Уитли Стрибер 7 страница

– И общая емкость?..

– Тысяча мегабайт.

Он расхохотался. Чтобы получить память емкостью больше 500 мегабайт, необходим был специальный запрос в Группу программирования, шестимесячное ожидание и специальные бюджетные ассигнования[23]. Так им и надо!

– Как же это оплачивается, Бога ради?

– Снимается с личного счета Хатча. Оплата в размере тысячи восьмисот долларов в час

– Я надеюсь, ты шутишь? Он окажется в тюрьме за то, что ворует компьютерное время.

– Это было бы весьма кстати. К сожалению, истина более прозаична.

– Можешь рассказать?

– Нет.

Он вполне мог это понять. Она ухитрилась найти доступ к огромным вычислительным мощностям компьютера клиники. Чем меньше людей об этом будут знать, тем лучше. Не говоря уже о том, что незнание безопаснее.

К лифту они шли молча. В молчании пересекли вестибюль и вышли из здания. На Йорк‑ авеню он остановил такси.

– Как насчет уютного обеда у нас дома? Гарантирую первоклассное обслуживание.

– Китайская кухня?

– Договорились. – Они, конечно, могли бы посидеть в каком‑ нибудь баре, но там сейчас слишком уныло. Он страстно хотел Сару. Мысль о том, что он может ее потерять, заставила его похолодеть. Он так ее любил. Ему хотелось придвинуться к ней, обнять ее, расплавить барьер между ними. Весь день она выглядела такой жесткой, профессиональной, холодной. Ночью ему нужна была другая Сара – та, в которой он мог бы найти убежище. Он смотрел на ее нежное, напряженное лицо, на мягкий изгиб ее груди, ощущал слабый запах ее духов – и жаждал ее.

Ему вспомнились резкие слова, которые она бросила ему в кабинете: «Ты используешь все подряд. Меня. Даже себя». Неужели это правда? И он на самом деле такой? Если все так и есть, то с этим уже ничего не поделаешь.

– Я люблю тебя, – сказал он тихо, чтобы не слышал водитель. Сара не терпела интимности в общественных местах.

Она коротко улыбнулась, позволив ему накрыть ее руку своей.

– Любовь решает все проблемы, – сказал он. Она довольно долго молчала.

– Она их переживает.

Он так желал ей счастья и успеха. Она сделала необычайное открытие, это несомненно. Ему хотелось, чтобы она ощутила сладость признания, испытала бы все радости, которые оно могло принести.

– Я хочу тебе помочь, Сара, – сказал он. – Я так хочу этого!

Широкая улыбка появилась на ее лице.

– Если бы только Хатч тебя слышал. Он пришел бы в ужас

– Слева или справа? – спросил шофер.

– Здание слева, высотное.

В сгущавшейся темноте сияла большая синяя вывеска здания Эксельсиор‑ Тауэрс. Вышла пожилая женщина с собачкой; похожее на паука существо неуклюже топало рядом с ней. Алекс на своем посту у двери мял сигару. Он зажег ее, глубоко затянулся. Том смотрел на него с заинтересованностью человека, лишенного возможности сделать то же самое, он завидовал безразличному отношению Алекса к своему здоровью. Они вышли из такси.

– Добрый вечер, доктора, – сказал Алекс сквозь дым сигары. Том чуть с ума не сошел, вдохнув ее запах. Единственное утешение – это хоть дешевая сигара, ей не хватало захватывающего аромата хорошей «Монтекристо». Слава Богу.

– Привычка – мучительная штука, – заметил Том, когда двери лифта закрылись за ними.

– Поражаюсь, как ты это перенес.

– С трудом.

– Сколько ты сегодня выкурил?

Он поднял один пален. Она взяла его руку и с чувством пожала.

– Это удивительно трудно выдержать, – сказал он. – Организм требует свою дозу.

– Я знаю. Мне потребовалось два года, чтобы отказаться от сигарет. Два года и мой отец.

Том никогда не встречался с Томасом Робертсом. Он умер до того, как они с Сарой близко познакомились. Рак легких, сказала она.

Сара вошла за ним в квартиру, задержавшись, чтобы повесить плащ в стенной шкаф. Он включил свет в гостиной. Сара подошла к нему и встала рядом.

– Мне нравится наша квартира, – заметил он. Она кивнула. – Можно... я тебя поцелую?

Повернувшись, она положила руки ему на плечи. Он наклонился к ней, несколько долгих секунд смотрел ей в глаза, затем нашел ее губы. Его всегда оживляла теплая сладость ее поцелуев. Тело его словно хотело сделать то, что неспособно было сделать сердце, – раз и навсегда удержать их любовь.

– Ты действительно веришь, что я тебя люблю? – необдуманно спросил он. Вопрос вырвался как‑ то сам по себе – ах, если 6 его можно было вернуть! По зрелом размышлении ему и в голову бы не пришло задавать подобный вопрос – можно нарваться на неприятный ответ.

– Я знаю, что любишь.

Он снова попытался ее поцеловать, но она отвернулась. Его первым импульсом было силой вырвать у нее поцелуй, но сразу же, опомнившись, он подавил в себе это желание и рассердился. Ощутив его злость, она замерла, тихая, маленькая, упрямо выставив подбородок и скрестив руки.

– Не сейчас, – сказала она.

– Я же тебя не обижу.

Она рассмеялась, как бы заверяя его в том, что она ему верит.

– Том, если бы наши карьеры не переплетались так, как сейчас... если бы моя стояла на пути твоей – что бы ты сделал?

Он взял ее за руку.

– Они же переплетаются, так зачем об этом беспокоиться? Мы находимся в идеальном положении. Спасая твою карьеру, я делаю свою.

– Но что, если бы было наоборот? Ты так и не ответил.

– У меня и так достаточно забот.

Она покачала головой.

– Я люблю тебя, Том. Господи, помоги мне, но я люблю. – Она приблизилась к нему; лоб ее был на уровне его глаз, и он коснулся его губами, затем притянул ее к себе, ощущая какое‑ то смутное удовольствие, тронутый ее хрупкостью и беззащитностью.

Она подняла лицо, позволила ему приподнять себя – и он припал к ней губами в неистовом желании уничтожить пространство между ними, мечтая о том, чтобы ему удалось это сделать, чтобы его любовь отмела все ее сомнения и привлекла ее к нему навсегда.

– О, Сара! Ты так красива. Мне трудно поверить, что мною могла заинтересоваться такая красивая женщина.

– Опусти меня... и перестань принижать себя. Ты не так уж и уродлив.

– Неужели?.. – Он улыбнулся. Она мягко, увещевающе провела рукой по его щеке. – Я не имел в виду свою внешность. Мне трудно... – Он остановился. Он не властен над ее любовью, он не может управлять ею – но говорить ей об этом незачем.

– Я действительно тебя люблю. Я это говорю не просто так.

Он кивнул и поцеловал ее.

– Пошли в кровать, – пробормотал он, уткнувшись в ее теплые волосы.

– Я хочу заказать китайские блюда. Потом мы можем этим заняться.

– Сейчас

Она, смеясь, оттолкнула его.

– Давай продлим удовольствие. Приятное ведь можно отложить на потом – с тем чтобы предвкушать его.

Он вдруг почувствовал себя отвергнутым и насупился.

– Я пойду в душ, – сказал он, скрыв обиду. Если бы она действительно его хотела, она не стала бы противиться. Оставив ее размышлять над меню их китайского обеда, он ушел в спальню и разделся.

Стоя в облаке пара под теплыми струями воды, покалывавшей его кожу, он почувствовал себя лучше. Вода как будто смывала разочарования, проблемы, страхи... Хотя мысли его все время возвращались к клинике. Он отлично понимал, сколь важно это открытие. Но вот что будет дальше? Предстоит огромная работа, и Сара уйдет в нее с головой... Никогда еще любовь их не казалась ему такой хрупкой – и такой невыразимо важной. Для него.

Какая‑ то тень появилась за занавеской. Мгновение – и вот уже Сара скользнула к нему под душ, и снова он почувствовал себя счастливым. Вода зашумела, заскользила по ее дивной фигуре, побежала по изгибам, струясь между изящных выпуклостей, капая с сосков.

– Мне показалось, что тебе потребуется некоторая помощь, – сказала она, скромно потупившись, и взяла мыло и мочалку.

Она все же пришла к нему. Он чуть не рассмеялся вслух, но вовремя спохватился и радостно позволил втянуть себя в знакомую игру, которой они любили развлекаться в душе.

– У меня только одна часть грязная.

– Какая? – Она произнесла это чопорно, подняв брови, с пылающим лицом.

Он прикрывал себя руками, как фиговым листком. Теперь он их убрал.

– О! Похоже на колбасу.

– Не хочешь отведать?

– И замочить волосы? Ни за что в жизни. Я, впрочем, ее помою, поскольку ты говоришь, что она грязная.

Оба наслаждались необыкновенно. Она мыла его медленно, уделяя особое внимание самым чувствительным местам и сохраняя при этом на липе выражение полнейшей непричастности к происходящему. Когда же он стал мыть ее, касаясь всего тела, ощущая под руками жизнь ее плоти, ему показалось, что он перенесся в сказку.

Лицо ее раскраснелось, глаза искрились. Он знал, что она отчаянно возбуждена, и решил ее подразнить.

– Ты заказала китайские блюда?

– Конечно. О черт! Полагаю, нам придется подождать.

– Серьезно? – Подойдя к ней, он поднял ее и, прижав к себе, откинулся назад.

– Том, не надо. – Но она не сопротивлялась. Ей наверняка было страшно – вдруг он потеряет равновесие, если она станет бороться. – То‑ о‑ м... – Он вонзился в нее стоя, широко расставив ноги, обхватив ее за талию. Ее ноги болтались в нескольких дюймах от пола. – Том, сумасшедший, опусти меня!

– Сейчас принесут китайскую пищу.

– О, Том...

Он больше не мог терпеть. Он поставил ее на ноги, но лишь потому, что невозможно удерживать эту позу достаточно долго, чтобы довести акт до конца.

– Марш в постель, – хрипло выдохнул он. Она побежала к кровати.

– Том. – Она коснулась ладонями его щек. – Никогда не думай, что я тебя не люблю. – Она жадно его поцеловала и притянула к себе. Вначале медленно, затем все ускоряясь, все более яростно и нетерпеливо, они неслись вперед, к одной им видной цели, неслись упрямо, неумолимо, пока Сара наконец не закричала, широко распахнув глаза и вонзив ногти ему в спину. Он растворялся в ее горячей влажной плоти, в мерно вздымавшихся волнах прилива, бездумно выкрикивая ее имя и страстно стремясь к ней.

Ибо барьер оставался.

Лежа теперь рядом, он взглянул на нее:

– Сара...

– Ш‑ ш! – Раздался короткий смешок, и она чмокнула его в нос. Но и она ощущала этот барьер, об этом говорили слезы в ее глазах. – Том, я люблю тебя.

Что толку в бесконечном повторении одного и того же! Так бездарные колдуны бормочут свои магические заклинания, надеясь на чудо. Он хотел спросить, потребовать, чтобы она сказала ему в конце концов, чего же им не хватает. Ужасно больно думать о том, сколь много отдают они друг другу, взамен получая... что? Радость общения – как в постели, так и вне. И все это прекрасно, но, раз уж они любят друг друга, почему ни один из них по‑ настоящему в это не верит?

Том почувствовал облегчение, услышав звонок в дверь.

– Мы вовремя закончили, – сказал он. – Вот и еду принесли.

– Нам следовало бы подождать...

– Мы не могли.

Рассмеявшись, она встала и накинула халат.

– Где твой бумажник? У меня нет ни цента.

– В брюках. – Он смотрел, как она роется в одежде на полу, берет деньги. Взяв у посыльного коробки, она все расставила на столе в их небольшой столовой. Он последовал за ней, решив пренебречь одеждой. Они проголодались и съели все до крошки, несмотря на то что она, как обычно, заказала чересчур много.

Том замерз, надел халат. После обеда они безуспешно старались занять себя телевизором

– Ты что‑ то притихла, – сказал он наконец. Он ощущал какой‑ то неясный страх – боялся нарушить молчание. Но еще больше боялся он продлить его.

– Я думаю о лаборатории, – ответила она, подняв колени к подбородку и обхватив их руками. – Думаю о том, что же, Бога ради, могло случиться с этим резусом.

– Даже сейчас?

Она взглянула на него изумленно.

– А почему бы и нет? Мы же закончили заниматься любовью, разве не так?

– Как скажешь.

– Том, ты же знаешь, я всегда... готова. Даже и не думай, что это не так.

– Я знаю, я слишком приземлен.

– Да, но это не значит, что я не рада твоей любви. Мы просто уже закончили. Естественно, мне бы хотелось поговорить о лаборатории. Это ведь моя другая жизнь. И если Хатч...

– Да что Хатч! Он у меня в руках. И потом, твоя работа имеет такое невероятное значение, что он уже ничем не сможет помешать. Ты получишь свои ассигнования.

– Надеюсь.

– Поверь мне. Все будет так, как раньше, я все сделаю.

– Я верю тебе. – Она скользнула к нему – он сидел, облокотившись о спинку дивана, – и пристроилась рядом, склонив голову ему на плечо. – Верю во всем и всегда.

В ее словах звучала такая искренность, что страхи его почти исчезли.

– У тебя есть все основания мне верить, – сказал он. – Я бы скорее умер, но не допустил бы твоего провала.

Она поцеловала его руку.

– Это самое прекрасное, что в тебе есть. Ведь каждое твое слово – правда.

И в тот момент он в этом не сомневался.

– Это так, – сказал он.

Они сидели молча, тесно прижавшись друг к другу. Было тихо, лишь с улицы время от времени доносились отдаленные звуки сирен, автомобильные гудки да вздохи ветра.

– Мне кажется, в последнее время мы как‑ то избегали говорить о лаборатории, – наконец сказала Сара. – По крайней мере, я.

Том совершенно четко понимал, что она имеет в виду. Лаборатория была местом смерти. Он молча кивнул.

– Я все еще не могу в это поверить. Что могло стать причиной столь внезапного разложения? И оно произошло так быстро! Даже смотреть было страшно.

– Это будет великое открытие, Сара. Огромный рывок вперед.

– Вперед – но куда? Ведь под конец – перед смертью, я имею в виду, – эта обезьяна превратилась в совершенного зверя, я таких никогда и не видела. Том, та ненависть, что горела в его глазах, – это ведь ненависть даже и не зверя. Но и не человека. Это было что‑ то чуждое, что‑ то такое, что выходит за пределы наших знаний, наших переживаний. Это ненависть, которую испытывает чудовище ко всему нормальному.

– Тебе не кажется, что ты фантазируешь? Она мотнула головой.

– Я превратила эту обезьяну‑ резуса во что‑ то совершенно дикое. И вряд ли это только мои фантазии.

* * *

Сон отпустил Мириам в три часа утра. Она снова Спала в комнате на чердаке, заперев дверь. Она открыла глаза. Полнейшая темнота окружала ее – чего нельзя было сказать о тишине. Со всех сторон доносилось поскребывание, шепот, неустанное шевеление. Страшно даже представить, как они сидят в своих сундуках, так близко от нее... А она здесь Спала! Она поскорее включила свет.

Но ни свет, ни крепость сундуков – ничто сейчас не могло успокоить ее. Она поспешила выбраться из комнаты, прошла чердак, ступила на лестницу... И остановилась, чтобы прислушаться. Прежде чем идти, надо определить, где Джон.

Мириам обладала тонким слухом. Вне всяких сомнений, в доме его нет. Печь в подвале еще не остыла, а он снова пошел на охоту. Она взглянула на часы. И восемнадцати часов не прошло, как он схватил этого ребенка из местных. Скоро он иссохнет, станет легким, хрупким – как бумага, – и она сможет легко справиться с ним.

Мириам надеялась, что он будет осторожен. Это первое правило выживания – хватать лишь тех, кого не разыскивает полиция, иначе полиция никогда не прекратит поиски. И более чем глупо в эти времена хватать детей.

Она спустилась в библиотеку и открыла панель в стене, за которой находилось управление ее охранной системой. Датчики по периметру функционировали, но электростатические щиты были выключены. Она их включила. Он сделает ошибку, если попытается войти в дверь, – удар тока на некоторое время лишит его сознания, и она сможет наконец сделать то, что должно быть сделано.

Затем она достала бумаги, полученные от агента по найму, информацию о здании Эксельсиор‑ Тауэрс. Она тщательно рассмотрела план квартиры – такой же, как у Сары Робертс, – запоминая расположение комнат.

Следующим шагом проникновения в жизнь Сары должно было стать прикосновение. У людей чувство прикосновения атрофировалось. Они называли это экстрасенсорным восприятием, ошибочно полагая, что это способность читать чужие мысли. Но это скорее было способностью сочувствовать, делиться эмоциями. Прикосновением можно передать любовь и можно – если контролирующий партнер этого хотел – пробудить ужас.

Чтобы пробудить чувствительность Сары к прикосновению, необходим был близкий физический контакт, такой, который возбудил бы ее. Мириам сложила чертеж и еще раз прокрутила в уме план проникновения в здание. Трудно будет только в квартире, но это вопрос всего лишь нескольких минут, а так – все довольно просто.

Мириам пошла пешком, не желая подвергаться риску, который неизбежно влечет за собой поездка на такси или в автобусе: водитель мог ее запомнить. Несчастный случай в это время дня маловероятен, а что касалось грабителей, то они ее не волновали. Иногда она даже пользовалась ими, дабы утолить голод. Человек редко представлял для нее угрозу – по крайней мере физическую.

До восхода оставалось ровно два часа и четырнадцать минут, но светать начнет минут на двадцать раньше. Она шла быстро – черная шляпа, черный плащ – нужно успеть вернуться домой до рассвета. Она шагала по темным лужам. Дорога займет полчаса. Пятнадцать минут – на то, чтобы пробраться в здание. Еще минут пятнадцать останется на пребывание в квартире. Время слегка поджимало; на обратном пути ее мог застать рассвет. Она прошла под мостом Квинсборо, свернув с Саттон‑ Плейс, и двинулась по Йорк‑ авеню на север. Дома словно проносились мимо нее. Мелькнул вдалеке чей‑ то расплывчатый силуэт и исчез. Она шла мимо темных магазинов, запертых дверей, припаркованных машин. Хотя воздух был неподвижен, облака быстро неслись на север, задевая городские шпили. Надвигалась еще одна гроза, на сей раз с юга.

В эти «надежные» здания на самом деле проникнуть было очень легко – ей не пришлось долго раздумывать над этой проблемой. В конце узкой аллеи располагался служебный вход. Дверь, естественно, была заперта, но Мириам уже имела дело с такими замками.

Ступив в круг света перед дверью, она склонилась к замку, и вскоре послышался щелчок. Она вошла в котельную. Там было темно. Держа руки перед собой на уровне глаз, чтобы не наткнуться на низко расположенные трубы, она осторожно двинулась вперед, прошла зал и оказалась в самом подвале. Здесь горел яркий и резкий свет. Она поднялась вверх на несколько этажей – вызов лифта из подвала в этот час несомненно возбудил бы подозрения охранников. Она решила, что четвертый этаж расположен достаточно высоко, чтобы не возбудить подозрения, и вызвала лифт оттуда.

Поднявшись на этаж, где находилась квартира Сары, она сразу открыла дверь на пожарную лестницу, чтобы не шуметь потом, если придется ею воспользоваться. В коридоре стояла тишина. Ее шаги были чуть слышны – она шла по ковру – и тень ее то двигалась впереди, то за ней, когда она проходила под лампами на потолке.

Прижавшись к двери квартиры, она достала свою отмычку для цилиндровых замков – трехдюймовый отрезок струны номер два от пианино. Закрыв глаза, она вставила струну в замок, подняв ключевую заслонку и крутя цилиндры. Этот замок был посложнее, чем грубый механизм на двери служебного входа. Она могла вспомнить по памяти какую угодно модель любого типа замков, используемых в Соединенных Штатах. С некоторыми из них ей пришлось бы повозиться, но лишь немногие могли ее остановить. С этим она справится достаточно быстро.

Она сунула кредитную карточку в щель между дверью и косяком и отодвинула язычок замка. Дверь чуть приоткрылась, и она закрепила кредитную карточку с помощью липкой ленты. Еще один кусок струны – на этот раз номер шесть, потолще, – потребовался для того, чтобы зацепить им задвижку и оттянуть ее.

Она сразу же исчезла из коридора, не забыв убрать липкую ленту, чтобы ее не мог заметить никто из проходивших мимо. Она следовала своей давно уже установившейся процедуре проникновения в жилое помещение. Сначала она крепко зажмурилась и прислушалась. Услышала дыхание слева. Это, должно быть, Сара и Том в своей спальне, находившиеся, судя по дыханию, в третьей стадии сна. Она научилась это определять по книге Сары. Затем она осмотрелась. Пока глаза ее были закрыты, они привыкли к темноте. Она заметила стул на пути возможного быстрого отступления через гостиную, заметила лежавший на полу в коридоре лабораторный халат. Это была простая квартира с одной спальней, гостиной и изолированной столовой. Сара и Том здесь одни, в чем Мириам убедилась еще раньше.

Затем последовала последняя проверка: на запах. Она сделала глубокий вдох, ощутила слабые запахи китайской кухни, вина и потных тел. Они пировали и занимались любовью.

Она двинулась к спальне, задерживаясь через каждые несколько шагов. Необходима была абсолютная осторожность. Ошибку будет уже невозможно исправить. Она знала о Саре Робертс почти все, вплоть до ее роста и веса. Но у нее не было времени изучить привычки Сары. Тома Хейвера она представляла себе еще более туманно. Она надеялась, что имеющейся у нее информации хватит для выполнения намеченной цели. Том ей ни к чему, в нем не было тех глубоких инстинктов, которыми должен обладать истинный хищник, но с ним все равно придется иметь дело. Подобно многим другим, он агрессивностью лишь прикрывал свою внутреннюю мягкость. Достигнув двери, она ощутила мощный мускусный запах человеческого секса. Их любовь была энергичной, полной страсти. Она чертыхнулась. Сара нужна ей для другой любви; присутствие Хейвера представляло собой несомненную помеху.

Мириам подошла к кровати, села рядом и стала задумчиво рассматривать свою жертву. Та напоминала ей спелое яблоко. Очень осторожно Мириам отодвинула одеяло, открыв соблазнительные женские формы. Ей страстно хотелось высосать из этого тела всю жизнь, и, еле сдерживаясь, она пригнулась, вдыхая его острый, влажный запах, прислушиваясь к его легким звукам: дыханию – вдох, выдох – медленному биению сердца, легкому движению грудной клетки. Том Хейвер, лежавший рядом с Сарой, пошевелился, но это ничего не значило. Сон его оставался непотревоженным, как и раньше.

Чтобы начать прикосновение, которое должно было войти в сны Сары, она взяла ее руку, свисавшую с кровати, и пробежала губами по тыльной стороне ладони, слегка целуя ее и проводя по ней языком. Сара сделала долгий вдох. Мириам остановилась на некоторое время, затем приблизила свое лицо к липу Сары и стала дышать ее дыханием, ощущая его острое тепло, мешая его со своим собственным дыханием. Сара шевельнула головой и застонала. Мириам положила руку на ее правую грудь, подвигала ладонью по соску, пока он не напрягся. Она сжала сосок двумя длинными пальцами, и Сара изогнулась, откинув голову назад. Рот девушки безвольно приоткрылся. Мириам накрыла его своим ртом, с крайней осторожностью коснувшись своим языком языка Сары. В таком положении она провела целых полминуты, ощущая слабые движения языка девушки, говорившие о ее бессознательном возбуждении. Мириам отстранилась и снова прислушалась. Том все еще находился в третьей стадии сна. Сара же была на грани пробуждения, ей что‑ то снилось, слабые звуки срывались с ее губ. Мириам безумно тянуло к ней, своим мысленным взором она почти что видела ее пылающие страстью сны.

Вскоре сон Сары вновь стал глубже. Медленно, мягко Мириам скользнула руками по ее бедрам и раздвинула ей ноги. Быстро, готовая к немедленному отступлению, она наклонилась и поцеловала горячую, благоухающую плоть, нажав языком один раз посильнее в том месте, где Саре это должно было быть приятнее всего. Сара выгнула спину и вскрикнула, и Мириам сразу же отступила в гостиную.

Сердце ее стучало. Она бросила быстрый взгляд на входную дверь. Спустя некоторое время они успокоятся, и она сможет уйти. Но не сейчас Малейший звук насторожит их обоих.

– Том? О...

– Да?

– О, я люблю тебя...

– М‑ м‑ м.

Раздался скрип, кто‑ то из них изменил положение тела. Мириам прикоснулась теперь к мозгу Сары, очень чувствительному из‑ за недавнего контакта их тел. Она ощутила вспышку искрометной страсти, которую она в ней пробудила, и... некоторую озадаченность.

– Том? Ты не спишь?

– Если ты так считаешь.

Внезапно в гостиную ворвался луч света, ударил Мириам в лицо. Она мгновенно шагнула в тень. Эта дурочка включила лампу у кровати. Мириам отшлепала бы ее, если в могла.

– Я как‑ то ненормально себя чувствую. Мне приснился странный сон.

– Сейчас четыре часа утра...

– Мне что‑ то нездоровится.

Сара встала и прошла по коридору, включив еще свет в ванной. У нее оказалась красивая фигура. Мириам не думала, что ее тело так ей понравится. Она чувствовала ее голод – голод плоти, жадной до телесных удовольствий, – и это ее весьма устраивало. Приятнее находиться с людьми, которые не могут контролировать свои страсти, – их легче держать в руках.

Она смотрела, как Сара сидит на унитазе, опершись локтями о колени и подпирая ладонями подбородок, хмурый взгляд устремлен в стену. В люминесцентном свете Мириам ясно видела краску возбуждения на ее лице.

Спустя какое‑ то время Сара расставила ноги и провела рукой по животу вниз... Колени ее то судорожно сдвигались, то раздвигались, пока одна рука с силой терла влагалище, а другая поглаживала грудь.

Из темноты, в шести футах от нее, Мириам неутомимо прикасалась к ней, с силой посылая в сознание Сары образы женской плоти, гладкой, манящей плоти, заставляя ее корчиться от жажды, пока, наконец, Сара не откинула голову назад, шепнув: «Поцелуй меня». Затем она сгорбилась и в халате, накинутом на плечи, поспешила обратно в кровать, к Тому.

Так вот что скрывалось под блестящим умом и независимостью! Голод – дикий, неудовлетворенный голод: ей нужен был поистине страстный любовник. Мириам гордилась собой – весьма удачное начало. Теперь, когда пробудилась ее истинная натура, голод Сары будет расти – прекрасный, как цветок, неотвратимый, как рак, – пока вся жизнь ее не покажется ей бессмысленной.

Тогда Мириам придет к ней, и Сара ощутит то же, что чувствовали они все: что она встретила самого чудесного, самого лучшего друга в своей жизни. Джон говорил это много‑ много лет назад, стоя голым в пустом бальном зале своего родового замка, среди истлевших шелков, дрожа от налетавших сквозь оконные проемы порывов ветра с болот. «Мириам, с тобой я чувствую себя так, словно наконец вернулся домой».

* * *

Сара проснулась как раз перед звонком будильника. Зная Тома, она не притронулась к часам. Он закрыл голову подушками. Сбросив одеяло с них обоих, она встала и начала одеваться, оставив его одного сражаться с будильником.

Примерно секунд через тридцать он, не глядя, протянул руку и выключил его. Затем, издав горестный стон, сел на кровати. Они пили вино, и была еще острая китайская еда... И беспокойная ночь.

Накинув кое‑ что из одежды, Сара прошла на кухню и поставила на плиту кофейник. Все так обыденно: шипящий старый кофейник с почерневшей ручкой, коробочки от китайских блюд, сваленные в раковину, гудит холодильник и в кухонном окне воет ветер. Мысли ее внезапно перескочили на бередящее душу воспоминание, яркий образ, – все, что осталось от сновидения.

Ее встревожило то, что во сне она испытывала такую тягу к женщине. Она ничего не помнила, кроме этого образа: гладкое гибкое тело, страстные глаза и влажные губы, и еще ее дивный, сладостный запах. Сару передернуло. Она налила себе экспериментальные полчашки кофе. Он все еще был слабым, но ей не хотелось ждать. С чашкой в руке она снова пошла в ванную, чтобы заняться подготовкой к наступающему дню. Это сновидение дало ей, по крайней мере, желание с большей, чем обычно, энергией погрузиться в работу, хотя бы только ради того, чтобы забыть эту чертовщину.

– Поспешите, доктор! – крикнула она в закрытую дверь ванной.

– Я хочу сигару, – сказал он, выходя.

– Ну так съешь штучку.

Он обнял ее. Она не совсем поняла его: глаза Тома были одновременно и сердитыми, и любящими. Она отстранилась с наигранным безразличием и пошла причесываться.

– Но я действительно хочу сигару.

– А опухоль во рту ты не хочешь? Хотя сигара, по крайней мере, тебя окончательно разбудит.

– Я люблю тебя, черт тебя побери!

Он всегда говорил это, когда нужно было снять злость добродушным подшучиванием. Любовь все больше казалась Саре лишь средством заполнить внутреннюю пустоту, а для этого надо впустить в себя другого человека. Раздирая щеткой волосы, она думала, может ли быть в этом что‑ то большее. Она моргнула: проведя щеткой слишком сильно, выдрала несколько волосков.

– Я тоже тебя люблю, – сказала она быстро, как бы по обязанности. Она вспомнила, как в школе она читала наизусть молитвы, в которые не верила.

Вошел Том, стараясь казаться мягко настойчивым, сексуальным. Он появился в зеркале, приподнял ее волосы и поцеловал сзади в шею. До чего бесчувственным может быть мужчина! Впрочем, она была ему нужна, и уже одно это восхитительно. Они поцеловались, губы его сжимали ее губы. Она ощутила в себе глубокие ответные импульсы, какую‑ то тайную радость удачливого вора. Он дрожал, руки его лихорадочно ласкали ее спину. Затем он поднял ее с пола, и она ощутила дикое возбуждение от своей беспомощности, неодолимое стремление позволить кому‑ нибудь делать с ней все, что угодно. Кому‑ нибудь... красивому.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒