Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Фредерик Перлз 13 страница



Интроекция          175

материальной пищи: это искаженное приложение t в психи­ческом метаболизме.

Меланхолия чаще всего становится фазой маниакально-депрессивного цикла. В маниакальный период несублимиро-ванная, но дентально заторможенная агрессия не ретрофлек-сируется, как при меланхолии, но посредством сильнейших вспышек направляется во всей своей прожорливости против мира. Частым симптомом циклотимии является дипсомания, которая, с одной стороны, оказывается цеплянием за «бутыл­ку», а с другой — средством саморазрушения.

В ходе лечения интроецированный материал разделяется, раскалывается и видоизменяется, становясь готовым к усво­ению, что идет на пользу развитию личности, а образующийся эмоциональный излишек может получить разрядку или при­менение. В психоаналитической терминологии: вспоминание обладает терапевтической ценностью только тогда, когда со­провождается эмоциями.

Повышенному психическому метаболизму сопутствуют повышенный уровень кислотности и кишечной деятельности, а также возбуждение, которое может обернуться тревогой при недостаточном поступлении кислорода. Пониженный уровень метаболизма характеризуется депрессией, недостаточным притоком пищеварительных соков, сухостью во рту и аспас-тическим запором.

Открытие феномена интроекции произошло сравнитель­но недавно, но фольклору он хорошо известен еще с неза­памятных времен. Сказочные персонажи имеют более-менее устоявшееся символическое значение. Фея означает добрую мать, ведьма или мачеха — злую. Лев символизирует власть, лиса — хитрость. Волк является символом жадности и инт­роекции. В истории про Красную Шапочку волк интроециру-ет бабушку, копирует ее, ведет себя так, «будто бы» он был ею, но его истинная натура вскоре разоблачается маленькой героиней.

В менее известной сказке братьев Гримм волк прогла­тывает семерых детей. Детей спасают, а вместо них дают волку камешки — действительно хороший символ для обо­значения неперевариваемости интроекта.

В обеих историях интроецированные объекты, несмотря на то, что проглочены, не ассимилируются, но остаются целы­ми и невредимыми. Или все-таки права теория либидо, и волк совершенно не был голоден, а просто влюблен в бабушку?

Глава 6

КОМПЛЕКС ПУСТЫШКИ

Вероятно, наиболее интересным из всех оральных сопро­тивлений можно считать «пустышечное» отношение. Хотя наши познания этого явления все еще ограничены, достаточ­ное количество наблюдений оправдывает их публикацию. От­крытие «комплекса пустышки» пролило свет на целый ряд не­ясностей, возникающих в ходе анализа, и я надеюсь, что как только оно будет проверено другими аналитиками, оно еще не раз сделает свой вклад в исследования, особенно касаю­щиеся вопроса фиксаций.

Для того чтобы разобраться в «пустышечном» отношении, необходимо снова вернуться к грудничку и к тем трудностям, которые возникают у него при переходе к стадии кусания. Основной род деятельности грудничка сводится к присасы­ванию, которое не является ни «прокусыванием насквозь», ни откусыванием от груди кусочка, но обеспечивает конфлюэн-цию между матерью и ребенком. Таким образом, только нача­ло процесса кормления представляет какие-либо сознатель­ные затруднения; как только младенец превратил свой рот в вакуумный насос и молоко начинает течь, от него не требует­ся никаких дальнейших усилий. Регуляция движений младен­ца осуществляется на подкорковом, подсознательном уровне, и по ходу кормления ребенок постепенно засыпает. Только через несколько недель после рождения можно наблюдать другие виды сознательной деятельности, связанные с про­цессом кормления, вроде сознательного выталкивания соска изо рта или сознательных сосательных движений.

Комплекс пустышки         177

Конфликт может возникнуть, когда у ребенка начнут ра­сти зубы. Если молока течет недостаточно, то Эго подталки­вает ребенка к мобилизации всех имеющихся в его распо­ряжении средств для достижения удовлетворения, что под­разумевает использование окрепших десен и попыток ку­сать. Любая фрустрация на этой стадии, любое отлучение от груди без немедленной замены жидкой пищи более твер­дой приведет к дентальной задержке. У ребенка появится впечатление, что попытки укусить не восстанавливают рав­новесие, а скорее наоборот — еще более нарушают его, и, следовательно, к вырабатывающему молоко объекту необ­ходим подход ни в коей мере не отличающийся от того, что был раньше. Различения на грудь, которая должна оставать­ся нетронутой, и пищу, которую надо кусать, жевать и разру­шать, не происходит.

Эта ранняя дентальная задержка ведет к развитию двух определенных черт характера: присасывающемуся отноше­нию (фиксации) с одной стороны, и «пустышечному» отноше­нию — с другой.

Люди, обладающие этими свойствами, цепляются за че­ловека или вещь и думают, что этого окажется достаточно для того, чтобы «молоко потекло» само по себе. Они могут приложить громадные усилия для того, чтобы заполучить кого-то или что-то, но как только они этого добиваются, то сразу же расслабляются. Они пытаются упрочить любые отношения на самых первых порах; поэтому у них могут быть сотни зна­комств, но ни одно из них не перерастает в настоящую друж­бу. Что касается сексуальных отношений, то в них происходит лишь завоевание партнера, а затем завоеванные отношения быстро становятся неинтересными, наступает равнодушие. Наблюдается поразительное различие в отношение к партне­ру до и после свадьбы. Пословица гласит: «Женщины могут плести сети, но не строят клеток».

В подобных случаях отношение к работе и к учебе стра­дает по тем же причинам. Они знают кое-что обо всем, но не могут добиться ничего, что требовало бы каких-то особых уси­лий. Им достается в основном рутинная, автоматическая (ме­ханическая) работа, не требующая творческой жилки. Короче говоря, их целью остается, как и у младенца, успешное приса­сывание, которое восстанавливает равновесие и избавляет от необходимости дальнейшего труда (кусания).

Но во взрослой жизни присасывающееся отношение мо­жет привести к полному успеху лишь случайно. В больший-

178           Ментальный ме та болизм

стве случаев приходится устанавливать настоящий контакт — справляться с насущными задачами, «вгрызаться» в них, про­должать сохранять интерес и работоспособность в течение определенного промежутка времени — с тем, чтобы извлечь какую-то пользу для своей личности.

Как люди справляются с недостатками цепляющегося, присасывающегося отношения? Как им удается обойти необ­ходимость кусания? Как они могут избавиться от излишней агрессивности, которая неизбежно возникает из-за неудов­летворенности отношением (чувство обиды), без опасности (как они это чувствуют) вызвать изменения и разрушения?

Если существует фиксация на инфантильном отношении, мы можем ожидать, что способы, посредством которых оно поддерживается, в равной степени инфантильны. Фрустриро-ванный и неудовлетворенный ребенок ищет (и иногда ему даже дают) соску, что-то неразрушимое, то, что можно кусать без неприятных последствий. Пустышка позволяет разрядить определенную долю агрессивности, но кроме этого она не производит в ребенке никаких изменений; то есть не кормит его. Соска представляет собой серьезную помеху развитию личности, поскольку в действительности она не утоляет аг­рессию, а отводит ее от биологической цели, состоящей в уто­лении голода и восстановлении личностной целостности.

Все, что окажется у ребенка под руками, может служить в качестве соски: подушка, плюшевый медвежонок, кошачий хвост или собственный большой палец. В более поздние годы любой объект может быть «думмифицирован»1, уподоблен пу­стышке, стоит лишь применить к нему «присасывание». В по­добных случаях индивидуум живет в смертельном страхе, что «пустышка» трансформируется в «реальную вещь» (исходно это грудь) и что присасывание может обернуться «первым укусом». Он боится, что объект фиксации может быть уничто­жен. Данный объект может быть человеком, принципом, науч­ной теорией или фетишем. В то время пока я пишу эту книгу, англичане испытали сильное огорчение, потому что им при­шлось от одной из таких идей отказаться. Идея линкора была неоценена. Линкор стал для них фетишем, но на практике он представляет собой лишь очень дорогую и неуклюжую без­делушку, пригодную только «для того, чтобы быть потоплен­ной», как выразился известный политик.

1В данном случае мною был выполнен «побуквенный» перенос глагола «to dummify» («делать похожим на соску»), являющегося «изобретением» Перлза, в русский научный лексикон {прим. перев. ).

Комплекс пустышки         1 79

Парламентские дискуссии часто думмифицируются (и даже мумифицируются). Вместо того, чтобы претворять в дей­ствия, идеи заговаривают до смерти и дела оказываются в тупике в результате того, что комиссия отфутболивает их в подкомиссию, а та — в другую подкомиссию. Вместо прогрес­са и интеграции наступает застой, состояние дел, в возникно­вении которого наибольшая заслуга принадлежит склоннос­ти к бесконечным разговорам, желанию сохранить все как оно есть, нетронутым. Существующая система ни при каких об­стоятельствах не должна быть разрушена; пустышка или фе­тиш должны быть сбережены.

Пустышка как объект, остающийся в целости и сохранно­сти, служит идеальным экраном для проекции стремления ин­дивидуума к целостности. Чем больше холистических функ­ций проецируется, тем больше вероятность того, что они ока­жутся потерянными для построения личности, тем сильнее бу­дет дезинтеграция и тем заметней опасность развития ши­зофрении. Однако до тех пор, пока действительность обес­печивает соску, она служит очень важной цели: не дать инди­виду соскользнуть в состояние паранойи (экстенсивное про­ецирование агрессии), занимая его пусть и непроизводитель­ной, но реальной деятельностью.

Но, как в случае обсессивного характера, все попытки сохранить вещи в исходном состоянии обречены на неуда­чу. Недостаток изменений, то есть отсутствие такого прило­жения агрессивности, которое пошло бы на пользу целост­ности личности, приводит к ее распаду, действуя таким об­разом вопреки своей собственной цели. Только с помощью возвращения деструктивного стремления обратно на пищу, равно как и на все, что служит препятствием к достижению личной целостности, восстановления в правах успешной аг­рессии, возможна реинтеграция обсессивной и даже пара­ноидальной личности.

Вряд ли найдется хоть что-то, что не могло бы послужить в качестве пустышки, пока Эго помогает избежать перемен в действительности. Возьмите для примера навязчивые мысли, которые могут преследовать пациента часами, занимая его со­знание, и не приводить ни к каким решениям или выходам (хроническое сомнение). Возьмите сексуальный фетишизм, фиксацию человека, например, на женских панталонах или ту­фельках в качестве защиты от реального полового контакта. Возьмите мечтателя, предпочитающего свои фантазии «ре­альной вещи». Далее, возьмите хотя бы тех пациентов, кото-

180           Ментальный ме та болизм

рые продолжают посещать психоаналитика год за годом и воображают, что одно их присутствие на сеансах является до­статочным доказательством намерения изменить свое отно­шение к жизни. На самом деле, они лишь меняют одну «пус­тышку» на другую, и как только аналитик затрагивает какой-либо существенный комплекс, пациент обычно ухитряется из­бежать потрясения благодаря собственной думмификации, «опустышечивания» себя.

Крайний случай такого рода представлял пациент, кото­рый всякий раз, когда ему приходилось сталкиваться с жиз­ненными затруднениями, становился совершенно одереве­невшим. Он чувствовал себя так, будто он кукла, и все его жалобы, весь его интерес был сосредоточен на своей «пус­тышке» — собственной мумифицированной личности. Другой пациент в любой затруднительной ситуации продуцировал навязчивую идею, воображая, что сквозь его тело проходят ножи, не вызывая боли или кровотечения. В своей фантазии он превращался в идеальный манекен, которому была нипо­чем любая вспышка агрессии. В иных случаях люди просто начинают ощущать сонливость или вялость всякий раз, ког­да замечают грозящую «опасность».

Классическая психоаналитическая ситуация, когда паци­ент почти не осознает присутствия аналитика, особенно под­ходит для думмификации. Здесь пациента действительно по­ощряют к тому, чтобы рассматривать ситуацию анализа не как «реальную» и аналитика не как «реального» человека; таким образом взаимоотношения между аналитиком и паци­ентом становятся целиком «нереальными», то есть чем-то та­ким, что само по себе не имеет смысла и последствий. Лю­бая эмоция или реакция интерпретируются как проявление «переноса», другими словами, как что-то не относящееся не­посредственно к данному моменту и данной ситуации. Итак, аналитическая ситуация предстает идеальной «пустышкой», которую ищут все обладатели обсессивных и параноидаль­ных характеров. Это относится и к фиксации на анализе тех пациентов, которые способны продолжать годами ходить к аналитику, не обращая внимания — или, скорее всего, имен­но поэтому — на безуспешность этого занятия.

Глава 7

ЭГО КАК ФУНКЦИЯ ОРГАНИЗМА

(а) ИДЕНТИФИКАЦИЯ / ОТВЕРЖЕНИЕ

Когда мы пытаемся применить на практике полученные ранее выводы, мы встречаем очевидное противоречие: утвер­ждение, что здоровое Эго не имеет субстанции, расходится с моим требованием, что аналитику следует иметь дело с Эго, а не с Бессознательным. Противоречие снимется, если мы по­дыщем для этого требования подходящее выражение: ана­литику следует заставить работать функцию Эго вместо того, чтобы призывать к Бессознательному.

Функция легких состоит главным образом в газо- и паро-обмене между организмом и окружающей средой. Легкие, газы и пар — вещи конкретные, но сама функция абстрактна и все же реальна. Эго, как я подчеркиваю, также является фун­кцией организма. Это не вещественная его часть, а скорее функция, которая прекращает действовать, например, во вре­мя сна или комы и для которой невозможно найти никакого физического эквивалента ни в мозгу, ни в любой другой час­ти организма.

Концепция Эго как субстанции довольно широко распрост­ранена в среде психоанализа. Приведу один пример: Штерба рассматривает лечение психоанализом как создание изоли­рованных островков Эго, которые с течением времени долж­ны будут объединиться в одно прочное и надежное целое.

182           Ментальный ме та болизм

Другой аналитик, Федерн, также утверждает субстанцио­нальность Эго. На его взгляд, Эго состоит из таинственного материала под названием «либидо». Либидо, вдобавок к тому, что может занимать образы и эрогенные зоны, питать энерги­ей различные виды деятельности и быть представителем объектных инстинктов, теперь наделяется способностью рас­ширяться и сжиматься. В то же время дуалистическая кон­цепция либидозных объектных инстинктов, противопоставлен­ных инстинктам Эго, благополучно забыта. Несмотря на тео­ретическую путаницу, в наблюдениях Федерна присутствует ценное ядро: его либидозное Эго имеет изменчивые грани­цы. Отказавшись от теории либидо, мы увидим, что идея гра­ниц Эго может существенно помочь нам в понимании его.

Два утверждения Фрейда увеличивают путаницу: (а) Эго отделяется от Бессознательного; (б) Бессознательное содер­жит в себе подавленные желания. Если желание подавляет­ся, оно должно было быть достаточно сильным для того, чтобы заявлять от имени Эго («Я» хочу... ). Противоречие разрешает­ся, однако, как только мы начнем понимать, что существует два вида Бессознательного: биологическое Бессознательное (в том смысле, в каком это имел в виду философ Гартман) и психоаналитическое Бессознательное, состоящее из прежде сознательных элементов. Мы можем теперь заключить: Эго отличается от биологического Бессознательного, но из этого следует, что определенные аспекты Эго оказались подавлен­ными и сформировали психоаналитическое «Бессознатель­ное». Принадлежность последних к Эго очевидна для наблю­дателя, но не для пациента. Когда, к примеру, страдающий неврозом навязчивости человек говорит: «В глубине души у меня имеется смутное чувство, что я могу испытать импуль­сивный порыв, в результате которого с моим отцом, который мне совершенно не нравится из-за его дурных привычек, при­ключится какая-нибудь беда! », он первоначально подразуме­вает под этим: «Я хотел бы убить этого борова».

Фрейд пишет далее об Эго, что оно управляет моторной системой. Это утверждение указывает на то, что Эго не тож­дественно личности в целом. Если «Я» отдает приказания мо­торной системе, оно должно отличаться и находиться в сторо­не от нее: генерал, возглавляющий армию, является ее час­тью, но отделен от остальной армии.

Итак, если я говорю: «Я еду в город X», мое Эго пред­ставляет мою личность в целом. Приводящий в замешатель-

Эго как функция организма

ство ряд утверждений без какого-либо центрального поня­тия! Для того, чтобы продемонетрировать свою собственную концепцию Эго, я должен сперва увеличить это замешатель­ство, но не путем дальнейшего нагромождения теоретичес­ких положений, а путем показа еще некоторых практических аспектов Эго.

Ниже представлен ряд аспектов Эго таким образом, что­бы противопоставить каждый из них его противоположности, как мы ранее поступили с термином «актер».

Психоаналитическое разделение на Ид, Эго и Супер-Эго, или Эго-Идеал, составляющие человеческую личность, мо­жет помочь нам сориентироваться на первых порах.

Фрейд использует понятия Супер-Эго и Эго-Идеал почти синонимично; но, тем не менее, мы можем разделить их, обо­значив первое как совесть, а второе как идеалы, и описать следующим образом:

Это является 6 противоположность
функцией субстанции
функцией контакта конфлюэнции
построением «фигура-фон» деперсонализации и сну
  без сновидений
неуловимым устойчивому
активно вмешивающимся организмической
  саморегуляции
самосознанием осведомленности
  о другом объекте
ответственной инстанцией Ид
само по себе пограничным объекту со своими границами
феноменом  
спонтанным внимательному «по долгу
  службы»
слугой и исполнителем хозяину в своем доме
воли организма  
возникающим мезодерме и эндодерме
в эктодерме  
идентификацией/отвержением чувством безразличия

184          Ментальный ме та болизм

ИД                                                   ИД

Совесть агрессивна и выражает себя главным образом в словах; агрессия направляется от совести на «Эго», напряже­ние, возникающее между совестью и Эго, переживается как чувство вины.

Идеалы по большей части существуют в виде наглядных образов; основная эмоция — любовь, она направляется от Эго к идеалу; напряжение между Эго и идеалом ощущается как неполноценность.

Ид выражает инстинкты, проявляющиеся в ощущениях; напряжение, возникающее между Эго и Ид — влечение, по­буждение, желание и т. д.

Мы можем теперь применить данную концепцию на прак­тике для разбора следующего примера: маленький мальчик чувствует желание стащить сладости. При этом, как и многие другие дети, он одержим идеалом взрослости, а взрослые большие дяди, в его представлении, не таскают сладости; по­этому он решает, что должен перебороть аппетит. Вдобавок его совесть говорит ему, что красть грешно. Переживая три чувства одновременно, его бедное Эго оказывается пойман­ным меж трех огней. Но он все же не ощущает свое Эго как субстанцию. Здоровый ребенок не думает, что «идеал навя­зывает себя мне; голод мучит меня, а моя совесть воспреща­ет мне красть сладости». Он думает иначе: «Я хочу быть взрослым; я голоден, но я не должен красть сладости».

Эго как функция организма          185

С объективной точки зрения его сознательное пережива­ние определяется совестью, идеалами и Ид, но вряд ли он субъективно отдает себе в этом отчет. Он достигает субъек­тивной интеграции при помощи процесса идентификации — он чувствует, что нечто является частью него или он сам явля­ется частью чего-то еще.

Таким образом, я соглашаюсь с Фрейдом в том, что Эго тесно связано с идентификацией. Однако Фрейд не обраща­ет внимания на фундаментальное различие между здоровым и патологическим Эго. У здоровой личности идентификация есть функция Эго, тогда как патологическое «Эго» построено на основе интроекций (субстанциональных идентификаций), которые определяют и ограничивают диапазон чувств и по­ступков личности. Супер-Эго и Эго-идеал неизменно содер­жат в себе определенное количество устойчивых идентифи­каций, но частично бессознательных. Если идентификации Эго оказываются постоянными вместо того, чтобы действо­вать в соответствие с требованиями меняющейся ситуации и исчезать с восстановлением организмического баланса, Эго становится патологическим1.

Проблема возникает и с самим термином «идентифика­ция», имеющим различные значения, например, копировать кого-либо, быть на чьей-либо стороне, заключать, что две вещи суть одно и то же, испытывать симпатию или проявлять пони­мание. Различные аспекты одного и того же слова ответ­ственны за появление в психоанализе двух противостоящих теорий: Федерна и Фрейда.

Мнение Фрейда о том, что любое Эго строится из иден­тификаций или интроекций (в смысле подражания кому-то, поведения «как будто бы» это кто-то другой), можно отнести только к тому типу людей, у которых образовался своего рода Эго-конгломерат — фиксированный взгляд на жизнь, или ригидный, или искусственный характер. В случае ригид­ного характера мы видим, что действие функций Эго почти полностью приостановлено, поскольку личность ограничила себя привычками и поведение ее стало автоматическим. Фрейд осознавал этот факт и говорил, что анализ только

1Одно сравнение способно по крайней мере дать намек на это разли­чие. В функцию почек входит выведение солей. Соли просто проходят через мочеполовую систему. При некоторых патологических условиях соли осаждаются и образуют твердое инородное тело внутри организма, кото­рое препятствует благополучной жизнедеятельное™ и, как водится, функ­ционированию самих почек.

Ментальный метаболизм

тогда может быть успешен, когда характер еще не окаме­нел. Полная идентификация (например, с условностями) вы­зовет внутри такого рода личности сильнейшие конфликты, как только Эго придется действовать в согласии и по указ­ке инстинкта (и идентифицировать себя с ним), которого Эго не одобряет в соответствие со своими принципами. Может случиться, человек будет умирать от голода, но присвоить кусок хлеба будет казаться ему таким ужасным преступле­нием, что Эго оттолкнет его от осуществления своего жела­ния. Он скорее умрет, нежели подвергнет себя риску по­пасть на пару дней в тюрьму.

В деле воспитания такая строгая мораль может привес­ти к серьезным недоразумениям. Когда недостаток углево­дов побуждает ребенка таскать сладости отовсюду, где бы они ни лежали, родители (проецируя свои добропорядочные взгляды на ребенка) могут быть очень обеспокоены тем, ка­кого бандита они произвели на свет.

(б) ГРАНИЦА

Поскольку термин «идентификация» стал синонимом инт-роекции, Федерн (возможно понимая, что интроекция не един­ственная форма идентификации) разработал концепцию Эго и его границ. Его теория сильно продвигает нас вперед в понимании некоторых функций Эго, если мы проигнорируем некоторые ошибочные моменты.

Для демонстрации диалектики границ Эго нам может по­служить пример физического явления:

Эго как функция организма          187

Две металлические пластины, А и Б, разделены изолирую­щей прослойкой. Если одна пластина конденсатора заряже­на положительно, то на другой соберутся отрицательные за­ряды; но при непосредственном контакте положительные и отрицательные заряды нейтрализуют друг друга (рис. 10). Границы Эго ведут себя точно таким же образом. Необходи­мо лишь заменить + и - на Ч[ и ф, которые обозначаются в психоаналитической терминологии как либидо и враждеб­ность (рис. 11)1.

Федерн предполагает, что Эго является либидинозной субстанцией с постоянно изменяющимися границами. Под этим подразумевается, что мы идентифицируем себя со всем, что кажется нам знакомым или принадлежащим нам. Наше Эго, по Федерну, способно сужать свои границы до размеров личности или расширять их за ее пределы.

При неврозе навязчивых идей функции Эго оказывают­ся особенно ограниченными: желание смерти, как выше упо­миналось, отрицается; оно не признается принадлежащим «Я». Человек с обсессивным характером отказывается при­нимать на себя ответственность или идентифицировать себя с подобными мыслями — ответственность и вина сливают­ся у него воедино. Всякие запреты и подавления сужают границы Эго.

Мы расширяем границы нашего Эго, когда идентифици­руем себя со своей семьей, своей школой (традиции школь­ного коллективизма), своей футбольной командой, своей страной. Мать способна защищать своего ребенка так, «как будто» она сражается за себя самое; если к футбольной ко­манде отнеслись несправедливо, любой из ее членов спосо­бен отомстить, «как будто» оскорбили его лично.

Во всех этих случаях объект идентификации остается вне личности. Он не интроецируется и идентификация оказыва­ется воображаемой («как если бы», «как будто»). Никто не на­падал на мать, никто лично не оскорблял игрока команды.

Господин X видит дом и говорит: «Я вижу дом». Он не говорит: «Зрительная система в организме господина X ви­дит дом». Он идентифицирует себя с этой своей системой. В следующее мгновение дом может отступить на задний план сознания, и он обнаружит, что его внимание сосредото-

1 Фотографии электронов показывают, что (+) электроны имеют ч, а (-) электроны — ф природу.

188           Ментальный ме та болизм

чилось на каких-то голосах. Он может сказать: «Я слышу го­лоса» или иначе: «Я слышу голоса», тем самым делая упор на противопоставлении себя другим людям, которые могли не слышать ни звука.

Теперь давайте предположим, что он слышал голоса, но рядом никого не было. Если он идентифицирует себя с тем, что ему все это почудилось, и говорит: «Мне почудилось, что я слышал голоса», его Эго работает правильно; но если он идентифицирует себя с содержанием своей галлюцинации, не понимая того, что это было воображаемой, «псевдо»-иден-тификацией, он ведет себя так, «будто бы» на самом деле слы­шал чьи-то голоса.

Сама по себе «псевдо»-идентификация не патологич­на; под эту категорию подпадает лишь принятие вообража­емой идентификации за настоящую. Иногда воображаемые идентификации до такой степени накапливаются, что при­ходится говорить о «псевдо»-характере (Х. Дойч). «Псевдо»-идентификации встречаются в случае интроекции (ребенок, играющий в дочки-матери), равно как и при расширении границ Эго.

Соответствующее «псевдо»-отчувдение присутствует в подавлении, проекции и подобном же сужении границ Эго. Хотя пациент утверждает, что такие-то и такие-то мысли — не его мысли, фактически они принадлежат его личности: отчуж­дение путем подавления и проецирования, в итоге, никогда не бывает успешным. Психоанализ признает этот факт, называя его «возвращением подавленного».

В функции идентификации/отвержения мы снова можем наблюдать действие холизма. Мы видим образование целос-тностей: единство матери и ребенка, объединение группы лю­дей в клуб; чем сильнее его члены будут идентифицировать себя с клубом, тем прочнее окажется его структура, порою даже вплоть до окостенения. Сужение границ также происхо­дит с целью сохранить целое. Те части личности, которые оче­видно представляют опасность для принятого целого, прино­сятся в жертву. («Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя». ) Подобной же идеей руковод­ствуются устроители политических чисток.

Теория Федерна обнаруживает в себе определенную ошибочность и односторонность. Ошибка состоит в том, что он рассматривает Эго в качестве субстанции, обладающей границами, в то время как, по моему мнению, Эго как таковое

Эго как функция организма          189

состоит исключительно из пограничья, из зон контакта. Толь­ко там и тогда, когда «Я» сталкивается с чем-то «чуждым», Эго приходит в действие, вступает в игру, определяя границу между «областями» личного и безличного. Односторонность Федерна проявляется в том, что он обращает внимание лишь на интеграционную энергию либидо, упуская из виду одно­временное появление ф.

Игроки футбольной команды стремятся слиться в единое целое (Ч[). Члены одного клана более привязаны друг к другу (Ч[), нежели члены другого клана. Идеологии объединяют тех, кто в них верит (< fl). В смутное время, когда существует угроза национальной безопасности, сплоченность граждан имеет первостепенное значение для обороны.

Здоровый холизм предполагает взаимную идентифика­цию. Команда, не отождествляющая себя со своими члена­ми — не защищающая их интересы и вознаграждающая их за преданность — обречена на распад; t, которое накапли­вается в коллективе и находится за его пределами, обра­щается на индивидуумов.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.