Безвыходное положение 4 страница

Дан не переставал думать об Эмили с той самой минуты, как покинул ее после вчерашней сцены. Он трижды звонил ей домой, но не смог связаться с ней. В первый раз ее отец сказал, что девочки нет дома. Судя по голосу, он был расстроен. В следующий раз телефон был занят. А в третий раз трубку сняла мачеха Эмили.

– Эмили не может сейчас разговаривать, – резко ответила она и даже не спросила, не хочет ли он что-либо ей передать.

Никогда в жизни Дану не приходилось сталкиваться с тем, что произошло накануне в студии Эмили. Не то чтобы у него не возникали иногда споры с матерью. У кого этого не бывает. Но то, чему он стал свидетелем в доме Майеров, нельзя было назвать просто спором. Дан прежде не встречался с мачехой Эмили, и, возможно, было несправедливо судить о ней только на основании того, как она вела себя тогда. Но всякий раз, вспоминая, как она кричала на Эмили, он испытывал ярость. Он также чувствовал свою беспомощность. Ему хотелось продумать, чем можно помочь Эмили. Судя по той порции, которую она выдала вчера, было похоже, что мачеха – штучка весьма ядовитая.

А то, как она говорила о матери Эмили… Дану не была известна вся подноготная. Да он и не очень хотел узнать ее. Дана рассказывала ему, что мать Эмили умерла, когда она была совсем маленькой. Но из сказанного мачехой можно было сделать вывод, что та еще жива. Дан содрогался каждый раз, думая обо всем этом.

Он почувствовал бы негодование, если бы услышал, как в подобном духе кто-либо разговаривает с любым из его близких друзей. Ну, а с Эмили – с ней тем более. Она всегда очень нравилась Дану, но он был слишком застенчив, чтобы показать ей это, на самом деле он был сильно влюблен в нее. Дан даже хранил фотографию Эмили в ящике своего письменного стола. Вообще-то это была фотография всех участников группы «Друиды», сделанная на школьном вечере танцев и опубликованная в газете «Оракул». Никого из них нельзя было как следует разглядеть, однако Эмили вышла лучше других. Она такая красивая, думал Дан. Такая миниатюрная, даже хрупкая. К тому же она очень находчивая, остроумная, тонкая натура. Мысль о том, что кто-то обижает ее, приводила парня в бешенство. Дан толком не знал, что может сделать, чтобы помочь Эмили. Но чувствовал, что должен поговорить с ней, заставить поверить, что он полностью на ее стороне, несмотря ни на что.

– Эмили, подожди! – крикнул он и побежал, чтобы догнать ее, прежде чем она свернет за угол.

– Что такое? – спросила Эмили, поворачиваясь и бросая на него холодный взгляд.

Дан был ошарашен выражением ее лица. Он точно не знал, чего можно было ожидать от нее: будет ли она смущена или расстроена или же попытается сделать вид, что ничего не произошло. Но он никак не ожидал, что она одарит его таким ледяным взглядом!

– Мне нужно поговорить с тобой! – решительно сказал Дан, беря ее за руку. – Эмили, вчерашнее происшествие меня сильно расстроило. Не могли бы мы сейчас…

– То, что произошло вчера, – холодно ответила Эмили, отворачиваясь от него, – сегодня не имеет значения: все в полном порядке, Дан. Сожалею, что ты оказался свидетелем подобной сцены. Но сейчас все прекрасно.

Дан пристально посмотрел на нее.

– Но, Эмили, твоя мачеха сказала…

– Моя мачеха была немного расстроена, – объяснила Эмили. – Ей не следовало говорить всю эту чепуху в твоем присутствии. Она действительно сожалеет об этом.

– Но как насчет…

«Как же мы? » – хотел спросить Дан.

Но Эмили вела себя так странно, что он боялся заговорить об этом.

– Как насчет твоих новых ударных? – невпопад спросил он.

Эмили покачала головой.

– Думаю, что с ними покончено, – заявила она. – Между прочим, Дан, коль скоро ты заговорил об этом, я, наверное, могу сказать тебе сейчас. Я ухожу из «Друидов».

Дан почувствовал себя так, словно получил удар поддых.

– Ты не можешь сделать этого! – воскликнул он. – Эмили, «Друиды» – лучшая группа во всей Ласковой Долине! Играть в ней – такая блестящая возможность! Кроме того, – добавил он, заметно помрачнев, – что мы будем делать без тебя? Ты такая талантливая, Эм. Ты не можешь просто…

– Дан, – начала Эмили бесстрастным голосом, – я все тщательно обдумала. И сыта этим по горло. Полагаю, я перегорела, – добавила она, не глядя на Дана. – Но в любом случае меня тошнит сейчас от всего этого. Кроме того, Карен действительно нуждается в помощи по дому. И я намерена быть рядом, когда понадоблюсь ей.

«Вот и все, – подумал Дан. – Если сейчас я ничего ей не скажу, у меня, вероятно, никогда не будет другой возможности».

– А как же мы с тобой? – спросил он с пересохшим горлом. – Эмили, я никогда не говорил тебе об этом, но я действительно…

На мгновение Дану показалось, что Эмили вот-вот расплачется. Выражение ее лица изменилось: казалось, она готова броситься к нему и изо всех сил прижаться.

Но в следующую минуту девочка уже взяла себя в руки.

– Дан, мне нужно бежать, – скороговоркой произнесла она.

И все кончилось. Эмили отвернулась и поспешно пошла по коридору, а он остался стоять на месте.

Дан был словно оглушен. Он не мог поверить, что Эмили всерьез решила уйти из «Друидов».

И зачем это она заговорила о намерении помогать мачехе, когда из всего случившегося вчера было ясно, что они презирают друг друга?

Поведение Эмили показалось Дану странным. Он не мог отделаться от ощущения, что она отчаянно пытается держать себя в руках и что стоит ей лишь на секунду потерять над собой контроль, как все рухнет.

«Я должен что-то предпринять, – с тревогой подумал он, – просто обязан».

Но что же он мог сделать, чтобы действительно помочь ей?

– Лиз, не могла бы ты уделить мне минутку? – спросила Эмили, просунув голову в дверь офиса газеты «Оракул».

– Заходи же, – ответила Элизабет. – Я весь день пыталась тебя найти!

– Не беспокойся, – поспешно сказала Эмили, избегая ее испытующего взгляда. – Все хорошо, просто прекрасно.

Элизабет продолжала пристально смотреть на нее.

– Что ты имеешь в виду? Что сказала Карен, когда ты вернулась домой? Она извинилась перед тобой?

Эмили глубоко вздохнула.

– Вчера мы долго разговаривали втроем, – начала она. – И я думаю, что все должно быть теперь хорошо, Лиз. Честно говоря, мне больше не хочется об этом говорить.

Элизабет чувствовала, что все очень скверно.

– Так вы втроем нашли разумный выход из создавшегося положения? – спросила она с сомнением в голосе.

– Ну, – сказала Эмили, пряча глаза, – судя по тому, как Карен вела себя вчера вечером, стало немного лучше. Думаю, и со мной не так-то легко иметь дело. Я к тебе пришла вот зачем. Хочу поместить объявление в номере «Оракула», который выйдет на следующей неделе. Не могла бы ты подсказать, как мне это сделать?

– Конечно, – ответила Элизабет. – Что-нибудь продаешь?

Эмили потупилась.

– Мои ударные инструменты.

Элизабет вытаращилась на нее.

– Твои… Эмили, ты шутишь?

– Нет, – уныло ответила Эмили, – не шучу.

– Но почему ты решила продать их? Эмили, ты лучшая барабанщица во всей школе! Что будет с «Друидами», если ты уйдешь?

– Ударников больше чем достаточно, – сказала Эмили упавшим голосом. – А я не так уж и хороша, Лиз. Кроме того, для меня теперь это не имеет прежнего значения.

Элизабет внимательно смотрела на Эмили, и у нее возникла ужасная догадка.

– Эмили, что, вчера во время разговора с родителями вновь был поднят вопрос о школе-интернате? И с этим связано твое решение расстаться с ударными инструментами?

Эмили покраснела до корней волос.

– Я не желаю говорить об этом.

– Скажи мне только одно, – потребовала Элизабет. – Ты заключила какую-то сделку со своей мачехой? Пообещала ей расстаться со своими инструментами, чтобы тебя оставили в Ласковой Долине?

Эмили развернула листок бумаги.

– Посмотри, – произнесла она дрожащим голосом. – Вот текст объявления, которое я хочу поместить. Просто опубликуй его в газете, Лиз, и скажи, сколько это стоит.

Элизабет взяла в руки листок, который выглядел так, словно его сворачивали и разворачивали десятки раз.

– Эм, – начала она увещевающим тоном. Но, подняв глаза, увидела, что Эмили уже вышла.

Элизабет вновь взглянула на листок бумаги. На нем было написано:

«Продается: Один комплект ударных инструментов. В прекрасном состоянии. Минимальная цена – 200 долларов».

Элизабет покачала головой.

«Я просто не могу допустить, чтобы она сделала это», – решила она.

Элизабет была почти уверена, что ее догадка верна: Карен пригрозила, что выдворит падчерицу из дому, если та не будет выполнять ее требования.

Элизабет не винила Эмили. Если бы ей самой пришлось выбирать, она, вероятно, сделала бы то же самое. Но Элизабет также понимала, какой несчастной должна чувствовать себя Эмили. Уйти из «Друидов», казалось, было худшим, что она могла сделать.

– Дан! – окликнула Элизабет. Занятия закончились, и в коридоре почти никого не было. Дан Скотт был среди немногих оставшихся там учеников. – Я надеялась, что встречу тебя сегодня, – призналась она, когда Дан подошел к ней. – Мне хотелось поговорить с тобой об Эмили. Она рассказала мне, что произошло вчера после школы. Должно быть, это для вас обоих было ужасно.

– Я чувствовал себя очень неловко, – признался Дан, прислонясь к стенке и глядя в пол. – Но Бог знает, каково было бедняжке Эмили. Это… ну, честно говоря, очень трудно сейчас даже вообразить, что она чувствует после всего случившегося. Думаю, она пытается убедить себя в том, что все в порядке. Но я не верю этому.

– Я тоже, – согласилась с ним Элизабет. – Она сказала тебе о том, что уходит из группы?

Дан кивнул головой.

– Это безумие, – в сердцах проговорил он. – И не только из-за того, что мы теряем такого хорошего ударника. Я ведь знаю, как много значит для нее музыка. Эмили могла бы стать прекрасным музыкантом, если бы продолжала совершенствоваться!

– Не знаю, следует ли мне говорить об этом, – заколебалась Элизабет, а затем продолжила: – Сегодня после школы она принесла мне объявление, которое хочет поместить в нашей школьной газете. Она собирается продать свои ударные инструменты.

Дан ударил себя по лбу.

– Да она просто сошла с ума! – воскликнул он. – А сколько она хочет за них получить? – спросил он немного погодя.

– Не знаю. Кажется, двести долларов, – попыталась вспомнить Элизабет.

Дан покачал головой.

– Глупышка. Эти инструменты стоят гораздо больше. И Эмили, вероятно, копила на них всю свою жизнь. Элизабет, если она действительно поместит это объявление, кто-нибудь несомненно купит их! И тогда Эмили уже не сможет изменить свое решение!

– Я знаю, – сказала Элизабет. – К тому же уверена, она очень скоро об этом пожалеет. Подозреваю, что мачеха предъявила ей какой-то ультиматум. Я попыталась выяснить это, но Эмили даже не стала говорить со мной на эту тему.

– А со мной она вела себя сегодня так, словно перед ней какой-то незнакомец, – пробормотал Дан, засовывая руки в карманы.

Элизабет испытующе посмотрела на парня. Ей почудилось, что в данном случае имело место нечто большее, чем простое сочувствие.

– Она очень расстроена, – мягко сказала Элизабет. – На твоем месте, Дан, я бы не отступалась. Ей нужна поддержка.

Дан залился краской.

– При том, что я чувствую, у меня нет иного выбора, – произнес он тихим голосом.

– Послушай! – воскликнула Элизабет в отчаянии. – Неужели мы ничего не можем сделать? Я уже подумывала: не «потерять» ли мне случайно ее объявление или просто забыть опубликовать его? Но ведь на следующей неделе, не увидев объявления в газете, она захочет узнать почему.

– Ладно, – приговорил Дан медленно, покачиваясь на каблуках, – может, тебе следует опубликовать его. Похоже, у тебя нет иного выхода. В конце концов, – добавил он, и застенчивая улыбка появилась у него на лице, – будет неэтично не выполнить просьбу Эмили.

– Но если я опубликую его, – возразила Элизабет, – кто-нибудь может взять и купить ее инструменты!

Лицо Дана расплылось в улыбке.

– Ага, – согласился он. – У меня даже есть сильное подозрение, что кто-то действительно это сделает.

– Но… – уставилась на него Элизабет. Вдруг она тоже заулыбалась. – До меня дошло. Ты имеешь в виду…

– Помещай объявление, – сказал Дан, заговорщически подмигнув. – Как знать, – добавил он словно про себя. – Набор ударных инструментов такого качества за двести долларов – ну, возможно, я сам этим заинтересуюсь!

Элизабет громко рассмеялась. Неожиданно она стала немного меньше беспокоиться об Эмили Майер. Было здорово узнать, что она не единственный человек, который принимает интересы этой девушки так близко к сердцу!

В субботу утром, неделю спустя, Эмили играла с Кэрри в ее детской.

– Вот видишь, – прошептала она, перебирая пальцами мягкие белокурые локоны Кэрри, – не так уж все и плохо, не правда ли? Пока что у меня все идет нормально, правильно, Кэрри?

Кэрри, засунув кулачок в рот, таращила на нее свои глазенки. Широко улыбаясь, она издала один из тех маленьких звуков, которые Карен упорно называла «разговором». Эмили вздохнула.

«Что за прелесть эта малышка», – подумала она.

Порой Эмили становилось немного больно, глядя на Кэрри, она была такой хрупкой, такой беззащитной. Какой ласковый, довольный всем ребенок, размышляла Эмили, продолжая гладить Кэрри по головке. Она и не знает, как много несчастья существует в мире.

«И я когда-то была такой, – продолжала думать Эмили. – Таким же крохотным существом. Может быть, и моя мать брала меня на руки так нежно, как это делает Карен. Возможно, она беспокоилась, когда я не могла заснуть. Возможно…».

Слезы навернулись Эмили на глаза.

– Я хочу защитить тебя, – сказала она, беря Кэрри на руки и тесно прижимая ее к себе. – Как жаль, что не могу сделать так, чтобы ты никогда не узнала, сколько неприятностей вокруг!

Кэрри издала воркующий звук, уставившись своими большими голубыми глазами на Эмили.

– Эмили, – проговорила Карен, входя в детскую, – только что звонил телефон, ты что, не слышала?

Эмили покачала головой, опуская Кэрри в ее кроватку.

– Извини, – сказала она, стараясь говорить ровным голосом. – Это меня?

– Да, – ответила Карен с явно недовольным выражением лица. – Это опять тот парень – тот самый, который был здесь тогда.

Эмили, пробегая мимо мачехи, глубоко вздохнула.

«Ей невозможно угодить», – подумала она.

Взяв параллельную трубку у себя в спальне, она сказала:

– Привет, Дан. Что случилось?

– Мне просто хотелось узнать, как у тебя дела, – бодрым голосом проговорил он. – Нам так не хватало тебя на репетициях на прошлой неделе, Эм. Мы все надеемся, что ты изменишь свое…

– Дан, я не желаю говорить о «Друидах», – оборвала его Эмили. – Если ты позвонил только для этого…

– Ну, – заторопился Дан, – между прочим, я звоню совсем не поэтому, Эмили. Я увидел твое объявление в «Оракуле». Ты это серьезно насчет продажи своих инструментов?

Эмили глубоко вздохнула.

– Да, и не пытайся отговорить меня от этого! Я знаю, что делаю, Дан.

– Ты уверена? – с сомнением в голосе спросил он. – Двести долларов кажется не слишком высокой ценой.

– Ну, они ведь подержанные, – подчеркнула Эмили. – Кроме того, деньги в данном случае не главное для меня. Я просто хочу избавиться от них.

Дан немного помолчал.

– Понимаю, – протянул он наконец. – Ну, если ты действительно уверена…

– Да, уверена, – повторила она.

– Ну, в таком случае, у меня есть друг, который, мне кажется, действительно может захотеть их купить. Его зовут Джэми, он учится на втором курсе в Палисэдесе. Как-то он говорил мне, что давно ищет хорошие инструменты. Так что, когда я увидел твое объявление…

Эмили прокашлялась.

– Ты имеешь в виду… – произнесла она.

«Ты имеешь в виду, что не собираешься отговаривать меня от этого? » – подумала она при этом, не веря своим ушам.

Было очевидно, что Дан мало огорчен из-за того, что она отказалась от своей музыкальной карьеры! Единственное, что его интересует, поскорее забрать у нее ударные инструменты для какого-то парня из Палисэдеса!

– Ну, раз уж ты уверена и все такое, – поспешно добавил Дан. – Понимаешь, Эм, я не хотел брать их у тебя, не убедившись, что ты настроена по-серьезному. Вот почему сначала решил все точно узнать. Но если ты уверена…

– Я уверена, – холодно отрезала Эмили. – Можешь сказать своему другу, что они в его полном распоряжении – если, конечно, у него есть двести долларов.

– Прекрасно! – воскликнул Дан. – Эмили, это замечательно! Он будет так счастлив, – добавил он.

Эмили не отозвалась. А она-то считала, что нравится Дану. Мог бы по крайней мере притвориться, что пытается уговорить ее изменить свое решение!

– Могу я прямо сейчас прийти за ними? – словно сгорая от нетерпения, спросил Дан. – Я пообещал Джэми выяснить, не продали их уже. Он собирался позвонить мне сегодня вечером.

– Парень, а ты, я смотрю, не теряешься, – колко заметила Эмили.

– Ну, – удивленно протянул Дан, – коль скоро они продаются, то я подумал, что мог бы…

– Отлично, – прервала его Эмили. – Приходи за ними, когда пожелаешь.

– Эмили, – раздался веселый голос Карен из прихожей. – Ты еще не закончила говорить по телефону? Я хотела спросить тебя, не сможешь ли ты посидеть сегодня вечером с Кэрри.

– Конечно, – вяло откликнулась Эмили.

«А почему бы и нет? » – подумала она печально.

Не важно, что она оставалась с Кэрри и накануне вечером. У нее нет больше никаких своих дел. Это уж точно!

Когда Дан появился, по всему было видно, что у него хорошее настроение.

– Ну, похоже, ты семь раз отмерила, прежде чем решиться на это? – спросил он Эмили, спускаясь за ней в ее студию.

– Да, – ответила Эмили, стараясь не выдать голосом своего душевного состояния.

Как только они спустились вниз, оживление Дана как рукой сняло. Казалось, сам вид студии действовал ему на нервы, словно у него перед глазами вновь возникла безобразная сцена, происшедшая в позапрошлый четверг.

– Ну, – произнес он неловко, стараясь не встречаться с Эмили взглядом. – Как ты поживаешь?

Эмили тоже вдруг оробела. Она не могла не заметить, как хорошо выглядел Дан. На нем, как обычно, были джинсы, но сверху – трикотажная вязаная рубашка темно-бордового цвета, которая очень шла ему. И ей очень нравились его волосы, которые при свете лампы отливали золотом.

– Все хорошо, – быстро ответила она.

Ей так хотелось сбросить с себя эту скованность и стать с Даном самой собой. Но каждый раз при взгляде на него девочка вспоминала, как Карен выкрикивает все эти ужасные слова о ее матери.

«Бог знает, что он должен был подумать обо мне, – мысленно терзала она себя. – Вероятно, он всем в школе рассказал обо мне – о том, какая я лгунья: говорила, что мать умерла, а она на самом деле жива. Могу побиться об заклад, что он рассказал об этом и всем «Друидам», – подумала она вдруг. – Уверена, они даже рады, что я ухожу от них! Может быть, этот парень Джэми займет мое место».

– Я давно хотел поговорить с тобой, – начал мягко Дан, не отрывая взгляда от покрытого ковром пола. – Эмили…

– А почему же мы не забираем ударные инструменты? – поспешно спросила она, проскальзывая мимо него в глубь студии.

Ей хотелось поскорее с этим разделаться и чтобы Дан сразу ушел. Его присутствие приводило ее в сильное замешательство. Только бы поскорее забыть о том, что здесь произошло в прошлый раз. Она собирается стать другим человеком, твердила Эмили самой себе, вытаскивая из шкафа коробки с инструментами и бросая прощальный взгляд на свое сокровище. Избавление от ударных должно было стать первым практическим шагом к новой жизни.

– Что ты делаешь сегодня вечером? – спросил ее Дан, когда она помогала ему загружать коробки в багажник его машины. – Не хотела бы сходить в кинотеатр или что-нибудь в этом роде?

– Нет, спасибо, – отказалась Эмили, с трудом сдерживая слезы.

Было ужасно видеть, как инструменты, запакованные в коробки, навсегда исчезают в багажнике чьей-то машины. И Дан вел себя в этой ситуации так бессердечно!

– Ты уверена? – переспросил он разочарованно.

Эмили кивнула.

– Я снова в роли няньки, – объяснила она, и вовсе не потому, что считала, что это ему действительно интересно. Он, вероятно, очень рад, что нашел для своего друга целый комплект ударных инструментов.

– Ну, полагаю, мне лучше отдать тебе деньги, – произнес он, вытаскивая кошелек. – Двести долларов, не так ли?

Эмили нервно сглотнула. Как только он вручит ей деньги, ударные станут чужой собственностью.

– Да, – ответила она удрученно. – Ведь именно так сказано в объявлении?

Дан ничего не ответил. Вынув четыре хрустящие пятидесятидолларовые банкноты, он молча протянул их Эмили.

Первым ее побуждением было оттолкнуть деньги. Ее чуть не затошнило при виде их. Но она сама затеяла все это и теперь должна была довести дело до конца.

– Спасибо, – глухо поблагодарила она.

Возвращаясь к дому, Эмили сложила купюры пополам и засунула их к себе в карман. Сердце бешено колотилось, но она продолжала идти к дому, не оглядываясь.

– Эм, – легко постучался отец к Эмили.

Не услышав ответа, он толкнул дверь и просунул голову в комнату.

– Привет, – сонно поприветствовала его Эмили, садясь на постели.

Она не помнила, как заснула, но, судя по тому, что в спальне было темно, легко было догадаться, что наступил вечер. Отец переоделся и выглядел нарядно. На нем были темно-синий блейзер и галстук. Когда же он вошел и присел на край ее кровати, она уловила запах одеколона.

– Я просто хотел поблагодарить тебя за то, что ты сегодня снова взялась понянчить малышку, – проговорил отец, погладив ее по голове. – Эм, я понимаю, в последнее время тебе нелегко. И хочу, чтобы ты знала, что ценю твои усилия.

Эмили почувствовала, как к горлу подступает комок. Было достаточно тяжело убедиться, что отец полностью встал на сторону Карен, или наблюдать его гнев. Но когда он пришел к ней и заговорил так ласково, перенести это было еще труднее.

– Я рада быть полезной, – заученно произнесла она, опуская ноги с постели. – Не придавай этому особого значения, папа.

Отец бросил на нее испытующий взгляд.

– Что ты решила делать с «Друидами»? Есть ли какая-нибудь возможность убедить их проводить репетиции пораньше, чтобы ты могла не нарушать свой распорядок дня?

Эмили уставилась взглядом в пол. К такому повороту она не была готова.

– Я ухожу из группы. Между прочим, сегодня я продала свои инструменты.

Глаза у господина Майера потемнели.

– Ты… Эмили, что такое ты говоришь?

Эмили пожала плечами.

– Похоже, из-за них слишком много волнений, вот и все. Кроме того, нет большого смысла держать инструменты здесь. Каждый раз, когда я начинала репетировать, Карен заявляла, что я бужу Кэрри.

Рональд Майер тяжело вздохнул.

– Ты знаешь, я искренне надеялся, что мы втроем сможем найти разумное решение, Эм. И меньше всего я ожидал, что ты будешь действовать так поспешно. Понимаю, как ты была расстроена, но не вижу, как, принеся в жертву занятия музыкой, ты надеешься наладить отношения.

По щекам Эмили катились слезы.

– Я не приносила никакой жертвы! Папа, ты ничего об этом не знаешь! Я сделала то, что меня принудили сделать, – добавила она. – И, честно говоря, рада, что этих барабанов больше нет.

– Возможно, сейчас ты чувствуешь именно так, – печально произнес отец, – но что, если ты передумаешь? Ведь будет слишком поздно что-либо предпринять. Инструменты утрачены тобой безвозвратно. Что ты думаешь делать, если тебе вдруг захочется вернуть их на следующей неделе?

Эмили закусила губу.

– Я не захочу вернуть их, – сказала она глухим голосом. – Никогда не захочу больше играть на ударниках, никогда, пока буду жива.

– Надеюсь, что ты хоть получила за них какие-то деньги. Помню, как много ты работала, чтобы накопить их.

– Я получила деньги! – отрешенно ответила Эмили, вспомнив, что почувствовала, когда Дан протянул ей пятидесятидолларовые купюры. – Не беспокойся, папа, я знаю, что делаю.

– Я оставлю на столе в моем кабинете номер телефона, где мы будем, – сказал отец, вставая.

Как только он вышел из комнаты, Эмили вскочила с кровати и направилась к своему столу. Включив настольную лампу, она открыла нижний ящик, в котором хранила все свои «сокровища»: полученное ею первое любовное послание; голубую ленту за победу в легкоатлетических соревнованиях в шестом классе; многочисленные почетные грамоты за музыкальные выступления.

Незадолго до этого Эмили спрятала в глубине ящика конверт с двумястами долларами. Она вытащила его наружу и заглянула внутрь. У нее не было пока никаких планов, как распорядиться этими деньгами. Но сознание, что они лежат там, помогло ей почувствовать себя немного увереннее.

Тут среди беспорядочно лежащих на дне ящика вещей Эмили заметила уголок другого конверта и извлекла из него фотографию.

На ней были Эмили и ее родители около озера Секка, расположенного на окраине Ласковой Долины. Снимок, сделанный летом незадолго до ухода матери, был единственной, по-настоящему хорошей, фотографией с ее изображением. Было трудно рассмотреть черты лица отца: во время съемки он слегка зажмурился от яркого солнца. Но мать… ее мать выглядела очень красивой! Черты лица у нее были мягкими, и она мило улыбалась, глядя в камеру. Она казалась такой доброй, подумала девочка, такой ласковой.

Но через минуту засунула фотографию обратно в ящик. Нет смысла жить прошлым, сказала она себе и, решительно выключив настольную лампу, встала со стула.

Ей нужно идти приглядывать за малышкой Кэрри. Все остальное в прошлом: мать, музыка, Дан… Но Эмили обещала себе не сдаваться. Она намерена приспособиться к новой жизни своего отца, даже если это будет убивать ее. Она станет делать все возможное, чтобы помогать своей мачехе. Потому что иначе, твердо знала, Карен убедит отца, что школа-интернат – это единственное правильное решение. Эмили действительно боялась, что разлука с Ласковой Долиной будет означать для нее конец.

Элис Уэйкфилд вынула последнюю партию белья из сушилки стиральной машины, встряхнула полотенца и сложила. В это воскресенье в полдень в доме царила тишина. На выходные приехал старший сын Стивен, чтобы повидаться с бабушкой и дедушкой, и они впятером, включая близнецов, отправились на пляж.

Еще неделя, подумала Элис, и старики возвратятся к себе в Мичиган. Интересно, почувствует ли она себя спокойнее после их отъезда. Не то чтобы ее не радовал их визит: она всегда была в добрых отношениях с родителями мужа, а на прошлой неделе получила от общения с ними еще больше удовольствия, чем обычно. Причина ее беспокойства была в дочерях.

Элис предпринимала попытки приобщиться к их планам, но пока они не увенчались успехом. Вначале она старалась убедить себя, что близнецам просто хочется побыть наедине с бабушкой и дедушкой. И вряд ли следовало порицать их за это. Ведь внучки виделись с ними всего раз в году, а ее видят каждый божий день.

Но Элис трудно было отделаться от чувства, что здесь кроется что-то большее. В прежние времена, с печалью вспоминала она, дочери всегда советовались с ней, им хотелось узнать ее мнение об их школьных нарядах или помочь в доме по хозяйству. В последнюю очередь, правда, им хотелось, чтобы она помогла им починить что-то или показала, как пользоваться теми или иными кухонными принадлежностями. Теперь они подросли и больше не нуждаются в ее помощи и, кроме того, у них нет для нее свободного времени.

Однако на этот раз у Элис Уэйкфилд созрел, казалось, отличный план. Она заблаговременно предупредила руководство своей фирмы, что в понедельник не придет на работу. Целую вечность у нее не было ни одного отгула.

«Таким образом, – подумала она с удовлетворением, – я буду дома к возвращению девочек из школы, и дедушке с бабушкой не удастся перехватить их и увезти куда-нибудь. Можно, например, взять их с собой за покупками – уж от этого-то они ни за что не откажутся! »

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 Следующая ⇒