Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Глава девятая. («По волнам»)



Глава девятая

«EASY SAILING»

(«По волнам»)

 

Итак, у меня были теперь дом, ферма, магазин на Хоуп-роуд, но чего-то по-прежнему не хватало. Я просыпалась каждый день с вопросом: а если мы с Бобом разведемся, что тогда будет? Я чувствовала, что должна справиться с зависимостью от человека, который был нарасхват по всему миру. Так что я выбирала, на чем остановиться: быть женой — или быть Ритой. И что вообще собой представляет Рита.

Так как я знала, что у меня есть возможности для карьеры и мне хотелось делать еще что-то, я пошла в театральную студию. Она больше походила на оперную труппу — группа мужчин и женщин, устраивавших концерты каждый год. Они дали объявление о прослушивании в газете, и когда меня приняли, я объявила Бобу, что буду участвовать в выступлении. Он заинтересовался — неудивительно, потому что он всегда поддерживал мои начинания. Петь мне нравилось, я не выступала со времен переезда в Делавэр и радовалась новой возможности потренировать голос. Да и оказаться снова на сцене было очень приятно. Но несмотря на это, мне хотелось чего-то более серьезного.

После возвращения из Делавэра я снова связалась с Марсией Гриффитс, которая, как и Джуди Моватт, была одной из ведущих вокалисток Ямайки. Я знала Марсию с ранних времен, когда она, как и я, работала на Коксона — молодая, стройная, с сильным голосом. Так что мы знали, чего можно ждать друг от друга. С тех пор запись «Electric Boogie» стала хитом в Америке (и породила популярный танец «электрик слайд»), и у Марсии появился еще один хит с Бобом Энди под названием «Young, Gifted and Black». Мы с Марсией уже нащупывали контакты, пытались репетировать вместе, когда она позвонила мне и пригласила вместе с Джуди на свой концерт в одном из знаменитых ямайских клубов, «House of Chen» в Кингстоне.

— Было бы неплохо, если бы вы обе пришли, — сказала она. — Давайте снова ощутим вибрации друг друга и немножко споем.

Она уже позвонила Джуди, и та согласилась, так что дело было за мной.

Первая мысль была: «Боже, я же совсем не готова! » Но потом я подумала: «Мы же профессионалы, в конце концов, зачем долго раскачиваться». Я же не собиралась им говорить, что мне хорошо бы сначала порепетировать. Поэтому я пообещала Марсии договориться с Джуди.

С Джуди я тоже начала снова видеться. Впервые я услышала ее во главе женской группы, «The Gaylettes», которая была главной соперницей «The Soulettes». Мы соревновались на радио, хотя у «The Soulettes» было важное преимущество — мы иногда работали на бэк-вокале у «The Wailers». Друг Боба Алан Коул тогда ухаживал за Джуди и начал рассказывать ей про растафарианство. Джуди была симпатичной молодой женщиной, модницей, носила множество браслетов на руках и все такое. Но Алан все время приводил меня в пример — как я выгляжу, что ношу, чего не ношу, говорил:

— Посмотри на Риту! Она тоже известная певица, так что и ты можешь обойтись без своих гламурных причесок.

Тогда Джуди только фыркала в ответ. Думаю, она была не готова расстаться со всеми своими браслетами и сережками и стать растаманкой! Но потом она все равно встала на правильный путь. Я потеряла контакт с ней, как и со многими друзьями, когда уехала в Делавэр, но теперь наше знакомство возобновилось через Алана. И вот я позвонила Джуди в тот день, и мы сошлись на том, что неплохо будет «немножко» попеть с Марсией.

Мне пришлось попросить тетушку приехать в Булл-Бэй посидеть с детьми, чего я уже старалась в то время не делать, чтобы избавить ее от лишних нагрузок — тетушке уже было под шестьдесят, хотя она оставалась активной, как и прежде. Я заехала за Джуди, мы отправились в клуб, сидели там и смотрели выступление Марсии, пока в середине концерта она вдруг не объявила:

— Леди и джентльмены, сегодня здесь присутствуют две моих лучших подруги, Рита Марли и Джуди Моватт.

И весь клуб как с катушек слетел! Мы вышли на сцену и спели «That's How Strong My Love Is», без репетиций, без всякой подготовки — и буквально взорвали зал! Нам пришлось несколько раз петь на бис, публика не хотела нас отпускать. С этого момента мы твердо знали, что можем себя показать! Если каждая из нас в отдельности была на что-то способна, то вместе мы становились втрое сильнее!

 

Ли «Скрэтч» Перри, после первой неудачной попытки выступить на сцене, стал продюсером. Это он первый переименовал «The Wailers» в «Bob Marley and the Wailers». Когда появился Крис Блэкуэлл, он продолжал выделять Боба, вызывая тем самым немалые трения и сомнения внутри группы, потому что двое других ее членов чувствовали, что они теряют Боба в неравной борьбе с могущественным миром международного шоу-бизнеса. После их первого успешного тура Банни заявил, что никогда больше не сядет в самолет. Питер был больше расположен к сотрудничеству, хотя тоже сомневался, но свою злость на Бобе не срывал. Когда закончился их контракт на три альбома с «Island», Банни и Питер решили, что больше не хотят иметь дело с Блэкуэллом, с гастролями или рекламой концертов. Они договорились о разделе прибыли и будущих доходов. Именно тогда Боб получил в качестве платы недвижимость на Хоуп-роуд, вместо денег. В отличие от «The Wailers», Боб снова подписал контракт с «Island», по-прежнему как «Bob Marley and the Wailers», но набрал других музыкантов.

Все трое приняли ситуацию близко к сердцу, но, по-моему, распад группы принес больше горя Бобу, чем Банни с Питером. Он очень переживал, чувствовал себя брошенным и обиженным. И никогда не переставал об этом думать — эта грусть с тех пор стала частью его души. Они были такими юными, когда создали «The Wailers», что теперь казалось, будто его предали братья, особенно в случае с Банни, ведь у них была общая сестра Перл. Многие не понимают, что эта глубокая рана в сердце Боба так и не зажила. Даже когда он был болен и терял связь с жизнью, он сокрушался, что они его не навещают. Они даже ни разу не позвонили ему, чтобы сказать: «Боб, мы любим тебя». Я слыхала, что Питер пробовал с ним примириться на сцене, и Банни тоже, но когда они спохватились, было слишком поздно.

Итак, контракт с «Island» закончился, и каждый пошел своей дорогой. Каждый создал свою компанию: Питер — «Intel Diplomat», Банни — «Solomonic». Боб достиг того, чего он достиг, а они остались при своем. Я свидетель того, что Боб очень много трудился, днем и ночью, в турне и в студии, очень серьезно относился к работе и к будущему своей семьи. Результаты его труда тому веское доказательство. И он делал это не ради денег, потому что деньги у нас особо не водились до самой его смерти. Средства, которые он зарабатывал, уходили на развитие: он покупал студийное оборудование, инструменты, платил группе, он держал свою судьбу в собственных руках.

 

Однажды утром, вскоре после того, как Питер и Банни приняли решение уйти, я вешала белье в саду в Булл-Бэй и присматривала за Стефани, которая ползала вокруг, как вдруг подъехал водитель Боба, припарковался, выскочил из машины и выпалил:

— Робби велел, чтобы ты немедленно приезжала в студию.

Когда я спросила, не случилось ли чего, он ответил, что все в порядке.

— Не могу же я просто так все бросить и поехать, — засомневалась я. — В чем дело-то?

Но он ничего не знал — только то, что Робби сказал «это срочно».

Некоторое время я искала соседку, чтобы та присмотрела за Стефани, переодевалась и все такое, но в конце концов я собралась и мы поехали на Хоуп-роуд, а оттуда меня отправили в студию «Harry J's» в Кингстоне, где должна была происходить сессия звукозаписи.

Боб находился там с некоторыми своими музыкантами и, ничего мне толком не рассказывая, спросил:

— Где твои подруги? Можешь позвать своих подруг?

— Каких подруг? — спросила я в ответ.

— Марсию и Джуди, — объяснил он.

Кто-нибудь мог рассказать ему про наше выступление в «House of Chen», но сам он там не был, и даже если я об этом упоминала, то не особенно распространялась. Однако получалось так, что в отсутствие Питера и Банни ему был нужен бэк-вокал. Я все еще не понимала, что за спешка, но пообещала позвонить Марсии и Джуди — что и было сделано, причем они отреагировали, как и я: примчались в студию. Когда подошло время записи, нам сказали, что мы будем петь песню под названием «Natty Dread». Естественно, Боб знал вокальные способности каждой из нас, но, рассказывали ему или нет о нашем успехе в «House of Chen», все равно сам он не слышал нас вместе до этого дня в студии.

У мистера Марли была одна важная черта: когда ты для него трудишься, он обязательно платит. Это я всегда в нем уважала. Когда он спросил, сколько я хочу получить за вокал на «Natty Dread», я посмотрела на него, а он на меня очень по-деловому — «назови цену» — и мы рассмеялись.

Наконец я предложила:

— Ну, сколько ты там платишь Джуди и Марсии, столько же и мне — и спасибо!

Он сказал:

— Нет проблем, — и улыбнулся мне своей милой улыбкой (когда хотел, он умел очень приятно улыбаться).

Всем понравилось то, что было записано в студии в тот день. И тогда окончательно разъяснилось: у Боба готов альбом для «Island», и теперь оставался важный вопрос, будут ли «три сестры» работать с ним? Захотим ли мы поехать в тур, закончить альбом и раскручивать его?

После всех лет с «The Wailers» и «The Soulettes», потом работы с «JAD», после того, как мы пели и сочиняли сами для себя в маленькой подвальной студии, мне было не в новинку работать с Бобом. Что поразило меня, так это то, что теперь он будет мне платить. Нельзя также отбросить и сентиментальную сторону: совместные гастроли значили для меня многое, потому что мы оставались друзьями. Нельзя отрицать, что мы все еще любили друг друга и опять жили как муж и жена, и я даже начала понемножку ворчать: «Куда это ты собрался? Что тебе там нужно? »

В тот момент я знала: не важно, что я выберу, все равно мне необходимо встряхнуться и что-то сделать. Найти в себе Риту означало именно это — сделать хоть что-то. У Марсии и Джуди сольные карьеры уже состоялись, но они были рады поработать на постоянной основе. Так что я посмотрела на них, когда Боб задал свой вопрос, и мы все трое хором — в гармонию! — воскликнули:

— Да!

И все же одно дело проявлять энтузиазм в студии, и совсем другое — принять решение. Когда я поехала домой, забрала Стефани и прихватила старших из центра досуга, я никому ничего не рассказала, потому что все еще взвешивала, что может получиться и как все устроить.

Потом, когда уже стемнело, приехал Боб. После того как дети вволю полазали по нему, он утащил меня вниз в студию и очень серьезно спросил:

— Ты действительно хочешь работать со мной, Рита?

Я ответила:

— Ну а почему бы и нет.

И тогда он сказал:

— Во всяком случае, мы будем вместе. Будем видеть друг друга каждый день.

По-моему, это было здорово! Он хотел, чтобы мы были вместе, если он действительно собирался продолжать начатое, выступать как солист со своей группой и бэк-вокалис тами. И мы решили, что все у нас получится, хотя в тот вечер не могли представить такой потрясающей реакции слушателей по всему миру, а тем более — что мы будем работать вместе семь лет. И я никак уж не могла представить, что это будет началом длинной карьеры для «I-Three», группы, которая состояла из Марсии, Джуди и меня.

Тогда мы с Бобом думали только о текущем моменте и радовались позитивным вибрациям. Кто не рискует, тот не выигрывает, так ведь? Мы знали: слишком рано останавливаться, даже без Питера и Банни все еще было куда двигаться. Как гласит пословица, собака лает, а караван идет. И новые времена, которые были в чем-то так похожи на старые, были желанны для всех.

Первый тур начался в 1974-м, когда Стефани была еще маленькой. Как всегда, нас выручила тетушка, потому что мне снова пришлось оставить детей на нее. Чтобы подстроиться под нас, она переехала в Булл-Бэй, арендовала участок земли у одного старичка и построила для себя дом. Несмотря на свои шестьдесят с чем-то лет она оставалась очень активной. Потрясающая женщина. В этот раз у нее было двое подручных, но она все равно сама строила свой дом. До Виндзор-Лодж оттуда можно было дойти пешком, поэтому она отправлялась утром в «семейный» дом и всем заправляла. Одна из помощниц ночевала с детьми, обычно мисс Коллинз, пожилая приятельница тетушки. Дети полюбили мисс Коллинз, и она продолжала с нами жить не один год как семейная няня.

Тот первый тур запомнился как приключение — не только для меня, но и для всех остальных, — потому что он был спонсирован «Island Records» и задуман очень масштабно. Нашу группу сопровождал целый рой журналистов и фотографов. Это был большой прорыв для Боба, момент, которого он долго ждал. Название группы осталось прежним, «Bob Marley and the Wailers», но персональный состав отличался — думаю, в тот раз участницы «I-Three» тоже считались за членов «The Wailers», что было почетно и волнительно. Боб иногда говорил, что все, кто с ним работает, — «The Wailers».

И в то же время первый тур стал трудным испытанием — может быть не для Боба, он был готов к этому, — но для остальных точно, потому что наши прежние небольшие концерты по маленьким клубам никогда не собирали столь внушительных толп. Народ валом валил посмотреть на Боба Марли и «The Wailers». Тур был хорошо организован — у нас был свой автобус и отдельные комнаты в гостиницах. Сначала я беспокоилась, что меня засунут в один номер с Бобом и по ночам мне не удастся выспаться, поэтому прямо сказала нашему менеджеру:

— Нет-нет! Здесь ко мне нужно относиться как к участнице «I-Three», а не как к миссис Марли!

Впрочем, мне приходилось исполнять и обязанности жены — собирать мокрые вещи с прошедшего концерта, следить за тем, чтобы была чистая одежда для следующего, спрашивать: «Ты поел? Ты не голодный? » И, разумеется, говорить Бобу: «Пора спать! » Все это висело на мне, но в остальное время я имела право побыть одна. У меня была своя комната, своя свобода, я могла просто прошвырнуться по магазинам! Я могла делать то, что хотела, как обычная бэк-вокалистка! И я была самой собой, Ритой!

Так что у меня остались чудесные впечатления от тура. Естественно, были и свои печали — я не представляла, насколько мне будет трудно находиться так далеко от детей. Я была так привязана к ним, мы проводили столько времени вместе, болтали, играли, и теперь мне их очень недоставало. Но я знала, что тетушка заботится о них, как прежде обо мне. Ежедневные звонки домой удерживали наше с Бобом беспокойство на приемлемом уровне. Потому что Боб на саундчеке каждое утро спрашивал: «Рита, ты звонила детям? Как они там? Все у них в порядке? Как в школе? » Всегда переживал за детей. Было дело, я начинала в этом сомневаться, когда он исчезал, но он всегда помогал нам деньгами, и я убедилась, что Боб такой отец, с которым можно расслабиться и знать, что все будет в порядке. Он всегда беспокоился обо всех детях, никого не выделяя.

Телефонными звонками я побеждала тоску по детям, но я грустила и по моему саду, моим фруктам и соленой рыбе, овсяной каше по утрам. Чтобы успокаивать наши желудки, с нами ездил Джилли, хороший повар, который заведовал соками, жарил рыбу, делал нам хлебцы. А мы приучились возить с собой ямайские пряности, перец и лук.

Мы работали в основном в Европе, около трех месяцев, и когда вернулись, я была очень счастлива вновь оказаться дома. Тоска по детям терзает, пока ты далеко, но зато в конце тура можно привезти им полный чемодан подарков! Когда только-только заходишь домой, они первым делом спрашивают: «Мама, что ты нам привезла? » Я всегда охотно высматривала подарки, что-нибудь симпатичное для детей, для дома, для себя, для друзей и помощников.

По тем временам я зарабатывала очень прилично. После первого тура по Европе, когда мы поняли, что у нас достаточно долларов, я сказала Бобу:

— Почему бы тебе не послать немного денег матери?

Он удивился:

— А зачем?

Я сказала:

— Да просто так, пусть будет сюрприз.

Тетушка так нас воспитала: когда есть деньги, надо поделиться. Купить хлеба, например. И этот первый тур принес нам больше долларов, чем мы когда-либо видели. Боб послал денег матери, и она была просто счастлива — даже позвонила нам, чтобы сказать:

— Я знаю, Рита, это была твоя идея.

Я также настаивала на том, чтобы другие дети Боба получали от него поддержку, чтобы их матерям не приходилось искать его и просить. Ни одна из них не может сказать, что он забыл про своих детей. Впоследствии, правда, мне было проще брать этих детей к нам домой. Следить за их зубами, здоровьем, школой было непросто, мы порой едва справлялись, поэтому и решили просто взять их к себе. Теперь их матери приходили на Хоуп-роуд и играли со своими детьми, говорили: «Ой, да ты подрос! », а мне: «Добрый день, миссис Марли» или «Привет, сестра Рита». В наших взаимоотношениях я исполняла роль матери, хозяйки дома, хотя некоторые из них и болтали: «У нее кольцо, зато у меня мужик», — и тому подобную ерунду. Но постепенно их стало так много, что я уже не беспокоилась, я думала: «Мелите что хотите, муж все равно мой».

Я никогда не пересматривала свою позицию по этому вопросу. С одной стороны, я просто несла свой крест, но с другой — тут скорее уж была настоящая любовь. Поведения Боба я не одобряла, но изменить ничего не могла. Я пыталась быть хорошей матерью и поддерживать своих детей. По большей части матерями других детей были местные девушки или случайные знакомые на одну ночь — насколько мне известно, там не было ничего, похожего на романы. Иногда Боб даже говорил, что не знает, как это получилось, — с ума сойти! Но он всегда их уважал как женщин. «Мужчина должен иметь достаточно женщин», — говорил он. Опять-таки тетушка мне помогала заботиться об этих детях, хотя находила это странным и не понимала меня.

Потом, между турами, Боб начал регулярно встречаться с Синди Брейкспир. Синди была одной из кошечек Криса Блэкуэлла и уже жила на Хоуп-роуд со своим братом, когда Боб получил это здание. Крис держал этих милашек для удобства, так что Синди упала Бобу прямо в руки вместе с домом — как квартиросъемщица. Она действительно платила ему ренту какое-то время. Насколько я знаю, она происходила из такой ямайской семьи, где в порядке вещей подкладывать своих дочерей под мужчин с деньгами. Они сопровождали их в поездках, были всегда под рукой в выходные, вели определенный образ жизни. Боб на самом деле спас Синди, потому что она ему понравилась. Он помог ей повернуть жизнь в другое русло, иначе она бы стала… ну, да неважно. Боб дал ей импульс. Он был такой — и это еще одно его хорошее свойство, — всегда принимал женщин всерьез, говорил: «Ты способна на большее, чем тебе кажется». И мне тоже так говорил.

Синди была одной из женщин в его жизни, которую я не могла понять, и до сих пор не могу. Во-первых, мне не нравилось ее имя: Син-ди[3]. Меня прикалывают имена. Когда я про нее узнала, я спросила:

— Боб, что ты нашел в этой греховоднице?

На той стадии мы были настоящими друзьями и могли запросто разговаривать о его девицах, потому что если бы мы были только мужем и женой, то давно бы развелись. Но мы переросли ревность, хотя по-прежнему поддерживали наши отношения как основные. И вот я спросила моего дружбана Боба:

— Что это еще за Син-ди? Может ей имя сменить?

А Боб мне ответил:

— Что ты вдруг выдумала? Вечно ты все преувеличиваешь!

Я заявила:

— А что-то не нравится мне это имя, Син-ди. Если собираешься с ней гулять, держись от меня подальше.

Я тогда была с ним очень прямолинейна. Боб это знал и иногда говорил: «Ну ты и горячая однако». Да, я порой бываю горячей, это мой единственный способ показать обиду. Тогда, как и сейчас, я знала: я черная и красивая — чем и горжусь. Среди всех этих светлокожих «девушек с обложки» мне только и оставалось гордиться собой.

Помню, пришла я как-то на Хоуп-роуд, где Синди снимала комнату у Боба. Он был там и кокетничал с ней. Я это заметила, но скандала не устроила — делить мне с ней все равно нечего. Если Боб хочет, пусть его. Если она ему нравится — это его дело, если он получает удовольствие — отлично. Но я обиделась — думаю, это естественно. Помню, как она посмотрела на меня и поняла, что я в курсе происходящего. Но она тоже была в курсе, что он приходит домой есть, видится с женой и детьми, иногда остается ночевать. И она знала, что он полагается на меня в том, чтобы хранить его семью.

В турне мы иногда ходили по магазинам, и он говорил мне:

— Рита, Синди попросила меня кое-что привезти.

И я отвечала:

— Очень мило.

Но иногда, если я злилась на него за что-нибудь или просто хотела проверить его чувства ко мне, я могла сказать:

— Я возьму и себе немного, ладно?

И он всегда соглашался:

— Конечно бери, хочешь — забирай все! — Всегда обходились миром.

 

Женщины вроде Синди были угрозой для наших отношений, они могли отобрать мужчину, и, разумеется, таково и было их намерение. Это они говорили обо мне: «Но она такая заурядная. Почему она не делает то-то и то-то? Она — посредственность». Я быстро поняла, что это особый тип девиц: они не просто хотели моего мужа, они в принципе не представляли себе ситуации, когда две женщины встречаются с одним мужчиной и при этом все же сохраняют «дружеские» отношения. Но после той сцены с Эстер Андерсон я больше никогда не разрешала себе вступать с девицами в перебранки из-за Боба. Я боец, но в некоторых случаях предпочитаю уклониться, хотя могу сразить иронией и сарказмом. Синди мне впоследствии даже начала нравиться. Она бывала на наших концертах в разных частях света, а когда она забеременела, я была счастлива, потому что счастлив был Боб.

Могу сказать еще одно слово в защиту Боба — он никогда не позволял этим женщинам относиться ко мне неуважительно. Может быть, та сцена с Эстер Андерсон научила его — что Рита может сорваться с цепи, если захочет. Иногда он приводил меня в пример. Одну из своих девиц он призвал обратить внимание на мои ноги — какая я подтянутая благодаря тренировкам. И девушка передала мне его слова! Он сказал ей:

— Посмотри на ноги Риты, они у нее сильные, как у львицы!

Так что несмотря на других женщин, я знала, что уважение ко мне сохраняется. В определенной степени Боб сам был со мной обходителен. Я не считала, что должна прерывать его сторонние отношения, хотя иногда ситуации возникали мучительные, и я не могла понять, что происходит. Но я устала стоять у него на пути. Пока он уважает меня и помогает деньгами мне и детям, я смогу терпеть его поведение. Да если бы дело касалось только секса, пусть бы спал хоть со всем миром, если ему так хочется!

Я всегда оставалась на этой позиции. Я любила его не меньше, чем другие, а то и больше, и он знал, что может рассчитывать на меня. Он зависел от моей поддержки, от моего сестринского отношения. В то же время он знал, что я рядом с ним не из-за прихоти, не из-за его славы. Я возвращала его к реальности, потому что была рядом с самого начала, с единственных подштанников, которые стирали мои руки.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.