|
|||
Джанин Фрост 14 страница— Пожалуй, так. Он мог бы опуститься до моего уровня и напомнить, что меня интересовал единственный вопрос: как убивать вампиров. Что их культура, вера, ценности и традиции меня совершенно не заботили, разве что могли пригодиться для более эффективной охоты. Мне вдруг стало страшно. Я уже мыслю как убийца, это в двадцать два года-то! Когда я успела стать такой равнодушной? — Как это вышло? — тихо спросила я. — Откуда пошли вампиры? Кости готов был улыбнуться. — Тебе эволюционную теорию или божественную? Я на секунду задумалась. — Божественную. Я верующая. Наши ноги отбивали стаккато по ступеням, а говорил он негромко. На лестницах всегда гулкое эхо, и хотя час был уже поздний, ни к чему было загадывать загадки постояльцам, могущим нас случайно подслушать. — Мы пошли от двух братьев, которые вели разный образ жизни, и один из них позавидовал другому. Так позавидовал, что стал первым убийцей на земле. Каин убил Авеля, и Бог изгнал его, но прежде отметил клеймом, отличавшим его от всех иных творений. — Бытие, глава четвертая, — вздохнула я. — Мама заставляла меня изучать Библию. — О том, что было дальше, в Библии не написано, — продолжал он, по своему обыкновению искоса поглядывая на меня. — «Клеймо» преобразило его в не-умершего. В наказание за кровопролитие он обречен был всю оставшуюся жизнь пить кровь. Впоследствии Каин раскаялся в убийстве брата и создал собственный народ, существовавший на окраине отвергнувшего его общества. Дети, которых он «породил», были вампирами, и от них пошли новые того же рода, и так далее. Конечно, от гуля ты услышала бы другую версию легенды. Они рассказывают, будто Каин стал не вампиром, а упырем. Споры о том, кто был первым, не утихают с давних пор, но разрешить их мог бы только сам Каин, а его здесь нет. — А он куда делся? — Стал Верховным Божеством нежити. Присматривает за своими детьми из тени. Кто знает, существует ли он на самом деле? Или Бог решил, что он оплатил свой долг и забрал его к себе? Я задумалась. Кости придержал шаг. — Думаешь, это доказывает, что твоя мама права? — подколол он. — Что все мы — убийцы? Потомки первого в мире убийцы — если не придерживаться теории, что вампиры и упыри — случайная эволюционная мутация. Я не отставала от него. Двенадцатый этаж... одиннадцатый... десятый... — Моему первому предку тоже досталось за его дела — наконец решила я, пожимая плечами. — После той истории с яблоком осуждать других не приходится. Он рассмеялся — и я вдруг оказалась в его объятиях, не успев дотянуться ногой до следующей ступеньки. Он впился губами в мой рот, выпил дыхание, и тот же внутренний импульс, что подталкивал меня безумствовать в номере наверху, овладел мной. Руки сами обхватили его за шею, ноги сжали его бока, и я целовала его так, словно одним усилием воли могла стереть память о женщинах, что были до меня. Треснула ткань. За спиной у меня оказалась стена, а мгновение спустя он вошел в меня. Я цеплялась за него, впиваясь ногтями в спину в нарастающей страсти, прижавшись губами к его шее, чтобы заглушить рвущийся наружу крик. Он стонал мне в щеку, свободная рука зарылась мне в волосы, он двигался быстрее, уходил глубже. В нем не было нежности, да я и не нуждалась в ней, нас обоих соединила необузданная страсть. Все во мне внезапно скрутилось в узел и тут же расплылось потоком восторга, хлынувшего в каждую частицу тела. Кости тоже вскрикнул и спустя несколько потрясающих минут расслабил объятия. Скрип двери, ах... и он рявкнул: — Уходи, ты ничего не видел. Дверь захлопнулась. Только теперь туман рассеялся и меня захлестнула волна стыда. — Господи, да что же это со мной делается? Я оттолкнула его, и он поставил меня на ноги, по целовав напоследок. — На мой взгляд, все в полном порядке. Джинсы у меня лопнули от молнии до бедер. Тот, кто пытался выйти на лестницу, давно скрылся, но я все равно скорчилась от неловкости. Хорошенькое зрелище ему представилось! И кто-то кого-то еще называл шлюхой? Ханжа! — Сперва я при всех тебя лапала, потом чуть не продырявила нашу потенциальную Иуду и в довершение всего насилую тебя на лестничной площадке! И я еще думала, что ты слишком груб с Тимми! Ты вправе требовать извинений. Кости хмыкнул, снял с себя куртку и набросил мне на плечи. Хоть дыру на штанах прикрыл. Его одежда уцелела. Он ведь и сам никогда не носил трусов, так что ему только молнию дернуть... — Ты меня не насиловала, и я никогда не стану требовать извинений за нынешний вечер. Ни за одну минуту. Если на то пошло, я чувствую облегчение. — Облегчение? — Я оглядела передок его брюк. — Ну, можно и так выразиться. — Не то... — Опять веселый смешок. — Хотя и это тоже. Знаешь, как ты себя вела? Как вампир. Мы собственники, все до единого. Потому-то я и реагировал так остро, когда Тимми пялился на тебя взглядом влюбленного теляти. А когда ты точно так же накинулась на Франческу, я убедился... что ты считаешь меня своим. Я ведь не знал, как ты ко мне относишься, Котенок. Надеялся, что видишь во мне не просто партнера и внешнюю привлекательность. Так что, хотя можешь поверить, что она тебе не соперница, но я с эгоистичным удовольствием наблюдал, как глубоко тебя это задело. Я молча уставилась на него. Мне многое хотелось ему сказать. Вроде: «Как ты мог подумать, что мне нужно только твое тело? », или «Ты разве не понимаешь, но ты — мой лучший друг? », или, в конце концов, «Кости, я люблю... » — Пора нам отсюда убираться, — струсив, пробормотала я. — Пока тебе не пришлось еще на кого-нибудь сверкать зелеными глазами, чтобы он не бросился за полицией. Он улыбнулся, и может, моя вина в том, что улыбка вышла малость грустноватой. — Все нормально, Котенок. Я ничего не требую. Можешь не дергаться. Я взяла его за руку, не заботясь о разнице в температуре, и до смерти перепугалась, что меня это больше не волнует. — А ты и в самом деле мой? — не удержалась я. Холодные пальцы ласково сжали мою ладонь. — Конечно, твой. Мои пальцы сжались гораздо крепче. Очень рада.
Часы дробили одиннадцать, и Кэт — охотница за вампирами собралась на охоту, хотя мое охотничье снаряжение и составлял лишь лифчик, завитые волосы и короткое платье. Да, работа грязная, но я ее выполню. Сюда, сюда, кровопийцы! Бар открыт! Хеннесси продолжал высматривать жертв для пополнения своих складов. Франческа за десять дней шпионажа подтвердила эту информацию. То же самое мы слышали от Лолы и Чарли, так что это не стало открытием, зато последний из ее каждодневных телефонных звонков дал нечто ценное. Она подслушала, как один из людей Хеннесси обращался к неизвестному партнеру-человеку «ваша честь». Возможно, это была ирония, но, памятуя о подчищенных полицейских сводках и о новом методе, которым Хеннесси предотвращал сообщения о пропавших, Кости пришел к иному выводу. Он рассудил, что человек был судьей, возможно, из Колумбуса, где обнаружилось больше всего подчищенных досье. Мы работали над этой версией, но не отказались и от другого средства. Если хочешь поймать того, кто никак не ловится, нужна наживка. Соблазнительная приманка, которую попытается схватить сам Хеннесси или так и оставшийся неизвестным Гасила. Тут на сцену выступала я. Днем ходила в колледж, а вечерами совершала турне по всем дешевым низкопробным барам и клубам, какие мы знали. Говорю же, грязная работа. — Кэтрин? Бог мой, Кэтрин, это ты?! А? Так меня звали только родные, а никого из них здесь точно не могло оказаться. Однако в голосе было что-то знакомое. Я развернулась на табуретке, и бокал, который я не выпускала из рук, чтобы в него не подсыпали какой-нибудь химии, полетел на пол. Шесть лет прошло, но я узнала его с первого взгляда. Дэнни Мильтон стоял передо мной и пялил глаза на мое серебристое платьице в обтяжку и сапоги до колен. Черные кожаные перчатки, входившие в состав снаряжения, точь-в-точь подходили цветом к моей душе, когда его взгляд скользнул от моего лица в вырез платья и обратно. — Фюить, Кэтрин, ты выглядишь... Bay! То ли он и впрямь лишился дара речи от моего вида, то ли курс литературы в колледже не пошел ему впрок. Я, прищурившись, прикидывала, как поступить. Первое: воткнуть ему в сердце кол. Соблазнительно, но аморально. Второе: сделать вид, что его не замечаю, и надеяться, что он уйдет. Возможно, но слишком великодушно. Третье: заказать новую выпивку и выплеснуть ему в рожу, поблагодарив за сладкие воспоминания. Заслуженно, но лишком театрально. Я не стремилась привлекать ненужного внимания и не хотела, чтобы меня выставили из заведения. Значит, оставался только второй вариант. Проклятие, наименее соблазнительный. Я пронзила его ледяным взглядом и повернулась спиной. В надежде, что намек дойдет. Не дошел. — Слушай, ты должна меня помнить. Мы познакомились на дороге, ты помогла мне сменить шину. И наверняка ты не забыла, что я был первым, с кем ты... — Заткнись, кретин! Все та же невообразимая наглость — он чуть не выболтал в полный голос, так что только глухой не услышал бы, что оказался первым, с кем я переспала! Может, первый вариант в конечном счете был наилучшим? — Вот видишь, вспомнила, — продолжал он, как видно не расслышав «кретина». — Эге. Сколько же лет прошло... шесть? Или больше? Я тебя еле узнал. Помнится, раньше ты не так выглядела. Не, ясно, ты была миленькой и все такое, но, в общем, еще малявкой. А теперь совсем взрослая. Сам он почти не переменился. Волосы примерно той же длины и того же буроватого песочного оттенка, и глаза голубые, как мне помнилось. Брюхо малость выросло, а может, это мне со злости почудилось. Для меня он сейчас ничем не отличался от остальных. Всего-навсего еще один приставала. Жаль, что нельзя убить его за одно это. — Дэнни, добрый совет, разворачивайся и шагай отсюда. Кости, хоть я его и не видела, был где-то рядом, и если, наблюдая за мной, он поймет, кто мой собеседник, то оторвет Дэнни голову, и совесть его не замучает. — Но почему? Давай посидим, вспомним прошлое? Мы ведь столько не виделись. — Рядом со мной как раз освободилось место, и он без приглашения плюхнулся на него. — Нечего нам вспоминать. Ты пришел, увидел, отымел и ушел. Конец истории. Я опять повернулась к нему спиной, удивляясь шевельнувшейся в душе горечи. Некоторые раны не лечатся даже временем и опытом. — Да ну, Кэтрин, совсем и не так было... — О, привет, приятель. Что это мы здесь видим? — Он как раз уходит, — процедила я, молясь, чтобы у Дэнни нашлась в голове хоть одна извилина. Хватило бы, чтобы бежать со всех ног, пока Кости не разобрался, кто он такой. Если еще не поздно... Кости хищно оскалился. — Не спеши, Котенок, мы еще не познакомились. — Ой-ой-ой, плохо дело! — Меня зовут Кости, а ты?.. — Дэнни Мильтон. Мы с Кэтрин старые друзья. Ничего не подозревающий Дэнни протянул руку. Кости сжал ее и не спешил отпускать, даже когда Дэнни задергался. — Эй, парень, я ничего плохого не хотел. Просто поздоровался с Кэтрин и... у-у-угх! — Молчать, — еле слышно проговорил Кости. Из-под его ресниц блеснуло зеленое пламя, луч силы. Он усилил хватку, и я буквально услышала, как трещат кости в ладони Дэнни. — Перестань, — выдохнула я, встав и тронув его за плечо. Под моими пальцами словно камень застыл, только рука напрягалась все сильнее. По лицу Дэнни катились слезы, но он молчал, бессильный перед этим зеленым взглядом. — Не стоит. Того, что было, не изменишь. — Он обидел тебя, Котенок, — отозвался Кости, без жалости глядя в полные слез глаза Дэнни. — И за это я его убью. — Не надо. — Я понимала, что это не фигура речи. — Все прошло. Если бы он меня не использовал, я бы не достала своего первого вампира. А значит, не встретилась бы с тобой. Ничего не бывает зря, тебе не кажется? Он не разжал пальцев, но взглянул на меня. Я погладила его по щеке: — Пожалуйста, отпусти его. Кости отпустил. Дэнни повалился на колени, и его немедленно вырвало. Кровь сочилась из руки — сломанные кости прорвали кожу. Глядя на него сверху вниз, я нашла в себе лишь малую толику сочувствия. Много чего случилось за те годы, что мы не виделись. — Бармен, похоже, этому парню нужно вызвать такси, — бросил Кости стоявшему за стойкой мужчине. Тот ничего не заметил. — Бедняга перепил. — Он нагнулся, будто чтобы поднять Дэнни на ноги, и я услышала, как он тихо, с жестокой угрозой внушает: — Скажешь еще слово, и следующими на очереди будут твои яйца. У тебя сегодня счастливый вечер, приятель. Благодари свою паршивую звезду, что она меня остановила, не то бы я устроил тебе вечеринку, которой ты бы до смерти не забыл. Пока Дэнни всхлипывал, задыхаясь и баюкая на груди руку, Кости развернул меня к дверям, бросив бармену полсотни — с избытком расплатившись за мою выпивку. — Лучше нам уйти, пушистик. Попробуем еще раз завтра. Мы слишком обратили на себя внимание. — Я же говорила, не надо. — Выйдя за ним к грузовичку, я поспешно забралась внутрь. — Черт возьми, Кости, можно было обойтись и без этого. — Я видел твое лицо, когда он с тобой заговорил. Ты была белее призрака. Я сразу понял, кто это такой и какую боль он тебе причинил. Почему-то его мягкий голос подействовал на меня сильнее крика. — Ну и чего ты добился, переломав ему кости? Мы теперь не узнаем, появятся ли здесь этой ночью Хеннесси или Гасила. А если придут и кого-нибудь захватят? Дэнни всего-навсего переспал со мной и бросил — это не стоит жизни женщины. — Я тебя люблю. Ты даже не догадываешься, как дорога мне. Он говорил так же тихо, но теперь его голос вздрагивал от силы эмоций. Я уже не могла сосредоточиться на дороге, поэтому съехала на обочину, остановила машину и повернулась к нему: — Кости, я не могу сказать о себе того же, но ты значишь для меня больше, чем кто бы то ни было. За всю жизнь. Это чего-то стоит? Он наклонился, обнял ладонями мое лицо. Те же пальцы, которые только что сокрушали и калечили, нежно, как хрупкий кристалл, погладили мои щеки. — Это чего-то стоит, но я все еще надеюсь услышать другое. Ты знаешь, я сегодня впервые услышал, как кто-то назвал тебя настоящим именем. — Это больше не настоящее имя. Я говорила то, что думала. Как это по-вампирски! — Скажи свое полное имя. Я, конечно, сам знаю, но мне хочется услышать его от тебя. — Кэтрин Кэтлин Кроуфилд. Но ты можешь называть меня Кэт. — Последнее было сказано с улыбкой, ведь он до сих пор всего однажды назвал меня так. — Думаю, я оставлю себе Котенка, — улыбнулся он в ответ, успокаиваясь. — Ты была очень похожа на котенка, когда мы с тобой познакомились. Рассерженного, испуганного отважного котенка. И временами такого же милашку. — Кости, я уверена, ты не хотел уходить из бара, и, насколько я тебя знаю, дни Дэнни уже сочтены. Но я не хочу, чтобы его смерть была на моей совести. Обещай, что ты никогда этого не сделаешь. Он в изумлении уставился на меня. — Ты что, до сих пор неравнодушна к этому сопляку? Очевидно, нам еще предстояло обсудить разницу между хорошим и плохим убийством. — Еще как неравнодушна! Я сама рада бы втоптать его в грязь, можешь мне поверить. Но это было бы неправильно. Обещай. — Ладно. Обещаю его не убивать. Слишком уж легко он согласился. Я прищурилась: — И еще обещай никогда не калечить, не уродовать, не ослеплять, не пить кровь и вообще ничем не вредить Дэнни Мильтону. И не позволять никому проделывать это у тебя на глазах. — Эй, так нечестно, — возмутился он. Видно, не зря я не ограничилась первым обещанием. — Дай слово! Он утомленно хмыкнул: — Ладно. Черти адовы, не слишком ли хорошо я обучил тебя предусмотрительности? — Отлично обучил. Ну, в бар нам возвращаться нельзя. Что ты собираешься делать дальше? Он обвел пальцем мои губы: — Тебе решать. На меня вдруг накатило озорство. Мы были так заняты скрупулезным изучением сводок о пропавших без вести, протоколов судебной экспертизы и прочими невеселыми занятиями, что у нас совсем не оставалось времени на легкомыслие. Я вывела грузовик на проезжую часть и поехала на юг. Через час свернула на гравийный проселок. Кости сбоку улыбнулся мне: — Путешествие по тропинкам воспоминаний, а? — Не забыл этого места? — Разве такое забудешь? — фыркнул он. — Здесь ты хотела меня убить. Так нервничала, то и дело краснела. Никогда меня не пытались убить так застенчиво. Я остановилась недалеко от берега и отстегнула ремень безопасности. — В ту ночь ты вышиб из меня дух. Не хочешь снова попробовать? Он невольно рассмеялся: — Хочешь, чтобы я тебя поколотил? Ты и впрямь любительница грубого секса? — Нет. Попробуй другое средство. Может, оно даже лучше сработает. Хочешь, потрахаемся? Я умудрилась произнести это с самой невозмутимой миной, хотя уголки губ у меня так и норовили расползтись в стороны. В его глазах загорелся свет — первая искорка зеленого пламени. — А колья еще при тебе? Хочешь меня здесь же и упокоить? Кости снимал куртку, и ясно было, что он нисколько не опасается. — Поцелуй меня, тогда узнаешь. Одним молниеносным движением, которое я видела сотни раз и все не переставала изумляться, Кости притянул меня к себе и накрыл губами мои губы. Я и моргнуть не успела. — Места здесь маловато, — шепнул он долгую минуту спустя. — Давай выйдем наружу, ты там сможешь вытянуться. — Э, нет. Прямо здесь. Мне нравится заниматься этим в кабине. Его давние слова скатились у меня с языка, и он рассмеялся. Глаза сверкали чистыми изумрудами, клыки показались из-под улыбающихся губ. — Давай проверим. Еще две недели бесплодных усилий не приблизили нас ни к Хеннесси, ни к Гасиле. Я перебывала во всех паршивых клубах в радиусе пятидесяти миль от Колумбуса, но мне не везло. Кости напомнил мне, что гоняется за Хеннесси без малого одиннадцать лет. С годами он выучился терпению. Моя юность выучила меня приходить в ярость от топтания на месте. Мы дожидались заказанной пиццы у меня на квартире. Был воскресный вечер, и мы никуда не собирались выходить. Я твердо решила ничего не делать и на сегодня забыть о занятиях. Даже поход за продуктами показался мне непосильным трудом — отсюда и заказ. Если я что и унаследовала от матери, то ее нелюбовь к стряпне. Услышав стук в дверь, я удивленно взглянула на часы. Всего пятнадцать минут после заказа. Вот это срочность! Кости любезно собрался встать сам, но я схватила халат и остановила его. — Побудь здесь. Все равно ты ее есть не будешь. Его губ коснулась улыбка. Он мог есть твердую пищу и проделывал это при мне, но большого удовольствия от нее не получал. Как-то он объяснил, что ест в основном ради того, чтобы не выделяться из толпы. Я открыла входную дверь — и тут же захлопнула ее, вскрикнув: — Господи Иисусе! Кости в мгновение ока оказался рядом — по-прежнему голый, зато с ножом в руке. При виде его я снова вскрикнула, а в дверь раздраженно застучали: — Кэтрин, в чем дело? Открой сейчас же! Я впала в дикую безумную панику. — Это моя мать, — прошипела я, как будто Кости сам не догадывался. — Срань господня! Тебе надо спрятаться! Я чуть ли не впихнула его в спальню, вопя: — Я сейчас, я... я не одета! Он подчинился, но без тени моей паники. — Котенок, ты ей так и не рассказала? Господи, сколько можно тянуть? — До второго пришествия, — огрызнулась я. — И ни минутой раньше. Сюда, в шкаф. В дверь стучали все громче: — Что ты там копаешься? — Уже иду! — заорала я. И Кости, сердито пялившемуся на меня: — Потом поговорим. Сиди здесь — и ни звука, я ее сплавлю, как только смогу. Не дожидаясь ответа, я захлопнула дверцу шкафа и заметалась, запихивая под кровать его одежду и ботинки. Господи, ключи он на столе не оставил? И на что еще она может наткнуться? — Кэтрин! — Это прозвучало как: «Последний раз повторяю! » — Иду! Я подлетела к двери и распахнула ее с широкой неискренней улыбкой. — Вот это сюрприз, мама! Она, немало раздосадованная, оттолкнула меня с дороги. — Я заглянула повидаться, а ты хлопаешь дверью у меня перед носом? Что это с тобой? Я ломала голову, подыскивая оправдания. — Мигрень! — осенило меня, и только радостно выпалив это, я сообразила понизить голос и жалобно сморщиться. — Ох, мам, я рада тебя видеть, только время ужасно неудачное. Она изумленно оглядывала мои апартаменты. Ого! Как бы объяснить?.. — Твоя квартира! — Она картинным жестом обвела волшебно преобразившуюся комнатушку. — Кэтрин, откуда ты взяла на все это деньги? Впервые увидев мою квартиру, Кости решительно заявил, что намерен прикончить хозяина, который смеет за такое еще и денег требовать. Хозяин остался жив, хотя я подозревала, что Кости не совсем шутил, зато обстановка у меня теперь была на славу. «Все это» подразумевало диван, который он купил, заявив, что не желает сидеть на полу, телевизор — под предлогом, что мне нужно смотреть новости, в которых может мелькнуть что-то полезное, компьютер — под сходным предлогом, кофейный столик, приставной столик, бытовую технику, — а к тому времени я уже перестала сопротивляться. — Кредитная карта, — немедленно отозвалась я. — Их всем выдают. Она недовольно нахмурилась: — Это до добра не доведет. Я готова была расхохотаться как безумная. Знала бы она, откуда все это на самом деле, сразу забыла бы об опасности высоких процентных ставок. — Мам, я, правда, очень рада тебя видеть, только... Она остолбенело уставилась через мое плечо в спальню. У меня озноб пробежал по спине. Я не смела оглянуться. Неужто Кости не послушался и вылез из шкафа? — Кэтрин, еще и новая кровать? Я чуть не упала от облегчения. — На распродаже нашла. Она потянулась пощупать мне лоб. — Жара нет. — Поверь мне, — ничуть не кривя душой, проговорила я, — меня вот-вот вырвет. — Ну, — она, слегка насупившись, снова осмотрела всю квартиру и пожала плечами, — в следующий раз позвоню. Я думала сводить тебя поужинать, но... кстати, купить тебе что-нибудь? — Нет! — Это прозвучало слишком страстно. Я снизила тон. — То есть спасибо, но аппетита нет. Я тебе завтра позвоню. Я развернула ее к двери гораздо мягче, чем Кости. Она только вздохнула, глядя на меня: — Головная боль действует на тебя очень странно, Кэтрин. Закрыв дверь, я буквально припала к ней ухом, чтобы проверить, уходит ли мама. Паранойя заставила меня подозревать, что она притаилась за дверью, а в самый неподходящий момент ворвется внутрь и застанет меня с любовником-вампиром. Я обернулась на шум. Кости стоял в дверях спальни, полностью одетый. Я выдавила дрожащий фальшивый смешок без капли юмора. — Чуть не попались... Он смотрел на меня. На его лице уже не было злости, и пожалуй, от этого я и забеспокоилась. Злость я бы пережила. — Я не могу больше видеть, что ты с собой делаешь. Я настороженно изучала его лицо. — Что я делаю? — Продолжаешь казнить себя за грехи отца, — ровным голосом ответил он. — До каких пор ты намерена за них расплачиваться? Сколько вампиров ты должна убить, чтобы не считать себя в долгу перед мамочкой? Я мало встречал людей отважней тебя, а собственной матери ты боишься до смерти. Как ты не понимаешь? Это ты не меня спрятала в шкафу — сама туда спряталась. — Тебе легко говорить, твоя-то мама умерла! — Я бессильно опустилась на диван. — Тебе не приходится гадать, не возненавидит ли она тебя из-за того, с кем ты спишь, и увидишь ли ты ее еще хоть раз, если скажешь правду! Что мне, по-твоему, делать? Рискнуть отношениями с единственным на свете человеком, которого я любила? Ей хватит одного взгляда на тебя, она, кроме клыков, ничего не увидит! Она никогда меня не простит, как ты не понимаешь? На последних словах голос у меня сорвался, и я обхватила голову руками. Замечательно. Вот теперь настоящая мигрень. — Ты права, моя мама умерла. Я никогда не узнаю, как бы она отнеслась к тому, каким я стал. Гордилась бы мной... или презирала бы за мой выбор. Но все равно, скажу тебе честно: будь она жива, я бы ей показался. Как есть. Она этого заслуживала — и, если начистоту, я тоже. Но речь не обо мне. Слушай, я не требую познакомить меня с твоей мамой. Я говорю о том, что рано или поздно тебе придется примириться с собой. Ты не можешь изгнать из себя вампира и не должна постоянно винить себя за это. Тебе надо разобраться, кто ты такая и чего хочешь, и не извиняться за это. Ни передо мной, ни перед своей мамой, ни перед кем бы то ни было. Он был уже в дверях, когда я сообразила: — Ты уходишь? Ты... ты меня бросаешь? Кости обернулся. — Нет, Котенок, просто даю тебе возможность все обдумать, не отвлекаясь на меня. — А как же Хеннесси? Сейчас это был только предлог. — Франческа так и не выяснила ничего конкретного, а мы сами сделали все, что могли. Небольшой отпуск не повредит. Если что-то появится, я тебе позвоню. Обещаю. — Он напоследок послал мне долгий взгляд. — До свидания. Я услышала, как закрылась дверь, но в сознании звук не отозвался. Еще двадцать минут я сидела, уставившись на нее, и вот — чудо! — в дверь постучали. Я радостно вскочила: — Кости! Это был паренек в униформе. — Доставка пиццы, — с заученной бодростью отбарабанил он. — С вас семнадцать двадцать пять. Я как в тумане дала ему двадцатку, сказала, что сдачи не надо, закрыла за ним дверь и расплакалась.
Тимми разглядывал меня испуганно и завороженно, словно неожиданно обнаружил под микроскопом вирус. — Ты новую открываешь? Я задержала ложку над блюдечком с шоколадным мороженым, вызывающе вздернула бровь: — А что? Он покосился на две пустые банки у меня под ногами. А может, он рассматривал бутылку джина, которую я пристроила рядом с собой. Все равно! — Зачем? — спросил он. Я уже четыре дня не видела Кости и не говорила с ним. Кажется, не так уж долго, да? Ну а для меня каждый день тянулся неделями. Тимми знал, что что-то не так. По деликатности или из страха он не спрашивал, почему в последнее время около нашего подъезда не видно знакомого мотоцикла. Я совершала движения. Ходила на занятия. Лихорадочно зубрила. Поглощала сахар и полуфабрикаты, не заботясь об уровне инсулина в крови. А вот спать не могла. Не могла даже улежать в постели — все время тянулась к кому-то, кого в ней не было. Я по сто раз в день снимала трубку и роняла снова, не набрав номера, потому что не знала, что сказать. Тимми не давал мне лезть на стену. Он заходил, до ночи смотрел в телевизор, разговаривал или молчал, смотря по моему настроению, просто был рядом. Я была благодарна от всей души, и все равно мне было одиноко. Не его вина, что мне приходилось притворяться, следить за каждым словом и вообще носить маску, немного похожую на меня прежнюю. Нет, не его вина. Виновата была я — оттолкнула единственного, кто принимал меня как есть, со всеми недостатками и странностями обеих половин моего существа. — Знаешь, это ведь правда, — вдруг сказал он, кивая на экран. — Они существуют. Я почти не следила за сюжетом, погрузившись в своп переживания. — Люди в черном. Секретные агенты правительства, контролирующие и следящие за порядком среди внеземлян и сверхъестественных созданий. Они существуют. — Угу, — равнодушно протянула я. И вампиры тоже, дружок. Ты как раз сидишь рядом с такой. В некотором роде. — Знаешь, я слышал, этот фильм основан на реальных событиях. Я мельком глянула на экран, где Уилл Смит колошматил инопланетного монстра. А, «Люди в черном»... — Возможно. — Гигантский таракан-пришелец, питающийся людьми? Мне ли говорить, что так не бывает? — Эй! Ты не хочешь мне сказать, почему вы расстались? Этот вопрос вернул меня к действительности. — Мы не расстались, — уверенно заявила я, успокаивая не столько Тимми, сколько себя. — Мы, э... взяли тайм-аут, чтобы оценить положение и... мм... разобраться в наших отношениях, так что... Я запихала его в шкаф! — вырвалось у меня в припадке стыда. Тимми вылупил глаза: — Он и сейчас там? Сцена из классической комедии, только вот чувство юмора у меня отказало. — В воскресенье неожиданно заявилась моя мать, и я перетрусила, загнала его в шкаф, пока она не ушла. Вот после этого он и предложил «оценить»... Думаю, он сыт по горло моими проблемами, и хуже всего, что я не могу его винить. Тимми уже опомнился: — А почему твоя мать так не любит иностранцев? Как ему объяснить? — Ну... помнишь, я говорила, что между нами есть что-то общее, потому что мы оба росли без отца. Только у меня случай немножко сложнее, чем твой. Мой отец был... англичанин. Он изнасиловал мою мать, и поэтому... с тех пор она ненавидит англичан. Ты же знаешь, мой парень англичанин, и я тоже... наполовину англичанка, и ее это, по правде сказать, никогда не радовало. Если она узнает, что я встречаюсь с англичанином, она, мне кажется, отвернется от меня... станет чужой. Тимми приглушил звук телевизора. Его лицо подергивалось, выражая нерешительность, но все-таки он набрался смелости: — Кэти... Это самая нелепая причина, о какой мне приходилось слышать!
|
|||
|