Часть пятая 5 страница

Например, твоя мама никогда бы не подошла. Кроме того, будущая ведьма должна быть страшной, потому что ведьмы всегда страшные. А если хорошенькая женщина, вроде твоей мамы, захочет стать ведьмой, то ей придется сделать пластическую операцию, чтобы обезобразить себя.

– Здорово! – широко открыв глаза, воскликнул Джой. – В самом деле?

– Но это еще не самое страшное, – сказал Чарли. – Самое сложное, если хочешь стать ведьмой, это найти высокий островерхий черный колпак.

– Да ну?

– Ну вот подумай сам, ты же ходил с мамой в магазин, когда она покупала одежду. Ты хоть раз видел в магазинах такие колпаки?

Мальчик нахмурился.

– Ну вот, не видел, – сказал Чарли, перенося на кухню один из рюкзаков. – Такие колпаки нигде не продают, потому что никто не хочет, чтобы к ним в магазин все время являлись ведьмы. От ведьм пахнет крыльями летучих мышей, хвостами тритонов, саламандровым языком и всякой прочей гадостью, которую они варят в своих котлах. Когда покупатели увидят в магазине ведьму, от которой воняет вареным свиным рылом, они больше носа туда не покажут.

– Фу, гадость, – сказал Джой.

– Вот именно, – согласился Чарли.

Кристина была так рада, что Джой снова похож на обычного шестилетнего ребенка, что с трудом сдерживала слезы. Ей хотелось обнять Чарли, крепко прижать его к себе и поблагодарить за его силу, за то, как он обращается с мальчиком, и просто за то, что он такой, какой есть.

За окном выл, свистел и ухал ветер. Ночь обнимала хижину, снег укутывал ее.

В гостиной в камине потрескивали поленья.

Они вместе готовили ужин. После ужина сидели на полу, играли в карты и в «крестики-нолики», и Чарли шутил, а Джой хохотал над его шутками. Кристина чувствовала себя умиротворенной и спокойной.

Глава 53

Магазинчик, торгующий снегоходами в Саут-Лейк-Таху, уже закрывался, когда туда зашли Грейс Спиви, Барлоу, а с ними еще восемь человек. Они приехали из центра города, где купили себе лыжные костюмы и другую теплую одежду. Они уже переоделись и теперь вполне могли сойти за местных жителей. К радости и изумлению хозяина заведения – дородного мужчины по имени Орли Трит, который сказал, что друзья зовут его просто Попрыгунчик, – они приобрели четыре снегохода «Скиду» и два. буксировочных трейлера.

В магазине больше остальных говорили Кайл Барлоу и член их секты Джордж Уэствек, потому что Уэствек хорошо разбирался в снегоходах, а Барлоу, что бы он ни покупал, умел превосходно торговаться. Его внушительные размеры, угрожающая внешность и с трудом сдерживаемая агрессивность давали ему преимущество во время любой сделки, но его умение вести переговоры основывалось не только на устрашении. Его отличало развитое чутье, позволявшее определить сильные и слабые стороны оппонента и угадать его намерения. Он обнаружил в себе эти способности уже после того, как Грейс отвратила его от жизни, полной самоуничижения и социопатии, и это открытие было столь же радостным, сколь и неожиданным. Он был в неоплатном долгу перед Матерью Грейс не только потому, что она спасла его душу, но и потому, что она предоставила ему возможность найти в себе и развить таланты, о которых без ее помощи он бы так никогда и не узнал.

Орли Трит, который был слишком тучен для детского прозвища Попрыгунчик, все пытался догадаться, кто же это такие. Он приставал к Грейс, Барлоу и остальным, расспрашивая, не принадлежат ли они к какому-нибудь клубу, не родственники ли они.

Помня о том, что полиция по-прежнему хотела бы встретиться с Грейс, чтобы расспросить ее о последних событиях в округе Оранж, и беспокоясь, что кто-нибудь из ее учеников случайно проговорится, Барлоу отправил всех, кроме Джорджа Уэствека, подыскать какой-нибудь отель на центральной улице городка, где было бы достаточно свободных номеров.

Трит не верил своим глазам, когда они стали расплачиваться за снегоходы пачками наличных. От Барлоу не ускользнуло, что глаза Трита алчно загорелись, и он подумал, что тот уже прикидывает, как бы «схимичить» с отчетностью и утаить эти наличные от налоговой службы.

И хотя любопытство доставляло Триту почти физическое страдание, он прекратил совать нос не в свое дело из боязни все испортить.

Их фордовские фургоны не были оборудованы замками для буксировки трейлеров, но Трит пообещал, что их приварят за ночь:

– Утром все будет готово.., скажем.., к десяти.

– Раньше, – произнесла Грейс. – Гораздо раньше.

Мы должны быть на северном берегу с рассветом.

Трит, улыбнувшись, кивнул в сторону витрин, за которыми в тусклом свете фонарей на стоянке валил снег и шумел ветер.

– Синоптики обещают осадки до полуметра, штормовой ветер пройдет только к четырем-пяти часам завтрашнего утра, так что дорожные бригады расчистят шоссе к северному берегу только часам к десяти, а может, к одиннадцати. Вам, ребята, нет смысла уезжать отсюда раньше.

– Если снегоходы не будут готовы к четырем тридцати утра, сделка не состоится, – сказала Грейс.

Барлоу знал, что она блефует, так как это было единственное место, где они могли приобрести необходимые им машины, но, судя по изменившемуся лицу Трита, тот воспринял ее угрозу всерьез.

– Послушай, Попрыгунчик, здесь всего делов-то на два часа. Если сделаешь это сегодня, мы заплатим тебе сверху, – сказал Барлоу.

– Но мне необходимо подготовить снегоходы и…

– Так подготовь.

– Но я уже закрывался, когда вы…

– Придется задержаться на пару часов, – сказал Барлоу. – Я знаю, это хлопотно, я ценю это, в самом деле.

Однако, Попрыгунчик, как часто тебе удается продать зараз четыре снегохода и два трейлера?

Трит вздохнул:

– Ладно, все будет готово к четырем тридцати утра, но вам все равно не добраться сразу до северного берега.

Грейс, Джордж Уэствек и Барлоу вышли на улицу, где их ждали остальные.

Эдна Ванофф подошла к ним и сказала:

– Мать Грейс, мы нашли мотель, где достаточно свободных номеров. Это в четверти мили вверх по шоссе. Мы можем дойти пешком.

Грейс взглянула на ночное небо, прищурилась, когда ветер швырнул ей в лицо пригоршню снега, залепив лоб.

Из-под натянутой на уши вязаной шапки выбились длинные спутанные пряди мокрых седых волос.

– Сатана вызвал этот ураган. Он пытается остановить нас, хочет помешать нам добраться до мальчишки. Пока не станет слишком поздно. Но бог поможет нам.

Глава 54

В половине десятого Джой уже засыпал. Ему постелили чистые простыни и укрыли теплым сине-зеленым стеганым одеялом. Кристина хотела остаться с ним, хотя еще и не собиралась спать, но Чарли нужно было поговорить с ней и обсудить план действий.

– Ты ведь не боишься один, да, Джой? – спросил он.

– Думаю, нет, – ответил мальчик. Под просторным одеялом на огромной пуховой подушке он выглядел совсем крошечным, словно эльф.

– Я не хочу оставлять его одного, – сказала Кристина.

– Чтобы добраться до него, им надо подняться по лестнице снизу, а там будем мы, – сказал Чарли.

– А окно?..

– Окно – на втором этаже. Им пришлось бы поставить стремянку, а я сомневаюсь, что они захватят ее с собой.

Но Кристина, нахмурившись, в нерешительности посмотрела на окно.

– Кристина, сюда до нас не добраться. Прислушайтесь к этому ветру. Даже если бы им было известно, что мы где-то здесь, в горах, даже если бы они знали о существовании этой хижины – чего быть не может, – сегодня им все равно не пройти.

– Мам, все будет хорошо, – сказал Джой. – Со мной будет Чубакка, и Чарли ведь сказал, что по инструкции ФАВ ведьмам запрещено летать в пургу.

Кристина вздохнула, подоткнула ему одеяло и, поцеловав, пожелала спокойной ночи. Джой захотел, чтобы Чарли тоже поцеловал его. Для Чарли это было совершенно новым ощущением, и, когда губы мальчика коснулись его щеки, волна переживаний захлестнула его: острое осознание детской беззащитности; жгучее желание защитить; понимание чистой и непосредственной привязанности ребенка. Его младенческая невинность и очаровательное простодушие заставили учащенно биться сердце, а та безоглядная вера, с которой мальчик относился к Чарли, трогала и вместе с тем пугала его. Момент был настолько душевным, радостным и счастливым, что Чарли изумился, как он мог до сих пор, дожив до тридцати шести лет, обходиться без собственной семьи.

А может быть, это была судьба, может быть, он ждал, пока его помощь потребуется Кристине и Джою? Если бы У него уже была своя семья, он бы, пожалуй, не был способен на то, на что пошел ради семьи Скавелло; все, что он делал, выходя за рамки служебных обязанностей, выпало бы на долю кого-то из сотрудников, кто, возможно, вел бы себя не так умно и предусмотрительно. Когда Кристина впервые вошла в его офис, он был потрясен ее красотой и почувствовал, что они должны были встретиться так или иначе; если бы их не свела судьба в лице Грейс Спиви, они бы все равно нашли друг друга. Ему казалось, что их взаимные чувства были неизбежны. А теперь таким же неизбежным и правильным представлялось то, что он должен быть защитником Джоя, а вскоре стать и его законным отцом, чтобы каждый вечер слышать, как маленький мальчик произносит не «спокойной ночи, Чарли», а «спокойной ночи, папа».

Судьба.

Этому понятию он никогда не придавал большого значения. Спроси его кто-нибудь неделей раньше, верит ли он в судьбу, он, вероятно, ответил бы «нет». Теперь же для него простая, естественная и неоспоримая истина заключалась в том, что путь всех мужчин и женщин определен судьбой и что ему предназначено судьбой быть рядом с этой женщиной и этим ребенком.

Они задернули плотные шторы и оставили включенным светильник, набросив на абажур полотенце, чтобы свет был не таким ярким. К этому времени Джой уже спал. Чубакка свернулся калачиком на кровати. Кристина хотела прогнать его, но он только виновато на нее посмотрел. Чарли шепнул ей, чтобы она не трогала пса, и они крадучись вышли из комнаты, оставив дверь слегка приоткрытой.

Пока они спускались по лестнице, Кристина несколько раз оглянулась, как будто колебалась, покидая мальчика. Но Чарли взял ее за руку и решительно провел к столу.

Они сидели, пили кофе и разговаривали. А за окном под карнизами постанывал ветер и снежная крупа сыпала в стекла.

– Итак, когда буран уляжется и расчистят дороги, я съезжу к торговому центру и из автомата позвоню Генри Рэнкину. Я буду ездить каждые два дня, а возможно, и каждый день. Когда меня не будет, думаю, вам с Джоем следует укрываться в помещении, где стоит силовая установка, под мельницей. Там…

– Нет, – прервала его Кристина. – Мы будем вместе с вами.

– Это утомительно, если ездить ежедневно.

– Ничего, я выдержу.

– Но Джой может не выдержать.

– Мы не останемся здесь одни! – пылко воскликнула она.

– Учитывая, что нас разыскивает полиция, «все вместе мы будем более заметны, и им будет легче…

– Мы будем с вами, – сказала она. – Прошу вас. Пожалуйста.

Чарли кивнул:

– Хорошо.

Он достал карту, которую купил в Сакраменто, расстелил ее на столе и показал Кристине запасной маршрут на случай бегства; они воспользуются им, если люди Спиви, вопреки всем ожиданиям, объявятся здесь и если у них останется время для бегства. Тогда они поднимутся еще выше в горы, перевалят через хребет, спустятся в долину и вдоль горного ручья двинутся на юг, к озеру, до которого было четыре или пять миль пути, однако в занесенном снегом краю это могло показаться доброй сотней миль.

Но по дороге у них будут надежные ориентиры, и, имея с собой карту и компас, они не пропадут.

Постепенно разговор перешел на другую тему. Они стали говорить о себе: о своем прошлом, о том, что они любили и чего не любили, о своих мечтах и надеждах, – пользуясь возможностью, которой раньше у них не было.

Через какое-то время они поднялись из-за стола, потушили свет и перешли на диван перед камином, который освещал комнату мягким неровным светом, отчего тени, казалось, оживали. Разговор стал интимным и немногословным, и вскоре само молчание наполнилось для них смыслом.

Чарли не помнил первый поцелуй; он вдруг почувствовал, что они обнимают друг друга с нарастающим пылом, его рука касалась ее груди, и он нащупал ладонью под блузкой набухший горячий сосок. Языю ее был такой же горячий, губы обжигали, а когда он кончиками пальцев провел по ее лицу, словно электрический разряд пронзил его. Ни одну женщину он не желал с такой страстью, как желал Кристину, и судя по тому, как напряглось все ее тело, как извивалась она в его объятиях, женщину опалила не меньшая страсть. Он знал, что, несмотря на не самые удачные обстоятельства и место, уготованное им судьбой, сегодня она будет принадлежать ему – это неизбежно.

Блузка расстегнута – он нашел губами ее грудь.

– Чарли, – тихо сказала она.

Он нежно поцеловал один сосок, потом другой.

– Нет, – сказала она и отстранилась, но в этом не было осуждения, а только нерешительность и тайная надежда, что он будет уговаривать ее.

– Я люблю тебя, – сказал он, и это было правдой.

Потребовалось всего несколько дней, чтобы он полюбил ее тонко очерченное лицо, ее тело, оригинальный острый ум, ее храбрость перед лицом опасности, ее неукротимый дух; ему нравилось, как она ходила, как развевались на ветру ее волосы.

– Джой… – сказала она.

– Он спит.

– Он может проснуться…

Чарли поцеловал ее в шею – под его губами пульсировала жилка, ее сердце колотилось так же сильно.

– Он может выйти на галерею.., и увидеть нас, – сказала она.

Тогда он увел ее от камина к длинному глубокому дивану, который стоял под галереей и не был виден сверху.

Все окутывали темно-лиловые тени.

– Мы не должны, – бормотала она, продолжая целовать его шею, подбородок, щеки, губы, глаза. – Даже здесь.., вдруг он проснется…

– Сначала он позовет нас, – сказал Чарли, задыхаясь, изнемогая от желания. – Не станет же он сразу спускаться в темную комнату.

Она осыпала поцелуями его лицо, уголки рта, коснулась губами уха.

Его руки скользили по ее телу, и он приходил в восторг от совершенства ее форм. Каждая милая выпуклость и впадинка, каждый манящий уголок, пышная грудь, плоский живот, зрелые ягодицы, гладкие округлые бедра и икры – все в ней до миллиметра отвечало идеалу женственности.

– Хорошо, – слабым голосом произнесла она. – Только тихо.

– Ни звука, – пообещал он.

– Ли звука.

– Ни единого звука…

Ветер стонал за окном, а он не мог позволить своему наслаждению вырваться наружу.

Это неподходящий момент, мелькало в ее затуманенном сознании.

Неподходящее место, неподходящее время, неподходящее все.

Джой. Может. Проснуться.

И хотя это должно было беспокоить ее, но казалось уже не настолько важным, чтобы подавить желание.

Он признался, что любит ее, и она сказала, что любит, и она знала, что так оно и было, что это правда, а не притворство. Она не знала наверняка, когда родилось это чувство. Если бы она напрягла свою память, то, возможно, восстановила бы то мгновение, когда уважение, восхищение и привязанность переросли во что-то большее и властное. Ведь она знала его всего несколько дней, и не так уж трудно определить момент появления на свет любви в таком коротком отрезке времени. Разумеется, сейчас она была не в состоянии трезво судить об этом.

Чувство захватило ее целиком, хотя это не было для нее характерно.

Несмотря на их взаимное объяснение в любви, не только любовь заставила ее отбросить всякую осторожность и пойти на риск быть застигнутой врасплох в момент страсти: было еще и естественное здоровое влечение. Никогда она не хотела мужчину так, как хотела Чарли. Внезапно она поняла, что должна ощутить его внутри себя, что она не сможет дышать, пока он не овладеет ею. У него было стройное тело, крепкие, резко очерченные мускулы; его скульптурные плечи, твердые, как камень, бицепсы, гладкая широкая грудь – все возбуждало в ней такое желание, которого она до сих пор не знала. Ее нервы стали более чувствительными – каждый поцелуй и касание, каждое его движение в ней приносило потрясающее наслаждение, граничащее с болью. Удивительное наслаждение, которое переполняло ее, вытесняя и подавляя все остальное, всякую мысль, пока она наконец не прижалась к нему безотчетно, едва успев изумиться, с какой отрешенностью она обняла его, не в силах противостоять охватившему ее первобытному зову плоти.

***

Вынужденная тишина, обет молчания имели странный и сильный эротический эффект. Даже когда Чарли испытывал оргазм, он не издавал ни стона, а только сдавливал ее бедра и прижимал ее к себе, и хотя его рот был раскрыт, он оставался нем и каким-то образом подавлял крик, сохранял энергию и потенцию, эрекция не ослабевала ни на мгновение, и они останавливались только затем, чтобы изменить положение, оставаясь сплетенными вместе, разметавшись на диване, и уже она оказывалась сверху и в плавном ритме взлетала над ним, словно купаясь в текучей материи, и это было не похоже ни на что, что ему доводилось испытывать прежде, и он утрачивал чувство времени и пространства, растворившись в тихой, шелковистой, безмолвной музыке плоти и движения.

***

Никогда в жизни она так не теряла голову во время близости. Она забыла, где была и даже кем была, она превратилась в безумно совокупляющееся животное, сосредоточившись только на наслаждении, отбросив все остальное. Только один раз гипнотический ритм любви был нарушен, когда ей вдруг показалось, что Джой спустился и стоит в тени, наблюдая за ними, но когда она подняла голову от груди Чарли и огляделась, то не увидела ничего, кроме очертаний мебели, освещенных потухающим огнем камина, и поняла, что вообразила это себе. Затем любовь – похоть – секс снова захватили ее с такой потрясающей и даже пугающей силой, что она отдалась им, не в состоянии совладать с собой, и пропала окончательно.

Перед тем как рухнуть без сил, Чарли три раза доходил, до пика наслаждения, она – больше, но дело было не в счете, а в том, что ни один из них не испытывал ничего подобного в прошлом. Когда все кончилось, он еще продолжал трепетать и чувствовал себя опустошенным. Какое-то время они лежали молча, пока вновь не услышали завывающий за окнами ветер и до их сознания не дошло, что осень угасает и в комнату пробирается холод Они нехотя оделись и поднялись на второй этаж, где для Кристины была приготовлена вторая спальня.

– Я могу лечь с Джоем, а ты ляжешь здесь, – сказала она.

– Нет, ты только разбудишь его, а бедняге нужен отдых.

– Но где же ты будешь спать? – спросила она.

– На галерее.

– На полу?

– Я постелю спальный мешок у лестницы.

На мгновение сонливость уступила место тревоге.

– Я думала.., ведь ты говорил, что сегодня они не смогут до нас добраться, даже если…

Он приложил палец к ее губам.

– Они не доберутся. Никак. Но будет нехорошо, если утром Джой увидит меня в твоей кровати, верно? А на диванах спать слишком мягко. Так что если уж спать в мешке, то почему бы не положить его возле лестницы?

– И спать с пистолетом под подушкой?

– Разумеется. Хотя в этом и нет необходимости. Это действительно так. Давай-ка ложиться.

Укрыв одеялом, он поцеловал ее и вышел из комнаты, оставив дверь открытой.

На галерее он взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что уже очень поздно. Неужели они занимались любовью почти два часа? Нет, не может быть. В их близости было что-то пугающее, восхитительно-животное, они отдались друг другу безудержно и самозабвенно, потеряв представление о времени. Он никогда не подозревал в себе буйства, присущего разве жеребцу, и не предполагал, что может заниматься любовью так долго и ненасытно. Но его часы раньше никогда не спешили и не могли вдруг за тридцать минут убежать на целый час или даже больше.

Чарли поймал себя на том, что стоит один за дверью Кристины и улыбается самодовольно, как Чеширский кот.

Он подбросил поленьев в камин, отнес на галерею спальный мешок, выключил свет и лег. Он вслушивался в звуки бурана, но недолго, сон объял его, словно темная волна прилива.

Во сне он поправлял Джою постель, разглаживал одеяло, взбивал подушку; Джой хотел поцеловать его, и, когда Чарли наклонился, подставив ему щеку, он ощутил, что губы мальчика тверды и холодны. Посмотрев на него, увидел вместо лица лишь пустой череп с двумя горящими глазами, которые казались чудовищно неуместными на этом известковом подобии лица. Чарли не чувствовал его губ, а лишь отверстый, лишенный плоти рот и ледяные зубы. Он содрогнулся от ужаса. Джой отбросил одеяло и сел на кровати. Обыкновенный маленький мальчик, только на месте головы у него был пустой череп. Череп уставился на Чарли выпученными глазами, а маленькие детские пальчики начали расстегивать пижаму с изображением космических рыцарей, и, когда обнажилась впалая грудь ребенка, Чарли увидел, что она разверста, он хотел повернуться и бежать, но не мог, не мог закрыть глаза и – отвести взгляд, а мог лишь смотреть, как разрывается детская грудь и оттуда появляются полчища кровоглазых крыс, похожих на ту, что он видел на мельнице. Десятки, сотни, тысячи крыс, пока тело мальчика не опустошилось и он не рухнул, обратившись в комочек кожи, словно лопнувший воздушный шар. А крысы подступали все ближе к Чарли…

…Он проснулся, задыхаясь, в поту, с застывшим в горле криком. Что-то тянуло его вниз, не давая пошевелить ни рукой, ни ногой, и на мгновение ему показалось, что это крысы, те, из сна. И он в панике забился, пока наконец не осознал, что лежит в застегнутом спальном мешке.

Он нашел «молнию», расстегнул мешок, подполз к стене и сел, прислонившись к ней, слушая, как гулко ухает сердце, и ожидая, пока оно успокоится.

Придя в себя, он зашел в комнату Джоя, просто на всякий случай. Мальчик безмятежно спал. Чубакка поднял лохматую морду и зевнул.

Чарли посмотрел на циферблат. Он спал около четырех часов. Приближался рассвет.

Он вернулся на галерею.

Дрожь не унималась.

Он спустился вниз и приготовил кофе.

Старался не вспоминать о сне, но это не удавалось.

Никогда ему не снился кошмар настолько близкий к яви, и сила его воздействия на Чарли была так велика, что он начинал, воспринимать его не просто как сон, а как феномен ясновидения, предвосхищение событий будущего. Не то чтобы крысы должны были и в самом деле извергнуться из тела Джоя. Разумеется, нет. Сон имел символический смысл, но означал он одно: Джой должен был умереть. Не желая верить в это, в смятении от одной мысли, что ему не удастся защитить мальчика, он тем не менее был не в состоянии относиться к этому только как ко сну.

Он знал, он чувствовал нутром: Джой должен умереть.

Возможно, всем им придется умереть.

Теперь он понимал, почему они с Кристиной предавались любви с таким неистовством, с таким самозабвением и животной страстью. В глубине души они знали – у них нет времени; подсознательно они ощущали приближение смерти и попытались бросить ей вызов этим древнейшим и самым жизнеутверждающим ритуалом, танцем плоти.

Он поднялся из-за стола, оставив недопитый кофе, и подошел к входной двери. Оттер замерзшее стекло и посмотрел на занесенное снегом крыльцо. Кружились снежинки, и было темно. Буран шел на убыль, и Спиви была где-то рядом, близко. Вот каков был смысл его сна.

Глава 55

К рассвету буран прекратился.

Кристина с Джоем проснулись рано. Мальчик не был таким жизнерадостным, как накануне вечером. Более того, он снова погрузился в уныние, был мрачен, однако помогал Кристине и Чарли готовить завтрак и хорошо поел.

После завтрака Чарли оделся и вышел на улицу, один, чтобы пристрелять винтовку, купленную накануне в Сакраменто.

Ночью выпало еще около полуметра снега. Сугробы вокруг коттеджа стали значительно выше, достигая окон первого этажа. Лапы елей согнулись под тяжестью снега, и мир вокруг был так безмолвен, что казался огромным кладбищем.

День был холодным, серым, унылым. Ветер пока не поднялся.

Он соорудил мишень из квадратного куска картона, привязав его бечевкой к стволу ели, стоявшей в нескольких метрах от мельницы, вниз по склону. Затем отмерил двадцать пять ярдов и распластался на снегу. Пристроив свернутый спальный мешок под ложе, он прицелился в центр мишени и три раза выстрелил, делая паузы, чтобы убедиться, что перекрестье прицела совмещается с центром мишени.

Сотая модель винчестера была снабжена оптическим прицелом, и мишень была у него прямо перед глазами. Он видел, как каждая граненая пуля попадает в цель.

Выстрелы разорвали тишину гор и эхом отозвались в далеких долинах.

Чарли встал, подошел к мишени и по разбросу выстрелов определил среднюю точку попаданий. Затем, измерив расстояние между этой точкой и центром мишени, он определил погрешность и соответствующим образом подстроил оптический прицел. Выстрелы ложились правее и ниже.

Сначала он откорректировал угол подъема, затем угол отклонения, после чего снова распластался на снегу и снова выстрелил три раза. Теперь он с удовлетворением увидел, что все выстрелы попали в «яблочко».

Поскольку пуля летит не по прямой, а по изогнутой траектории, она дважды пересекает линию прицела – первый раз при подъеме, второй раз – при падении. Применительно к оружию и боеприпасам, которыми он пользовался, Чарли подсчитал, что каждая выпущенная им пуля первый раз пересечет линию прицела на расстоянии приблизительно двадцати пяти ярдов, достигнув высшей точки, то есть около двух с половиной дюймов над линией прицела, находясь в удалении ста ярдов, и затем по нисходящей траектории пересечет линию прицела в двухстах ярдах от него. Таким образом, его винчестер был пристрелян для поражения цели на расстоянии двухсот ярдов.

Он, де хотел никого убивать.

Он надеялся, что в этом не будет необходимости.

Но он был готов к этому.

Кристина и Чарли надели снегоступы и рюкзаки и спустились к нижней поляне, чтобы закончить разгрузку джипа.

На плече у Чарли висела винтовка.

– Ты что, готовишься к неприятностям? – спросила Кристина.

– Нет. Но что толку в ружье, если не держать его при себе?

Сегодня она оставила Джоя с более спокойным сердцем, чем накануне, но все же тревожилась за него. Периоды хорошего настроения у него были кратковременны. Он снова замкнулся в себе, уйдя в свой собственный внутренний мир, и эта перемена в нем была еще более пугающей, чем в прошлый раз. Когда накануне вечером он совсем оправился, она понадеялась, что теперь он долгое время сохранит бодрость. Если же он вновь погрузится в безнадежное молчание, то, скорей всего, оно будет еще более глубоким, чем раньше, и, возможно, на сей раз ему вообще не удастся выйти из этого состояния. Конечно, нельзя полностью исключить вероятность того, что совершенно нормальный, хорошо адаптирующийся ребенок может оказаться подвержен аутизму, оборвав все связи с внешним миром. Она читала о таких случаях, но никогда не обращала на них особого внимания. Ведь Джой всегда был открытым, веселым и общительным ребенком, и она в первую очередь боялась всевозможных вирусных заболеваний и несчастных случаев. Аутизм мог проявиться у каких-то других детей, но ни в коем случае не у ее сына – экстраверта. Но теперь… Утром он не сказал и двух слов и ни разу не улыбнулся. Ей хотелось не отходить от него ни на минуту, прижать его к себе, но она вспомнила и о том, как вчера, когда он остался один, у него наконец появилась внутренняя уверенность, что ведьма не должна находиться поблизости. Возможно, и сегодня, предоставленный самому себе, он придет к такому же оптимистическому заключению.

Когда они с Чарли направились вниз, Кристина ни разу не оглянулась на хижину. Если бы она это сделала, то Джой, возможно наблюдавший за ними из окна, мог воспринять это как признак ее беспокойства за него, и тогда ее собственный страх передался бы и ему.

Дыхание замерзало в воздухе, и иней покрывал волосы. Воздух был холодным и колючим, но, поскольку ветра не было, они не надели лыжные маски.

Сначала они не разговаривали, а просто шли, пробираясь между снежными сугробами, то и дело проваливаясь, несмотря на снегоступы. Выбирали наст покрепче, щурясь, потому что глаза уставали от снежного сияния, хотя солнца и не было. Наконец, дойдя до края леса, Чарли произнес:

– Э-э-э… По поводу вчерашнего…

– Чур, я первая, – перебила она его негромко, потому что вокруг стояла такая тишина, что даже шепот был слышен. – Я была несколько.., смущена сегодня утром.

– Из-за вчерашнего?

– Да.

– Ты жалеешь, что это случилось?

– Нет-нет.

– Слава богу, потому что я-то уж точно не жалею.

– Я просто хотела сказать тебе, что.., такой, какой я была вчера.., такой настойчивой, такой ненасытной, такой…

– Страстной?

– Это больше, чем страсть, тебе не кажется?

– Да, пожалуй.

– Боже, я была похожа на какое-то животное. Мне все время не хватало тебя.

– Это очень приятно для моего самолюбия, – сказал он, широко улыбаясь.

– А я и не знала, что у тебя больное самолюбие.

– Да нет. Но и любимцем женщин я никогда себя не считал.

– Но после вчерашнего считаешь?

– Совершенно верно.

Они углубились в лес метров на двадцать, остановились и, взглянув друг на друга, нежно поцеловались.

– Я просто хочу, чтобы ты понял, у меня такого никогда не было, – сказала она.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 18 192021 22 Следующая ⇒