не проси? те. Во всяком случае, до тех пор, пока прилагаемый к письму чек не вернется ко мне с пометкой, что деньги Вы получили.

Вы наверняка обратите внимание, что новая сумма значительно меньше той, которую Вы отклонили месяц назад. Я связался с банком, где имеет расчетный счет известная Вам больница, и погасил вашу пресловутую задолженность. Теперь, Джонни, у Вас развязаны руки. Мне нетрудно было сделать это, и я это сделал с большим, добавлю, удовольствием.

Вы заявляете, что не можете взять эти деньги. А я Вам говорю: можете и возьмете. Возьмете, Джонни. Я выследил вас в Форт-Лодердейле и в другом месте тоже выслежу, даже если Вы переберетесь в Непал. Можете называть меня прилипчивой вошью, дело Ваше, а по-моему, я больше похож на Гончего Пса. Поймите, Джонни, у меня и в мыслях нет травить Вас. Помню, как Вы просили меня в тот день не жертвовать сыном. Я едва не пожертвовал. А другие? Восемьдесят один человек погиб, еще тридцать получили тяжелые увечья. Вспоминаю слова Чака – дескать, сообразим что-нибудь, на месте придумаем, – и мое праведное возмущение, возмущение глупца: «На это я не согласен. Исключено». А ведь я мог кое-что сделать. Вот что не дает мне покоя. Я мог дать этому мяснику Каррику три тысячи долларов, он рассчитался бы с официантами и закрыл ресторан на вечер. Это обошлось бы мне в тридцать семь долларов за каждую жизнь. Словом, поверьте, у меня и в мыслях нет травить Вас. Я сам себя так растравил – надолго хватит. Не на один год. Приходится платить за неверие в то, что лежит за пределами наших пяти чувств. И, пожалуйста, не думайте, будто я оплачиваю Ваши больничные счета и посылаю этот чек, чтобы облегчить свою совесть. Деньгами не откупишься от молнии, не откупишься и от ночных кошмаров. Эти деньги – во имя Чака, хотя он ничего о них не знает.

Получите деньги, и я оставлю Вас в покое. Вот мое условие. Можете переслать их в ЮНИСЕФ, или отдать сиротскому приюту, или просадить на ипподроме. Это меня не касается. Главное – получите их.

Жаль, что Вы так поспешно от нас уехали, но, в общем, я Вас понимаю. Надеюсь, скоро увидимся. Чак уезжает четвертого сентября на подготовительные курсы в Стовингтон.

Джонни, возьмите чек. Пожалуйста.

Будьте здоровы.

Роджер Чатсворт

1 сентября 1977 г.

Дорогой Джонни,

неужели Вы думаете, что я отступлюсь? Пожалуйста, возьмите чек.

Всего доброго.

Роджер

10 сентября 1977 г.

Дорогой Джонни,

мы с Чарли ужасно обрадовались, что ты наконец отыскался. Приятно получить письмо, написанное прежним Джонни. Одно меня, сынок, сильно встревожило. Я позвонил Сэму Вейзаку и прочитал ему то место из твоего письма, где ты пишешь про участившиеся головные боли. Он советует тебе обратиться к врачу, и немедленно. Он опасается, как бы в поврежденном участке мозга не образовался тромб. Это очень меня беспокоит, и Сэма тоже. С тех пор как ты вышел из комы, у тебя нездоровый вид, а в последнюю нашу встречу в начале июня ты выглядел особенно усталым. Сэм мне этого не сказал, но ему, я знаю, больше всего хотелось, чтобы ты прилетел домой из своего Финикса и чтобы он понаблюдал за тобой. Теперь-то уж тебе грех жаловаться на безденежье!

Роджер Чатсворт дважды звонил нам, и я сообщил ему что мог. По-моему, он искренне говорит, что эти деньги не для успокоения совести и не в награду за спасение жизни его сына. Твоя мать скорее всего сказала бы: этот человек замаливает грехи единственным известным ему способом. Так или иначе, ты взял эти деньги, и, надеюсь, не только потому, что «хотел от него отвязаться». Для тебя, при твоем твердом характере, это не причина.

А теперь самое трудное. Прошу тебя, Джонни, возвращайся. Шумиха постепенно улеглась – ну да, я уже слышу, как ты говоришь: «Чушь собачья! После того, что случилось, она никогда не уляжется», – и в чем-то ты, вероятно, прав, но лишь отчасти. По телефону мистер Чатсворт сказал: «Объясните ему при случае, что после Нострадамуса ни один экстрасенс не потянет больше, чем на короткую сенсацию». Я очень беспокоюсь за тебя, сынок. Меня беспокоит, что ты казнишься из-за погибших, вместо того чтобы воздать самому себе за живых – за тех, кого ты спас, тех, кто был в тот вечер у Чатсвортов. Я беспокоюсь, и вообще ты мне нужен, Джонни. «Как не знаю кто», сказала бы наша бабушка. Поэтому приезжай поскорее, прошу тебя.

Папа

Р. S. Посылаю газетные вырезки о пожаре и о твоем участии в этой истории. Их собрала Чарли. Ты опасался, что «все, кто был тогда на лужайке, проболтаются газетчикам», и, видишь, не зря опасался. Возможно, эти вырезки только расстроят тебя. Тогда выброси их в корзину. Но Чарли подумала, а вдруг, прочтя их, ты скажешь: «Все могло быть гораздо хуже, совесть моя чиста». Надеюсь, так и будет.

Папа

29 сентября 1977 г.

Дорогой Джонни,

я взял Ваш адрес у папы. Как там Великая американская пустыня? Видали хоть одного краснокожего (ха-ха)? Ну вот я и в Стовингтоне, на подготовительных. Ничего, жить можно. Шестнадцать часов в сутки в твоем распоряжении. Я тут увлекся химией, хотя здешний курс повышенной трудности – это тьфу по сравнению с тем, чему нас учили в Дареме. Мне всегда казалось, что наш химик, старик Фарнем по прозвищу Храбрец, с большей радостью изготовлял бы какую-нибудь адскую смесь, от которой мир взлетит на воздух. По английскому в этот месяц мы читали три вещи Сэлинджера – «Над пропастью во ржи», «Фрэнни и Зуи» и «Выше стропила, плотники». Здорово он пишет. Преподаватель сказал, что он по-прежнему живет в Нью-Гэмпшире, только писать бросил. У меня это в голове не укладывается. Зачем бросать, когда все идет как по маслу? Ну да ладно. Меня тянут в футбольную команду, но я почувствовал вкус к соккеру^{^[33]}. Тренер считает, что соккер – это футбол для людей с головой, а футбол – футбол для дураков. Пока не пойму, прав он или это он от зависти.

Ничего, если я дам Ваш адрес кое-кому из тех, кто был на нашей вечеринке? Они хотят поблагодарить вас. В том числе мать Патти Стрэн – помните, та, что начала выступать, когда ее драгоценная доченька хлопнулась в обморок на лужайке. Сейчас вы сильно выросли в ее глазах. Кстати, у меня с Патти все кончено. Я ведь «совсем еще ребенок» (ха-ха! ), где уж мне ухаживать, тем более на расстоянии – Патти, как вы могли догадаться, уезжает в Вассар^{^[34]}. А я тут успел познакомиться с одной куколкой.

Напишите, дружище, когда будет время. Отца послушать, так Вы совсем скисли, только с чего бы это, ведь Вы сделали что могли. Наверное, он не так понял, да, Джонни? Правда же, Вы не скисли? Пожалуйста, напишите, все ли в порядке, а то я беспокоюсь. Смех да и только – Альфред Ньюмен^{^[35]} беспокоится за вас! Но я, правда, беспокоюсь.

Когда будете писать, объясните, с чего это Холдена Колфилда все время тоска заедает? Ладно был бы он черный, а так-то что?

Чак

Р. S. Куколку зовут Стефания Уаймен, я уже приобщил ее к роману «Кто-то страшный к нам идет». Ей тоже нравится панк-рок, группа «Рамонес», послушайте их – вот кто дает жару.

Ч.

17 октября 1977 г.

Дорогой Джонни,

ну вот, теперь вижу, что Вы в норме. Ну и оборжался же я, читая про Ваши подвиги на общественных работах в Финиксе. После четырех вылазок на природу в составе «Стовингтонских тигров» я обгорел не меньше Вашего, так что не плачьте. Тренер, пожалуй, прав: футбол – это футбол для дураков, по крайней мере здесь. Наш рекорд пока 3: 1. В одной игре я сделал три тачдауна^{^[36]}. Кстати, наглотался как дурак холодного воздуха и даже потерял сознание.

Я не торопился с письмом, хотел узнать, как Вы просили, что думают предки о Греге Стилсоне теперь, когда он «вступил в должность». Я приезжал домой на выходные. Значит, так. Сначала я спросил папу, а он мне: «Джонни все еще интересуется этим типом? » Я говорю: «Совсем он, видно, не соображает, если спрашивает твое мнение». Тут он обращается к матери: «Ты видишь, какой он стал умник на этих подготовительных курсах? Ничего другого я и не ожидал».

Ладно, ближе к делу. Многих сильно удивило, как лихо Стилсон начал. Папа говорит: «Если бы жителей его округа попросили оценить первые десять месяцев его пребывания в конгрессе, он бы получил в основном оценки “хорошо”. А за работу над законопроектом Картера об энергетике и за собственный законопроект об отоплении жилищ в его штате – “отлично”. И еще одну оценку “отлично” – за усердие». Отец просил передать Вам, что он, возможно, ошибался, называя Стилсона деревенским шутом.

А вот другие мнения. Всем, кого я ни спрашивал, нравится, что он не вырядился в костюм. Миссис Джарвис, владелица закусочной «В два щёта» (извиняюсь за орфографию, но так она называется), считает, что Стилсон не боится «крупных воротил». Генри Бёрк, хозяин «Бочки» (развеселый кабачок в центре города), говорит, что Стилсон «прыгнул, черт возьми, выше головы». Другие высказываются в том же духе. Все сравнивают сделанное Стилсоном и не сделанное Картером, в котором большинство разочаровалось, и теперь кусают локти, – зачем голосовали за него. Я спрашивал, как они относятся к тому, что он по-прежнему окружен железными всадниками, а этот тип Санни Эллиман у него в помощниках. Все пожимают плечами. Владелец дискотеки сказал мне: «Если Том Хейден^{^[37]} становится пай-мальчиком, а Элридж Кливер^{^[38]} юродствует во Христе, почему бы банде мотоциклистов не войти в истеблишмент. Плюнь и забудь. »

Вот так. Я бы накатал еще, но у нас скоро тренировка. В воскресенье «Дикие кошки» из Барре отделают нас под орех. Дотянуть бы до конца сезона. Будьте здоровы.

Чак

«Нью-Йорк таймс», 4 марта 1978 года

В ОКЛАХОМЕ УБИТ АГЕНТ ФБР

Эдгар Ланкте, 37 лет, десять лет работы в ФБР, судя по всему, убит прошлой ночью на закрытой автомобильной стоянке в Оклахома-Сити. Полиция сообщает, что в машине Ланкте взорвалась бомба, когда он включил зажигание. Типично гангстерский способ расправы напоминает убийство аризонского репортера Дона Боллза, занимавшегося два года назад частным расследованием, однако шеф ФБР Уильям Уэбстер отрицает наличие связи между этими двумя преступлениями. На вопрос о причастности Ланкте к расследованию темных махинаций с земельными участками, в чем, возможно, замешаны местные политические деятели, Уэбстер не дал определенного ответа.

Последнее задание Ланкте окружено тайной. Согласно информации, исходящей из министерства юстиции, Ланкте занимался отнюдь не расследованием земельных махинаций, а вопросами национальной безопасности.

Ланкте поступил на работу в ФБР в 1968 году и…

Число блокнотов в письменном столе Джонни выросло с четырех до пяти, а к осени 1978 года – до семи. Осенью 1978 года скончался глава римско-католической церкви, вскоре последовала смерть его преемника; в короткий промежуток между этими событиями Грег Стилсон оказался в центре внимания американцев.

Он на «ура» был переизбран в палату представителей и, когда страна после 13-го предложения^{^[39]} дала крен вправо, основал партию «Америка сегодня». Самое поразительное, что несколько конгрессменов изменили своим партиям и, по выражению Грега, к нему «примкнули». Большинство из них придерживались сходных политических взглядов, которые Джонни определял как фальшиво-либеральные в вопросах внутренней политики и умеренные, если не консервативные, во внешнеполитических вопросах. Ни один из этих людей не поддерживал договора Картера о Панамском канале. Стоило, впрочем, снять налет либерализма с их внутриполитической программы, как она оказывалась ничуть не менее консервативной. Партия «Америка сегодня» требовала, чтобы города сами решали свои проблемы («Фермер, работающий в поте лица, платит налоги не для того, чтобы их использовали на метадоновые^{^[40]} программы Нью-Йорка», – объявил Грег), чтобы государство перестало выбрасывать деньги на пособия проституткам, гомосексуалистам, тунеядцам и бывшим преступникам и чтобы радикальное снижение налогов было увязано с радикальным сокращением расходов на социальные нужды. Все это было старой песней, но партия Грега «Америка сегодня» завела ее на приятный новый лад.

Семь конгрессменов и два сенатора переметнулись к Стилсону перед промежуточными выборами. Обоих сенаторов и шестерых конгрессменов избрали на новый срок. Из девяти переметнувшихся восемь были республиканцы, от чьей первоначальной платформы остались рожки да ножки. Их переход в другую партию и последующее переизбрание один острослов назвал трюком более ловким, нежели тот, коему предшествовали слова: «Лазарь! иди вон».

Кое-кто уже видел в Греге Стилсоне силу, с которой придется считаться, и очень скоро. Ему, правда, не удалось запулить выхлопные газы на Юпитер и на кольца Сатурна, зато его усилиями слетели со своих мест две одиозные фигуры – конгрессмен, утеплявший родное гнездышко за счет незаконных прибылей с автостоянок, а также помощник президента, имевший пристрастие к барам для «голубых». Его законопроект об отоплении жилищ отличался смелостью и изобретательностью, а в том, как умело он провел его через все стадии обсуждения, чувствовалась хватка парня из глубинки. К 1980 году Грег еще не дозреет, 1984-й будет уже большим соблазном, но если у него хватит выдержки потерпеть до 1988-го, если он сумеет укрепить свои позиции и ветер не настолько переменит направление, чтобы сдуть со сцены его неоперившуюся партию, как знать, всякое может случиться. Республиканцы между собой перегрызлись, и если предположить, что на смену Картеру придет Мондейл, или Джерри Браун, или даже Говард Бейкер, кто, спрашивается, будет следующим? Даже 1992 год – для него еще не поздно. Он ведь сравнительно молод. Да, 1992-й – дата вполне вероятная…

В блокнотах Джонни было несколько политических карикатур. Все художники изображали Стилсона в каске строителя, с заразительной ухмылочкой. Карикатурист Олифант изобразил, как Грег в сдвинутой назад каске катит по центральному проходу палаты представителей бочку с нефтью, на которой написано: БЕШЕНЫЕ ЦЕНЫ. В конце прохода стоит, почесывая затылок, озадаченный Джимми Картер; он не смотрит в сторону Грега – автор, по-видимому, намекал, что Картер сейчас будет сметен. Подпись гласила: С ДОРОГИ, ДЖИММИ!

Каска. Почему-то каска больше, чем что-либо другое, беспокоила Джонни. У республиканцев слон, у демократов осел^{^[41]}, у Грега Стилсона каска. Каска строителя-монтажника. В снах Джонни она иногда превращалась в мотоциклетный шлем на голове Стилсона. А иногда в шахтерскую каску.

В отдельный блокнот он вклеил присланные отцом газетные вырезки о пожаре в «Кэти». Он снова и снова перечитывал их, правда по причине, о которой ни Сэм, ни Роджер, ни даже его отец не догадывались. ЭКСТРАСЕНС ПРЕДСКАЗЫВАЕТ ПОЖАР. «МОЯ ДОЧЬ ТОЖЕ ПОГИБЛА БЫ», – ГОВОРИТ МАТЬ СО СЛЕЗАМИ БЛАГОДАРНОСТИ (говорившая со слезами благодарности мать была не кто иная, как мать Патти Стрэн). Экстрасенс, распутавший цепь убийства в Касл-Роке, предсказывает пожар. ЧИСЛО ЖЕРТВ В РЕСТОРАНЕ СОСТАВИЛО ДЕВЯНОСТО ЧЕЛОВЕК. ДЖОННИ СМИТ, ПО СЛОВАМ ОТЦА, ПОКИНУЛ НОВУЮ АНГЛИЮ, О ЕГО МЕСТОНАХОЖДЕНИИ НЕ СООБЩАЕТСЯ. Его фотографии. Фотографии его отца. Снимки той давней аварии на автостраде № 6, ведущей в Кливс Милс, снимки из далекого прошлого, когда Сара Брэкнелл была его девушкой. Сейчас Сара замужняя женщина, мать двоих детей, и в последнем письме Герберт писал, что у нее появились седые волосы. Трудно поверить: ему самому уже тридцать один. Невероятно, но факт.

Рядом с вырезками пестрели записи – результат отчаянных попыток разобраться во всем раз и навсегда. Никто не понимает истинного значения пожара, который влечет за собой куда более серьезный вопрос: как быть с Грегом Стилсоном?

Он записал: «Я должен что-то делать со Стилсоном. Должен. Я оказался прав с “Кэти” и снова окажусь прав. Тут у меня нет сомнений. Он станет президентом и развяжет войну – или спровоцирует ее элементарным просчетом, что сути дела не меняет.

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒