Большая игра 4 страница

На красивом лице Джессики появилось выражение жертвы, брошенной львам в цирке Древнего Рима.

— Я скажу ей об этом сама, — бодрясь, заявила она, — Робин — моя подруга и это дело моей совести.

— Я пойду с тобой, — вызвалась Элизабет, — нужно же будет кому-то собирать тебя по кусочкам.

В тот вечер Робин изо всех сил спешила в кафетерий «Кейзи» на главной улице на встречу с Джессикой.

— Я сейчас буду, — выпалила она в телефонную трубку.

Прямо с порога кафе Робин бросилась к кабинке, где сидели сестры.

— Я бежала всю дорогу сюда, — тяжело переводя дух, сказала она, вся пылавшая от нетерпения, — все хотелось поскорей сюда добраться.

Но только сев за столик, Робин заметила, что Джессика не улыбается ей, хотя и не кажется опечаленной. Она была спокойной и сдержанной,

— Прежде всего, я хочу, чтоб ты знала, что мы навсегда останемся лучшими подругами, — сказала Джессика.

Лицо Робин начало гаснуть.

— Что?

— Мы останемся лучшими подругами. В случае необходимости, по любому делу, я обращусь к тебе первой.

— Джессика, о чем ты говоришь?

— Робин, ты забаллотирована, — сказала Джессика тоном, напомнившим Элизабет мурлыканье довольной кошки.

Робин была белее мела. Когда слова Джессики дошли до нее, ее глаза наполнились до краев болью и долго сдерживаемым гневом.

— Но они не могли этого сделать! — вскричала она, залившись слезами от полного крушения надежд.

— Я знаю, ты думаешь, что это оставляет тебя в стороне от самого интересного и важного в школе, — сладко пропела Джессика, — но я остаюсь твоей лучшей подругой…

Элизабет не верила своим ушам.

— Хватит, Джес, прекрати сейчас же.

— Что прекратить? — возмущенно вскрикнула Джессика.

— Этого не могло случиться, — кричала Робин. — Я делала все, что вы требовали. Я этого не заслужила!

— В жизни всякое бывает, — сказала Джессика с издевательской участливостью, показавшейся Элизабет прямо тошнотворной.

Элизабет приподнялась над столом, пытаясь найти слова, способные успокоить и поддержать Робин, но та отшатнулась, откинулась на стенку кабинки и смотрела на них в упор лихорадочно горящими глазами.

— Не прикасайся ко мне, я этого не позволю! — Она выскочила из кабинки и стояла, опершись на спинку стула, глядя на сестер. Ее лицо было искажено гримасой боли и ярости. — Больше незачем продолжать все это, — прохрипела она и бросилась вон, с грохотом опрокинув стул.

— Ты довольна? — набросилась Элизабет на сестру.

— Ради бога, Лиз, — раздраженно ответила Джессика, — она сама не знает, что говорит.

Элизабет поднялась.

— Не знаю, не уверена, Джес. Если бы мне пришлось столько перенести…

Глава 8

Весь вечер Элизабет пыталась настойчиво, но безуспешно связаться с Робин.

— Что случилось? — спросила ее мама, отвечая Элизабет по телефону.

— Ее забаллотировали в «Пи Бета», миссис Уилсон.

— Только не это! Она все душой надеялась.

— Я знаю. Это я ее поддерживала.

— Как могут молодые люди быть так жестоки?

— Я право, ничего не могу сказать, — честно ответила Элизабет.

Для нее оставалось загадкой, почему Джессика, Лила и Кара так старались, чтобы не допустить Робин в свое общество. Но не меньшее удивление вызывало непременное стремление Робин, несмотря на все унижения, присоединиться к этой кучке снобов.

На следующий день Элизабет в задумчивости сидела в редакции «Оракула», положив руки на клавиатуру пишущей машинки. Она искала тему для статьи, но один вопрос все вертелся в голове: почему некоторые люди могут получать удовольствие, мучая и унижая других?

— Даю пять долларов за мысль, что ты обдумываешь. — Это был Роджер Коллинз, консультант редакции, заметивший, как она уставилась на чистый лист, заправленный в машинку. — Хорошо, прости попытку столь легковесной шутки, — сказал он. — О чем ты задумалась, Лиз?

— Мистер Коллинз, почему люди, имеющие, кажется, все — привлекательность, авторитет, деньги — почему такие люди могут обижать других, не допуская их в свое общество?

— Как не допуская, куда? — спросил мистер Коллинз.

— В круг избранных, в клуб.

— Хорошо, Элизабет, а что ты думаешь по этому поводу?

— Мне это непонятно. Что касается меня, то по мне эти люди сами в чем-то ущербны. Где их доброта, их сострадание? Кажется, что они переломятся пополам, если в чем-то помогут другим.

— Что ты имеешь в виду, Элизабет?

— То, что это, возможно, единственный путь для них доказать свое превосходство. Иногда мне кажется, мистер Коллинз, что они поддерживают собственный престиж тем, что не допускают в свой крут остальных.

— Гм, это уже похоже на статью для «Оракула». — Мистер Коллинз ободряюще улыбнулся Элизабет и вышел из редакции.

Не отнимая пальцев от клавиш, Элизабет вложила весь свой навык в эту работу. Она писала статью под названием «Снобизм живет и процветает в школе в Ласковой Долине». Ей потребовалось всего час, чтобы закончить, и она немедленно отдала ее редактору Пенни Айалу, Элизабет посчитала это публичным извинением перед Робин Уилсон и пощечиной трем фуриям из «Пи Бета Альфа».

В день, когда статья появилась в газете, Элизабет с гордостью несколько раз перечитала ее. Ей очень пришлось по вкусу кислое выражение на лицах некоторых членов клуба. Только, к сожалению, Робин Уилсон не могла ее прочесть. Никто не разговаривал и даже не видел Робин с того момента, как ее забаллотировали в клубе. Напрасно Элизабет пыталась дозвониться до нее. Мама Робин, снимая трубку, постоянно говорила, что Робин нет дома и по возвращении, возможно, она сама перезвонит. Но как это было сказано, очень не понравилось Элизабет. Ей также не хотелось обсуждать ужасное происшествие с Джессикой. Она знала, что любое обсуждение только заведет в тупик, но ее статья ускорила события. В день выхода статьи, Джессика ворвалась в комнату Элизабет с пылающим взором, потрясая газетой.

— Как ты могла? — возмущалась она — Теперь во всей Калифорнии всем ясно, что ты имела в виду меня.

— Хорошо, что хоть это мне удалось, — Элизабет сопроводила свои слова улыбкой, способной окончательно разъярить сестру.

— Но мы не снобы! — кричала Джессика. — Это не наша вина, что всякие там набиваются к нам. Мы не можем принимать всех — мы не хотим принимать неподходящих нам людей.

— Тогда, пожалуйста, объясни мне, Джессика, зачем ты обнадеживала Робин, пряча нож за спиной?

— Я ее обнадеживала? Я сказала ей, я говорила ей тысячу раз, что бурдюков не уважают.

— Да, ты на каждом шагу унижала ее, но всегда заставляла верить, что рано или поздно вы ее примете.

— А вот это нечестно, Элизабет Уэйкфилд! Кто опекал эту толстуху, кто выставил ее кандидатуру?

Элизабет чувствовала, что краснеет ее лицо и шатаются ее аргументы. Как всегда, Джессика знала, что сказать, когда ее заставляли защищаться. Она ловко перешла в контратаку.

— Это ты подстрекала ее! Ты, мисс Добрая душа!

— Но ты позволила ей считать себя лучшей подругой, — сопротивлялась Элизабет.

— То, что я позволяла ей забирать белье из стирки, едва ли могло ее обнадежить.

— Извини, Джессика, но это было ужасно с твоей стороны, заставить ее назначить свидание с Брюсом Пэтменом.

— Да ну? — Джессика загоняла сестру, как лев, наступающий на свою добычу. — Так ли это? А вот что подстегнуло ее надежду, так это то, что Брюс пригласил ее на танцы.

— Да, мне тоже так кажется.

— Тебе так кажется? А кто устроил это свидание с Брюсом Пэтменом? Отвечай, двурушница.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что я хочу сказать? — Поток едкого сарказма так и лился с языка Джессики. — Элизабет Уэйкфилд, не пудри мне мозги. Мне известно, что твоя рука направила Брюса Пэтмена вести Робин на танцы. Ты, а не мы в ответе за все!

— Кто тебе это сказал? — еле слышно прошептала Элизабет.

— Сорока на хвосте принесла. Племенной жеребец по кличке Брюс Пэтмен признался Каре.

«Какая же я дура, что поверила такой крысе, как Брюс», — подумала Элизабет. Но ее утешала мысль, что ласкающая самолюбие Пэтмена статья не будет напечатана. Лиз разодрала ее в клочки, чтобы она никогда не увидела свет.

— Брюс не мог позволить, чтобы на него смотрели как на полного идиота, хотя мы с тобой знаем, что именно им он и является. Теперь уже всем известно, что он пригласил Робин на танцы потому, что это ты втравила его в это дело. Ты, моя сестра.

— Слушай, Джессика, может быть, действительно, не стоило за это браться. Но я очень беспокоюсь о Робин, Уже несколько дней, как ее никто не видел. Что могло с ней случиться?

— Не знаю и знать не хочу. Нас это больше не касается. Мы же все снобы, Ты что, забыла? И если эта бочка сала хочет еще мне навредить, то я больше слышать о ней не хочу. Никогда! — И Джессика пулей вылетела из комнаты.

Наконец на следующий день Элизабет дождалась телефонного звонка от миссис Уилсон. Робин уезжала в Лос-Анджелес к тете, но уже вернулась.

— Скажите, миссис Уилсон, как она?

— Не могу сказать ничего определенного, Элизабет. Я звоню только потому, что знаю, как ты беспокоишься. Но, кажется, моя дочь ни с кем не хочет разговаривать.

— Могу ли я хоть попробовать поговорить с ней?

— Я не думаю, что она захочет разговаривать с тобой или с кем-либо из вашего клуба. Я не хочу тебя обидеть, дорогая, но должна щадить чувства моей дочери. — И она повесила трубку.

Элизабет увидела Робин после школы на следующий день и сразу же заметила перемену. Исчез открытый, дружелюбный взгляд и твердая стремительная походка. Робин не употребляла косметику и была одета в монотонное голубое платье из плащевки, которое, казалось, было ей слишком свободно. Она смотрела только прямо вперед, как будто весь остальной мир для нее не существовал. Прежняя Робин Уилсон словно исчезла.

— Робин, я хочу с тобой поговорить, — обратилась к ней Элизабет, перехватив ее у входа в школу. Робин повернулась к ней, казалось, что ее взгляд проходит сквозь Элизабет.

Лиз вздрогнула.

— Слушаю, — произнесла Робин резким, вызывающим тоном. Она остановилась и стояла, словно застыв, глядя немигающими глазами на Элизабет, которая почувствовала себя, как жучок, пришпиленный к стене.

— Робин, я хочу, чтоб ты знала, как мне жаль, что все так случилось.

— Это все?

— Робин, не надо так. Не позволяй этим, не позволяй им сломать тебя.

— Поздно, Элизабет. Они уже меня сломали. Но, ничего. Сейчас уже все в порядке.

Вдруг в дверях появилась Джессика, и, увидев их, поспешила подойти. Ее лицо светилось симпатией.

— Робин — начала она свои излияния, — я так рада тебя видеть. Я хочу тебе сказать…

Слова застыли у Джессики на губах. Робин повернулась и пошла прочь.

— Ты это видела? — взорвалась Джессика — Элизабет Уэйкфилд, с какой стати ты улыбаешься?

В течение нескольких следующих недель Робин попадалась на глаза Элизабет в школьных переходах. Она всегда смотрела только прямо перед собой, ни с кем не разговаривая, будто ее единственным желанием было остаться в одиночестве, исчезнуть. Она даже выглядеть стала иначе, хотя Элизабет не могла понять, что же изменилось. Робин словно стала другим человеком, и Элизабет не могла взять в толк, к лучшему это или нет.

Что-то случилось с Лилой Фаулер. Элизабет обратила внимание, что Лила одевается все более и более сумасбродно, щеголяя в броских драгоценностях и кричащих нарядах. В то же время, казалось, она стала меньше внимания уделять своим подругам, все больше замыкаясь в себе.

— Я перейду в школу на Восточном побережье, — однажды сказала она.

— Где? — переспросила Джессика, округлив от удивления глаза.

— В Нью-Йорке, — сказала Лила. — Мой папа хорошо знаком с директором Американской Академии Драматического Искусства. Может быть, я буду учиться там.

— В самом деле? — Джессика была потрясена.

— Вообще-то, папа хочет, чтобы я училась в Сорбонне, — продолжала Лила — Он все время занимается устройством моей жизни. Просто чудесно иметь отца, желающего посвятить тебе каждую минуту.

Пользуясь любой возможностью, Джессика прожужжала все уши Элизабет о необычайных планах Лилы. С точки зрения Джесс, Лила была не просто самой богатой и одной из самых красивых девушек Ласковой Долины, но, кроме того, у нее был самый любящий, щедрый отец.

— Она продолжает дарить тебе вещи? — спросила Элизабет.

— Да, Лиз, иногда. Ты не завидуешь?

— Нет, — твердо ответила Элизабет.

«Беспокоюсь» было бы более точное слово, но она его не произнесла.

— Как тебе нравится? — спросила Джессика, достав сережки, которые отлично гармонировали с ее светлыми волосами.

Элизабет взяла одну и внимательно рассмотрела. Это была изысканная, тщательно выделанная золотая бабочка, висевшая на тонкой золотой цепочке. Наверняка очень дорогая. Настало время сестричкам раскрыть свои карты.

— Джессика, откуда ты взяла эти сережки? — потребовала ответа Элизабет.

— Я уже говорила тебе. От Лилы. Ее тетя.

— Я говорила с Лилой о ее тете в Нью-Йорке и, должна сказать, она не очень хорошо умеет врать. Я не верю в существование никакой тети, Джессика, давай оставим это.

Лицо Джессики приняло вызывающее выражение:

— Что ты хочешь этим сказать, Лиз?

— Это твоя версия, что Лила подарила их тебе!

— Это единственная известная мне версия, — огрызнулась Джессика.

— А ты не брала их сама? Скажем, из салона на главной улице?

— Я не могу себе позволить такие покупки. Ты же это прекрасно знаешь. Может быть, они стоят пятьдесят или шестьдесят долларов.

— Джессика, они могут стоить двести пятьдесят или еще дороже. Открой же, наконец, глаза. Просто помешательство какое-то.

— Элизабет, я ничего больше не желаю слушать. Лила сказала, что ей их дала ее тетя, а она отдала мне. Что я должна была сделать? Швырнуть их ей в лицо? Так или иначе, Лила могла просто купить мне подарок и постесняться признаться в этом. Она не хочет хвастать своими деньгами, — добавила Джессика, прекрасно зная, что это не правда. Ей просто очень хотелось сохранить подарки, и она тщательно изыскивала любой предлог для этого.

— Джессика, дай мне слово, твое честное слово, что ты не брала их сама.

Джессика застыла, словно пораженная громом. Но уже через минуту ее шок сменился бурным негодованием, когда она догадалась, что ее сестра имела в виду.

— Элизабет, это уже слишком! Я все скажу маме.

— Нет, Джессика, пожалуйста, не надо. Все в порядке. Я тебе верю. Я очень беспокоилась и все. Я не хотела тебя обидеть.

Элизабет упрекнула себя за такую подозрительность. Может быть, она просто устала за последние дни, когда на ее голову свалилось столько событий. Даже Тодд вчера сказал, что она ведет себя, словно инопланетянка. Он был задет этим, что вообще-то на него не похоже. Кажется, она сумела обидеть всех за эти три дня.

На следующий день после столкновения с Джессикой, Элизабет решила уладить отношения с Тоддом, сделав ему подарок ко дню рождения. Она обратила внимание, что на занятии по баскетболу он засунул свои часы под пропотевшую майку, лежавшую на кромке поля, потому что ремешок часов весь истерся. Она подарит ему отличный новый ремешок.

После школы она направилась прямо к маленькому ювелирному магазинчику, где видела на витрине большой выбор темных ремешков из натуральной кожи. Они олицетворяли мужское достоинство, образцом которого в ее глазах был Тодд. На самом пороге магазина что-то отвлекло ее внимание. Очень странно одетая девушка внимательно изучала витрину в магазине «У Лизетты». На ней были светло-зеленые обтягивающие лосины и блузон, такой широкий, что в него легко можно было засунуть двоих. Хотя Элизабет видела только спину девушки, она смогла заметить, как та стащила золотой браслет, когда продавщица отвернулась. Она засунула браслет в карман, потом направилась к выходу. Только тут Элизабет увидела лицо девицы, набравшейся наглости воровать почти в открытую, словно ей было безразлично, поймают ее за руку или нет.

Это была Лила Фаулер.

Глава 9

Элизабет позабыла о покупке подарка Тодду. Как загипнотизированная, она шла по пятам за лучшей подругой сестры.

Лила Фаулер, не оборачиваясь, не спеша шла по улице. Ее рука сжимала в кармане украденный браслет. Элизабет проводила ее взглядом до арки, за которой стоял ее светло-зеленый «триумф». Только когда машина Лилы скрылась из вида, Элизабет вышла из состояния транса.

— Этого мне только не хватало, — проговорила она вслух, направившись обратно в ювелирную лавку. Проходя мимо «Лизетты», она увидела продавщицу, нервно перебиравшую драгоценности на прилавке. Вне себя от огорчения, женщина внимательно оглядывалась по сторонам, и тут ее взгляд упал на Элизабет, которая, казалось, неспроста разгуливала перед магазином.

— Эй, эй, вы там!

Как потом пришло в голову Элизабет, это походило на трагедийный фильм, где ни в чем не повинный герой невольно вовлекается в криминальную историю. Вне себя от страха, Элизабет поспешила завернуть за угол и потом, переведя дух и взяв себя в руки, ровным шагом вернулась домой.

Но и оказавшись дома, в полной безопасности, она не смогла вычеркнуть из памяти открывшуюся ей страшную тайну. Лила Фаулер — воровка. Она ведь самая богатая девушка в городе. Да стоит ей только захотеть, и отец тут же купит ей все, что она ни пожелает. Чего ей недоставало? Зачем она этим занимается?

Запершись в комнате, Элизабет пыталась найти мотивы, толкнувшие Лилу на воровство. Она с удовольствием бы забыла обо всем, но увы! Что было, то было, и никуда от этого не деться.

Элизабет не знала, что предпринять. Ей пришло в голову, что она могла спросить Джессику о пропавших вещах потому, что никогда не думала, будто их взяла Джессика. Но единоборство с Лилой — это совсем другое дело. Она опасалась навлечь неприятности на свою голову, потому что не могла себе даже представить, что сделает Лила, загнанная в угол. В конце концов она решила ничего не предпринимать, надеясь, что проблема уйдет сама собой.

Теперь она испытывала чувство вины, что подозревала Джессику. Она встала с постели, вошла в комнату сестры и со слезами на глазах обняла ее.

— Прости, Джессика, — пробормотала она, — ты чудесная сестра.

— В чем дело? Что случилось? — смутившись спросила Джессика.

— Ничего, Джес. Мне очень жаль, что я необоснованно подозревала тебя.

— Хорошо, что наконец ты это поняла. Робин Уилсон — это целиком твоя затея.

— Ладно, пусть так, — согласилась Элизабет, слишком утомленная, чтобы спорить. Что касается Робин, то она не много узнала о ней за последние дни.

— Джес, как она поживает?

— Зачем ты меня об этом спрашиваешь? Она стала какая-то странная.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты видела, как она ходит на переменах? Она одевается, я не знаю как, — как цыганка. Она бледна как привидение и ведет себя так, будто у нее не все дома.

— Робин? Продолжай, Джес.

— Лиз, — сказала Джессика, и ее голос упал до шепота, — она смотрит как будто сквозь меня.

Элизабет должна была признать, что сама испытала это странное ощущение.

— А знаешь, что еще, — продолжала Джессика. — Помнишь, мы заставили ее бегать по стадиону? Она с тех пор и бегает. Каждый день.

Это было правдой. Элизабет сама каждое утро видела на треке одинокую фигуру в сером взмокшем тренировочном костюме.

— Я тоже видела ее.

— Лиз, что она делает? Надеюсь, дело, в которое ты ее втравила, не лишило ее рассудка, — взволнованно сказала Джессика.

— Я с ней сама поговорю, — вздохнув, ответила Элизабет.

— Ты это сделаешь, Лиз? Ты же знаешь, как к ней подойти. А я просто не могу. Я уверена, что у нее сдвиг по фазе.

Элизабет поняла, что забота о Робин теперь ложится на нее. Хотя она не забыла, что Робин была «лучшей подругой» Джессики. Но так уж повелось у близняшек Уэйкфилд, что единственной заботой Джессики всегда было доказать окружающим, что если что-то и случилось, то не по ее вине, а Элизабет считала себя обязанной вмешаться в запутанное дело вне зависимости от того, кто виноват.

— Джессика, только обещай мне одну вещь.

— Конечно, Лиззи, все, что хочешь.

— Держись подальше от Лилы Фаулер.

— Что?

— И никогда не принимай от нее ничего, неважно, что это за вещь, и откуда бы она, по ее словам, ни взялась.

— Как? Почему?

— Просто поверь мне.

— Элизабет, ты хочешь, чтобы я бросила самую лучшую подругу без объяснения причин? Ты все еще завидуешь Лиле? Почему ты так ненавидишь ее?

— Джессика, ты веришь, что я тебя люблю? Я твоя сестра и не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Я думаю, что Лила Фаулер их скоро дождется, и пытаюсь тебя от них уберечь.

Слишком поздно поняла Элизабет, что, сказав эти слова, она только открыла ящик Пандоры. Джессика сразу же вышла из себя, бросая вопросы в лицо Элизабет и не давая даже паузы на ответы:

— Что ты имеешь в виду? Где ты набралась этих слухов? Как ты могла до такого опуститься? С каких пор тебе о Лиле все известно?

— Этого я тебе сказать не могу, — твердо, но спокойно ответила Элизабет.

Больше она ничего не сказала. Она была уверена, что было бы ошибкой все рассказать Джессике. Тогда разгневанная Джессика велела сестре покинуть ее комнату. Элизабет пришлось выполнить ее требование: когда Джессика была охвачена яростью, ее лучше было не трогать.

На следующий день Элизабет отправилась на стадион и увидела там одинокую фигуру в мокрой от пота майке, пробегающую круг за кругом. Элизабет в ожидании села на скамью. Робин на треке работала как машина. Она выглядела сильной, почти атлетичной. И, как обычно, смотрела прямо перед собой, не обращая внимания ни на что вокруг. Она бегала, как неудержимая, так что Элизабет начало казаться, что она бежит к какой-то цели, которая видна только ей одной.

Наконец Робин поравнялась с трибунами и остановилась. Она спокойно смотрела на Элизабет.

— Ты, должно быть, пробежала целую милю, — предположила Элизабет.

— Пять миль.

— Робин, я знаю, что это не мое дело, но как твоя жизнь?

— Отлично, даже превосходно. Ты помнить, как мы учили Илиаду? Помнишь главу, где греки и троянцы были околдованы чарами одного из богов?

— Прости, не понимаю, — Пробормотала Элизабет, подумав, не свихнулась ли Робин на самом деле.

— Перечитай это место, — сказала Робин, — особенно, где речь идет о том, как чары спадают с глаз одного из героев, и он снова ясно видит мир.

— Скажи, ты больше не сердишься на меня?

— Сержусь? Я должна тебя благодарить. Ты единственная из всей компании, с кем я буду разговаривать. Но, правда, Лиз, сейчас мне некогда. Увидимся позже.

Робин медленно направилась в раздевалку.

После этого разговора Элизабет не знала, что и подумать, но одно было очевидно: Робин не выглядела подавленной. Она очень изменилась, но не в худшую сторону. Элизабет была заинтригована. Ее репортерский склад ума начал отыскивать ключ к осмыслению происходящего.

Однажды она зашла в кафетерий и села за столик в ожидании своей подруги Инид. Бросив взгляд по сторонам, она заметила Робин за соседним столиком и захотела заговорить, но сразу же изменила свое намерение. Ключ, который она искала, находился прямо перед ней.

На тарелке Робин, где раньше громоздились горы жареной картошки и двойные гамбургеры, сейчас разместились только несколько листиков латука, две дольки помидора и вкрутую сваренное яйцо. Элизабет в молчании следила за ней, и, когда Робин пошла к выходу, стало уже очевидно то, что трудно было различить под пропотевшим тренировочным костюмом. Но сейчас, даже в платье из плащевой ткани, бросалось в глаза, что Робин начала быстро худеть. Каждый день перед началом занятий Элизабет заглядывала на стадион, и каждый раз видела одинокую фигуру в потной майке, одолевавшую круг за кругом. За обедом она видела осунувшуюся Робин, уставшую и одинокую, бравшую самые малокалорийные блюда. Приблизительно через две недели Элизабет столкнулась с Робин на лестнице и была поражена совершившейся переменой. Лишний вес быстро исчезал, и новая Робин казалась совсем другой девушкой. Элизабет вспомнила дискотеку — дископозор, когда впервые ей открылось, что у Робин красивое лицо. Сейчас, когда лишний вес сошел, ее лицо стало еще более красивым. Элизабет восхищенно улыбнулась:

— Робин, тебе удалось здорово похудеть.

— Ты очень наблюдательна, — съязвила Робин.

— Кажется, ты на правильном пути. Робин бросила свой проницательный взгляд на Элизабет.

— Лиз, я успела наделать много глупостей из-за «Пи Бета», в отношениях с Джессикой и, возможно, с тобой. Но если тебе хочется услышать, что я уже до смерти замучила себя упражнениями, то этого удовольствия я никому из клуба не доставлю.

— Робин, ты просто потрясающая.

В невозмутимых глазах Робин на миг зажегся теплый огонек, но вскоре маска вернулась на свое место. Кивнув на прощанье, Робин поспешила вниз по ступеням.

Всю дорогу домой Элизабет разговаривала сама с собой. Теперь ее мысли занимал Тодд. В последнее время она до обидного мало уделяла ему внимания, но она наверстает упущенное. Входя в дом, она услышала телефонные звонки и побежала снять трубку прежде, чем они прервутся. На другом конце провода была Лила Фаулер.

— Лиз, случилась ужасная вещь, — голос Лилы дрожал от волнения.

— Лила, в чем дело, откуда ты звонишь?

— Я на главной улице. Это невыносимо.

— Что, Лила? Что с тобой случилось?

— Это с Джессикой, Ее арестовали за воровство.

Глава 10

Ведя машину по направлению к главной улице, Элизабет старалась сохранить спокойствие. Болезненные вопросы все сверлили мозг. Была ли Джессика все-таки воровкой? Может, она была заодно с Лилой, может, одна прикрывала другую?

Она въехала на стоянку и припарковалась около машины Лилы Фаулер. Там ее и ожидала Лила, расхаживая взад и вперед. Увидев Элизабет, она сразу подбежала к ней. Ее лицо было мрачно. Она салфеткой размазывала тени под глазами.

— Лиз, что нам теперь делать?

Элизабет вышла из машины:

— Где Джессика?

— Они задержали ее там. — Лила сделала беспомощный жест в сторону магазина.

— Кто ее задержал?

— Частные детективы из службы охраны.

— Лила, успокойся, пожалуйста. Расскажи мне, что случилось.

— Ты должна ее вытащить оттуда, Лиз. А я не могу здесь оставаться.

— Что?

— Ты сделаешь это, Лиз. Я должна ехать домой. — Лила положила руку на лоб и отвела взгляд в сторону.

— Лила Фаулер, никуда ты отсюда не поедешь. Давай все выясним на месте.

Лила совсем расклеилась, облокотившись на машину и спрятав лицо.

— Я не знала, что Джессика воровала. Клянусь, я не знала.

— Что она украла?

— Я не знаю, — ответила она, выпрямляясь. — Мы просто зашли в магазин, и сразу же двое подошли и схватили ее.

— Ты говоришь, она ничего — не взяла? Ее просто арестовали?

— Да! Они сказали, что ждали ее возвращения, что она воровала здесь раньше.

По мере того как ей становилось ясно, что тут произошло, Элизабет чувствовала, что вся ярость рвется наружу. Клерк в магазине «У Лизетты» охотился за ней, а не за Джессикой.

— Да нет, они ждали меня!

— Тебя, Элизабет? Ты что, тоже воровка?

Элизабет еле сдержалась, чтобы на месте не придушить Лилу. «Ну и дела, — подумала она, — как же я забыла предупредить Джессику, чтобы она держалась подальше от магазина. Что она не воровка, в этом я уверена».

— Лила, кончай ломать комедию и послушай меня внимательно. Мне все известно.

Лила отвернулась и начала нервно теребить салфетку.

— Что тебе известно?

— Я видела, как ты однажды украла браслет.

— Какой браслет?

— Лила, может быть, хватит? Это ты воровала из магазина.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 Следующая ⇒