Патриция Бриггз 6 страница

— Спасибо, — сказал Стефан, и сказал как будто искренне.

Я открыла рот, но прежде чем смогла что-то сказать, Стефан прижал к моим губам холодный палец.

— Нет, — сказал он. — Сэмюэль прав. Вчера ночью я едва не убил тебя. Если бы Литтлтон хоть отчасти догадывался, кто ты, он не отпустил бы тебя живой. Ты слишком уязвима, а я не собираюсь начинать войну с Адамом или, того хуже, с самим Марроком.

Я закатила глаза. Неужели я так важна для Маррока, чтобы он начал войну с семьей, когда все его силы направлены на то, чтобы вервольфы выглядели хорошими? Бран для этого слишком прагматичен. Но Стефан прав; к тому же со всем, что могу сделать я, пара вампиров и вервольфов справится не хуже.

— Отомсти за нее, — сказала я. — За ту девушку и за всех остальных, которые сегодня должны были быть со своими любимыми, а не лежать в холодной земле.

Стефан взял мою руку, наклонился и прижался к ней губами. Этот галантный жест заставил меня вспомнить, какая у меня кожа. Работа механика не очень полезна для рук.

— Как пожелает миледи, — совершенно серьезно сказал Стефан.

Глава пятая

— Алло?

Голос Адама прозвучал напряженно.

— Прошла почти неделя, — сказала я. — Литтлтон за мной не пришел. Он занят играми с Уорреном и Стефаном. — Уоррен сообщал мне о результатах поисков колдуна. Литтлтон всегда на шаг опережал их. — Отзови телохранителей.

На другом конце линии ненадолго наступило молчание, потом Адам сказал:

— Нет. Это не телефонный разговор. Если хочешь поговорить со мной, приходи — поговорим. Прихвати сменную одежду. Я буду работать в гараже.

И он повесил трубку.

— Как насчет других телохранителей? — жалобно спросила я у трубки. — Кого-нибудь, с кем я лажу.

Я поставила телефон и сердито посмотрела на него.

— Хорошо. Придется ладить с ней.

Вернувшись на следующий день домой, я мрачно натянула спортивный костюм и снова позвонила ему.

— Ты победил, — сказала я.

— Жду тебя в своем гараже.

Надо отдать ему должное: никакого самодовольства. Вот такой у Адама железный самоконтроль.

Идя по участку за домом, я убеждала себя, что глупо волноваться из-за разговора с ним. Вряд ли он набросится на меня без разрешения. Нужно только сохранять деловой тон.

Адам тренировался, пиная мешок с песком в доджо[21], в которое превратил половину своего гаража. Зеркальная стена, кондиционер и покрытый матами пол. Его пинки были само совершенство. Мои тоже были бы такими, если бы я упражнялась лет тридцать-сорок. Может быть.

Он закончил, подошел ко мне и коснулся левой стороны моего лица. Меня окутал его запах, усиленный упражнениями; пришлось бороться с собой, чтобы не прижаться головой к его ладони.

— Как голова? — спросил он.

Синяки уменьшились и побледнели — во всяком случае, клиенты не смущались, глядя на меня.

— Хорошо.

Сегодня утром я впервые проснулась без головной боли.

— Отлично. — Он отошел на середину застланного матами пола. — Поработай со мной немного.

Я уже несколько лет занимаюсь каратэ в доджо сразу за железной дорогой, недалеко от моего дома. И все равно медлила в нерешительности. Я далеко не так сильна, как вервольф. Но напрасно я тревожилась: Адам оказался прекрасным спарринг-партнером.

Мой учитель сенсей Йохансон не учит «красивому» карате, которым большинство американцев овладевает для показательных выступлений и турниров. Шисей кайкан — старейшая разновидность каратэ. Сенсей называет ее «схвати и сломай». Изначально она была создана для солдат, которым противостоит несколько врагов каждому. Идея в том, чтобы как можно быстрее вывести противника из строя и позаботиться о том, чтобы в строй он не вернулся. Я была единственной женщиной в своей группе.

Моей главной проблемой было — как замедлить движения, чтобы не вызывать подозрений, но в то же время не настолько, чтобы пострадать. С Адамом этой проблемы не существует. Впервые я дралась на полной скорости, и мне это понравилось.

— Ты используешь айкидо? — спросила я, отступая после первой схватки.

Айкидо — более мягкий способ борьбы. Конечно, в айкидо тоже можно сломать человека, но большинство движений здесь — только имитация. Можно захватить локоть и обездвижить противника, но можно приложить чуть больше сил и сломать ему руку.

— Занимаясь обеспечением, безопасности в обществе бывших солдат, я понял, что время от времени полезно тренироваться со спарринг-партнером. Это помогает выпустить пар, — сказал он. — Айкидо позволяет мне побеждать, не причиняя вреда. Так было до этого года. Теперь известно, что я не совсем человек.

Он снова сблизился со мной и с улыбкой ушел от моего удара, пропустив его мимо своего плеча. Я упала и бросилась Адаму под ноги, так что ему пришлось откатиться, прежде чем он смог сделать что-нибудь неприятное. А когда Адам встал, я заметила, что он отдувается. Я сочла это комплиментом.

Хоть мы действовали на полной скорости, но следили за тем, чтобы не использовать всю силу. Вервольфы излечиваются быстро, и все равно их кости ломки, а тело болит от ударов. А если Адам ударит меня изо всей силы, думаю, я не скоро встану, если встану вообще.

— Хочешь, чтобы я снял охрану? — спросил Адам посреди серии ударов и блокировок;

— Да.

— Нет.

— Колдун считает меня койотом, — нетерпеливо объяснила я. — Он не станет меня искать.

— Нет.

Я нанесла удар, который лишил его равновесия, но и избежала западни — не подошла к нему слишком близко. Схватываться с вервольфом — глупость, особенно с вервольфом, знающим айкидо.

— Послушай, я не возражаю против Уоррена или Мэри Йо. Мэри Йо даже умеет отличить один конец гаечного ключа от другого и может помочь. Но Хани? Разве она не нужна своему напарнику, чтобы красиво принимать посетителей?

Напарник и муж Хани Питер Йохансон занимается установкой сантехнического оборудования. Молчаливый волосатый мужчина, домосед, он за час способен выполнить больше работы, чем некоторые люди за целую жизнь. А Хани — бимбо[22] и интересуется только тем, что видит в зеркале, однако мужа любит. Но всякий раз говоря об этом, не забывает упомянуть, что он в отличие от нее не доминирующий волк. Со мной она никогда не разговаривала: Хани любит меня не больше, чем я ее.

— Питер подчиняется моим приказам, — сказал Адам.

Адам — Альфа, и Питер исполняет его приказы. Хани — жена Питера, он приказывает ей, и она слушается. Самцы-волки обращаются со своими самками как с любимыми рабынями. Эта мысль вызвала у меня мурашки.

Не вина Адама или Питера, что вервольфы живут в каменном веке. Правда, хорошо, что я не вервольф, иначе началось бы восстание рабов.

Я нацелилась пнуть Адама в колено, но он перехватил мою ногу, подтащил меня к себе и лишил равновесия. Потом сделал что-то сложное, и я оказалась лицом вниз на мате, скрученная, как крендель, а он держал меня одной рукой и коленом.

От него пахло ночным лесом.

Я быстро ударила по мату, и он отпустил меня.

— Адам, закрой глаза и представь себе Хани в моей мастерской. Сегодня на ней шпильки три дюйма.

Мысль о ней стала словно холодная вода, выплеснутая мне в лицо. Очень вовремя!

Он рассмеялся.

— Неуместна, правда?

— Она весь день стоит, потому что не боится испачкать платье о мой стул. Гэбриэл в нее втюрился. — Я нахмурилась, когда Адам снова рассмеялся. — Гэбриэлу шестнадцать. Если его мать узнает, что он флиртует с вервольфом, она запретит ему работать в моей мастерской.

— Она не узнает, что Хани вервольф. Хани еще не перестала таиться. И привыкла к мужскому вниманию, она не воспримет Гэбриэла серьезно, — сказал Адам, как будто дело в этом.

— Я знаю; Гэбриэл считает, что его матери все равно. Но она пронюхает. Мне всегда не везет. Если Гэбриэл уйдет, мне придется самой заниматься бумажками.

Не люблю жаловаться, но работу с документами терпеть не могу, и она платит мне взаимностью.

Сильвии, матери Гэбриэла, недавно стало известно, что Зи из малого народа. Она приняла это спокойно, потому что: давно знала и любила Зи. Но сомневаюсь, чтобы она так же хорошо была знакома с вервольфами, особенно красивыми самками, которые могут кружить голову.

— Не хочу терять Гэбриэла только из-за того, что ты параноик. Больше никаких телохранителей, Адам. Да и какой прок от Хани? Кого она защитит?

Он невесело вздохнул.

— Стефан все время занят поисками колдуна. Ему помогают Уоррен, Бен и еще несколько вервольфов, так что очень скоро они разберутся с ним и ты будешь свободна. А что касается способностей Хани как телохранителя — она умеет драться и дерется грязно. Раз или два победила на тренировках даже Даррила. — У большинства стай никаких тренировок не бывает. Должно быть, все-таки сказывается армейское прошлое Адама. Не будь Хани женщиной, она была бы у кого-нибудь второй или третьей.

Я не удивилась, что Хани дерется грязно. Только немного удивилась, что она смогла одолеть Даррила, пусть раз или два. Как у второго, у Даррила должен быть большой опыт по части драк, и не тренировочных, а настоящих.

Я знала, почему Адам посылает охранять меня только женщин. По той же причине он послал со мной Уоррена и Бена. Уоррен не станет заигрывать со мной, поскольку я его не интересую, а как я не люблю Бена, Адам знал.

Вервольфы обладают сильным территориальным инстинктом. Поскольку Адам — будто бы для моей безопасности — объявил меня перед всей стаей своей подругой, я становилась его территорией. Что касается стаи, слово Адама — закон. Мое несогласие нисколько не меняет того, что стая считает правдой. С Сэмюэлем Адам как-то сумел договориться. И я не хотела знать, каким образом.

И вот мне досталась Хани, потому что Мэри Йо работает в сменах по двадцать четыре часа в пожарной команде, а третья и последняя женщина из стаи, Ауриэль, подруга Даррила, в Элленсбурге на курсах по подготовке учителей.

— Литтлтон вампир, — сказала я, стараясь внести хоть каплю логики в ситуацию. — Он не нападает днем. Пока его не поймали, я могу возвращаться домой засветло. Он не войдет в мой дом, если я его не приглашу. Да и не пойдет ко мне, потому что считает меня всего лишь добавлением к костюму Стефана.

— Я говорил о колдунах с Марроком, — мягко ответил Адам. — Это он велел мне приставить к тебе круглосуточную охрану. Он сказал, что никто не знает, каким чудовищем-демоном одержим этот вампир.

— Я знаю! — рявкнула я. Ну уж если охранять меня приказал Маррок, я обречена. И для Адама это тоже не секрет.

— Елизавета сказала мне, что ты ей звонила и расспрашивала о колдунах, — сказал он.

— Да. Радуйся: она сказала мне только, что ты велел ей никому ничего не рассказывать.

Это было не совсем верно.

На самом деле старая ведьма сказала мне: «Адам говорит, чтобы ты в это не лезла. Он умный человек, Адам. Пусть волки охотятся за колдуном, Мерседес Томпсон. Койоту не тягаться с демоном».

— Уоррен и Стефан позаботятся о Литтлтоне, — сказал Адам. Голос его звучал сочувственно. Он может проявить сочувствие, потому что знает: я лишена всякой возможности возражать.

— Уоррен и Стефан охотятся на тигра с пращей, — ответила я. — Может, убьют, а может, тигр развернется и сам убьет их обоих. А тем временем Хани разгуливает в белых брюках и смотрит, как я регулирую двигатели.

Я подошла к одному из висячих мешков с песком и начала отрабатывать удары ногой. Я не хотела так говорить. Не хотела показывать, насколько я встревожена. Адам, может, и спокоен, но он ведь не был в одной комнате с этой тварью.

— Мерси, — сказал Адам, понаблюдав за мной. Я перешла к боковым пинкам. — Отвертка очень полезный инструмент, но ты же не пользуешься ею, когда нужна паяльная лампа. Я знаю, ты раздражена. Я знаю: ты хочешь быть с ними — потому что видела, на что способен Литтлтон. Но если ты пойдешь с ними, кто-нибудь погибнет, защищая тебя.

— Думаешь, я не понимаю? — выпалила я, испуганная тем, как хорошо он меня знает: именно это больше всего выводило меня из равновесия, пока другие охотились на Литтлтона. Я перестала пинаться и смотрела на раскачивающийся черный мешок, подавляя желание ударить Адама.

Я умею оборачиваться койотом. Я проворнее любого человека. На меня не действует магия вампиров — часть этой магии, причем я не знаю, какая именно. Но других сверхъестественных способностей у меня нет. А этих недостаточно, чтобы охотиться за Литтлтоном.

Если бы в ту ночь я порвала шлейку, колдун убил бы меня. Я это знала, но это не уменьшало сознания вины, когда я смотрела на горничную. Я хотела сама покончить с колдуном. Впиться клыками ему в горло и почувствовать вкус его крови. На самом деле я хотела, отчаянно хотела убить этого улыбающегося мертвого сукина сына!

— Елизавета к нему не пойдет, — сказал Адам. — Очевидно, демоны как-то влияют на ведьм. Не только ты держишься в стороне.

— Знаешь, сегодня по одному каналу показали интервью с сестрой человека, которого вампиры обвинили в убийстве. — Я дважды наподдала мешку. — Она плакала. Говорила, что у брата были проблемы в браке, но она представить себе не могла, что он так поступит. — Я снова лягнула мешок, выдохнув от усилий. — А знаешь, почему она не могла себе этого представить? Потому что бедняга действительно ничего не сделал, только оказался не в том месте и не в то время.

— Мы не можем позволить обнаружить вампиров, — сказал Адам.

Я видела, что его эта ложь тоже беспокоит. Адам честен, но сознает, что необходимо. Я тоже. Но это не значит, что мне это должно нравиться.

— Я знаю, что вампиры должны скрывать свое присутствие, — сказала я мешку с песком. — Знаю, что люди не готовы принять всех существ, которые таятся во тьме. Я понимаю, что сокрытие истины спасает нас от массовой истерии, которая выльется в многочисленные смерти. Но у водителя грузовика, того, что обвинили в убийстве, — у него дети. Они вырастут с мыслью, что их отец убил их мать.

Я записала их имена. Когда-нибудь, когда это будет безопасно, они узнают правду.

Их боль, убийства, то, что я то и дело просыпаюсь от запаха смерти бедной женщины и слышу издевательский смех Литтлтона, все это на счету колдуна. И я хочу быть среди кредиторов.

— Он играл с ней. — Своим лучшим ударом я заставила мешок крутиться, надеясь, что, если проговорю вслух все самое плохое, оно перестанет приходить ко мне ночами. — Ручаюсь, она знала, что он уже убил остальных людей. И знала, что он убьет и ее. Он пытал ее, раздирал понемногу, чтобы она дольше умирала.

— Мерси. — Голос Адама звучит очень мягко, очень ласково, но я в эту западню не попадусь. Для вервольфов любая мелочь значит слишком много и одновременно слишком мало. Если Адам утешит меня, он, вероятно, примет это за признание его вожаком и даже напарником. Его вины в этом нет: у вервольфов слишком сильны инстинкты. Сэмюэль безопаснее; он хоть и сильный доминантный волк, но не входит в стаю Адама.

Быть Альфой означает не просто быть доминантом. В единстве стаи есть магия, дающая силу вожаку, он может пользоваться силой стаи и возвращать стае эту силу. Я видела, как стая исцелила Адама и дала ему силу подчинить другую группой вервольфов.

Быть Альфой значит испытывать необходимость защищать и контролировать все, что под твоей командой. Я не подчиняюсь ему. Но Адам объявил меня своей подругой; значит, он со мной не согласен. И я не могу ни на йоту смягчить свое положение.

Я отступила в глубину гаража, потом побежала назад к мешку. Сенсей говорит, что прыжок и удар с поворотом — один из сильнейших приемов устрашения. Конечно, если такой удар попадет в цель, он производит сокрушительное действие, но никакой хоть сколько-нибудь опытный боец не допустит этого: удар слишком медленный.

Я прыгнула изо всех сил, вращаясь при этом так быстро, что закружилась голова. Пятка попала в мешок под самым верхом, как я и хотела. Будь мешок человеком, я сломала бы ему шею. Я сумела бы даже приземлиться на ноги.

Цепь, на которой висел мешок, не дала ему упасть, как упал бы человек, а я сама не ожидала такой силы удара и больно приземлилась на спину.

Я лежала на полу, но Адам перехватил мешок прежде, чем тот вернулся и ударил меня. Он негромко присвистнул, когда из шва в мешке посыпался песок.

— Отличный удар.

— Адам, — сказала я, глядя в потолок, — он приберег ее на десерт.

— Что? Кого приберег?

— Горничную. Литтлтон приберег ее, как ребенок приберегает шоколадного пасхального зайца. Он запер ее в ванной, чтобы ее не видели, потому что не хотел убивать слишком быстро. Он ждал Стефана.

Могли быть и другие причины, по которым он спрятал ее в ванной, — например, уже наелся, убивая остальных, — но что-то в его лице, когда он притащил женщину, говорило «наконец-то».

— Он ждал именно Стефана? Или любого, кого пошлет Марсилия? — спросил Адам, поняв значение того, что случилось, раньше меня.

Я вспомнила, что Литтлтон много знал о Стефане вплоть до интимных подробностей, хотя Стефан видел его впервые. Но больше всего меня убеждало то, как он был доволен: все как он ожидал.

— Он ждал Стефана, — сказала я и продолжила очевидным вопросом: — Кто же ему рассказал, что придет Стефан?

— Я позвоню Уоррену. Скажу, что, по-твоему, кто-то сообщил Литтлтону, что к нему идет Стефан, — сказал Адам. — Стефан может скорее догадаться кто, и это означает, что в его лагере предатель.

Я осталась на месте, а Адам подошел к телефону на стене и начал нажимать кнопки.

Мы прожили годы как соперники — два хищника, делящие одну территорию и испытывающие взаимное влечение. За эти годы я постепенно привыкла к требованиям Адама, но продолжала стоять на своем. И завоевала его уважение. Вервольфы и раньше любили меня или ненавидели. Но никто не уважал. Даже Сэмюэль.

Адам достаточно уважал меня, чтобы действовать на основе моих подозрений. А это много значит.

Я закрыла глаза и позволила его голосу окружить меня, снять раздражение. Адам прав. Я вообще не приспособлена для охоты на вампира, тем более одержимого демоном. И должна быть довольна, что это взяли на себя Уоррен и Стефан. Но если Литтлтона убьет Бен, не знаю, устроит это меня или нет. Ужасно не хотелось быть в долгу у Бена больше, чем сейчас.

Адам повесил трубку. Я слышала его негромкие приближающиеся шаги и шорох мата, когда Адам сел на него. Немного погодя он развязал и стащил с меня борцовскую куртку, так что я осталась в футболке и белых спортивных брюках. Я позволила ему это.

— Такая вялость на тебя не похожа, — сказал он.

Я заворчала, не открывая глаз.

—Заткнись. Я тут тону в жалости к себе. Имей хоть немного уважения.

Он рассмеялся и повернул меня так, что я прижалась лицом к пропахшему потом мату: Его сильные теплые руки промяли напряженные мышцы моей спины. Когда он занялся плечами, я почувствовала, что во мне совсем нет костей.

Вначале он просто делал массаж, разминал узлы, оставшиеся от бессонных ночей и дней тяжелой физической работы. Потом его руки стали мягче, а движения превратились в легкие и ласковые.

— Ты пахнешь перегоревшим маслом и смазкой от коррозии, — с улыбкой сказал он.

— Так заткни нос, — ответила я. И с отчаянием поняла, что в моем ответе больше меда, чем яда.

Вот как все просто. Стоило Адаму растереть мне спину, и я его. Именно из-за своей восприимчивости я так старательно его избегала. Но сейчас, лежа ничком, чувствуя его руки на своей спине, я не считала это единственной причиной.

А он пахнет не горелым маслом, а лесом, волком и тем своеобразным диким запахом, который есть только у него. Руки Адама оказались под моей футболкой и принялись разминать мышцы спины; потом он завозился с застежкой моего бюстгальтера. Я могла бы сказать, что у спортивных бюстгальтеров нет застежек, но тогда я приняла бы активное участие в собственном совращении. А я хотела, чтобы он был агрессором. И лишь малая часть меня, очень малая, не превратившаяся под его руками в желе, гадала почему.

Не хочу ни на кого перекладывать ответственность, решила я лениво. Я более чем готова отвечать за свои поступки, и то, что я позволила его теплым мозолистым рукам скользнуть в мои волосы, определенно было для меня поступком. Мне нравятся эти руки в моих волосах, решила я. Нравятся руки Адама.

Он куснул меня в шею, и я застонала.

Неожиданно дверь между гаражом и домом распахнулась.

— Привет, папа, привет, Мерси.

Ледяная вода не была бы эффективнее.

Быстрые шаги дочери Адама стихли, и руки Адама замерли. Я открыла глаза и встретилась с ее взглядом. С последнего раза, как мы виделись, она изменила прическу, сделав ее еще более необычной. Волосы не более полудюйма длиной и желтые — не светло-желтые, а цвета нарцисса. Общее впечатление очаровательное, но немного эксцентричное. Не так должен выглядеть спаситель.

Поняв, чему она помешала, Джесси перестала улыбаться.

— Я... м-м-м... пойду наверх посмотрю телевизор, — сказала она чужим голосом.

Я выбралась из-под Адама.

— Спасительница, — сказала я. — Спасибо. Ситуация уже начала выходить из-под контроля.

Она неуверенно смотрела на меня.

А я задумалась, сколько раз она вот так же забегала в спальню матери и как реагировала ее мать. Мне никогда не нравилась мать Джесси, и я готова была поверить любым дурным слухам о ней. Я позволила злости на бывшую Адама охватить меня. Когда живешь с вервольфами, учишься прятать от них свои чувства, например, скрывать панику; а под чувственными руками Адама я впала в панику.

Адам фыркнул.

— Это лишь один способ описания.

К моему облегчению, он оставался на месте: лежал, прижимаясь лицом к мату.

— Даже при всей моей силе воли искушение было слишком велико, — мелодраматически сказала я, поднося руку ко лбу. Если я и обратила все в шутку, Адам поймет, насколько шутка близка к правде.

Джесси медленно заулыбалась; уже не казалось, будто она готова убежать назад в дом.

— Папа у меня настоящий жеребец, верно.

— Джесси, — предупредил Адам; мат приглушал его голос. Она хихикнула.

— Должна согласиться, — серьезно сказала я. — Думаю, баллов семь или восемь.

— Мерседес! — прогремел Адам, вскакивая на ноги.

Я подмигнула Джесси, небрежно набросила куртку на плечо и, придерживая ее одним пальцем, направилась к черному ходу гаража. А когда повернулась, чтобы закрыть дверь, невольно посмотрела Адаму в лицо. И похолодела.

Он не был сердит или обижен. Он глядел задумчиво, будто только что получил ответ на давно занимавший его вопрос. Он знал.

Перебираясь через колючую проволоку, разделяющую наши участки, я все еще дрожала.

Всю жизнь я сливалась с окружающими. Это дар койотов. Он помогает нам выжить.

Я рано научилась подражать волкам. Играла по их правилам, пока они сами их соблюдали. Если они переходили разумные границы, потому что считали меня ничтожнее себя — ведь я не волк, а койот — Или потому что завидовали моей способности не отвечать на призыв луны, — игры заканчивались. Я превратила их слабость в свою силу. Я лгала телом и глазами, лизала им башмаки, а потом отыгрывалась, как могла.

Волчий этикет стал для меня игрой, правила которой я хорошо знала. Я считала себя неподвластной глупому противостоянию доминирования — подчинения, неподвластной силе Альфы. И только что получила наглядный урок, что заблуждалась. Мне это не понравилось. Совсем не понравилось.

Если бы не зашла Джесси, я уступила бы Адаму, как героиня любовных женских романов 70-х годов. Такие романы непрерывно читала моя приемная мать. Ик.

Я прошла по своему заднему двору и оказалась рядом с дряхлым «кроликом», который снабжал меня запасными частями, а также помогал поставить на место Адама, когда тот пытался вести себя, как диктатор. Когда Адам смотрел в свое заднее окно, прямо посреди его поля обзора оказывался этот «кролик».

Я притащила его из гаража несколько лет назад, когда Адам пожаловался, что мой дом на колесах портит вид из его окон. Потом, всякий раз как он меня шпынял, я делала «кролика» все уродливее. Сейчас у него не хватает трех колес и заднего бампера. Все это благополучно спрятано у меня в гараже. На капоте большими красными буквами написано «Если хотите хорошо провести время» и дальше — телефонный номер Адама. Граффити — предложение Джесси.

Я опустилась на землю рядом с «кроликом», прислонилась головой к его крылу и задумалась, почему вдруг мне так захотелось подчиниться Адаму. Почему я никогда раньше такого не чувствовала. Я пыталась вспомнить, но помнила только, что опасалась тесно связываться с вервольфами.

Мог он подчинить меня своим целям? Была это психология или парапсихология, наука или магия? Если я буду знать, что происходит, смогу ли сопротивляться этому?

У кого бы спросить?

Я посмотрела на машину на подъездной дороге. Сэмюэль вернулся со своей смены в «скорой помощи».

Если кто-нибудь и знает, так это Сэмюэль. Нужно только придумать, как его спросить. Вот доказательство того, насколько я была потрясена: я встала и пошла домой, собираясь спросить у вервольфа, который ясно дал понять, что хочет овладеть мной, — спросить, как другой вервольф может сделать, чтобы я его захотела. Обычно я не так тупа.

Добравшись до «парадного» входа, я усомнилась в разумности своих намерений. Я раскрыла дверь, и мне в лицо ударил холодный воздух.

Мой старый стенной кондиционер способен держать температуру в спальне на десять градусов ниже окружающей, и мне этого достаточно. Мне нравится жара, но большинству волков она неприятна, поэтому Сэмюэль установил новый кондиционер и заплатил за него. А поскольку он думает не только о себе, то обычно оставляет температуру на удобном мне уровне.

Я посмотрела на термостат и увидела, что Сэмюэль передвинул его вниз до предела. Внутри не 42 градуса[23], но все равно неприятно. Весьма заботливо, учитывая, что снаружи на сто градусов выше, а мой трейлер построен в 1978 году; тогда еще не делали дома с хорошей изоляцией. Я установила более разумную температуру.

— Сэмюэль? Почему ты поставил такую низкую температуру? — спросила я, бросая куртку на диван.

Ответа не было, хотя он меня слышал. Я прошла через кухню в прихожую. Дверь Сэмюэля обычно заперта, но сейчас нет.

— Сэмюэль?

Я коснулась двери, и она приоткрылась примерно на фут, достаточно, чтобы я увидела лежащего на кровати Сэмюэля, все еще в больничной одежде. От него пахло дезраствором и кровью.

Рукой он закрывал глаза.

— Сэмюэль!

Я остановилась на пороге: пусть обоняние подскажет мне, что он чувствует. Но тем, что может сразу прийти в голову, от него не пахло. Он не рассержен и не испуган. Однако было что-то... От него пахло болью.

— Что с тобой, Сэмюэль?

— От тебя пахнет Адамом.

Он убрал руки и посмотрел на меня волчьим взглядом: зрачки белые, как снег, и окружены черным.

Это не Сэмюэль, подумала я, стараясь не паниковать и не делать глупости. Ребенком, как и другие дети в Осиновом Ручье, я играла с волком Сэмюэля. Только став много старше, я поняла, как это опасно с любым другим волком. И я бы чувствовала себя лучше, если бы эти волчьи глаза были в волчьем теле. Волчьи глаза на человеческом лице означают, что контроль за волком исчез.

Я видела, как срываются новые волки. Если это происходит с ними часто, их уничтожают ради стаи и всех их близких. Я всего один раз видела, как Сэмюэль сорвался, и это было после нападения вампира.

Я опустилась на пол, чтобы моя голова была ниже его. Интересное чувство — делать себя беспомощным в присутствии того, кто легко может разорвать тебе горло. Если подумать, то в последний раз я так вела себя тоже с Сэмюэлем. Но я делала это из чувства самосохранения, а не из-за какого-то подавленного стремления подчиниться доминирующему волку. Я притворялась — а не подчинялась по какому-то внутреннему побуждению.

Подумав так, я поняла: это правда. У меня нет желания подчиняться Сэмюэлю. В других, более благоприятных обстоятельствах это меня порадовало бы.

— Прости, — прошептал Сэмюэль, снова закрывая глаза рукой. — Тяжелый день. На развилке на 240 шоссе авария. Несколько парней, восемнадцати-девятнадцати лет, в одной машине. В другой — мать с младенцем. Все в критическом положении. Может, и выкарабкаются.

Он очень опытный врач. Не знаю, почему именно этот случай вывел его из себя. Я издала утешительный звук.

— Ужасно много крови, — сказал он наконец. — Ребенка изрезало осколками, пришлось наложить тридцать швов. Одна из сестер новенькая, только из колледжа. Она не выдержала на середине. Потом, спросила, как я научился держаться, когда жертвы дети. — В его голосе звучала горечь, какую я редко слышала. Я едва не ляпнул, что видел и похуже. И съедал их. Такой младенец — на один укус.

Теперь я могла уйти. Сэмюэль достаточно владел собой, чтобы не наброситься на меня. Может быть. Но я не могла оставить его в таком состоянии.

Я осторожно поползла по полу, наблюдая за ним, ожидая, что увижу, как напрягаются мышцы. Это означало бы, что он готов к прыжку. Медленно подняла руки, коснулась его. Он никак не отреагировал.

Будь это новый волк, я бы знала, что сказать. Но одна из обязанностей Сэмюэля в стае — помогать новым волкам в таких ситуациях. Я не могу сказать ему ничего такого, чего он и сам не знает.

— Волк — практичный зверь, сказала я наконец, думая, что больше всего его расстраивает воспоминание о съеденном ребенке. — Ты разборчив в еде. И никого не съешь за операционным столом, потому что голоден.

Примерно так Сэмюэль разговаривал с новыми волками.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒