44. Чайковский ‑ Мекк

Берлин,

4/16 марта 1879

Вы, вероятно, удивитесь, дорогой друг, что я все еще в Берлине. Случилось обстоятельство, рисующее меня с очень смешной стороны, но тем не менее я Вам раскрою его по привычке говорить Вам все, что со мной случается. Я так умно распорядился своими суммами в Париже, что, совершив перед самым отъездом все свои уплаты, очутился с деньгами, которых не вполне доставало, чтобы доехать до Петербурга. Когда же я приехал в Берлин, то оказалось, что мне нельзя тронуться отсюда, пока не явится вспомогательная сумма. Я телеграфировал тотчас же Юргенсону (который мне должен), чтобы он послал мне по телеграфу недостающие деньги, но почему‑ то до сих пор не получаю их. Сейчас телеграфировал еще раз. Нет никакого сомнения, что сегодня же вечером или же завтра утром я получу ожидаемое. Причина моей ошибки заключается главнейшим образом в том, что ни с того ни с сего я увлекся в последние дни в Париже манией франтовства, чего со мной никогда до сих пор не было, и имел глупость приобресть себе совершенно излишнее количество предметов по части платья и белья. Мне тем более совестно говорить Вам об этом, что Вам слишком хорошо известно, как много у меня было денег и как я ребячески глупо обошелся с ними. Впрочем, поспешаю прибавить, что, несмотря на этот случай, мои финансы находятся в самом блестящем положении, ибо я должен получить от Юргенсона порядочную сумму заработанных денег.

Во всем этом не было бы ничего неприятного, если б Берлин не показался мне в этот приезд таким противным городом и если б мне не было совестно перед Вами и самим собой за свою непростительную небрежность, беспечность и расточительность. Берлин удивительно кажется скверным, жалким и скучным после Парижа. К тому же, я застал здесь лютый мороз с ветром, и до сих пор погода продолжает быть отвратительной. По части музыки я, как всегда, оказался здесь несчастливым. Как нарочно, в опере даются “Mарта”, балет “Эллинор” и тому подобные вещи, а концертов интересных никаких нет. Правда, что здесь каждый вечер можно слышать отличный оркестр и хорошую программу уБильзе, ия был там два вечера сряду, но я никак не могу помириться с обычаем немцев, слушая симфонии Бетховена, пить пиво, кофе, есть сосиски с капустой и т. п. прелести, вследствие чего к концу, в особенности в зале, образуется атмосфера совершенно невозможная. Многое можно сказать в оправдание этого странного обычая и прежде всего то, что во время исполнения музыки вся эта шумная публика умолкает, и тишина распространяется абсолютная. В первом вечере исполняли, между прочим, Andante из моего Первого квартета, и слушание этой вещи доставило мне большое удовольствие. Весь струнный оркестр играл ее, но с таким ансамблем и таким изяществом, как будто каждая партия исполнялась одним колоссальным инструментом. Оркестр вообще отличный, но все‑ таки жаль, что, слушая его, приходится дышать воздухом, пропитанным табачным дымом и запахом капусты и жареного мяса.

Сегодня в опере дают “Фераморса”. Это опера Рубинштейна, написанная им в ту эпоху, к которой относятся все его лучшие вещи, т. е. лет двадцать тому назад. Я довольно сильно люблю ее, и мне очень хотелось попасть на сегодняшнее представление, но не оказалось ни единого билета. Сам Рубинштейн провел здесь два месяца и только вчера уехал в Петербург.

Представьте, Надежда Филаретовна, что я уже начинаю тяготиться своей праздностью и горю желанием скорее приступить к инструментовке сюиты.

Какова‑ то у Вас погода? Здоровы ли Вы? Беспрестанно думаю о Вас, добрый, милый, бесценный друг! Вспоминаю с стеснением сердца о чудных днях, проведенных во Флоренции, и о всем этом очаровательном четырехмесячном периоде времени. Я даже предаюсь иногда неопределенным мечтам о том, что, может быть, все это когда‑ нибудь еще повторится. У меня есть к Вам большая просьба, друг мой! Не найдете ли Вы возможным, чтобы и в нынешнем году я мог провести несколько дней в Браилове перед Вашим переездом туда? Мне этого страстно хочется, и если Вы найдете возможным удовлетворить мою просьбу, то я буду безгранично счастлив и благодарен Вам. Но само собой разумеется, что если Вы найдете этому какие бы то ни было препятствия, то мне хотелось бы, чтобы Вы нисколько не стеснялись отказом. Я очень понимаю, что могут найтись причины, вследствие которых это желанное пребывание в Браилове представит неудобства или неловкости. А покамест я буду лелеять себя надеждой, что мечта: моя осуществится. Я прошу Вас об этом потому, что, несмотря на всю мою любовь к жителям Каменки, я ощущаю иногда совершенно непобедимую потребность пожить несколько дней без всякого общества, и, разумеется, нигде для меня одиночество не представляет столько прелести, сколько в Браилове.

Я продолжаю с невыразимым интересом читать “Les confessions” Руссо. Как жаль, что эта книга недоступна для женщин! С одной стороны, мне бы хотелось, чтобы Вы прочли ее, с другой стороны, я возмущаюсь мыслью, что Вы будете читать описание в ней многочисленных его любовных похождений, рассказанных во всей цинической наготе их. Это ужасно досадно. Интерес этой книги состоит в том, что не знаешь, чему больше удивляться: симпатичным сторонам личности Руссо или отвратительным. Человек этот при всех своих нравственных превосходных качествах совершал иногда поступки, внушающие мне к нему ненависть и презрение. Самый возмутительный его поступок состоит в том, что пятерых детей своих, прижитых от любимой и прекрасной женщины, он отдал в воспитательный дом в качестве enfants trouves [найденышей (подкидышей)], и целые десятки лет прожил, нисколько не мучась, по‑ видимому, этим и не пытаясь узнавать о судьбе их!!! В этом поступке есть что‑ то до того меня оскорбляющее и возмущающее, что я целые часы провожу в размышлении, стараясь совместить столь феноменальное бессердечие с очевидными доказательствами доброго и любящего сердца, являющимися в других случаях его жизни. Вообще книга эта делает на меня поразительно сильное впечатление. Иногда я встречаю в ней описание таких его душевных проявлений, которые мне знакомы, но которых до этой книги я не встречал ни в одном литературном произведении! Так как многое в “Confessions” мне все‑ таки непонятно, то мне хочется прочесть целый ряд книг, посвященных описанию этого странного, непостижимого XVIII века. Постараюсь в Петербурге найти удовлетворение сильно затронутого любопытства. Мне хочется теперь знать, как смотрели на Руссо его современники, и из сравнения его автобиографии с другими отзывами найти ключ к уразумению этой необыкновенной личности, заинтересовавшей меня тем, что некоторые слабости ее поразительно тождественны с моими. Разумеется, сходство это не касается ума, который в нем хотя парадоксален, но велик, на что я решительно не имею и не могу иметь претензий.

До свиданья, милый, дорогой друг. Главное, будьте здоровы.

Ваш П. Чайковский.

⇐ Предыдущая 278 279 280 281 282283284 285 286 287 Следующая ⇒