|
|||
Евгений Гуляковский 24 страница- Нам туда? - В ответ Галов кивнул. - Пойдешь первым. - Он не стал возражать, и это несколько успокоило меня. Прежде чем войти в здание, я последний раз при свете дня всмотрелся в лицо Лании. Оно оставалось таким же безмятежным, каким стало в ту минуту, когда подействовало лекарство Мейнуса. И совершенно белым. Дыхания не было, пульс не прощупывался - мы несли труп, и мне потребовалось огромное усилие воли, чтобы убедить себя в том, что это не так. По крайней мере, мышцы до сих пор не смогло одолеть трупное окоченение, и если мы успеем вовремя найти " Орешек", если сумеем добраться на нем до Земли... Земные медики ее оживят... Я мысленно прикинул наши шансы: если Галов нас не обманет, если " Орешек" окажется на месте, если боевики повстанцев нас выпустят, если крейсеры " Феникса" не испепелят нас при выходе на орбиту... И все же надежда оставалась, совсем крохотная. Может, один шанс на тысячу... И все же она была. Земные медицинские центры справятся с ее раной в два счета, земные врачи сумеют вывести ее из анабиоза... " Держись, девочка... Я увезу тебя отсюда, как обещал", - прошептал я, словно она могла меня услышать. В следующую минуту мрачная темнота липонского здания поглотила нас. Здесь не было никаких светильников, а если и были, пронесшиеся над этими стенами века давно разрушили их. Узкие лучи наших фонарей не могли справиться с огромным пространством. Внутри этого здания не было ни единой перегородки. Вскоре мы достигли противоположной стены. Мы с Северцевым опустили носилки на пол и уставились на стену, словно увидели в ней привидение. Из серого необработанного камня, словно отлитого из единого куска, наружу выступала обыкновенная, земная, кессонная дверь. С большим поворотным колесом, снабженным толстыми спицами, с окошечком кодового замка и большими заклепками, обегавшими ее по периметру. - Это и есть проход, - не без гордости проговорил Галов. - Я выполнил свою работу и хотел бы получить обещанную плату. Краем глаза я заметил, что он отступил на пару шагов и, словно ненароком, навел на нас ствол бластера. - Сначала откройте дверь. - Это уж ваше дело. Об этом мы не договаривались. Я обещал только проводить вас к проходу. - Мы договаривались о проходе, а не о запертой двери. Но тем не менее я готов пойти вам навстречу. Вы можете оставить у себя этот бластер. Второй мы положим у порога, если сумеем открыть дверь. - Нет. Так не пойдет. Вы отдадите мне его сейчас. В темноте отчетливо прозвучал щелчок спускового механизма. Если бы бластер был заряжен, от всех нас осталась бы лишь горсточка пепла. Нож пронесся в темноте невидимой молнией. Вскрикнув, Галов выронил бластер и схватился за правое плечо. Прежде чем он понял, что, собственно, произошло, нож снова оказался у меня в руках. - Уходите. Я выполню свое обещание, несмотря на то что вы пытались нас убить. Позже вы сможете вернуться и забрать свои бластеры. - Вы мне за это заплатите... Он медленно стал пятиться к светлому квадрату выхода, ни на секунду не поворачиваясь к нам спиной. Я заметил, что его левая, здоровая рука скользнула вниз, к поясу, где находился пистолет. - Оставьте это. Даже думать забудьте, иначе никуда отсюда не выйдете. Все же он сделал выводы из знакомства с моим ножом, его рука послушно вернулась обратно. Когда до выхода оставалось несколько метров, он повернулся и побежал. - Зачем вы его отпустили? - спросил Северцев. - Теперь он вернется уже не один. А нам ни за что не справиться с этой дверью. - Это не совсем так. Совершенно случайно я знаю код ее замка. Глава 40 - Откуда ты можешь знать этот чертов код? - Я его не знаю. Капитан растерянно посмотрел на меня: - Тогда зачем ты... - Помнишь дверь, через которую я навещал Гифрона? - Еще бы ее не помнить! - Так вот, я знаю код этой двери. Коленский не скрывал его, полагая, что столь длинный и сложный шифр невозможно запомнить. Но у меня профессиональная память. Гифрон обычно копирует вещи полностью, а если это копия. - То шифр замка должен совпадать! - Совершенно верно. Сейчас мы убедимся, прав я или нет. Я торопливо набрал на диске нужную комбинацию цифр. В замке что-то щелкнуло, но я не был уверен, что он открылся. Проверить это можно было только после того, как будет отпущено запорное колесо, а оно не желало поддаваться нашим с Северцевым объединенным усилиям. Возможно, механизм заржавел. Возможно, дверь заклинило в стене во время обстрела, а может, здесь все-таки был установлен другой код. Мне показалось, что стрелки часов, отмерявшие оставшиеся у нас десять суток до того как Лания умрет, сорвались с места и стремительно понеслись вперед. - На стене, в том месте, куда стрелял этот мерзавец, был какой-то механизм. Что, если он связан с запором двери? - Возможно. Но какое это теперь имеет значение? Я услышал металлическое лязганье у выхода, за которым несколько минут назад исчез Галов. - Кажется, Галов со своими дружками собираются нанести нам визит... - Подождите! - воскликнула Анна. - Какую комбинацию ты набрал? - Какое это имеет значение? - Имеет. Надеюсь, это не секрет? - Разумеется, нет. Сорок восемь, шестьдесят четыре, двести пятьдесят шесть, два. - Прибавь в конце единицу. Вместо двойки должна быть тройка. - Почему ты так думаешь? - Слишком долго объяснять. Через минуту люди Галова будут здесь. Просто прибавь единицу. Мы ничего не потеряем, если выполним ее просьбу. Я пожал плечами и повернул кодовый верньер еще на одно деление. Раздался визгливый щелчок, словно внутри механизма кто-то провел ножом по сковороде, и запорное колесо сдвинулось с места. Едва мы распахнули дверь шлюза, сзади у входа раздались выстрелы. Я тут же погасил оба фонаря, и хотя у нападавших были свои, они не могли сразу сориентироваться, попав из освещенного пространства во внутренний полумрак мавзолея. Выстрелы загрохотали чаще, но теперь это уже был не прицельный огонь. У нас появилось несколько секунд, и мы использовали их полностью. Одним рывком я втянул носилки с Ланией внутрь переходной камеры, оба моих спутника были уже там, дверь с грохотом захлопнулась за нами, щелкнул замок. Сразу же вслед за этим дверь затряслась так, словно по ней прошелся отбойный молоток. Автоматная очередь наших преследователей ударила в ее поверхность. - Думаешь, она выдержит? - Она сделана из добротного земного металла и рассчитана не на такие нагрузки. Меня гораздо больше беспокоит вопрос о том, что находится за следующей дверью, куда ведет этот кессон? - Я думаю, он ведет туда, куда нам надо, - сказала Анна, устало поправляя прядь волос. - Нет ему никакого резона потерять тебя посреди дороги. - Кого ты имеешь в виду? - Это ты и сам знаешь. И я действительно знал. Чтобы проверить правоту Анны, требовалось всего лишь открыть дверь, запертую изнутри на обыкновенную щеколду с блокиратором кодового замка. Если уж вы попадали в кессон, вам не было необходимости второй раз набирать код, нужно только снять щеколду. Но почему-то это простое движение потребовало от меня невероятного напряжения. Я весь взмок и чувствовал, как пот каплями стекает по спине. Еще одно усилие, и вторая дверь, наконец, распахнулась. За ней виднелись помещение шахты и подъемник. - Кажется, это наша шахта, - потрясенно произнес Северцев. Он все еще боялся поверить. Но в подъемнике тускло светилась знакомая лампочка, патрон был с дефектом, и во время движения она начинала мигать. Сейчас мы смотрели на нее как на восьмое чудо света. В толстом слое пыли перед дверью сохранились следы восьми человек. Казалось, можно подойти к подъемнику и через переговорное устройство вызвать Влаша... - А вдруг это та шахта, в которой мы очутились после твоего возвращения? - Ту шахту мы сожгли. Вспоминаешь? Но я и сам боюсь поверить. Давай скорее наверх, только там мы сможем окончательно убедиться, в каком мире теперь очутились. - Лампочка горит - значит, энергия есть и можно воспользоваться подъемником. Мы перенесли в кабину носилки с Ланией и замкнули ходовой рубильник. Клеть затряслась, заскрипела и медленно двинулась вверх. Один за другим мелькали освещенные шахтные горизонты, клеть постепенно набирала скорость. Я подумал о том, что, если сейчас наверху окажется хоть один охранник " Феникса", нам отсюда не выбраться. Но, может, это и к лучшему... Мне надоел этот безумный мир, я был сыт им по горло. С грохотом, способным разбудить весь рудник, клеть, наконец, остановилась на нулевом горизонте. В каптерке никого не было. - Я до последней минуты надеялся, что увижу здесь Влаша, - признался Северцев. - В таком случае мы должны были сначала встретить самих себя. Но такой парадокс невозможен. Одновременно люди могут находиться лишь в одном из миров. - С момента нашего ухода прошло совсем немного времени, рассвет только начинается, - отметила Анна. - Если это тот же самый рассвет... - мрачно возразил Северцев, и он был прав. Пока мы отсутствовали, времени могло пройти сколько угодно: час или год... В разных мирах оно текло по-разному. Пока нас не было, корабль мог улететь, или его захватили отряды " Феникса", или на него наложил свои лапы Коленский... К счастью, он оказался на своем месте. Мы увидели его гордый, вонзающийся в небо корпус сразу же, как только вышли из каптерки подъемника. У меня гора с плеч свалилась, хотя это еще ничего не значило. Мы не могли знать, кому теперь принадлежит " Орешек". Рации не работали - то ли электроника испортилась во время наших пространственных переходов, то ли сели батареи, но в наушниках не раздавалось даже обычного треска. Отбросив все опасения, мы бросились к кораблю. Если бы не носилки Лании, мы бы преодолели расстояние до него за несколько минут, теперь же для этого потребовалось почти полчаса. Когда мы приблизились к " Орешку" настолько, что стали видны поручни трапа и наглухо задраенный люк, рассвет уже набрал свою полную силу. В обращенном к нам борту корабля что-то изменилось. Секундой позже я понял, что там раздвинулись шторки одной из лазерных амбразур. Спокойный голос Зарегона, усиленный корабельными динамиками, произнес: - Стойте на месте! Еще шаг, и я буду стрелять! - Он что, спятил? - ошарашенно спросил Северцев. - Возможно, просто нас не узнал. Мы уходили с дезами, а вернулись с двумя женщинами, одна из которых лежит на носилках. Я бы на его месте заподозрил неладное. Это можно расценить как специально подготовленную ловушку. - Но у него же есть электронные умножители! Он может муху рассмотреть на наших лицах! - И что, ты считаешь, он должен подумать, увидев двух одинаковых женщин? Твоя рация молчит, и вряд ли ему известна причина нашего странного молчания. - Вот дьявол! Что же нам делать? - Ждать. Рано или поздно он захочет проверить, что за странная компания к нему пожаловала. - Он остался на борту один и ни при каких условиях не покинет корабля. - В таком случае ты должен подать ему знак. Такой, по которому он тебя узнает. Думай, старина, у нас не так много времени. Как только окончательно рассветет, здесь появятся люди Коленского. Секунду Северцев напряженно думал, затем выхватил из своей заплечной сумки фонарь, навел его на корабль и стал лихорадочно нажимать на кнопку в какой-то странной последовательности: длинная вспышка света, короткая. Короткая, длинная... Его действия показались мне бессмысленными, я даже подумал, что наше бурное путешествие подействовало на его психику слишком сильно. - Что ты делаешь? - наконец не выдержал я. - Это код. Старинный код, которым когда-то пользовались моряки. Его передают друг другу курсанты звездной академии просто так, из озорства. Когда-то он назывался азбукой Морзе. Не сомневаюсь, Зарегон его знает не хуже меня. Собственно, я тоже его знал. Просто не сразу сообразил, что Северцев использует азбуку Морзе. Капитан оказался прав. Не прошло и минуты с начала передачи, как амбразура закрылась, а входной люк распахнулся. Последовали бурные приветствия, объяснения, и, когда я через полчаса оказался в рубке, первое, что я сделал, - просмотрел последние записи в корабельном журнале. Журнал свидетельствовал, что мы отсутствовали трое суток. За это время боевики Коленского дважды пытались захватить корабль. Но, отогнанные огнем его лазеров, ушли и новых попыток не предпринимали. Гораздо большее удивление вызывало у меня поведение отрядов " Феникса". За все время нашего отсутствия они ни разу не приближались к месту посадки " Орешка". Больше того, с локаторов дальнего действия исчезли оба федеральных крейсера. Удивленный их уходом не меньше моего, Зарегон отправил орбитальный зонд, и через несколько часов сканирования аппарат сообщил: космос над Зидрой чист. Корабельный медицинский автомат подтвердил, что состояние Лании стабильно, и после завершения процедуры анабиоза она сможет вынести перелет. Нас любезно приглашали покинуть планету, и все складывалось слишком уж удачно. Усталые, мы разошлись по своим каютам, отложив решение всех вопросов на вечер. Но, оказавшись у себя, несмотря на бессонную ночь, я так и не смог заснуть. Мое пребывание на Зидре подошло к концу. Все ли я сделал, выполнил ли задание? В голове возникали еще не написанные строчки отчета начальнику нашего управления. Отчет практически закончен. Остался последний, самый важный раздел - мои собственные выводы и рекомендации. Так что же я должен посоветовать федеральному центру? Военное вмешательство на Зидре бессмысленно. Уничтожение Гифрона невозможно. Но это знаю я после всего, что здесь пережил. Поверят ли мне? Примут ли мои выводы всерьез? Наши генералы до сих пор слишком легко и просто решали возникающие проблемы военной силой... Если они применят свой метод на Зидре, они могут спровоцировать Гифрона на более активные действия, и тогда он проявит всю свою невообразимую мощь... Но самое худшее даже не это. Главная опасность заключалась в том, что, понадеявшись на военную акцию, федералы не станут слишком строго соблюдать карантин для Зидры, если даже решат его объявить. Флоту, направленному к этой планете, понадобится постоянное снабжение. Транспортные корабли начнут курсировать между Землей и Зидрой, и на одном из них... Я представил, как это будет. Сержант из карантинного патруля просмотрит грузовые накладные очередного транспортника, прибывшего из зоны военных действий. Груз будет самым обычным. Раненые, заболевшие, аппаратура, требующая ремонта, эвакуируемые гражданские лица... Он, как и положено, осмотрит трюмы транспортника. Не слишком внимательно, но все же... И ничего не заметит. Стандартные упаковочные ящики никто не станет вскрывать, и никакие приборы не обнаружат ничего подозрительного. И снова, в который уж раз, я пожалел о своем отказе. Возможно, согласившись, я бы не сумел справиться с задачей, но, по крайней мере, я должен был попытаться. Сейчас мое возвращение слишком походило на бегство. Но дело было сделано, мосты сожжены. В качестве посыльного я стал для Гифрона слишком ненадежен. Я поднялся с койки, отправил ее в нишу, сел к рабочему столу и включил обзорный экран. На месте глухой стены возникла голограмма овального иллюминатора. Сквозь прозрачное стекло я увидел знакомые рыжие холмы Зидры и цепочки метеоритов, бегущие к Барнуду. Поселок у шахты словно вымер. Казалось, до нас никому здесь больше не было дела. Я включил интерком и, не сомневаясь, что Северцев тоже не спит, вызвал управляющую рубку. - У нас все готово к отлету? - Почти. Необходима плазма для анабиозных ванн. Корабельный запас был рассчитан только на двух человек. Дезы не нуждаются в анабиозе. Иначе кому-то из вас полгода придется бодрствовать. - Я подумаю над этим. Мне кажется, Коленский выдаст нам все что угодно, лишь бы поскорее избавиться от " Орешка". - Тогда закажи замороженные фрукты и овощи, наши давно кончились. Нужно еще пополнить запас воды, остальное - мелочи. Только сейчас до меня дошел смысл фразы: " Кому-то из вас придется бодрствовать"... Что он имел в виду? И, упреждая мой вопрос, Северцев добавил: - Есть разговор, Олег. Я зайду к тебе, если ты не возражаешь... Я мог бы по пальцам пересчитать случаи, когда капитан называл меня по имени, и каждый раз это не предвещало ничего хорошего. Он появился хмурый, с помятым от бессонницы лицом, а его взгляд, перебегая с предмета на предмет в моей каюте, словно он здесь никогда не был, так и не встретился с моим. Сердце сжалось от неприятного предчувствия, но я молчал, и старый капитан, всегда привыкший изъясняться прямо, без обиняков, и на этот раз не изменил себе. - Мы с Анной решили остаться на Зидре. Я ожидал чего угодно, но только не этого. Чтобы Северцев добровольно оставил свой корабль... Это не укладывалось в голове. - А как же флот? - только и смог я спросить. - Что флот? Ты же знаешь, как только я появлюсь на федеральной базе, меня спишут. Все возрастные сроки службы для меня давно прошли. Но главное не в этом. - Ты боишься за Анну? - Если она появится на Земле, за нее всерьез возьмутся ученые. Кстати, и тебе это может грозить. Будь осторожен. Постарайся сохранить в тайне все, что связано с тобой и " голубым громом". - Я постараюсь. Но кто поведет корабль? - спросил я и сам удивился жесткости своего голоса и этого вопроса. Что делать, не мог я одобрять поступки тех, кто сходил с тропы, не пройдя дистанции до конца. - Зарегон поведет. Он был капитаном военного корабля, у него огромный опыт и знания. Я оставляю корабль в надежных руках. Прости меня, Олег, и не обижайся. Ты должен понять. Анна не сможет жить на Земле, и раз уж я встретил ее на старости лет... - Где вы собираетесь жить? Коленский вас не примет. - Зачем нам Коленский? Барнуд большой... Для всех найдется место. Там человек может затеряться, исчезнуть. Никому до нас не будет дела. - На что вы собираетесь жить? - Мне полагается пенсия, довольно приличная, за выслугу лет. Попроси, чтобы ее переводили на Зидру. Адрес почтового отделения и свой официальный рапорт об отставке я оставил на столе в рубке. Это, собственно, все... Так что прощай. - Возьмите корабельный кар. Можете продать его в Барнуде. Мы проследим, чтобы никто не помешал вашему отъезду. Он не решился подать руки, и мне самому пришлось, забыв о своем разочаровании и горечи, обнять старого капитана. Глава 41 Шли последние часы перед стартом. Зарегон заканчивал погрузку полученных от Коленского материалов. Как я и ожидал, профессор удовлетворил нашу заявку немедленно и без всяких вопросов. Было прислано все, кроме анабиозной плазмы. Нелепо было надеяться найти ее здесь. В конце концов, база повстанцев - не космодром. Но с этим мы как-нибудь справимся. Мы договорились с Зарегоном разделить дежурство на двоих. Каждому достанется примерно по три месяца бодрствования. Не такой уж большой срок. Гораздо хуже то, что корабль без своего старого капитана словно осиротел. Я скитался по " Орешку", не находя себе места. Недобрые предчувствия не оставляли меня. Мы словно катились по гладко накатанной, подготовленной специально для нас колее. И уже не могли остановиться. Тревога то и дело заставляла меня включать внешний интерком и требовать от Зарегона в десятый раз проверить содержимое очередного ящика, доставленного роботом-погрузчиком в трюм корабля. У меня были основания не доверять Коленскому, и Зарегон просвечивал детектором буквально каждую банку. Но приборы молчали, и опасность, очевидно, подстерегала нас не здесь. В конце концов, оставив в покое Зарегона, которому я успел уже изрядно надоесть, я попытался закончить свой отчет федеральному центру. Это необходимо было сделать еще до старта. Кассета с отчетом вставляется в передающий автомат, и через каждый час полетного времени тот выбрасывает в космос пакет радиосигналов, без конца повторяя свою передачу. Если с кораблем что-нибудь случится, информация не должна пропасть. Рано или поздно один из этих пакетов будет принят земным радиобуем и попадет в наше управление. Я сидел за большим штурманским столом в рубке корабля и старательно стучал по клавишам компьютерного терминала. Слова, превращаясь в знаки, ползли по дисплею сухими колючими строчками... Кто в это поверит? Как убедить чиновника из информационного отдела управления в том, что это серьезно? Скорее всего он решит, что я сам нанюхался того наркотика, о котором докладывал в своем отчете. Нелепее всего то, что он будет почти прав. Даже сейчас я толком не знал, где проходила грань между реальностью и иллюзией в проклятом мире бесконечных Барнудов. Торопливо скомкав раздел выводов, я перешел к рекомендациям. Здесь по крайней мере для меня все выглядело однозначно. Немедленный полный карантин планеты по разряду " супер", закрытый космос, уничтожение любого корабля, попытавшегося вопреки запрету покинуть планету. Ликвидация всех подразделений " Феникса" на всех земных колониях. Тотальная проверка крови всех его сотрудников на содержание меди, изоляция тех, у кого... Строчка повисла на дисплее, не завершившись. Все это выглядело бессмысленно. Прежде всего потому, что практически невыполнимо. Гораздо честнее было бы признать, что мы бессильны перед лицом надвигавшегося на нас космического рока. Горечь поражения давила меня, словно каменной плитой. Может быть, я слишком спешу с отлетом? Может быть, следовало остаться? Отправить Ланию на Землю, а самому остаться здесь? Я понимал, что и такое решение бесперспективно. Без корабля, без поддержки, окруженный врагами со всех сторон, я не продержусь и одного дня. Больше того, я совершенно точно знал: меня раздавят, словно назойливую козявку, если я попытаюсь свернуть с предназначенной колеи... Узнать бы еще, что ждет в конце... Оттуда веяло ледяным холодом, и заглядывать туда казалось смертельно опасным занятием. Оставалась единственная надежда на поддержку Земли, на то, что в личных контактах мне удастся убедить руководство и ученых в серьезности угрозы нашей цивилизации. Если это получится, можно будет вернуться на Зидру в составе карантинной экспедиции. Торопливо закончив отчет и уже не задумываясь над впечатлением, которое произведут мои рекомендации, я щелкнул в последний раз клавишей " Enter" и отправил блок информации в передающий автомат. Теперь, как только Зарегон закончит погрузку, можно начинать предстартовую подготовку. Я подумал, что, в сущности, очень мало знаю этого человека. Как-то так получалось, что во всех делах, связанных с кораблем, фигура его бывшего капитана всегда заслоняла Зарегона. Почему так получалось? Почему он всегда старательно держался в тени, даже сейчас, когда стал полноправным хозяином корабля? Он был подчеркнуто вежлив, холоден и замкнут. Перечитывая секретный файл с его личными данными, я и здесь чувствовал невидимую стену после истории с эсминцем, затерявшимся в космосе, отгородившую его от людей. Что-то в нем надломилось с той поры, исчезли человеческая доброта, общительность, осталась лишь внешняя оболочка. Вряд ли я смогу когда-нибудь относиться к нему так, как к Северцеву. Да это и не нужно. Путь до Земли не так уж долог. А там... Родная планета все расставит по своим местам. Мы стартовали в шестнадцать часов по Гринвичу, корабельные часы начали отсчет полета с нулевого времени. Вместе с Зарегоном мы сидели за пультовым столом. Я вводил курсовые поправки по его команде и следил за медленно уплывающим вниз диском планеты. Это продолжалось слишком долго - мне казалось, Зидра не желала нас отпускать. Но потом в какой-то момент ее серая безликая поверхность сразу же, без всякого перехода превратилась в коричневый шар небесного тела, уже отделенного от нас свободным пространством космоса. Первые четыре часа разгона, несмотря на мучительные перегрузки, мы провели вместе, на своих рабочих местах, ежеминутно ожидая атаки притаившихся где-нибудь в тени спутников Зидры крейсеров " Феникса". Но космос вокруг по-прежнему был чист. Если все так пойдет и дальше, через десять часов разгона мы сможем подменять друг друга, а затем еще через пару суток я отправлюсь в анабиозную ванну, а Зарегон заступит на свою трехмесячную вахту. Старт прошел как по заранее составленному расписанию. Через двое суток я уже регулировал анабиозный автомат. Еще в школе меня приучили никому не доверять эту ответственную процедуру. Слишком много случаев было известно на флоте, когда из-за нелепой ошибки люди не могли проснуться вовремя или не просыпались вообще. Регулировка заключалась в том, чтобы точно подогнать состав анабиозной плазмы под индивидуальные особенности моего организма. Пользуясь дисплеем автомата, я накладывал свои медицинские картограммы на рабочие графики анабиозной машины и тихо ругался сквозь зубы. Все было нестандартным - состав крови, предел возбудимости, альфа-ритм головного мозга... До сих пор у меня не было случая задуматься над тем, как сильно изменился мой организм после знакомства с голубым скорпионом. Теперь такой случай представился, и я понял, что, несмотря на внешнее благополучие, несмотря на то, что железо в моей крови так и не заместилось медью, а цвет крови оставался красным, я уже не был обычным человеческим индивидуумом, и первая серьезная медицинская проверка выявит этот печальный факт... Похоже, Коленский упустил прекрасный шанс покончить со мной, удовлетворившись простейшим тестом на цвет крови. Но отступать мне уже было некуда. Корабль летел к Земле. И, в последний раз окинув взглядом ровный ряд зеленых сигнальных датчиков, сообщавших о завершении регулировки, я натянул на голое тело серебристый пластиковый костюм, лег в ванну и включил автомат, даже не попрощавшись с Зарегоном. Прощаться в таких случаях - дурная примета. Похожий на смерть сон анабиоза приходит далеко не сразу. Вначале наползает ватный туман, лишающий человека возможности двигаться, но сознание какое-то время остается ясным, и даже более ясным, чем в обычном состоянии, поскольку никакие внешние сигналы уже не нарушают сосредоточения. Наверно, именно такого состояния достигают тибетские йоги путем долгих тренировок. Мне оно давалось с помощью анабиозной плазмы, и я, используя эти последние драгоценные минуты кристально ясной мысли, думал о том, почему Гифрон нас отпустил, почему отошли корабли, зачем ему понадобилось, чтобы я нашел Ланию в тот момент, когда ее ранили, и для спасения дорогого мне человека остался один только путь - на Землю... - Но я же не согласился... - беззвучно прошептал я, возражая страшной догадке. И успел еще подумать, что, наверно, нет ничего хуже все знать, но не иметь возможности ничего изменить. Сон, каменный сон, овладевший мной, в конце концов был теперь спасением. Я проснулся через мгновение. Или, может, через год. Время для того, кто находится в анабиозной ванне, проваливается в какую-то черную дыру и не имеет никакого значения. Мысли ворочались лениво, вяло. Мне приснился страшный сон. Но я не помнил, какой именно. Это всегда так. Последние проблески сознания перед тем, как космический холод ванны выключит его полностью, вспоминаются потом как странные, незавершенные сны, несущие в себе очень глубокий и всегда неуловимый смысл. Но что-то и в самом деле было неладно. В окошках всех временных индикаторов на пульте, находившемся перед моим лицом, стояли одни нули. Это могло произойти только в случае перебоя в подаче энергии. Однако, если бы такое произошло, я бы никогда не проснулся. Я попытался приподнять налитую свинцом руку и дотянуться до пульта. Это удалось с огромным трудом и не принесло никаких результатов. Интерком внутренней связи молчал. На корабле вообще стояла странная, невообразимая тишина, которая бывает только в глубоком космосе, если выключены все двигатели. Через полчаса мне в конце концов удалось выбраться из ванны, в основном благодаря неудержимому желанию найти Зарегона и высказать ему все, что я думаю по поводу своего неожиданного пробуждения. Пробираясь мимо ванны Лании, я бросил на нее равнодушный взгляд. Совершенно отстранение я подумал, что эмоциональный слой моего сознания, видимо, еще не вышел из состояния сна. Я не почувствовал ничего. Не возникло даже желания проверить, все ли с ней в порядке. Гравитация отсутствовала полностью. Ее и не должно быть, когда молчат двигатели. Благодаря этому обстоятельству, несмотря на плохо повиновавшееся тело, мне удавалось довольно успешно продвигаться вдоль центрального коридора корабля. Здесь был невообразимый беспорядок, словно стадо папуасов прошлось по отсекам, выбросив в коридор не заинтересовавшие их вещи. Меня это не трогало. Меня вообще ничто не волновало, и такое состояние мне нравилось. Перебирая руками по ременным петлям, висящим вдоль всего коридора специально на случай полной невесомости, я продолжал упорно продвигаться к корабельной рубке. Наверно, со стороны моя фигура напоминала бабуина, раскачивающегося на лианах. И это пришедшее в голову идиотское сравнение заставило меня почему-то рассмеяться. Получалось, что с эмоциями не все так просто, как показалось вначале...
|
|||
|