|
|||
Глава вторая
Первая беседа со специалистом Юго‑ Западного центра была назначена на 31 января 1978 года. Психолог Дороти Тернер, хрупкая женщина с застенчивым, почти испуганным выражением лица, подняла голову, когда сержант Уиллис ввел Миллигана в кабинет для беседы. Она увидела привлекательного высокого молодого человека в синем спортивном костюме. У него были усы и длинные баки, но в его глазах застыл детский страх. Увидев ее, он вроде бы удивился, но когда сел на стул напротив нее, сложив руки на коленях, то уже улыбался. – Мистер Миллиган, – сказала она, – я Дороти Тернер из Юго‑ Западного центра психического здоровья. Мне нужно задать вам несколько вопросов. Где вы живете в настоящее время? Он огляделся вокруг. – Здесь. – Номер вашего социального обеспечения? Юноша нахмурился и долго думал, рассматривая пол, стены, покрашенные желтой краской, жестяную банку вместо пепельницы на столе. Потом погрыз ноготь и стал рассматривать заусенцы. – Мистер Миллиган, – сказала Дороти Тернер, – я пришла помочь вам, но вы тоже должны мне помогать. Вы должны отвечать на мои вопросы, чтобы я могла понять, в чем дело. Итак, каков номер вашего социального обеспечения? Он пожал плечами: – Не знаю. Она заглянула в свои записи и прочитала номер. Юноша покачал головой: – Это не мой номер. Наверное, это номер Билли. Дороти пристально посмотрела на него. – А разве вы не Билли? – Нет, – сказал он, – это не я. Она нахмурилась. – Минутку. Если вы не Билли, то кто же вы? – Я Дэвид. – А где же Билли? – Билли спит. – Где спит? Он ткнул себя в грудь. – Здесь. Он спит. Дороти Тернер вздохнула, собрав все свои силы, и терпеливо кивнула. – Мне нужно поговорить с Билли. – Нет, Артур вам не разрешит. Билли спит. Артур не будет его будить, потому что, если он разбудит, Билли убьет себя. Психолог какое‑ то время внимательно смотрела на молодого человека, не зная, как продолжить разговор. Его голос, обороты его речи были похожи на детские. – Подожди‑ ка минутку. Я хочу, чтобы ты объяснил мне это. – Не могу. Я сделал ошибку. Мне вообще не следовало говорить. – Почему? – У меня будут неприятности с другими. – В юном голосе прозвучала паника. – Значит, тебя зовут Дэвид? Он кивнул. – А кто эти другие? – Я не могу вам сказать. Дороти стала тихонько постукивать пальцами по столу. – Но, Дэвид, ты должен рассказать мне об этом, чтобы я могла помочь тебе. – Я не могу, – упорствовал он. – Они ужасно рассердятся и не позволят мне больше вставать на пятно. – Но ты должен кому‑ нибудь рассказать. Ведь ты очень боишься, правда? – Да, – признался он, и в его глазах блеснули слезы. – Дэвид, очень важно, чтобы ты доверился мне. Позволь мне узнать, что происходит, чтобы я могла помочь. Он долго и напряженно думал и наконец пожал плечами. – Ладно, я расскажу вам, но при одном условии. Вы должны обещать мне, что никому на свете не расскажете этой тайны. Никому. Никогда. Никогда. Никогда. – Хорошо, – сказала она. – Я обещаю. – За всю свою жизнь? Дороти кивнула. – Скажите, что обещаете. – Я обещаю. – О’кей, – сказал он. – Я вам расскажу. Всего я не знаю. Знает только Артур. Как вы сказали, мне страшно, потому что очень часто я не знаю, что происходит. – Сколько тебе лет, Дэвид? – Восемь. Скоро будет девять. – А почему именно ты пришел поговорить со мной? – Я даже и не знал, что появлюсь. Кого‑ то ударили в тюрьме, и я вышел, чтобы взять боль. – Объясни, пожалуйста. – Артур говорит, что я хранитель боли. Когда кому‑ то больно, мне надо встать на пятно и почувствовать эту боль. – Это должно быть ужасно. Его глаза наполнились слезами. – Да, это несправедливо. – Скажи, Дэвид, что значит «встать на пятно»? – Так говорит Артур. Он объясняет нам, как это происходит, когда кто‑ нибудь из нас должен выйти. Это большое яркое пятно света, как от прожектора. Все находятся вокруг него, бодрствуют или спят в своих постелях. И кто становится на пятно, тот выходит в мир. Артур говорит: «Тот, кто встает на пятно, овладевает сознанием». – Кто же эти другие люди? – Их много. Я всех не знаю. Теперь я знаю некоторых из них, но не всех. Ой! – Он внезапно замолчал. – В чем дело? – Я назвал имя Артура. Теперь уж точно мне попадет за то, что я выдал секрет. – Все хорошо, Дэвид. Я же обещала, что никому не скажу. Он съежился на стуле: – Я не могу больше говорить. Мне страшно. – Ладно, Дэвид. На сегодня достаточно. Но завтра я снова приду, и мы еще поговорим с тобой. Выйдя из окружной тюрьмы, Дороти Тернер остановилась и плотнее запахнула пальто, спасаясь от холодного ветра. Она была готова к встрече с молодым уголовником, который прикидывается безумным, чтобы избежать наказания, но не ожидала ничего подобного.
На следующий день, войдя в комнату для бесед, Дороти Тернер заметила что‑ то новое в выражении лица Миллигана. Он избегал ее взгляда и сидел на стуле с поднятыми коленями, играя со своими ботинками. Дороти спросила его о самочувствии. Миллиган ответил не сразу, он оглядывался по сторонам и время от времени бросал взгляд на Дороти, как будто не узнавая ее. Потом потряс головой и заговорил как подросток – уроженец Лондона, говорящий на кокни. – Шумно очень, – сказал он. – Вы все шумите. Чего у вас тут делается? – Твоя речь звучит смешно, Дэвид. Что это за акцент? Его взгляд стал шаловливым. – А я не Дэвид. Я Кристофер. – Тогда где же Дэвид? – Дэвид плохо себя ведет. – О чем ты говоришь? – Ну, другие ужас как разозлились, потому что он рассказал. – Объясни мне, пожалуйста. – Не буду! А то влетит, как Дэвиду. – За что его наказали? – спросила она, нахмурясь. – Он рассказал, говорю же. – Что рассказал? – Сами знаете что. Секрет. – Ну хорошо. Расскажи мне немножко о себе, Кристофер. Сколько тебе лет? – Тринадцать. – И чем ты любишь заниматься? – На барабане немного играю, но лучше всего на губной гармонике. – Откуда ты? – Из Англии. – У тебя есть братья или сестры? – Только Кристин. Ей три года. Дороти внимательно следила за лицом Кристофера, когда тот говорил на кокни. Он был открытым, искренним, счастливым и очень отличался от человека, с которым она беседовала накануне. Должно быть, Миллиган невероятно хороший актер.
4 февраля, в свой третий визит, Дороти Тернер заметила, что молодой человек, вошедший в комнату, держится совсем по‑ другому. Он небрежно сел, откинулся на спинку стула и высокомерно взглянул на нее. – Как ты сегодня себя чувствуешь? – спросила она, почти боясь услышать ответ. Он пожал плечами: – Нормально. – Скажи, пожалуйста, как дела у Дэвида и Кристофера? Он нахмурился и в упор посмотрел на нее. – Слушайте, леди, я не знаю, кто вы такая. – Я здесь, чтобы помочь тебе. Мы должны поговорить о том, что происходит. – Черт, да я понятия не имею, что происходит! – Разве ты не помнишь, как позавчера разговаривал со мной? – Разговаривал? Да я никогда в жизни вас не видел! – Ты можешь сказать, как тебя зовут? – Томми. – А фамилия? – Просто Томми. – Сколько тебе лет? – Шестнадцать. – Расскажи мне немножко о себе. – Леди, я не разговариваю с чужими. Не лезьте ко мне. В течение следующих пятнадцати минут Дороти Тернер пыталась разговорить его, но Томми оставался замкнутым. Выйдя из здания тюрьмы, она немного постояла на Фронт‑ стрит, думая о Кристофере и о своем обещании Дэвиду никогда не выдавать секрета. Она разрывалась между своим обещанием и пониманием того, что адвокаты Миллигана должны знать об этом. Позже доктор Тернер позвонила в адвокатуру и попросила к телефону Джуди Стивенсон. – Послушайте, – сказала она, когда Стивенсон взяла трубку, – в данный момент я не могу говорить с вами об этом, но если вы не читали книгу «Сивилла», достаньте и прочитайте ее.
Удивившись звонку Тернер, Джуди в тот же вечер купила книгу и принялась за чтение. Поняв, о чем идет речь, она долго лежала в постели, глядя в потолок и думая: «Ну и ну! Множественная личность? Неужели Тернер намекала мне на это? » Она представила себе Миллигана, дрожавшего при опознании; вспоминала другие случаи, когда он был разговорчив, жестикулировал, шутил. Она всегда объясняла изменения в его поведении депрессией. А теперь вдруг вспомнила, что сержант Уиллис рассказал ей, как Миллиган выскользнул из смирительной рубашки, а доктор Расс Хилл говорил о нечеловеческой силе, которую временами демонстрировал заключенный. В ее голове вдруг зазвучал голос Миллигана: «Я не помню того, что, по их словам, сделал. Я ничего не знаю». Джуди хотела разбудить мужа и поговорить с ним об этом, но знала, что скажет Эл. Она знала, что сказал бы любой человек, если бы она попыталась рассказать ему, о чем она сейчас думает. За три года работы адвокатом она ни разу не сталкивалась с клиентом, подобным Миллигану. Джуди решила пока ничего не говорить и Гэри. Она должна сначала проверить все сама. На следующее утро она позвонила Дороти Тернер: – Послушайте, – сказала Джуди, – тот Миллиган, с которым я встречалась и разговаривала в последние несколько недель, иногда вел себя странно. Настроение его резко менялось. Он импульсивный. Но я не заметила настолько значительных различий, которые привели бы меня к выводу, что это похоже на случай, описанный в «Сивилле». – Это как раз то, что мучает меня уже несколько дней, – сказала Тернер. – Я обещала никому ничего не говорить и держу свое обещание. Я только посоветовала вам прочитать книгу. Но возможно, мне удастся убедить его и он позволит открыть вам его секрет. Напомнив себе, что она разговаривает с психологом из Юго‑ Западного центра – фактически со стороной обвинения, – Джуди сказала: – Что ж, вам решать. Скажите мне потом, как, по вашему мнению, мне следует поступить.
Когда Дороти Тернер пришла на четвертую встречу с Миллиганом, она увидела испуганного маленького мальчика, который назвался Дэвидом, как в первый раз. – Я помню, что обещала никогда не выдавать секрета, – сказала она, – но я должна рассказать Джуди Стивенсон. – Нет! – закричал Дэвид, вскочив со стула. – Вы обещали! Мисс Джуди не будет больше меня любить, если вы ей расскажете! – Она будет тебя любить. Она твой адвокат и должна знать, чтобы помочь тебе. – Вы обещали. Если вы нарушите обещание, это будет все равно что ложь. Вы не можете рассказать. Я попал в беду. Артур и Рейджен сильно рассердились на меня за то, что я проболтался, и… – Кто такой Рейджен? – Вы дали обещание. А обещание – самое важное на свете. – Ты разве не понял, Дэвид? Если я не расскажу Джуди, она не сможет спасти тебя. Тебя могут надолго посадить в тюрьму. – Мне все равно. Вы обещали. – Но… Его глаза сделались стеклянными, губы задвигались, словно он разговаривал сам с собой. Потом он выпрямился на стуле, сложил кончики пальцев вместе и сердито посмотрел на нее. – Мадам, вы не имеете права нарушать обещание, данное этому юноше, – сказал он с аристократическим британским прононсом, почти не шевеля губами. – Мне кажется, мы не встречались, – сказала Дороти, судорожно схватившись за подлокотники кресла и отчаянно пытаясь скрыть свое удивление. – Он говорил вам обо мне. – Ты – Артур? Он высокомерно кивнул. Дороти глубоко вздохнула. – Итак, Артур, очень важно, чтобы я рассказала адвокатам о том, что происходит. – Не вижу в этом смысла, – сказал он. – Адвокаты вам не поверят. – А может, стоит попробовать? Я приглашу Джуди Стивенсон, чтобы она познакомилась с тобой, и… – Нет. – Это могло бы спасти тебя от тюрьмы. Я должна… Молодой человек наклонился вперед и бросил на нее презрительный взгляд. – Послушайте, мисс Тернер! Если вы кого‑ нибудь приведете сюда, другие будут просто молчать. Все это будет выглядеть глупо, не правда ли? После пятнадцатиминутного спора с Артуром Дороти заметила, что взгляд собеседника стал каким‑ то тусклым. Он откинулся в кресле, а когда снова выпрямился, голос его изменился и выражение лица стало дружелюбным. – Вы не можете рассказать, – сказал он. – Вы дали обещание, а это священно. – С кем я сейчас разговариваю? – прошептала Дороти. – С Алленом. Это я обычно разговариваю с Джуди и Гэри. – Но адвокаты знакомы только с Билли Миллиганом. – Мы все отзываемся на имя Билли, чтобы секрет не раскрылся. Но Билли сейчас спит. Он уже давно спит. Послушайте, мисс Тернер, можно мне вас называть Дороти? Мать Билли зовут Дороти. – Ты говоришь, что это ты большей частью разговариваешь с Джуди и Гэри. С кем еще они разговаривали? – Ну, они об этом не знают, потому что голос Томми очень похож на мой. Вы уже знаете Томми. Это он выбрался из смирительной рубашки и из наручников. Мы очень похожи, но говорю в основном я. Томми раздражается и язвит. Он не умеет общаться с людьми. – С кем еще знакомы адвокаты? Он пожал плечами. – Первым, кого увидел Гэри, когда нас привезли в тюрьму, был Денни. Он был сильно напуган и смущен. Денни мало знает о происходящем, ему только четырнадцать. – А тебе? – Восемнадцать. Дороти вздохнула и покачала головой. – Ну хорошо… Аллен. Ты кажешься умным человеком, а значит, должен понимать, что меня нужно освободить от обещания. Джуди и Гэри должны знать обо всем, чтобы правильно построить защиту. – Артур и Рейджен против этого, – сказал он. – Они говорят, что люди подумают, будто мы сумасшедшие. – Но разве это не стоит того, чтобы выйти из тюрьмы? Он отрицательно мотнул головой: – Не мне решать. Мы хранили этот секрет всю жизнь. – А кто может решить? – По правде говоря, кто угодно. Артур главный, но секрет принадлежит всем. Вам Дэвид уже сказал, но тайна не должна выйти за пределы комнаты. Дороти попыталась объяснить ему, что это ее обязанность как психолога – рассказать обо всем его адвокатам. Но Аллен возразил: нет никакой гарантии, что это поможет, а если поднимется газетная шумиха, то их жизнь в тюрьме станет невыносимой. Появился Дэвид, которого легко было узнать по манере поведения маленького мальчика, и стал умолять ее сдержать обещание. Доктор Тернер попросила разрешения вновь поговорить с Артуром – и тот вновь возник с хмурым видом. – Должен сказать, мадам, вы на редкость упорны. – В его голосе слышалось недовольство. Дороти долго убеждала его, и наконец у нее появилось ощущение, что Артур начинает сдаваться. – Признаюсь, не люблю спорить с дамами, – сказал он и откинулся назад. – Если вы считаете, что это необходимо, и если другие согласятся, я дам свое согласие. Но вам придется получить согласие у каждого. Потребовались многие часы на то, чтобы каждому «вышедшему» объяснить ситуацию, не переставая при этом изумляться происходившим трансформациям. На пятый день это был Томми, не перестающий ковырять в носу. – Итак, ты понял, что я должна рассказать мисс Джуди. – Леди, мне плевать, что вы там делаете. Отвяжитесь от меня! Аллен сказал: – Вы должны обещать, что не скажете никому на свете, кроме Джуди. А она даст слово, что не скажет никому больше. – Я согласна, – сказала Дороти. – Поверь, ты не пожалеешь. В тот же день она направилась из тюрьмы прямо в адвокатуру, расположенную на той же улице, и поговорила с Джуди Стивенсон, объяснив условия, которые выдвинул Миллиган. – Вы хотите сказать, что даже Гэри Швейкарт не должен знать об этом? – Мне пришлось дать слово. Хорошо уже, что удалось уговорить его согласиться на то, чтобы я рассказала вам. – Не верится мне во все это. – И я тоже не верила, – согласилась Дороти. – Но обещаю вам, что, когда мы встретимся с вашим клиентом, вас ожидает сюрприз.
Когда сержант Уиллис ввел Миллигана в комнату для бесед, Джуди Стивенсон заметила, что манерой поведения ее клиент напоминает застенчивого подростка. Казалось, он боялся сержанта, словно незнакомого человека. Миллиган быстро подбежал к столу и сел рядом с Дороти Тернер, все время потирая запястья. Он продолжал молчать, пока Уиллис не ушел. – Объясни Джуди, кто ты такой, – попросила его Тернер. Он забился в кресло и замотал головой, глядя на дверь, словно хотел убедиться, что сержант ушел. – Джуди, – наконец промолвила Тернер, – это Денни. Мы с ним уже хорошо знакомы. – Привет, Денни. Стивенсон постаралась не выдать, насколько ее поразила перемена в голосе и выражении лица клиента. Денни посмотрел на Тернер и прошептал: – Вот видите? Она смотрит на меня как на ненормального. – Вовсе нет, – возразила Джуди. – Просто я смутилась. Согласись, это необычная ситуация. Сколько тебе лет, Денни? Ничего не ответив, он потер запястья, словно ему только что развязали руки и он пытается восстановить кровообращение. – Денни четырнадцать лет, – сказала Тернер. – Он хороший художник. – Что ты рисуешь? – спросила Стивенсон. – Больше натюрморты, – сказал наконец Денни. – Это ты нарисовал те пейзажи, которые полиция нашла у тебя в квартире? – Я не люблю рисовать пейзажи. Я не люблю землю. – Почему? – Я не могу сказать, иначе он меня убьет. – Кто тебя убьет? Джуди с удивлением обнаружила, что задает ему вопросы, осознавая при этом, что не верит ни единому слову. Она решила, что не поддастся на розыгрыш, и тем не менее была поражена блестящей мистификацией. Миллиган закрыл глаза, и по его щекам побежали слезы. Чувствуя себя все более и более сбитой с толку, Джуди внимательно следила за тем, как Миллиган уходит в себя. Его губы беззвучно шевелились, глаза сделались как стеклянные, потом вновь ожили. Он огляделся по сторонам, узнал обеих женщин и понял, где находится. Сев удобнее, он положил ногу на ногу и вынул сигарету из правого носка, не вынимая пачки. – Есть у кого‑ нибудь спички? Джуди дала прикурить. Он глубоко затянулся и выпустил дым вверх. – Ну, что новенького? – спросил он. – Объясни Джуди Стивенсон, кто ты. Он кивнул и выпустил кольцо дыма. – Я Аллен. – Мы раньше встречались? – спросила Джуди, надеясь, что дрожь в ее голосе не слишком заметна. – Несколько раз, когда вы или Гэри приходили поговорить о моем деле. – Но мы всегда разговаривали с тобой как с Билли Миллиганом. – Мы все отзываемся на имя Билли, – ответил он, пожав плечами. – Это избавляет от необходимости все время объяснять. Но я никогда не говорил, что я Билли. Просто вы так считали, а я не возражал. – Можно мне поговорить с Билли? – спросила Джуди. – Нет‑ нет. Они заставляют его спать. Если он выйдет, он убьет себя. – Почему? – Он все еще не понимает, почему с ним так обращаются. Он ничего о нас не знает, знает только, что теряет время. – Что значит «теряет время»? – спросила Джуди. – Это случается с каждым из нас. Ты где‑ то находишься, что‑ то делаешь. И вдруг – ты уже в другом месте. Вероятно, прошло какое‑ то время, но ты не знаешь, что за это время произошло. Джуди покачала головой: – Это, должно быть, ужасно. – Да, никак не привыкнуть, – кивнул Аллен. Когда вошел сержант Уиллис, чтобы отвести его в камеру, Аллен посмотрел на него и улыбнулся. – Это сержант Уиллис, – сказал он женщинам, – Мне он нравится. Джуди Стивенсон покинула Окружную тюрьму вместе с Тернер. – Теперь вы понимаете, почему я вас позвала, – сказала Дороти. – Я пришла сюда в полной уверенности, что смогу разгадать, в чем трюк, – вздохнув, призналась Стивенсон. – Но я не вижу трюка. Я убеждена, что разговаривала с двумя разными людьми. Теперь понятно, почему он временами казался таким разным. Я объясняла это переменами настроения. Мы должны рассказать Гэри. – Я с трудом получила разрешение на то, чтобы рассказать вам. Не думаю, что Миллиган позволит. – Он должен разрешить, – сказала Джуди. – Слишком уж все… странно. Мне одной не вынести этот груз. Покинув стены тюрьмы, Джуди Стивенсон почувствовала себя в смятении: был и страх, и смущение, и раздражение на себя. Невозможно. Просто невероятно. Но где‑ то в глубине души она постепенно начинала верить всему этому. В тот же день, немного позже, ей домой позвонил Гэри и сообщил, что был звонок из конторы шерифа: Миллиган вновь пытался покончить с собой, разбив голову о стену камеры. – Забавно, – сказал Гэри. – Просматривая его дело, я вспомнил, что сегодня 14 февраля, его двадцать третий день рождения. И знаешь что еще… сегодня Валентинов день.
На следующий день Дороти и Джуди сказали Аллену, что совершенно необходимо рассказать Гэри Швейкарту о секрете. – Нет, нет и нет. – Ты должен разрешить, – настаивала Джуди. – Чтобы спасти тебя от тюрьмы, об этом должны знать другие люди. – Вы обещали. Таков был договор. – Я знаю, – сказала Джуди. – Но это крайне важно. – Артур говорит «нет». – Дай мне поговорить с Артуром, – сказала Дороти. Появился Артур и сердито посмотрел на обеих: – Это становится утомительным. У меня множество дел, я должен о многом подумать, многое изучить. Не сочтите за обиду, но я устал от ваших домогательств. – Ты должен разрешить нам рассказать все Гэри, – сказала Джуди. – Я категорически против. Уже два человека знают – не слишком ли много? – Это необходимо, чтобы помочь тебе, – сказала Тернер. – Я не нуждаюсь в помощи, мадам. Денни и Дэвид могут нуждаться в помощи, но это меня совершенно не касается. – Разве ты не заинтересован в том, чтобы Билли был жив? – воскликнула Джуди, взбешенная его высокомерием. – Да, – спокойно ответил Артур, – но не такой ценой. Они же скажут, что мы сумасшедшие. Все выходит из‑ под контроля. Мы только тем и занимаемся, что сохраняем Билли жизнь с тех самых пор, как он сделал попытку прыгнуть с крыши школы. – С какой крыши? – спросила Тернер. – Как вы сохраняете жизнь? – Заставляем его спать. – Разве ты не понимаешь, как это может повлиять на наше дело? – сказала Джуди. – Тюрьма или свобода – это что, все равно? Или ты хочешь вернуться в Ливанское заведение? Артур положил ногу на ногу, поглядывая то на Дороти, то на Джуди. – Условие прежнее – согласие всех остальных. Через три дня Джуди Стивенсон все‑ таки получила разрешение рассказать секрет Гэри Швейкарту. Холодным февральским утром прямо из тюрьмы она направилась в свою контору. Налила себе кофе, вошла в кабинет Гэри, стол которого был вечно завален бумагами, и села, собираясь с духом. – Гэри, – начала она. – Брось свои чертовы бумаги. Есть новости о Билли. Когда она закончила рассказ о своих встречах с Дороти Тернер и Миллиганом, Гэри посмотрел на нее так, словно Джуди сама сошла с ума. – Я видела это своими собственными глазами, – настаивала она. – Я говорила с ними. Гэри поднялся и стал прохаживаться взад и вперед. Его нечесаные волосы свисали на воротник, мешковатая рубашка наполовину вылезла из‑ под брючного ремня. – Оставь это, – наконец проговорил он. – Ничего не выйдет. Я и сам вижу, что с Билли что‑ то не так, но это не сработает. – Пойди и убедись сам. Ты не понимаешь… Я абсолютно уверена. – Схожу, конечно, но я этому не верю. И прокурор не поверит. И судья. Я очень ценю тебя, Джуди. Ты хороший адвокат и разбираешься в людях. Но это жулик. Я думаю, он обманул тебя. На следующий день в 3 часа дня Гэри пошел с ней в тюрьму, планируя пробыть там не более получаса. Он полностью отвергал эту идею. Но по мере того как он наблюдал одну личность за другой, его скептицизм сменялся любопытством. Гэри видел, как испуганный Дэвид превращается в застенчивого Денни, который помнил, как встретил Гэри в тот первый ужасный день, когда его привезли в тюрьму. – Я не имел представления, что происходит, когда они ворвались ко мне в квартиру и арестовали меня, – сказал Денни. – Почему ты сказал, что там была бомба? – Я не говорил, что там бомба. – Ты сказал полицейскому: «Она взорвется». – Да это Томми всегда твердит: «Не подходите к моим вещам, они могут взорваться». – Почему он так говорит? – Его и спросите. Он электронщик, вечно возится с какими‑ то проводами. Это была его коробка. Швейкарт подергал свою бородку. – Мастер по побегам и специалист по электронике… Можно нам поговорить с Томми? – Не знаю. Томми разговаривает только с теми, с кем хочет. – Ты можешь вызвать Томми? – спросила Джуди. – Я не могу этого сделать. Это должно само произойти. Я думаю, что могу попросить его поговорить с вами. – Попытайся, – сказал Швейкарт, сдерживая улыбку. – Сделай, что можешь. Казалось, тело Миллигана спряталось в собственной оболочке. Лицо его побледнело, глаза сделались стеклянными, словно обратились внутрь. Губы задвигались, как будто он разговаривал сам с собой. В маленькой комнате нарастало напряжение. Ухмылка сошла с лица Швейкарта, он затаил дыхание. Зрачки Миллигана забегали из стороны в сторону. Он огляделся вокруг, как пробудившийся от глубокого сна, и приложил руку к правой щеке, словно хотел ощутить ее цельность. Затем высокомерно откинулся в кресле и сердито уставился на двух адвокатов. Гэри выдохнул. На него это произвело впечатление. – Ты Томми? – спросил он. – А кому надо это знать? – Я – твой адвокат. – Вы не мой адвокат. – Я тот, кто собирается помочь Джуди Стивенсон вытащить из тюрьмы это тело, кому бы оно ни принадлежало. – Обойдусь и без вас, мистер. Меня ни одна тюрьма не удержит, захочу уйти – уйду. Гэри смерил его взглядом. – Значит, это ты все время выскакиваешь из смирительной рубашки. Значит, ты Томми. Миллиган сидел со скучающим видом. – Ну да, Томми. – Денни говорил нам о ящике со всякой электроникой, который полиция нашла в квартире. Он сказал, что это твой ящик. – У него всегда был длинный язык. – Зачем ты сделал фальшивую бомбу? – Какая к черту бомба? Если проклятые копы слишком тупы, чтобы узнать черный ящик, я‑ то тут при чем? – Что ты хочешь этим сказать? – Что слышал! Это был черный ящик. Я хотел переплюнуть систему телефонной компании, вот и возился с новым телефоном для машины. Я обмотал те цилиндры красной лентой, а безмозглые копы подумали, что это бомба. – Ты сказал Денни, что она может взорваться. – Да бросьте вы! Я всегда говорю это малышне, чтобы держали руки подальше от моих вещей. – Где ты изучил электронику, Томми? – спросила Джуди. Он пожал плечами: – Сам и изучил. По книгам. С тех пор как себя помню, всегда хотел знать, как работают разные вещи. – А где научился убегать, уходить от опасности? – спросила Джуди. – Артур заставил. Кто‑ то должен уметь выскользнуть, если кого‑ нибудь из нас застукают. Я научился управлять мышцами и костями своих рук. Потом заинтересовался всевозможными замками и запорами. Швейкарт задумался на секунду. – Пистолеты тоже твои? Томми отрицательно покачал головой. – Рейджен – единственный, кому разрешили иметь дело с оружием. – Разрешили? И кто же дает разрешение? – спросила Джуди. – Ну, это зависит от того, где мы находимся. Послушайте, я устал выдавать вам информацию. Это работа Артура или Аллена. Спросите кого‑ нибудь из них, ладно? Я ухожу. – Подожди… Но Джуди опоздала. Его глаза стали пустыми, и он «ушел». Появился другой. Он сложил вместе кончики пальцев, сделав из ладоней пирамидку. Когда он поднял голову, выражение его лица было совсем другим, и Джуди узнала Артура. Она представила его Гэри. – Вы должны простить Томми, – холодно сказал Артур. – Он довольно необщительный юноша. Если бы он не разбирался так хорошо в электронике и замках, думаю, я давно избавился бы от него. Но его таланты очень полезны. – А какие у вас таланты? – спросил Гэри. Артур махнул рукой. – Я только любитель. Немного разбираюсь в биологии и медицине. – Гэри спрашивал Томми о пистолетах, – сказала Джуди. – Вы же знаете, что это нарушение условий досрочного освобождения. Артур кивнул. – Единственный, кому разрешено обращаться с оружием, это Рейджен. Он отвечает за гнев. Это его специальность. Но ему разрешено пользоваться оружием только в целях защиты и для выживания. Свою силу он может использовать лишь с добрыми намерениями, не нанося вреда другим. Вы знаете, он в состоянии контролировать свой адреналин. – Он пользовался пистолетами, когда похищал и насиловал тех четырех женщин, – сказал Гэри. – Рейджен никогда никого не насиловал, – с ледяным спокойствием ответил Артур. – Я говорил с ним об этом. Он стал грабить, потому что его беспокоили неоплаченные счета. Рейджен признает, что в октябре ограбил трех женщин, но абсолютно отрицает что‑ либо подобное с женщиной в августе, тем более факт изнасилования. Гэри наклонился вперед, пристально глядя в лицо Артура, чувствуя, как его собственный скептицизм куда‑ то исчезает: – Но улики… – К черту улики! Если Рейджен говорит, что не делал этого, значит, не делал. Он не будет врать. Рейджен грабитель, а не насильник. – Вот ты говорил с Рейдженом, – вступила в разговор Джуди. – Как это происходит? Вы разговариваете друг с другом вслух или мысленно? Это речь или мысль? Артур сжал руки. – По‑ разному. Иногда разговор происходит внутри, и, по всей вероятности, никто из окружающих не знает об этом. Но когда мы одни, мы разговариваем вслух. Я полагаю, что случайный свидетель такой беседы, окажись он рядом, наверняка принял бы нас за сумасшедших. Гэри выпрямился, вынул платок и вытер пот со лба. – Кто этому поверит? Артур снисходительно улыбнулся: – Я уже сказал, что Рейджен, как и все мы, никогда не лжет. Всю жизнь люди считали нас лжецами, поэтому для нас стало делом чести никогда не лгать. Не имеет значения, верят нам или нет. – Но вы не всегда хотите говорить правду, – заметила Джуди. – А сокрытие правды – это ведь тоже ложь, – добавил Гэри. – Перестаньте, – произнес Артур, даже не пытаясь скрыть презрение. – Как адвокат, вы прекрасно знаете, что свидетель не обязан сообщать информацию, о которой его не спрашивают. Вы первый сказали бы клиенту, что он должен отвечать лишь «да» или «нет» и ничего больше, если только это не противоречит его интересам. Если вы зададите кому‑ нибудь из нас прямой вопрос, то получите правдивый ответ или молчание. Конечно, порой правда добывается разными путями. Английский язык по своей природе двусмысленный. Гэри кивнул с задумчивым видом: – Я это запомню. Однако мы отклонились от темы. О пистолетах… – Рейджен намного лучше остальных знает, что именно произошло в случаях тех трех преступлений. Почему бы вам не поговорить с ним? – Не сейчас, – сказал Гэри. – Еще не время. – Я чувствую, что вы боитесь встретиться с ним. Гэри остро взглянул на него: – А разве ты не этого хочешь? Не поэтому ли ты говоришь нам, какой он злой и опасный? – Я не говорил, что он злой. – Но впечатление создалось именно такое. – Полагаю, вам необходимо познакомиться с Рейдженом, – сказал Артур. – Вы сняли замок с ящика Пандоры. Остается поднять крышку. Но он не выйдет, пока вы не захотите, чтобы он вышел. – Он хочет поговорить с нами? – спросила Джуди. – Вопрос в том, хотите ли вы поговорить с ним? Гэри вдруг понял, что одна только мысль о том, что сейчас появится Рейджен, пугает его. – Думаю, мы должны с ним поговорить, – сказала Джуди, глядя на Гэри. – Он не причинит вам вреда, – уверил их Артур, натянуто улыбаясь. – Он знает, что вы оба здесь, чтобы помочь Билли. Мы говорили об этом, и теперь, когда это уже не секрет, мы понимаем, что должны сотрудничать с вами. Это последняя надежда, как ясно выразилась миссис Стивенсон, чтобы вытащить нас из тюрьмы. Гэри вздохнул. – Хорошо, Артур. Я не прочь встретиться с Рейдженом. Артур отодвинул свое кресло в дальний угол комнаты, чтобы между ним и остальными было как можно большее расстояние. Взгляд его стал отсутствующим, словно он смотрел внутрь себя. Губы его двигались, рука вскинулась вверх и коснулась щеки. Челюсти сжались. Потом он шевельнулся, и его тело изменило положение, приняв агрессивную позу бойца, изготовившегося к прыжку. – Зря все это… Не надо было открывать секрет. Они с удивлением слушали этот низкий, грубый голос с сильным славянским акцентом, звучащий самоуверенно и враждебно. Голос гудел, заполняя всю крохотную комнатку. – Я вам вот что скажу, – сказал Рейджен, в упор глядя на них. Его лицо исказилось от напряжения, глаза сверкали, брови сдвинулись. – Даже после того как Дэвид выболтал наш секрет, я был против. Это не было имитацией славянского акцента. Его речь и вправду изобиловала шипящими звуками, как у человека, который вырос в восточной Европе, выучил английский, но так и не избавился от акцента. – Почему ты был против того, чтобы мы узнали правду? – спросила Джуди. – Да кто поверит? – ответил он, сжав кулак. – Скажут, что у нас не все дома, и все. А пользы никакой. – Но это может помочь вам избежать тюрьмы, – сказал Гэри. – Какое там «помочь»? – резко спросил Рейджен. – Я не дурак, мистер Швейкарт. У полиции есть доказательства, что я совершил ограбления. Я признаю три ограбления возле университета. Только три. Но остальное ложь, никакой я не насильник. И вот еще что: если мы попадем в тюрьму, я убью малышей, так и знайте. Там не место для маленьких. Это будет легкая смерть. – Но если ты убьешь… маленьких… не будет ли это означать и твою смерть? – спросила Джуди. – Не обязательно, – ответил Рейджен. – Мы же разные. Гэри, нервничая, запустил пальцы в волосы. – Послушай, когда на прошлой неделе Билли – или кто там еще – разбил себе голову о стену камеры, на твой череп это не повлияло? Рейджен потрогал лоб: – Было дело. Но боли я не чувствовал. – Кто чувствовал боль? – спросила Джуди. – Только Дэвид чувствует боль. Он все берет на себя. Дэвид ставит себя на место другого. Гэри принялся мерить шагами комнату, но когда он увидел, как напрягся Рейджен, то предпочел снова сесть. – Это Дэвид пытался разбить себе голову? Рейджен отрицательно покачал головой: – Это был Билли. – А‑ а, – протянул Гэри. – А я думал, что Билли все время спит. – Так оно и есть. Но это был его день рождения. Маленькая Кристин приготовила для него поздравительную открытку и хотела вручить. Артур разрешил Билли проснуться по случаю его дня рождения и встать на пятно. Я был против этого. Я – защитник. Это моя обязанность. Может быть, и правда, что Артур умнее меня, но он человек и тоже может ошибаться. – И что случилось, когда Билли проснулся? – спросил Гэри. – Он стал оглядываться. Увидел, что находится в тюрьме. Он подумал, что совершил что‑ то плохое, и поэтому разбил голову о стену. Джуди содрогнулась. – Видите ли, Билли ничего про нас не знает, – сказал Рейджен. – У него – как вы это называете? – амнезия. Наверное, так. Один раз, еще в школе, «потеряв» много времени, он залез на крышу. Хотел прыгнуть вниз. Я удержал его и снял с пятна. С тех пор он все время спит. Артур и я заставляем его спать, чтобы защитить его. – Когда это было? – спросила Джуди. – В день его рождения, когда ему исполнилось шестнадцать лет. У него было плохое настроение, потому что отец заставил его работать в этот день. – Боже мой, – прошептал Гэри. – Спать в течение семи лет? – Он и сейчас спит, просыпался лишь на несколько минут. Не надо было разрешать ему вставать на пятно. – Кто же все делает? – спросил Гэри. – Работает? Разговаривает с другими людьми? До сих пор никто из тех свидетелей, с которыми мы разговаривали, не упоминал о британском или русском акценте. – Это не русский, мистер Швейкарт. Югославский. – Извини. – Ничего, это так, для ясности. В основном люди разговаривают с Алленом или Томми. – Они выходят и исчезают, когда захотят? – спросила Джуди. – Вообще‑ то пятно контролирую я или Артур, когда как. В тюрьме я контролирую выход – решаю, кто выходит, кто остается, потому что тюрьма – опасное место. Как защитник, я обладаю властью и командую. Когда опасности нет, а надо шевелить мозгами, командует Артур. – А кто сейчас контролирует пятно? – спросил Гэри, понимая, что потерял профессиональную беспристрастность и полностью вовлечен в это невероятное явление. Рейджен пожал плечами и огляделся вокруг: – Это тюрьма. Неожиданно дверь в комнату открылась. Рейджен вскочил, как кошка, почуявшая опасность, и приготовился к защите, приняв стойку каратэ. Увидев, что это один из адвокатов, который ищет незанятую комнату для беседы с клиентом, Рейджен вновь сел. Хотя Гэри планировал провести с клиентом минут пятнадцать, максимум полчаса, уверенный, что разоблачит мошенника, пять часов спустя, покидая тюрьму, он был абсолютно убежден, что Билли Миллиган – множественная личность. Идя с Джуди по улице этим холодным вечером, Гэри вдруг понял, что у него в голове вертится абсурдная мысль: поехать в Англию или Югославию и поискать там какие‑ нибудь следы существования Артура или Рейджена. Не то чтобы он верил в такие явления, как, например, реинкарнация или одержимость дьяволом, но сейчас, в оцепенении бредя по улице, он вынужден был признать, что в той маленькой комнатке он разговаривал сегодня с разными людьми. Гэри взглянул на Джуди, которая молча шла рядом, тоже ошеломленная. – Сдаюсь, – сказал он. – Я верю. Полагаю, мне удастся убедить Джо Энн, когда она спросит, почему я опять пропустил ужин. Но как, черт подери, мы сможем убедить прокурора и судью?
21 февраля доктор Стелла Кэролин, психиатр Юго‑ Западного центра психического здоровья и коллега доктора Тернер, информировала государственных защитников, что доктор Корнелия Уилбур (ставшая известной всему миру после того, как вылечила Сибиллу, женщину с шестнадцатью личностями) согласилась приехать из Кентукки 10 марта, чтобы познакомиться с Миллиганом. Готовясь к визиту доктора Уилбур, Дороти Тернер и Джуди Стивенсон поставили себе задачей убедить Артура, Рейджена и других позволить открыть секрет еще одному человеку. И вновь целые часы были потрачены на уговоры каждой личности в отдельности. К этому времени они знали уже девять имен и разговаривали с Артуром, Алленом, Томми, Рейдженом, Дэвидом, Денни, Кристофером, но еще не познакомились ни с Кристин, трехлетней сестрой Кристофера, ни с «оригиналом», или «ядром», – Билли, которого остальные держали в спящем состоянии. Когда они наконец получили разрешение ознакомить с секретом других людей, была организована группа, включающая прокурора, который мог наблюдать встречу доктора Уилбур и Миллигана в Окружной тюрьме имени Франклина. Джуди и Гэри побеседовали с матерью Миллигана Дороти, его младшей сестрой Кэти и старшим братом Джимом, но никто из них не говорил им о жестоком обращении с Билли. Мать рассказала, что Челмер Миллиган бил ее. Учителя, друзья и родственники описывали странное поведение Билли Миллигана, говорили о его попытках самоубийства и состояниях транса. Джуди и Гэри были уверены, что они с полным основанием – подтвержденным всеми законными тестами в Огайо – могут заявить, что их подзащитный не в состоянии находиться под судом. Но они понимали, что есть еще одно препятствие: если судья Флауэрс примет к сведению отчет Юго‑ Западного центра, то Билли Миллигана пошлют в психиатрическую клинику для обследования и лечения. Они не хотели, чтобы его положили в государственную клинику для душевнобольных преступников в Лиме. Ее репутация была им хорошо известна по рассказам многих ее бывших пациентов, и они понимали, что их клиент там не выживет.
Доктор Уилбур должна была встретиться с Миллиганом в пятницу, но по личным причинам ее планы изменились. Джуди позвонила Гэри из дома, чтобы сообщить ему об этом. – Ты сегодня будешь в конторе? – спросил он. – Вообще‑ то не собиралась. – Вот в чем дело: Юго‑ Западный центр настаивает, что альтернативы Лиме нет, но что‑ то мне подсказывает, что должна быть. – Послушай, – сказала Джуди, – в конторе страшная холодина. Эла нет дома, и у меня топится камин. Давай приезжай. Я угощу тебя ирландским кофе, и мы все обсудим. Гэри засмеялся: – Руки выкручиваешь! О’кей, я еду. Через полчаса они уже сидели перед камином. Гэри грел руки, охватив кружку с кофе. – Честно признаюсь, я струхнул, когда вышел Рейджен, – сказал он. – Но вот что странно: он внушает симпатию. – Я тоже так думаю, – ответила Джуди. – Артур называет его «хранителем ненависти». Я ожидал увидеть черта с рогами, а появился обаятельный и интересный парень. Я полностью верю ему, когда он отрицает изнасилование женщины на Нейшенуайд‑ Плаза в августе, и теперь, когда Рейджен утверждает, что не насиловал и тех троих, я уже начинаю испытывать сомнения. – Относительно первого случая я согласна. Очевидно, его просто «повесили» на Рейджена. Совершенно другой образ действий. Но последние три женщины определенно были похищены, ограблены и изнасилованы. Все, что мы имеем, – продолжала Джуди, – это обрывки его воспоминаний о преступлениях. Слушай, вот что странно: Рейджен говорит, что он узнал свою вторую жертву. Что кто‑ то из них встречал ее прежде. – И еще мы знаем, что Томми помнит, как он был в ресторане для автомобилистов «У Энди», они с третьей жертвой ели гамбургеры, и он считает, что на свидании с ней был кто‑ то из них. – Полли Ньютон подтверждает, что была остановка у ресторана. По ее словам, у насильника был странный вид и секс закончился буквально через две минуты. Он сказал, что не может делать это, и обратился к себе: «Билл, что с тобой происходит? Соберись». А потом он сказал ей, что ему нужен холодный душ, чтобы остыть. – И еще этот непонятный разговор о том, что он из общества метеорологов и что у него есть «мазерати». – Один из них прихвастнул. – О’кей, давай предположим, что о случившемся не знаем ни мы, ни одна из тех личностей, с которыми мы разговаривали. – Однако Рейджен признается в ограблениях, – сказала Джуди. – Да, но отрицает изнасилования. Почему? Все это странно. Ты можешь представить себе, что три раза в течение двух недель Рейджен пьет и принимает амфетамины и потом рано утром бежит трусцой одиннадцать миль через весь город к университету? А потом, после того как выберет жертву, вдруг отключается… – Освобождает пятно, – поправила Джуди. – Ну да. – Гэри поставил чашку на столик, чтобы наполнить ее снова. – Итак, в каждом случае он освобождает пятно, а потом обнаруживает себя в центре Коламбуса с деньгами в кармане и считает, что совершил ограбление, как и намеревался. Но он не помнит, как он это делал. Ни в одном из трех случаев. Как он говорит, кто‑ то между этими моментами «крал время». – Но есть еще эпизоды, – сказала Джуди. – Кто‑ то бросал бутылки в пруд и стрелял по ним. Гэри кивнул: – Вот и доказательство, что это был не Рейджен. Согласно показаниям женщины, сначала он не мог выстрелить из пистолета. То есть он возился с ним некоторое время, пока не снял с предохранителя. А потом не попал в пару бутылок. Такой специалист, как Рейджен, не промахнулся бы. – Но Артур говорит, что другим запрещено брать пистолеты Рейджена. – Я представляю, как мы это объясняем судье Флауэрсу. – А мы собираемся ему объяснять? – Не знаю, – ответил Гэри. – Глупо строить защиту множественной личности, опираясь на доводы о ее безумии. Официально это классифицируется как невроз, а не психоз. Я имею в виду, сами психиатры говорят, что множественные личности не безумны. – Хорошо, – согласилась Джуди. – Тогда почему прямо не объявить его невиновным, не называя это безумием? Мы подвергнем критике понятие о преднамеренности действий, как в деле множественной личности в Калифорнии. – Там была ерунда, мелкое правонарушение, – сказал Гэри. – В нашем случае вопрос жизни и смерти. Джуди вздохнула и уставилась на огонь в камине. – Я тебе вот что скажу: даже если судья Флауэрс будет согласен с нами, он все равно пошлет его в Лиму. Когда Билли был в тюрьме, он слышал, что это за место. Ты помнишь, что сказал Рейджен об эвтаназии? О том, что убьет детей, если Билли пошлют туда? Похоже, он так и сделает. – Тогда мы добьемся, чтобы его послали в другое место! – сказала Джуди. – Юго‑ Западный центр говорит, что Лима – единственное место, где лечат подсудимых. – Только через мой труп! – воскликнула Джуди. – Поправка, – сказал Гэри, подняв чашку с кофе. – Через наши трупы. Они чокнулись чашками, и Джуди наполнила их снова. – Я не могу смириться с тем, что у нас нет выбора. – Давай поищем альтернативу, – предложил Гэри. – Ты прав, – ответила Джуди. – И мы ее найдем. – Такого никогда еще не было, – сказал Гэри, вытирая сливки с бороды. – Ну и что? Билли Миллигана тоже раньше не было. Джуди сняла с полки потрепанный экземпляр «Уголовного кодекса штата Огайо», и они стали прорабатывать его, по очереди читая вслух. – Еще кофе? – спросила Джуди. Он кивнул: – Черный, и покрепче. Два часа спустя он заставил ее прочитать еще раз отрывок из Кодекса. Джуди пробежала пальцем до конца страницы и нашла раздел 2945. 38:
«Если суд или жюри признают подсудимого безумным, решением суда он будет направлен в лечебницу для психически больных или умственно отсталых, подведомственную суду. Если суд посчитает целесообразным, он может поместить подсудимого в психиатрическую клинику г. Лимы до излечения, и после выздоровления обвиняемый, согласно закону, подвергается суду».
– Вот оно! – воскликнул Гэри, с пушечным треском захлопнув книгу. – Лечебницу, подведомственную суду. Здесь не сказано, что только Лима. – Мы нашли! – И все до сих пор повторяют, что нет альтернативы Лиме для предварительного заключения. – Теперь нам надо найти другую психиатрическую клинику, подведомственную суду. – Слушай, я знаю одну такую. Работал там помощником психиатра после армии. Клиника Хардинга. Уортингтон, штат Огайо. – Она подведомственна суду? – Конечно. Одна из наиболее консервативных и уважаемых психиатрических клиник в стране. Принадлежит к церкви Адвентистов Седьмого Дня. Я слышал, как самые строгие прокуроры говорили: «Если доктор Хардинг‑ младший говорит, что клиент сумасшедший, значит, он и есть сумасшедший. Джордж не как другие врачи, которые обследуют пациента тридцать минут в интересах защиты, а потом заявляют, что он невменяем». – Прокуроры так говорят? Гэри поднял правую руку, как для присяги. – Сам слышал. Я даже думаю, это был Терри Шерман. Слушай‑ ка, я вспомнил, как Дороти Тернер говорила, что она проводила тесты для Хардинга. – Стало быть, в клинику Хардинга, – подытожила Джуди. Гэри внезапно задумался, лицо его помрачнело. – Есть одна проблема. Хардингская клиника – дорогое частное заведение, а у Билли нет денег. – Это нас не остановит. – Да, но как же мы поместим Билли туда? – А мы устроим так, чтобы они сами захотели положить к себе Билли! – решительно сказала Джуди. – И как мы это сделаем? Полчаса спустя Гэри смахнул снег с ботинок и позвонил в дверь Хардинга. Усмехнувшись, он представил себя, бородатого чокнутого общественного защитника, перед консервативным авторитетным психиатром – внуком брата президента Уоррена Дж. Хардинга, ни больше ни меньше – в его шикарном доме. Лучше бы пошла Джуди, она произвела бы более благоприятное впечатление. Пока Гэри подтягивал галстук и оправлял мешковатый пиджак, дверь открылась. Джордж Хардинг оказался сорокапятилетним безукоризненно одетым, подтянутым, гладко выбритым мужчиной с мягким взглядом и тихим голосом. Он показался Гэри образцом совершенства. – Входите, мистер Швейкарт. Раздевшись в прихожей, Гэри последовал за доктором Хардингом в гостиную. – Ваше имя показалось мне знакомым, – начал доктор Хардинг. – После вашего звонка я просмотрел газеты. Вы защищаете Миллигана, молодого человека, похитившего четырех женщин на территории Университета штата Огайо. – Трех, – поправил Гэри. – Изнасилование в августе на Нейшенуайд‑ Плаза – это другой случай, и он наверняка будет отвергнут. Должен сказать, что наше дело приняло, скажем так, несколько необычный оборот. И я хотел бы услышать ваше мнение. Хардинг предложил Гэри сесть на мягкую кушетку, а сам сел на стул с жесткой спинкой. Сложив вместе кончики пальцев, он внимательно выслушал рассказ Гэри – тот не утаил ничего, упомянув и о беседе в Окружной тюрьме, намеченной на воскресенье. Хардинг задумчиво кивнул, потом заговорил, тщательно подбирая слова. – Я уважаю Стеллу Кэролин и Дороти Тернер. – Он некоторое время думал о чем‑ то, глядя в потолок. – Тернер оформлена у нас на неполную ставку – она тестирует наших больных. Дороти говорила со мной об этом деле. Поскольку доктор Уилбур будет там… – Он посмотрел на пол через пирамидку своих ладоней. – Я не вижу причин, почему и я не могу там быть. Вы говорите, в воскресенье? Гэри кивнул, не решаясь говорить. – Но я должен сказать вам одну вещь, мистер Швейкарт. Я довольно скептически отношусь к синдрому, известному как множественная личность. Хотя доктор Корнелия Уилбур летом 1975 года прочла в нашей клинике лекцию о Сивилле, я не могу сказать, что так уж верю этому. В вашем случае вполне возможно предположить, что пациент просто симулирует амнезию. И все же, если Тернер и Кэролин будут там… и если уж доктор Уилбур решилась на поездку ради этого… – Он поднялся. – Никаких обязательств – ни от моего лица, ни от лица клиники. Но я буду рад присутствовать на этой встрече. Как только Гэри приехал домой, он позвонил Джуди. – Эй, советник, – весело сказал он, – Хардинг заинтересовался!
В субботу 11 марта Джуди пошла в тюрьму, чтобы сказать Миллигану, что планы изменились и доктор Корнелия Уилбур прибудет только в воскресенье. – Мне следовало предупредить тебя вчера, – сказала она. – Извини. Миллигана затрясло. По выражению лица она поняла, что говорит с Денни. – Дороти Тернер больше не придет, да? – Конечно, придет, Денни. Почему ты так подумал? – Люди обещают, а потом забывают. Не оставляйте меня одного! – Не оставлю. Но ты должен держать себя в руках. Завтра приедет доктор Уилбур, придут Стелла Кэролин и Дороти Тернер, приду я и еще другие. Его глаза широко раскрылись: – Другие? Какие другие? – Будут еще доктор Джордж Хардинг из Хардингской клиники и прокурор Берни Явич. – Мужчины? – ахнул Денни и затрясся так сильно, что зубы его застучали. – Это важно, Денни, важно для твоей защиты, – сказала Джуди. – Но мы будем с тобой, Гэри и я. Послушай, тебе нужно принять что‑ нибудь успокоительное. Денни кивнул. Джуди позвала охрану и попросила отвести ее клиента в камеру, пока она сходит за медиком. Когда Джуди вернулась несколько минут спустя, Миллиган стоял, съежившись, в дальнем углу комнаты. Лицо его было в крови, из носа текла кровь. Он в который разбил голову о стену. Молодой человек безучастно взглянул на нее, и она поняла, что это уже не Денни. И это действительно оказался «хранитель боли». – Дэвид? – спросила она. Тот кивнул. – Мне больно, мисс Джуди. Очень больно. Я не хочу больше жить. Она обняла его. – Ты не должен этого говорить, Дэвид. У тебя еще вся жизнь впереди. У тебя есть ради чего жить. Очень много людей верят в тебя и помогут тебе. – Я боюсь идти в тюрьму. – Тебя не пошлют в тюрьму. Мы будем бороться, Дэвид. – Я не сделал ничего плохого. – Я знаю, Дэвид. Я верю тебе. – Когда Дороти Тернер опять придет ко мне? – Я говорила… – И вдруг она поняла, что говорила об этом Денни. – Завтра, Дэвид. Еще с одним психиатром по имени Уилбур. – Ведь вы не расскажете ей наш секрет? Она отрицательно покачала головой. – Нет, Дэвид. Что касается доктора Уилбур, то я уверена, что нам и не придется ей рассказывать.
Воскресное утро 12 марта выдалось холодным, но солнечным. Берни Явич вышел из машины и направился в Окружную тюрьму имени Франклина, испытывая какоето странное чувство. Впервые он, прокурор, будет присутствовать при тестировании подзащитного психиатрами. Берни перечитывал отчет из Юго‑ Западного центра и отчет полицейских, но и представления не имел, чего следует ожидать. Он не мог поверить, что все именитые доктора серьезно относятся к такому явлению, как множественная личность. На Берни не произвел впечатления приезд Корнелии Уилбур. Она верит в такие вещи и, значит, будет искать их в Миллигане. Но присутствие Хардинга меняло дело – в штате Огайо не было более уважаемого психиатра. Никто не способен обмануть доктора Хардинга. Для многих ведущих прокуроров, которые не уважают психиатров, проводящих судебно‑ психиатрическое тестирование, Джордж Хардинг‑ младший был безусловным исключением. Постепенно подошли все остальные, и их разместили в большой комнате со складными стульями, доской и письменным столом, где в пересменок обычно собирались полицейские. Явич поздоровался со Стеллой Кэролин и Шейлой Портер, работником социальной службы из Юго‑ Западного центра, и был представлен докторам Уилбур и Хардингу. Затем дверь открылась, и он впервые увидел Билли Миллигана. Рядом с ним, держа его за руку, шла Джуди Стивенсон. Дороти Тернер шла впереди них, Гэри – позади. Все четверо вошли в комнату. Увидев так много народа, Миллиган остановился в нерешительности. Дороти Тернер по очереди представила всех Миллигану, потом подвела его к стулу рядом с Корнелией Уилбур. – Доктор Уилбур, – тихо произнесла Дороти, – это Денни. – Здравствуй, Денни, – сказала Уилбур. – Рада познакомиться с тобой. Как ты себя чувствуешь? – Хорошо, – сказал он, не отпуская руки Дороти. – Я понимаю, что ты нервничаешь, тут действительно много народу. Но все мы здесь только для того, чтобы помочь тебе, – сказала Уилбур. Все сели. Швейкарт наклонился и прошептал Явичу: – Если ты не поверишь в то, что увидел, я сдам свою адвокатскую лицензию. Когда Уилбур начала задавать вопросы Миллигану, Явич расслабился. Это была привлекательная, энергичная женщина с ярко‑ рыжими волосами и красной помадой на губах. Она разговаривала с Миллиганом спокойно, по‑ матерински. Денни отвечал на вопросы и рассказал ей об Артуре, Рейджене и Аллене. Корнелия повернулась к Явичу: – Видите? Это типично для множественных личностей: он хочет говорить о том, что случилось с другими, но не говорит, что случилось с ним. После того как были заданы еще вопросы и получены ответы, доктор Уилбур обратилась к доктору Хардингу: – Это яркий пример диссоциативного состояния истерического невроза. Денни посмотрел на Джуди и сказал: – Она сошла с пятна. Джуди улыбнулась и прошептала: – Нет, Денни. В ее случае этого не происходит. – Наверное, внутри нее очень много людей, – продолжал настаивать Денни. – Со мной она говорит так, а потом меняется и начинает говорить те важные слова, какими пользуется Артур. – Я бы хотела, чтобы судья Флауэрс присутствовал здесь, – сказала Уилбур. – Я знаю, что происходит внутри этого молодого человека. Я знаю, что ему действительно требуется. Денни резко повернулся и укоризненно посмотрел на Дороти Тернер: – Вы сказали ей! Вы обещали, что не скажете, а сами сказали. – Нет, Денни, – ответила Тернер. – Я не говорила. Доктор Уилбур знает, в чем дело, потому что знает других таких же людей, как ты. Решительным, но тихим голосом Корнелия Уилбур велела Денни успокоиться. Левую руку она положила себе на лоб, и блеск ее бриллиантового кольца отразился в его глазах. – Ты полностью расслабился и теперь чувствуешь себя хорошо, Денни. Ничто тебя не беспокоит. Расслабься. Что бы ты ни хотел сделать или сказать, все будет хорошо. Говори все, что ты хочешь. – Я хочу уйти, – сказал Денни. – Я хочу освободить пятно. – Что бы ты ни захотел сделать, мы согласны, Денни. Вот что я тебе скажу: когда ты уйдешь, я хочу поговорить с Билли. Тем Билли, которого так назвали, когда он родился. Денни пожал плечами: – Я не могу заставить Билли прийти. Он спит. Только Артур и Рейджен могут его разбудить. – Хорошо, тогда скажи Артуру и Рейджену, что мне нужно поговорить с Билли. Это очень важно. С возрастающим удивлением Явич наблюдал, как взгляд Денни стал отсутствующим, губы зашевелились, тело вдруг выпрямилось и он в изумлении огляделся. Сначала он молчал, затем попросил сигарету. Доктор Уилбур дала ему сигарету, и пока он усаживался, Джуди Стивенсон шепнула Явичу, что единственный, кто курит, это Аллен. Уилбур еще раз представилась сама и представила тех из присутствующих, кто еще не был знаком с Алленом. Явич был поражен, насколько изменился Миллиган, каким он стал непринужденным и общительным. Он улыбался, говорил убедительно и гладко, очень отличаясь от застенчивого подростка Денни. Аллен ответил на вопросы доктора Уилбур о его интересах: он играет на пианино и на барабане, рисует – в основном портреты. Ему восемнадцать, и он любит бейсбол, хотя Томми ненавидит эту игру. – Хорошо, Аллен, – сказала Уилбур. – Теперь я бы хотела поговорить с Артуром. – Ладно, – сказал Аллен, – Подождите, я… Явич во все глаза смотрел, как Аллен быстро сделал пару глубоких затяжек, прежде чем уйти. Эта маленькая деталь казалась такой естественной – курнуть напоследок, прежде чем появится Артур, который не курит. И опять взгляд потускнел, веки заморгали. Молодой человек открыл глаза, откинулся на стуле, огляделся с надменным видом и сложил вместе кончики пальцев, образуя пирамидку. Когда он заговорил, в его речи звучал аристократический британский акцент. Явич нахмурился, прислушиваясь. Он действительно видел и слышал нового человека, разговаривающего с доктором Уилбур. Взгляд Артура, его движения разительно отличались от Аллена. Друг Явича, бухгалтер из Кливленда, был британцем, и Явич был поражен сходством их речевой манеры. – Мне кажется, я не встречался с этими людьми, – сказал Артур. Его представили всем, и Явич почувствовал себя глупо, здороваясь с Артуром, словно тот только что вошел в комнату. Когда Уилбур спросила Артура об остальных, он описал роль каждого и объяснил, кому можно, а кому нельзя выходить. Наконец доктор Уилбур сказала: – Мы должны поговорить с Билли. – Будить его очень опасно, – сказал Артур. – Вы знаете, у него мания самоубийства. – Очень важно, чтобы с ним поговорил доктор Хардинг. От этого может зависеть результат суда. Свобода и лечение – или тюрьма. Артур подумал, поджал губы и сказал: – Видите ли, в данном случае решаю не я. Поскольку мы сейчас в тюрьме – во враждебном окружении, – ведущее место занимает Рейджен, и только он принимает окончательное решение, кому вставать на пятно. – Какую роль в вашей жизни играет Рейджен? – спросила она. – Рейджен – защитник и хранитель ненависти. – Хорошо, – резко сказала Уилбур. – Я должна поговорить с Рейдженом. – Мадам, я бы посоветовал… – Артур, у нас мало времени! Много занятых людей отказались от отдыха в выходной день, чтобы прийти сюда и помочь вам. Рейджен должен согласиться, чтобы Билли поговорил с нами. Снова застывшее лицо, взгляд в одну точку, состояние транса. Губы задвигались, словно шел неслышный внутренний разговор. Затем челюсти стиснулись, а брови нахмурились. – Невозможно, – прогремел низкий голос славянина. – Что ты имеешь в виду? – спросила Уилбур. – Нельзя говорить с Билли. – Кто ты? – Я Рейджен Вадасковинич. Кто эти люди? Доктор Уилбур вновь представила всех, и Явич снова удивился перемене, этому поразительному славянскому акценту. Берни пожалел, что не знает хотя бы нескольких фраз на сербскохорватском, чтобы выяснить, только ли акцент это или Рейджен действительно понимает язык. Он хотел бы, чтобы доктор Уилбур выяснила это, и пытался сказать об этом, но всех попросили пока помолчать. – Как ты узнал, что я хочу поговорить с Билли? – спросила Рейджена доктор Уилбур. – Артур интересовался моим мнением. Я против. Я защитник, и я решаю, кто встанет на пятно. Билли не выйдет. – Но почему? – Вы же доктор, да? Я вам так скажу: если Билли проснется, он убьет себя. – Почему ты так уверен в этом? Рейджен пожал плечами. – Каждый раз, когда Билли встает на пятно, он думает, что сделал что‑ то плохое, и пытается убить себя. Я отвечаю за это. И говорю «нет». – Какие у тебя обязанности? – Защищать всех, особенно маленьких. – Понимаю. И ты всегда выполняешь свои обязанности? Маленьких никогда не обижали, им не было больно, потому что ты всегда охранял их от этого? – Не совсем так. Дэвид чувствует боль. – И ты позволяешь Дэвиду брать боль на себя? – Это его задача. – Такой большой, сильный мужчина, как ты, позволяет ребенку брать на себя боль и страдания всех? – Доктор Уилбур, я не… – Тебе должно быть стыдно, Рейджен! Вряд ли ты можешь считать себя непререкаемым авторитетом. Я врач и имела раньше дело с такими случаями. Я считаю, что решать, может ли Билли выйти, имею право именно я, а уж конечно не тот, кто позволяет беззащитному ребенку брать на себя боль, вместо того чтобы взять хотя бы часть боли на свои плечи. Рейджен заерзал на стуле со смущенным и виноватым видом. Он пробормотал, что доктор Уилбур совершенно не понимает ситуацию, однако она продолжала говорить, тихо, но убедительно. – Ладно! – сказал он. – Вы отвечаете за это. Но сначала все мужчины должны выйти из комнаты. Билли боится мужчин из‑ за того, что сделал с ним его отец. Гэри, Берни и доктор Хардинг поднялись, чтобы выйти из комнаты, но тут заговорила Джуди: – Рейджен, очень важно, чтобы доктор Хардинг остался и увидел Билли. Доверься мне. Доктора Хардинга интересует медицинская сторона, и ты должен позволить ему остаться. – А мы выйдем, – сказал Гэри, показывая на себя и на Явича. Рейджен оглядел комнату, оценивая ситуацию. – Я разрешаю, – сказал он, показывая на стул в дальнем углу большой комнаты. – Но он должен сесть туда и сидеть. Джордж Хардинг, чувствуя себя неловко, слабо улыбнулся, кивнул и сел в углу. – И не двигаться! – сказал Рейджен. – Не буду. Гэри и Берни Явич вышли в коридор, и Гэри сказал: – Я никогда не видел Билли, личность‑ ядро. Я не знаю, выйдет ли он. А что ты думаешь обо всем, что увидел и услышал? Явич вздохнул: – Поначалу я не верил, а сейчас не знаю, что и сказать. Очень уж не похоже на игру. Оставшиеся в комнате внимательно наблюдали, как бледнело лицо Миллигана. Казалось, взгляд его обратился внутрь. Губы дергались, словно он говорил во сне. Вдруг глаза его распахнулись. – О боже! – воскликнул он. – Я думал, что умер! Он рывком повернулся, оглядываясь. Увидев смотрящих на него людей, вскочил со стула, упал на четвереньки и пополз, как краб, к противоположной стене, как можно дальше от них. Протиснулся между двумя стульями с откидными досками для письма, съежился и зарыдал: – Что я сделал на этот раз? Ласково, но твердо Корнелия Уилбур сказала: – Вы не сделали ничего плохого, молодой человек, не надо так расстраиваться. Миллиган дрожал мелкой дрожью, вдавливая себя в стену, словно стараясь пройти сквозь нее. Волосы упали ему на глаза, и он выглядывал из‑ под них, не делая попыток откинуть их с лица. – Ты этого не знаешь, Билли, но все в этой комнате хотят помочь тебе. А теперь, пожалуйста, поднимись с пола и сядь в то кресло, чтобы мы могли поговорить с тобой. Всем присутствующим стало ясно, что Уилбур владеет ситуацией и точно знает, что делать, чтобы заставить пациента прореагировать должным образом. Тем временем Миллиган поднялся и сел в кресло. Колени его тряслись, все тело дрожало. – Так я не умер? – Ты очень даже живой, Билли. Но у тебя проблемы, и тебе нужна помощь. Ведь тебе нужна помощь, да? Он кивнул, глядя широко открытыми глазами. – Расскажи мне, Билли, почему ты на днях разбил голову о стену? – Я думал, что я умер, – сказал он, – но потом проснулся и оказался в тюрьме. – О чем ты думал перед этим? – О том, как я поднялся на крышу школы. Я больше не хотел видеть докторов. Доктор Браун в Центре психического здоровья в Ланкастере не мог меня вылечить. Я думал, что я спрыгнул с крыши. Почему я не мертв? Кто вы все? Почему вы так смотрите на меня? – Мы врачи и адвокаты, Билли. Мы здесь, чтобы помочь тебе. – Врачи? Папа Чел убьет меня, если я буду говорить с вами. – Почему, Билли? – Он не хочет, чтобы я рассказывал, что он сделал со мной. Уилбур вопросительно посмотрела на Джуди Стивенсон. – Его приемный отец, – объяснила Джуди. – Его мать развелась с Челмером Миллиганом шесть лет назад. Билли был ошеломлен. – Развелась? Шесть лет назад? – Он дотронулся до лица, словно хотел убедиться, что все происходит наяву. – Как это возможно? – Нам нужно о многом поговорить, Билли, – сказала Уилбур. – Чтобы найти отсутствующие кусочки и составить целую картину. Миллиган, как безумный, огляделся вокруг: – Как я попал сюда? Что вообще происходит? Он разрыдался, раскачиваясь в кресле. – Я знаю, что ты устал, Билли, – сказала Уилбур. – Ты можешь уйти и отдохнуть. Рыдания вдруг прекратились, выражение лица мгновенно стало настороженным и в то же время смущенным. Он дотронулся до слез, бегущих по щекам, и нахмурился. – Что происходит? Кто это был? Я слышал, что кто‑ то плачет, но не мог понять, откуда идет плач. Боже, кто бы он ни был, он как раз собирался бежать и удариться головой о стену. Кто это был? – Это был Билли, – сказала Уилбур. – Подлинный Билли, иногда известный как «хозяин» или «ядро». А ты кто? – Я не знал, что Билли разрешили выйти. Никто мне не сказал. Я Томми. Гэри и Берни Явичу было разрешено войти в комнату. Томми был представлен всем присутствующим, ему задали несколько вопросов и отправили в камеру. Когда Явич услышал, что произошло в их отсутствие, он покачал головой. Все это казалось нереальным – словно мертвые тела, захваченные духами или демонами. Берни сказал Гэри и Джуди: – Я не знаю, что это значит, но я на вашей стороне. Это не мистификация. И только доктор Джордж Хардинг не сказал ничего определенного. Он заявил, что хотел бы пока воздержаться от суждений: ему необходимо подумать о том, что он слышал и видел. Завтра он изложит свое мнение на бумаге и передаст судье Флауэрсу.
Расс Хилл, медик, который привел Томми обратно в камеру, понятия не имел, что происходит с Миллиганом. Все, что он знал, – это то, что много врачей и адвокатов приходят, чтобы посмотреть его пациента, весьма переменчивого молодого человека, который способен рисовать хорошие картины. Несколько дней спустя после большого воскресного собрания Хилл проходил мимо камеры и увидел, что Миллиган рисует. Медик заглянул сквозь решетку и увидел детский рисунок с несколькими словами, написанными печатными буквами. Подошел охранник и засмеялся: – Готов поспорить, моя двухлетка рисует лучше, чем этот чертов насильник. – Оставь его, – сказал Хилл. У охранника в руке был стакан с водой. Он плеснул водой через решетку и намочил рисунок. – Зачем ты это сделал? – воскликнул Хилл. – Черт побери, что с тобой происходит? Но тут охранник поспешно отошел от решетки, увидев выражение лица Миллигана. Это была неприкрытая ярость. Заключенный огляделся в поисках того, чем бы бросить в охранника. Внезапно он схватил унитаз, оторвал его от стены и швырнул в решетку. Фаянс разлетелся на мелкие кусочки. Охранник отпрянул и побежал бить тревогу. – Господи, Миллиган! – только и сумел выговорить Хилл. – Он облил рисунок Кристин. Нельзя портить работу детей. Шестеро охранников вбежали в коридор, но к тому времени Миллиган уже сидел на полу с выражением изумления на лице. – Ты заплатишь за это, сукин сын! – закричал охранник. – Это имущество графства. Томми прислонился к стене и заложил руки за голову. – Да пошло оно, твое имущество… – процедил он сквозь зубы.
В письме, датированном 13 марта 1978 года, доктор Джордж Хардинг‑ младший написал судье Флауэрсу следующее:
«На основании проведенной экспертизы считаю своим долгом заявить, что Уильям С. Миллиган не может находиться под судом по причине неспособности сотрудничать со своим адвокатом в вопросах собственной защиты. Миллиган не обладает достаточной эмоциональной целостностью, необходимой для дачи показаний в свою защиту, для встречи со свидетелями, а также для реального психологического присутствия в суде, помимо простого физического присутствия».
Теперь доктор Хардинг должен был принять еще одно решение. Швейкарт и Явич просили его не ограничиваться компетентной оценкой состояния и положить Миллигана в его клинику для окончательного диагноза и лечения. Джордж Хардинг колебался в выборе решения. На него произвел впечатление тот факт, что прокурор Явич присутствовал при беседе – весьма необычно для прокурора, подумал Хардинг. Швейкарт и Явич заверили его, что он не будет поставлен в положение, заведомо способствующее «интересам защиты» либо «интересам обвинения». Обе стороны заранее согласны, что его отчет будет занесен в протокол как «особое мнение». Можно ли отказать, когда обе стороны просят об этом? Как директор медицинской части клиники, он ознакомил с просьбой администрацию и финансовый отдел. – Мы никогда не избегали трудных проблем, – сказал он им. – Клиника Хардинга не имеет дела с простыми случаями. Приняв во внимание аргументы Джорджа Хардинга‑ младшего, а именно, что клинике предоставляется возможность изучить данную форму расстройства и сделать важный вклад в психиатрию, попечительский совет согласился принять Уильяма Миллигана на три месяца по поручению суда.
14 марта Хилл с охранником пришли за Миллиганом. – Тебя ждут внизу, – сказал охранник, – но шериф сказал, что нужно надеть на тебя смирительную рубашку. Миллиган без возражений дал надеть на себя рубашку и не сопротивлялся, когда его вели из камеры к лифту. Внизу в коридоре ждали Гэри и Джуди, которым не терпелось сообщить своему подзащитному хорошую новость. Когда дверь лифта открылась, они увидели Расса Хилла и охранника, которые, разинув рты, глядели, как Миллиган перешагнул через смирительную рубашку, буквально соскользнувшую с него. – Глазам своим не верю, – сказал охранник. – Я же говорил вам, что она меня не удержит. Ни тюрьма, ни клиника тоже меня не удержат. – Томми? – спросила Джуди. – Собственной персоной! – усмехнулся тот. – Зайдем сюда, – сказал Гэри, вводя его в комнату для бесед. – Нам надо поговорить. Томми высвободил руку: – В чем дело? – Хорошие новости, – сказала Джуди. – Доктор Хардинг предложил положить тебя в клинику имени Хардинга для наблюдения и лечения. – Что это значит? – Может произойти одно из двух, – объяснила Джуди. – Через некоторое время тебя объявят вменяемым и будет назначена дата суда, либо же тебя объявят невменяемым, не подлежащим суду, и обвинения будут сняты. Обвинительная сторона согласилась на это. Судья Флауэрс приказал, чтобы на следующей неделе тебя положили в клинику. При одном условии. – Вечно какие‑ то условия, – сказал Томми. Гэри наклонился и постучал пальцем по столу. – Доктор Уилбур сказала судье, что множественные личности держат слово. Она знает, как важно для вас всех держать обещания. – Ну и что? – Судья Флауэрс говорит, что если ты пообещаешь не пытаться бежать, то тебя можно будет сейчас же освободить и положить в клинику. Томми скрестил руки на груди: – Черт! Я этого не обещаю. – Ты должен! – настаивал Гэри. – Пойми только, мы ноги стерли, стараясь, чтобы тебя не послали в Лиму, а ты вдруг объявляешь такое! – А чего вы ждали? – сказал Томми. – Убегать – это единственное, что я делаю лучше всего. Если бы мне позволили, не пришлось бы здесь торчать. Джуди положила руку на плечо Томми: – Томми, ты должен пообещать. Если не ради себя, то ради детей. Ради малышей. Ты же знаешь, что это неподходящее место для них. А в клинике о них будут заботиться. Томми опустил руки и уставился на стол. Джуди знала, что затронула нужную струну. Она уже понимала, что другие личности очень любят маленьких и считают себя ответственными за них. – Хорошо, – нехотя согласился он. – Я обещаю. Но Томми не сказал ей, что, когда он первый раз услышал, что его могут перевести в Лиму, он купил у надежного человека бритвенное лезвие. Сейчас оно было прикреплено к подошве левой ноги. Не было никакого резона говорить, потому что никто его об этом не спрашивал. Томми давно понял, что, когда тебя переводят из одного учреждения в другое, всегда нужно иметь при себе оружие. Он не будет нарушать слова и не убежит, но хотя бы сумеет защитить себя, если кто‑ нибудь попытается его изнасиловать. Или он может дать бритву Билли и позволить ему перерезать себе горло.
За четыре дня до намеченной даты перевода в клинику Хардинга сержант Уиллис спустился в камеру. Он хотел, чтобы Томми показал ему, как выбирается из смирительной рубашки. Томми посмотрел на худощавого лысеющего полицейского с седыми волосами, обрамляющими его темное лицо, и нахмурился: – Чего ради я должен тебе показывать? – Все равно ты отсюда уходишь, – сказал Уиллис – Думаю, я не так уж стар, чтобы поучиться еще чему‑ нибудь. – Ты хорошо ко мне относился, сержант, – сказал Томми, – но я так просто не выдаю свои секреты. – Посмотрим на это дело по‑ другому: ты мог бы помочь кому‑ то спасти свою жизнь. Томми отвернулся, потом глянул на сержанта с любопытством: – Как это? – Ты‑ то не болен, я знаю. Но тут есть и другие, которые больны. Мы держим их в смирительных рубашках для их же пользы: если они освободятся, то могут убить себя. Покажи, как ты это делаешь, и мы не допустим, чтобы они освободились. Томми пожал плечами, показывая, что это его не касается. Но на следующий день он все‑ таки продемонстрировал сержанту Уиллису свой трюк. Потом он научил его, как надевать на человека смирительную рубашку, чтобы тот никогда не смог выйти из нее.
Поздним вечером Дороти Тернер позвонила Джуди: – Еще одна. – Ты о чем? – Еще одна личность, о которой мы не знали. Девятнадцатилетняя девушка по имени Адалана. – О Господи! – прошептала Джуди. – Значит, их десять. Дороти рассказала о своем визите в тюрьму поздним вечером. Она увидела Миллигана сидящим на полу. Тихим голосом он говорил, что нуждается в любви и ласке. Дороти села рядом с ним, успокаивала его, утирала ему слезы. Потом Адалана сообщила, что тайком от всех пишет стихи. Она объяснила сквозь слезы, что только она имеет способность желать, чтобы другие освободили пятно. До сих пор только Артур и Кристин знали о ее существовании. Джуди попыталась представить сцену: Дороти сидит на полу и прижимает к груди Миллигана. – Почему она решила появиться сейчас? – спросила Джуди. – Адалана винит себя в случившемся с мальчиками, – сказала Дороти. – Это она «украла время» у Рейджена во время изнасилования. – Что ты говоришь? – Адалана сказала, что это она сделала, потому что отчаянно хотела, чтобы ее ласкали и любили. – Адалана изнасиловала этих… – не поняла Джуди. – Видишь ли, она лесбиянка. Положив трубку, Джуди долго смотрела на телефон. Муж спросил, о чем был звонок. Она открыла было рот, чтобы сказать ему, но вместо этого лишь покачала головой и погасила свет.
|
|||
|