Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Глава 2. Часть вторая. Воители. Часть третья. Победители



Победители

 

Глава 15

 

В тот вечер Аларик не вернулся к себе. Он выяснил, куда отнесли Фальстафа, и отправился навестить старинного друга.

Фальстаф спал. Лекарь сказал, что остается только ждать и надеяться на лучшее. Сегодня было очень много раненых. Их до сих пор приносили с поля боя, где команды были заняты печальным делом — отделяли тех, кто еще дышал, от мертвых, рядом с которыми они лежали. Когда Аларик вышел из шатра лекаря, уже забрезжила заря. Он не прошел и десяти шагов, как его остановил рассыльный.

По его словам, герцог всю ночь провел на поле боя. Он разослал людей, чтобы те отыскали Эдит Сваннесхалс и привели к нему. Мертвых саксов раздели и сложили в одну кучу. Вильгельм хотел, чтобы Эдит помогла найти среди убитых тело Гарольда.

Эдит пришла. Аларик встретил ее и провел туда, где пляж смыкался с долиной. Там страшной горюй лежали уже окоченевшие трупы, голые и изуродованные.

Среди них был Гарольд.

Эдит тяжело опиралась на Аларика. Он боялся, что ее может вырвать. За свою жизнь Аларик прошел через многие битвы, но при виде стольких трупов даже ему стало не по себе.

— Эдит, — тихо сказал Аларик. — Позвольте мне увести вас отсюда. Я поговорю с Вильгельмом. Мы позовем кого‑ нибудь другого, чтобы опознать Гарольда.

— Нет! — Эдит выпрямилась, и хотя ее лицо оставалось мертвенно‑ бледным, она выдавила из себя улыбку. — Идут слухи, что он жив, что он может объявиться. Я должна знать… И если он мертв, я буду умолять похоронить его с почестями, как это обещает герцог.

Аларик понимающе кивнул. Но как найти Гарольда среди множества убитых? На некотором расстоянии за ними шел священник. Аларик с удивлением узнал в нем отца Дамьена, который так уверенно и загадочно говорил в ту ночь, когда на небе появилась комета.

Отец Дамьен шел среди мертвых, бормоча молитвы. Он поднял голову и встретился взглядом с Алариком, сдержанно и печально поклонился рыцарю и женщине. Они продолжили скорбный поиск.

— Кажется, это он, — очень тихо сказал Аларик.

— Не смотрите долго, ваша светлость, — предупредил священник. Но Эдит не могла оторвать взгляда от обезображенного обнаженного трупа. Из ее груди вырвался звук, не поддающийся описанию, и она бессильно повалилась на землю. Слезы беззвучно лились из ее глаз, когда она обнимала тело того, кто был мужчиной и королем, а стал…

— Эдит!.. Эдит! — Аларик наклонился к ней. Он поднял рыдающую вдову и знаком подозвал двух воинов. Безмолвно и сурово они завернули труп в пурпурное покрывало и отнесли подальше от горы мертвых тел.

Отец Дамьен снова поклонился и пошел следом за телом своего короля. Аларик увидел, как священник подошел к шатру Вильгельма. Грудь его стеснило волнение, ибо он понял, что Дамьен попросит разрешения сопровождать тело Гарольда к месту захоронения. Был ли священник сторонником или врагом норманнов?

Аларик вновь посмотрел на Эдит. Рыдания ее постепенно становились тише. Он простерла к нему руки.

— Гирт, Леофвин, Гарольд — все погибли… — прошептала она. — Тостиг вдали, а Вулфнот — пленник. — Она снова зарыдала, и Аларик обнял ее, произнося слова утешения. Внезапно она отпрянула и уставилась на него огромными голубыми глазами, которые до боли напоминали глаза ее дочери. Он обязан сообщить ей, что Фаллон у него. Ей будет больно, но это лучше, чем мучительная неизвестность.

— Все погибли, все ушли в одночасье! — твердила Эдит. — Аларик, я ничего не знаю о Галене и Аэлфине. Тэм цел и невредим, он в Бошеме. Но я ничего не знаю о судьбе других моих мальчиков… Вильгельм сказал, что он пощадит меня, если дети не встанут против него… Их он тоже пощадит… Но… — Она помолчала, и глаза ее вновь наполнились слезами. — Если они станут воевать против Вильгельма, пощады им не будет… Аларик, даже Фаллон неведомо где!

— Фаллон здесь…

Эдит изумленно посмотрела на него.

— Она сопровождала отца до самого начала битвы?

— Она сражалась.

Тревога и боль отразились на лице Эдит. Она закрыла глаза.

— Она жива… и не ранена?

— Она жива и здорова, — успокоил ее Аларик.

— Он не разрешит мне увидеть ее, — тихо произнесла Эдит. — В этом я уверена.

Аларик не стал разубеждать Эдит. Вильгельм мог проявить милость к Эдит, но не к ее дочери. Лишь со временем, если он убедится, что Фаллон смирилась с его владычеством, он позволит ей повидаться с матерью.

Эдит смотрела на Аларика так, словно пыталась найти в нем утешение.

— Она так любила отца! Так восхищалась им! Пожалуй, никто не занимал столько места в ее сердце… Она не перестанет бороться… Я прошу вас, Аларик… Вы друг герцога, но вы были также другом Гарольда… Он верил вам… Пожалуйста, в память о нем, защитите ее от нормандского проклятия, которое свалилось на всех нас…

— Эдит, — мягко перебил ее Аларик, чувствуя, как сжимается его сердце. — Она под моей опекой. Я расстался с ней считанные минуты тому назад. И я же — то проклятие, которое свалилось на нее. Вам трудно будет поверить, но началось все много лет назад…

Эдит внимательно посмотрела ему в глаза. Он не отвел взгляда, хотя и испытывал острое чувство горечи и раскаяния.

Сквозь слезы Эдит прошептала:

— К лучшему, что это были вы…

— Эдит, — проговорил он в смятении. Она коснулась дрожащим пальцем его губ и покачала головой.

— Аларик, неужели вы думаете, что я стану придавать слишком большое значение тому, что происходит между мужчиной и женщиной в то время, когда смерть разгуливает по стране? Разве я не знаю о непримиримой воинственности своей дочери? Должно быть, со временем горькие воспоминания потеряют остроту… Аларик, я прошу, умоляю вас об одном: сохраните ей жизнь.

Аларик не знал, что ответить Эдит. Она напряженно ждала ответа. Но он устал от войн и хотя бы в своем походном шатре должен спокойно отдохнуть. Дикая кошка в качестве пленницы этому не способствует.

Эдит коснулась его щеки.

— Аларик, — прошептала она, — я так много потеряла… Умоляю, заклинаю вас…

Он положил ладонь на ее руку, поцеловал, затем улыбнулся.

— Она моя пленница, Эдит. И останется ею, в этом я клянусь.

Эдит некоторое время молча смотрела на него, затем удовлетворенно вздохнула.

Аларик с грустью предался размышлениям об обещании, которое дал Эдит.

Наступило утро. Фаллон нехотя открыла глаза. Было уже светло. Она почувствовала приступ острой тоски. Лишь сон способен принести успокоение. День снова вернул к суровой действительности, напрочь вытеснив нежные грезы.

Все кончено. Битва проиграна. Отец погиб, по стране идут завоеватели.

Она повернулась на кровати, которая, по иронии судьбы, была красивой и удобной. Лучи солнца играли на стенах шатра. До Фаллон донеслись голоса. Мужчины говорили о гибели ее отца. Никто не мог опознать тех четырех норманнов, которые набросились на него. Кто‑ то шептал, что среди них был герцог, другой стал это отрицать. Возможно, последний, решающий удар нанес граф Аларик. Наверное, он заговорен, потому что всегда находится в гуще боя, но никогда не бывает ранен.

Фаллон вцепилась зубами в ткань платья. Неужто она принадлежала убийце отца?

Возле шатра послышались шаги. Фаллон повернула голову, но никто не вошел. Или о ней забыли? Похоже на то.

Фаллон выглянула из двери. Сторожей не было видно. Поодаль несколько человек что‑ то варили на костре.

Фаллон посмотрела направо. Там к шесту были привязаны лошади. Они взнузданы, но без седел. Фаллон затаила дыхание и огляделась. Если ей удастся подобраться к лошадям, у нее появится шанс для побега.

Она напомнила себе, что почти раздета. На ней было белое кружевное платье, к тому же, с горечью подумала она, изрядно изорванное…

Но какое это имеет значение, если ей, может быть, удастся совершить побег?

Она колебалась всего лишь мгновение, глядя на широкую спину мужчины, который забрасывал грязью костер. Он не мог видеть ее, а поскольку начал кому‑ то что‑ то кричать, то, стало быть, и не услышит.

Фаллон бесшумно выскользнула из шатра и побежала к лошадям. Она дышала с трудом, камни царапали босые ноги, но она не сбавляла скорости. Она была почти рядом с лошадьми, когда внезапно перед ней вырос мускулистый воин.

Фаллон вздрогнула и остановилась. Медленная, понимающая улыбка появилась на лице мужчины.

— Cherie[9]! Твой ночной компаньон был не очень любезен с тобой? Но не суди обо всех нас столь строго!

Она выругалась и с брезгливым видом попыталась обойти воина. Но путь ей преградил другой мужчина — постарше и погрузнее. Глаза его плотоядно поблескивали, когда он смотрел на плохо прикрытую грудь Фаллон.

— Она будет моей, парень! — сказал мужчина более молодому сопернику. — Надо уважать титул и звание! — Он поклонился Фаллон и двинулся к ней. — Позвольте представиться, mademoiselle! — проговорил он, беря ее за руку. — Виконт Рольф де Лизье к твоим услугам, саксонская красотка… Ой! — Он, ругаясь, согнулся едва не до земли, потому что Фаллон лягнула его в пах.

— Она не понимает тебя, олух! — заорал молодой. С французского он перешел на восхитительно безобразный английский. Фаллон слишком поздно заметила, что он подошел к ней сзади. Он схватил ее в охапку и поцеловал. Фаллон до крови укусила его за губу. Мужчина выругался и яростно оттолкнул ее.

— Сука! — взревел он.

К этому моменту вокруг собралась кучка зевак, катавшихся от смеха при виде этой сцены. На минуту обретя свободу, Фаллон снова бросилась к лошадям. Могучие руки обвились вокруг ее талии — это третий человек схватил ее и потянул к себе.

— Она моя! — заявил виконт, однако молодой воин издал боевой клич и бросился вперед, размахивая ножом. Фаллон с изумлением наблюдала за обоими. Она почувствовала, что хватка третьего мужчины ослабла, поскольку он разразился смехом и стал подстрекать спутников.

— Посмотрим, возьмут верх возраст и сила или красота и молодость! — выкрикнул мужчина.

— Держи покрепче приз!

Завязалась нешуточная драка. Фаллон затаила дыхание. Когда державший ее мужчина стал подбадривать молодого, она выскользнула из его рук и бросилась к лошадям. Поскольку на месте драки стояли шум, гам и неразбериха, на сей раз ее никто не остановил.

Внезапно прозвучала громкая, резкая команда на французском языке, которая состояла всего из одного слова:

— Halte! [10]

Даже на Фаллон, которая хотела было вскочить на одного из жеребцов, подействовала властность, с которой это было произнесено, и она обернулась.

Среди толпы появился Аларик. Его накидка была переброшена через плечо, руки упирались в бедра. Он с холодным презрением смотрел на мужчин.

— Вы тут, болваны, деретесь, а приз ваш убежал.

Фаллон замерла. Она думала, что он не видел ее, но тут же встретилась с его взглядом. Ироничная улыбка тронула его губы, когда он поклонился ей. Виконт заявил, что он заслужил эту девушку — роскошную розу, способную скрасить суровые будни. Аларик взглядом заставил его замолчать. Молодой воин тяжело дышал. Аларик подошел к нему и покачал головой.

— Глупцы! Удивительно, что саксы не одолели нас!.. Гарольд мертв, а его дочь вьет из вас веревки!

Толпа ахнула, и Фаллон почувствовала, как все взгляды дружно устремились на нее. Голос Аларика зазвучал еще громче, и толпа раздалась, давая ему дорогу.

— Она смеется над вами, пока вы из‑ за нее деретесь! Но должен вас предупредить, что девчонка моя. Большинство людей знают об этом, другие пусть узнают… Тронете ее — и будете иметь дело со мной… Она мечтает о том, чтобы пролилось как можно больше нормандской крови… Так не доставляйте ей такого удовольствия!

Фаллон сжалась, почувствовав жгучее презрение в этих словах. Но когда умолк чаровавший ее голос, она вспомнила, что рядом горячий конь.

— Нет! — сказала Фаллон. Ему не удастся так легко приручить ее. Она грациозно вскочила на спину жеребца и ударила пятками по бокам. Он встал на дыбы, толпа расступилась.

Но помчаться к лесу Фаллон не успела. Две сильные руки обвились вокруг ее талии и стащили с лошади. Аларик поднял девушку над собой. На мгновение их взгляды встретились. Затем он опустил Фаллон на себя, и пока она скользила по нему, разорванное платье задралось, обнажая ноги. Сняв накидку с плеч, Аларик набросил ее на Фаллон. Снова послышались крики из толпы. Аларик одними глазами улыбнулся Фаллон. Он отвел длинные волосы, открыв шею, и поцеловал в то место, где пульсировала голубоватая жилка. Фаллон яростно сопротивлялась, задыхаясь от бессилия. Потом ей показалось, что свет померк перед ее глазами. Аларик держал ее так крепко, что она не могла вздохнуть или пошевелить руками. Силы оставили Фаллон, и она почувствовала, что проваливается в бездну.

Аларик обнял ее. Голова у Фаллон кружилась, руки обмякли, она с трудом ловила ртом воздух.

— Помните, — сказал, обращаясь к толпе, Аларик, — она моя. Вильгельм отдал ее мне. А у меня нет привычки отказываться от своей собственности. — Он резко повернулся и пошел прочь, неся Фаллон на руках. Все еще испытывая головокружение, Фаллон с тоской смотрела на его обветренное, мужественное лицо. Он шел, глядя перед собой.

Внезапно он бросил на нее мимолетный взгляд. Фаллон мгновенно опустила ресницы. У нее дрогнуло сердце. Он помешал ей бежать и спас от жадной толпы.

Не он ли убил ее отца? Не он ли нанес последний, смертельный удар ослепшему и беспомощному Гарольду?

Фаллон почувствовала, что взлетела вверх — она оказалась на громадном черном жеребце Аларика. Мелькнула мысль — схватить повод и броситься в бегство, но Аларик был начеку.

— Даже думать об этом не пытайся, миледи! Сатана послушен только моему свисту.

Аларик сел позади нее. Фаллон спиной почувствовала огромное мужское тело и опустила голову, изо всех сил пытаясь позабыть о том, что произошло между ними ночью.

У Фаллон упало сердце, когда она поняла, что он везет ее к деревянному укреплению, сооруженному норманнами возле Гастингса. Повсюду стояли стражники — у наружных ворот, перед дверьми, возле руин древней римской стены. Они приветствовали Аларика, когда он въехал на территорию форта. Несколько пажей бросились к нему, чтобы позаботиться о его жеребце, когда он спешился и снял Фаллон.

— Тебе будет здесь спокойнее, — пробормотал он. — Пошли.

Она пыталась упираться, ни в чем не желая ему уступать в это утро.

Аларик взял ее за локоть, притянул к себе и сердито сказал:

— Фаллон, двое суток я почти не спал. Я слишком устал, чтобы возиться с тобой сейчас. Веришь ты мне или нет, но я забочусь только о твоей безопасности. Пошли!

— Я не могу! — выкрикнула она.

Терпение у него было на исходе, тело утомлено битвой, душа не находила себе места после встречи с Эдит, в глазах стоял изуродованный труп Гарольда.

— Фаллон, в таком случае… — сумрачно сказал он и, низко наклонившись, бросил ее к себе на плечо. Так, с Фаллон на плече, он и вошел в укрепление, ответил на несколько приветствий и, не замедляя шага, подошел к какой‑ то двери. В помещении Аларик бросил ее на стоящую у стены кровать. Не дав ей отдышаться, он сорвал с нее накидку, и она едва не закричала, решив, что он в ярости набросится на нее.

— Не пытайся убежать из комнаты. Я не повторю своей ошибки и не оставлю тебя без надежной охраны. Я дал клятву сохранить тебе жизнь и сделаю все для этого.

Аларик на какое‑ то время замолчал. Уставившись в стену, Фаллон почувствовала, как бешено у нее забилось сердце. Кому это, интересно, он дал такую клятву?

— Скоро тебе принесут еду и воду. — Повернувшись, он направился к двери.

Слезы набежали на глаза Фаллон, она повернулась к нему, прижимая ладони к остаткам белого платья на груди.

— Аларик!

Он остановился. Несмотря на свой огромный рост и видимую мощь, он казался очень усталым. Он победитель. Так что его терзает сегодня?

— Быстренько, Фаллон… У меня дела.

Губы ее дрожали, голос срывался, был слабым и хриплым.

— Говорят, моего отца ранило… Стрела попала ему в глаз, и он лежал слепой и беспомощный… И тогда четверо нормандских рыцарей набросились на него и изрубили в куски.

Аларик молчал. С его стороны не последовало возражений, и Фаллон почувствовала, что ею овладевает ужас. Она и сама не ожидала от себя следующего вопроса.

— Ради Бога, Аларик, скажи мне, что тебя не было среди этих четверых!

На мгновение ей показалось, что рыцарь сейчас подойдет, дотронется до нее. Ей отчаянно хотелось услышать ответ, освобождающий от вины и его и ее. Ведь если окажется, что она спала с убийцей отца, она не простит себе этого до конца дней.

— Я не смог бы так поступить с кем бы то было вообще, ― проговорил наконец Аларик. — Тем более с другом и королем.

Фаллон опустила голову. Слезы заволокли ей глаза, и она не желала, чтобы он видел ее слабость.

Она услышала, как тихонько закрылась дверь за ушедшим Алариком.

Вильгельм приказал похоронить Гарольда на холме, который возвышался над побережьем, словно охраняя его покой. Он позволил отцу Дамьену совершить над королем похоронный ритуал.

Свирепо дул ветер. Небо было серое как сталь. Несколько раз пророкотал гром, и у немногочисленных рыцарей, которым было позволено присутствовать на погребении, невольно пробежал по коже мороз. Это стихия скорбела над королем.

— Пусть Гарольд, король саксов, покоится здесь! — воскликнул Вильгельм. — Пусть и в смерти он охраняет берег, который стремился защитить!

Вспышка молнии на мгновение осветила небо.

Аларик увидел, как отец Дамьен вышел вперед!

Последующая служба не была в строгом смысле христианской. По традиции викингов близ места захоронения зажгли костры. А затем священник стал петь гимны на древнем языке. Вечное успокоение Гарольду даровал царивший еще до христианского Бога бог викингов Один и еще более древние боги друидов. Глядя на Вильгельма, Аларик размышлял о том, что могут означать последние слова герцога.

Когда все было позади, Аларик осенил себя крестным знамением. Вильгельм и его люди стали расходиться. Аларик увидел отца Дамьена, который наблюдал за ним. Аларик не уклонился от встречи с загадочным священником.

— В чем дело, Дамьен? Может быть, ты подобно многим вашим людям ждешь, когда у нас отрастут рога и хвосты?

Дамьен покачал головой. Он посмотрел на серый туман, который ложился на землю в преддверии ночи.

— Нет. Эдуард давно предупреждал нас, что пожары и демоны опустошат нашу землю.

— Это его предсмертное пророчество?

— Да, — ответил Дамьен, снова устремляя взгляд на Аларика.

— Значит, тебя не удивила наша победа?

Дамьен улыбнулся.

— Победа, граф Аларик? Ну да, победа…

— Ты сомневаешься, что Вильгельм завоюет Англию?

Дамьен засмеялся, и Аларик вдруг увидел, что священник был еще молодым человеком, примерно его возраста.

— Ты сомневаешься в этом больше моего, господин. Только глупец может плакать, что Англия повержена после единственной битвы. Вильгельм только начал.

— Вильгельм победит…

— Вильгельм станем королем, — твердо сказал Дамьен. На этот счет у него не было сомнений! Затем он улыбнулся. — Когда зеленое дерево, расколотое надвое, срастется само, — негромко добавил он.

— О чем ты говоришь, человек? Брось свои загадки.

— Именно тогда земля оживет, а сейчас я скажу тебе, господин, что рост уже начался. Видишь, я предупреждаю тебя. Твои демоны опустошат страну… Будет бушевать огонь, будут умирать мужчины, стенать женщины. Но в конце концов победит страна… Этот остров и этот народ. ― Он низко поклонился Аларику. — Господин, — тихо сказал он, и Аларик поверил его словам, — я постоянно готов служить вам.

Аларик смотрел ему вслед, ощущая горький привкус во рту. Он страшно устал. Его уже тошнило от грабежей, кровопролития и смертей.

Опускалась ночь. В вышине появлялись звезды. Поднялся ветер, грозя принести дождь. Аларик спустился с холма и сел на Сатану.

За ужином он сидел с Вильгельмом, Одо и Робертом и наблюдал за бесстрастным лицом герцога, когда они обсуждали, что предпринять далее, какие деревни захватить, как принудить укрепленный город Дувр к сдаче. Все без слов понимали, что Вильгельм ждет, что страна смирится перед ним и витенагемот признает его власть.

Лишь незадолго до полуночи Аларику удалось освободиться. Он не хотел идти к себе, ибо чувствовал себя слишком измученным, чтобы иметь дело с Фаллон. Однако затем он сжал зубы, вспомнив, что отныне это его удел.

Войдя в свою комнату в крепости, он увидел, что в камине тихонько догорают дрова. На подносе находилась еда, к которой, по всей видимости, едва притронулись.

Фаллон лежала на кровати, и пышные цвета воронова крыла волосы закрывали ее лицо. Когда хлопнула дверь, она вздрогнула. Она была настороже, была готова к бою.

Аларик не собирался воевать. Он вошел в комнату, едва бросив на пленницу взгляд. Снял накидку, затем освободился от ножен и меча. Не спеша разделся. Не говоря ни слова, дунул на свечу и лег на кровать.

В темноте Аларик мог слышать, как бьется у Фаллон сердце. Он чувствовал ее запах, ощущал напряженность и настороженность. Прошло несколько минут.

Вдруг он услышал, что она на цыпочках направилась к двери. Сейчас она схватит его меч и попытается бежать.

Он дождался, пока Фаллон потянулась за мечом, и, обнаженный, вскочил с постели, повалил ее, прижал ее к полу, а затем сел верхом.

— Убегаешь, любовь моя?

Фаллон разразилась бранью. Она брыкалась пытаясь сбросить Аларика, платье задралось на ней, и нежный холмик ее лобка соприкоснулся с мужской плотью. Аларик заскрипел зубами, напоминая себе, что зверски устал.

Он быстро встал и в темноте поднял Фаллон.

— Снимай с себя платье! ― скомандовал он.

— Нет! — задыхаясь, выкрикнула она, прижимая к телу остатки ткани. — Нет, Аларик!

Он безжалостно разодрал платье от груди донизу. Фаллон отчаянно пыталась соединить половинки, но он сорвал их и швырнул в огонь. Он услышал, как ахнула Фаллон, когда шелковая ткань вспыхнула и запылала. Она опустилась на колени, пытаясь руками прикрыть свою наготу.

— Прошу прощения, принцесса, — негромко сказал Аларик. — Но я не хочу отдавать тебя ночи. — Он подошел к ней, положил ладонь на роскошные черные волосы, потянул за прядь. — Ложись в кровать… К стене.

— Нет! — воскликнула она, и слезы брызнули из ее глаз. Она медленно подняла голову, умоляя и в то же время бросая ему вызов:

— Нет! Я не стану опять твоей добычей!

Аларик улыбнулся, поднял ее и положил на кровать. Он нашел мягкий плетеный пояс в одной ив своих седельных сумок. Повернувшись, он увидел, что она поднялась на колени, а когда он приблизился, оцарапала ему грудь. Он поймал ее руки и крепко связал поясом запястья.

— Ублюдок! — задыхаясь, выкрикнула она. Она старалась сдержать слезы, и Аларик вновь оценил ее красоту. Глаза Фаллон сверкали от страсти и ярости и были похожи на два чистых сапфира на фоне тонкого, словно выточенного лица. Ее волосы напоминали буйную черную гриву. Тело изумительной формы будило желание. Сводила с ума зрелая полнота груди, стройные бедра и обольстительные ноги. Пока она металась и трепетала, Аларик думал, что ее талию он мог бы, пожалуй, обхватить ладонями, а вот бедра у Фаллон были крутые и крепкие. Ее нагота представляла собой поистине искусительное для любого мужчины зрелище. Аларик вновь встретился глазами с ее взглядом, улыбнулся и привязал стянутые поясом запястья к передней стойке кровати.

Фаллон разразилась еще более яростной бранью.

— Ты ублюдок и выродок! Грабитель и насильник!

Ее слова не на шутку рассердили Аларика, и он всем телом лег на Фаллон. Его руки прошлись по бархатной коже ее бедер, по атласным округлостям груди.

— Да, моя леди, я связал тебя, чтобы мучить, чтобы взять вопреки твоему желанию. Да, моя леди, именно этим я и занимался весь день: грабил и насиловал. У меня было много белокурых саксонских девиц, и поэтому я так измотан. Я больше не в силах воевать и вынужден связать свою жертву по рукам и ногам.

C широко раскрытыми глазами Фаллон продолжала извиваться под ним. «Не подпрыгивай так, моя красавица, — подумал он, — а то я могу забыть про усталость и напомнить тебе, что ты сама не чужда желания и страсти».

— Болван! — воскликнула она. — Слезь с меня!

Его руки играли с налитыми девичьими грудями, мозолистые подушечки пальцев высекали огонь из твердых вишенок сосков. Затем не отводя взгляда от ее глаз, она стал ласкать ее бархатный живот и бедра.

— Бедная леди! Как над тобой издевались! Ты даже сейчас еще дрожишь!

— Если я и дрожу, то только от ненависти, — заверила его Фаллон. Глаза у нее были огромные, и он едва не улыбнулся, задавая себе вопрос, неужели она верит его угрозам. — Я клянусь, что… — она сделала паузу, и Аларик вопросительно выгнул бровь. — Клянусь, что никогда не отдамся тебе… опять.

Аларик откинул голову и засмеялся.

— Фаллон, я могу заставить тебя умолять меня, чтобы я взял тебя опять.

Она хотела было возразить, но затем, по‑ видимому, поняла, что слова его имели целью раздразнить ее. Она плотно сжала зубы, и Аларик подумал, что сегодня она будет сражаться насмерть, ибо ничто не вселяет большего ужаса, чем страх оказаться сломленным.

— Спокойной ночи, принцесса, — ровным голосом сказал Аларик и скатился с Фаллон. Он повернулся к ней спиной и некоторое время смотрел в огонь. Он чувствовал рядом с собой ее напряженное тело, и это мешало ему заснуть.

Однако в конце концов Фаллон расслабилась, и он понял, что ее сморил сон.

Усталость взяла свое, однако спал он плохо и часто просыпался. К его удивлению, он видел сны. В одном из них он проснулся и обнаружил, что они с Фаллон связаны одной веревкой. Они лежали на кровати наше, а над ними парил отец Дамьен, простирая руки к небу.

— Там, где зеленое дерево срастается, земля сияет. — Затем священник вперил взгляд в лицо Аларика и сказал:

— Победит земля. Со временем победит Англия… Этот остров. Эти люди. Плодом цветущего дерева будут англичане.

Отец Дамьен исчез. Аларик, на сей раз и в самом деле проснувшийся, резко поднялся.

Огонь в камине погас. Фаллон еще спала. Слезы высохли на ее щеках. Высокая грудь мерно и ровно вздымалась. Аларик улыбнулся почти с нежностью, затем вспомнил свой сон. Он ругнулся, прикрыл одеялом соблазнительные полушария грудей и снова лег с надеждой заснуть.

Но сон не шел. Аларик лежал, борясь с растущим желанием, сурово сжав зубы.

Он мог повернуться и сделать то, в чем она обвиняла его.

Но нет, этого не будет. Он докажет, что ровный жар и неуемное желание были взаимными. Разве жизнь никогда не бросала ему вызова. Он умел отвечать ей.

 

Глава 16

 

Фаллон проснулась оттого, что услышала стук в дверь. Она обнаружила, что свободна — руки у нее развязаны. Аларика в комнате не было.

Фаллон натянула одеяло повыше, прикрыв плечи, и неуверенно сказала:

― Да!

Дверь открылась. Вошел розовощекий парнишка лет шестнадцати. Пыхтя, он втащил большой сундук и, поставив его на середине комнаты, лучезарно улыбнулся.

— Как вы почивали, ваша светлость? — спросил он.

Вопрос показался ей настолько нелепым, что она едва не рассмеялась. Фаллон не ответила, но подобие улыбки тронуло ее губы, и она с интересом посмотрела на парнишку.

Он отвесил ей галантный поклон.

— Я рад, ваша светлость. Ричард из Элвальда. Я служу графу Аларику из Анлу.

Фаллон слегка наклонила голову, но ее обожгла горечь. Этот саксонский парень служил нормандскому господину, не испытывая никаких угрызений совести.

— Из Элвальда? — негромко переспросила она. Она слышала раньше название этой деревни, и что‑ то в ней шевельнулось. — Ричард из Элвальда, — повторила она. — Скажи мне, Ричард, как в Элвальде сейчас питаются?

— Вполне прилично, ваша светлость, — заверил он.

— Вполне прилично?

Улыбка на его лице погасла, исчезли трогательные ямочки на щеках. Паренек был несколько смущен.

— Никто из чужеземных захватчиков не посмеет напасть на наш город, миледи. Граф Аларик наш тан с того времени, когда Эдуард Исповедник много лет назад даровал ему эти земли.

Фаллон опустила глаза. Да, она припоминает. Она была ребенком, а Аларик — совсем молодым человеком. Он спас жизнь королю во время охоты на кабанов.

Аларика сделали таном Элвальда, а Вильгельму пообещали трон.

— Поскольку вы из саксов, ваша светлость, — посветлев, продолжил Ричард, — мой господин Аларик решил, что вам должен служить.

— Вот как! А где твой господин сейчас?

Он посмотрел на свои ступни.

— Наверное, у герцога, ваша светлость.

— А может, он сейчас занимается грабежом? — без обиняков спросила Фаллон.

— Они ожидают, — уклончиво ответил Ричард.

— Кто и чего?

— Сообщений о сдаче. Вильгельм хочет узнать, что собираются делать англичане.

Ей самой хотелось это знать, и у нее замирало сердце. Ее братья наверняка будут сражаться, защищая честь отца. Эдгар Ателинг остался в Англии. Герцоги Эдвин и Моркер не принимали участия в битве при Гастингсе, потому что не успели прибыть на юг и присоединиться к королю.

— Кто‑ нибудь уже сдался? — с интересом спросила Фаллон.

Ричард покачал головой.

Фаллон откинулась назад и улыбнулась, услышав первую добрую весть. Возможно, еще есть надежда.

— В сундуке ваша одежда. Ее прислала вчера вечером ваша мать, — сказал Ричард.

— Моя мать? — Фаллон вскочила, позабыв хотя бы обмотаться простыней. Она спохватилась лишь тогда, когда Ричард отчаянно покраснел. Фаллон и сама почувствовала жар на щеках.

— Да, — ответил Ричард и стал суетливо пододвигать сундук к стене.

— Моя мать была здесь? — Фаллон тщательно обмоталась простыней и встала. — Прошу, скажи мне, где она сейчас? Почему она не пришла сюда?

Он опустил голову и сел на сундук.

— Она приходила, чтобы найти тело короля. — Фаллон напряженно ждала продолжения, а Ричард с мольбой смотрел на нее. Он не любил приносить дурные вести. — Герцог Вильгельм велел, чтобы Гарольда похоронили с почестями. Отец Дамьен вел заупокойную службу.

Фаллон отвернулась и опустилась на кровать. К ее удивлению, Ричард подскочил к ней и опустился на колени. Сквозь слезы она увидела его ясные зеленые глаза.

— Вы не должны никому говорить об этом, миледи, но…

— Но что? — прошептала она.

— Нам известно, что Дамьен — не совсем обычный священник.

— Верно… И что же?

— Говорят, во время погребения разразилась гроза, и нормандский гость поспешил удалиться. Небо стало серым, а потом черным. Когда наступила полночь, Дамьен вернулся к могиле и поднял руки к небесам… С ночного неба спустился корабль короля Артура. На палубе стояли Альфред, Этельред и другие великие короли. Ваш отец, блещущий красотой и силой, взошел к ним. А его тело ангел перенес в аббатство в Вальдхэме, и там его похоронили монахи и ангелы.

Фаллон недоверчиво смотрела на Ричарда. Она не особенно верила в то, что корабль приплыл по небу, но кое от чего ей было не по себе. Она не могла забыть предсмертное пророчество Эдуарда Исповедника, как и комету, пронесшуюся по небу. Она помнила о том, как святое распятие в Вальдхэме поклонилось отцу во время молитвы.

Очевидно, слух об этом распространился по стране очень быстро, потому что Ричард зашептал:

— Чудо явилось королю Гарольду… Говорят, Бог готовил ему место в святом королевстве… Вы должны мне верить, госпожа! Все это истинная правда!

Фаллон грустно улыбнулась. Она понимала, что Ричард хотел поддержать ее. Возможно, он думал, что ей приятно узнать о том, что тело отца перенесли в Вальдхэмское аббатство, которое Гарольд любил. Она протянула руку и коснулась волос парнишки.

— Спасибо, Ричард.

Юноша густо покраснел и встал.

— Сейчас, госпожа, если вы позволите, я принесу еду. Не желаете вина? Ах да, оно кончилось. Тогда, может быть, доброго английского эля?

— Погоди, Ричард. Где все‑ таки моя мать?

После некоторого колебания он ответил:

— Она отправилась в Бошем. Вильгельм велел оставить ее в покое.

— А мне не разрешено ее увидеть? Чтоб этому Аларику…

— Нет, госпожа. Это не Аларик, а Вильгельм решил, что вам лучше не быть вместе.

Он поклонился и исчез. Фаллон бросилась к сундуку. Открыв его, она невольно закусила губу. Там лежали платья, и хотя девушке не удалось повидаться с матерью, здесь ощущалась ее заботливая и любящая рука. Все было аккуратно уложено — чулки, шелковые рубашки, кожаные туфли и даже ботинки для верховой езды. Мать не забыла также и о теплой одежде. Среди прочих вещей Фаллон обнаружила свою любимую шерстяную накидку, подбитую белым кроличьим мехом. В дверь снова постучали. Тщательно обмотавшись простыней, Фаллон открыла дверь. Вошел Ричард с большим подносом, уставленным едой. В коридоре Фаллон увидела двух вооруженных стражников в шлемах и кольчугах. У пояса стражников висели мечи, в руках они держали копья.

— Я надеюсь, что не доставлю вам больших хлопот, — обратилась она к стражникам.

Ричард улыбнулся, воины поклонились.

— Госпожа, нам сказали, что вы способны доставить хлопоты целой армии, — сказал один из них.

Фаллон улыбнулась и захлопнула дверь.

Ричард осторожно поставил поднос на сундук. Он принес большую кружку эля, свежий хлеб, вяленую рыбу и полдюжины аппетитных красных яблок. Фаллон рассеянно поблагодарила. Ричард, однако, не спешил уйти, и она вопросительно посмотрела на него.

— Пожалуйста, больше не пытайтесь убегать, — сказал парнишка.

Фаллон насторожилась.

— Сейчас я не собираюсь убегать… А чем вызвано это предупреждение?

— С вами поступят очень сурово.

Поступят сурово. А разве до этого с ней обходились по‑ доброму?

Ричард с состраданием посмотрел на нее и продолжил:

— Стражники у дверей родом из тех мест, которые принадлежат графу. Вы, госпожа, такая тоненькая, а ранили громадного Фальстафа. Стражников предупредили, что от вас пострадали многие воины. И если вы хоть чуть причините им беспокойство, граф приказал привязать вас к столбу, а когда он вернется, то высечет вас.

— Он так сказал? — мрачно спросила Фаллон.

— Да, сударыня. Но он говорил это с болью.

Надкусывая яблоко, Фаллон только усмехнулась.

А Ричард продолжал:

— Он сказал, что вы очень красивая и что жалко вас наказывать, что вы настоящее сокровище, что вы…

Фаллон от души рассмеялась. Ричард увидел веселые искорки в ее глазах и, кажется, был этим очень доволен.

— Он ничего подобного не говорил! Я знаю его достаточно, и из того, что ты здесь наплел, могу поверить только одному — он действительно способен выпороть меня.

— Он говорил, что вы красивая, — упрямо повторял Ричард. Строго говоря, Аларик назвал ее красивой ведьмой, но это же почти то же самое. — И еще он сказал, что очень хорошо относится к вам.

Если быть точным, Аларик сказал, что он привязан к семье покойного короля Гарольда.

Фаллон снова посмотрела на Ричарда и рассмеялась. Она протянула ему яблоко.

— Присоединяйся ко мне, милый мой сказочник.

У Ричарда перехватило дыхание. Глаза у нее были удивительно голубые, волосы черные‑ пречерные и спускались до самых бедер. Он никогда не видел такой красавицы! Она была дочерью покойного короля, а сейчас — пленницей господина, любовницей, хотя, кажется, они враждуют друг с другом. И все же, думал Ричард, здесь ей лучше, чем где‑ либо еще. Он слышал о приказе Вильгельма стереть с лица земли город Ромни и никого из жителей не щадить. Аларик советовал герцогу быть сдержанней, но тот не внял совету. Ричард боготворил графа Аларика. Таким должен быть настоящий рыцарь! Взгляд серых со стальным отливом глаз не позволял ослушаться. Такова уж была судьба Ричарда — служить кому‑ то, и лучшего господина он не мог себе представить.

Ричард был очарован обоими — нормандским рыцарем и саксонской леди, гордой и красивой королевской дочерью. Фаллон все пыталась угостить его яблоком. Ричард покачал головой.

— Спасибо, госпожа, но мне нужно работать. Я приду к вам вечером.

Он поклонился и ушел. Фаллон проводила его взглядом, рассеянно жуя яблоко. Симпатичный паренек. Единственная ниточка, связывающая ее с внешним миром.

Фаллон кинулась мыться, внезапно испугавшись, что Аларик может вернуться раньше, чем она успеет одеться. Вымывшись, она сказала себе, что он занят грабежами и до вечера не вернется.

Приведя себя в порядок, Фаллон стала вышагивать по комнате. Через маленькое оконце она могла наблюдать за воинами, которые охраняли крепость. Среди них были легкораненые, они играли в кости, томились от безделья и пили.

Можно было увидеть здесь и англичан — старух, торгующих рыбой и миногами, мужчин, чинящих конскую сбрую и упряжку. До Фаллон долетал смех молодых женщин, заигрывавших с солдатами. Страна стонет от горя, а кто‑ то готов на этом наживаться.

Молодая кареглазая девица с копной каштановых волос уселась на колени нормандскому воину. Рука мужчины тут же оказалась на полной груди и опустила за корсаж монету. Продолжая смеяться, девица поцеловала мужчину.

Фаллон отошла от окна с пылающими щеками. Она села, а затем и легла на кровать, чувствуя головокружение и сжимая виски.

Девица была шлюхой. А разве она, Фаллон, лучше? Она — ценная добыча, которую хорошо кормили, даже приставили к ней мальчика на посылках. Одному норманну она сопротивлялась, хотя он и был к ней добр.

Другому отдала все, а он наверняка смеется над ней. Лучше бы он взял ее силой, потому что трудно жить, вспоминая, как нежно он обнимал ее. Фаллон бледнела, и дыхание у нее учащалось, когда она думала о будущем. Как можно покоряться, если ей непонятно, что их влечет друг к другу? Ей следовало презирать его!

Фаллон дернула плечами и зашагала по комнате. Ей нужно укрепиться душой. Нужно вспомнить отца, дядей и собственную оскорбленную гордость. Она должна твердо верить, что борьба не окончена, что англичане сплотятся.

При таком настрое она будет в состоянии сопротивляться.

День тянулся медленно. Фаллон с беспокойством и тревогой ожидала Аларика. А он не появлялся. Настала ночь. Ричард принес еду и небольшую свечку.

Она снова стала ходить по комнате. Аларик все не приходил. Наконец она легла спать, удивляясь тому, что не может заснуть. Ей совсем не хотелось снова пережить сцену, подобную вчерашней!

Целая страна подвергается разграблению, напомнила себе Фаллон. Нормандские шлюхи следовали за нормандскими воинами, а многие практичные саксонские девицы составляли им конкуренцию. Аларик мог быть сейчас с одной из них. Ему не нужна Фаллон. Он отдал ее Фальстафу.

Он взял ее лишь потому, что у них обоих внутри давно что‑ то вызревало, а тут внезапно прорвалось… Фаллон закусила губу, потому что даже при мысли об этом ее захлестнуло неведомо откуда взявшееся тепло.

Полностью одетая, Фаллон прижалась к стене, продолжая уверять себя в том, что Аларик был среди той четверки, которая изрубила в куски ее отца.

Она так и не заснула до самого утра.

Аларик не стал спускаться в Ромни, оставшись на ближайшем холме. Он не смог уговорить Вильгельма не разрушать город, но потребовал, чтобы щадили тех, кто сдался. Награды, обещанные Вильгельмом своим людям, они обрели в Ромни. Все, имеющее какую‑ либо ценность, было погружено на повозки, после чего город сожгли. Французские, фламандские и германские наемники разгулялись вовсю, и с того места, где сидел молчаливый и печальный Аларик, открывалась страшная картина…

Он с благодарностью и облегчением подумал о Фальстафе. Этот огромный медведь выздоравливал, и выздоровление шло, по словам лекаря, быстро. Можно быть уверенным, что скоро он будет опять на ногах.

Он был рад за Фальстафа и зол на Фаллон.

Легче, пожалуй, наблюдать за разрушением. Он знал, что своим заступничеством перед Вильгельмом спас несколько жизней.

Роберт из Мортена должен был находиться в Ромни и проследить за тем, чтобы Вильгельм получил свою долю. Когда стали сгущаться сумерки, Аларик подал знак сопровождавшим его людям, и они отправились в небольшую деревню под названием Хейзелфорд. Роже Боклар, ехавший рядом, спросил:

— Мы сегодня не вернемся в Гастингс?

Аларик покачал головой. Он узнал, что тан Хейзелфорда пал во время битвы. Жены у него не было, и живописная каменная усадьба пустовала. Люди здесь сопротивления не оказывали, они уже узнали про участь Ромни. Крепостные, арендаторы и вилланы Аларика с облегчением слушали прекрасный английский язык и быстро согласились служить ему. Над замком взвилось знамя графа д’Анлу.

— У меня такое предчувствие, что нас ждет роскошный стол, — сказал Аларик, — потому что жители Хейзелфорда довольны нашим покровительством… Я очень устал. За две ночи я спал не более пяти часов.

Роже неожиданно засмеялся, и Аларик строго глянул на молодого рыцаря. Роже поторопился принять серьезный вид, хотя до конца справиться с улыбкой не сумел.

— К тому же в Гастингсе есть проблема, — сказал Роже и, видя, что Аларик продолжает свирепо смотреть на него, поспешил объяснить. — Я слышал, что у тебя в Гастингсе находится в качестве пленницы Фаллон Годвин, а эта ситуация, как я понимаю, не по душе леди Маргарет.

Аларик пожал плечами. Это верно — Маргарет ситуация не радовала. Поначалу она злилась молча, затем стала спрашивать, как мог он предпочесть ей какую‑ то дрянную саксонку. Но слухи о Фаллон распространялись очень быстро, и мало кто из мужчин мог не согласиться с тем, что дочь короля была редкостной и удивительной красоты.

Аларик не утруждал себя объяснениями, да и не чувствовал в них необходимости, ибо никакими обещаниями связан не был. Маргарет спросила, намерен ли он и дальше держать девушку при себе. Аларик как можно деликатней ответил, что Маргарет свободна и при желании может плыть на другую сторону Английского канала.

Маргарет некоторое время смотрела на него, затем негромко, с любезной улыбкой сказала, что она с этим подождет.

Он вернется к ней, решила она. После битв он захочет любви и отдастся во власть ее ласк.

Аларику не хотелось возвращаться в Гастингс, потому что он был страшно измотан и у него не было сил видеть слезы Фаллон, терпеть ее гнев и ненависть. Он дал себе клятву, что выиграет этот поединок. Но сейчас он мечтал о покое.

— Боюсь, что леди Маргарет действительно переживает, — сказал Аларик. — Но она, как и я, вольна поступать как хочет.

— А какие твои планы? — спросил Роже.

Аларик бросил на друга быстрый взгляд, затем рассмеялся.

— Этого я и сам не знаю.

Роже отвел глаза и посмотрел на белесое осеннее небо.

— Будь она моя, — тихо произнес он, — я бы женился на ней и всю оставшуюся жизнь выпрашивал ее прощение.

— Боже мой, как я мог позабыть! — воскликнул Аларик. — Тогда в Бошеме ей было приказано прислуживать мне, а она переложила это на тебя!

Роже задумчиво улыбнулся.

— Да, только ради того, чтобы услышать ее счастливый смех, стоит постараться. — И без перехода добавил: — Я всегда служил тебе верой и правдой, ты это знаешь. Но если ты когда‑ либо оставишь ее, я буду наготове… С твоего разрешения, конечно.

Аларик, пряча улыбку, опустил голову. Хорошо иметь таких верных людей в своем окружении.

Почему же он не повернулся к другу и не сказал: «Бери ее, женись на ней или убей — мне это безразлично»? Аларик объяснил это себе тем, что связан обещанием, которое он дал Эдит. К тому же он уже пробовал отдать Фаллон другому — и чуть не потерял Фальстафа.

— Аларик, ты слышишь? — внезапно воскликнул Роже. — Пахнет жареным мясом с какими‑ то божественными приправами! Боюсь, я с лошади упаду от этих запахов!

Аларик хмыкнул. Действительно, из замка доносились прямо‑ таки пьянящие запахи. Он пришпорил Сатану, его примеру последовал Роже.

Они спешились в Хейзелфорде. Аларик не собирался испытывать судьбу и рисковать. Он приказал выставить охрану из двадцати человек.

Мажордома звали Хэмлин. Он подал эль, а три его дочери внесли баранину и жареную дичь. Аларик, сидя во главе длинного стола, осматривал зал. Замок был сложен из камня, дерево почти не использовалось. Стены увешаны гобеленами, а лестницу, ведущую наверх, охраняли каменные львы. Ступени были покрыты красным ковром, арки на втором этаже украшены славным оружием — копьями, пиками и мечами.

— Мой господин!

Аларик обернулся. Перед ним стоял Хэмлин, нервно прижав к груди руки.

— Да, добрый человек?

Это был мужчина с редкими седыми волосами и всклокоченной бородой. Аларик подавил улыбку, ибо этот страхолюдный немолодой сакс произвел на свет трех хорошеньких белокурых дочек, которые прислуживали сейчас. Возможно, что их мать была красавицей или много лет назад сам Хэмлин был первым парнем на деревне.

— Вы довольны едой?

Аларик поднял кружку с элем.

— Да.

Хэмлин издал вздох облегчения и перекрестился.

— Тебя что‑ то беспокоит? — спросил Аларик.

Мажордом покачал головой и затуманенным взглядом посмотрел на Аларика.

— Сир, ваше знамя спасло нас сегодня, когда какой‑ то рыцарь собирался поджечь дом. Он ничего не взял, потому что мы убедили его, что вы вернетесь. Мои дочери в безопасности. У нас есть еда и крыша над головой. Я не знаю, почему нас пощадила судьба, когда людей вокруг постигло такое горе, но я благодарю Бога и прошу вас от своего имени и от имени других оставаться здесь.

Аларик смотрел на Хэмлин, удивляясь его словам. Но он понимал, что Хэмлин, да и другие жители деревни, выезжали из этого местечка не далее ближайших деревень. Они никогда не видели Гарольда или Вильгельма. Хэмлин знал лишь то, что другие пострадали, а их беда обошла стороной.

Аларик решил, что он и в самом деле возьмет это место под свою опеку. Он попросит у Вильгельма это селение, если герцог будет коронован.

— Вы под моей опекой, — сказал Аларик. — Здесь кто‑ нибудь умеет писать?

— Да, сир, священник. Он уехал отпевать мертвых.

— Когда он вернется, скажи ему, чтобы он составил список всех здешних жителей: мужчин, женщин и детей. Пусть опишет все имущество, укажет, сколько у вас плугов, волов, лошадей, овец и уток. И еще я хочу знать, какими ремеслами здесь занимаются.

Хэмлин рассказал Аларику, что у них два кузнеца, два кожевника, мельник, много превосходных плотников, каменщиков. Он с гордостью говорил о том, что они полностью обеспечивают себя всем необходимым, и Аларик был искренне рад это слышать, ибо, по всем приметам, грядущая зима будет трудной. Норманнам было нелегко, хотя Вильгельм делал все от него зависящее, о чем Аларик хорошо знал, поскольку постоянно был рядом с герцогом. Из восьми тысяч людей, приплывших в Англию, три тысячи погибли. Сейчас оставшееся войско должно было идти в глубь враждебной страны.

Эта деревня, решил он, должна стать гаванью, где отдохнут его корабли.

Аларик наблюдал за тем, как воины ели, пили и добродушно поддразнивали девушек. Он устало похлопал Роже по спине и поднялся по лестнице. Вверху он обнаружил узкий коридор и несколько дверей. Он попробовал каждую из них, затем пошел в комнату бывшего хозяина. В ней было несколько окон, стояла большая кровать и несколько сундуков. Аларик решил, что эта комната отлично подойдет ему. Зная, что охрана на месте, он сразу же лег спать. А прежде чем закрыть глаза, он обратил внимание на то, что толщина дубовой двери составляла несколько дюймов. Он улыбнулся и заснул.

Утром Аларик отобрал людей, которые должны были привезти Фаллон. Еще одна группа оставалась для охраны усадьбы. Прибыл гонец от Вильгельма. Власти Дувра, единственного укрепленного города на побережье, прослышав о разрушении Ромни, сообщили о своей сдаче.

Однако когда Аларик подъехал к Дувру, в нескольких местах полыхали пожары. Вильгельм пришел в негодование, однако виновных было так много, что наказать всех не было возможности. Тогда он решил предложить городу компенсацию.

Это был долгий и трудный день. Аларику пришлось иметь дело с недовольными завоевателями, рыдающими жителями и буйным нравом Вильгельма.

Лондон находился на расстоянии однодневного перехода на быстрой лошади, по герцог решил не торопиться.

— Почему нет никаких новостей? — спросил Вильгельм.

Аларик пожал плечами, хотя он знал англичан.

— Я склонен предположить, что они объявят королем Эдгара Ателинга. Возможно, что герцоги Эдвин и Моркер в Лондоне. Сейчас там царит замешательство. Нам нужно проявить осмотрительность.

— Они не выслали войска против нас, — проговорил Вильгельм.

— И будет хорошо, если не вышлют, — сказал Аларик. — Численность нашего войска сильно уменьшилась. Сколько рыцарей погибло при Гастингсе!

Вильгельм устало опустился на походный стул. Строительство крепостей требовало людей, чтобы удерживать занятые позиции. По войску гуляла жестокая лихорадка и другие болезни. Виной тому была, очевидно, местная вода.

Вильгельм стукнул кулаком по карте.

— Это счастье, что мы привезли с собой свое вино… Иначе Гарольду и воевать бы не пришлось — все завершилось бы еще до битвы. — Вильгельм скрипнул зубами, и Аларик подумал, уж не заболел ли сам герцог.

Однако Вильгельм ничего на этот счет не говорил, Аларик же не стал задавать вопросов. Было поздно, и он со своими людьми разбил лагерь неподалеку от Дувра. В городе царил хаос, и Аларику приходилось от имени Вильгельма отдавать распоряжения как саксам, так и норманнам. В итоге войско вынуждено было задержаться в городе дольше, чем планировалось, и пробыло там почти неделю. Когда некое подобие порядка в укрепленном городе было восстановлено, Аларик попросил у Вильгельма разрешения вернуться в деревню. Вильгельм дал свое согласие, сообщив Аларику, что он начинает медленное движение к Лондону и вскоре Аларик с его людьми будет ему необходим.

— Отдохни неделю, Аларик, а затем возвращайся ко мне, — сказал Вильгельм. — Я возьму Лондон до Нового года.

Еще до наступления вечера все было готово к отъезду в Хейзелфорд. Аларика удивило, что его люди с такой радостью приняли его приказ, но затем он понял, что деревня представляла собой островок мира и покоя, где ненависть пока еще не пустила свои корни.

К ночи они приехали в усадьбу. Спешившись во дворе, Аларик с любопытством взглянул на закрытые ставни окна на втором этаже. Какое‑ то тепло наполнило ему грудь, он почувствовал, как гулко забилось его сердце. Там ли она?

— Мой господин!

Он обернулся и не сдержал улыбки, увидев бодрого Ричарда, который как‑ то говорил ему, что мечтает стать рыцарем. Сердце Аларика заколотилось еще сильнее. Он приветственно кивнул юноше.

— А что, она там?

— Да, мой господин.

— Она охотно приехала?

Паренек широко улыбнулся.

— Без каких‑ нибудь признаков беспокойства, могу поклясться!

Аларик весьма в этом сомневался, однако Фаллон была здесь, и он сам увидит, в каком она сейчас настроении.

— Возьми жеребца, — сказал Аларик, бросая поводья Ричарду. Паренек неуверенно переспросил:

— Сэр, а куда взять?

— Ты хочешь быть рыцарем. Учись нашему языку.

Аларик улыбнулся, услышав, как засмеялись его люди. Роже сказал, что на первый раз поможет юноше. Аларик вошел в дом.

В центре большого зала горел камин и жарилось мясо. Пахло гвоздикой и корицей, и он понимал, что здесь готовились к его возвращению. Была ночь, и сейчас, во время войны и бедствий, ему было приятно находиться в этом зале. Его зале. Его люди верно служили ему, и саксы приняли как своего господина. Пища будет вкусной, постель мягкой. Все хорошо, если, конечно, не считать той занозы, которая ожидала его наверху. На мгновение Аларик закрыл глаза и почувствовал, как тепло распространяется по телу. Вдалеке он боялся думать о ней, но сейчас она завладела им. Его желание не только не уменьшалось, но росло. Оно зрело в душе многие годы. Какая‑ то сила, неподвластная им обоим, взращивала в них эту страсть.

Но ему будет нелегко, потому что он не должен позволить ей познать, какую власть она взяла над ним. Он будет решительным и беспощадным, ибо проявление слабости может стать фатальным… для Фаллон. Он посмотрел на лестницу и решил, что если не вина, то добрую порцию английского эля он должен хватить, прежде чем приблизиться к непокорной принцессе.

 

Глава 17

 

В зале Аларик окликнул Хэмлина.

— Подай мне эля, добрый человек! — Не снимая обуви, положил ноги на стул. Хэмлин принес эль для него и Роже Боклара. Затем он собрался уходить, но Аларик задержал его.

— Когда прибыла наша гостья?

— Гостья, мой господин? Ах… принцесса.

Она не была принцессой в полном смысле слова, но англичане считали ее таковой. Он подумал, уж не сделал ли ошибки, приводя ее сюда. Хотя саксы и были заинтересованы в его опеке, их было гораздо больше, чем его людей.

— Да, принцесса, — кивнул Аларик.

— На прошлой неделе, мой господин, — несколько нервно ответил Хэмлин.

В это время в зал вошел Ричард, неся в руках уздечку Сатаны, которую собирался почистить перед огнем. Аларик повернулся к нему.

— Она приехала охотно, с радостью?

— Охотно, сир? — неуверенно переспросил Хэмлин. Джин, его младшая дочь, которая принесла поднос с едой, простодушно уставилась на отца.

— Да она вела себя словно рысь, — выпалила Джин. — Кусалась, пиналась, царапалась, не давала людям покоя.

Аларик продолжал смотреть на Ричарда.

— Ясно… Ну а что ей подают? Кто ей прислуживает?

— Мой господин, — сказал Хэмлин, — никто из нас и близко к ней не подходит.

— Ее отец был королем, — негромко пояснила Джин.

Хэмлин на мгновение запнулся, затем забормотал:

— Я очень рад, что вы остановились у нас, граф Аларик. Я клянусь вам в верности, потому что вы избавили нас от стольких бед… Только…

Он замолчал, сосредоточенно изучая свои ступни. Ричард отложил уздечку и поднял голову, встретившись с Алариком взглядом.

— Мы, саксы, не приучены к битвам, мой господин, — сказал Ричард. — Мы не созданы для войны… Тем более с высокородной дамой.

— Ах ты неблагодарный бездельник! — в сердцах начал Роже, однако Аларик прервал его.

— Погоди, Роже. Ричард говорит то, что чувствует он и что думают другие, и мне это важно знать. — Он спустил ноги со стола и встал, чтобы ближе взглянуть на Ричарда. — Итак, расскажи мне, как вела себя леди. Ты ей прислуживал?

— Она почти не разговаривала со мной с того времени, как приехала сюда. Я приносил ей пищу, но она не ест и пьет совсем мало.

Аларик некоторое время пристально смотрел на Ричарда, затем сдержанно сказал:

— Тогда, может быть, я должен сам прислуживать ей?

Он схватил кружку с элем и опустошил ее. В зале воцарилась тишина, глаза всех присутствующих были устремлены на Аларика. Он ударил кружкой об стол, и этот звук испуганно повторило эхо.

— Роже, займись охраной.

— Да, Аларик! — Роже быстро и нервно вскочил. Аларик направился к лестнице, остальные остались стоять в молчании. Внезапно Ричард отделился от них и бросился вслед за Алариком.

— Мой господин!

Уже положив руку на каменную балюстраду, Аларик остановился и обернулся.

— В чем дело?

— Мой господин! — повторил Ричард. Он опустил глаза и в волнении облизал губы, что‑ то бормоча.

— Да говори же ты наконец, парень!

— Я говорю… я прошу прощения, мой господин… но я говорю… пожалуйста, не наказывайте ее!

Аларик изумленно выгнул бровь.

— Стало быть, Ричард из Элвальда, я похож на чудовище?

— Нет, сир! Я не это имел в виду!

— В таком случае, парень, занимайся своим делом и предоставь мне заниматься моим.

Ричард судорожно проглотил комок в горле и кивнул. Аларик продолжил было движение по лестнице, но затем снова остановился и посмотрел на Ричарда.

— Парень!

— Да, мой господин! — Ричард бросился к Аларику.

— Ты обожаешь Фаллон, я полагаю.

— Я…

— Ну, ничего. Слушай меня внимательно, если хочешь сделать доброе дело. Через некоторое время я позову тебя. Какие бы приказания я тебе ни отдавал, говори «да», но исполнять будешь только то, что касается еды, питья и ванны… Ты меня понял?

— Мой господин…

— Ты меня понял?!

— Да! — на лице Ричарда появилась еле заметная улыбка. — Да, мой господин!

Аларик кивнул и поднялся в комнату, которую он облюбовал ранее. Дверь была заперта снаружи тяжелым бревном. Он отбросил его, слыша, как эхо отозвалось в коридоре.

Дверь со скрипом подалась внутрь. Он какое‑ то мгновение выжидал из осторожности, пока не отыскал Фаллон глазами.

Она сидела, поджав ноги, на подоконнике и с интересом смотрела в окно. Прохладный осенний ветер овевал ее, шевелил черные пряди на лбу. Она была в нежно‑ голубой рубашке и подбитом мехом шерстяном переднике. Волосы падали ей на спину, эффектно контрастируя с цветом одежды. Она казалась неправдоподобно хрупкой. Огонь камина золотил тонкие черты. Когда она увидела графа д’Анлу, щеки ее вспыхнули, грудь высоко поднялась и резко опустилась, дыхание стало прерывистым.

Она ничего не сказала и не изменила позы. Аларик вошел в комнату и деловито запер за собой дверь. Он снял ножны и меч, освободился от лат. В рейтузах и рубашке он опустился на стул перед камином и стал смотреть в огонь.

— Надеюсь, mаdemoiselle, — сказал он наконец, — вам здесь было удобно?

— Удобно? — повторила она, хмуря брови. — Как мне может быть удобно, граф Аларик? У меня нет никакого желания находиться здесь.

— Да, я понимаю, что вам больше хочется возглавлять войско.

— Возглавлять войско?

Она замолчала, встретившись с его холодным и пристальным взглядом.

— Я не могу тебя недооценивать, Фаллон… Как и герцог. Ты опаснее, чем любой из твоих братьев. Твоя страстность может увлечь за собой саксов. Так что не надо оправдываться попусту. Я не могу освободить тебя, ибо ты станешь подстрекать сельских жителей или присоединишься к тем, с кем нам еще предстоит воевать… Поэтому я снова спрашиваю: тебе здесь удобно? Может, тебе чего‑ нибудь здесь недостает? Хорошо тебе прислуживают?

Фаллон в смятении смотрела на него. Аларик с улыбкой поднялся, и она отпрянула назад, наблюдая за тем, как он приближается к ней.

— Что ты от меня хочешь? — внезапно выкрикнула она, отпрыгивая от подоконника и сжимая кулаки.

Аларик посмотрел в камин, взял кочергу и пошевелил дрова, желая заставить их ярче гореть. Отставив кочергу, он снова повернулся к Фаллон. Он не мог рассмотреть выражение ее лица и не видел, какие муки она испытывала.

— Ты даже не поприветствуешь меня, любовь моя, — поддразнил он ее.

Приветствовать тебя?! Ах да, я не поприветствовала! — Она шагнула вперед и издевательски отвесила низкий поклон. — Граф Аларик! Мой господин! Приветствую вас по случаю вашего возвращения к захваченной собственности! Вы благополучно грабили, жгли и насиловали? Никакая болезнь вас при этом не сразила?

Ее вкрадчивый голос бил по нервам. Он не мог забыть картину разграбления Ромни. Однако заставил себя сделать ответный поклон.

— Да, миледи! Я жег, грабил и насиловал — и благополучно прошел все это, не испытав никаких ударов судьбы. — Вздрогнув, Фаллон молча смотрела на него. Воспользовавшись моментом, он шагнул еще ближе к ней и привлек к себе. — А ты не можешь поприветствовать меня еще ласковей?

Она забилась в его руках, глаза ее яростно сверкнули.

— Ты вернулся, чтобы снова мучить меня? Тебе мало целой страны?

— Вполне хватает. Здесь есть церкви, чтобы грабить, и десятки дочерей земледельцев, пригодных для развлечений рыцарей. Я думаю, мне ни к чему далеко ездить.

— Будь ты проклят! — отчаявшись вырваться из его объятий, она замерла и посмотрела ему в глаза. — В таком случае, ты можешь оставить меня в покое?

— Не могу, миледи! Каждый грабитель должен иметь пристанище, и я решил, что оно будет здесь. Даже варвары нуждаются в отдыхе и покое.

— Покой! — Фаллон фыркнула и снова попыталась освободиться. — Ты ждешь покоя от меня?

— Именно, — убежденно сказал он. — Ты дашь мне дом и очаг. Когда меня утомляет работа завоевателя, я мечтаю о том же, что и любой человек… О кружке доброго эля и вкусной еде… О мягкой постели… И о женском голосе, который шепчет нежные слова.

Фаллон с недоверием смотрела на Аларика. Глаза ее светились, словно два сапфира, губы были слегка приоткрыты и манили. Аларик едва сдержал себя, чтобы не покрыть поцелуями ее лицо. Он был покорителем. Стоило ему заключить Фаллон в объятия — и природа довершит остальное, ибо он был уверен, что пламя продолжает гореть в ней, как бы ни пыталась она это отрицать. Он мог заставить эту страсть разгореться и сжечь все на своем пути.

— Нежные слова! — недоверчиво повторила Фаллон. — Ты хочешь услышать нежные слова от меня? Ты просто сумасшедший!

— Ты моя рабыня.

Я твоя пленница. Я не подаю тебе пищу и не стелю постель.

— Постель? Я забыл попросить об этом.

Фаллон издала проклятье и отвернулась к окну.

— Это было приглашение? — любезным тоном спросил он.

Она выкрикнула в ответ ругательство, которое казалось в ее устах столь неуместным, что вызвало улыбку.

— Значит, это не было приглашением, — он пожал плечами. — Тем не менее, миледи, нам нужно прояснить некоторые вещи. Я мечтаю хотя бы о коротком мире.

— В таком случае, спите там, где бесчинствовали, сэр, — посоветовала она,

— Гм, — задумчиво произнес Аларик. Она стояла отвернувшись, не желая встречаться с ним взглядом. — Но я бесчинствовал именно здесь. Разве не так?

Румянец залил щеки Фаллон. Она предпочла не отвечать, но остаться неподвижной она не могла. Фаллон резко повернулась. Волосы ее описали в воздухе широкую дугу, а юбка соблазнительно обвилась вокруг ног, и у Аларика родилось искушение сделать всего лишь шаг вперед и тем подтвердить, что он и на самом деле варвар. Он поступил глупо, привезя ее в Хейзелфорд. Ее следовало бы отправить в Нормандию и заключить в надежную темницу, откуда она не могла бы его искушать. Конечно, он не такой глупец, чтобы полюбить ее, но и просто находиться с ней рядом было большой ошибкой — она воспламеняла его.

— Аларик, битва при Гастингсе была проиграна, и меня взяли в плен. У тебя достаточно власти, чтобы делать все, что тебе заблагорассудится. У тебя хватит воинов, чтобы удерживать меня. Но ты сумасшедший, если думаешь, что я буду прислуживать тебе. Ты можешь брать, что пожелаешь, но клянусь, подавать тебе я ничего не стану.

— Брать, что пожелаю? — он насмешливо выгнул брови. — Знаешь, Фаллон, это снова звучит как приглашение.

— Я чертовски хочу, чтобы какой‑ нибудь саксонский топор раскроил тебе голову!

Пожалуй, подумал он, это соответствует истине. Но в ответ равнодушно оперся о каминную доску, потирая пальцами подбородок. Беспокойство Фаллон нарастало, хотя она пыталась это скрыть. Она крепко сцепила руки, чтобы скрыть дрожь. Облизав губы, она посмотрела по сторонам, ища, куда бы ускользнуть.

— Ты будешь прислуживать мне, — ровным голосом сказал он.

— Не буду! — решительно возразила Фаллон.

— А что, если я выпорю тебя, чтобы ты подчинилась? — вкрадчиво спросил Аларик. Он оторвался от камина и направился к ней. Должно быть, она прочитала какой‑ то особый блеск в его глазах и осталась неподвижно стоять, когда он зашел ей за спину. — Ну да, Фаллон, мы слишком хорошо знаем друг друга. Хоть ты и называешь меня варваром, но понимаешь, что я не привяжу тебя к шесту для наказания и не стану оголять тебе спину.

— Почему я должна быть в этом уверена? — возразила она, не меняя положения, и Аларик услышал, как дрожит ее голос. — Я думала, что ты перережешь мне горло, когда я… когда ты ворвался в шатер.

— Я редко теряю самообладание до такой степени, — заверил он ее. — Хоть я, по‑ твоему, захватчик, грабитель и насильник, мне претит излишняя жестокость. Но я уверен, что иногда она является настоящей добротой. Правда… — Он чувствовал настороженность Фаллон и слышал, как бьется ее сердце. — Ты дочь Гарольда, — задумчиво сказал он, — ты унаследовала его упорство и гордость, но у тебя нет и крупицы присущего ему здравого смысла.

— Ах ты сукин…

— Осторожней! — предупредил он, появляясь из‑ за ее спины. Она увидела в его глазах нечто такое, что заставило ее замолчать на полуслове. Он находился сейчас слишком близко, чтобы бросать ему вызов.

— Я хочу, чтобы ты знал, Аларик, — со сдерживаемым бешенством произнесла она, — что ты за это заплатишь! Англичане поднимутся против Вильгельма… Они никогда не признают в нем короля, и когда ты будешь униженно просить вооруженных саксов о пощаде, я потребую, чтобы тебе сняли голову самым старым и ржавым топором, какой только можно будет найти.

Он засмеялся, но глаза его остались серьезными.

— Если подобные фантазии тебе по душе, можешь ими тешиться. Но сейчас вернемся к действительности. А действительность такова, что ты, принцесса, моя пленница. Не надо искушать меня — еще с того времени, когда ты была маленькой, я считал, что тебе нужна хорошая порка. Не забывай, что ты женщина — и должна быть покорна и тиха, я не горю желанием видеть тебя искалеченной. Не потому, что ты такая хорошая, а потому что не хочу видеть мою собственность испорченной. Однако ты отказываешься выполнять мои простейшие просьбы, поэтому что‑ то надо делать.

Не обращая более на нее внимания, Аларик, стоя на медвежьей шкуре со скрещенными руками, наблюдал за языками пламени.

Внезапно он резко повернулся.

— Фаллон, я не прошу тебя выполнять какие‑ то иные обязанности, помимо тех, которые любой раб выполняет для своего хозяина. Простые, житейские вещи: принести еду в комнату, подать эль, когда я хочу пить. Вот и все. Ну как, ты согласна?

— Ты сошел с ума! — прошептала она, и ее голубые глаза стали огромными, словно блюдца.

Аларик покачал головой и вздохнул. Он пересек комнату, распахнул дверь и крикнул:

— Ричард!

Паренек появился мгновенно, словно он ждал у двери. Как понял Аларик, он попытался ободряюще улыбнуться Фаллон, но та находилась в таком смятении, что вряд ли ей это помогло.

— Ричард, принеси мне эля и что‑ нибудь поесть.

Юноша кинулся исполнять приказание. Аларик закрыл дверь, сел на стул перед очагом и поставил ноги на низенькую скамеечку. Он молчал, чувствуя, какой напряженной становилась тишина. Он услышал, что Фаллон пошевелилась, обернулся и увидел, что ее глаза устремлены на дверь.

— Даже и думать об этом не смей, — спокойно предупредил он. Она бросила на Аларика свирепый взгляд, и в этот момент Ричард постучал и вошел с подносом, который он поставил на сундуке возле подоконника. Аларик посмотрел на Фаллон, которая молча стояла поодаль.

— Немного эля, мой господин? — спросил Ричард.

— Нет, это сделает Фаллон.

— Нет, Фаллон этого не сделает, — сквозь зубы процедила принцесса.

Аларик вздохнул, спустил ноги на пол.

— Ричард, тебе придется пройти к Роже. Скажи ему, что он может сжечь сегодня ночью мельницу. Кроме того, он положил глаз на младшую дочь мажордома. Я отдаю девушку ему. Да, погоди… Уоррен тоже просил ее. Пусть поделят ее между собой, но напомни им, что она нужна мне живой для работы на усадьбе.

Ричард смотрел на Аларика, ошеломленно мигая глазами. Аларик улыбнулся.

— Ну что же ты, парень?

— Да! Да, мой господин! Как вы скажете! — Подожди! — выкрикнула Фаллон. Аларик опустил голову, чтобы скрыть улыбку, а когда взглянул на нее, в глазах не было и следа веселых искорок.

Фаллон пронеслась мимо Ричарда и остановилась перед Алариком.

— Ублюдок! — выдохнула она. — Ты сожжешь мельницу и отдашь на растерзание невинную девушку лишь из‑ за того, что я не налила тебе эля?!

Она была вне себя. Грудь ее высоко вздымалась, и Аларик залюбовался ею.

Он заставил себя сделать вид, что смотрит на нее без всякого интереса, и спокойно ответил:

— Нет, не только потому, что ты не желаешь налить мне эля, но и потому, что ты слишком долго испытываешь мое терпение. Я устал от злых и неприветливых рабов… Ричард, делай, что я тебе сказал, да поторапливайся, или я с удовольствием пройдусь розгой по твоей голой спине.

— Да, мой господин!

— Нет, постой! — Фаллон неохотно наполнила кружку и протянула ее Аларику. — Бери!

Он покачал головой.

— Нет, Фаллон, не так.

— Ах нет! — Фаллон топнула ногой и отвернулась. Мягкие благоухающие волосы взлетели у нее за спиной, и Аларику нестерпимо захотелось погладить их.

Затем плечи ее напряглись. Она медленно повернулась, наклонила голову, опустилась на одно колено и молча протянула ему кружку.

Аларик принял эль из ее рук.

— Благодарю вас, миледи. Это все, о чем я вас просил… Ричард, приказания отменяются.

Ричард ушел. Фаллон слышала, как за ним закрылась дверь. Она не подняла глаз, оставшись перед Алариком поникшая и готовая разрыдаться. Она не знала, чему из сказанного им верить и чему не верить. От стражников до нее дошли недобрые вести. По их словам, Ромни лежал в руинах, подверглись опустошению многие деревни. Она ничего не слышала об английских войсках, абсолютно ничего. Она ничего не знала о своих братьях, о северных герцогах или об Эдгаре Ателинге. Не было вестей от Делона — ей даже не было известно, жив ли он.

— Поднимись, Фаллон, — негромко сказал Аларик. Подняв голову, она взглянула на него. Блики огня играли на его лице, и она не понимала, как он может быть столь неотразимо красивым и в то же время столь жестоким. Она не знала, что скрывалось за холодным взглядом стальных глаз, и решила, что он изучает ее.

Аларик поднялся сам и помог ей встать. Он протянул ей кружку.

— Выпей, — спокойно предложил он. Фаллон вначале хотела отказаться, но затем все‑ таки сделала глоток, за ним другой. По телу ее разлилось тепло. Аларик некоторое время смотрел на нее, затем сказал:

— Теперь поешь немного.

Фаллон покачала головой.

— Я не голодна.

Он усадил ее на стул, отрезал кусок мяса и протянул ей. Запах был соблазнительный, и на его глазах она несколько раз откусила от куска.

Он взял поднос и вынес его за дверь. Глядя в огонь, Фаллон услышала, как он запер дверь.

Где они сейчас, размышляла она, Делон, Гален, Аэлфин, Тэм? Ее маленькие двоюродные братья и сестры — дети Гирта и Леофвина? Разорены ли их замки? Попали ли они в руки к норманнам? Или остались свободными и гордыми и ощущают себя истинными саксами? Не собирают ли они новое войско, чтобы двинуть его против Вильгельма?

Фаллон вспомнила Делона, его мягкую бороду и добрые глаза и грустно улыбнулась, ибо, хотя она всей душой желала его, она понимала, что их любовь оказалась не столь сильной, чтобы пережить нынешние потрясения. Делон был человеком добрым, благородным и смелым. Но ему не хватало огня и страсти, чтобы зажечь других. Дай Бог, чтобы он остался цел и невредим!

Фаллон вздрогнула, когда пальца Аларика легко, почти нежно коснулись ее щеки. Она вцепилась ладонями в подлокотники кресла, проглотила комок в горле и замерла, почувствовав, как ее охватывает жар. «Зачем даже его легкое прикосновение так действует на меня, — подумала она. Аларик, — избавь меня от войны этой ночью, я так устала от нее! »

— Уже поздно, Фаллон. Я хочу спать…

Ее голова дернулась, румянец покрыл щеки, а губы, похоже, стали внезапно сухими. Она без слов покачала головой.

— Давай, — сказал он и подошел к кровати, на ходу стягивая через голову рубашку. Бросил ее в ногах, сел и снял ботинки. Фаллон отвернулась, когда он стянул рейтузы, и пальцы ее, сжимавшие подлокотники, побелели.

— Фаллон, давай.

— Нет! — воскликнула она.

— Твое платье очень симпатичное, и будет жаль, если оно разорвется.

Они встретились глазами. Аларик стоял обнаженный, высокий, могучий, красивый, и Фаллон боялась опустить взгляд.

— Фаллон, если я все возьму на себя, ты вряд ли останешься этим довольна.

Ругаясь, она вскочила на ноги. Дрожащими руками расстегнула платье и, повернувшись к мучителю спиной, сняла передник. Затем на пол полетели туфли и чулки. В одной рубашке Фаллон повернулась к нему с умоляющим взглядом и отпрянула, пораженная страстью в его глазах, устремленных на нее. Он держал в руках плетеный пояс, которым связывал ее когда‑ то, и, увидев это, Фаллон воскликнула:

— Аларик!

— Рубашку тоже, Фаллон. Мне не доставляет удовольствия применять силу.

Она снова повернулась к нему спиной, шепча про себя ругательства. Решившись, она сбросила последнее, что на ней было, и резко повернулась к нему лицом.

— Ты говоришь, что тебе не доставляет удовольствия применять силу. Так оставь меня в покое.

— Я не намерен оставлять тебя в покое, но я намерен остаться живым до утра… А сейчас иди сюда.

Фаллон с несчастным видом опустила голову. Что‑ то удерживало ее, не давало решиться.

— Нет!.. Я не могу.

Она ахнула, когда он шагнул к ней и с плохо скрываемым нетерпением обнял. Ей хотелось оттолкнуть его, но, почувствовав, как его обнаженное горячее тело прижимается к ней, закрыла глаза, сжала зубы и замерла.

Фаллон опустилась на мягкий матрас и решилась открыть глаза, когда Аларик обмотал мягкий плетеный пояс вокруг ее запястий.

— Аларик!

Что?

— Я провела здесь целую неделю… Я не пыталась убежать от Ричарда и стражи… Зачем ты привязываешь меня?

— Я не думаю, что ты способна убить Ричарда. Но я не уверен в том, что ты не убьешь стражников и не перережешь горло мне. Как я уже говорил, Фаллон, я не намерен тебя недооценивать.

Он затянул узел на спинке кровати и лег. Воздух в комнате был по‑ осеннему прохладным, и Аларик тщательно подоткнул под Фаллон одеяло. Затем он повернулся к ней спиной. Ее бросило в дрожь при мысли о том, как близко он лежит и что могло произойти, если бы она оказалась в его объятиях. Наконец сон сморил ее.

Когда она проснулась, руки ее были свободны. Приспустив до груди одеяло, она осмотрелась и увидела, что Аларик сидит перед очагом, на стуле стоит тарелка с хлебом и сыром. Он рассеянно ел, изучая книгу в кожаном переплете. Аларик был уже одет и готов заниматься своим делом — войной. На нем была кольчуга и высокие, до колен, сапоги. Его шлем, начищенный и блестящий, лежал у двери.

Он повернулся к ней, словно почувствовав, что она проснулась.

— Доброе утро, Фаллон.

Она не ответила, снова откинулась на кровать и отрешенно уставилась взглядом в потолок.

Аларик унизил ее, а сейчас отправится истреблять ее народ. И она ничем не может помочь своим людям, потому что она — беспомощная пленница. Ведь должен же быть способ выбраться из этого кошмара! Наверняка где‑ то в Англии люди уже поднялись против герцога.

— Фаллон, я сказал «доброе утро».

Несмотря на то, что Аларик был в кольчуге, она не слышала, как он подошел и стал над нею, сдернув простыню и меховое покрывало. Фаллон, ругаясь, попыталась закрыться от его взгляда.

— Ты худший из нормандских свиней! — сказала она.

Он поднял ее, и кольчуга коснулась голого тела. Сталь была обжигающе холодна.

— Вылезай из постели, если не хочешь пригласить меня к себе.

— Никогда!

Аларик усмехнулся.

— Готов биться об заклад, что рано или поздно ты запоешь по‑ другому.

— Никогда! — повторила она и, выскользнув из его рук, полезла в свой сундук за одеждой.

— Надень платье для верховой езды, — сказал Аларик.

Фаллон взялась за белую сорочку, но, услышав слова Аларика, замерла. Что еще он задумал? Куда собирается ее везти? У Фаллон отчаянно заколотилось сердце. Если он отправит ее в Нормандию, все будет потеряно.

Она надела сорочку, затем, не глядя на Аларика, натянула мягкие теплые рейтузы наподобие тех, в которых ездят на лошади мужчины. Аларик молча наблюдал за Фаллон, пока она надевала высокие сапоги.

— Есть молоко, хлеб, семга и сыр, — сказал Аларик.

— Я не голодна.

— Поешь.

Досадливо вздохнув, она отвернулась, но, вспомнив, как ее усмирили накануне, подошла к столику, села на пол и взяла кусочек рыбы. Аларик смотрел на нее сверху.

Фаллон встретилась с его холодным взглядом.

— Не опоздай, а то все разграбят, — не удержалась она от колкости.

— Что‑ нибудь да оставят. — Он внезапно поклонился. — Здесь есть вода. Я покину тебя, пока ты будешь совершать омовения.

Он ушел, и Фаллон от души была благодарна за это. Она воспользовалась ночным горшком, вымыла руки и умылась. Закончив туалет, она увидела, что дверь не заперта, и открыла ее.

Аларик стоял в двух шагах, прислонившись к стене. Увидев Фаллон, он взял ее за руку.

В зале было тихо, когда они пересекали его. Фаллон интересовало, где они находятся и как живут здесь люди. Когда ее везли сюда, ей мало что удалось увидеть. С ней общались только Ричард да немой мальчик, который приносил ведра с водой.

Стоял отличный осенний день. Не было видно никаких следов разрушений или кровопролития. Похоже, война не коснулась этих мест. Фаллон заметила стадо волов в поле и овец на дальнем лугу. Листья по‑ прежнему были желтыми и красными, небо — бездонно‑ голубым. О войне свидетельствовали разве что рыцари Аларика, которые разгуливали по двору.

Фаллон увидела двух лошадей — Сатану и гнедую кобылу. Их держал за поводья Ричард. Он бодро приветствовал обоих, и Фаллон ответила ему тем же. Аларик помог ей сесть на кобылу и вскочил на своего жеребца. Ричард отступил и помахал им рукой, улыбаясь, отчего на щеках возникли очаровательные ямочки.

— Куда мы едем? — спросила Фаллон. Аларик бросил на нее беглый взгляд и лаконично ответил:

— Ромни.

Этого она ожидала меньше всего.

— Ромни, — повторила она.

Когда ей удастся освободиться? Да, это вопрос… Пытаться сделать это сейчас бесполезно, потому что в усадьбе слишком много его людей. В городе будет не лучше. Всюду, где находились норманны, было опасно, но преимущество Фаллон в том, что она знает страну.

Аларик ехал впереди, ехал быстро, не останавливаясь. Несколько раз они встречали беженцев — мужчин и женщин с измученными отрешенными лицами, которые двигались в глубь страны, таща за собой на повозках остатки сохранившегося скарба. Они поглядывали на вооруженного Аларика, на его боевого коня, но никто даже не пытался как‑ то выразить свое неприятие или возмущение. Чувствовалось, что мятежный дух напрочь из них выбит.

Всадники нагнали маленькую группу беженцев. Несколько женщин и детей и трое мужчин. Один из них был высок и мускулист и, по‑ видимому, отличался незаурядной силой. А что, если судьба посылает ей сейчас шанс для побега?

— Я вижу, о чем ты думаешь, Фаллон. Неужто ты готова рискнуть их жизнями?

Фаллон с ненавистью посмотрела на Аларика.

— А вы настолько уверены в своем мече, сэр?

Он улыбнулся улыбкой, от которой ее бросило в холод.

— Да, миледи, уверен. Я держу его в руках с двенадцати лет. Я всегда сражался, чтобы удержать то, что принадлежит мне, и буду продолжать делать это и впредь.

— И забирать то, что тебе не принадлежит! — съязвила Фаллон.

Однако Аларик промолчал и лишь пожал плечами. В приступе отчаяния Фаллон спрыгнула с лошади и подбежала к этим людям, крича:

— Помогите мне!

Одна из женщин бросилась к ней.

— В чем дело? Кто вас обидел? Мы сами, правда, уходим из сущего ада — Ромни, но…

— Марла, оставь ее в покое, — неожиданно сказал тот, на кого Фаллон возлагала свои надежды.

— Да ты что, Хат, рехнулся? Что из нас получится, если мы не станем помогать друг другу? — в сердцах произнесла женщина.

— Посмотри вон туда. Это граф д’Анлу.

Фаллон с удивлением взглянула на мужчину.

Неужели он узнал Аларика? И он не был испуган. Поможет ли он ей убежать?

— Люди добрые, я доведена до крайности! Я пленница и должна бежать… Я…

— Хат! — не отставала от мужа женщина, переводя взгляд с него на приближающегося огромного жеребца. — Нужно помочь этой девочке!

Мужчина продолжал смотреть на Аларика.

— Пожалуйста! — продолжала умолять Фаллон. — Поднимите шум. Я не думаю, что он тронет кого‑ либо… Мне бы убежать в лес… Я Фаллон, дочь Гарольда.

— Дочь Гарольда?! — недоверчиво переспросил мужчина.

Фаллон была потрясена его тоном. Ведь люди любили ее отца!

Мужчина шагнул вперед, в глазах его светился гнев.

— Я воевал в войске твоего отца, леди! И я скажу тебе, что это он привел нас к гибели! Он увидел папское знамя и сдался! — Мужчина злобно сплюнул. — Мы шли вперед и вперед, но он уже проиграл битву! Он продал нас! Он отдал нас и наших детей на растерзание!.. На рабство!

— Хат! — крикнула женщина.

Ошеломленная Фаллон лишилась дара речи.

Мужчина схватил ее за руку и, похоже, толкнул бы в пыль на дорогу, если бы не закричала его жена.

А затем послышался голос Аларика, который следил за происходящим, восседая на Сатане.

— Оставь ее, добрый человек. От нее сплошные заботы.

Мужчина отпустил руку Фаллон.

— Я не хотел причинять ей боль, господин, — пробормотал он, глядя на свои ступни.

— Фаллон, садись на коня, — сказал Аларик.

Она повиновалась, ошеломленная злобой незнакомца. Она не плакала, но слезы застилали ей глаза. Она не могла допустить и в мыслях, что кто‑ то до такой степени ненавидит ее отца.

Мужчина поднял горящие глаза к Аларику.

— Вы граф д’Анлу, — сказал он. Аларик, наблюдавший за Фаллон, повернулся к нему.

— Да.

— Я буду благодарить вас до конца своих дней… Вы спасли нас. Бретонцы убивали всех жителей Ромни без разбора. Кто‑ то остановил их… Он принес приказ, чтобы не трогали безвинных, и показал на вас… Вы стояли вдали на холме. Я запомнил ваш герб на щите. По нему и узнал вас сейчас.

Фаллон удивленно посмотрела на Аларика, который спокойно кивнул, затем сказал:

— Ты хорошо говоришь по‑ французски.

— Я собирался стать священником. Но мой брат умер от оспы, и мне пришлось пойти по стопам отца.

— Ты кузнец?

— Сэр, я самый лучший железных дел мастер по эту сторону Английского канала.

Аларик засмеялся. Видимо, уверенность мужнины ему понравилась.

— Иди в деревню Хейзелфорд. Она под моей опекой. Если желаешь заняться своим ремеслом, мне понадобятся твои услуги.

Мужчина кивнул.

— Принимаю предложение с благодарностью. Англия продана новым хозяевам. Я с удовольствием буду служить лучшему из них, — он бросил любопытный взгляд на Фаллон. — Миледи, я сожалею. Понимаю ваше дочернее горе. Король Гарольд был хорошим человеком, но, в конце концов, он нас подвел. Он дрался, когда не должен был драться, и умер мученической смертью, когда должен был оставаться воином.

Мужчина и его жена двинулась дальше по дороге, а Аларик взял поводья из рук Фаллон.

— Поехали, — сухо сказал он. Молчаливая и потрясенная, она поехала за Алариком.

Они приблизились к холму, откуда можно было видеть Ромни. Аларик хранил молчание, пока Фаллон смотрела.

От города почти ничего не осталось. Дома, церкви, лавки — все исчезло. Лишь закопченные руины угрюмо торчали среди пепелища.

Фаллон слезла с лошади и, спотыкаясь, ходила по холму, глядя на страшную картину. Отдельные группки выживших сидели возле костров и рылись в обломках в поисках еды. Они сгрудились возле чудом уцелевшей каменной стены.

Боль и тоска сдавили сердце Фаллон. Вот оно, нормандское проклятие, которого она боялась. Именно за это она так ненавидела норманнов. Все разрушено до основания. И подобная судьба уготована в ближайшее время всей ее родине.

Крупные, обильные слезы потекли по ее щекам. Она оплакивала сейчас не отца или родных. Она оплакивала поруганную страну, погубленную огнем и демонами. Она плакала потому, что сбылось пророчество Эдуарда Исповедника.

Затем она налетела на Аларика, мгновенно возненавидев его за то, что он привел ее сюда. Мужчина на дороге благодарил его за милосердие. Она презирала его за жестокость. Он не имел права губить ее страну!

— Ублюдок! — кричала она. Аларик восседал на Сатане, холодный и отчужденный, очевидно понимая, какой эффект произвел на нее вид сожженного города. — Лакей ублюдка! — Она в истерике бросилась на него, норовя ударить.

— Фаллон! — резко сказал Аларик, ибо Сатана начал подниматься на дыбы и храпеть. Он быстро спешился и оттолкнул ее от коня. Ничего не видя от слез, она упала, но тут же поднялась и снова в ярости набросилась на него, но ее кулаки натыкались на кольчугу и не причиняли ему никакого ущерба. Задыхаясь, она снова налетела на него, и они упали вместе. Он наконец поймал ее руки.

— Зачем? — выкрикнула Фаллон. — Зачем ты это сделал? Зачем привез меня сюда?

— Потому что ты должна видеть. Ты должна понять, — сказал он удивительно ровным, будничным голосом. — Таков гнев Вильгельма, а ты его разжигаешь. Фаллон, ты хочешь продолжать войну, а надо искать мира.

Она покачала головой, будучи не в силах представить себе, что небо продолжает оставаться таким же голубым и красивым, а трава — такой же бархатно‑ зеленой. Ад сошел на Англию.

Аларик встал и протянул ей руку, чтобы помочь ей подняться на ноги. Фаллон, словно не видя его руки, встала самостоятельно и снова окинула взглядом то, что некогда было городом Ромни.

— Он возродится, — сказал Аларик. — Он возродится снова… Люди вернутся… Они построят дома. Женщины будут печь и шить, а со временем зазвучит их смех, когда они будут покупать на площади всякие безделушки и ленточки.

— А девушки понесут нормандских ублюдков, — выпалила Фаллон.

Аларик некоторое время молчал.

— Они понесут жизнь, — сказал он тихо. — Дети еще будут помнить о ненависти, но уже от внуков она отступит. Жизнь нельзя пресечь.

Фаллон вздернулась.

— Вам это удалось, сэр, вы погубили народ! Целый народ! — Пройдя мимо него, она села на лошадь.

Аларик думал о своей пленнице и хранил молчание. Он был доволен, что она пережила такое потрясение, ибо его целью и было убедить ее в бесполезности борьбы с Вильгельмом. Он не сомневался, что при первом удобном случае она бросится на поиски братьев, северных герцогов или сторонников Ателинга и начнет войну.

По крайней мере на сегодня он сделал ее послушной. На обратном пути она не предпринимала никаких попыток убежать. Во дворе, никого не видя, спрыгнула с лошади и быстро прошла в их общую комнату. Изо всех сил хлопнула дверью. Поднимаясь следом за ней по лестнице, Аларик устало вздохнул.

 

Глава 18

 

Фаллон бросилась на кровать и закрыла глаза.

Ее трясло. Почему всемилостивый Бог позволил отцу погибнуть, а Вильгельму остаться живым? И творить свои черные дела? Но ведь должен же быть конец у этого кошмара!

Ей тяжело было осознавать, что некоторые несчастные глупцы считают Хейзелфорд убежищем от бедствий. Мужчины работали и смеялись, женщины пели. До нее доносились их голоса, пока она вышагивала по комнате, гадая, что с ней будет дальше. Аларик вчера вынудил ее слушаться, угрожая здешним людям, и тем самым ловко одурачил, ибо не собирался приводить угрозы в исполнение. Это место было теперь его собственностью. Похоже, он намерен был заботиться об этой усадьбе гораздо больше, чем об Элвальде. И люди с готовностью выполняли его распоряжения.

Дверь открылась, и вошел Аларик. Фаллон не повернулась, но поняла, что он был не один. С ним был Ричард, державший поднос с едой и элем, и два деревенских парня, которые внесли деревянное корыто. Она лежала к ним спиной, пока Ричард пространно инструктировал парней о том, как и сколько наливать туда горячей воды.

Наконец шум утих, дверь закрылась, но позы девушка не изменила. Аларик не разговаривал с ней, но она слышала, как он, раздеваясь, гремел кольчугой. Затем воцарилась тишина. Фаллон сомневалась, что он просто хотел вымыться. У него, наверняка, была другая цель!

Прислушиваясь к тишине, Фаллон решилась повернуться и посмотреть на Аларика. Он сидел в корыте. Голова его лежала на широком бортике, небольшое полотенце покрывало лицо — как тогда в Руане, когда она нечаянно забрела в его комнату.

Она повела по комнате глазами и увидела котелок с водой. Сегодня она была готова к борьбе. Он обманул ее вчера вечером. Ему не удастся сделать это сегодня. Он заслужил наказание, и она его накажет. Если ей суждено накликать его гнев, быть по сему. Что ей терять? Что может быть более унизительным, чем ночи, которые она провела рядом с ним — голая и привязанная к кровати?

Босиком она тихо подкралась к камину, сняла котелок с огня, внимательно наблюдая за Алариком. Он не шевелился. Она подошла к нему и остановилась, затаив дыхание.

Он почувствовал ее присутствие, сдернул с лица полотенце и в мгновение ока выскочил из корыта. Глаза его метали молнии.

— Я думала, что тебе надо добавить воды, — начала было Фаллон, но он выбросил вперед руки и вырвал у нее котелок. Выплеснул воду в корыто, после чего все внимание обратил на бунтовщицу. Она отпрянула назад, ей стало не по себе при виде наступающего на нее мокрого обнаженного разъяренного мужчины, не произносящего ни слова.

Фаллон вспрыгнула на один из сундуков. Внезапно она увидела, что рядом находится поднос. Она схватила кружку и протянула ее Аларику. Жест был настолько неожиданным и бессмысленным, что Аларик фыркнул про себя, а Фаллон, охваченная паникой, подумала, что кружка может послужить ей оружием. Он поймал ее за руку, отобрал пустую кружку. Улыбка коснулась его губ, когда он стал перед ней на колени. Она нервно прислонилась к стене, со страхом глядя на его широкие бронзовые плечи и на поблескивающие на коже капли влаги. Жилка на его шее пульсировала с бешеной частотой, и Фаллон проглотила комок в горле…

— Ты думала, что мне нужно добавить воды?

— Да, — быстро ответила она.

— Ага… И, видимо, ты хотела предложить мне эля?

― Да.

— Ты решила прислуживать мне?

― Да.

— Думаю, что это не так.

Она опустила ресницы, затем одарила его сладкой улыбкой.

— Почему же, мой господин? Ну, почему нет? Разве люди не мечтают находиться под твоей опекой? Разве ты не преподал мне урока сегодня? Разве не должна я упасть на колени и благодарить великого графа Аларика за то, что он напал на меня и взял в плен?

Она видела, как Аларик сжал челюсти и каким колючим и ледяным стал взгляд его стальных глаз. Ей совсем не хотелось слушать, что скажет человек с такими глазами!

— Нет, любовь моя, — тихо сказал он. — Сегодняшний урок имеет отношение не ко мне, а к Вильгельму и его политике. Он верит, что запугать людей — значит проявить к ним милосердие, потому что тогда не придется их уничтожать. А я не хочу, чтобы ты стала одной из показательных жертв. Вот и все, Фаллон. — Он не дал ей возможности ответить, а поднялся, одновременно поставив ее на пол. — Так ты хотела прислуживать мне, миледи? Мне это очень по душе. Но позволь сегодня мне поухаживать за тобой. Тебе элю? Пожалуйста, наслаждайся!

Аларик схватил ее за волосы. Затылок Фаллон касался огромного рыцарского кулака. Аларик не дернул, он просто держал ее голову. Он налил эль и поднес кружку к ее губам. Фаллон приоткрыла губы, эль расплескался по ее одежде. Она закашлялась, и тогда он отпустил ее.

— Ах, миледи! Как грубо у меня вышло, как по‑ варварски! Простите меня.

— Аларик! — в отчаянии воскликнула она, понимая, что серебряные искорки в его глазах свидетельствовали, что ждать пощады не приходится. — Я буду прислуживать тебе!

— Нет и нет, миледи! Я поклялся, что сегодня прислуживать вам буду я. И вот видите, что получилось. На тебя вылился весь эль. И это моя вина. Но не беспокойтесь, миледи, я сейчас все исправлю.

Он протянул руку и стал срывать с Фаллон шерстяной передник.

— Аларик! — протестующе воскликнула она. Но он быстро поднял ее и бросил на кровать. Она попыталась выскользнуть, но этим лишь помогло ему стянуть с нее рейтузы. Оставшись только в легкой белой сорочке, она переползла на другую сторону кровати. Сердце ее готово было вырваться из груди. Это ее собственная вина! Да, он дразнил ее, но он действительно не применял силу вплоть до нынешнего момента.

— Аларик, я была сердита! Нет, была потрясена, и я хотела…

— Ты хотела ошпарить мне весь низ, а я не оценил этого намерения по достоинству. — Внезапно он нагнулся к ней, схватил и понес через комнату, не обращая внимания на ее крики. Она не сразу догадалась, какое наказание он придумал, и отчаянно вскрикнула, когда он окунул ее прямо в сорочке в корыто.

Фаллон схватилась за края, пытаясь подняться. Но ей это не удалось, потому что он снова поднял ее. Прижав принцессу к себе, он шагнул в корыто, лег и возложил ее на себя. Фаллон открыла было рот, чтобы снова закричать, но он поймал ее губы своими, подавив поцелуем неродившийся вскрик. Он крепко прижал ее и стал целовать крепко, почти грубо. Она не могла дышать, как не могла и вырваться из его объятий. С ней начало твориться что‑ то неописуемое. Каждый поцелуй, казалось, вонзался в нее, словно раскаленное стальное лезвие, и что‑ то билось и пульсировало в глубине живота. Она схватила Аларика за плечи, не понимая, сопротивляется или обнимает его. Наконец он оторвал от нее свой рот, и она увидела его глаза, которые, казалось, отливали матовым серебром. Он отвел локон с ее лица и заговорил нежно и хрипло.

— Я не смогу забыть ту первую ночь, когда я взял тебя. Я всегда знал, что ты не обычный ребенок… что ты можешь свести с ума беднягу‑ мужчину. Пока я не касался тебя, я не думал, что сам окажусь им. Когда я прикоснулся к тебе, молния пронизала меня насквозь. Больше не было ребенка, появилась взрослая женщина. И я коснулся ее груди…

Слова его замерли, а ладонь легла на высокую девичью грудь. Тонкая прозрачная ткань сорочки вряд ли могла служить преградой для его пальцев, и алая припухлость соска чутко откликнулась на ласку. Фаллон попыталась что‑ то сказать, остановить его, но оказалось, что у нее нет ни голоса, ни желания сделать это. Он не сводил с нее глаз. Там, где он касался, Фаллон испытывала жар, а там, где он не успел коснуться, тело жаждало его прикосновений.

— Я всегда знал, как ты красива, — прошептал он. — И боялся оказаться в плену у этой красоты.

Он крепко прижался к ней ртом, продолжая ласкать ладонью ее грудь. Затем его рука двинулась ниже, словно заколдовывая ее, и вскоре она забыла о гневе и боли и испытывала лишь сладостный трепет от его прикосновений. Его губы играли с ее губами, уходили и вновь возвращались. Этот поцелуи был одновременно и наслаждением, и насилием — дикий и сладостный, и, содрогаясь, она стала отвечать тем же. Сжала его губу своими зубами. Она пила его рот и чувствовала, как вздрагивает мужское тело под ней.

Она ахнула, когда Аларик нетерпеливо сдвинул мокрую ткань к груди. Его рука решительно устремилась к полным бедрам, отыскала мягкий темный треугольник и затеяла с ним игру — дерзкую и нежную одновременно. Жар охватил все тело Фаллон. Аларик что‑ то зашептал возле ее губ, снова коснулся их ртом. Ритм его ласк ускорялся, и Фаллон казалось, что она парит на крыльях сладострастия. Не сдерживаясь более, она рванулась навстречу…

Фаллон не сразу поняла, что он перестал касаться ее. Она подняла веки и увидела его глаза, которые казались почти черными от страсти. Она вспыхнула и отвела взор.

— Нет! Смотри на меня! — хрипло сказал Аларик, но у нее не было на это сил. Задыхаясь, она попыталась выскользнуть, но вместо этого лишь сильнее прижалась к нему и тихонько застонала, охваченная неутолимой страстью. Поймав ее взгляд, он торжествующе улыбнулся. Фаллон не отвела глаз, а лишь тихонько произнесла проклятие.

Аларик поднялся вместе с Фаллон, вышел из корыта и положил ее на мех возле камина. Он решительно сдернул с нее мокрую сорочку. Когда его взору предстали упруго покачивающиеся высокие груди, в его глазах засветилась звериная страсть и Фаллон поняла, что он сейчас возьмет ее. Этого не следовало допускать, но она не имела сил противиться сжигающему ее желанию. Ей казалось, что она пьяна от страсти. Влажность и аромат мужского тела дурманили ее. Она нуждалась в разрядке.

Она услышала треск разрываемой ткани и сделала слабую попытку запротестовать.

— Я слижу всю воду с твоего тела. Всю.

«Нет…»

Она лишь подумала, но произнести вслух не смогла. Отсветы пламени играли на нагих телах, и они от этого стали золотистыми. Ей хотелось касаться его тела. Потрогать мускулистую и такую живую грудь. Погрузиться пальцами в копну его волос.

Она не решалась посмотреть вниз, на мощный торс и мускулистые ноги, на возбужденную плоть.

Он наклонился к ней и разостлал волосы цвета воронова крыла по коврику. Она не могла пошевельнуться, не могла возражать или крикнуть. Она лежала недвижимо, чувствуя жар камина, который овевал и обсушивал ее тело.

Его губы отыскали ее рот и страстно приникли к нему. Затем они стали блуждать по телу, обжигая, словно языки пламени, — по шее, по груди, временами где‑ то задерживаясь. Эти прикосновения были легкими, как трепетание крыльев бабочки. А то вдруг они становились яростными, когда он забирал глубоко в рот сосок и затем медленно высвобождал его.

Фаллон погрузила пальцы в его волосы. Она что‑ то бормотала, сама не зная, что именно. Она задрожала, когда он стал слизывать капельки воды с ее живота.

Внезапно его не стало, и она вскрикнула. Аларик схватил ее за щиколотки, широко развел их и стал между ними на коленях. Она увидела его восставшую плоть, и облизала губы, чтобы заговорить и упросить его остановиться. Он лег на нее, и ей были видны золотистые отблески пламени на его мускулистых плечах. Он смотрел ей в глаза, не сводя взгляда. Фаллон закрыла глаза, испытывая сладостную муку.

— Оближу тебя… Всю… — Он произнес эти слова шепотом. Его руки скользнули к девичьим ягодицам, стиснули, лицо склонилось меж ее ног. Она закричала и задергалась от пронзительного сладострастного удара его языка. Аларик хрипло засмеялся и поднял голову, чтобы увидеть ее лицо. Фаллон задвигалась, разводя ноги и приподнимая живот навстречу его рту. Из ее горла вырывались стоны, она металась, словно в горячке. Ее тело рвалось к нему, что‑ то — остатки разума — пыталось возражать против этой слишком интимной ласки. Тем не менее отказаться она была не в силах, а Аларик, несмотря на пожирающую его страсть, был намерен с ее помощью довести Фаллон до предела. Его язык двигался, искал и наконец нашел крохотный узелок — средоточие величайшего наслаждения. Язык проникал вглубь, разжигая сладостное пламя. В ней все трепетало и пульсировало, и она закричала, моля о пощаде.

Затем в ней что‑ то взорвалось… Словно раскололась звезда… Пылая и содрогаясь, она плыла, испытывая чувство невероятного наслаждения и блаженства.

Фаллон вскрикнула в смятении, все еще ощущая на себе тело Аларика и слыша его торжествующий смех. Она попыталась освободиться, испытав внезапный стыд, но он не отпустил ее. Смех его смолк, и Аларик приподнялся над Фаллон. Он переплел свои пальцы с ее пальцами. Слова замерли на ее губах, когда она ощутила возбужденную мужскую плоть.

— Я больше не могу, — прошептала она умоляюще.

— Ты можешь, — уверенно сказал Аларик.

Фаллон проглотила комок в горле и тихонько ахнула, ибо, хотя она и была переполнена удовольствием, она затрепетала, когда Аларик входил в нее. Движения его были энергичными, упругими, ритмичными.

Подчинившись этому ритму, Фаллон поняла, что ее снова охватывает пламя. Она тихонько застонала и послушалась, когда Аларик хриплым шепотом попросил, чтобы она обвила его ногами.

И этот момент снова наступил. Она выгнулась навстречу, когда ее заполнило горячее тепло. Аларик поднялся над ней, упругий и напряженный, крепко прижимая ее к себе. Фаллон чувствовала, как от живота огонь распространяется по всему телу, по рукам и ногам, заполняя собой пылающий мозг и сердце.

Аларик скатился с Фаллон и лег рядом, ловя ртом воздух. Пламя камина освещало их повлажневшие тела. Фаллон смотрела на могучие плечи, на сильные руки, которые привыкли держать меч.

Взглянув на его пальцы, Фаллон проглотила комок, вспоминая, с какой нежностью он касался ее интимных мест. Затем ее взгляд скользнул по плоскому животу и могучим бедрам.

Глаза задержались на мужской плоти, уже удовлетворенной, но все еще гордой. Фаллон почувствовала трепет. Кто он: враг, завоеватель, держащий ее в плену, — или радость ее жизни? Это какое‑ то чудо! Это какой‑ то ужас! Аларик сказал ей однажды, что она будет умолять его о том, чтобы он коснулся ее, — и вот это сбылось.

Его ладонь опустилась ей на грудь. Он рассеянно приласкал и сжал сосок.

С яростным криком она отбросила его руку и попыталась встать. Он поймал ее за руку и сел верхом на Фаллон. Соприкосновение обнаженных тел вызвало у нее замешательство.

— И что теперь, mаdemoiselle? — хрипло спросил Аларик. — Ты собираешься назвать это варварским насилием?

— Слезь с меня! — потребовала она, избегая смотреть ему в глаза. Он ничего не сказал. Наконец с несчастным видом она посмотрела на Аларика. Как всегда, было трудно что‑ то прочитать в его серых глазах.

— Пожалуйста! — попросила она, кусая губы.

Аларик встал и протянул ей руку. Фаллон отвернулась, чтобы не видеть его еще не угасшего желания. Он погрузил пальцы в ее волосы.

— Я спрашиваю, принцесса, неужели ты называешь это насилием?

— Нет! — выкрикнула она, и слезы брызнули из глаз при попытке выскользнуть из его объятий. — То есть да, это было насилием! Когда ты держишь меня, ты лишаешь меня воли! Ты… колдун!

— Леди, я ощущаю прелесть вашего тела и знаю, что доставил вам огромное удовольствие.

Его слова привели ее в ужас, щеки вспыхнули.

— Господи, я не хочу, чтобы ты доставлял мне удовольствие!

— Были времена, когда ты могла меня обманывать.

— Ты добился своего… Может, теперь ты отпустишь меня?

Он оттолкнул ее, так что она едва не упала на коврик. Затем снова влез в корыто, ругнувшись по поводу того, что вода остыла, вылез и стал обтираться льняным полотенцем. В смятении сидя на коврике, Фаллон наблюдала за ним. Мужчины! Покорители‑ ублюдки! Как она всех ненавидела, а этого в особенности! Она помнила его шепот, помнила нежность в его глазах; содрогаясь от стыда, она вспомнила непостижимо, немыслимо сладостную ласку и то, как при этом дрожала и полыхала. Он, конечно, уже все забыл. Он разрушил ее мир и веру в себя — и успешно забыл ее. В ней была безудержная, лютая ярость, за которой, может быть, скрывалось….

— Садись на кровать, — сказал Аларик.

— Пошел ты к черту, ублюдок! — распаленно выкрикнула Фаллон. Она поднялась, дрожа от бешенства, и влезла в остывшую воду, чтоб смыть с себя его прикосновения. Она остервенело, исступленно терла свое тело, не обращая внимания на то, что он смотрит на нее.

Скрестив руки на груди, Аларик терпеливо ждал. Однако, завершив дело, Фаллон не желала выходить из корыта под его взглядом, от которого у нее закипала кровь. Она, кажется, и сейчас ощущала его плоть в своем теле, чувствовала прикосновения его рук.

— Полотенце? — Аларик шагнул к ней, предлагая собственное.

Фаллон молча рванула ткань и накинула на плечи. Аларик подошел к подносу и поднял кружку с элем.

— Ваше здоровье, mаdemoiselle!

Фаллон зарычала, топнула ногой — и Аларик вдруг рассмеялся. Однако он быстро оборвал свой смех, взгляд его стал серьезным и суровым. Фаллон опустила глаза, думая о том, что даже когда он обнажен, видно, что это рыцарь и воин. А если точнее, то — особенно когда он обнажен! Высокий, могучий, мускулистый, идеально сложенный… Она подумала об их редких встречах за те годы, которые они знали друг друга, — и ей внезапно захотелось, чтобы они не были врагами.

Тем не менее он был врагом. Он ограбил ее.

Он лишил ее невинности, гордости, воли. А мог выкрасть и ее сердце. И это прискорбно, потому что с того времени, как умерла его жена, казалось, он лишился души и сердца.

Фаллон резко отвернулась. Ей не хотелось вспоминать обещание, которое она прочла в его глазах, когда они пили из общего кубка на приеме. Ей не хотелось вспоминать, что он постоянно заставлял ее трепетать, и даже когда она обещала Делону выйти за него замуж, то думала о поцелуях Аларика.

Он явился в Англию во главе тех, кто убил ее отца. Прошло всего несколько дней со дня смерти Гарольда, а она уже успела стать любовницей его врага.

Она в ярости огляделась вокруг, ища, чем бы запустить в Аларика. Поблизости оказался его ботинок, и она с наслаждением отправила его в полет. За ним последовал второй. Первый попал в грудь, второй ударил пониже.

Аларик взревел, бросился к ней и не дал Фаллон запустить в него туфлей. Он сжал ее запястье, рука Фаллон разжалась, и туфля упала на пол, а потом и полотенце. Слезы брызнули из глаз Фаллон, она попыталась лягнуть Аларика.

— Черт побери, Фаллон!.. Перестань! Немедленно перестань!

Но она не могла остановиться. Она извивалась, брыкалась и ругалась. Он сгреб ее и понес к кровати, бросил на постель и придавил своим телом. В этой неудобной позиции она доблестно продолжала борьбу.

— Фаллон! — тряс ее Аларик. — Прекрати, иначе я снова свяжу тебя!

Наконец силы ее иссякли, и она замерла. Молча встретила его суровый взгляд. Ей хотелось говорить. Хотелось объяснить трагизм своей ситуации. Как ни абсурдно, но ей даже хотелось спокойно лежать под ним и чувствовать на себе его тело.

Однако она не могла говорить, а он не собирался слушать.

 

Глава 19

 

Ночью Фаллон со страхом почувствовала, что к ней откуда‑ то подбирается жар. Она не успела открыть глаза, когда на нее легла горячая рука Аларика. Фаллон села в постели, начиная понимать, что происходит что‑ то неладное.

Он был без сознания, горячечно метался в постели.

Фаллон отодвинулась от Аларика, затем встала на ноги. От тлеющих углей в очаге зажгла свечку. Вернулась к постели и дотронулась до его лба. Волосы были влажными, лоб пылал, сам Аларик метался и что‑ то бессвязно бормотал.

— Боже милостивый, — проговорила Фаллон. Сейчас самое время бежать. Она может одеться, прокрасться мимо стражей и скрыться в лесу. Фаллон хорошо знала лес и могла добраться до Лондона через Андредевсвальд. Через пару дней она окажется там — среди друзей, среди уцелевших воинов… Но если она бросит Аларика, он умрет.

Несколько минут она мучительно раздумывала. Сейчас он был совершенно беспомощен. Крупные капли пота блестели на его лице, он дрожал, руки шарили по одеялу. Вероятно, стражников у дверей не было — Аларик всегда верил в себя. Она может бежать… Может легко освободиться.

На какое‑ то мгновение она позволила себе отдаться мечте. Но нет, она не может оставить его. Он ее враг, но сейчас он — только человек, нуждающийся в ее заботе. И — слишком многое связывает их.

Она отбросила мысли о свободе, о том, как на боевом коне подъедет к окраине Лондона, и поспешила к миске с водой. Она смочила тряпку и положила ему на лоб.

— Ублюдок! — произнесла она голосом, в котором слышалась боль. — Мне бы надо тебя повесить за ноги за те мучения, которые ты мне доставил! И клянусь тебе, что в один прекрасный день я это сделаю!

Он ничего не возразил. Фаллон быстро оделась. Она укрыла Аларика до пояса и направилась к выходу. Дверь была не заперта, и Фаллон снова испытала горестное чувство, ибо убедилась в реальной возможности оказаться на свободе.

Стражника у двери не было, но, привалившись к щиту своего господина, там спал Ричард из Элвальда.

— Ричард!

Паренек открыл глаза и уставился на нее так, словно увидел привидение. Затем он вскочил на ноги.

— Госпожа!

— Он заболел, — сказала Фаллон. — Мне нужна вода — много холодной воды. И поскорее.

Фаллон услышала звук шагов на лестнице и подумала, что стража все‑ таки находилась не столь уж далеко. Но это оказался Роже Боклар. Он взбежал наверх, и вид у него был сонный и домашний. Или они решили, что она, в общем, не так уж опасна? А может, Аларик убедил их, что она не убежит, если он будет с ней?

Впрочем, это не имело значения. Горячка могла оказаться роковой и сделать то, чего не смог меч. Холодок страха родился у нее где‑ то в затылке и пополз по спине. Хотя ей‑ то что за дело? Ей надо молиться, чтобы он умер, как умерли многие англичане. Но она не могла молиться о его смерти, как не смогла бросить его и бежать.

— Роже, вы мне понадобитесь. Если я не смогу сбить у графа жар, придется дать что‑ то внутрь, чтобы прочистить кишечник, а он будет сопротивляться…

Молодой норманн внимательно смотрел на нее, и она подумала, что он боится, уж не собирается ли она отравить Аларика. Фаллон опустила глаза, вспомнив те далекие времена, когда они оба были подростками и он чистил за нее лошадей. Сейчас он возмужал, превратился в красивого могучего рыцаря, и ей было не по себе от его пронзительного взгляда.

Фаллон снова подняла глаза. Какое это имеет значение? Если она не поторопится, Аларик может умереть.

— Ричард, выполняй то, о чем тебя попросила леди Фаллон, — сказал Роже, подталкивая паренька и входя в комнату. Он подошел к кровати, на которой в бреду метался Аларик. Тряпка свалилась с его лба, и Фаллон, смочив ее, снова положила на голову.

— Это та самая горячка, которая свалила половину нашего войска, — с мрачным видом сказал Роже. — Чем я могу помочь?

В этот момент Аларик сбросил с себя покрывало. Фаллон покраснела, потому что Аларик был совершенно нагим, но затем твердо сказала:

— Нужно сбить жар.

Ричард принес ведра с ледяной ключевой водой. Фаллон разорвала на отдельные полосы одну из своих сорочек и сказала, что нужно смочить их и прикладывать к телу. Затем она стала промывать ему лоб, грудь, плечи, подмышечные впадины. Она попросила Ричарда и Роже помочь ей перевернуть Аларика. Он метался и что‑ то бессвязно бормотал. Когда занялась заря, он внезапно сел в кровати и схватил Фаллон за плечи.

— Боже милостивый, зачем? Мадам, видит Бог, вы загубили невинную душу. И меня толкнули на кровопролитие. Да простит вас Бог, ибо я не знаю, смогу ли простить я! Вы убили ее, я убил его, а сейчас погибли младенец и вы… О Господи!

Он тряс Фаллон за плечи с такой силой, что она вскрикнула. Роже и Ричард бросились к нему, чтобы освободить Фаллон и уложить своего господина. Аларик погладил ей щеку, после чего его пальцы соскользнули к ее шее. Если бы он хотел убить ее, то сделал бы это, потому что сила его рук была огромна. Но он смотрел куда‑ то мимо.

— Его гнев направлен не на вас, — успокоил ее Роже. — Он, должно быть, вспоминает прошлое.

Некоторое время Аларик смотрел на Фаллон отсутствующим взглядом, затем его глаза закрылись, он откинулся на кровать.

— Господи! — прошептала Фаллон, хватаясь за горло. Она бросила взгляд на Роже и ей стало ясно, что, не в пример ей, он понял суть происходящего. Она отвернулась от него и схватила за плечи Ричарда.

— Ричард, не теряя времени, беги к мажордому. Мне нужны… — Она перечислила яйца, мед, несколько трав, мох. Ричард побежал искать Хэмлина. Роже продолжал прикладывать примочки, а Фаллон ждала, что он ей что‑ то объяснит.

— Он хочет убить меня, — негромко сказала она.

— Нет, он не собирался причинять вам зла.

— А что с ним было?

— Я не могу вам рассказать, это не моя история… Это было много лет назад.

— Я знаю, что он был женат.

― Да.

— И что он потерял ее… Что она была очень красивая…

— Потрясающе красива, — пробормотал Роже. Он взглянул на Фаллон, передернул плечами. — Она думала, что ей лучше умереть. Если бы она знала, что через столько лет рана еще будет кровоточить!

— О чем ты говоришь?

На минуту она отвлеклась, потому что Аларик заметался еще сильнее. Он уставился остекленевшими глазами на Роже и заговорил:

— Он не знает английских законов. Он имеет неограниченную власть в Нормандии и не хочет понять, что в Англии король не всевластен.

— Он говорит о Вильгельме, — тихо пояснил Роже. Затем Аларик закричал, словно ему что‑ то привиделось в кошмарном сне… Появился Ричард, ведя с собой юную Джин — дочь мажордома.

— В окрестностях есть только эти травы, — сказала Джин, показывая Фаллон содержимое подноса.

— В соседней деревне есть лекарь.

— Он не доживет до его прихода, — покачала головой Фаллон, — если ему не дать отвара.

Все посмотрели на нее, и она почувствовала волну недоверия.

— Если я сумею найти нужные травы, я приготовлю отвар, который спасет его.

Роже мучительно колебался — он не сомневался в знаниях Фаллон, но сомневался в ней самой.

Все помнили, как она ударила ножом Фальстафа.

Роже дотронулся до ее руки.

— Я поеду с вами. Вы приготовите отвар. Но прошу вас, миледи, быть благоразумной. Если он умрет, я буду вынужден передать вас в руки Вильгельма как отравительницу.

Она рванула свою руку.

— Роже, у меня нет намерения отравить его, — она повернулась и вышла, взяв кожаное ведро у двери. Роже последовал за ней.

Люди Аларика проснулись, все были настороже. Фаллон слышала шепот и ощущала на себе их взгляды, пока шла по двору. Она попросила мальчика из конюшни оседлать ей лошадь.

— Куда вы собираетесь ехать? — спросил ее стоящий рядом Роже.

— На болото! — отрезала она. — Если я пойду туда пешком, вернусь как раз к похоронам.

Роже вскочил на свою лошадь и посадил Фаллон перед собой. Они галопом домчались до болота, где Фаллон искала нужные травы, пока Роже нервно и бдительно наблюдал за ней. Он спешился, и Фаллон видела, что меч его находился в седельной сумке, а не у пояса.

Ей было горько и досадно. Никто не хотел понять, что она защищалась, когда ножом ударила Фальстафа. Никто не хотел признать, что она имеет право защищаться. Ее коробило, что даже Роже, который некогда был ее покорным рабом, мог думать, что она способна отравить человека.

Фаллон быстро вернулась к лошадям и бесшумно вытащила меч. Негромко посвистывали утренние птицы. Было туманно и спокойно. Фаллон подкралась сзади к Роже и приставила острие меча к его спине. Он напрягся, внезапно осознав всю серьезность угрозы.

— Сэр, когда вы сопровождаете такую опасную женщину, как я, вы не должны оставлять оружие без присмотра.

— Перестаньте, Фаллон! — Он стоял прямо, однако голос его чуть дрогнул.

— Повернитесь, Роже, только не спеша, осторожно.

Он повиновался. Фаллон прижала острие меча к его горлу, и Роже побледнел. Затем она отбросила оружие в сторону, и гнев сверкнул в ее глазах.

— Роже, в один прекрасный день я увижу, как вы будете изгнаны из Англии… Из моей страны. Я с радостью сражусь с вами в бою. Но мне претит предательство или хладнокровное убийство, хотя многие из вас заслуживают смерти. Сэр, если бы я желала, я бы уж давно так или иначе убила Аларика… А теперь помогите мне, нам надо торопиться.

Она повернулась и занялась поиском трав и мха. Ей помогал Роже. Когда Фаллон решила, что собрано достаточно, она повернулась к нему.

— Нам нужно возвращаться.

Роже усадил ее на лошадь, и сам сел сзади. Они быстро доскакали до усадьбы и, вбежав в комнату, обнаружили, что Аларик находится все в том же состоянии. Джин и ее старшая сестра Милдред сидели у изголовья и заботливо меняли влажные тряпки. Здесь же нес свою вахту опечаленный Ричард. Рядом находились двое вооруженных людей Аларика. Однако мечи были бессильны против горячки, которая терзала их господина.

Не обращая на них внимания, Фаллон подбросила дров в камин, поставила на огонь котелок с водой, бросила в него травы и стала мешать содержимое. Она услышала, как кто‑ то шепотом назвал ее ведьмой. Один из стражей — громадный лысый мужчина, который в первый день тащил ее по лестнице, — подошел к Роже и стал горячо убеждать, чтобы он остановил Фаллон, потому что она хочет убить Аларика.

Разогнувшись и отбросив от лица прядь волос, Фаллон посмотрела на мужчин. Ей хотелось сказать это по‑ английски, но она не решилась, потому что Роже плохо говорил на ее языке и ей было ни к чему, чтобы он почувствовал себя неуверенно.

— Я помогала лучшим королевским лекарям во время битвы у Стэмфордского моста. Там, где война, у людей всегда бывает горячка.

— Это от дурной английской воды! — сердито сказал лысый рыцарь.

Должно быть, Ричард кое‑ что понял из этой французской фразы, ибо тут же встал на защиту страны.

— Вода здесь хорошая! Аларик заболел потому, что он связался с этой дрянной армией в Дувре!

— Не имеет значения почему, — вмешалась Фаллон. — Я уверена, что этот тан сдерет с меня заживо кожу, если его хозяин не выживет, тем не менее я продолжаю. Не досаждайте мне больше своими дурацкими сказками о ведьмах и демонах. Горячку надо остановить!

Роже шумно дышал, отдавая себе отчет в том, что от него зависит жизнь Аларика. Наконец он шагнул вперед и показал Фаллон, что она может дать Аларику свое снадобье. Ричард наблюдал за ней, и принцесса ободряюще кивнула ему.

— Помоги мне, Ричард, приподнять его.

Она молила Бога, чтобы Аларик не стал сопротивляться, ибо ни она, ни Ричард не могли равняться с ним силой. К счастью, он проявил послушание, и они с Ричардом сумели влить ему в рот отвратительно пахнущее снадобье. Она подумала, что не следует винить рыцаря за его опасения.

Губы Аларика побелели. Мужественные, красивые черты его лица были пепельного цвета… Она сумела приоткрыть ему губы и влить в рот еще несколько капель жидкости.

Она погладила его шею, кивнув Ричарду, пока тот пытался удержать голову Аларика. Аларик проглотил снадобье и задохнулся. Он напрягся, дрожь пробежала по его телу.

— Пей, пей еще! — убеждала его Фаллон. — Пей, это — жизнь.

Вряд ли он слышал ее, но продолжал глотать. Содрогнувшись, он открыл глаза.

— Боже мой! — прохрипел он. — Ведро! Ради Бога, ведро!

Аларик оттолкнул Фаллон и спрыгнул с кровати. Он широко раскрыл глаза, увидев, что комната полна народу. Ругаясь, он бросился к ночному горшку. Здесь его вырвало. Ричард держал наготове воду. Он плеснул себе водой на лицо и голову, и внезапно им снова овладела слабость. Он тяжело обвис, Ричард и Роже подхватили его и отвели к кровати.

Фаллон услышала нечто похожее на шипение. Повернувшись, она увидела, что лысый рыцарь высоко поднял боевой топор. Она вскрикнула, поняв, что на нее сейчас обрушится смертельный удар.

— Стой! — громко скомандовал Роже. — Остановись, приятель!

— Она убила его!

— Нет, ты лучше взгляни сюда!

Рыцарь шагнул вперед. Аларик медленно открыл глаза. Он был в ясном сознании. Он сделал попытку улыбнуться, но глаза его закрылись.

— Видишь, он просто заснул, — глухо сказала Фаллон, еще не пришедшая в себя после потрясения. — Он спит, и его будет тянуть в сон, пока не поправится. Сейчас его надо оставить в покое. Он выживет.

Улыбнувшись лысому рыцарю, она закрыла глаза и горячо поблагодарила Бога за то, что ей удалось сделать все правильно. После этого она опустилась на кровать и потеряла сознание.

Болезнь Аларика длилась почти неделю, в течение которой он едва узнавал окружающих. За это время пришло несколько вестей от герцога, которого тоже свалила горячка. Вильгельм лежал больной в разрушенной башне и раздавал своим людям окрестные деревни.

В Лондоне провозгласили Эдгара Ателинга королем Англии. Услышав эту новость, Вильгельм пришел в бешенство. Однако не было слышно, чтобы английское войско собиралось бросить вызов норманнам.

О коронации пока тоже молчали. Фаллон обо всем узнавала от Джин. После того как заболел Аларик, Фаллон обрела заметно большую свободу. Ей разрешалось спускаться в зал и даже выходить из дома. Она наблюдала за жатвой, видела, как Хат поселился с семьей в Хейзелфорде. Этот громадный сакс, как и некоторые другие беженцы, был занят в строительстве пристроек к усадьбе. Фаллон говорила с его женой, Марлой, которая уверяла ее, что Хат вовсе не жестокий человек, он просто тогда был не в себе.

— В Гастингсе вмешался какой‑ то рок, — со вздохом добавила Марла. — Хат слишком верил королю, и поражение вызвало у него что‑ то вроде затемнения разума.

— Я думаю, он решил, что Бог отвернулся от Англии, — сказала Фаллон и проглотила ком в горле, чтобы не разрыдаться при воспоминании об отце. Он и родина были ее болью.

Джин сочувствовала принцессе, однако ближайшей ее подругой стала Марла. Однажды она сказала Фаллон, что не понимает, зачем ей убегать, а когда Фаллон ошеломленно посмотрела на нее, Марла пояснила:

— Я видела, как опустошают и грабят города и деревни… Видела, как молодую красивую девушку насилует дюжина бандитов. Видела, как убивали сопротивляющихся мужчин… Вы — королевская дочь, Аларик — граф и близкий к Вильгельму человек. И если он предложил вам свою любовь и покровительство, вам вряд ли следует это отвергать.

— Вы отдаете Англию, Марла… Я не могу себе этого позволить… Мой отец никогда не отдал бы страну иноземному королю, и я ни перед кем не намерена склонять голову.

— Я не вижу, чтобы с вами незаслуженно сурово обращались, — спокойно сказала Марла, и краска залила щеки Фаллон. Люди Аларика и в самом деле относились сейчас к ней вежливо и уважительно. Конечно, ее держали в поле зрения. Она пользовалась определенной свободой, но кто‑ то обязательно находился неподалеку от нее. Если она выходила из дома, тут же оказывался нормандский страж. Она мечтала о свободе, но ей следовало проявлять величайшую осторожность. Нужна лошадь, иначе придется до Лондона добираться пешком. Но конюшни тщательно охранялись. Фаллон лихорадочно перебирала планы побега.

Люди могли свободно ездить из деревни в деревню, и Фаллон узнавала от них все необходимое. Население Хейзелфорда росло, беженцев, желающих работать на нового нормандского господина, принимали охотно.

Внезапно Фаллон сжала руки Марлы.

— Марла, поверь мне! Возможно, Хат не может понять это, но мой отец считал своим долгом сражаться, а когда пал, наверно, думал, что так повелел Бог. Но его убили эти люди!.. Аларик — справедливый человек, я знаю его много лет… Но я дочь Гарольда, моя честь велит мне вернуться к своему народу, к братьям, возможно, к тете. Я мечтаю добраться до Лондона, Марла! Ты можешь отправлять и получать послания. Ах, Марла, если бы я могла убежать! Помоги мне!

Марла вздохнула и с грустью посмотрела на Фаллон. Она знала мнение мужа на этот счет.

— Не знаю, смогу ли я вам помочь. Но если будет возможность, постараюсь.

Это был самый лучший ответ, на который Фаллон могла рассчитывать.

Любопытные отношения возникли между Фаллон и Роже. Аларик был еще очень слаб и большее время спал, и всем в Хейзелфорде командовал Роже. Она вспоминала то время, когда он вместе с Алариком приезжал с визитом к ее отцу. Тогда они нравились друг другу. Они были почти ровесниками, и Роже всегда был любезен и галантен с ней.

Постоянно доходили слухи о грабежах, чинимых войском Вильгельма по мере его продвижения в глубь страны. Однажды, заметив, как побледнела Фаллон, услышав подобную весть, Роже заговорил с ней.

— Вильгельм не стремится опустошить страну, Фаллон. Но он идет с огромным войском. Людям надо есть. Поверьте, что ущерб ограничивается лишь маршрутом передвижения. — Поколебавшись, он добавил: — Вильгельм всегда проводил политику опустошения и устрашения. Я видел это в Нормандии, Анжу и Мэне… Если он захочет разрушить Англию, то вся страна станет такой, как Ромни сегодня.

Фаллон насмешливо скривила губы и отвернулась.

— Людям надо есть, и потому они забивают весь скот, грабят усадьбы и торговцев, хватают всех женщин подряд от двенадцати и до восьмидесяти лет.

Роже ничего не ответил. Она часто думала о побеге в эти дни. Ночи она проводила с Алариком, спала у камина, часто поднималась, чтобы убедиться, не требуется ли ее помощь. Но он дышал ровно, и, хотя не просыпался и не разговаривал, Фаллон знала, что он выздоравливает и опасность позади. Иногда, подходя к нему, она думала, насколько он уязвим во сне. Он привык командовать, и это отражалось на его лице. Он казался властным и уверенным. Даже сейчас сила проглядывала в нем, когда он пробуждался.

Сама себе в том не признаваясь, Фаллон восхищалась его сильным стройным телом.

Он воевал, а красота в нем ждала, подумала она и закусила губу, ибо за этим последовала мысль, которой она испугалась. Она быстро отодвинулась от Аларика и обрадовалась, когда пришел Ричард, чтобы сменить ее.

Первого ноября Аларик открыл глаза и посмотрел на Фаллон — посмотрел в полном смысле этого слова. Она чинила сорочку, но почувствовала его взгляд и замерла.

— Ты не убежала. — Шепот его был хриплый, прерывистый. Фаллон покачала головой. — А почему? — спросил он. Она не ответила. Аларик улыбнулся и закрыл глаза.

Фаллон встрепенулась, отложила шитье, переплела пальцы рук и посмотрела на него.

— Я не хотела, чтобы ты умер от горячки, — сказала она.

Он снова открыл глаза. На его губах играла еле заметная улыбка, но глаза были серьезны.

— Спасибо.

— Не надо меня благодарить. Когда‑ нибудь храбрый сакс пронзит тебе сердце, и я обрадуюсь этому.

— У этого сакса есть имя?

— Нет, мой господин, но не может быть сомнения, что тебя и твоих захватчиков ждет этот удел.

— Ты все продолжаешь жить в фантазиях, — сказал он сухо. Он попробовал подняться, но, видимо, не смог. Скрипнув зубами, он прижал пальцы к вискам, затем со вздохом снова лег на спину. — Сколько я здесь пролежал?

— Неделю.

— Неделю?! — Потрясенный услышанным, он снова попытался встать. Фаллон сняла с колен шитье и поднялась. Что‑ то пугающее было в сосредоточенности и решимости, которые отразились в его лице. Бисеринки пота выступили у него на лбу, однако ему удалось сесть в кровати. Плечи у него бессильно опустились, дыхание стало хриплым и неровным. — Господи Иисусе, — пробормотал он. — Оказывается, эта горячка собирает тяжелую дань.

Он снова бросил на Фаллон взгляд.

— Выходит, та дрянь, что ты мне дала и которая воняла дерьмом, а на вкус была и того хуже, не была ядом.

— Конечно.

— Еще раз спасибо.

— Еще раз не за что. Я лечила тебя только потому, что иначе твой лысый приятель задал бы мне головомойку.

Аларик снова засмеялся, на сей раз уже погромче.

— Ролло. — Его глаза с любопытством смотрели на нее, сам он продолжал улыбаться. — Ролло наполовину язычник. Он швед, викинг. Он считает, что мы, норманны, тоже викинги, но ты не стала бы этого утверждать, если бы видела, как мы строим корабли… Ролло с самого начала был убежден, что ты ведьма… Он говорит, что ты слишком красива, чтобы быть простой смертной, и что тебя нужно вернуть в царство тьмы, откуда ты пришла.

— Скажи ему, что я саксонская женщина, а не ведьма.

— А это не одно и то же?

— Похоже, ты вполне выздоровел, — пробормотала Фаллон и, повернувшись, собралась уходить.

— Фаллон!

В его голосе послышались властные нотки, которых она как будто не услышала.

— Фаллон, я говорю…

— Да, ты говоришь, — вкрадчиво сказала она, — но, как видишь, мне неинтересно это выслушивать.

Несмотря на слабость, он соскочил с кровати и шагнул к Фаллон. Он схватил ее за кисть с неожиданной силой и впился в нее взглядом.

— Почему ты не пыталась убежать, если так меня ненавидишь? Почему не дала мне умереть?

— Я уже сказала тебе…

— А, ну да… Что некий сакс когда‑ нибудь перережет мне глотку. Но где истина?

Он был совсем рядом. Фаллон боялась, что он может отгадать ее колебания. Она резко выдернула руку.

— Не воображай, что я забыла, кто ты такой! — отрезала она. — И не думай, что я стану более терпимой к тебе или другим норманнам в моем королевстве! Я презираю тебя, но ты поймешь это только тогда, когда я возьму верх над тобой.

Она повернулась, чтобы уйти.

— Фаллон!

Она все же выскочила, с силой хлопнув дверью. Услышав прозвучавшие ей вслед проклятья, она, несмотря на свой гнев, улыбнулась.

Было очень приятно иметь последнее слово за собой.

— Фаллон?!

Она услышала, что ее окликает Ричард, спеша навстречу по лестнице. Он обеспокоенно посмотрел на нее.

— Он проснулся… Правда, очень слабый, думаю, он голоден… Принеси ему поесть. Он нуждается именно в твоих услугах. — Она побежала мимо него вниз.

— А вы куда идете? — спросил Ричард.

— Подышать свежим воздухом, — ответила она, чувствуя какую‑ то необыкновенную легкость.

Внизу, в зале, она обнаружила Роже Боклара, который пытался объясниться с Хэмлином. Кажется, они оба преуспевали в изучении иностранных языков. Роже взглянул на появившуюся Фаллон.

— Мы охотились. На ужин будет кабан, оленина и перепелиное мясо, и еще предстоит много засолить и заготовить впрок на зиму.

На зиму? У нее сжалось сердце, когда она подумала о будущем. Она постоянно опасалась, что Аларик устанет от нее и отправит в темницу в Нормандию. Но ради спасения чести, напомнила она себе, она предпочтет ссылку своей нынешней судьбе.

Она легонько вздохнула и посмотрела на Роже. Нет, ее не будет здесь зимой независимо от того, что думал на этот счет Аларик.

— Он здоров, уже разговаривает и даже смог встать и сделать несколько шагов, — сказала Фаллон.

— Слава Богу! — радостно произнес Роже. Он поцеловал ее в щеку и бросился наверх.

Седовласый Хэмлин остался в зале. Он кивнул Фаллон.

— Вы выглядите бледной, миледи… Нам только что доставили вино… Не хотите ли выпить?

— Да, спасибо, Хэмли, — кивнула она. Она села на подоконник и стала смотреть на строения и поля позади усадьбы. Люди возвращались после жатвы, а каменщики и плотники заканчивали работы по возведению стен.

По лестнице сбежал Ричард, требуя принести корыто, воду и еду. Хэмли подал Фаллон вино и стал слушать оживленный рассказ Ричарда о том, что приказал ему Аларик.

— Он сказал, что так голоден, что может съесть целого кабана!

— Отлично! — порадовался Хэмли. — Скажи моему господину, что ему немедленно подадут великолепное мясо и что очень рады его выздоровлению.

Фаллон потягивала вино, наблюдала и предавалась горестным размышлениям. Чему это они рады? Она отвернулась и стала смотреть в окно.

Внезапно сердце у нее замерло. Фаллон с трудом подавила крик.

К усадьбе приближались трое молодых мужчин. Все они были в рабочей одежде и, по всей видимости, взяты на кухню, потому что в усадьбе прибавилось работы, а значит, и людей.

Среди них был Делон.

Сердце готово было выпрыгнуть из груди Фаллон. Делон жив! Огромным усилием воли она удержала себя, чтобы не броситься к нему навстречу. Почему он здесь? Возможно, он что‑ то задумал, и если она выдаст его своей радостью, то нарушит его планы. Но как можно оставаться спокойной, когда сюда приближается Делон? Она всмотрелась в него. Он сбрил бороду и подстриг волосы. Норманны, утверждая свою власть, сбривали мужчинам волосы, чтобы лишний раз унизить их. Здесь же, в Хейзелфорде, местные мужчины перенимали нормандские прически.

Внезапно ее обожгло чувство стыда. Ее нареченный идет спасать ее, а она лишена невинности. Правда, она верила, что Делон не станет презирать ее за это. Но еще больше ее мучила мысль, что Аларик разбудил в ней чувственность. То, что она испытала в его объятиях, было совсем не похоже на сестринскую привязанность, которую она питала к Делону.

Мужчины вошли во двор усадьбы.

Фаллон не мешкая побежала к кухне, горя желанием увидеть Делона. Она открыла дверь — он стоял возле разделочного стола, неподалеку от центрального очага. Они были одни.

— Делон! — воскликнула она. — Делон! — Он протянул руки, и она бросилась к нему в объятия. — Ты цел и невредим!

Он кивнул, нежно проводя пальцами по ее лицу и пытаясь заглянуть в глаза.

— У меня есть люди в лесу — это настоящие англичане, которые всей душой ненавидят норманнов… Вот мой план: ты должна прийти сюда в полночь. Твои братья собирают войско, ты нужна в Лондоне. И я тоже в тебе нуждаюсь, Фаллон… Я люблю тебя. И без тебя нам всем очень плохо.

Дверь скрипнула, и Фаллон быстро отпрянула от Делона.

— Фаллон!

Она испуганно обернулась и увидела Роже Боклара.

— Фаллон, Аларик хочет, чтобы вы немедленно поднялись к нему. А ты, парень, принеси котелок с водой. — Роже обратился к Фаллон. — Он понял меня? Скажите ему, пожалуйста, по‑ английски.

Но она была не в состоянии вообще что‑ либо сказать, слова застряли у нее в горле.

— Фаллон, вас что‑ то беспокоит?

Она покачала головой и сумела выдавить:

— Роже, скажите Аларику, что я скоро приду.

Роже нахмурился.

— Он сказал, чтобы вы пришли немедленно, а если станете возражать, чтобы я привел вас силой.

И он сделает это, с горечью подумала она. Делон повернулся и сделал попытку уйти через другую дверь, но ему преградил путь рослый Ролло с боевым топором на плечах.

Делон остановился, не сводя взгляда с топора.

— Ролло! — обратился Роже к великану. — Граф выздоровел, уже на ногах и раздает приказы. Думаю, скоро мы отправимся к герцогу.

— Очень добрая весть, как думаешь, парень? — повернулся Ролло к Делону и бодро хлопнул его по плечу.

Фаллон с тревогой подумала, что Делон может оскорбиться таким обращением, забыть свою маску и ответить так, как должно рыцарю.

— Скажите этому парню, чтобы он принес наверх воду, и поднимайтесь с ним.

Фаллон посмотрела на Делона, зная, что он все отлично понял. Она лихорадочно пыталась вспомнить, сколько раз Аларик и Делон смотрели друг другу в лицо. Впрочем, Аларик сейчас болен, а Делон очень изменился. К тому же у них не было выбора. Она быстро заговорила по‑ английски, надеясь, что ее не поймут Ролло и Роже.

— Нам придется делать так, как говорят. Поторопись и постарайся не показываться Аларику. Я жду тебя снаружи через минуту.

Он кивнул. Выбора у них не было.

 

Глава 20

 

Для купания требовалось больше воды, но Аларик, не дожидаясь, пока ее принесут, влез в корыто. Он слушал Ричарда, который рассказывал о Фаллон.

— Она была такая нежная, такая заботливая! — возбужденно говорил Ричард. — Она так беспокоилась о вас!

Аларик скептически улыбнулся. Скорее всего, она днем и ночью думала, как ей убежать.

— А вот и она! — нервно произнес Ричард. Аларик открыл глаза и увидел, что в дверях появились Фаллон и деревенский парень с водой.

Парень? Мышцы у Аларика напряглись, хотя он не изменил позы. Горячую воду нес молодой крепкий мужчина — высокий, мускулистый и, должно быть, отлично владеющий оружием. Это был Делон. Один из приближенных Гарольда. Жених Фаллон.

Аларик сделал вид, что он закрыл глаза, хотя продолжал внимательно наблюдать за молодым человеком. Или они думают, что Аларик слеп? Или полагают, что эта стрижка может ввести его в заблуждение? В лесу собирается войско? Или Делон пришел сюда один?

Значит, Фаллон знала о плане и ждала назначенного часа. Она спасла его лишь для того, чтобы убить сейчас.

— Парень, поставь котелок на пол, — небрежно сказал он. — Да, погоди малость… Ричард, подойди сюда!

Фаллон стояла в дверях ни жива ни мертва. Аларик наблюдал за ней из‑ под опущенных ресниц. Она нервно облизала губы и стала ломать пальцы.

Ричард замер в ожидании. Глядя на него, Аларик задумался: знает ли этот парнишка, что за мужчина стоит рядом с ним? Скорее всего, не знает. Ричард мечтал о том, чтобы стать рыцарем. Близко он видел только нормандских рыцарей, которые и были для него примером. В то же время его нельзя упрекнуть в равнодушии к Богу, королю и Англии, потому что он едва ли имел какое‑ либо убеждение на этот счет.

— Иди вниз и найди сэра Роже. Скажи ему, что я услышал вой волков. Они очень голодны, и ими нужно заняться.

Нахмурившись, Ричард кивнул. Уж не стал ли Аларик снова бредить? Никакого воя волков не было слышно, но он, конечно, передаст это странное сообщение.

— Слушаюсь, мой господин, — проговорил Ричард, опрометью бросившись выполнять приказание.

Когда дверь закрылась, Аларик обратился к Фаллон:

— Подойди, пожалуйста, сюда, и добавь воды в корыто.

Не говоря ни слова, Фаллон направилась к корыту, чтобы выполнить приказание. Ослушаться — значит насторожить Аларика, даже если он не узнал Делона. Фаллон осторожно долила в корыто воды.

Не выпуская из поля зрения человека, напряженно стоящего у двери, Аларик взял Фаллон за запястье. Она уронила ведро и напряженно застыла.

— Слышала бы ты Ричарда, — улыбаясь, проговорил Аларик. Он протянул руку и коснулся ее щеки, оставив на ней мокрый след, затем дотронулся до шеи и положил руку ей на грудь.

Фаллон выдернула руку и отодвинулась.

— Что ты хочешь? — хрипло спросила она. Он покачал головой, продолжая так же широко и беззаботно улыбаться.

— Просто мне интересно знать… Ричард божится, что ты делала все, чтобы спасти мою жизнь. Даже Ролло теперь за тебя. Чем объяснить такое твое отношение?

Фаллон бросила быстрый взгляд на стоящего у двери блондина.

— Так чем же? — повторил свой вопрос Аларик.

— Я… я н‑ не знаю… Я вылью оставшуюся воду в корыто, а этот молодой человек может идти исполнять свои обязанности.

— Ну, я думаю, его обязанности могут подождать… Я с тобой разговариваю, Фаллон.

Она стояла рядом с рыцарем и корытом, и Аларик сгреб ее, вынудив опуститься на колени. Фаллон гневно сверкнула очами. Однако она не удержалась от нервного взгляда в сторону Делона, в котором читалась мольба, чтобы Делон не двигался и не вмешивался.

Внезапно Аларик почувствовал жалость к этому блондину, стоящему неподвижно словно статуя, с бледным как полотно лицом. Он не выдержит этой сцены, Аларик был уверен в этом. И понимал его, ибо на месте Делона он испытывал бы муки ада.

— Я хочу услышать ответ, миледи, — спокойно сказал Аларик. — Хотя, мне кажется, я и сам его знаю. Ты, должно быть, вспоминала наши пылкие ночи?

Молнии сверкнули в глазах Фаллон.

— Мерзкая крыса! — зашипела она, пытаясь вырвать руку.

Он засмеялся и, взяв ее за волосы, повернул лицом к себе.

— Или ты уже забыла об этом?

Он прикоснулся к ее губам — и в то же мгновение оттолкнул ее. В его руках оказался меч. Белокурый сакс застыл с ножом в руке, когда острие меча уперлось ему в горло.

Боя не произошло. Аларик был слишком быстр. Фаллон рванулась к Делону, но Аларик тут же остановил ее — не мечом, а зловеще произнесенными словами:

— Стой! Еще один шаг, миледи, и меч проткнет ему горло. Я предпочитал бы его не убивать. Я искренне жалею всех, кто любит вас.

Делон молчал, ибо стальное острие у горла не располагало к разговору. Аларик затруднялся вспомнить, сколько раз, сидя у Гарольда, он видел, как этот молодой человек не сводил влюбленных глаз с Фаллон. Аларик жалел его, ибо был уверен, что, став королем, Гарольд не выдаст за него дочь. К тому же рыцарю нравилось мужество этого человека.

— Аларик, прошу тебя, — прошептала Фаллон.

Не обращая на нее внимания, Аларик начал допрос.

— Этот нож предназначался для моей спины? — негромко спросил он у Делона. Внезапно он почувствовал смертельную слабость во всем теле. Тело его покрылось потом. Сила покинула мышцы, в глазах потемнело, и он был близок к тому, чтобы упасть.

Он взглянул на Фаллон, которая пятилась от него. Наверное, если бы у него были силы, он бы рассмеялся.

— Убей меня, принцесса, — хрипло сказал Аларик. — Убей, иначе я тебя затравлю.

— Делон, мы должны бежать! Немедленно!

— Может быть, нам следует…

— Убить его?

— Ты права, мы не можем, нужно немедленно бежать.

Она схватила Делона за руку и потащила его к двери. Аларик упал, и кромешная тьма сомкнулась над ним.

Фаллон и Делон сбежали по лестнице вниз. Там слышался звон оружия: Ричард предупредил Роже о «волках».

Волки находились в зале: два сакса пробивались к выходу, но нормандские рыцари были сильнее.

— Боже милостивый, снова гибнут люди! — воскликнула Фаллон.

Делон схватил ее за руку и потащил к выходу.

— Принцесса со мной! — крикнул он. — Уходим!

Сердце Фаллон наполнилось благодарностью — люди пришли, чтобы спасти ее. Они с Делоном пересекли зал. Прикрывавшие ее саксонские воины издали боевой клич.

Снаружи их ожидали лошади. Фаллон запрыгнула на мышастую кобылку, Делон — на гнедого жеребца, и они помчались к лесу.

Ее волосы развевались по ветру. Громко стучали копыта. Чуть позже к ним присоединились люди Делона.

— Нас преследуют? — Делон обернулся назад.

Темноволосый сакс, так и не сбривший бороду, покачал головой.

— Пока что нет.

— Но погоня будет, — сказал Делон.

— Надо быстрее достичь леса, — преодолевая шум ветра, крикнула Фаллон.

Они скакали по старой римской дороге — кавалькада численностью примерно в пятьдесят всадников, поднимая облако пыли. Фаллон летела как на крыльях. Она была свободна!

Однако на какое‑ то мгновение упоение свободой отступило, и ей вспомнился Аларик. Ведь он мог убить Делона, однако не сделал этого!

«Нам следовало убить его! » — прозвучал в ней какой‑ то голос. Нет. Он унизил ее, но зачем лгать себе: он силой не заставлял ее вкушать сладость любви. Она была тогда словно под влиянием каких‑ то чар. Она не может желать ему смерти. Она желала ему долгой жизни и здоровья — и лучше бы это было на нормандской земле.

Триумф! Победа! Господи, она свободна!

И все же ей будет недоставать Аларика, его иронической усмешки, прикосновений его ласковых рук.

Она проглотила подступивший к горлу комок и приказала себе не думать о нем. Англия пришла ей на помощь.

Лошади замедлили шаг и вскоре остановились.

— Здесь! — раздался чей‑ то голос. Они находились в густом лесу. Бородач, всячески подчеркивая свое уважение к Фаллон, поехал впереди, показывая ей путь. Через некоторое время они оказались на большой поляне, где их ожидали несколько женщин. Здесь горели костры, жарилась оленина и видны были кувшины с добрым английским элем.

Фаллон удивленно взглянула на Делона. Ее громко приветствовали, когда она въехала в круг костров. Фаллон поблагодарила людей.

— За королевскую дочь! — провозгласил кто‑ то, и радостные восклицания возобновились с новой силой. Делон спешился и помог Фаллон слезть с лошади.

Начался настоящий пир. Мужчины весело смеялись и разговаривали. А затем пришла ночь, отодвинув веселье на второй план. Бородач, которого ввали Фразьер, находился неподалеку от Гарольда, когда короля убили. Фаллон должна была выслушать горестный рассказ.

— А герцог… принимал участие в этом варварском убийстве? — спросила она.

Молодой сакс покачал головой.

— Нет, хотя слухи такие и пошли. Как бы я ни презирал этого нормандского ублюдка, должен сказать, что я его не видел.

— А граф? — продолжала допытываться Фаллон, чувствуя при этом, как запылали ее щеки, и зная, что за ней наблюдает Делон.

— Нет, госпожа, графа Аларика среди этих мясников не было.

После пиршества началось обсуждение плана дальнейших действий. Братья Фаллон должны были встретить их утром недалеко отсюда. Делон сказал, что они направятся в Лондон и продолжат собирать войско. Фаллон кивнула. Она встретилась с ним взглядом.

— Если что‑ то случится, Фаллон, ты не должна забывать о нашем великом деле — освободить страну от нормандского ига.

— Что ты хочешь сказать? — спросила она. Делон улыбнулся, сел рядом и взял ее за руку.

— Если что‑ то случится с кем‑ то из нас. Твои братья нуждаются в тебе.

— Делон, мы живы и будем жить.

Их окружал густой лес. На небе сияла луна, освещая призрачным светом землю, спящих под деревьями людей и догорающие костры.

Делон улыбнулся, дотронувшись до ее щеки, и как‑ то странно посмотрел на нее. Она почувствовала трепет. Он любил ее, хотя и знал, что она стала любовницей норманна. О чем он попросит ее этой ночью? Она с ужасом подумала, что не хочет его.

— Делон, — шепотом сказала она.

— Молчи… Мы должны идти спать. На заре двинемся к Лондону. Здесь небезопасно.

Он положил руки ей на талию и слегка прижал к себе. Фаллон молча смотрела на луну.

Ей не спалось. Она была во власти противоречивых чувств. Свобода — это хорошо, но какая‑ то частица ее осталась там. Несмотря ни на что, она не могла забыть графа Аларика.

Она впала в дрему, когда услышала крики. Делон поднял ее на ноги.

— Беги! Скорее беги в лес!

— Боже мой, что произошло?

А творилось что‑ то невообразимое. Мужчины кричали, вытаскивали мечи, женщины плакали и пытались скрыться в лесу.

— Он нашел нас! Аларик обнаружил нашу стоянку!

Аларик пришел за ней! Холодок пробежал у Фаллон по спине. Она увидела нормандских рыцарей, одетых в броню.

— Беги! — приказал Делон.

— Нет! Я не оставлю тебя!

Фаллон бросилась к лошадям, чтобы достать из седельной сумки меч. К тому моменту, когда меч оказался у нее в руках, их окружили норманны. Слышались крики, некоторые воины пытались скрыться в лесу, но их ждала засада. На Фаллон неслась лошадь. Отбросив свой страх, девушка подняла меч, готовясь защищаться. Всадник остановился. Это был Роже.

— Господи, помоги нам! — перекрестилась Фаллон и бросилась назад.

Однако Господь не внял молитвам Фаллон, как раньше не услышал ее отца. Остановившись с поднятым мечом, она увидела Аларика, который мчался к ней и Делону.

Он спрыгнул там, где стояли Делон и Фаллон. Вдали слышался шум боя, здесь же царила зловещая тишина. Аларик поднял меч, вызывая Делона на поединок. У Фаллон сжалось сердце, ибо она любила обоих этих сильных, гордых людей. Делон поднял свой меч, и сталь зазвенела о сталь.

Снова и снова скрещивались мечи. Выпад и защита. Чудовищная сила против хитрости и ловкости, быстрота против мощи. Они двигались, танцевали вокруг дерева, и Фаллон, затаив дыхание, наблюдала за ходом поединка.

Меч отлетел в сторону, и сердце у Фаллон замерло. Аларик стоял, над лежащим Делоном, приставив острие к его горлу.

— Нет! Нет! — закричала Фаллон и бросилась с поднятым мечом на Аларика.

Норманн повернулся и отразил ее удар. Фаллон зашаталась — такой силы был удар Аларика. Рассвирепев, он бросился на нее. Уверенная в том, что он убьет ее, Фаллон решила сражаться до конца. Но силы бойцов были неравны. Фаллон оказалась прижатой к дереву. Размахивая перед ней мечом, он кричал:

— Убей же меня, леди.

Ее душили слезы. Она отразила его удар, отдавая себе отчет в том, что долго не продержится. Но по крайней мере он не убил Делона. Английский рыцарь оставался недвижим на земле.

— Аларик…

— Я сегодня не такой слабый.

Глаза Аларика излучали ненависть. Он наступал на Фаллон, и у нее не хватало сил сдержать его натиск. Он сделал резкий неожиданный взмах — и ее меч со звоном упал на землю.

Фаллон обняла дерево и молча уставилась на Аларика. Их уже окружили. Кто‑ то поставил Делона на ноги и подвел к ней.

— Фаллон, похоже, я снова одержал над тобой верх, — сказал Аларик.

Она разразилась рыданиями. Аларик перевел глаза на Делона. Его глаза сверкнули.

— Я должен убить тебя, — сказал он молодому саксу.

— Нет! — закричала Фаллон. — Нет, прошу тебя! — Ей никогда не приходилось видеть Аларика таким разъяренным. Фаллон сделала шаг в сторону Аларика и опустилась у его ног на колени.

— Умоляю тебя…

— Фаллон, Господи! — прохрипел Делон. — Он обесчестил тебя!

— Что такое честь сейчас, Делон? — с горечью сказала она.

— Я бы хотел это знать, — вмешался Аларик.

Фаллон повернулась и посмотрела на него — он был холоден и суров. Лишь в глазах его читался гнев, в остальном это была глыба льда. Он шагнул к ней, схватил ее за волосы.

— Ты шлюха? — спросил он ее тихо. — Отдаешься каждому, кто тебе больше предложит?

— Ублюдок! — прошипела она, пытаясь ногтями расцарапать ему щеку. Он крепко схватил ее за запястье. Делон выступил вперед и произнес слова, которые она сама ни за что не сказала бы:

— Я никогда не прикасался к ней, граф Аларик.

— Я должен верить этому?

— Да, сэр, должны. Ибо я люблю ее.

Аларик молчал.

— Делон! — закричала Фаллон. Ей понравились эти слова, но она хотела, чтобы Аларик поверил в то, что она не любит его, Аларика, и любит своего нареченного.

Глядя на нее, Аларик поднял бровь.

— Очень трогательно. Но, боюсь, все кончено.

В этот момент к ним подъехал Роже. Взглянув на Фаллон и Делона, он произнес единственное слово:

— Волки.

— Сколько? — спросил Аларик.

— Около пятидесяти, но многие в прискорбном состоянии. Это остатки после битвы при Гастингсе.

— Сколько убито, сколько ранено?

— Убито около двадцати. — После паузы он добавил: — Мы потеряли Этьена и Вальтера… Десять пленных. Человек двадцать пять скрылось в лесу.

У Аларика не было сил взглянуть на Фаллон. Ему хотелось, чтобы между ними был мир. Он был не настолько глуп, чтобы любить ее, но он оставит ей жизнь и будет исследовать магические силы притяжения, которые существуют между ними.

Он все‑ таки не мог отказаться от нее. Но за предательство она заплатит.

Аларик повернулся и стал с холодным любопытством рассматривать стоящую перед ним пару.

— Делон, мне вас жаль. Вы напрасно похитили ее. Я говорю это не по злобе, а ради истины: эта леди уже приспособилась ко мне. Я оказываю вам величайшую милость тем, что вы никогда ее больше не увидите.

Ему было не по себе видеть эту пару сейчас, когда Делон обнимал побледневшую Фаллон.

— Прошу тебя, — прошептала Фаллон. Чуть поколебавшись, она отошла от Делона. Тот хотел было удержать ее, но Роже оказался быстрее. Спрыгнув с лошади, он поднял окровавленный меч перед лицом Делона. Фаллон подошла к Аларику. Она опустилась на колени и зашептала:

— Богом тебя заклинаю и прошу: не убивай его. Я сделаю все, что ты пожелаешь, стану тем, чем ты хочешь меня видеть.

Она решила, что он собирается убить парня, сообразил Аларик. Он сурово поджал губы и кончиком меча приподнял ей подбородок.

— Не надо просить, словно нищенка, принцесса. Он заслуживает большего. Поднимись. Я уже решил, что с ним делать. Никакие твои действия и просьбы не повлияют на мое решение. — Он поднял ее на ноги, на мгновение привлек к себе. В ее голубых глазах он прочитал страх, гордость, ненависть, и ему захотелось встряхнуть ее. Он чувствовал, что болезнь снова возвращается к нему. Делон сказал, что не трогал ее, но ведь они провели вместе всю ночь. Что было между ними?

Аларик подтолкнул Фаллон к Роже.

— Отвези ее в Хейзелфорд и запри в комнате. Убери с моих глаз, — добавил он негромко.

Фаллон запротестовала, однако Аларик не удостоил ее вниманием. Но еще долго после того, как Роже с пленницей уехал, он слышал мольбы и представлял себе стук кулаков в запертую дверь.

Аларик посмотрел на Делона и стиснул зубы. Он должен принять решение немедленно. Ему удалось доехать сюда и даже победить в поединке. Но сейчас силы его покидали. Болезнь возвращалась.

— Что касается тебя, мой саксонский друг, мы поступим таким образом…

 

Глава 21

 

На мольбы и слезы Фаллон никто не обратил внимания. Ее посадили на лошадь и отвезли в Хейзелфорд, где поместили в маленькой неуютной спальне. С тяжелым сердцем, переживая временами приступы ужаса, вышагивала она по комнате. На овальном дубовом столике потрескивала единственная свеча, огонь в камине догорал. Кровать была покрыта лохматым меховым покрывалом. Ничего другого в комнате не было, даже угли нечем было размешать. Фаллон подошла к двери, заколотила по ней кулачками и заплакала.

Делон! Бедный благородный Делон! Она так подвела его! Он верил в нее. А сейчас Делон должен из‑ за нее умереть. Было невыносимо представить, что его ждет.

Прислонившись спиной к двери, Фаллон опустилась на пол. Она в отчаянии прижала ладони к глазам. Аларик был убийственно холоден с ней. Фаллон вспомнила сказанные им слова — и мороз пробежал по ее коже. Сейчас он творит суд над Делоном. Боже милостивый, что там сейчас? Едва появившись, надежда тут же покинула ее. Этого не может быть, он не мог убить Делона, он не мог…

Фаллон поднялась и снова принялась колотить кулаками в дверь, требуя, чтобы ее выпустили. Однако никто не откликнулся на ее стенания, и, вконец обессилев, она рухнула на пол.

Какое‑ то движение во дворе пробудило Фаллон от полузабытья. Она бросилась к окну. Некоторое время она ничего не видела, кроме предрассветного тумана, который густо стлался по земле. Затем она различила людей Аларика. Они несли черный плащ, а в нем….

В него был завернут Делон. По лицу его стекала кровь, во лбу торчал обоюдоострый топор. Его голубые глаза смотрели в небо.

Фаллон в ужасе закричала.

Кто‑ то вдалеке назвал ее по имени. Что‑ то коснулось ее тела. Руки, теплые, сильные и удивительно нежные, подняли ее.

— Спокойно, я толкнул тебя. Ты упала возле самой двери. Тихо, теперь все в порядке.

Фаллон открыла глаза. Аларик перенес ее через комнату и положил на кровать. Она дрожала и в смятении смотрела на того, кто укутывал ее покрывалом. Он взял ее руки в свои, пытаясь согреть их.

— Оставь меня! — Она замахнулась кулаком, но он поймал его и прижал к себе. На нем сейчас не было кольчуги, он был в шелковой рубашке.

— Фаллон…

— Нет! — слабым голосом выкрикнула она. — Не смей прикасаться ко мне после того, что ты с ним сделал!

— А что я с ним сделал? — удивился Аларик.

Было утро, новое утро, подумала Фаллон. Он уже встал и помылся. Он выглядел хорошо. К нему возвратился здоровый цвет лица, его глаза смотрели ясно и зорко. Он был худощав, но не более того, и выглядел великолепно в голубой рубашке и мягкой тунике из оленьей кожи. Сегодня он был одет явно не для войны.

— Господи! — проговорила Фаллон, и слезы брызнули из ее глаз. Аларик нахмурился, но затем вдруг улыбнулся и с неожиданной нежностью сказал:

— Я думаю, что ты просто видела сон, принцесса. Причем такой сон, который кажется явью.

— Что? — прошептала она.

Он встал и протянул руки. Фаллон отсутствующим взглядом посмотрела на него. Аларик издал возглас нетерпения, затем поднял ее снова и поднес к окну.

Фаллон увидела внизу группу людей. Они переговаривались, смеялись и грузили припасы на спины нескольких английских лошадей.

Среди них был и Делон. Не было видно ни топора у него во лбу, ни вообще каких‑ либо следов насилия. Он сидел на лошади в накинутой на плени пастушеской накидке, готовый тронуться в путь. Прильнув к Аларику, Фаллон смотрела и слушала разговоры людей. Роже тоже был там, стоял на ступеньках крыльца. Он махнул рукой, и кавалькада двинулась в путь.

— А куда… куда его увозят? — спросила Фаллон, облизывая пересохшие губы. Ей и в самом деле приснился сон, подтверждением чего служит то, что Делон был цел и невредим.

— В Нормандию. Они переправят его через Английский канал, и там он не сможет больше чинить нам хлопоты.

Фаллон опустила глаза, чувствуя, что начинает дрожать.

Он не сводил с нее взгляда, его руки крепко прижимали ее к себе.

— Хочешь присоединиться к нему? — спросил он.

Фаллон покачала головой. Если она окажется пленницей в Нормандии, все надежды рухнут.

Ей необходимо найти братьев, убеждала она себя. Делон сказал, что она должна оставаться и продолжать борьбу за Англию.

Было ли это единственной причиной, по которой она не могла уехать с Делоном?

— Ладно, — устало сказал Аларик. — Ты можешь не отвечать. Но скажи честно, как он оказался здесь.

Фаллон стала лихорадочно соображать. Вероятно, ее жениха увидела Марла. Но даже если Аларик не накажет бедную женщину, это наверняка сделает Хат, ее муж. Вряд ли это будет лучше. Она покачала головой.

— Я… н‑ не знаю.

— Ты не знаешь? — он выгнул бровь. Затем широкими шагами вместе с Фаллон пересек комнату и опустил ее на кровать. Она уставилась в потолок, закрывшись рукой от его взгляда. — Скажи мне, Фаллон, — произнес он шепотом.

— Клянусь тебе, мне это неизвестно!

Аларик положил руки ей на плечи, сердито наклонился. Чувствовал ли он, что она не хочет ехать в Нормандию? Не собирался ли он убаюкать ее бдительность, перед тем как выслать?

— Фаллон, я хочу знать, когда он пришел, о чем вы говорили, где он прятался и…

— Он не прятался, — нервно сказала Фаллон. — Он только что пришел! Я увидела в первый раз его на кухне за несколько минут до того, как ты приказал мне подняться к тебе.

Аларик молчал. Затрепетав под его взглядом, она опустила ресницы. Господи, взмолилась она, ну пусть он удовлетворится этой истиной. Не дай мне выдать добрейшую Марлу!

— Он сказал, что не касался тебя. Это правда?

— Какое это имеет значение? — глухо ответила она.

— Это может иметь значение в один прекрасный день, принцесса?

Она подняла взгляд, удивленная его тоном. Не без злорадства улыбнулась, довольная тем, что и у него есть повод для переживаний и сомнений.

— Ты теперь всегда будешь сомневаться: сказал Делон правду или солгал.

Аларик тут же напомнил ей, кто из них победитель. Он медленно улыбнулся, слегка отстранился от нее, чтобы лучше видеть.

— Я могу позвать твоего дорогого храброго нареченного. Я могу принудить его сказать правду, а затем отрубить ему уже ненужную голову.

— Ты не сделаешь этого!

— Я оставлю в сомнениях тебя, принцесса. Оставлю тебя, чтобы ты помолилась.

Он поднялся, делая вид, что собирается покинуть ее. Фаллон ни на секунду ему не поверила. Она слишком давно знала Аларика. Он был человеком чести. Он не убьет Делона. Она не сомневалась в этом.

Стой! — воскликнула она. Аларик галантно повернулся.

— Мы никогда не были с ним вместе, — запинаясь, сказала она. — И в ночь после побега мы спали рядом, не касаясь друг друга. Любой сакс, который остался в живых после бойни, подтвердит это.

— Это правда? — шепотом произнес он. Выражение его лица стало мягче, теплей. Он прилег рядом, оперевшись на локоть, и тыльной стороной ладони коснулся ее щеки.

К своему ужасу, Фаллон почувствовала, что в ней поднимается жар. Она боялась шевельнуться. Сердце бешено заколотилось.

— Ты знаешь, что я ненавижу тебя. Я буду подниматься против тебя снова и снова. И пока норманны не покинут Англию, наш народ будет бороться против них.

— Пусть будет, что будет, принцесса. Меня интересует другое — ты и Делон… Ты сказала правду или…

— Да, я сказала правду!

Она не могла в это поверить. Он коснулся ее — и она затрепетала. А ведь он просто играл с нею, дразнил ее…

И тем не менее ее тело ликовало. Это происходило вопреки рассудку! Ее тело, ее сердце, ее чувства шли вразрез со здравым смыслом.

Легким движением пальцев Аларик отвел черный локон с ее лба. Длинные пальцы легко коснулись ее губ, при этом он задумчиво улыбнулся.

— То же самое говорил мне твой молодой поклонник, но я хотел бы услышать это из твоих уст. — Он дотронулся до ее нижней губы, слегка погладил ее — и Фаллон была потрясена, как подействовала на нее эта мимолетная ласка. Как это объяснить? Она должна ненавидеть его — и стремится к нему. В глубине души ей хотелось обнять его и почувствовать, как он отвечает ей тем же. Кажется, прошла целая вечность с того момента, когда их пути пересеклись и слились в том пространстве, которое смертные зовут судьбой. «Норманны» и «саксы» были там всего лишь ничего не значащими словами. Просто мужчина встречает там просто женщину, и они оба ощущают неудержимое влечение друг к другу. Фаллон, ценившая здравый рассудок, горячо любившая свою страну, никогда не могла предположить, что в ней родится и взрастет подобная страсть.

Никогда… пока он не коснулся ее. Даже сейчас, когда Делона отправляли в далекую страну Аларика, она испытывала потребность в том, чтобы этот норманн прикасался к ней. Она отчаянно пыталась заглушить в себе это желание, но дыхание ее пресекалось, она не могла отвести взгляда от его глаз.

— Ублюдок! — прошептала она.

— Радуйся, принцесса, что ты не стала его любовницей!

— А почему бы и нет? Почему я не могу желать любящего меня человека, человека чести?

Аларик улыбнулся.

— Говоришь, любовь, честь? Твою честь можно удостоверить в том случае, если ты сможешь назвать отца ребенка, которого ты, возможно, понесла.

Дыхание у Фаллон прервалось, она побледнела, поняв, что Аларик прав. Возможно, она уже носит в своем чреве ребенка.

Увидев вытянувшееся лицо Фаллон, Аларик засмеялся, хотя в смехе его был и привкус горечи.

— Господь убережет от этого, — сердито сказала она.

— Я, так же, как и ты, не заинтересован в появлении ублюдков, — сказал Аларик.

А через некоторое время ей снова показалось, что он ненавидит ее, ибо его слова были сказаны сердито и жестко:

— Но если вы, миледи, носите в себе моего ребенка, не смейте вредить ему…

— Я…

— А если вы это сделаете, вам придется узнать, что такое настоящий гнев.

Фаллон почувствовала, что ее тело пронизала дрожь. Она верила его словам, и ей внезапно стало страшно. Ей захотелось успокоить, остудить клокотавший в Аларике гнев.

— Я никогда не сделаю ничего подобного! — воскликнула она. — Клянусь в этом!

— Случись это, я запру тебя в башне.

— Я не отношусь к числу тех, кто убивает безвинных.

Похоже, он был удовлетворен. Внезапно он страстно поцеловал ее. Затем наклонился к ней, увидел страдание в ее глазах, и лицо его смягчилось.

Он легко, очень легко коснулся ее губ своими. После этого неясного и мгновенного поцелуя Аларик приподнял голову и тихо засмеялся.

— Несчастный глупец! — пробормотал Аларик и нежно провел ладонью по ее лицу. — Бедный Делон! Броситься сломя голову против армии‑ победительницы ради тебя! Рисковал жизнью… Готов был горы сдвинуть, чтобы заполучить тебя. И я нисколько не осуждаю его, моя любовь, потому что твоя красота сводит с ума… Да, от одного твоего поцелуя человек может потерять рассудок!

Его пальцы играли с застежкой корсета. Она не сделала попытки защититься, чувствуя, как в сладостном предвкушении у нее заныл низ живота. Ее груди набухли от прикосновения его ладоней, и она с нетерпением ждала дальнейшей ласки. Неожиданно она отдалась искушению и позволили своей руке коснуться его волос, пальцами ощутить его атласные пряди. Их глаза встретились, и Аларик издал легких вздох. Затем он снял корсет и положил голову на обнажившиеся груди. Тепло его дыхания родило в ней пламя, и она еле слышно застонала, пока он вдыхал пьянящий аромат женственности, не выпуская ее из объятий. Его рот сладостно дразнил сосок, втягивая и отпуская его. Фаллон потянула Аларика за волосы и снова встретилась с его взглядом.

— Скажи мне, мой господин, если ты считаешь Делона таким глупцом: а ты мог бы сдвинуть горы для того, чтобы заполучить меня?

Аларик довольно долго смотрел на нее. В его глазах играли отблески огня от камина.

— Нет, — с полной определенностью сказал он.

— Подлец! — возмущенно воскликнула она и замахнулась, чтобы дать ему пощечину. Но он поймал ее руку и поцеловал.

— Успокойся, моя неистовая ведьма, прошу тебя. В тебе есть все, что мужчина может желать, и я знаю это гораздо лучше, чем твой друг Делон. Я покорен твоей неистовой женственностью и красотой. Да, ты бередишь меня… Ты это хочешь услышать? Если бы Делон коснулся тебя, вполне возможно, что боевой топор раскроил бы ему череп… Ты хочешь услышать о том, что ты красива? Ты это и сама знаешь, моя принцесса. Ты хочешь услышать, что я хочу тебя? Я уже тебе неоднократно это доказывал. Сдвину ли я горы из‑ за тебя? Да, потому что ты моя и я никогда тебя не отпущу.

Фаллон смотрела на него с изумлением. Она чувствовала тяжесть его тела, и, хотя они оба были одеты, ощущала свидетельство его возбуждения. Да, он желал ее, как и она желала его. Он был нужен ей в этот момент как воздух, нужен для того, чтобы выжить. Однако она не могла верить его пылким словам. Он был прежде всего воином Вильгельма Завоевателя.

Его губы приблизились к губам Фаллон, и она не уклонилась. Поцелуй был крепкий и продолжительный, она вскрикнула и обвила его плечи руками. Ее язык вел дуэль с его языком, наслаждаясь его упругой силой. Она всхлипнула, когда большая ладонь накрыла ей груди, и задрожала от восторга, когда эта рука стала высекать из нее искры.

Когда он поднялся, чтобы раздеться, Фаллон увидела его тело в свете дня. Это было великолепное тело, плечи — могучие и мускулистые. Она глянула вниз и внезапно застеснялась.

— Солнце уже высоко поднялось, — смущенно проговорила она.

— Оно родственно пламени, которое ты высекаешь во мне, — шепотом ответил он. Его руки ласкали тело Фаллон, раздевая ее. Вскоре они лежали, прижавшись друг к другу, обнаженные и трепещущие. Аларик гладил девичий живот, будил желание, и Фаллон тихонько ахала. Она прижалась к нему головой и коснулась языком его плеч, затем стала целовать грудь, рисуя на ней влажные линии и кружки, рождая в нем горячие вздохи. Она лежала на нем, исследовала, изучала его тело, играла с ним. В конце концов Аларик издал хриплый вскрик, и внизу оказалась она. Фаллон сжала зубы и в нетерпеливом ожидании тихонько застонала, когда Аларик приподнял ее за ягодицы. Он стал медленно и осторожно входить в нее, шепча о том, как она красива, как обольстительна в эту минуту. Мало‑ помалу его толчки участились, и Фаллон приникла к нему всем телом, выгибаясь навстречу его движениям.

Внезапно он приподнялся на руках. Фаллон вскрикнула и потянулась к нему, пытаясь вернуть в свое лоно. И тогда Аларик обрушил на нее шквал поцелуев. Он целовал лицо, губы, груди и соски, волнующийся нежный живот, нетерпеливо подрагивающие бедра и, наконец, то место, где рождались в ней желание и пламя — трепещущий треугольник, пока Фаллон не забилась в содроганиях. Лишь после этого он снова погрузился в нее, чтобы она тут же задохнулась от пронзительно‑ жгучего, всепоглощающего экстаза.

Пока в ней разгорались звезды, казалось, весь внешний мир погрузился во тьму. На мгновение мелькнула мысль, уж не умирает ли она среди этого ослепляющего блеска и блаженства, ибо то, что она испытывала, на земле не испытывают.

Несколько секунд не было ничего, кроме тьмы, однако она чувствовала, как его тело переливается в нее… Где‑ то пели птицы; солнечный свет бил в окно.

Никто из них не нарушил молчания. Аларик продолжал нежно обнимать ее, и сквозь сладостную дрему Фаллон почувствовала, что он возобновил движение. Он снова довел ее до возбуждения, и звезды снова горели и падали, после чего Фаллон погрузилась в глубокий спокойный сон.

Когда она проснулась, Аларика в комнате не было. Фаллон услышала ржание лошадей во дворе, отбросила меховое покрывало и подбежала к окну.

Аларик был там. Снова в военных доспехах — в кольчуге и длинной тунике, украшенной его гербом. На нем был шлем, скрывавший все лицо, за исключением глаз. Рядом гарцевал огромный красавец — жеребец Сатана, также по всей форме снаряженный для войны.

Аларик высоко поднял меч и крикнул своим людям:

— Мы отправляемся, и да поможет нам Бог! Слава Господу Богу, слава герцогу Вильгельму — нет, слава нашему королю!

Воины издали клич одобрения, и кавалькада выехала со двора.

В дверь постучали. Фаллон испуганно обернулась. Кто бы это мог быть? Аларик уехал, не сказав ей ни слова. Может быть, именно сейчас хотят подвергнуть ее наказанию?

Фаллон напомнила себе, что она дочь Гарольда. Набросив на тело какую‑ то ткань, она властно спросила:

— Кто там?

Дверь медленно открылась, и появился Ричард.

— Моя госпожа?

— Да, я здесь, — с облегчением произнесла она.

Он улыбнулся ей, но Фаллон напряженно ждала, что он скажет.

— Граф Аларик уехал, чтобы соединиться с войском герцога, — сообщил Ричард. — Ковентри пал, и Вильгельм идет в глубь страны… А вам надо одеться и упаковать вещи.

— О Боже! — в отчаянии произнесла она. — И куда же меня хотят отправить?

— В Бошем, моя госпожа. Граф приказал Роже и Ролло вместе с несколькими людьми остаться здесь. Они отвезут вас к вашей матери.

Фаллон облизала губы.

— В Бошем? — переспросила она. — К моей матери?

— Да, миледи.

— Это не ловушка? Они не собираются переправить меня через Английский канал?

— Нет, миледи. — Ричард слегка нахмурился. — Моя госпожа, граф обожает вас. Он часто говорит о вашей красоте, вашей деликатности…

Фаллон махнула рукой, зная, каким неисправимым фантазером был этот паренек. Она испытала величайшее облегчение и радость. Внезапно она почувствовала, что может потерять сознание. Дочь короля Гарольда никогда не падала в обморок, сказала она себе. Однако мир куда‑ то уплывал от нее.

— Ричард! — воскликнула она и повалилась на пол.

 

Глава 22

 

Аларик догнал Вильгельма в Кентбери. Оттуда древняя римская дорога — Валтинга — вела прямо к Лондону. На совете, в котором участвовали Аларик, Одо, Роберт, несколько баронов и сам герцог, было решено, что они отправятся дорогой пилигримов, минуя город.

Численность войска Вильгельма все время уменьшалась. Приходилось оставлять людей в крепостях, которые строились по ходу движения. Аларик часть своих рыцарей отправил в Хейзелфорд, другую — в Бошем. Вильгельм также не выпускал из‑ под наблюдения родовое гнездо Гарольда. Почти треть армии осталась в Дувре, поскольку Вильгельм был намерен держать этот город под собственным контролем. В случае поражения, как бы ни мала была его вероятность, он мог даже зимой переправить оттуда свои войска через Английский канал.

Проходили дни. Аларик пребывал в постоянных заботах, и у него почти не оставалось времени для мыслей о Фаллон. Войска двигались через деревни и города, и ежедневно приходилось думать о том, чтобы добыть продовольствие и найти пристанище. Солдаты мародерствовали, и если своих людей он мог держать в узде, то на других его власть не распространялась. Даже герцог не мог предотвратить грабежи.

Вильгельм послал в Лондон лазутчика, который, переодевшись разносчиком, собрал весьма интересную и богатую информацию. Шериф Эдгер был тяжело ранен при Гастингсе, однако смог вернуться в Лондон и сейчас собирал войско.

Похоже, папские знамя и благословение, которые получил Вильгельм, были его самым могучим оружием. Клирики заколебались. Люди шептались, что предсмертное пророчество Эдуарда Исповедника полностью сбылось: демоны нагрянули в Англию, и огонь опустошил землю. Наслав гибель на Гарольда, Господь тем самым указал своего избранника. И, вероятно, следует подчиниться Вильгельму, который заявлял, что он является законным королем.

Но, несмотря на эти разговоры, ничего существенного не происходило. Поэтому Вильгельм продолжал продвигаться к Лондону.

Отряд численностью около пятисот всадников во главе с Алариком был направлен к городу, чтобы разведать обстановку. Войско разбило лагерь в деревне Камберуэлл. Население оказало упорное сопротивление, и Аларик, хоть и не любил бессмысленного разрушения, вынужден был сжечь несколько домов.

Затем они направились к Саутуарку, откуда виден был Лондонский мост. Лондонцы вышли, чтобы дать захватчикам бой, однако люди Аларика, в числе которых были его рыцари и воины Вильгельма, отбросили их к стенам города.

Норманны не стали переходить мост. Они сожгли Саутуарк и отступили, чтобы соединиться с основными силами.

Вильгельм со своим войском ожидал их у Нарфильда. Аларик доложил ему о том, как разворачивались события. Вильгельм внимательно выслушал его, а затем сказал, что у них появился неожиданный союзник.

Он развернул карту окрестностей Лондона и показал на Винчестер. Аларик вопросительно поднял бровь. Винчестер, древняя столица Уэссекса, некогда была центром Английского королевства. Сейчас он принадлежал вдове Эдуарда, сестре Гарольда Аэдит, то есть вдовствующей королеве.

— Она заявила, что желает видеть меня королем, — улыбаясь, сообщил Аларику Вильгельм, — и оказывает мне поддержку. Только что прибыли свежие войска из Нормандии, и я намерен взять этот город. Вдовствующая королева отдает его мне. — После паузы он показал кружок на карте: — Ты отправишься вот сюда, на север, и встретишь меня у Темзы.

Аларик ознакомился с планом Вильгельма, указал на некоторые известные ему препятствия, которые могут осложнить движение. Герцог кивнул. Чувствовалось, что он взволнован тем, что сестра Гарольда, вдова Исповедника, признала его. Появились слухи, что клирики все больше нервничали, а их влияние было весьма сильным. Стало известным, что Моркер и Эдвин намерены покинуть Лондон и отбыть на север в надежде на то, что Вильгельм не тронет их отдаленные герцогства.

Когда Аларик привел своих всадников в Винчестер, Аэдит обратилась со скорбной, но убедительной речью к людям, собравшимся перед дворцом. Винчестер был взят практически без сопротивления.

В тот вечер Аларик обедал с вдовствующей королевой. При свете свечей она снова была похожа на ту хорошенькую девушку, которая когда‑ то вышла замуж за старого короля, и они провели удивительно приятный вечер. Они были вдвоем, и когда смех постепенно замер, Аларик спросил, почему она решила поддержать Вильгельма Нормандского.

Аэдит рассеянно вертела кубок и смотрела в огонь.

— Англией мог бы управлять Гарольд, — задумчиво сказала она. — Возможно, с этим справились бы Гирт или Леофвин. Но они мертвы, а их дети слишком молоды, чтобы удержать власть. Гарольд Гордрада мертв, Тостиг тоже… Эдгар Ателинг — всего лишь мальчик. — Она посмотрела Аларику в глаза. — У нас нет никого, кто бы мог одолеть Вильгельма, а пока мы будем пытаться это сделать, страну окончательно разграбят и опустошат. Ничто не может остановить Вильгельма, он слишком силен.

Поколебавшись, нервно передернув плечами, она добавила:

— Я верю в рок… Я никогда не забуду тот день, когда умер Эдуард… Не забуду, как он держал меня за руку, как призывал нас довериться Гарольду. Он сказал, что огонь опустошит страну и что придут демоны… Ведь все сбылось, разве не так? Комета предрекала бедствие, и бедствие пришло к нам. Мы должны покориться судьбе.

Эти слова напомнили Аларику о Фаллон, и у него сжалось сердце. Не оказался бы он в дураках, отправив ее к матери. Там были и его люди, и люди герцога, но если Фаллон захочет убежать, в Бошеме это сделать легче, чем где‑ то еще. И кроме того, он тосковал по ней.

— Не все покорятся, — негромко возразил он. Аэдит засмеялась. Аларик бросил на нее быстрый взгляд.

— Моя племянница, — сказала она. — Фаллон…

Это было то имя, которое он произнес про себя.

— Да, Фаллон.

Аэдит погрозила ему пальцем.

— Будьте поосторожней с девчонкой, граф Аларик. Если она ваша пленница, держите ее в узде.

— Вы как будто не доверяете своей племяннице, — осторожно предположил он.

— Фаллон? — Она удивленно подняла бровь, покачала головой и улыбнулась. — Прежде всего я ее обожаю и обожала всегда. Она вся из огня и страсти, и мне бы хотелось, чтобы она была моей дочерью… А говорю я так потому, что хорошо знаю ее. Она взяла от моего брата гордость, а от деда моего отца — целеустремленность и твердость. Люди от нее приходят в восторг. Она может повести за собой толпу, если того захочет. Она хороша как сказочная принцесса, но ее голова тоже забита сказками. От реальной жизни она далека. — Аэдит замолчала, допила вино. — Я надеюсь, что мы нашли общий язык с Вильгельмом.

Аларик заверил Аэдит, что Вильгельм ничего не имеет против нее и что он, без сомнения, будет оказывать ей почести, надлежащие вдове Эдуарда. Побеседовав еще несколько минут, Аларик сослался на усталость и откланялся.

Аэдит приготовила ему комнаты, не упустив при этом ни одной детали. Его поджидало вино на ночь, горячая ванна и кровать с тонким белоснежным бельем и меховым покрывалом. Весело полыхал огонь в камине. Окна комнаты выходили в заснеженный сад. Вдали открывался вид на город. Очень уютное место, подумал Аларик, да так и должно быть, ибо Винчестер был любимым местом древних английских королей.

Аларик погрузился в корыто, наслаждаясь теплой водой, которая смывала усталость, накопившуюся за многие дни, проведенные в седле. Похоже, что Лондон собирается подчиниться Вильгельму. Днем Аларик был поглощен делами герцога, но ночью не знал покоя. Когда он закрывал глаза, ему вспоминалась буйная грива ее черных как смоль волос, окутывающих его. Ее глаза, голубые, словно весеннее полуденное небо, затуманенные дымкой страсти. Даже пьянящий запах женского тела. Ему казалось, что стоит лишь протянуть руку — и он ощутит тепло ее дыхания, услышит удары сердца.

Он стискивал зубы, вспоминая ее неудержимое стремление бежать, тревожась о том, не готовит ли она мятежи в Бошеме. Винчестер будет самым подходящим местом для нее, внезапно подумал он. В Бошеме она может попасть в беду. Возможно, Аэдит удастся наставить ее на путь истинный и научить покорности.

Но, конечно, главное было в другом, и он отдавал себе в том отчет. Он хотел видеть ее здесь, потому что нуждался в ней. Потому что хотел ее. Несмотря на строптивость, она была солнечным лучом в его жизни.

Она утомительна, напомнил он себе. С ней постоянно приходится бороться.

Он задумчиво улыбнулся. Решение созрело. Он будет воевать с шипами, чтобы иметь возможность насладиться цветком.

Фаллон поднялась из‑ за стола и поцеловала мать. Затем, как повелось с момента ее возвращения, крепко обняла. Эдит ответила ей таким же крепким объятием.

Фаллон любезно улыбнулась Роже и Ролло, которые постоянно с ними обедали. Точнее, женщинам позволялось обедать с Ролло и Роже, ибо норманны были здесь на положении хозяев. Двадцать людей Вильгельма дни и ночи были заняты тем, что заигрывали с молоденькими девушками и проедали запасы, которые были заготовлены на зиму. Роже командовал двумя десятками людей Аларика, и хотя они вели себя более достойно, было очевидно, что их тяготила скучная жизнь почетных тюремщиков. Спасение было в том, что мужчины были искусными охотниками и рыболовами. Из‑ за Английского канала доставили много вина, рыбу и мясо добывали сами, так что голод Бошему не грозил.

В тот вечер Фаллон была озабочена тем, чтобы побыстрее уйти из зала и оказаться в своей комнате. Она поднялась по лестнице, заперла дверь и прислушалась. Чьи‑ то шаги. Она не знала, был ли то Роже или Ролло. Ей было известно лишь то, что они сторожили ее по очереди и один из них всегда находился за дверью.

— Спокойной ночи, Ролло! — любезно сказала она.

— Это Роже. Спокойной ночи, миледи! — последовал ответ.

— А, в таком случае, спокойной ночи, Роже.

Она направилась к высокому гардеробу в углу комнаты, опустилась позади него на колени и вынула панель. Открылся небольшой лаз, из которого появились два сакса, одетых в одежду арендаторов, но сохранивших длинные волосы воинов.

— Фаллон, мы должны решить все сегодня, — начал старший.

Фаллон прижала пальцы к губам.

— Тс‑ с! — она показала жестом на дверь. Оба пришельца дрожали — декабрьская ночь выдалась на редкость холодной. Фаллон улыбнулась им, ощущая прилив тепла от переполняющего ее чувства любви, она обняла своего брата Галена и стала его лихорадочно целовать. Затем заключила в объятия Аэлфина.

— Господи, как же я вас обоих люблю! — шептала она.

Они подошли к камину и уселись перед огнем.

Эдит знала, что ее сыновья мирно жили в Бошеме под маской арендаторов. Они делали вид, что не говорят по‑ французски, а жители деревни так умело подыгрывали им, что никто из норманнов не мог и подумать, что молодые сыновья Гарольда находятся поблизости. Юного Тэма с ними не было — Гален отправил его в Лондон, откуда тот посылал отчеты о происходящем.

Гален ласково коснулся щеки Фаллон.

— Фаллон, мы сегодня уезжаем.

Она поймала его руку. Слезы блеснули у нее в глазах.

— Я так боюсь за тебя! Позвольте и мне отправиться с вами! Я буду…

— Нет, Фаллон… Я знаю, как мечтаешь ты о побеге, но это все поставит под удар. Никто не обратит внимания на двух арендаторов, которые кочуют из одной разоренной деревни в другую. Но страна будет поднята на ноги, если ты исчезнешь из дома, — сказал Гален.

— В этом нет сомнения.

Аэлфин посмотрел на Галена.

— Ты нам будешь очень нужна попозже, Фаллон.

Она сидела грустная, крепко сжав пальцы. Она знала, чего хотят братья, и очень беспокоилась за них. Становилось очевидным, что Эдгар Ателинг не будет коронован. Никто не верил в то, что мальчик способен противостоять Вильгельму.

Но существовал очень сильный человек, который мог это сделать. Братья поддерживали связь с их дальним родственником Эриком Улфсоном. Он клялся, что ради Фаллон, дочери Гарольда, готов начать любую войну.

Аэлфин опустился перед ней на колени.

— Фаллон, подумай об отце. Ты должна помочь нам привлечь Эрика.

Она вздрогнула.

— Мне это не по душе… Какая нам разница, кто разорит нас: викинги или норманны?

— Эрик придет в Англию не как завоеватель. Да, он жесткий воин, готов воевать где угодно и с кем угодно… Но он оставит Англию для нас. Саксы будут управлять землей саксов.

Гален прошелся вдоль возле камина, посмотрел на дверь и сжал руки Фаллон.

— Я слышал, что Аларик посылает людей за тобой. Должно быть, гонец еще не доехал.

Фаллон опустила взгляд на ладони, боясь выдать свои чувства. Она нервно поправила юбку и ничего не сказала.

— Он хочет отправить тебя к Аэдит.

Фаллон удивленно подняла глаза.

— Конечно, ты сможешь отделаться от нее. Тебе надо будет лишь встретиться с одним из людей Эрика Улфсона и убедить его, что ты ждешь викинга.

Фаллон покачала головой. Она недолюбливала Эрика, ей было неуютно рядом с ним, и она подозревала, что своей жестокостью он превосходил всех известных ей людей, будь то саксы, норманны, датчане, шведы или норвежцы.

— Отец умер, — сказала она тихо, — и корона принадлежит Эдгару Ателингу.

— Да! Но у него нет сил удержать ее! Ты можешь призвать сюда Эрика и его викингов. Вильгельм не сможет воевать вечно. Вон уже сколько полегло его людей! Численность его войска уменьшается. Эрика не смутят никакие папские благословения. Некоторые говорят, что он христианин. Но мы знаем, что он поклоняется Одину и славит Тора. Его приводят в восторг смерть и разрушение.

— И вы хотите, чтобы я привела его сюда! — устало сказала Фаллон. — Сменить одного дракона на другого.

— Ты забыла отца? — Слова Галена прозвучали слишком громко, и Фаллон приложила палец к губам. Гален понизил голос, но горячности и горечи в его речах не убавилось. — А я не забыл! Я там был! Всего в нескольких шагах, когда на него напали! Неужели ты стала предательницей и все позабыла?!

Фаллон ударила брата по лицу. Ее душили стыд и боль, и когда на щеке Галена проступили красные следы от пальцев, она опустилась на колени, борясь с подступившими слезами.

Гален опустился на колени рядом с ней.

— Прости меня, Фаллон… Я сожалею о сказанном. Ты можешь меня простить?

Она качала головой, не в силах ответить ему, ибо боялась, что это жестокое, в сердцах высказанное обвинение справедливо. Она не могла разобраться в своих чувствах, в хитросплетениях боли, угрызений совести и сомнений. К своим врагам она относилась неодинаково. Она всем сердцем желала поражения Вильгельму. Но Аларика ей хотелось пощадить. Она страстно молилась об избавлении от норманнов, однако не менее горячо желала, чтобы один из них остался цел и невредим.

Она поклялась воевать, но ей мешала жалость. И, как ни храбра она была, ей хотелось покоя.

— Фаллон, — тихо сказал Гален.

Она откинула голову, снова покачала головой.

— Гален, неужели нет другого пути?

— Другого пути нет… Если мы хотим победить… Ни у кого, кроме Эрика Улфсона, нет для этого сил… Я передам тебе свои указания. У тебя будет время и возможность для побега… Фаллон, ты единственный человек, который может убедить Эрика в том, что он должен выступить против нормандского герцога.

Наконец она медленно кивнула.

— Мы должны ехать, — напомнил Аэлфин Галену.

— Да, — сказал Гален, продолжая смотреть на сестру. Он поцеловал ее в лоб и крепко обнял.

— Береги себя, Фаллон… Береги… Я люблю тебя.

Она прижала к груди Аэлфина, и оба брата исчезли в потайном ходе. Глядя им вслед, она вспомнила, какое удовольствие он доставлял им, когда они были детьми. Фаллон поставила на место панель и села перед камином, стараясь не разрыдаться.

Братья оказались правы. На следующее утро появился молодой белокурый оруженосец. Когда Фаллон вошла в зал, он стоя разговаривал с Роже и Ролло.

— Мы должны сопровождать вас в Лондон, миледи, такое распоряжение привез нам Стивен.

Она перевела взгляд на гонца.

— Когда нужно выезжать?

— Как только вы соберетесь, — ответил Роже.

— Я попрощаюсь с матерью и буду готова ехать во дворец вдовствующей королевы.

Она повернулась и направилась к себе. Роже, нахмурившись, смотрел ей вслед, не в состоянии сообразить, что его обеспокоило.

«Во дворец ее тети…»

Он не говорил ей, куда именно ее собираются везти. Он лишь сообщил, что они направляются в Лондон.

Роже покачал головой и пожал плечами. Должно быть, кто‑ то другой сказал ей об этом. Иначе откуда бы она знала?

— Простите, сэр, а мне ехать?

Роже обернулся и увидел Ричарда, который смотрел на него преданными глазами в ожидании ответа.

— Граф Аларик сказал, что меня сделают оруженосцем, как только герцога коронуют.

Роже крепко хлопнул его по плечу.

— Да, парень! Он об этом не забыл. Тебе нужно ехать. Отправляйся со Стивеном и помоги готовить вьючных лошадей. Ночь мы проведем в дороге, а завтра начнется твое обучение.

Сияющий Ричард стал горячо благодарить рыцаря. Роже посмотрел на Фаллон, которая поднималась по лестнице.

Что принцесса думает об этом? На ее лице не отразилось никаких эмоций. Была ли она огорчена тем, что ее разлучают с матерью? Испытывала ли тревогу, что ее снова везут к Аларику? Продолжала ли неистово ненавидеть всех норманнов? Или она готова смириться с неизбежным ходом событий?

«Не пытайся больше оказывать ему сопротивление, Фаллон, — молча призывал ее Роже. — Не делай этого. Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты пострадала.

Вероятно, Аларик тоже любит тебя».

Нет, решил Роже. Для него любовь умерла и покрылась горестным пеплом много лет назад. Однако к тому, что считает своим, он относится бережно.

Роже покачал головой, продолжая испытывать беспокойство, хотя и не мог понять почему. Впрочем, это неважно, главное, что она скоро окажется в Лондоне. За коронацией последует грандиозный пир, и вся Англия склонит головы перед Завоевателем.

Отмахнувшись от неприятных предчувствий, Роже вышел из зала.

Вверху, в комнате матери, той самой, где родились и ее братья, и она сама, Фаллон, не скрывая при этом слез, крепко обняла Эдит. Это время было кратким возвратом в счастливое прошлое. Она походила по полям, где играла в младенчестве, полюбовалась речкой, в холодной воде которой когда‑ то любила болтать босыми ногами. Посидела перед камином, возле которого отец рассказывал о древнем Камелоте и великом короле Альфреде. Казалось, она чувствовала, как он гладит ее лицо, когда вспоминала его рассказы, слышанные им от его матери‑ датчанки, об Одине, Торе и колесницах, мчащихся по небу, или о друидских священниках, которые передавали вести по воздуху, разговаривали с оленями, белками и даже с деревьями.

Все это остается в прошлом. Фаллон смотрела на мать и понимала, что Эдит тоже погружена в воспоминания. Сейчас Фаллон поняла, что такое любовь между мужчиной и женщиной, и ей было больно смотреть на мать, которая так верно и горячо любила Гарольда. Фаллон была убеждена, что мать никогда не захочет видеть рядом другого мужчину.

Вздрогнув, Фаллон подумала, что это похоже на то чувство, которое она испытывает к Аларику. У них не было долгих счастливых лет за спиной, они не делились по ночам планами и мечтами. Но Аларик тронул ее душу. Он разбудил ее. Она никогда не оказалась бы рядом с ним, если бы их не свела война, но сейчас это необратимо. Но она будет бороться с ним, как в том и поклялась Галену. Она и ее братья были детьми Гарольда, и страна принадлежала им, а не норманнам.

Эдит оторвалась от дочери. В глазах ее блестели слезы, когда она посмотрела в лицо Фаллон и прошептала:

— Фаллон, сложи оружие, прошу тебя. Не сопротивляйся больше!

Сердце Фаллон дрогнуло при этих словах. Что известно матери о ее планах?

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — пробормотала она. — У меня нет никакой власти.

Эдит улыбнулась.

— У тебя больше власти, чем ты полагаешь. Но пойми, Фаллон, Англия не в силах воевать. Твой отец погиб, его братья тоже. Это наши лучшие воины. Я знаю, что твои братья ушли, чтобы поднимать людей против Вильгельма. Они рыцари и воины, я и не могу остановить их. Возможно, я и их потеряю. Поэтому прошу тебя, прекрати войну.

— Они убили отца! — прошептала Фаллон. Эдит поднялась и взволнованно заходила по комнате. Затем она подошла к Фаллон.

— Гарольд сам решил принять участие в битве… Ты говоришь: «Они убили отца…» Кто «они», любовь моя? Аларик не убивал его. Фаллон, я говорю тебе все это, чтобы ты не обманывалась на сей счет: если бы Аларик просил твоей руки, отец отдал бы тебя независимо от твоего желания.

Некоторое время Фаллон ошеломленно молчала.

— Нет! — возразила она, наконец. — Я была помолвлена с Делоном. Мы бы поженились…

— Никогда! — твердо сказала Эдит.

— Отец любил Делона!

— Да, любил. — Эдит слегка улыбнулась. — Но ты не для него. У него не хватило бы сил быть мужем женщины, которая владеет мечом и способна вести войско в бой.

— Сейчас он томится в нормандской темнице! — выкрикнула Фаллон.

— Возможно. Хотя не исключено, что он не столь уж ограничен в своих действиях, — проговорила Эдит. — И потом, меня это не столь беспокоит.

— Мама, как ты можешь!

— Фаллон, я потеряла так много, что мне на родных едва хватает слез. Прошу тебя, не надо сопротивляться! Аларик — хороший человек… Твой отец восхищался им и ставил выше любого англичанина. Уступи — и ты полюбишь его.

— Он не любит меня!

— Он испытывает к тебе симпатию. Он доброжелателен к тебе.

— Значит, это была ты! — внезапно осенило Фаллон. — Он поклялся тебе, что сохранит мою жизнь.

Эдит пожала плечами.

— Он сделал это, уважая твоего отца. Помни об этом и будь благодарна. Я замечала, как ты краснеешь, когда произносят его имя… Я счастлива, что ты находишься под покровительством такого сильного рыцаря… Пожалуйста, Фаллон, прояви сдержанность!

Фаллон уронила на грудь голову. Мать хочет, чтобы она оставалась любовницей норманна до тех пор, пока не найдется более подходящая постель. Брат назвал ее предательницей, однако он тоже хотел, чтобы она оставалась в постели Аларика и помогла свалить его.

Внезапно дыхание у Фаллон стеснилось, и она поняла, что влюблена. Возможно, она всегда была немножко влюблена в него. Этим и объяснялись ее злые проказы.

Она любила его. Но никогда не скажет ему об этом, не поступится гордостью и достоинством. И никогда не перестанет ненавидеть его, ибо он ее враг.

 

Глава 23

 

Путешествие в Лондон принесло Фаллон немало душевных мук. Они ехали по тем местам, где прошла армия победителей. Всюду виднелись следы разрушений. То, что не было сожжено людьми Вильгельма, было разграблено. Зима грозила разграбленным деревням голодом. — Им постоянно встречались нищие, которые без колебаний подходили к вооруженным нормандским рыцарям. Возможно, они считали, что смерть от меча менее мучительна, чем медленное умирание от голода и холода.

Фаллон быстро раздала всю еду, которую захватила с собой. Глядя на нее, то же самое сделал Ричард. Роже ничего на это не сказал. В одной из деревень к ним с криками подбежали голодные крестьяне, потерявшие голову от отчаяния. Роже сделал здесь остановку, вместе со своими людьми прочесал лес. Они поймали нескольких кроликов и отдали их женщине, возле которой сидело пять или шесть детей. Это растрогало Фаллон. Роже попросил ее сказать женщине, что тот, кто не надеется здесь выжить, может ехать в Хейзелфорд, где он получит еду и работу.

Когда они двинулись дальше, Фаллон тронула Роже за рукав.

— Спасибо, — сказала она.

— За это благодарите не меня, а Аларика. Это его приказ.

Она покачала головой.

— Аларик не ловил кроликов для той крестьянки.

Роже некоторое время смотрел на нее.

— Вы помните время, когда мы были юными? Вас наказали за какую‑ то проделку. Вы только улыбнулись мне, и я уже готов был все для вас сделать. Я тогда был влюблен. — Он на мгновение замолчал. — Я и сейчас влюблен в вашу улыбку. Но я уже не юнец. Мы стали старше, а жизнь оказалась гораздо печальней… Всему, что я умею, я научился у графа, Храбрость, сдержанность — эти качества он постоянно во мне воспитывал. Милосердие, справедливость, разумный подход — добродетели, которые от него неотъемлемы. Он мой сеньор, и, хоть я восхищаюсь вами, я хочу, чтобы вы знали, что мне еще присуща верность, которой я также учился у него.

— Я знаю вашу верность, Роже. Да, мы уже не дети. Эта поездка произвела на меня тяжелое впечатление, потому что это мои люди. Вы проявили доброту, и я благодарна за это.

Он улыбнулся.

— Очень приятно, — просто сказал Роже.

Когда до Винчестера оставалось около двух часов пути, Роже остановил маленький отряд, сопровождающий принцессу.

— Приближаются всадники, — коротко сказал он.

Фаллон также остановила лошадь. Хотя люди Вильгельма шли по стране как победители, они все время опасались засады. Они были в латах и с ног до головы вооружены. У Ролло, истинного сына войны, были не только топор и меч, но и булава, которую Фаллон вряд ли удалось бы поднять.

Приближающиеся всадники также были снаряжены для боя. Их доспехи сверкали под лучами яркого зимнего солнца, а лошадиные копыта звонко и грозно стучали о мерзлую землю. Внезапно Роже вскинул в приветствии руку и улыбнулся Фаллон.

— Видите знамя? Это Аларик нас встречает.

Сердце Фаллон встрепенулось, в груди у нее потеплело, но затем она устыдилась своей радости. Завернувшись в меховую накидку, она наблюдала за приближением всадников.

Аларик скакал впереди. Накидка его развевалась на ветру, забрало скрывало лицо. Фаллон почувствовала, что дрожит. Он послал за ней, он хотел видеть ее. И в ней тоже росло, переполняло ее через край желание увидеть Аларика.

Она крепко вцепилась в поводья, чтобы скрыть дрожь. Аларик поднял руку, и скакавшие за ним рыцари натянули поводья, сдерживая огромных боевых коней. Роже выкрикнул приветствие, Аларик резко остановил своего Сатану рядом с ним, и всадники пожали друг другу руки. Затем Аларик обратил взгляд на Фаллон.

Ей видны были холодные серые глаза, в которых трудно было прочитать какие‑ либо эмоции.

— Миледи, — сказал он спокойно, выдохнув туманное облачко. Лошадь сделала шаг вперед, звякнул колокольчиками на упряжке. Вокруг стоял заснеженный, словно завороженный лес.

— Граф Аларик, — таким же спокойным тоном ответила она. Прошло более недели с того времени, как они виделись в последний раз. Фаллон старалась сохранить независимый вид, хотя сейчас, когда он был рядом, ей невыразимо трудно было сдержать дрожь волнения.

Некоторое время Аларик изучающим взором смотрел на нее, затем подъехал к Роже. До Фаллон долетал разговор о предстоящей коронации, о том, что город наводнен их сторонниками.

Некоторые бранили норманнов, другие приветствовали победителей.

Когда наконец они добрались до Винчестера, Фаллон с упавшим сердцем увидела, что именно так все и было. Некоторые ворчали на норманнов, но многие бойко торговали своими изделиями. Сейчас зима, напоминала себе Фаллон. Как бы там ни было, а людям нужно есть и кормить семью.

Они подъехали ко дворцу тети. Аэдит ожидала их на ступенях, а ее тяжеловооруженные всадники держали знамена Вильгельма. Аларик помог Фаллон спешиться, и девушка с удивлением заметила, что согрелась. Зима могла выкрасить весь мир в белый цвет, но ей становилось тепло, когда Аларик прикасался к ней.

Аларик подвел Фаллон к Аэдит, которая по‑ родственному обняла племянницу. Улыбнувшись, она сказала:

— Добро пожаловать в мой дом. Счастлива видеть тебя здесь и надеюсь, что тебе у меня понравится.

Аэдит снова обняла ее. Фаллон поймала на себе взор Аларика. Она понимала, что дворец тетки — очередная тюрьма.

— Рада видеть вас, тетя, — негромко произнесла Фаллон.

Аэдит повела ее в зал, расспрашивая о матери, о том, видела ли она братьев или кузенов, на что Фаллон ответила, что мать чувствует себя превосходно, и отважно наврала об остальных членах семьи.

— Мне говорили, тетя, что вы пригласили сюда Вильгельма и что вы хотите видеть его королем, — многозначительно сказала Фаллон.

Они обе остановились. Некоторое время Аэдит вглядывалась в племянницу, которая бросила ей замаскированный упрек.

— Да, я хочу, чтобы Вильгельм был королем, — проговорила она. — Мой брат Гарольд заявил, когда отправлялся на битву, что за него должен все решить Бог. И Бог решил. Разве не так, Фаллон?

— Мой отец умер… Англия еще держится.

— Лишь небольшая часть ее, дорогая моя, — усталым голосом возразила Аэдит. — Пройди по тем местам, где прошло войско, и посмотри. — Она горестно улыбнулась и жестом пригласила гостью в большой зал.

В камине ярко горел огонь. Аэдит величественно показала на роскошные стулья с высокими спинками, покрытые богатой тканью. Они сели, им тут же принесли кубки с горячим глинтвейном. Внезапно воцарилась напряженная тишина. Фаллон обратила внимание, что в зале находятся также Аларик, Роже и оруженосцы Стивен и Ричард.

Аларик снял шлем, Роже последовал его примеру. Знающий свое дело Стивен тут же забрал тяжелое металлическое снаряжение и помог Роже снять кольчугу. Ричард сделал то же, хотя, когда он взял шлем Аларика, тот выскользнул у него из рук и с грохотом упал на пол. Бедный Ричард выглядел совершенно несчастным. На губах Фаллон заиграла легкая улыбка, Аларик же откровенно засмеялся. Вскоре к нему присоединился и Ричард, и внезапно Фаллон стало весело, тем более что Аларик и Роже стали подтрунивать над начинающим оруженосцем.

Аэдит наклонилась к Фаллон.

— Я любила своих братьев, Фаллон… Всех… Я любила Тостига и Леофвина, Гирта и Гарольда… Но Гарольд мертв, Фаллон. Никакой местью его не вернешь. Я открываю объятия Вильгельму не для того, чтобы опозорить Гарольда. Я делаю это, чтобы проклятие, которое пало на нас, перестало действовать и народ вернулся к нормальной жизни.

— Ну как, парень, теперь все сделал, как надо? — обратился Стивен к Ричарду. Они снова засмеялись и покинули зал. Роже и Аларик подсели к камину, потягивая глинтвейн.

Завязалась беседа. Роже рассказал о положении на побережье и о кораблях, которые уже пересекли или собираются пересечь Английский канал. Аларик говорил о битве у моста, и при взгляде на Фаллон глаза его теплели. Вел он себя беспокойно, вставал, задумчиво смотрел в огонь и выпил несколько кубков вина.

Наблюдая за ним, Фаллон трепетала. Аларик говорил что‑ то о латах, но она чувствовала, что он глазами раздевает ее. Аэдит описывала Вестминстер и обряд коронации, но Фаллон едва ли способна была воспринимать что‑ либо из ее рассказа, сосредоточив все внимание на Аларике. Он стоял у камина, опершись локтем на каминную доску, рассеянно поигрывая кубком, и не спускал с нее глаз. Отсветы огня играли на его лице. Фаллон чувствовала, что щеки ее пылают. Слова не доходили до нее. Входили и выходили слуги, но она едва замечала их, завороженная силой его взгляда.

— Аларик, а ты что скажешь на это? — смутно донеслись до нее слова. Но, похоже, он не слышал этих слов, ибо продолжал смотреть на принцессу. Внезапно он поставил кубок, бросил короткое извинение Роже и вдовствующей королеве, подошел к Фаллон и, взяв за руку, помог встать, продолжая смотреть ей в глаза.

— Я покажу принцессе ее апартаменты, — сказал он.

Фаллон почувствовала, как краска прилила к ее щекам.

Аларик обнял ее. Не может же она сопротивляться при тете, сказала она себе. Но это была ложь, потому что она ждала его прикосновений.

Кажется, свечи закружились в хороводе, когда она шла через зал. Она споткнулась на лестнице, и он подхватил ее. Они оказались перед дверью, и Аларик открыл ее ногой, продолжая смотреть Фаллон в глаза.

— Ты не имеешь права это делать, — сказала она.

— Ты моя. И я возьму тебя сейчас.

— Я твой заклятый враг.

— Я думаю, что ты в эту минуту думаешь о мире.

— Я думаю, что ты помнишь…

— Я чувствую, как ты дрожишь… Вырывайся, принцесса, если можешь… Сопротивляйся, если найдешь силы…

Очевидно, вино бросилось ей в голову. Она вся пылала и была как во сне. Не хотелось вырываться из этих горячих объятий. Да, она окажет сопротивление ему, как и поклялась, но потом, потом, а не сейчас.

Они вошли в покои. Фаллон почти ничего не видела вокруг. Она была пьяна от вина, от его объятий, от желания и от предчувствия того, что должно сейчас свершиться.

В уютной спальне в камине был предупредительно разведен небольшой огонь. Для Фаллон не существовало ничего, кроме Аларика. Она дотронулась до его волос, пока он нес ее к широкой кровати. Он осторожно положил Фаллон и дрожащими пальцами коснулся ее щеки.

— Я тосковал по тебе… Как тоскуют по солнцу, по луне, по звездам…

Ей было трудно дышать. Она лишь трогала, гладила его мускулистое, упругое тело. Когда успела она попасть под воздействие его чар?

— Скажи, а ты, принцесса, — прохрипел он, — скучала по мне? Хотя бы немножко?

— Ты мой враг, — напомнила она, опуская глаза. — Я должна сопротивляться тебе.

— Значит, мы меня ненавидишь?

— Не тебя. Я ненавижу мир, из которого ты пришел, чтобы украсть у меня мой мир.

Аларик тихо застонал, уткнув лицо в шелковистую копну ее волос.

— Мой мир, любовь моя? Ради того, чтобы видеть тебя, я отбросил его. Но это невозможно… Я не волшебник, не алхимик, чтобы отбросить прошлое или провидеть будущее.

Фаллон погладила ладонью его красивое, словно вылепленное искусным скульптором лицо. Было такое ощущение, что вокруг горят сотни и сотни свечей. Золотистый свет трепетал и струился в воздухе. Где‑ то там, снаружи, мир был белым, заснеженным и холодным, а здесь было сказочно тепло.

— Если бы только… — зашептала она.

Он забрал в ладонь ее пальцы и стал по очереди их целовать.

— Если бы только… Да, если бы это было возможно, я построил бы для тебя хрустальный дворец, и ты жила бы там, в сказочном мире. Тебе не угрожали бы ни смерть, ни опасность… А я любил бы тебя так нежно, что ты забыла бы о существовании черного мира снаружи и всегда обнимала меня с лучезарной улыбкой.

Он шептал у самых ее губ, а затем ее рот прикоснулся к ним, и Фаллон с легким, светлым вздохом отдалась поцелую и нежным, опьяняющим ласкам. Комната была освещена золотистым светом, и Фаллон не отвернулась, когда Аларик стал раздеваться. Она позволила ему снять одежду с ее трепещущего тела. Мягко и нежно коснулась его плеч. После этого призрачный, словно сотканный из легкого облачка чудесный мир начал бледнеть, и его заменило пламя. Бронзовые могучие плечи и контуры вздымающейся груди… Тень его руки на стене… Неповторимый вкус поцелуя. Они встали на колени друг перед другом, сплели пальцы рук, а их губы слились в поцелуе. Затем он откинулся назад, и она поднялась над ним, глядя ему в глаза. Он притянул ее поближе, сжал тяжелые груди. Было впечатление, что она парила, неслась вслед за ним. Он обнял округлые ягодицы, прижался к ней…

Аларик наслаждался страстью и красотой Фаллон. Сегодня она одарила его всем, что может дать женщина.

Никогда за всю свою бурную жизнь ему не приходилось встречаться с такой отвагой в любви, любовью, которая заставляет забывать о времени. На поле боя он не думал о смерти, но в тот миг ему показалось, что он умирает. Когда все кончилось, он остался лежать рядом с ней, прижимая Фаллон к себе, поглаживая ее влажное тело.

Аларик понимал, что влюблен. Это может погубить их обоих. Закрыв глаза рукой, он сказал себе, что ведет себя как законченный глупец. Это не любовь, а безудержная чувственность. Природа наградила Фаллон невероятным обаянием, и с каждым прикосновением он все более подпадал под ее чары.

Огонь в камине догорал, и Фаллон уснула. Ее тонкая, хрупкая ладонь лежала на могучей груди Аларика. Он ощущал легкое теплое дыхание. Роскошные волосы Фаллон накрывали его, словно крыло ангела. Она спала, непринужденно положив колено ему на бедро, — такая уязвимая в своей наготе, что он поклялся никогда не причинять ей и малейшей боли.

Но перед ним возникли картины, которые мучили его постоянно, — картины смерти и предательства. Не люби ее! Ее нельзя любить!

Фаллон вздохнула и пошевелилась, навалившись всей грудью на его руку.

Теперь слишком поздно, подумал он устало. А может быть, поздно было уже много лет назад.

Он задремал. Они проснулись одновременно. В полумгле видно было, как переплелись их руки, ноги, а ее волосы накрывали их обоих. Она улыбнулась ему полусонной улыбкой и повернулась на другой бок, прижавшись к его телу округлыми ягодицами. Ощутив прикосновение атласной плоти к животу, Аларик мгновенно почувствовал возбуждение. Он подтянул ее к себе за талию, медленно и осторожно вошел в нее и задал темп движения. Когда затихли их содрогания, он не покинул ее лона. Он гладил ее волосы, плечи, спину. Так они и заснули.

Когда они вновь проснулись, огонь в камине погас и в комнате было холодно.

— Нужно разжечь огонь, — лениво сказал Аларик, и она кивнула. Он встал, испытывая радость оттого, что они оба ведут себя так непринужденно.

Размешав угли, он подбросил в камин пару поленьев. Сидя на корточках, он наблюдал, как разгорались дрова. Он обернулся к Фаллон и увидел, что она не спускает с него глаз. Застигнутая врасплох, она вспыхнула, а он протянул к ней руку.

— Бери с собой покрывало и иди сюда. Потребуется время, пока в комнате опять станет тепло.

Поколебавшись, она встала с постели, прихватив с собой покрывало. Аларик нашел вино и наполнил два кубка. Они сидели на меховом покрывале, прижавшись друг к другу. Фаллон набросила второй конец им обоим на плечи.

— Сейчас, должно быть, ночь, — прошептала она. Аларик не мог отвести взгляда от ее изумительно красивого лица, от ясных голубых глаз, таивших нежность и мужество.

— Да, наверное, ночь. — Аларик улыбнулся, снова помешал дрова в камине и подбросил еще полено в огонь. Поцеловав ее в макушку, он добавил:

— Пожалуй, уже почти утро.

Фаллон прильнула к нему, и несколько секунд они молчали. Он ласково обнял ее за плечи, затем побаюкал тяжелые груди под покрывалом, удивляясь тому, как быстро способна она возбудить его.

— Ты не сожалеешь, что я прислал за тобой? — тихо спросил он.

Щеки ее зарделись… Кажется, с того времени прошла вечность. Фаллон легко вздохнула.

— Аларик, я… — Она помолчала. — Я не отрицаю того, что все это волшебно и изумительно, — прошептала она.

Он поймал ее пальцы и поцеловал их.

— Но мы враги…

— Да, Аларик, мы враги, это так. Никто из нас не способен это забыть.

Рука его напряглась.

— Ты моя, Фаллон… И не просто в фантазиях. Ты пришла ко мне не как пленница, а как любовница. Здесь действительно какое‑ то волшебство. И я иногда думаю, что твой знакомый священник…

— Отец Дамьен?

— Да, тот удивительный человек… Иногда я думаю, что он знаком с древней мудростью. Может, он напустил на нас чары? Ведь я готов поклясться, что околдован тобой.

Она покачала головой и улыбнулась. Мягкие золотистые отсветы пламени играли на его лице, а он был молодым, сильным и красивым. Сейчас он был не норманном, а мужчиной — блестящим мужчиной, которым всегда восхищался ее отец.

Но так не должно быть, она это знала. Она — дочь Гарольда и не может допустить, чтобы ее считали шлюхой норманна. А ничем другим для него ей быть не дано. Какое‑ то зловещее воспоминание довлело над ним, и он не верил ни одной женщине. Он никогда не женится на ней, но дело не только в этом. Смириться, выйти замуж за завоевателя было бы предательством.

Она намерена предать не свою страну, а Аларика, напоминала она себе. Она будет снова и снова восставать против него. И тем не менее она сейчас сидела рядом с ним, жаждала его прикосновений и ласки. Она любила, просто любила как мужчину.

Фаллон тяжело вздохнула.

— Между нами было так много всего. Я нисколько не сожалею об этой… сладостной сказке… Но я — твоя пленница и твой заклятый враг.

Аларик кивнул.

— Понимаю, — мягко сказал он. — Ты представляешь род великого короля. Его гордая, неистовая дочь. — Он наклонился и поцеловал ее, затем добавил: — Но у нас есть ночь, затем день и еще одна ночь, когда мы будем вместе.

Фаллон откинула голову и внимательно посмотрела на него. Сколько мирных часов им отпущено?

— Разве ты не собираешься уезжать с рассветом?

Он покачал головой.

— А зачем?

— Выполнять свои рыцарские обязанности в свободное от грабежей время.

— Ах, любовь моя, мне кажется, что это меня ограбила эта страна, — проговорил он. — Нет, у меня нет никаких дел завтра. — Он взял щепки для растопки. — Скажи мне, любовь моя, что ты больше всего ненавидишь из того, что я несу с собой?

Она посмотрела на него, удивляясь голосу и вопросу.

— Голод! — горячо сказала она. — У меня нет сил видеть истощенные лица, сознавать, что люди умирают голодной смертью.

Аларик бросил щепки в огонь.

— Исчезни, голод! — приказал он, и пламя взметнулось вверх.

Покрывало соскочило с обнаженных плеч Фаллон, и она тоже бросила щепку в камин.

— Я не могу смириться с уничтожением ни в чем не повинных людей! — воскликнула она. — Не могу видеть их рабами!

Дрова трещали и щелкали в огне. Аларик переплел свои пальцы с пальцами Фаллон.

— Ненавижу смерть и кровь! — выкрикнул он. — Не хочу, чтобы умирал мой лучший друг! Мне жаль, что погибли Гирт и Леофвин!

— Да! — снова воскликнула Фаллон, подбрасывая новую щепку в огонь. — Пусть моя мать не страдает наедине со своими мыслями!

Аларик бросил несколько сухих веток в огонь, отчего пламя ярко вспыхнуло.

— Исчезни, страдание! Здесь мир Фаллон, здесь хрустальный дворец! Здесь мы вдвоем, и сюда нет доступа ни злу, ни боли.

Не спуская с нее глаз, он поднес ее руку к своим губам и нежно поцеловал. Обнаженная и бесстыдная, Фаллон обвила руки вокруг его шеи, прижалась к нему. Они вместе опустились на мех. Положив Фаллон на спину, Аларик стал исступленно целовать ее, исцеловал от головы до ног, ослепленный и очарованный красотой ее тела.

Когда все осталось позади, Фаллон увидела, что мир полыхал праздничными красками — золотой, алой, нежно‑ розовой.

Она поняла, что наступила заря. Фаллон снова заснула и не слышала, как Аларик поднял ее и перенес на кровать.

Ей не нужно было одеял. Ей достаточно было тепла упругого мускулистого тела Аларика. Ей было приятно ощущать крепкие объятия его рук, прикосновение его живота к ее бедрам. Ей нравилось, что их ноги переплелись. Нравилось чувствовать его дыхание на своих щеках и ощущать движение его плоти в своем лоне. Скоро все кончится, но пока еще продолжалось и было сказочно прекрасным.

— Все кошмары в огонь! — сказала себе Фаллон, прижимаясь к Аларику. «Здесь мой мир, мой хрустальный дворец, и сюда нет доступа ни злу, ни боли! »

Рука мужчины коснулась ее живота и легла на лоно, породив в Фаллон пламя желания. Податливо разведя бедра, она целиком отдалась ласке.

Они не вставали целый день. Слуги приносили еду, и они лениво ели у камина. Они пили вино и предавались любви.

Размолвка возникла лишь тогда, когда речь зашла о Вильгельме. Положив подбородок на колени, Фаллон с тоской думала о предстоящем Рождестве. Год назад Эдуард находился на смертном одре, но Англия здравствовала.

— Значит, Вильгельм будет королем, — проговорила она задумчиво. — Помоги всем нам, Господи!

— Он поможет. А ты будешь присутствовать на коронации, — сказал Аларик.

Она яростно замахала головой.

— Нет, не буду!

— Будешь. Он так приказал.

— Я не исполняю приказов Вильгельма.

— Тогда исполнишь мой.

— Нет! — взвилась она, сверкнув глазами.

Аларик подошел к камину, затем повернулся к ней.

— Ты там будешь, Фаллон, и будешь вести себя спокойно и уважительно.

— Как я могу? — воскликнула она, вскакивая на ноги. — И как он может ожидать этого от меня?

— Как бы то ни было, леди, ты там будешь. Там будут северные герцоги, Эдгар Ателинг, Аэдит, священники — и ты.

— Я не буду!

— Смирись, или будешь сломлена, леди!

— Убей меня, мой господин! Ты же знаешь, что я не смирюсь.

— Проклятье! — в сердцах выругался Аларик и шагнул к ней. Однако, взяв ее за руку и притянув к себе, он перешел на хриплый шепот:

— В наш мир не войдет раздор! — И поцеловал ее.

Фаллон не считала, что об этом можно так просто забыть. Она заколотила кулачками по его груди, однако поцелуй был слишком страстным и сладким. О предмете разногласий перестали говорить и предались волнующим ласкам.

Когда прошла вторая ночь и наступила заря, он надел кольчугу, латы и все боевое снаряжение. Лишь сейчас Фаллон поняла, что он строил для нее мир из фантазии. А теперь наступила суровая реальность, и Аларик должен был ей соответствовать.

Фаллон была полна решимости не присутствовать на коронации Вильгельма. Она будет сопротивляться, рыдать и царапаться, пока каким‑ то образом не сумеет уклониться от этого.

Когда Аларик уходил, она прикинулась сидящей. Он нежно поцеловал ее в брови и губы, но она вновь ощутила, что их разделяет барьер. Сейчас граф был в доспехах, в глазах виднелся холодный блеск, словно их он тоже, подобно мечу и щиту, уже приготовил для битвы. Затем он повернулся и вышел из комнаты.

Фаллон поднялась и попросила слугу принести воды.

Появилась старая согбенная женщина. Фаллон сказала, чтобы прислали кого‑ нибудь другого — старухе вряд ли будет по силам поднимать тяжелые ведра. Однако служанка сказала, что это ее обязанности.

Фаллон погрузилась в корыто и блаженно закрыла глаза, наслаждаясь теплом и покоем. Внезапно к ней приблизилась старуха и зашептала:

— Завтра утром, миледи. Граф будет у герцога, стражу усыпят, а южную дверь на улицу отопрут.

Фаллон мгновенно открыла глаза и села в корыте.

— Ты пришла от Галена!

Старуха улыбнулась и еще больше понизила голос.

— Встреча будет в таверне ирландца, что у реки. Ваши браться скрываются, но они встретят вас, если смогут. Если не смогут, у двери ждет огромный корнуэллец по имени Альфред. Он проводит вас к датскому кузену Эрику Улфсону. Вы меня поняли, госпожа?

Фаллон проглотила подступивший к горлу комок. Если братья не придут, она должна будет убедить Эрика привести с собой флот викингов и включиться в борьбу на их стороне,

И тогда Англия освободится от ига Вильгельма. Ей не доведется увидеть коронацию этого ублюдка. Сама же Фаллон освободится от Аларика и от паутины страсти, в которую она попала.

Руки Фаллон дрожали. Она прижала их к лицу.

— Да, я понимаю, — тихо сказала она. Время любви кончилось. Снова настало время борьбы. Она предупреждала Аларика, что он остается ее врагом.

Старуха ушла, а вода в пустом корыте остыла, как тот ледяной дворец, куда нет доступа злу. Как бы ей ни было страшно, но решение ее было бесповоротно.

 

Глава 24

 

В детстве и ранней юности Фаллон неоднократно бывала в Винчестере, поскольку это было одно из самых излюбленных мест короля Эдуарда. Она отлично знала дворец. Ей не составляло труда отыскать кухню, комнаты для гостей, музыкальную комнату, десятки спален. Она чувствовала себя здесь почти так же уверенно, как в Бошеме. Несмотря на присутствие стражи, она могла свободно ходить по дворцу, посещать конюшни и даже купеческие палатки у реки.

Аларик вернулся поздно. Фаллон провела день в одиночестве. Она постоянно напоминала себе, как она ненавидит герцога Вильгельма. Когда вошел Аларик, Фаллон притворилась спящей. Если все сойдет удачно, думала она, она больше никогда его не увидит.

Думая, что Фаллон действительно спит, он бесшумно разделся и тихонько лег рядом с ней на кровать. Фаллон положила на него руки, и он извинился за то, что разбудил ее. Она заглушила слова извинений исступленным поцелуем. Это искренне удивило его, но, впрочем, не помешало воспользоваться ее настроением. Она любила его яростно, безудержно, нежно, и слезы лились из ее глаз. Позже она снова притворилась спящей. Она лежала отвернувшись, чувствуя тепло его ладони на бедре. Фаллон злорадно подумала, что Аларик все‑ таки глупец. Она оставалась дочерью Гарольда и намерена избавиться от ярма захватчиков. Она поклялась, что будет бороться, и ее час пришел.

Но Фаллон понимала, что были вещи, от которых ей не избавиться. Это воспоминания о ночах любви и чувство, которое владело ею.

Фаллон знала, что их страсть принесла плоды. Она не сомневалась, что зачала в первую ночь, когда он пришел к ней после ранения Фальстафа. В ночь после битвы при Гастингсе, где погиб Гарольд.

Фаллон стиснула зубы, чтобы не застонать… Повернувшись, она в полутьме вгляделась в черты любимого и ненавистного лица. Коснувшись подбородка Аларика, она подумала, что хочет сына, который походил бы на него силой, уравновешенностью, решительностью. Он наверняка будет красивым ребенком. Он будет внуком Гарольда. Кому он будет верен? Полусакс, полунорманн, внук убитого короля, сын легендарного нормандского рыцаря. Чью сторону он примет?

Трепет пробежал по ее телу при воспоминании о том, как разгневался Аларик, когда Делон попытался вызволить ее из плена. Аларик сказал ей, чтобы она не смела вредить ребенку, которого могла понести. Их ребенку. Разве он не верил ей? Неужели он снова будет подозревать, что она проведет ночь с Делоном после своего освобождения?

Впрочем, какое это имеет значение? Ради спасения Англии она завтра должна бежать.

Глотая слезы, Фаллон поцеловала Аларика в лоб и в последний раз прикоснулась к нему, чтобы эти ощущения навсегда остались в памяти. Затем она затихла. Спать Фаллон не могла. Всю ночь она пролежала без сна, глядя на Аларика.

Утром он нежно поцеловал ее в губы. Фаллон улыбнулась ему и завернулась в покрывало. Дверь за Алариком закрылась…

Раздался легкий стук в дверь. Фаллон увидела на пороге вчерашнюю старуху. На полу неподалеку лежали два стражника.

— Их лишь усыпили, я не знаю, на какое время, — сказала старуха. — Пойдемте, принцесса! Вы — наша единственная надежда.

Фаллон быстро, но весьма продуманно оделась. Она надела толстые шерстяные рейтузы, темно‑ серый передник и мягкую рубашку. Отвергнув легкую, с дорогой меховой опушкой накидку, Фаллон предпочла накидку потеплее, отделанную кроликом, с большим капюшоном, который скрывал лицо. Когда она была готова, старуха удовлетворенно кивнула:

— Вы похожи на девушку, которая собралась молиться. Это хорошо… А теперь пойдемте.

Когда они торопливо шли по холодным пустынным залам, до них донеслись голоса слуг. Фаллон и старуха юркнули в комнату и затаились. Шаги приблизились и удалились. Они бросились к южному входу, которым пользовались слуги. Фаллон низко наклонила голову и сложила руки, словно творя молитву. Сердце бешено колотилось в ее груди. Вокруг шумели купцы и разносчики, торговались, толкались. Какой‑ то старик остановил их, и у Фаллон перехватило дыхание. Но он хотел лишь продать им яблоки. Она покачала головой, не открывая лица.

— Быстрее! — поторопила старуха. Пока они шли, Фаллон имела возможность соприкоснуться с жизнью за пределами дворца. Одна женщина чистила рыбу, вторая мыла ночные горшки. Группа мужчин чистила лошадиную сбрую. Фаллон казалось, что за ней наблюдают, но, обернувшись и присмотревшись, она убедилась, что никому до нее нет дела. Юноша в тяжелой шерстяной одежде, стоя спиной к ней, поправлял свои краги.

— Моя госпожа, надо торопиться!

Когда они подошли к реке, старуха подвела Фаллон к рослому лодочнику, который низко поклонился ей.

— Моя госпожа! — почтительно произнес он.

— Это Альфред, — сказала старуха. — Он будет при вас.

Фаллон поблагодарила его, когда он помог ей сесть в лодку. По реке стлался туман. Альфред оттолкнул лодку от берега, и Фаллон показалось, что она отплывает в какой‑ то запредельный мир. Она поплотнее закуталась в накидку. Фаллон понимала, что должна сейчас молиться, но не знала, о чем именно. Ради ее отца эти верные люди пришли за ней. Они хотели, чтобы она заключила сделку с конунгом Улфсоном. Это всем принесет новые бедствия и повлечет за собой гибель многих людей.

Но разве не таково было пророчество Эдуарда? Огонь и демоны гуляют по стране. Англия платит за свои грехи.

Утро было тихое. Не слышно ничего, кроме плеска весел. От реки тянуло сырой прохладой, щеки обжигал студеный ветер. Фаллон стала молиться о том, чтобы увидеться с братьями. Они ей верили, хотя сама она основательно трусила.

Фаллон показалось, что они плыли много часов. Но вот Альфред причалил лодку к противоположному берегу. Он выпрыгнул, привязал лодку канатом и обратился к Фаллон:

— Моя госпожа?

Альфред перенес ее на берег, и они быстрым шагом двинулись по еле различимой в тумане дороге. Фаллон отметила про себя, что здесь было тихо и спокойно. Люди шли мимо по своим делам. Проехала повозка, запряженная волами, затем снова установилась тишина.

Наконец они остановились перед какой‑ то дверью, и Альфред открыл ее. Они вошли в задымленную комнату с камином. Фаллон определила, что это была дешевая таверна. Грязные закопченные стены и десятка два столов, за которыми сидели множество мужчин и две‑ три женщины. Однако Фаллон чувствовала себя в безопасности: хотя глаза присутствующих и обратились на нее, ни у кого не было желания иметь дело с гигантом, который сопровождал ее.

— Мои братья здесь? — шепотом спросила Фаллон.

— Нет, моя госпожа, — ответил Альфред. — Они не могли рисковать. — Он показал жестом. — Вон туда. Викинг пришел. Вы идите к нему, а я посторожу дверь.

Сидевший в дальнем углу человек в накидке с капюшоном, весьма похожей на накидку Фаллон, поднял голову. Она узнала Эрика Улфсона. Улыбка осветила его красивое, но жесткое лицо, блеснули голубые глаза. Он отпустил пышную бороду и усы. Увидев, что Фаллон приближается к нему, он приветствовал ее поднятой кружкой эля. Фаллон почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине.

Эрик поднялся, сжал ей руки и туг же предложил сесть рядом с ним.

— Фаллон! — выдохнул он, глядя на нее жадным взглядом.

— Эрик, — ей пришлось проложить усилия, чтобы освободить руку, — Эрик, мои братья считают, что вы можете поднять войско… Они говорят, что вы готовы сражаться.

— Я готов все сделать для вас, моя леди. Абсолютно все.

Фаллон почувствовала, что у нее в жилах леденеет кровь, а желудок болезненно сжимается.

Она знала, что Эрик был их единственной надеждой, однако она ничего не будет ему обещать. Она попросит его о помощи, но и только. Если он когда‑ нибудь придет с войском, она будет к тому времени очень‑ очень далеко.

— Эрик, Англия нуждается в вашей помощи. И сейчас, я думаю, самое время нанести удар. Мало кто понимает, насколько слаб Вильгельм. Да, сейчас приплыло несколько кораблей с подкреплением, но численность его войска незначительна. Не сила, а жестокость его воинов вынуждает многих сдаваться.

― Я люблю вас. — Блондин с холодным взглядом пожирал ее глазами. Он отпил из кружки, затем взял руку Фаллон, провел большим пальцем по ее ладони. — Я раскрою вас, словно цветок, — произнес он. — Я вышвырну норманна за море, а вы будете моей наградой.

Фаллон была не в состоянии сдержать дрожь.

— Эрик, будьте осторожны, — мягко предупредила она. — Вильгельм слаб, но он вовсе не дурак.

Эрик улыбнулся, продолжая смотреть на нее. Он поднял руку Фаллон, и не то поцеловал, не то лизнул ее.

— Меня вот что интересует… Я слышал, что вы любовница графа Аларика.

Фаллон вздрогнула и отпрянула от Эрика. Улыбка викинга стала еще шире.

— Не надо бояться, дочь Гарольда. В этом есть дополнительная прелесть. У него отличная репутация, о его подвигах ходят легенды. Мне доставит удовольствие убить его, а потом узнать в постели, чему он вас научил. Девственниц можно брать во время боя. А настоящее наслаждение мужчина получает, когда рядом с ним опытная женщина.

Фаллон смотрела на него, скрипя зубами от ярости. Если бы был жив ее отец, Эрик никогда не осмелился разговаривать с ней таким образом. Но король был мертв, и она пришла, чтобы заключить с Эриком адскую сделку. Она скорее умрет, чем позволит конунгу прикоснуться к ней.

— Эрик, сейчас важно поднять войско. Когда вы победите норманна, мы вернемся к этому разговору.

Фаллон попыталась встать, но он поймал ее за руку и снова усадил.

— Я убью Вильгельма и графа Аларика. И после этого, миледи, вы станете моей.

Запах несвежего пива, немытых тел вызвал у Фаллон физическую тошноту, которую она едва могла сдержать. Эрик продолжал смотреть на нее плотоядным взглядом.

— Таков договор, Фаллон. — Она молчала, и он, улыбнувшись, погладил пальцем ее щеку. — А вместо печати мы скрепим его поцелуем.

Фаллон закрыла глаза. Она почувствовала прикосновение его губ к своим губам, ощутила колючесть его бороды.

Словно холодный ветер пронесся между ними. Раздался громкий, резкий звук. Фаллон в ужасе открыла глаза и увидела, что огромный нож пришпилил ее рукав к деревянному столу. Она ахнула. В глазах викинга было написано беспредельное удивление.

Эрик поднялся, откинул капюшон и потянулся за мечом. Навстречу ему шел человек. Его серые глаза метали молнии.

Это был Аларик. Быстрыми, широкими шагами он приблизился к ним; за это время Эрик успел обнажить свой меч. Аларик сделал то же самое. Над столом в опасной близости от лица Фаллон их мечи скрестились. Она оцепенело молчала.

Отразив мечом удар, Аларик свободной рукой вытащил нож, освободив таким образом Фаллон.

— Уходи! — приказал он, не глядя на нее. Она едва успела отойти на шаг, как Эрик опрокинул стол и бросился на Аларика со словами:

— Давно мечтал с вами встретиться, граф! Почту за удовольствие!

Он нацелил меч в горло Аларику, но тот легко парировал удар, в свою очередь, угрожая проткнуть горло противнику. Когда их мечи скрестились, Аларик произнес:

— Эрик Улфсон, надеюсь.

— Из рода викингов. Что ты намерен делать?

— Естественно, убить тебя.

Их мечи снова скрестились. Фаллон успела удалиться на безопасное расстояние. Столы и лавки с грохотом опрокидывались. Посетители, отталкивая друг друга, спешили покинуть таверну. Прижавшись к стене, еще не пришедшая в себя после появления Аларика Фаллон наблюдала за поединком. Это был бой редкой красоты, ибо оба партнера отличались незаурядной силой и изумительно отточенным мастерством. Казалось, противники танцуют. Моменты, когда их мечи скрещивались, они использовали для нанесения словесных уколов друг другу.

— Твоя шлюха будет моей, — сказал Эрик.

— Исключено, — ровным голосом ответил Аларик. — Я ее никому не уступлю. Да и вряд ли она проявит интерес с твоему трупу, викинг.

— Труп, граф, это то, что останется от тебя… От меня ей не удастся убежать к другому. Или ты не мог согреть ее?

— Викинг, ты навеки окоченеешь сегодня! — пообещал Аларик.

— Будьте вы оба прокляты! — выкрикнула Фаллон, бросаясь к двери. Альфред исчез, как и большинство посетителей таверны. Лишь двое или трое мужчин с бледными перекошенными лицами, отрезанные опрокинутыми столами от выхода, вынуждены были наблюдать за поединком.

Летели кружки, лился эль, с грохотом падали предметы, а противники кружили по таверне, нанося друг другу удары. Бездыханная, Фаллон достигла дверей. Не дай Бог ему погибнуть, молилась она про себя. Не дай ему умереть, о Господи! И молилась Фаллон за норманна, а не за того, кто должен освободить Англию от нормандского нашествия.

Она распахнула дверь и оцепенела от ужаса. Мимо нее протиснулись два белокурых гиганта. Фаллон поняла, что они пришли вместе с Эриком. Они были в монашеском одеянии, но несли с собой смерть.

Фаллон отпрянула назад, не сводя с них глаз. Один из них осклабился в улыбке, обнажив почерневшие зубы, схватил ее и подтолкнул к своему товарищу, который тут же заключил ее в объятия. Фаллон закричала. Аларик услышал ее крик, обернулся и увидел грозящую ему опасность.

Эрик сделал мгновенный выпад. С непостижимой быстротой Аларик ушел от смертельного удара, держа в поле зрения новых пришельцев. Высокий викинг в монашеском одеянии яростно бросился на Аларика, но тот коротким и резким ударом меча проткнул ему грудь.

Момент был весьма благоприятным для Эрика. Он поднял свой меч, в то время как Аларик пытался вынуть свой из тела поверженного врага. На мгновение взгляды Аларика и Фаллон встретились. И она содрогнулась, прочитав испепеляющую ненависть в его глазах.

Фаллон вскрикнула, видя, что меч Эрика сейчас обрушится на шею Аларика. Каким‑ то чудом норманн успел освободить свой меч и отразить удар.

Внезапно викинг, который держал Фаллон, что‑ то крикнул Эрику Улфсону. Эрик резко повернулся, и его приятель, используя Фаллон как щит, стал отступать к двери. Потом он, выругавшись, оттолкнул Фаллон и бросился за убегавшим Эриком.

Страх помог Фаллон вскочить на ноги. Аларик бросился за Эриком, но он вернется за ней — и не как нежный любовник, в этом она была уверена. Ей необходимо бежать, немедленно скрыться в тумане.

Но в этот момент перед ней возник Аларик. В его глазах светилась холодная ярость. Он закрыл дверь и прислонился к ней. Фаллон стало не по себе. Когда Аларик входил в таверну, она скрепляла сделку поцелуем, и он это видел. Она понимала, что Аларик чувствует себя дважды преданным. Но она была его пленницей, и Аларик должен понимать, что она обречена на то, чтобы сражаться до конца.

Однако Аларик не мог знать, что его гнев причинял ей невыносимую боль и что ее сердце обливалось кровью. Он не мог знать, что она любила его. Она стояла перед выбором — предать его или предать память отца, родину.

— Старинный друг? — с сардонической улыбкой спросил Аларик, опираясь о поваленный стол и скрестив руки.

— Я предупреждала тебя, что буду бороться, — ответила Фаллон.

Он оттолкнулся от стола и обошел ее, с трудом сдерживая готовую выплеснуться ярость.

— Мне следовало спросить, сколько у тебя мужчин было в прошлом. Эрик Улфсон, миледи, гораздо более опасен, нежели твой молодой воздыхатель Делон. Улфсон так же неистов, как и его дальний родственник Гарольд Гордрада, и они оба не знают меры в жестокости. Он не тот человек, с кем надо связывать судьбу, cherie.

Кажется, в жилах Фаллон застыла кровь — настолько зловещим тоном было произнесено это «cherie». Он не прикасался к ней, и это вполне могло объясняться тем, что он боялся не сдержаться и убить ее.

Открылась дверь, и в таверну вошли два не известных ей рыцаря.

— Мы поймали того человека, но сам он скрылся, — сказал, обращаясь к Аларику, один из рыцарей. Аларик кивнул в знак того, что понял, продолжая смотреть на Фаллон. — Нам сообщили, что схватили мужчину, который перевез дочь Гарольда через реку. Это было нетрудно, похоже, весь город знает о том, что случилось.

Аларик некоторое время молчал, не спуская глаз с Фаллон.

— Очень плохо, — сказал он негромко. — Надо примерно наказать.

У Фаллон дрогнуло сердце. Неужели Вильгельм казнит ее? Англия не простит ему этой смерти. Но в глазах герцога она — изменница. Скоро его коронуют, и тогда бороться против него будет официально означать государственную измену.

— Уведите ее, — так же негромко сказал Аларик.

Когда мужчины приблизились к ней, она закричала и в отчаянии забилась в угол. Посетители возвращались в таверну, поднимали опрокинутые столы и полушепотом ругали норманнов. Фаллон дотронулась до плеча одного из них, крупного и доброжелательного на вид мужчины.

— Сэр, пожалуйста, помогите мне… Я прошу вас. Я дочь Гарольда. Меня отдали в монастырь. Я направлялась в монастырь святой Марии. Я постриглась в монахини, и если эти люди вернут меня, Бог всех нас накажет.

Послышался приглушенный ропот. Местные жители отличались религиозностью и считали своим долгом служить Господу. Несмотря на то, что нормандские рыцари были вооружены, англичане выстроились стеной вокруг будущей монахини.

Аларик не двинулся с места, и Фаллон издала вздох облегчения. У нее даже появилась надежда, ибо он не любил убивать безвинных. Возможно, ей удастся убежать.

На губах Аларика заиграла улыбка. Встретившись с ним взглядом, Фаллон поняла, что она была искусственной, ибо в глазах его сверкала ярость.

— Люди добрые, — обратился он к стоящим перед ним ремесленникам и рыбакам, — Скажите мне, слыхали ли вы о том, чтобы дочь короля саксов отдавали в монастырь?

— Это была предсмертная просьба, — выкрикнула Фаллон. — Люди добрые, Гарольд пал на поле битвы. Нормандская стрела попала ему в глаз, и его слепого изрубили на куски. — Она говорила горячо, страстно, чувствуя, что завоевывает поддержку. — Прошу вас, постойте между нами, пока я не выйду на улицу.

— Открою вам, друзья, — смешался Аларик, — что она не девственница, которая дала обет безбрачия. Я могу доказать это хоть сейчас. Да, она дочь Гарольда. Но она моя любовница, моя собственность, моя рабыня. Моя шлюха.

Мужчины загудели. Фаллон закусила губу, не сомневаясь в том, что он это сделает: взгляд его был жестким и безжалостным.

— Так что, Фаллон?

Она опустила голову, признавая свое поражение. Аларик протиснулся через толпу и взял ее за руку. С трудом подавляя гнев, он вывел ее из таверны.

Туман еще не рассеялся на улице, чему Фаллон была несказанно рада, поскольку он как‑ то помог скрыть слезы на лице, когда Аларик связал ей руки.

Он подтолкнул ее к одному из своих людей.

— Отвезите принцессу к тетке. Я попробую поискать викинга, а позже мы обо всем этом поговорим с Вильгельмом.

Не взглянув на нее, он сел на Сатану и ускакал. Фаллон помогли сесть на лошадь. Послышался стук копыт — к ним приближались люди герцога.

— Где граф? — спросил один из подъехавших.

— Отправился разыскивать викинга.

— А это и есть саксонская ведьма?

Фаллон вскинула вверх подбородок.

— Принцесса.

Ответом ей послужила ухмылка. Люди Аларика подтвердили, что с ними действительно дочь короля Гарольда и что они должны отвезти ее к тете в Винчестер.

— Нет. Герцог требует, чтобы она предстала перед ним… Немедленно!

У Фаллон бешено заколотилось сердце. Голову она держала высоко, однако чувствовала, xто ею овладевает чувство, близкое к панике. Рассчитывать на жалость не приходилось. Надо собрать все мужество и проявить стойкость, что бы с ней ни делали.

Нет… Нужно просить Вильгельма, чтобы он действовал в соответствии с законом. По английским законам нельзя лишать жизни неродившегося ребенка. Ее не могут убить до родов. Фаллон почувствовала смертельный ужас. Она не хотела умирать!

Люди Аларика, похоже, были очень недовольны, что им приказывает кто‑ то, кроме их господина, однако в отсутствие графа не могли не подчиниться герцогу. Кавалькада двинулась в путь. Они пересекли на барже приток и направились к Лондон. Они приблизились к лагерю норманнов. Там шли земляные работы. Фаллон слышала, что герцог намерен был построить новую каменную крепость с большой башней прямо на берегу Темзы.

Кавалькада въехала в крепость. Вооруженные до зубов люди расступились перед ними, и Фаллон убедилась, как сильна охрана Вильгельма. Скоро он отправится в Вестминстер, где будет коронован, как до этого был коронован Гарольд.

Они оказались во дворе. Фаллон стиснула зубы, чтобы не выдать дрожи. Слух о ее бегстве и сговоре с конунгом уже дошел до Вильгельма, это ей стало ясно.

Герцог подошел к ней и снял ее с лошади.

— Леди Фаллон! — негромко сказал он. — Неужто мы столь негостеприимны, что вы так рветесь убежать от нас?

Стараясь держаться как можно прямей, Фаллон ответила:

— Герцог Вильгельм, надеюсь, вы простите меня, если я назову убийц моего отца малоприятными людьми,

— Сожалею, что не в наших силах сделать вас счастливой, — так же негромко продолжил Вильгельм. — И еще больше сожалею, что вынужден показать вам: мы не можем терпеть предательство, моя дорогая.

— Вы омерзительный узурпатор, Вильгельм.

— Мне претит убивать женщин. Я молюсь о том, чтобы никогда не доходило дело до этого. — Он отвернулся от нее и кого‑ то подозвал. — Двадцать плетей принцессе. Возможно, после этого она дважды подумает, прежде чем устраивать заговор.

Фаллон почувствовала, что ей не хватает воздуха, когда к ней подошел мужчина и взял ее за руки. Он не выглядел слишком свирепым. Наказывать людей — его обязанность, но он не получал от этого удовольствие. Фаллон слышала, что герцог и его свита следуют за ней, хрустя спрессованным снегом.

Мужчина шепнул ей:

— Я постараюсь бить полегче, а вы не напрягайтесь. И простите меня, ваша светлость, за то, что у меня такая должность. Обещаю, что не оставлю шрамов.

Она споткнулась, пересекая грязный двор. Местом ее казни стал манеж. В центре возвышался столб. Здесь были трибуны для зрителей, и заезжие купцы предлагали свой товар рыцарям, которые упражнялись в езде и фехтовании. Хотя вход в крепость охранялся, народу внутри было много.

Мужчина подвел Фаллон к столбу и привязал ее руки к поперечной перекладине. Фаллон закусила губу, и, прижавшись к столбу, дала себе слово не кричать. Мужчина снял с нее накидку, разорвал рубашку и обнажил спину.

И как же горько было ей слышать на трибунах крики людей, жаждущих увидеть, как ее будут пороть!

Порка началась. Фаллон задохнулась и конвульсивно дернулась, когда плеть опустилась ей на спину. Она почувствовала острую боль. Палач предупреждал ее, чтобы она не напрягалась, однако следовать этому, доброму совету она была не в состоянии.

Плеть опустилась второй раз, и Фаллон невольно вскрикнула. Она повисла на веревках, которые удерживали ее. Только не кричать, сказала она себе.

Плеть опустилась в третий, четвертый, пятый, шестой раз.

Внезапно все замерло. Она смутно услышала топот копыт, крики и затем громкий спор. Ей не удавалось понять, в чем дело, потому что говорили очень быстро по‑ французски, а она пребывала сейчас в мире боли и тьмы.

Чьи‑ то пальцы схватили ее за волосы и оторвали лицо от столба. Она тихонько всхлипнула, ожидая новых мучений, но ее голос замер, когда она увидела перед собой глаза Аларика.

— Аларик, — прошептала она, — ты пришел остановить их. Я… благодарю тебя.

— Не надо, Фаллон, не трать слов. Ты заслуживаешь пятидесяти плетей, и Вильгельм сделал правильно. Один сакс прискакал ко мне и сказал, что тебя увезли люди герцога. Но я требую немедленно ответить на один вопрос… Это правда?

Фаллон непонимающе смотрела на него. Ей была понятна только боль. Он снова дернул ее за волосы, и она подумала, что он, должно быть, действительно ненавидит ее.

— Боже мой, да отвечай же немедленно! Ты беременна? Священник сказал мне, что ты понесла.

— Священник?

— Меня встретил Дамьен.

— О, — выдохнула она, недоумевая, откуда ему было это известно.

— Проклятье, отвечай! Или ты хочешь потерять ребенка?

— Нет! — выкрикнула она, моля Бога, чтобы не расплакаться. Коже на спине горела, словно по ней прошлась сотня демонов. Аларик тряхнул девушку за плечи.

— Повторяю, ты беременна?

— Да! — ответила Фаллон. — Да, пожалуйста…

Внезапно ей развязали руки, и она почувствовала, что падает. Ее подхватили, на плечи ей набросили накидку. Она вскрикнула, когда материя коснулась израненной спины. Она с трудом осознала, что перед ней стоит Аларик. Однако в его взгляде не было ни жалости, ни сочувствия. Он пришел и спас ее, но сейчас, похоже, ненавидел даже больше, чем раньше.

Фаллон проглотила комок в горле и закрыла глаза. Аларик взял ее на руки и понес. Фаллон забыла обо всем, кроме боли. Он внес ее в комнату и положил на низкую кровать. Говорить она не могла и лежала молча с закрытыми глазами. Спустя какое‑ то время она почувствовала, что к ней кто‑ то прикоснулся. Аларик стоял поодаль, скрестив руки на груди, и смотрел в окно.

Фаллон сдавленно застонала. К ней прикасался отец Дамьен. В его руках была баночка с мазью, которой он мазал ей спину. Она закусила губу, чтобы не закричать, и с изумлением смотрела на него.

— Отец? — шепотом спросила она. — Значит, вы тоже теперь служите Вильгельму…

— Я служу Богу.

— Вы знали! — прошептала она. — Как вы можете знать то, что я сама только что поняла?

Он спокойно посмотрел на нее.

— Дерево срастается, — сказал он тихо. — Благословен плод чрева твоего.

Это мало что объясняло ей. Дамьен продолжал врачевание, а покончив с этим, заставил ее выпить какую‑ то зеленоватую жидкость.

— Ты отдохнешь, — пообещал он.

И она не усомнилась в этом, поскольку ею уже овладело какое‑ то сладостное чувство умиротворенности.

Однако ей не удалось заснуть. Она очнулась оттого, что кто‑ то грубо тряс ее за плечи. Открыв глаза, она увидела Аларика. Он смотрел по‑ прежнему холодно и зло.

— Скажи мне, миледи, в чем заключался твой план?

Фаллон покачала головой.

— Не было никакого плана.

— Не было плана! — громовым голосом сказал Аларик, окончательно выводя ее из забытья. — Не было плана, говоришь? Я видел, как ты с ним целовалась!.. Ты отправилась к нему, чтобы продать себя? Ради Англии? Викинги не облегчат ее судьбу!

Фаллон покачала головой.

— И это зная о ребенке! А мой ли это ребенок, миледи? Возможно, мы никогда этого и не узнаем… Может быть, это отродье юного Делона!.. Может, ты и тогда мне солгала!

— Я не лгала тебе… Ребенок твой…

— Значит, ты знала, что беременна, и тем не менее отправилась к этому… викингу, — хрипло сказал Аларик, до боли сжимая ей руку.

— Граф! — перебил отец Дамьен, и Аларик разжал пальцы. — Она больна, я дал ей лекарство. Она не может сейчас понять тебя. Оставь разговор на другой раз.

— Нет! — Аларик подошел к ней. — Фаллон! — Это была команда открыть глаза. Она подняла веки и поразилась тому, как он возбужден.

— Фаллон, почему ты не сказала мне о ребенке?

— Я не была в этом уверена, — тихо ответила она. — До последнего времени.

— И ты ничего не сказала об атом Вильгельму, когда он велел бить тебя плетями?

От удивления она широко раскрыла глаза.

— Если бы он решил… убить меня, я бы сказала.

Он опустил голову и некоторое время сидел не двигаясь, затем снова посмотрел на Фаллон. Лицо его казалось каменным, в глазах светилась мука.

Она пыталась что‑ то понять, но лекарство оказывало свое действие.

— Ты не собиралась избавиться от ребенка? — сурово спросил Аларик.

Фаллон посмотрела на него в смятении, затем покачала головой.

— Нет, — тихо сказала она. — Я хочу ребенка. Я хочу его, потому что я — надежда Англии… Разве ты не знаешь этого?

Больше она не могла говорить. Глаза ее закрылись, и она впала в забытье.

 

Глава 25

 

Фаллон проснулась и обнаружила, что снова находится во дворце в Винчестере. Она лежала на кровати в мягкой ночной рубашке. В камине горел огонь. Кто‑ то сидел перед камином и что‑ то тихонько чистил. Фаллон поморгала глазами, пытаясь разглядеть все получше. Интересно, сколько времени она спала и как ее переправили из крепости Вильгельма в Винчестер? И откуда Аларик узнал, что она отправилась на встречу с Эриком?

Должно быть, она произвела какой‑ то шум, потому что человек у камина повернулся и она узнала Ричарда. Он быстро встал и подошел к ней. Фаллон была тронута таким вниманием.

— Привет, — тихо сказала она.

— Моя госпожа!

Он подал ей воду. Фаллон жадно выпила.

— Спасибо, Ричард. — Она осмотрелась по сторонам. Где сейчас Аларик и какие чувства испытывает? Должно быть, он отрекся от нее. Но она чувствовала себя настолько усталой, что это не имело значения. Она сделала все, что могла. Она сопровождала отца в двух битвах. Она пыталась присоединиться к Делону, но закончилось все его высылкой в Нормандию. По просьбе братьев она пыталась просить помощи у конунга. Ее поймали и били плетьми. Она устала.

— Я так сожалею, миледи! — произнес Ричард. Я так сожалею!

Фаллон удивленно посмотрела на него. Ричард скорбно покачал головой.

— Это я направил графа Аларика за вами. Я увидел, как вас увозят люди герцога. Я думал, он успеет…

Фаллон откинулась назад и поморщилась от боли.

— Он не успел, — сказала она рассеянно. — Он разыскивал Эрика Улфсона.

— Викинга?

— Да, викинга, — подтвердила она. — Я с самого начала считала, что это плохой выход, но другого не видела… Как бы там ни было, теперь все позади… И все в порядке, — негромко добавила она. Но все ли позади? Гален хотел, чтобы она уговорила Эрика вступить в игру. Что ж, ей это удалось. Эрик скрылся и вполне может набрать войско и выступить против Вильгельма. Фаллон не знала, хотелось ей этого или нет. Она устала от всего. Вильгельм скоро будет коронован, как бы там дьяволы и огонь ни опустошали землю. Фаллон нахмурилась.

— А какой сегодня день?

— Сочельник, леди Фаллон.

— О, завтра Рождество… и, значит, коронация Вильгельма. Как все изменилось за год!

Ричард улыбнулся и полез в карман. Он протянул Фаллон маленькую брошь. Брошь была сделана из какого‑ то твердого металла. Фаллон взглянула на юношу.

— Конечно, это безделица, — пробормотал он. — Я сделал ее из сломанного ножа… Тут один кузнец помог мне… Видите узор на ней? Это Уэссекский дракон.

— Очень красивая брошь! Большое тебе спасибо! Но у меня нет подарка для тебя.

— Вы здесь… Это и есть мой подарок… Моя госпожа, как он помчался к герцогу! Он любит вас!

Однако Аларик ее не любил, и она теперь знала об этом. Она была удивлена даже тем, что ее привезли сюда, а не бросили в какую‑ нибудь темницу… Как он был взбешен!

— Не надо, Ричард, — пробормотала она, но юноша перебил ее:

— Это правда, я готов поклясться! Хотя, может быть, он сам не знает об этом. Но, моя госпожа, вы бы видели его лицо! Оно было искажено от боли, когда он привез вас сюда. С ним был отец Дамьен… Граф прямо ругался на священника! А отец Дамьен успокаивал его, что вы мирно спите и не чувствуете боли… И вы знаете, что он еще сказал?

Она вопросительно выгнула бровь, осторожно откинулась на подушки и натянула на грудь покрывало.

— Что же он сказал? И кого ты имеешь в виду — Аларика или отца Дамьена?

— Обоих, моя госпожа! — заявил Ричард. — Был очень напряженный момент. Аларик поклялся, что Дамьен станет первой жертвой среди священников, если его снадобье навредит вам или младенцу. Дамьен предупредил Аларика, чтобы он поостерегся, потому что Бог прогневается за угрозы тому, кто облечен саном. Мой господин сказал, что он сомневается, с каким именно Богом разговаривает Дамьен. А священник засмеялся и сказал, что с вами все будет хорошо, и с сыном тоже. Тогда Аларик схватил священника и потребовал, чтобы тот сказал ему всю правду…

Слушая рассказ Ричарда, Фаллон не могла сдержать улыбки. Конечно, он лгал, но так заразительно, что ей хотелось верить.

— А потом Аларик принес вас сюда и не уходил, пока служанки снимали окровавленную одежду и осматривали раны. Он потребовал, чтобы узнали точно состав мази, которой пользовал священник вашу спину. А когда все закончилось, он сел, взял вашу руку и стал смотреть на вас.

Ричард энергично закивал головой, желая лишний раз подтвердить истинность сказанного, и внезапно замер. Фаллон проследила за его взглядом и оцепенела, ибо в дверях стоял Аларик. На его лице не было и следа улыбки, глаза смотрели холодно и сурово.

— Я… как раз заканчиваю чистить вашу уздечку, мой господин, . — проговорил Ричард. Щеки его предательски пылали.

— Я и вижу, — кивнул Аларик и снова перевел взгляд на Фаллон.

— Я уже ухожу, — сказал Ричард.

— В этом нет необходимости, — перебил его Аларик. — Фаллон, я вижу, ты проснулась и выглядишь неплохо. Мы после обеда выезжаем в город, чтобы быть завтра утром на коронации. Оденься и приготовься… Ты будешь рядом со мной. И, пожалуйста, миледи, пребывай в молчании, а рот открывай лишь для того, чтобы приветствовать нового короля. Возможно, тебе нужно прихватить наряд для пира, который начнется поздно.

Он низко поклонился, и прядь черных волос упала ему на лоб. Он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Ричард посмотрел на нее.

— Я… п‑ пришлю кого‑ нибудь, чтобы помогли вам одеться. И принесли пищу… А сейчас я должен отнести ему доспехи,

Фаллон улыбнулась.

— Ты теперь его оруженосец? Ты ведь давно мечтал об этом.

— В один прекрасный день я стану рыцарем, моя госпожа… И буду защищать вас и вашего младенца.

— Значит, все уже знают, — пробормотала Фаллон. Опустив голову, она слушала его патетические речи. Может быть, этот юноша и есть ее лучший друг? Она искренне любила братьев, однако они, похоже, не очень думали о ее благополучии. К тому же они далеко.

Фаллон закусила губу. Ей ничего не оставалось, как присутствовать на коронации, она его понимала. По своей воле или вопреки ей, но от этого не уйти. Она осторожно поднялась, хватаясь за кровать, чтобы сохранить равновесие. Все‑ таки надо отказаться хотя бы от пира, мрачно подумала она. Она не в состоянии изображать радость и заявлять о своей верности нормандскому узурпатору. Она не станет этого делать.

Внезапно раздался стук в дверь. Когда дверь открылась, Фаллон увидела в коридоре целую толпу людей — двух девушек‑ служанок, двух рослых парней с корытом и около дюжины мальчиков с водой. Фаллон тихонько вздохнула и опустила голову. Когда корыто было наполнено, она влезла в воду и решила про себя, что будет гордо держать голову. Она не будет славить Вильгельма, но не станет и выступать против него. Она будет молиться, и молчание скажет больше слов.

Фаллон надела рубашку из тонкого шелка, рукава которой были отделаны фламандскими кружевами, сверху алое платье, подбитое горностаем. Волосы украсила жемчугами, после чего служанка накинула ей на плечи меховую накидку, которую принцесса скрепила брошью Ричарда. Когда Фаллон была готова, появился Аларик.

Он остановился в дверях, оглядывая Фаллон. Без всякого сомнения, она была первой красавицей Англии. Она стояла спокойная, высокая, гордая. Длинные, цвета воронова крыла волосы волнами ниспадали с плеч. Глаза ее поблескивали, словно два сапфира, а на белоснежной лебединой шее тихо пульсировала жилка. Найдется ли мужчина, который не остановит на ней взгляда?

Он сжал губы, вспомнив об ее недавнем предательстве, совершенном тогда, когда она уже знала о своей беременности. Она убаюкивала и завлекала его, не переставая плести паутину обмана. Она готова была убежать с Улфсоном и стать любовницей конунга.

Аларик не желал слышать никаких ее объяснений. Она его собственность — жертва войны. И как никакой другой мужчина, он знал, что женщину надо лелеять, а не любить.

Он протянул ей руку.

— Пошли, — коротко сказал он. Стараясь не дрожать, Фаллон повиновалась.

Аларик не разговаривал с ней, пока они добирались до Вестминстера. Рядом с Алариком были Ричард, Роже и Ролло. День выдался на редкость студеный, дорога была мерзлая, неровная. Лошади фыркали, выдыхая клубы пара, и топот их копыт далеко разносился по морозному воздуху.

Наконец они остановились возле какой‑ то усадьбы, чтобы поесть. Ричард находился рядом с Фаллон. Роже и даже Ролло спросили, как она себя чувствует, а вот Аларик не подошел к ней. Фаллон проголодалась, потому что почти ничего не ела в течение двух дней. Но едва она отведала соленого мяса, как ей стало нехорошо. Когда снова двинулись в путь, Фаллон поняла, что ее может вырвать.

— Мне нужно в лес, — сказала она Роже,

— Миледи, не надо этих штучек…

— Каких штучек! Мне необходимо отлучиться!

Пока Роже с тревогой смотрел ей в лицо, Фаллон пустила лошадь галопом по еле заметной тропинке, ведущей к лесу. Она едва успела достичь кустов и спешиться, как ее вырвало, после чего она упала в снег, пытаясь им омыть и охладить лицо.

— Фаллон!

Она повернулась и увидела Аларика, который стоял над ней, широко расставив ноги, огромный на фоне заиндевелых деревьев. Он нагнулся, но Фаллон вскочила, попыталась бежать от него и едва не упала снова, зацепившись за корягу.

— Оставь меня в покое! Я никуда не собираюсь убегать!

Он помолчал, словно обдумывая увиденное.

— Ладно. Пошли.

— Мне плохо! Я не могу идти!

Он пожал плечами.

— Такое недомогание свойственно всякой женщине, когда она вынашивает ребенка. Все будет в порядке, когда мы доедем до города.

— Вспомни, от кого этот ребенок! — крикнула Фаллон, сжав кулаки. — Что, граф, у тебя все еще есть сомнения?

— У меня нет сомнений, миледи, — ответил он хрипло.

— Не могу представить, чтобы ты так доверял мне, — расхохоталась она.

— И вы правы, миледи. Но мы опросили нескольких пленных, которые были рядом с вами и Делоном в ту единственную ночь. Их рассказы совпадают. Ваш нареченный, похоже, честный человек.

— Ты не веришь мне… Ты обращаешься к другим, — запнулась она, затрудняясь подыскать слова покрепче, чтобы выразить то, что она думает об Аларике.

— Ты должна радоваться этому, ma bellе[11]. Я признаю ребенка.

— По мне, лучше бы его дьявол признал! — Фаллон выдернула руку. Аларик посуровел и холодно улыбнулся.

— Mademoiselle, прошу вас. — Он показал рукой в сторону дороги. Фаллон поспешила к лошади, желая уклониться от его помощи, однако он вовремя подоспел и поднял ее. Лошади вышли из зарослей, и все двинулись дальше.

На улицах Лондона было оживленно. Всюду толпились люди, стремящиеся оказаться если не на празднестве, то хотя бы поближе к Вестминстеру. При виде такого количества народа у Фаллон снова появилась надежда: если она смешается с толпой, никакие люди нового короля ее не найдут. Однако Аларик словно прочитал ее мысли, и как только они оказались в людском муравейнике, он остановил лошадей и посадил Фаллон перед собой на Сатану.

Аларик продолжал хранить молчание. Он был рядом, касался ее, но это вынужденное объятье нисколько не согревало ее. Фаллон чувствовала себя разбитой и больной.

Наконец они добрались до дворца. Аларик оставил Фаллон на попечение Ричарда, предупредив, что у дверей будет находиться страж.

Ричард провел ее в комнату, в которой она жила раньше. Затем извинился и ушел, поскольку должен был находиться при Аларике.

Большую часть вечера Фаллон прошагала по комнате. Наконец она решила открыть дверь — и едва сдержала крик. Ее стражем оказался не кто иной, как Фальстаф — великан, которого она ранила в шатре в страшную ночь после битвы при Гастингсе.

— Боже мой! — выдохнула она.

— Миледи, — поклонился Фальстаф, — я здоров и не держу против вас зла.

— Я не хотела вас убивать, — с несчастным видом произнесла Фаллон.

— А я и не умер, — бодро ответил он, — так что все отлично.

Она кивнула, снова почувствовав себя разбитой, и закрыла дверь.

К вечеру Ричард принес ей еду. Теперь это было не вяленое мясо, которое они ели в дороге, а жаркое с большим ломтем хлеба. Фаллон была отчаянно голодна.

— Аларик сказал, чтобы вы ели хлеб, — сообщил Ричард, — это вам поможет.

— У него что, большой опыт в вынашивании детей? — съязвила Фаллон.

Ричард покраснел и поставил блюдо на стол. Аларик все не приходил, и наконец Фаллон свернулась на кровати и заснула.

Аларик так и не пришел этой ночью. Она проснулась перед зарей в одиночестве. Она чувствовала себя несчастной, неспособной справиться с тоской. И еще ее мучило желание… Она хотела, чтобы он был рядом. Она любила его и собиралась родить ему ребенка.

Фаллон закрыла глаза и попробовала восстановить в памяти цепь событий с того момента, когда Аларик увел ее от позорного столба. Он был взбешен, он боялся за будущего ребенка. А ту, что его родит, можно оскорблять и мучить?

Она собирается бежать, поэтому какое значение имеет то, что он ее отверг? Она могла бы отправиться на север и найти убежище у Малькольма, короля скоттов.

Нет… Вильгельм слишком зорко следит за дочерью Гарольда. Если Аларик устал от нее, ее заточат в одном из каменных замков, которые Вильгельм намерен построить по всей стране.

Фаллон закрыла глаза и попыталась заснуть. Когда она их открыла, ее охватила паника. Она была не одна. У ее кровати сидел Вильгельм, почти полностью одетый для коронации. Фаллон испуганно посмотрела на него и отодвинулась на другой край кровати.

Вильгельм улыбнулся/

— Должно быть, Фаллон, я и вправду кажусь вам демоном.

Фаллон ничего не ответила, продолжая смотреть на Вильгельма. Испытывает ли он удовлетворение, завоевав страну? Выглядел он старым и усталым.

— Я пришел сказать, что весьма сожалею о том, что вы вынудили меня причинить вам боль. Но по закону, миледи, после рождения ребенка за мной остается еще двенадцать плетей. Не давайте мне повода помнить об этом.

Не спуская с Вильгельма глаз, Фаллон тяжело дышала.

— Эрик Улфсон… Вы не знаете этого человека, — устало произнес Вильгельм. — Это самый жестокий и порочный из известных мне людей, а вы натравливаете его на свой народ.

— Там, где прошло ваше войско, Вильгельм, другим жестоким уже нечего делать.

— Вы заблуждаетесь, — просто сказал Вильгельм. Он протянул к ней руку, и Фаллон в панике вскрикнула. — Спокойно, девочка! Да вы просто злючка! Я хочу лишь взглянуть на вашу спину.

— С ней все в порядке, — ответила Фаллон, нервно стуча зубами.

Тем не менее она оказалась лежащей лицом вниз с задранной рубашкой. Она скрипнула зубами, но, к ее удивлению, его пальцы коснулись спины с удивительной нежностью.

— Заживает… Остались еле заметные следы… Ощущаете ли вы боль сейчас?

— Нет! — быстро ответила она.

Он поднялся. Фаллон натянула на себя покрывало и повернулась лицом к нежданному гостю.

— Фаллон, — мягко сказал он. — Я не демон, уверяю вас. Я хочу, чтобы между нами был мир… А сейчас одевайтесь. Скоро за вами приедет Аларик.

Вильгельм ушел, а она некоторое время сидела, пытаясь справиться с дрожью и представить, что ее ожидает впереди. Затем она встала и оделась.

Вскоре пришел Аларик. У нее перехватило дыхание, и она опустила глаза, когда увидела его, ибо выглядел он более благородным и величественным, чем сам король. Он был одет в алые и синие тона, черные волосы его резко контрастировали с этими цветами. Широкие плечи покрывала отороченная мехом накидка. Властный взгляд серых глаз говорил о привычке повелевать. Он открыл дверь без стука, говорил с ней отрывисто, приказал взять его под руку. Сдерживая внезапно подступившие слезы, Фаллон повиновалась. Когда они шли по залу, голова ее была высоко поднята. Она молилась про себя, чтобы англичане поняли, что она здесь пленница и делит горе со своим народом.

Сегодня Рождество, напомнила она себе, входя в церковь. Звенели звонкие голоса юных хористов, церковь сверкала сотнями огней. Фаллон стояла между Алариком и Роже Бокларом и с трудом могла пошевелить рукой.

Алдред, архиепископ Йоркский, возложит на герцога корону, как возложил год назад на ее отца. Вспомнив об этом, Фаллон опустила глаза и стала молиться. Ритуал будет почти таким же, только Джефри из Кутанса будет все повторять за архиепископом по‑ французски, чтобы поняли все присутствующие. Церемония началась. Вильгельму вручили скипетр, корону и булаву, и он принес клятву народу, а народ принес клятву ему. Раздались крики:

— Виват! Виват!

Внезапно послышался шум другого рода. Вначале это был гомон, затем раздались плач и стоны. Церковь стала наполняться дымом.

— Господи! — воскликнул Аларик. Он толкнул Фаллон в сторону Роже. — Позаботься о ней!

Люди в панике бросились из церкви.

Герцог Вильгельм стоял у алтаря. Архиепископ и другие священники пытались призвать людей к спокойствию.

Церемония продолжалась в полупустой церкви. Дым рассеялся. Фаллон слышала, как бешено колотилось у нее сердце. Что происходило? Аларик не возвращался. Вокруг герцога выстроилось кольцо из его рыцарей.

Внезапно Фаллон сделала шаг в сторону и бросилась бежать так быстро, что Роже оказалось не под силу догнать ее. Она выбежала из церкви и оказалась на улице. Вокруг нее горели дома, люди метались и кричали.

— Боже милостивый! — шепнула она. Неподалеку женщина пыталась сбить пламя, которое угрожало перекинуться на ее дом. Фаллон бросилась ей помогать и стала гасить огонь тяжелым шерстяным ковриком.

— Что произошло? — спросила она, задыхаясь от дыма.

— Не знаю, не знаю! — запричитала молодая женщина. — Когда стали славить нового короля, эти болваны‑ наемники решили, что мы собираемся бунтовать, и подожгли дома… Господи, мой дом!.. Это все, что у меня осталось! Муж погиб при Гастингсе… А мне нужно кормить семь ртов! Боже мой!

Фаллон продолжала отчаянно сражаться с огнем. Она не заметила, как к ней сзади подъехал всадник на огромном черном коне. Понаблюдав за ней несколько, секунд, он спешился, подошел, положил ей руки на плечи и резко повернул к себе.

Фаллон не была способна понять причину гнева Аларика. Она действительно убежала от Роже, но лишь потому, что хотела узнать, что случилось.

Аларик тряхнул Фаллон за плечи.

— Что ты здесь делаешь? — грозно спросил он.

— Тушу пожар! — воскликнула она. — Огонь перекинется с этого дома на следующий, а потом…

— У меня есть люди, которые остановят пожар, дурочка!

— Я буду помогать!

— Нет, не будешь! Ты навредишь ребенку! Он схватил ее и отвел прочь от огня. Вырвав коврик, сам принялся сбивать пламя. В считанные секунды ему удалось погасить его, и женщина, опустившись на колени, стала благодарить. Он сорвал с накидки рыцаря золотую брошь и протянул женщине.

— Может, это как‑ то компенсирует вам ущерб, мадам. Мои самые искренние извинения за случившееся.

Он взял за поводья Сатану, подошел к Фаллон и снова повел ее в церковь. Щеки его были измазаны сажей, и он выглядел даже более грозным, чем обычно.

У входа он передал Сатану конюху, после чего он и Фаллон вошли, чтобы увидеть окончание церемонии, славящей единение короля и народа и верность народа королю.

Вильгельм, король Англии… На его голову возложена корона и сказаны завершающие слова. Фаллон видела, что Вильгельм дрожит. Интересно, что он сейчас думает? Она опустила голову, когда началась месса. Когда служба закончилась, она почувствовала чью‑ то руку на талии.

— Пир начнется очень скоро, Фаллон. — Она вздрогнула, когда Аларик дотронулся до ее щеки и стер пальцем пятно сажи. — Ты тоже слегка испачкалась.

Когда Аларик вывел Фаллон из церкви, пожар был почти потушен и порядок восстановлен. Аларик отыскал Ричарда и Фальстафа и вручил Фаллон их попечению. Придя к себе, она увидела, что ее ожидала ванна. Фаллон обрадовалась возможности очиститься от сажи и копоти и побыть наедине с собой, прежде чем пойдет приветствовать нового короля.

Она с удовольствием плескалась в воде, вымыла волосы, чтобы они не пахли дымом, и высушила их у огня. Затем надела белое платье из тонкой шерсти, отороченное белой норкой, и распустила черные как смоль волосы. Ожидая Аларика, она попыталась понять причину своего смятения. Еще совсем недавно она хотела бежать. Но сейчас, когда он, кажется, совершенно потерял к ней интерес, Фаллон чувствовала себя несчастной и одинокой. И, как бы ни стыдилась она того, ей хотелось, чтобы он снова прикоснулся к ней как любовник. Ей хотелось грудью прижаться к его груди и услышать его сердцебиение, ощутить пальцами упругость мускулов. Ей хотелось почувствовать на себе страстный взгляд серых глаз. В возбуждении она поднялась и зашагала по комнате, пытаясь направить свои мысли в другое русло и защититься воспоминаниями об отце.

Раздался стук в дверь. Сдерживая нетерпение, Фаллон постаралась принять как можно более спокойный вид.

Но пришел не Аларик, а Роже. Ей с трудом удалось скрыть разочарование. Роже поклонился и предложил ей руку.

— Аларик занят. Он попросил меня проводить вас в зал. Убедительно прошу вас, Фаллон, не убегать от меня. Неужто где‑ то в глубине сердца в вас не отыщется жалости? Поверьте, мне бы не хотелось снова выслушивать то, что я выслушал после вашего побега из церкви.

— Я очень сожалею, Роже. Поверьте, я не хотела…

— Я понимаю, что вы не желали зла мне лично. Но подозреваю, что вы всех нас хотели бы отправить в преисподнюю.

— Я очень сожалею, Роже, — снова повторила она. Он легонько дотронулся до ее щеки.

— Такой красоте не нужны извинения. — Он покачал головой. — А как вы перенесли известие?

— Какое?

— Разве он ничего не сказал вам?

Фаллон покачала головой.

— О чем?

— О Боже! — простонал Роже. — Кажется, я сам себя зарезал!

— Роже, скажите мне! Клянусь, я не выдам вас. — Роже молчал, а Фаллон молила: — Роже, прошу вас, скажите! Какие у него планы?

— Я… я думаю, он намерен отправить вас в Нормандию.

— О Боже! — выдохнула она в ужасе.

— Фаллон, я уверен, что это ненадолго… Лишь на то время, пока здесь все немного поуляжется.

— Поуляжется! Да Вильгельма ожидает столько неприятностей, что он их не расхлебает и за десятилетия!

— Вы ведь часть этих неприятностей, Фаллон, — с несчастным видом сказал Роже. — Но, может, вас и не отправят. Постарайтесь смягчить графа. Богу известно, — тихо добавил он, беря ее ладонь, — что мне не хочется потерять вас из виду.

Во взгляде Роже читалась мольба.

— Не демонстрируйте характер сегодня, Фаллон. Поклонитесь Вильгельму — и тогда Аларик, возможно, забудет о вашем сговоре с викингом.

— Не изображайте меня предательницей — я никогда не была на вашей стороне. — Она посмотрела на Роже полными тоски глазами. — Роже, Англия не должна была оказаться покоренной в результате битвы при Гастингсе! Это была лишь одна битва, а за ней должны были последовать другие!

— Фаллон, кого вы хотели бы видеть королем? Эдгар лишь мальчик.

— Английский мальчик, — уточнила она. Роже ничего не ответил, и дальше они шли молча.

В большом зале было множество людей, и Фаллон обратила внимание, что она не единственная представительница старой саксонской знати. Здесь был Эдгар Ателинг с печальным и отрешенным лицом. Таким юношу никогда раньше не видели. Присутствовали также северные герцоги — Эдвин и Моркер, и Фаллон вспомнила, как они танцевали и смеялись еще совсем недавно. Великолепно смотрелась Аэдит, да и старинный друг отца Вулфстан из Кентбери выглядел празднично.

Но Фаллон было больно осознавать, что она, как и все англичане, лишь богато одетая пленница. Она не сомневалась, что герцоги молили Бога о том, чтобы им оставили их герцогства. Она и Эдгар мечтали о побеге. Англия решила, что победа Вильгельма — это Божья кара, и поэтому склонна была признать его королем.

Фаллон увидела отца Дамьена и попросила Роже проводить ее к священнику. К ее удивлению, Роже согласился и даже оставил Фаллон с ним наедине. Отец Дамьен участливо спросил ее, как она себя чувствует.

— Очень хорошо, благодарю вас, отец. Раны зажили.

— А душа?

— Она никогда, наверное, не заживет. — Глядя на священника, она почувствовала трепет.

Он знал так много! Подобно Эдуарду Исповеднику, он предвидел события. Это пугало своей невероятностью.

— Отчего же, заживет. Нужно лишь время.

Наконец к ним подошел Аларик. Отец Дамьен поклонился графу и удалился. Аларик сурово посмотрел ему вслед и повернулся к Фаллон.

— Время присоединиться к королю, mаdemoiselle.

Не дожидаясь ответа, он повел ее через зал, и вскоре выяснилось, что ей предстояло занять место между Вильгельмом и Алариком во главе стола на виду у всех.

Кажется, Вильгельм был преисполнен решимости быть обаятельным. Поскольку его жена еще находилась в Нормандии, Фаллон должна была сидеть от него справа, а тетя — слева. Здесь же восседали его знатнейшие рыцари — Аларик, Одо, Роберт и некоторые церковнослужители. Когда подали на стол, Вильгельм повернулся к Фаллон.

— Белый цвет очень идет вам, леди Фаллон. Вы очаровательны словно ангел и так обольстительны, что способны разбудить в мужчине дьявола.

Фаллон опустила глаза и пробормотала слова благодарности. Он наклонился к ней.

— Вы должны поклониться мне, ведь я ваш король по английским законам. Ведь вы не можете теперь этого отрицать?

Она потянулась за кубком, но его уже обвили пальца Аларика. Как и Вильгельм, он ждал ее ответа.

— Вы король, — сказала она Вильгельму. ― Вы носите корону. Перед Господом Богом. Вас провозгласили монархом. Что вы хотите услышать от меня?

Она понимала, что ответ был неудовлетворительным. Вильгельм засмеялся, но каким‑ то неприятным смехом. Аларик прижал пальцы Фаллон к кубку.

— Мы много раз пили из одного кубка, миледи, — сказал он. — Почему же вам трудно это сделать сейчас?

— Мне всегда было трудно пить из одного кубка с вами, мой господин, — сказала она. ― Как и сейчас.

— А когда мы пили из еще одного кубка? ― спросил он, и Фаллон покраснела.

Вильгельм поднялся, чтобы произнести речь. Он поблагодарил тех, кто его поддерживал, затем стал говорить о лучшем будущем Англии, лучшем будущем Нормандии и об их великом союзе. Он говорил долго, и Фаллон отвлеклась. Внезапно она увидела, что он смотрит на нее, подняв кубок, и пришла в смятение.

— Таким образом, друзья мои, я приветствую леди Фаллон, ибо она закладывает фундамент нашего будущего. Она носит в своем чреве нормандского ребенка, семя великого и мужественного рыцаря. Это плод нашего великого начинания. Дочь Гарольда дает жизнь первому человеку из нового поколения. За ваше здоровье, леди Фаллон!

Глаза всех присутствующих в этот момент были устремлены на Фаллон, и она испытала чувство стыда. Она схватила кубок и в ярости поднялась, чтобы выплеснуть красное как кровь вино в лицо этому надменному нормандскому ублюдку. Но кто‑ то схватил ее за руку. В бешенстве она выплеснула вино вправо ― в лицо Аларику. Он вырвал кубок из ее рук. В зале повисла тишина. Фаллон била дрожь, когда она наблюдала за тем, как Аларик вытирал лицо, стиснув зубы и сверкая глазами. Сейчас он ударит ее. Но она не будет раболепствовать. Она ждала, и все в ней, казалось, звенело от напряжения.

Но он не ударил. Аларик схватил ее и заключил в объятия. Его губы прижались к ней жгуче и крепко, руки скользнули по ее телу.

Зал взорвался криками одобрения. Раздались шутки на французском языке, крепкие и соленые, о нормандском ловкаче, который усмирил саксонскую ведьму.

Поцелуй его был жестоким. В нем не было и намека на нежность. Фаллон не могла дышать или шевельнуться, и, хотя она тосковала по его губам, это было не то, о чем мечталось. Когда Аларик наконец оторвался от нее, она зашаталась и едва не упала.

Она едва не упала, но Аларик успел подхватить ее.

— Вы извините нас, сир? — сказал он, обращаясь к Вильгельму. — Думаю, день был слишком тяжелым для леди.

— Да, конечно, Аларик, — кивнул Вильгельм, позволяя графу удалиться. Фаллон готова была провалиться от стыда, слыша в зале скабрезные шутки.

Аларик протащил Фаллон по коридору. Дверь содрогнулась, когда он ударил в нее плечом. Он бросил принцессу на кровать и повернулся, чтобы умыться. Фаллон молча смотрела в потолок.

— Это было глупо, — наконец нарушил молчание Аларик.

— Я хотела выплеснуть вино в лицо Вильгельму.

— А вот это было бы совсем уж глупо. — Он стоял спиной к ней. — Фаллон, ты не какая‑ нибудь крестьянка, которую я подобрал. Ты дочь Гарольда, и Вильгельм преследует свои интересы, делая ставку на тебя.

— Я полагала, что я твоя собственность, — язвительно сказала она и провела языком по опухшей губе.

— Ты и есть моя. И я отвечаю за тебя.

Поколебавшись, она оперлась на локоть и тихонько спросила:

— Теперь у тебя не будет со мной проблем. Ты ведь меня отсылаешь.

Он резко повернулся, впился у нее глазами, затем медленно подошел и сел на кровати.

Фаллон молча смотрела на Аларика. Она ни за что не попросит оставить ее здесь, поклялась она про себя. Он дотронулся до ее щеки, скользнул пальцами по лицу, шее и груди.

— Ты прекрасна, Фаллон. У меня всякий раз захватывает дух, когда я вижу тебя. В белом наряде ты кажешься девственницей, монахиней, и хотя я знаю, что это не так, мне хочется встать перед тобой на колени. Ты излучаешь сияние. Оно чище и яснее хрусталя. Глаза твои — такая же загадка, как переменчивое небо — то ясные, то бурные, то гневные и гордые.

Его голос убаюкивал Фаллон. Ей хотелось плакать. Прикосновения его пальцев были удивительно легкими и нежными, и она удерживала себя, чтобы не ответить на ласку.

Аларик замолчал, и Фаллон открыла глаза.

— Скажи, Фаллон, готова ли ты остаться со мной, не стремиться к мести, не искать себе другого любовника?

Она хотела ответить, но у нее пересохли губы. Не признавайся, приказала она себе, но когда облизала губы, она знала лишь, что любит его. Фаллон потупила глаза и кротко сказала:

― Да!

— Ты любишь Англию, — проговорил Аларик. — Если бы ты так же горячо любила меня.

Она всматривалась в его красивое лицо, которое было строгим и непроницаемым. Аларик встал, швырнул на пол накидку, оперся о камин и снова посмотрел на нее.

— Ну же, Фаллон. Уговори меня оставить тебя в Англии.

— Что?!

— Ну что в этом трудного, леди? Покажи мне, как тебе хочется остаться здесь.

— Но я только что сказала тебе…

— Однако ты можешь и сказать это куда убедительней.

Фаллон закусила губу. Он хочет, чтобы она изображала из себя шлюху. Ей это казалось недостойным, но в то же время страшно хотелось его объятий и прикосновений. И сейчас предоставлялся такой шанс.

Пробормотав обычные проклятья, Фаллон, не сводя с него глаз, встала и подошла к камину.

Она сбросила одежды и встала перед рыцарем, гордая и нагая. На шее ее отчаянно пульсировала жилка. Хриплым шепотом Аларик попросил ее подойти поближе. Нежно поцеловал, заставив забыть о своей резкости, и пробежал руками по обнаженному телу, что‑ то бормоча о том, как она прекрасна. Он повернул ее спиной к себе и прижался лицом к следам кнута на спине, затем стал ласкать ее груди. Они были тяжелые, с темными и крупными сосками. Аларик прошептал, что должен был сам догадаться о младенце, потому что Фаллон изменилась, ее формы стали более зрелыми.

Он поднял Фаллон и понес к кровати, спрашивая на ходу, хорошо ли она себя чувствует. Фаллон кивнула и спрятала лицо у него на плече. Когда он возобновил ласки, она стала на колени и сняла с него одежду. Она чувствовала, как стремительно росло ее возбуждение. Фаллон прижалась всем телом к телу Аларика и стала целовать, пощипывать, гладить его. Она наслаждалась близостью мужской плоти, чистым мужским запахом, слушала, как бьется его сердце. Внезапно она оказалась под ним, после ласк он вошел в нее, и она жадно рванулась навстречу. Затем они лежали, утомленные, и, положив голову ей на живот, он гладил ей бедра.

— Дамьен говорит, что будет мальчик, — прошептал он, обдавая теплым дыханием ее нежную плоть. Фаллон пожала плечами, не желая говорить об этом. Аларик резко поднялся. — Будет мальчик! Будет сын! Ты носишь нормандца! Нормандский ублюдок! Ведь ты говоришь, что хочешь ребенка. Или ты врешь? В тебе есть что‑ нибудь такое, чему можно верить?

Она покачала головой и печально улыбнулась.

— Возможно, что Дамьен прав и родится мальчик. Но он будет англичанином.

Он засмеялся и лег рядом, однако чувствовалось, что смех его был беспокойным. Он ласкал, чуть покачивая, ее груди, наслаждаясь их тяжестью, гладя бархатные горошины сосков. Эта нежная и сладостная игра в конце концов убаюкала Фаллон.

Проснувшись утром, Фаллон почувствовала, что лежит спиной к Аларику и что он возбужден. Его рука ласково огладила округлости ее ягодиц, обвилась вокруг талии, поползла вниз. Это окончательно пробудило Фаллон, и она испытала умопомрачительно сладостные ощущения, когда Аларик вошел в нее.

Когда все было позади, Аларик встал и начал одеваться. Он легонько шлепнул ее по ягодицам, и Фаллон протестующе приподняла голову, натягивая на себя простыни.

— Вставай, — сказал он, — и одевайся быстро и потеплее.

— Зачем?

— Делай, как я сказал.

Фаллон как могла ополоснулась водой, испытывая неловкость оттого, что он наблюдает за ней. Она оделась, спиной продолжая чувствовать его жадный взгляд, словно он хотел запомнить каждый изгиб ее тела. Она покраснела и повернулась к нему лицом, но в этот момент раздался стук в дверь. Аларик открыл.

На пороге стоял Фальстаф.

— Мы готовы, Аларик. Было бы хорошо отправиться прямо сейчас.

Аларик кивнул.

Фаллон переводила взгляд с одного на другого, а когда Фальстаф вышел и дверь за ним закрылась, она поняла, что все это означает. Она бросилась к Аларику, чтобы расцарапать ему лицо и грудь ногтями.

— Выродок! Мерзкий выродок! Ты заставил меня поверить, что я… что я могу…

— Изменить мое решение?

— Безнадежность страшна, но обманутая надежда страшнее, а ты заставил меня…

— Позволил получить то, что ты хотела, вот и все. — Он удерживал ее руки за спиной. — Мои решения не зависят от женской красоты… Да, леди, ты едешь в Нормандию. Я не жесток, я практичен. Мне недосуг отвлекаться на твои каверзы и интриги. Я не знаю, куда подевался Эрик Улфсон, и я не доверяю тебе!

— Я не плету никаких интриг!

— Но разве я могу тебе верить, Фаллон?

Сжатая его объятиями, она не могла пошевелиться. Слезы навернулись ей на глаза, и она хрипло выкрикнула:

— Выродок! Если ты хочешь отделаться от меня, отпусти!

Обнимая ее одной рукой, другой рукой он погладил ее щеку.

— Но я не собираюсь отделываться от тебя. Скоро мы снова будем вместе, клянусь тебе.

— Скорее судный день придет! — задыхаясь, произнесла она.

Аларик тихо и устало вздохнул.

— Ты забываешь, Фаллон. Ребенок, которого ты вынашиваешь, мой. Прошу тебя — береги его.

— А я прошу…

— Фаллон, прежде чем что‑ то сказать — думай, — предупредил Аларик. — Выбирай слова, потому что я имею власть над тобой. Ты должна ублажать меня.

— Что?!

— Ты хочешь, чтобы ребенок родился на нормандской земле, Фаллон?

Фаллон молчала, глядя ему в глаза, и оба поняли, что она проиграла.

Аларик шепнул ей на ухо:

— Поэтому веди себя как следует, миледи, а я постараюсь поскорее приехать к тебе.

Он разжал объятия. Фаллон продолжала молчать, опустив голову.

— Леди готова! — крикнул Аларик, и в комнату, низко поклонившись, вошел Фальстаф.

 

Глава 26

 

Ссылка оказалась не так страшна, как предполагала Фаллон, ибо погода стояла отвратительная и принцесса весь январь провела в Бошеме с матерью. Переправа через пролив в это время была небезопасна, а Аларик опасался шторма и не хотел подвергать Фаллон риску. Фальстаф сказал, что он был в курсе всех ее проделок и что в старом доме Гарольда они будут в безопасности.

Эдит ничего не знала о неудачной встрече Фаллон с Эриком Улфсоном, и Фаллон предпочла об этом не распространяться. Эдит очень взволновала новость о младенце, и Фаллон не желала омрачать радость матери рассказом о той страшной ночи, когда он был зачат. Но однажды, когда мать что‑ то вязала для ребенка и строила планы, связанные с его рождением, Фаллон с горечью сказала, что ребенок будет незаконнорожденным красавчиком.

— Может быть, Аларик женится на тебе, — кротко сказала Эдит, и по ее щеке скатилась слезинка. — Мало кто знает здесь о датских законах. Для Англии ребенок будет незаконнорожденным. Но таков сам Вильгельм, таков Аларик. Что из того? Дитя будет первым внуком твоего отца. Разве можно сетовать, когда рождается человек?

Фаллон подбежала к матери и опустилась перед ней на колени.

— Прости меня, мама. Я люблю тебя. Я не хотела тебя обидеть. И я очень хочу этого ребенка.

Мать погладила Фаллон по волосам.

— И ты влюбилась в его отца.

Фаллон откинула назад голову и внимательно посмотрела на мать.

— С чего ты взяла?

Продолжая гладить ей волосы, Эдит сказала:

— Твой отец всегда говорил, что ты и Аларик будете хорошей парой. И он, как ты знаешь, очень хотел этого.

Фаллон поднялась и отошла в сторону.

— Отцовские желания сейчас имеют мало силы… Аларик не женится на мне. Боюсь, что он не очень любит женщин, а тем более меня.

— Но он признает ребенка своим.

— О да, — с горечью сказала Фаллон, вспоминая речь Вильгельма на его пиру. — Победителей радует, что дочь Гарольда родит ребенка во славу норманнов.

— Считай, что тебе повезло, дочь, — тихо сказала Эдит. — Скоро многие женщины Англии понесут от норманнов, даже не зная, кто отец их ребенка… Сколько деревень разграблено и разрушено…

«Он услал меня от себя! — хотелось ей закричать. — Я влюблена в него, а он даже не думает обо мне! »

Но открыть матери сердце Фаллон не могла. Вместо этого она пожала плечами и сказала безразличным тоном:

— Я не могу выйти за него замуж. Это было бы неуважением.

— Неуважением? К кому?

— К памяти отца… Ко всем, кто погиб, защищая страну.

Эдит встала, подошла к дочери и потрясла вязанием перед ее носом.

— Ты не права, Фаллон… Твой отец сам выбрал бы Аларика, если бы оставался у власти. Сейчас пришли трудные времена, но Аларик ведет себя мужественно и с достоинством. Он был другом отца, оставаясь верным герцогу… Фаллон, ты собираешься родить ребенка. Забудь о том, что ты слышала от других… Даже от родных братьев… Если Аларик женится на тебе, этим ты обязана своему отцу!

Фаллон редко приходилось видеть мать столь взволнованной. Удивленная этим, она некоторое время молчала.

— Он не звал меня замуж, и я сомневаюсь, что позовет. Но, возможно, он позволит мне приехать сюда, когда придет время родов. Я… Я молюсь об этом.

— А если не позволит, — шепотом сказала Эдит, — я приеду к тебе…

Они обнялись и замолчали, глядя в огонь камина.

На второй неделе февраля Фаллон и Фальстаф благополучно пересекли Английский канал и прибыли в Нормандию, а двадцатого числа она оказалась в Руане. Похоже, Матильда понимала, как тяжело было для Фаллон потерять отца и лишиться привычного уклада жизни. Закутанная в меха, миниатюрная жена Вильгельма устроила ей горячую встречу в морозный зимний день.

— Проходите и погрейтесь у камина, — сказала Матильда. — Дети очень хотят вас видеть. Готова поклясться, что бедный Роберт уже влюблен. Девочки тоже горят нетерпением. — Поколебавшись, она добавила:

— И, конечно, ваш дядя Вулфнот… Он очень разволновался, когда прослышал о вашем приезде.

Фаллон наклонила голову, чтобы скрыть волнение. Вулфнот — единственный сын Годвина, сейчас жив. Он остался в живых, потому что жил в доме герцога как пленник.

— Мне очень хочется повидаться с дядей, — сказала Фаллон.

Ее проводили в уютную спальню. Интересно, почему ей не дали комнату, в которой всегда жил Аларик, подумала она.

Увидев Вулфнота, Фаллон заплакала. Дядя обнимал и успокаивал племянницу, говорил ей о том, что он пленник герцога уже более десяти лет и что теперь вряд ли когда‑ либо увидит свободу.

— Но живу я здесь неплохо, Фаллон… Я не закован в цепи, не брошен в темницу. Много времени провожу с семьей Вильгельма. Я убеждаю себя, что я почетный гость, и почти верю этому. Я почти забыл родной язык, потому что редко говорю на нем. Мы с тобой выжили, Фаллон… Мы должны жить… Мы обязаны рассказать будущим поколениям об Англии, которую знали.

У Фаллон мелькнула мысль, что, возможно, больше повезло тем, кто не выжил. И тем не менее она была рада тому, что жила и несла в себе новую жизнь.

— Дядя, — тихо спросила Фаллон, когда они оказались одни, — ты не знаешь, что случилось с Делоном? Его сослали сюда, и это лежит на моей совести… Он очень страдает по моей вине?

— Страдает? — засмеялся Вулфнот. — Нет, дитя мое, нет причин для беспокойства. Он не здесь… Он влюбился в молоденькую и славную сестру сицилийского посла и теперь на службе у короля Сицилии.

— Ах вот оно что, — удивилась Фаллон. На какое‑ то мгновение она почувствовала боль оттого, что Делон так быстро забыл ее. Однако, говоря по правде, она почти не вспоминала о молодом человеке, который рисковал из‑ за нее жизнью. Она была рада, искренне рада, что он счастлив.

И она засмеялась вместе с Вулфнотом.

Жить в Нормандии было неплохо, но Фаллон скучала по дому. Ей не хватало живописной зимы, когда лед покрывал землю, и весеннего радостного пробуждения. Она любила английские праздники и танцы вокруг майского дерева, любила слушать разговоры слуг и крестьян на ее родном английском языке.

Однако она не чувствовала себя несчастной. Матильда была славной и доброй женщиной. Она не только воспитывала детей, но и была регентшей при сыне Роберте, который в отсутствие Вильгельма номинально управлял Нормандией. При руанском дворе всегда было шумно и многолюдно. Здесь преобладали женщины, что весьма радовало Вулфнота и несколько смущало Фаллон. За принцессой постоянно наблюдала какая‑ то рыжеволосая дама. Всякий раз, останавливая на ней свой взгляд, Фаллон замечала, что дама насмешливо кривит губы. Однажды, когда Фаллон вечером шла из зала в свою комнату, перед ней возникла рыжеволосая.

— Вы стали появляться в обществе, моя госпожа. — Последнее слово она произнесла с явной насмешкой. — Он никогда не женится на вас. Он не женится ни на ком… Совершенно ясно, что он уже устал от вас. Вы хотели поймать его в ловушку, но вместо этого родите никому не нужного ребенка. Вы испортили себе и молодость и красоту!

Фаллон была ошеломлена. Никто при дворе Матильды не осмеливался говорить с ней столь дерзко. Более того, следуя примеру герцогини, все были к ней исключительно добры.

Фаллон сжала пальцы в кулак, чувствуя, как в ней просыпается гнев.

— Madamе, мне кажется, вы забываете: я из рода саксов. Мы не приглашали норманнов. Они пришли сами и взяли что хотели. Выйду я замуж или нет — это не ваша забота. — Фаллон прошла мимо женщины, слыша за собой негромкий, но колючий смех.

— Вас не поселили в его комнату, — дерзко сказала дама.

Фаллон не остановилась и приказала себе не думать о том, что эта пышногрудая рыжеволосая красотка может оказаться в объятиях Аларика. Она считала, что сама она день ото дня становилась все более непривлекательной. Когда приедет Аларик, не отшатнется ли от нее? Не обратится ли он к рыжеволосой?

Эта мысль не давал Фаллон покоя. Ей снились кошмарные сны, в которых Аларик и женщина смеялись над ней. В одном сне Фаллон после родов была брошена в темницу, а женщина и Аларик скрылись с ее ребенком.

Утром Фаллон проснулась в холодном поту. Она лежала, не имея сил подняться, пока не пришла Матильда. Энергично взбив подушки, она заставила Фаллон выпить холодного молока, а затем стала расспрашивать, что случилось.

Фаллон сказала:

— Как вам удается совмещать в себе это: оставаться доброжелательной и внимательной — и одновременно быть женой Вильгельма?

Нисколько не обидевшись, Матильда присела рядом с ней.

— Одно время я сама думала, что Вильгельм — настоящее чудовище. Я поклялась, что никогда не выйду замуж за ублюдка, а он ворвался в дом моего отца и избил меня.

— И вы все же вышли за него замуж?

— Я знала, что он безумно хотел меня и что он сильная личность. И наш брак оказался счастливым. Красивые дети, прочный союз… Он не ищет утех на стороне, до сих пор любит меня. Страстные люди все такие. Они страшны в гневе, но если любят, то любят по‑ настоящему, глубоко, их не свернуть и не сдвинуть… Вот и Аларик такой же.

Фаллон не ответила.

— Ага, — сообразила Матильда. — С вами разговаривала Маргарет.

Фаллон бросила быстрый взгляд на Матильду.

— Такая рыжеволосая дама с умопомрачительным бюстом…

Фаллон рассмеялась, к ней присоединилась герцогиня.

— Она считает, что имеет на него права, — проговорила Фаллон.

Герцогиня пожала плечами.

— Она принимает желаемое за действительное.

— Она говорит, что он ни на ком не женится…

Матильда вздохнула.

— А она не рассказывала вам о его прошлом?

Фаллон отрицательно покачала головой, и Матильда поведала ей трагическую историю женитьбы Аларика.

— Думаю, что после этого Аларик боится слишком сильной любви, — завершила свой рассказ Матильда.

— Как вы считаете… он действительно хочет этого ребенка?

— Да, я в этом уверена, потому что он дал мне наказ проявлять особую заботу о вас… Так что вам не следует бояться ревнивых дам. — Она поднялась, собираясь уходить, но остановилась у двери. — Не стоит так чрезмерно ненавидеть моего мужа, Фаллон. Он искрение считает себя наследником английской короны. Он и ваш отец очень похожи. Гарольд тоже был человеком долга.

— Ваш муж меня выпорол, — сказала Фаллон. — И унизил перед своими баронами и перед моим народом… Это не способствует тому, чтобы я могла полюбить его.

— Он восхищался Гарольдом. Если бы ваш отец поддержал его, то стал бы при Исповеднике первым, после короля, человеком. Ваш отец погиб в бою, оставив трон свободным.

Матильда ушла. Лежа на кровати, Фаллон еще долго размышляла над тем, что ей рассказала Матильда. Фаллон и сама видела, как изменился Аларик. В юности он был полон задора и огня и готов неистово сражаться, чтобы искоренить существующее в мире зло. Сейчас он стал суровее и холоднее. Фаллон попыталась представить себе, что он перечувствовал, когда умерла его жена. Да, это нанесло ему глубокую рану.

Но затем пришла новая любовь, сможет ли он принять ее?

В Лондоне Аларик тоже думал о Фаллон. Однако его мысли не отличались особой нежностью. Целый день он вместе с Вильгельмом и приближенными нового короля тщательно взвешивал, кто как сражался при Гастингсе и какого вознаграждения заслуживал. Стараясь соблюдать справедливость, раздавали земли, титулы и пенсии. Будут довольны все, кроме английских крестьян, размышлял Аларик. Народ привык к тому, что им управляют таны, занимающие законное место в окружном суде. Сейчас же править будут чужестранцы, которые не знают ни языка, ни обычаев Англии.

Этот вечер Аларик провел с Роже и Ролло, при них находился и юный Ричард. Было очень много выпито. Последние несколько месяцев Аларик был в сплошных разъездах. Он посетил многие графства, города и деревни и всюду пытался выяснить настроение людей. Волна насилия, кажется, пошла на убыль. Вильгельм приказал, чтобы проявляли милосердие к людям, которые сдались на милость победителя. Он понимал, что восстания в ближайшие годы неизбежны и подавлять их нужно безжалостно. Нет, он хотел покончить с жестокостью по отношению к простым людям.

Они пили и смотрели в огонь камина. Роже проговорил:

— Как все‑ таки странно! Мы захватили Англию, а мечтаем о своем доме. Мы поносим англичан за то, что они не складывают оружие, а сами все время воюем. Ведь война — это способ нашего существования.

— Моего — это точно, — согласился Ролло.

— А я мечтаю о мире, — так же негромко продолжал Роже. — О доме и очаге, о красавице‑ жене, которая тебя там ждет. Прийти, погладить мягкие шелковистые волосы… посмотреть в глаза цвета полуденного неба…

Ричард кашлянул. Роже спохватился, замолчал и выпрямился в кресле.

Некоторое время Аларик ничего не отвечал, затем вдруг швырнул кубок в огонь.

— Смотри, не обманись. Голубые глаза могут предать так же, как и любые другие.

— Она дочь Гарольда, — напомнил Роже, смущенно поежившись.

Аларик встал, подошел к камину и посмотрел на друзей.

— Да, конечно, она дочь Гарольда.

Стало быть, он должен бороться с ней всю жизнь? Стоит ли? Может ли быть иначе?

Тем не менее в этот вечер, как и во многие предыдущие, Аларику было тоскливо сознавать, что Фаллон так далеко. Ему хотелось обнять ее и ощутить ее трепет. Как она сейчас выглядит? Об этом он не решался спрашивать в письмах к Матильде. Заметна ли уже ее беременность?

Она ушла от него. Она так хотела сокрушить Вильгельма, что пошла к конунгу, хотя уже знала, что беременна, и вряд ли еще успела забыть его поцелуи.

Это было для него источником постоянных мучений. Он мечтал о том, чтобы простить ее. Ему хотелось верить в то, что она действительно рада ребенку, что Дамьен предсказал правильно и что его сын родится здоровым.

— Если бы она была моей, я бы не отослал ее!

Это сказал Роже. Оценив выражение лица Аларика, Ролло поднял друга на ноги.

— Я думаю, нам пора отдыхать! — сказал он и потянул Роже за собой. Аларик опустился в кресло. Ричард принес ему еще вина, и Аларик, потягивая из кубка, с любопытством посмотрел на оруженосца.

— Давай, выкладывай… Я вижу, ты хочешь что‑ то сказать.

— Сир, только то, что леди Фаллон — прекраснее, чем утренняя заря, чем золотой закат. Она как ветер, она как огонь, она…

— Предательница, — сухо перебил юношу Аларик. Он потер виски, но затем улыбнулся и поднес кубок к губам. — Ты мне скажи вот что. С самой первой встречи с ней я понял, что от Фаллон жди одних неприятностей… Я знал, что могу успешно сразиться с любым воином на поле боя, но от нее нужно бежать… Так в чем дело, парень? То ли губы ее краснее, чем у других женщин? То ли волосы у нее мягче и шелковистей? То ли глаза какие‑ то колдовские? А может, у нее походка какая‑ то особая, так что нельзя не залюбоваться?.. Так что все‑ таки ранит сердце, берет душу в плен и заставляет постоянно думать о человеке?

— Я… э‑ э… думаю, что любовь, сир, — ответил Ричард.

— Да, но ведь я поклялся больше не любить, Ричард… потом это так глупо — полюбить именно ее.

— Не совсем, сир. Я уверен, что она вас тоже любит.

— Она меня любит! — горько произнес Аларик. Он тяжелым взглядом посмотрел на Ричарда — Может, она поэтому вступила в сговор с викингом? Может, поэтому я застал их, когда они целовались?

— Но ее чуть не вырвало…

Аларик некоторое время удивленно смотрел на Ричарда, затем рассмеялся. Он поднялся, слегка покачиваясь, — столько он не пил со времен своей юности.

В этот момент он всей душой стремился к Фаллон. И в то же время боялся, что она продолжает оставаться опасным врагом и будет таковым всю жизнь.

Ибо Фаллон не согнется и не сломается.

— Ричард, король на Пасху отправляется в Нормандию. Ты хочешь увидеть мою родину?

— Очень!

— Тогда решено. Отправимся вместе с ним.

Аларик опередил короля и в сопровождении Ричарда направился в Руан. К этому времени он настолько истосковался по Фаллон, что почти лишился сна.

Матильде доложили о приезде Аларика, и едва он спешился, как она вышла навстречу. Он крепко поцеловал ее, сообщил, что Вильгельм жив и здоров, и они направились в зал. Аларик огляделся по сторонам, ища глазами Фаллон.

— Где она? — обратился он к Матильде. В голове зашевелились беспокойные мысли. Он вспомнил, как они расстались, и у него засосало под ложечкой. Он знал, что ни один разумный мужчина не должен доверять красивой женщине, тем более дочери Гарольда. Она обязана воевать с ним, и глупо, что он этого не понимает. Он подумал, что и в будущем его ждет невеселая перспектива.

— Я сообщила ей, что вы подъезжаете, — огорченно сказала Матильда. — Должно быть, она сейчас появится.

— Мой господин! — К Аларику подошел Фальстаф, они обнялись.

Внезапно появилась Маргарет. Аларик холодно ей улыбнулся. Повернувшись, он увидел Фаллон. Она была спокойной и неотразимо‑ красивой. На ее лице не было и намека на улыбку. Она вновь была в белом. Черное облако волос ниспадало, почти достигая колен.

Внезапно в нем поднялась злость. Он был зол на себя за то, что тосковал по ней, что позволил ей завладеть всеми его мечтами. Эта ведьма знала, что он околдован ее красотой, и постоянно испытывала его терпение.

Аларик оторвал взгляд от Фаллон и направился к Маргарет, которая весело смеялась и готова была приветствовать его вместе с другими дамами и рыцарями. Поцелуй Маргарет длился дольше обычного. Когда закончились приветствия, Аларик снова огляделся и не увидел Фаллон.

— Простите меня, — шепнул он Матильде и, пробиваясь сквозь толпу, бросился вверх по лестнице. Перескакивая через две ступеньки, он достиг второго этажа, когда Фаллон заворачивала за угол. Он помчался за ней.

Аларик подбежал, когда Фаллон пыталась перед его носом захлопнуть дверь. Он рванул дверь на себя, и Фаллон не успела закрыться на замок. Она попятилась в глубь комнаты, и он, закрыв за собой дверь, двинулся к ней. На мгновение Аларик остановился, чтобы оценить произошедшие в ее облике изменения, затем снова шагнул к ней. Она металась, ища путь для отступления, но он настиг ее в углу.

— Нет! — воскликнула Фаллон и стала колотить кулаками по его груди, успев, однако, заметить огонь в его глазах. — Уходи от меня, Аларик!

Он сжал ладонями ее лицо и поцеловал. Фаллон пыталась вырваться из объятий, хотя ее сердце то бешено стучало, то замирало от его прикосновений.

— Отправляйся к своей нормандской шлюхе, мой господин! Помоги мне, о Господи! Тебе не удастся иметь нас обоих!

Ему удалось справиться с ее гневными руками и заключить в объятия. Он испытывал невыразимую радость. Было так сладко видеть, касаться, обнимать ее. Красота ее оказалась ярче, чем он представлял в воспоминаниях.

— Что с тобой? Ты злишься не на то, что я жег, грабил и разорял страну? Как его чисто по‑ женски — забыть обо всем, зато помнить о поцелуе с другой женщиной. И как же быстро ты забыла о ране, которую нанесла мне. Вспомни, что я застал тебя, когда ты целовалась с викингом.

— Ах вот оно что! — Фаллон с новой силой возобновила попытки вырваться. — А вы сэр, забыли, что сделали со мной?

— Миледи…

— Ты обещал, ты заманил меня и затем обманул…

— Принцесса, я получил огромное удовольствие от того вечера, и, надеюсь, ты тоже.

Фаллон продолжала браниться, но он притянул ее поближе, удерживая за запястья.

— Я так тосковал, леди. Разве жизнь здесь — такое суровое наказание?

В его голосе прозвучала удивительная нежность, и Фаллон смолкла, а сердце ее забилось еще сильнее. Он наклонился к ней для поцелуя, она не стала вырываться, и поцелуй длился долго. Когда он кончился, их глаза встретились.

— Пусти меня! Сейчас же! — проговорила она, не в силах преодолеть дрожь.

Он засмеялся и, погрузив лицо в ее волосы, вдохнул их аромат.

— Леди, я долго и трудно скакал сюда, чтобы увидеть, в каком состоянии моя собственность, а ты гонишь меня?

— Ты сам услал меня сюда!

— И страшно тосковал о тебе, принцесса… Страшно!

Он говорил хрипло и таким проникновенным голосом, что у нее прервалось дыхание. Она смотрела ему в глаза, чувствуя, как ее охватывает пьянящее возбуждение.

Аларик жадно приник ртом к ее губам, и она руками обвила его шею, погрузив пальцы в волосы на затылке. Он целовал ее, пока у них обоих не закружилась голова. Оторвавшись от ее губ, он понес ее на кровать.

Простое прикосновение его рук заставляло Фаллон вздрагивать в предвкушении ласк. Она хотела, жаждала его. Любовная битва была быстрой, неистовой, отчаянной, но сладость, которую оба испытали, была от этого ничуть не меньше. Фаллон не могла поверить, что Аларик вернулся, что он лежит здесь, рядом с ней.

Он поднялся на локте и внимательно обвел ее глазами. Фаллон вспыхнула, подумав, как она растолстела. И тем не менее чувствовалось, что Аларик околдован ее красотой. Он касался ее так, как она мечтала об этом, гладил холмик живота, легко целовал грудь.

— Тебе здесь хорошо было? — тихо спросил он.

— Да, очень… Матильда так добра. — И, поколебавшись, спросила:

— А тебе, мой господин?

— Я очень тосковал, — сказал он. Она радостно и счастливо улыбнулась, и он ответил ей доброжелательной, честной улыбкой. Он снова провел ладонью по ее животу и внезапно замер.

— Что это?

— Ой, Аларик, ты только посмотри: он бьет ножкой!

Он плотнее прижал ладонь и пальцы к ее животу и словно в ответ на это вновь почувствовал толчок. Фаллон засмеялась и в изумлении посмотрела на Аларика.

— Это первый раз?

― Да!

— Он бьет сильно и уверенно.

— Почему он? Может, это девочка…

Аларик покачал головой.

— Дамьен говорит, что мальчик. Не имею понятия, откуда он знает, но… Будет парень… Сильный, здоровый парень. — Аларик нежно прикоснулся губами к пушистой рощице и припухлому животу. Фаллон умиротворенно откинулась назад и счастливо улыбнулась.

Аларик лег рядом и некоторое время молча гладил ее волосы. Затем с огорчением вздохнул.

— Мне нужно передать некоторые вести Матильде и повидать кое‑ кого из мужчин.

— Не из женщин?

Он взял ее за подбородок и притянул к себе.

— Нет, Фаллон. С тех пор как я познал тебя, никто не влечет меня. Я не хотел говорить тебе это, но твоя красота сильнее меча и слова. И ты хорошо ею пользуешься.

Фаллон опустила ресницы, затем подняла глаза на Аларика.

— Она смеется надо мной, твоя прежняя любовница, мой господин. А я больше не смогу прятать плоды нашей связи, даже если бы свет и не узнал об этом благодаря Вильгельму. Я… — Она замолчала, нервно проглотила комок в горле. — Я не хотела, чтобы меня отсылали из Англии, потому что там мой дом. Но верно также и то, что я не хотела уезжать от тебя. Да, я пошла к Эрику, но прощения у тебя просить не могу, потому что выступила не против тебя, а за свою страну, чтя память об отце. Клянусь, у меня нет желания предавать тебя. И сейчас…

— Сейчас?

— Сейчас я молюсь о том, чтобы сказанное тобой было правда. Мне больно слышать ее насмешки, когда во мне растет твой ребенок.

— А что она говорит?

— Что я даже спальню с тобой не делю.

Он улыбнулся и провел пальцем по ее подбородку.

— Ты делишь со мной жизнь, Фаллон. Или, во всяком случае, начала… Матильда поместила тебя в эту комнату потому, что была зима, а эта комната теплее. Я не собираюсь спать отдельно от тебя, обещаю… И Маргарет будет знать об этом.

Он поцеловал ее в губы, а затем прошептал, обжигая ей рот своим дыханием:

— Вильгельм приедет на Пасху. Мы отпразднуем ее вместе с ним, а затем, как только я покончу с делами, поедем домой.

Фаллон почувствовала, как в ее груди поднимается теплая волна.

— И я рожу ребенка в Бошеме?

— Нет, любовь моя, это был дом твоего отца…

— В Лондоне? В Винчестере?

— Нет, не в Лондоне и не в Винчестере.

На глаза ее навернулись слезы, ибо она решила, что он дразнит ее.

— Но ты сказал, что мы поедем домой. Я думала…

— Ребенок родится в Англии. Но мы поедем в Хейзелфорд, потому что это место принадлежит нам и только нам. Там не было войны, не было разрухи. Ребенок родится там… Ты довольна?

— Да, — прошептала она. Аларик улыбнулся, поцеловал ее в лоб и поднялся. Одевшись, он отправился передать Матильде послание от Вильгельма.

Когда он ушел, Фаллон натянула на себя покрывало и удовлетворенно улыбнулась. Она не могла даже представить, что будет чувствовать себя такой счастливой, хотя к ее счастью примешивалось чувство вины. Ведь она будет продолжать борьбу! Но она боролась благородно. Возможно, она заслуживает сейчас того, чтобы пожить в мире.

Младенец снова ударил ножкой, и улыбка Фаллон стала еще светлей.

— Он любит нас, мой маленький. Конечно, он этого еще не знает, не умеет сказать. Но нет сомнения, что он нас любит.

 

Глава 27

 

Пасху Вильгельм и его люди праздновали пышно. После церковной мессы начались увеселения и зрелища.

Эдгар Ателинг, Эдвин и Моркер, многие английские бароны, все в праздничных нарядах, неизменно присутствовали на торжествах. Относились к ним почтительно, но, как Эдвин признался Фаллон, они чувствовали себя как птицы в позолоченных клетках.

— Вильгельм привез нас сюда, чтобы в Англии не оставалось людей, вокруг которых можно сплотиться, пока он в отъезде. Если бы ему удалось найти ваших братьев, они тоже были бы здесь. Нас выставляют на потеху норманнам, которые глазеют на нас, смеются над нашей одеждой и языком… Господи, как я хочу домой!

Проходили дни и недели, и Фаллон чувствовала, что в ней растет внутренняя напряженность.

Аларик уехал в Анлу, и она тосковала по нему. Она вызвалась сопровождать его, но он был в эти дни мрачным и замкнутым и только покачал головой.

В Анлу Аларик пробыл недолго, однако когда вернулся, в нем появилось нечто новое, чего она не могла понять. Не происходило ли подобных перемен и в ней самой? Она признавала, что ей было радостно находиться с ним на людях, и испытывала благодарность к нему, ибо ее беременность становилась день ото дня заметнее, а он везде открыто появлялся с нею. По ночам, в его объятиях, она чувствовала себя счастливой, но день приносил огорчения и тревоги, и она мечтала, чтобы он поскорее закончился.

Вскоре после Пасхи Вильгельм устроил большой турнир. Вместе с другими дамами Фаллон с гордостью следила за поединком Аларика. Его соперником был рыцарь из Гессена, которого Аларик легко выбил из седла, а потом играючи обезоружил. Фаллон встала и зааплодировала. Но не успел Аларик поклониться и покинуть арену, как она услышала позади себя шепот.

— Это что за девица? — спросил женский голос.

— Незаконная дочь короля саксов, — ответил мужчина.

— А сейчас хорошо устроившаяся шлюха, — засмеялась женщина.

Не дожидаясь начала следующего поединка, Фаллон бросилась прочь. В зале дворца она увидела Эдвина, который стоял перед камином и мрачно смотрел в огонь. И хотя он был еще совсем молодым, в эту минуту он казался усталым стариком.

— Фаллон! — Он прочитал смятение на ее лице. — Что с вами?

Она покачала головой.

— Ах, Эдвин, я, кажется, больше этого не вынесу.

— Они просто ревнуют, — сказал негромко Эдвин. — Они пялят глаза на самую красивую из птиц в золоченой клетке — и страшно ревнуют.

Фаллон боялась, что расплачется. Эдвин подошел к ней и сжал плечи. Она коснулась щекой его плеча, и он провел ладонью по ее волосам.

— Эдвин, порой это становится невыносимым, — пробормотала она.

— Я знаю, знаю.

Внезапно он напрягся, рука его замерла. Фаллон отпрянула от него, обернулась и увидела Аларика, который был еще в кольчуге, но шлем держал в руке. Он возвышался над ними, словно башня, и в его холодных стальных глазах нельзя было прочитать ничего доброго.

Эдвин встретил взгляд Аларика мужественно и с достоинством.

— Не ищите в этом ничего другого, мой господин, кроме того, что видели глаза. Мы старые друзья, и у кого, как не у старых друзей, можно найти утешение.

Аларик чуть поклонился им обоим.

— В таком случае, не буду мешать вам в этом, — холодно сказал он.

Взбешенный, он снова вернулся на арену. Матильда посылала к нему человека сказать, что Фаллон чем‑ то расстроена. Он отправился искать ее — и нашел в объятиях другого, молодого герцога Эдвина из Мерсии. Неужели ей нельзя доверять? Неужто ему всегда нужно будет бояться, что она ищет другого любовника, ищет способа убежать? Между ними все еще оставался барьер: он был завоевателем, она — принцессой побежденного народа. Сколько времени будет вести она эту борьбу?

Хотя турнир еще продолжался, Аларик крикнул Ричарду, чтобы тот подвел к нему Сатану. Старые друзья, видите ли… Ищет утешения…

— Сатана, — обратился он к своему коню. — Ты мой старый друг. Ты храбро сражался. Ты не раз пересекал Английский канал и всегда был в хорошем настроении независимо от погоды… И ведь тебе без разницы, какой ты конь — нормандский или саксонский!

Он собрался было сесть на Сатану, когда услышал, что кто‑ то его окликает. Он повернулся и увидел улыбающуюся Матильду.

— Куда это вы собрались в таком дурном настроении?

Он кивнул ей.

— Просто прокатиться, Матильда.

— Давайте лучше пройдемся, поговорим.

Аларик передал поводья Ричарду и пошел с ней. Матильда повела разговор о нынешней ситуации в Нормандии и вспомнила прошлые годы. Аларик слушал ее вполуха, пока они шли под тенистыми деревьями по берегу ручья. Весна уже вступила в свои права. Вокруг возрождалась жизнь и красота, земля была зеленой и благоухающей.

— Что вас рассердило? — внезапно спросила Матильда.

— Вы ошибаетесь. Все отлично, миледи.

Она засмеялась.

— Аларик, вы забываете, что я знаю вас с незапамятных времен.

Он пожал плечами.

— Все в полном порядке, уверяю вас.

Матильда внезапно остановилась и, глядя ему в глаза, сказала:

— Женитесь на ней.

— Что?

— Вы сердитесь на Фаллон. Я не знаю, что случилось, но настроение ваше бросается в глаза. Люди жестоко и несправедливо говорят о ней. Вы сделали ее любовницей. Утешьте свою собственную душу, женитесь на ней. Подарите вашему ребенку то, чего не было ни у вас, ни у Вильгельма, — законнорожденность.

— И Вильгельм и я вполне обходились без этого, mаdаmе.

— Аларик…

— Нет, Матильда, я не женюсь во второй раз.

— А почему?

Аларик помолчал, глядя на преисполненную решимости герцогиню.

— Матильда, вы касаетесь раны, которую другой не решился бы трогать… Но я отвечу вам, почему не могу на ней жениться. Я не верю в любовь, mаdаmе… Я видел, какие беды она приносит. Я не верю женщинам вообще, и тем более не могу доверять Фаллон. Она дважды поднимала оружие против меня. Эрику Улфсону удалось скрыться, и он еще поднимет войско против Вильгельма, в этом нет сомнения. А в качестве награды Фаллон пообещала себя… И наконец, миледи, очень сомнительно, чтобы она согласилась выйти за меня замуж. Она до сих пор смотрит на нас как на убийц, которые хладнокровно погубили ее отца.

— Думаю, что она выйдет за вас замуж.

— Этого не случится.

— Вы глупец, Аларик. Вы сами отказываетесь от счастья.

— Возможно.

— Подумайте об этом, Аларик. Ради ребенка… Ради самого себя… И ради Фаллон. Я знаю, что она не плетет никаких интриг против вас. И я верю… Да, верю, что она любит вас.

Аларик скептически хмыкнул. Матильда продолжала внимательно разглядывать его.

— Хорошо, герцогиня… Я подумаю над тем, что вы сказали. — Однако он сомневался, что сможет преодолеть мучительный страх перед предательством, чтобы решиться на брачную церемонию. Он вздохнул. — Она моя, Матильда, я опекаю ее и позабочусь о том, чтобы она не страдала от злых языков… У Вильгельма есть для меня работа, и я мечтаю вернуться домой.

— Ваш дом здесь.

Он хмуро посмотрел на Матильду, затем сказал:

— Я хочу вернуться в свои владения в Англии. Я пообещал Фаллон, что ребенок родится там. Я буду любить его, он будет моим наследником… Этого достаточно.

Аларик учтиво поклонился Матильде, повернулся и ушел. Он направился не к месту, где продолжался турнир, а в апартаменты, которые делил с Фаллон.

Она сидела у камина и что‑ то шила для малыша. Когда Аларик вошел, ее голубые глаза глянули на него с вызовом.

Метнув на нее холодный взгляд, он крикнул Ричарду, чтобы тот помог ему снять доспехи. Затем он приказал принести еды и вина. Коротко кивнув Фаллон, Ричард быстро удалился.

Стоя у камина, Аларик долго, очень долго смотрел на Фаллон.

— Завтра мы уезжаем в Англию, — сказал он.

Она вздрогнула, уронила свое рукоделие, вскочила и бросилась через всю комнату к нему. Однако в последний момент холодность его взгляда остановила ее на полпути. Помолчав, она сдержанно произнесла:

— Спасибо.

Ричард подал еду. Фаллон убедилась, что у нее нет аппетита. Аларик оставался мрачным и молчаливым. Нехотя откусив кусочек, Фаллон возобновила шитье, словно Аларика не было рядом. Он также сделал вид, что не замечает ее, и стал укладываться спать. Фаллон смотрела на маленькие стежки, но думала о другом. Ну как он может в чем‑ то подозревать ее, когда она день ото дня становится все неуклюжей от посеянного им семени?

— Бросай свое шитье и ложись спать, — неожиданно выпалил он.

Фаллон посмотрела в его сторону, гневно прищурив глаза.

— Я буду делать то, что мне хочется, граф!

Она очень быстро убедилась, что на Аларика ее высокомерный тон не действует. Он поднялся, взял ее на руки, уложил на кровать и задул свечи. Кажется, целую вечность они лежала молча. Фаллон решила, что Аларик заснул. Она попыталась встать, но его руки решительно вернули ее на место. Фаллон вскрикнула, услышав треск разрываемой материи, и яростно замолотила по его телу кулаками.

— Нет, мой господин, этого не будет!

— Почему же? Или утешить тебя могут только другие?

— Ты настоящий олух!

— Ты получила утешение, которого искала?

— Болван! Это у тебя женщин столько, сколько на дереве яблок осенью… Неизвестно, которое сорвется и стукнет по голове. А у меня…

— А у тебя, миледи, поклонников полным‑ полно по всей Англии и за ее пределами. А сегодня ты флиртовала с этим мальчишкой!

— Флиртовала! Ведь я тяжела! Какой мужчина воспылает страстью к брюхатой?!

Аларик сжал руки Фаллон, заглянул ей в глаза и сказал негромко:

— Эрик Улфсон.

Фаллон ошеломленно смотрела на него.

— Скажи мне, миледи, какие еще интриги ты плетешь?

— Я… я не плету никаких интриг, клянусь, — хрипло проговорила она.

— Так я тебе и поверил.

Фаллон с несчастным видом покачала головой.

— Но это правда, Аларик, Эрик Улфсон всегда вызывал у меня отвращение… Неужели ты не хочешь понять, что я обратилась к нему ради Англии?

— А ты не собираешься вновь обратиться к нему — ради Англии?

Она покачала головой. К ее глазам подступили слезы.

— А почему? — продолжал допытываться Аларик.

Она не могла ответить, что причина в том, что она любит его, Аларика. Подобное признание сделало бы ее слишком уязвимой.

— Из‑ за нашего ребенка… И потом, я не верю, что его орды могут спасти Англию. Люди только начинают приходить в себя после вашего нашествия. И еще потому, что Вильгельм коронован. Поверь, Аларик, мне никогда не нравилось прибегать к предательству.

Аларик разжал руки, его глаза потеплели. Он притянул ее к себе, и она с готовностью ответила на его поцелуй. Он разорвал на ней платье, но она едва отдала себе в этом отчет, входя в тот волшебный мир, где земля вращается вокруг них двоих и не существует ничего, кроме Аларика и связанных с ним ощущений. Он содрогался и стонал, судорожно обнимая ее и шепча слова благодарности. Фаллон лежала, умиротворенная, в его руках, но им снова овладела печаль. Ее это обидело, но она ничего не сказала.

Аларик прижал подбородок к голове Фаллон, обнял ее и положил руку на выпуклый живот.

— Если бы это все было правдой, — прошептал он с какой‑ то душевной болью.

Фаллон повернулась, чтобы увидеть его лицо.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего… Давай спать.

Фаллон не могла понять причины. В конце концов она заснула в его объятиях.

Он сдержал свое слово. Утром они выехали в Англию. Их сопровождали Роже, Ролло, а также оруженосец Стивен, юный Ричард и несколько рыцарей из числа людей Аларика. Матильда настояла на том, чтобы они взяли с собой Мотали — одну из самых опытных ее повитух. Фаллон была рада этой женщине, которая, несмотря на почти полное отсутствие зубов и на свои седины, была неизменно бодрой и приятной в обращении, что было немаловажно сейчас, ибо Аларик продолжал пребывать в мрачном расположении духа. Он злился на себя за то, что они не уехали раньше, ибо Фаллон была уже на седьмом месяце, и он боялся, что она плохо перенесет дорогу. Тем не менее они благополучно добрались до побережья и без всяких трудностей переплыли Английский канал.

Аларик сказал, что они на несколько дней остановятся в Бошеме, где Фаллон сможет побыть с матерью.

Фаллон не возражала остаться там и на больший срок, но в начале июня Аларик увез ее в Хейзелфорд. Он не хотел, чтобы его ребенок родился на старой римской дороге. Фаллон изъявила желание, чтобы до Хейзелфорда ее сопровождала мать, против чего Аларик не имел возражений, ибо питал к Эдит самые добрые чувства.

Было так приятно возвращаться к себе. Аларик чувствовал, что здесь он познает душевный мир и покой. Хэмлин и его дочери содержали дом и хозяйство в полном порядке. Поля щедро обещали богатый урожай. Мирно паслись овцы на изумрудном лугу, украшенном желтыми цветами.

Наблюдая за Фаллон, Аларик пришел к выводу, что ей здесь нравится. Это было место, где жили простые люди, где пищу готовили на кострах, но не знали ужасов воины и по‑ прежнему высоко несли голову.

Фаллон было приятно вновь увидеть Джин и Марлу, а Хат тут же продемонстрировал Аларику выполненную в его отсутствие работу. И всюду было много детей.

— Даже не верится, что кругом все разрушено, когда видишь это место, — заметила Эдит, когда они вечером впервые собрались за столом.

— Похоже на рай, — согласился Роже.

Аларик бросил взгляд на Фаллон и улыбнулся.

— Это мир Фаллон, — мягко сказал он. — Мы говорим: пусть уходит зло. И оно уходит, потому что так хочет Фаллон.

Услышав эти чудесные слова, Фаллон взглянула на Аларика и увидела, что он смотрит на нее с нежностью.

Для них обоих это был приезд домой. Когда они оказались одни, Аларик был одновременно яростным и нежным. И в то же время он с сожалением подумал, что время родов приближается и ему более не следует спать с ней.

Утром он сказал Фаллон, что прикажет перенести его вещи в другую комнату.

Она удивленно подняла глаза и тихо спросила:

— Почему?

— Я не должен беспокоить тебя и младенца, — сказал он сухо. — Мы и без того слишком затянули с этим. Остается совсем мало времени.

Она кивнула, но все же задала еще один вопрос:

— Но разве обязательно переселяться в другую комнату?

Он медленно покачал головой, чувствуя прилив тепла в груди.

— А ты хочешь, чтобы я остался?

— Мы можем спать рядом, — спокойно сказала она. — Если это что‑ либо значит для тебя.

Он поцеловал ей руку.

— Очень много. Но мне придется временами уезжать на несколько дней… Тут ничего не поделаешь, пока Вильгельм в Нормандии.

Он отлучался на неделю, имея твердое намерение вернуться к ее родам. Вначале ему пришлось отправиться в Дувр с посланиями и инструкциями для чиновников Вильгельма, оттуда в Лондон, чтобы удостовериться в том, что правительство функционирует должным образом. Его сопровождали Роже и Ролло, а охранять усадьбу оставался Фальстаф.

Аларику было нелегко оставлять Фаллон. Он привязался к ней сильнее, чем мог этого ожидать. Несравненная как любовница, она постепенно стала его другом. Фаллон была честной, откровенной и страстной.

Но раньше они были врагами, и он не подозревал об этих ее качествах. Кстати, он и сейчас не был до конца уверен в том, что она смирилась с господством Вильгельма и с ним, Алариком.

Аларик любил ее, и в глубине сердца признавал это. Но он не решался полностью довериться ей, и это создавало барьер между ними. Не мог он также забыть, какие беды принесло ему то, что именуют любовью.

В последних числах июня он ехал из Лондона домой. С ним были Роже, Ролло, Ричард и Стивен. День был ясный и безмятежный. Радостно пели малиновки, необычайно громко звенели кузнечики, умиротворяюще журчал поблизости ручей. Сожженные деревни постепенно отстраивались, и это радовало взгляд. Осень и зима были страшны для разоренной Англии, подумал Аларик. Нынешняя весна и лето несут жизнь.

— Разве он может это сделать?

Ответ Роже на вопрос Ролло сказан был столь громко, что явно предназначался для ушей Аларика.

— Конечно, это трудно, — согласился Ролло. — Но как ты считаешь, он хочет изменить положение вещей?

Аларик остановил коня и повернулся к друзьям. Он был в постоянном раздражении, потому что спать рядом с Фаллон, но при этом преодолевать в себе желание было нелегко. Младенец стал совсем большой, и Аларик любил класть руку на живот, ощущать там движение и размышлять, где находится ножка, а где головка. Ему нравилось обнимать Фаллон, касаться пальцами набухшей груди, прижимать ее к себе.

— Если ты должен что‑ то сказать — говори. Что случилось?

— Случилось? Ничего, — невинно ответил Роже. — Сейчас все то же самое, что и много месяцев назад.

Аларик перевел взгляд на Ролло.

— О чем он, черт возьми, болтает?

— Ни о чем… Если не считать того, что ты ведешь себя безобразно… В точности так, как, по мнению саксов, должны вести себя варвары‑ норманны.

— Да я самый милосердный из всех, кого я знаю, — раздраженно сказал Аларик.

— Милосердный! Ты слышишь, Ричард?

— Ричард! — взревел Аларик, бросив свирепый взгляд на юного оруженосца. — Что это? Ты сплетничаешь за моей спиной, парень?

— Нет…

— Да, он сплетничает, — дерзко заявил Роже. — Аларик, ты носишь клеймо ублюдка всю жизнь и хочешь наградить им своего первенца, своего наследника… Когда‑ то ты совершил ошибку, женившись не на той… Сейчас с тобой другая… Ее нельзя усмирить силой или ненавистью, но она испытывает нежность к тебе. И ты заставляешь ее страдать за то, что тебе причинила боль первая женщина.

— Она не страдает!

— Она страдает!

— Я очень сомневаюсь, что она выйдет замуж за меня.

Ролло разразился смехом.

— Ха, он боится! Сильнейший, славнейший рыцарь во всей Европе — и боится!

— Да пропадите вы все пропадом! — застонал Аларик.

— У тебя совсем не остается времени! — взревел Роже.

Аларик повернулся и пустил Сатану галопом. Все бросились за ним следом.

Вскоре они въехали в Хейзелфорд. Аларик спешился, увидел чужих лошадей во дворе и почувствовал необоримый страх. Похлопав по крупу Сатану, он бросился в дом.

К его удивлению, в зале отец Дамьен пил с Фальстафом эль.

— Отец, — снимая рукавицы и с тревогой вглядываясь в лицо священника, спросил Аларик, — что случилось?

Священник поднялся и поклонился.

— Все в порядке. Я приехал, полагая, что могу понадобиться вам.

Фальстаф встал и похлопал Аларика по спине.

— Но он приехал слишком поздно.

— О чем ты говоришь? — быстро спросил Аларик.

В зал вошли Роже, Ролло и оруженосцы. Фальстаф не успел ответить, когда вверху на лестнице появилась Эдит. Она рассеянно улыбнулась Аларику и обратилась к Фальстафу:

— Скажи Магали, что в ней есть срочная нужда. Прорвались воды, и нужно сменить постель, — она снова улыбнулась Аларику. — Роды начались.

Аларик почувствовал, что у него подогнулись колени. Роже успел подставить ему стул. Однако Аларик быстро взял себя в руки и вскочил, бросив выразительный взгляд на Роже. Шагнув неверными ногами к столу, он налил в кубок вина и залпом осушил его. Странно… Ему казалось, что в запасе еще много времени.

Аларик со стуком поставил кубок на стол.

— Отец Дамьен, вы мне действительно нужны.

Роже засмеялся.

— Аларик, ты опоздал.

— Думаю, что нет, — отец Дамьен сверкнул глазами. — Требуется некоторое время для того, чтобы младенец появился на свет.

Из кухни вышла Магали с охапкой чистых простыней. Аларик задержал ее:

— Магали, скажи Фаллон, что я приехал домой и вскоре приду к ней.

— Хорошо, мой господин, — с поклоном протянула она, словно не была уверена в том, что Фаллон обрадуется этой вести, и направилась наверх.

Даже сейчас, несмотря на жару, Фаллон дрожала, пока мать одевала на нее чистое белье. Магали с помощью Милдред и Джин быстро убрали старые и постелили новые, сухие простыни. Едва Фаллон с помощью матери снова легла на кровать, как почувствовала приступ боли и с трудом подавила крик.

Это началось утром так исподволь, что, казалось, существовало больше в воображении.

Однако боли усиливались, охватывая поясницу стальными обручами, постепенно переходя на живот.

Сейчас, казалось, между схватками не было пауз. Фаллон и представить себе раньше не могла, что будет так больно.

— Дыши глубже, — посоветовала Эдит, сжимая руку дочери.

Фаллон попыталась последовать ее совету. Она плотно зажмурила глаза и стала молиться. Но, не сдержавшись, вскрикнула во время нового кинжального удара боли, а когда ее отпустило, бессильно откинулась назад, хватая воздух ртом. Бисеринки пота выступили на ее лице.

— Мама, — простонала она тихонько, — я этого не вынесу, я не смогу…

— Теперь уж поздно говорить об этом, — улыбнулась Эдит, смачивая лоб дочери влажной тряпкой.

— Никогда больше! — твердила Фаллон. ― Как ты терпела столько раз? Клянусь, что уйду в монастырь!

Три женщины засмеялись, а Фаллон издала проклятье и застонала в голос, почувствовав, что боль снова приближается. Магали посмотрела на Эдит и кивнула. Когда Фаллон стало чуть легче, повитуха осмотрела ее и бодро сказала на ломаном английском:

— Скоро, mаdemoiselle, вы родите… Очень скоро.

Очень скоро… Скорей бы… умереть… Слезы застилали ей глаза. Она, считавшая себя такой мужественной, сдалась перед болью. Она обливалась потом, и у нее было такое ощущение, что ее распинают и четвертуют.

Новый приступ буквально скрутил Фаллон. Когда ее чуть отпустило, она прохрипела:

— Будь он проклят, проклят!

— Ай! — воскликнула Магали. — Идет граф!

Она вспомнила о словах Аларика лишь тогда, когда услышала его шаги за дверью. Фаллон в ужасе посмотрела на мать.

— Не впускай его, мама, прошу тебя! Останови! — в отчаянии закричала она.

Эдит прижала палец к губам дочери.

— Я поговорю с ним, — успокоила она Фаллон. Но Аларик не просил разрешения войти, а просто вошел, к тому же не один, а в сопровождении отца Дамьена.

— О Господи! Боже милостивый! — запричитала Фаллон, лихорадочно натягивая на себя простынки. — Аларик, немедленно уходи отсюда!

Он подошел, сел рядом и взял за руку.

— Уходи! — повторила она, но в этот момент лицо ее исказилось, и она заскрежетала зубами. Почему никто не предупредил ее, что новая жизнь будет рождаться в таких страшных муках?

Боль затихла. Мокрая от холодного пота, роженица повторила трясущимися губами:

― Ради Бога, ради всего святого, оставь меня!

Аларик коснулся ее лица и крепко сжал ее руки. Боль накатила снова, и Фаллон выкрикнула:

— Я ненавижу тебя!

Аларик обеспокоенно взглянул на Эдит. Та пожала плечами.

— Она не будет помнить, что сейчас говорит.

— Буду! — взметнулась Фаллон.

— Наверно, надо поторопиться, — сказал стоявший у двери отец Дамьен. Сквозь дымку боли Фаллон подумала, что священник похож на высокую черную птицу.

Она облизала пересохшие губы.

— Куда надо поторопиться?

— Мы должны пожениться, — сказал Аларик.

— Нет! — Она дернулась, пытаясь сесть, но это ей не удалось. — Нет, безмозглый болван!

Фаллон была близка к истерике. Он сидел рядом такой красивый, такой внимательный. Но ей хотелось изрубить его в куски, потому что — и в этом нет сомнений! — именно он виновник ее нынешних страданий,

— Я не выйду за тебя замуж! — упрямо повторила она. — У тебя были многие месяцы для этого, а сейчас слишком поздно! Я не хочу!.. Ой, ой, помогите, я не могу больше терпеть!

— Все‑ таки я попробую тебя уговорить, ― ответил Аларик с нежной улыбкой. — Сожми мою руку.

— Не буду!

— Фаллон, ну же! — Он повысил голос. Аларик не собирался уходить. Он не намерен был оставить ее в покое. Когда Фаллон изо всех сил сжала его руку, он накрыл ее другой рукой.

— Выходи за меня замуж, — спокойным и терпеливым тоном сказал он.

— Нет! Я тебя ненавижу… Я уйду в монастырь и никогда больше не буду с мужчиной.

— Фаллон! — резко сказала Эдит. — Он отец твоего ребенка… Остаются считанные минуты… Пусть младенец будет законнорожденным!

Аларик впился в нее глазами.

— Ну же, Фаллон…

Она лежала молча, и Аларик кивнул отцу Дамьену. Священник начал свадебный обряд. Аларик без колебаний, когда священник задал ему вопрос, сказал «да». Фаллон в ответ на вопрос молчала — она впала в легкое забытье, и Аларик крепко сжал ей руку.

— Да! — выкрикнула она. — Да! — и после этого повторила вслед за отцом Дамьеном все положенные слова: любить, лелеять — и повиноваться.

Обряд закончился, а мучения Фаллон достигли высшей точки. Она едва ли отдавала себе отчет в том, что делает, когда отец Дамьен поднес ей пергамент и перо, она поставила свою подпись. Начались схватки. Они были настолько сильными, что Эдит едва успела выпроводить из комнаты Аларика и Дамьена.

У Фаллон было ощущение, что ее тело раскалывается, разрывается надвое.

Магали сказала, что ей нужно тужиться. Когда мать услышала первый крик ребенка, каким‑ то волшебным образом боль сменилась безграничной радостью.

— Мой ребенок! — зарыдала она. — Мама, это мальчик? Он здоров? Он красив?

Магали перерезала пуповину и велела Фаллон снова тужиться, чтобы вышел послед. Фаллон повиновалась, но теперь она не думала о боли.

Мать положила младенца в руки Фаллон.

— Да! Это мальчик! Чудный во всех отношениях! Здоровый мальчик с черными волосами!

Фаллон засмеялась и заплакала, слыша материнские слова. Дрожащими руками она прижимала к телу отчаянно орущего младенца. Он был красавцем! Лицо его было искажено от плача, но он все равно был красивым и совершенным. Фаллон пересчитала у него пальчики на руках и на ногах и, поцеловав в живот, стала горячо молиться.

— Пусть он пососет, это поможет появиться молоку, — посоветовала мать.

Фаллон приложила ребенка к груди. Ее охватило блаженство. Малыш сосал, мял грудь и бил ее кулачками. Фаллон смеялась и плакала. Она уже забыла о перенесенных мучениях. Фаллон была полна безграничной любви к своему крохотному сыну и восхищения красотой и чудом жизни.

Наконец малыш выпустил изо рта сосок с таким трогательным причмокиванием, что это заставило ее снова засмеяться.

— Я заберу и искупаю его, — сказала Эдит. — Магали помоет тебя, и ты должна поспать.

Фаллон глубоко вздохнула, с чувством величайшего удовлетворения откинулась назад, закрыла глаза и улыбнулась, прислушиваясь к тому, как мать и Милдред хлопочут над ребенком. Она почувствовала, как ее коснулись мягкие умелые руки Магали. Из‑ под нее вытащили пеленки, Магали помогла ей помыться и одеться.

— Мама, поднеси его еще раз! — тихо попросила Фаллон, лежа на чистых простынях. Ребенка тоже вымыли, и он стал еще красивее. Он открыл глазки и взглянул на Фаллон, издав негромкий, похожий на бульканье звук. Никогда в жизни не испытывала Фаллон такого щемящего, такого пронзительного и сладостного чувства любви, как сейчас к этому крохотному созданию. Затем малыш закрыл глаза и заснул.

Эдит осторожно забрала его у Фаллон. Она поцеловала дочь в лоб.

— Спи. А я понесу его отцу.

Фаллон смежила глаза. Прошло много часов с того времени, когда она начала свой поединок с болью. Она смертельно устала. Она будет спать, спать и спать!

Внезапно она подняла голову.

— Мама!

— Что, любовь моя?

— Это и вправду было? Мы правда… я правда…

— Вышла замуж? — счастливо засмеялась Эдит. — Да, моя дочь! Твой сын — законный наследник отца. И ты — законная жена… Графиня д’Анлу…

 

Глава 28

 

Когда Фаллон проснулась, ярко светило солнце. Она улыбнулась еще до того, как открыла глаза, услышав громкий крик сына, на который мгновенно откликнулось все ее тело. Она ощутила свои налитые груди и приподнялась с подушки ему навстречу.

Фаллон с удивлением увидела, что ребенок лежит голенький в ногах ее кровати, там же сидит Аларик, исследуя каждый дюйм тела сына и пересчитывая крохотные пальчики, как это делала она. Но теперь малыш решил выразить протест против этих исследований.

Аларик взглянул на Фаллон, и в его глазах сверкнули серебристые теплые искорки смеха. Ее немного смутило, что она сейчас сонная и растрепанная, но хорошо, что, по крайней мере, на ней чистый халат. Сегодня ей нужно выглядеть лучше, чем вчера, чтобы не оттолкнуть Аларика. Он сидел рядом с нею, большой, добрый, улыбающийся. Он казался моложе, чем она привыкла считать. Возможно, это объяснялось открытой добросердечной улыбкой. А может, мягким блеском его глаз…

— Я думаю, что он хочет к матери, — сказал Аларик, запеленал сына, осторожно поднял и передал Фаллон. Все это время малыш громко кричал. Фаллон откинулась назад и приложила сына к груди. Она была ошеломлена тем удовольствием, которое испытала, когда ребенок начал сосать, и поражена устремленным на нее взглядом. Глаза у него были голубые, словно ясное утреннее небо над Англией.

Фаллон поцеловала малыша в макушку, затем задумчиво посмотрела на Аларика.

— Он нравится тебе? — шепотом спросила она.

— Нравится ли? — переспросил Аларик. — Да это самый большой подарок, который я когда‑ либо получал!

Она улыбнулась, и Аларика поразила мягкость и чистота ее взгляда. Он не помнил ее такой умиротворенной и прекрасной. Пышные черные волосы оттеняли тонкую и нежную красоту ее лица, щеки и губы рдели и цветом напоминали розу.

— Он красив, — сказала она. — Очень красив, правда? Он никакой не сморщенный, а цвет кожи у него изумительный.

Аларик постарался подавить улыбку и быстро согласился:

— Да, совершенно изумительный.

Похоже, Фаллон могла еще долго восхищаться, но она завороженно уставилась на малыша. Аларик пододвинулся поближе, нежно провел пальцем по щеке сына, затем по ее щеке. Фаллон улыбнулась ему открытой, безмятежной улыбкой.

— У меня кое‑ что есть для тебя, — тихо сказал Аларик и протянул ей шкатулку. — Мой подарок новобрачной.

Фаллон улыбнулась. Этот датский обычай получил распространение в Англии. Правда, подарок вручали не после рождения ребенка, а после первой брачной ночи.

— Ну, ты немного запоздал с подарком, — пробормотала Фаллон.

Аларик пожал плечами и улыбнулся.

— У нас брачная ночь была раньше свадьбы…

— А мы действительно поженились?

— Да, Фаллон.

Фаллон дважды взмахнула длинными ресницами и прижалась дрожащими губами к шелковистым волоскам сына.

— Зачем, Аларик? — мягко спросила она. — Ради нашего сына?

— Не только, — медленно ответил он. — Ради нас. Ради нашего будущего. Ради мира между нами, о котором я так мечтаю. А ты возражаешь? Не хочешь быть женой норманна?

Фаллон покачала головой, будучи не в силах поднять глаза. Внезапно Аларик рассмеялся.

— Ну что ж, я рад. Вчера ты ненавидела меня и была решительно настроена на то, чтобы уйти в монастырь.

— Разве? — засмеялась Фаллон.

— Да… А ты не помнишь?

— Слабо, — созналась Фаллон.

— Тогда скажи, ты действительно так сильно меня ненавидишь?

— Как же я могу ненавидеть отца этого ангела?

Он на несколько мгновений замолчал, затем сказал:

— Я назвал тебя — и только тебя — владелицей поместья, где жили твои родители. Теперь эта земля твоя, и никто не может ее у тебя отобрать. Я знаю, что она принадлежала твоему отцу, возможно, ты посчитаешь, что я дал тебе то, что было изначально твоим, но я придал этому законность. Я думал о бриллиантах, о мехах, но я не знаю лучшего подарка, чем земля, которую любишь. Я надеюсь, что мой подарок порадует тебя… Акты о передаче тебе права собственности в этой шкатулке.

Фаллон смотрела на него, тронутая и пораженная одновременно. Слезы счастья появились у нее на глазах, на языке вертелись слова, что она любит его и что любила, наверное, всегда. Но Фаллон промолчала, потому что, несмотря на все то, что он сделал для нее, он должен был сказать это первым. Теперь она его жена, напомнила она себе, и сладостное тепло разлилось в ее груди. И все же что‑ то он утаил от нее, и она не знала, было ли это его прошлое, или его тайна касалась их недавней вражды.

— Спасибо, — шепотом сказала она. — Спасибо, мой господин. Не знаю, что порадовало бы меня больше, чем это.

Она закусила губу, чтобы сдержать подступившие слезы. Внезапно малыш громко рыгнул, что вызвало у обоих родителей смех. Фаллон подняла его — пока еще не очень умело — и прижала к себе. Он быстро уснул. Затем Аларик переложил его в старую колыбельку, которую Хэмлин принес из амбара. Она смотрела на отца и сына — чуть сонная, спокойная и красивая. Аларик поцеловал ей пальцы, лоб и, наконец, прижался к ее губам.

Фаллон прикоснулась к его щеке и негромко спросила:

— Как мы назовем сына?

Несколько мгновений Аларик колебался.

— Я не думаю, что будет разумно называть его в честь твоего отца, хотя уверен, что тебе хочется именно этого.

Фаллон покачала головой.

— Я совсем не хочу, чтобы Вильгельм мстил ему за то, что он носит имя деда!

— Фаллон, Вильгельм не имеет зла против тебя.

Ей не хотелось говорить о Вильгельме.

— Я думала о Роберте, отце моей матери. Пусть будет Робертом, как его прадед, — сказала она. — Пока он мал, можем звать его Робин.

— Что ж, пусть будет Робином.

Она застенчиво улыбнулась, испытывая удивительное чувство покоя. Глаза у Аларика блистали и искрились. Фаллон решилась обнять его за плечи, притянула к себе, и они нежно поцеловались. Стук в дверь вынудил их прерваться. На пороге стоял отец Дамьен.

Он улыбнулся Фаллон.

— Мне очень хочется взглянуть на ребенка. Надеюсь, мальчик.

— Да, сын.

Малыш уставился на священника и стал пускать пузыри. Фаллон протянула отцу Дамьену ребенка. Пока он благословлял Робина, Эдит сообщила Аларику, что его ждут в зале. Аларик и мать ушли, и Фаллон осталась наедине со священником.

— Он будет нашей гордостью, — сказал отец Дамьен, укладывая ребенка в колыбель. — Он не уступит отцу в росте и силе… Мощь Нормандии соединится в нем с древней мудростью саксов. Для него нет завоевателей и побежденных, есть лишь отец и мать. Он принесет милосердие и справедливость этой стране.

Фаллон завороженно смотрела на священника. Ей хотелось знать будущее и в то же время было жутковато слушать предсказания.

— Дерево срастается. Пришли дьяволы, демоны и пожары, как предвидел Эдуард Исповедник. Говорят, что комета предвещала смерть моего отца… Скажите, отец, принесет ли этот ребенок мир?

Священник долго молчал..

— Мир не приходит сразу после жестокости войны. Нужно много лет, чтобы залечить раны. — Отец Дамьен вздохнул. — Жизнь возьмет свое, но это будет длительный и мучительный процесс. Культуры встречаются и сталкиваются. Добропорядочные люди, верящие в Бога, все еще гибнут. Но ты не должна терять веру, Фаллон. Вначале мир наступит между мужчиной и женщиной, поскольку они тянутся друг к другу.

С этими словами он поклонился и вышел из комнаты.

Фаллон откинулась на подушки, наблюдая за колыбелькой. Глаза Робина были закрыты, он снова заснул. Некоторое время Фаллон не могла думать ни о чем, кроме того, что безумно любит его. Но затем она вспомнила слова отца Дамьена, и ею овладела глубокая печаль. Не было сомнений, что с войной пока не покончено. Ничего не было слышно о братьях. О своих притязаниях могли заявить скандинавские короли и князья, а пока жив Эдгар Ателинг, люди могли объединиться вокруг него. И пока немалая часть Англии лежит опустошенная и кровоточащая, душа Фаллон также будет кровоточить.

Она может любить Аларика, может быть его женой. Но существует ли подлинный мир между ними?

Робина крестили в тот же день. Фаллон еще не могла подняться. Она была удивлена тем, что Вильгельм и Матильда пожелали быть крестными мальчика, но быть крестником короля почетно и выгодно, и она не стала возражать. Хэмлин и его дочь Джин стояли в качестве доверенных лиц отсутствующих крестных родителей, и Эдит заверила Фаллон, что крещение прошло весьма торжественно и в полном соответствии с английскими традициями. Фаллон улыбнулась и приняла маленького христианина в свои объятия. Она была очень горда, потому что ему не было еще и одного дня от роду, а он уже смотрел на нее ясными и любопытными глазками. Судя же по крику, младенец будет богатырем.

До Фаллон доносились звуки разгульного веселья — там шел пир, пока отец Дамьен не вернулся, как обещал, в Нормандию. Кто‑ то играл на лютне, слышались раскаты смеха. Фаллон улыбалась, глядя на малыша и Милдред, которая находилась при ней. А там, внизу, пили рыцари — Роже Боклар, Фальстаф и Ролло, а также Хэмлин, Хат и Ричард. Там была и ее мать. Фаллон знала, что Англия лежит в руинах, а многие англичане живут в нищете. Повсюду возникали новые замки, призванные укрыть нормандских землевладельцев от гнева покоренного народа.

Однако здесь, в Хейзелфорде, никто не делал из людей рабов. Аларик стал землевладельцем, но его арендаторы были свободными людьми.

Возможно, Фаллон не сможет изменить судьбу Англии. Однако здесь вместе с Алариком ей удастся создать волшебный мир, о котором они говорили, откуда навсегда уйдут война и голод.

Фаллон смежила глаза и незаметно заснула. Через какое‑ то время, когда огонь в камине почти совсем догорел, она проснулась от плача сына. Она едва успела открыть глаза, как плач прекратился; Фаллон в полутьме различила Аларика, который держал Робина на руках.

— Кажется, у него характер матери — он не желает смиряться.

Фаллон приняла ребенка из отцовских рук, приложила его к груди и с улыбкой возразила:

— Думаю, характер у него отцовский.

— Нет, леди. Я спокойный. Это ты ведьма. — Он поцеловал Фаллон в лоб. — Я позову мать, чтобы она посидела с тобой.

— Стоит ли? — шепнула она.

— Да, Фаллон. Робину всего лишь один день, и тебе не следует вставать так рано.

Фаллон поймала его руку.

— Пожалуйста, Аларик, останься со мной.

— Фаллон, не надо. Тебе нужен отдых. Я боюсь растревожить тебя.

Некоторое время она молчала, боясь выдать свои чувства. Однако под покровом темноты она решилась и тихо сказала:

— Мой господин, не покидай меня, пожалуйста. Мне тревожно, когда ты не со мной, и спокойно, когда ты лежишь рядом.

Аларик помолчал и затем снова поцеловал ее в лоб.

Она слышала, как он в темноте разделся и лег на кровать рядом с ней. Пока Фаллон кормила Робина, муж нежно обнимал ее.

Фаллон заснула первой. Аларик отнес ребенка в колыбель. Отец смотрел на сына, а сын серьезно наблюдал за отцом.

— Я думаю, что глаза у тебя английские, мой мальчик, — доверительно сказал Аларик сыну. — Жаль, что ты не встретился со своим дедом. Его будут поносить. Нам придется защищать правоту того, что мы сделали здесь. Историки Вильгельма скажут, что Гарольд захватил трон, что он был авантюристом, что он нарушил клятву, данную Вильгельму… Но я скажу тебе, Робин, что он был храбрый и сильный человек. Больше того, он был одним из светлейших умов Англии. Просто какая‑ то сила, более могучая, чем людская воля, решила судьбу страны. И ты, мой сын, часть этой силы. Я молюсь о том, чтобы ты в один прекрасный день это понял.

Робин внимательно слушал отца, и веки его постепенно тяжелели. Вскоре он погрузился в сон, а Аларик вернулся к спящей Фаллон и нежно обнял ее.

Через некоторое время сон сморил и его.

Первые две недели после рождения сына Фаллон окружало счастье. Эдит была все время рядом, и они вместе ухаживали за малышом.

Когда она впервые после рождения Робина появилась в зале, каждый из рыцарей галантно приветствовал ее. Аларик ревниво наблюдал за этим, после чего торжественно подвел ее столу и усадил рядом с собой. Когда‑ то Фаллон полагала, что будет предательством памяти отца, если она выйдет замуж за Аларика. Сейчас же она испытывала самые радостные чувства. Отец был прав, отдавая ее Аларику!

— О чем ты думаешь, жена моя?

— Накануне битвы при Гастингсе отец сказал, что я должна обратиться к тебе и просить твоего покровительства, — призналась она. — Но я была слишком гордой. Подумать только, скольких мук мы избежали бы, если бы я последовала слову отца!

Некоторое время он смотрел на нее, затем поцеловал ей руку.

— Если бы ты пришла ко мне просить убежище от имени отца, я был бы связан понятиями о чести и озабочен тем, чтобы никто, в том числе я сам, не покусился на тебя. И у нас сейчас не было бы Робина.

Фаллон улыбнулась и потупила взор. Аларик взял ее за подбородок, поднял лицо, взглянул в голубизну глаз и почувствовал, что у него закружилась голова. Он пока не позволял себе прикасаться к ней, однако желание никогда не покидало его.

— Ты у меня неукротимая гордячка!

— Теперь уже нет. Я думаю о том, как много упустила.

— Не смотри на меня так, жена, — умоляющим тоном сказал он. — Потому что наше время еще не пришло.

Щеки у нее зарделись, и она потянулась за кубком. Их пальцы переплелись. Вспомнив прошлое, она вспыхнула еще сильнее, и оба засмеялись. Он уступил ей кубок и выпил после нее.

Однако у сладостных идиллий тоже бывает конец. Утром прискакал гонец от Вильгельма. На западе поднялся мятеж: некоторые таны объединились с баронами из Уэльса. Аларику было приказано усмирить восставших.

Услышав гонца, Фаллон закричала:

— Ты не должен ехать!

Рыцари обернулись и посмотрели на нее. Гонец удивленно поднял бровь. Аларик сказал сквозь зубы:

— Роже, пусть люди готовятся к выезду.

Фаллон в наступившей тишине сгорбилась и, повернувшись, пошла наверх.

— Фаллон! — позвал Аларик. Она продолжала подниматься. Ругнувшись, он приказал Фальстафу позаботиться о гонце и бросился за женой.

Она сидела у камина с Робином на руках.

— Мadаmе, я изо всех сил стараюсь сдерживаться и обращаться с вами достойно… Фаллон, я сделал тебя женой! Я стремился к миру! Но, Боже милостивый, когда это кончится? Когда прекратится между нами война?

Фаллон покачала головой, и он увидел слезы в ее глазах.

— Когда ты прекратишь воевать против англичан, — сказала она и разрыдалась. Потом внезапно вскочила, прижимая к себе ребенка. — Ты пришел, ты завоевал! Но, оказывается, это не конец! Ты будешь уезжать опять и опять, и я не буду знать покоя! Всякий раз я буду сидеть здесь и думать, нет ли моих братьев среди тех, с кем ты воюешь, не убил ли ты их, не убили ли они тебя… Нет, Аларик! Мы дурачим себя, когда говорим о мире! Не может быть мира между нами!

Робин расплакался. Аларик смотрел на нее с холодной яростью.

— Быть по сему! — сказал он, повернулся и вышел, громко хлопнув дверью.

Фаллон колотила дрожь. Он уезжал, не помирившись с ней. Она рассеянно укачала Робина, не выдержала и побежала за Алариком.

Но было поздно. Всадники покидали двор, когда она спустилась в зал.

Несколько последующих недель тихая радость от общения с сыном сменялась в Фаллон страхом за мужа. Она молилась, чтобы среди тех, с кем он воюет, не оказались ее братья. Она не отдавала себе отчета в том, что ее мать также жила в постоянной тревоге вплоть до того утра, когда Роже Боклар один приехал в деревню.

Фаллон находилась в спальне с Робином, когда услышала, что въехал Роже, усталый и еще не смывший следы баталий. Она торопливо положила малыша в колыбель. Тот заплакал от возмущения, не желая ее отпускать. Быстро поцеловав сына в лоб, Фаллон сбежала вниз. Роже, сняв шлем и принимая из рук Хэмлина кубок с вином, встретился с ее вопрошающим взглядом.

— Роже, что случилось?! А Аларик… Где ваш господин? Что с ним?

— Простите, Фаллон! Я не подумал, что вы не знаете… Аларик цел и невредим. И счастлив сообщить, что ваши братья непричастны к этой истории. Я прискакал сказать, что Аларик скоро прибудет. Бароны Уэльса ушли в свои пределы, страна в безопасности и находится в наших руках. Аларик остался, чтобы навести порядок.

Фаллон облегченно вздохнула. Она услышала шум, обернулась и увидела, как мать падает на пол. Она была в обмороке.

Роже мгновенно оказался возле нее. Они вдвоем подняли Эдит. Ей подали вина, ©на пригубила кубок и еле заметно улыбнулась.

— Слава Богу! — прошептала она. Фаллон не догадывалась о переживаниях матери. Лишь сейчас она поняла, как боялась мать того, что Гален, Аэлфин или Тэм могут пасть от меча норманна.

Как бы то ни было, Фаллон не могла дождаться возвращения мужа. Робин рос здоровым ребенком, и ему было уже шесть месяцев. Она чувствовала, что к ней тоже возвращается здоровье и бодрость, и у нее снова рождалось желание оказаться в объятиях Аларика.

Август был теплый, настоянный ароматами вызревших трав и цветов. Однажды утром Фаллон с Милдред отправилась к ручью, который неподалеку впадал в реку. Там, среди моря цветов, под знойными солнечными лучами она решила вымыть и высушить волосы. Милдред помогла ей раздеться, а Роже Боклар охранял дорогу.

Ручей журчал и журчал по камешкам, а Фаллон с удивлением вспоминала, что раньше избегала прикосновений Аларика. Сейчас же думала о его объятиях с трепетом и с замиранием сердца мечтала о его возвращении. Роберт был сыт, с ним оставалась ее мать, и Фаллон решила воспользоваться досугом и помыться в ручье. Стоя в воде, она подняла волосы навстречу жарким солнечным лучам, испытывая негу и пробуждающееся томление в теле. Фаллон думала, во что она оденется, когда приедет Аларик, и что скажет, чтобы выразить свою любовь к нему. В то же время она понимала, какое недоверие ей придется преодолеть с его стороны.

Если он приедет ночью, размышляла Фаллон, она встретит его в зале. Она оденется в белое и обратится к нему с тихими и ласковыми словами, которые желанны всякому мужчине. Хэмлин держит наготове оленя, которого Роберт привез утром из лесу, а также бочонок отличного вина с юга Франции, которое Аларик особенно любит.

Прошло так много времени. Фаллон дала себе слово, что сделает встречу приятной и радостной. Она будет ласковой, доброжелательной, послушной и, в конце концов, соблазнит его, подумала Фаллон с улыбкой.

Фаллон лелеяла надежду, что ее братья тоже сложат оружие во имя мира, условия которого она заставила себя принять. В то же время ей иногда казалось, что она вот‑ вот услышит истории о безрассудных храбрецах или таинственных стычках в ночи, в которых мужественные саксы побеждают норманнов. И еще она страстно мечтала о том, чтобы началось возрождение Англии из пепелищ и развалин.

Хрустнула ветка, прервав ее размышления и заставив обернуться.

— Милдред?

Однако Милдред поблизости не было. Фаллон хотела позвать ее, но слова застряли у нее в горле, потому что она увидела перед собой восседающего на Сатане Аларика. Он был с обнаженной головой, и его черные кудри блестели на солнце. На нем была кольчуга, и он казался ослепительным и неукротимым, словно солнце в полуденном небе. Серые глаза его были устремлены на Фаллон. Она поднялась перед ними, нагая, с распущенными волосами; капли стекали по ее телу.

— Аларик! — прошептала она и подумала в отчаянии и смущении, что ее планы соблазнить его при встрече провалились. Но трудно было придумать что‑ нибудь более соблазнительное, чем то, что он увидел в эту минуту. А вокруг самозабвенно пели птицы, стрекотали кузнечики, и воздух пьяняще благоухал запахами полевых цветов и прогретых солнцем трав.

Аларик еще не видел Фаллон такой обольстительной. Было что‑ то языческое в этой поднявшейся из ручья красавице с высокими покачивающимися полушариями грудей, на которых алмазно поблескивали капли воды. Талия у Фаллон стала тонкой, как прежде, ноги были длинными и стройными. Перед ним была русалка, которая собиралась выйти на берег, чтобы околдовать его и взять в плен.

Он сошел с коня, прямо в обуви и одежде ступил в ручей и заключил обнаженную красавицу в объятия. Фаллон раскрыла губы, ее язык скользнул внутрь его рта, и она тихонько застонала.

Он целовал ее, сжимал в объятиях и снова отпускал, что‑ то лихорадочно шепча, а его руки блуждали по его телу. Он вывел ее на берег и лег рядом с ней, полыхая от призывной улыбки и горячего взгляда.

— Твоя кольчуга, — прошептала Фаллон, и он увидел вмятины от кольчуги на ее теле. В одно мгновение он сбросил доспехи и одежду и предстал перед нею обнаженным. Фаллон тревожно схватила его за плечи.

— Здесь Милдред… И Роже…

— Я отправил их домой, — улыбаясь, успокоил ее Аларик. — Поблизости никого нет.

— Я не слышала, как ты подъехал.

— Я знаю… Я говорил с Милдред шепотом. Я хотел понаблюдать за тобой…

— Ой, Аларик…

— Тихо… — Он жадно приник к ее губам. Фаллон со стоном прижалась к нему, отдаваясь ласке и лаская его, в свою очередь. Она звала его, прося о большем, но он легонько укусил ей мочку уха и тихо напомнил, что это их первая любовная игра после рождения сына и что они должны быть осторожны.

— Но я хочу тебя, — возразила она.

— Очень хочешь?

— Да!

— Очень‑ очень?

— Страшно хочу…

Ее пьянила его задорная, почти мальчишеская улыбка.

— И я тоже, — рука Аларика ласкала ее тело, но он не спешил овладеть ею. Он долго целовал шею, груди, живот и лишь затем вошел в нее.

Нет ничего лучше, сладостнее, справедливее, думала усталая Фаллон, лежа на спине и глядя на солнце. Рука Аларика все еще покоилась на ее обнаженной груди, его ноги лежали поверх ее ног, и она ощущала на щеке его дыхание. Все также неумолчно щебетали птицы, веял легкий ветерок и где‑ то неподалеку Сатана щипал траву.

Фаллон повернулась и посмотрела в глаза Аларику.

— Я так благодарна тебе, что ты пришел домой живой и невредимый.

Помолчав некоторое время, он спросил:

— Почему?

— Почему? — Она нахмурилась. — Потому что… ты мой муж… Потому что ты отец Робина. Потому что…

— Скажи, Фаллон, а может быть, ты любишь меня?

Улыбка у него была мягкая, задумчивая, и она ответила такой же.

— Скажи, Аларик, а может быть, ты любишь меня?

Он засмеялся, сел рядом. Слово звучало в ней, и ей хотелось закричать на весь мир, что она любит его. Он был теперь ее мужем, отцом ее ребенка, и, что бы там ни было, она любила его.

И пока она боролась с неотступным желанием сказать ему об этом, позади раздался шум.

Ее крик огласил окрестности, но было слишком поздно. Аларик повернулся, и в это время тяжелый дубовый обух топора обрушился на его голову.

 

Глава 29

 

Долгое время для нее ничего не существовало, кроме собственного отчаянного крика.

Затем тело Аларика тяжело рухнуло на землю рядом с ней, и она с ужасом увидела перед собой Эрика Улфсона.

— Я обещал прийти за тобой, Фаллон. Я выполнил обещание.

Эрик опустился на колени перед ней, и она поняла, что он намерен взять ее прямо здесь, на берегу ручья, возле тела мужа. Если он это сделает, ей остается только смерть. Она откинула голову назад и снова отчаянно закричала. Мгновенно появилось с полдюжины викингов. Она разобрала несколько фраз и поняла, что они предупреждают Эрика, что он не должен задерживаться здесь.

Эрик встал, а Фаллон попыталась подползти к Аларику, но кто‑ то оттащил ее за волосы и поставил на ноги. В отчаянии она даже не замечала, что стоит нагая перед Эриком и его людьми.

Ей не приходило в голову, что ее могут изнасиловать. Она в эти мгновения думала лишь об одном. Если Аларик мертв, она тоже умрет.

Кто‑ то набросил на нее накидку. Она снова откинула голову и ровно, бессмысленно закричала Эрик даже не пытался остановить ее.

— Люди твоего возлюбленного сильно отстали. Он очень спешил увидеть тебя. Ты славно обезоружила его для меня, принцесса. Мы с тобой будем отличной парой.

Она отчаянно замотала головой, словно не веря происходящему.

— Нет, нет! Пусти меня к Аларику! Он теперь мой муж. Я вышла за него замуж! Вильгельм владеет Англией. Теперь уже ничего нельзя сделать…

— Не пущу, — сказал Эрик. — Вильгельм владеет Англией, а я владею тобой. Свен, отруби голову этому ублюдку, и мы двинемся в путь.

— Нет! Только дотронься до него — и я стану драться с тобой до последнего вздоха, клянусь в этом! Умру, но убью тебя!

Эрик посмотрел в ее глаза и понял, что она выполнит свое обещание. Он пожал плечами.

— Я приложил его как следует. Скорее всего, он мертв. Оставь его как есть, на радость воронам, — обратился он к другому мужчине. — Ты взял ее щенка?

Мужчина покачал головой.

— Я приказал тебе! — затопал ногами Эрик.

— Женщина исчезла с ребенком в лесу. У нас не было времени гоняться за ней.

«Господи, спаси мою мать! — подумала Фаллон. — Она сохранит Робина».

Но ею снова овладело отчаянье. Если Аларик мертв, она не была уверена, что ей захочется жить даже ради сына.

С проклятиями Эрик подтолкнул ее к стоящим мужчинам, так что она едва не упала, запутавшись в накидке.

— Посадите ее на лошадь, — приказал Эрик. Ее схватили за руки. Она не сопротивлялась.

Еще оставалась надежда на то, что муж жив, и она должна была увести их подальше, пока кто‑ нибудь не поднял меч на бездыханного Аларика.

Ее посадили на небольшую английскую лошадь. Фаллон подумала, что они высадились на побережье, приплыв на своих лодках, а затем совершили набег на деревню, где и раздобыли лошадей, на которых прискакали сюда. Эрик подошел к Фаллон и взял поводья ее лошади.

— Я долгое время восхищался тобой, Фаллон, дочь Гарольда. Я восхищался твоим мужеством, неукротимостью… И я знаю, что ты сбежишь, если я не помешаю.

Она тряхнула волосами и вознесла молитву, чтобы Аларик остался жив.

— Я сбегу, Эрик.

— У нас есть договор.

— У нас нет договора! Вильгельм — король Англии. Ты ничего не сделал. Я тебе ничего не должна.

— Я пришел как викинг, дочь Гарольда. Мне наплевать на договор, на Англию и на все другое. Я хотел тебя, и я взял тебя. Пусть Англия гниет под норманнами, меня это не беспокоит. Я увезу тебя в королевство, которое я провозгласил на Шотландских островах, и там ты научишься повиноваться мне и петь мужественные песни викингов.

— Нет, — шепотом произнесла она. Рука Эрика на момент отпустила поводья. Фаллон ударила по бокам лошади, и та рванулась вперед. Фаллон пригнула голову, готовясь скакать.

Но один из его людей рванулся вперед и преградил путь. Лошадь взвилась на дыбы и сбросила Фаллон. Фаллон не могла пошевелиться, пока к ней не подошел Эрик.

— Ты научишься повиноваться мне.

Он поднял ее и грубо бросил на свою лошадь, затем сел позади.

Когда они по лесу проезжали мимо Хейзелфорда, запаха дыма не ощущалось. Значит, деревню они не подожгли. Но мужчина сказал, что ее мать скрылась в лесу, — они были там!

Фаллон попыталась справиться с отчаянием и отбросить мысль о том, что ей лучше умереть. Ей почудилось, что она услышала плач Робина — и у нее мгновенно заныло сердце. Она стала молиться, чтобы Вильгельм выполнил свой долг крестного отца и позаботился о мальчике.

А еще Фаллон молилась о том, чтобы остался жив Аларик. Она просила, умоляла Господа. Ведь она так многих потеряла — отца, дядей, дом, страну…

Но только не Аларика! И не сына!

Трясясь на лошади, Фаллон вдруг подумала, что, если Аларик выживет, он, без сомнения, возненавидит ее. Он подумает, что она подвела его, безоружного, под страшный удар.

Аларик очнулся, чувствуя страшную боль, которая опоясала его череп обручем из высыхающей кожи и сжимала….

— Он жив! Он снова с нами! — словно из тумана возникли какие‑ то лица. Наконец он различил Роже и Фальстафа, сидящих перед ним. Над его головой покачивалась влажная тряпка. Аларик покосился влево, морщась от боли, которая усиливалась при малейшей попытке пошевелиться. Он увидел пару голубых внимательных глаз, устремленных на него, и на мгновение решил, что это Фаллон.

Но это была Эдит.

Он вздохнул и вспомнил. Он вспомнил конунга, Эрика Улфсона. Аларик успел увидеть, как тот замахнулся на него топором.

Когда он лежал с Фаллон, когда он лежал со своей женой, викинг подкрался сзади и…

— Будь она проклята! — в ярости произнес он.

Он попытался сесть. Накидка свалилась с его плеч, и он увидел, что на нем нет ничего, кроме накидки. Он потряс головой, чтобы прогнать боль. Он лежал в зале своего замка. Все было разбросано, гобелены сорваны, там и сям виднелись битые черепки, обломки вещей.

— Улфсон был здесь? — прохрипел он. Роже кивнул. Он помог Аларику выпить холодной воды.

— Викинги хозяйничали, когда я возвратился. Я ждал, когда подъедут твои рыцари. Мы хотели захватить их врасплох, но они быстро убрались отсюда.

— Мы думали, что это случайный налет, — сказал Хэмлин, — и бросились в лес. Нас ограбили, но, слава Богу, никого не убили.

— Робин! — с ужасом воскликнул Аларик. Словно откликаясь на его крик, малыш вдруг заплакал. Аларик вскочил на ноги, бросился к сыну и поднял драгоценный живой комочек. Он взглянул на Эдит, в чьих глазах блестели слезы. Она прочитала его мысли и с упреком взглянула на него.

— Ты должен начать поиски, Аларик! Должен освободить Фаллон!

Робин плакал, лицо его покраснело от слез. Аларик дотронулся до его щеки, и малыш попытался схватить ртом его палец.

— Найдите ему в деревне кормилицу, — сказал он негромко, передавая сына Эдит.

Испуг отразился на ее лице.

— Аларик, ты должен отправиться за ней! Должен!

— Она снова предала меня! — рявкнул он. Эдит поникла и обмякла. Она тяжело прислонилась к стене, прижимая к себе малыша.

Аларик выругался.

— Я еду за ней, Эдит… Еду потому, что она мать Робина и моя жена! — Он сжал Эдит за плечи и потряс ее. — Перестань рыдать! Присмотри за ребенком! Я привезу ее.

Эдит кивнула и покинула зал, унеся с собой Робина. Аларик тряхнул головой.

— Мы выезжаем, — сказал он Роже.

— Мы предупредим рыцарей. — Роже кивнул Фальстафу, и они поспешили к выходу.

— Вам нужно поесть, — спохватился Хэмлин и бросился на кухню.

Морщась от пульсирующей боли, Аларик оделся и в изнеможении откинулся назад. Внезапно он почувствовал, что в зале кто‑ то есть. Он повернул голову и увидел Ричарда, который мрачно смотрел на него.

— Помоги мне, парень!

Однако Ричард не проявил обычного рвения и не бросился к своему господину. Он гневно смотрел на Аларика.

— Вы должны ехать за ней, потому что она мать Робина, потому что она ваша жена… Потому что вы обесчестили ее в тот день, когда в бою погиб ее отец, сделали ей ребенка, и только когда она мучилась в родах, вы снизошли и женились на ней.

— Попридержи язык, — предупредил Аларик, прищурив серые глаза.

— Не сегодня, мой господин! Вы можете выпороть меня, бросить в темницу или на съедение волкам, но я скажу всю правду! Если вы едете за ней, мой господин, то поезжайте потому, что вы любите ее! И потому, что она любит вас!

— Она снова предала меня! — взревел Аларик и тут же прижал руки к вискам. Голова раскалывалась от боли, а слова Ричарда ее не уменьшали.

— Зачем ей это делать? Ведь она теперь ваша жена.

— Парень, я однажды застал ее с викингом.

— Когда‑ то, мой господин, вы сидели за столом ее отца и называли себя его другом, — тихо сказал Ричард. — Потом вы пришли с войском, сир, и устроили жестокую бойню… Мой господин, если вы не любите ее, не можете ей верить, лучше оставьте. Если вы, как и Улфсон, не испытываете к ней ничего, кроме похоти, то нет никакой разницы между двумя похотливыми кобелями…

Аларик в ярости занес было руку над Ричардом, но тот не дрогнул и не отступил. Аларик опустил руку.

— Похотливые кобели!.. Вот как! Ну, сакс, я тебе вырежу язык!

Ричард бросился помочь Аларику одеться.

— Я всегда знал, что вы любите ее, сир.

— Когда они двинулись отсюда?

— Меньше часа назад, мой господин!

— Викинги направились к побережью. Найти их след нетрудно. Мы должны опередить их и отрезать от старой римской дороги.

— Да, сир!

Было уже темно, когда Эрик Улфсон скомандовал привал. Он снял Фаллон с лошади, но от долгой скачки в неудобном положении она настолько устала, что повалилась наземь, и Эрик поднял ее. Накидка была плотная, но во время всего пути ладони Эрика лежали у нее на груди, а сейчас, когда он бросил на нее плотоядный взгляд, Фаллон стало не по себе. Она всегда подозревала наличие недоброго начала в Эрике, сейчас она физически ощущала его.

Фаллон сжала зубы. Смеясь, он посадил ее под высоким раскидистым дубом, а сам кликнул людей. Фаллон поплотнее закуталась в накидку и устало прислонилась к дереву. Ее груди горели и болели — ведь уже столько времени прошло с тех пор, как она в последний раз кормила Робина. Ныла спина, пересохли губы, и было такое ощущение, что ее избили.

Аларик мертв, с глухой тоской подумала она. Иначе он примчался бы за ней. Наверняка примчался!

А может быть, и жив… И в эту минуту проклинает ее, считая, что она сообщница викинга. Разве они не были родственниками? Ее бабушка была из рода Улфсонов. Она англичанка, а Аларик — норманн… И он никогда не поверит, что она слишком любит его, чтобы предать, даже во имя отца, даже во имя страны.

— Фаллон, дочь Гарольда…

Она вздрогнула, услышав, каким голосом произнес Эрик ее имя. Она встала, глядя на его хищную плотоядную улыбку.

— Сейчас, — сказал он, проводя языком по губе. — Я возьму тебя сейчас.

Нет… Пока теплится в ней жизнь — нет! Она бросила быстрый взгляд вокруг и увидела неподалеку сложенные сумки и оружие. Неважно, что она почти год не держала меч в руках. Отчаяние придало ей силы.

Она мельком взглянула на Эрика, бросилась через поляну к сумкам и схватила лежащий наверху меч. Эрик погнался за ней, но она успела повернуться и направить острие в его сторону. Хотя Эрик негромко засмеялся, тем не менее он был вынужден остановиться. На помощь ему бросились его люди, но Фаллон, размахивая мечом, заставила их отступить. Накидка распахнулась, и она осталась почти нагой среди ночной мглы и врагов. Если она падет, то какое значение имеет то, что сделают с ее телом?

Эрик приказал своим людям отступить, извлек меч из ножен и принял боевую стойку.

— Так ты хочешь биться со мной, дочь Гарольда? Ты проиграешь, но я получу удовольствие от поединка, и мне будет еще приятнее обладать тобой после этого.

— Скорее я проткну себе сердце!

Он покачал головой.

— Ты слишком жизнелюбива, чтобы умереть, Фаллон. Ты станешь моей… Но поборись со мной, если есть желание. Я дам тебе возможность поиграть оружием.

Он сделал еще шаг вперед и резко взмахнул мечом. Фаллон легко парировала первый удар, но за ним последовали новые выпады. У нее сбилось дыхание, однако ей удавалось отражать сто удары. Она старалась припомнить советы, данные ей в свое время Фабиони. Она была изящной и легкой, Эрик — тяжеловесным и мускулистым, и у нее было преимущество в скорости. Несмотря на силу ударов, ему не удавалось выбить меч из ее руки.

— Фаллон, ты ведешь бой великолепно! — выкрикнул Эрик, сверкнув глазами, в которых читались чувственность и упоение боем.

— Я молюсь о том, чтобы убить тебя, Эрик! И тогда я буду счастлива умереть!

Танцуя и кружась возле костра, она предприняла атаку и, к ее радости, сумела оттеснить Эрика к деревьям.

Но когда он сделал выпад вперед, ее развевающаяся накидка зацепилась за ветку, и Фаллон с криком упала на спину, выронив меч. Он упал далеко от нее.

Эрик подскочил к ней, на его красивом лице появилась хищная улыбка.

— Вот ты и проиграла, женщина!

— А теперь, Улфсон, ты сразишься с мужчиной! И отправишься к праотцам!

Услышав знакомый голос, Фаллон резко повернула голову и увидела Аларика.

Жив! Невыразимая радость охватила ее!

Как он смог так тихо пробраться сквозь заросли? Впрочем, она настолько была поглощена поединком с Эриком, что не заметила бы и целого войска. Но ей нужно предупредить Аларика, что Эрик не один, что с ним около двух десятков людей.

Но едва викинги окружили Улфсона, как из лесу появились люди Аларика. Закипел бой.

Эрика Улфсона ее муж оставлял себе. Она понимала, что это будет сражение не на жизнь, а на смерть.

Аларик откинул голову назад и с боевым кличем бросился на. противника. Эрик ответил столь же громким кличем и шагнул навстречу. Их мечи, ударяясь друг о друга, высекли искры.

Кто‑ то выскочил из темноты и схватил Фаллон за плечи.

— Леди, скорее за деревья, прошу вас!

Это был Ричард. Он помог ей встать, поднял соскользнувшую накидку и набросил на Фаллон.

Она улыбнулась слабой вымученной улыбкой и вдруг увидела, что один из людей Эрика мчится в сторону Ричарда, подняв боевой топор.

— Ричард!

— Иисус и Мария, помогите мне! — воскликнул Ричард. Он выждал мгновение, и когда нападающий был совсем близко, прыгнул на него, выставив простой охотничий нож. Уклонившись от топора, Ричард вонзил нож в грудь викингу, и тот рухнул на землю.

— Боже милостивый, мы живы! — произнес юноша, глядя в изумлении на поверженного противника.

— Уходите отсюда! — услышала Фаллон. Она подняла голову и увидела, что Аларик все еще бьется с Эриком, который попытался воспользоваться тем, что Аларик на мгновение отвлекся.

— Леди, пойдемте! — звал ее Ричард.

— Нет, я не могу оставить его! — воскликнула она. — Господи! — выдохнула она, ибо ей вспомнилась битва при Гастингсе. Тогда вокруг тоже слышались удары мечей и топоров, крики и стоны.

Внезапно Фаллон отчаянно закричала, потому что за деревьями, куда Эрик оттеснил Аларика, скрывался с топором викинг. Совершенно безоружная, она бросилась на Эрика Улфсона. Тот опешил от ее дерзости и на миг остановился.

Круто обернувшись назад, Аларик увидел громадного викинга с топором и взмахнул мечом.

Опомнившись, Эрик отшвырнул Фаллон, и она, пролетев несколько шагов, упала на землю. Мир покачнулся, и свет померк в ее глазах.

Поединок возобновился, и вскоре наступила развязка. Бешенство овладело Алариком, он сделал резкий выпад вперед и с нечеловеческой силой опустил меч на голову викинга. Эрик удивленно взглянул на Аларика и без единого звука рухнул на землю.

Аларик опустил свой меч, видя, что его люди превосходят числом викингов и наносят последние удары. Он встал на колени перед Фаллон и поднял ее, бережно кутая в накидку. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди, и он понимал, что ему не жить, если она не откроет глаза и не очнется.

— Фаллон! Фаллон!!! Любовь моя, прошу тебя, говори!

Фаллон казалось, что она слышит его голос издалека. Она на мгновение открыла глаза, но они тут же снова закрылись. Прижимая Фаллон к груди, Аларик осмотрелся и увидел вокруг поверженные тела. Фальстаф, Ролло, Стивен и Ричард были рядом и бдительно следили, чтобы не подкрался какой‑ нибудь викинг. К ним присоединились еще несколько людей Аларика.

Раздался победный клич.

— У нас есть убитые? — хрипло спросил Аларик.

— Двое, мой господин, — последовал ответ. Погибли два юных рыцаря.

Аларик приказал их немедленно похоронить.

Ричард озабоченно глядел на Фаллон.

— Леди Фаллон…

— Она жива, Ричард, жива. Возьми ее, пока я сяду на лошадь. Потом ты подашь ее мне, и мы двинемся домой.

Они были в пути, когда Фаллон снова открыла глаза. Руки Аларика крепко обнимали ее. Высоко в небе светила луна. Он взглянул в глаза Фаллон, она пыталась поднять руку, но у нее не было сил.

— Аларик! — прерывающимся шепотом окликнула она. — Аларик.

— Молчи, любовь моя!

— Но я должна сказать тебе…

— Тихо!

— Нет, Аларик… Веришь ты мне или нет, но я должна сказать, что люблю тебя. Ты пришел и победил, и я клянусь, что прекратила борьбу.

Он нежно улыбался.

— Нет, Фаллон, это ты победила. Я не умел любить и верить. Ты воевала с достоинством и принесла мне мир. Я вел себя глупо. Я боялся, что ты не полюбишь меня настолько, чтобы между нами воцарился мир… Но этот пострел, — он кивком показал на Ричарда, — сказал мне, что я должен либо любить, либо отпустить тебя. Но я не могу отпустить тебя!

— Аларик, я так люблю тебя! Я давно хотела сказать это тебе.

Он придержал Сатану. Все деликатно устремились вперед, и Аларик при свете луны поцеловал Фаллон, трепетно и жадно. Затем он поднес ко рту ее руку и нежно поцеловал ей ладонь.

— Верь мне, любовь моя, ты покорила мое сердце и душу, — сказал он. — Отныне я навеки твой верный раб.

Фаллон улыбнулась, а затем нашла в себе силы даже засмеяться, несмотря на весь драматизм этого дня.

— Не смейся надо мной, саксонская девица!

— Принцесса, — напомнила она ему.

— Графиня, — поправил ее Аларик.

— Однако, мой муж и господин, я не могу тебя представить чьим‑ либо рабом.

— Да, пожалуй, — согласился он, но затем хрипло добавил: — Тем не менее, Фаллон, я буду тебя любить. Любить радостно и светло. Богу известно, что этот мир суров, но клянусь, моя леди, что буду любить тебя всей душой и сердцем.

Она коснулась его щеки.

— Будь что будет.

Аларик пришпорил Сатану, и они рванулись вперед. Глядя в глаза мужа, она удовлетворенно вздохнула.

— Отец Дамьен говорит, что с этого начинается мир. В стране еще беснуется война, но между мужчиной и женщиной уже возникает любовь.

Аларик улыбнулся.

— Да, любовь моя… Там, где будем мы, будет мир. Мы будем жить в мире, Фаллон, и не позволим поселиться рядом страху или кровопролитию.

— Да, любовь моя! — повторила она и прильнула к нему. — Аларик!

— Что?

— Ты должен произвести Ричарда в рыцари. Он спас мне сегодня жизнь. Он убил викинга охотничьим ножом.

Аларик поцеловал жену.

— Да будет так, моя госпожа… Скажи, а ты тоже хочешь быть удостоена такой чести?

Фаллон улыбнулась.

— Нет, мой господин. Я кладу свой меч у твоих ног, в чем и клянусь.

— А свое сердце, моя госпожа, я кладу у твоих ног… И в этом клянусь.

Они прибыли в Хейзелфорд почти на заре. В зале толпились люди, которые с нетерпением ожидали их возвращения. Эдит закричала от радости, Милдред тепло обняла Фаллон. Подошел Хат с женой и, улыбаясь, поздравил с благополучным возвращением.

Фаллон первым делом спросила мать, где Робин.

— На руках у нашего гостя, — ответила Эдит.

— Что?

Фаллон глянула в сторону камина и увидела высокую фигуру в черном с младенцем на руках.

— Отец Дамьен!

— Господи Боже мой! — воскликнул Аларик, выходя вперед. — Дамьен! Что вы здесь делаете? Я полагал, что вы в Нормандии.

Священник пожал плечами.

— Я чувствовал, что нужно прийти, хотя и не знал, в чем опасность. Я опоздал, но сейчас я рад, что нахожусь здесь.

Аларик вопросительно выгнул бровь, но Фаллон едва обратила на это внимание, потому что была озабочена тем, чтобы быстрее отправиться в спальню и покормить сына.

Утро было в полном блеске, когда Фаллон накормила малыша и положила в колыбель. Раздался стук в дверь, и Фаллон с радостью увидела на пороге отца Дамьена.

— На сей раз, отец, я знала, что вы будете здесь.

Он шагнул вглубь комнаты и молча перекрестил спящего младенца.

— Я уезжаю. Я зашел, чтобы проститься.

Она огорченно ахнула.

— Вы ведь только приехали…

— Но Вильгельм не знает, что я покинул его. Я ведь тоже сакс, Фаллон, и должен заслужить его доверие.

Фаллон улыбнулась и обняла священника.

— Я многого в вас не понимаю, отец. Но вы заботились о моем отце, заботитесь об Аларике и обо мне. И я благодарю вас.

— Да, Фаллон.

— Пришла ли я уже к миру, отец?

Он как‑ то очень серьезно улыбнулся.

— Да, Фаллон, ты нашла мир в своем сердце, и это то, к чему должен стремиться каждый мужчина и каждая женщина.

— Мы сражались и проиграли. Они победили.

Он покачал головой.

— Нет, Фаллон, хотя может казаться, что все именно так. Твой отец доблестно сражался. Он был мужественным и храбрым. Поверь мне, Фаллон, сейчас он восседает в высшем суде и тоже познал покой. Нынешнее поколение не будет знать мира, как не будет знать последующее, а может, и следующее за ним. Но победили мы, Фаллон… Мы, англичане. Время доскажет эту повесть. Мы станем богаче и мудрее, потому что норманны многое нам принесли. Но мы останемся англичанами. Со временем победители станут говорить на нашем языке. Они назовут себя англичанами… И станут ими.

Он поцеловал Фаллон в щеку, а когда она хотела что‑ то сказать, приложил палец к ее губам.

Затем он поклонился и вышел.

Фаллон нежно посмотрела на малыша. Она стала горячо благодарить Бога за то, что он сохранил ей жизнь и даровал сына. И еще за то, что сохранил жизнь Аларику. Ибо когда Фаллон думала, что нет его, она почувствовала, что у нее нет больше смысла в жизни.

Она услышала, как за спиной открылась и закрылась дверь. Руки Аларика тихо опустились ей на плечи, и она коснулась их пальцами.

— Здесь был отец Дамьен, — негромко сказала она.

— Я знаю.

— Он сказал, что мы заслужили мир. И узнаем мир в наших сердцах.

— Надеюсь, что так, — согласился Аларик.

Она повернулась в его объятиях, уткнулась лицом в его грудь и запустила пальцы в его волосы.

— Поверь, я так люблю тебя… Я думала, что тебя убили, и я… и мне…

— Тс‑ с, любовь моя.

— Мне не хотелось жить…

Он поднял ее подбородок и заглянул в глаза.

— Судьба многого лишила тебя, Фаллон, но в то же время она богато нас одарила. Давай больше не будем искушать ее. Я жив, ты здесь, рядом, цела и невредима. Наш сын сладко спит и вырастет здоровым и сильным. Мы прошли через сильные бури, но с нами осталась всепобеждающая любовь. Мы должны верить в нее.

Фаллон подняла голову и поцеловала Аларика. Обняв его за шею, она улыбалась, согреваемая нежностью в его глазах, чувствуя себя спокойно и надежно в его сильных руках.

— Тогда, мой господин, обними меня и наполни своей любовью, а я тебе отдам свою.

— Да, моя жена, я сделаю это с великим удовольствием, — тихо сказал он.

За окнами разгоралась теплая летняя заря.

 

 


[1] mademoiselle (фр. ) — мадемуазель (обращение к незамужней девушке).

 

[2] Меssires (фр. ) — сударь.

 

[3] Messirbastard — господин ублюдок (фр. ).

 

[4] Adieu, monsenierbаtаrd — прощайте, мсье ублюдок (фр. ).

 

[5] МоnDiеu! — Боже мой! (фр. ).

 

[6] Vivat! Да здравствует! (лат. ).

 

[7] Allеz! — Идите! (фр. ).

 

[8] Non! Comрrenеz? — Нет! Понимаете?

 

[9] Cherie — дорогая (фр. ).

 

[10] Halte! — стой! (фр. ).

 

[11] Мabеllе — моя красавица (фр. ).

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.