Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ГЛАВА ШЕСТАЯ



 

После поездки в Ривертон я чувствовала себя дурой, без всякой причины оттолкнувшей от себя Лукаса. Те строители были пьяны. Кроме того, их было четверо против него одного. Наверное, Лукасу действительно было необходимо продемонстрировать им, что он настроен серьезно, иначе они избили бы его до полусмерти. Если он сделал то единственное, что мог, какое у меня право осуждать его за это?

— Ну уж нет, — заявила Ракель, когда на следующий день я рассказала ей об этом, пока мы прогуливались по двору. Листья уже поменяли цвет, так что видневшиеся в отдалении холмы уже не зеленели, а сверкали алым и золотым. — Если парень склонен к насилию, от него нужно держаться подальше. Точка. Радуйся, что он показал тебе свой характер раньше, чем успел разозлиться на тебя.

Ее горячность меня поразила.

— Можно подумать, ты знаешь, о чем говоришь.

— Ты что, никогда фильмов по женскому каналу не смотрела? — Ракель, не глядя мне в глаза, теребила плетеный кожаный браслет на запястье. — Это всем известно. Мужчины, распускающие руки, — плохие мужчины.

— Я знаю, что он погорячился, но Лукас никогда в жизни не ударил бы меня.

Ракель пожала плечами и плотнее запахнула на себе школьный блейзер, как будто замерзла, хотя на самом деле было не так уж холодно. И в первый раз я вдруг задумалась, не являются ли ее незаметность и мальчишеская внешность способом избегать ненужного внимания.

— Никто никогда не думает, что с ним может случиться что-нибудь плохое, пока оно не случается. И потом, он все время говорит тебе, что здесь все так паршиво и что тебе не нужно дружить со своей соседкой по комнате и с другими тоже, так?

— Ну... да, но...

— Вот тебе и «но». Лукас пытался отделить тебя от остальных, чтобы иметь над тобой больше власти. — Ракель покачала головой. — Лучше держись от него подальше.

Я знала, что она ошибается насчет Лукаса, но еще я знала, что так его и не раскусила. Почему он вдруг начал критиковать моих родителей? Он один-единственный раз видел нас всех вместе — там, в кинотеатре, и они вели себя дружелюбно и вежливо. Правда, он заявил, что причина в моей несмелой попытке сбежать в первый учебный день, но я ему не очень-то поверила. Если у него возникли сложности с моими мамой и папой, он наверняка просто придумал их себе, исходя из каких-то своих странных, смахивающих на паранойю соображений, и мне совершенно не хотелось в них разбираться.

Объяснения сами возникали у меня в голове. Может, до меня у него была девушка, шикарная и искушенная, объездившая весь мир, а ее родители вели себя как снобы. К примеру, они прогнали Лукаса, запретив ему видеться со своей дочерью, он сильно страдал и теперь никому не доверяет.

Однако эта придуманная история ничуть мне не помогла. Я тут же начала жалеть Лукаса, как будто поняла, почему он так странно себя повел, а ведь на самом деле ничего я не поняла. Кроме того, сравнивая себя с этой выдуманной, искушенной во всем девушкой, я почувствовала неуверенность — а как неприятно ощущать угрозу от человека, которого вовсе не существует!

Не думаю, что до этого я понимала, насколько важным стал для меня Лукас, — до того, как мы с ним разлучились и у меня появились реальные основания держаться от него в стороне. Урок химии (единственный, который мы посещали вместе) превратился в ежедневную пытку; я буквально чувствовала Лукаса рядом — так мы чувствуем огонь в холодной комнате. И все-таки я с ним не заговаривала, а он не заговаривал со мной, уважая мое желание молчать. Не думаю, что он страдал сильнее меня. Логика подсказывала, что мне лучше держаться подальше от него, но логика ничего для меня не значила. Я все время тосковала по Лукасу, и казалось, что чем больше я убеждаю себя оставить его в покое, тем сильнее хочу быть с ним.

Испытывал ли он то же самое? Не уверена. И я точно знала только одно — он не прав в своем отношении к моим родителям.

— Как ты себя чувствуешь, Бьянка? — мягко спросила мама, когда мы с ней убирали со стола после очередного воскресного обеда.

Я плохо спала, мало ела и больше всего хотела натянуть себе на голову одеяло и спрятаться под ним на ближайшие два года. Но впервые в жизни у меня не возникло ни малейшего желания поделиться с родителями. Они были учителями Лукаса, и будет нечестно по отношению к нему рассказывать о своих подозрениях. Кроме того, если я заговорю о том, что мы с Лукасом расстались еще до того, как у нас что-то началось, моя утрата станет реальной.

— Хорошо.

Мама с папой переглянулись. Они видели, что я вру, но не собирались давить на меня.

— Знаешь, что я тебе скажу? — произнес папа, направляясь к проигрывателю. — Не спеши уходить.

— Правда? — Правила воскресных обедов требовали, чтобы я возвращалась в свою комнату и приступала к урокам почти сразу же после окончания трапезы.

— Вечер очень ясный. Я подумал, может, ты захочешь посмотреть в телескоп? И потом, я как раз собирался поставить Фрэнка Синатру — я же знаю, как ты любишь Мистера Голубые Глаза.

— «Fly Me to the Moon», — попросила я, и через несколько секунд для нас запел Фрэнк.

Я показала родителям туманность Андромеды — сначала велела посмотреть вверх от Пегаса, а затем вести взглядом на северо-восток, пока не увидят ее — мягкое туманное свечение миллиарда звезд далеко-далеко от нас. Потом я долго прочесывала космос, и каждая знакомая звезда казалась мне давно потерянным другом.

 

На следующий день, по дороге на урок истории, я заметила Лукаса в коридоре, причем в тот же миг, когда он увидел меня. Солнечный свет, падавший сквозь витражное стекло, окрасил Лукаса в цвета осени, и мне показалось, что я еще никогда не видела его таким красивым.

Однако, едва наши взгляды встретились, момент утратил все свое очарование. Лукас выглядел страдающим, таким же смущенным и потерянным, какой чувствовала себя я после того скандала в пиццерии, и на какую-то ужасную секунду я ощутила укол вины, потому что ранила его именно я. И в его глазах тоже затаилась вина. Но тут он сжал губы и отвернулся от меня, слегка сгорбившись. И через несколько секунд затерялся среди толпы школьников в форме — еще один невидимка в «Вечной ночи».

Может быть, он снова убеждал себя, что лучше всего держаться подальше от других. Я вспоминала, как он вел себя, когда мы были вдвоем, был таким счастливым и раскованным, таким свободным, и мысль о том, что это я принудила его снова замкнуться в себе и отгородиться от мира, меня угнетала.

— Лукас в ужасной тоске бродит по нашей комнате, — сообщил мне Вик на следующий день, когда мы с ним столкнулись на лестнице. На этот раз Вик оделся нормально — во всяком случае, от щиколоток и выше, потому что красные кроссовки у него на ногах явно не имели никакого отношения к школьной форме. — Он и так-то парень угрюмый, но это уже не просто угрюмость. Это сверхугрюмость. Мегаугрюмость. Экстримугрюмость. — Чтобы подчеркнуть свои слова, он изобразил руками крест.

— Это он тебя подослал попросить за себя? — Я постаралась произнести это легкомысленно, но не думаю, что у меня получилось, — услышав мой осипший голос, любой мог догадаться, что я сегодня плакала, даже такой рассеянный человек, как Вик.

— Никуда он меня не посылал. Он вовсе не такой. — Вик пожал плечами. — Просто мне интересно, в чем причина трагедии.

— Никакой трагедии нет.

— Еще какая трагедия, и ты ничего не хочешь мне рассказать, но, слушай, это нормально. Потому что все это не мое дело.

Я почувствовала ужасное разочарование. Если бы Лукас подослал Вика ко мне поговорить от его имени, я разозлилась бы, но он решил отпустить меня без борьбы, и это причиняло мне боль.

— Ладно.

Вик толкнул меня локтем.

— Но мы-то с тобой по-прежнему друзья, да? Вы, ребята, получите при разводе совместную опеку надо мной. И право на частые посещения.

— При разводе? — Я не выдержала и рассмеялась.

Только Вик мог назвать последствия неудавшегося первого свидания разводом. Мы с ним вовсе не были друзьями раньше, так что, сказав «по-прежнему», он здорово преувеличил, но я не стала обращать на это внимания. Кроме того, Вик мне нравился.

— Мы по-прежнему друзья.

— Отлично! Чудики должны держаться вместе.

— Ты назвал меня чудиком?

— По мне, так это высшая честь. — Мы шли по коридору. Вик вытянул руки и обвел одним жестом все: высокие потолки, темную резьбу по дереву, обрамлявшую все двери, приглушенный свет, просачивавшийся сквозь старые окна и отбрасывавший длинные неровные тени на пол. — Это место — просто средоточие всего странного. Поэтому тот, кто кажется чудаковатым здесь, будет нормальным в любом другом месте. Во всяком случае, я именно так и считаю.

Я вздохнула:

— Знаешь, похоже, ты прав.

И он точно не ошибался, говоря, что в месте, подобном академии «Вечная ночь», нужно иметь как можно больше друзей. Дело не в том, что мне здесь хоть когда-нибудь нравилось, но за короткое время, проведенное с Лукасом, я поняла, каково это — не быть отчаянно одинокой. А теперь, без него, мое одиночество сделалось намного острее. Теперь я понимала, насколько лучше все могло бы быть, и от этого становилось еще тяжелее выносить это недружелюбное, пугающее место.

Смена времен года не улучшила ситуацию. Готическую архитектуру школы слегка смягчали роскошный плющ и зеленая лужайка. Яркий солнечный свет пробивался даже сквозь узкие окна с витражами. Но теперь сумерки наступали раньше, и «Вечная ночь» производила впечатление еще большей изолированности от всего мира, чем прежде. Температура падала, постоянный холод просочился в классы и спальни, и иногда казалось, что морозные узоры на окнах навеки въелись в стекла. Даже красивые осенние листья, одиноко шелестя на ветру, вызывали жутковатое чувство. Они уже падали с деревьев, оставляя обнаженными ветви, которые напоминали растопыренные когти, царапающие серое, затянутое тучами небо.

Я гадала, не придумали ли основатели школы Осенний бал, чтобы подбодрить учеников в это мрачное время года.

— Навряд ли, — сказал Балтазар. Мы с ним сидели за одним столом в библиотеке; он предложил мне вместе заниматься через пару дней после злополучной поездки в Ривертон. В старой школе я никогда ни с кем не занималась, потому что занятия обычно превращались в разговоры и дуракаваляние, и приходилось делать уроки намного дольше, а я предпочитала быстренько выполнить домашнее задание и забыть о нем. Но оказалось, что Балтазара это тоже устраивает, поэтому в следующие две недели мы провели с ним вдвоем много времени, часами сидя бок о бок и едва обмениваясь парой слов. Разговоры начинались только тогда, когда мы складывали учебники. — Подозреваю, что основатели школы просто любили осень. Думаю, она выявляет истинный характер «Вечной ночи».

— Вот поэтому все так нуждаются в положительных эмоциях.

Балтазар усмехнулся и закинул на плечо кожаную сумку:

— Это не самая ужасная школа на земле, Бьянка. — Балтазар меня поддразнивал, но я видела, что он искренне беспокоится. — И мне бы хотелось, чтобы тебе здесь было весело.

— Значит, нас таких уже двое, — сказала я, кинув взгляд в угол, где несколько минут назад заметила что-то читавшего Лукаса.

Он все еще сидел там, его бронзовые волосы сверкали под светом лампы, но он даже глазом не повел в нашу сторону.

— Тебе бы здесь понравилось, если бы ты по-настоящему попыталась. — Балтазар придержал для меня дверь библиотеки. — Просто нужно во всем как следует разобраться. И постарайся поближе познакомиться с людьми.

Я глянула на него:

— Типа Кортни?

— Поправка: постарайся поближе познакомиться с подходящими людьми. — Говоря «подходящие люди», Балтазар не имел в виду самых богатых или самых популярных; он подразумевал достойных.

Но пока единственным таким человеком из всей толпы был сам Балтазар, поэтому я решила, что справляюсь с этим не так уж и плохо.

— Не думаю, что «Вечная ночь» подходит каждому, — призналась я. — Вот я уверена, что мне она не подходит. Понятно, что она служит определенной цели, но я буду рада, когда ее закончу.

— Я тоже, но по другой причине. — Балтазар медленно шел рядом со мной, тщательно соразмеряя свои шаги с моими, чтобы я не отставала. Иногда я вдруг замечала, какой он крупный — высокий, широкоплечий, мощного сложения, — и в животе у меня возникала странная щекотка. — В «Вечной ночи» я всегда чувствую, что могу понять целый мир. Будто могу им управлять. Каждый новый предмет, каждая новинка — я просто жду не дождусь, когда выйду отсюда и все это испробую сам.

Его энтузиазм не помог мне полюбить школу, но Балтазару удалось заставить меня улыбнуться — кажется, впервые за целую вечность.

— Что ж, по крайней мере один из нас счастлив.

— Надеюсь, скоро мы оба будем счастливы, — негромко произнес Балтазар.

Его темные глаза пристально, изучающе всматривались в меня, и я снова почувствовала ту теплую щекотку.

Мы дошли до арки, ведущей к спальням девочек, и Балтазар остановился прямо на границе. Я легко представила его себе в девятнадцатом веке, с любезными манерами, отвешивающим мне поклон, и губы мои растянулись в улыбке.

Балтазар вроде бы собрался что-то сказать, но тут появилась Патрис, видимо уже покончившая с домашним заданием.

— О, Бьянка, вот ты где! — Она непринужденно взяла меня за руку, словно мы с ней были лучшими подругами. — Ты просто обязана объяснить мне последнее задание по современным технологиям. Я в нем ничего не понимаю.

— Гм... хорошо. — Патрис потащила меня по коридору, я оглянулась и помахала Балтазару. Он выглядел не столько разочарованным, сколько развеселившимся. — Мы разговаривали, — пробормотала я Патрис.

— Знаю, — прошептала она в ответ. — Но так ему захочется найти возможность снова поговорить с тобой, а это значит, что он скорее вернется к тебе.

— Правда?

— Судя по моему опыту, это отлично срабатывает. Кроме того, мне и правда нужно, чтобы ты мне все объяснила.

Мне уже не в первый раз приходилось помогать Патрис именно с этим курсом, и не в первый раз я задумалась, зачем на это согласилась.

— Без проблем, — вздохнула я.

Патрис хихикнула и на какое-то мгновение стала походить на самую обычную девчонку.

— Если хочешь знать мое мнение, Балтазар — один из самых привлекательных парней в школе. Не совсем мой тип, но эти плечи! Эти темные глаза! Ты молодец.

— Мы просто друзья, — возразила я, входя в комнату.

— Просто друзья. Хм... — Глаза Патрис лукаво заблестели. — Интересно, а Кортни с этим согласится?

Я вскинула руки, желая прекратить этот странный разговор раньше, чем он станет еще более неловким.

— Только не говори ничего Кортни, ладно? Я не хочу неприятностей.

Патрис выгнула бровь.

— Не говорить ей чего? Вроде бы ты утверждаешь, что и говорить-то не о чем.

— Если хочешь, чтобы я помогла тебе с домашней работой, давай оставим эту тему. Сейчас же.

Патрис, немного обидевшись, пожала плечами.

— Да пожалуйста. Будь я на твоем месте, я бы только радовалась, что сумела привлечь внимание такого парня, как Балтазар. Но если хочешь, давай поговорим о домашнем задании.

Если честно, я и в самом деле немного гордилась тем, что нравлюсь Балтазару. Конечно, я сомневалась, что он хочет чего-то большего, чем просто дружба, но иногда он действительно со мной заигрывал. После неразберихи с Лукасом мне это было приятно — вроде я и вправду красивая и привлекательная, а не робкая неловкая девчонка.

Балтазар добрый, умный, и у него прекрасное чувство юмора. Он нравится всем — может быть, потому, что сам почти ко всем хорошо относится. Даже Ракель, которая буквально всех терпеть не может, говорит ему «привет», и он всегда ей отвечает. Он не холодный и не сноб. И в самом деле невероятно привлекательный внешне.

Собственно, он воплощал в себе все, чего может хотеть девушка. Но он не Лукас.

Мою старую школу учителя всегда украшали к Хеллоуину. Оранжевые пластиковые тыквы стояли на окнах, дожидаясь, когда их заполнят конфетами, и на каждой стене висели изображения летящих ведьм. В прошлом году директор повесил на дверь своего кабинета гирлянду и прикрепил слово «Ууу! » из кривых зеленых букв. Мне всегда казалось, что это глупо и фальшиво, и никогда в голову не приходило, что однажды я стану скучать по этому.

В «Вечной ночи» никто не развешивал никаких украшений.

— Может, они думают, что горгульи и так страшные, — предположила Ракель, когда мы с ней обедали у нее в комнате.

Я вспомнила ту, за окном моей спальни, и попыталась представить ее, украшенную гирляндой.

— Да, я понимаю, что ты хочешь сказать. Если наша школа — это промозглое пугающее адское подземелье, то украшения к Хеллоуину здесь вроде и не к месту.

— Жаль, что мы не можем устроить тут дом с привидениями. Ну знаешь, для маленьких детей из Ривертона. Мы бы нарядились в маскарадные костюмы и сделали бы все по-настоящему жутким. Изображали бы по выходным чертей и демонов. Некоторым из этих придурков и притворяться особо не пришлось бы. Мы могли бы собрать денег для школы.

— Не думаю, что академия «Вечная ночь» нуждается в деньгах.

— Вообще-то да, — согласилась Ракель. — Но мы бы могли собрать денег на благотворительность. Вроде «горячей линии психологической помощи», или предотвращения самоубийств, или еще что-нибудь в этом роде. Не думаю, что многие из здешних интересуются благотворительностью, но, может, они бы занялись этим исключительно ради поступления в колледж. Никто из этих богатеньких стерв даже не заговаривает про учебу в колледже, наверное, все по семейным традициям собираются в Гарвард или в Йель, но заявления-то им все равно придется подавать. Так что они могли бы заинтересоваться идеей, да?

Перед моим мысленным взором замелькали картинки: паутина на лестницах, маниакальный хохот учащихся, эхом отражающийся от стен большого зала, и невинные маленькие дети с расширенными от ужаса глазами, а Кортни или Видетт размахивают у них над головами длинными черными ногтями.

— Мы уже все равно опоздали — до Хеллоуина осталось всего две недели. Может, на следующий год?

— Если я вернусь сюда на следующий год, застрели меня, пожалуйста, — застонала Ракель, бухнувшись на постель. — Родители сказали, что я должна держаться до конца, потому что я получила стипендию, чтобы учиться здесь. А иначе придется вернуться в старую школу с металлоискателями на дверях и сокращенной учебной программой. Но я ненавижу эту академию, просто ненавижу!

У меня в животе заурчало. Салата из тунца и крекеров, которыми мы с Ракель подкрепились, явно не хватило, чтобы утолить мой голод. Придется съесть что-нибудь у себя в комнате. Да только мне не хотелось, чтобы Ракель это поняла.

— Мы привыкнем, и все наладится.

— Ты и вправду в это веришь?

— Нет.

Мы уныло посмотрели друг на друга и расхохотались.

Отсмеявшись, я сообразила, что слышу крики — не очень близко, скорее в дальнем конце коридора. Ракель жила недалеко от центральной арки, соединявшей спальное крыло девочек с учебными помещениями. Мне казалось, что крики доносятся оттуда.

— Эй, ты слышишь...

— Да. — Ракель приподнялась на локтях и прислушалась. — Похоже, там драка.

— Драка?

— Поверь человеку, привыкшему к самой паршивой бесплатной государственной школе Бостона. Уж я-то всегда узнаю драку, если услышу.

— Пошли! — Я схватила сумку с учебниками и рванулась к двери, но Ракель вцепилась мне в рукав свитера.

— Ты что делаешь? Ни к чему нам в это ввязываться. — Она смотрела на меня расширенными глазами. — Не нарывайся на неприятности!

Она рассуждала разумно, но я ее не слушала. Если там драка, я должна была убедиться, что Лукас в ней не замешан.

— Сиди здесь, если хочешь, а я пошла.

Ракель отпустила мой рукав.

Я без промедления помчалась туда, где раздавались крики, даже вопли.

— Уберите его отсюда! — орала Кортни, и в ее голосе слышалось жестокое ликование.

— Парни, эй, парни! — Теперь в коридоре эхом отдавался голос Вика. — Хватит уже!

С упавшим сердцем я завернула за угол и увидела, как Эрик бьет Лукаса в лицо. Лукас отлетел назад и шлепнулся прямо на пятую точку на глазах у всей школы. Типичные «вечноночевцы» захохотали, а Кортни даже зааплодировала. Губы Лукаса были испачканы кровью, темной на его бледной коже. Сообразив, что смотрит снизу вверх на меня, он зажмурился. Наверное, смущение ранило сильнее, чем удар.

— И не смей меня больше оскорблять! — предупредил Эрик, вытянул перед собой руки и начал их рассматривать, словно был доволен своей работой. Костяшки пальцев перепачкались в крови Лукаса. — А не то в следующий раз я заткну тебя навеки.

Лукас приподнялся, пристально глядя на Эрика. Над собравшейся толпой повисло жутковатое молчание, будто все внезапно сделалось намного серьезнее и драка не закончилась, а только начинается. Но я почувствовала, что это вовсе не страх, а... предвкушение. Нетерпение. Желание наказать.

— В следующий раз все повернется совершенно по-другому.

— Да, и я так думаю, — издевательски ухмыльнулся Эрик. — В следующий раз будет по-настоящему больно. — Он повернулся и пошел прочь — герой-победитель в глазах Кортни и других приспешников, последовавших за ним.

Все остальные тоже торопливо разошлись, не дожидаясь появления учителей. Остались только мы с Виком.

Вик опустился рядом с Лукасом на колени.

— Кстати, выглядишь дерьмово.

— Спасибо, что так осторожно сообщил мне об этом. — Лукас сделал глубокий вдох и застонал.

Вик поддержал его и протянул салфетку, чтобы промокнуть капавшую из носа Лукаса кровь.

Я не знала, что сказать, и могла думать только о том, как ужасно выглядит Лукас. Эрик явно одержал над ним верх. После того случая в пиццерии я представляла себе Лукаса довольно агрессивным парнем, который постоянно ввязывается в драки просто так, ради удовольствия. Хотя вот только что он ввязался в очередную драку. Значит ли это, что я права? Или же то, что из него чуть не вышибли дух, доказывает, что Лукас вовсе не такой крутой?

— Ты как, цел? — спросила я наконец.

— Конечно. Все просто отлично. — Лукас даже не глянул на меня. — На самом деле человеку требуется всего один или два коренных зуба. Все остальные — лишние.

— Тебе выбили зубы? — Вик побледнел.

— Один вроде шатается, но я думаю, он удержится на месте. — Лукас помолчал, потом сказал мне: — А я тебе говорил, что раньше или позже этим и кончится.

Да, он говорил мне, что однажды станет в «Вечной ночи» парией. Очевидно, этот день настал.

Но зачем он делает вид, что оставил меня ради моей же пользы? Это я от него ушла.

— Лишь бы с тобой все было в порядке, — сказала я и ушла, оставив его на полу.

Может, на этот раз он поймет, кто из нас кого бросил.

Меня мучили грусть и смятение, плечи поникли, горло перехватило. Я закусила губу так сильно, что почувствовала вкус крови. Это заставило меня встряхнуться, но я все равно не могла вернуться в комнату Ракель: я не была готова отвечать на ее вопросы. Поэтому пришлось пойти в библиотеку, чтобы отсидеться там те полчаса, что оставались до урока политологии. Уж наверное я найду там что-нибудь почитать — книжку по астрономии или журнал мод. Если ненадолго уткнуться носом в книгу, может, станет чуть лучше.

Но только я подошла к двери, как она распахнулась. На пороге стоял Балтазар. Он с комическим видом выглянул в коридор.

— Ну что, берег чист?

— Что?

— Я решил, что ты скрываешься от королевской битвы между Лукасом и Эриком.

— Битва окончена. — Я вздохнула. — Эрик победил.

— Мне жаль.

— Правда? Я думала, здесь почти никому не нравится Лукас.

— Он, безусловно, смутьян, — согласился Балтазар, — но Эрик тоже, а у Эрика хватает сторонников. Полагаю, я испытываю некоторую слабость к побежденным в любой драке.

Я прислонилась к стене, чувствуя себя такой измученной, будто сейчас была полночь, а не середина дня.

— Иногда здесь такое напряжение, что удивительно, как все вокруг не разбилось вдребезги.

— Ну так расслабься. Отложи на время уроки, — посоветовал Балтазар.

— Я и не собиралась делать уроки. Просто хотела немного отвлечься.

— Отвлечься — в библиотеке! Нормально. Знаешь что? — Он склонился ко мне. — Тебе нужно почаще выходить и развлекаться.

Я чувствовала себя слишком несчастной, чтобы смеяться, но все же улыбнулась.

— Почаще? Ты здорово преуменьшил.

— Тогда позволь тебе кое-что предложить. — Балтазар немного замялся, так что я догадалась, что он собирается сделать, и взял меня под руку. — Пойдешь со мной на Осенний бал?

Несмотря на все шуточки и намеки Патрис, я и мечтать не смела, что он мне такое предложит. Он был самым красивым парнем в школе и мог пригласить кого угодно. И хотя мы с ним неплохо ладили и даже дружили (и хотя я не осталась равнодушной к его чарам), этого я себе не представляла.

И уж тем более не думала, что моим первым порывом будет сказать ему «нет».

Но это, конечно, полный идиотизм. Я хотела отказать Балтазару, надеясь, что меня пригласит кое-кто другой. Но этот кое-кто меня, конечно, никуда не пригласит, потому что я только что навсегда его от себя оттолкнула.

Балтазар нежно смотрел на меня, и в его карих глазах светилась надежда.

— С большим удовольствием, — собравшись с силами, выдавила я.

— Отлично! — Он улыбнулся, и ямочка на подбородке сделалась глубже. — Мы здорово повеселимся.

— Спасибо, что пригласил меня.

Он покачал головой, словно не веря своим ушам.

— Поверь, если тут кому повезло, так это мне.

Я улыбнулась ему, потому что никто никогда не говорил мне ничего более приятного. Хотя это и совершенная неправда — самый популярный парень в школе приглашает на бал главную неудачницу, и всем понятно, кто тут счастливчик, но все равно очень приятно.

Впрочем, улыбка моя тоже была лживой. Я сама себя ненавидела, глядя в красивое лицо Балтазара и мечтая о том, чтобы он был Лукасом. Но именно этого мне и хотелось.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.