325. Чайковский ‑ Мекк

Москва,

1881 г. января 19‑ 21. Москва.

19 января 1881 г.

Дорогой, милый друг! Я до того дошел, что даже Вам сажусь писать неохотно, ибо как только берусь за перо, чтобы беседовать с Вами, как тотчас же является неимоверное желание изливать массу накопившейся в душе моей тоски и горечи. Вас удивляет, что человек, пользующийся успехом в своем деле, находит нужным жаловаться на судьбу? Но, во‑ первых, мой успех совсем не так серьезен, как, может быть, кажется, а во‑ вторых, успех не вознаграждает меня за те невыносимые страдания, которые я испытываю, сталкиваясь с людским обществом, будучи принужден постоянно парадировать на показ перед ним, будучи лишен возможности жить так, как я хочу и как привык, не имея времени ни читать, ни писать и вечно, как мячик, бессмысленно толкаясь в круговороте столичной жизни. А ведь мне предстоит еще целый месяц такой жизни! G ужасом помышляю об этом и недоумеваю, откуда наберутся силы все это выдержать.

“Евгений Онегин” не двигается с места. Примадонна серьезно заболела, и давать оперу еще долго не будут. Пpесса отнеслась к опере очень странно. Гораздо больше бранят, чем хвалят. Это бы ничего, но грустно то, что и те, которые хвалят, говорят, в сущности, обидные вещи. Одна газета сказала, что лучшая вещь в опере ‑ куплеты Трике и что партия Татьяны бледна и суха. Другая находит, что у меня нет вдохновения, но зато много учености и т. д. Петербургские газеты хором бранят меня самым площадным образом за Итальянское каприччио, говоря, что это‑ непозволительная пошлость, а г. Кюи предсказывает; что и “Оpлеанская дева” окажется сплошною банальностью. Меня поражает тот непостижимый факт, что большинство органов печати, служащих отражением общественного мнения; как‑ то раздражительно и недоброжелательно относятся ко мне. Отчего это происходит?

Чем я заслужил это?

Впрочем, самое тяжелое в этом не то, что меня ругают так единодушно, а то, что мной занимаются, на меня указывают пальцем и что в эту минуту я вообще на виду.

Но довольно об этом.

Алешу вижу часто. Ради обеспечения за ним протекции высшего начальства я познакомился с полковым командиром и, согласно желанию его супруги, бываю там и целые вечера принужден аккомпанировать ее пению и вести салонные разговоры. Это с моей стороны тяжелая жертва. Но зато вчера, благодаря протекции, его отпустили ко мне на весь почти день. Прощаясь со мной, бедный мальчик не выдержал и залился слезами. Это была для меня тяжелая минута. Он немножко привыкает к новому положению и обстановке, но ужасно то, что он отлучен от меня на целые четыре года! Ведь это целая вечность!

Вы спрашиваете, друг мой, нельзя ли что‑ нибудь сделать, чтобы освободить его? Я много об этом думал и со многими советовался. Нельзя, ничего нельзя! Если он смертельно заболеет, например, получит чахотку, то его отпустят. Но не могу же я желать этого!

21 января.

Третьего дня я жаловался Вам на недоброжелательность печати ко мне, а вчера была в “Моск[овских] вед[омостях]” тепло, хотя и не с большим пониманием написанная статейка. Это все‑ таки меня утешило.

Из Каменки имею все только невеселые известия. Весь дом болен, и у Тани не перестает болеть голова.

Я стал неимоверно раздражителен. Начинаю помышлять о том, не уехать ли мне, миновав Петербург. Во всяком случае долее двадцать шестого здесь не останусь.

Здоровы ли Вы, друг мой? Дай Вам бог всякого благополучия!!!

Ваш П. Чайковский.

⇐ Предыдущая 515 516 517 518 519520521 522 523 524 Следующая ⇒