|
|||
Внимание! 18 страницаСейчас Джейк недоумевал, как, черт возьми, он мог сопоставлять ее с Соледад, даже в самом начале. Совпадений – ноль. Они были разными, как день и ночь. Он прикоснулся к ее прохладной щеке. Лихорадки не было. Как и положено, она спала глубоким, естественным, целебным сном. Ее отец и братья уехали, взяв с медсестры слово, что им сообщат, как только Марни в очередной раз проснется. Они столько раз приходили и уходили, прощались и возвращались за последние сорок восемь часов, что он сбился со счета. Совали ему еду, притащили одежду и несли с ним бдение у постели. Спасибо, конечно, но Джейк предпочитал страдать в одиночку. И в конце концов они отчалили. Для него это стало облегчением. Он не нуждался в их проклятиях. Не хотел говорить с ними, видеть осуждение в их глазах, и слышать, что он, сукин сын, поставил под угрозу жизнь их дочери и сестры. Он и так это знал. Марни несколько раз выплывала из забытья, слабая и дезориентированная, звала его по имени, а затем снова проваливалась в сон. Джейк не отходил от нее более чем на десять минут в течение последних двух дней, хотя и сомневался, что она будет помнить любую из кратких бесед с ним или своей семьей. Анестезия и потеря крови исказили ее восприятие действительности. Последняя ночь прошла спокойно, и Джейк, просто из желания дышать с Марни одним воздухом, скрутился, сидя на стуле, и положил голову на ее подушку. «Черт. Я дурак что ли? » – Хорошо, что ты еще здесь. Джейк вскинул голову и посмотрел на вошедшего Майкла Райта. – Я думал вы, парни, вернулись в отель. – Остальные так и сделали. Я же хотел поговорить с тобой наедине. Снаружи. Это была не просьба. Джейк поднялся с неудобного стула и последовал за Майклом. Он был готов к неизбежному выяснению отношений. В каком‑ то смысле даже ждал этого – услышать в лоб и без обиняков все, что говорил себе сам в течение двух дней. Высокий, смуглый и угрюмый Майкл был самым старшим и наименее очаровательным из братьев. Выправка и короткая стрижка выдавали военного. Он смотрел на мир такими же, как у сестры, голубыми глазами, но ничего мягкого, женоподобного не было в человеке, шагающем через боковую дверь в небольшой внутренний дворик. – Если ты намерен выбить из меня дерьмо, лучше сделать это за территорией больницы, – мягко посоветовал Джейк. Куртки на нем не было, и морозный воздух покусывал кожу сквозь фланелевую рубашку. Его глаза горели от недосыпа, боль в боку стала просто адской, и он даже не думал защищаться от нападок брата Марни ни словом, ни делом. И если хороший мордобой был бы для него сейчас подарком, ничто из того, что мог сказать ему Майкл, не стало бы для него откровением. Не осталось ни единого проклятия, ни единого слова осуждения, которыми бы он не костерил себя уже бессчетное количество раз. – Семья обсудила: стоит ли наказывать тебя за случившееся. И решила, что не стоит. Пока не стоит. – Майкл сунул руки в карманы куртки и, съежившись от пронизывающего холода, уставился прищуренными глазами на горы, возвышающиеся за ухоженным больничным парком. – Знаешь, я слышал о тебе и раньше, в T‑ КСАП служит немало бывших «морских котиков». – Он перевел взгляд на Джейка. – Так вот, ни один из них не считал, что кротом был ты. И в ответ на недоверчивое фырканье Джейка отрезал: – У тебя солидная репутация, Железный Дровосек. Вполне заслуженная репутация. Справедливый. Честный. Благородный. Настоящий бойскаут. Нелюдим. Когда разойдешься – сущий дьявол, неустанно преследующий плохих парней. Майкл оперся бедром о низкую стену, отделявшую внутренний дворик больницы от пожухлого газона позднеосеннего парка. – Вообще‑ то, ты из тех парней, кому бы я доверил свою спину в темном переулке. Мы могли бы стать друзьями, если бы не одно обстоятельство. – Какое же? – Пусть ты и сражаешься за правое дело, Железный Дровосек, но тем не менее ты – воин. Тот, кого мы не хотим даже близко подпускать к нашей сестре. Марни не нужен вояка. Capisce (понимаешь – итал. )? «О, разумеется. Даже слишком хорошо». – Я навел кое‑ какие справки. Тебя высоко ценят в T‑ КСАП, – продолжил Майкл неохотно. – Ты – герой, ликвидировавший Танцора, а вместе с ним и СПА. Джейк уже связывался с боссом, и они все прояснили, обсудили и согласовали. В «шпионском» мире теперь у него полный порядок. Вот только его личный мир на всех парах летел в тартарары. Он посмотрел на Майкла Райта и, вскинув бровь, спросил: – Приятно слышать. Ну, а сам‑ то как считаешь? – Я считаю, что Марни нужен кто‑ то, способный позаботиться о ней. А ты, по всей видимости, не в состоянии это сделать, – мрачно произнес Майкл, как тигр на крепкой цепи, меряя шагами узкий заасфальтированный внутренний дворик. Вот оно. В открытую. Коротко и ясно. Упаковано и завязано бантом. Джейк бы предпочел хороший удар под дых. – Не любишь ходить вокруг да около? – хрипло спросил он и поднял руку, когда Майкл ринулся на него с налитыми кровью глазами. – Не трать силы. Мы оба знаем, что ты прав. – Джейк на секунду запнулся, разрываясь между чувством и долгом. – Но прежде чем я уйду, ты должен дать мне обещание. – Я тебе не должен давать никаких проклятых обещаний, приятель, – прорычал Майкл, сверкая глазами. – Там моя младшая сестренка. Девушка с больным сердцем, которую ты чуть не угробил, благодаря своей чертовой грязной работе. Ребенок, из которого только что вытащили пулю – вытащили без твоего участия, парень. Ребенок, который мог бы умереть, и семья никогда не увидела бы его снова. Тебе нужно обещание? Хорошо! Как тебе такое – я обещаю не убивать тебя, если ты уберешься из нашей жизни на счет пять? Ну, что скажешь? Джейк не собирался включаться в семантический спор: оправдано ли называть Марни ребенком. Она могла им быть для своих братьев, но он был чертовски уверен, что видит в ней женщину. – Два обещания. Первое. Ты найдешь Герцогиню и заберешь ее к себе. Второе. – Джейк прочистил горло и повторил: – Второе. Вы останетесь с Марни, пока она не будет в состоянии вернуться домой. Не давайте ей просыпаться в больнице в одиночестве. – Он посмотрел на Майкла. – Пожалуйста. После небольшой паузы тот кивнул. Джейк облегченно выдохнул и сунул пальцы в передние карманы новых джинсов. – Пойду попрощаюсь. – Она спит. – Тогда, думаю, ты тем более не будешь возражать и подождешь снаружи, пока я не уйду. И, не дожидаясь ответа Майкла, пошел внутрь, молясь, чтобы Марни действительно спала. Он не был уверен, что, прощаясь, сможет смотреть ей в глаза.
* * * * * Три дня спустя ее неохотно отпустили из небольшой больницы в горах. Оттуда Марни, выбрав путь наименьшего сопротивления, перебралась к отцу, а не в собственный коттедж в нескольких километрах от родительского дома, и позволила экономке Райтов уложить себя в постель в бывшей детской, где и провалялась двое суток, глядя в потолок, прежде чем нашла силы побороть апатию. И в понедельник утром, приняв душ и одевшись, Марни спустилась к завтраку и нашла всю свою семью за кухонным столом. При ее появлении комната наполнилась скрежетом отодвигаемых стульев – и через мгновение она оказалась в кольце родных людей. Отец, крупный, надежный, и по‑ прежнему красивый, с темными, тронутыми серебром, волосами, подошел, чтобы сжать ее в нежных медвежьих объятиях. Он был одет в деловой костюм‑ тройку от Армани и галстук, который она ему подарила на последний день рождения. Марни обняла отца в ответ. От него исходило ощущение силы, безопасности и чего‑ то бесконечно дорогого. – Доброе утро, папа. Привет, мушкетеры. Отец отпустил ее и проницательно оглядел, подмечая больше, чем ей хотелось бы. – Приятно видеть тебя на ногах, – произнес он спокойно. – Сядь и позавтракай с нами. – Как ты, шмакодявка? – Кайл по‑ братски приобнял ее за плечи и повел к стулу. – Просто прекрасно, спасибо. Брат‑ доктор последние пару дней без конца тыкал и щупал ее, уж кто‑ кто, а он‑ то должен это знать. – Как в старые добрые времена, – Марни заняла свое место за столом и положила на колени салфетку. – Вы все уже оправились от моего ранения? – кротко спросила она, оглядывая через стол отца и своих четырех мушкетеров. Марни подумала, как они ей дороги, с их беспокойством в глазах и мрачными лицами. Они все так сильно ее любили. Она не могла представить свою жизнь без них. Родные всегда просто были с ней, проходили через все ее взлеты и падения, операции, ужасных бойфрендов. Они были ее стеной любви. Защищали её. Дорожили ей. Мысли Марни обратились к Джейку. Джейку, о котором никто и никогда не заботился. Джейку, который потерял друзей, а в случае с Ларчем – даже дважды. Джейку, которого предала первая любовь. Джейку, одиночке. Изгое. На глаза навернулись слезы. Черт возьми. Она все еще слаба и сентиментальна. Она скучала по нему так сильно, что от этого страдала даже больше, чем от ран. – К пулевому ранению нельзя относиться легкомысленно, милая. Особенно в твоем случае, – заметил отец и поманил экономку, Эстер, давая понять, что пора бы ей накормить Марни завтраком. Конечно, в этом напоминании не было необходимости. Экономка, работавшая у них почти двадцать лет, имела уши‑ локаторы и уже подавала на стол еду. – Папа, мне двадцать семь. Во‑ первых, я уже давно не ребенок. Во‑ вторых, мое состояние в норме. Я здорова как лошадь. Да, папа, это так, – она подтолкнула сидящего рядом Кайла. – Док, скажи всем, включая себя, что я здорова. – Она в порядке, – согласился Кайл. Марни оглядела пятерку огромных мужчин, занимающих львиную долю места за столом. Они могут её услышать. Могут даже согласиться с Кайлом. Но это не означает, что станут обращаться с ней иначе, чем делали это всю жизнь. Она вздохнула. – Разве тебе не надо клеймить телят? – спросила она Дерека, который, развалившись на стуле, вертел в длинных пальцах чашку крепкого кофе. Никто, встретив ее брата вне его ранчо, не догадался бы, что тот скотовод. Он носил кашемировые свитера и костюмы за две тысячи долларов. Темная шевелюра всегда уложена волосок к волоску. И тем не менее Марни своими глазами видела, как он, мокрый от пота, в завязанной вокруг головы бандане, кастрировал быков, стоя по колено в коровьем дерьме. – Все под контролем, – усмехнулся тот. – Не переживай. – А что насчет тебя? – потребовала она отчета от его близнеца, Кейна, всемирно известного фотографа. Может, внешне они и были точной копией друг друга, но по характеру – полные противоположности. В то время как Дерек олицетворял обаяние, тихий замкнутый Кейн на его фоне казался почти асоциальным. – Неужели не надо щелкать фотозатвором, или чем ты там еще щелкаешь? Марни подняла глаза и улыбнулась экономке, поставившей перед ней тарелку с яйцами и беконом. – Спасибо, Эсси, – поблагодарила она и снова посмотрела на Кейна: – Ну, что? – Прямо сейчас у меня перерыв. – У тебя тоже? – спросила она Майкла, который сидел рядом с отцом с задумчивым видом и всматривался в её лицо, надеясь уловить бог знает что. – Ага, – хмыкнул тот, протягивая руку к кофейнику, чтобы наполнить ее чашку. Затем положил в напиток две ложки сахара, добавил молоко и снова взялся за ложку. – Перерыв. – Ты сам‑ то заметил, что делаешь, Майкл Доминик Райт? – окликнула Марни, наблюдая, как тот размешивает ее кофе. – Что? – Ты приготовил мне кофе, будто я двухлетний инвалид. – Ты ранена. – Да, Майкл. Меня подстрелили. В тебя тоже, бывало, попадали. Выжить – лучший из вариантов, не так ли? Тем не менее я вполне способна добавить молоко и сахар в свой кофе. – Марни вздохнула, оглядывая сидевших за столом. – Ребята, послушайте, я ценю, что вы поехали туда, чтобы нам помочь. Я благодарна вам за беспокойство обо мне. Но теперь я в порядке. В самом деле. И мы не отменим случившегося, если просто не будем о нем говорить. Отец наклонился и взял ее за руку. – Мы пытались отговорить тебя ехать туда одной, дорогая. Мы не виним тебя, но ты же видишь, чем все закончилось... – Папа, парни, я не хочу шокировать вас, но я бы ни за какие коврижки не пропустила поездку туда и жизненный опыт, который получила. Эпизод, в котором Марни схватывает пулю, может, и не слишком удачен, – криво усмехнулась она, добавляя больше молока в чашку, – но все остальное того стоило. – Избавь меня от подробностей, – прорычал Майкл, вставая и направляясь к тостеру. Через полсекунды после того как он поднес к нему руку, тост выскочил. Марни понятия не имела, как брату удавалось всегда заранее знать, что должно произойти, вплоть до такого пустяка как выпрыгивание тоста. Майкл тем временем бросил горячий тост на тарелку и прошествовал обратно к столу. – Поверьте, я не собираюсь вдаваться в подробности. Слушайте, я поехала в бабушкин коттедж, чтобы основательно обдумать некоторые вещи. И несмотря на все драматические события и беготню кое с чем я успела разобраться. – Она обвела взглядом лица присутствующих. За плечом Кейна экономка ободряюще ей улыбнулась и показала большие пальцы. – Папа, я очень люблю тебя, но я увольняюсь. Я не хочу быть программистом. Не хочу работать в офисе за компьютером весь день. – Конечно, дорогая. Что, если я переведу тебя в... – Нет, папа. Я действительно увольняюсь. – Ты почувствуешь себя лучше после того, как вернешься к обычному распорядку дня и... – Нет, не почувствую. Я собираюсь попробовать себя в качестве иллюстратора – на постоянной основе и с полной занятостью. После завтрака я возвращаюсь домой. Сначала переделаю вторую спальню в студию. Затем соберу портфолио своих работ и сделаю несколько звонков, а там видно будет. – Отличная идея, детка, – сказал Кейн. – Я всегда говорил, что у тебя потрясающий талант. Почему бы мне не отвезти тебя и посмотреть, что мы можем сделать для создания студии? – Я поеду с тобой, спасибо. Но о студии позабочусь сама. Братья протестующе загомонили. Марни подняла руку. – Стоп. Вы, парни, должны позволить мне попробовать сделать все самой, на свой страх и риск. Я знаю, вы все меня любите, но вы... вы душите меня своей любовью. И по большому счету я сама в этом виновата. Всю жизнь оправдывала себя и выбирала путь наименьшего сопротивления. Во‑ первых, потому что люблю вас всех, и не хочу обидеть ничьих чувств. И, во‑ вторых, потому что плыть по течению намного проще. Но с этим пора заканчивать. Я уже большая девочка и должна сама принимать решения. Пожалуйста, помогите мне, не сильно вмешиваясь в мои дела. Хорошо? И, не дожидаясь ответа – в конце концов, он ничего бы не изменил, – Марни быстро добавила: – А теперь, кто из вас избавился от человека, которого я люблю? Человека, который вполне может быть отцом моего ребенка?
Глава 18
Дом номер девятьсот тридцать девять коттеджного комплекса " Ла Меса" находился в самом конце глухого проулка этого тихого жилого района. В три тридцать пополудни, медленно проезжая по его улицам, Джейк встретил лишь стайку закутанных по самые носы детей, что, гомоня и толкаясь, возвращались домой из школы. Стояла обычная для северной Калифорнии зимняя погода. Ясная и солнечная. На небе ни облачка. Не так холодно, как в горах, но все же свежо и бодряще, как зеленое яблоко. Он опустил боковые стекла еще пять часов назад и всю дорогу ехал с открытыми окнами, подставляя лицо ветру. Джейк слишком поздно сообразил, что Марни, скорее всего, на работе. Или приходит в себя в доме отца. Или уже изучает формы какого‑ нибудь юного натурщика в парижской школе искусств. – Рада возвращению домой, девочка? – переключил он внимание на Герцогиню, что царственно восседала на переднем сидении, навострив уши и высунув язык. Она была отличной попутчицей. Никаких жалоб, да и слушатель отменный. «Ну, вот я и в тупике». Даже на скорости пять‑ десять километров в час ему понадобилось всего лишь минуты полторы, чтобы доползти до конца проулка и с забившимся с удвоенной частотой сердцем припарковать маленький красный «бумер» Марни у ее дома. Коттедж был выкрашен в золотисто‑ желтый цвет, а ставни и входная дверь – в темно‑ зеленый. На фоне слегка переросшего газона пестрели буйным позднеосенним разноцветьем клумбы. Все выглядело по‑ домашнему. Мило. Приветливо. «Черт, это плохо». Герцогиня высунула голову из открытого окна, потом повернулась к Джейку, который так и остался сидеть, впившись в руль побелевшими от напряжения пальцами, и вежливо гавкнула. Было бы хорошо закурить, но он не курил. Или опрокинуть рюмку, но он не пил. «Это же здорово, когда чего‑ то хочется», – напомнил себе Джейк и в который раз сунулся со своими переживаниями к Герцогине: – Я не говорил, что немного волнуюсь? До тошноты. И это поистине глупо. Все, чего он хотел – выполнить обещание и вернуть Марни собаку и машину. О чем тут волноваться? И удостовериться, что она в порядке после того, как приняла на себя предназначенные ему пули. Он был в долгу перед ней. И это, черт возьми, все, что ему нужно. «Ну‑ ну, и Земля стоит на трех китах, а не вертится вокруг Солнца», – угрюмо подумал Джейк. Отрицание очевидного всегда было для него формой самосохранения. Да, он не сразу разобрался в своих чувствах, но теперь‑ то знал наверняка. Он любил эту неистовую женщину. Это так просто и в то же время дьявольски сложно. Любовь. О боже! Что он знает о любви? Ни черта, кроме того, что сходит с ума по Марни Райт и горы свернет, только бы добиться от нее подобного признания. И самое потрясающее – он хотел всего этого. Любви. Семьи. Обязательств. «Эх, парень... Она мечтает изучать искусство в Париже. Черт, возможно, Марни уже в Париже. А если и нет, разве вправе он врываться к ней и навязываться со своими признаниями, когда она жаждет обрести свободу?.. Вот ведь дерьмо». С шестнадцати лет, с того самого дня, когда он сбежал из дома на флот, Джейк никогда не колебался в принятии решений. Но сейчас по уши погряз с сомнениях. Желая Марни. Изголодавшись по ней. Пытаясь быть бескорыстным и поступать так, как будет лучше для нее. «Я хочу быть тем, что для неё лучше, черт возьми! » И с завидным упорством Джейк начал вспоминать, как называются розовые цветы, высаженные по обеим сторонам дорожки. Полюбовался стоящими у входной двери белыми вазонами с маленькими синими цветами. Проследил взглядом за ребенком, испачкавшим новые школьные туфли, пиная пластиковый стаканчик по обочине. Герцогиня между тем терпеливо ждала его решения. – Уже иду, – пообещал он, немного раздраженный тем, что она так мало верила в него. Ему нужно сделать все правильно. Другого шанса не будет. Он не мог облажаться. И не мог заявиться к Марни столь взвинченным и с ходу начать выставлять требования. Хотя и хотел этого. Плохо. Герцогиня могла стать прекрасной темой для начала разговора. В то время как Джейк находился в Монтане, давая показания в штаб‑ квартире Т‑ КСАП, Майклу Райту удалось передать ему сообщение. Он не смог отыскать собаку. Джейк тут же по телефону нанял человека в Грей Фэзере, чтобы тот забрал машину Марни, потом полетел в Калифорнию, арендовал вертолет и сам отправился на поиски барбоса. Как и обещал. На это ушел почти весь день, но в конце концов замерзшая дрожащая псина была обнаружена неподалеку от руин сгоревшего дома. Побыв несколько дней в одиночестве, Герцогиня была безумно рада Джейку. И после того, как вертолет доставил их в Грей Фэзер, Джейк забрал машину Марни и отправился сюда. Иисусе. На своем веку он повидал самых опасных террористов, побывал в самых горячих точках планеты, и ни разу не испытывал страха. Он допрашивал наркоманов в доках с меньшим беспокойством. В него стреляли, ранили ножом, били, пытали, и он тревожился меньше, чем сейчас. Все, что нужно сделать – вытащить свою задницу из машины, постучать блестящим полированным молоточком по её зеленой двери и рассказать ей о своих чувствах. Только и всего. Так какого черта он весь вспотел? Джейк запустил пальцы в волосы, размышляя, не подстричься ли. Когда он в последний раз стригся? Он не помнил. Собака с жалостью глядела на него. Джейк побарабанил пальцами по обтянутому кожей рулю. – Пошевеливайся, а? Никогда прежде он не испытывал ничего подобного, и это пугало его… но вместе с тем и успокаивало. То, что он чувствовал к Соледад, было жалким подобием теперешних эмоций. Потому что, да помоги ему господь, боль от предательства Соледад не сравнится с той, что он испытает, если Марни прикажет ему убираться. Да одна эта мысль вызывала в нем озноб и ужас. «Может, стоило надеть костюм? » – Думаешь, в костюме я смотрелся бы лучше? Черт, он советуется с собакой. Хорошо, Герцогиня была умна, но все равно оставалась животным. Джейку было так страшно, что правое веко нервно подергивалось и вспотели руки. «Проклятье, но всё‑ таки надо с чего‑ то начинать». Он повернул ручку и, неспешно открыв дверь машины, выбрался на улицу. Придержал дверь открытой, пока Герцогиня с изяществом не прошла по кожаным сидениям к выходу со стороны водителя, после чего они с ней столь же неторопливо прошествовали к входной двери. Позвонить или постучать? Он позвонил и услышал, как трель звонка разнеслась по дому. И попытался угадать, где в этот момент находилась Марни, и как долго ему придется жда… – Джейк, – поприветствовала она. Не удивилась. Наверное, уже потерялась в догадках, чем он там занимался, сидя в припаркованной машине и разглядывая её дом. Пушистый бледно‑ голубой свитер был того же цвета, что и её глаза. – Вот твоя собака. «Отлично. Просто отлично, Долан». – Вижу, спасибо, – с совершенным спокойствием произнесла Марни. Словно он не спешил сюда как сумасшедший, чуть не угробив себя по дороге. Словно не обошел все творения создателя, чтобы найти её пса. Словно не… «Так, сосредоточься, дружище», – с колотящимся сердцем и продолжающим дергаться глазом приказал себе Джейк. Ему хотелось обнять ее, почувствовать тепло ее тела, впитать в себя ее запах и ощутить вкус губ. Марни между тем присела и, поглаживая собаку, заворковала: – Привет, милая. Я так по тебе соскучилась. Перевязь из фиолетового шарфа с нарисованными на нем желтыми улыбающимися рожицами поддерживала её загипсованную руку. Рисунки и автографы покрывали гипс, напоминая о полноте её жизни. У неё была семья. И друзья. – Ты пригласишь меня внутрь или оставишь и дальше морозить задницу на пороге? – слова прозвучали более грубо, чем он планировал. Она встала: – Да, входи. Из‑ за тебя на улице сейчас оказалось тепла долларов на пятьсот. Она была такой красивой, что в груди у Джейка закололо. Прошла всего неделя со дня их последней встречи. И сейчас, несмотря на сломанное крылышко, она выглядела здоровой и захватывающе живой. Слава тебе, боже. Он больше никогда в жизни не хочет чувствовать, как её кровь заливает его руки, слышать, как жутко она хрипит, задыхаясь, видеть, как её везут на каталке в операционную, или как она лежит на больничной кровати, слабая и беспомощная. И не мог вынести даже мыслей о её больном сердце. Он никогда не хотел видеть её боли. Ни физической, ни душевной. Ему хотелось любить её. Джейк внезапно похолодел. Что, во имя всего святого, он знал о любви? Ответ? Ни черта. В расстроенных чувствах, Джейк проследовал за Марни в дом. Он слишком поздно вспомнил ее слова, что она больше заинтересована в обретении себя, чем в поисках мужчины. Удобный провал в памяти. Да и неважно, что он чувствует. Джейку нужно было все или ничего. Дерьмо. Если ей хочется жить в Париже, он будет жить в мансарде вместе с ней. Ему лишь придется убедить Марни в том, что она этого тоже хочет. В доме пахло помидорами и лимоном. Мимоходом Джейк осматривал комнаты. Яркие цвета, много открытого пространства, целые джунгли комнатных растений, но Джейку было куда интереснее созерцать упругую попку Марни. – Пойдем на кухню. Мне нужно помешать соус. – Пахнет вкусно. – Захотелось чего‑ то итальянского. Кофе? – Пожалуй. Да, с удовольствием. – Захотелось? Джейк украдкой посмотрел на её плоский живот. – Ты беременна? Как только слова сорвались с губ, Джейк мысленно стукнул себя по лбу. Черт возьми! А ведь раньше он слыл тактичным человеком! На кружке, которую Марни со стуком поставила перед ним, пролив при этом немного кофе на дубовый стол, ручка была сделана в форме розового фламинго с глазами навыкате. – Так вот почему ты приехал? – Марни бросила ему бумажное полотенце и оно упало между ними. Словно вызов на дуэль. О‑ оу. Джейк послушно вытер пролитый кофе и смял салфетку в кулаке. Он сразу почувствовал в вопросе подвох. – Я же обещал, что привезу машину и Герцогиню. – Сложно поверить, что ты такой трусишка, – сказала Марни сердитым голосом. – Ты позволил моим братьям прогнать тебя. – Все было не так. – Тогда почему же ты оставил меня в проклятой больнице и даже не попрощался? – потребовала объяснений Марни. Её лицо порозовело, глаза метали молнии. – В моей профессии люди не прощаются. – Твоя профессия – отстой. – Мне нужно было отчитаться, перетрясти бельишко, – Джейк вспомнил её реплику во время их первого раза, и ему захотелось улыбнуться. Он бы мог убить человека за возможность сейчас раздеть её. Вытряхнуть из этих джинсов, пушистого свитера, и положить на кровать… Он глотнул кофе. Заварен именно так, как ему нравится. Марни отпила из своей чашки. Кипяток обжег ей язык, но она даже не поморщилась. За это она достойна получить «Эмми». Или «Оскар»? В джинсах и незнакомой ей темно‑ коричневой кожаной куртке, надетой поверх бежевого вязаного свитера, Джейк выглядел порочным и чертовски сексуальным. Волосы свободно ниспадали на плечи, чистые до блеска и манящие, чтобы она запустила в них пальчики. Она поднялась, чтобы перемешать соус. Герцогиня тем временем, обследовав дом на наличие посторонних, подошла к Джейку и положила голову ему на колени. – Так что ты решила? – почесывая Герцогиню за ухом, небрежно спросил Джейк, когда Марни вновь села за стол. – Поедешь в Париж? – Нет. Я решила не ехать. – Потому что беременна? Она и в первый раз его хорошо расслышала. Было сложно делать вид, что она не замечает слона, стоящего посередине комнаты. – А что если так? – И все же? – Нет. Я… я не знаю. Слишком мало времени прошло, – «Я молюсь, чтобы это было так». Но Марни не собиралась умолять его остаться. – Я не чувствую, что беременна. Наверное, нет. – В таком случае, почему ты не едешь в Париж? – Я решила переделать свободную комнату в мастерскую. – Она снова сделала глоток кофе, даже не ощутив его вкуса. Ей до дрожи в губах хотелось обойти стол и, усевшись на колени Джейка, атаковать губами его рот. – Здесь по соседству живет детская писательница, с которой мы уже работали вместе. И мы договорились продолжить сотрудничество, выпустив новую серию книг для детей. Как могло произойти, что зная Джейка Долана меньше двух недель, она ощущала, что цвета в комнате от его присутствия стали ярче? Она, конечно, отчаянно скучала по нему, но только увидев его сидящим в машине с Герцогиней, осознала, что без него её жизнь была черно‑ белой. Джейк Долан заставил её расцвести всеми цветами радуги. – Это хорошо. Похоже, в чем‑ то ты уже определилась, – он опустошил свою чашку, аккуратно поставил её на стол и переступил с ноги на ногу. Сердце Марни замерло от внезапного испуга, а затем снова пустилось вскачь. Неужели он уйдет? Мавр сделал свое дело?.. Вот твоя собака, вот машина, пока? – Да, – она облизала пересохшие губы. – Я поговорила с папой и мушкетерами. Они сказали, что понимают меня. Пообещали дать мне свободу выбора. – Это хорошо, – он поднял пустую чашку и посмотрел в неё словно в магический хрустальный шар. – Да. В наступившей тишине было слышно, как тикают часы... как клокочет соус, наполняя кухню пряным ароматом... «Я не могу этого вынести». Каждый вдох причинял ей боль. По крайней мере, там, на горе, он худо‑ бедно поддерживал разговор. А сейчас все было ужасно. Неловко и натянуто. Марни понимала, что он лихорадочно ищет удобного предлога попрощаться. «Ну, пожалуйста, Джейк»… Она вперилась в свое расплывчатое отражение на черной поверхности кофе. Кого она умоляет? Человека, который даже не подозревал, что у него есть сердце. То, что для неё стало опытом, изменившим всю её жизнь, для него, очевидно, было ничем иным, как короткой сексуальной интрижкой. И сейчас ему не терпится уйти. Марни встала и, ничего не видя перед собой, направилась к плите. Оперлась бедром на столешницу, взяла с подставки деревянную ложку, но мешать бурлящий соус не стала. Слезы застили глаза. Это убивало ее. Да, убивало. С той самой секунды, как она очнулась в больнице и поняла, что Джейк уехал, она представляла, что скажет ему при встрече... Если она состоится. И ни в одной из этих фантазий её сердце не ныло, и в груди не болело от непролитых слез. Ни в одной из них он не сидел, холодно смотря на неё с видом скажи‑ уже‑ что‑ ты‑ там‑ хочешь‑ сказать.
|
|||
|