Алекс Ривендж 4 страница

— Нога приподнялась тоже поэтому?

— Да… и у плеч бугор — видишь?

«Ну почему они не убили меня сразу? — цепенея от боли, еще не отпустившей его до конца и ожидающей „подкрепления“, впился глазами в лампу Соня. — Изверги! »

И через секунду воздух камеры уже сотрясал его отчаянный вопль:

— Убейте меня, я так больше не могу!!!

— Ну вот, а ты говоришь, условный рефлекс у него не выработать!

— Ну хорошо, еще разок попробуем, и — перерыв.

Цецилия нетерпеливо взглянула на часы. То, что она на них увидела, на пользу ее спокойствию не пошло.

Она была одна уже почти половину суток. Никто не спрашивал ее о здоровье, никто не восторгался ее туалетами, никто не говорил комплиментов. О ней просто забыли, и сейчас пришло самое время напомнить о себе.

Дональда она обнаружила в кабинете. Тут же что‑ то пересматривал на компьютере Паркинс, костлявая Роса колдовала над кофейником, от которого исходил почему‑ то запах какао.

— Дон, я пришла, — объявила Цецилия.

Раздался вздох. Вздыхал почему‑ то Паркинс.

— Я вижу, — Дональд взял протянутую Росой чашку. Как всегда, его голова дернулась.

— Дон, неужели у тебя не нашлось за все это время ни одной минуты? — Цецилия присела в свободное кресло.

— Я был занят, Сеси. — Крейг отвел глаза. Признаться, что за работой он просто забыл о существовании супруги, ему было стыдно. Всякий раз он ругал себя за черствость, но стоило подойти очередному делу — и все вылетало у него из головы. В свое время, когда он еще ходил в церковь вместе с матерью, он так же старался днем молиться: давал себе утром обещание, что будет просить благословения для каждого дела, и считал большой удачей, если вспоминал об этом обещании хоть раз. Постепенно такие обещания Крейг давать перестал. Можно дать себе установку что‑ то сделать — и сделать, но о чем‑ то помнить, точнее, вспоминать, чтобы через секунду забыть снова, так как посторонние мысли от дела только отвлекают — нормальному человеку такое не под силу. Пастор объяснял это проще: что в душе нет к этому настоящего стремления. Иногда Крейг был готов с ним согласиться, но это тем более снимало с него вину: человек не в силах заставить себя по‑ настоящему любить что‑ то или кого‑ то.

— Ладно. Роса, налей и мне чашечку… Дональд, ты знаешь, мне необходимо сегодня же быть у парикмахера.

— Это так срочно? — вяло удивился Крейг.

— Разумеется. Не могу же я несколько дней ходить с одной и той же прической!

«Обрати же на меня внимание, болван! — сердилась Цецилия про себя. — Ты что, ослеп и оглох? Ты мне нужен — я не могу быть одна! »

— Боюсь, что это невозможно, Сеси…

— О, нет! — Цецилия театрально сверкнула белками глаз. «Нет, я заставлю‑ таки тебя помнить обо мне все время! »

— Сеси… Давай выйдем, — он подхватил довольную этой просьбой Цецилию под руку и повлек ее в соседнее помещение, оказавшееся оранжереей. — Сеси, пойми меня: я бы рад тебя развлечь, но сейчас это запрещено. Ты можешь делать все что угодно — но только в пределах этой станции.

— Может, мне подстричься налысо? — изящная рука с длинным маникюром взяла прядку волос и приподняла. — Как ты на это посмотришь?

— Сеси, ты всегда была умной женщиной, так что, будь добра, не дури.

— Дон, мне надоело быть умной женщиной — говорят, мужчины их не любят… Я хочу, чтобы ты меня любил, Дональд. Здесь, сейчас!

— Сеси… Ты требуешь невозможного!

— Ну хорошо, тогда я немедленно улетаю на Землю! — сверкнула она глазами.

— Это тоже невозможно… То есть невозможен как раз полет, а перво е… Я просто сейчас слишком занят.

— Дон, я всегда помогала, чем могла, твоей карьере. (Это заявление было явным преувеличением — «помощь» проявлялась в основном в постоянном накручивании и подзуживании: «действуй активнее»). Но я — женщина, и мне невыносимо, когда ты об этом начинаешь забывать. Я не лезу в твои дела, но я хочу, чтобы ты уделял мне хоть несколько минут. Неужели и на это я не имею права?

Последняя фраза получилась с таким трагическим завыванием, что готовый уже сдаться перед логикой ее доводов Крейг тут же отпрянул. Как это часто бывает с плохими актрисами, Цецилия всегда переигрывала: хорошо начиная, она сводила все попытки на нет неудержимо прорывающейся фальшью. Вот и сейчас, играя «страдалицу» за дело мужа, она испортила весь эффект.

— Имеешь. Но я тоже человек, я устал, и у меня много дел. Кроме того, сюда в любой момент могут зайти.

— Пускай. — Цецилия прижалась к нему. — Пусть все знают и видят, что ты — мужчина!

— Сеси, я прошу тебя…

— Все. Я лечу. Мне нет дела до запретов, для меня ты обязан сделать исключение. Я же твоя жена!

— Сеси!

— Я сказала: или — или. Выбирай. Похоже, это мерзкое чудовище тебе гораздо интереснее, чем я. Ведь так? Ты — бездушный сухарь, и нечего удивляться, что твоя собственная дочь тебя терпеть не может! О, как я понимаю бедную девочку!

Со стороны Цецилии это было нечестным приемом, и лишь прорвавшаяся в ее голосе фальшь смогла его смягчить.

— Не трогай девочку. Тебя она любит не больше, — отрезал Крейг. Он не любил, когда нарушали правила игры.

Цецилия вздрогнула, как от пощечины. Ее глаза вспыхнули, и она была в этот миг очень близка к тому, чтобы отказаться от игры и откровенно надерзить своему мужу, но привычка все же взяла верх.

— Что может знать о любви такой сухарь! — Цецилия притворно всхлипнула. — Ваша работа убивает все живое вокруг себя — это твоя Синтия так говорила… Марту вы уже довели: несчастная лежит с нервным припадком. Я следующая, да?

— Не понимаю, чего ты так заволновалась о Марте: ты же всегда ее терпеть не могла!

— О‑ о‑ о! Как ты жесток!!! — театрально застонала Цецилия.

— Давай прекратим этот разговор. Найди себе занятие.

Крейг отстранил Цецилию рукой и пошел к выходу. Цецилия снова застонала и принялась сползать вдоль ствола пальмы на землю. Крейг не обернулся: сцены были ему не в новинку.

Проводив взглядом затянутую в серый пиджак спину, Цецилия зажмурилась. На него ничего не подействовало. Он ушел… В ее висках начала стучать кровь. Сердце неспокойно екало. Из памяти поднялась страшная морда чудовища, по вине которого она была вынуждена тосковать в одиночестве. Кривые зубы предстали перед ее глазами так ярко и выразительно, что Цецилия вздрогнула. Ее «соперник» не был просто новым видом оружия — это было поистине жуткое существо. Неужели Дональд серьезно рассчитывает его выдрессировать?.. Или такие «зверушки» будут просто сбрасываться на противника, сея вокруг себя кровавую смерть? И в том и в другом случае Цецилия ни за что не захотела бы очутиться рядом с подобным зверем, если он будет на свободе. Она снова попробовала представить себе, что произойдет, если монстр вырвется…

Пронзивший ее ужас был настолько силен, что поднявшиеся от него волосы отменили необходимость искать парикмахера для новой прически.

Медленно и нехотя боль все‑ таки уходила.

«За что? — слушая, как затихают последние пульсирующие ее остатки, спросил себя Соня, вспомнил ответ, но нашел и новый вопрос: — За что так жестоко? »

Он был уверен, что нового наказания не переживет: даже если выдержит организм, разум предпочтет исчезнуть. Слишком сложно, слишком страшно… «Они — дикари, — продолжал морщиться Сонный. — Дикари и садисты. Как они смотрели…»

Где‑ то в глубине у него загорелась злость. Какое право они имели так его мучить, даже не попытавшись ни о чем расспросить?

А его задание? Раз эти двуногие твари способны на такие издевательства, кто даст гарантию, что дети в безопасности? А что будет, если произойдет встреча с этими безжалостными существами — вдруг их хватит на то, чтобы начать войну? Сонный снова вспомнил об уроках истории, и страх заставил его затрястись: вдруг то, что с ним вытворяли, не было наказанием? Что, если они потребуют от него показать дорогу к родной планете? Сперва доведут до предела, за которым начинается слом личности, а потом начнут задавать свои вопросы? Что делать тогда?

Сонный бессильно зарычал. Он не знал выхода. Если его догадка верна, то он наверняка долго не продержится, расскажет им все.

И что тогда? Бомбы, разрушенные города, крылья смерти, летящей над головами детей и женщин?

— Нет, не надо! — взвыл он вслух.

Скорее всего, так и есть — изо всех вариантов надо всегда рассчитывать на худший. Но тогда…

Новый страх оказался так велик, что Сонный потерял сознание.

— Дэн, он, кажется, умирает! — заглянула через стекло Даффи.

— Да ну, с чего бы… — отмахнулся тот.

— Знаешь, Дэн… — Даффи оглянулась — кроме них в лаборатории сейчас не было никого. — Давай после того, как опыты закончатся, переедем на Землю… Мне там говорили, что с удовольствием возьмут меня в свою лабораторию, да и для тебя найдется место.

— Кто говорил? Даффи, ты просто мастер по неточности формулировок.

— Неважно… Хочешь, я скажу тебе один секрет? — глаза Даффи кокетливо сверкнули.

— Ну? — Дэн наклонился к ней. Не говоря ни слова, девушка чмокнула его в ухо.

— Ну что, хороший секрет получился? — она задорно, по‑ детски рассмеялась.

— Брось… — Дэн как‑ то замялся.

— А почему? — Даффи запрыгнула на стол и принялась болтать ногами.

— Знаешь, — Дэн на минуту задумался, как бы получше объяснить ей то чувство, которое вызывал у него лежащий в «садке» монстр. Почему‑ то при нем говорить откровенно или как‑ то выражать свои чувства ему очень не хотелось. — Мы словно не одни…

— Ну и что? — брови Даффи удивленно подпрыгнули вверх. — Кого нам стесняться? Да и нет тут никого.

— Все равно.

Дэн подумал вдруг, что он не хочет откровенничать перед возможным врагом. Или просто перед символом мощной и чуждой враждебности, воплотившейся в эти лежащие сейчас бессильно когти и мускулы. Что бы там ни было, все лучшее — не для Чужих. Особенно не для таких Чужих!

— Я поняла! — рассмеялась вдруг Даффи, заметив его направленный через стекло взгляд. — Ты его боишься? Ведь правда, боишься?

— Считай, что так, — потер пальцем лоб Дэн.

— А хочешь еще один секрет? — личико Даффи внезапно стало серьезным. — Я тоже его боюсь… только так, немножечко… Почему я с тобой и говорю о том, что надо уехать… Я вообще давно на Земле не была, а знаешь как хочется…

— Эх, Даффи, какой ты еще ребенок, — Дэн нежно притянул ее к себе. «Уехать… Да это было бы просто здорово! »

Ник выплюнул жвачку на пол, наступил носком ботинка и яростно принялся втирать ее в пол.

— Дерьмо!

Слово вывалилось у него изо рта, словно еще один кусок жвачки.

— Успокойся, — хмуро посоветовал Вильямс. Он сидел, опустив голову и зажав коленями сложенные ладони. С этой новой работой было что‑ то не в порядке, и он злился, будучи не в силах понять — что. Да, работа охранника опасна, и немало его знакомых погибли — но ни разу смерть не приходила так неожиданно и непонятно. Кто‑ то где‑ то почему‑ то пролил кислоту — и нет человека. Вильямс не мог поверить, что так бывает.

— Я не хочу успокаиваться. Сейчас нам на голову льется кислота, а через час ляпнется все это чудище!

— Заткнись. И без тебя тошно, — поморщился Кельвин.

Мортимер с любопытством переводил взгляд с одного на другого. В порядке ли вещей такие разговоры, он пока не знал и очень не хотел, вмешавшись, ударить лицом в грязь.

— Ладно, — Вильямс встал. — Мне пора идти на смену. Вы с Ником — на очереди.

Вообще‑ то сам Вильямс не должен был дежурить без крайней необходимости, но новенький, Бриджвуд, на вид ему доверия не внушал. Мортимера он знал, пусть косвенно и вскользь, но уже по одному его внешнему виду можно было заключить, что он не из неженок. Что же касалось навязанного новичка, все в нем выдавало несолидную «мелкоту»: от детского (во всяком случае, по меркам Вильямса) румяного лица, до порывистых, одновременно и неуклюжих и быстрых, движений.

Поднялся и Хоувер. Вильямс бросил на него быстрый взгляд: конечно, сейчас его очередь, но ставить вместе Ника и Мортимера ему не хотелось: один тоже слишком молод, второй — неопытен.

— Останься. Со мной идет Ник.

— Дерьмо, — бесцветно повторил Ник, доставая из кармана новый кубик жевательной резинки. В воздухе пряно запахло корицей. Все дерьмо.

— Заткнись, — снова повторил Вильямс и пояснил: — Я специально забираю от вас это трепло, чтобы оно не действовало вам на нервы.

— А мне начхать… — так как резинка снова была у Ника во рту, последних слов его никто не понял.

— Дела… — Как только Вильямс вышел, Хоувер вытащил флягу и взболтнул ею в воздухе. — Давайте выпьем, ребята, а то мне что‑ то тошно.

Дверь зашуршала, и в комнату ввалились Норт и Блейк.

— Ну, что там? — ткнул в Блейка флягой Хоувер.

— Ничего, — ответил Норт, плюхаясь на койку и тут же извлекая из‑ под ее валика все ту же книжку. — Током монстра гоняли, теперь оно дрыхнет.

— Дерьмо? — лукаво переспросил Хоувер.

— Что?

— Да этот монстр — дерьмо?

— Не знаю. Наверное. Очень уж мерзкий. — Блейк перехватил руку Хоувера с флягой и глотнул на ходу.

— Ну, а еще что?

— Ничего. Очухается — сказали: опять гонять будут. А это кто, еще один новичок?

— Да. Вместо Клиффа.

«Вместо Клиффа… — эхом повторил про себя Бриджвуд, и ему стало жутко. Фантазия заставила увидеть в этих словах символический смысл. — Значит, я — следующий».

По его спине пробежали мурашки.

— Эй, новичок, ты чего такой кислый?

— Дрейфит, — объяснил Хоувер и, шумно дыша, подсел к Бриджвуду. — На, глотни, полегчает…

Варковски появился в кабинете настолько неожиданно, что можно было подумать — вырос из стены или перенесся откуда‑ то с помощью телепортации.

— Господа, — голос его звучал особенно вкрадчиво. — Я попрошу у вас минутку внимания. Только что с корабля была доставлена пленка с записью. Я бы очень хотел, чтобы вы ее просмотрели.

Крейг дернул головой. Паркинс удивленно уставился на Эдварда: он не понимал, почему шеф внутренней безопасности пришел с такой мелочью к ним.

— В чем дело?

— Я, разумеется, ее уже просмотрел и настаиваю, чтобы это сделали и вы. Росе лучше выйти.

— Вот как? — равнодушно спросила Роса, прежде чем подчиниться приказу.

— И что же на этой пленке? — задал вопрос Крейг. Разговор с Цецилией не шел у него из головы, мешая как следует сосредоточиться на делах. Хотя в нем не было ничего нового, не говоря уже о необычном, осадок в душе остался, и Крейгу было неспокойно. «Вот так мы врем друг другу, играем в игры… А потом вдруг оказывается, что времени для правды уже нет. И вместо нормальных семейных отношений — фальшь, и вместо любви — сплошной толстый слой грязи, закрывший собой некогда горевший огонек. А смерть — она рядом». Мысль о смерти едва ли не напугала его. Не то чтобы он никогда о ней не думал — наоборот, Крейг любил порассуждать на эту тему, но никогда еще не веяло от нее такой безжалостной реальностью, будто чья‑ то ледяная рука прикоснулась к лицу.

«А ведь она рядом, смерть…» — осознал он вдруг и прослушал ответную реплику Варковски. Впрочем, тот опять уклонился от прямого ответа:

— Сейчас увидите.

Качество записи было прескверным.

Некоторое время разобрать, что происходило на экране, было вообще невозможно. Лишь по репликам удалось установить, что капитан пропавшего и найденного при таких странных обстоятельствах корабля запрашивает о чем‑ то другой корабль — судя по его словам, без разрешения идущий на стыковку.

— Как можно заметить, — комментировал Варковски, — он принял его за патруль. Такие непредусмотренные проверки иногда случаются — но лишь в том случае, если в спецслужбы передается оперативная информация о наличии на корабле недозволенного груза, пассажира, находящегося в розыске, или особо секретных сведений, не подлежащих разглашению. Обычно в таких случаях патрульный корабль подходит незаметно, и до самого момента стыковки его не видно. Здесь, как видите, он оказался замеченным раньше.

Капитан от нервных вопросов перешел на сплошную ругань, потом раздалось четкое: «О Господи! ».

— Простите, перемотайте немного назад, — попросил Крейг.

— Бесполезно. Я пересматривал этот кусок четыре раза: понять по записи, что его напугало, еще невозможно. Дальше смотрите внимательно.

Капитан пытался включить ракетную установку. По‑ видимому, что‑ то у него не ладилось: снова раздалась ругань, и он перескочил к лазеру.

— Стреляет, — прокомментировал Варковски, когда волна помех захлестнула экран. — Но смотрите, что будет дальше…

Помехи длились довольно долго. Когда же они наконец стихли, капитан, с винтовкой в руках, уже спускался вниз, в ангар. Шлюз раскрылся. Некоторое время изображение не менялось: замерший капитан и открытый шлюз. Потом капитан что‑ то разглядел, потому что последовал выстрел — и почти сразу из шлюза выскочил уже знакомый монстр. От неожиданности капитан выронил винтовку и помчался в обратную сторону. Монстр сидел на полу, тряся зубастой башкой.

Капитан ворвался в рубку управления — и снова все накрыли помехи.

— Это он сделал последний выстрел, отбросивший корабль Чужих.

Больше до самого конца записи разобрать ничего не удавалось.

— Ничего не понял, — откинулся в кресле Паркинс.

— Скорее всего, капитан был в шоке. Я не понял, для чего ему понадобился последний выстрел.

— Я бы так не сказал, — Варковски сощурил глаза и встал, сплетя руки на груди. — Он действовал достаточно логично. Если бы не это, неприятностей у нас могло быть намного больше.

Крейг потер виски. Ему показалось, что только что в его голову пришла очень важная мысль, но так и улетела незамеченной. Так что же он пропустил?

— Постойте, — и без того удлиненное лицо Крейга вытянулось еще больше. — На что вы намекаете?

— Вы поняли. И я говорю: да, это так, — подтвердил Варковски.

— О чем вы? — Паркинс непонимающе завертел головой.

— Но этого не может быть! — Крейгу почудилось вдруг, что всю обстановку, да и самих собеседников его вдруг подменили — или это он сам так сильно изменился от открытия, что перестал узнавать их?

— Это так, — повторил Эдвард. — На корабле было только это существо. Может быть — два существа, но это не меняет сути дела.

— Вы что, хотите сказать, что эта тварь сама произвела стыковку?!

— А, по‑ вашему, пленка позволяет дать другое истолкование? Можно, конечно, пофантазировать, сказав, что монстр заставил сделать это какой‑ то земной экипаж, но, поверьте, от этого ничего не меняется. Во всяком случае, в лучшую сторону.

— Они разумны!.. О Боже, что же теперь делать?!

— Ничего. А что мы можем сделать вообще? У вас есть предложения? Или вы хотите его отпустить, дав новый корабль на дорогу?

— Если он разумен, — сделал вывод Паркинс, — он нас все равно не простит.

«Как раз наоборот, если он разумен, он может и простить, мысленно возразил ему Крейг, — но вот захочет ли? »

— Вспомните о том, что случилось с колонией на LB‑ 426, напомнил Варковски.

— Невероятно! Разумные существа не могли себя так вести…

— Ладно, все это — чепуха и сантименты, — перебил Паркинс. Только я не понимаю, как можно использовать в качестве биологического оружия разумное существо? Стоит только его выпустить, оно тут же уйдет из‑ под контроля, почти наверняка свяжется со своими — и тогда крышка будем всем.

— Это как раз не проблема, — спокойно возразил Варковски. Если удастся получить от него яйца, детенышей можно будет выдрессировать так, как нужно нам. Главное — чтобы оно могло их отложить. Кстати, я лично объяснил бы все происшедшее на LB‑ 426 так называемым «эффектом Камалы».

— Как‑ как?

— Камала — это девочка, воспитанная волками. В отличие от книжного Маугли, она так и не стала разумной.

— Ужасно…

— К тому же разум вовсе не исключает агрессивности.

— Если судить по нам, то да, — неслышно произнес Крейг.

— Тут есть другая сложность, психологического порядка: неизвестно, как отреагируют наши ученые на такое сообщение. Им это может не понравиться. Я бы не хотел даже в крайнем случае наводить порядок силовыми методами… — заметив скептическую усмешку на лице Паркинса, Варковски уточнил: — В таких крупных масштабах.

— И все же, что мы будем делать? Давайте решать. — Крейгу показалось, что за эти минуты он постарел лет на десять. «Вот они — мысли о смерт и…» — Я предлагаю сделать вид, что этой записи не было.

— Полностью согласен, — подтвердил Паркинс.

— Прекрасно. Проблема решена, — слегка поклонился обоим директорам Варковски.

Крейг встал. Ему захотелось вдруг найти сейчас сразу и Синтию, и Цецилию — и упасть перед ними на колени.

Впервые за время работы в Компании он чувствовал себя подлецом.

Нельзя сказать, чтобы Мортимер жаждал увидеть своего «подопечного», но находиться возле лаборатории и даже туда не заглянуть — после всего услышанного — казалось ему обидным. Еще больше задевало его то, что напарник его оказался почти вдрызг пьяным: стоило только начальству удалиться, как Хоувера начало шатать, и он вскоре захрапел на стуле.

Нет, совсем не такой представлял себе Мортимер свою работу!

Осторожно, чтобы не задеть спящего Хоувера, он заглянул в приоткрытую дверь.

Монстр скакал за стеклянной перегородкой, под его лапами метались синие искры. Зрелище показалось ему неприятным, и Мортимер принялся рассматривать стоящих рядом людей: несколько грубовато сложенную энергичную брюнетку, совсем молоденькую девушку, чем‑ то неуловимо похожую на Бриджвуда, мулата с довольно европейскими чертами лица, усатого парня, карманы которого некрасиво топорщились, а руки сплошь были покрыты красными черточками царапин. Пожилой человек с редкими, но еще темными волосами переписывал с монитора в толстую тетрадь какие‑ то цифры, тут же возился полный китаец с тройным подбородком.

Люди были самыми обыкновенными — не из «большого начальства». Брюнетке он даже не отказался бы запустить руку под лифчик.

— Мортимер… это ты? — Раздавшийся сзади знакомый голос заставил его обернуться. Перед ним стояла Синтия, одетая в тонкую золотистую маечку, под которой явно не было лифчика. Ее неожиданное появление, после обращенных на брюнетку желаний, заставило Мортимера смутиться.

— Привет, — отводя взгляд, пробормотал он.

Спящий Хоувер громко причмокнул губами. Синтия вздрогнула и покосилась на него.

— Значит, ты… тоже, — в ее голосе послышалось разочарование.

— Что — я? — испугался Мортимер. Выходит, она все же заметила, куда и как он посмотрел… — Извини… я не хотел…

— О чем ты, Морт?

— А ты?

— Мне просто грустно видеть, как все подряд за деньги продают самое лучшее. Любовь, жизнь… вообще все.

— Не понял…

— Тогда скажи мне, что ты здесь делаешь, Мортимер?

— Зарабатываю деньги. В охрану вот устроился. Знаешь, а я рад с тобой увидеться. Алан что, тоже здесь?

— К сожалению. Все мы… здесь, — в ее голосе сквозило неприкрытое отвращение.

— Синтия… вы поссорились? Что у вас случилось?

— То же самое, что и с тобой. Он продался.

— Слушай, я не люблю ни загадок, ни оскорблений. Меня взяли в охрану. Я работаю. Что тебе не нравится?

— Мортимер, — Синтия посмотрела на него так, будто увидела впервые. — Неужели ты действительно не понимаешь, какой грязью тут занимаются?

— Хоть убей, не пойму, о чем ты. Наверное, ты лучше меня знаешь: мое дело — проследить, чтобы зверь оставался на своем месте, а никто из чужих не напал на станцию. Вот и все.

— Бедняга! — Синтия задумалась, стоит ли ему говорить правду. Мортимер действительно мог не знать, как мог не знать и Алан — но было бы еще обидней считать своего жениха тупицей, таким же, как и Морт.

— Слушай, я так могу и обидеться!

«Он просто как большой ребенок», — взглянула на Мортимера Синтия.

— Это военная лаборатория, — ответила она.

— Ну и что?

— Это лаборатория биологического оружия. Тот зверь, который сидит в клетке, называется Смерть. Вот так.

Мортимер промолчал.

— Синтия, ты тут? — в переходную комнату заглянул Алан. — О, кого я вижу!

— Алан! — обрадовался Мортимер.

— Привет. Синтия, я тебя прошу, дай мне сказать два слова!

— Ты уже все сказал. — Синтия поспешила проскользнуть в лабораторию.

— Подожди, я сейчас вернусь, — бросил Мортимеру на ходу Алан и нырнул в дверь вслед за ней.

Через некоторое время маневр был повторен в обратном направлении: сперва мимо Мортимера промчалась раскрасневшаяся Синтия, затем — уже запыхавшийся Алан.

— Ну‑ ну… — буркнул им вслед Мортимер и снова вернулся к созерцанию выпирающего бюста брюнетки.

Алан догнал Синтию в оранжерее. Девушка упала на скамейку, задыхаясь от непривычного бега.

— Синти, постой! — в тысячный раз повторил Алан.

— Ну? — тяжело дыша, но все еще грозно спросила она.

— Синтия, — Алан повалился на скамейку возле нее. — Неужели ты так мне не доверяешь? Может, это подло по отношению к твоему отцу, но я работаю против него. Считай меня шпионом.

— Правда? — на раскрасневшемся лице Синтии появилась радостная улыбка.

После бега у нее не хватило запасов воздуха на слова, и она молча бросилась ему на шею.

«Ну и дела! — подумал Алан, вдыхая смесь запахов тонкой парфюмерии и ее волос. — Придется мне теперь сделать свое заявление правдой…»

«Бежать… — голова Сонного гудела, словно по ней били молотком или чем‑ то не менее тяжелым. — Бежать… Это единственный выход».

Он приподнялся на дрожащих от слабости лапах. Похоже, зрелище его мучений надоело двуногим: за ним наблюдал только один, с волосами под носом.

После пережитого видеть его Соне не хотелось. Он сделал несколько шагов, но тут же упал: боль была все еще сильна.

«Но почему они не подошли ко мне, когда я сорвался и пообещал все рассказать? Или они догадались, что первое время, до полного слома, я буду только врать? »

Да, выход был только один — побег; но реален ли был этот выход? После короткой передышки Сонный дополз до ящика‑ ловушки и повалился в него уже надолго. Только взгляд его обшаривал камеру, а вместе с ним — и мысль.

Сломать стену? Исключено, они не дураки… Притвориться мертвым, чтобы кто‑ то из них вошел? Вроде бы можно, но вероятность успеха очень мала. Скорее всего, для того чтобы убедиться, действительно ли он умер, они сперва включат ток или придумают какую‑ нибудь другую гадость. Он не сможет притворяться. Но что тогда? Вот хорошо было бы просочиться в маленькую дырочку прожженного пола, стать самому маленьким и тонким — и пройти, ускользнуть в нее.

Стоп. А ведь дырочку‑ то сделал он сам!

Сонный посмотрел на раненое щупальце, и все внутри у него запротестовало. Самому искать для себя новую боль? Нет, это просто невыносимо!

«А терпеть такие издевательства — легче? » — возразил себе Сонный. Одна мысль об этом вызвала судорогу.

Нет, лучше перетерпеть меньшую боль — но спастись. Главное — сделать это так, чтобы двуногие не заметили. И в первую очередь стоило бы отключить замкнутую на пол сетку. А вдруг ее провода ведут к освещению?

После недолгого раздумья Сонный пришел к выводу, что это не так. Выключатель был у Волосы‑ Под‑ Носом. Значит, если и было подключение к общей электрической системе, то вне пределов камеры.

Хорошо, но где тогда провода? По логике вещей — там, где их легче проложить и можно заменить в случае чего. Вряд ли для этого нужно вваривать их в стену. Сонный присмотрелся к плинтусам. Через некоторое время он уже рассмотрел подходящий. Провод был на месте. Если осторожно пропустить в щель сперва коготь, потом кончик щупальца… А когда свет погаснет, нужно будет быстро начертить вокруг себя окружность минимального диаметра, через которую можно протиснуться вниз…

— Норт, ты что, научился читать вверх ногами? — заглянул в книжку Вильямс.

Норт встрепенулся.

— А? Да… Я не читаю, так. У меня какое‑ то нехорошее предчувствие. А тут еще этот случай с Клиффом…

— Понятно. Ты бы лучше пошел поспал.

— Я ж говорю: все это — дерьмо, — процедил сквозь жвачку Ник.

— Вы как хотите, — отозвался Кельвин, — а я тоже не в себе. Сколько работаю, а ни разу у меня не было такого гадкого предчувствия…

— Ладно, — Вильямс посмотрел на часы. Подходило время сменять Хоувера и новичка. «Нет, не совсем новичка, — решил для себя Вильямс. — Новичком я буду называть этого молокососа… Вон он как побледнел».

— Разрешите? — на пороге появился Бергер.

— Да?

— Ребята, нужна помощь. Чтобы не повторилась история с вашим товарищем, надо будет проложить по потолку особую кислотоупорную пленку. Сейчас мы ее выгрузим, принесем сюда и…

Комната неожиданно утонула во мраке. Кто‑ то сдавленно вскрикнул — как сразу догадался Вильямс, это был Бриджвуд. Рассказы о чудовище, о чужих предчувствиях и его собственный страх превратили его нервы в натянутую струну, и было достаточно легкого прикосновения, чтобы она начала звучать.

Но не только он был испуган: эта, казалось бы, мелочь заставила напрячься даже Вильямса.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒