|
|||
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
— Куда мы идем? — спросил Лукас, когда я повела его вверх по черной лестнице. — В северную башню. Над и немного позади спален мальчиков. Там просто склад, так что мы будем одни. — А что, другого места нет? Сердце мое упало. Вероятно, он не настолько мне доверяет, чтобы остаться со мной вдвоем. — Думаю, только там мы можем рассчитывать на какое-то уединение. Но если ты... не знаю, может быть, хочешь подождать рассвета или еще чего-нибудь... — Нет, все нормально. — Голос Лукаса звучал настороженно, будто ничего нормального во всем этом не было, но он все еще шел за мной. Я решила, что пока и этого довольно. Ученики редко выбирались на черную лестницу, в основном потому, что она находилась близко к квартирам преподавателей. Преподаватели, разумеется, тоже были вампирами, причем в большинстве своем очень могущественными. Может, учащиеся вроде Вика или Ракель не понимали разницы между учениками и преподавателями, но, безусловно, ощущали ее. В моей прежней школе ученики то и дело огрызались, но в «Вечной ночи» все — и люди, и вампиры — преподавателей уважали. Некоторые из них, как мои родители, жили в другой башне, но большинство — здесь. Подозреваю, что в этом году мы с Лукасом были первыми, кто решился пройти вверх по лестнице мимо учительских квартир. Наши шаги довольно громко стучали по каменным ступеням, но нас вроде бы никто не услышал. Во всяком случае, я на это надеялась. Меньше всего мне хотелось, чтобы этот разговор кто-то подслушал. — Откуда тебе известно про это место? Ты сюда часто ходишь? — Лукас все еще чувствовал себя неуютно. — Помнишь, я говорила, что занималась разведкой еще до начала учебы? Вот тогда я и нашла это место. Правда, после того я здесь ни разу не была, но готова биться об заклад, что больше никто его не обнаружил. Мы добрались до двери на самом верху, и я осторожно толкнула ее. Осенью на меня посыпались пауки и пыль. К этому времени пауки, должно быть, куда-то перебрались, потому что мы вошли спокойно. Расположение комнат было такое же, как в квартире родителей, но вместо уютной мебели везде валялись груды коробок, из-под крышек которых выглядывали желтые листы. Это была документация «Вечной ночи» — отчеты о каждом ученике, когда-либо посещавшем школу, начиная со дня ее основания в конце восемнадцатого века. — Здесь холодно. — Лукас натянул на ладони рукава свитера. — Ты уверена, что другого места нам не найти? — Нужно поговорить о том, что произошло. Причем наедине. — Беседка... — Вся обледенела, мистер Здесь-холодно. Кроме того, нас могут заметить и заставить войти внутрь, и тогда... тогда мы не закончим разговор. — Я повернулась к окну, чтобы видеть звезды; даже сейчас они меня успокаивали. — Мы с тобой оба ловко избегаем главного. — Это верно. — Лукас сдался и тяжело опустился на какой-то сундук. — С чего начнем? — Не знаю. — Я обхватила себя руками и посмотрела на горгулью на подоконнике — близнеца горгульи за окном моей спальни. — Ты меня все еще боишься? — Нет, не боюсь. Совершенно. — Лукас медленно покачал головой. Во взгляде его сквозило изумление. — Хотя и следовало бы... Черт, я не знаю, что я должен чувствовать. Я все время твержу себе, что должен держаться от тебя подальше. Забыть о тебе, потому что все изменилось. Но не могу. — Что? Он меня настолько ошеломил, что я даже про надежды свои забыла. Лукас заговорил хриплым голосом: — Когда я там, на крыше, увидел, что ты такое, Бьянка, мне показалось, что все, во что я верил до сих пор, неправда. — Думаю, не так-то это просто — понять, что вампиры существуют на самом деле. — Вообще-то, меня потрясло не то, что касается вампиров. И тогда я поняла, что, как бы ни был Лукас шокирован откровениями насчет вампиров, его гораздо сильнее ранила моя ложь. — Ты рассказал своей матери? И вообще хоть кому-нибудь? Лукас опять рассмеялся: — Это вряд ли. — Я посмотрела на него с недоумением, и он добавил: — Нельзя ли придумать для меня более простой способ оказаться в подростковой психиатрической клинике? — Мда, — пробормотала я. — Пожалуй, это привело бы тебя прямиком в дурдом без права выхода оттуда. — Кроме того, ты же просила меня никому не рассказывать, — добавил он угрюмо. Лукас прочитал то длинное письмо, полное откровений, узнал, что я ему врала, — что я не человек, а существо, которое он мог считать монстром, и все же услышал мою мольбу сохранить тайну и сделал так, как я просила. — Спасибо. — Я не собирался возвращаться сюда. И не хотел больше тебя видеть. Мне было очень больно, и я решил, что единственный способ заглушить эту боль — заставить себя забыть о тебе. — Он провел ладонью по глазам, словно даже вспоминать ту борьбу с самим собой было мучительно. — Я очень старался забыть, Бьянка. А потом убедил себя, что мой долг — вернуться в «Вечную ночь». — Долг? — Я растерялась. Лукас пожал плечами: — Выяснить правду? Все понять? Не знаю. — Он посмотрел на меня, и взгляд его изменился, стал почти таким же, как прежде, — таким, от которого у меня подгибались колени. Так он смотрел на меня, когда сказал, что у мужчины на картине Климта есть единственная драгоценность. — Но как только я снова тебя увидел, то понял, что ты по-прежнему мне нужна. Что я по-прежнему тебе доверяю. Несмотря на то что ты вампир, или почти вампир — не важно, кто ты. — Лукас произнес слово «вампир» так, словно не мог до конца в это поверить. — Для меня это не имеет значения. Должно бы иметь, но не имеет. Я не могу ничего сделать со своими чувствами к тебе. Больше я не могла сдерживаться. Я подошла к Лукасу и села на пол. Он обхватил мое лицо ладонями и вздрогнул. — Ты все еще хочешь быть со мной? Хотя я тебе врала? Лукас крепко зажмурился: — На это я даже не обиделся. — Значит, ты понимаешь, почему я должна хранить тайну. — Все мои страхи внезапно улетучились, и мне захотелось обнять Лукаса и раствориться в нем. — Ты действительно понимаешь. Я не думала, что это возможно. — Мне до сих пор не верится, что я этого хочу, — прошептал он. — Просто не верится, как сильно ты мне нужна. Лукас слегка прикоснулся ко мне губами, всего лишь раз. Может быть, он собирался на этом остановиться, но я — нет. Я обняла его за плечи и крепко поцеловала, перестав тревожиться обо всем и думая лишь о Лукасе и о том, что он совсем рядом. От его кожи пахло кедром; целуясь, мы дышали в унисон, словно были двумя половинками одного человека. Легкая дрожь возбуждения пробежала по мне, кончики пальцев защипало, в животе все затрепетало... — Мне бы следовало бежать отсюда со всех ног. — Он жарко дышал мне в ухо. Его пальцы скользнули мне под пояс юбки, притягивая меня ближе. — Что ты со мной сделала? Когда он прижал меня к своей груди, мне захотелось отпрянуть. Я всегда отстранялась в такой момент, потому что боялась того, что может сотворить моя тяга к Лукасу. Теперь бояться следовало ему, но он не испугался. Лукас доверял мне настолько, что был готов целоваться; что опустился на пол, и мы стояли на коленях друг напротив друга; что закрыл глаза, когда я запустила пальцы ему в волосы. Сейчас мне уже трудно держать себя в руках, — прошептала я, предупреждая. — Давай проверим, сколько самообладания нам потребуется. Он оттянул воротник свитера, подставляя мне шею, по сути подзадоривая меня, давая мне возможность доказать, что я могу удержаться. Я прижала ладонь к его обнаженной коже и приоткрыла рот, прильнув к его губам. Лукас негромко застонал, и со мной случилось что-то странное, будто я слишком быстро встала, и у меня закружилась голова. Его руки медленно поднимали на мне свитер, проверяя мою реакцию. Я поцеловала его сильнее. Лукас совсем высоко задрал на мне свитер, и я подняла руки, помогая ему стянуть его. Теперь на мне остались только тонкая белая майка и темно-синий лифчик, просвечивающий из-под нее. У Лукаса широко распахнулись глаза, он задышал быстро и прерывисто. Мы целовались все неистовее. Он стянул свитер и с себя и расстелил его на полу, как одеяло, а потом осторожно уложил меня на него и лег сверху. Он дышал по-прежнему быстро, но пытался взять себя в руки. — Не здесь, не этой ночью... но может быть, мы можем принести с собой что-нибудь и найти другое место, чтобы остаться наедине... Я заставила Лукаса замолчать поцелуем, достаточно сильным и страстным, чтобы он означал «да». Лукас вернул мне поцелуй и крепко обнял меня — но не настолько крепко, чтобы я не смогла перекатиться и оказаться сверху. Теперь на полу лежал Лукас, а я очень остро ощущала все происходящее: его бедра, обхватившие мои, холодный квадрат ременной пряжки, упирающийся мне в живот, его пальцы, играющие с бретельками моего лифчика, отодвигающие их в стороны... На секунду — одну-единственную секунду — я позволила себе подумать, что произошло бы, приди мы с Лукасом сюда, подготовившись: с одеялом и подушками, с музыкой и средствами предохранения, и провели бы тут всю ночь... — Как бы мне хотелось, — выдохнула я, — как бы мне хотелось точно знать, что я могу удержаться. — Может быть... может быть, это не имеет значения. — Что? Глаза Лукаса ярко сверкали, он жарко и быстро дышал мне прямо в щеку. — Однажды ты укусила меня, но остановилась вовремя. Ты же не собираешься убивать меня или превращать. Просто укусить. Если это все... тогда, может быть... О боже. Давай. Он хотел того же, чего и я. Во мне вспыхнул голод, и больше не было причин сдерживаться. Я прижала Лукаса к полу и укусила. — Бьянка... — Он сопротивлялся одну-единственную секунду, а потом нас обоих захватил исступленный восторг. Мой пульс словно перетекал в него, пока его кровь перетекала в меня. И это было намного сильнее, чем самый страстный поцелуй, и связывало нас навеки. Теперь мне был знаком вкус его крови, но от этого она стала еще более примечательной. Я проглотила ее, наслаждаясь теплом, жизнью и соленым привкусом на языке. Лукас содрогнулся подо мной, и я поняла, что этот укус дарит нам обоим потрясающие ощущения. Лукас ахнул, и я заставила себя остановиться. Медленно отодвинулась от него. Он чувствовал слабость, голова кружилась, но он был жив. Лукас взял в ладони мое лицо, и внезапно я отчетливо представила себе, какой он видит меня: губы в крови, клыки все еще острые и торчат. Как он может смотреть на меня, вампира, и испытывать что-то еще, кроме отвращения? Но Лукас поцеловал меня прямо в окровавленные губы. — Это все, — прошептала я, когда наши губы разъединились. — Обещаю. Ты можешь такое выдержать? — Я хочу быть с тобой, Бьянка, — ответил он. — И не важно, что ты такое. Вообще все не важно.
|
|||
|