Кристин Фихан. Темный принц. Темная серия – 1. Кристин Фихан. Темный принц

Кристин Фихан

Темный принц

Темная серия – 1

Издательства: Эксмо, Домино, 2010 г.

Твердый переплет, 464 стр.

ISBN 978-5-699-43956-0

Аннотация:

Рейвен Уитни работает в ФБР. Но в отличие от других сотрудников ей поручают особо ответственные задания. Рейвен — телепат, этим и объясняется такая ее специфика. После очередного задания по поиску серийного убийцы Рейвен едет в Карпаты — чтобы, временно отойдя от дел, отдохнуть, развеяться, подышать горным воздухом. И так случилось, что девушка влюбляется в темного принца, вожака особой расы людей, которые рано или поздно становятся вампирами. Ни Рейвен, ни ее избранник еще не знают, что по следу темного принца идут охотники на вампиров, не знающие ни жалости, ни пощады.

Кристин Фихан

Темный принц

Глава 1

Он больше не мог обманывать самого себя. Медленно, с бесконечной усталостью, Михаил Дубрински закрыл первое издание книги в кожаном переплете. Это был конец. Он больше не мог выносить этого. Книги, которые он так любил, уже не могли скрадывать полную безысходность его одинокого существования. Весь кабинет был заставлен книгами ‑ от пола до потолка вдоль трех из четырех стен комнаты. На протяжении столетий он прочитал каждую, зафиксировав в своей памяти. Они больше не могли служить утешением для его разума. Книги питали его ум, но разрушили его сердце.

Он больше не будет пытаться уснуть на рассвете, по крайней мере, в исцеляющем сне обновления, он будет искать вечный отдых, и помилуй Господь его душу. Его раса была малочисленна, раздробленная, преследуемая ‑ исчезающая. Он испробовал все ‑ навыки, как физические, так и психические, каждую новую технологию. Михаил заполнил свою жизнь искусством и философией, физическим трудом и наукой. Он знал все целебные травы и каждый ядовитый корешок. Он знал все об оружии человека, да и сам являлся превосходным оружием. Он остался один.

Его народ был вымирающей расой, и он подвел их. Как их лидер, он должен был найти способ спасти тех, за кого отвечал. Слишком много мужчин оборачивалось, продавая свои души и от отчаяния становясь нежитью. Среди них было очень мало женщин, чтобы обеспечить продолжение их расы, вывести их из темноты, в которой они пребывали. У них больше не осталось надежды. По своей сути, мужчины были хищниками, внутри них росла и распространялась темнота, пока, наконец, они не лишались эмоций и продолжали свое существование в сером холодном мире. Каждый из них должен был найти свою пропавшую вторую половинку, Спутницу Жизни, которая навсегда вернет ему свет.

На него нахлынула печаль, поглощая его. Подняв подбородок, он выразил всю свою боль в крике, подобно раненому животному, которым он, в сущности, и был. Он больше не мог выносить одинокого существования.

‑ На самом деле проблема не в том, что вы остались одни, а в вашем одиночестве. Человек может быть одиноким и в окружении толпы, вы так не думаете?

Михаил замер, и только его бездушные глаза настороженно мигали, опасный хищник почувствовал угрозу. Он сделал глубокий вдох, резко закрывая свое сознание, в то время как все его чувства ожили, стараясь обнаружить злоумышленника. Но он был один. Он не мог ошибиться. Он был самым старым, самым могущественным и самым хитрым. Никто не смог бы проникнуть через его защиту. Никто не смог бы приблизиться к нему без его ведома. Заинтересованный, он повторил слова, вслушиваясь в голос. Женский, молодой, умный. Он позволил своему сознанию слегка приоткрыться, исследуя тропу, разыскивая ментальные отпечатки.

‑ Я нахожу это вполне возможным, ‑ согласился он.

Он обнаружил, что задержал дыхание, ожидая ответа. Человек. Кто это, черт побери? Он был заинтересован.

‑ Иногда я отправляюсь в горы, где остаюсь наедине с собой в течение нескольких дней, недель, и я не одинока, однако на вечеринке, окруженная сотней людей, я более одинока, чем когда‑ либо.

Его желудок взволнованно сжался. Ее голос, наполнивший его сознание, был мягким, музыкальным и сексуальным в своей невинности. Михаил веками ничего не чувствовал, его тело не нуждалось в женщине уже несколько сотен лет. Но теперь, слыша ее голос, голос человеческой женщины, он был поражен огнем, собирающимся в его венах.

‑ Как вам удается разговаривать со мной?

‑ Я сожалею, что обидела вас. ‑ Он мог отчетливо слышать, что именно это она и имела в виду, чувствовать ее сожаление. ‑ Ваша боль была такой острой, такой ужасной, что я не могла не откликнуться. Я подумала, что вы, возможно, захотите поговорить. Смерть ‑ не ответ на несчастье. Думаю, вы знаете об этом. В любом случае, я перестану говорить, если вы этого захотите.

‑ Нет! ‑ Его протест прозвучал как команда, властный приказ, который отдают, требуя немедленного повиновения.

Он почувствовал ее смех прежде, чем звук достиг его сознания. Мягкий, беззаботный, заманчивый.

‑ Вы привыкли к тому, что окружающие вас люди слушаются вас безоговорочно?

‑ Совершенно верно. ‑ Он не знал, как заставить ее рассмеяться.

Он был заинтригован. Чувства. Эмоции. Они накапливались в нем, пока полностью не завладели им.

‑ Вы европеец, не так ли? Богатый и очень, очень высокомерный.

Он обнаружил, что улыбается над ее поддразниваниями. Он никогда не улыбался. Особенно в течение последних шести сотен лет и более.

‑ Все это вместе. ‑ Он ждал, когда снова раздастся ее смех, нуждаясь в нем с той же самой страстью, с какой наркоман ищет наркотики.

Когда он, наконец, раздался, то был низким и удивленным, и таким же ласковым, как прикосновение пальцев к его коже.

‑ А я американка. Вода и масло, вы так не считаете?

Он определил ее местонахождение. Она была не так уж далеко от него.

‑ Американские женщины всегда могут научиться хорошим манерам, ‑ произнес он с подчеркнутой медлительностью, заранее предвкушая ее реакцию.

‑ Вы действительно высокомерны.

Он полюбил звук ее смеха, смакуя его, впитывая в свое тело. Вдруг он почувствовал ее вялость, зевоту. Так намного лучше. Он послала ей легкий ментальный толчок, очень деликатный, желая, чтобы она уснула и чтобы он смог изучить ее.

‑ Прекрати это!

Она среагировала быстро ‑ отдернувшись с обидой и подозрительностью. Отступив и захлопнув дверь в свое сознание так быстро, что он поразился, какой ловкой она оказалась, какой сильной для своего возраста, для человека. Она ‑ человек. Он был уверен в этом. Точно так же, как, не глядя на часы, он знал, что до рассвета оставалось ровно пять часов. Не то, чтобы он не мог выдержать ранние или поздние солнечные лучи… Он просто проверил ее психическую защиту, осторожно, не беспокоя ее. Слабая улыбка появилась на его прекрасно вылепленных губах. Она была сильной, но не достаточно.

Его тело ‑ твердые мускулы и сверхчеловеческая сила ‑ замерцав, растворилось, превращаясь в бледные кристаллы тумана и просачиваясь сквозь дверь в ночной воздух. Капельки собрались воедино, связываясь и формируя большую птицу с крыльями. Она осмотрелась, покружилась и понеслась через потемневшее небо ‑ молчаливая, смертельная, прекрасная.

Михаил полностью отдался власти полета ‑ ветер обдувал его тело, ночной воздух разговаривал с ним, шепча секреты и неся запах дичи, человека. Он безошибочно прошел по слабому ментальному следу. Как все просто. Тем не менее, его кровь взволнованно пульсировала. Человек ‑ молодой, полный жизни и смеха, человек ‑ ментально связанный с ним. Человек ‑ полный сострадания, ума и силы. Смерть и вечные муки могут подождать до следующего дня, а пока он удовлетворит свое любопытство.

Гостиница была небольшой и стояла на краю леса, где последний встречался с горами. Внутри было темно, и только в одной‑ двух комнатах, а также, возможно, в холле мягко горел свет ‑ поскольку люди отдыхали. Он приземлился на балкон, находившийся перед окнами ее, расположенного на втором этаже номера, и замер, становясь частью ночи. Ее спальня оказалась одной из тех комнат, где горел свет, свидетельствуя о том, что она не могла заснуть. Его темные горящие глаза через чистое стекло нашли ее ‑ нашли и заявили на нее свои права.

Она была тонкокостной, с прекрасной фигурой, тонюсенькой талией и шикарными волосами цвета воронового крыла, которые спадали по ее спине, привлекая внимания к округлым ягодицам. У него перехватило дыхание. Она была такой изящной, прекрасной, ее кожа была подобна атласу, ее глаза были невероятно большими, насыщенно синего цвета и окаймленные густыми длинными ресницами. Ни одна деталь не ускользнула от него. Белая кружевная ночная рубашка облегала ее тело, подчеркивая бедра и полную грудь, обнаженную линию горла и кремовых плеч. У нее были маленькие ступни, так же как и руки. Так много силы в таком миниатюрном теле.

Она расчесывала свои волосы, стоя около окна и смотря в него невидящим взглядом. На ее лице застыло отсутствующее выражение; около полного чувственного рта залегли морщинки. Он мог почувствовать терзающую ее боль и отчаянно желание поспать, но сон отказывался приходить. Внезапно он обнаружил, что следит за каждым движением расчески. Ее движения были такими бесхитростными, но невероятно эротичными. Его тело, заключенное в птичью форму, напряглось. Он благоговейно поднял свое лицо к небесам в благодарственной молитве. После веков без эмоционального существования сама по себе радость чувствовать была безмерной.

Каждое движение расчески поднимало ее грудь, заманчиво подчеркивая узкую грудную клетку и тонкую талию. Кружево прилипло к ее телу, открывая темный V‑ образный треугольник в месте соединения ног. Его когти глубоко погрузились в перила, оставляя на мягком дереве большие царапины. Михаил продолжал смотреть. Она была такой грациозной, соблазнительной. Он обнаружил, что, не отрываясь, смотрит на ее мягкое горло, на пульс, ритмично бившийся на шее. Его. Внезапно он очнулся, встряхнув головой.

Синие глаза. Синие. У нее были Синие глаза. Только теперь он осознал, что может видеть цвета. Яркие, насыщенные цвета… Он замер, как вкопанный. Этого не может быть… Мужчины теряют свою способность видеть что‑ либо кроме грязно‑ серого цвета примерно в то же самое время, когда и эмоции. Этого не может быть… Только Спутница Жизни может вернуть эмоции и цвета в жизнь мужчины. Карпатские женщины были светом в темноте мужчин. Его вторая половинка… Без нее монстр внутри него постепенно полностью поглотит мужчину, пока он окончательно не погрузится в темноту. Но карпатские женщины перестали рожать будущих Спутниц Жизни. Несколько оставшихся женщин, казалось, могли давать жизнь только мальчикам. Это, казалось, была безнадежная ситуация. Человеческих женщин невозможно было обратить, поскольку они впоследствии сходили с ума. Хотя попытки делались. Эта человеческая женщина не может быть его Спутницей Жизни…

Михаил смотрел, как она выключила свет и легка в постель. Он почувствовал движение в своем сознании, как будто кто‑ то что‑ то искал.

‑ Вы не спите? ‑ Рискнула спросить она.

Вначале он не хотел отвечать, поскольку ему было не по душе, что ему требуется так много. Он не мог себе позволить, чтобы все вышло из‑ под контроля, не желал рисковать. Никто не был властен над ним. И, конечно, не отпрыск какого‑ то американца ‑ маленькая женщина, у которой силы больше, чем здравого смысла.

‑ Я знаю, вы меня слышите. Я прошу прощения за свою навязчивость. Я поступила не подумав, и это больше не повториться. И к вашему сведению, не пытайтесь снова испытывать на мне свою силу.

Он был рад, что находиться в форме другого создания, поскольку не мог не улыбнуться. Она не знала, какой силой воспользовалась.

‑ Я не обижен. ‑ В своем нежном тоне он постарался передать уверенность.

Он должен был ответить, это было сильнее его. Ему хотелось услышать звук ее голоса ‑ мягкий шепот, скользящий в сознании, словно прикосновение пальцев к его коже.

Она перевернулась, и, передвинув подушку, потерла виски, словно у нее болела голова. Одна рука обвилась вокруг тонкой простыни. Михаилу захотелось дотронуться до этой руки, ощутить ее теплую, шелковистую кожу под своими пальцами.

‑ Почему вы стараетесь контролировать меня?

Это был не простой вопрос, как бы она ни пыталась это скрыть. Он почувствовал, что каким‑ то образом обидел ее, расстроил. Она беспрестанно ворочалась, словно ожидая любовника.

Сама мысль о другом мужчине рядом с ней привела его в ярость. Чувства пробудились после сотен лет. Острые, ясные, сконцентрированные.

‑ У меня такая натура ‑ все контролировать. ‑ Он был веселым и радостным, но в тоже время прекрасно сознавал, что сейчас он был более опасным, чем когда‑ либо еще.

Власть всегда надо держать под контролем. Чем меньше эмоций, тем легче ее удерживать.

‑ Не пытайтесь меня контролировать. ‑ В ее голосе прозвучало что‑ то такое, что он почувствовал намного сильнее, чем ее слова, словно она знала, что он был для нее угрозой. Чем он, в сущности, и был.

‑ Как контролировать свой характер, малышка?

Он увидел ее улыбку, и она словно заполнила в нем пустоту, словно запечатлилась в его сердце и легких, заставив кровь взреветь.

‑ С чего вы взяли, что я маленькая? Я большая, как дом.

‑ Я должен поверить в это?

Смех прозвучал в ее голосе, ее мыслях, и задержался в его крови.

‑ Я устала, поэтому примите мои извинения еще раз. Я получила наслаждение от нашей беседы.

‑ Но? ‑ Поощрил он.

‑ До свидания, ‑ закончила она.

Михаил взлетел, высоко паря над проносящимся под ним лесом. Они не прощаются. Он не допустит этого. Он не мог позволить, чтобы это произошло. От нее зависит его дальнейшее существование. Что‑ то, кто‑ то, пробудил его интерес, его желание жить. Она напомнила ему, что в мире существуют такие вещи как смех, что лучше жить, чем просто существовать.

Пролетая высоко над лесом, он впервые за много веков любовался прекрасным видом. Качающимися ветками деревьев, лунными лучами, проникающими через деревья и купающимися в серебряных водах речушек. Все было таким красивым! Он получил бесценный дар. Человеческая женщина каким‑ то образом подарила ему все это. А она была человеком. Если бы она принадлежала к его расе, он мгновенно узнал бы об этом. Может ли один ее голос сделать то же самое и для других мужчин, находящихся на грани отчаяния?

Под защитой своего дома, он двигался с давно забытой беспокойной энергией. Он думал о ее мягкой коже, представляя, чтобы почувствовал, ощутив ее под своей ладонью, под своим телом; думал, о том, какова она на вкус. Думал о массе ее шелковистых волос, скользящих по его разгоряченному телу, о ее уязвимом горле, открытом для него, возбуждающем его. Его тело неожиданно напряглось. Физическое влечение, не испытываемое им с тех пор, как он стал взрослым, принесло ему дикую, требовательную и неослабевающую боль. Шокированному эротичным направлением своих мыслей, Михаилу пришлось проявить жесткий самоконтроль. Он не мог себе позволить испытывать настоящую страсть. Он был поражен, обнаружив, что является собственником, смертельно‑ опасным в гневе и чрезмерной защите. Эту сторону своей страстной натуры он не мог разделить с человеком ‑ это было слишком опасно.

Эта женщина привыкла к свободе, она была достаточно сильной для смертной, и она будет сопротивляться его характеру на каждом шагу. Он же не был человеком. Он принадлежал к расе существ, в которых животные инстинкты закладывались задолго до рождения. Ему лучше всего держаться от нее на расстоянии и удовлетворить свое любопытство на интеллектуальном уровне.

Прежде чем спуститься в спальню, он тщательно запер все двери и окна, обезопасил свое жилище от возможного проникновения сильными чарами. Эта комната была защищена даже от самой сильной угрозы. Если он захочет прекратить свое существование, то это будет его собственный выбор. Он лег на кровать, и поскольку находился глубоко под землей, то не нуждался в исцеляющей земле и мог наслаждаться безмерным комфортом. Закрыв глаза, он замедлил свое дыхание.

Но тело Михаила отказалось ему повиноваться. Его сознание было заполнено картинами с ее участием, эротичными и дразнящими сценами. Он видел ее, лежащей на кровати ‑ ее обнаженное тело, скрывалось под белыми кружевами, а руки вытянулись, приветствуя любовника. Он тихо выругался. И вместо себя, овладевающего ею, он представил другого мужчину. Человека. И от этого его охватила ярость ‑ чистая и смертельная.

Кожа как атлас, волосы как шелк. Его рука слегка дернулась. Картина, выстроенная в его сознании, была невероятной точной и целостной. Он не упустил ни одной детали, даже такой ничтожной, как глупый цвет лака на ногтях ее ног. Своими сильными пальцами он обхватил ее небольшие лодыжки, ощущая мягкость кожи. От чего у него перехватило дыхание, и от предвкушения напряглось все тело. Его ладонь скользнула по ее голени, массажируя, соблазняя, и двинулась выше ‑ к колену, к бедру.

Михаил точно определил момент, когда она проснулась, поскольку ее тело было словно в огне. Ее смятение и страх вошли в него. Неторопливо, чтобы показать, с чем она имеет дело, его ладонь скользнула между ее бедер, поглаживая, лаская.

‑ Прекратите! ‑ Ее тело жаждало его, его прикосновения, его обладания.

Он мог слышать сумасшедший стук ее сердца, ощущать силу ее внутренней борьбы с ним.

‑ Другой мужчина дотрагивался до тебя вот так? ‑ Прошептал он в ее сознание с темной беспощадной чувственностью.

‑ Черт возьми, прекратите! ‑ Похожие на жемчужины слезы заблестели на ее ресницах, в ее сознании. ‑ Все чего я хотела, так это помочь вам. Я же извинилась.

Его рука двинулась выше, потому что этого хотелось ему, нашла тепло и шелк, крошечные завитки, охраняющие сокровище. Его рука собственнически накрыла треугольник между ее ног, проникая во влажное тепло.

‑ Ты ответишь мне, малышка. У меня еще достаточно времени, чтобы прийти к тебе и поставить на тебе свою метку, чтобы овладеть тобой, ‑ вкрадчиво предупредил он. ‑ Ответь мне.

‑ Почему вы так поступаете?

‑ Не игнорируй меня. ‑ Теперь его голос был хриплым и грубым от сдерживаемого желания. Его пальцы двинулись дальше, исследуя, находя ее самую чувствительную точку. ‑ Я исключительно мягок с тобой.

‑ Вы и сами прекрасно знаете, что ответ «нет», ‑ в расстройстве прошептала она.

Он закрыл глаза, стараясь успокоить разбушевавшегося демона, который наносил болезненные удары по его телу.

‑ Спи, малышка, сегодня ночью тебя никто не потревожит.

Он разорвал контакт между ними и обнаружил, что его тело было твердым, напряженным и вспотевшим. Было слишком поздно, чтобы останавливать монстра, живущего внутри него и рвавшегося на свободу. Голод сжигал его изнутри, пожирая всего его, в голове стучали отбойные молоточки, пламя лизало его кожу и нервные окончания. Чудовище вырвалось на свободу ‑ смертельно‑ опасное, голодное. Он был более чем мягким, поскольку именно она, хоть и непреднамеренно, освободила монстра. И он надеялся, что она действительно так сильна, как он о ней думал.

Михаил закрыл глаза, испытывая ненависть к самому себе. Еще много веков назад он понял, что в этом нет никакого смысла. И сейчас он тоже не собирался с этим бороться. Он почувствовал не просто сильное сексуальное влечение ‑ это было нечто большее. Это было что‑ то на примитивном уровне. Что‑ то глубоко внутри него взывало к чему‑ то, что находилось глубоко внутри нее. Возможно, она страстно желала его дикости, в то время как ему требовались ее смех и сострадание. Но имело ли это какое‑ либо значение? Нет, ни для одного из них не было никакого спасения.

Он еще раз мягко прикоснулся к ее сознанию, прежде чем закрыть глаза и позволить своему дыханию остановиться. Она плакала молча, а ее тело все еще испытывало желание после его мысленного прикосновения. Обида и смущение смешались в ней, добавляя головной боли. Недолго думая и без всякой причины он обнял ее своими сильными руками, поглаживая ее шелковистые волосы и окружая ее теплом и утешением.

‑ Я сожалею, что напугал тебя, малышка. Это была моя ошибка. Засыпай, ты в безопасности. ‑ Пробормотал он около ее виска, легко скользя губами по ее лбу и с нежностью поглаживая ее сознание своим.

В нем он уловил странные фрагменты, словно она использовала свои телепатические способности, чтобы разобраться в чьем‑ то больном и запутанном разуме. Словно в ее сознании были свежие открытые раны, которые нужно было исцелить. Она была слишком истощена предыдущими ментальными сражениями, чтобы бороться с ним. Он дышал вместе с ней, за нее ‑ медленно и часто, выравнивая ее сердцебиение до тех пор, пока она не расслабилась, становясь сонной и вялой. Он заставил ее уснуть, прошептав приказ, и ее ресницы медленно опустились вниз. Они уснули одновременно ‑ она в своем номере, Михаил в своей спальне.

Стук в ее дверь проник через глубокие слои сна. Рейвен Уитни обнаружила перед собой плотный туман, заставляющий ее глаза закрываться, а тело становиться вялым. Ее охватил страх. Было такое ощущение, словно она напилась. Ее пристальный взгляд остановился на небольшом будильнике, стоявшем на ночном столике. Семь часов вечера! Она проспала целый день! Она медленно опустилась на кровать, чувствуя себя так, словно прошла через зыбучие пески. И вновь раздался стук в ее дверь.

Звук эхом отдался в ее голове, простучав в висках.

‑ Что? ‑ Она постаралась, чтобы ее голос звучал спокойно, хотя сердце бешено колотилось в груди.

Она попала в беду. Ей следует быстро собираться и уезжать. Она знала, что все это было бесполезно. Не она ли была той, кто выследил четырех серийных убийц, используя ментальный след от их мыслей? А этот человек был намного более могущественным, чем она. Истина заключалась в том, что ее заинтриговало, что еще один человек обладает такими же психическими способностями, которые были и у нее. Она никогда не встречала кого‑ либо похожего на себя прежде. Ей хотелось остаться и поучиться у него, но он оказался слишком опасным в своем небрежном пользовании силой. Ей следует установить между ними дистанцию, лучше всего размером с океан, чтобы в действительности быть в безопасности.

‑ Рейвен, вы в порядке? ‑ Беспокойство прозвучало в мужском голосе.

Джейкоб. Она встретила Джейкоба и Шелли Эванс ‑ брата и сестру ‑ прошлой ночью в столовой, когда они только сошли с поезда. Они путешествовали с небольшой группой туристов в составе из восьми человек. Но она была такой уставшей, что разговор получился вялым.

Рейвен приехала в Карпатские горы, чтобы побыть одной, восстановиться после последнего сурового испытания, заключавшегося в выслеживании порочного серийного убийцы по его запутанному сознанию. Ей не нужна была компания из туристической группы, но Джейкоб и Шелли все равно разыскали ее. С какой легкостью она бы выбросила их из своих мыслей.

‑ Я в порядке, Джейкоб, просто подхватила грипп, как мне кажется, ‑ постаралась она убедить его, хотя ее самочувствию было ой как далеко до хорошего, дрожащей рукой проведя по волосам. ‑ Я просто очень устала. Ведь я приехала сюда, чтобы отдохнуть.

‑ Разве мы не собирались пообедать вместе? ‑ Вопрос прозвучал так уныло, что расстроил ее.

Она не хотела, чтобы от нее что‑ либо требовали, и последнее в чем она нуждалась, так это находиться в переполненной столовой в окружении множества людей.

‑ Сожалею, может быть в другой раз. ‑ У нее не оставалось времени на вежливость.

Как можно было сделать такую ошибку, которую она совершила прошлой ночью? Она всегда была так осторожна, избегая любых контактов, никогда не дотрагиваясь до другого человека, никогда не приближаясь.

Просто от этого незнакомца исходила такая боль, такое одиночество, что она интуитивно поняла ‑ он также обладает телепатической силой, его изоляция превосходила ее и его боль была так сильна, что он собирается покончить с жизнью. Она знала, что такое изоляция. Знала, каково быть другим. Поэтому она не удержалась, ей захотелось помочь ему, если это было в ее силах. Рейвен потерла виски в безуспешной попытке уменьшить терзающую ее головную боль. Она всегда болела после использования телепатии.

Заставив себя подняться, она медленно прошла в ванную. Ему каким‑ то образом удается контролировать ее и при этом не дотрагиваться. Это пугало. Никто не может быть настолько могущественным. Она включила душ на полную мощность, желая, чтобы непрерывный поток воды смыл с нее липкую паутину его власти.

Она приехала сюда отдохнуть, очистить свой разум от дьявольского зловония, снова ощутить себя здоровой и целостной. Она была истощена как психически, так и физически. Рейвен вздернула подбородок. Этот новый противник не запугает ее. Она вся во власти контроля и порядка. На этот раз она сможет уйти, поскольку ни одной невинной жизни не было поставлено на карту.

Она с вызовом натянула потертые джинсы и связанный крючком свитер. Как она поняла, он принадлежит к Старому Свету и не одобрит ее американскую манеру одеваться. Она быстро собрала свои вещи, беспорядочно сбрасывая одежду и косметику в свой потрепанный чемодан так быстро, как могла.

Но когда она прочитала расписание, то пришла в смятении. В ближайшие два дня не будет ни одного поезда. Она смогла бы воспользоваться своим очарованием, чтобы уговорить кого‑ нибудь увезти ее отсюда, но это означало, что ей придется находиться в замкнутом пространстве автомобиля в течение длительного времени. Но, возможно, это будет меньшим из двух зол.

Неожиданно она снова услышала мужской смех, низкий, удивленный, дразнящий.

‑ Ты пытаешься сбежать от меня, малышка.

Рейвен упала на кровать, ее сердце заколотилось. Его голос напоминал черный бархат, являясь самим по себе оружием.

‑ Не надо льстить себе, хвастун. Я ‑ туристка, значит, я путешествую. ‑ Она заставила свой разум оставаться спокойным, даже когда почувствовала ласковое прикосновение его пальцев к своему лицу.

Как он это делает? Это была легчайшая ласка, но она ощутила ее всем своим телом, вплоть до кончиков пальцев на ногах.

‑ И куда ты думаешь отправиться? ‑ Он лениво потянулся, его тело было свежим после сна, его разум был более живым от испытываемых эмоций. Он наслаждался своей перепалкой с ней.

‑ Дальше от вас и ваших странных игр. Возможно, в Венгрию. Мне всегда хотелось побывать в Будапеште.

‑ Маленькая лгунья. Ты собираешься вернуться в свои Соединенные Штаты. Ты играешь в шахматы?

Она моргнула от такого странного вопроса.

‑ Шахматы? ‑ Переспросила она.

Мужские забавы иногда могут быть очень раздражающими. Шахматы.

‑ Да. Так как, играешь?

‑ Конечно.

‑ Сыграй со мной.

‑ Сейчас? ‑ Она начала заплетать тяжелую массу своих волос в косу.

В его голосе было что‑ то пленительное, гипнотизирующее. Что‑ то, что затронуло тонкие струны ее души, но повергло в ужас ее сознание.

‑ Но сначала мне необходимо поесть, да и ты голодна. Я чувствую твою головную боль. Иди, пообедай, встретимся в одиннадцать часов.

‑ Ни за что. Я не хочу встречаться с вами.

‑ Ты боишься, ‑ прозвучало с явной насмешкой.

Она рассмеялась над ним, от чего все его тело оказалось охвачено огнем.

‑ Хоть я временами и совершаю глупые поступки, но я отнюдь не дура.

‑ Скажи мне, как тебя зовут, ‑ прозвучал приказ, и Рейвен почувствовала непреодолимое желание подчиниться ему.

Она постаралась очистить свое сознание, стерев, словно с грифельной доски. Это было больно, точно острые иглы пронзили ее голову, заставив все в животе сжаться. Он не получит силой то, что она могла бы дать ему свободно.

‑ Почему ты продолжаешь сражаться со мной, когда знаешь, что я сильнее? Ты сама себя ранишь, изнуряешь, и победа в любом случае будет за мной. Я же чувствую чем тебе приходиться расплачиваться за наше общение. И я могу добиться от тебя покорности на совершенно ином уровне.

‑ Почему вы используете силу, чтобы чего‑ то добиться от меня, хотя могли бы просто попросить?

Она почувствовала его замешательство.

‑ Сожалею, малышка. Я привык получать то, что хочу почти не прилагая усилий.

‑ Даже не тратя сил на такую простую вещь как вежливость?

‑ Иногда это более чем целесообразно.

Она смяла подушку.

‑ Вам следует поработать над своим высокомерием. Если вы обладаете властью, еще не означает, что вы должны выставлять ее напоказ.

‑ Ты забываешь, что большинство людей не могут обнаружить ментальные воздействия.

‑ Но это не оправдание, чтобы лишать человека свободы выбора. И, в любом случае, вы используете не «воздействия» ‑ вы отдаете команды и требуете полного подчинения. Это намного хуже, потому что люди превращаются в стадо овец. Ведь это ближе к правде?

‑ Ты сделала мне выговор. ‑ Только эта мысль осталась на поверхности его сознания, словно всем мужским насмешкам пришел конец.

‑ Не пытайтесь оказать на меня давление.

На этот раз в его голосе прозвучала угроза, тихая скрытая опасность.

‑ Я не буду «пытаться», малышка. Будь уверенна, я смогу добиться от тебя уступчивости. ‑ Тон его голоса был одновременно и шелковистым, и безжалостным.

‑ Вы похожи на испорченного ребенка, требуя своего. ‑ Она поднялась, прижимая подушку к своему протестующему животу. ‑ Я собираюсь спуститься вниз в столовую. У меня начинается страшная головная боль. А вам советую охладить свой пыл, опустив голову в ведро с водой. ‑ И она не солгала ‑ от попытки противостоять ему на его уровне ей стало плохо.

Она осторожно направилась к двери, опасаясь, что он может остановить ее. Она будет чувствовать себя в безопасности среди людей.

‑ Пожалуйста, малышка, скажи свое имя, ‑ спросил он с серьезной любезностью.

Несмотря ни на что, Рейвен обнаружила, что улыбается.

‑ Рейвен. Рейвен Уитни.

‑ Так что Рейвен Уитни ‑ ешь, отдыхай. Встретимся в одиннадцать за партией в шахматы.

Контакт резко оборвался. Рейвен медленно выдохнула, прекрасно понимая, что должна была бы испытывать чувство облегчения, а никак не чувство утраты. Самое настоящее обольщение звучало в его гипнотическом голосе, его мужественном смехе в течение всего их разговора. Она испытывала то же самое одиночество, что и он. Ей не хотелось думать, почему ее тело оживает от одного прикосновения его пальцев. Вспыхивает. Желает. Требует. И это только от одного прикосновения его сознания. Обольщение было чем‑ то большим, чем просто физическим, оно было чем‑ то глубоким, естественным ‑ чем‑ то, что она не могла точно объяснить. Он словно дотронулся до ее души. Его потребности. Его темнота. Его ужасное, неотступное одиночество. Она также желала всего этого. Нуждалась в ком‑ то, кто бы понял, каково это быть такой одинокой, такой испуганной, что даже дотронуться до другого существа, приблизиться слишком близко к нему не можешь. Ей нравился его голос ‑ утонченность Старого Света, глупое мужское высокомерие. Ей хотелось его знаний, его способностей.

Ее руки слегка дрожали, когда она открыла дверь, вдыхая воздух коридора. Ее тело снова принадлежало ей, двигаясь легко и плавно, подчиняясь ее желаниям. Она сбежала по ступенькам и вошла в столовую.

Занятых столиков, конечно, было намного больше чем прошлой ночью. Обычно, Рейвен по возможности сторонилась общественных мест, предпочитая избегать волнений по поводу защиты своего разума от нежелательных эмоций. Но она сделала глубокий вдох и вошла.

Джейкоб взглянул на нее с доброжелательной улыбкой и поднялся, словно ожидая, что она присоединиться к группе за их столом. Рейвен заставила себя улыбнуться в ответ, не представляя, как она выглядит в этот момент ‑ невинная, сексуальная, полностью недосягаемая. Она пересекла комнату, поприветствовала Шелли и была представлена Маргарет и Гарри Саммерсам. Соотечественникам‑ американцам. Она постаралась, чтобы лицо не выдало поднявшейся в ней тревоги, поскольку она прекрасно знала, что ее фотография была напечатана почти во всех газетах и даже показывалась по телевидению в ходе расследования дела последнего убийцы. Она не хотела быть узнанной, не хотела вновь пережить тот ужасный кошмар, испытанный ею от исследования странного и извращенного мужского сознания. Не было более отвратительной темы, чтобы обсуждать ее за ужином.

‑ Садись здесь, Рейвен, ‑ Джейкоб элегантно отодвинул для нее стул с высокой спинкой.

Осторожно, стараясь избегать физического контакта, Рейвен позволила себя усадить. Это был самый настоящий ад ‑ находиться в непосредственной близости от такого количества людей. Даже будучи ребенком, она подвергалась воздействию эмоций, излучаемых окружающими ее людьми. Она чуть не сошла с ума, прежде чем научилась защищать себя, ставя заграждающие щиты. Это работало, пока боль или разочарование не становились слишком сильными, или пока она не прикасалась к другому человеку. Или, как сейчас, когда она находилась в присутствии очень сильного и дьявольского разума.

Прямо сейчас во время беседы, струящейся вокруг нее, и среди людей, казалось хорошо проводивших время, Рейвен вдруг ощутила знакомые признаки перенапряжения. Казалось, осколки стекла впились в ее голову, а в животе все протестующее перевернулось. Она не могла съесть ни кусочка.

Михаил вдохнул ночной воздух, медленно двигаясь через небольшой городок, в поисках того, что ему было нужно. Не женщина. Он не смог бы вынести прикосновения к коже другой женщины. Он проснулся опасным в своем сильном сексуальном состоянии и был невероятно близок к обращению. Он мог потерять над собой контроль. Поэтому лучше всего, если это будет мужчина. Он с легкостью двигался среди людей, отвечая на приветствия тех, кто его знал. Он был всеми уважаем, с ним считались.

Споткнувшись позади молодого человека ‑ подходящего физически и сильного, чей запах говорил о здоровье, а в венах бурлила жизнь ‑ Михаил, после непродолжительной ничего не значащей беседы, отдал мягкий приказ, дружески обхватив его через плечо. И в глубокой тени он, склонив свою голову, хорошо удовлетворил свой голод. Он был осторожен, стараясь держать все свои эмоции под жестким контролем. Этот молодой человек ему понравился, он знал его семью. Он не мог совершить ошибку.

Первая волна ее страданий ударила по нему как раз в тот момент, когда он поднял голову. Рейвен. Он неосознанно устремился к ней, мягко дотрагиваясь своим сознанием до ее, стараясь убедить себя, что она все еще с ним. Встревоженный, он быстро закончил свое дело, освобождая молодого человека от своего влияния и внушая ему продолжение разговора, дружески смеясь и с легкостью принимая рукопожатие, поддерживая мужчину, когда у него слегка закружилась голова.

Михаил открыл свое сознание, сосредоточившись на связывающей их нити, и последовал по ней. Прошли годы с того момента, когда он пользовался этим в последний раз, и навыки почти позабылись, но он смог увидеть то, что хотел. Рейвен сидела за столом в окружение двух пар. Внешне она выглядела прекрасной, безмятежной. Но он знал, что это не так. Он смог ощутить ее замешательство, невыносимую боль, поселившуюся в ее голове, ее желание подняться и сбежать ото всех. В ее глазах ‑ цвета блестящих сапфиров ‑ сквозила боль, ее лицо побледнело. Напряжение. Он поразился, какой сильной она оказалась. И дело было не в психическом всплеске ‑ никто, кроме него, даже обладая телепатическими способностями, не смог бы определить какую боль она испытывает.

А затем, мужчина, сидящий рядом с ней, наклонился вперед, глядя прямо ей в глаза. На его лице застыло явное желание, страсть горела в его глазах.

‑ Пойдем, прогуляемся, Рейвен, ‑ предложил он, а его рука, скользнув под столом, остановилась на ее колене.

И сразу же, испытываемая Рейвен головная боль, увеличилась во много раз, почти раскалывая ее череп, и вызывая резь в глазах. Она резко выдернула свою ногу из‑ под руки Джейкоба. Его внутренние демоны подпрыгнули, взревев от ярости, и вырвались на свободу. Михаилу еще никогда не приходилось испытывать такой ненависти, как в этот момент. Она захлестнула его, подчиняя себе, становясь им. То, что кто‑ то, подобно этому человеку, мог причинить ей боль, так небрежно, даже не сознавая и не задумываясь об этом. То, что кто‑ то осмелился дотронуться до нее, когда она так уязвима и беззащитна. То, что этот человек осмелился положить свою руку на нее. Он с шумом пронесся по небу, и прохладный воздух еще сильнее раздул его ярость.

Рейвен ощутила силу его гнева. Воздух в комнате стал более напряженным, с наружи поднялся ветер, кружась с нечеловеческой жесткостью. Ветки деревьев барабанили по стенам здания, а ветер угрожающе стучал по стеклам. Несколько официантов столкнулись, с испугом всматриваясь во внезапно наступившую темную беззвездную ночь. Комната неожиданно погрузилась в неестественную тишину, как будто все одновременно задержали дыхание.

Джейкоб начал задыхаться, обеими руками хватаясь за горло, словно стараясь отодвинуть сильные пальцы, сдавливающие его. Его лицо начало краснеть, покрываясь пятнами, его глаза начали выдаваться вперед. Шелли закричала. К ним подбежал молодой официант, чтобы помочь задыхающемуся мужчине. Стоявшие поблизости люди, вытягивали шеи, стараясь рассмотреть, что происходит.

Рейвен постаралась сохранить спокойствие в своем ослабевшем теле. Окружающие ее эмоции были слишком сильны, чтобы она могла остаться невредимой.

‑ Отпусти его.

Ответом ей была тишина. Даже не смотря на помощь официанта, отчаянно применяющего к нему метод Геймлиха, Джейкоб упал на колени, его губы посинели, а глаза вылезли из орбит.

‑ Пожалуйста. Я прошу тебя, пожалуйста. Отпусти его. Ради меня.

Неожиданно Джейкоб сделал глубокий вдох, ужасно поперхнувшись, мучительно и неприятно. Его сестра и Маргарет Саммерс присели рядом с ним, в их глазах стояли слезы. Инстинктивно, Рейвен двинулась к ним.

‑ Не дотрагивайся до него! ‑ Раздалась резкая без всякого ментального воздействия команда, намного более пугающая, чем, если бы он силой добился ее согласия.

Рейвен находилась в окружении эмоций, исходящих ото всех в этой комнате. Боль и ужас Джейкоба. Страх Шелли, беспокойство хозяйки гостиницы и потрясенное состояние других американцев. Они засасывали ее, ударяли по ее и так уже хрупкому состоянию. Но именно от его всепоглощающей ярости ее голову словно пронзали сотни иголок. В ее животе все переворачивалось и сжималось, и Рейвен, почти согнувшись пополам, отчаянно искала дамскую комнату. Если хоть кто‑ нибудь ее коснется, попытавшись оказать помощь, она, вероятно, сойдет с ума.

‑ Рейвен, ‑ раздавшийся голос был теплым, чувственным, ласковым. Спокойствие в эпицентре бури. Черный бархат. Красивый. Успокаивающий.

Любопытство заставило замолчать всех находившихся в столовой людей, когда туда вошел Михаил. Он был самим высокомерием, воплощением абсолютной власти. Он был высоким, темноволосым, мускулистым, но его глаза пылали энергией, темнотой, тысячей секретов, что немедленно привлекало к нему внимание. Эти глаза могли загипнотизировать, очаровать, точно также как и его голос. Он двигался так целеустремленно, что официанты разбегались с его пути.

‑ Михаил, для нас такая честь, что вы присоединились к нам, ‑ хозяйка гостиницы аж задохнулась от удивления.

Он бросил на женщину беглый взгляд, скользнув глазами по ее пышной фигуре.

‑ Я пришел за Рейвен. Мы договорились встретиться сегодня вечером. ‑ Проговорил он мягко, но властно, и никто не рискнул вступить с ним в спор. ‑ Она вызвала меня на партию в шахматы.

Хозяйка гостиницы кивнула головой, выдавливая из себя улыбку.

‑ Наслаждайтесь.

Рейвен покачнулась, прижав руки к животу. Ее сапфировые глаза стали огромными, занимая почти все ее лицо при его приближении. Но прежде чем она успела сдвинуться с места, он оказался перед ней, протянув к ней руки.

‑ Не надо. ‑ Она закрыла свои глаза, боясь его прикосновения.

Она была почти на пределе, она не смогла бы вынести излучаемые им всепоглощающие эмоции.

Но Михаил, не колеблясь, подхватил ее на руки и прижал к своей крепкой груди. Его лицо было похоже на высеченную из гранита маску, когда он развернулся и вынес ее из комнаты. Позади них раздались пересуды и шепот.

Рейвен напряглась, ожидая обстрела всех своих чувств, но он закрыл свое сознание, и все что она чувствовала ‑ это невероятная сила его рук. Он вынес ее в ночь, двигаясь плавно и легко, словно ее вес не имел никакого значения.

‑ Дыши, малышка, это поможет, ‑ чувство удовлетворения прозвучало в его теплом голосе.

Рейвен послушалась его совета, слишком изнуренная, чтобы сражаться. Она приехала в это дикое, уединенное место, чтобы исцелиться, но вместо этого, оказалась еще более разбитой, чем прежде. Осторожно приоткрыв глаза, она посмотрела на него через свои длинные ресницы.

Его волосы были цвета темных кофейных зерен, черного эспрессо, спускающиеся по спине и связанные у основания шеи. Его лицо одновременно носило черты ангела и дьявола, силы и власти, его чувственный рот намекал на жестокость, его прикрытые глаза были похожи на черный обсидиан, покрытый ледяной коркой, чистую темную магию.

Она не могла прочитать его, не могла ощутить его эмоции или услышать его мысли. Такого с ней прежде еще не случалось.

‑ Отпустите. Я чувствую себя глупо, когда вы несете меня словно какой‑ то пират. ‑ Его длинные шаги уносили их глубоко в лес.

Ветки покачивались, шелестели кусты. Ее сердце неконтролируемо билось. Она напряглась, пытаясь оттолкнуться от его плеч, но эта борьба была бесполезной с самого начала.

Его глаза собственнически скользнули по ее лицу, но его шаг не замедлился и он ничего не ответил ей. Это было так унизительно, что он не обратил никакого внимания на ее сопротивление.

Рейвен позволила своей голове откинуться на его плечо и слабо вздохнула.

‑ Вы меня похищаете или спасаете?

Крепкие белые зубы блеснули ей в ответ ‑ улыбка хищника, мужское изумление.

‑ Возможно, и то и другое.

‑ Куда вы несете меня? ‑ Она приложила руку к своему лбу, не желая сражаться как физически, так и психически.

‑ К себе домой. У нас свидание. Я ‑ Михаил Дубрински.

Рейвен потерла виски.

‑ Сегодняшний вечер выдался не слишком хорошим для меня. Я себя чувствую… ‑ Она прервалась, уловив мелькание теней, движущихся прямо за ними. Ее сердце почти остановилось. Оглянувшись вокруг, она сделала один вдох, потом второй, третий. Ее рука вцепилась в его плечо. ‑ Отпусти меня, Дубрински.

‑ Михаил, ‑ поправил он, даже не замедляя движения. Улыбка смягчила кончики его губ. ‑ Ты увидела волков? ‑ Она ощутила безразличное пожатие его широких плеч. ‑ Успокойся, малышка, они не причинят нам вреда. Это их дом, так как и мой. Между нами достигнуто взаимопонимание и мир.

Почему‑ то она поверила ему.

‑ Ты собираешься навредить мне? ‑ Она задала вопрос мягко, желая понять.

Его темные глаза вновь скользнули по ее лицу, задумчиво, скрывая тысячи секретов, и, несомненно, собственнически.

‑ Я не из тех мужчин, которым нравиться причинять женщинам боль, как ты вообразила. Но я не сомневаюсь, что наша связь не всегда будет удобной. Тебе нравиться бросать мне вызов. ‑ Ответил он как можно честнее.

Его взгляд заставил ее чувствовать себя так, словно она принадлежала ему, словно он имеет на нее все права.

‑ Понимаешь ли, ты был не прав, причинив боль Джейкобу. Ты мог убить его.

‑ Не защищай его, малышка. Я позволил ему жить, потому что об этом попросила ты, но для меня не составит никакой проблемы завершить начатое.

Приятный. Ни один мужчина не имеет права прикасаться к женщине Михаила и ранить ее, так как сделал этот тип. Неспособность мужчины понять, какую боль он причиняет Рейвен ‑ не оправдывает его ошибки.

‑ Ты не имеешь права так считать. Джейкоб безобиден. Он просто неравнодушен ко мне, ‑ постаралась спокойно объяснить она.

‑ Не советую произносить его имя при мне. Он дотронулся до тебя, прикоснулся к тебе рукой.

Он внезапно остановился прямо посередине чащи леса ‑ такой же дикий и неприрученный, как и стая волков вокруг них. Он даже не запыхался, пройдя несколько миль, неся ее на руках. Его глаза были безжалостными, когда он взглянул на нее.

‑ Он причинил тебе сильную боль.

У нее перехватило дыхание, когда он склонил к ней свою темноволосую голову. Его рот оказался всего в нескольких дюймах от ее, так что она смогла почувствовать его теплое дыхание на своей коже.

‑ Не надо спорить со мной по этому поводу, Рейвен. Этот мужчина дотронулся до тебя, причинив тебе боль, и я не вижу причин для его дальнейшего существования.

Ее глаза осмотрели его твердые безжалостные черты.

‑ Ты ведь не серьезно, не так ли? ‑ Она не хотела ощущать тепло, распространяющееся по ее телу от его слов.

Джейкоб действительно причинил ей боль, боль такую сильную, что она почти перестала дышать, и каким‑ то образом, когда никто ничего не понял, Михаил понял все.

‑ Абсолютно серьезно. ‑ Он снова начал двигаться, шагая семимильными шагами.

Рейвен затихла, стараясь разрешить эту загадку. Она встречалась со злом, погружалась в него ‑ в отвратительное, развращенное сознание серийного убийцы. Хотя этот мужчина так спокойно говорил об убийстве, она не чувствовала в нем зла. Но она знала, что находится в опасности, серьезной опасности исходящей от Михаила Дубрински ‑ человека с неограниченной властью, высокомерного в своей силе, человека, который считал, что имеет на нее права.

‑ Михаил? ‑ Ее слабое тело начало заметно дрожать. ‑ Я хочу вернуться назад.

Темные глаза снова скользнули по ее лицу, замечая тени страха, задержавшиеся в ее пристальном синем взгляде. Ее сердце колотилось, а изящное тело дрожало в его руках.

‑ Вернуться назад, ради чего? Смерти? Изоляции? Тебя с теми людьми ничего не связывает, так как со мной. Возвращение ‑ это не решение твоих проблем. Рано или поздно ты не сможешь отвечать их требованиям. Они постепенно растащат твою душу по частям. Ты в большей безопасности под моей защитой.

Она ударила по его твердой как стена груди, обнаружив, что ее руки оказались в ловушке на его теплой коже. Он чуть сильнее сжал ее в своих руках, и удовольствие теплом распространилось в прохладе его глаз.

‑ Тебе не одолеть меня, малышка.

‑ Я хочу вернуться назад, Михаил. ‑ Она постаралась сохранить контроль над своим голосом, поскольку не была уверена, что говорит правду.

Он знал ее. Он знал, что она чувствует; цену, которую она платит за свой дар. Влечение между ними было настолько сильным, что она не могла объективно мыслить.

Впереди замаячил дом ‑ темный, пугающий, беспорядочно выстроенная каменная громадина. Ее пальцы вцепились в его рубашку. Михаил понял, что она даже не подозревает об этом нервном жесте, выдающем ее с головой.

‑ Рейвен, со мной ты в безопасности. Я не позволю никому и ничему причинить тебе вред.

Она нервно сглотнула, когда он толкнул тяжелые железные ворота и поднялся по ступеням.

‑ Прошу. ‑ Он позволил себе потереться подбородком об макушку ее шелковистых волос, ощутив, как все внутри него перевернулось. ‑ Добро пожаловать в мой дом, ‑ мягко проговорил он, обволакивая ее своими словами, словно они были отблеском камина или солнечным светом.

Очень медленно, почти неохотно, он поставил ее на ноги перед порогом.

Михаил потянулся мимо нее, чтобы открыть дверь, а затем отступил.

‑ Ты входишь в мой дом по своей воле? ‑ Официально спросил он, обжигая своими глазами ее лицо, скользя по нему, задержавшись на ее губах, чтобы затем снова вернуться к ее большим синим глазам.

Она была напугана, он мог легко прочитать это ‑ пленница неистового существа, желающая доверять ему, но не способная устоять на месте, загнанная в угол, но желающая бороться до последнего вздоха. Она нуждалась в нем почти также, как он нуждался в ней. Кончиками пальцев он дотронулась до дверного поема.

‑ Если я скажу «нет», ты вернешь меня назад в гостиницу?

Ну, почему она так хочет остаться рядом с ним, если знает, что он так опасен? Он не «давил» на нее, она была слишком одарена, и могла определить это. Он выглядел таким одиноким, таким гордым, несмотря на то, что его глаза горели голодным огнем желания. Он не ответил ей, не пытался убедить ее ‑ он просто молчаливо стоял и ждал.

Рейвен тихо вздохнула, признавая свое поражение. Она никогда не встречала человека, с которым могла просто сидеть и разговаривать, даже дотрагиваться, и не испытывать при этом наплыва мыслей и эмоций. Это само по себе являлось обольщением.

Она только подняла ногу, чтобы переступить через порог, когда Михаил схватил ее за руку.

‑ Скажи, что ты это делаешь по собственному желанию.

‑ Я делаю это по собственному желанию. ‑ Она вошла в его дом и ее ресницы резко опустились вниз.

Рейвен не заметила, как дикая радость осветила его темные, точеные черты.

Глава 2

Тяжелая дверь, качнувшись позади Рейвен, закрылась с глухим звуком обреченности. Она задрожала, нервно потирая руки. И тогда Михаил завернул ее в плащ, укутавший ее теплом и его мужским лесным запахом. Он пересек мраморный пол и открыл двери в библиотеку, где спустя несколько минут разжег огонь. После чего, он указал ей на стул, стоящий возле огня, ‑ с высокой спинкой, невероятно удобный, старинный, и, что самое невероятное, совсем не изношенный.

Рейвен с благоговением изучала комнату. Она оказалась большой: красивый пол был сделан из твердых пород деревьев, каждая частичка паркета представляла собой кусочек мозаики. Три из четырех стен были заняты книжными полками, полностью заставленными книгами, большинство которых имело кожаный переплет и многие из которых были очень старыми. Стулья были удобными, небольшой столик, стоящий между стульями, являлся предметом антиквариата и был в прекрасном состоянии. Шахматная доска была сделана из мрамора, а фигурки изысканно вырезаны.

‑ Выпей это.

Она чуть не выпрыгнула из своего тела, когда он появился рядом с ней с хрустальным стаканом в руках.

‑ Я не пью алкогольные напитки.

Он улыбнулся такой улыбкой, от которой ее сердце неимоверно забилось. А его острое обоняние уже обрабатывало эту часть информации о ней.

‑ Это не алкоголь, а настой из трав от твоей головной боли.

Тревога вновь поднялась в ней. Она, должно быть, сошла с ума, раз пришла сюда. Это было похоже на попытку отдохнуть в одной комнате с диким тигром. Он мог сделать с ней все что захочет. И никто не придет ей на помощь. Если он напоит ее… Она решительно покачала головой.

‑ Нет, спасибо.

‑ Рейвен, ‑ его голос был низким, ласковым, гипнотическим. ‑ Подчинись мне.

Она обнаружила, что ее пальцы уже сжались вокруг стакана. Она боролась с командой и ее голову пронзила такая боль, что она вскрикнула.

Михаил стоял рядом с ней, нависая над ней, его рука лежала поверх ее, обхватившей хрупкий стакан.

‑ Почему ты бросаешь мне вызов в таких обыкновенных делах?

Ее горло болело от слез.

‑ А почему ты заставляешь меня?

Его рука нашла ее горло, обвиваясь вокруг него и поднимая ее подбородок.

‑ Потому что ты испытываешь боль, а я хочу ее облегчить.

Ее глаза удивленно расширились. Неужели все так просто? Она испытывает боль, и он хочет ее облегчить? Действительно ли он такой заботливый или он испытывает радость, навязывая свою волю?

‑ Это мой выбор. Потому что свобода воли ‑ это все.

‑ Я могу видеть боль в твоих глазах, чувствовать ее в твоем теле. Я понимаю, что могу помочь тебе, и разве это не логичнее, чем позволить тебе страдать от боли, чтобы ты смогла что‑ либо доказать? ‑ Явное замешательство слышалось в его голосе. ‑ Рейвен, если бы я хотел причинить тебе вред, я не стал бы тебя спаивать. Позволь мне помочь тебе. ‑ Его большой палец скользил по ее коже, словно легкое перышко, чувственно, прослеживая пульс на ее шее, изящную линии челюсти, полноту нижней губу.

Она закрыла глаза, позволяя ему приставить стакан к своему рту, опрокидывая горьковато‑ сладкую смесь в горло. Она чувствовала себя так, словно отдала свою жизнь в его руки. Слишком уж собственническим было его прикосновение.

‑ Расслабься, малышка, ‑ мягко сказал он. ‑ Расскажи мне о себе. Как так получилось, что ты можешь слышать мои мысли? ‑ Его сильные пальцы нашли ее виски и начали поглаживать в успокаивающем ритме.

‑ Я всегда могла делать это. Когда я была маленькой, то считала само собой разумеющимся, что все могут так делать. Но это было так ужасно ‑ узнавать сокровенные мысли других людей, их секреты. Я слышала и чувствовала все каждую минуту дня. ‑ Рейвен никогда никому не рассказывала о своей жизни, о своем детстве, и тем более совершенно незнакомому человеку. Хотя Михаил не ощущался как незнакомец. Он ощущался частью ее. Пропавшей частью ее души. Поэтому казалось таким важным рассказать ему все. ‑ Мой отец считал меня каким‑ то уродцем, порождением демона, и даже моя мать немного боялась меня. Я научилась никогда не дотрагиваться до людей, не находиться в толпе. Мне больше всего нравилось находиться в одиночестве, в глухих местах. Только так я могла остаться в здравом уме.

Белые зубы блеснули над ней с хищной угрозой. Ему захотелось остаться наедине с ее отцом всего на несколько минут, чтобы показать ему, какими в действительности бывают демоны. Это заинтересовало его, несмотря на беспокойство, что ее слова смогли вызвать в нем такую ярость. Осознание того, что она так долго была одна, вынося боль и одиночество, когда в этом мире был он, бесило его. Почему он не отправился на ее поиски? Почему ее отец не любил ее и не заботился о ней, так как должен был делать?

Его руки творили волшебство, скользя по ее затылку своими сильными гипнотическими пальцами.

‑ Несколько лет назад мужчина вырезал целые семьи, даже маленьких детей. Я была с подругой из старшей школы и когда вернулась домой после работы, я нашла их всех мертвыми. Когда я вошла в дом, я смогла ощутить этого дьявола, узнать его мысли. Мне сразу стало плохо ‑ такие ужасные вещи вошли в мою голову, но я смогла выследить его и, наконец, сдать полиции.

Его пальцы двинулись вниз по всей длине ее толстой косы, находя ленту и ослабляя тяжелую массу волос, запуская пальцы в ее заплетенные пряди, все еще влажные после недавно принятого душа, и распуская их.

‑ Как часто ты это проделывала?

Она вновь переживала все это. Детали ужаса и боли, лица всех тех, кому она помогла, в то время как они наблюдали за ее работой ‑ пораженные, восторженные, и все еще не верящие в ее способности. Он видел все эти детали, деля с ней ее сознание, читая ее воспоминания, изучая ее сущность.

‑ Четыре раза. Я выследила четырех убийц. В последний раз я почти развалилась на части. Он был таким больным, таким дьявольским. Я почувствовала себя такой грязной, словно никогда не смогу выбросить его из своей головы, поэтому приехала сюда в надежде найти мир. Я решила, что больше никогда не буду делать ничего подобного.

Возвышающийся над ней Михаил на краткий миг закрыл свои глаза, стараясь успокоиться. Она могла почувствовать себя грязной. Он смог заглянуть в ее сердце и душу, увидеть все ее секреты, узнать, что она полна света и сочувствия, храбрости и мягкости. То, что она видела в юности, никогда не должно было произойти. Он подождал, пока его голос не стал спокойным и утешающим.

‑ Эти твои головные боли появляются, когда ты используешь телепатическое общение? ‑ После ее уверенного кивка он продолжил, ‑ И, несмотря на это, когда ты услышала меня ‑ незащищенного, испытывающего боль ‑ ты потянулась ко мне, зная о той цене, которую тебе придется заплатить.

Как она могла это объяснить? Он был похож на раненного животного, излучающего такую боль, что она не смогла сдержать слез, покатившихся по ее лицу. Его одиночество стало ее. Его изоляция ‑ ее. И она почувствовала его решение покончить со своей болью, со своим существованием. Она не могла допустить этого, и не важно, чего это будет ей стоить.

Михаил медленно выдохнул удивленный и пораженный ее сущностью, такой щедрой. Она колебалась, выражая словами, почему потянулась к нему, но он понял, что это было в ее натуре ‑ жертвовать. Он также знал, что зов был так силен потому, что что‑ то внутри него потянулось к ней, найдя в ней то, в чем нуждалось. Он вдохнул ее запах, вбирая его в свое тело, наслаждаясь ее видом и ароматом в своем доме, ощущая в своих руках ее шелковистые волосы, ее мягкую кожу под своими пальцами. Пламя от огня зажгло голубые искры в ее волосах. Желание наполнило его, сильное и настойчивое, и такое же мучительное, как и боль, но он радовался тому факту, что может все это испытывать.

Михаил уселся так, что между ними оказался небольшой столик, лениво и собственнически скользя глазами по ее очаровательным изгибам.

‑ Почему ты одеваешься в мужскую одежду? ‑ Спросил он.

Она рассмеялась, мягко и мелодично, а ее глаза озорно блеснули.

‑ Потому что, я знаю, что это будет раздражать тебя.

Он откинул голову назад и рассмеялся. Настоящим, щедрым и невероятным смехом. Счастье и любовь смешались в нем. Он не смог бы вспомнить, на что были похожи те эмоции, но они были сильными и понятными, как и сладкая боль в его теле.

‑ Это так необходимо раздражать меня?

В ответ она подняла одну бровь, с удивлением осознавая, что ее головная боль ушла.

‑ Но это так легко, ‑ поддразнила Рейвен.

Он наклонился ближе.

‑ Какая непочтительная женщина. Ты имеешь в виду, что это так опасно.

‑ Ммм, возможно, и это тоже. ‑ Она скользнула рукой по волосам, отбрасывая их с лица.

Это был такой безобидный жест, невероятно сексуальный, притягивающий его пристальный взгляд к ее совершенному лицу, полноте грудей и плавной линии ее горла.

‑ Ну и насколько ты хороший игрок в шахматы? ‑ Нахально бросила она вызов.

Часом позже Михаил, откинувшись в своем кресле, смотрел на ее лицо, в то время как она изучала доску. Сосредоточившись, она нахмурила брови, стараясь разгадать его неизвестную стратегию. Она чувствовала, что он завел ее в ловушку, но не смогла найти ее. Подперев подбородок рукой, она расслабилась и не торопилась. Она была терпелива, и благодаря этому уже дважды ставила его в тупик, просто потому, что он был слишком уверен в себе.

Внезапно ее глаза расширились, и ленивая улыбка скользнула по губам.

‑ А ты хитрая бестия, Михаил, не так ли? Но я думаю, что, возможно, именно твой ум поставит тебя в затруднительное положение.

Он посмотрел на нее, чуть прищурив глаза и сверкнув белыми зубами в свете камина.

‑ Разве я не упоминал, мисс Уитни, что последний, кто оказался настолько нахальным, чтобы побить меня в шахматы, был брошен в темницу и в мучениях провел там тридцать лет?

‑ Я полагаю, что тебе на тот момент было примерно около двух лет, ‑ поддразнила она, ее глаза все еще были приклеены к шахматной доске.

Он резко втянул воздух. Ему было так спокойно в ее присутствии, чувствуя полное умиротворение. Она, очевидно, верила в то, что он был простым смертным, но с невероятно сильными телепатическими способностями. Михаил лениво потянулся через доску, делая свой ход, видя, как от понимания проясняются ее глаза.

‑ Полагаю, что мы имеем шах и мат, ‑ сказал он вкрадчиво.

‑ Я должна была предполагать, что мужчина, ходящий по лесу в окружении волков, обязан быть хитрым. ‑ Она улыбнулась ему в ответ. ‑ Великолепная игра, Михаил. Я действительно получила от нее удовольствие. ‑ Рейвен вновь погрузилась в мягкость стула. ‑ Ты можешь разговаривать с животными? ‑ С любопытством спросила она.

Ему было приятно, что она находилась в его доме, нравилось, как огонь окрашивал ее волосы в синий цвет, и как тени так любовно ложились на ее лицо. Он запомнил каждый его дюйм, зная, что если закроет глаза, картина все равно останется там ‑ высокие тонкие скулы, небольшой носик и полные губы.

‑ Да, ‑ правдиво ответил он, не желая, чтобы между ними вставала ложь.

‑ Ты бы убил Джейкоба?

Ее ресницы были прекрасны и приковали к себе его внимание.

‑ Будь осторожна в своих вопросах, малышка, ‑ предупредил он.

Она подогнула под себя ноги, пристально рассматривая его.

‑ Знаешь, Михаил, ты так привык использовать свою силу, что не хочешь даже подумать ‑ правильно или нет поступаешь.

‑ Он не имел никакого права дотрагиваться до тебя. Он был причиной твоей боли.

‑ Но он не знал об этом. Ты также не имеешь права дотрагиваться до меня, но делаешь это постоянно, ‑ резонно заметила она.

Его глаза холодно блеснули.

‑ У меня есть все права. Ты принадлежишь мне. ‑ Он сказал это спокойным мягким голосом, только с намеком на предупреждение. ‑ И что более важно, Рейвен, я не причинил тебе боли.

У Рейвен перехватило дыхание. Ее язычок увлажнил губы маленьким, изящным жестом.

‑ Михаил, ‑ сомнение звучало в ее голосе, словно она подбирала слова, ‑ Я принадлежу сама себе. Я ‑ личность, а не какая‑ нибудь вещь, которой ты можешь владеть. В любом случае, я живу в Соединенных Штатах. И я вернусь туда, поскольку намереваюсь сесть на ближайший поезд до Будапешта.

Его улыбка стала как у охотника. Хищной. На краткий миг свет от огня блеснул красным, так что его глаза стали похожи на глаза волка темной ночью. Он ничего не сказал ‑ просто не мигая смотрел на нее.

Ее рука в странном защитном жесте метнулась к горлу.

‑ Уже поздно, мне пора идти, ‑ она могла слышать, как колотиться ее собственное сердце.

Что же это было такое, чего ей хотелось от него? Она этого не знала, но одно знала точно ‑ эта ночь была самой прекрасной и пугающей ночью в ее жизни, и ей хотелось увидеть его вновь. Он казался таким чрезвычайно неподвижным, грозным в своем полном безмолвии. Она ждала, затаив дыхание. Ее душил страх, заставляя мурашки бежать по ее изящному телу. Страх, который позволил бы ей уйти, страх, который заставил ее остаться. Она втянула воздух в легкие.

‑ Михаил, я не понимаю, чего ты хочешь. ‑ Она также не знала, чего хочет сама.

Затем он поднялся, сильный и грациозный. Его тень достигла ее прежде него. Его сила была невероятной, но его руки оказались нежными, когда он поставил ее на ноги. Его руки скользнули вверх по ее рукам, легко ложась на плечи, поглаживая большими пальцами бившийся на шее пульс. От его прикосновений тепло разливалось у нее в животе. Она была такой маленькой по сравнению с ним, такой хрупкой и уязвимой.

‑ Не пытайся покинуть меня, малышка. Мы нужны друг другу. ‑ Его темноволосая голова склонилась ниже, лаская своим ртом ее веки, посылая крошечные угольки скользить по ее коже. ‑ Ты заставила меня вспомнить, что значить жить, ‑ прошептал он своим гипнотизирующим голосом.

Его рот нашел уголок ее рта и словно электрический удар прошелся через ее тело.

Рейвен потянувшись прикоснулась к его потемневшей щеке, положив другую руку на его твердую мускулистую грудь в попытке сохранить между ними дистанцию.

‑ Послушай меня, Михаил. ‑ Ее голос был сухим. ‑ Мы оба знаем, что такое одиночество и изоляция. Это сверх моего понимания то, что я могу находиться рядом с тобой, физически дотрагиваться до тебя и не сгибаться под тяжестью ненужного груза. Но мы не можем так поступить.

Веселье заискрилось в темном огне его глаз, всего лишь намек на ласку. Его пальцы обхватили ее сзади за шею.

‑ О, а я думаю, что можем. ‑ Его темно‑ бархатистый голос был самим соблазном, а его улыбка невероятно чувственной.

Рейвен ощутила его силу вплоть до кончиков пальцев на ногах. Ее тело стало таким мягким, текучим, жаждущим. Она находилась так близко к нему, что почти ощущала себя его частью, окруженная им, укутанная в него.

‑ Я не собираюсь спать с кем‑ то лишь потому, что чувствую себя одинокой.

Он рассмеялся мягко, тихо и удивленно.

‑ Это то, что ты думаешь? То, что ты стала бы спать со мной, потому что одинока? ‑ Его рука снова скользнула на ее горло, поглаживая, лаская, согревая ее кровь. ‑ Вот почему ты займешься со мной любовью. Вот! ‑ И его рот прижался к ее губам.

Девственно‑ белый огонь. Голубые молнии. Земля содрогалась и перекатывалась.

Михаил прижал ее изящные формы к своему по‑ мужски высокому телу, его тело требовало, его губы властвовали, увлекая ее в мир настоящих чувств.

Все что могла делать Рейвен, так это цепляться за него ‑ безопасный якорь в шторме бушующих эмоций. Глубоко в его горле раздалось рычание ‑ животное, дикое, подобное тому, что издает возбужденный волк. Его рот передвинулся на мягкую уязвимую линию ее горла, спустившись вниз и остановившись на отчаянно бьющемся под атласной кожей пульсе.

Руки Михаила сжались вокруг нее, прижимая ее к своему телу, собственнически, уверенно, ‑ хваткой, из которой невозможно было вырваться. Рейвен словно горела в огне ‑ жаждущем, жгучем ‑ в теплом шелке его рук ее мягкое тело превратилось в жидкое тепло. Она возбужденно терлась об него, ее груди болели, а соски эротично выдавались сквозь тонкую пряжу свитера.

Его большой палец потер ее сосок через связанное крючком кружево, посылая волны тепла струиться по ее телу, от чего у нее подогнулись колени, и только неимоверная сила его рук удерживала ее от падения. Его рот снова начала двигаться, а язык, словно пламя, лизал ее кожу в том месте, где находился пульс.

А затем раскаленный добела жар охватил ее, выжигая боль, заставляя ее тело извиваться от желания, горя для него, жаждая его. Волны желания бились в ней. Его рот на ее шее создавал странную комбинацию наслаждения и боли ‑ такой сильной, что она не могла сказать, где начинается одно и заканчивается другое. Большим пальцем он откинул ее голову назад, открывая горло и так прижимаясь своим ртом к ее коже, что создавалось ощущение, будто он пожирал ее, питался ею, выпивал ее. Все горело, но, тем не менее, удовлетворяло ее собственное страстное желание.

Михаил что‑ то прошептал на своем родном языке и слегка приподнял голову, разрывая контакт. Рейвен почувствовала, как теплая жидкость потекла вниз по ее горлу к груди. Язык Михаила проследил ее путь, пройдясь по возвышенности кремовой груди. Обхватив рукой ее маленькую талию, Михаил, наконец, осознал, каким образом его тело освободилось от бушевавшей в нем ярости. Он должен был пометить ее как свою пару. Его тело требовало, желало этого.

Рейвен вцепилась в его рубашку, стараясь удержаться от падения. Он тихо выругался, неразборчиво, на смеси двух языков, взбешенный на самого себя, одновременно баюкая ее в своих надежных руках.

‑ Мне так жаль, Михаил. ‑ Рейвен была в ужасе, напуганная своей слабостью.

Комната вращалась, и так трудно было сосредоточиться. Ее шея пульсировала и горела.

Склонив свою темноволосую голову, он нежно поцеловал ее.

‑ Не надо, малышка, это я слишком быстро двигаюсь вперед. ‑ Все в его натуре, и чудовище, и многовековой мужчина, взывали к нему ‑ взять, удержать ее ‑ но ему хотелось, чтобы она пришла к нему добровольно.

‑ Я чувствую себя очень странно, у меня кружиться голова.

Должно быть, он немного потерял контроль, поскольку чудовище в нем так хотело поставить на ней свою метку, хотело ощутить ее сладостный вкус. Его тело все горело как в огне, требуя освобождения. Дисциплина и контроль помогли ему справиться с своей внутренней хищнической натурой и победили. Глубоко вздохнув, он отнес ее на стул около камина. Она была достойна ухаживания, заслуживала поближе узнать его, ощутить хотя бы привязанность к нему, если не любовь, прежде чем он привяжет ее к себе. Человек. Смертная. Это было неправильно. Это было опасно. Только усадив ее на подушки, он впервые уловил тревогу.

Он развернулся, его красивые черты потемнели и стали угрожающими. Его тело оставило свою защищающую позу, мгновенно становясь опасным и могущественным.

‑ Оставайся здесь, ‑ тихо приказал он, двигаясь так быстро, что превратился в размытое пятно.

Закрыв двери в библиотеку, и повернувшись лицом к входной двери, Михаил послал молчаливый зов своим часовым.

С наружи сначала завыл один волк, потом ответил второй, третий, и так до тех пор, пока они не начали выть все вместе. Он подождал, пока шум не утихнет, его лицо превратилось в неумолимую гранитную маску. Через лес двигалась легкая дымка, а около его дома собирались, перемешивались и сосредотачивались усики тумана.

Михаил поднял руку, и передняя дверь открылась. Туман и дымка просочились во внутрь, собираясь в одно целое, пока весь холл не стал тусклым. Медленно туманы соединились ‑ замерцали, приобретая твердость тела.

‑ Почему вы побеспокоили меня сегодня ночью? ‑ Тихо спросил он, а его темные глаза опасно блеснули.

Вперед выступил один из мужчин, чьи пальцы были крепко зажаты в руке его жены. Она выглядела бледной и уставшей, и очевидно беременной.

‑ Нам нужен твой совет, Михаил, и мы принесли тебе новости.

А внутри библиотеки Рейвен ощутила, как в нее просачивается страх, как эмоции бьются у нее голове, поглощая ее, вытесняя бурный экстаз подобно паутине. Кто‑ то словно обезумев, кричал, ощущая острую как нож боль. Она встала на дрожащие ноги, держась за спинку стула. На нее нахлынули образы. Молодая женщина с бледной, почти белой кожей и торчащий из ее груди кол, текущая рекою кровь и ее голова, отделенная от тела, что‑ то мерзкое засунуто ей в рот. Ритуальное убийство, символическое, предупреждение остальным. Серийный убийца, здесь, в таком мирном месте.

Рейвен поперхнулась, обеими руками закрывая уши, словно это могло как‑ то остановить просачивающиеся в ее сознание картины. На мгновение она перестала дышать, не хотела дышать, все чего ей хотелось ‑ чтобы все это закончилось. Она дико оглянулась, заметив справа дверь, ведущую в противоположную сторону от захвативших ее эмоций. Машинально она направилась туда, спотыкаясь на каждом шагу, дезориентированная и испытывающая головокружение. Пошатываясь, она вышла из библиотеки, желая оказаться на свежем воздухе. Избавиться от деталей смерти и ужаса, который был таким ярким в сознаниях вновь прибывших.

Их страх и гнев словно жили своей собственной жизнью. Они напоминали раненных животных, готовых в любой момент сорваться и разорвать в отместку. Ну почему люди настолько опасны? Настолько жестоки? У нее не было ответа, да ей и не хотелось его знать. Она успела сделать всего несколько шагов по длинному коридору, когда впереди замаячила чья‑ то фигура. Мужчина был чуть моложе Михаила, более изящным, с мерцающими глазами и волнистыми каштановыми волосами. Его улыбка была насмешливой и содержала угрозу, когда он направился к ней.

Невидимая сила ударила мужчину в грудь, откидывая его назад и впечатывая в стену. Михаил появился темной недоброжелательной тенью. Он возвышался над Рейвен, оберегающе заталкивая ее к себе за спину. На этот раз хриплое рычание было похоже на рев медведя, которому бросили вызов.

Рейвен смогла почувствовать ужасную ярость, испытываемую Михаилом, ярость, смешанную с печалью, эмоции были настолько сильные, что от них вибрировал окружающий его воздух. Она дотронулась до его руки, обхватив пальцами крупное запястье ‑ ничтожная попытка удержать ярость, свернувшуюся внутри него. Она почувствовала, как напряжение пробежало по его телу, словно живое.

Раздался единодушный вздох. Рейвен поняла, что оказалась в центре внимания группы людей, состоящей из одной женщины и четырех мужчин. Глаза всех были прикованы к ее пальцам, обхватившим его руку, словно она совершила какое‑ то ужасное преступление. Михаил встал так, чтобы полностью закрыть ее от их испытывающих взглядов. Он даже не сделал попытки сбросить ее руку. Даже наоборот, он встал так, что его тело, защищая, отодвинуло ее дальше к стене, почти прижав к ней, закрывая от их взглядов.

‑ Она под моей защитой. ‑ Утверждение. Вызов. Обещание быстрой, жестокой расправы.

‑ Также как и все мы, Михаил, ‑ умиротворяюще мягко сказала женщина.

Рейвен покачнулась, и только стена помогла устоять ей на ногах. Волны ярости и печали ударяли по ней до тех пор, пока ей не захотелось кричать. Она издала звук ‑ единственный едва заметный звук протеста. Но Михаил сразу же повернулся к ней, прикоснувшись к ней руками и подхватывая ее.

‑ Оградите свои мысли и эмоции, ‑ прошипел он остальным. ‑ Она очень чувствительна. Я доставлю ее до гостиницы, а когда вернусь ‑ обсудим эти тревожные новости.

Рейвен даже не представилось шанса увидеть остальных, когда он, взяв ее с собой, прошел мимо них к небольшой машине, стоящей в гараж. Она устало улыбнулась, опустив голову к нему на плечо.

‑ Ты не похож сам на себя в этой машине, Михаил. Твой взгляд на женщин настолько устарел, что в своей предыдущей жизни ты должен был быть хозяином замка.

Он бросил на нее быстрый взгляд, скользнув глазами по ее бледному лицу, задержавшись на своей метке на ее шее, видимой даже через длинную гриву ее волос. По правде говоря, он не собирался ее оставлять, но теперь она была там ‑ клеймо его собственности.

‑ Сегодня ночью я помогу тебе уснуть. ‑ Проинформировал он ее.

‑ Кто были те люди? ‑ Она спросила лишь потому, что знала ‑ он не хочет, чтобы она спрашивала.

Она так устала, все еще испытывая головокружение. Потерев голову, она пожелала хоть раз в своей жизни побыть нормальной. Он, должно быть, подумал, что она относится к тому типу женщин, которым нравиться падать в обморок.

На мгновение наступила тишина. Тяжело вздохнув, он ответил.

‑ Моя семья.

Она поняла, что он сказал правду, хотя и не хотел.

‑ Почему кому‑ то нравиться совершать такие ужасные вещи? ‑ Она повернулась к нему лицом. ‑ Они ожидают, что ты выследишь и остановишь этого убийцу? ‑ В ее голосе звучала неприкрытая боль ‑ боль за него. Беспокойство. Его печаль была такой острой, гранича с виной и жаждой мести.

Он обдумал ее вопрос. Она знала уже тогда, знала, что один из его людей был убит. Возможно, она уловила детали в чьей‑ то голове. Беспокойство и боль были за него. Никакого осуждения. Простое беспокойство. Михаил почувствовал, как напряжение покидает его тело, ощутил свернувшееся в животе тепло.

‑ Я постараюсь держать тебя как можно дальше от этой грязи, малышка.

Никто не беспокоился о нем, о состоянии его рассудка или здоровья. Никто не думал, что чувствует он. Что‑ то глубоко внутри него, казалось, смягчилось и растаяло. Она свернулась внутри него, глубоко, где‑ то там, где он нуждался в ней.

‑ Возможно, нам не следует встречаться в течение нескольких дней. Я еще никогда так не уставала за всю свою жизнь. ‑ Она постаралась дать ему возможно любезно уйти. Рейвен опустила взгляд на свои руки. Она также хотела дать и себе возможность уйти. Она никогда не чувствовала себя настолько близкой к кому‑ то, такой спокойной, словно знала его всегда, несмотря на свою боязнь того, что он смог взять над ней вверх. ‑ И я не думаю, что твоя семья была так уж рада видеть рядом с тобой американку. Мы слишком… взрывоопасны, когда вместе, ‑ с сожалением закончила она.

‑ Не пытайся покинуть меня, Рейвен. ‑ Машина остановилась перед гостиницей. ‑ Я всегда удерживаю то, что принадлежит мне, и не заблуждайся ‑ ты моя. ‑ Это было одновременно и предупреждением и просьбой.

У него не было времени на нежные слова. Он хотел сказать их ‑ Господь знает, как она заслуживает их, ‑ но его ждали другие, и эта ответственность лежала на его плечах тяжким грузом.

Она подняла руку, слегка прикоснувшись к его челюсти.

‑ Ты так привык, что все происходит так, как хочешь ты. ‑ В ее голосе слышалась улыбка. ‑ Я смогу уснуть совершенно самостоятельно, Михаил. Я делаю это уже в течение многих лет.

‑ Тебе нужен спокойный, полноценный, глубокий сон. Возможно то, что ты сегодня увидела, явится тебе во сне, если я не помогу тебе уснуть. ‑ Его большой палец погладил ее нижнюю губу. ‑ Если хочешь, я могу стереть эти воспоминания.

Рейвен могла видеть, как ему хочется сделать это, надеясь, что так для нее будет лучшее. Она могла видеть, как ему трудно было попросить, чтобы решение приняла она.

‑ Спасибо, Михаил, но нет, ‑ сдержанно сказала она. ‑ Я думаю, что сохраню все свои воспоминания, как плохие, так и хорошие. ‑ Она поцеловала его в подбородок и скользнула по сидению к двери. ‑ Ты знаешь, я не фарфоровая куколка. Я не разобьюсь лишь потому, что видела что‑ то, что не должна была видеть. Я и до этого выслеживала серийных убийц. ‑ Она улыбнулась ему, хотя ее глаза оставались печальными.

Он обхватил ее запястье мертвой хваткой.

‑ И это почти убило тебя. Не в этот раз.

Она опустила ресницы, скрывая выражение своих глаз.

‑ Это не твое решение. ‑ Если бы остальные убедили его использовать свои способности для поиска безумных злобных убийц она бы не оставила его одного. Как бы она смогла?

‑ Ты не боишься меня, так как следовало бы, ‑ проворчал он.

Она одарила его еще одной улыбкой, дернув запястьем, напоминая ему отпустить ее.

‑ Я надеюсь, ты понимаешь, что все то ценное, что произошло между нами, превратиться в ничто, если ты заставишь меня подчиниться твоей воле во всем.

Он удерживал ее в плену не дольше удара сердца, его темные, опасные глаза собственнически скользнули по ее нежному лицу. Она была столь упряма. Она боялась, но, противостоя, смотрела ему прямо в глаза. От этого ей становилось плохо, выслеживание зла подталкивало ее к краю безумия, но она делал это вновь и вновь. Он все еще был тенью в ее сознании. Он прочитал ее решимость помочь ему, ее страх перед ним и его невероятной силой, но она не оставит его одного перед лицом этого ужасного убийцы. Ему захотелось держать ее рядом с собой в безопасности своего жилища. Почти уважительно, Михаил прошелся кончиками пальцев вниз по ее щеке.

‑ Иди, пока я не передумал, ‑ приказал он, неожиданно отпуская ее.

Рейвен удалялась от него медленно, стараясь преодолеть головокружение, которое снова охватило ее. Она делала все возможное, чтобы идти прямо, не желая, чтобы он знал, что она чувствует себя так, словно ее тело налито свинцом, что каждое движение дается ей с трудом. Она шла, держа голову прямо и сохраняя свое сознание нарочно чистым.

Михаил наблюдал, как она вошла в гостиницу. Он видел, как она подняла руку к голове и потерла виски и заднюю часть шеи. У нее все еще кружилась голова после того, как он взял у нее кровь. Это было эгоистично, не достойно его, но он не смог сдержаться. И теперь за это расплачивалась она. Ее голова болела после наплыва эмоций. Включая его. Всем его людям следовало бы более тщательно защищать свои сознания.

Михаил вышел из машины и направился в тень, его вырвавшиеся наружу чувства сообщили ему, что он был один. Он принял облик тумана. В этой форме он был невидим, и легко мог просочиться под ее незащищенное окно. Он наблюдал, как она опустилась на постель. Ее лицо было бледным, а глаза ‑ испуганными. Отбросив свои роскошные волосы назад, она дотронулась до его метки. Точно она болела. У нее заняло несколько минут, чтобы сбросить туфли, словно это задание было ей не по силам.

Михаил подождал, пока она полностью одетая не легла на кровать лицом вниз.

‑ Усни. ‑ Он отдал ей сильный приказ, ожидая ее повиновения.

‑ Михаил. ‑ Его имя эхом отдалось у него в голове ‑ мягкое, сонное, с некоторой долей веселья. ‑ Так или иначе, я знала, что ты поступишь по‑ своему. ‑ Она не сопротивлялась ему, но и не совсем охотно уступила, ее рот изогнулся в улыбке.

Михаил раздел ее, уложив стройное тело под покрывала. Он обезопасил дверь ‑ сильнейшее заклинание гарантировало защиту даже от самых сильных из его людей, не говоря уже о жалких смертных ассасинах. Он обезопасил окна и поставил те же самые охранные заклинания везде, где можно было проникнуть в комнату. Очень мягко он скользнул своими губами по ее лбу, а затем коснулся своей метки у нее на шее, прежде чем покинуть ее.

Когда он вошел в свой дом, все сразу же замерли. Селесте неуверенно улыбнулась, в защитном жесте положив руку к себе на живот, где покоился ребенок.

‑ Она в порядке, Михаил?

Он резко кивнул, очень благодарный за ее участие. Никто не задал ему ни одного вопроса, хотя его поведение было совсем не характерным для него. Он сразу же перешел к делу.

‑ Как ассасинам удалось застать Ноэль без защиты?

Остальные переглянулись. Михаил вдалбливал им ‑ никогда не забывать даже о малейшей детали, способной обеспечить им защиту, но спустя годы, так легко все забыть, ошибиться.

‑ Ноэль родила всего два месяца назад. Она так уставала все это время. ‑ Селесте попыталась извиниться за промах.

‑ А Рэнд? Где был он? Почему он оставил свою изможденную жену без защиты, пока она спала? ‑ Михаил спросил угрожающе тихо.

Байрон, мужчина, побывавший в такой ситуации ранее, беспокойно дернулся.

‑ Ты же знаешь, какой Рэнд. Всегда возле женщин. Он отдал ребенка Селестеи отправился на охоту.

‑ И забыл обеспечить Ноэль надлежащей защитой. ‑ Отвращение Михаила было слишком заметно. ‑ Где он?

Спутник Жизни Селесте, Эрик, ответил жестко.

‑ Он сошел с ума, Михаил. Потребовались все наши усилия, чтобы усмирить его, и теперь он спит. Ребенок вместе с ним глубоко под землей. Исцеление принесет пользу им обоим.

‑ Мы не могли себе позволить потерять Ноэль. ‑ Михаил отодвинул свое горе в сторону, сейчас ему не время. ‑ Эрик, ты сможешь держать Рэнда под контролем?

‑ Я думаю, тебе следует поговорить с ним, ‑ честно ответил Эрик. ‑ Вина сведет его с ума. Он почти обернулся на наших глазах.

‑ Влад, где Элеонора? Она в зоне риска, поскольку ждет ребенка. Мы должны защитить ее так же, как и Селесте, ‑ сказал Михаил. ‑ Мы не можем себе позволить потерять наших женщин, и тем более их детей.

‑ Ей со дня на день рожать и я волнуюсь по поводу ее путешествия. ‑ Влад тяжело вздохнул. ‑ На данный момент она в безопасности и прекрасно защищена, но, как мне кажется, эта война начинается вновь.

Михаил постучал пальцем по маленькому столику, стоявшему рядом с шахматной доской.

‑ Возможно причина в том, что впервые за десять лет три из наших женщина рожают детей. У нас мало детей и они рождаются все реже. И если ассасины каким‑ то образом узнают о состоянии наших женщин, они будут бояться, считая, что наша численность увеличивается, и мы становимся сильнее.

Михаил бросил быстрый взгляд на наиболее сильных мужчин.

‑ Жак, у тебя нет Спутницы Жизни, чтобы обременять тебя. ‑ В его голосе прозвучал всего лишь легкий намек на любовь, привязанность, которую он никогда не чувствовал или не показывал прежде, и возможно никто даже не догадывался, что Жак был его братом. ‑ Так же как и Байрон. Вы двое должны кое‑ что пообещать остальным. Ложиться раньше, питаться под сильнейшем прикрытием, спать глубоко под землей и всегда использовать самые сильные меры безопасности. Мы должны следить за нашими женщинами и держать их в безопасном месте, особенно тех, у кого есть дети. Не привлекайте к себе внимания ни при каких обстоятельствах.

‑ Как долго, Михаил? ‑ Глаза Селесте были затуманены, а на лице виднелись следы слез. ‑ Как долго мы будет так жить?

‑ Пока я не найду и не призову к справедливости ассасинов. ‑ В его голосе прозвучали нотки жестокости и беспощадности. ‑ Вы все стали мягкими, так много общаясь с людьми. Вы забываете способности, которые могут спасти ваши жизни, ‑ резко выговаривал он им. ‑ Моя женщина ‑ смертная, но даже она узнала о вашем присутствии прежде, чем вы узнали об ее. Она почувствовала ваши незащищенные эмоции, узнала об ассасинах из ваших мыслей. Вам нет никакого оправдания.

‑ Но, как это возможно? ‑ Осмелился спросить Эрик. ‑ Ни один смертный не может быть таким сильным.

‑ Она телепат и очень сильный. Она будет часто бывать здесь, и она находится под такой же защитой, как и все наши женщины.

Остальные обменялись растерянными и смущенными взглядами. В соответствие с легендой только самые сильные члены их общества могут обращать смертных. Это не так просто сделать, риск слишком велик. Несколько веков назад такие попытки делались, когда ряды их женщин начали уменьшаться, и у мужчин не осталось надежды. Но больше никто не пытался. Большинство из них верило в то, что миф специально выдумали, чтобы удержать мужчин от потери своих душ. Михаил был недоступным, неумолимым, его решения никогда не оспаривались в течение веков. Он улаживал споры и защищал их. Он охотился на мужчин, которые предпочли превратиться в вампиров ‑ существ одинаково опасных как для смертных, так и для бессмертных.

А теперь это. Смертная женщина! Они были поражены и не смогли скрыть этого. Они были обязаны защищать ее ценой собственной жизни, как и своих собственных женщин. Если Михаил сказал, что она под его защитой, то он именно это и имел ввиду. Он никогда не говорил того, чего не хотел сказать. И если она пострадает, то расплатой будет смерть. Михаил был свирепым, безжалостным и жестоким врагом.

Михаил чувствовал всю тяжесть своей ответственности за смерть Ноэль. Он знал о слабости Рэнда к женщинам. Он возражал против их союза, но не запретил его, хотя должен был. Рэнд не был истинным Спутником Жизни Ноэль, взаимопонимание между которыми никогда не позволит мужчине изменять своей жене. Ноэль, его прекрасная сестра, такая молодая и полная жизни, теперь потеряна для них навсегда. Она поступила своевольно, возжелав Рэнда, просто потому, что он был таким красивым, а не потому, что ее душа взвывала к нему. Они лгали, но он знал об этом. В конце концов, это его вина в том, что Рэнд продолжал искать эмоции с другими женщинами, а Ноэль превратилась в ожесточенную и опасную женщину. Она, должно быть, умерла мгновенно, иначе Михаил почувствовал бы это, даже в глубоком сне. Рэнду больше не доверят заботу ни об одной из их женщин.

Михаил думал, что со временем каждый из них нашел бы своего истинного Спутника Жизни, но Ноэль становилась все раздраженнее, а Рэнд погряз в своем распутничестве. Для Рэнда не представлялось возможным ощутить что‑ либо с женщинами, которых он укладывал в постель, но он продолжал так поступать, как будто наказывая Ноэль за то, что она удерживает его.

Михаил на краткий миг закрыл глаза, позволяя реалии бессмысленной смерти Ноэль охватить его. Потеря была такой невыносимой, его горе, дикое и сильное, смешалось с холодной яростью и смертельной решимостью. Он склонил голову и три кроваво‑ красные слезы скатились по его щеке. Его сестра, самая молодая из всех женщин. Это была его вина.

Михаил почувствовал какое‑ то движение в своем сознании, теплое, утешающее, словно чьи‑ то руки обняли его.

‑ Михаил? Я тебе нужна? ‑ Голос Рейвен был сонным, сиплым и обеспокоенным.

Он был поражен. Его приказ был очень сильным, намного сильнее того, что он обычно использовал на людях, но даже теперь его скорбь проникла сквозь ее сон. Он оглянулся вокруг, посмотрел на лица своих гостей. Ни один из них не обратил внимания на ментальный контакт. Это означало, что даже в сонном состоянии, в каком она была, Рейвен способна сосредоточиться и обратиться прямо к нему без каких‑ либо потерь. Это был навык, который не многие из его людей потрудились достигнуть, настолько самоуверенными они были, считая, что люди не смогут настроиться на них.

‑ Михаил? ‑ на этот раз голос Рейвен был сильнее, встревоженным. ‑ Я приду к тебе.

‑ Спи, малышка. Я в порядке, ‑ заверил ее он, подкрепив свой приказ интонацией голоса.

‑ Всего хорошего, Михаил, ‑ мягко прошептала она, уступая его силе.

И Михаил обратил свое внимание на тех, кто ожидал его распоряжений.

‑ Пришлите Рэнда ко мне завтра. Ребенок не может оставаться с ним. Дейдре потеряла очередного ребенка пару десятилетий назад, и она все еще оплакивает свои многочисленные потери. Отдайте ребенка ей. Тьенн будет охранять их очень тщательно. Ни один из вас не должен использовать ментальную связь, пока мы не узнаем, обладает ли хоть один из наших врагов такими же способностями, как и моя женщина.

Их лица выражали полнейший шок. Ни один из них не думал, что человек может владеть такой силой и дисциплиной.

‑ Михаил, ты уверен, что эта женщина не одна из них? Она может оказаться угрозой для нас. ‑ Эрик отважился осторожно высказать предположение, несмотря на пальцы Селесте, предостерегающе вцепившиеся в его руку.

Темные глаза Михаила слегка сузились.

‑ Ты считаешь, что я обленился и разжирел от своей власти? Ты так плохо обо мне думаешь, считая, что побывав в ее сознании, я не смог бы обнаружить для нас угрозу? Я предупреждаю тебя, что с радостью уйду с поста вашего лидера, но я не желаю снимать с нее свою защиту. Если кто‑ либо из вас захочет причинить ей вред, пусть знает, что ему придется иметь дело со мной. Вы желаете, чтобы я передал место лидера кому‑ нибудь другому? Я устал от своих обязанностей и ответственности.

‑ Михаил! ‑ Голос Байрона был полон протеста.

Другие тоже высказали быстрые тревожные возражения, напоминая напуганных детей. Только один Жак, который стоял молча, лениво подперев бедром стену, наградил Михаила насмешливой полуулыбкой с тайным смыслом. Михаил не обратил на нее никакого внимания.

‑ Солнце почти взошло. Вам всем пора уйти под землю. По‑ возможности используйте любое средство защиты. Когда проснетесь, проверьте окрестности своего жилища, почувствуйте нарушителей. Не пропускайте даже мельчайшего происшествия. Мы должны держаться в тесной связи и следить друг за другом.

‑ Михаил, первый год такой трудный, что многие наши дети не выживают. ‑ Пальцы Селесте нервно сжались в руке ее мужа. ‑ Я не уверена, что Дейдре сможет перенести еще одну потерю.

Улыбка Михаила была нежной.

‑ Она будет защищать ребенка как никто другой, а Тьенн будет в два раза более внимательным, чем остальные. Он пытался уговорить Дейдре забеременеть, но она отказалась. По крайней мере, ее руки не будут пустыми.

‑ И она все еще тоскует по тому ребенку, ‑ сердито сказала Селесте.

‑ Если наша раса хочет выжить, у нас должны рождаться дети. Как бы мне не хотелось поспособствовать этому, но только вы женщины можете сотворить такое чудо.

‑ Сердце надрывается, когда теряешь так много, ‑ указала Селесте.

‑ У всех нас, Селесте. ‑ Завершил он разговор и никто не рискнул оспорить или задать вопрос.

Его авторитет был абсолютным, его ярость и печаль не имели границ. Не только Рэнд не смог защитить Ноэль, молодую, красивую, жизнерадостную женщину, но ее жизнь была потеряна еще из‑ за тех садистских игр, в которые Рэнд и Ноэль играли вместе. Он знал, что также нес ответственность за судьбу Ноэль, как и Рэнд. Его ненависть была одинаково направлена как по отношению к Рэнду, так и к себе.

Глава 3

Рейвен просыпалась медленно, продираясь сквозь слои плотного тумана. Почему‑ то она знала, что ей не полагалось просыпаться, но, тем не менее, она была просто обязана сделать это. Она с трудом раскрыла глаза и, повернув голову, посмотрела в окно. Солнечный свет лился сквозь него в комнату. Она заставила себя принять сидячее положение и обнаружила, что под соскользнувшими покрывалами была абсолютно голой.

‑ Михаил, ‑ громко прошипела она, ‑ ты берешь на себя слишком много прав. ‑ Она автоматически потянулась к нему, словно не могла отказать себе в этой потребности.

Почувствовав, что он спит, она удалилась. Хватило одного прикосновения. Он был в безопасности.

Рейвен чувствовала себя по‑ другому, даже счастливой. Она могла говорить с кем‑ то, дотрагиваться до кого‑ то, и не имело значения, что это напоминало верховую прогулку на голодном тигре. Свобода расслабиться в чьем‑ либо присутствии была настоящей радостью. Михаил обладал большой ответственностью. Она не знала, кем он был ‑ знала лишь то, что он был кем‑ то очень важным. Очевидно, он вполне уверенно чувствовал себя со своими способностями, в отличие от Рейвен, которая все еще ощущала себя каким‑ то чудом природы. Больше всего на свете ей хотелось быть похожей на него: уверенной, не заботиться о том, что думают другие.

О жизни в Румынии она знала очень мало. Население в сельской местности было бедным и суеверным. Но, несмотря на это, люди были дружелюбными и настоящими мастерами художественного промысла. Михаил был другим. Она слышала о Карпатцах ‑ не цыганах ‑ о людях, которые были прекрасно образованными, имели деньги, и жили высоко в горах или в лесах, в зависимости от выбора. Был ли Михаил их лидером? Может быть, именно поэтому он был таким высокомерным и замкнутым?

Душ оказал благотворное воздействие на ее тело, сняв вялость и остатки сна. Она оделась очень тщательно ‑ джинсы, водолазка и свитер. Даже на солнце в горах было холодно, а она намеревалась заняться исследованиями. На краткий миг у нее на шее возникли пульсация и жжение. Она отодвинула верхнюю часть одежды, чтобы осмотреть рану. Метка была странной, похожей на подростковый любовный укус, но более сильный.

Она покраснела от воспоминаний, как он поставил его там. Был ли этот мужчина еще и сексуальным, в добавление ко всему прочему? Она могла столькому научиться у него! Кроме того, она заметила, что он способен постоянно ограждать себя от непрерывного воздействия эмоций. Это было бы таким чудом ‑ возможность просто сидеть в середине переполненной комнаты и не чувствовать ничего, кроме собственных эмоций.

Рейвен надела свои походные ботинки. Убийство в этом месте! Настоящее святотатство. Сельские жители должно быть очень напуганы. Когда она проходила через дверной проем, то ощутила странное колебание воздуха. Было такое ощущение, словно она прошла через невидимый барьер. Снова дело рук Михаила? Постарался запереть ее? Нет. Если бы он оказался способен на это, то преграда ее просто бы остановила. Это больше похоже на то, что он хотел защитить ее, не позволив войти другим. Разрываемый гневом и печалью от этого бессмысленного отвратительного убийства, Михаил тем не менее помог ей заснуть. Мысль о нем, потратившим время, чтобы защитить и помочь ей, заставила ее почувствовать себя обожаемой.

Было три пополудни ‑ поздно для ланча, но слишком рано для обеда ‑ а Рейвен была голодна. На кухне хозяйка гостиницы любезно наполнила ей корзинку для пикника. И ни разу женщина не упомянула про убийство. Наоборот, она казалось, совсем забыла о таких новостях. Рейвен обнаружила, что и ей не хочется начинать разговор на эту тему. Это было странно, хозяйка гостиницы была так дружелюбна и обаятельна ‑ она как раз говорила о Михаиле, давнем друге человека, о котором она отзывалась очень благосклонно ‑ и Рейвен не смогла заставить себя сказать хоть слово насчет убийства, и что это означало для Михаила.

Снаружи, надев на плечи рюкзак, она нигде не смогла почувствовать ужас от убийства. Никто ни в гостинице, ни на улице не выглядел расстроенным. Она не могла ошибиться, картины были такими сильными, горе таким диким и очень реальным. Да и сами по себе картины убийства были очень точными, никакое воображение не смогло бы сотворить такого.

‑ Мисс Уитни! Вы мисс Уитни, не так ли? ‑ Женский голос окликнул ее на расстоянии в несколько футов.

Маргарет Саммерс торопливо шагала по направлению к ней, на ее лице застыло тревожное выражение. Она была хрупкой женщиной около шестидесяти лет с седыми волосами и отличительной манерой практично одеваться.

‑ Моя дорогая, сегодня утром вы такая бледная. Мы все так боялись за вашу безопасность. В том, как вас унес тот молодой человек, было нечто пугающее.

Рейвен мягко рассмеялась.

‑ Он и сам выглядит довольно пугающе, не так ли? Он мой старый друг и иногда слишком беспокоится насчет моего здоровья. Поверьте мне, миссис Саммерс, он очень тщательно за мной присматривает. Он действительно всеми уважаемый бизнесмен, спросите любого в деревне.

‑ Вы больны, дорогая? ‑ Заботливо спросила Маргарет, придвигаясь ближе, так что Рейвен ощутила угрозу.

‑ Выздоравливаю, ‑ твердо сказала Рейвен, надеясь, что это правда.

‑ А я уже видела вас до этого! ‑ Восторженно воскликнула Маргарет. ‑ Вы та самая необычная девушка, которая помогла полиции поймать того дьявольского убийцу в Сан‑ Диего месяц или чуть больше назад. А что вы делаете в этих местах?

Рейвен потерла лоб основанием ладони.

‑ Этот вид работы очень изматывает, миссис Саммерс. Мне иногда бывает очень плохо. Это была долгая слежка, и мне нужно было уехать куда‑ нибудь подальше. Мне захотелось отправиться куда‑ нибудь, где уединенно и красиво, куда‑ нибудь, где все пропитано духом истории. Куда‑ нибудь, где люди не будут меня узнавать и указывать на меня, как на какое‑ то чудо природы. Карпатские горы очень красивы. Я могу заниматься скалолазанием, а могу просто сидеть, и позволять ветру уносить прочь все воспоминания об этом больном разуме из моей головы.

‑ О, моя дорогая, ‑ Маргарет с сочувствием протянула руку.

Рейвен быстро отступила в сторону.

‑ Сожалею, но я боюсь прикасаться к людям после того, как выследила того психически нездорового человека. Пожалуйста, постарайтесь понять.

Маргарет кивнула.

‑ Конечно, хотя, как я заметила, ваш молодой человек ни о чем не думал, прикасаясь к вам.

Рейвен улыбнулась.

‑ Он властный и имеет склонность к драматическим эффектам, но он действительно относится ко мне хорошо. Мы знаем друг друга некоторое время. Видите ли, Михаил практически не путешествует. ‑ Ложь, казалось, с такой легкостью соскальзывала с ее языка, что она ненавидела себя в этот момент. ‑ Мне не хотелось бы, чтобы кто‑ нибудь узнал обо мне, миссис Саммерс. Я ненавижу широкую известность, а прямо сейчас я нуждаюсь в уединении. Пожалуйста, не говорите никому, кто я.

‑ Конечно, никому не скажу, дорогая, но не кажется ли вам, что небезопасно уходить одной? В этих местах часто бродят дикие звери.

‑ В этой моей маленькой вылазке меня будет сопровождать Михаил, и я совершенно не собираюсь блуждать по лесу ночью.

‑ О‑ о, ‑ Маргарет выглядела успокоившейся. ‑ Михаил Дубрински? О нем говорят все.

‑ Я же говорила вам, что он сверхзаботливый. В действительности, ему нравится, как готовит хозяйка гостиницы, ‑ улыбнувшись, по секрету призналась она, держа корзину для пикника. ‑ Я лучше пойду, а то опоздаю.

Маргарет отошла в сторону.

‑ Будьте осторожны, дорогая.

Рейвен дружески помахала рукой и не спеша пошла по тропинке, ведущей через деревья вверх к пешеходной тропе в горы. Почему она была вынуждена солгать? Ей нравилось уединение, и она никогда не чувствовала в себе желания оправдываться перед кем‑ либо. Но по какой‑ то причине, она не хотела обсуждать жизнь Михаила с кем‑ либо, и меньше всего с Маргарет Саммерс. Эта женщина, казалось, очень интересовалась им. И дело было вовсе не в ее словах, это было в ее глазах и голосе. Она чувствовала, как Маргарет Саммерс с любопытством смотрит ей вслед, пока тропинка резко не повернула и она не скрылась за деревьями.

Рейвен печально тряхнула головой. Она становится похожей на затворницу, не желая приближаться к кому‑ либо, даже к милой старой женщине, беспокоящейся об ее безопасности.

‑ Рейвен! Подождите!

Она закрыла глаза, возражая против еще одного вторжения. Но к тому моменту, когда Джейкоб поравнялся с ней, она смогла изобразить на своем лице улыбку.

‑ Джейкоб, я рада, что вы оправились после вчерашнего приступа удушья. Как хорошо, что официант был знаком с методом Геймлиха.

Джейкоб бросил на нее сердитый взгляд.

‑ Я не подавился куском мяса, ‑ защищаясь, сказал он, словно она обвинила его в отсутствии приличных манер. ‑ И хотя все думают точно также, этого не было.

‑ Действительно? Но то, как официант схватил вас… ‑ ее голос сошел на «нет».

‑ Прекрасно, но вас уже не было рядом, чтобы узнать, ‑ недовольно обвинил он, его брови сошлись воедино. ‑ Вы просто позволили этому… этому Неандертальцу унести себя.

‑ Джейкоб, ‑ мягко сказала она, ‑ вы не знаете меня, вы ничего не знаете ни обо мне, ни о моей жизни. Вполне возможно, что этот мужчина мог быть моим мужем. Прошлой ночью мне было очень плохо. Сожалею, но я не могла остаться, тем более, увидев, что с вами все в порядке, и я не думала, что будет прилично, когда тебя стошнит прямо посреди столовой.

‑ Откуда вы знаете этого мужчину? ‑ Ревниво потребовал Джейкоб. ‑ По рассказам местных жителей, он самый могущественный человек в этом районе. Он богат и владеет всеми правами на нефть. Несомненно, он бизнесмен и очень влиятельный. Как вы умудрились встретиться с таким мужчиной?

Он придвинулся к ней поближе, и Рейвен внезапно поняла, что они были одни и находились в довольно уединенном месте. У него был избалованный и наглый взгляд, портящий его по‑ детски симпатичную внешность. Она также почувствовала что‑ то еще ‑ какое‑ то больное возбуждение в его виноватых мыслях. Она поняла, что занимала немалую часть в его извращенных фантазиях. Джейкоб был из тех богатых мальчиков, которые думают, что могут владеть любой игрушкой, какой захотят.

Рейвен почувствовала движение в своем сознании.

‑ Рейвен? Ты беспокоишься за свою безопасность. ‑ Голос Михаила был вялым, продираясь сквозь слои сна на поверхность.

Вот теперь она встревожилась. Михаил встал вопросительным знаком в ее сознании. Она не знала, что он может сделать, понимая лишь одно ‑ он чувствовал необходимость защищать ее. Ради себя, ради Михаила, ради Джейкоба ей следует заставить последнего понять, что она не хочет иметь с ним ничего общего.

‑ Я справлюсь с этим, ‑ ответила она ему с твердой уверенностью.

‑ Джейкоб, ‑ терпение звучало в ее голосе. ‑ Думаю, тебе следует уйти, возвращайся в гостиницу. Я не из тех женщин, которых можно запугать таким отношением. Это называется преследованием, и я без всяких угрызений совести напишу жалобу в местной полиции, или как она там называется. ‑ Она задержала дыхания, чувствуя ожидание Михаила.

‑ Прекрасно, Рейвен, продавай себя тому, кто предложит наивысшую цену! Попытайся найти себе богатого мужа! Он попользуется тобой и выбросит, потому что именно так поступают все мужчины, подобные Дубрински! ‑ Закричал Джейкоб.

Выплюнув еще несколько грубых слов, он пошагал прочь.

Рейвен медленно выдохнула, слава Богу.

‑ Видишь, ‑ заставила она себя мысленно рассмеяться . ‑ Я, маленькая женщина, смогла сама разобраться с проблемами. Удивительно, не так ли?

С другой стороны рощи ‑ невидимой для нее ‑ внезапно раздался ужасный крик Джейкоба, постепенно звук перешел в слабый стон. Во второй раз крик Джейкоба смешался с ревом бешеного медведя. Что‑ то тяжелое ломилось сквозь заросли в противоположном от Рейвен направлении.

Она почувствовала смех Михаила ‑ низкий, удовлетворенный, чисто мужской.

‑ Очень забавно, Михаил. ‑ Джейкоб излучал страх, но не боль. ‑ У тебя очень странное чувство юмора.

‑ Мне нужно выспаться. Перестань попадать в неприятности, женщина.

‑ Если бы ты не бодрствовал всю ночь, тебе бы не пришлось тратить весь день на сон, ‑ сделала она ему выговор. ‑ Как же ты работаешь?

‑ Компьютеры.

Она обнаружила, что при одной мысли о нем рядом с компьютером, ей хочется рассмеяться. Он не принадлежал миру машин и компьютеров.

‑ Иди, досыпай, великовозрастное дитятко. Большое спасибо, но, в случае чего, я и сама могу справиться не хуже, и без помощи какого‑ либо большого мускулистого парня, приставленного защищать меня.

‑ Я бы лучше предпочел, чтобы ты вернулась в безопасную гостиницу до моего пробуждения. ‑ В его голосе слышался явный намек на приказ. Но он постарался смягчить свою манеру разговаривать с ней, и она обнаружила, что улыбается над его попытками.

‑ Этого не будет, так что смирись с этим.

‑ Как же трудно с американками.

Она продолжила свой путь в горы, его смех все еще мягко играл у нее в голове, позволяя безмолвию природы просочиться в нее. Птицы пели одна другой нежнее, ветерок колыхал деревья. Поляну покрывали цветы всех расцветок, поднимая свои лепестки к небу.

Рейвен взбиралась все выше, находя умиротворение в своем одиночестве. Она уселась на отвесный валун прямо над поляной, окруженной густым лесом. Съев свой ланч, она улеглась на спину, восхищаясь окружающей ее природой.

Михаил пошевелился, позволяя своим чувствам прочитать окружающий его мир. Он лежал неглубоко в земле, безмятежный. Возле его жилища не наблюдалось ни одного человека. Выбравшись из земли, он оказался в холодном влажном подвале. В то время, когда он принимал душ ‑ поскольку привык к человеческому способу очищения, хотя в этом не было необходимости ‑ его сознание, потянувшись, дотронулось до сознания Рейвен. Она дремала в горах, незащищенная в собирающихся сумерках. Он нахмурился. У этой женщины нет ни малейшего понятия о мерах безопасности. Им овладело желание встряхнуть ее, которое оказалось даже сильнее его стремления обнять ее и всегда удерживать в безопасном укрытии своих рук.

Он тронулся в путь под заходящим солнцем, взбираясь по горным тропинкам со скоростью, присущей его виду. Солнце, прикасаясь к его коже, согревало ее, делало его живым. Специальной конструкции темные очки защищали его сверхчувствительные глаза, но он все равно ощущал легкое неудобство, словно тысячи игл ожидали случая вонзиться в его глаза. Когда он приблизился к скале, на которой спала Рейвен, то уловил запах другого мужчины.

Рэнд. Михаил обнажил зубы. Солнце опустилось за край гор, отбрасывая на холмы темные тени и погружая лес в мрачные тайны. Михаил вышел на открытое место, его руки были прижаты к бокам, его тело представляло собой текучую комбинацию силы и гармонии. Он был чистой угрозой, подкрадывающимся демоном, молчаливым и смертельным.

Рэнд, находясь к нему спиной, приближался к женщине на скале. Почувствовав витающую в воздухе силу, он развернулся ‑ во всех его красивых чертах сквозила убитость горем и опустошенность.

‑ Михаил… ‑ Его голос сломался, а глаза потупились. ‑ Я знаю, ты никогда не простишь меня. Ты же знаешь, что я не был истинным Спутником Жизни Ноэль. Она бы не позволила мне уйти. Она грозилась покончить с собой, если я оставлю ее, если я попытаюсь найти другую. И подобно трусу я оставался с ней.

‑ Почему я нахожу тебя, стоящим над моей женщиной? ‑ Прорычал Михаил.

Ярость поднималась до тех пор, пока жажда крови не свернулась в нем, словно живое существо. Если Ноэль угрожала ему выйти на солнце, то данный вопрос должен быть поставлен перед ним. У Михаила было достаточно сил и власти, чтобы избавить Ноэль от такой губительной привычки. Рэнд прекрасно знал, что Михаил был их принцем, их лидером, и хотя они не обменивались кровью, он, тем не менее, мог прочитать извращенное удовольствие мужчины в его больных взаимоотношениях с Ноэль, в его господстве над ней и ее одержимостью им.

Позади них Рейвен пошевелилась и села, отбросив волосы привычным жестом. Она выглядела сонной, сексуальной, коварной обольстительницей, поджидающей своего любовника. Рэнд, повернув голову, взглянул на нее, и что‑ то хитрое и коварное проскользнуло в выражении его лица. Она ощутила неожиданное предупреждение Михаила сохранять тишину, безудержное горе Рэнда, его ревность и неприязнь к Михаилу, тяжелое напряжение между мужчинами.

‑ Байрон и Жак сказали мне, что она под твоей защитой. Я не мог спать и узнал, что она находится здесь одна и без защиты. Мне нужно было что‑ то сделать или я бы присоединился к Ноэль.

Мольба о понимании, если не о прощении, прозвучала в его словах, хотя Рейвен не была уверена, что Рэнд подразумевал именно то, что сказал. Она не знала почему, возможно потому что его горе было таким подлинным. Может быть, он отчаянно нуждался в уважении Михаила и понимал, что никогда не получит его.

‑ Тогда я твой должник, ‑ твердо сказал Михаил, стараясь контролировать свою ненависть к мужчине, который оставил без защиты женщину, недавно родившую его ребенка, чтобы затем нарочно мучить ее запахом другой женщины на своей коже.

Рейвен соскользнула с высоты своего места, маленькая хрупкая женщина с невероятно большими синими глазами, полными сострадания.

‑ Я очень сожалею о вашей потери, ‑ мягко пробормотала она, стараясь держаться на расстоянии.

Этот мужчина был мужем убитой женщины. Его вина и горе прокрадывались в ее тело с причиняющей боль решимостью, но она все равно волновалась за Михаила. Что‑ то неправильное было в Рэнде. Какая‑ то двойственность внутри ‑ и не зло, и не совсем правильное.

‑ Спасибо, ‑ сжато сказал Рэнд. ‑ Мне нужен мой ребенок, Михаил.

‑ Тебе нужна целебная земля, ‑ не согласился Михаил, спокойный и непреклонный в своем решении, беспощадный в своем ответе.

Он не смог бы передать драгоценного беспомощного ребенка этому мужчине в его теперешнем состоянии рассудка.

В животе у Рейвен все сжалось, свернулось, и боль прошла через ее сердце при этих жестоких словах. Она только отчасти поняла, что означает утверждение Михаила. Этот мужчина, горюющий по убитой жене, еще лишился и своего ребенка, принимая слова Михаила, как абсолютный закон. Она почувствовала его глубокую боль, словно свою собственную, хотя на определенном уровне не была согласна с решением Михаила.

‑ Пожалуйста, Михаил. Я любил Ноэль. ‑ Инстинктивно Рейвен знала, что Рэнд просит не за ребенка.

От ярости черты лица Михаила потемнели, рот сердито сжался, а глаза полыхнули красным.

‑ Не говори мне о любви, Рэнд. Отправляйся под землю, исцелись. Я найду ассасинов и отомщу за свою сестру. Больше я не буду поддаваться чувствам. Если бы я не уступил ее мольбам, сегодня она была бы жива.

‑ Я не могу спать. Это мое право отправиться на охоту. ‑ Голос Рэнда звучал вызывающе, угрюмо, словно у ребенка, старающегося добиться уважения и равенства, но знающего, что он никогда этого не добьется.

Вспышка нетерпения, чего‑ то угрожающего пересекла задумчивые черты Михаила.

‑ Тогда я приказываю тебе и даю исцеляющий отдых, необходимый как твоему телу, так и сознанию. ‑ Его голос был мягким и бесцветным как всегда. И если бы не ярость, пылающая в его черных глазах, Рейвен могла бы подумать об его заботе и нежности по отношению к этому мужчине. ‑ Мы не можем себе позволить потерять и тебя, Рэнд. ‑ Его голос стал бархатистым, заманчивым, приказывающим. ‑ Ты отправишься спать, Рэнд. Ты отправишься к Эрику, и он поможет тебе приготовиться и защитить себя. Ты будешь пребывать во сне до тех пор, пока не перестанешь представлять опасность, как для себя, так и для других.

Рейвен была поражена и встревожена неограниченной властью, звучавшей в его голосе, властью, с которой он обращался, как с должной. Один только голос Михаила мог ввести в гипнотический транс. Никто не сомневался в его авторитете, даже в принятии решения по такому важному вопросу, как сохранность ребенка. Она прикусила губу, запутавшись в своих ощущениях. Он был прав насчет ребенка. Она чувствовала какую‑ то неискренность в Рэнде, и все же то, что взрослый мужчина повинуется его приказу ‑ был вынужден повиноваться его приказам ‑ пугало ее. Ни у кого не должно быть такого голоса, таких способностей. Что‑ то столь сильное могло использоваться неправильно, могло с легкостью развратить того, кто владел этим.

После того, как Рэнд ушел, они остались стоять в сгущающихся сумерках, смотря друг на друга. Рейвен могла чувствовать, как на нее давит недовольство Михаила, и она вызывающе вздернула подбородок. Он придвинулся ближе, двигаясь невероятно быстро, его пальцы обхватили ее горло, словно хотели задушить.

‑ Ты больше никогда не поступишь так безрассудно.

Она прищурилась.

‑ Не пытайся угрожать мне, Михаил, это не сработает. Никто не смеет говорить мне, что делать или куда я могу идти.

Его пальцы соскользнули на ее запястья, сжимая, грозясь сломать хрупкие косточки.

‑ Я не потерплю всяких глупостей, из‑ за которых твоя жизнь может подвергнуться опасности. Мы уже потеряли одну из наших женщин. Я не хочу потерять и тебя.

Его сестра, сказал он. Сострадание боролось в ней с самосохранением. Основной причиной их сегодняшнего столкновения явилось то, что он так пугал ее.

‑ Михаил, ты не можешь положить меня в коробку и хранить на полке. ‑ Она говорила как можно мягче.

‑ Я не собираюсь спорить по поводу твоей безопасности. Чуть раньше ты находилась наедине с мужчиной, который думал силой овладеть тобой. На тебя могло напасть любое дикое животное, и если бы ты не была под моей защитой, в своем теперешнем состоянии Рэнд вполне мог поранить тебя.

‑ Но ничего из этого не произошло, Михаил. ‑ Она дотронулась до его челюсти своими нежными успокаивающими пальцами, ласково поглаживая. ‑ Тебе и так есть о чем беспокоится, и без меня хватает ответственности. Я могу помочь тебе. Ты же знаешь, что я способная.

Он дернул ее за запястье так, что она потеряла равновесие и упала на него.

‑ Ты сводишь меня с ума, Рейвен. ‑ Его руки взметнулись, прижимая ее мягкое стройное тело к себе. Его голос снизился до тягучей ласки, гипнотизирующей, явно черной магии. ‑ Ты единственный человек, которого я хочу защищать, хотя ты и не повинуешься мне. Ты настаиваешь на независимости. Все остальные полагаются на мою силу, а ты стремишься помогать мне, взять на себя мои обязанности. ‑ Он приблизил свой рот к ее.

И снова земля удивительным образом зашаталась под ее ногами, а в воздухе вокруг них затрещали электрические разряды. Язычки пламени лизали ее кожу, согревая кровь. Цвета закружились и заплясали перед ее глазами. Его рот заявлял на нее свои права, настойчивый, мужской, полностью подавляющий, поглощающий все мысли о сопротивлении. Она приоткрыла свой рот для него, допуская его тщательное исследование, его сладостно‑ жгучее нападение.

Ее руки, пройдясь по ширине его плеч, обхватили за шею. Ее тело стало податливым, мягким, подобно огненному шелку. Михаилу захотелось опустить ее на мягкую землю, сорвать с ее тела вызывающую раздражение одежду, и окончательно сделать своей. В ее вкусе было так много чистоты. Никто не просил разделить с ним вес его нескончаемой ноши. Никто, до появления этой маленькой хрупкой смертной, даже не задумывался о цене, которую ему постоянно приходится платить. Человек. Она была достаточно храброй, чтобы противостоять ему, и он не мог не уважать за это.

Он закрыл глаза, наслаждаясь ощущением ее тела, прижимающегося к его, констатируя тот факт, что он мог хотеть ее с такой силой. Он держал ее, желая ее, нуждаясь в ней, горя для нее, даже не понимая, как такой огненный шторм мог поглотить его. Неохотно, он поднял голову, хотя его тело сопротивлялось этому.

‑ Пошли домой, Рейвен. ‑ Его голос был чистым соблазном.

Медленная улыбка изогнула ее мягкий рот.

‑ Не думаю, что это безопасно. Ты принадлежишь к тому типу мужчин, от которых меня предостерегала моя мама.

Он собственнически обвил ее плечи своей рукой, прижав к себе. Михаил не имел ни малейшего намерения позволить ей снова покинуть его мир. Его тело подтолкнуло ее идти в нужном ему направлении. Они шли вместе, и приятная тишина окружала их.

‑ Джейкоб не собирался причинять мне боль, ‑ внезапно заявила она. ‑ Я бы об этом знала.

‑ Ты не дотрагивалась до него, малышка, к счастью для него.

‑ Он конечно способен на насилие. Жестокость всегда так трудно пропустить. ‑ Она одарила его озорной улыбкой. ‑ Она прилипает к тебе словно вторая кожа.

В отместку за поддразнивание, он дернул ее за толстую косу.

‑ Мне хотелось бы, чтобы ты остановилась в моем доме. По крайней мере, до тех пор, пока мы не найдем и не уничтожим ассасинов.

Рейвен некоторое время шагала молча. Он сказал мы, словно они были командой. Это порадовало ее.

‑ Знаешь, Михаил, сегодня произошла очень странная вещь. Кажется, что ни один человек ни в гостинице, ни в деревне не знает об убийстве.

Его пальцы слегка коснулись ее тонкой скулы.

‑ И ты ничего не сказала?

Она бросила на него успокаивающий взгляд из‑ под длинных ресниц.

‑ Естественно. Не люблю сплетничать.

‑ Смерть Ноэль была жестокой, бессмысленной. Она была Спутницей Жизни Рэнда…

‑ Ты и раньше использовал этот термин. Что он означает?

‑ Что‑ то подобное жене или мужу, ‑ объяснил он. ‑ Ноэль всего два месяца назад родила ребенка. Она находилась под моей ответственностью. Ноэль ‑ не повод для сплетен. Мы сами найдем ее убийц.

‑ Ты не думаешь, что если серийный убийца свободно гуляет по такой маленькой деревне, люди имеют право знать об этом?

Михаил тщательно подбирал слова.

‑ Румынам никакая опасность не грозит. И это работа не одного человека. Ассасины желают уничтожить нашу расу. Почти все истинные Карпатцы вымерли. У нас жестокие враги, которые хотят видеть всех нас мертвыми.

‑ Почему?

Михаил пожал плечами.

‑ Мы другие, у нас есть определенные способности, таланты. Люди боятся всего необычного. Ты должна знать об этом.

‑ Возможно, и во мне течет карпатская кровь, только разбавленная, ‑ с ноткой сожаления сказала Рейвен.

Это так здорово думать, что у нее был предок с такими же способностями.

Его сердце потянулось к ее. Какой ужасно одинокой должно быть была ее жизнь. Михаилу захотелось обнять ее, поместить в безопасность своих рук и защитить ото всех жизненных неприятностей. Свое уединение он выбрал сам, у Рейвен же не было выбора.

‑ Наши права на нефть и полезные ископаемые в стране, где большинство довольствуется малым, являются причиной беспокойства и ревности. Для моих людей ‑ закон я. Я разбираюсь с угрозами нашему положению и нашим жизням. Это из‑ за моего неверного решения Ноэль оказалась в опасности, и теперь мой долг ‑ выследить ее убийц и привлечь их к ответственности.

‑ Почему ты не вызвал местные органы власти? ‑ Изо всех сил попыталась понять она, осторожно подбираясь к истине.

‑ Я ‑ единственная власть для моих людей. Я ‑ закон.

‑ Один?

‑ У меня есть другие, которые охотятся, в действительности их много, но все делается по моему приказу. Всю ответственность по всем решениям несу я один.

‑ Судья, присяжные и палач? ‑ предположила она, задержав дыхание в ожидании ответа.

Ее чувства не могли лгать. Она чувствовала пятно зла в нем, и не важно насколько хороший заслон он создавал. Никто не мог быть настолько хорошим, чтобы хоть раз не ошибиться. Она не поняла, что остановилась, пока его руки не скользнули вверх и вниз по ее рукам, согревая ее дрожащее тело.

‑ Теперь ты боишься меня. ‑ Сказал он мягко, устало, словно этим она причинила ему боль.

А это действительно ранило. Он хотел, чтобы она боялась его, преднамеренно вызывал ее страх, но теперь, добившись своей цели, он понял, что хотел совсем не этого.

Его голос дернул за потайные струны ее сердца.

‑ Я не боюсь тебя, Михаил, ‑ мягко возразила она, поднимая свое лицо к нему, чтобы изучить его в лунном свете. ‑ Я боюсь за тебя. Такая большая власть может привести к беспределу. Такая большая ответственность ‑ к разрушениям. Ты принимаешь решения относительно жизни и смерти, которые только Бог может принимать.

Его рука ласкала ее шелковистую кожу, и, переместившись, очертила ее полную нижнюю губу. Ее большие синие глаза казались невероятно огромными на небольшом личике, ее чувства были раскрыты для его гипнотизирующего взгляда. Там были беспокойство, сочувствие, зачатки любви и сладкая, сладкая невинность, что потрясло его до самого основания. Она беспокоилась о нем. Беспокоилась.

Отвернувшись от нее, Михаил громко простонал. Она не представляла, что предлагает такому существу как он. Он знал, что был недостаточно сильным, чтобы сопротивляться этому, и поэтому презирал себя за свой эгоизм.

‑ Михаил. ‑ Она дотронулась до его руки, посылая искры пламени лизать его кожу, согревая его кровь. Он еще не питался, и эта комбинация любви, страсти и голода была взрывной, пьянящей, и очень, очень опасной. Как он мог не любить ее, когда находился в ее сознании, читал ее мысли, хорошо знал ее? Она была светом в его темноте, его второй половинкой. Вполне возможно, что это запрещенные намерения, вероятнее всего ошибка природы, но он не мог удержаться и не любить ее. ‑ Позволь помочь тебе. Раздели эту ужасную ношу со мной. Не отдаляйся от меня. ‑ Всего одно прикосновение ее руки, беспокойство в глазах, чистота и справедливость, прозвучавшие в голосе, выявили незнакомую нежность, скрывающуюся внутри него.

Он притянул ее к себе, прекрасно сознавая настойчивые требования своего тела. С низким животным рычанием он поднял ее на руки, прошептав мягкий приказ, и двинулся со всей скоростью, на которую был способен.

Рейвен заморгала, обнаружив, что находится в теплой библиотеке Михаила, с огнем, отбрасывающим тени на стены, и не зная, как она здесь оказалась. Она не помнила, как входила сюда, но тем не менее они находились в стенах его дома. Рубашка Михаила была расстегнута, открывая крепкие мускулы его груди. Его темные глаза сосредоточились на ее лице, наблюдая за ней с неподвижностью и бдительностью, напоминая в этот момент хищника. Он и не пытался скрыть, что желает ее.

‑ Я даю тебе последнюю возможность, малышка ‑ Проговорил он слова резким, хриплым голосом, словно они мучительно разрывали его горло. ‑ Я найду силы отпустить тебя, если ты этого захочешь. Сейчас. Прямо сейчас.

Их разделяла длина комнаты. Воздух, словно замер. Даже доживи она до ста лет, этот момент навсегда останется в ее памяти. Он стоял, ожидая ее решения ‑ разделить свою жизнь с ним или обречь его на вечное уединение. Его голова была гордо вздернута, его тело ‑ вызывающе мужское ‑ отчаянно напряжено, а глаза горели голодом.

Он прогнал все здравые мысли из ее головы. Если она оставит его, не приговорит ли и себя к этой же самой судьбе? Кому‑ то нужно любить этого мужчину, хоть немножко заботиться о нем. Как он так долго смог прожить один? Он ждал. Не было ни принуждения, ни соблазна, только его глаза, его нужда, его полнейшая изоляция от остальных в этом мире. Остальные полагались на его силу, требовали его навыков, даже не выказывая ему привязанности, не благодаря его за неустанную бдительность. Она могла удовлетворить его голод как никто другой. Она знала это на уровне подсознания. Для него не существовало другой женщины. Он хотел ее. Он жаждал ее. Она не могла уйти от него.

‑ Сними свой свитер. ‑ Мягко сказал он.

Теперь у него не было иного пути. Он прочитал решение в ее глазах, в мягком подрагивании ее губ.

Она отступила назад, ее синие глаза широко раскрылись. Очень медленно, почти неохотно, она сняла свитер, словно где‑ то глубоко внутри понимала, что отдает ему нечто большее, чем свою невинность. Она понимала, что отдает ему свою жизнь.

‑ Рубашку.

Ее язычок скользнул по губам, увлажняя их атласную поверхность. Ответный удар в его теле был диким, примитивным. Как только она сдернула водолазку, его руки спустились к пуговице брюк. Их ткань туго обтягивала его тело, стесняя движения и причиняя ему боль. Он был осторожен, используя человеческую манеру раздеваться, стараясь не напугать ее еще больше.

Ее обнаженная кожа мерцала в свете камина. Тени скользили по очертаниям ее тела. Ее грудная клетка была узкой, талия маленькой, подчеркивая щедрую полноту грудей. Мужчина, находящийся в нем, сделал резкий вдох, полностью захваченный желанием; а зверь ‑ взревел, требуя освобождения.

Михаил сбросил свою рубашку на пол, не в силах больше терпеть ощущения материала на своей сверхчувствительной коже. Глубоко внутри его горла родился звук, животный, дикий ‑ жестокое, варварское требование. А снаружи поднялся ветер, и темные, зловещие облака проплывали на фоне луны. Отбросив в сторону человеческую одежду, он обнажил свое тело ‑ рельефные мускулы и пылающее желанием естество.

Она судорожно сглотнула, снимая с плеч кружевные бретельки своего расстегнутого бюстгальтера и позволяя ему соскользнуть на пол. Ее груди заманчиво напряглись, соски выглядели твердыми и эротичными.

Он пересек комнату одним скользящим движением, не заботясь о дальнейших объяснениях. Им овладел многовековой инстинкт. И сдернув неприятные ему джинсы с ее бедер одним движением, он отбросил их в сторону.

Рейвен вскрикнула и в ее глазах появилась тень страха от его напористости. Но Михаил успокоил ее всего одним прикосновением, лаская своими руками ее тело, запечатляя в памяти каждую его линию.

‑ Не бойся моего желания, малышка, ‑ мягко прошептал он. ‑ Я никогда не причиню тебе боли. Для меня просто невозможно сделать это.

Ее косточки были маленькими, хрупкими, ее кожа была подобна горячему шелку. Масса ее волос, выпущенная на свободу его хищными пальцами, скользила по его напряженному телу, от чего огненные стрелы пронзали его пах. Все его тело напряглось, пылая. Господи, он так сильно нуждался в ней. Так сильно.

Его рука обхватила ее сзади за шею крепкой хваткой, из которой она не могла вырваться, большим пальцем откинув голову назад, открывая для себя ее горло и поднимая грудь. Другая его рука медленно скользила по ее телу ‑ пройдясь по возвышенности груди, она на краткий миг остановилась на его метке, оставленной у нее на шее так, что ее вновь охватило жжение и пульсация, а затем вернулась, обхватив бархатистую мягкость. Он проследил линию каждого ее ребра, утоляя свой голод, успокаивая ее страхи. Пройдясь кончиками пальцев по ее плоскому животу и бедрам, он остановился на треугольнике шелковистых кудряшек в месте соединения ног.

Она и прежде чувствовала его прикосновения, но на этот раз они были в тысячу раз сильнее. Его рука вызывала нестерпимую жажду, чувство полного погружения в мир чистых ощущений. Что‑ то прорычав тихим голосом на своем собственном языке, Михаил положил ее на пол перед камином. Он действовал настолько стремительно, поймав ее в ловушку между собой и деревянным полом, что на какой‑ то момент ей показалось, что внутри мужчины поселилось дикое животное и подчинило его себе. Вплоть до этого момента Михаил даже и не подозревал, насколько он был близок к обращению. Эмоции, страсть и вожделение ‑ все смешалось воедино, пока его не охватил страх за них обоих.

Свет от камина отбрасывал на него дьявольские тени. Он выглядел огромным, неукротимым, опасным животным, когда склонился над ней.

‑ Михаил. ‑ Мягко произнесла она его имя, потянувшись, чтобы смягчить линии на его искаженном лице, желая, чтобы он действовал помедленнее.

Но он поймал и сжал оба ее запястья в своей руке, вытянув руки над ее головой и держа их там.

‑ Мне нужно твое доверие, малышка. ‑ Его голос был смесью резкой команды и черной бархатистой магии. ‑ Доверься мне. Пожалуйста, доверься мне.

Она боялась, такая уязвимая, растянутая перед ним подобно языческой жертве, подобно подношению давно умершему божеству. Его глаза скользнули по ней, горящие, пылающие, обжигающие ее кожу везде, где его пристальный взгляд соприкоснулся с ней. Рейвен, замерев, лежала под его безжалостной силой, ощущая его неумолимую решимость, прекрасно осознавая ту ужасную внутреннюю борьбу, которая шла внутри него. Ее пристальный взгляд скользнул по линиям, отпечатавшимся на его лице, его рту ‑ такому чувственному и способному на подобную жестокость, его глазам ‑ горящим с такой неистовой потребностью. Рейвен слегка шевельнулась, проверяя его силу, понимая, что будет не в состоянии остановить его. Она боялась их соединения, потому что была неуверенна в себе, не знала, чего ожидать, но веря в него.

Ощущение ее мягкого, обнаженного тела, извивающегося под ним, только еще больше воспламенило его. Михаил простонал ее имя, скользнув руками на ее бедра и найдя сосредоточие ее женственности.

‑ Доверься мне, Рейвен. Я нуждаюсь в твоем доверии.

Его пальцы, найдя ее лоно, ласкали, возбуждали, вызывая прилив жаркой жидкости. Склонив голову, он пробовал на вкус ее кожу, ее запах.

Она тихо вскрикнула, когда его рот нашел ее грудь, а его пальцы глубоко проникли в нее. От удовольствия ее тело задрожало. Он двинулся ниже, прослеживая языком тропинку, ранее пройденную его пальцами. С каждым прикосновением его тело становилось все напряженнее, сердце раскрывалось, а содержащееся в клетке чудовище ‑ делалось сильнее. Половинка. Его. Он глубоко вдохнул ее запах, погружая его в самую сущность своего тела; его язык скользил по ней в медленных длительных ласках.

Она снова двинулась, все еще не уверенная, но успокоенная, когда он поднял свою голову и взглянул на нее с абсолютной собственностью, горящей в его глазах. Неторопливо, он развел ее колени в стороны, раскрывая перед собой ее самое уязвимое место. Его глаза предупреждающе посмотрели в ее, а затем он склонил свою голову и начал пить.

Где‑ то глубоко в душе Михаил понимал, что она слишком невинна для такой специфической необузданной любовной ласки, но он был решительно настроен на то, чтобы она получила удовольствие от их соития, удовольствие, которое даст ей он, а не какое‑ либо гипнотическое внушение. Он слишком долго ждал свою половинку ‑ бесконечные века голода, темноты и полного одиночества. Он не мог быть мягким и внимательным, когда все внутри него требовало, чтобы она принадлежала ему ‑ полностью и навсегда. Он знал, что ее доверие было для него всем. Ее вера в него будет ее защитой.

Ее тело начало содрогаться, она вскрикнула. Михаил прошелся своим телом по ее, наслаждаясь ощущением ее кожи, ее мягкости, поражаясь тому, насколько она маленькая. Каждая деталь, независимо от того насколько она была незначительной, отпечаталась в его сознании, стала частью его дикого удовольствия, в котором он не мог себе отказать.

Он отпустил ее запястья, склонившись, чтобы поцеловать ее рот, глаза.

‑ Ты такая красивая, Рейвен. И принадлежишь мне. Принадлежишь только мне. ‑ Он лег поверх нее; его мускулы напряглись ‑ невероятно сильный, дрожащий от своей потребности в ней.

‑ А никого другого и не могло быть, Михаил, ‑ мягко ответила она, ее пальцы успокаивали его горящую кожу. Она разгладила линии глубокого отчаяния на его лице, радуясь ощущению его волос в своих ладонях. ‑ Я доверяю тебе, только тебе.

Михаил обхватил ее небольшие бедра своими руками.

‑ Я буду так нежен, насколько смогу, малышка. Не закрывай свои глаза, оставайся со мной.

Она была влажной, готовой для него, но когда он медленно вошел в нее своим напряженным членом, то почувствовал внутри нее защитный барьер. Резко вздохнув, она напряглась.

‑ Михаил. ‑ В ее голосе слышалась явная тревога.

‑ Это ненадолго, малышка, а потом я возьму тебя на небеса. ‑ Он ожидал ее согласия, выжидая и горя в агонии.

Ее глаза блестели, когда она взглянула на него с удивительным доверием. Никто, ни из ее рода, ни из его, на протяжении веков никогда не смотрел на него так, как в данный момент смотрела она. Михаил подался вперед, глубже входя в тесное, жгучее влагалище. Она мягко застонала, и он, склонив свою голову, нашел ее рот, стирая боль прикосновением своего языка. Он все еще сдерживал себя, чувствуя их смешанное сердцебиение, кровь, поющую в их венах, пока ее тело приспосабливалось к его.

Он целовал ее нежно, ласково, раскрывая свое сознание насколько это было возможно, желая, разделить себя с нею. Его любовь была дикой, всепоглощающей, защищающей, которую заслужить было определенно нелегко, но которая полностью предназначалась ей. Затем он начал двигаться, медленно и осторожно вначале, оценивая ее реакцию по выражению лица.

Требования тела Михаила начали брать над ним вверх. Пламя лизало его кожу, ревело в его животе. Его мышцы сжались, напряглись; небольшие капли пота выступили на его коже. Он еще ближе притянул ее к себе, заявляя на нее свои права, погружаясь в нее снова и снова, полный решимости насытить свой неутолимый голод.

Руки Рейвен передвинулись на его грудь, трепеща, словно в знак протеста. Он что‑ то предупреждающе проворчал, склонив свою темноволосую голову к темной маковке ее левой груди. Мягкая бархатистая кожа, жгуче‑ жаркое влагалище. Он весь горел, двигаясь все сильнее, ища освобождения единственно‑ доступным ему способом. Они были единым целым; она была его второй половинкой. Она снова шевельнулась, отодвигаясь от него, задыхаясь и невнятно протестуя, выказывая свой страх перед волной удовольствия, охватившей ее. Он снова что‑ то проворчал, чувственно протестуя и погружая свои крепкие зубы в выемку на ее шее, прижимая к библиотечному полу.

Огонь разгорелся в сильный пожар, бурный, неконтролируемый. Грохотал гром, сотрясая дом, когда вспышки молнии, сопровождаемые ударом грома, одна за другой ударяли в землю. Он взревел, вознося мольбу к небесам, когда взял ее с собой за пределы земли. Это длилось бесконечно. Боль граничила с удовольствием, заставляя требовать все больше и больше. Освободившись от спермы, его тело начало испытывать ненасытный чувственный голод; чудовище, живущее в нем, полностью пробудилось.

Рот Михаил оставив ее плечо и пройдясь вдоль линии горла, нашел устойчивое биение ее сердца под полной манящей грудью. Приласкав языком ее напряженные соски, он вернулся к груди, обводя ее раз, второй. А затем его зубы глубоко вошли в нее и он начал питаться; и вновь его тело овладевало ею, страстно и быстро, ненасытное в своем сексуальном безумии. Ее вкус был сладким, чистым и очень привлекательным. Он жаждал все большего и большего, его тело становилось сильнее и мощнее, двигаясь все сильнее и сильнее, все глубже погружаясь в нее, подводя ее к очередному оглушительному экстазу.

Рейвен боролась сама с собой, не узнавая Михаила в том чудовище, чьи эмоции представляли собой смесь чистого чувственного голода и зверского аппетита. Ее тело отвечало ему, находясь во власти своей, казалось бы, бесконечной потребности в нем. Его рот обжигал и мучил ее кожу, казалось, бесконечно питаясь, стремительно приближая кульминацию. Она чувствовала, как слабеет, странная эйфория постепенно овладевала ею ‑ томная и сексуальная. Прижав его голову к себе, она отдавала всю себя во власть его ужасного голода, в то время как его тело снова и снова содрогалось в конвульсиях.

Именно ее одобрение отрезвило его. Эта женщина не находилась под гипнозом, она предлагала себя добровольно, потому что чувствовала его неистовую потребность, потому что верила, что он остановится прежде, чем причинит ей вред, прежде чем убьет ее.

Язык Михаила прошелся по ее груди, закрывая рану. Когда он поднял голову, его глаза горели, как у животного, ее вкус сохранялся у него во рту, на его губах. Он выругался тихо, мучительно, испытывая полное отвращение к самому себе. Она была под его защитой. Он еще никогда ненавидел себя и свой вид больше, чем в данный момент. Она так свободно отдавала себя, и он эгоистично этим воспользовался; чудовище в нем стало настолько сильным, когда он уступил бурному восторгу от слияния со своей Спутницей Жизни.

Он поднял ее безвольное тело, сжав в своих объятиях.

‑ Ты не умрешь, Рейвен.

Он испытывал ярость на самого себя. Не это ли было его целью? В самом темном уголке его сознания, не надеялся ли он, что это может произойти? Он постарается ответить на этот вопрос позже. Прямо сейчас ей необходима кровь, и как можно быстрее.

‑ Оставайся со мной, малышка. Я остался в этом мире из‑ за тебя. Ты должна быть сильной ради нас обоих. Ты можешь меня слышать, Рейвен? Не оставляй меня. Я могу сделать тебя счастливой. Я знаю, что могу.

Он сделал глубокий разрез на своей груди и прижал ее рот к темно‑ красному пятну, свободно вытекающему из пореза.

‑ Ты должна пить, подчинись мне в этом. ‑ Он знал, что было бы лучше, чтобы она пила прямо из него, но ему требовалось держать ее, нужно было ощущать ее мягкий рот на своей коже, впитывающий саму его сущность, его жизненные соки в свое истощенное тело.

Она повиновалась неохотно, ее тело грозилось отвергнуть его дающую жизнь жидкость. Подавившись, она попыталась отвернуть голову в сторону. Но он безжалостно прижал ее к себе.

‑ Ты должна жить, малышка. Пей большими глотками.

Ее воля была невероятно сильной. Даже со своими собственные людьми ему не требовалось столько усилий, чтобы заставить их повиноваться. Естественно, его люди верили в него, желали повиноваться. И хотя, Рейвен не подозревала, что он воздействует на нее, где‑ то глубоко внутри нее чувство самосохранения противилось его командам. Но это не имело значения. Его воля будет преобладать. Она всегда преобладает.

Михаил отнес ее в свою спальню. И измельчив сладкие, исцеляющие травы вокруг кровати, он покрыл ими ее маленькое неподвижное тело и погрузил ее в глубокий сон. Через час он будет должен заставить ее выпить еще. Некоторое время он еще постоял возле кровати, глядя на нее и чувствуя потребность выкричаться. Она выглядела такой красивой и необыкновенный ‑ драгоценное сокровище, с которым он так жестоко обошелся, когда должен был защищать ее от чудовища, сидевшего внутри него. Карпатцы не были людьми. Их любовные игры были чрезвычайно дикими. Рейвен была молодой, неопытной, человеком. Он оказался неспособен сдержать под контролем свои вновь приобретенные чувства в пылу страсти.

Дрожащими пальцами он дотронулся до ее лица в легчайшей ласке, и, склонившись, поцеловал ее мягкий рот. А затем с проклятием развернулся и покинул комнату. Запирая ее внутри, он знал, что никто и ничто не проникнет к ней, потому что выставленные им защитные меры были самыми сильными.

Бушевавший снаружи шторм был таким же разъяренным и беспокойным, как и его душа. Пробежав три шага, он поднялся в воздух, несясь по направлению к деревне. Вокруг него кружился и свистел ветер. Дом, который он искал, был не более чем небольшой хижиной. Он встал перед дверью, а его лицо превратился в мученическую маску.

Эдгар Хаммер молчаливо открыл дверь и отступил в сторону, позволяя ему войти.

‑ Михаил. ‑ Его голос был мягким.

Эдгару Хаммеру было 83 года и большую часть своей жизни он провел служа Господу. Он считал, что ему оказана высочайшая привилегия числиться среди немногочисленных настоящих друзей Михаила Дубрински.

Михаил заполнил собой и своей властью всю комнату. Он был взволнован, глубоко встревожен. В то время, как он безостановочно шагал по комнате, шторм снаружи становился все яростнее и сильнее.

Эдгар устроился на стуле, зажег свою трубку и ждал. Он еще никогда не видел Михаила в каком‑ либо другом состоянии, кроме полнейшего спокойствия. Но сейчас перед ним был опасный человек, человек, которого Эдгар даже мельком не видел.

Михаил заехал кулаком в каменный камин, от чего сеть прекрасных трещин пересекла камни.

‑ Сегодня ночью я почти убил женщину. ‑ Решительно признался он, боль сквозила в его темных глазах. ‑ Вы рассказывали мне, что Бог создал нас с определенной целью, что мы были созданы им. Я больше чудовище, чем человек, Эдгар, и я не могу продолжать обманывать самого себя. Я искал вечный покой, но даже в этом мне было отказано. Ассасины преследуют мой народ. Я не имею права покинуть их, пока не буду знать, что они защищены. А теперь и моя женщина в опасности, которую представляю для нее не только я, но и мои враги.

Эдгар спокойно пыхтел своей трубкой.

‑ Вы сказали «моя женщина». Вы любите ее?

Михаил раздраженно махнул рукой.

‑ Она моя. ‑ Это было утверждением.

Как он мог сказать «любовь»? Это слово не выражало того, что он чувствовал. Она была чистой. Праведной. Сочувствующей. Всем, чем не являлся он.

Эдгар кивнул.

‑ Вы влюблены в нее.

Михаил мрачно нахмурился.

‑ Я нуждаюсь. Я голодаю. Я хочу. В этом вся моя жизнь. ‑ Он сказал это с мукой, как будто мог сделать истиной.

‑ Тогда почему вы испытываете такую боль, Михаил? Вы хотите ее, возможно, нуждаетесь в ней. Я могу допустить, что вы взяли ее. Вы были голодны, и я могу предположить, что вы питались. Почему вы должны испытывать такую боль?

‑ Вы знаете, что это неправильно брать кровь у женщины, к которой мы чувствуем другие аппетиты.

‑ Вы говорили, что не чувствовали сексуального желания несколько веков. Поэтому вы не можете чувствовать его совсем, ‑ мягко напомнил ему Эдгар.

‑ Я желаю ее, ‑ признался Михаил, его темные глаза были полны боли. ‑ Я хочу ее каждую минуту дня. Я нуждаюсь в ней. Господи, она должна быть моей. Не только ее тело, но и ее кровь. Я пристрастился к ее вкусу. Я страстно желаю ее, всю ее, несмотря на то, что это запрещено.

‑ Но вы все равно сделали это?

‑ Я почти убил ее.

‑ Но не убили же. Она все еще жива. Она не может быть первым случаем, когда вы питаетесь слишком сильно. Остальные причиняли вам боль?

Михаил отвернулся.

‑ Вы не понимаете. Причина в том, как это произошло, что я сделал потом. Я боялся этого, с того самого момента, как впервые услышал ее голос.

‑ Если этого никогда не случалось ранее, то почему вы боитесь?

Михаил опустил голову, а его пальцы сжались в кулаки.

‑ Потому что я хотел ее, я не мог пережить ее потерю. Я хотел, чтобы она узнала меня, узнала с наихудшей стороны. Увидела всего меня. Я хотел привязать ее к себе так, чтобы она никогда не смогла покинуть мой мир.

‑ Она человек.

‑ Да. Но у нее есть способности, ментальный канал связи со мной. Сочувствие. Она стремится к красоте. Я говорил себе, что не буду так поступать, что это неправильно, но прекрасно понимал, что все равно поступлю так.

‑ И зная, что все это, по вашему собственному убеждению, является неправильным, вы все равно это сделали. У вас должна быть стоящая причина.

‑ Эгоизм. Вы не слушали меня? Я, я, я. Все для себя. Я нашел причину продолжить свое существование и взял то, что не принадлежит мне, и даже теперь, разговаривая с вами, я понимаю, что не отпущу ее.

‑ Смиритесь со своей природой, Михаил. Смиритесь с тем, кто вы есть.

Смех Михаила был горьким.

‑ Для вас все так ясно. Вы говорите ‑ я один из детей Бога. У меня цель, я должен принять свою природу. Моя природа, говорит ‑ бери то, что считаешь, что принадлежит тебе, удерживай это, защищай это. Соединяй со своим миром, если это необходимо. Я не могу позволить ей уйти. Не могу. Она словно ветер, свободный и свежий. Если я запру ветер в клетке, не умрет ли он?

‑ Тогда не держите его в клетке. Позвольте ему остаться рядом с вами.

‑ Как я смогу защитить ветер, Эдгар?

‑ Вы сказали, что не можете, Михаил. Вы не можете позволить ей уйти. Не сделаете, не желаете. Вы сказали ‑ не можете ‑ в этом все различие.

‑ Для меня. А как насчет нее? Какой выбор я предоставляю ей?

‑ Я всегда верил в вас, в вашу доброту и вашу силу. Вполне возможно, что девушка точно также нуждается в вас. Вы слышали легенды и ложь, связанные с вашей расой так часто, что начали верить во всю эту чепуху. Для истинных вегетарианцев люди, потребляющие в пищу мясо, кажутся омерзительными. Тиграм для выживания нужны олени. Растения нуждаются в воде. Мы все нуждаемся в чем‑ либо. Вы берете только то, в чем нуждаетесь. Преклоните колени, получите благословение Божье, и возвращайтесь к своей женщине. Вы найдете способ защитить свой ветер.

Михаил послушно преклонил колени, склонив голову и позволяя миру старого человека и его словам успокоить его. Снаружи так же резко затих яростный шторм, словно он растратил свой гнев и теперь может отдохнуть до следующего раза.

‑ Спасибо, Отец, ‑ прошептал Михаил.

‑ Делай все, что должен, чтобы защитить свою расу, Михаил. В глазах Господа, они все Его дети.

Глава 4

Михаил обхватил руками стройную фигуру Рейвен и крепко прижал к своему крепкому телу. Его тело, защищающе, склонилось над ней. Она находилась в глубоком сне, ее тело было легким, а лицо бледным. Под глазами залегли темные тени.

‑ Я сожалею об этом, малышка, сожалею, что из‑ за меня ты оказалась в таком состоянии. Скотина, вот кто я, и я знаю, что поступил бы так снова. Ты не умрешь, я не позволю этого, ‑ нежно прошептал он ей.

Сделав надрез на вене на своем запястье, он наполнил темно‑ красной жидкостью стоящий рядом с кроватью стакан.

‑ Послушай меня, Рейвен. Тебе следует выпить это. Повинуйся мне немедленно. ‑ И он прижал стакан к ее бледным кубам, вливая немного его содержимого в ее горло.

Его кровь обладала прекрасными целительными свойствами и могла сохранить ей жизнь.

Рейвен задохнулась, подавившись, и попыталась отвернуть голову, как и в первый раз.

‑ Повинуйся мне немедленно. Ты должна выпить все до капельки. ‑ На этот раз его команда была намного сильнее.

Содержимое вызывало у нее отвращение, ее тело старалось отторгнуть его, но его сила воли победила, как и всегда.

‑ Михаил! ‑ Услышал он жалостный крик у себя в голове.

‑ Ты должна пить, Рейвен. Продолжай доверять мне.

Она расслабилась и вновь погрузилась в сон, неохотно повинуясь ему.

Михаил уловил краткое мелькание ее запутанных мыслей, водоворот встревоженных эмоций. Она верила, что борется с ночным кошмаром. Но тем не мене цвет ее лица улучшился. Удовлетворенный, он прилег рядом с ней. Она будет помнить обмен кровью только как часть кошмара. Приподнявшись на локте, он не торопясь изучил ее лицо, ее длинные густые ресницы, ее без единого изъяна кожу и высокие скулы. Но он знал, что не только в этом состояла ее красота, это было что‑ то глубоко внутри нее, сочувствие и свет, которые позволили ей принять его дикую, неприрученную натуру.

Это было сверх его понимания, как такое чудо могло произойти. Как раз тогда, когда он понял, что готов без колебания выйти навстречу солнцу, ему прислали ангела. Легкая улыбка смягчила его рот. Его ангел отказывался делать все то, что он говорил ей. Она реагировала намного лучше, когда он решался попросить. Он слишком сильно привык к повиновению тех, кто находится под его защитой. Он должен был помнить, что она смертная, выросшая в другое время и с другими жизненными ценностями. Но в мужчинах‑ Карпатцах еще до их рождения закладывается их обязанность ‑ защищать женщин и детей. У них было несколько женщин и за последние столетия не рождалось ни одной девочки, поэтому защита оставшихся женщин была крайне необходимой.

Рейвен была смертной, не Карпаткой. Она не принадлежала к его миру. Когда она уйдет, то заберет с собой все его цвета и эмоции. Она заберет сам воздух, которым он дышит. Он закрыл глаза, противясь этой мысли. Где бы ему найти силы, чтобы позволить ей уйти? Ему нужно еще столько всего сделать, прежде чем взойдет солнце. А вместо этого, ему хотелось остаться рядом с ней, держать ее, убедить не покидать его, сказать, что находиться у него на сердце, сказать, что она значит для него, сказать, что она не может покинуть его, что он не смог бы этого пережить. Он не выжил бы.

Тяжело вздохнув, он снова поднялся. Ему нужно взбодриться и заняться работой. Вновь измельчив целебные травы, он погрузил ее в более глубокий сон. Он был очень дотошен в отношении безопасности в своем доме, добавив ко всему прочему и команду лесным созданиям. Если кто‑ нибудь приблизиться к его жилищу, представляя для нее какую‑ либо угрозу, он сразу же об этом узнает.

По зову Михаила Жак и Байрон встретили его среди веток деревьев, возвышающихся над домом Ноэль и Рэнда. После того, как тело было обнаружено, его должным образом сожгли, как это было у них принято.

‑ Вы ни к чему больше не прикасались? ‑ спросил Михаил.

‑ Только тело. Вся их одежда и личные вещи оставлены как было, ‑ заверил его Байрон. ‑ Рэнд не возвращался в дом. Знаешь, они, должно быть, расставили кое‑ какие ловушки для тебя. Тело было оставлено умышленно, как приманка.

‑ О, я в этом не сомневаюсь. Им следует использовать всю современную технологию, какую можно достать ‑ камеры, видео. ‑ Темные черты Михаила были задумчивыми. ‑ Они верят во все эти легенды. Колья, чеснок, обезглавливание. Они настолько предсказуемы и примитивны. ‑ В его голосе прозвучала досада, презрение к убийцам. ‑ Они прикладывают так много усилий, чтобы узнать о нашем виде, прежде чем приговорить нас к смерти.

Байрон и Жак обменялись тревожными взглядами. В своем теперешнем состоянии Михаил мог быть смертельно‑ опасным. Его прикрытые глаза, горящие яростью, скользнули по ним.

‑ Вы останетесь здесь и будете наблюдать. Если я попаду в беду, вы уйдете. Не высовывайтесь. ‑ Он помедлил. ‑ Если что‑ то пойдет не так, я попрошу помощи.

Михаил незаметно перешел к давно установленным формальностям. Хотя Байрон и Жак рискнули бы своими жизнями ради него. Это была исключительная привилегия, когда принц просит помощи у своих людей.

‑ Моя женщина крепко спит. Она отдыхает в моем доме. Меры безопасности многочисленны и опасны. Вы должны быть осторожны и предельно внимательны, когда будете их тщательно снимать. Она должна быть исцелена, научите ее, как защищать себя, и если она решит остаться, то обеспечьте ей защиту. Благодаря нашей кровной связи, Жак, ты унаследуешь мантию лидера. Я полагаю, что на данном этапе, она должна быть предложена Грегори, чтобы дать тебе время, за которое ты сможешь научиться руководить. Если Грегори откажется ее принять ‑ что, скорее всего, он и сделает ‑ моя мантия должна быть передана тебе, Жак. Ты не будешь испытывать к ней особой любви, что, как я подозреваю, ты уже осознаешь. Если это произойдет, ты должен заручиться верностью Грегори к себе и к нашему народу. Ты сделаешь это для меня. Байрон, ты будешь помогать Жаку точно так же, как Грегори помогал мне. И вы оба должны будете присягнуть на верность Грегори, если он согласиться.

Оба соответственно ответили, произнеся слова, которые связали их с данной ими клятвой. Байрон прочистил горло.

‑ Ты имеешь в виду… то есть, она одна из нас? ‑ Он рискнул задать вопрос с величайшей осторожностью.

Они все знали, что вампиры делали попытки обратить человеческих женщин. Они даже обсуждали возможность данной попытки, поскольку находились в такой отчаянной ситуации. Но риск превышал все преимущества. Женщины, которых обращали, сходили с ума и убивали маленьких детей, и их невозможно было спасти. Карпатцы рождались со своими способностями и учились жесткой дисциплине. С теми немногими, кто нарушал их законы, разбирались быстро и решительно. Раса уважала все формы жизни, так как из‑ за своей потрясающей силы у них не было иного пути.

Михаил покачал головой.

‑ Я знаю, что она ‑ моя истинная пара. Но ритуал плохо отразился на ней, и у меня не было иного выбора, кроме как дать ей свою кровь. ‑ Его слова были лаконичными, мрачными, вызывающие их продолжать допрос, предупреждающие их, что это будет сделано на их собственный страх и риск. ‑ Я не связал ее с собой. Она смертная и это было бы ошибкой.

‑ Мы все сделаем так, как ты пожелаешь, ‑ Байрон вновь обменялся встревоженным взглядом с Жаком, который выглядел больше удивленным, чем встревоженным.

Михаил без всякого труда растворился, устремившись вниз через тяжелые ветки ели. Едва коснувшись земли, он принял облик волка. Туман не мог чувствовать запахи, поэтому ему потребовались уникальные способности его покрытого шерстью собрата. Он смог обнаружить след и пошел по нему. Несмотря ни на что, он был хищником. А его проницательный ум только способствовал увеличению его охотничьих способностей.

Волк осторожно покрутился по поляне, прижав нос к земле, исследуя каждое дерево в окрестностях дома. Волк вдыхал смерть. Она наполняла его ноздри своим сильным, неприятным запахом. Он начал пересекать местность, охватывая каждый дюйм в поисках образца, распознавая запах Рэнда, Эрика и Жака. Он обнаружил, с какой стороны ассасины приблизились к дому. Четверо мужчин. Он долго различал каждый запах, пока они глубоко не вошли в его сознание. Не торопясь, он восстановил всю жуткую, мрачную историю.

Мужчины приблизились тайком, даже время от времени перебегали от одного прикрытия к другому. Волк проследовал по их пути, блуждая то здесь, то там, пересекая расстояние и ища спрятанные ловушки. Около двери он замер, осторожно покружившись, и отступил. Внезапно его задние лапы зарылись в землю, и он прыгнул прямо через окно, разбивая стекло и приземляясь на пол комнаты с высоты добрых шести футов. Глубоко внутри тела волка, раздался мрачный и невеселый смех Михаила. Четверо ассасинов вернулись на место своего зловещего убийства, чтобы установить камеры и с их помощью зафиксировать изображение представителей его расы. Если бы ассасины были достаточно смелыми, то остались бы и дождались, когда тело будет обнаружено. Но они сделали свое дело и сбежали, словно трусы, какими, в сущности, они и были.

Желчь подступила к горлу. Волк потряс своей головой, низко зарычав. Три запаха были ему неизвестны, а вот четвертый ‑ хорошо знаком. Предатель. Как много он получил за то, что выдал Ноэль? Волк снова подпрыгнул и покинул дом, разбив второе окно. Камера смогла бы только запечатлеть огромного волка, размытое движение разбитого стекла и туман, а затем снова волка. Только Михаил, да и еще несколько охотников ‑ Жак, Грегори, Айдан и Джулиан ‑ могли с такой скоростью менять облик.

Он начал выслеживать ассасинов. Один запах, отделившийся от других, вел глубоко в лес и выводил на окраину леса, почти рядом с небольшим домиком Эдгара Хаммера и офисом доктора Уэстемера. Волк замер среди деревьев, уставившись на маленький домик позади офиса, жестокими немигающими глазами красного цвета. Затем резко развернувшись, волк побежал назад, где пути убийц разошлись, и взял след трех оставшихся. Он вывел его прямо к гостинице, в которой остановилась Рейвен.

Михаил присоединился к Байрону и Жаку на верхушке дерева.

‑ Трое из них остановились в гостинице. Я опознаю их, когда окажусь рядом с ними. Завтра я отвезу свою женщину назад, чтобы она собрала свои вещи. Пока я буду находиться там, то постараюсь отделить их запахи. Другого выхода узнать, вовлечены ли другие, нет. И до тех пор, пока мы все не узнаем, мы должны быть предельно осторожны. В доме они установили видеокамеру, спусковое устройство которой находится на двери. Каждый должен держать как можно дальше отсюда. ‑ Михаил надолго замолчал.

‑ Селесте посещает доктора Уэстемера? ‑ Наконец, тихо спросил он.

‑ Я думаю, она посещает жену Ганса Романова. Она работает с доктором и помогла появиться большинству младенцев, ‑ ответил Жак.

‑ А Элеонора? ‑ Спросил Михаил.

Жак неуютно поежился.

‑ Я полагаю, что тоже.

‑ Эта женщина помогала Ноэль при родах?

Байрон прочистил горло.

‑ Ноэль рожала ребенка дома и Хейди Романова помогала ей. Рэнд был там же, и я пришел по его зову. После того, как акушерка ушла, Ноэль начала истекать кровью. Рэнду пришлось поделиться с ней своей. И потом, пока Рэнд охотился, я оставался с Ноэль. И нет, миссис Романова ничего этого не видела. Поблизости никого не было, я бы знал об этом.

‑ Это был Ганс Романов, именно он привел остальных к Ноэль. Я не знаю, вовлечена ли его жена, но кто‑ то сообщил ассасинам, что у Карпатцев начали появляться дети. ‑ Михаил сообщил информацию тихим монотонным голосом. И хотя его глаза горели, сверкали; тело дрожало от ярости, а руки то сжимались, то разжимались, голос же оставался абсолютно сдержанным. ‑ Необходимо выяснить, вовлечена ли в это женщина.

‑ Должна быть, ‑ отрезал Байрон. ‑ Почему мы выжидаем?

‑ Потому что мы не такие грубые животные, как эти дьяволы нас называют. Мы должны узнать, является ли акушерка предателем. И это не твоя обязанность вершить справедливый суд, Байрон. Забирать жизнь ‑ это не та вещь, с которой легко жить. ‑ Михаил на протяжении веков чувствовал вес всех тех жизней, которые он забрал, но, по мере того, как росла его сила и ответственность, так же увеличивалась и легкость, с которой он убивал. И когда все его эмоции полностью исчезли, только сила воли и чувство правильного и неправильного спасало его от потери своей души в коварных шепотах темноты, борющихся за власть над ним.

‑ И что ты хочешь, чтобы мы сделали? ‑ Спросил Жак.

‑ Для Элеоноры и Селесте сейчас небезопасно оставаться в своих домах. Больше никаких визитов к акушерке. Селесте отведите в мой дом над озером, там Эрик сможет заняться изучением древних искусств, которыми до этого пренебрегал. И это место легко защитить. Элеонора же не сможет отправиться так далеко.

‑ Они могут воспользоваться моим домом, ‑ предложил Байрон. ‑ И они будут поблизости, если им понадобиться помощь. ‑ Элеонора была его сестрой, и он всегда ее нежно любил. Даже, несмотря на тот факт, что все его эмоции давно исчезли, он сохранил воспоминания о том, что чувствовал к ней.

‑ Это рискованно. Если станет известно о ваших родственных связях, а она под подозрением, или если увидят, как ты помогаешь Рэнду… ‑ Михаил покачал головой, не принимая эту идею. ‑ Пожалуй, им лучше воспользоваться моим домом.

‑ Нет! ‑ Одновременные протесты раздались незамедлительно и резко.

‑ Нет, Михаил, мы не можем позволить, чтобы ты рисковал собой. ‑ Встревожено произнес Жак.

‑ Наши женщины намного важнее любого из нас, Жак, ‑ мягко напомнил ему Михаил. ‑ Без них наша раса вымрет. Мы можем заниматься сексом с человеческими женщинами, но мы не можем иметь от них детей. Наши женщины ‑ наше величайшее сокровище. Каждый из нас, в конечном счете, должен найти пару и стать отцом. Но будьте уверенны, что та, которую вы выберете, является вашей истинной Спутницей Жизни. Вы все прекрасно знаете знаки: цвета, эмоции, страстное желание к ней. Связь сильна. Когда умирает один, второй обычно также предпочитает умереть. Либо смерть, либо ‑ вампир. Мы все знаем об этом.

‑ Но, Рэнд… ‑ Байрон умолк.

‑ Рэнд стал нетерпеливым от ожидания. Ноэль была одержима им, но они не были истинными Спутниками Жизни. Я думаю, они закончили бы тем, что возненавидели друг друга, оказавшись в ловушке своих болезненных отношений. Он переживет ее уход. ‑ Михаил постарался скрыть отвращение в своем голосе.

Истинные Спутники Жизни не могли существовать друг без друга. Этот факт и высокая смертность среди их детей сыграли решающую роль в сокращении численности их расы. Михаил не был уверен, что его люди выживут в следующем веке. И не имело никакого значения, как сильно он старался, он все равно не смог найти надежду, необходимую мужчинам, чтобы удержать их от обращения в вампиров.

‑ Михаил… ‑ Жак тщательно подбирал слова, ‑ Только ты и Грегори знаете секреты нашей расы. Ты знаешь, что Грегори предпочтет одинокое существование. Поэтому, только ты сможешь научить оставшихся из нас, указать нам путь, помочь нам стать сильнее. Если мы хотим выжить, снова стать сильными, то нам нужен ты. Твоя кровь ‑ жизнь наших людей.

‑ Почему ты говоришь это мне? ‑ Отрывисто спросил Михаил, не желая слушать правду.

Жак и Байрон обменялись долгим беспокойным взглядом.

‑ В течение некоторого времени мы были обеспокоены твоим затянувшимся отстранением.

‑ Мое отстранение было неизбежно и едва ли является вашей заботой.

‑ Ты выбрал полностью одинокую жизнь, отстранившись даже от тех из нас, кого ты называешь кровными родственниками, ‑ заметил Жак.

‑ Что ты пытаешься сказать? ‑ нетерпеливо оборвал Михаил.

Он слишком долго находился вдалеке от Рейвен. Ему нужно было видеть ее, держать ее, дотрагиваться до ее сознания своим.

‑ Мы не можем себе позволить потерять тебя. И если ты не желаешь продолжать свою жизнь, то начнешь рисковать по‑ крупному, станешь невнимательным, ‑ с подчеркнутой медлительностью проговорил Жак.

Темные задумчивые глаза Михаила медленно потеплели, и улыбка изогнула твердые уголки его рта, смягчая лини его прекрасно‑ выточенных черт.

‑ Вы, маленькие дьяволята. Как вам удалось наблюдать за мной без моего ведома?

‑ Альфа‑ пара стаи также беспокоится за тебя, ‑ признался Жак. ‑ А поскольку во мне течет твоя кровь и я под твоей защитой, они признали меня и разговаривают со мной. Они наблюдают за тобой, когда ты совершаешь свои одинокие прогулки, или когда ты бегаешь со стаей. Они говорят, что в тебе нет радости.

Михаил мягко рассмеялся.

‑ Мне потребуется хорошая волчья шкура на эту зиму. И какими бы ни были мои чувства, Ноэль была нашей сестрой, одной из нас. Я не успокоюсь, пока ее убийцы не будут привлечены к ответственности.

Жак прочистил горло, самодовольная улыбка разгладила безжалостные линии на его мрачном лице.

‑ Я убежден, что та женщина, которую ты прячешь, имеет самое прямое отношение к твоему внезапному желанию вернуться к жизни.

В ответ на его дерзкое замечание Михаил носком своего ботинка чуть было не столкнул Жака с ветки, на которой тот сидел.

Байрон крепко ухватился за свою.

‑ Элеонора и Влад могут остаться со мной. Это обеспечит двойную защиту ей и ее не родившемуся ребенку.

Михаил кивнул. И хотя он испытывал неудобство от такого решения, тем не менее, прекрасно мог видеть, что они продолжали бы протестовать, если бы он настаивал на личном риске.

‑ На пару дней, пока мы не найдем лучшего решения.

‑ Будь осторожен, Михаил, ‑ предупредил Жак.

‑ Завтра ложитесь спасть глубоко, ‑ ответил Михаил, ‑ они охотятся на нас.

Байрон замер, неожиданно встревожившись.

‑ Как ты сможешь уйти под землю, если человеческая женщина осталась с тобой?

‑ Я не покину ее, ‑ голос Михаила был непреклонным.

‑ Чем глубже в земле мы будем, тем труднее будет услышать твой зов, если ты попадешь в беду, ‑ спокойно напомнил Жак.

Михаил вздохнул.

‑ Вы двое столь же упорны, сколь и две старые незамужние тетки. Я уверен в своих способностях защитить свое жилище. ‑ Его тело замерцало, изогнулось и приняло облик совы. Расправив свои гигантские крылья, он поднялся в небо, направляясь назад к Рейвен.

Он сделала глубокий вдох, вбирая в себя ее чистый, свежий запах, стирая мерзость ночных открытий. Ее запах витал в библиотеке, смешанный с его собственным. Вдохнув их смешанный запах, втягивая его глубоко в свои легкие, он наклонился, чтобы подобрать их разбросанную одежду. Он хотел быть внутри нее, дотрагиваться до нее, прижаться своим ртом к ее, произнести ритуальные слова так, чтобы они были связаны вместе на вечность, которая отведена им в будущем. Сама мысль о ней, предлагающей ему такой дар, принимающей его предложение, была такой возбуждающей, что Михаил на некоторое время замер, пока настойчивые требования его тела слегка не ослабли.

Он не спеша принял душ, смывая со своего тела аромат волка, пыль и грязь, запах предателя. Все Карпатцы проявили повышенную озабоченность, чтобы овладеть привычками смертных. Пища в буфетах, одежда ‑ в шкафах. Лампы по всему дому. Все они принимали душ, хотя в этом не было особенной надобности, и большинство из них обнаружили, что наслаждаются этим. Он позволил своим волосам цвета кофе свободно спускаться и направился к Рейвен. Впервые он гордился своим телом, тем как оно напряглось, настойчиво сжалось от одного только ее вида.

Она спала, ее волосы подобно шелковой занавеске переливались на подушке. Одеяло соскользнуло, и длинные волосы были единственным, что прикрывало ее грудь. Картина была такой эротичной. Она лежала, ожидая его, нуждаясь в нем даже во сне. Он мягко пробормотал приказ, освобождающий ее от вызванного гипнозом сна.

Она лежала, мерцая в лунном свете мягкой кожей цвета спелых персиков. Михаил скользнул рукой по контуру ее ноги. От ее ощущения что‑ то внутри него содрогнулось. Он погладил ее бедра, прошелся по ее маленькой подтянутой талии. Рейвен пошевелилась, беспокойно перевернувшись. Михаил вытянулся рядом с ней, притянув ее в убежище своих рук, его подбородок опустился на макушку ее головы.

Он хотел ее, он смог бы заполучить ее любым способом, но он задолжал ей некое подобие честности. По крайней мере, столько, сколько он рискнет ей дать. Она медленно вынырнула из объятий сна, уткнувшись в его твердую грудь, словно ища утешения от плохого сна. Как человек мог понять потребности мужчины‑ Карпатца в сексуальном безумстве истинного брачного ритуала? На протяжении долгих лет он боялся немногих вещей, но больше всего он боялся увидеть себя ее невинными глазами.

По ее дыханию он сразу же определил тот момент, когда она полностью проснулась, а по ее внезапному напряжению, что она поняла, где находится и с кем. Он лишил ее невинности жестоко, почти отняв жизнь. Как она могла простить такое?

Рейвен закрыла глаза, отчаянно стараясь отделить реальность от фантазии, факт от вымысла. Ее тело стало чувствительным и болело в таких местах, о которых она даже не подозревала. Она чувствовала себя по‑ другому, более чувствительной. Прижимающееся к ней тело Михаила напоминало горячий мрамор, неподвижный и напористый, невыносимо сексуальный. Она могла остро слышать скрип и шорох дома, покачивание веток за окном. Оттолкнувшись от твердой, как стена, груди Михаила, она попыталась добавить свободного места между их телами.

Но Михаил крепче сжал свои руки, зарывшись лицом в ее волосы.

‑ Если ты можешь дотрагиваться до моего сознания, Рейвен, то знаешь, что я чувствую к тебе. ‑ Его голос прозвучал хрипло и уязвимо.

Вопреки самой себе, Рейвен почувствовала, как ее сердце перевернулось.

‑ Я не хочу, чтобы ты покидала меня, малышка. Найди мужества остаться со мной. Возможно, я ‑ монстр. Я не знаю больше, действительно не знаю; единственное, в чем я нуждаюсь ‑ это чтобы ты осталась со мной.

‑ Ты, возможно, заставил меня позабыть, ‑ заметила она, больше для себя, чем для него, больше вопрос, чем утверждение.

Он был диким, но она не смогла бы сказать, что он причинил ей боль. Скорее, он даже взял ее к звездам.

‑ Я думал об этом, ‑ с неохотой признался он, ‑ но я не хочу, чтобы это стояло между нами. Я сожалею, что не был более осторожным с твоей девственностью.

В его голосе она почувствовала боль, которая эхом отозвалась в ее теле.

‑ Ты удостоверился, чтобы я получила насаждение.

Экстаз, если сказать точнее. Крещение огнем, обмен душами. Он был диким и захватил ее вместе с собой в этот огненный шторм. И она вновь хотела его, страстно желала его прикосновения, движения его сильного тела. Но он был опасным, очень, очень опасным. Теперь она об этом знала. Она знала, что он был другим, в нем что‑ то жило, что‑ то более животное, чем человеческое.

‑ Михаил. ‑ Рейвен толкнула твердую стену его груди.

Ей требовалась передышка, чтобы подумать без ощущения тепла его кожи и настойчивых требований его тела.

‑ Не делай этого! ‑ Резкая команда прозвучала в его голосе. ‑ Не закрывайся от меня.

‑ Ты говоришь об обязательствах перед чем‑ то, что находиться за пределами моего понимания… ‑ Рейвен прикусила нижнюю губу. ‑ Мой дом так далеко отсюда.

‑ Там тебя не ждет ничего кроме горя, Рейвен. ‑ Он отказался от такого простого выхода для них обоих. ‑ Ты самостоятельно не выживешь, и хотя в душе ты отказываешь им в использовании своего дара, но когда они придут к тебе по поводу очередного отвратительного убийства, сердцем ты понимаешь, что не сможешь сказать «нет». Все внутри тебя не позволит убийце разгуливать на свободе, когда ты можешь спасти его следующую жертву. ‑ Его рука ухватилась за ее длинные шелковистые волосы, словно это могло удержать ее рядом с ним. ‑ Они не смогут позаботиться о тебе, так как я.

‑ Как насчет наших различий? Ты относишься к женщинам, словно мы второсортные граждане и не совсем чистые. К сожалению, ты обладаешь способностью навязывать свою волю любому, кто может противостоять тебе. А я могу. Все время. Я должна быть самой собой, Михаил.

Он отодвинул тяжелую массу ее волос с задней части ее шеи и оставил легкое как перышко поцелуй на ее обнаженной коже.

‑ Ты же знаешь, что мое отношение к женщинам отражает мою потребностью защищать их, а не тем, что я считаю их ниже себя. Сопротивляйся мне, если желаешь, малышка. Я люблю в тебе все.

Его большой палец ласкал мягкую возвышенность ее груди, согревая кровь и посылая дрожь восторга вниз по спине. Рейвен хотела его именно таким ‑ диким и неприрученным, нуждающимся в ней. Он так хорошо контролировал себя, что понимание того, что она могла заставить его выйти из себя, действовало на нее подобно сильнодействующему афродизиаку.

Михаил склонил голову к напряженному соску, который так и манил его. Прикосновение его языка было нежным, он поцеловал бархатный пик, втянув его во влажную и горячую полость своего рта. Рейвен издала звук, ‑ мягкий вздох, ‑ закрыв глаза. Ее тело ожило, каждое нервное окончание взывало к его прикосновениям. Она чувствовала себя мягкотелой, податливой, тая в тепле его тела.

Она не хотела этого. Слезы горели в ее горле, в глазах. Она не хотела этого, но нуждалась в этом.

‑ Не причиняй мне боли, Михаил. ‑ Прошептала она слова в твердые мускулы его груди.

Это была мольба, касающаяся их дальнейшего будущего. Рейвен знала, что физически он никогда не причинит ей боли, но их совместная жизнь может быть очень бурной.

Он поднял голову, передвинувшись так, что вес его тела полностью прижал ее к кровати. Его глаза собственнически прошлись по ее маленькому, хрупкому лицу. Обхватив рукой ее лицо, он большим пальцем погладил ее подбородок, ее полную нижнюю губу.

‑ Не надо бояться меня, Рейвен. Разве ты не чувствуешь насколько сильны мои эмоции, моя привязанность к тебе? Я отдал бы за тебя свою жизнь. ‑ Поскольку он хотел, чтобы между ними не было лжи, он признал неизбежное. ‑ Это будет нелегко, но мы справимся. ‑ Его рука погладила ее плоский живот, и, скользнув ниже, уютно устроилась на ее завитках полуночно‑ черного цвета.

Ее руки успокаивали его.

‑ Что случилось со мной? ‑ Она была смущена.

Неужели она потеряла сознание? Все так запуталось. Она точно знала, что Михаил заставил ее выпить какое‑ то отвратительное медицинское варево. Она спала. Позже начались кошмары. У нее и раньше были кошмары, но этот был жутким. Она была притиснута к обнаженной груди, ее рот прижимался к ужасной ране. Кровь, текущая рекой, устремилась в ее горло. Она задохнулась, подавившись, сопротивлялась, но как всегда в мире кошмара, она не смогла вырваться. Она попыталась позвать Михаила. И когда подняла взгляд, то он был там, глядя на нее своими темными загадочными глазами, и это его руки прижимали ее голову к ране на его груди. Не крылась ли причина в том, что она находилась в сердце страны Дракулы, и Михаил напомнил ей темного, таинственного принца?

Рейвен не могла удержаться, кончиками пальцев погладив безупречную грудь. С ней что‑ то случилось, и она изменилась навсегда, каким‑ то образом став частью Михаила, в то время как он стал ее частью.

Колено Михаила мягко развело ее ноги в стороны. Он слегка передвинулся, закрывая все своими широкими плечами. У нее дух захватило от его размеров и власти, силы и красоты. Очень осторожно, так как он должен был сделать в первый раз, он вошел в нее.

Рейвен задохнулась. Она никогда не сможет привыкнуть к тому, как он заполнял ее, растягивал ее, к тому, как ему удается ввергать ее тело в жидкий огонь. Насколько необузданным он был в первый раз, настолько мягким и нежным он был сейчас. Каждый глубокий удар заставлял желать большего, увеличивал настойчивость, с которой ее руки ласкали чеканные мускулы его спины, ее рот скользил по его шее и груди.

Михаил старался сохранить контроль, обратившись к своей удивительной дисциплине. Ее рот, ощущение ее пальцев на своей коже сводили его с ума. Рейвен была такой тугой ‑ огненный бархат обхватывал его, подпитывая огонь. Он мог чувствовать, как живущее в нем чудовище борется, стремясь вырваться на свободу, как бурлит его жажда ‑ его тело двигалось сильнее, быстрее, погружаясь в нее, соединяя их тела, их сердца. Он раскрыл свое сознание, ища ее. Потребность в ней затягивала его. Ее ногти впились в его спину, когда волна за волной сотрясали ее тело. Михаил очутился в огне прежде, чем чудовище смогло вырваться на свободу. Он кончил, чувствуя как ее тело, тугое и горячее, обхватило его, и издал низкое рычание полного удовлетворения.

Михаил лежал поверх ее тонкого тела, все еще соединенный с ней, на мгновение удовлетворенный, когда почувствовал ее слезы на своей груди. Медленно подняв голову, он склонился, чтобы попробовать ее слезы.

‑ Почему ты плачешь?

‑ Как я смогу найти силы, чтобы когда‑ нибудь покинуть тебя? ‑ Пробормотала она тихо и болезненно.

Его глаза опасно потемнели. Михаил перевернулся, почувствовав, как неуютно она себя чувствует в своей наготе, и натянул на нее одеяло. Рейвен села, убрав тяжелый водопад волос с лица невероятно невинным и сексуальным жестом, который он так любил. Ее синие глаза были откровенно настороженны.

‑ Ты не покинешь меня, Рейвен. ‑ Его голос был намного жестче, чем он планировал. Ему потребовались невероятные усилия, чтобы смягчить его. Она была молодой и ранимой ‑ он должен помнить об этом прежде всего. Она не представляет, чем им придется заплатить за свою разлуку. ‑ Как ты можешь разделить со мной все это и просто уйти?

‑ Ты знаешь почему. Не делай вид, что не знаешь. Я чувствую вещи, ощущаю их. Все это так неестественно для меня. Я не знаю законов этой страны, но когда кто‑ то убит, всегда уведомляют правоохранительные органы и прессу. И это только с одной стороны, Михаил; мы совсем не привыкли к таким вещам, на которые ты способен ‑ почти задушить Джейкоба, ради всего святого! Ты невероятно отличаешься от привычных мне людей, и мы оба об этом знаем. ‑ Она покрепче стянула одеяло вокруг своих плеч. ‑ Я хочу тебя, я даже не могу представить свое существование без тебя, но я не уверена в том, что происходит здесь.

Его рука погладила ее волосы с тревожной лаской. Его пальцы скользили сквозь ее шелковистые пряди, рассыпавшиеся по ее спине, к основанию позвоночника. От его прикосновения все внутри нее таяло, подгибались пальцы ног. Рейвен прикрыла глаза, положив голову к себе на колени. В любом случае, она не чета ему.

Михаил переместил руку на ее затылок, прикосновение его пальцев успокаивало.

‑ Мы уже посвящаем себя друг другу. Разве ты этого не чувствуешь, Рейвен? ‑ Он прошептал слова хриплым голосом, смесью теплоты и чувственности. Он знал, что борется с ее инстинктами, с ее врожденным чувством самосохранения, поэтому тщательно подбирал слова. ‑ Ты знаешь, кто я, что находится внутри меня. Даже если бы нас разделило расстояние, ты все равно нуждалась бы в ощущении моих рук на себе, моего рта на своем, моего тела в твоем, в своей второй половинке.

Одних его слов хватило, чтобы согреть ее кровь, потушить боль внутри нее. Рейвен закрыла лицо, стыдясь своей потребности в этом абсолютном незнакомце.

‑ Я собираюсь домой, Михаил. Я настолько увлеклась тобой, что совершаю вещи, которые, как думала, совсем невозможны. ‑ И это не только физически.

Она желала, чтобы этого не было. Она не хотела чувствовать его одиночества, его благородства, его невероятного желания и стремления сохранить тех, кого он уберегает от опасности. Но она чувствовала это. Она могла чувствовать его сердце, его душу, его разум. Она разговаривала с ним молча, она разделяла его сознание. Она знала, что он был в ней.

Его рука обняла ее за плечи, прижав к его боку. Успокаивая или удерживая? Рейвен сглотнула горячие слезы. В ее голову вливались различные звуки, шелест, скрип, и чтобы не слышать их, она закрыла уши руками.

‑ Что со мной произошло, Михаил? Что мы сделали, что это так меня изменило?

‑ Ты моя жизнь, моя пара, моя пропавшая половинка. ‑ Его рука вновь начала поглаживать ее волосы с бесконечной нежностью. ‑ Мой народ женится до конца жизни. Я ‑ истинный Карпатец, я принадлежу земле. У нас есть особые способности.

Она повернула голову, рассматривая его своими невероятно большими синими глазами.

‑ Телепатические способности. Твои очень сильны, намного сильнее моих. И так развиты. Это поражает меня ‑ вещи, которые ты можешь делать.

‑ Плата за эти способности очень велика, малышка. Мы прокляты потребностью в единственной спутнице, разделением душ. Как только это происходит ‑ а ритуал может быть жестоким по отношению к невинной женщине ‑ мы не можем жить раздельно от наших спутников. У нас мало детей, многих из которых мы теряем в первый год жизни, да и рождаются в основном мальчики. Мы одновременно благословлены и прокляты долголетием. Для тех из нас, кто счастлив, долгая жизнь ‑ благословение; для тех, кто одинок и измучен ‑ это мука. Это длящаяся целую вечность темнота, бесполезное и пусто существование.

Обхватив ее подбородок своей ладонью, Михаил поднял его так, что она не смогла избежать его темных голодных глаз. Он сделал глубокий вдох и отпустил ее.

‑ Мы занимались не сексом, малышка, и не любовью. Мы были близки к истинному карпатскому свадебному ритуалу, насколько это было возможно без тебя, являющейся нашей кровью. Если ты покинешь меня… ‑ Его голос замолк, и он потряс головой.

Ему требовалось привязать ее к себе безоговорочно. Слова были в его сознании, его сердце. Чудовище яростно требовало сказать их. Она бы никогда не исчезла, тем не менее, он не мог сделать этого с ней, сказать слова смертной. Он не представлял, что тогда случиться с ней.

Ссадина на ее левой груди болела, пульсировала и даже горела. Взглянув вниз, Рейвен увидела темное свидетельство его метки и дотронулась до нее кончиками пальцев. Она помнила ощущение его зубов, пригвоздивших ее к полу, его силу, предупреждающее рычание, прозвучавшее в его горле, подобное тему, какое издает животное. Он взял ее тело так, словно оно принадлежало ему, дико, чуть жестоко, но, тем не менее, что‑ то внутри нее ответило на свирепый голод и жажду, испытываемые им. На этот же раз он был нежным, ставя ее наслаждение превыше своего, такой заботливый в отношении ее размера и хрупкости ее тонких косточек. Было невозможно сопротивляться смеси его нежности и дикости, и Рейвен не знала ни одного другого мужчину, которой смог бы дотрагиваться до нее так, как он. Для нее существовал только Михаил.

‑ Михаил, ты хочешь сказать мне, что принадлежишь к другой расе? ‑ Постаралась свести все воедино она.

‑ Мы предпочитаем думать, что являемся иной разновидностью. Мы другие. Мы это очень хорошо скрываем, мы должны…, но мы можем слышать недоступные людям вещи. Мы разговариваем с животными, разделяем наши сознания, точно также как тела и сердца. Пойми, не в тех руках эта информация станет смертельной для всех нас. Моя жизнь фактически в твоих руках. ‑ И не только она одна.

Она уловила эхо его мыслей, прежде чем он смог избавиться от них.

‑ Ты бы остановился, если бы я запаниковала?

Он пристыжено закрыл свои глаза.

‑ Я хотел был солгать, но не буду. Я смог бы успокоить тебя, удостоверился бы, что ты смогла принять меня.

‑ Приказывал мне?

‑ Нет! ‑ Начал страстно отрицать он.

Он не зашел бы так далеко. Он не сомневался в этом. Он полностью верил, что смог бы убедить ее принять его.

‑ Эти способности. ‑ Она потерлась подбородком об колени. ‑ Физически ты намного сильнее любого человека, которого я когда‑ либо встречала. А этот прыжок в библиотеке ‑ ты напомнил мне большого камышового кота ‑ это тоже часть твоего наследства?

‑ Да, ‑ его рука вновь запуталась в ее волосах, и, захватив их в кулак, он зарылся в них лицом, вдыхая ее запах.

Его аромат сохранился на ней, остался в ней. Тень удовлетворения коснулась его бездонных глаз.

‑ Ты укусил меня. ‑ Она сначала прикоснулась к своей шее, а затем ‑ к груди.

Огненно‑ сладкая боль заполнила ее при воспоминании о том, каким диким он был в ее руках, как от потребности неистовствовало его тело, каким бурным было его сознание, огненным желание, как его рот с жадностью скользил по ней.

Что же с ней не так, если ей хочется большего? Она слышала о женщинах настолько увлеченных сексом, что фактически становящихся его рабынями. Может именно это и произошло с ней? Она взмахнула рукой, словно отталкивая его.

‑ Михаил, все это происходит слишком быстро. Я не могу влюбиться в тебя всего за пару дней, принять решение относительно своей жизни за несколько минут. Я не знаю тебя, я даже немного побаиваюсь тебя, того кто ты есть, силы, который ты владеешь.

‑ Ты сказала, что доверяешь мне.

‑ Конечно. Именно это и сводит меня с ума. Разве ты не видишь? Мы такие разные. Ты делаешь поразительные вещи, и тем не мене, я хочу быть рядом с тобой, слышать твой смех, спорить с тобой. Я хочу видеть твою улыбку, то как загораются твои глаза, голод и жажду, горящие в них, когда ты смотришь на меня. Я хочу убрать холодность из твоих глаз, отстраненность, глубокий пристальный взгляд, когда твой рот застывает, и ты выглядишь жестоким и беспощадным. Да, я доверяю тебе, но не знаю почему.

‑ Ты очень бледна. Как ты себя чувствуешь? ‑ ему хотелось сказать ей, что слишком поздно, что они зашли слишком далеко, но он понимал, что это только вызовет в ней сопротивление и напрасно встревожит ее.

‑ Неважно, как‑ то желудок побаливает, словно я что‑ то съела, но от самой мысли о еде мне делается плохо. Ты давал мне один из своих травяных настоев, не так ли?

‑ В течение нескольких дней пей воду и соки, а также разрешается немного фруктов. Никакого мяса.

‑ Я вегетарианка. ‑ Она огляделась. ‑ Где моя одежда?

Он неожиданно усмехнулся чисто мужской ухмылкой.

‑ Я увлекся и разорвал твои джинсы. Просто останься со мной сегодня ночью, а завтра я добуду для тебя новую одежду.

‑ Сейчас почти утро, ‑ заметила она, не желая вновь лежать рядом с ним. Она не могла лежать рядом с ним и не желать его. ‑ Кроме того, я хочу принять душ. ‑ И прежде чем он успел сказать хоть слово в протест, она соскользнула с кровати и благополучно завернулась в лоскутное старомодное одеяло.

Михаилу удалось удержать улыбку. Позволить ей почувствовать себя в безопасности ‑ это ничего ему не стоило. Ничто не заставит ее покинуть его дом, не с ассасинами, проживающими в гостинице, где она остановилась. Чтобы избавиться от картин, на которых она обнаженная стоит под струями воды, он сконцентрировался на деталях ее эмоций, которые она испытывала прежде чем он увел ее из гостиничной столовой.

Что вызвало у нее такое безумное страдание той ночью? Она буквально заболела, ее голова раскалывалась. Она подумала, что эта реакция была вызвана его яростью, но он был взбешен ее страданиями. Он почувствовал их прежде, чем тот тупица положил на нее свою нечестивую руку.

Михаил дотронулся до ее сознания, потому что должен был это сделать, и обнаружил то, что ожидал ‑ слезы и смущение. Ее тело менялось, изменения были связаны с его кровью, текущей по ее венам. Легенда гласила, что человек и Карпатец должны трижды обменяться кровью, чтобы обращение состоялось. Кровь, которую он дал ей из стакана, не считалась, так как она не была взята прямо из его тела. Он не собирался обращать ее, не желая допускать даже шанса, что она может превратиться в душевнобольную вампирессу. Как бы то ни было, он пошел по опасному пути. Он бы поступил так вновь. Это должно было длиться вечность.

Рейвен слышала его слова, содержащие истинную правду, но он знал, что она понятия не имеет о реальности. Она слышала бы шепот из каждой комнаты в гостинице, знала бы, когда в столовую залетит пчела. Солнце бы причиняло боль ее глазам, и она бы с легкостью загорала. Животные бы открывали ей свои секреты.

Ей становилось бы плохо от большинства продуктов. Но больше всего она нуждалась бы в его близости, ей требовалось бы прикасаться к его сознанию, ощущать его тело, сгорать в нем. Она уже чувствовала это и боролась с этим единственно известным ей способом ‑ стремилась освободиться от него, сражалась, чтобы понять, что с ней произошло.

Рейвен прислонилась к стеклу душевой кабинки. Она не могла прятаться в ванной, подобно сбежавшему ребенку, но он был таким мужественным, таким привлекательным. Ей хотелось разгладить морщинки вокруг его рта, хотелось дразнить его, спорить с ним, слышать его смех. Она все еще была невероятно слаба, испытывая легкое головокружение.

‑ Пошли, малышка, ‑ голос Михаила коснулся ее словно бархатная ласка.

Протянув руки, он выключил воду и, обхватив ее за запястье, вытащил из безопасного убежища большой душевой кабинки и укутал ее изящное тело полотенцем.

Рейвен отжала свои волосы, чувствуя, как румянец смущения постепенно покрывает все ее обнаженное тело. Михаил выглядел таким спокойным и равнодушным в своей наготе. Было что‑ то дикое и великолепное в его грубой силе, то с какой небрежностью он это принимает. Он растер ее тело большим банным полотенцем, вытирая ее кожу до тех пор, пока она не стала теплой и розовой. Полотенце скользнуло по ее чувствительным соскам, задержалось на ее округлых ягодицах, зарылось в изгиб ее бедер.

Несмотря на ее решение, от его заботы ее тело ожило. Михаил обхватил ее лицо руками и прошелся своим ртом по ее, легким, как перышко, поцелуем, соблазнительно.

‑ Пойдем назад в постель, ‑ прошептал он, ведя ее туда.

‑ Михаил, ‑ мягко запротестовала она, затаив дыхание.

Он потянул ее за запястье лишая равновесия, так что ее тело натолкнулось на его. Ее тело растворилось в его ‑ мягкая грудь уперлась в твердые мускулы, очевидное свидетельство его желания прижалось к ее животу. Его бедра, две сильные колонны, соприкоснулись с ее.

‑ Я могу любить тебя всю ночь, Рейвен, ‑ соблазнительно пробормотал он около ее горла. Его руки двинулись по ее телу, оставляя после себя огонь. ‑ Я хочу любить тебя всю ночь.

‑ Разве ты не заметил? Уже рассвет. ‑ Ее руки жили своей собственной жизнью, находя кончиками пальцев каждую мышцу.

‑ Тогда я проведу день, занимаясь с тобой любовью. ‑ Он прошептал эти слова около ее рта, наклонившись поближе и покусывая уголки ее нижней губы. ‑ Мне нужно, чтобы ты была со мной. Ты разгоняешь тени и облегчаешь тяжкий груз, который грозиться потопить меня.

Кончиками пальцев она скользнула по твердым краям его рта.

‑ Это одержимость или любовь? ‑ опустив голову, она прижалась ртом к впадинке на его грудной клетке, скользнула языком по его сверхчувствительной коже чуть выше сердца.

Там не было ни метки, ни шрама, но ее язык прошелся как раз по тому месту, где раньше была рана, к которой он прижимал ее, заставляя принять его дающую жизнь кровь. Она слилась с ним, читала его сознание, его эротические фантазии, желая претворить их в жизнь.

Его желудок взволнованно сжался, его тело отвечало с неистовой агрессией. Рейвен улыбнулась ощущению его напряженного члена, пылающего напротив ее кожи. Ее ничто не сдерживает, когда она лежит рядом с ним, только огненное желание сгореть в нем.

‑ Ответь мне, Михаил, правду. ‑ Кончиками пальцев она ласкала его бархатистую головку, обхватывала пальцами его возбужденную плоть, заставляя голод свирепствовать в его теле. Она играла с огнем, но у него не было сил, чтобы остановить ее, он не хотел останавливать ее.

Его руки запутались в ее влажных волосах, сжавшись в два крепких кулака.

‑ И то, и другое, ‑ с трудом удалось выдохнуть ему.

Он закрыл глаза, когда ее рот двигался по его плоскому животу, оставляя позади себя огненный след. Ее рот, горячий и влажный, прошелся по всем местам, где она дотрагивалась до него. Он притянул ее ближе, желая ощутить ее на себе. Ее рот был жадным и горячим, и сводил его с ума. У него вырвалось низкое зловещее рычание, чудовище дрожало от удовольствия, нуждаясь в примитивном удовлетворении.

Ее ногти царапали твердые колонны его бедер, легко, эротично, посылая огонь скакать, сворачиваться у него в желудке. Его сознание затуманилось, еще больше сливаясь с ее, в огненной дымке вожделения и потребности, любви и голода. Он жаждал ее прикосновений, ее рук, ее шелковистого рта, бросающего его в живое, дышащее пламя.

Михаил дернул ее вверх, его руки были похожи на цепи, хотя он прилагал все усилия, чтобы контролировать свою силу. Его рот завладел ее, соединяясь, танцуя, она уловила бьющийся в нем невероятный голод, прижимаясь ближе, ее тело скользило вдоль его, соприкасаясь, согревая.

‑ Скажи, что хочешь меня. ‑ Его рот передвинулся по ее горлу, сомкнувшись на ее болящей груди. Каждое сильное посасывание посылало ответный прилив жидкого тепла.

‑ Ты же знаешь, что хочу. ‑ Она прижала его к себе, обхватив одной ногой.

Она едва могла дышать от испытываемого ею желания, цепляясь за него, чтобы быть ближе, прокрадываясь в убежище его тела, его разума, ощущая его тело в своем, овладевая тем, для чего он предназначался, ощущая его рот на своей груди, все дальше втягивающий ее в его мир.

‑ Все это, ‑ охрипшим голосом сказал он, его пальцы исследовали гнездышко крошечных завитков, поглаживая, лаская. ‑ Стань моей, как у нас принято.

Под его рукой она двигалась с какой‑ то болью.

‑ Да, Михаил. ‑ Она безумно хотела освобождения, безумно хотела дать его ему.

Ее поглотила та же самая красная дымка, она не различала любовь от желания, голод от потребности. Она вся словно была в огне, ранящем, жаждущим, ее тело, разум и даже душа испытывали мучение, не зная, где заканчиваются его несдерживаемый эмоции, а где начинаются ее.

Михаил с его невероятной силой с легкостью поднял ее, медленно опуская ее вниз, от чего его желудок эротически сжимался, пока она не прижалась к его неиствующей бархатной головке. Ее тепло опаляло, манило к себе. Руки Рейвен скользнули вокруг его шеи, ее ноги обвились вокруг его бедер, раскрываясь для него. Медленно он опустил ее тело и вошел в него своим возбужденным естеством, так что, когда она обхватила его своими влажными, крепкими ножнами, он задрожал, находясь где‑ то за пределами чистого удовольствия, в своего рода эротическом раю и аду.

Ее ногти впились в его плечи.

‑ Остановись! Ты слишком большой на этот раз. ‑ Беспокойство отразилось на ее лице.

‑ Расслабься, малышка. Мы принадлежим друг другу, наши тела созданы друг для друга. ‑ Войдя еще глубже, он начал двигаться в долгом медленном ритме, его руки ласкали, успокаивая.

Он изменил положение плеч так, чтобы видеть ее лицо, его тело заявляло права на нее глубокими, уверенными, собственническими ударами. Сами не осознавая того, слова полились из его души.

‑ Я нарекаю тебя своей Спутницей Жизни. Я принадлежу тебе. Я предлагаю тебе свою жизнь. Я даю тебе свою защиту, свою верность, свое сердце, свою душу и свое тело. Я обязуюсь хранить все то, что является твоим. Я буду лелеять твою жизнь, счастье и благополучие, они всегда будут стоять над моими. Ты ‑ моя Спутница Жизни, связанная со мной навечно и всегда под моей заботой. ‑ Этими словами мужчины‑ Карпатцы связывают своих истинных Спутниц Жизни с собой навечно.

Однажды сказав, она никогда не сможет уйти от него. Михаил не собирался связывать ее с собой, но все внутри него, все, чем он был, заставили слова вырваться из его души, так что их сердца стали единым целым, как им и должно было быть. Их души наконец‑ то были объединены, как и их сознания.

Рейвен позволила его словам и жаркой силе его обладания успокоить ее. Ее тело казалось растаяло рядом с его. Он поднял ее выше, наклоняя голову, чтобы втянуть ее сосок в рот, его руки собственнически обхватывали ее небольшие ягодицы. Она откинула голову назад, ее волосы разметались вокруг них, по ним, касаясь их обнаженной кожи так, что она казалось горела. У нее было ощущение, что она в действительности оказалась там, где ей и следует быть. Она ощущала себя необузданной и свободной. Она ощущала себя частью его, его второй половинкой. Не могло существовать никакого другого мужчины, кроме этого, который бы так жаждал ее. Который так отчаянно нуждался в ней, который знал, насколько одиноким было ее собственное существование.

Он двигался сильнее, глубже, повернув ее так, что она наполовину свесилась с кровати, таким образом, он смог подвести их все ближе и ближе к краю. Он почувствовал, как ее тело запульсировало, напряглось, сжавшись вокруг него, раз, два. От охватившего ее удовольствия она вскрикнула, почувствовав, словно ее тело растворяется в нем. Удовольствия было так много, оно накатывало волной за волной, пока Рейвен не начала сомневаться в том, что когда‑ нибудь сможет стоять вновь.

Он медленно склонил свою голову к ее, предоставляя ей возможность остановить его. Его тело продолжало погружаться в ее, его темные глаза держали в плену ее синие. Гипнотизирующий, умоляющий, такой нуждающийся. Рейвен выгнула свое тело по направлению к нему, заманчиво подставляя грудь, предлагая утолить сжигающий его голод.

Мягкое удовлетворенные рычание прозвучало в горле Михаила, от чего дрожь восторга начала скакать в ее крови. Теперь его тело было агрессивным, его руки приподняли ее бедра для лучшего доступа. Она почувствовала, как его губы мягко касаются ее груди, ее сердца. Его язык скользил по ее коже, по его метке на ней, эротично и тепло. Он входил в нее мощно, наполняя ее, растягивая ее. Он погрузил свои зубы в ее мягкую плоть.

Рейвен вскрикнула, когда раскаленное добела тепло обожгло ее грудь. Прижимая к себе голову Михаила, она чувствовала вихрь эмоций, бушующий в нем, в то время как огонь все разгорался и разгорался, становясь все выше и выше, пока, по ее мнению, они оба не оказались охвачены огнем. Его рот двигался по ее коже, по мере того, как он брал ее, поглощая их обоих. Ощущения не были похожи ни на что ранее испытанное ею, эротичные и жгучие.

Она смогла услышать саму себя, выкрикивающую его имя, радостно, с дикой импульсивностью, ее ногти впивались в его спину. У нее появилось примитивное желание найти своим ртом крепкие мускулы его груди. Они взорвались одновременно, разлетевшись на части, летя к солнцу. Подняв голову, Михаил издал хриплое рычание, и, вновь опустив ее, продолжил питаться дальше.

На этот раз он был более осторожен, взяв ровно столько, чтобы хватило для обмена. Он все еще находился в ней. И в последний раз коснувшись языком ее кожи, он закрыл рану, заживляя следы даже малейших укусов. Михаил изучил ее лицо. Бледное. Сонное. Он произнес приказ, а его тело стало твердым и напряженным при мысли о том, что он делает.

Ее тело все еще содрогалось, принимая его длинные, собственнические удары. Сделав глубокий надрез на своей груди, он прижал ее мягкий рот к своей горящей коже. Это был экстаз, его тело почти болезненно содрогалось. Животное в нем отбросило голову назад и зарычало от удовольствия, удовлетворения ‑ ужасный голод был временно удовлетворен.

Он обхватил своей большой рукой ее затылок и прижал к себе, лаская ее горло, наслаждаясь ощущением ее питания. Это была чистейшая чувственность, чистейшая красота. Когда он убедился, что она выпила достаточно для обмена, достаточно, чтобы восстановить, то, что взял он, он нежно и неохотно отпустил ее из‑ под своего влияния, погладив по волосам, позволяя очнуться.

Она, моргая, уставилась на него, нахмурив брови и сморщив лоб.

‑ Ты вновь сделал это. ‑ И устало откинула голову на стеганое одеяло. ‑ Или это, или то, что каждый раз, когда мы сходим с ума, я теряю сознание. ‑ Она ощутила слабый медно‑ красный вкус у себя во рту.

Но прежде, чем ей удалось определить, что это было, Михаил поцеловал ее. Его язык прошелся по ее зубам, небу, пробуя, исследую, танцую вместе с ее языком. Он вышел из нее очень медленно, лаская руками ее кожу.

‑ Я даже двинуться не могу, ‑ с улыбкой призналась Рейвен.

‑ Сейчас мы вздремнем, а с остальным миром встретимся позже, ‑ предложил он, его голос был чистейшей черной магией.

Очень нежно он покачивал ее на руках, а затем удобно устроил на постели и укрыл одеялом. Из‑ под своих длинных ресниц она поймала и удержала его восторженный взгляд. Его пальцы погладили ее горло, прошлись по ложбинке между грудями. Она все еще была такой чувствительной, что он смог ощутить дрожь под своими пальцами, от чего его затопило тепло.

‑ Если бы я действительно хотела, чтобы ты любил меня, то я бы доставила тебе намного больше проблем, ‑ она поглубже зарылась в подушку, ‑ мои волосы спутались.

Михаил сел на край кровати и взяв в руки шелковистую массу, начал нежно заплетать густые пряди в длинную свободную косу.

‑ Если бы ты доставила мне намного больше проблем, малышка, то мое сердце этого бы не выдержало, ‑ он казался удивленным.

Кончиками пальцев она ласкала обнаженную кожу его бедра, не открывая при этом глаз. Михаил еще долгое время сидел на краешке кровати, смотря как она засыпает. Она была такой маленькой, человеком, и, тем не менее, ей удалось за одну ночь полностью изменить его жизнь. И он взял ее. Взял ее жизнь. Он не собирался произносить ритуальные слова, но он находился под таким же сильным принуждением, как и его собственные жертвы, когда подставляют для него свои горла.

Она могла бы сказать, что он является незнакомцем, но они были в сознаниях друг друга, делили одно тело и предложили друг другу свои жизни. Обмен крови во время занятия любовью был последним шагом, подтверждающим их решение. Каждый из них фактически предлагал свою жизнь, клялся пожертвовать своей собственной жизнью ради другого. Это был красивый и эротический ритуал. Это было единение разума, сердца, души, тела… и крови.

Карпатцы охраняли свои жилища даже друг от друга. Они были уязвимы как вовремя сна, так и в агонии сексуальной страсти. Решение о выборе Спутницы Жизни не является сознательным действием ‑ оно основано на инстинкте, голоде и нужде. Они узнают. Они узнают свою вторую половинку. В Рейвен Михаил опознал свою. Он сопротивлялся связывающему их ритуалу, но все же животные инстинкты взяли вверх над человеческими. Он уже наполовину перетянул ее в свой мир и, следовательно, несет полную ответственность за все последствия.

Сверху начал просачиваться свет, когда Михаил закончил устанавливать меры безопасности по защите своего жилища от злоумышленников. Следующая ночь будет долгой. Накопилось много работы, да и он должен будет сходить поохотиться. Но в данный момент ему ничего не надо кроме мира и довольства.

Михаил скользнул в постель рядом с Рейвен и притянул ее к своему телу, желая ощущать каждый дюйм ее тела. Сонно пробормотав его имя, она свернулась рядом с ним калачиком с невинным доверием маленького ребенка. От этого его сердце неожиданно подпрыгнуло, и тепло и удовлетворение распределилось по его телу. Мир. Он дотронулся до нее, пока мог. Его руки обхватили ее полные груди, его рот ласково прошелся по ее соску в легком как перышко поцелуе, всего один раз. А затем, оставив крепкий поцелуй на ее уязвимой шее, он погрузил ее в глубокий сон и, выровняв свое дыхание, присоединился к ней.

Глава 5

Рейвен медленно пробиралась сквозь плотные слои сна, чувствуя себя так, словно продиралась сквозь болото.

‑ Ты снова это сделал! ‑ от этого явного произвола она немедленно почувствовала себя бодрой, быстро сев на кровати.

Она находилась в спальне. Его спальне.

Его насмешливый мужской смех эхом отразился в ее сознании. От чего Рейвен бросила подушкой в стену, жалея, что не может ударить его. Она потеряла еще один день. Кем она становиться? Его сексуальной рабыней?

‑ Неплохая идея, ‑ задумался он .

‑ Убирайся из моей головы! ‑ Возмущенно рявкнула она, после чего потянулась томно, лениво, своими движениями напоминая кошку.

Ее тело было невероятно чувствительным, испытывая боль во всех местах, ‑ интимном напоминании об его одержимости. Она не могла злиться на него, поскольку своими возмутительными привычками он заставлял ее смеяться. Как она могла возражать, когда ее тело ощущало последствия того, что они сделали?

Когда она поднялась, чтобы принять душ, то увидела одежду, выложенную для нее и лежавшую на краю кровати. Михаил уже успел отлучиться в магазин. Рейвен обнаружила, что улыбается, невероятно довольная, что он помнил. Она пощупала юбку, сделанную из мягкого, насыщенного полуночно‑ синего материала, и соответствующую блузку.

‑ Ты не купил мне джинсы. ‑ Она не могла удержаться, чтобы не поддразнить его.

‑ Женщинам не подходит мужская одежда. ‑ Невозмутимо ответил он.

Рейвен вошла под душ, расплетая свою косу, чтобы впоследствии вымыть волосы.

‑ Тебе не нравиться, как я выгляжу в джинсах?

Его смех был низким, искрясь подлинным весельем.

‑ Это некорректный вопрос.

‑ Ты где? ‑ Сама не понимая этого, Рейвен передала сексуальное приглашение.

Кончиками пальцев она прикоснулась к его метке на своей груди, от чего по ее крови растеклось тепло, а сама метка запульсировала.

‑ Твоему телу требуется отдых, малышка. Я определенно оказался не самым нежным любовником, не так ли? ‑ Насмешка над самим собой звучала в его голосе, вина отразилась в его сознании.

Она мягко рассмеялась.

‑ У меня не так много опыта, чтобы судить тебя, не так ли? В моей жизни не было парада мужчина. ‑ Ее мягкий смех словно обернулся вокруг него любящими руками. ‑ Если захочешь, я смогу найти кого‑ нибудь, чтобы сравнить с тобой. ‑ Сладко предложила она.

Она почувствовала, как его пальцы прикоснулись к ее горлу и обхватили ее хрупкую шею. Как он это сделал?

‑ Я так напугана, мачо. Кто‑ то должен затащить тебя с пинками и воплями в это столетие.

Пальцы слегка коснулись ее лица, погладили нижнюю губу.

‑ Ты любишь меня точно так же как я тебя.

Любовь. При этом слове улыбка исчезла с ее лица. Она не хотела любить его. Он и так имеет очень большую власть над ней.

‑ Ты не можешь держать меня здесь, Михаил. ‑ Одержимость, вот более верное слово, а не любовь.

‑ Маленький кролик. На дверях нет цепей, и телефон в рабочем состоянии. И ты любишь меня, тебе не справиться самой с собой. Я дополняю тебя. Поторопись, тебе следует поесть.

‑ Ты невыносим.

Расчесывая волосы, она вдруг поняла, насколько более легким стало их телепатическое общение. Практика? Ее виски не болели от попытки. Склонив голову, она некоторое время вслушивалась в звуки дома. Михаил наливал что‑ то в стакан, ‑ она могла очень ясно это слышать.

Рейвен одевалась медленно, задумчиво. Ее телепатические способности возрастали, ее чувства стали более острыми. Дело в простом присутствии Михаила или было что‑ то такое в тех травяных настоях, которые он постоянно вливал в ее горло? Она столькому хотела научиться у него. Он обладал таким огромным психическим талантом.

Юбка колыхалась вокруг ее лодыжек с легким сексуальным шелестом, а блузка прекрасно подчеркивала все ее изгибы. Ей следует признать, что эта одежда делал ее женственной, точно так же, как и выбранные им кружевные трусики и соответствующий им бюстгальтер.

‑ Ты собираешься просидеть здесь всю ночь, мечтая обо мне?

‑ Ночь! Не может быть, чтобы снова наступила ночь, Михаил. Я превращаюсь в какую‑ то разновидность моли. И не льсти себе, я не собираюсь мечтать о тебе. ‑ Ей потребовались немалые усилия, чтобы ложь прозвучала грубо, но она могла гордиться собой.

‑ И ты думаешь, я поверю в эту чушь? ‑ Он вновь рассмеялся, и Рейвен обнаружила, что не может сдержать свое собственное чувство юмора.

Идя через дом, она восторгалась художественными произведениями, скульптурами. Снаружи, солнце почти исчезло за горами, и Рейвен издала полный покорности вздох. Михаил накрыл маленький антикварный, с прекрасной резьбой, стол, стоящий на веранде позади кухни. При ее появлении, он повернулся к ней лицом, и улыбка согрела его глаза, изгоняя из них тени. От чего тепло затопило ее живот, жидкостью растекаясь по ее телу.

Михаил склонил свою голову к ее, нежно коснувшись своим ртом ее губ.

‑ Добрый вечер. ‑ Он дотронулся до ее волос, едва касаясь, прошелся пальцами по одной стороне ее лица в длительной ласке. Она позволила ему усадить себя за стол, восхищаясь его любезностью, старомодной учтивостью, когда он поставил перед ней стакан сока. ‑ Думаю, что прежде, чем я приступлю к работе, нам следует забрать твои вещи из гостиницы. ‑ Его длинные пальцы взяли черничный кекс и положили его на антикварную тарелку. Это было так изысканно, но Рейвен поразили его слова, и она могла только смотреть на него своими невероятно большими синими глазами.

‑ Что ты имеешь в виду ‑ забрать мои вещи? ‑ Ей и в голову не могло прийти, что он может рассчитывать на то, что они будут вместе жить в одном и том же доме. Его доме.

Его улыбка была медленной, озорной, сексуальной.

‑ Я могу обеспечить тебя новыми вещами.

У Рейвен задрожали руки, и чтобы скрыть это, она положила их на колени.

‑ Я не буду жить с тобой, Михаил.

Сама эта идея была пугающей. Она была скрытной личностью, довольно часто нуждающейся в уединении. Он же был самым подавляющим человеком, с каким ей только приходилось сталкиваться. Как она сможет разобраться с делами, постоянно находясь рядом с ним?

Его бровь взлетела.

‑ Нет? Ты приняла нашу жизнь, мы прошли через обязательный ритуал. В моих глазах, в глазах моего народа, ты моя Спутница Жизни, моя женщина. Моя жена. Разве в Америке принято, чтобы жены жили отдельно от своих мужей?

Нотка притворного мужского удивления, прозвучавшая в его голосе, выводила ее из себя, от чего ей всегда хотелось чем‑ то бросить в него. Она не сомневалась, что он втихомолку посмеивается над ней, забавляясь ее предосторожностью.

‑ Мы не женаты, ‑ решительно заявила она.

Было трудно не обращать внимания на то, как ее сердце подпрыгнуло от радости при этих словах.

Завитки тумана плыли по лесу, извиваясь вокруг толстых стволов деревьев, расплываясь и зависая на высоте нескольких футов от земли. Эффект был зловещим, но прекрасным.

‑ В глазах моего народа, в глазах Господа, мы женаты. ‑ В его голосе звучало непреклонное решение ‑ мое‑ слово‑ закон, от чего ее передергивало.

‑ А как насчет моих глаз, Михаил? Моих верований? Они не имеют никакого значения? ‑ Воинственно потребовала она.

‑ Я вижу ответ в твоих глазах, чувствую в твоем теле. Твоя борьба бессмысленна, Рейвен. Ты прекрасно знаешь, что ты ‑ моя…

Она вскочила, отодвинув стул со своего пути.

‑ Я никому не принадлежу, и меньше всего тебе, Михаил! Ты не можешь просто заявлять, что будет в моей жизни, и ожидать от меня согласия с твоими планами. ‑ Она сбежала по трем ступенькам к тропе, которая, извиваясь, уходила в лес. ‑ Мне нужен свежий воздух. Ты сводишь меня с ума.

Михаил мягко рассмеялся.

‑ Ты так боишься самой себя?

‑ Иди к дьяволу, Михаил! ‑ Рейвен ступила на тропинку и начала торопливо шагать, прежде чем он сможет ее очаровать. А он мог, она знала об этом. Это было в его глазах, в форме его рта, в небольшой усмешке, которой он одарил ее, когда намеренно начал провоцировать.

Туман был очень густым, а воздух влажным и тяжелым. Благодаря своему острому слуху, она могла слышать каждый шорох в кустах, каждое покачивание веток, трепет крыльев в воздухе.

Михаил шел позади нее.

‑ Возможно, я и дьявол, малышка. Я не сомневаюсь, что это противоречит твоим взглядам.

Она бросила на него взгляд через плечо.

‑ Прекрати преследовать меня!

‑ Разве я не джентльмен, чьей обязанностью является проследить, чтобы леди попала домой?

‑ Прекрати смеяться! Если ты рассмеешься надо мной еще хоть раз, клянусь, я не отвечаю за свои действия. ‑ Затем Рейвен начала замечать крадущиеся фигуры, горящими глазами следящие за ней. Ее сердце почти остановилось, прежде чем забилось вновь. ‑ Прекрасно! ‑ Она развернулась и уставилась на него. ‑ Просто здорово! Замечательно, Михаил. Зови своих волков, чтобы они съели меня живьем. Я нахожу, что эта идея так подходит тебе. Так логично.

Он улыбнулся ей, блеснув своими зубами, словно голодный хищник, и рассмеялся мягко, дразняще.

‑ Это не волки посчитают тебя восхитительно вкусной.

Рейвен подобрала сломанную ветку и бросила в него.

‑ Прекрати смеяться, ты, гиена! Это не смешно. Одного твоего высокомерия достаточно, чтобы заставить меня отказаться, ‑ ей потребовалось собрать до последней унции самоконтроля, чтобы не рассмеяться. Чудовище, он слишком очарователен для своей же пользы.

‑ Твои американские словечки очень цветисты, малышка.

Она бросила очередную ветку, за которой последовал маленький камушек.

‑ Кто‑ то должен преподать тебе жизненный урок.

Она была похожа на маленький красивый вулкан, сплошь искры и пламя. Михаил задержал дыхание, медленно и осторожно. Она была его, сплошной огонь и ярость, вся независимость и храбрость, вся горячая страсть. Этим она растопила его сердце, вошла в его душу своим мягким смехом. Он чувствовал это в ее сознании, хотя она была чрезвычайно осторожна, стараясь не позволить ему этого увидеть.

‑ И ты думаешь, что являешься тем, кто это сделает? ‑ поддразнил он.

Еще один камень прилетел ему в грудь. Он с легкостью его поймал.

‑ Ты думаешь, я боюсь твоих волков? ‑ Потребовала она. ‑ Здесь находиться только один большой плохой волк, и это ты. Зови своих волков. Вперед! ‑ Она сделала вид, что вглядывается в таинственный, темный лес. ‑ Подходите и получайте меня. Что он вам сказал?

Михаил разжал ее пальца, высвобождая ветку, которую она держала как дубинку, позволяя ей упасть. Обхватив рукой ее талию, он притянул ее изящное мягкое тело к своему, которое было намного больше и тверже.

‑ Я сказал им, что ты на вкус, как теплый мед, ‑ прошептал он слова своим темным бархатисто‑ волшебным голосом. Развернув, он обхвати ее маленькое прекрасное лицо своими руками. ‑ Где же все то удивительное уважение, которое заслуживает мужчина, настолько могущественный, как я?

Его большой палец скользнул по ее полной нижней губе в чувственной ласке. Рейвен закрыла глаза, смиряясь с неизбежным. Ей хотелось плакать. Ее чувства к нему были настолько сильны, что горло болело и горело от боли. Михаил прикоснулся к ее глазам своими губами, пробуя слезы, проникая в убежище ее сладкого рта.

‑ Почему ты оплакиваешь меня, Рейвен? ‑ Пробормотал он около ее горла. ‑ Это потому, что ты все еще хочешь сбежать от меня? Неужели я настолько ужасен? Я бы никогда не позволил ни одному живому созданию, будь то человек или животное, причинить тебе боль, если только не в моей власти предотвратить это. Я думал, что наши сердца и сознания в одном месте. Я ошибаюсь? Поэтому ты больше не хочешь меня?

Его слова ранили ее в самое сердце.

‑ Это не так, Михаил, совсем не так, ‑ быстро запротестовала она, боясь причинить ему боль. ‑ Ты свел на нет все мои добрые намерения. ‑ Она ласкала его лицо кончиками пальцев, с почтением дотрагиваясь до него. ‑ Ты самый очаровательный мужчина, какого я когда‑ либо знала. Я чувствую, словно принадлежу этому месту вместе с тобой, как если бы я прекрасно тебя знала. Но это невозможно за такое короткое время, которое мы провели вместе. Я знаю, что если между нами будет некоторое расстояние, то я смогу более ясно думать. Все произошло так быстро. Это похоже на то, словно я поглощена тобой. Я не хочу совершить ошибку, которая причинит боль нам обоим.

Его руки обхватили ее щеки.

‑ Ты причинишь мне невыносимую боль, если покинешь меня, вновь оставишь одного после того, как я нашел тебя.

‑ Мне просто нужно время, Михаил, чтобы все обдумать. Это так пугает ‑ способ, которым я связана с тобой. Я думаю о тебе каждую минуту, хочу дотрагиваться до тебя, просто зная, что могу это сделать, хочу ощущать тебя под своими пальцами. Такое ощущение, словно ты вполз в мою голову и сердце, даже в мое тело, и я не могу избавиться от тебя. ‑ Она произнесла это как покаяние, пристыжено склонив голову.

Михаил взял ее за руку и потянул за нее, заставляя идти вместе с собой.

‑ Это особенность моего народа, способ, которым мы чувствуем свою пару. И это не всегда приятно, не так ли? По своей природе мы страстные, невероятно сексуальные и большие собственники. Я испытываю те же самые ощущение, что и ты.

Ее пальцы сжались вокруг его, и она послала ему небольшую робкую улыбку.

‑ Я права, думая, что ты сознательно удерживаешь меня здесь?

Михаил пожал своими широкими плечами.

‑ И да, и нет. Я не хочу заставлять тебя действовать вопреки собственному желанию, но я также хочу, чтобы ты осталась. Я полагаю, что мы, Спутники Жизни, связанны более безвозвратно, чем вашей свадебной церемонией. Мне будет очень неуютно здесь без тебя, как телом, так и душой. Я не знаю, как бы отреагировал на твои отношения с другим мужчиной, и если честно, то я боюсь этого.

‑ Мы действительно из двух совершенно различных миров, не так ли? ‑ Печально спросила она.

Он поднес ее руку к своему теплому рту.

‑ Есть такая вещь, как компромисс, малышка. Мы можем двигаться между двумя мирами или создать наш собственный мир.

Ее синие глаза скользнули по нему, слабая улыбка изогнула ее рот.

‑ Это звучит так здорово, Михаил, так современно, но я почему‑ то думаю, что скорей всего мне одной придется пойти на компромисс.

Со своей странной старомодной учтивостью Михаил приподнял ветку, пропуская ее вперед. Тропа сделала большой круг, приведя обратно к его дому.

‑ Возможно, ты права, ‑ и вновь мужское веселье, ‑ но пойми, в этом вся моя природа ‑ контролировать и защищать. Я не сомневаюсь, что ты более чем достойна меня.

‑ Тогда почему мы вернулись к тебе домой, вместо того, что отправиться в гостиницу? ‑ Спросила она, держа одну руку на бедре, а в ее синих глазах танцевала улыбка.

‑ В любом случае, чтобы ты там делала так поздно вечером? ‑ Его голос был чистейшем бархатом, более привлекательным, чем когда‑ либо. ‑ Останься со мной этой ночью. Пока я работаю, ты можешь почитать, а потом я научу тебя, как строить лучшие щиты, чтобы закрываться от нежелательных эмоций, окружающих тебя.

‑ Как насчет моего слуха? Из‑ за твоих небольших медицинских смесей мой слух улучшился до абсурдного уровня. ‑ Приподняв бровь, она посмотрела на него. ‑ У тебя есть какие‑ либо идеи насчет того, что еще может произойти со мной?

Его зубы слегка коснулись задней части ее шеи, а пальца собственнически скользнули по груди.

‑ У меня есть всевозможные идеи, малышка.

‑ Не сомневалась в этом. Мне кажется, что ты сексуальный маньяк, Михаил, ‑ Рейвен выскользнула из его объятий, ‑ И я считаю, что ты что‑ то положил в ту смесь, благодаря чему я также стала сексуальной маньячкой. ‑ Она уселась за стол, спокойно взяла свой стакан с соком и, не отрываясь, уставилась на него. ‑ Так как?

‑ Пей медленно, ‑ рассеянно приказал он. ‑ Где ты нахваталась своих идей? Я был так осторожен с тобой. Ты чувствовала, как я делаю тебе внушения?

Она обнаружила, что ей не хочется пить.

‑ Ты всегда заставляешь меня спать.

Рейвен осторожно понюхала сок. Чисто яблочный, и ничего больше. Она ничего не ела и не пила в течение последних двадцати четырех часов, так почему она так сопротивляется?

‑ Тебе нужно было поспать, ‑ без угрызений совести сказал он. Михаил посмотрел на нее своим задумчивым, зорким взглядом. ‑ Что‑ то не так с твоим соком?

‑ Нет, нет, конечно, нет. ‑ Рейвен поднесла стакан к губам, почувствовав, как желудок протестующе сжался.

Она поставила стакан на стол, оставив содержимое нетронутым.

Михаил мягко вздохнул.

‑ Надеюсь, ты понимаешь, что тебе требуется пища. ‑ Он наклонился ближе. ‑ Насколько проще было бы, если бы ты позволила мне помочь тебе, но ты сказала, что я не должен этого делать. Разве это разумно?

Ее пристальный взгляд скользнул мимо него, ее пальцы нервно вертели в руках стакан.

‑ Может быть, у меня просто грипп. В течение последних дней я чувствую себя несколько странно, испытываю головокружение и слабость. ‑ Она отодвинула стакан прочь.

Михаил пододвинул его назад.

‑ Тебе это необходимо, малышка. ‑ Он дотронулся до ее изящной руки. ‑ Ты и так чересчур маленькая, а я не считаю потерю веса хорошей идеей. Сделай глоток.

Она провела рукой по волосам, желая порадовать его, понимая, что он прав, но ее желудок продолжал протестовать.

‑ Не думаю, что смогу, Михаил. ‑ Она подняла на него встревоженный взгляд. ‑ Я действительно не пытаюсь быть трудной, просто думаю, что больна.

Его лицо, смуглое и чувственное, приняло слегка жестокое выражение. Он навис над ней, его пальцы обхватили стакан с соком.

‑ Ты выпьешь. ‑ Его голос был низким и сильным, не допуская возражений, делая невозможным неповиновение. ‑ Ты выпьешь сок, твой организм его примет. ‑ Проговорил мягко вслух, защищающе обхватив ее плечи руками.

Моргнув, Рейвен посмотрела на него, а затем на пустой стакан на столе. А потом медленно тряхнула головой.

‑ Я не могу поверить, что ты способен на это. Я не помню, как пила, но неприятных ощущений теперь не испытываю. ‑ Отвернувшись от него, она уставилась в загадочно‑ темный лес. Туман в лунном свете блестел и мерцал.

‑ Рейвен, ‑ его рука ласкала заднюю часть ее шеи.

Она прислонилась к нему.

‑ Ты даже не представляешь, насколько ты уникален, не так ли? Вещи, которые ты можешь делать, превосходят все когда‑ либо виденное мною. Ты пугаешь меня, действительно пугаешь.

Михаил прислонился к столбу, неподдельное замешательство было написано на его лице.

‑ Это мой долг и мое право заботиться о тебе. Если тебе требуется целебный сон, то я должен обеспечить его. Если твоему телу нужно пить, почему я не должен помочь тебе? Почему это должно так тебя пугать?

‑ Ты действительно не понимаешь? ‑ Она сосредоточилась на особенно захватывающем завитке тумана. ‑ Здесь ты лидер. Вполне вероятно, что твои навыки намного превосходят мои. Я не думаю, что когда‑ либо смогу соответствовать твоей жизни. Я одиночка, а не первая леди.

‑ Да, у меня огромная ответственность. Мои люди рассчитывают на меня в том, чтобы наш бизнес шел гладко, в охоте на ассасинов, убивающих моих людей. Они даже рассчитывают, что я должен в одиночку выяснить, почему мы теряем так много детей в первый год их жизни. Во мне нет ничего особенного, Рейвен, за исключением того, что я владею правами на железо и моего добровольного желания взвалить на плечи всю эту ношу. Но у меня нет ничего своего, и никогда не было. Ты даешь мне причину продолжать жить. Ты мое сердце, моя душа, воздух, которым я дышу. Без тебя, у меня ничего нет, кроме темноты и пустоты. Только потому, что у меня есть власть, потому что я сильнее, не означает, что я не могу ощущать крайнее одиночество. Так холодно и ужасно существовать одному.

Рейвен прижала руку к животу. Михаил выглядел таким далеким, таким одиноким. Она ненавидела, когда он стоял вот так ‑ молчаливо, прямо и гордо, ожидая, когда она разобьет его сердце. Ей следует успокоить его, и он это знал. Он читал в ее сознании, знал, что она не могла вынести этого одиночества в его глазах. Она прошла разделяющее их расстояние, ничего не сказав. А что она могла сказать? Она просто положила свою голову к нему на грудь над его сердцем и обвила руками за талию.

Михаил также обхватил ее своими руками. Он забрал ее жизнь без ее ведома. Она успокаивала его, заставляя чувствовать особенным человеком, великим в ее глазах, но, тем не менее, она не знала об его преступлениях. Она была связана с ним, не могла находиться вдали от него достаточно долго. Он не находил слов, чтобы объяснить ей все это, не рассказывая при этом про свою расу больше, чем мог позволить в целях безопасности. Она думала, что не может быть достойной его высокого положения. Она заставляла его чувствовать себя смущенным и пристыженным самим собой.

Его рука обхватила ее лицо, ласково пройдясь большим пальцем по изящной линии челюсти.

‑ Послушай меня, Рейвен. ‑ Он прикоснулся поцелуем к макушке ее шелковистой головы. ‑ Я знаю, что не заслуживаю тебя. Ты считаешь себя менее значимой, чем я, но правда в том, что ты намного выше меня, и я не имею права даже дотрагиваться до тебя.

Когда она пошевелилась, чтобы запротестовать, Михаил обнял ее сильнее.

‑ Нет, малышка, я знаю, что это правда. Я ясно вижу тебя, хотя тебе нет доступа в мои мысли и воспоминания. Я не могу покинуть тебя. Мне жаль, что я не могу быть более сильным и лучшим мужчиной, чтобы поступить так, но я не могу. Я могу только пообещать тебе, сделать все, что в моей власти, чтобы ты была счастлива, обеспечу тебя всем, чем смогу. Я прошу только время, чтобы выучить твои привычки, возможность совершать ошибки. Если тебе хочется услышать слова любви, ‑ его рот, едва касаясь, скользнул по ее лицу, найдя уголок рта, ‑ тогда я скажу их со всей своей честностью. Я никогда не хотел женщину для себя одного. Я никогда не хотел, чтобы кто‑ то имел такую власть надо мной. Я никогда не хотел делить свое сознание с какой‑ либо женщиной так, как я делю его с тобой.

Его поцелуй был невероятно нежным, опаляющим, с привкусом любовного пламени и желания.

‑ Ты в моем сердце, Рейвен. Я лучше тебя знаю различия между нами. Я прошу всего лишь шанса.

Она развернулась в его руках, любовно прижавшись к нему.

‑ Ты действительно думаешь, что у нас получится? Что мы сможем найти золотую середину?

Она даже не представляла, как он рискует. Пока она будет жить с ним, он никогда не сможет найти безопасности и приюта под землей. Он не сможет покинуть ее, оставив без своей защиты даже на день. С того момента, как она пошла с ним, опасности возросла в десятки раз как для него, так и для нее. Ассасины не будут делать различий между ними. В их глаза она будет приговорена. Вдобавок ко всем его прочим преступлениям, он втянул ее в свой опасный мир.

Его рука скользнула по задней части ее шеи. Такая хрупкая, такая маленькая.

‑ Мы никогда не узнаем, пока не попытаемся. ‑ Его руки сжались вокруг нее, прижимая к себе, словно он никогда не позволит ей уйти.

Рейвен ощутила внезапное возбуждение его тела. Он встревожено поднял голову, словно чувствуя ветер, словно слушая ночь. Она обнаружила, что делает то же самое, глубоко вдыхая и стараясь услышать, что происходит глубоко в лесу. Издалека легкий ветерок доносил слабые, сдержанные завывания волчьей стаи, словно они обращались друг к другу, обращались к Михаилу.

Потрясенная, Рейвен откинула голову назад.

‑ Они разговаривают с тобой! Откуда я это знаю, Михаил? Как я вообще могу знать это?

Он взъерошил ее волосы, слегка, с любовью.

‑ Ты тусуешься не с теми людьми.

Ему наградой стал взрыв ее смеха. Он терзал его сердце, оставив его открытым и уязвимым.

‑ Что это? ‑ поддразнила она. ‑ Владелец поместья знает разговорные словечки девяностых?

Он усмехнулся ей мальчишеской, озорной улыбкой.

‑ Возможно, именно я, та персона, которая тусуется с не теми людьми.

‑ Возможно, для тебя еще не все потеряно. ‑ Она поцеловала его горло, подбородок, твердую линию челюсти.

‑ Я тебе сегодня говорил, как ты красива в этой одежде? ‑ Его рука обернулась вокруг ее плеч, развернув ее к столу. ‑ У нас будет компания. ‑ Неторопливым движением он налил полстакана сока в стоящий на его стороне бокал, раскрошил между пальцами небольшой кусочек кекса и рассыпал крошки по обеим тарелкам.

‑ Михаил? ‑ Беспокойство прозвучало в голосе Рейвен. ‑ Будь осторожен, используя ментальную связь. Мне кажется, что здесь есть еще один человек, помимо меня, обладающий телепатическими способностями.

‑ Все мои люди обладают ими, ‑ осторожно ответил он.

‑ Он не такой, как ты, Михаил, ‑ она нахмурилась, потерев свой лоб, ‑ он такой, как я.

‑ Почему ты не сообщила мне об этом? ‑ Спросил он мягко, хотя в его голосе слышалась командная нотка. ‑ Ты прекрасно знаешь, что моих людей преследуют, наших женщин убивают. Я проследил путь троих ассасинов вплоть до гостиницы, в которой остановилась и ты.

‑ Потому что я не знаю наверняка, Михаил. Я стараюсь никогда не дотрагиваться до людей. За годы я научилась не соприкасаться с другими, не позволять кому‑ либо дотрагиваться до меня. ‑ Она провела рукой по волосам, маленькая морщинка исказила ее лоб. ‑ Прости. Я должна была сказать о своих подозрениях, но я не была уверена.

Своими нежными пальцами Михаил разгладил морщинку на ее лбу и мягко прикоснулся к ее рту.

‑ Я не собирался тебя ругать, малышка, но нам надо обсудить это при первой же возможности. Слышишь?

Она потянулась в ночь.

‑ Машина.

‑ В миле или чуть дальше. ‑ Он втянул ночной воздух в свои легкие. ‑ Отец Хаммер и двое незнакомцев. Женщины. Надушены. Одна из них старше другой.

‑ Помимо меня в гостинице остановилось всего восемь человек. ‑ Рейвен обнаружила, что ей трудно дышать. ‑ Они путешествуют вместе. Самая старшая пара из Штатов, Гарри и Маргарет Саммерс. Джейкоб и Шелли Эванс, брат и сестра, из Бельгии. И четверо мужчин из различных мест откуда‑ то с Континента. В действительности я не слишком много с ними разговаривала.

‑ Любой из них может быть связан с ассасинами, ‑ жестко сказал он.

В тайне он был очень доволен тем, что она не обратила так много внимания на других мужчин. Он не хотел, чтобы она смотрела на других мужчин, никогда.

‑ Думаю, я бы узнала, не так ли? ‑ Спросила она. ‑ Я имею дело с убийцами чаще, чем мне хотелось бы. Только один из этих людей обладает телепатическими способностями, и определенно не сильнее моих.

Теперь она могла легко расслышать машину, но плотный туман не позволял ее увидеть. Михаил поднял ее подбородок двумя пальцами.

‑ Мы уже связали себя друг с другом так, как принято у моего народа. Желаешь ли ты принести клятвы, как принято у вас?

Ее синие глаза от шока расширились, ‑ глаза в которых мужчина мог запросто утонуть. Глаза, глядя в которые, мужчина мог провести вечность. Небольшая, чисто мужская улыбка коснулась его рта. Ему удалось поразить ее.

‑ Михаил, ты просишь меня выйти за тебя замуж?

‑ Я не совсем уверен, что знаю, как это делается. Должен я встать на колено? ‑ Он открыто улыбнулся ей.

‑ Ты делаешь мне предложения, в то время как приближается машина с ассасинами?

‑ Чуваками, вообразившими себя ассасинами. ‑ Он показал знание американского сленга с небольшой, выворачивающей сердце улыбкой. ‑ Скажи «да». Ты же знаешь, что не можешь мне сопротивляться. Скажи «да».

‑ После того, как ты заставил меня выпить этот отвратительный яблочный сок? Ты натравил на меня своих волков, Михаил. Мне известен большо‑ о‑ й список грехов, который я могу зачитать вслух. ‑ Ее глаза проказливо мерцали.

Он обнял ее руками, притянув к крепким мускулам своей груди, ловко пристраивая ее между своих бедер.

‑ Я вижу, здесь потребуются более сильные доводы. ‑ Его губы прошлись по ее лицу, словно факел, остановившись на рте и пошатнув саму землю.

‑ Никто не способен так целоваться, ‑ прошептала Рейвен.

Он поцеловал ее вновь, соблазнительно сладко, скользя своим языком по ее, чувственно, чистым волшебством, чистым обещанием.

‑ Скажи «да» Рейвен. Почувствуй, как сильно я нуждаюсь в тебе.

Михаил еще ближе притянул ее к себе, так, что напряженное свидетельство его желания заметно уперлось в ее плоский живот. Взяв ее руку в свою, он опустил ее вниз, прижав к ноющей выпуклости, медленно скользнув по ней ее ладонью вверх и вниз, мучая их обоих. Он открыл для нее свое сознание, чтобы она смогла почувствовать, насколько силен его голод, насколько граничит со страстью ‑ поток тепла и любви охватил ее, их.

‑ Скажи «да», Рейвен, ‑ раздался его шепот у нее в голове, нуждаясь в ней, чтобы вернуться, чтобы принять его, плохого или хорошего.

‑ Ты используешь незаслуженное преимущество. ‑ В ее ответе слышалось веселье, был теплый мед, перетекающий в любовь.

Машина осторожно продвигалась вперед, остановившись под кроной деревьев. Михаил повернулся к приезжим, инстинктивно становясь между Рейвен и тремя визитерами, чтобы защитить ее.

‑ Отец Хаммер, что за приятный сюрприз. ‑ Михаил приветственно протянул священнику руку, но в его голосе слышалась некоторая резкость.

‑ Рейвен! ‑ Шелли Эванс грубо оттолкнула священника и быстро бросилась к Рейвен, хотя ее глаза пожирали Михаила.

Михаил увидел волну испуга в глазах Рейвен прежде, чем Шелли достигла ее, стремительно обхватив руками и крепко притянув к себе. Шелли не понимала, что Рейвен смогла прочитать ее зависть и ее сексуальный интерес к Михаилу. Он смог почувствовать естественное отвращение Рейвен к физическому контакту, к беспокойству женщины, к ее фантазиям насчет Михаила, но Рейвен смогла выдавить улыбку и вернуть объятие.

‑ Что все это значит? Что‑ то случилось? ‑ Мягко спросила Рейвен, осторожно высвобождаясь от более высокой женщины.

‑ Все хорошо, моя дорогая, ‑ твердо сказала Маргарет Саммерс, впиваясь взглядом в Михаила и потянувшись к Рейвен. ‑ Мы настояли, чтобы отец Хаммер привез нас сюда проверить, как ты.

В тот момент, когда тонкая морщинистая рука коснулась ее руки, Рейвен почувствовала толчок в своем сознании. Одновременно с этим ее желудок напрягся, сжавшись, и острые осколки стекла вонзились в ее череп, разрывая ее сознание на мелкие кусочки. Некоторое время она не могла даже дышать. Она прикоснулась к смерти и резко отпрянув, вытерла ладони о бедра.

‑ Михаил! ‑ Она всецело сосредоточилась на нем . ‑ Мне плохо.

‑ Разве миссис Галвенстейн не убедила вас, что под моей защитой Рейвен в безопасности? ‑ Михаил мягко, но твердо встал между Рейвен и пожилой женщиной. Он почувствовал неуклюжую попытку пожилой женщины прощупать его, когда она скользнула по нему рукой. Его зубы блеснули в белоснежной улыбке. ‑ Пожалуйста, проходите в мой дом и чувствуйте себя комфортно. Я полагаю, на улице становится довольно холодно.

Маргарет Саммерс покрутилась тут и там, обратив внимание на стол с двумя стаканами и тарелками, на крошки кекса на тарелках. Ее глаза вонзились в Рейвен, словно пытаясь разглядеть ее шею сквозь ткань одежды.

Рука Михаила легла на плечо Рейвен, притягивая ее под целительную защиту своего тела. Спрятав улыбку, он наблюдал, как миссис Саммерс удерживала Шелли, пока отец Хаммер первым не вошел в дом Михаила. Они были так предсказуемы. Он склонил свою голову.

‑ Ты в порядке?

‑ Меня сейчас стошнит. Яблочным соком. ‑ Она осуждающе взглянула на него.

‑ Позволь помочь тебе. Они не узнают. ‑ Он повернулся, закрывая ее небольшое тело своим, и прошептав мягкую команду, нежно поцеловал ее. ‑ Лучше?

Она прикоснулась к его челюсти, ее пальцы передали все то, что она чувствовала.

‑ Спасибо. ‑ И они одновременно повернулись лицом к своим визитерам.

Маргарет и Шелли с благоговением рассматривали дом Михаила. У него были деньги, и весь интерьер его дома прямо кричал об этом: мрамор и дорогостоящее дерево, мягкие теплые цвета, художественные и антикварные вещи. Было очевидно, Маргарет была одновременно и поражена, и впечатлена.

Отец Хаммер удобно устроился в своем любимом кресле.

‑ Полагаю, мы прервали что‑ то важное. ‑ Он выглядел довольным самим собой, посмеиваясь про себя, его тусклые глаза вспыхивали каждый раз, когда встречались с черной бездной пристального взгляда Михаила.

‑ Рейвен согласилась стать моей женой. ‑ Михаил поднес ее пальчики к своему теплому рту. ‑ Но у меня не было достаточно времени, чтобы подарить ей кольцо. Вы приехали раньше, чем я смог надеть его ей на палец.

Маргарет дотронулась до потрепанной Библии, лежащей на столе.

‑ Как романтично, Рейвен. Вы планируете пожениться в церкви?

‑ Естественно, дети поженятся в церкви. Михаил непоколебим в своей вере и не рассматривает ничего иного, ‑ сказал отец Хаммер с легким укором.

Рейвен втиснула свою руку в руку Михаила, когда они вместе опустились на диван. Тусклые глаза Маргарет были такими же острыми, как и когти.

‑ Почему вы спрятались, моя дорогая? ‑ Ее пристальный взгляд стремительно метался повсюду, стараясь разнюхать секреты.

Михаил пошевелился, лениво откинувшись назад.

‑ Вы едва ли можете назвать это «спряталась». Мы позвонили миссис Галвенстейн, хозяйке вашей гостинцы, и сообщили, что Рейвен остается со мной. Я был уверен, что она вам сказала.

‑ Последний раз, когда я слышала об Рейвен ‑ это когда она направлялась на природу, чтобы встретиться с вами на пикнике, ‑ заявила Маргарет. ‑ Я знала, что она была больна, и волновалась, поэтому узнала ваше имя и попросила священника нас сопровождать сюда. ‑ Ее острый пристальный взгляд остановился на серебряном антикварном зеркале.

‑ Я сожалею, что послужила причиной вашей тревоги, миссис Саммерс, ‑ ласково сказала Рейвен. ‑ У меня случился ужасный приступ гриппа. Если бы я знала, что кто‑ нибудь будет волноваться, я бы позвонила. ‑ Откровенно сказала она.

‑ Я хотела видеть тебя ради самой себя. ‑ Маргарет решительно сжала свои губы. ‑ Мы обе американки, и я чувствую ответственность за тебя.

‑ Я благодарен за ваше беспокойство. Рейвен ‑ свет в моей жизни. ‑ Михаил наклонился вперед с хищной улыбкой на лице. ‑ Я ‑ Михаил Дубрински. Я не думаю, что мы были официально представлены друг другу.

Маргарет заколебалась, а затем, подняв подбородок, вложила свою руку в его и пробормотала свое имя. Михаил не торопясь излучал доброжелательность и любовь, приправленную озорством и изрядной долей страстного желания к Рейвен.

Шелли нетерпеливо представилась сама.

‑ Мистер Дубрински?

‑ Можно просто Михаил. ‑ Его очарование было столь сильным, что Шелли почти упала со своего стула.

Она чуть‑ чуть поерзала и скрестила ноги, предоставляя ему лучший обзор.

‑ Хорошо, Михаил. ‑ Шелли кокетливо улыбнулась. ‑ Отец Хаммер сообщил нам, что вы своего рода историк и, следовательно, должны знать все местные легенды. Я пишу курсовую по фольклору. А именно, есть какая‑ либо истина в местных легендах. Вы что‑ нибудь знаете о вампирах?

Рейвен моргнула, стараясь не рассмеяться. Шелли была невероятно серьезна, и она стала жертвой природного магнетизма Михаила. Она была бы очень смущена, если бы Рейвен рассмеялась. Поэтому она сосредоточилась на большом пальце Михаила, поглаживающем внутреннюю сторону ее запястья. Благодаря этому она чувствовала себя сильнее.

‑ Вампиры. ‑ Михаил повторил термин сухо и прозаично. ‑ Конечно, более известна вампирами Трансильвания, но и у нас есть собственные истории. На протяжении всех Карпат есть необычные истории. Есть даже маршрут ‑ путь Джонатана Харкера в Трансильванию. Я уверен, что вы найдете его приятным.

Маргарет наклонилась вперед.

‑ Вы верите, что эти истории правдивы?

‑ Миссис Саммерс! ‑ Рейвен казалось поражена. ‑ Вы же не верите, не так ли?

Лицо Маргарет потемнело, губы плотно вновь воинственно сжались.

‑ Я всегда полагал, что во всех дошедших до нас сквозь века историях, есть доля истины. Возможно, именно это подразумевала миссис Саммерс, ‑ мягко сказал Михаил.

Маргарет кивнула головой, заметно расслабившись, и наградила Михаила благодарственной улыбкой.

‑ Я так рада, что мы сошлись во мнениях, мистер Дубрински. Человек в вашем положении определенно должен быть без предубеждений. Как возможно, чтобы столько людей на протяжении столетий рассказывали настолько похожие истории, если бы в них не было истинной легенды.

‑ Ожившие трупы? ‑ Рейвен подняла брови. ‑ Я не знаю, как насчет Средних веков, но я бы заметила, если бы мертвые люди начали ходить в округе и утаскивать детей.

‑ Несомненно, ‑ согласился Михаил. ‑ Насколько я знаю, за последние несколько лет у нас не было необъяснимых смертей.

‑ Но некоторые местные жители рассказывают истории о довольно невероятных вещах. ‑ Шелли не хотела расставаться со своими идеями.

‑ Естественно, ‑ обаятельно усмехнулся Михаил. ‑ Это способствует улучшению бизнеса. Несколько лет назад… когда это было, Отец? Вы помните, когда Свони решил заняться туризмом, он уколол сам себя в шею вязальными спицами и сообщил в газету, чтобы те сделали фотографии. Он повесил себе на шею связку чеснока и ходил по городу, притворяясь, что от чеснока ему становиться плохо.

‑ Откуда вы знаете, что это был розыгрыш? ‑ Потребовала Маргарет.

‑ Следы уколов воспалились. Оказалось, что у него аллергия на чеснок и у него не осталось иного выбора, кроме как исповедаться. ‑ Михаил с озорством усмехнулся двум женщинам. ‑ Отец Хаммер наложил на него епитимью. Свони пришлось тридцать семь раз подряд читать молитву Розария.

Отец Хаммер откинул голову и от всего сердца рассмеялся.

‑ Он определенно привлек внимание любого, по крайней мере, здесь. Газетчики прилетели ото всюду. Это было довольно занимательное представление.

Михаил сгримасничал.

‑ Насколько я помню, мне пришлось провести слишком много времени вне стен офиса, а потом работать сутками напролет в течение недели, чтобы нагнать.

‑ Даже у вас хватило чувства юмора, чтобы оценить его маленькую авантюру, Михаил, ‑ сказал отец Хаммер. ‑ Я прожил в этих местах довольно долго, леди, и еще ни разу не сталкивался с ходячим трупом.

Рейвен провела рукой по волосам, потирая раскалывающуюся голову. Боль была невыносимой. Такая боль у нее всегда ассоциировалась с длительным воздействием больного разума. Михаил поднял руку и нежно погладил ее по виску, скользнув пальцами вниз по мягкой коже.

‑ Становится поздно, а Рейвен все еще не оправилась от гриппа. Возможно, мы могли бы продолжить данный разговор в другой вечер?

Отец Хаммер немедленно поднялся.

‑ Естественно, Михаил, я приношу свои извинения за то, что побеспокоили вас в такой неподходящий момент. Леди были очень настойчивы, и это показалось мне самым лучшим способом унять их страхи.

‑ Рейвен может вернуться с нами, ‑ осторожно предложила Маргарет.

Рейвен понимала, что никогда не перенесет поездки в машине с обоими женщинами. Шелли с готовностью кивнула головой, даря Михаилу свою лучшую улыбку.

‑ Огромное спасибо, Михаил. Я бы с радостью продолжила нашу с вами беседу в дальнейшем, может быть сделала бы даже несколько записей?

‑ Непременно, мисс Эванс, ‑ Михаил протянул ей свою визитку. ‑ На данный момент я завален работой, да и Рейвен и я хотели бы пожениться как можно быстрее, но я сделаю все возможное, чтобы выкроить время. ‑ Он проводил гостей до двери, используя свое большое мускулистое тело и притягательную улыбку, чтобы воспрепятствовать кому‑ либо дотронуться до Рейвен. ‑ Спасибо, миссис Саммерс, за предложение приглядеть за Рейвен ради меня, но нас прервали, а я намереваюсь убедиться, что она не покинет меня без столь необходимого кольца.

Когда Рейвен двинулась, чтобы обойти его, он отрезал ей путь, его тело было таким элегантным и ловким, что его движения никто не заметил. Его рука скользнула по ее, сжав хрупкое запястье.

‑ Спасибо, что зашли, ‑ тихо проговорила она, стоя позади него, боясь, что если скажет слишком громко, ее голова разлетится на тысячу кусочков.

Когда гости ушли, Михаил притянул ее под защиту своих рук, его лицо угрожающе потемнело.

‑ Малышка, я сожалею о том, что тебе пришлось пережить все это. ‑ Он внес ее в дом и направился в библиотеку.

Рейвен услышала, как он что‑ то тихо пробормотал себе под нос на своем языке. Он ругался, и это заставило ее улыбнуться.

‑ Она не дьявол, Михаил, она ‑ извращенка, фанатик. Это было похоже на прикосновение к сознанию ярого борца. Она верит, что поступает правильно. ‑ Она потерлась макушкой головы об его твердую челюсть.

‑ Она смехотворна. ‑ Выплюнул он эти слова. ‑ Она вульгарна. ‑ Михаил осторожно усадил ее в свое удобное кресло. ‑ Она пришла, чтобы проверить меня, чтобы провести священника в мой дом и попробовать обмануть меня. Ее прикосновение к моему сознанию было неловким и глупым. Она использует свой дар, чтобы пометить очередную жертву убийства. Но она прочитала только то, что я позволил.

‑ Михаил! Она верит в вампиров. Как она может считать тебя ходячим трупом? У тебя, конечно, есть необычные способности, но я не могу представить тебя убивающим ребенка, чтобы поддержать свою жизнь. Ты ходишь в церковь, носишь крестик. Эта женщина спятила. ‑ Она потерла ноющие виски в попытке ослабить боль.

Глава 6

Михаил темной тенью склонился над ней, держа в руке стакан с одной из своих травяных смесей.

‑ А что если я и являюсь этим мифическим вампиром, малышка, удерживающим тебя в своем логове?

Она улыбнулась в его серьезное лицо, заметив боль в его задумчивых глазах.

‑ Я бы доверила тебе свою жизнь, Михаил, вампир ты или нет. И я бы доверила тебе жизнь своих детей. Ты высокомерный и иногда властный, но никак не злой. Если ты и вампир, то не то существо из легенд.

Он отодвинулся от нее, не желая, чтобы она видела, как много ее слова значат для него. Такое полное, безоговорочное доверие. И не важно, что она не понимает, что говорит. Он чувствовал истину в ее словах.

‑ У большинства людей есть темная сторона, Рейвен, а у меня она больше, чем у остальных. Я способен на невыносимую жестокость, даже на зверство, но я не вампир. Я ‑ хищник, прежде всего, но не вампир. ‑ Его голос был сухим и задыхающимся.

Рейвен подошла ближе, сократив расстояние между ними, и дотронулась до уголков его рта, обведя его твердый контур.

‑ Я никогда этого и не думала. Ты же говоришь так, словно веришь, что эти ужасные существа существуют. Михаил, даже если бы это было и так, я бы все равно знала, что ты не являешься одним из них. Ты всегда судишь сам себя так жестоко. Я чувствую в тебе добро.

‑ Действительно? ‑ Мрачно спросил он. ‑ Выпей это.

‑ Надеюсь, это не погрузит меня в сон, поскольку я собираюсь вернуться в гостиницу в свою собственную кровать этой ночью, ‑ твердо заявила она, принимая у него стакан. Ее голос дразнил его, но глаза были полны тревоги. ‑ Я действительно чувствую добро в тебе, Михаил. Я вижу это во всем, что ты делаешь. Ты все ставишь превыше своей жизни.

Он закрыл свои глаза, словно от боли.

‑ Ты в это веришь, Рейвен?

Она изучала содержимое стакана, задаваясь вопросом, почему ее слова ранили его.

‑ Я знаю это. Я сделаю все, о чем бы ты ни попросил меня, хотя это не мне предстоит преследовать и вынести приговор убийце. Должно быть, именно это все время гложет тебя.

‑ Ты оказываешь мне слишком большое доверие, малышка, но я благодарен за твою веру в меня. ‑ Он обхватил ее рукой за шею. ‑ Ты не пьешь. Это поможет тебе справиться с головной болью. ‑ Его пальцы начали поглаживать ее виски с успокаивающей магией. ‑ Как ты можешь вернуться в гостиницу, когда мы оба знаем, что там остановились ассасины? А эта пожилая женщина, которая выводит их на наших людей? Она уже заинтересовалась тобой.

‑ Но она не может действительно верить в то, что я вампир, Михаил. Почему я должна быть в опасности? Я могу даже чем‑ то помочь тебе. ‑ Озорная улыбка появилась на ее губах. ‑ В последние дни я могу намного лучше слышать. ‑ Она отсалютировала ему стаканом и выпила смесь.

‑ Твоя безопасность не является предметом для спора. Я не хочу, чтобы ты оказалась в эпицентре сражения. ‑ Явное беспокойство сквозило в его пристальном взгляде.

‑ Мы согласились на компромисс. Твой мир и мой. Я хочу быть самой собой, Михаил. Я хочу принимать свои собственные решения. Я знаю, что ты никогда бы не позволил мне пройти через мучительные поиски убийцы одной. И я хочу помочь тебе, быть там ради тебя. Именно это называется партнерством.

‑ Находиться вдали от тебя даже при обычных обстоятельствах для меня мучение. Как я могу позволить, чтобы ты находилась в том же самом здании, что и убийцы моей сестры?

Она попыталась поддразнить его, желая, чтобы темнота в его глазах отступила.

‑ Испробуй свой ночной фокус на самом себе, или научи меня как это делать. Я буду более чем счастлива избавить тебя от беспокойства.

Его рука сжалась вокруг ее горла, для пробы.

‑ Не сомневаюсь. Как себя чувствует твоя голова, малышка? Лучше?

‑ Намного, спасибо. А теперь, расскажи, что тебе известно на данный момент. ‑ Рейвен наблюдала, как он, полный нескончаемой энергии, прошелся по деревянному полу. ‑ Я уже это делала, Михаил. Я не новичок и не дура. Миссис Саммерс может и выглядит, как милая старая леди, но она очень больна. Если она помечает человека как вампира и фанатично преследует его, то вред может быть причинен намного большему количеству людей. А те люди доверяют миссис Саммерс. Они убили женщину…

‑ Ноэль, ‑ тихо поправил он, ‑ ее звали Ноэль.

Она скользнула взглядом по его лицу, ее сознание затопило его ‑ теплом и спокойствием.

‑ Ноэль, ‑ тихо повторила она, ‑ была убита так, как написано в книгах о вампирах. Кол, отсекание головы, чеснок. Это дело душевнобольной группы. Но у нас, по крайней мере, есть место, откуда можно начать действовать. Я думаю, что будет безопаснее допустить, что мистер Саммерс также вовлечен во все это. Вот уже двое из них.

‑ Эта глупая девчонка Шелли просто слепа. Они используют ее, чтобы она помогала им, задавая свои нелепые вопросы. Она вовлечена косвенно, потому что они не доверяют ей, поскольку она не способна держать свой рот закрытым. Ее брат вбил идею об изучение фольклора в ее голову, и этот тур предполагался как исследовательское путешествие для нее. Ему так легко ею управлять. ‑ Он провел рукой сквозь свои густые волосы.

Вскоре ему нужно будет питание. В нем свернулся темный голодный гнев. Он расползался по его телу, опасный и смертельный. Джейкоб был бессовестным, как оказалось даже со своей сестрой. И он смотрел на Рейвен со страстным желанием в глазах.

Рейвен подняла взгляд и обнаружила, что на нее смотрят немигающие глаза. Они были темными, бездонными ‑ глазами охотника. Тревожное покалывание пробежало по ее спине. Она ощутила, как задрожала ее рука, и вытерла ее об юбку.

‑ Что? ‑ Иногда Михаил выглядел как незнакомец, а не как живой человек, которого она знала, со смехом и нежностью в его теплом взгляде. Как кто‑ то расчетливый и холодный, как кто‑ то более смертельный и коварный, чем кто‑ либо, кого она могла вообразить. Автоматически ее сознание потянулось к нему.

‑ Не надо! ‑ Он с силой закрыл свое.

Ресницы Рейвен затрепетали от внезапного потока слез. Отказ сам по себе был болезненным, а исходящий от Михаила ранил вдвойне.

‑ Почему, Михаил? Почему ты отдалился? Ты нуждаешься во мне. Я знаю это. Ты так хочешь помочь каждому, быть всем для всех. Я полагала, что являюсь твоим партнером во всем, являюсь всем для тебя. Позволь мне помочь тебе. ‑ Она приблизилась к нему заботливо медленно.

‑ Ты не знаешь всего, что может произойти, Рейвен. ‑ Он отступил назад, подальше от искушения, подальше от ее боли.

Она улыбнулась.

‑ Ты всегда помогаешь мне, Михаил. Ты присматриваешь за мной. Я прошу тебя доверять мне достаточно для того, чтобы позволить быть тем, в ком ты нуждаешься.

Он позволил своему щиту, закрывающему сознание, медленно опуститься. Она почувствовала горе, смешанное с яростью, за бессмысленное убийство Ноэль и страх за безопасность Рейвен. Любовь, сильную и растущую, голод, сексуальный и физический. Чистую потребность. Определенно нужен кто‑ то, чтобы любить и утешать этого мужчину.

‑ Мне нужно, чтобы ты сделала так, как я прошу тебя, ‑ с отчаянием сказал он, сражаясь с чудовищем, жадно поднимающим свою голову.

Ее смех был притягательно нежным.

‑ Нет, не нужно. Слишком много людей считают твое слово законом. Тебе нужен кто‑ то, кто бы противостоял тебе хоть чуть‑ чуть. Я знаю, ты не причинишь мне вреда, Михаил. Я могу чувствовать, как ты боишься самого себя. Ты думаешь, что в тебе есть что‑ то, что я не смогу полюбить, какой‑ то монстр, которого ты боишься мне показать. Я знаю тебя лучше, чем ты знаешь сам себя.

‑ Ты так беспечна, Рейвен, так пренебрегаешь опасностью. ‑ Он так сильно вцепился в спинку стула, что дерево грозило превратиться в пыль. Как бы то ни было, отпечатки его пальцев на нем сохранятся навсегда.

‑ Опасность, Михаил? ‑ Она склонила голову на бок, ее волосы, падая, соскользнули на одно плечо. Ее руки прикоснулись к верхней пуговице блузки. ‑ Я никогда не была в опасности, исходящей от тебя, даже когда ты злился на меня. Единственная опасность прямо сейчас угрожает только моей одежде. ‑ Она сделала шаг назад, вновь рассмеявшись, позволяя звуку согреть его, зажечь пламя внутри него.

Тепло свернулось, распространяясь, желание охватило его, ‑ мучительное и настойчивое. Голод разрывал его, перед глазами появилась красная дымка.

‑ Малышка, ты играешь с огнем, и я почти не контролирую себя. ‑ Он сделал последнюю попытку спасти ее.

Почему она не видит, какой он в действительности эгоист? Как он взял ее жизнь и не собирается никогда ее отпускать? Он был монстром, которого она не могла видеть. Возможно, холодная логика и правосудие остального мира может управлять им, но не ею. Находясь рядом с Рейвен, его охватывают эмоции, настолько чуждые ему, что он не может их контролировать. Он совершал бесчестные поступки. Он позволил ей увидеть жестокость в своем сознании, срывая ее одежду и овладевая ее телом бездумно или бесконтрольно.

Она ответила ему в своем сознании ‑ теплом, любовью, ‑ ее тело страстно желало его, воспринимая и принимая его жестокую сторону. Она полностью доверяла ему и верила в его чувства к ней, в его обязательства по отношению к ней.

Он тихо выругался, срывая одежду, сковывавшую его тело, и набрасываясь на нее, подобно дикому зверю.

‑ Михаил, мне нравиться эта одежда, ‑ прошептала она напротив его горла, а ее смех пролился в его сознание.

Смех. Радость. Никакого страха.

‑ Избавься от этих чертовых вещей, ‑ хрипло проговорил он, не осознавая, что укрепляет ее веру в него.

Она не торопилась, дразня его, поигрывая пуговицами, заставляя его искать крючок на своей юбке.

‑ Ты не знаешь, что творишь, ‑ заметил он устало, но его руки на ее теле были очень нежными, осторожно избавляя ее от одежды, пока не он обнажил всю ее атласную кожу и не распустил ее длинные шелковистые волосы.

Михаил обхватил ее шею своими сильными пальцами. Она казалась такой маленькой и хрупкой, а ее кожа такой теплой. У нее был неотступный женский запах, словно дикий мед, словно глоток свежего воздуха. Он прислонил ее к книжному шкафу, обхватив руками тело и поглаживая нежную выпуклость груди, впитывал ощущения своей кожей, всеми своими внутренностями. Он склонил голову, находя темный кончик ее соска своим языком. Демон внутри него отступил, почувствовав прикосновение ее мягкой кожи, ее принятие его природы. Он не заслуживал ее.

При первом же прикосновении его рта к ее груди, такого горячего и требовательного, тело Рейвен охватила слабость. Полка позади нее поддерживала ее, упираясь в обнаженные ягодицы. Возбуждение охватило ее тело в предвкушении. Его глаза скользили по ней с таким голодом, с такой одержимостью. С такой нежностью. Это растопило ее сердце, появилось желание заплакать от того, что у него такие чувства к ней. Где бы ни прошелся его взгляд, ‑ там горела ее кожа, ‑ ее тело жаждало его прикосновений.

Она потянулась и распустила его волосы, заполнив ими свои руки, наслаждаясь возможностью погладить кончиками пальцев его твердые мускулы. Она могла чувствовать, как он дрожит под ее ласковыми руками, чувствовать, как дикость внутри него стремится вырваться на свободу. И это затронуло что‑ то дикое внутри нее самой. Она хотела ощутить его в своих руках, дрожащего для нее, его твердые мускулы под своей нежной кожей, его тело, погружающее в нее. Она послала ему эротические картины, танцующие в ее голове, в то время как сама пробовала его кожу на вкус своим мягким ртом.

Его руки были везде, точно также как и ее. Его рот был подобен огню, точно также как и ее. Их сердца бились в одном ритме. Их кровь текла подобно расплавленной лаве. Его пальцы нашли ее влажное лоно и раскрыли его. Михаил опустил ее на пол и поднял ее бедра таким образом, что смог соединить их. Кровь ревела у него в голове, все его эмоции слились воедино в яростном шторме желания. Чем сильнее и глубже он проникал, тем более мягкой и гостеприимной становилась она. Ее тело было тугим и горячим, вбирая его, принимая его шторм.

Голод опасно бушевал. Он жаждал ее сладкого вкуса, желал экстаза ритуального обмена. Если он будет питаться… Он застонал от искушения. Он будет не в состоянии остановиться, не испытывая желания восполнить ее. Но он не мог этого сделать. Она должна сознательно принять решение о том, чтобы полностью стать частью его мира. Но это слишком большой риск. Если она не выживет, он последует за ней в неизвестность. Он точно понял, что подразумевали Древние, когда говорили, что один Спутник Жизни не сможет выжить, потеряв другого. Он не хотел бы жить в мире без нее. Не могло быть Михаила без Рейвен.

Его тело, его потребности, его потрепанные эмоции снова взяли вверх, подталкивая его к самому краю потери контроля. Он никогда не знал таких глубоких ощущений, такой полной, всеобъемлющей любви к кому‑ то другому. Она была всем. Его воздухом. Его сердцем. Рот Михаила нашел ее ‑ в длительных одурманивающих поцелуях, скользнул вниз к ее горлу, ее груди, нашел свою метку. Вкусить один раз. Всего один.

Рейвен пошевелилась в его руках, повернув голову, предоставляя ему лучший доступ, ее руки запутались в его волосах.

‑ Я с радостью выйду за тебя замуж, Михаил. Ты отчаянно нуждаешься во мне. ‑ Он поднял голову и взглянул в ее лицо, такое красивое от любовных ласк, такое восприимчивое к нему и его потребностям.

Ее сердце окутало его любовью, ее разум успокаивал его, питал, дразнил, соответствовал его внутренней дикости. Его руки обхватили ее лицо, его черные глаза уставились в ее сине‑ фиолетовые, погружая свои чувства в нее. А затем он улыбнулся.

‑ Михаил, ‑ запротестовала она, когда он очень нежно отстранился от нее.

И он вновь вернулся к ней, притягивая ее бедра к своим. Когда он вошел в нее, его руки обхватили ее маленькую талию, и он ощутил ликование. Она была в безопасности! Радость затопила его, и он уступил чистейшему удовольствию, которое давало ее тело. Он двигался, она двигалась. Она была невероятно узкой, огненно‑ горячей, бархатисто‑ мягкой. Эта комбинация была взрывной.

Волки сказали, что он больше не испытывал радости, но Рейвен вернула ее ему. Его тело пело от нее, сияло ею. Он во второй раз ощутил, как ее тело покрылось рябью, запульсировало, но он все еще двигался, желая, чтобы их тела были одним целым вечность. Темная тень, пересекающая его душу, рассеялась. Эта маленькая, красивая женщина дала ему все это. Он установил ритм их движения, наслаждаясь тем, как ее тело следовало указаниям его. Он чувствовал, как ее тело сжалось, обхватывая его, слышал, как она вскрикивала снова и снова, а нежные мяукающие звуки в ее горле приблизили его к самому краю. Его собственное тело оказалось объятым пламенем, унеся их обоих на небеса, так что Рейвен выкрикнула его имя, цепляясь за него, словно за спасительный якорь.

Руки Михаила были нежными, когда он помог ей лечь. Он ласкал ее шелковистые волосы, и, склонившись, ласково поцеловал.

‑ Ты не представляешь, что сегодня сделала для меня. Спасибо, Рейвен.

Ее глаза были закрыты, ресницы лежали на нежной коже, словно два темных полумесяца. Она улыбнулась.

‑ Кто‑ то должен был показать тебе, что такое любовь, Михаил. Не одержимость, не собственность, а настоящая безоговорочная любовь. ‑ Ее рука поднялась, и даже с закрытыми глазами, кончики ее пальцев безошибочно обвели линию вокруг его рта. ‑ Тебе следует вспомнить, как играть, как смеяться. Тебе следует научиться нравиться самому себе намного больше.

Твердые уголки его рта смягчились, изогнувшись.

‑ Ты говоришь как священник.

‑ Надеюсь, ты признаешься, что обманул меня, ‑ поддразнила она его.

У Михаила перехватило дыхание. Вина нахлынула на него. Он действительно обманул ее. Возможно не в первый раз, когда потерял контроль после столь долгой изоляции. Тогда обмен был необходим, чтобы спасти ей жизнь. Но во второй раз это было чистейшим эгоизмом. Он хотел сексуального удовольствия, полного завершения ритуала. И он произнес ритуальные слова. Теперь они связаны. Он знал это, чувствовал правильность этого, чувствовал исцеление своей души, которое может дать только истинная Спутница Жизни.

‑ Михаил? Я просто дразнила тебя. ‑ Длинные ресницы затрепетали и поднялись, так что ее глаза смогли убедиться, в том, что ей сказали кончики пальцев ‑ он хмурился.

Его зубы прикусили ее палец, его язык прошелся по ее коже. Его рот был горячим, эротичным, его глаза, пылая, уставились на нее. Ответное тепло появилось в ее глазах. Рейвен нежно рассмеялась.

‑ У тебя есть разнообразные таланты, не так ли? Дорогой, ты такой сексуальный, что тебя следует запереть, а за твою улыбку мужчины готовы убить. Или женщины, если взглянуть на это с другой стороны.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, собственнически обхватывая рукой грудь.

‑ Ты должна была упомянуть, какой я великолепный любовник. Мужчинам необходимо слышать такие вещи.

‑ Действительно? ‑ Она подняла одну бровь. ‑ Понятия не имела. Ты уже и так слишком высокомерен, что я едва могу это вынести.

‑ Ты сходишь по мне с ума. Я знаю. Я читаю твои мысли. ‑ Он неожиданно усмехнулся озорной улыбкой, прямо как маленький мальчик.

‑ Тебе не кажется, что в следующий раз, когда мы займемся любовью, нам стоит договориться и найти кровать? ‑ Она осторожно села.

Михаил обхватил ее рукой, поддерживая.

‑ Я причинил тебе боль?

Она тихо рассмеялась.

‑ Ты шутишь? Хотя, я не против принять долгую горячую ванну.

Он потерся подбородком об ее макушку.

‑ Я думаю, мы можем это организовать, малышка. ‑ Он должен был понять, что деревянный пол не самое удобное место. ‑ У тебя есть склонность начисто лишать меня любой здравой мысли. ‑ Это было извинение, поскольку он в этот момент поднимал ее на руки.

Его большие шаги быстро доставили их в хозяйскую ванную.

Глаза Рейвен потеплели, смягчившись, а на губах появилась улыбка, такая любимая, что у него перехватило горло.

‑ А у тебя имеется склонность становиться немного примитивным, Михаил.

Он зарычал на нее и, медленно склонив голову, соприкоснулся своими губами с ее. В этом была какая‑ то смесь нежности и голода, вызывая у нее сочувствие к нему. Очень осторожно он поставил ее на ноги и обхватил лицо своими руками.

‑ Мне всегда будет тебя мало, Рейвен, всегда. Но тебе нужно принять ванну, а мне ‑ найти пропитание.

‑ Поесть. ‑ Она наклонилась, чтобы наполнить ванну такой горячей водой, что от нее шел пар. ‑ В английском языке используют слово « есть». Хоть я и не великий повар, но смогу что‑ нибудь приготовить для тебя.

Его белые зубы блеснули, словно у хищника, когда он зажигал для нее свечи.

‑ Ты здесь не в качестве моей рабыни, малышка. По крайней мере, не в этом смысле.

Его глаза, не моргая, смотрели, как она собирает волосы на макушке головы. Это нервировало, и, вдобавок, тело Рейвен затрепетало под его теплым пристальным взглядом. Он протянул руку и помог ей опуститься в большую ванну. В тот момент, когда его сильные пальцы сомкнулись вокруг нее, у Рейвен появилось странное ощущение, словно она оказалась в плену.

Рейвен прочистила горло, а затем осторожно опустилась в горячую воду.

‑ Та‑ а‑ к, а ты веришь в верность? ‑ Она постаралась, чтобы это прозвучало как бы случайно.

Темная тень пересекла его резкие черты.

‑ Истинные представители моей расы никогда не испытывают поверхностную, несерьезную и бледную версию человеческой любви. Но если ты окажешься с другим мужчиной, я об этом узнаю, почувствую тебя, твоим мысли, твои эмоции. ‑ Он провел пальцем вдоль ее изящной щеки. ‑ Тебе не захочется встретиться с живущим во мне демоном, малышка. Я способен на страшную жестокость. Я не собираюсь ни с кем тебя делить.

‑ Ты бы никогда не причинил мне боли, Михаил, и не важно, что вызвало бы твой гнев, ‑ тихо и с полной уверенностью сказала Рейвен.

‑ Ты всегда в безопасности рядом со мной, ‑ согласился он, ‑ но я не могу сказать то же самое про остальных, кто попытается отнять тебя у меня. Все мои люди обладают телепатией. Сильные эмоции, такие как сексуальное возбуждение невозможно утаить.

‑ Ты хочешь сказать, что те из вас, кто жениться…

‑ Берет Спутника Жизни, ‑ поправил он.

‑ Они никогда не изменяют друг другу? ‑ Скептически спросила она.

‑ Только не истинные Спутники Жизни. Но это отдельный случай… ‑ Рука Михаила сжалась в крепкий кулак. Бедная милая Ноэль, так одержимо желавшая Рэнда. ‑ Некоторые предают выбранного спутника, поскольку не испытывают тех чувств, которые должны были бы испытывать, а иначе это невозможно. Вот почему так важно абсолютное единение сознания, сердца, души и тела. Как я познал это с тобой. ‑ Ритуальные слова не могли связать двоих, которые уже не были бы единым целым. В жизни соединяются только две половинки одного целого, но он не мог найти слов, чтобы выразить все это так, чтобы она поняла.

‑ Но, Михаил, я не принадлежу к твоим людям. ‑ Она начала понимать, что между ними существуют более глубокие различия, чем традиции, о которых ей следует знать, принять к сведению.

Он измельчил травы в чашке и добавил смесь в воду. Это поможет ей справиться с болью.

‑ Ты узнаешь, если я дотронусь до другой женщины.

‑ Но ты можешь заставить меня забыть, ‑ вслух удивилась она, а от легкого неудовольствия ее рот слегка дернулся. Он чувствовал, как ее сердце сильно забилось, внезапное сомнение появилось в ее сознании.

Он присел рядом с ванной, и обхватил ее лицо своими нежными пальцами.

‑ Я не способен предать тебя, Рейвен. Я могу заставить тебя согласиться ради твоей же безопасности или защиты, ради твоей жизни и здоровья, но я не способен на измену.

Кончиком языка она дотронулась до своей нижней губы.

‑ Не заставляй меня ничего делать, пока не спросишь, как сделал в том случае, когда я чувствовала себя больной.

Михаил спрятал улыбку. Она всегда старается казаться такой твердой, его маленький пакетик с динамитом, и у которой больше храбрости, чем здравого смысла.

‑ Малышка, я живу только ради твоего счастья. А теперь мне надо ненадолго уйти.

‑ Ты не можешь выслеживать убийц в одиночку, Михаил. Я имею в виду ‑ это слишком опасно. Если это именно то, что ты собираешься делать…

Он поцеловал ее, искренне рассмеявшись.

‑ Бизнес, Рейвен. Принимай ванну, осмотри дом, книги, все что захочешь. ‑ И он по‑ мальчишески ей усмехнулся. ‑ У меня масса работы, помимо компьютера, и если захочешь, можешь попробовать свои силы в рассмотрении предъявляемых ко мне претензий.

‑ Именно так я и планировала провести вечер.

‑ И еще кое‑ что, ‑ Михаил почти ушел, прежде чем она успела моргнуть, но также быстро и вернулся. Он взял ее левую руку в свою. ‑ Твой народ поймет это, как знак того, что ты занята.

Она спрятала улыбку. Он был таким собственником, напоминая дикое животное, которое метит свою территорию. Как те волки, что так свободно разгуливают по его лесу. Она с трепетом дотронулась до кольца пальцем. Оно было антикварным, золотым и с огненным рубином, окруженным брильянтами.

‑ Михаил, оно прекрасно. Где ты его достал?

‑ Оно хранилось в моей семье несколько поколений. Если ты предпочитаешь что‑ нибудь другое… что‑ нибудь более современное… ‑ Кольцо выглядело так, словно было создано для нее.

‑ Оно великолепно и ты это знаешь. ‑ Она дотронулась до него с благоговением. ‑ Я влюбилась в него. Иди, но поскорее возвращайся. А пока тебя не будет я раскрою все твои секреты.

Михаил был голоден, и ему требовалось питание. Склонившись, он прикоснулся к ее лбу своими губами, но его сердце болело.

‑ В течение всего лишь одного дня, малышка, мне хотелось бы пообщаться с тобой нормально и счастливо. Поухаживать за тобой, так как ты этого заслуживаешь.

Она отбросила голову и посмотрела на него, ее синие глаза потемнели от эмоций.

‑ Ты прекрасно за мной ухаживаешь. А теперь иди поешь. А меня оставь здесь.

И, дотронувшись еще раз до ее волос, Михаил ушел.

Он двигался среди горожан, вдыхая ночь. Звезды казались ярче, луна мерцала серебряным светом. Цвета были яркими и четкими, ветерок разносил запахи. По улице тут и там скользили завитки тумана. Ему хотелось петь. Он нашел ее после стольких лет, и она заставила землю двигаться и согрела его кровь. Она вернула в его жизнь смех и показала ему, какой может быть любовь.

Час был поздний, и пары направлялись по своим домам. Михаил выбрал группу из трех молодых мужчин. Он был голоден и нуждался в силе. Ночь будет длинной. Он намеревался проверить, была ли миссис Романова одной из ассасинов. Женщины нуждались в акушерке, но лучше испытать печаль от ее потери, чем пользоваться услугами той, кто может предать их при первой же возможности.

Он притянул мужчин к себе одной молчаливой командой, поражаясь, как и много раз до этого, насколько легко ему удается контролировать свою жертву. Он присоединился к их разговору, смеясь вместе с ними, по секрету сообщая им пару прекрасных деловых возможностей. Но в свои двадцать лет они больше думали о женщинах, чем о зарабатывании денег. И это всегда поражало его, насколько непочтительно относятся человеческие мужчины к своим женщинам. Возможно, они не могли понять, на что будет похожа их жизнь без них.

Он привел их в безопасное место под темнеющие деревья и выпил необходимую ему порцию, удостоверяясь, чтобы не взять слишком много от каждого из них. Он закончил так же, как и всегда ‑ крайне осторожно. Вот почему он был самым старым и самым опасным. Он обращал внимание на мельчайшие детали. Он еще в течение нескольких минут прогуливался вместе с ними, удостоверяясь, что они в порядке, прежде чем оставить их со случайной волной людей и ощущением чувства дружбы.

Михаил отвернулся от них, и улыбка пропала с его губ. Ночь скрыла в себе охотника, темное, ужасное намерение в его глазах, жестокий изгиб его чувственного рта. Его мускулы пульсировали от явной власти, сокращаясь и сжимаясь с невероятной силой. Он шагнул за угол и просто растворился. Его скорость была невероятной, вне всякого сравнения.

Его сознание потянулось к Рейвен, страстно желая контакта с ней.

‑ Что ты делаешь одна‑ одинешенька в этом старом жутком доме?

Ее смех вытеснил его абсолютный холод своим теплом.

‑ Дожидаюсь, когда мой большой страшный волк вернется домой.

‑ Ты одета?

На этот раз она ответила легкой игрой своих пальцев по его коже, дотрагиваясь до него интимно, согревая его тело. Теплом, смехом, чистотой. Он ненавидел находиться вдали от нее, ненавидел расстояние разделяющее их.

‑ Естественно, я одета! Что если еще приедут неожиданные гости? Не могу же я приветствовать их обнаженной, не так ли?

Она дразнила его, но при мысли о ком‑ либо, приближающемся к его дому, когда она находиться там одна и беззащитная, волна страха пронзила его. Это чувство было ему незнакомо, и он не мог определить его.

‑ Михаил? Ты в порядке? Ты нуждаешься во мне? Я приду к тебе.

‑ Оставайся на месте. Слушай волков. Если они споют тебе, сразу же зови меня.

Он ощутил некоторое сопротивление, которое означало, что она раздражена его тоном.

‑ Я не хочу, чтобы ты беспокоился обо мне, Михаил. У тебя и так достаточно людей, которые что‑ то требуют от тебя.

‑ Возможно, это и так, малышка, но ты единственная, на кого мне в действительности не наплевать. И выпей еще один стакан сока. Ты найдешь его в холодильнике. ‑ Он разорвал контакт и обнаружил, что улыбается их непродолжительной беседе.

Она бы начала оспаривать его приказ насчет питания, если бы он подождал достаточно долго. Ему даже нравилось раздражать ее время от времени. Ему нравилось то, как ее синие глаза превращались в сапфиры, и как ее тщательно контролируемый голос становился слегка резким.

‑ Михаил? ‑ Ее голос поразил его, низкий и теплый, наполненный чисто женским весельем. ‑ В следующий раз постарайся внести предложение, или просто попроси. Можешь заниматься своими делами, а я пойду обыскивать твою обширную библиотеку в поисках книги по манерам.

Он почти забыл, что присел под деревом всего в нескольких сотнях футах от лачуги, принадлежащей Гансу и Хейди Романовым. Михаил подавил желание рассмеяться.

‑ Ты не найдешь ни одной.

‑ И почему я не удивлена? ‑ На этот раз контакт разорвала Рейвен.

На краткий момент он позволил себе роскошь быть окутанным ее теплом, ее смехом, ее любовью. Почему Господь выбрал это время, ‑ когда Михаил испытывал свой самый темный час, чтобы послать ему такой подарок, ‑ он не имел ни малейшего понятия. То, что он собирался сделать, было неизбежно, дальнейшее существование его расы зависело от этого. Зверское уродство этого наполняло его отвращением. Ему придется вернуться к ней со смертью на своих руках, смертью более чем одного человека. Он не мог избежать этого, не мог переложить эту работу на кого‑ либо еще. Он сожалел не о том, что придется забрать жизнь убийц Ноэль, а о необходимости попросить Рейвен жить с его деяниями. Это будет не первый раз, когда он забирает жизнь.

Вздохнув, он изменил форму. Маленький грызун с легкость пробежал сквозь листья, лежавшие на земле, и пересек открытое пространство возле лачуги. До его слуха донеслось хлопанье крыльев и грызун замер. Михаил предупреждающе прошипел, и сова, плавно скользившая, чтобы напасть, повернула прочь. Грызун скользнул под безопасные деревянные ступени, и, слегка щелкнув хвостом, начал искать трещину или дыру в стене, чтобы проникнуть внутрь.

Михаил уже уловил два знакомых запаха. У Ганса были гости. Грызун протиснулся сквозь щель между двумя рассохшимися досками и обнаружил, что оказался в спальне. В полном молчании создание пересекло пол по направлению к двери. Михаил позволил запахам хозяев пройти сквозь тело грызуна. Он двигался осторожно, время от времени останавливаясь, пока не занял место в темном углу комнаты.

Хейди Романова сидела на деревянном стуле прямо напротив него, тихо плача и сжимая в руках четки.

Ганс смотрел на троих мужчин, а между ними на столе лежала развернутая карта.

‑ Ты ошибся, Ганс. Вы все ошиблись насчет Ноэль, ‑ всхлипывая, сказала миссис Романова. ‑ Ты сошел с ума и привел сюда этих убийц. Бог мой, вы убили невинную девочку, молодую мать. Ваши души потеряны.

‑ Заткнись, старуха, ‑ яростно закричал Ганс, его лицо превратилось в маску фанатизма. Он горел этим ‑ крестоносец, сражающийся на святой войне. ‑ Я знаю, что видел. ‑ Он прервался, бросив быстрый взгляд вправо и влево, поскольку странная тень, наподобие крылатого создания, казалось, пронеслась над лачугой.

На какой‑ то момент все в комнате замерли. Михаил смог почувствовать их страх, смог услышать внезапно участившееся биение их сердец. Внутри дома, Ганс повесил над каждым окном и над каждой дверью связку чеснока. Он медленно встал, облизав внезапно пересохшие губы и обхватив рукой крест, висевший у него на шее, направился к окну, чтобы убедиться, что связка на месте.

‑ Что насчет этого? Той тени, которая пронеслась прямо сейчас? Вы все еще думаете, что я совершил ошибку, потому что мы обнаружили ее в постели, а не спящей под землей?

‑ Там не было ничего ‑ ни грязи, ни защиты, ‑ неохотно сказал темноволосый иностранец.

Михаил опознал мужской след. Ассасин. Один из гостиницы. Находясь внутри тела грызуна, чудовище выпустило и согнуло когти. Они убили Ноэль не будучи даже уверенными, что она была тем, кем они думали.

‑ Я знаю, что видел, Евгений, ‑ заявил Ганс. ‑ После того, как Хейди ушла, женщина начала терять кровь. Я пришел, чтобы проводить Хейди домой, потому что в лесу опасно. Я собирался сказать мужу, что приведу Хейди назад, чтобы она помогла. Но он был очень взволнован и не увидел меня, когда я заглянул. Я видел это собственными глазами. Она выпила так много, что он ослаб и стал бледным. Я ушел и сразу же связался с вами.

Евгений кивнул головой.

‑ Вы сделали все правильно. Я приехал, как только смог и привел остальных. Если они научились щениться, то нас скоро заполонят дьяволы.

Огромный человек в комнате тревожно пошевелился.

‑ Я никогда не слышал, чтобы вампиры размножались. Они убивают живых, чтобы пополнить свои ряды. Они спят под землей и охраняют свои логова. Вы сработали быстрее, чем мы смогли все тщательно изучить.

‑ Курт, ‑ запротестовал Евгений, ‑ мы увидели возможность и воспользовались ею. И каким образом ее тело внезапно исчезло? После того, как мы это сделали, мы сбежали. Муж и ребенок с тех пор не появлялись. Мы знаем, что женщина мертва ‑ мы убили ее ‑ и все же нет никакой шумихи по поводу ее смерти.

‑ Мы должны найти мужа и ребенка, ‑ заявил Ганс. ‑ И остальных, мы должны уничтожить их. ‑ Он нервно выглянул сквозь треснувшее стекло в ночь и издал тихий вопль тревоги. ‑ Смотри, Евгений ‑ волк. Этот чертов Дубрински защищает их на своей земле. Однажды они заполонят нашу деревню и утащат детей. ‑ И он потянулся к винтовке, прислоненной к стене.

Евгений вскочил.

‑ Подожди, Ганс! Ты уверен, что это волк? Настоящий волк? Почему бы это волк вышел из леса и уставился на твой дом?

‑ Кто такой этот Дубрински, если позволяет себе держать волков? ‑ Потребовал ответа Курт.

‑ Он принадлежит Церкви! ‑ Прошипела Хейди, шокированная тем, что они имели ввиду. ‑ Он хороший человек, каждое воскресенье ходит в церковь. Отец Хаммер один из его ближайших друзей. Они часто ужинают вместе и играют в шахматы. Я видела это своими собственными глазами.

Ганс отмахнулся от ее доводов.

‑ Дубрински самый настоящий дьявол. Посмотри, волк крадется через кусты, наблюдая за домом?

‑ Я говорю тебе, что это неестественно. ‑ Понизив голос, сказал Евгений. ‑ Он один из них.

‑ Они не могли узнать, что это были мы, ‑ опроверг его Ганс, но дрожащие руки выдали его страх. Он вскинул винтовку на плечо.

‑ Ты должен попасть с первого выстрела, Ганс, ‑ предупредил Евгений.

Грызун пробежал по полу в спальню и протиснулся через небольшую щель. Покинув тело грызуна, Михаил потянулся в ночь с предупреждением, на ходу меняя форму и превращаясь в огромного черного волка с горящими местью глазами.

Он одним движением пересек расстояние и прыгнул на более мелкого волка. Только его тяжелое тело врезалось в меньшее, как он почувствовал, как пламя обожгло его кожу. Меньший волк исчез в густом лесу. И хотя кровь вытекала из его крестца, огромный волк не издал ни звука, не убежал. Вместо этого, он повернул свою большую голову и уставился на дом горящими как уголь глазами, уставился с обещанием мести. Расплаты. Темным обещанием смерти.

‑ Михаил! ‑ Резкий крик Рейвен прозвучал у него голове.

Черный волк еще некоторое время смотрел, удерживая Ганса Романова в своей власти, а затем развернулся и просто растворился в ночи, не давая никому из мужчин никакой возможность даже попытаться выследить его. Огромный волк появился из ниоткуда, прыгнув, чтобы защитить более мелкого. Он не был обычным волком, и ни один из них не хотел последовать за ним в лес.

Михаил поспешил скрыться в безопасной чаще леса прежде, чем боль и потеря крови заставят его вновь принять человеческий облик. Он пошатнулся, запнувшись об толстую ветку дерева, и резко сел.

‑ Михаил! Пожалуйста! Я знаю, что ты ранен. Где ты? Я могу чувствовать твою боль. Позволь мне прийти к тебе. Позволь помочь тебе.

Кусты позади Михаила затрещали. Но он не потрудился обернуться, зная, что это был Байрон ‑ пристыженный, сконфуженный, полный раскаяния.

‑ Михаил. Господи, я сожалею. Плохо?

‑ Довольно плохо. ‑ Михаил зажал рану рукой, чтобы остановить так легко вытекающую кровь. ‑ Что ты здесь делаешь, Байрон? Это сумасшествие, полное безрассудство.

‑ Михаил! ‑ Страх и слезы Рейвен заполнили его сознание.

‑ Успокойся, малышка. Это царапина, не более того.

‑ Позволь мне прийти к тебе. ‑ Она умоляла его, и это разрывало ему сердце.

Байрон оторвал кусок от своей рубашки и перевязал бедро Михаила.

‑ Я сожалею. Я должен был послушаться тебя, должен был знать, что ты будешь охотиться. Но я подумал… ‑ он замолчал, выглядя неловко.

‑ Подумал что? ‑ Слабо повторил Михаил. Рана дьявольски болела. Он чувствовал слабость и головокружение, но ему как‑ то надо было успокоить Рейвен. Она стремилась помочь ему, найти его, она даже пыталась «посмотреть» его глазами. ‑ Прекрати это, Рейвен. Делай, как я сказал. Я не один. Рядом со мной один из моих людей. Я скоро снова буду рядом с тобой.

‑ Я думал, что ты будешь так увлечен своей женщиной, что возможно не найдешь времени на охоту. ‑ Байрон опустил голову. ‑ Я чувствую себя таким дураком, Михаил. Я так беспокоился об Элеоноре.

‑ Я никогда не отлынивал от своих обязанностей. Защита моего народа для меня всегда на первом месте. ‑ Михаил даже не мог попытаться залечить рану, поскольку Рейвен находилась в его сознании.

‑ Я знаю, знаю. ‑ Байрон провел рукой сквозь свои каштановые волосы. ‑ После того, что случилось с Ноэль, я не могу позволить, чтобы то же самое произошло и с Элеонорой. И это был первый раз, когда ты предупредил одного из нас держаться подальше от женщины.

Михаил выдавил кривую улыбку.

‑ Это и для меня новый опыт. До тех пор, пока это не перестанет быть таким новым и необычным, будет лучше, если я буду держать ее так близко к себе, насколько это возможно. Прямо сейчас она спорит со мной.

Байрон выглядел пораженным.

‑ Она спорит с тобой?

‑ У нее есть свой собственный ум. ‑ Он позволил Байрону помочь себе подняться.

‑ Ты слишком слаб, чтобы измениться. Тебе нужна кровь и исцеляющий сон. ‑ Байрон послал призыв к Жаку.

‑ Я не рискну уходить глубоко. Это оставило бы ее без защиты. Она носит мое кольцо и на ней стоит моя метка. Одно ошибочное движение, и они ее убьют.

‑ Ты нам нужен полный сил, Михаил. ‑ Листья закружились в виде миниатюрного торнадо, извещая о прибытии Жака.

Жак выругался про себя, становясь на колени рядом с Михаилом.

‑ Тебе нужна кровь, Михаил, ‑ сказал он тихо и немедленно начал расстегивать свою рубашку.

Михаил остановил его легким жестом. Его глаза, утратившие вкус к жизни и наполненные болью, медленно изучали окружающую их местность. Байрон и Жак замерли, отпуская свои чувства и сканируя лес.

‑ Здесь никого нет, ‑ тихо прошептал Жак.

‑ Здесь кто‑ то есть, ‑ поправил Михаил.

Низкое предупреждающее рычание вырвалось из горла Жака, когда он инстинктивно встал перед своим принцем. Байрон нахмурился, на его красивых чертах проступило смущение.

‑ Я не могу ничего найти, Михаил.

‑ Я тоже, но за нами наблюдают. ‑ Это утверждение было настолько уверенным, что ни один Карпатец не рискнул бы оспорить его. Михаил никогда не совершал ошибки.

‑ Вызовите Эрика с машиной, ‑ приказал Михаил и откинул голову, чтобы отдохнуть.

Жак был настороже, и Михаил доверял его суждениям. Он слегка закрыл глаза, задаваясь вопросом, куда ушла Рейвен. Она больше не ворчала на него. Для того чтобы поддерживать контакт, ему пришлось бы использовать драгоценную энергию, ‑ энергию, которую он не мог восполнить прямо сейчас. И все же это тревожило его ‑ молчание было так несвойственно ей.

Глава 7

Поездка до дома на машине оказалась мучительно болезненной. Тело Михаила настоятельно требовало крови, чтобы восполнить ту, которую он потерял. С каждым мгновением его слабость возрастала, а от боли морщинки на лице стали глубже. Он был Древним, а все Древние испытывают эмоции и переносят физические раны более сильно. В обычных условиях он бы просто остановил свое сердце и легкие, чтобы кровь перестала вытекать. А потом за дело бы взялся целитель, а остальные предоставили бы ему то, в чем он нуждался.

Но Рейвен изменила все это. Рейвен и что‑ то еще, или кто‑ то еще, наблюдает за ними. Он все еще мог чувствовать, как его охватывает тревога. Он знал, что тот другой наблюдал за ними на расстоянии, даже когда они ехали несколько миль по направлению к его дому.

‑ Михаил, ‑ прошептал Эрик, как только они доставили его в безопасность его дома, ‑ позволь помочь тебе.

Рейвен стояла возле двери, внимательно всматриваясь в бледные черты Михаила. Он внезапно стал выглядеть намного старше, чем на тридцать лет, как она определила его возраст. Вокруг его рта залегли белые морщины, но его сознание было совершенно безмятежным, а дыхание даже расслабленным. Она молчаливо отступила назад, позволяя им войти.

Отказ Михаила от ее помощи причинил ей боль. Если он предпочел компанию своих людей, то она не собирается терять свое достоинство, позволяя им увидеть, как это беспокоит ее. Небольшие зубки слегка прикусили нижнюю губу, а в глазах застыло беспокойство. Ей только надо лично убедиться, что с ним все будет хорошо.

Они отнесли Михаила вниз в спальню, и Рейвен последовала за ними.

‑ Мне вызвать доктора? ‑ Спросила она, хотя уже знала ответ.

Она чувствовала, они хотят, чтобы она ушла, что она каким‑ то образом мешала им. Инстинктивно она знала, что Михаил не получит необходимую помощь, пока она не уйдет.

‑ Нет, малышка, ‑ Михаил протянул к ней руку.

Она подошла к нему, переплетя свои пальцы с его. Он всегда был таким сильным, таким физически здоровым, а теперь он выглядел таким бледным и изнуренным. Рейвен почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза.

‑ Тебе нужна помощь, Михаил. Скажи мне, что надо делать.

Его глаза, такие черные и холодные, внезапно потеплели, когда его пристальный взгляд остановился на ее лице.

‑ Они знают, что делать. Это не первая моя рана и не самая худшая, которую я когда‑ либо получал.

Небольшая, невеселая улыбка коснулась ее мягкого рта.

‑ Это ‑ то самое дело, которым ты должен был заняться сегодня вечером?

‑ Ты же знаешь, что я охочусь на тех, кто убил мою сестру. ‑ Он казался уставшим и утомленным.

Рейвен ненавидела спорить с ним, но кое‑ какие вещи должны быть высказаны.

‑ Ты сказал мне, что всего лишь прогуляешься, ничего опасного. И нет никакой необходимости лгать мне насчет того, что ты делал. Я знаю, что ты большая шишка в этих местах, но знаешь ‑ я тоже выслеживала убийц. И предполагалось, что мы будем партнерами, Михаил.

Байрон, Эрик и Жак обменялись взглядами, подняв брови. Байрон беззвучно повторил слово шишка. Ни один не рискнул улыбнуться, даже Жак.

Михаил нахмурился, поняв, что обидел ее.

‑ Я не нарочно сказал неправду. Я всего лишь вышел, чтобы произвести небольшое расследование. К сожалению, все вышло совершенно по‑ другому. Поверь, у меня не было намерения получать рану. Это несчастный случай.

‑ У тебя есть склонность попадать в неприятности, когда меня нет рядом с тобой. ‑ Рейвен улыбнулась, но улыбка не затронула ее глаз. ‑ Насколько плоха твоя нога?

‑ Царапина не более, ничего такого, о чем стоило бы волноваться.

Она вновь замолчала, ее синие глаза скользили по его лицу рассеянным и печальным взглядом, словно она погрузилась в себя.

Михаил почувствовал, как что‑ то глубоко внутри него шевельнулось. У нее был тот самый взгляд, означающий, что она вновь думает слишком много. Это была последняя вещь, в которой он нуждался, лежа раненным, и в ее молчании было что‑ то такое, что тревожило его. Она не могла покинуть его. И хотя разумом он понимал это, но сердцем не хотел, чтобы она хотела покинуть его, чтобы даже задумывалась об этом.

‑ Ты злишься на меня. ‑ Проговорил он утверждая.

Рейвен покачала головой.

‑ Нет, честно, нет. Возможно, разочарована в тебе. ‑ Она взглянула печально. ‑ Ты сказал, что между нами не может быть лжи, и сам при первой же возможности солгал. ‑ На краткий момент небольшие зубки с силой прикусили нижнюю губу. В ее глазах замерцали слезы, но она нетерпеливо сморгнула их. ‑ Когда ты просил меня доверять тебе, Михаил, мне показалось, что и с твоей стороны будет точно такое же доверие ко мне. Тебе следовало бы относится ко мне с большим уважением, по крайней мере, к моим способностям. Во время выслеживания я использовала психическую связь. Я выслеживала, используя чьи‑ то глаза. Некоторые из твоих людей такие небрежные и самодовольные. Некоторые из вас даже не беспокоятся насчет ментальных щитов. Все вы настолько высокомерны, что вам даже в голову не приходит, что человек ‑ существо, не принадлежащее к вашей совершенной расе ‑ может войти в ваши сознания. Вы выявили одного, похожего на меня, который приговаривает ваших людей к смерти. Но если я смогла проникнуть в ваши сознания, он тоже сможет сделать это. Мой вам совет, чтобы не стало еще хуже, принимайте более серьезные меры предосторожности.

Рейвен отступила от протянутой успокаивающей руки Михаила.

‑ Я просто пытаюсь спасти ваши жизни, а не мщу. ‑ Только гордость удерживала ее от того, чтобы не показать им, как она расстроена. Она уже почувствовала, что потеряла его, их уникальную близость. Каким‑ то образом она знала, что в ее жизни уже не будет другого мужчины, другого времени, когда она сможет смеяться и разговаривать так, как это было с ним. ‑ Тебе нет необходимости говорить что‑ либо еще Михаил. Я видела твою небольшую царапину своими собственными глазами. И ты был прав, вы там были не одни ‑ за вами наблюдала я. На моем языке честность означает правду.

Рейвен сделала глубокий вдох и сняла кольцо, с сожалением осторожно положив его на маленький столик возле кровати.

‑ Я сожалею, Михаил, действительно сожалею. Я знаю, что подвожу тебя, но я не вписываюсь в ваш мир. Я не понимаю его или его правил. Пожалуйста, окажи любезность ‑ держись подальше и не пытайся связаться со мной. Мы оба знаем, что я действительно не подхожу тебе. Я уеду на первом подходящем поезде.

Она развернулась и направилась к двери. Но та захлопнулась с громким стуком. Она, не оборачиваясь, уставилась на нее. Воздух звенел от напряжения, от какого‑ то темного чувства, которому она не могла дать названия.

‑ Я не думаю, что если мы продолжим наши отношения, то от этого будет какой‑ либо прок. Тебе же прямо сейчас нужна помощь. Очевидно, чтобы они не намеревались делать, это настолько секретно, что должно держаться в тайне от посторонних. Такой как я. Позволь мне вернуться домой, которому я принадлежу, и позволь им помочь тебе.

‑ Оставьте нас, ‑ приказал он остальным.

Они неохотно повиновались.

‑ Рейвен, подойди сюда, пожалуйста. Я слаб, и мне потребуются почти все мои силы, чтобы подойти к тебе самому. ‑ В его голосе прозвучала мягкость, честность, разбивающая ее сердце.

Она закрыла глаза, противясь силе, звучащей в его голосе, мягкому ласковому тону, который чувственно скользил по ее коже подобно черному бархату и проникал в ее тело, оборачиваясь вокруг ее сердца.

‑ Не в этот раз, Михаил. Мы не только живем в двух различных мирах, у нас также разные системы ценностей. Мы попытались, я знаю, как тебе этого хотелось, но я не могу так. Может быть, я никогда и не могла. Все произошло слишком быстро, и мы действительно не знаем друг друга.

‑ Рейвен. ‑ Тепло свернулось в самом ее имени. ‑ Подойди ко мне.

Она прижала пальцы ко лбу.

‑ Я не могу, Михаил. Если я позволю тебе вновь приблизиться ко мне, я потеряю уважение к самой себе.

‑ Тогда у меня нет выбора, кроме как подойти к тебе. ‑ Он перенес свой вес на руки, используя их, чтобы передвигать свою пораненную ногу.

‑ Нет! ‑ Она встревожено обернулась. ‑ Прекрати, Михаил. Я позову остальных. ‑ Она толкнула его назад на подушки.

Его руки с неожиданной силой обхватили ее за шею.

‑ Ты ‑ единственная причина того, что я сейчас жив. Я говорил тебе, что буду совершать ошибки. Ты не можешь поставить на мне крест, на нас. Ты знаешь меня, знаешь все самое важное обо мне. Ты можешь заглянуть в мое сознание и узнать, что я нуждаюсь в тебе. Я бы никогда не причинил тебе боли.

‑ Ты уже причинил мне боль. Обидел. Те люди за дверью ‑ твоя семья, твой народ. Я же из другой страны, принадлежу к другой расе. Это не мой дом и никогда им не будет. Позволь мне позвать их и просто уйти.

‑ Ты права, Рейвен. Я говорил тебе, что между нами не будет лжи, но, тем не менее, я испытываю потребность защищать тебя от всего жестокого и пугающего, от всего, что может причинить тебе вред. ‑ Его большой палец прошелся по ее изящной щеке, скользнул ниже, погладив ее шелковистые губы. ‑ Не покидай меня, Рейвен. Не губи меня. Твой уход убьет меня. ‑ Его глаза были такими выразительными, убедительными, твердо встречая ее взгляд, не пытаясь скрыть от нее неприглядную правду своего мира, свою полную уязвимость.

‑ Михаил, ‑ в отчаянии тихо сказала она. ‑ Я смотрю на тебя, и что‑ то глубоко внутри меня говорит, что мы принадлежим друг другу, что ты нуждаешься во мне, и что без тебя я никогда не буду целостной. Но я знаю, что это абсурдно. Я прожила почти всю свою жизнь сама по себе и была довольно счастлива.

‑ Ты была изолирована ото всех, испытывала боль. Никто не видел тебя, не знал, кем ты была. Никто не сможет оценить тебя и позаботиться о твоих нуждах больше, чем я. Не делай этого, Рейвен. Не надо.

Его рука на ее руке притянула ее невероятно близко. Как она могла сопротивляться Михаилу, когда он был таким привлекательным? Было поздно, слишком поздно. Его рот уже нашел ее. Его губы были прохладными, мягкими и такими нежными, что у нее на глазах навернулись слезы. Она уткнулась своим лбом в его.

‑ Ты обидел меня, Михаил, действительно обидел.

‑ Я знаю, малышка, я сожалею. Прости меня.

Небольшая улыбка тронула уголки ее рта.

‑ Это действительно так легко?

Его большой палец вытер слезинку, бегущую вниз по ее лицу.

‑ Нет, но это все, что я могу дать тебе в данный момент.

‑ Тебе нужна помощь, и я знаю, что не являюсь тем человеком, который может ее оказать. Я пойду. Ты сможешь связаться со мной, когда будешь в состоянии сделать это. Я обещаю никуда не ходить, пока тебе не станет лучше.

‑ Рейвен, надень снова мое кольцо себе на палец, ‑ мягко сказал он.

Она покачала головой, отходя от него.

‑ Я так не думаю, Михаил. Пускай все остается так, как есть. Позволь мне все обдумать.

Его рука, приласкав ее затылок, прошлась по ее плечу, вниз по руке, пока его пальцы не сомкнулись вокруг ее запястья.

‑ Завтра мне нужно будет выспаться, действительно выспаться. Я хочу защитить тебя от тех людей. ‑ Он знал, что она подумает, будто он имел в виду, что они будут мучить его.

Рейвен отбросила спутанный клубок его кофейного цвета волос со лба.

‑ Со мной все будет в порядке, как и на протяжении всех последних лет. Ты так занят, заботясь о мире, что не представляешь, что люди могут позаботиться о себе сами. Я обещаю, что не уеду от тебя и обещаю быть осторожной. Я не собираюсь прятаться в их шкафах или под их кроватями.

Михаил твердо удержал ее за подбородок.

‑ Эти люди опасны, Рейвен, они ‑ фанатики. Я обнаружил это сегодня ночью.

‑ Они узнали тебя? ‑ Внезапно она перестала дышать. Она испытывала отчаянное желание позвать его друзей, чтобы они позаботились о его ранах.

‑ Ни в коем случае. Да у них и не было возможности узнать. Я выяснил еще два имени. Евгений ‑ темноволосый, с венгерским акцентом.

‑ Это должно быть Евгений Словенски. Он прибыл на поезде вместе с туристической группой.

‑ Некто по имени Курт? ‑ Он вновь откинулся на подушки, неспособный более терпеть боль в своем бедре. Она ударяла по его нервным окончаниям наподобие ржавого лезвия пилы, проходящего через кожу.

‑ Курт ван Хелен. Он также из туристической группы.

‑ Там еще и третий мужчина. Никто не называл его по имени. ‑ Его голос выдавал, насколько он ослаб. ‑ Ему около семидесяти, седые волосы и тонкие седые усы.

‑ Это должно быть Гарри Саммерс, муж Маргарет.

‑ Гостиница превратилась в гнездо ассасинов. Но самое худшее в том, что акушерка сказала своему мужу, да и всем им, что Ноэль не была нежитью. Как они смогли поверить в этот абсурд, когда она родила ребенка? Господи! Какая ужасная бессмысленная трата жизни. ‑ Печаль вновь охватила его, добавляя тяжести к испытываемой им боли.

Рейвен смогла почувствовать, как это безжалостно отозвалось внутри нее.

‑ А теперь я пойду, чтобы они смогли помочь тебе, Михаил. Ты слабеешь с каждой минутой. ‑ Наклонившись, она поцеловала его в лоб. ‑ Я чувствую их беспокойство.

Он схватил ее за руку.

‑ Одень мое кольцо себе на палец. ‑ Его большой палец ласкал внутреннюю сторону ее запястья. ‑ Я хочу, чтобы ты носила его. Это очень важно для меня.

‑ Хорошо, Михаил, но только пока ты отдыхаешь. Мы разберемся с этим, когда ты почувствуешь себя лучше. А теперь зови своих друзей. Я возьму твою машину, чтобы добраться до гостиницы. ‑ Она дотронулась до его кожи.

Он был холодным, очень холодным. Рейвен натянула кольцо себе на палец. Но он снова схватил ее.

‑ Не приближайся к этим людям. Оставайся в своей комнате. Я просплю целый день, поэтому и ты отдохни, а вечером я приду за тобой.

‑ Звучит довольно многообещающе. ‑ Она нежно убрала выбившийся локон с его лба. ‑ Думаю, тебе лучше некоторое время провести в постели.

‑ Карпатцы исцеляются быстро. Жак проконтролирует, что ты благополучно добралась до дома.

‑ В этом нет никакой необходимости, ‑ отказалась она, чувствуя себя неловко в присутствии незнакомцев.

‑ Это необходимо ради моего душевного спокойствия, ‑ нежно сказал Михаил, его черные глаза умоляли ее уступить ему. После короткого кивка Рейвен, он решил еще раз искусить судьбу. ‑ Но прежде чем уйдешь, пожалуйста, постарайся выпить еще один стакан сока. Это ненадолго уменьшит мое беспокойство за тебя.

Он знал, читая ее мысли, что она пыталась выпить сока чуть ранее. Но ее желудок воспротивился прежде, чем она успела сделать первый глоток. В этом он винил себя. Он был непосредственно ответственен за то, что ее организм отказывался принимать человеческую пищу. Рейвен была и так слишком худа. Она не может позволить себе и дальше терять вес.

‑ Мне от одного его запаха становиться плохо, ‑ призналась она, желая рассмешить его, понимая, что это невозможно. ‑ Я думаю, что в действительности подхватила грипп. Михаил, я попытаюсь, но чуть позднее.

‑ Я помогу тебе, ‑ пробормотал он тихо, его темные глаза помрачнели от беспокойства. ‑ Я должен сделать это для тебя. Пожалуйста, малышка, позволь мне сделать эту простую вещь.

Дверь позади нее распахнулось, и трое мужчин вошли в комнату. Один остался стоять рядом с дверью, ожидая. Он выглядел как более мягкая версия Михаила.

‑ Вы должно быть Жак. ‑ Рейвен еще раз дотронулась до холодной руки Михаила, прежде чем покинуть комнату.

‑ А вы Рейвен. ‑ Он смотрел на кольцо на ее пальце, даже не пытаясь скрыть усмешку.

Она подняла бровь.

‑ Я не хотела его расстраивать. Мне показалось, что это лучший способ побыстрее уйти, чтобы вы смогли ему помочь.

Она была неспособна использовать Жака, чтобы «видеть» Михаила. Его ментальные щиты были так сильны, что во внутрь было невозможно проникнуть. Байрон оказался более легкой мишенью.

Когда она подошла к входной двери, Жак покачал головой и обхватил ее пальцы своими.

‑ Он хочет, чтобы вы выпили немного сока.

‑ Ох, уймитесь. Я же сказала, что не могу.

‑ Мы можем остаться здесь на всю ночь. ‑ Он пожал своими широкими плечами и сверкнул быстрой кривой ухмылкой. ‑ Я бы не возражал. У Михаила очень уютный дом.

Она сердито посмотрела на него, постаравшись выглядеть свирепо, когда что‑ то внутри нее начало находить во всем этом уйму смешного. Мужчины думают, что они такие логичные.

‑ Вы такой же, как он. Но даже не воспринимайте это как комплимент, ‑ добавила она, когда он принял довольный вид.

Он вновь усмехнулся своей кривобокой, сердцеостанавливающей ухмылкой, которая должно быть разбивает сердце везде, где бы он ни появился.

‑ Вы ведь с ним родственники, не так ли? ‑ Предположила Рейвен, уверенная в своей правоте.

Как же может быть иначе? У него то же самое очарование, те же самые глаза, тот же самый взгляд.

‑ Когда это ему удобно. ‑ Он налил в стакан свежего яблочного сока и подал ей.

‑ Он бы не узнал. ‑ Это убьет ее, когда она выпьет.

‑ Он узнает. Он всегда все знает. И пока вы сомневаетесь, он понемногу становится раздраженным. Так что пейте.

Она покорно вздохнула и попыталась заставить себя сделать глоток сока без вмешательства Михаила. Она знала, что Жак был прав насчет него. Он бы узнал, если бы она не выпила сок, а это, казалось, было отчаянно важно для него. В животе у нее перевернулось, протестующе поднялось. Рейвен задохнулась, закашлявшись.

‑ Позовите его, ‑ проинструктировал Жак, ‑ позвольте ему помочь вам.

‑ Но он так слаб, ему не нужно делать этого.

‑ Он не уснет, пока не позаботится о вас, ‑ упорствовал Жак. ‑ Позовите его или мы никогда не уйдем отсюда.

‑ Вы даже говорите, как он, ‑ пробормотала она. ‑ Михаил, я сожалею, но мне нужна твоя помощь в этом деле.

Он послал ей тепло и любовь. Мягкая команда позволила ей осушить стакан и удержать сок в желудке. Она ополоснула стакан в раковине и, перевернув, поставила.

‑ Вы были правы. Он не позволил им оказать ему помощь, пока я не выпила сок. Он такой упрямый.

‑ Наши женщины всегда на первом месте. Не волнуйтесь за него, мы бы никогда не позволили, чтобы что‑ нибудь случилось с Михаилом. ‑ Он прошел от дома до спрятанной под покровом деревьев машины.

Рейвен замерла.

‑ Прислушайтесь к ним. К волкам. Они поют ему, для него. Они знают, что он ранен.

Жак открыл перед ней дверцу машины. Его темные глаза, так похожие на глаза Михаила, скользнули по ней.

‑ Вы такая необычная.

‑ Так и Михаил говорит. Я думаю, это прекрасно, когда волки оказывают ему поддержку.

Жак завел двигатель.

‑ Знаете, вы никому не должны говорить о ранении Михаила. Это навлечет на него опасность. ‑ Он произнес это спокойным голосом, но она смогла почувствовать его глубокую потребность защитить Михаила.

Он понравился Рейвен, даже более того, ‑ она почувствовала связь с ним, но, тем не менее, она одарила Жака хмурым взглядом.

‑ Вы все такие высокомерные. Вы упорно полагаете, что в силу того, что люди не обладают большими телепатическими способностями, им каким‑ то образом недостает ума. Я убедила вас, что у меня есть мозги, и я прекрасно способна все понять сама.

Он вновь ей усмехнулся.

‑ Должно быть, вы совсем свели его с ума. Назвать его шишкой было просто великолепно. Готов поспорить, что это был первый раз, когда его назвали подобным образом.

‑ Для него это полезно. Если бы большее количество людей доставляло ему проблемы, он был бы более… ‑ Она замялась, подбирая правильное слово. А затем тихо рассмеялась. ‑ Он был бы более исключительным. Податливым.

‑ Податливым? Это описание мы никогда не используем в одном контексте с Михаилом. Никто из нас никогда не видел его более счастливым, чем сейчас. Спасибо, ‑ тихо проговорил Жак.

Он предусмотрительно поставил машину в тени.

‑ Будьте очень осторожны сегодня ночью и завтра. Не покидайте своей комнаты, до тех пор, пока Михаил с вами не свяжется.

Рейвен закатила глаза, состроив рожицу.

‑ Со мной все будет хорошо.

‑ Вы не понимаете. Если что‑ нибудь случиться с вами, мы потеряем его.

Она замерла, задержав руку на ручке дверцы.

‑ Они же позаботятся о нем, не так ли?

Ей не хотелось говорить этого, но она чувствовала, словно пропала какая‑ то ее часть, словно от ее души был оторван довольно большой кусок. Ее разум требовал связаться с Михаилом, всего лишь дотронуться до него. Все что угодно, лишь бы убедиться, что с ним все в порядке и они все еще едины.

‑ Они знают, что надо делать. Он поправится быстро, но я должен вернуться к нему. В отсутствии Грегори ‑ я сильнейший и ближе всех к нему. Он нуждается во мне прямо сейчас.

Михаил был слаб и охвачен болью, голод вгрызался в него наряду с виной. Он ранил ее, подошел так близко к тому, чтобы потерять ее. Как он мог совершить столько ошибок, когда она была всем, что имело для него значение? Он никогда не должен был говорить ей неправду сверх самого необходимого. Рейвен. Ему нужно было дотянуться до нее, прикоснуться к ее сознанию своим, узнать, что она была там. Несмотря на боль, слабость и голод, тяжелее всего была огромная ноющая рана в его душе. Умственно он понимал, что ритуал, связавший их воедино, и вызвал эту невыносимую потребность, но знание этого не облегчало его потребности дотронуться до ее сознания.

‑ Михаил, пей! ‑ Жак материализовался рядом с кроватью и притянул старшего брата к себе, а его лицо превратилось в маску ярости. ‑ Почему, ты позволил ему обойтись без помощи, Эрик?

‑ Он думает только о женщине, ‑ защищаясь, заявил Эрик.

Жак тихо выругался.

‑ Она в безопасности в своей комнате, Михаил. Ты должен пить ради вас обоих. Один не может существовать без другого. Если ты не выживешь, то обречешь на смерть и ее, а в лучшем случае на неполноценную жизнь. ‑ Жак проглотил свой гнев, сделав глубокий вдох. ‑ Возьми мою кровь Я отдаю ее тебе добровольно, безотказно. Моя жизнь принадлежит тебе, ‑ вместе мы сильнее.

Он использовал формальные слова, подразумевая именно то, что говорил. Он был готов отдать свою жизнь за своего вождя. Остальные в это время начали ритуальное исцеляющее пение. Они произносили слова в своеобразном гипнотическом ритме ‑ древний язык был прекрасен.

Позади себя Жак слышал бормотание голосов, вдыхал сладкий запах успокаивающих и исцеляющих трав. Карпатская земля, невероятно богатая целебными свойствами, была смешана с травами и слюной из их ртов и помещена на рану. Жак обнимал брата руками, чувствуя как его сила, его жизнь перетекают в Михаила, и благодарил Господа за свою способность помочь ему. Михаил был хорошим человеком, великим человеком, и его люди не могли себе позволить потерять его.

Михаил чувствовал, как сила вливалась в него, в его истощенные мускулы, в его мозг и сердце. Сильное тело Жака задрожало, и он резко опустился на край кровати, тем не менее, продолжая обхватывать Михаила своими руками, продолжая удерживать голову брата, чтобы ему было легче восполнить то, что он потерял.

Михаил сопротивлялся, поражаясь, насколько сильным все еще оставался Жак, и каким слабым продолжал оставаться он, несмотря на отданную ему кровь.

‑ Нет! Я подвергаю тебя опасности! ‑ Резко сказал он в его сознание, потому что Жак отказался отпустить его.

‑ Тебе еще недостаточно, братец. Бери то, что я отдаю тебе добровольно, и не думай ни о чем, кроме исцеления. ‑ Жак продолжал напевать так долго, как мог, дав знать Эрику только тогда, когда довольно сильно ослаб, чтобы и дальше обходиться без помощи.

Эрик сделал надрез на своем запястье, не раздумывая и не поморщившись при виде открытой и болезненной раны, предлагая свое запястье Жаку, который продолжал подпитывать Михаила своей животворящей кровью. Эрик и Байрон продолжали напевать ритмичные ритуальные слова, пока Жак восстанавливал как свою силу, так и силу Михаила.

Комната, казалось, была наполнена теплом и любовью, чистым и свежим запахом. Ритуальное исцеление означало новое начинание. Но именно Эрик остановил процесс, когда увидел, что кожа Михаила порозовела, когда услышал устойчивое биение его сердца и когда почувствовал, что кровь свободно и безопасно течет по его венам.

Байрон, поддерживая, обхватил Жака рукой за плечи, помогая ему устроиться на стуле. И без разговоров занял место Эрика, предлагая живительную жидкость Жаку.

Михаил пошевелился, принимая боль от раны, как часть процесса выздоровления, как часть механизма жизни. Он повернул голову. Его темный пристальный взгляд нашел Жака и остановился на нем, подобно прикосновению.

‑ С ним все в порядке? ‑ Его голос был тихим, но в тоже время командным. Михаил был авторитетом при любых обстоятельствах.

Жак поднял взгляд, выглядя бледным и изнуренным, но блеснул улыбкой и подмигнул.

‑ Я потратил кучу времени, вытаскивая твою задницу из беды, старший брат. Вроде бы у мужчины на добрых две сотни лет старше меня должно было хватит здравого смысла присмотреть за своим тылом.

Михаил устало улыбнулся.

‑ Ты стал довольно дерзким, пока я лежал на своей спине.

‑ У нас есть четыре часа до рассвета, Михаил, ‑ серьезно сказал Эрик. ‑ Нам с Байроном нужно питание, а тебе следует уйти под землю. В скором времени разлука между тобой и твоей женщиной начнет разъедать тебя. А ты не можешь себе позволить тратить энергию, дотрагиваясь до ее сознания. Тебе следует уйти под землю прямо сейчас, пока ты еще можешь это выдержать.

‑ Я установлю меры безопасности и лягу спать на несколько футов выше тебя, чтобы гарантировать твою безопасность, ‑ тихо проговорил Жак.

Из‑ за ассасинов он потерял свою сестру, но не собирался терять и брата. Да ему и самому требовалась земля. И хотя Эрик с Байроном поделились с ним своей кровью, он все еще был слаб и нуждался в исцеляющем сне.

Михаил поднял одну бровь.

‑ Пять минут в ее обществе, и ты уже готов взбунтоваться. ‑ Слабая, уставшая улыбка смягчила твердую линию его рта.

Он устало закрыл свои глаза, и на него нахлынуло чувство вины. Именно Рейвен придется испытать тяжкое бремя этой ночью. Он будет находиться глубоко под землей, далеко за пределами боли, за пределами понимания разлуки, за пределами печали и ненависти к своей расе. Это Рейвен будет окружена ассасинами, будет постоянно находиться в опасности. Более того, ей придется вынести потерю их ментальной связи.

‑ Малышка. ‑ Он вложил всю свою любовь в вызов.

‑ Тебе лучше? ‑ Облегчение.

‑ Скоро будет все хорошо. Ты в постели?

‑ Опять постель! Я слышала тебя ранее, твой страх за Жака. Я знаю, это был Жак. В твоих мыслях сквозила привязанность к нему. С ним тоже все хорошо?

‑ Он устал, поскольку дал мне кровь. ‑ Поддержание контакта на расстоянии отнимало силы, но он отчаянно нуждался в этом ради них обоих.

‑ Я слышу, что ты устал, поэтому поспи. А обо мне не беспокойся, ‑ нежно дала указания она.

Она тосковала по прикосновениям его пальцев, по его облику.

‑ Михаил, ты разговариваешь с ней, ‑ гневно заявил Эрик. ‑ Ты не должен.

Жак взмахом руки отпустил Эрика.

‑ Вы должны были понимать, что он так поступит. Михаил, если желаешь, один из нас может погрузить ее в сон.

‑ Ты будешь чувствовать неудобство. Ты обнаружишь, что тебе трудно спать, трудно есть. Ты будешь испытывать желание находиться рядом со мной. Твое сознание будет искать мое, хотя ты не сможешь дотянуться до меня. Я не хочу использовать силу, чтобы помочь тебе этой ночью со сном. Но ты позволишь Эрику или Байрону погрузить себя в сон?

Михаилу эта идея не нравилась. И Рейвен обнаружила, что улыбается. Он не представлял, как легко ей удается его читать. Он хотел, чтобы она находилась в безопасности, чтобы она спала в то самое время, что и он, но сама мысль о том, что другой мужчина сделает что‑ то столь интимное, как внушение на сон, была ему неприятна.

‑ Со мной все будет в порядке, Михаил. Правда в том, что мне довольно трудно принять такого рода вещи даже от тебя. Поэтому я никогда не смогу принять это ни от одного из них. Со мной все будет в порядке. Я обещаю.

‑ Я люблю тебя, малышка. Это слова твоего народа, но они идут от всего сердца. ‑ Михаил воспользовался последними остатками сил, чтобы послать просьбу единственному человеку, которому он мог доверять, чтобы гарантировать безопасность Рейвен.

Рейвен закрыла глаза, понимая, что должна позволить ему уйти прежде, чем его полностью покинут силы.

‑ Спи, Михаил. На словах твоего народа, ты мой Спутник Жизни.

После того, как он ушел, она еще долгое время лежала, уставившись в потолок. Она еще никогда не чувствовала себя такой одинокой, такой полностью пустой и холодной. Она обхватила себя руками и, сев посередине лоскутного одеяла, начала покачиваться в попытке расслабиться. Она прожила одинокую жизнь и научилась наслаждаться своей собственной компанией, словно маленький ребенок.

Рейвен вздохнула. Это так глупо. С Михаилом все будет в порядке. Ей представилась возможность почитать книгу, продолжить изучение языка. Языка Михаила. Она босиком прошлась по комнате. Расхаживая, она почувствовала, что замерзла, и растерла себя руками в попытке согреться.

Включив лампу, Рейвен вытащила последний купленный ею роман в бумажной обложке из своего чемодана, решительно настроенная погрузиться в замысловатый сюжет обмана и убийства, сдобренный любовной линией. Она продержалась около часа, читая один и тот же параграф два или три раза. Это повторялось часто, но Рейвен была настроена решительно, пока не осознала, что не поняла ни единого слова. В раздражении она швырнула книгу через всю комнату.

Что же ей делать с Михаилом? В Штатах у нее нет ни семьи, ни кого‑ либо еще, кто бы забеспокоился, если бы она никогда не вернулась. После всего что случилось, ей все еще хочется находиться рядом с Михаилом ‑ она должна находиться рядом с ним. Здравый смысл подсказывал ей уехать раньше, прежде чем все зайдет далеко. Но, ни в душе, ни на сердце не осталось местечка для здравого смысла. Рейвен устало провела рукой по волосам. Она не желала возвращаться к работе по выслеживанию серийных убийц.

Так что же делать с Михаилом? Она так и не научилась говорить ему «нет». Она знала, что это была любовь. Она встречала несколько пар, которые разделяли истинные чувства. Но то, что она чувствовала к Михаилу, значительно превосходило те эмоции. Это было больше чем страсть и тепло, это граничило с одержимостью. Каким‑ то образом Михаил находился внутри нее, тек в ее крови, обернулся вокруг ее внутренностей, вокруг ее сердца. Он как‑ то вошел в ее сознание, украв некую секретную часть ее души.

Ее тело не просто страстно желало его, горело для него ‑ от потребности в нем у нее мурашки бежали по коже. Она была похожа на наркомана, отчаянно нуждающегося в наркотиках. Что это ‑ любовь или больная одержимость? Кроме того, есть еще чувства, которые Михаил испытывает к ней. Его чувства всегда такие острые, такие сильные. По сравнению с тем, что к ней чувствовал он, ее чувства казались жалким подобием. Их взаимоотношения пугали ее. Он был таким собственником, таким диким и неприрученным. Он был опасным ‑ человек, который управляет остальными и который привык иметь полную власть. Судья, присяжные и палач. Так много людей зависит от него.

Рейвен закрыла лицо руками. Он нуждается в ней. У него больше никого нет. Он действительно нуждается в ней. Только в ней. Она не была в действительности уверена, откуда знает это, но она знала. Не сомневалась в этом. Она видела это в его глазах. Они были холодными и бесчувственными, когда он смотрел на других. И в тех же самых глазах тлело расплавленное тепло, когда он смотрел на нее. Его рот мог быть твердым, даже жестоко изогнутым, пока не смягчался, когда он смеялся вместе с ней, разговаривал с ней, целовал ее. Он нуждался в ней.

Она вновь начала расхаживать. Его традиции, его образ жизни так отличались от ее.

« Ты напугана, Рейвен, ‑ раскритиковала она сама себя и прижалась лбом к раме окна. ‑ Ты действительно боишься, что никогда не сможешь покинуть его».

Он обладал такой властью и так бездумно ею пользовался. Даже более того, если быть полностью справедливой. Она нуждалась в нем. В его смехе, в том, как он дотрагивался до нее ‑ так нежно, с такой любовью. В том, как он страстно желал ее, в его пристальном взгляде, ‑ голодном, собственническом и знойном, в его потребности, такой настойчивой, что он становился неуправляемым. В его речи, в его уме, в его чувстве юмора, настолько близком к ее собственному. Они принадлежали друг другу. Две половинки одного целого.

Рейвен остановилась в центре комнаты, пораженная своими мыслями. Почему она предположила, что им предназначено быть вместе? Ее сознание казалось ужасно рассеянным, даже хаотичным. Обычно Рейвен оставалась спокойной в любой ситуации, думая рационально, но сейчас она, казалось, совсем неспособна на это. Все в ней взывало к Михаилу только, чтобы ощутить его присутствие, узнать, что он рядом. Не задумываясь, она потянулась к нему и обнаружила ‑ пустоту. Он был либо слишком далеко, либо погружен в слишком глубокий сон, вызванный действием лекарств, чтобы она могла дотронуться до него. От этого она почувствовала себя плохо и более одинокой, чем когда‑ либо еще. Даже лишенной. Нервничая, она прикусила костяшки пальцев.

Ее тело двигалось лишь потому, что должно было. Взад и вперед по комнате, снова и снова, пока она не почувствовала себя полностью изнуренной. Тяжесть на ее сердце, казалось, возрастала с каждым шагом. Она потеряла свою способность четко думать, дышать. В отчаянии она вновь потянулась, чтобы прикоснуться к сознанию Михаил, при этом зная, что он находиться где‑ то в безопасности. И опять обнаружила пустоту.

Рейвен села, подняв колени и обхватив руками подушку. И в этой темноте, покачиваясь взад и вперед, она почувствовала, как ее затопила печаль. Она поглотила ее, и все о чем она могла думать ‑ был Михаил. Он ушел. Он оставил ее, и она оказалась совершенно одна, наполовину человеком, всего лишь тенью. Горячие слезы побежали по ее лицу, и пустота начала охватывать ее изнутри. Она, вероятно, не сможет существовать без него.

Все ее мысли об отъезде, все ее тщательные размышление больше не имели значения, не могли иметь значения. Ее разумная часть нашептывала ей, что такое просто невозможно ощущать. Михаил не может быть ее второй половинкой, ведь она многие годы прожила без него. Она не может испытывать желание броситься с балкона просто потому, что не может ментально дотронуться до него.

Рейвен обнаружила, что пересекает комнату, медленно, шаг за шагом, словно кто‑ то, а не она, управляет ею. Она стремительно распахнула двери на балкон, огибающий здание. В комнату ворвался холодный воздух с легким намеком на влажность. Туман полностью окутал горы и лес. Это было так красиво, хотя Рейвен была неспособна это видеть. Не могло быть никакой жизни без Михаила. Ее руки обхватили деревянные перила, а пальцы рассеянно погрузились в две глубокие царапины, обнаруженные ею на дереве. Она пробежала пальцами по впадинкам, взад и вперед, в крохотной ласке по единственной реальной вещи в этом бесплодном мире пустоты.

‑ Мисс Уитни?

Из‑ за охватившей ее печали, она не замечала никого. Она обернулась, в защитном жесте прижав руку к горлу.

‑ Извините меня за то, что испугал вас. ‑ Голос отца Хаммера был тих. Он поднялся со стула, стоявшего в углу ее балкона. Вокруг его плеч было обернуто одеяло, но она видела, что он дрожал от долгого нахождения на ночном воздухе. ‑ Для вас небезопасно находиться здесь, моя дорогая. ‑ Он взял ее за руку и как маленького ребенка завел в комнату, тщательно закрыв балконную дверь.

К Рейвен вернулся голос.

‑ Что это вы тут делаете? И как здесь оказались?

Священник самодовольно улыбнулся.

‑ Это было нетрудно. Миссис Галвенстейн является членом церковной общины. Она знает, что Михаил и я ‑ близкие друзья. Я просто сказал ей, что Михаил помолвлен с вами и что я должен передать вам сообщение. А поскольку я довольно старый и гожусь вам в дедушки, она подумала, что будет вполне безопасно позволить мне подождать вас на балконе, пока вы не вернетесь. И, естественно, она никогда не упустит возможность сделать что‑ либо для Михаила. Он очень щедр, а в ответ просит всего ничего. Как мне кажется, именно он вначале купил гостиницу и позволил миссис Галвенстейн выплачивать ему гораздо меньшие, более справедливые и осуществимые платежи.

Рейвен повернулась к нему спиной, не в силах сдержать поток слез.

‑ Я сожалею, Отец, но я не могу разговаривать прямо сейчас. Я не знаю, что со мной не так.

Он протянул руку над ее плечом и помахал перед ней носовым платком.

‑ Михаил тревожился, что эта ночь будет… трудной для вас. И завтрашний день. Он надеется, что вы проведете его со мной.

‑ Я так боюсь… ‑ смутилась Рейвен, ‑ это так глупо. Ведь нет никакой причины бояться чего‑ либо. Я не знаю, почему реагирую так ужасно.

‑ С Михаилом все в порядке. Он крепкий, моя дорогая, ‑ огромная лесная кошка с девятью жизнями. Я знаю его много лет. Ничто не может уничтожить Михаила.

Печаль. Она овладела каждым дюймом ее тела, вползла в ее сознание, легла тяжестью на ее душе. Для нее Михаил был потерян. Так или иначе, каким‑ то образом, за эти несколько часов он отделился от нее, ускользнул. Рейвен тряхнула головой, ее печаль была так глубока и безудержна, что прямо душила ее, не позволяя сделать глоток воздуха.

‑ Рейвен, прекратите это! ‑ Отец Хаммер обхватил ее маленькую, согнувшуюся фигурку и направил к краю кровати. ‑ Михаил попросил меня побыть здесь. Он сказал, что придет за вами ранним вечером.

‑ Вы не знаете…

‑ Почему бы ему вытаскивать меня из кровати в такой час? Я старый человек, дитя. Мне нужен отдых. Вам следует подумать, воспользоваться своим интеллектом.

‑ Но эти ощущения такие реальные ‑ словно он умер, и я потеряла его навеки.

‑ Но вы знаете, что это не так, ‑ здраво возразил он. ‑ Михаил выбрал вас для себя. То, что вы разделяете с ним ‑ то же самое его люди разделяют со своими супругами. Они считают физическое и душевное объединение само собой разумеющимся. Он лелеют его, и за все время, что я знаю их, я понял, что оно так сильно, что один едва может пережить потерю второго. Люди Михаила большей частью принадлежат земле, они дикие и свободные подобно животным, но с необыкновенными способностями и совестью.

Он внимательно всмотрелся в ее зареванное лицо, в ее печальные глаза. Ей все еще трудно было дышать, но он почувствовал, что слез стало меньше.

‑ Вы слушаете меня, Рейвен?

Она кивнула, отчаянно стараясь ухватиться за его слова, восстановить свое благоразумие. Этот мужчина знал Михаила, знал его в течение многих лет. Она могла почувствовать его привязанность к нему, и он был уверен относительно его силы.

‑ По какой‑ то причине Бог дал вам способность образовать как ментальную, так и физическую связь с Михаилом. А вместе с этим и внушающую страх ответственность. Вы буквально держите его жизнь в своих руках. Вы должны взять вверх над этим чувством и воспользоваться мозгами. Вы знаете, что он не умер. Он сказал вам, что вернется. Он послал меня к вам, боясь, что вы можете причинить себе вред. Подумайте ‑ в чем причина. Вы человек, а не животное, воющее при потере своей пары.

Рейвен попыталась осознать то, что он говорит. Она чувствовала себя так, словно оказалась в глубокой яме и не могла из нее выбраться. Она сосредоточилась на каждом его слове, заставляя их проникать в свое сознание. Глубоко вдыхая воздух в свои горящие легкие. Было ли это возможно? Черт его побери, за то, что заставляет ее пройти через все это, за то, что знал, что это может случиться. Могла ли она действительно так далеко зайти?

Рейвен смахнула слезы с лица, решительно беря себя в руки. Она была твердо настроена отодвинуть горе в сторону на достаточное расстояние, чтобы впустить здравую мысль. Она могла чувствовать, как это съедает ее, поджидая на грани сознания, чтобы полностью поглотить.

‑ А почему я не могу ничего ни съесть, ни выпить, кроме воды? ‑ Она потерла виски, не заметив, как тревога прошлась по обветренным чертам священника.

Отец Хаммер прокашлялся.

‑ Как давно это происходит с вами, мисс Уитни?

Ужасная пустота свернулась в ее желудке, в ее сознании, ожидая возможности вскочить и вновь погрузить в нее свои зубы. Она боролась за контроль над самой собой, и, подняв подбородок, проговорила.

‑ Рейвен, пожалуйста, называйте меня Рейвен. Кажется, что вы и так знаете обо мне все. ‑ Она постаралась подавить дрожь. Вытянув руки, она уставилась на них, наблюдая, как они дрожат. ‑ Разве это не глупо?

‑ Пойдемте в мой дом, дитя. Скоро наступит рассвет. Вы можете провести со мной целый день. Я посчитал бы это большой честью.

‑ Он знал, что это произойдет со мной, не так ли? ‑ Тихо спросила Рейвен, начиная понимать. ‑ Именно поэтому он прислала вас. Он боялся, что я на самом деле могу причинить себе вред.

Эдгар Хаммер медленно выдохнул.

‑ Я тоже боюсь, дитя. Они не такие, как мы.

‑ Вот что он пытался сказать мне. Но я не такая как они. Почему это произошло со мной? ‑ Спросила Рейвен. ‑ В этом нет никакого смысла. Почему он думал, что это произойдет?

‑ Вы прошли с ним через ритуал. Вы его вторая половинка. Свет в его тьме. Один не может жить без другого. Пойдем со мной, Рейвен, вернемся в мой дом. Мы вместе посидим и поговорим о Михаиле, пока он не придет за тобой.

Глава 8

Рейвен колебалась. Но сама мысль побольше узнать о Михаиле была заманчивой. Очень заманчивой.

‑ Думаю, что сейчас, когда я знаю, что со мной происходит, могу справиться с этим сама. Уже очень поздно, Отец, и я испытываю чувство стыда из‑ за того, что вам пришлось сидеть здесь на холоде и наблюдать за мной.

Отец Хаммер погладил ее по запястью.

‑ Какая чепуха, девочка. Я наслаждался этим небольшим поручением. В мои годы, редко кто с нетерпением ожидает необычного. По крайней мере, спуститесь вниз и побудьте со мной немного. Миссис Галвенстейн разожгла в гостиной камин.

Рейвен решительно покачала головой, инстинктивно защищая Михаила. Среди стен гостиницы скрывались многие из его врагов. Она бы никогда не поставила его в опасное положение и не имеет значения, насколько трудные времена при этом ей пришлось бы пережить самой.

Эдгар Хаммер тихо вздохнул.

‑ Я не могу покинуть вас, Рейвен. Я дал слово Михаилу. Он столько всего сделал для моего прихода, для людей в деревне, а в ответ просит всего ничего. ‑ Священник задумчиво потер свою челюсть. ‑ Я должен остаться, дитя, на случай если вам станет хуже.

Рейвен с трудом сглотнула. Где‑ то в этом здании спит Маргарет Саммерс. Рейвен смогла бы защитить себя, даже испытывая такое сильное горе, но в тоже время она с легкостью могла прочитать испытываемое отцом Хаммером неподдельное беспокойство. И если она смогла сделать это, то также сможет и Маргарет. Приняв решение, Рейвен подхватила свою куртку, смахнула с лица слезы и направилась вниз по ступеням прежде, чем смогла передумать. Самым главным для нее сейчас было защитить Михаила. Эта потребность была такой естественной, была частью ее души.

Оказавшись на улице, Рейвен сразу же застегнула молнию на своей куртке до самого подбородка, так как сразу же по возвращении в комнату она переоделась в выцветшие джинсы и университетскую олимпийку. Туман был везде ‑ плотный, поднимающийся над землей на фут или около того. Было очень холодно. Она взглянула на священника. Его английский был слегка необычным, но ум и честность сияли на его обветренных чертах и в потухшей синеве его глаз. От сидения на балконе он замерз, поскольку был слишком стар, чтобы его можно было выдернуть из теплого дома и попросить выполнить такое поручение в середине ночи.

Она отбросила назад выбившиеся пряди волос, одновременно заставляя себя спокойно идти через деревню. Все выглядело таким мирным, но она знала, что группа фанатиков убивает тех людей, которые, как они полагали, являются вампирами. У нее было тяжело на сердце, которое болело. Ее сознание нуждалось в успокаивающем мысленном прикосновении Михаила. Она взглянула на находившегося рядом с ней старого человека. Его походка была быстрой, его манеры были спокойными и успокаивающими. Это был человек, проживший долгие годы в мире с собой и окружающими.

‑ Вы уверены, что он жив? ‑ Вопрос вырвался у нее прежде, чем она смогла остановить его, и как раз тогда, когда она так гордилась собой за то, что выглядит нормальной.

‑ Абсолютно, дитя. У меня создалось впечатление, что он будет отсутствовать сегодня целый день вплоть до сумерек и с ним невозможно будет связаться обычным способом. ‑ Он усмехнулся ей заговорщической улыбкой. ‑ Что касается меня, то я использую его пейджер. Устройства просто очаровывают меня. Когда я прихожу к нему в гости, то играю на его компьютере так часто, как только могу. Однажды я заблокировал его, и ему потребовалось немало время, чтобы понять, что я сделал. ‑ Он был до смешного доволен этим. ‑ Естественно, вы понимаете, я мог бы сказать ему, но это было бы не так забавно.

Рейвен рассмеялась, не смогла удержаться.

‑ Наконец‑ то, родственная душа. Я так рада, что еще кто‑ то, кроме меня, доставляет ему неприятности. Он нуждается в этом, вы знаете? Все эти люди раболепствуют перед ним, что очень плохо для него. ‑ Ее руки так замерзли, что она засунула их в карманы.

‑ Делаю все, что в моих силах, ‑ признался священник, ‑ но нам не следует говорить ему об этом. Некоторые вещи лучше оставить между нами.

Она улыбнулась ему, немного расслабившись.

‑ Полностью согласна с вами. Как давно вы знаете Михаила? ‑ Если она не может дотянуться до него, дотронуться до него, возможно, она сможет смягчить открытую свежую рану, разговаривая о нем.

Она обнаружила, что начинает злиться на Михаила. Он должен был подготовить ее к этому.

Священник взглянул в направлении леса, в направлении дома Михаила, а затем поднял глаза к небу. Он знал Михаила со времен своей молодости, когда был еще зеленым священником, направленным прямо из своего родного дома в крошечную деревушку в середине «нигде». Естественно, с тех пор он много переезжал с места на место, но теперь, выйдя на пенсию и работая неполный день, ему позволили отправиться туда, куда он хотел, в место, которое он успел полюбить.

Ее синие глаза пристально изучали его.

‑ Я не хочу ставить вас в такое положение, когда вам придется солгать, Отец. Я обнаружила, что и так достаточно делаю для Михаила и даже не знаю почему. Господь знает, он даже не просит меня об этом. ‑ В ее голосе прозвучали печаль, сожаление, замешательство.

‑ Я бы не стал лгать, ‑ сказал он.

‑ А упущение ‑ это то же самое, что и ложь, отец? ‑ Слезы, искрящиеся на ее длинных ресницах, сделали ее глаза блестящими. ‑ Со мной что‑ то происходит, что‑ то, чего я не понимаю, и это пугает меня.

‑ Вы любите его?

Она могла слышать громкий звук их шагов в этот предрассветный час. Ритмичное биение их сердец, кровь, бегущую в их венах. Когда она проходила мимо домов, то могла слышать храп, скрипы и шелест, звуки занимающейся любовью пары. Ее пальцы поискали и нашли кольцо Михаила, словно оно было талисманом. Она сжала его в ладони, словно удерживая там Михаила.

Любит ли она его? Все в ней восторгалось, приходило в приподнятое настроение от Михаила. Безусловно, физическая тяга между ними была сильной, даже взрывной. Но Михаил был загадкой, опасным мужчиной, жившим в мире теней, и который она, вероятно, не сможет понять.

‑ Как вы можете любить то, чего не понимаете, то, чего не знаете? ‑ Даже задавая вопрос, она могла видеть его улыбку, доброту в его глазах. Она могла слышать его смех, их разговоры, которые длились часами, их молчание, которое компанейски растягивалось между ними.

‑ Вы знаете Михаила и вы необыкновенная женщина. Вы можете чувствовать его доброту, его сочувствие.

‑ У него бывают вспышки ревности, и он более чем собственник, ‑ заметила Рейвен.

Да, она знала его, хорошего и плохого, и она приняла его таким, каким он был. Но теперь она поняла, что хотя он и открыл для нее свое сознание, она лишь мельком увидела часть его.

‑ Не стоит забывать и о такой черте его характера, как стремление защищать, его сильное чувство долга, ‑ возразил отец Хаммер с легкой улыбкой.

Рейвен пожала плечами, обнаружив, что ей вновь хочется разрыдаться. Это было так унизительно для нее ‑ так потерять контроль, при этом зная, что священник был прав. Михаил не умер, он находится в глубоком, вызванном лекарствами, сне и свяжется с ней сразу же, как только будет в состоянии.

‑ Сила того, что я чувствую к нему, пугает меня, Отец. Это ненормально.

‑ Михаил отдал бы за вас свою жизнь. Он не смог бы причинить вам вреда. Если я что‑ нибудь знаю о нем так это то, что вы можете вступить с ним в отношения, зная, что он всегда будет вам верен, никогда не поднимет на вас свою руку, и вы всегда будете у него на первом месте. ‑ Эдгар Хаммер проговорил слова с полной убежденностью. Он был уверен в этом точно так же, как был уверен, что есть Господь на Небесах.

Она вытерла слезы тыльной стороной ладони.

‑ Я верю, что он никогда бы не причинил мне вреда, я знаю, что он не смог бы. Но как насчет остального? Он обладает столькими необыкновенными способностями, такой властью. Вероятность злоупотребления таким талантом огромна.

Отец Хаммер распахнул дверь в свой коттедж и взмахом руки пригласил ее войти.

‑ Вы действительно верите в то, что он это сделает? Он их лидер по крови. Его родословная уходит истоками вглубь веков. Они называют его своим принцем, хотя сам он никогда не признается вам в этом. Они обращаются к нему за руководством и рекомендациями, точно также как и моя паства ко мне.

Рейвен нуждалась в каком‑ либо занятии, поэтому развела огонь в каменном камине, в то время как священник заваривал в чашках травяной чай.

‑ Он действительно их принц? ‑ По какой‑ то причине это потрясло ее. Вдобавок ко всему прочему, ей придется разобраться в обязанностях перед королевской семьей. А это никуда не годиться.

‑ Боюсь, что именно так, дитя, ‑ с сожалением признался отец Хаммер. ‑ Ему принадлежит последнее слово во всем. Возможно, именно поэтому он стремиться выглядеть и действовать так, как если бы он в действительности был важным лицом. У него много обязанностей, и за то время, что я его знаю, он всегда выполняет все их.

Она села на пол, отбросив с лица тяжелую массу волос.

‑ Иногда, когда Михаил и я находимся вместе, появляется ощущение, словно мы две половинки одного целого. Он может быть таким серьезным и задумчивым, и таким одиноким. Я люблю заставлять его смеяться, люблю привносить жизнь в его глаза. Но потом он делает такие вещи… ‑ Ее голос умолк.

Отец Хаммер поставил рядом с ней чашку чая, занимая свое любимое место в кресле.

‑ Какие вещи? ‑ Осторожно продолжил он.

Она выдохнула медленно, нервно.

‑ Почти всю свою жизнь я провела одна. Я всегда делала то, что хотела. Когда захотелось ‑ собралась и поехала. Я довольно много путешествовала, и я ценю свою свободу. Я никогда ни перед кем не отчитывалась.

‑ И ты предпочитаешь этот образ жизни тому, который могла бы вести с Михаилом?

Ее руки дрожали, когда она обхватила чашку чая, впитывая тепло.

‑ Вы задаете трудные вопросы, Отец. Я думала, что Михаил и я сможем прийти к своего рода какому‑ то компромиссу. Но все произошло так быстро, что теперь я не знаю, являются ли те чувства, которые я испытываю, полностью моими. Он всегда был со мной. Но теперь, ни с того ни с сего, его нет, и я не могу этого выносить. Посмотрите на меня ‑ я в замешательстве. Вы не знали меня прежде, но я привыкла быть одна, я полностью независима. Мог он что‑ нибудь сделать, что привело бы к этому?

‑ Михаил никогда бы не заставил тебя полюбить его. Я уверен, что он не смог бы сделать такую вещь.

Она сделала глоток успокаивающего чая.

‑ Я знаю это. Но, как насчет теперешнего положения ‑ почему я не могу находиться вдали от него? Мне нравится находиться в одиночестве, я ценю свою личную жизнь, но все же без его прикосновений я теряю самообладание. Вы представляете, как это унизительно для такого человека, как я?

Отец Хаммер поставил свою чашку на блюдце и посмотрел на нее встревоженными глазами.

‑ Нет никакой необходимости так себя чувствовать, Рейвен. Я понял, что имел в виду Михаил, говоря, что когда мужчина их расы встречает свою истинную Спутницу Жизни, он может сказать ей ритуальные слова и связать их воедино, как им и следовало бы быть. Если она ею не является, то никакого эффекта не будет, а если является, то один не может существовать без другого.

Рейвен прижала руку к горлу в оборонительном жесте.

‑ Какие слова? Он говорил вам точные слова?

Отец Хаммер с сожалением покачал головой.

‑ Только то, что однажды сказав их правильной женщине, он привяжет ее к себе, и она не сможет исчезнуть. Эти слова наподобие нашей свадебной клятвы. У Карпатцев другие стандарты ценностей, другое понимание правильного и неправильного. У них нет такой вещи как развод, этого слова даже нет в их словаре. Два человека ‑ это фактически две половинки одного целого.

‑ Что если один будет несчастлив? ‑ От беспокойства она переплела пальцы.

Она помнила, что Михаил говорил что‑ то необычное. Воспоминания были смутными, словно это был сон.

‑ Карпатские мужчины сделают все необходимое, чтобы обеспечить счастье своей Спутницы Жизни. Я не знаю и не понимаю, как это работает, но Михаил говорил мне, что связь настолько сильна, что мужчине не остается ничего иного, кроме как заботиться о счастье своей женщины.

Рейвен прикоснулась к своей шее, ее ладонь задержалась на пульсе.

‑ Чтобы он ни сделал, это работает, Отец, потому что я не тот тип женщин, которые бросаются с балкона лишь потому, что находятся всего пару часов вдали от мужчины.

‑ Я думаю, что мы оба должны надеяться, что Михаил испытывает то же самое, ‑ сказал отец Хаммер с небольшой улыбкой.

Сердце Рейвен неистово забилось в груди, а тело вскрикнуло в мгновенном протесте. Мысль о страданиях Михаила по любому поводу ужасно расстраивала. Она постаралась выдавить ответную улыбку.

‑ Почему‑ то я уверена, что он обезопасен испытывать что‑ либо вообще.

Священник изучил ее потемневшее, убитое горем лицо поверх своей чашки.

‑ Я думаю, что Михаилу очень повезло найти вас. Вы сильны сами по себе, точно так же, как и он.

‑ Ну, тогда я продвинулась далеко вперед…, ‑ Рейвен протерла глаза костяшками пальцев, ‑ потому что чувствую себя так, словно внутри я разбита. И я не очень счастлива с Михаилом.

‑ Я думаю, что вы и не должны быть, хотя вашим первым желанием было защитить его. Вы были напуганы мыслью, что Михаил может испытать ту же боль, что и вы.

‑ Мне вообще не нравиться, когда кто‑ либо испытывает боль. В Михаиле есть что‑ то печальное, словно он несет на своих плечах всю тяжесть мира очень долгое время. Иногда я смотрю на его лицо и вижу там такое уныние ‑ но оно запечатлено не в его глазах, а во всех чертах его лица. ‑ Рейвен вздохнула. ‑ Мне кажется, что в этом нет никакого смысла, но он нуждается в ком‑ то, кто бы убрал эти тени прочь.

‑ Это интересное мнение, дитя, и я должен сказать, что понимаю, о чем вы говорите. Я вижу тоже самое в нем. Убрать тени прочь. ‑ Повторил он эти слова вслух, обдумывая их. ‑ Совершенно точно.

Рейвен кивнула.

‑ Похоже, он видел слишком много жестокости, слишком много ужасных вещей, и это затаскивает его все глубже и глубже в темноту. Когда я приближаюсь к нему, то могу чувствовать это. Он словно страж, стоящий в воротах перед чем‑ то дьявольским, злобным, и не дающий монстрам войти, чтобы остальные из нас могли прожить свои жизни и никогда не узнать, что нам даже угрожали.

У отца Хаммера перехватило дыхание.

‑ Вы видите его таким? Стражем на воротах?

Рейвен кивнула.

‑ Эта картина такая яркая в моем сознании. Я знаю, что возможно это и звучит несколько мелодраматично для вас…

‑ Жаль, что я не могу сказать эти слова лично ему, ‑ тихо проговорил священник. ‑ Он много раз приходил сюда, ища успокоения, и все же я никогда не знал, что точно сказать. Я молил Бога, чтобы он помог ему найти ответ, Рейвен, и возможно он послал вас.

Она дрожала, непрерывно борясь с мукой в своем сознании, с потребностью дотронуться до Михаила, с мыслью, что он, возможно, покинул землю. Рейвен сделала глубокий, успокаивающий вдох, благодаря за это священника.

‑ Я не думаю, что являюсь ответом Господа на что‑ либо, Отец. Прямо сейчас мне хочется свернуться в клубочек и зарыдать.

‑ Вы можете это себе позволить, Рейвен, потому что знаете, что он жив.

Рейвен потягивала чай. Он был горячим и вкусным. Он вернул некоторое тепло в ее внутренности, но никак не мог согреть ту ужасающую пустоту, холодную и цепкую как лед, что поглощала ее душу. Медленно, дюйм за дюймом, эта черная дыра увеличивалась.

Она постаралась сконцентрироваться на других вещах, получить удовольствие от своего разговора с человеком, который знал и уважал, и даже был сильно привязан к Михаилу. Рейвен сделала еще один глоток чая, отчаянно стараясь сохранить здравый смысл.

‑ Михаил ‑ незаурядный человек, ‑ сказал отец Хаммер, надеясь отвлечь ее. ‑ Он один из самых великодушных людей, которых я когда‑ либо встречал. Его чувство правильного и неправильного огромно. Он словно сделан из стали.

‑ Понимаю, ‑ подтвердила Рейвен.

‑ Не сомневаюсь в этом. Михаил ‑ это такой человек, которого немногие захотят иметь своим врагом. Но он также верный и заботливый. Я видел, как он восстановил эту самую деревню почти своими собственными руками после одной катастрофы. Для него важен каждый человек. Михаил так великодушен.

Она подтянула колени и начала раскачиваться взад и вперед. Дышать было так трудно ‑ было настоящим мучением сделать каждый отдельный вдох, втянуть воздух в легкие.

‑ Михаил! Где ты! ‑ Крик вырвался из ее сердца. Она нуждалась в нем, ей хотелось, чтобы он хотя бы раз ответил ей, чтобы прикоснулся к ней. Хотя бы раз.

И вновь черная пустота разверзлась перед ней. В отчаянии она с силой прикусила свою нижнюю губу, приглашая боль, сосредотачиваясь на ней. Она сильная! У нее есть голова на плечах. Чтобы не поглощало ее, не убеждало ее, что она не сможет продолжать жить без Михаила, ‑ не сможет уничтожить ее. Это все не реально.

Внезапно отец Хаммер поднялся на ноги и поставил ее рядом с собой.

‑ Достаточно, Рейвен. Давайте выйдем наружу и пройдемся по моему саду. Как только вы почувствуете в своих руках землю, вдохнете свежий воздух, вы почувствуете себя намного лучше. ‑ Если это не сработает, у него не останется иного выбора, кроме как преклонить колени и молиться.

Рейвен умудрилась рассмеяться сквозь слезы.

‑ Когда вы до меня дотрагиваетесь, Отец, я знаю, о чем вы думаете. Разве священнику полагается ненавидеть вставать на колени?

Он отпустил ее, словно обжегшись, а затем начал смеяться сам.

‑ В мои годы, дитя, и с моим артритом, я испытываю более сильное желание ругаться, чем молиться, когда встаю на колени. Вы раскрыли один из моих величайших секретов!

Несмотря ни на что, они тихо посмеивались, когда выходили под утренние солнечные лучи. Глаза Рейвен заслезились, протестуя против яркого света. Ей пришлось закрыть их, поскольку сильная боль пронзила ее голову. Она даже закрыла рукой глаза.

‑ Солнце такое яркое! Я едва могу видеть и мне больно открыть глаза. Разве вас это не беспокоит?

‑ Михаил, возможно, оставил пару солнечных очков здесь. У него есть к этому склонность, когда он проигрывает партию в шахматы.

Священник порылся в ящике и вернулся с парой темных очков, специально созданных для Михаила. Оправа была слишком большой для ее лица, но отец Хаммер закрепил ее с помощью ленточки. Рейвен медленно открыла глаза. К ее удивлению оправа была довольно светлой, по сравнению с тем, насколько темными были сами линзы. Ее глаза мгновенно испытали облегчение.

‑ Они великолепны, но я не узнаю производителя.

‑ Их сделал один из друзей Михаила.

Сад был прекрасен. Рейвен опустилась на колени и зарылась руками в плодородную темную землю, зажав ее в ладонях. Тяжесть на ее сердце частично ослабла, позволяя чуть большему количеству воздуха войти в ее исстрадавшиеся легкие. Ей безумно захотелось лечь всем телом в эту мягкую кровать, закрыть глаза и позволить земле впитаться в свою кожу.

Этот сад принадлежал отцу Хаммеру, который провел с ней долгие утренние часы. Но полуденное солнце заставило ее искать убежища в его коттедже. Даже защитные очки не смогли помочь ‑ глаза Рейвен горели, слезились, болели от сильного солнца. Ее кожа казалась сверхчувствительной, быстро покрываясь загаром и краснея, хотя до этого у нее никогда не было солнечных ожогов.

Они вернулись вместе и сыграли две партии в шахматы, прервавшись лишь однажды, когда Рейвен пришлось сосредоточенно бороться со своими внутренними демонами. Она была благодарна отцу Хаммеру за его присутствие, поскольку не была уверена, что смогла бы выжить вдали от Михаила, находясь в одиночестве. Без него. Она выпила травяной чай, чтобы уменьшить ужасную слабость, испытываемую ее телом от нехватки пищи.

Послеполуденные часы казались бесконечными. Рейвен удалось справиться с подступающей пустотой всего лишь несколькими приступами рыданий. К пяти часам она была измотана, но все же приняла решение, что ради своей собственной гордости, ей следует провести последнюю пару часов в одиночестве. Михаил позовет ее часа через два, от силы три, если он говорил правду. И если Рейвен хочется быть самой собой, вернуть себе независимость и чувство собственного достоинства, она должна провести эти последние часы одна.

Даже при почти зашедшем солнце, при облаках, начинающих проплывать над горизонтом, солнечный свет все еще причинял боль ее глаза, несмотря на темные очки. Без них она никогда бы не смогла пройти по деревенским улочкам обратно в гостиницу.

К счастью в гостинице было довольно тихо. Миссис Галвенстейн и ее люди находились в разгаре приготовления обеда и накрывания столовой. Не было и никого из остальных гостей, так что Рейвен удалось незамеченной проскользнуть в свою комнату.

Она приняла долгий душ, позволяя горячей воде струиться по ее телу, надеясь, что это избавит ее от ужасной потребности в Михаиле. Затем она заплела свои влажные иссиня‑ черные волосы в длинную толстую косу, и обнаженная вытянулась на кровати. Прохладный воздух обдувал ее кожу, разгоряченную после душа, путешествовал по ней, успокаивая ее. Рейвен закрыла глаза.

Она слышала звук фарфоровой посуды, позвякивавшей друг об друга, когда накрывали столы. Неосознанно она сосредоточилась на этом. Это показалось ей хорошим способом, удерживая на расстоянии страдание и печаль, исследовать свои новые способности. Рейвен обнаружила, что с помощью легкого усилия она может уменьшить громкость, и даже выключить, или она может услышать, как в кладовке машут своими крылышками насекомые. Также был слышен звук мышей, суетящихся вдоль стен и на чердаке.

Повар и горничная немного поспорили по поводу обязанностей последней. Миссис Галвенстейн на кухне звенела ключами во время работы. Внимание Рейвен привлекли шепоты, заговорщицкие шепоты.

‑ Нет никакой возможности доказать, что Михаил Дубрински или Рейвен Уитни нежить, ‑ с жаром говорила Маргарет Саммерс. ‑ Он возможно и знает этих людей, но он не вампир.

‑ Мы должны идти сейчас. ‑ Это был Ганс. ‑ У нас больше не будет другого шанса, кроме этого. Мы не можем ждать остальных. У меня нет намерения дожидаться наступления темноты.

‑ Уже слишком поздно. ‑ Голос Джейкоба был плаксивым. ‑ Всего пара часов до захода солнца. Потребуется только час, чтобы добраться туда.

‑ Нет, если мы поторопимся, пока они еще замурованы в земле, ‑ настаивал Ганс. ‑ К завтрашнему дню все будет закончено.

‑ Я все еще думаю, что нам надо подождать Евгения и остальных, ‑ выражал свое недовольство Джейкоб. ‑ У них есть опыт.

‑ Мы не можем ждать, ‑ решил Гарри Саммерс. ‑ Ганс прав. Вампиры знают, что мы преследуем их и они, вероятно, каждый день меняют местоположение своих гробов. Мы не можем упустить эту возможность. Быстро собирайте инструменты.

‑ А я думаю, что этот парень, Дубрински, один из них. Рейвен полностью очарована им. Шелли рассказала мне, что они помолвлены, ‑ запротестовал Джейкоб.

‑ Я же уверен в этом, как и мой отец до меня. Я убежден, что он был таким же молодым, когда только родился мой отец. ‑ Безжалостно сказал Ганс.

‑ А я говорю вам, что это не так. ‑ Маргарет была непреклонна.

‑ Он очень странно влияет на женщин, в результате чего они готовы идти на все, чтобы защитить его, ‑ подозрительно заявил Ганс, фактически заставив замолчать пожилую женщину.

Рейвен могла слышать звуки того, как ассасины собирали свое смертельное оборудование. Неужели Ганс и Джейкоб убедили Гарри Саммерса убить Михаила? Или кого‑ либо из людей Михаила? Она скатилась с кровати и натянула чистые полинявшие джинсы. Надевая теплые носки и горные ботинки, она послала вызов Михаилу. И вновь она обнаружила черную пустоту.

Пробормотав несколько избранных ругательств, Рейвен через голову резко натянула зеленовато‑ голубую рубашку из шамбре. Она не была знакома с местной полицией и даже не знала, где ее найти. Да и кто бы поверил, что здесь находятся охотники на вампиров? Это было просто смехотворно. Отец Хаммер? Он определенно не смог бы преследовать их по горам, в его‑ то возрасте.

‑ Я положу эти вещи в машину, ‑ говорил Джейкоб.

‑ Нет! Пешком будет быстрее. Мы сможем срезать через лес. Положи их в рюкзак, ‑ настаивал Ганс. ‑ Быстрее, быстрее, у нас не так много времени. Мы должны прийти раньше, чем они проснутся и наберут полную силу.

Рейвен торопливо оглядела комнату в поисках оружия. Ничего. Когда она помогала ФБР, сопровождающие ее агенты носили с собой огнестрельное оружие. Сделав глубокий успокаивающий вдох, она сохранила настрой на группу, которая в это время покидала гостиницу.

Их, несомненно, было четверо: Маргарет, Гарри, Джейкоб и Ганс. Ей следовало бы подозревать Джейкоба. В тот вечер, когда она попыталась пообедать с ними, она чувствовала себя такой больной, что ей следовало бы понять, что это была естественная реакция ее организма на безумные сознания убийц. Но она списала это на счет перенапряжения от охвативших ее эмоций от всего того, что произошло с ней.

Пока Джейкоб не дотронулся до нее. Он не принимал участие в убийстве Ноэль, иначе Рейвен бы об этом узнала. Гарри и Маргарет возможно убедили его, что в округе водятся вампиры, а они были фанатичными и опасными людьми. Рейвен знала, что Шелли не была вовлечена в это. Она сидела на кровати в своей спальне и писала курсовую работу для школы. Возможно, был еще шанс воззвать к Джейкобу, заставить его понять, насколько безумной является охота на вампиров.

Схватив темные очки, Рейвен бесшумно спустилась в холл. Она понимала, что было крайне необходимо защищать свои мысли и эмоции, находясь рядом с Маргарет Саммерс. Но с тех пор, как она познакомилась с Михаилом и после телепатического общения с ним, Рейвен обнаружила, что ей с каждым разом все легче и легче удается сосредоточиться на своем таланте.

Она подождала, пока группа не растворилась на тропе, ведущей в лес. Ее сердце подпрыгнуло, на мгновение, остановившись, а затем сильно забилось. Во рту все пересохло. Тропа вела к дому Михаила ‑ она не сомневалась, что это та самая тропа, по которой он принес ее в свой дом. Сейчас он был беспомощен, ранен, и находился в глубоком, вызванном лекарствами, сне.

Рейвен начала медленно двигаться вперед, ‑ осторожно, старясь не отставать от ассасинов, но и не приближаться к ним слишком близко. Если потребуется, она была готова защитить Михаила ценой своей жизни, но она также не слишком стремилась к столкновению, если могла его избежать.

Более темные и более зловещие облака проплывали по синему небу.

Начал подниматься ветер, что служило признаком медленно приближающегося шторма. Листья проносились через пешеходную тропинку непрерывным потоком, тонкие веточки покачивались и опускались, когда она проходила мимо.

Рейвен задрожала на прохладном воздухе, ее начал охватывать страх.

‑ Михаил! Услышь меня! ‑ В отчаяние она послала настойчивое требование, молясь, чтобы ей удалось проникнуть сквозь любые барьеры, воздвигнутые лекарствами, поскольку она находилась недалеко от его дома.

Услышав звук неровного дыхания, она остановилась, отступив за широкий ствол дерева. Гарри Саммерс отстал от быстро движущейся группы, остановившись, чтобы отдышаться. Рейвен наблюдала, как он старается изо всех сил втянуть в легкие воздух.

Они все выше поднимались в горы. Со вздохом облегчения, Рейвен поняла, что они повернули на развилке и теперь двигались прочь от Михаила. Она послала молчаливую благодарную молитву и начала шагать позади Гарри. Она двигалась с ловкостью, как один из волков Михаила, пораженная, что может делать это. Ни одна веточка не хрустнула под ее ногами, ни один камушек не скатился. Если бы только у нее была их сила… Но она была так слаба от недостатка пищи, изнурена от нехватки сна.

Рейвен вздернула подбородок. Эти люди не могут совершить еще одно бесчувственнее убийство. И не имеет значения, что предполагаемой жертвой является не Михаил, она должна попытаться предотвратить, что бы они не намеревались сделать. Гарри задерживал ее, останавливаясь каждые несколько минут. Она подумывала было проскользнуть между деревьями и обогнать его, но в таком случае враги окажутся как перед ней, так и позади нее.

Полчаса спустя Рейвен с тревогой взглянула на небо. В этом месте с одной стоны густо росли деревья, а с другой протянулся луг. И это заставило ее идти еще медленнее. Она не хотела рисковать быть пойманной на открытом месте. А теперь ветер усилился настолько, что холод пронзал ее насквозь, поскольку поспешив вслед за группой, она забыла надеть куртку. До захода солнца еще добрый час, но собирающиеся тучи скрыли его свет. Шторма в этих горах всегда собирались быстро и свирепствовали часами. За следующим холмом Рейвен резко остановилась.

Перед ней раскинулся луг, покрытый зеленой травой, грядками трав и полянками диких цветов. Дом спрятался под деревьями, в окружении сочных кустов. Гарри присоединился к остальным на расстоянии одного ярда или около того от дома, окружая участок земли вокруг последнего. Гарри в своей руке держал деревянный кол, Ганс ‑ тяжелый молоток. Они что‑ то напевали, сбрызгивая землю водой из урны. Джейкоб держал лопату и кирку.

Первая волна тошноты охватила Рейвен, затем появилось специфическое ощущение ‑ волна боли, которая возникла чуть ниже спины и распределилась вокруг живота, сжимая каждую мышцу. Не ее боль. Она принадлежала кому‑ то другому. Она почувствовала страх в своем сознании, у себя во рту. Отчаяние. Рейвен слилась своим сознанием с сознанием другого. Ей нужно выбраться на поверхность, иначе ее ребенок не сможет родиться.

‑ Это шлюха дьявола, она собирается рожать, ‑ закричала Маргарет, ее лицо превратилось в маску отвращения и ненависти. ‑ Я чувствую ее страх. Она знает, что мы здесь и что она беспомощна.

Джейкоб погрузил кирку глубоко в мягкую землю. Ганс начал яростно копать лопатой. От ужасного звяканья металла о камень Рейвен стало плохо. Оно создавало странный музыкальный фон для грешных мыслей в их фанатичных сознаниях.

У Рейвен создалось ощущение, что она слышит каждый крик земли от боли и гнева. Она постаралась успокоиться. Ей нужен план. Должно быть, женщина попала в одну из многочисленных шахт, находящихся на данной территории, или находится в каком‑ то подземном подвале. Она испытывает боль, схватки и боится как за свою жизнь, так и за жизнь своего еще не родившегося ребенка.

Рейвен нашла ментальные следы и последовала по ним, отрешаясь от всего и сосредотачиваясь на женщине. Она подождала, пока родовые схватки не утихнут, а потом очень тихо послала пробное сообщение.

‑ Женщина, которая пришла с ассасинами, может слышать ваши мысли, чувствовать вашу боль и страх. Оградите себя и общайтесь со мной очень осторожно, иначе мы обе окажемся в опасности.

Потрясение…, а потом ничего. Затем женщина неуверенно ответила.

‑ Вы одна из них?

‑ Нет. Вы оказались в ловушке? Они раскапывают землю.

Паника, страх, а затем пустота, пока женщина боролась за самоконтроль.

‑ Я не хочу, чтобы мой ребенок умер. Вы можете помочь мне? Нам? Пожалуйста, помогите нам! ‑ Еще одни схватки охватили ее, сжав в своих тисках.

‑ Она старается связаться с кем‑ то! ‑ Пронзительно закричала Маргарет. ‑ Быстрее!

‑ Михаил! Мы нуждаемся в тебе! ‑ Беспомощно обратилась Рейвен.

Что она может сделать? Она находилась слишком далеко, чтобы позвать на помощь специалистов, спасательную команду. Ей нужен был кто‑ то, любой человек, чтобы помочь ей спасти женщину и ее нерожденного ребенка.

‑ Мне нужно выбраться на поверхность, ‑ в голосе женщины прозвучало отчаяние . ‑ Я не могу позволить своему ребенку умереть. Мой Спутник Жизни попытается отогнать их, пока я рожаю.

‑ Они убьют всех вас. Постарайтесь продержаться. Вы сможете выдержать полчаса, час? Тогда нам помогут.

‑ Они доберутся до нас первыми. Я чувствую их прямо над собой, раскапывающих землю. В их сознаниях ‑ смерть.

‑ Я постараюсь выиграть немного времени.

‑ Кто вы? ‑ Теперь женщина была более спокойной, решительно настроенная держать себя под контролем, тем более, что теперь с ней разговаривал незнакомый собеседник.

Рейвен сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Какой ответ будет более убедительным? Рейвен Уитни едва будет внушать доверие.

‑ Я женщина Михаила.

Облегчение, испытанное женщиной, распространилось, вследствие чего Маргарет вновь пронзительно закричала, подгоняя мужчин копать быстрее. Рейвен вышла из леса и начала медленно и дерзко пересекать поляну, напевая про себя, что она просто прогуливается. Первым ее заметил Гарри. Она услышала его проклятия, его тихий приказ остальным. Джейкоб и Ганс прекратили работать, Ганс тревожно взглянул на небо.

Рейвен помахала группе людей, блеснув невинной улыбкой.

‑ Привет всем. Что вы тут делаете? Разве здесь не красиво? ‑ Она покружилась, раскинув руки. ‑ Цветы великолепны, не так ли? ‑ Продолжала она разглагольствовать. Она делала все возможное, чтобы держаться от них на расстоянии. ‑ Как печально, что я забыла свой фотоаппарат.

Четверо ассасинов обменялись встревоженными виноватыми взглядами. Маргарет очнулась первой, посылая Рейвен обольстительную доброжелательную улыбку.

‑ Как мило видеть вас, моя дорогая. Вы довольно далеко ушли от гостиницы.

‑ Я подумала, что прогулка и немного свежего воздуха пойдет мне на пользу. Вы тоже гуляете? ‑ Ей не пришлось изображать дрожь, когда она обхватила себя руками, чтобы согреться. ‑ Кажется, мы попадем еще в одну бурю. Я только было подумала, что пора повернуть назад, как заметила всех вас. ‑ Она повернула голову в сторону хаотично выстроенного каменного дома. ‑ Как бы мне хотелось жить так высоко в горах в окружении природы. ‑ Она посмотрела прямо на Ганса, простодушно улыбаясь. ‑ У вас здесь замечательно. Вы, должно быть, любите жить здесь.

Они все выглядели смущенными и виноватыми, словно не представляли, что им теперь делать. Джейкоб очнулся первым. Он бросил свою кирку и целеустремленно направился к ней. У Рейвен перехватило дыхание. Она находилась в такой же нерешительности, как и они. Она не рискнула сбежать, тем самым выдав себя, но и не хотела, чтобы Джейкоб прикасался к ней.

Она отступила назад, позволив улыбке исчезнуть со своего лица.

‑ Я что‑ нибудь прервала?

В этот момент у женщины, оказавшейся в ловушке под землей, наступила очередная схватка. Она прошлась по ее телу, словно сильная волна, а боль женщины отразилась от нее. Тотчас же Маргарет встретилась глазами с Рейвен.

В данный момент можно было сделать только одно, что Рейвен и сделала. Задохнувшись от ужаса, она бросилась бежать по направлению к группе.

‑ О, Боже мой! Какая‑ то женщина в ловушке в шахте, и она рожает! Маргарет! Так вот, что произошло? Кого‑ нибудь отправили за помощью?

В своем стремительном беге она сознательно выбрала путь подальше от Джейкоба и чуть левее ‑ к другой границе леса. Споткнувшись, она остановилась на краю раскопанного участка. Воздух был тяжелым, застойным, почти невозможно было дышать. Она узнала бледную версию, применяемых Михаилом мер безопасности. Должно быть Спутник Жизни беременной женщины выставлял барьеры в спешке, чтобы замедлить работу этих фанатиков.

‑ Все будет хорошо, ‑ спокойно сказала Маргарет, словно разговаривая с ребенком. ‑ То, что находиться там внизу не является человеком.

Рейвен подняла голову, широко раскрыв синие глаза.

‑ Разве вы ее не чувствуете? Маргарет, я ведь говорила вам, что у меня есть определенные способности. Я не могла бы выдумать что‑ либо подобное этому. Здесь внизу находиться попавшая в беду женщина, и она ждет ребенка. На протяжении всей этой территории находятся шахты. Она, должно быть, оказалась в ловушке в одной из них. Я могу чувствовать ее страх.

‑ Она не человек. ‑ Маргарет осторожно обошла яму, направляясь к ней. ‑ Я такая же, как и вы, Рейвен. Мы сестры. Я знаю, как мучительно было для вас выслеживать серийных убийц и отдавать их под суд, потому что я делала то же самое.

Рейвен проглотила комок страха. Маргарет говорила так мило и благородно. Но от нее исходил гнилостный запах фанатизма. Блеклые глаза дьявольски сверкали. У Рейвен в животе все сжалось. Возможно, ей удастся дотянуться до Жака.

‑ Маргарет, вы должны чувствовать ее боль, ее страх. ‑ У Рейвен во рту пересохло, а сердце заколотилось. ‑ Вы же знаете, кто я, на что я способна. Я бы никогда не допустила ошибку в таком деле, как это.

Ганс вновь начал работать лопатой, что‑ то предупреждающе пробормотав остальным. Ветер развевал их одежду, пробираясь к их телам. Облака потемнели до темно‑ серого цвета, и начали крутиться, словно ветер кричал через них. Молния дугой проскакивала от облака к облаку, и предупреждающе грохотал гром.

‑ Это упырь. Вампирша. Она питается кровью наших детей. ‑ Маргарет незаметно приблизилась поближе к Рейвен.

Рейвен тряхнула головой, прижав руки к животу.

‑ Вы не можете верить во все это, Маргарет. Вампиры чистый вымысел. Женщина, оказавшаяся в ловушке, здесь в низу, самая настоящая. У вампиров не бывает детей. Пойдемте, Джейкоб! Вы не можете верить во всю эту чепуху.

‑ Она вампирша, Рейвен, и мы собираемся ее убить. ‑ Джейкоб указал на рюкзак, лежавший раскрытым, и в котором виднелись острые колья.

Его глаза сияли от предвкушения. Он, казалось, горел желанием выполнить задание.

Она отступила.

‑ Вы все сумасшедшие.

‑ Пожалуйста! Помоги мне! Позови его! ‑ В этом крике отчаяние граничило с болью и ужасом.

Рейвен сразу же среагировала.

‑ Михаил! Жак! Помогите нам.

‑ Эта дьяволица взывает к ней, ‑ сообщила Маргарет.

‑ Пожалуйста, позови Михаила. Он придет к тебе, ‑ стенала женщина .

‑ Остановите ее, ‑ закричала Маргарет. ‑ Вампирша говорит с ней, умоляет ее позвать помощь. Не делай этого, Рейвен. Она разыгрывает тебя. Не зови Дубрински.

Рейвен развернулась и бросилась бежать, посылая в шторм безумный призыв к Михаилу, к любому. Она успела добежать до деревьев прежде, чем Джейкоб поймал ее, схватив за ноги чуть ниже коленей и с силой уронив ее на землю.

От удара у нее вышибло дух, голова закружилась, и в течение некоторого момента она лежала неподвижно, уткнувшись лицом в землю и задаваясь вопросом, что же случилось. Джейкоб грубо перевернул ее, усевшись сверху, а его по‑ мальчишески симпатичная внешность исказилась от похоти и стремления к господству. Она уловила вызывающий отвращение химический запах кокаина, исходящий из его пор.

‑ Михаил! ‑ Она послала зов, как молитву, понимая, что у Джейкоба на уме, понимая, что у нее не хватит сил, чтобы остановить его.

Ветер стал сильнее. Вдалеке завыл волк, ему ответил другой. Еще дальше раздраженно зарычал медведь.

‑ Ты думаешь, что являешься такой чертовски умной, продавая себя тому, кто предложит наивысшую цену, такая невинная и недоступная.

Джейкоб схватился за перед ее рубашки из шамбре и с силой дернул, разрывая материал вплоть до ее изящной талии. Ее полная грудь выпала наружу, незамедлительно привлекая его внимание. Он грубо схватил ее, ставя синяки на нежной коже.

‑ Я сожалею. ‑ Крик пойманной в ловушку женщины граничил с виной. Она не смогла оградить свои ментальные крики, позволив Маргарет Саммерс услышать свои призывы к Рейвен .

‑ Михаил! Пожалуйста! ‑ Вновь беспомощно взмолилась Рейвен . ‑ Ты должен услышать меня. Я нуждаюсь в тебе. Господи, пожалуйста, помоги мне. Помоги той бедной женщине.

Джейкоб взревел, ударив ее раз, другой.

‑ Он пометил тебя. Мой Бог, ты одна из них. ‑ Его рука сжалась вокруг ее горла, угрожая задушить. ‑ Он оплодотворил тебя, как и остальных. Я знаю, что это был он.

Он поднял над ней свою руку, и Рейвен увидела блеск сияющего металла. Лицо Джейкоба превратилось в маску ярости и ненависти, когда он нанес удар. Боль медленно и жестоко распространилась по ее животу, откуда хлынула теплая кровь. Джейкоб вытащил окровавленный нож из ее тела и вновь поднял его.

Глава 9

Земля громыхала, содрогаясь и свертываясь. Нож Джейкоба глубоко вошел в ее тело во второй раз. Ветер словно сорвался с цепи, дуя со стремительной силой, заставляя листья, веточки и прутья лететь по воздуху, словно небольшие снаряды. Нож ударил в третий раз. Молния сверкнула в небе ‑ раз, второй, третий, ударив в землю одновременно с раскатом грома, сотрясшим землю с дьявольской силой. Нож нашел ее в четвертый раз. Небеса разверзлись, и полился дождь, сильный и холодный, словно где‑ то прорвался шлюз.

Джейкоб был весь покрыт кровью. Он отодвинулся от нее, поднимая свою голову, поскольку небо враз потемнело. И услышал, как остальные закричали от ужаса.

‑ Черт возьми. ‑ Он с яростью и вызовом поднял руку, чтобы нанести удар в пятый раз.

Но невидимая рука перехватила его запястье прежде, чем лезвие смогло коснуться ее, пальцы держали мертвой хваткой. Нож развернулся по направлению к горлу Джейкоба, и в течение одного длинного мгновения, он смотрел на окровавленное лезвие, видя, как оно медленно приближается к его коже. Удар оказался неожиданным, погрузив нож в него по самую рукоятку.

Из леса выбежали волки и окружили поляну, уставившись пылающими глазами на трех человек, уворачивающихся от веток, что с силой проносились по воздуху. Маргарет закричала и бросилась бежать. Гарри слепо тыкался на месте, а Ганс поскользнулся и упал на колени, поскольку земля вновь содрогнулась и вспучилась.

‑ Рейвен. ‑ Михаил материализовался возле нее, страх за нее сжался вокруг его внутренностей. Он сорвал с нее джинсы, чтобы определить размер нанесенных повреждений.

Земля вновь вспучилась, расколов поляну посередине. Михаил зажал руками открытую рану, в попытке остановить ужасное кровотечение. В поле его зрения замерцал Жак, затем Эрик, Байрон. Прибыли Тьенн и Влад.

Грегори появился в небе, направляясь к трем человеческим ассасинам, окруженным стаей волков. И там, на лугу, с приближающимся к концу миром, он принял облик громадного черного волка ‑ волка с безумными голодными глазами, в которых горело возмездие.

‑ Мой Бог, ‑ Жак опустился на колени рядом с Михаилом, набирая полные пригоршни плодородной земли. ‑ Байрон, собирай травы. Быстрее!

За считанные минуты они закрыли раны Рейвен сделанными ими припарками. Михаил игнорировал всех, обнимая Рейвен, ‑ его большое тело склонилось над ней, защищая от штормового ливня.

Все внутри Михаила было сосредоточено, сфокусировано только на одном.

‑ Ты не покинешь меня, ‑ приказывал он. ‑ Я не отпущу тебя. ‑ Сверкнула молния, разрезав небо и ударившись в землю. Вслед за ней прогремел гром, встряхнув горы.

‑ Жак! Элеонора рожает, ‑ Влад был в отчаянии.

‑ Отнеси ее в дом. Позови Селесте и Дейдре. ‑ Жак носком ноги ударил тело Джейкоба, с презрением, становясь так, чтобы создать дополнительную защиту для Рейвен.

‑ Она не умерла, ‑ прошипел Михаил, видя сочувствие в глазах брата.

‑ Она умирает, Михаил. ‑ У Жака в груди все болело от понимания этого.

Михаил притянул ее к себе, склонившись так, что его щека прикоснулась к ее.

‑ Я знаю, что ты слышишь меня, ты должны выпить, Рейвен. Пей жадно.

Он почувствовал слабое движение в своем сознании. Тепло, сожаление. Так много боли.

‑ Позволь мне уйти.

‑ Нет! Никогда! Не говори. Просто пей. Ради меня, если ты меня любишь, ради меня, ради моей жизни, пей, что я тебе предлагаю. ‑ И прежде чем Жак смог предугадать его намерении и попытаться остановить его, Михаил сделала глубокий разрез на своей яремной вене.

Темная кровь забила струей. Михаил притянул к себе девушку, используя всю власть, какая у него была, чтобы добиться от нее согласия. Ее сила воли уступила ему; ее тело слишком ослабло, чтобы сопротивляться. Она глотала то, что вливалось ей в рот, но сама пить не могла.

Молния за молнией врезалась в землю. Дерево взорвалось, осыпавшись огненно‑ красными искрами. Земля вновь вздыбилась, поднялась, треща по швам. Над ними склонился Грегори, самый темный из Карпатцев, его бледные глаза были ледяными и несли в себе явное обещание смерти.

‑ Волки сделали свою работу, ‑ безжалостно заявил Эрик. ‑ Молния и землетрясение доделают остальное.

Жак проигнорировал его, обхватив Михаила за плечи.

‑ Достаточно, Михаил. Ты быстро слабеешь. Она потеряла слишком много крови, и у нее внутренние повреждения.

Черная ярость заполонила Михаила. Он откинул голову назад и проревел свой отказ, звук которого пронесся через леса и горы, словно раскаты грома. Деревья вокруг них оказались объяты пламенем, взрываясь как динамитные шашки.

‑ Михаил. ‑ Жак отказался ослабить свою хватку. ‑ Останови ее сейчас же.

‑ Она взяла мою кровь, которая исцелит ее. Если мы сможем удержать кровь внутри нее, поместить ее под землю и провести исцеляющий ритуал, то она выживет.

‑ Достаточно, черт возьми! ‑ В голосе Жака слышался самый настоящий страх.

Грегори осторожно дотронулся до Михаила.

‑ Если ты умрешь, мой старый друг, мы потеряем шанс спасти ее. Мы должны работать сообща, если хотим добиться этого.

Голова Рейвен безвольно откинулась назад, а тело напоминало тряпичную куклу. Кровь Михаила беспрепятственно стекала по его груди. Жак склонился было над своим братом, но Грегори оказался там раньше него, закрывая зияющую рану единственным прикосновением своего языка.

Михаил не обращал никакого внимания на окружающих, поскольку все внутри него было сосредоточено, требовало от него полного сосредоточения на Рейвен. Она ускользала от него, тая медленно, но уверенно. Ее сердцебиение было прерывистым, один удар, ничего, снова один удар. И снова зловещая, мрачная тишина.

Ругаясь, Михаил, положил ее плашмя, физически вгоняя в нее воздух, искусственно стимулируя ее дыхание. Его разум искал следы ее, и нашел ‑ маленький съежившийся свет, тусклый и угасающий. Она плыла в целом море боли. Она была слаба сверх всякого воображения. Вдох, массаж. Призыв к ней вернуться, подкрепленный приказом. Повтор.

Позади них стремительный поток воды спускался с горного каньона, твердая стена набирала скорость и силу. Земля вновь содрогнулась. Два дерева оказались охвачены огнем, и это несмотря на сильнейший ливень.

‑ Позволь нам помочь, ‑ тихо приказал Грегори.

Жак осторожно отодвинул брата в сторону, принимаясь за искусственное дыхание, в то время как Грегори вдыхал в Рейвен воздух. Вдох, выдох. Жак заставлял ее сердце работать, что позволило Михаилу сосредоточиться на своем ментальном поиске. Ощутив в своем сознании движение, легчайшее прикосновение, он понял, что это была она, поэтому крепко ухватился за этот след и последовал по нему.

‑ Ты не покинешь меня.

Она попыталась ускользнуть от него, как можно дальше. Слишком много боли было в том направлении, в котором звал ее он.

Запаниковав, Михаил выкрикнул ее имя.

‑ Ты не можешь меня покинуть, Рейвен. Я не выживу без тебя. Возвращайся ко мне, возвращайся, или я последую за тобой, куда бы ты ни пошла.

‑ Я нащупал пульс, ‑ сказал Жак. ‑ Он слабый, но он есть. Нам нужен транспорт.

В сгущающейся темноте появилось какое‑ то мерцание. Рядом с ними возник Тьенн.

‑ Элеонора разродилась, ребенок жив, ‑ сообщил он. ‑ Это мальчик.

Михаил выдохнул в длительном, тихом шипении.

‑ Она подставила Рейвен.

Жак предупреждающе тряхнул головой, когда Эрик решил было заговорить, пытаясь защитить женщину. Михаил пребывал в убийственной ярости, и малейшая ошибка могла спровоцировать его. Именно ярость Михаила провоцировала эту бушующую погоду, неистовый шторм и вспучивание земли.

Михаил вновь погрузился в себя, удерживая Рейвен рядом с собой, принимая на себя так много ее боли, как мог. Поездка домой превратилась для него в расплывчатое пятно ‑ по ветровому стеклу барабанил дождь, сверкали и щелкали молнии. Деревня была безлюдной и темной, от свирепого шторма отключилось электричество. Внутри своих домов съежились и молились люди, надеясь пережить этот свирепый шторм, не понимая, что все их жизни зависят от храбрости и стойкости хрупкой человеческой женщины.

Тело Рейвен, такое вялое и безжизненное, освободили от окровавленной одежды и разместили на кровати Михаила. Были измельчены целебные травы, а некоторые из них даже подожжены. Старые припарки были заменены на новые, более сильные, в попытке остановить дальнейшую потерю крови. Дрожащими пальцами Михаил дотронулся до темных синяков на ее лице, до темных отметок, которые явственно проступили на ее полной молочно‑ белой груди, и где Джейкоб преднамеренно причинил ей боль в своем ревнивом безумном припадке. Ярость охватила Михаила, и он страстно захотел сломать шею Джейкоба своими собственными руками.

‑ Ей нужна кровь, ‑ отрывисто проговорил он.

‑ Так же, как и тебе. ‑ Жак подождал, пока Михаил не укрыл Рейвен простыней, прежде чем предложил свое запястье. ‑ Пей, пока сможешь.

Грегори дотронулся до его плеча.

‑ Извини меня, Жак, но моя кровь сильнее. Она содержит колоссальную силу. Позволь мне сделать эту мелочь для моего друга. ‑ После кивка Жака, Грегори сделал надрез на своей вене.

Наступила тишина, в то время как Михаил брал от Грегори его ценную кровь. Жак тихо вздохнул.

‑ Вы обменялись кровью трижды? ‑ Он заставил свой голос звучать нейтрально, не желая показывать недовольство своим лидером и братом.

Темные глаза Михаила предупреждающе вспыхнули.

‑ Да. И если она выживет, то, скорее всего, станет одной из нас. ‑ Невысказанной осталась вероятность, что если она сможет выжить, лишь для того, чтобы быть уничтоженной тем, кто обратил ее.

‑ Обратиться за медицинской помощью к людям, чтобы спасти ее, мы не можем. Если наш способ не сработает, Михаил, то ее доктора тем более не смогут ничего сделать, ‑ предупредил Жак.

‑ Черт, ты думаешь, я не понимаю, что сделал? Ты думаешь, я не знаю, что обманул ее надежды, что не смог защитить ее? Что это я своими эгоистичными поступками поставил ее жизнь под угрозу? ‑ Михаил сорвал свою окровавленную рубашку, скатал ее одной рукой и забросил в самый дальний угол комнаты.

‑ Бессмысленно оглядываться назад, ‑ спокойно проговорил Грегори.

На пол упали ботинки Михаила, его носки, а сам он вытянулся на кровати рядом с Рейвен.

‑ Она не может принять кровь нашим способом, она слишком слаба. У нас нет иного выбора, кроме как воспользоваться их примитивным методом по переливанию крови.

‑ Михаил… ‑ Предупреждающе сказал Жак.

‑ У нас нет выбора. Она не взяла нужное ей количество, даже находясь так близко. Мы не можем позволить себе отсрочки, споря на эту тему. Я прошу тебя, брат, и тебя, Грегори, как моих друзей, сделать это для нас. ‑ Михаил притянул голову Рейвен к себе на колени, сел, откинувшись на подушки, и устало закрыл глаза, в то время как они начали готовиться.

Проживи еще тысячу лет, Михаилу никогда не забыть то первое ощущение тревоги скользящее в его сознании, пока он словно мертвый лежал под землей. Понимание происходящего взорвалось у него в голове, распространив ужас в его сердце и ярость в его душе. Он чувствовал, как Рейвен дрожит от страха. Чувствовал руку Джейкоба на ее драгоценном теле, зверские удары, стремительное движение ножа, проходящего через ее кожу глубоко внутрь тела. Так много боли и страха. Так много вины за то, что она не смогла защитить Элеонору и ее нерожденного ребенка.

Слабое прикосновение Рейвен проскользнуло в его сознании, похожее на шепот, граничащее с болью и сожалением.

‑ Мне так жаль, Михаил. Я подвела тебя. ‑ Ее последняя связная мысль была о нем.

Он испытывал отвращение к себе, к Элеоноре, у которой не хватило дисциплины научиться ментальному общению, сфокусированному и безупречному.

С первой же минутой понимания этого, в то время как он лежал беспомощный, запертый под землей, все основные принципы его жизни, его верований, пошатнулись. Когда он вырвался на свободу, Жак поднялся вместе с ним, то ментально дотянулся до Джейкоба и погрузил окровавленный нож по самую рукоятку в горло убийцы.

Шторм обеспечил Владу и Элеоноре возможность вырваться на свободу без опасения ослепнуть или потерять ориентацию даже на минуту, которой ассасинам хватило бы, чтобы убить его рожающую жену.

Михаил нашел сознание Рейвен, укутав его теплом и любовью, и притянул ее в убежище своих рук. Игла вошла в его руку, проколов ее. Он не сомневался, что его брат будет находиться рядом и контролировать переливание крови. Жак держал в своих руках не только жизнь Рейвен, но также и жизнь Михаила. Если она умрет, Михаил последует за ней. Он знал, что в его сердце все еще оставалась ярость, грозящая поставить под угрозу жизнь любого, находящегося рядом с ним, как Карпатца, так и человека. Он мог только надеяться, что Грегори окажется в состоянии оперативно и точно совершить карпатское правосудие, если Рейвен суждено умереть.

‑ Нет. ‑ Даже в своем бессознательном состоянии она пыталась спасти его.

Он погладил ее по волосам в медленной ласке.

‑ Спи, малышка. Тебе нужен исцеляющий сон. ‑ Используя свое сознание, он дышал за них обоих, вдох и выдох, вгоняя воздух в свои легкие, в ее легкие. Поддерживал ритм их сердец. Он взял на себя как можно больше жизненных процессов в ее теле, чтобы облегчить ее исцеление.

Жак знал, что разум Михаила был занят. Если эта женщина перестанет бороться за жизнь, то они потеряют Михаила. Прямо сейчас Михаил использовал свою силу, чтобы поддерживать ее кровообмен, биение ее сердца и работу ее легких. Это был изматывающий процесс.

Грегори встретился с глазами Жака поверх головы Михаила. Он не собирался позволить этой паре умереть. Это было в их силах исцелить ее.

‑ Я сделаю это, Жак. ‑ И это была не просьба.

В этот момент рядом с ними замерцал воздух, и появились Селесте вместе с Эриком.

‑ Он предпочел последовать за ней, ‑ тихо сказала она. ‑ Он слишком сильно любит ее.

‑ Это уже известно? ‑ Спросил Жак.

‑ Он отдаляется, ‑ ответил Эрик. ‑ Все Карпатцы могут чувствовать это. Есть хоть какой‑ нибудь шанс спасти их?

Жак поднял взгляд, его красивое измученное лицо, его темные глаза, так похожие на глаза Михаила, излучали убитость горем.

‑ Она борется за него. Она знает, что он предпочтет последовать за ней.

‑ Достаточно! ‑ Прошипел Грегори, привлекая внимание всех остальных. ‑ У нас нет иного выбора, кроме как спасти их. Это все, что должно быть в наших сознаниях.

Селесте направилась к Рейвен.

‑ Позвольте это сделать мне, Жак. Я женщина, у меня будет ребенок. Я не совершу ошибки.

‑ Грегори ‑ целитель, Селесте. Ты же беременна, а это очень сложная задача, ‑ тихо отклонил ее предложение Жак.

‑ Оба из вас уже поделились с ними своей кровью. Вы можете совершить ошибку. ‑ Селесте отдернула простынь с живота Рейвен.

Ее вздох был слышен каждому, ее ужас был почти живым. Невольно она отступила назад.

‑ Мой Бог, Жак. Здесь нет ни единого шанса.

В ярости Жак локтем отодвинул ее с пути. Но между ними встал Грегори, его бледные глаза прошлись по Селесте подобно ртути, мерцая спокойствием, холодной угрозой и ужасным упреком.

‑ Даже вопроса не возникает, что только я смогу исцелить ее. И, что она будет исцелена. Пока я занимаюсь этим, то хочу, чтобы в комнате остались только те, кто полностью верит в успех. А теперь уходите, если не можете оказать мне эту помощь. Мне нужна только полная уверенность, как в своем сознании, так в сознаниях тех, кто окружает нас. Она будет жить, так как другой альтернативы нет.

Грегори положил руки поверх раны, закрыл глаза и, покинув свое тело, вошел в ужасно израненное тело, лежащее подобно мертвому.

Михаил чувствовал, как боль скользит в Рейвен. Она вздрогнула, постаравшись отодвинуться, постаравшись исчезнуть, чтобы это новое, болезненное ощущение не дотронулось до нее. Но Михаил без труда окружил ее, удерживая, чтобы Грегори смог делать свою сложную работу по восстановлению поврежденных органов.

‑ Расслабься, малышка. Я здесь, с тобой.

‑ Я не могу этого сделать. ‑ Это были по большей части чувства, чем слова. Было так много боли.

‑ Тогда решай за нас, Рейвен. Ты не уйдешь одна.

‑ Нет! ‑ Протест Жака был таким резким. ‑ Я знаю, что ты делаешь, Михаил. Сейчас же пей, или я прекращу переливание крови.

Ярость вскипела, вытолкнув Михаила из его полуоцепенелого состояния. Жак встретил ярость, горевшую в его глазах, с невероятным спокойствием.

‑ Ты слишком ослаб от потери крови, чтобы противостоять мне.

‑ Тогда предоставь мне возможность питаться. ‑ Холодная, темная как сама ночь, ярость прозвучала в этих словах. Чистая угроза, угроза смерти.

Жак без колебаний подставил свое горло, сумев предотвратить стон боли, когда Михаил глубоко вонзил в него зубы, поглощая кровь жадно, жестоко ‑ словно дикое животное. Жак не сопротивлялся и не издал ни одного звука, предлагая свою жизнь брату и Рейвен. Эрик двинулся было к Жаку, когда у того подогнулись колени и он тяжело опустился вниз, но Жак жестом показал ему отойти.

Михаил резко поднял свою голову, потемневшие черты его лица выражали такую обеспокоенность и убитость горем, что у Жака все внутри перевернулось.

‑ Прости меня, Жак. Для меня нет никакого извинения за то мучение, что я причинил тебе.

‑ Здесь нет ничего, за что стоило бы извиняться, поскольку я предлагал тебе все по собственной воле, ‑ небрежно прошептал Жак. И немедленно рядом с ним оказался Эрик, предлагая Жаку свою кровь.

‑ Как кто‑ то мог совершить подобное с ней? Она такая хорошая, такая храбрая. Она рисковала своей жизнью, чтобы помочь незнакомке. Как кто‑ то мог хотеть причинить ей боль? ‑ Спросил Михаил, поднимая глаза к Небесам.

Ответом ему была тишина.

Пристальный взгляд Михаила нашел Грегори. Он наблюдал, как его друг работает, полностью сосредоточенный на исцеляющем ритуале. Низкое пение успокаивало его, принося некоторое облегчение его измученной душе. Он мог чувствовать Грегори, находящегося вместе с ним, внутри ее тела, работающего, творящего магию по восстановлению ее тела в медленном скрупулезном процессе.

‑ Достаточно крови, ‑ прошептал Жак охрипшим голосом, одновременно зажигая ароматические свечи и подхватывая низкое пение.

Грегори пошевелился, и хотя его глаза все еще оставались закрытыми, он кивнул.

‑ Ее тело пытается измениться. Наша кровь проникает в ее органы, производя изменения и восстанавливая ткани. Для этого ей нужно время. ‑ И он двинулся назад в глубину проникающего ранения, которым занимался. ‑ Ее матка была повреждена, и ранение было слишком значительным, чтобы рисковать без нужды. Она должна быть превосходно восстановлена.

‑ Ее сердце едва бьется, ‑ сказал Жак слабым голосом, соскальзывая с кровати на пол. Он выглядел испуганным, обнаружив себя там.

‑ Ее телу нужно больше времени, чтобы измениться и выздороветь, ‑ добавила Селесте, наблюдая за работой Грегори.

Она знала, что оказалась свидетельницей чуда. Она еще никогда не находилась так близко от легендарного Карпатца, о котором шептались все. Всего несколько их людей видели Грегори вблизи. Могущество так и излучалось из всех его пор.

‑ Она права, ‑ со слабостью в голосе согласился Михаил. ‑ Я продолжаю дышать за нее, продолжаю подстраховывать ее сердцебиение. Эрик, ты должен позаботиться о Жаке.

‑ Отдыхай, Михаил, присматривай за своей женщиной. С Жаком все будет в порядке. Если возникнут проблемы, то здесь еще находиться Тьенн. Грегори провел много часов, обучая его, ‑ ответил Эрик. ‑ А если потребуется, то мы сможем позвать на помощь и остальных.

Жак потянул свою руку к брату. Михаил принял ее.

‑ Ты должен успокоить свой гнев, Михаил. Шторм слишком сильный. Все горы злятся вместе с тобой. ‑ Он закрыл свои глаза и положил голову на край кровати, а его рука все еще оставалась в руке Михаила.

Рейвен почти отрешенно ощущала все то, что происходило с ее телом. Через свою связь с Михаилом она была осведомлена обо всех тех, кто находился в комнате, об их перемещениях. Он каким‑ то образом находился вместе с ней, в ее теле, дыша за нее. И был кто‑ то еще, кто‑ то, кого она не узнавала, и который также находился в ее теле, работая подобно хирургу, восстанавливая обширные повреждения на ее теле, в ее внутренних органах, уделяя особое внимание ее женским половым органам. Ей хотелось просто остановиться, позволить боли поглотить ее, унести туда, где нет никаких ощущений. Она могла просто уйти. Она устала, так устала. Это было бы так легко. Это было то, чего она хотела, чего так страстно желала.

Но она отвергла это обещание покоя, сражаясь, чтобы крепко уцепиться за жизнь. За жизнь Михаила. Ей хотелось пройтись пальцами по напряженным линиям, которые, как она знала, будут вокруг его рта. Ей хотелось уменьшить его вину и ярость, убедить его, что все это было ее собственным выбором. Его любовь, всеобъемлющая и стойкая, безоговорочная и бесконечная, была намного больше того, с чем она могла справиться. Но больше всего ей хотелось узнать, что за изменения происходят с ее телом.

Ничто из этого не трогало ее, завернутую в крепкий и защищенный кокон любви Михаила. Он дышал ‑ она дышала. Его сердце билось ‑ ее сердце билось.

‑ Спи, малышка, Я присмотрю за нами обоими.

После нескольких долгих изнурительных часов, Грегори выпрямился, его волосы были мокрыми от пота, его лицо было утомленным и резко очерченным, его тело ныло от усталости.

‑ Я приложил все усилия. Если она выживет, то сможет иметь детей. Кровь Михаила и земля должны завершить процесс исцеления. Изменение произойдет быстро, поскольку она не понимает этого и не борется с ним. ‑ Он провел запачканной кровью рукой по своим волосам. ‑ Она сражается только за жизнь Михаила, думает только об его жизни и о том, как ее смерть повлияет на него. Я думаю, что это лучше всего, так как она не понимает, что в действительности происходит с нею. Она не знает обо всей глубине своих ран. А это такая сильная боль. Она так сильно страдает, но, к счастью, не относится к тем, кто пасует перед трудностями.

Жак уже приготовил новые припарки, чтобы заменить окровавленные.

‑ Мы можем дать ей еще крови? Она все еще теряет очень много, что мне не нравится, и так слаба, что я боюсь, что она не переживет сегодняшнюю ночь.

‑ Да, ‑ ответил Грегори задумчиво устало, ‑ но не больше пинты или двух. И мы должны сделать это не спеша, иначе встревожим ее. То, что она безоговорочно приняла в Михаиле, она не примет в себе. Дайте ей мою кровь. Она столь же сильна, как и кровь Михаила, чья слабость увеличивается, поскольку он старается дышать за нее и поддерживать ее сердцебиение.

‑ Ты устал, Грегори, ‑ запротестовал Жак. ‑ Есть и другие.

‑ Но не с моей кровью. Делай, как я сказал. ‑ Грегори сел и стал спокойно наблюдать, как игла входит в его вену.

Никто не спорил с Грегори ‑ он был сам себе закон. Только Михаил в действительности мог называть его другом.

Селесте сделала глубокий вдох, желая сказать что‑ нибудь Грегори, что показало бы ее восхищение, но хватило всего одного его взгляда, чтобы остановиться. Грегори был островком спокойствия в бушующем море, он был смертельно опасен в своей холодности.

Жак позволил драгоценной жидкости Грегори перетекать прямо в вену Рейвен. Это был не самый быстрый и не самый лучший способ для выздоровления, но высказывания Грегори немного уменьшили тревоги Жака. Им следует собраться и позаботиться обо всех деталях. Михаил верил, что именно детали спасают жизни.

‑ Нам необходимо оценить размер ущерба, нанесенного нашим людям. Все ассасины мертвы, никто не сбежал?

‑ Ганс, пара американцев, и мужчина, который напал на Рейвен. ‑ пересчитал их Эрик. ‑ Там были только они. Ни один смертный не смог бы пережить силу этого шторма, убийственную ярость животных. Если бы там находился невидимый наблюдатель, то Михаил или животные об этом бы знали.

Грегори устало пошевелился, от непрекращающихся усилий, его невероятная сила постепенно уменьшалась.

‑ Больше никого не было. ‑ Сказал он так властно, чтобы никому и в голову не пришло задавать ему вопросы, на что они естественно и не решились.

Жак обнаружил, что небольшая усмешка впервые за весь вечер коснулась его рта.

‑ Но ты очистил территорию, Эрик?

‑ Полностью. Тела сожжены, положены все вместе под деревом, словно они искали убежище, и их ударило молнией. От ран нет никаких следов, ‑ отчитался Эрик.

‑ Завтра будет организована поисковая группа по розыску пропавших туристов и Ганса. Байрон, твой дом ближе всего, поэтому оставшиеся ассасины будут подозревать тебя. Не приближайся к своему дому. Владу следует забрать Элеонору и ребенка как можно дальше отсюда.

‑ Они могут путешествовать? ‑ Спросил Грегори.

‑ Только на машине.

‑ У нас вся ночь впереди. Кроме того, у меня есть дом, которым я пользуюсь только в зимние месяцы, да и то не всегда. Он прекрасно защищен и труднодоступен. ‑ Улыбка Грегори не затронула его серебристых глаз. ‑ Мне нравится уединение. И в данный момент он не занят. Я предлагаю его по собственной воле, чтобы защитить женщину и ребенка, и до тех пор, пока это будет необходимо. Дом находится в доброй сотне миль от этого места. Я же поскитаюсь по миру, так что вас никто не побеспокоит.

И прежде чем Влад успел запротестовать, Жак заговорил раньше него.

‑ Превосходная идея. Это решит одну из наших проблем. У Байрона есть свое собственное убежище. Займись этим сейчас же, Влад. И охраняй Элеонору хорошенько. Она представляет для нас большую ценность, точно так же, как и ребенок.

‑ Я должен поговорить с Михаилом. Элеонора очень сильно расстроена, что подвергла жизнь Рейвен опасности.

‑ Михаил не в себе. ‑ Жак вынул иглы из безвольного тела Рейвен и руки Грегори. Ее дыхание было таким слабым, почти не заметным, и он не понимал, как Михаилу удается его поддерживать. ‑ Вы обсудите все в другой раз. Он сосредоточил все свои силы на выживании Рейвен. Его женщина не может дышать сама.

Влад нахмурился, но уступил, когда Грегори взмахом руки отослал его прочь. Он мог бы остаться и поспорить с Жаком, чтобы успокоить свою Спутницу Жизни, но они все повиновались Грегори. Он был правой рукой Михаила, самым безжалостным из их охотников, настоящим целителем их народа, и он охранял его, как самое ценное сокровище.

‑ Никто из наших людей еще сегодня не питался, ‑ заметил Эрик, изучая бледные черты лица своей жены. ‑ На улице нет ни одного человека.

‑ Риск слишком велик, когда мы вынуждены входить в дома людей, ‑ вздохнул Жак, сожалея, что не может проконсультироваться с Михаилом.

‑ Не беспокой его, ‑ сказал Грегори. ‑ Она нуждается в нем больше, чем мы. Если она умрет, мы потеряем не только его, но и реальный шанс на дальнейшее выживание для нашей расы. Ноэль была последней выжившей женщиной, и то это было почти пятьсот лет назад. Мы нуждаемся в этой женщине, чтобы наш вид продолжил свое существование. Нам понадобятся все наши силы, так как это еще не конец.

Михаил пошевелился, открыв свои темные обеспокоенные глаза.

‑ Еще ничего не кончено. По крайней мере, есть еще двое, возможно даже четверо. Евгений Словенски, Курт ван Хелен. Я не знаю личности двух других путешественников, не знаю, вовлечены ли они вообще. Их имена можно узнать в гостинице, миссис Галвенстейн может сообщить нам их. ‑ Его длинные ресницы опустились, а пальцы глубоко зарылись в волосы Рейвен, словно он мог оттащить ее от края смерти.

Жак наблюдал, как длинные пальцы с любовью ласкают ее волосы.

‑ Грегори, мы можем поместить ее на несколько часов в землю?

‑ Это должно ускорить процесс выздоровления.

Эрик и Жак спустились вниз, чтобы подготовить подвал, раскрывая землю всего одной командой, обеспечивая достаточно места, чтобы можно было положить два тела бок о бок. Они осторожно перенесли Рейвен. Михаил все время оставался рядом с ней, ничего не говоря и полностью сосредоточившись на ее сердце, на ее легких, на защите тусклого огонька, в котором заключалось ее желание жить.

Он опустился в глубокие недра земли, почувствовав, как целебные свойства богатой почвы окружают его подобно радушной кровати, и принял легкое тело Рейвен, пристраивая ее тело под защитой своего.

Михаил пошевелил руками, создавая небольшой туннель над их головами, и приказал земле закрыть их. Почва оказалась везде ‑ вокруг и поверх его ног, ее ног, ‑ покрыла их тела, вдавливая их еще глубже в землю.

Сердце Рейвен подпрыгнуло, почти пропустив удар, начав биться неритмично, несмотря на устойчивое биение его собственного сердца.

‑ Я живая! Они закапывают нас живьем!

‑ Не разговаривай, малышка. Мы являемся частью земли, чье предназначение исцелять нас. И ты не одна, я здесь, с тобой.

‑ Я не могу дышать.

‑ Я дышу за нас обоих.

‑ Я не могу этого выносить. Заставь их остановиться.

‑ Земля обладает восстанавливающими свойствами. Позволь им сработать. Я же Карпатец ‑ часть земли. Здесь нечего бояться. Ни ветра, ни почвы, ни воды. Здесь только мы.

‑ Но я не Карпатка. ‑ В ее сознании слышался непередаваемый ужас.

‑ Теперь мы оба Карпатцы и ничто не сможет причинить тебе боль.

Она закрыла свое сознание от его, начав отчаянную борьбу, которая могла только приблизить конец ее жизни. Михаил понял, что спорить бесполезно. Она не могла принять землю, окружающую ее, находящуюся над ее головой. Он немедленно выпустил их из‑ под земли, заставляя ее сердцебиение успокоиться, стать почти нормальным, и выплыл наверх, держа ее на руках.

‑ Этого я и боялся, ‑ сказал он Жаку, который все еще находился в подвале. ‑ В ее венах течет сильная карпатская кровь, но ее сознание ограничено человеческими пределами. Погребение предполагает смерть. А она не переносит глубоко раскопанную землю.

‑ Тогда мы должны принести почву к ней, ‑ сказал Жак.

‑ Она слишком слаба, Жак, ‑ Михаил прижимал Рейвен к себе, а на его лице отпечаталась вся его печаль. ‑ В том, что было сделано с ней, нет никакого смысла.

‑ Нет, это не так, Михаил, ‑ сказал Жак.

‑ Я был таким себялюбивым с ней, и все еще им остаюсь. Я должен был позволить ей найти умиротворенность, но не смог. Я бы последовал за ней, Жак, но не знаю, смог бы я спокойно покинуть этот мир, как должен был бы сделать.

‑ Я как насчет остальных из нас? Она представляет собой наш шанс, нашу надежду. У нас должна быть надежда, Михаил. Без нее никто из нас не продержится долго. Мы верим в тебя, мы верим, что ты найдешь ответы для остальных из нас. ‑ Жак остановился возле двери, ведущей из подвала. ‑ Я подготовлю матрас. Байрон, Эрик и я наполним его самой богатой землей, какую сможем только найти.

‑ Они питались?

‑ Ночь только началась, у нас еще много часов впереди.

В подвале они создали целебную кровать, используя травы и благовония, покрыли матрас на три дюйма землей. И вновь Рейвен и Михаил устроились вместе: ее голова лежала на его груди, его руки крепко прижимали ее к нему. Жак обложил ее землей так, что она охватывала все изгибы ее тела. Также из земли они создали тонкое одеяло, которым и прикрыли их, добавив простыню, чтобы Рейвен была в состоянии чувствовать убедительное удобство хлопка своей шеей, своим лицом.

‑ Не позволяй ей двигаться, Михаил, ‑ приободрил его Жак. ‑ Хотя раны закрываются, она все еще теряет кровь. Не так много, да и мы через пару часов можем дать ей еще.

Михаил прикоснулся своей щекой к ее шелковистой голове, позволяя своим глазам закрыться.

‑ Иди, поешь, Жак, прежде чем свалишься, ‑ пробормотал он слабо.

‑ Я пойду, когда вернутся остальные. Мы не оставим тебя и твою женщину без защиты.

Михаил пошевелился, словно мог протестовать, но затем усмешка изогнула твердые уголки его рта.

‑ Напомни мне отвести тебя подальше и преподать один или два урока, когда я почувствую себя лучше. ‑ И он заснул под смех Жака, звучавший в его ушах, и Рейвен, находящейся рядом с ним и крепко обхваченной его руками.

Снаружи ливень перешел в мелкий дождик, ветер утих, забрав с собой грозовые тучи. После нескольких серий землетрясений земля замерла. Кошки и собаки, а также домашний скот вернулись к своему нормальному поведению. Дикие животные наконец‑ то нашли убежище от шторма.

Пробуждение Рейвен было медленным, болезненным. Прежде чем открыть глаза, она оценила ситуацию. Она была ранена, она должна была умереть. Она находилась в объятиях Михаила, их ментальная связь была сильна как никогда. Он отодвинул ее от смерти, а затем предложил уйти ‑ только если он пойдет вместе с ней. Она могла слышать звуки дома, скрипевшего над ее головой, успокаивающие звуки дождя, барабанившего по крыше, в окна. Кто‑ то ходил по дому. Если бы она приложила побольше усилий, то смогла бы определить, кто это был и в какой части дома он находится, но все это казалось слишком обременительным.

Она медленно позволила ужасу того, что произошло, проиграться у нее в сознании. Запертая в ловушку женщина, почти готовая родить, уродливый фанатизм, который привел к такому зверскому убийству и безумию. Лицо Джейкоба, когда он с силой швырнул ее и сорвал с нее одежду.

Тихий встревоженный крик Рейвен заставил руки Михаила сжаться вокруг нее еще крепче, его подбородок уткнулся в ее голову.

‑ Не думай об этом. Позволь мне погрузить тебя в сон.

Она прикоснулась своими пальцами к его шее, желая убедиться в его устойчивом пульсе.

‑ Нет. Я хочу вспомнить, покончить с этим раз и навсегда.

Его тревога проявилась незамедлительно, что встревожило ее, как ничто иное до этого.

‑ Ты слишком слаба, Рейвен. Тебе потребуется большее количество крови, больше сна. Твои раны были слишком серьезны.

Она пододвинулась, всего лишь слегка шевельнулась, но боль тут же вцепилась в нее.

‑ Я не могла дотянуться до тебя. Я пыталась, Михаил, ради той женщины.

Он поднес ее пальцы к своему теплому рту, прикоснувшись к ним губами.

‑ Никогда больше, Рейвен, я не подведу тебя.

В его сознании и сердце было куда больше боли, чем в ее теле.

‑ Я сама решила последовать за ними, Михаил. Я сама решила впутаться во все это и помочь той женщине. Я совершенно точно знала, на что способны те люди. Я сознательно пошла на все это. И я не обвиняю тебя, пожалуйста, не думай, что подвел меня. ‑ Говорить было так трудно. Ей хотелось спать, хотелось благословенного забытья онемевшего тела и сознания.

‑ Позволь мне помочь тебе уснуть, ‑ прошептал он тихо, его голос был подобен ласке, его рот обрушился на ее пальцы, добавляя соблазна.

Рейвен проглотила согласие, ей не хотелось быть трусихой. Как это возможно, что она все еще остается живой? Как? Она вспомнила ужасный момент, когда Джейкоб вцепился своими руками в ее грудь. Своими погаными руками. От этих воспоминаний у нее по коже побежали мурашки. Ей захотелось мыться до тех пор, пока у нее совсем не останется кожи. Его лицо, такое дьявольское, сумасшедшее, злобное. Каждый стремительный удар ножом, который наносил смертельную рану.

Штор, землетрясение, молнии, гром. Волки, выскочившие перед Саммерсами, перед Гансом. Откуда она все это знает, так отчетливо видит в своем сознании? Перекошенное от страха лицо Джейкоба, его расширенные от ужаса глаза, нож, торчащий из его горла. Почему она не умерла? Откуда она все это знает?

Ярость Михаила. Она была сверх всякого воображения, выходила за рамки простого физического тела. Ничто не могло содержать такой бешеный гнев. Он сочился из него, подпитывая шторм, пока земля не начала вздыматься и сворачиваться, пока вспышки молний не начали ударять в землю, и пока не полился дождь.

Это было на самом деле или частью какого‑ то вселяющего ужас ночного кошмара? Но она знала, что все это было на самом деле, и что она была близка к какой‑ то страшной правде. Но боль была такой сильной, что она так сильно устала, и Михаил был ее единственным утешением. Ей хотелось вернуться назад в убежище, которое он ей предлагал, и просто позволить ему защитить ее, держать в безопасности, пока она вновь не станет сильной. Михаил же просто ждал, позволяя ей сделать выбор. Он обеспечивал ее теплом, любовью, близостью, но все равно что‑ то удерживая внутри себя, подальше от нее.

Рейвен закрыла свои глаза, сосредоточилась и вспомнила.

Михаил, внезапно оказавшийся рядом с ней, боль и страх в его темных, гипнотизирующих глазах, его руки, притягивающие ее к себе, его сознание, ищущее и находящее ее, приказывающее ей остаться, якорем удерживающее ее на земле, в то время как ее тело умирало. Там же находился его брат и большая часть его людей. Что‑ то было помещено в ее живот, ‑ что‑ то, что казалось, прокладывало свой собственный путь в ее теле, что‑ то теплое и живое. Низкое, успокаивающее пение, заполнившее воздух вокруг них.

Шок и тревога исходили от людей Михаила, чья кровь, теплая, сладкая, придающая энергию, вливалась в ее тело, в ее органы, восстанавливая мышцы и ткани. Но вливалась не в вену, а в…

Рейвен неподвижно замерла, ее сознание было так поражено этим, что тоже оцепенело. Дыхание само выходило из ее тела. Не в первый раз. Всплыли и другие воспоминания: доводящая до безумия манера Михаила питаться, его рот, жадно прижатый к коже поверх ее сердца.

‑ О, Мой Бог! ‑ Слова вырвались у нее подобно подавленному всхлипу отрицания.

Это была самая настоящая правда, а не какие‑ то галлюцинации. Но ее человеческое сознание отвергало ее. Это было невозможно, этого не могло быть. Она находилась посередине какого‑ то ужасного ночного кошмара и в любой момент могла проснуться. Этим и объясняется то, что произошло. В ней все смешалось ‑ фанатичная вера ассасинов в вампиров и сила Михаила. Но ее повышенные чувства говорили ей совсем другое, ‑ они говорили ей, что это было на самом деле. Что она лежит в своеобразной подземной пещере, с землей находящейся как под ней, так и поверх нее. Они пытались закопать ее. Усыпить. Исцелить.

Михаил просто ждал, позволяя ее сознанию усвоить информацию, ничего не утаивая от нее. Даже когда она потянулась к его воспоминаниям. Когда он, наконец, дождался ее реакции, то был совершенно удивлен. Он ожидал криков, слез, истерики.

Рейвен растеребила матрас, издав низкий животный крик боли. Она откатилась от него, не обращая внимания на возможные последствия для своего смертельно раненого тела.

Он заговорил резко, намного резче, чем ему бы хотелось, потому что страх за ее безопасность перевешивал его сострадание. Его команда парализовала ее тело, в беспомощном состоянии поймав в ловушке на полу. Только ее глаза оставались живыми и наполненными ужасом, когда он присел рядом с ней, пробежал руками по ее ранам, определяя размер повреждений.

‑ Расслабься, малышка. Я понимаю, что это знание потрясло тебя, ‑ пробормотал он и нахмурился, увидев, как драгоценная кровь сочится из трех из четырех ран. Подняв ее, он начал покачивать ее в своих руках в непосредственной близости от своего сердца.

‑ Позволь мне уйти. ‑ Ее мольба прозвучала в его сознании, эхом отозвавшись в сердце.

‑ Никогда. ‑ Суровые черты лица Михаила превратились в непримиримую маску.

Он взглянул на двери над их головами. Двери откликнулись, распахнувшись от одного его желания.

Рейвен закрыла глаза.

‑ Михаил, пожалуйста, я умоляю тебя. Я не могу быть такой, как ты.

‑ Ты не представляешь, что я такое, ‑ сказал он нежно, проплывая на следующий этаж, так чтобы ничто не могло потревожить ее тело. ‑ Человечество смешало правду о моей расе с историями о нежити, ворующей детей, убивающей и мучающей своих жертв. Я бы не смог спасти тебя, если бы ты умерла. Мы ‑ раса людей, которая является частью земли, неба, ветра и воды. Подобно остальным людям, у нас есть свои способности и свои недостатки. ‑ Он не стал вдаваться в детали, откуда берутся вампиры. Ей нужна правда, но не вся сразу.

Михаил доставил ее в гостевую комнату и осторожно положил на кровать.

‑ Мы не вампиры из тех ужасных историй, не ходячие мертвецы, во имя всего Святого. Мы любим, мы молимся, мы служим нашим странам. Нам отвратительно то, что человеческий мужчина может бить свою жену или ребенка, что мать может не обращать внимания на свое дитя. Нас отталкивает то, что человеческая раса может есть мясо животных. Для нас кровь животворяща, священна. Мы бы никогда не опозорили человека, мучая или убивая его. Для нас запрещено заниматься сексом с людьми, а потом пить его или ее кровь. Я знаю, что никогда не должен был брать твою кровь, это было неправильно, ‑ это было неправильным, потому что я не сказал тебе, что может произойти. Я знал, что ты являешься моей истинной Спутницей Жизни, и что мое существование не сможет больше продолжаться без тебя. Я должен был лучше контролировать себя. За это я буду расплачиваться целую вечность, но что сделано, то сделано. Мы не можем изменить то, что уже произошло.

Михаил приготовил несколько новых припарок и положил их точно на раны, плотно закрывая их. Ее страх, ее отвращение, ее ощущение предательства бились внутри него, заставляя его испытывать желание оплакать как ее, так и их обоих.

‑ То, чем я занимался с тобой ‑ это не то же самое, что использовать человеческую женщину для секса. Мы занимались не сексом ‑ мое тело опознало тебе, как мою Спутницу Жизни. Не было никакой возможности проигнорировать зов. Мне следовало бы выбрать смерть. Ритуал требовал обмена кровью. Но это не физический голод, это чисто сексуальный обмен, красивое, эротическое подтверждение любви и доверия. Когда я в первый раз взял твою кровь, я невольно взял слишком много, так как испытывал невероятный экстаз. Я потерял контроль. Я поступил неправильно, связав тебя с собой, не объяснив тебе, что все это означает. Но я позволил тебе сделать выбор. Этого ты не можешь отрицать.

Рейвен взглянула на его лицо, читая печаль в его темных глаза, страх за нее. Ей хотелось прикоснуться к нему, смягчить морщинки напряжения на его лице, убедить его, что она может справиться с тем, что он просит от нее, но ее сознание не могло принять то, что он говорил.

‑ Я бы выбрал смерть, если бы ты позволила мне пойти вместе с тобой. ‑ Нежными ласковыми пальцами он отодвинул волосы с ее лица. ‑ Ты это знаешь, Рейвен. Я мог спасти тебя только одним способом ‑ сделать тебя одной из нас. Ты выбрала жизнь.

‑ Я не знала, что делала.

‑ А если бы знала, выбрала бы ты для меня смерть?

Ее синие глаза, такие растерянные и смущенные, такие обеспокоенные, осматривали его лицо.

‑ Освободи меня, Михаил. Мне не нравиться лежать здесь такой беспомощной.

Михаил прикрыл ее тело тонкой простыней.

‑ Твои раны очень серьезны, тебе нужна кровь, исцеление и сон. А не движение с места на место.

Ее глаза сурово посмотрели на него. Михаил нежными пальцами дотронулся до ее подбородка. Он отпустил ее, а его глаза внимательно всматривались в нее.

‑ Ответь мне, малышка. Зная, кто мы такие, можешь ли ты отправить меня в вечную тьму?

Она предприняла последнюю попытку освободиться из‑ под его контроля. Часть ее все еще не могла поверить в то, что это происходит. Часть старалась понять и быть справедливой.

‑ Я говорила тебе, я могу принять тебя, даже любить тебя таким, какой ты есть, Михаил. Я подразумевала это тогда. И это верно и сейчас. ‑ Она была так слаба, что едва могла говорить. ‑ Я знаю, что ты хороший человек, в тебе нет ничего дьявольского. Отец Хаммер сказал, что я не могу судить тебя по нашим стандартам, и я не собираюсь этого делать. Нет, я бы выбрала для тебя жизнь. Я люблю тебя.

Из‑ за него в ее глазах было слишком много горя, чтобы он мог почувствовать облегчение.

‑ Но? ‑ Продолжил он тихо.

‑ Я могу принять это в тебе, Михаил, но не в себе. Я никогда не смогу пить кровь. От одной мысли об этом, мне делается плохо. ‑ Она языком дотронулась до своих губ. ‑ Ты можешь обратить меня обратно? Используя переливание крови, например?

Он с сожалением покачал головой.

‑ Тогда позволь мне умереть. Только мне. Если любишь меня, то отпусти.

Глаза Михаила потемнели, загораясь.

‑ Ты не понимаешь. Ты ‑ моя жизнь. Мое сердце. Нет Михаила без Рейвен. Если ты пожелаешь погрузиться в вечную темноту, я должен буду последовать за тобой. Я никогда не знал такой боли и экстаза любви нашего народа, пока не нашел тебя. Ты воздух, которым я дышу, кровь в моих венах, моя радость, мои слезы, все мои чувства. Я бы никогда не пожелал бесплодного, пустого существования. Это было бы невозможно. Мучения, которые ты испытала за те несколько коротких часов без наших ментальных прикосновений ничто по сравнению с адом, на который ты хочешь обречь меня.

‑ Михаил, ‑ прошептала она его имя с мучением, ‑ я не Карпатка.

‑ Теперь да, малышка. Пожалуйста, дай себе время исцелиться, понять все это и приспособиться к этому. ‑ Он умолял ее, его голос был тихим и убедительным.

Она закрыла глаза, сдерживая навернувшиеся слезы.

‑ Я хочу поспать.

Рейвен нуждалась в большем количестве крови. Передача будет более легкой, если она не будет понимать, что происходит с ней. Исцеляющий сон земли обеспечит ей спокойствие, и в любом случае, он ускорит процесс исцеления ее тела. С сочувствием, Михаил выполнил ее просьбу и отправил ее в глубокий сон.

Глава 10

Рейвен проснулась в рыданиях, обхватив Михаила руками за шею и прижимая его к себе, горячие слезы стекали на его грудь. Он защищающее притянул ее поближе к себе, удерживая так крепко, как только это было возможно без опасения раздавить ее. Она казалась такой хрупкой и легкой, словно была готова улететь от него. Михаил позволил ей выплакаться, поглаживая волосы в ласковом утешении.

Когда она начала успокаиваться, он на своем родном языке нежно и ласково прошептал ей слова утешения и надежды. В конце концов, Рейвен, измученная и утомленная, устроилась в защитном кольце его рук.

‑ Хоть на это и потребуется время, малышка, но дай нашим способностям шанс. Существует множество удивительных вещей, которые мы можем делать. Сосредоточься на вещах, которые бы приносили тебе радость. Изменение формы, полет с птицами, свободный бег с волками.

Зажав рот своим маленьким кулачком, она постаралась подавить звук, напоминающий нечто среднее между криком от страха и истерическим смехом. Михаил потерся подбородком об макушку ее головы.

‑ Я бы никогда не оставил тебя одну перед лицом всего этого. Обопрись на мою силу.

Рейвен закрыла глаза, борясь с еще одной волной истерики.

‑ Ты даже не понимаешь чудовищность того, что сделал. Ты забрал всю мою подлинную сущность. Не надо, Михаил! Я чувствую, как твой протест скользит в моем сознании. Что если бы ты однажды проснулся не Карпатцем, а человеком. Не способным больше свободно бегать или летать. Не обладая ни особенной силой, ни исцеляющим даром земли, не имея больше способности слышать и понимать животных. Ушло бы все, что когда‑ либо составляло твою сущность. А для выживания тебе пришлось бы есть мясо. ‑ Она почувствовала его мгновенное отвращение. ‑ Вот видишь, все эти вещи Карпатцы считают отвратительными. Я боюсь. Я смотрю в будущее и так напугана, что не способна даже думать. Я слышу вещи, чувствую вещи. Я… ‑ Она замолчала, прежде чем сделать признание. ‑ Разве ты не видишь, Михаил, я не могу сделать этого, даже ради тебя.

Он прошелся своими любящими пальцами по ее волосам, лаково погладил нежную кожу ее лица.

‑ Ты узнала все это за слишком короткое время. Твой сон был глубоким и безмятежным. ‑ Он не стал говорить, что за время сна ей еще дважды давали кровь, что ее тело прошло через суровые изменения, освобождаясь от находящихся в человеческом теле токсинов. Он понимал, что она должна не спеша постигать определенные аспекты их образа жизни. ‑ Ты желаешь отправить нас на вечный покой?

Ее кулачок ударил его в грудь.

‑ Не нас, Михаил, а меня!

‑ Сейчас не существует ни тебя, ни меня. Есть только мы.

Она сделала глубокий успокаивающий вдох.

‑ Я даже не знаю что или кто я теперь.

‑ Ты Рейвен, самая красивая, самая храбрая женщина, какую я когда‑ либо знал. ‑ Искренне сказал он, поглаживая ее длинные шелковистые волосы.

Ее тело было напряжено, почти неподвижно от желания опровергнуть его спокойную констатацию фактов.

‑ А я смогу существовать, не потребляя кровь? На соке и зерновых?

Его руки нашли ее, переплетя их пальцы.

‑ Как бы мне хотелось, чтобы для тебя это было возможно, но нет. Ты должна будешь пить кровь, чтобы жить.

Она издала звук, незначительный отказ, оттолкнувшись от него и уходя в себя. Это было слишком надуманным, слишком пугающим, чтобы воспринимать всерьез. Ей хотелось верить, что это был всего лишь ночной кошмар.

Михаил сел, позволив ей отодвинуться так, чтобы он смог приподнять простыню с ее изящного тела. Ее сознание отказывалось воспринимать любые объяснения, не желая иметь дело с той информацией, которую он давал ей. Стремясь отвлечь ее, он наклонился, чтобы осмотреть ее живот, его пальцы собственническим легли на него, нежно прикасаясь к каждому белому шраму.

‑ Твои раны почти исцелились.

Она приподнялась, пораженная.

‑ Это невозможно.

Он поднял свои руки, чтобы показать ей длинные белые шрамы. Ее глаза недоверчиво распахнулись. Глаза же Михаила потемнели и загорелись огнем, опалив ее обнаженную грудь теплом. Маленькие зубки Рейвен прикусили нижнюю губу, и она покраснела всем телом. Вцепившись в простыню, она натянула ее на себя.

Его белоснежные зубы блеснули в хищной улыбке, ‑ чисто мужской насмешке. Он наклонился ближе, так что его рот скользил по ее уху, когда он заговорил. Его теплое дыхание манило и соблазняло.

‑ Я целовал каждый дюйм твоего тела. Я побывал в каждом укромном уголке твоего сознания. ‑ Его зубы скользнули по мочке уха, от чего по ее спине пробежали мурашки. ‑ Хотя, должен признаться, румянец тебе идет.

Рейвен обнаружила, что сидит, затаив дыхание, а глубоко внутри нее свернулось тепло. А затем она прижалась своим лбом к твердым мускулам его груди, чтобы он не смог увидеть ответную вспышку в ее глазах.

‑ Михаил, ‑ предупредила она, ‑ у тебя не получится изменить то, что я чувствую, соблазняя меня. Я знаю, что не смогу справиться с этим.

‑ Я слышу твои мысли, малышка. Ты закрыла свое сознание для всех возможностей. ‑ Сказанные шепотом слова представляли собой прекраснейший соблазн. ‑ Я дам тебе все, что ты ни пожелаешь. Я больше не смогу вынести твоего несчастного вида. ‑ Его рука прошлась вверх по груди, остановившись прямо под ее подбородком, зависнув прямо над его сердцем.

У нее в животе все сжалось, когда она догадалась об его намерениях. Сладкий запах горячей крови смешался с его диким, мужским запахом. И прежде чем Рейвен смогла остановить его, прежде чем смогла издать возглас протеста, его кровь свободно потекла вниз по груди. Инстинктивно она прижала обе ладони поверх раны, надавливая.

С дикими от страха глазами, Рейвен неистово выкрикнула.

‑ Остановись, Михаил. Не делай этого. ‑ Слезы хлынули и потекли вниз. ‑ Пожалуйста, скажи мне, что надо сделать, чтобы спасти тебя. ‑ Отчаяние звучало в ее голосе.

‑ Ты можешь остановить это.

‑ Я не могу, Михаил. Прекрати, ты пугаешь меня! ‑ Она давила со всей силой, на какую была способна, но кровь все равно продолжала течь между ее пальцев.

‑ Твой язык обладает исцеляющей силой, точно так же как и слюна во рту. ‑ Его голос был мрачным, гипнотическим. Он откинулся назад, словно его силы убывали. ‑ Но не препятствуй моему решению, если сама жить не хочешь, то я отказываюсь возвращаться в мир темноты.

В отчаянии она склонил свою голову к его груди, и провела языком по краям пореза, закрывая открытую рану, словно ее и не было. Отвращение было в ее сознании, но не в теле. Что‑ то дикое в ней подняло свою голову, ее глаза стали сонными и чувственными. Свернутое в кольцо тепло распространилось по всему телу, которое испытывало сильный голод, страстное желание. Зов внутри нее был так силен. Она хотела большего, нуждалась в эротическом экстазе, дать который мог только он.

Руки Михаила запутались в ее волосах, обхватывая ее голову и откидывая назад, открывая горло. Его рот прошелся по ее мягкой коже, ее неистово бьющемуся пульсу.

‑ Ты уверена, Рейвен? ‑ Он прошептал это так чувственно, что ее тело чуть не растаяло в ответ. ‑ Я хочу, чтобы ты была полностью уверена. Ты должна быть уверена, что это твой собственный выбор.

Она обвила его шею своими руками, прижимая его голову к себе.

‑ Да. ‑ Воспоминания об его рте, скользящем по ее, о раскаленном добела удовольствии, пронзавшем всю ее душу, заставили жар соединить воедино слабость и восторг в ее животе. Она хотела этого, даже нуждалась в этом.

‑ Ты отдаешься себя мне добровольно? ‑ Его язык попробовал на вкус ее кожу, слегка ударив по пульсу, и спустился вниз к ложбинке между грудями.

‑ Михаил. ‑ Его имя прозвучало как мольба. Она боялась, что он ждал слишком долго и теперь мог быть не в состоянии жить, дышать, полностью слиться с ней.

Он с легкостью поднял ее, обхватив своими руками. Его язык прошелся по ее соску ‑ раз, второй. Рейвен задохнулась, изогнувшись, чтобы стать к нему ближе, ее тело чувствовало, как находящаяся в нем дикость поднимается, чтобы соответствовать, даже подчинить дикость, находящуюся в ней. Она, казалось, плыла по воздуху, каждое нервное окончание было оголено от голода и потребности. Сладкий запах крови взывал к ней.

Она вдохнула свежий воздух и раскрыла глаза, изучая ночь. Она что‑ то нашептывала ей с той же самой силой, с какой текла кровь Михаила. Над ее головой покачивались деревья, ветерок охлаждал ее тело, и, несмотря на это, раздувал ее желание.

‑ Это наш мир, малышка. Почувствуй его красоту, услышь его зов.

Все это было похоже на ослепительную мечту, как будто они плыли вместе с легким туманом, становясь непосредственной частью ночи. Над головой среди листвы и веток деревьев играли в прятки звезды. Луна была неясной, блуждая за проплывающими облаками. Рейвен везде слышала звуки жизни. Это был и сок деревьев, и шорох небольших животных, и хлопанье крыльев, и отзвук дикого крика ночного охотника, упустившего свою жертву.

Михаил поднял голову и прокричал, издав звук полный дикой радости. Раздался ответный крик. Рейвен смогла почувствовать восторг в волчьих ответах. Он заполнил ее сердце, и находящаяся в ней дикость возросла.

Михаил пронес ее по лабиринту тропинок глубоко в горы, пока они не оказались перед входом в пещеру уходящую глубоко вниз.

‑ Услышь это, ‑ приказал он, шагнув в темные сумерки. ‑ Услышь, как земля поет для тебя.

Это было невероятно, но она могла видеть богатые минеральные жилы, изгибающиеся по обеим сторонам узких стен, словно в туннель просачивался солнечный свет. Она могла слышать звук текущей воды, эхом отдающийся через множество пещер. Летучих мышей, разговаривающих друг с другом, и землю приветствующую все это.

Михаил уверенно шел к цели, без колебаний шагая через лабиринт туннелей, с каждым шагом унося их все дальше под землю, пока они не оказались в огромном наполненном паром гроте. Вода пенисто спускалась вниз, заполняя серию бассейнов. А вокруг них, подобно драгоценным камням, мерцали кристаллы.

Он подошел к самому дальнему от водопада бассейну, вода в котором пузырилась подобно газировке, была теплой и пенилась вокруг их кожи. Он погрузился в бассейн, продолжая держать Рейвен на руках, и пар окутал их.

Пузырьки пощипывали чувствительную кожу, танцуя и дразня, подобно сотне маленьких пальчиков, пенясь и лаская, подобно прикосновениям язычка. Ленивыми томными движениями Михаил начал мыть ее изящное тело, ее небольшие ступни, ее икры и бедра. Рейвен шевельнулась в его руках, закрыв глаза и отдаваясь чистейшей чувственности. Карпатская кровь горячо текла в ее венах. Карпатские потребности и желания боролись с человеческими ограничениями и запретами, на которых настаивало ее сознание.

Его руки скользили по ее плоскому животу в чуткой любящей ласке, его пальцы с трепетом прошлись по каждому шраму, стирая последние следы припарок и крови. Он уделил тщательное внимание каждому ее ребру, спине, и наконец, лицу и волосам. Михаил был так нежен, что ей хотелось заплакать. Он ни разу не дотронулся до нее интимно, и, тем не менее, разжег медленный огонь в ее крови, растекающийся по ее телу. Она страстно желала его. Нуждалась в нем.

Рейвен открыла свои синие глаза ‑ они были сонными, сексуальными, потемневшими от желания. Откинув голову, она взглянула на него, а затем пошевелилась, чтобы ополоснуть его тело. Она не собиралась быть такой доброй. Целью каждого ее прикосновения было поддразнить его, воспламенить. Кончики пальцев зарылись в его спутанные волосы, почти достигающие его плоского живота, чувственно скользили по твердым мускулам его груди, смывая каждую каплю крови с его кожи. Ее было так много. Это встревожило ее, и она захотела, чтобы он взял питание от нее, восполнил то, что потерял.

Незначительная часть Рейвен понимала, что данная мысль должна была быть отвратительна для нее, но, тем не менее, ее тело так отчаянно нуждалось в его, она так страстно желала почувствовать на себе его губы, ощутить его голод. Ее руки соскользнули ниже, прошлись по его плоскому животу, спустились по краю его тазовых костей.

Рейвен почувствовала его быстрый вдох, напряжение каждой его мышцы. Низкое рычание прогромыхало глубоко в его горле, посылая огненные частички танцевать в ее крови. Ее пальцы нашли очевидное свидетельство его сексуального возбуждения, дразня и соблазняя, интригующе скользя кончиками пальцев, ее ладонь прошлась по всей его длине, обхватывая и пробуя на вес.

Он застонал от усилия, которое ему потребовалось, чтобы взять себя под контроль. На этот раз она собиралась принять участие в ритуале. Не было никакой возможности поспорить о том, что она не знает, что делает. Он шире раздвинул свои ноги, чтобы удержать свое дрожащее тело, поскольку она дотронулась своим язычком до его плеча, проследовала за капелькой воды, которая бусинкой стекала по его шее к груди.

Тело Рейвен сжалось, становясь тяжелее, испытывая желание и пылая. Ее язык скользнул по коже над его сердцем в ленивой, чувственной манере. Ее кровь неслась и пела, соответствуя его. И все это время ее руки ласкали, поддразнивали, обещали. Шелковистая масса ее длинных волос легко касалась его тела, когда она последовала за капельками воды, опускаясь ниже, еще ниже. Она почувствовала его дрожь, в то время как пробовала его на вкус; почувствовала, как его тело подавалось навстречу ее шелковистому рту. Ощущение власти было невероятным. Его руки запутались в ее волосах, низкое агрессивное рычание вырвалось из глубин его горла. Найдя его бедра, она слегка прошлась по ним ногтями, доводя его до крайности, желая, чтобы он сошел с ума от любви к ней, желая, чтобы он потерял рассудок от страсти.

Дернув ее вверх, Михаил прижал ее к себе. Его руки нашли твердые мышцы ее ягодиц и обхватили их, массируя.

‑ Я объявляю тебя своей Спутницей Жизни. ‑ Шепотом проговорил он слова ‑ заклинание черной магии многовековой давности.

Его рука прошлась вверх по ее спине, вокруг ее полной груди, и спустилась вниз по ее атласной коже, находя завитки полуночно‑ черного цвета на ее лобке.

Рейвен вскрикнула, когда его пальцы дотронулись до нее под бурлящей водой, дотронулись и начали медленное мучительное исследование. Ее рот напротив его груди раскрылся, а дыхание стало прерывистым, переходящим в легкие вздохи. Страстное желание становилось все сильнее, огонь разгорался ‑ что‑ то дикое и неконтролируемое в ней рвалось на свободу. Она могла слышать, как в унисон бились их сердца, слышать, как текла его кровь, ее кровь. Она чувствовала, как ее тело запульсировало жизнью, потребностью, голодом, который был таким сильным, что ей требовался весь он, чтобы заполнить ее, сделать целостной. Она нуждалась в нем не только в своем сознании, она нуждалась в его эротично‑ ненасытном аппетите, в его невероятной страсти, которую он испытывал к ней и которая заставляла его пылать и страстно желать ее. Она нуждалась в его теле, овладевающем ею, берущем ее дико, без всяких сомнений. И она нуждалась в его… крови.

Его рука легла ей на затылок, подталкивая ее к краю воды.

‑ Я принадлежу тебе, я предлагаю тебе свою жизнь. Возьми то, в чем ты нуждаешься, то, что ты хочешь. ‑ Он прошептал слова, открывая дверь к невероятному желанию.

Его пальцы двигались все настойчивее, его тело прижимало к земле ее, одновременно находясь наполовину в воде.

Под собой Рейвен чувствовала мягкую почву, а сверху ее придавило его тяжелое тело. Какая‑ то беспощадность сквозила в его темных чертах, в безжалостном разрезе его рта и в горящих голодом темных глубинах его глаз. Когда она коснулась его сознания, то там присутствовала дикость, примитивное сексуальное возбуждение, животное стремление заклеймить, безжалостно‑ неумолимое решение мужчин‑ карпатцев владеть своей спутницей. Но там также была и любовь ‑ такая сильная, что она с трудом могла ее постигнуть. Нежность. Мужское благоговение к одной единственной, которую он когда‑ либо хотел.

Михаил раздвинул ее бедра, видя очевидное свидетельство ее готовности в глубинах ее глаз. Она была горячей, пульсирующей от желания, приглашающей в свое тело. Он вошел в нее одним мощным ударом, глубоко погружаясь в ее горячие внутренности. Ее специфический женственный запах смешался с его мужским, распространяясь и смешиваясь с их желанием. Его язык и зубы плавно скользили по ее горлу, и, спустившись вниз, обхватили ее ноющую грудь. Его руки прошлись по ее телу, не пропуская ни одного дюйма, возбуждая, исследуя, заявляя свои права. Он был груб, его зубы покусывали ее нежную кожу, но язык облегчал каждую боль. Ему казалось недостаточным быть рядом. Ее тугие ножны обхватили его, сжимая и обжигая, подпитывая его дикость.

Его тело двигалось в ее. Медленно, глубоко, заполняя каждую ее частичку, увеличивая трение, а затем сознательно снижая ритм. Она издала небольшой плаксивый звук, ее тело требовало облегчения, бархатные мышцы горячо сжали его.

Расстроенная, Рейвен лихорадочно двигалась навстречу ему, заставляя его прижиматься ближе, двигаться глубже, быстрее, сильнее. Ее кровь была похожа на расплавленную лаву, и ей все больше требовался он. Весь он. Она жаждала более глубокого соединения, жаждала ощутить его рот, питающийся от нее, обжигающий ее, ставящий на ней свою метку, соединяя их вместе на вечность.

‑ Михаил, ‑ взмолилась она.

Он поднял голову, голод горел в его темных глазах.

‑ Я принадлежу тебе, Рейвен. Возьми от меня то, в чем ты нуждаешься, точно так же, как я возьму это от тебя. ‑ Он прижал ее голову к своей груди, и все внутри у него сжалось, когда ее язычок прошелся по его мышцам.

И именно в этот момент, ‑ сердцеостанавливающий, интимный, ‑ он почувствовал осторожное царапание ее зубов. Это была раскаленная добела боль, синяя молния эротического удовольствия. Он стал еще больше ‑ огромный и напряженный, возбужденный, в то время как ее зубы глубоко погрузились в него.

В экстазе Михаил откинул голову назад и издал стон чистого удовольствия. Его тело пригвоздило ее к земле, мощно погружаясь, все сильнее и сильнее, пока ее тело не изогнулось вокруг него, обхватывая и крепко сжимая, вновь и вновь достигая оргазма. Михаил контролировал себя. Ритуал должен был быть закончен, а обмен сделан добровольно. Сжав ее волосы в своей руке, он повторил слова, которые должны были связать их воедино.

‑ Я даю тебе свою защиту, свою верность, свое сознание, свою душу и тело. И я обязуюсь хранить то же самое, что принадлежит тебе. Твои жизнь, счастье и благополучие будут защищены и поставлены превыше моих на все времена. Ты моя Спутница Жизни, связанная со мной навечно и всегда находящаяся под моей защитой.

Он потянул ее за волосы, заставив поднять голову, наблюдая через полуприкрытые глаза, голодные и настороженные, как она закрывает ранки от укусов своим языком, посылая пламя танцевать по его разгоряченной коже. А затем он поцеловал ее с каждой унцией мужского превосходства, которой обладал. Его рот обжигающе прошелся по ее горлу, остановившись на бешено бьющемся пульсе. Его руки сжались вокруг ее бедер. Его тело покоилось в разгоряченных загадочных глубинах ее женственности. Он ждал.

Она повернула голову, предлагая свое горло.

‑ Возьми свое, Михаил. Возьми то, в чем ты нуждаешься.

Она пробормотала слова, затаив дыхание в агонии ожидания и потребности. Она дрожала от ожидания, от страстного, присущего Карпатцем, эротического голода.

И как только его бедра мощно подались вперед, его зубы глубоко погрузились в нее. Она вскрикнула, обвив его руками, выгибаясь ему навстречу, когда он утолял свою жажду, когда его тело дико входило в ее, ставя свое клеймо, заявляя на нее свои права и унося их за пределы земли. Ее тело сжало его крепко, настойчиво. Михаил отринул любое притязание на контроль и взял ее так, как хотел, ‑ все двигаясь и двигаясь, пока она не стала дикой и разгоряченной, требовательной, пока ее хныканье и сладкий пряный вкус ее крови не подвели его возбужденное тело к краю. Он излился в нее, впервые в жизни ощутив полное пресыщение, полное удовлетворение. Они лежали соединенные, их сердца бились в унисон, а легкие работали, словно принадлежали одному человеку; остаточные отголоски сотрясали и покрывали рябью их тела. Михаил перевернулся так, чтобы его большое тело оказалось под ее изящным. Ее груди были мягкими и теплыми, укрытыми спутанными волосами, которые спускались до самого его живота. Ее голова покоилась на его груди.

Михаил ласкал ее волосы, позволяя его всепоглощающей любви растекаться и окружать ее. Он чувствовал, насколько недолговечным был этот момент, и не доверял словам. Его сознание было теплым, безопасным раем любви, и он охотно разделял его.

Испытанное наслаждение надолго выбило их из реальности. Рейвен могла только упиваться мощной реакцией своего тела. Каждая крошечная клеточка была полна жизни и кричала от удовольствия. Казалось невозможным, что она могла испытать такой экстаз.

Она медленно пошевелила рукой, отодвигая свои волосы в сторону. Это небольшое движение заставило ее мускулы сжаться вокруг него. Вокруг Михаила. Кем же был этот человек, с такой легкостью захвативший ее жизнь и овладевший ее телом? Рейвен подняла голову и изучила его лицо. Такое мужественное. Такое мрачное и загадочное. Его глаза хранили так много секретов, его рот был таким чувственным, что у нее перехватывало дыхание.

‑ Скажи, что я сделала, Михаил.

Его глаза стали бездонными, настороженными.

‑ Ты отдала свою жизнь под мою заботу. И смею тебя заверить, малышка, что в моих руках ты в безопасности.

Кончиком языка она прикоснулась к своим внезапно увлажнившимся губам. Ее сердце тревожно заколотилось от значительности своего решения. Она все еще ощущала его вкус в своем рту, его запах на своем теле, его семя, стекающее по ее ногам, и они все еще были соединены воедино, ее тело сжалось чувственно, огненно вокруг него.

‑ Каков я на вкус? ‑ Его голос был низким, притягательным. Его шепот напротив ее кожи подобен прикосновению пальцев. Прикосновению фантазии.

Она крепко зажмурила свои глаза, подобно ребенку не желающему признавать что‑ либо.

‑ Михаил. ‑ Ее тело задрожало, сжавшись от звуков его голоса, от эротического вопроса, заданного им.

Он высвободился из‑ под нее, меняя свою хватку таким образом, что мог покачивать ее в своих объятиях, скользя назад в пенящийся бассейн.

‑ Скажи мне, Рейвен. ‑ Он поцеловал ее горло крошечными маленькими поцелуями, каждый из которых был таким же крепким, как и вино.

Ее руки обвились вокруг его шеи, а пальцы нашли густую гриву его волос.

‑ У тебя вкус как у леса, дикий и неприрученный, и такой эротичный, что сводит меня с ума. ‑ Признание вырвалось у нее как при исповеди в серьезных грехах.

Пузырьки пенились и лопались на ее чувствительной коже, на их самых интимных местах. Михаил откинулся, принимая на себя их вес, надежно усадив ее на своих коленях. Ее округлые ягодицы ласкали его кожу, посылая сладостный огонь проноситься через их кровь.

‑ Ты же на вкус как сладкая огненная специя, захватывающая и такая чувственная. ‑ Его зубы прошлись по задней части ее шеи, послав дрожь восторга вниз по спине.

Рейвен спокойно лежала в его руках, ее сознание отступило под воздействием того, что она сделала. Ей всегда будет недостаточно Михаила. Существующая между ними дикость, казалось, никогда не будет удовлетворена. Рейвен была неспособна соединить все это воедино, ее мозги просто отказывались признавать то, чем она возможно стала. Она не представляла, что он имел в виду, говоря «питаться». Кроме собственных наблюдений, у нее были только сведения, которыми с ней поделился Михаил. Включало ли это секс? Он сказал «нет», но она не могла представить, как можно было брать кровь умышленно. Рейвен крепко зажмурилась. Она не сможет сделать это с кем‑ нибудь еще. Она не сможет брать кровь от человека.

Михаил прижал ее голову к себе, его пальцы успокаивающе погладили ее по волосам. Он что‑ то тихо пробормотал, его голос стал низким и притягательным. Ей требовалось время, чтобы приспособиться к своей карпатской крови, к силе своих эмоций и насущным потребностям. Она охотно приняла участие в связывающем ритуале. Она произвела обмен кровью без его молчаливого давления. Они были безвозвратно связаны, и у нее не было никакой причины испытывать никчемные человеческие угрызения совести и бояться будущего. Требовалось время, чтобы позволить своему сознанию медленно принять эту новую действительность.

Михаил был предельно откровенен сам с собой. После ожидания этой женщины, длинной в несколько человеческих жизней, он не хотел делить ее с кем‑ нибудь еще. Он никогда не думал о питании как об интимном процессе ‑ это была простая необходимость. Но сама мысль о Рейвен, приникающей к шее другого мужчины, принимающей его жизненную силу в свое тело, была для него отвратительна. Всякий раз, давая ей кровь, он чувствовал сексуальный восторг, всепоглощающую потребность защищать и заботиться о ней. Он не представлял, что остальные Карпатцы чувствуют к своим Спутницам Жизни, но знал, что любой мужчина в непосредственной близости от Рейвен будет в страшной опасности. Это походило на то, как ее человеческое сознание не позволяло ей принять их способ охоты на людей.

Рейвен пошевелилась в его руках, томно потянувшись.

‑ Я думала о чем‑ то грустном, но ты забрал эти мысли, не так ли? ‑ В ее голосе слышался намек на улыбку.

Он позволил ей высвободиться, наблюдая, как она погружается в пенящуюся воду и выныривает в нескольких футах от него. Ее огромные глаза прошлись по нему с очевидным смехом.

‑ Ты знаешь, Михаил, я начинаю думать, что мое первое впечатление о твоем характере было верным. Ты высокомерный и властный.

Он поплыл по направлению к ней ленивыми легкими движениями.

‑ Но я сексуален.

Она отодвинулась подальше, послав на него брызги, получившиеся от удара ладошкой по поверхности воды.

‑ Держись от меня подальше. Всякий раз, когда ты приближаешься ко мне, случается что‑ то сумасшедшее.

‑ Сейчас самое подходящее время, чтобы преподать тебе урок за то, что ты поставила свою жизнь под угрозу. Ты ни в коем случае не должна была следовать за ассасинами из гостиницы. Ты знала, что я не смог бы услышать тебя, если бы ты позвала на помощь. ‑ Он продолжал плыть по направлению к ней, такой же безжалостный, как и акула.

Рейвен предпочла отступить и, выбравшись из бассейна, нырнула в следующий, размером побольше. Вода оказалась холодной для ее разгоряченной кожи. Она указала на него пальцем, а ее мягкий рот изогнулся.

‑ Я говорила тебе, что попытаюсь помочь. В любом случае, если ты посмеешь читать мне лекцию, у меня не останется иного выбора, кроме как беспристрастно рассмотреть, как неэтично ты поступил, связав нас без моего согласия. Скажи‑ ка мне, если бы я не последовала за ассасинами, и Джейкоб не нанес бы мне колотые раны, я бы так и осталась человеком, не так ли?

Михаил выбрался из бассейна, вода стекала по его телу, от чего у Рейвен перехватило дыхание. Он выглядел великолепно, таким мужественным и сильным. Одним плавным прыжком он поднялся в воздух, и, согнувшись, аккуратно нырнул в глубокий бассейн. Она обнаружила, что ее сердце бешено забилось, что ее кровь поет для него. Он вынырнул позади нее, и его руки обхватили ее за талию, притягивая ближе, его сильные ноги поддерживали их на плаву.

‑ Ты бы все еще оставалась человеком, ‑ согласился он, его голос околдовывал черной магией, от чего внутри ее тела появился жар, несмотря на холодную воду.

‑ Если бы я осталась человеком, то как бы ты смог остаться со мной в качестве Спутника Жизни? ‑ Она прижалась своими округлыми ягодицами к соединению его бедер, наслаждаясь внезапным возбуждением, когда его тело набухло и напряглось от ее давления, и откинула голову ему на плечо.

‑ Я бы предпочел состариться вместе с тобой и умереть, когда умрешь ты. ‑ Его ответ прозвучал хрипло, а одна рука обхватила упругую мягкость ее груди.

Ее волосы обрушились на его тело подобно шелку, посылая огоньки удовольствия по его телу.

Рейвен неожиданно подняла голову и развернулась, чтобы взглянуть ему в лицо, ее синие глаза искали темные глубины его глаза.

‑ Что ты именно это имеешь в виду, Михаил? Ты бы предпочел остаться со мной, в то время как я бы старела?

Он кивнул, пройдясь пальцами вниз по ее щеке в нежной ласке.

‑ Я бы состарился рядом с тобой. Когда бы твое дыхание остановилось, то же самое произошло бы и со мной.

Она покачала головой.

‑ Как я могу сопротивляться, Михаил, когда ты похитил мое сердце?

От его усмешки у нее перевернулось сердце, и что‑ то подпрыгнуло в животе.

‑ Ты даже не думала сопротивляться мне, малышка. Я твоя вторая половинка. ‑ Его руки обхватили ее за шею, вынуждая наклониться ближе, пока его рот не нашел ее и они одновременно не растворились, погрузившись под прохладную воду природного бассейна.

Прошла уже половина ночи, когда Михаил принес ее обратно в их дом, где Рейвен поспешно завернулась в одну из его рубашек.

‑ Ты понимаешь, что здесь у меня нет ни единой вещи? ‑ Она не могла спокойно посмотреть ему в глаза, краснея каждый раз, когда его темный пристальный взгляд скользил по ее телу. Она все еще могла чувствовать, как его тело давит на ее, силу его обладания. ‑ Мне необходимо вернуться обратно в гостиницу. Там все мои вещи.

Его бровь взлетела. Сейчас было не время говорить ей, что в действительности она не будет больше нуждаться в вещах. Но ее личные вещи, возможно, смогут облегчить ей переход. Он лениво протянул руку к своей собственной одежде.

‑ Я уверен, что миссис Галвенстейн доставит твои вещи нам. Я позвоню и договорюсь, чтобы это было сделано немедленно. Также я на короткое время буду вынужден уйти, Рейвен. Осталось несколько не выясненных моментов, о которых следует позаботиться. Здесь же ты будешь в безопасности.

Она с вызовом подняла подбородок.

‑ Я быстренько оденусь и пойду вместе с тобой. Мне вовсе не хочется вновь провести день на подобии того, какой был у меня, когда я не могла до тебя дотянуться. Это был ад. Настоящий ад, Михаил.

И сразу же его темные глаза с нежностью прошлись по ее лицу.

‑ Я никогда не хотел для тебя этого. Грегори отправил меня в исцеляющий сон, малышка, и я не мог ответить на твой зов. Это не должно было произойти. Я послал к тебе отца Хаммера, думая, что буду просто спать, но если возникнет крайняя необходимость, то смогу проснуться, чтобы ободрить тебя.

‑ Но все произошло не так.

Он покачал головой.

‑ Увы, Рейвен. Грегори отправил меня в исцеляющий сон. Никто не может проснуться, пока Грегори не решит, что пора. Он не знал о тебе, о твоей потребности в моем прикосновении. Это была моя ошибка, а не его, и я сожалею.

‑ Я знаю, ‑ призналась она. ‑ Но теперь‑ то ты понимаешь, почему я не могу находиться вдали от тебя. Я боюсь, Михаил, боюсь всего ‑ себя, тебя, того, что я делала здесь.

‑ Не в этот раз, малышка, ‑ нежно проговорил он, жалея, что нельзя поступить иначе. ‑ Необходимо разыскать остальных ассасинов. Я не могу позволить никакой опасности оказаться рядом с тобой. Здесь ты будешь в безопасности. Я не сплю и смогу прикоснуться своим сознанием к твоему, что точно также и с такой же легкостью сможешь сделать и ты, если будет необходимо. Нет никакой необходимости бояться.

‑ Я не отношусь к типу «останусь‑ дома‑ и‑ буду‑ в‑ безопаснсти», ‑ возразила она.

Он развернулся, такой большой и сильный, его лицо представляло собой неумолимую маску. Михаил выглядел грозным, неукротимым. Рейвен невольно отступила назад, ее синие глаза потемнели, превращаясь в темные сапфиры. Михаил незамедлительно взял ее руку и поднес к своему теплому рту.

‑ Не смотри на меня так. У меня чуть не отобрали твою жизнь. Ты хотя бы представляешь, каково мне было проснуться от твоего крика? Ощущать твой страх, знать, что это отвратительное извинение за человека, который наносит тебе удары? Ощущать, как лезвие вновь и вновь входит в твое тело? Ты почти умерла на моих руках! Я дышал за тебя, поддерживал твое сердцебиение. Принимая решение, я знал, что ты возможно никогда не сможешь простить меня за него. Я не готов был рисковать твоей жизнью. Ты вообще можешь понять это?

Она смогла почувствовать, как задрожало ее тело от силы его эмоций. Его руки обвились вокруг нее, притягивая ее к нему.

‑ Пожалуйста, Рейвен, позволь мне подержать тебя в безопасности, по крайней мере, пока я не сотру это из своего сознания. ‑ Его пальцы зарылись в густую массу ее иссиня‑ черных волос.

Михаил притянул ее хрупкое тело к своему большому, прижимая как можно ближе, словно он мог укрыть ее от дальнейших бед.

Рейвен обвила руками его шею.

‑ Все в порядке, Михаил. Со мной ничего не случится. ‑ Она уткнулась носом в его шею, стараясь убедить его, отодвинуть как его страх, так и свой собственный. ‑ Как мне кажется, нам обоим следует чуть‑ чуть измениться.

Его поцелуй был мягким и очень нежным.

‑ Тебе следует успокоиться. Шести дней сна и исцеления недостаточно.

‑ Шесть дней? Это невероятно. Кто‑ нибудь когда‑ нибудь брал твою кровь на анализы?

Михаил неохотно отпустил ее.

‑ Никто из нас не может приблизиться к человеческим медицинским учреждениям. Мы сами заботимся о себе.

Рейвен взяла расческу и долгими движениями начала лениво вычесывать колтуны из влажной гривы своих волос.

‑ Кем была та женщина, оказавшаяся в ловушке под землей?

Его лицо стало бесстрастным, все следы нежности исчезли, словно их никогда и не было.

‑ Ее имя Элеонора. Она родила мальчика. ‑ Тон его голоса был лишен эмоций.

Она села на кровати, скрестив ноги и склонив свою голову на бок, расчесывая свои длинные волосы.

‑ Она тебе не нравиться?

‑ Она подставила тебя. Она позволила той дьявольской женщине услышать себя, поэтому я чуть не потерял тебя. ‑ Он застегивал свою рубашку, и вид его длинных тонких пальцев, выполняющих такое простое задание, очаровал ее. ‑ Ты была под моей защитой. Это означает, Рейвен, что все Карпатцы обязаны ставить твою безопасность превыше своей.

Она прикусила нижнюю губу своими маленькими зубками. Она чувствовала, под его безэмоциональной маской, безжалостную и не проходящую ярость, направленную на ту неизвестную женщину. Чувства Михаила к ней были невыносимо сильными и чуждыми для него. Ему точно также как и Рейвен было очень трудно приспособиться.

Она тщательно подбирала слова.

‑ Ты когда‑ нибудь видел, как рожает женщина, Михаил? Это болезненно и пугающе. Чтобы женщина контролировала себя, ей нужна безопасная обстановка. А она, кроме того, боялась за жизнь своего нерожденного ребенка. Пожалуйста, не суди ее так строго. В ее обстоятельствах я бы билась в истерике.

Он обхватил ее лицо своей крупной ладонью, пройдясь большим пальцем по ее нежной, бархатной коже.

‑ В тебе столько сострадания. Элеонора чуть не стоила тебе жизни.

‑ Нет, Михаил. Это Джейкоб чуть было не лишил меня жизни. Элеонора пыталась в меру своих сил. Не стоит никого обвинять, а если обвинять, то всех.

Он отвернулся от нее.

‑ Я знаю, что мне следует держать тебя рядом с собой. Я никогда не должен был искать приюта в исцеляющей силе земли. Это слишком сильно отдалило меня от тебя. Грегори же думает только о моей защите.

В зеркале, Рейвен могла видеть боль, так явно проступившую на его лице.

‑ В тот момент, малышка, когда я проснулся от твоего крика, я был все еще заключен в земле и был бессилен тебе помочь. Только моя ярость подпитывала шторм. По мере того как я прокладывал свой путь на поверхность, я чувствовал каждый удар лезвия, и я понимал, что подвел тебя. В тот момент, Рейвен, я столкнулся лицом к лицу с чем‑ то настолько ужасным, настолько свирепым и уродливым во мне, что я все еще не решаюсь это исследовать вблизи. Если бы он убил тебя, но никто не был бы в безопасности. Никто. ‑ Он сделал признание напряженным, тщательно контролируемым голосом, его спина была напряжена. ‑ Ни Карпатцы, ни люди. Я могу только молиться, что если это когда‑ либо произойдет со мной вновь, то Грегори сможет немедленно меня убить.

Рейвен встала перед ним и обхватила его лицо своими руками.

‑ Иногда горе проявляет в людях качества, которые лучше держать спрятанными. Никто не совершенен. Ни я, ни Элеонора, и даже не ты.

Слабая, ироничная улыбка тронула его резко очерченный рот.

‑ Я прожил века, пережив нападения вампиров, войны и предательства. И пока ты не вошла в мою жизнь, я никогда не терял контроль. Я никогда не имел ничего, чего бы желал так сильно, я никогда не имел ничего, что мог бы потерять.

Она притянула его голову к себе, пройдясь легкими исцеляющими поцелуями по его горлу, его сильной челюсти, по направлению к напряженным уголкам его рта.

‑ Ты хороший человек, Михаил. ‑ Она проказливо усмехнулась, дразня своими синими глазами. ‑ У тебя просто слишком много власти для твоего же блага. Но не волнуйся, я знаю одну американскую девчонку. Она очень непочтительна и собьет с тебя всю спесь.

Его ответный смех не замедлил раздаться в ответ, и одновременно с ним ужасное напряжение покинуло его. Он обхватил ее своими руками и поднял в воздух, закружив, прижимая к себе. И как всегда ее сердце дико подпрыгнуло. Его рот соприкасался с ее, когда он пронесся по комнате и опустил ее на кровать.

Смех Рейвен был мягким и дразнящим.

‑ Мы не можем заняться этим снова.

Но его тело опустилось поверх ее, его колени легким толчком раздвинули ее бедра, так что он вновь смог прижаться к ее мягкому и гостеприимному телу.

‑ Я думаю, тебе стоит остаться обнаженной и подождать меня в таком виде, ‑ прорычал он, лаская ее, чтобы убедиться в ее готовности.

Она заманчиво приподняла свои бедра.

‑ Я не уверена, что мы знаем, как заниматься этим в постели. ‑ Последние слова растворились во вздохе наслаждения, поскольку он соединил их тела.

И вновь его рот нашел ее, смех смешался со сладким вкусом страсти. Его руки собственнически обхватили ее грудь, прошлись по ее волосам. Так много радости было в ее сердце, в ее сознании, так много сочувствия и сладости. Вся его оставшаяся жизнь будет заполнена ее смехом и ее интересом к жизни. Он громко рассмеялся от чистой радости этого.

Глава 11

Михаил отсутствовал в течение двух долгих часов. За это время Рейвен прошлась по дому, знакомясь с комнатами. Она любила одиночество и была рада предоставленному времени, пытаясь во всем разобраться. Но как бы сильно она не старалась, она так и не смогла понять, чем в действительности стала. Только Михаил помогал ей оставаться в здравом уме. Он постоянно присутствовал в ее сознании, занимая ее мысли, избавляясь от всего лишнего, пока там не остался только он.

Его кровь текла в ее венах, его запах ощущался на ее коже, его метка присутствовала на ее горле и груди. Ощущение его обладания было в каждом шаге, в каждом движении ее тела. Рейвен плотнее закуталась в его рубашку. Она знала, что он жив и здоров, поскольку часто дотрагивался до ее сознания, посылая теплое утешение. Она обнаружила, что радостно приветствует его легкое прикосновение, страстно желает его; осознала, что он разделяет ту же самую глубокую потребность слиться с ней.

Вздохнув, она завернулась в длинный теплый плащ с капюшоном. Стены дома внезапно начали давить на нее, словно он превратился в тюрьму. Длинная крытая веранда манила к себе, а ночь, казалось, звала ее по имени. Рейвен взялась за дверную ручку, повернула ее. И сразу же ночной воздух промчался по ней, охлаждая и наполняя интригующими ароматами. Она вышла на веранду, прислонилась к высокой колонне и сделала глубокий вдох, втягивая ночь в свои легкие. Она смогла почувствовать притяжение, зов. И не раздумывая, спустилась с веранды и пошла по тропинке.

Ночь шептала и пела, маня ее глубоко в лес. В небе тихо прошелестела сова, из укрытия осторожно вышли три лани и опустили свои бархатные мордочки в холодную реку. Рейвен ощутила их радость от жизни, их принятие своей ежедневной борьбы не на жизнь, а на смерть. Она могла слышать как в деревьях подобно отливам и приливам гудит сок. Ее обнаженные ступни, казалось, сами находили мягкую землю, избегая веточек, колючек и острых камней. Стремительное движение воды, звук ветра ‑ само биение земли взывало к ней.

Завороженная, Рейвен бесцельно бродила, кутаясь в длинный черный плащ Михаила, волосы спадали по ее спине до самых бедер густым каскадом иссиня‑ черного шелка. Она казалась неземной, в лунном свете ее бледная кожа выглядела почти прозрачной, ее большие глаза были такими темно‑ синими, что казались фиолетовыми. Изредка расходящийся плащ открывал интригующее мерцание ее обнаженной стройной ноги.

Что‑ то прокатилось по ее сознанию, тревожа безмятежную красоту ночи. Печаль. Слезы. Рейвен остановилась, часто заморгав, стараясь определить свое местоположение, поскольку бродила так, словно находилась в прекрасном сне. Она повернулась в направлении сильных эмоций, и ноги сами понесли ее вперед. Ее разум автоматически обрабатывал информацию.

Мужчина. Около двадцати лет. Его неподдельное горе было слишком глубоким. В нем был гнев на отца, смущение и вина за то, что он приехал слишком поздно. Что‑ то глубоко в Рейвен откликнулось на его всепоглощающую потребность. Юноша сидел, съежившись у широкого ствола дерева почти у самой границы леса. Его колени были подняты, а лицо закрыто руками.

Приблизившись, Рейвен тихим звуком выдала свое присутствие. Парень поднял залитое слезами лицо, и его глаза расширились от шока, когда он увидел ее. Он попытался было вскочить на ноги, но Рейвен остановила его.

‑ Пожалуйста, не вставайте, ‑ тихо проговорила она, ее голос был таким же тихим, как и сама ночь. ‑ Я не хотела вас беспокоить. Просто не могла уснуть, вот и вышла прогуляться. Вы предпочитаете, чтобы я ушла?

Руди Романов обнаружил, что с благоговением уставился на видение, которое, казалось, появилось прямо из тумана. Она была не похожа ни на кого ранее виденного им, так же покрытая тайной, как и окружающий их темный лес. Слова застряли в его горле. Неужто причиной ее появления стало его горе? Он чуть было не поверил в те смехотворные суеверные истории, которые его отец рассказывал ему. Истории о вампирах и женщинах из темноты ‑ сиренах, заманивающих мужчин к гибели.

Парень смотрел на нее, словно она была привидением.

‑ Мне так жаль, ‑ тихо пробормотала она и повернулась, чтобы покинуть его.

‑ Нет! Не уходите. ‑ Его английский звучал с сильным акцентом. ‑ Выйдите из тумана на минутку, а то вы выглядите такой нереальной.

Зная о том, что под плащом она почти не одета, Рейвен плотнее запахнула его вокруг себя.

‑ С вами все в порядке? Я могу кого‑ нибудь позвать к вам? Возможно, священника? Или вашу семью?

‑ Никого нет, больше никого нет. Меня зовут Руди Романов. И вы, должно быть, слышали новости о моих родителях.

Ужасное видение вспыхнуло в ее голове. Она увидела волков, вырывающихся из леса, красные глаза которых яростно мерцали; огромного черного волка, возглавлявшего стаю и напавшего прямо на Ганса Романова. А из головы молодого человека она подобрала сведения об его матери, Хейди, лежащей на кровати, в то время как пальцы ее мужа сжимались вокруг ее горла. В течение одного ужасного момента, она не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть. Что же пришлось вытерпеть этому парню! За какой‑ то час потерять обоих родителей. Его фанатик‑ отец убил его мать.

‑ Я была больна, и сейчас впервые вышла на улицу. ‑ Она подошла к нему поближе, под раскидистые ветки деревьев, не чувствуя себя в праве сказать ему правду ‑ что она также была вовлечена во всю эту вселяющую ужас историю.

Руди она казалась прекрасным ангелом, посланным чтобы утешить его. Он потянулся, чтобы прикоснуться к ее коже, желая убедиться, что она действительно такая мягкая, какой выглядит в лунном свете. Ее голос напоминал нежный шепот, сексуальный, успокаивающий, проникающий прямо в его сознание, чтобы утешить и исцелить. Он прочистил горло.

‑ Пару ночей назад мой отец убил мою мать. Если бы я только вернулся домой пораньше… До этого моя мать звонила мне, неся какой‑ то вздор про то, как он участвовал в убийстве женщины. У него была мания на счет вампиров, охотящихся на людей в деревне. Мой отец всегда был суеверным, но я никогда не думал, что он полностью сойдет с ума. Мама рассказывала, что он и группа фанатиков охотятся на вампиров и помечают видных членов общества как жертв будущих убийств. Я думал, что он просто заливает, как и всегда до этого. ‑ Он бросил взгляд на свои руки. ‑ Я должен был выслушать ее, но она призналась, что, кажется, еще никто не знает об убийстве. Поэтому подумал, что он лгал насчет убийства женщины, но все это оказалось правдой. Черт, как бы мне хотелось, чтобы это было не так, но он точно оказался чокнутым. Он задушил мою мать, которая умерла, сжимая в руках четки.

Руди вытер глаза дрожащими пальцами. Каким‑ то образом, он не знал только как, его таинственная леди оказалась в его сознании, делясь теплом и пониманием. Иллюзия была настолько реальной, что его тело двинулось навстречу жизни, и он резко осознал, что они одни одинешеньки. Непроизвольно ему на ум пришла мысль, что никто не знает, что она находиться рядом с ним. Эта мысль была невероятно захватывающей посередине его горя.

‑ Я остался в университете еще на один день, чтобы сдать тест, который считал очень важным. Я действительно не поверил, что мой отец может кого‑ то убить, и в последнюю очередь женщину. Моя мать была повитухой. Она приняла так много детей, помогла стольким людям. Я говорил ей, что вот‑ вот вернусь домой и обо всем позабочусь. Она хотела сходить к священнику, но я отговорил ее от этого.

‑ Мне жаль, что я не была с ней знакома, ‑ искренне проговорила Рейвен.

‑ Она бы вам понравилась, все любили ее. Она, должно быть, пыталась остановить отца. В ночь шторма он вышел из дома с группой приезжих. Это было как раз тогда, когда он убил мою мать, прямо перед тем, как покинуть дом. Отец, вероятно, хотел быть уверенным, что она никому ничего не скажет и не попытается остановить его. Он оказался в ловушке под деревом, в которое ударила молния. Он и остальные сгорели так, что их невозможно было опознать.

‑ Как это все ужасно для вас, ‑ Рейвен собрала рукой волосы, медленно проводя пальцами сквозь густой водопад шелка и отбрасывая их с лица.

Сексуально. Невинно. Это было мощнейшей комбинацией.

Туман стелился через лес по направлению к дому, возведенному у скалы. Он просочился через железные ворота и заполнил внутренний двор. Спустя мгновение туман собрался в высокую плотную колонну, замерцал, соединяясь, пока Михаил, в своей телесной форме, не остался стоять перед дверью. Подняв руку и прошептав тихую команду, он снял защиту и вошел. И незамедлительно понял, что она ушла.

Глаза потемнели, превратившись в лед. Белые зубы обнажились, замерцав. Раздалось низкое рычание, которое было подавлено. Его первой мыслью было, ‑ что кто‑ то похитил ее, что она находится в опасности. Поэтому он послал молчаливый призыв к своей страже, ‑ волкам, ‑ прося их помощи в ее поисках. Затем, сделав глубокий вдох и успокаивая дыхание, он позволил своему сознанию найти ее, установить ее местоположение. Выследить ее оказалось не так уж и трудно. Но она была не одна. С человеком. Мужчиной.

У него перехватило дыхание. Его сердце почти перестало биться. Руки сжались в два крепких кулака от чего лампа, стоящая неподалеку от Михаила, взорвалась, рассыпавшись на фрагменты. Снаружи поднялся ветер, закружившийся среди деревьев в виде крошечного торнадо. Михаил вышел наружу и поднялся в воздух, расправляя гигантские крылья, и с шумом помчался через небо. Далеко внизу, перекликаясь, взвыли волки, и побежали плотной стаей.

Михаил молчаливо скользнул на тяжелые ветви над головой Рейвен. Она как раз отодвигала с лица волосы в своей невероятно сексуальной и очень женственной манере. Он смог почувствовать ее сочувствие, ее потребность успокоить. Он также смог ощутить, насколько замерзшей и изнуренной она была. Человек же, что не вызывало никаких сомнений, был убит горем. Но Михаил смог почувствовать запах его восторга, смог услышать биение его сердца, движение его крови. Он смог с легкостью прочитать мысли парня, которые были отнюдь не невинны.

Взбешенный, больше от страха за нее, Михаил поднялся в воздух, а затем опустился на землю на расстоянии примерно ярда, невидимый для их глаз. После чего направился к ним ‑ высокая, властная фигура появилась из ночи, из‑ за деревьев. Он навис над ними, грозный, внушительный, его резко‑ очерченное лицо было суровым и беспощадным. Черные глаза светились чем‑ то темным и смертельным. Отраженный лунный свет придал его пристальному немигающему взгляду угрожающе‑ красное мерцание, даже какую‑ то дикость.

Испугавшись, Руди вскочил на ноги, готовясь схватить свою загадочную леди с неясной идеей защитить ее. И хотя Михаил находился на несколько футов дальше от Рейвен, чем Руди, он с невероятной скоростью передвинулся вперед, и его рука первой дотянулась до нее. Схватив ее за хрупкое запястье, он дернул Рейвен на себя, прижимая спиной к себе.

‑ Добрый вечер, мистер Романов, ‑ вежливо проговорил Михаил, тон его голоса был низким и шелковистым, но от него и Руди, и Рейвен задрожали. ‑ Возможно, вы будете так любезны сказать мне, чем вы занимаетесь в это время ночи, встречаясь в этих лесах наедине с моей женщиной. ‑ Как только он произнес последнее слово, откуда‑ то поблизости зловеще завыл волк, чей долгий протяжный вой предупреждением отразился в ночном ветерке.

Рейвен пошевелилась, но хватка Михаила грозила сломать ее кости.

‑ Помолчи, малышка. Если хочешь, чтобы этот человек увидел рассвет, тебе следует повиноваться мне. Он сын Ганса Романова. У него на уме находится то, что было вложено его отцом давным‑ давно.

Она заметно побледнела.

‑ Михаил, его родители…

‑ Я на волоске от потери контроля. Не испытывай мое терпение!

‑ Мистер Дубрински. ‑ Теперь‑ то Руди узнал его, влиятельную фигуру в своей родной деревне, безжалостного врага и ценного друга. Голос Михаила казался спокойным, даже безмятежным, и, тем не менее, он выглядел способным на убийство. ‑ Мы ничего такого не планировали. Я пришел сюда, потому что… ‑ Его голос умолк. Он мог поклясться, что уловил мелькание волков, прячущихся среди деревьев, чьи глаза мерцали с той же самой дикостью, как и у охотника перед ним. Один взгляд на его безжалостное лицо, и Руди растерял всю свою гордость. ‑ Я предавался горю, когда она, прогуливаясь, услышала меня.

Волки молчаливой тенью подобрались поближе. Михаил ощущал их рвение, крик жажды крови. Оно нахлынуло на него и смешалось с черной ревностью. Стая шептала и взывала к нему, как к своему брату. Чудовище в нем подняло свою голову, требуя свободы. Человеческий парень заявлял о своей невиновности, но также легко можно было прочитать желание в его теле, вдохнуть запах сексуального возбуждения. Для Михаила ничего не стоило прочитать в сыне следы болезни, помещенные туда его отцом.

Темный пристальный взгляд Михаила прошелся по небольшой фигурке Рейвен. От ее вида у него чуть не остановилось сердце и не перехватило дыхание. Она никогда не смотрела вглубь человека ‑ она не приучила себя делать это. Глубоко внутри нее Михаил прочитал сострадание, печаль, изнуренность и что‑ то еще. Он ранил ее. Это было в глубинах ее огромных глаз. Там также находился неподдельный страх. Она знала, что волки неподалеку, она слышала их голоса, требующие от него защитить свою пару. Для нее стало настоящим ударом понять, насколько восприимчив он был к их примитивной логике, насколько в нем больше животного начала. Незамедлительно его рука обвилась вокруг нее, притягивая к своему плечу, поближе к своему теплу. Он послал молчаливую команду волкам, чувствуя их сопротивление, их нежелание повиноваться. Они могли чувствовать его антипатию к человеку, его собственную жажду крови, его потребность стереть врага, который может представлять угрозу для его пары.

‑ Я слышал о вашей потере, ‑ выдавил из себя Михаил, его рука обвилась вокруг Рейвен в защитном жесте. ‑ Ваша мать была замечательной женщиной. Ее смерть ‑ ужасная потеря для нашего общества. Ваш отец и я расходились во взглядах, но я бы не пожелал такой смерти ни одному человеку.

Рейвен дрожала как от холода, так и от осознания того, что Михаил мог испытывать такую невероятную злобу по отношению к кому‑ либо. Она хоть и являлась светом в его темноте, но была неспособна понять, что в первую очередь он хищник. Его ладонь нежно скользила вверх и вниз по ее руке, стараясь ободрить. Михаил усилил свою команду волкам.

‑ Вам лучше вернуться домой, мистер Романов. Вы нуждаетесь в хорошем сне, тем более эти леса не всегда безопасны. Животные все еще нервничают после прошедшего шторм.

‑ Спасибо вам за вашу доброту, ‑ сказал Руди, обращаясь к Рейвен, неохотно оставляя ее с человеком, который, казалось, был способен на невероятную жестокость.

Михаил наблюдал, как парень уходит по направлению к безопасной границе города, находящейся за просекой.

‑ Ты замерзла, малышка, ‑ очень нежно проговорил он.

Рейвен сморгнула слезы, заставляя свои дрожащие ноги идти, делая маленький шаг за раз. Она не могла взглянуть на него, не осмеливалась взглянуть. Она ведь просто наслаждалась красотой ночи. Затем услышала Романова. В ней самой природой было заложено стремление помочь кому‑ либо, если это было в ее силах. Теперь же она вызвала что‑ то темное и смертельное в Михаиле, что‑ то, что глубоко ее встревожило.

Михаил шагал рядом с ней, изучая ее отвернутое в сторону лицо.

‑ Ты идешь не в том направлении, Рейвен. ‑ Он положил руку на ее изящную спину и направил в нужную сторону.

Рейвен напряглась, а затем увернулась от него.

‑ Может быть, я не хочу возвращаться назад, Михаил. Может быть, я действительно не знаю кто ты такой.

В ее голосе было больше боли, чем гнева. Михаил тяжело вздохнул и потянулся к ней, его хватка была почти железной.

‑ Мы поговорим об этом в тепле и комфорте нашего дома, а не здесь, где твое тело подобно куску льда. ‑ И не дожидаясь ее согласия, он с легкостью поднял ее на руки и пошел с невероятной скоростью.

Рейвен вцепилась в него, уткнувшись лицом в его плечо, ее изящное тело дрожало больше от холода, чем от страха перед ним, перед своим будущим, перед тем, чем она стала.

Михаил принес ее прямо в спальню, одним взмахом руки зажег огонь и положил ее на кровать.

‑ Ты бы могла, по крайней мере, надеть старые ботинки.

Рейвен защищаясь, стянула вокруг себя его плащ, смотря на него из‑ под длинных ресниц.

‑ Почему? И я спрашиваю не о туфлях.

Он зажег свечи, смешал различные травы, чтобы заполнить спальню успокаивающей, исцеляющей сладостью.

‑ Я мужчина‑ Карпатец. В моих венах течет кровь земли, и я целые века ждал свою Спутницу Жизни. Мужчинам‑ Карпатцам не нравится видеть рядом со своими женщинами посторонних мужчин, поэтому я борюсь с незнакомыми мне эмоциями, Рейвен. А ими не так‑ то легко управлять. Твое же поведение совсем не похоже на то, как принято себя вести Карпатской женщине. ‑ Небольшая улыбка изогнула уголки рта Михаила, когда он лениво прислонился к стене. ‑ Я не ожидал, что придя домой обнаружу, что ты ушла. Ты подвергла себя опасности, Рейвен, ‑ тому, чему мужчины нашей расы не могут позволить произойти с их женщинами. А затем я нахожу тебя с человеком. С мужчиной.

‑ Он испытывал боль, ‑ тихо проговорила она.

Михаил что‑ то раздраженно проворчал.

‑ Он хотел тебя.

Ее ресницы затрепетали, синие глаза встретились с его, напуганные и неуверенные.

‑ Но… нет, Михаил, ты ошибаешься, точно ошибаешься. Я только старалась утешить его. Он потерял обоих родителей. ‑ Она чуть не плакала.

Он поднял руку, призывая ее к молчанию.

‑ И ты хотела находиться в его компании. Я имею в виду не сексуальные отношения, а чисто человеческую компанию, и не вздумай отрицай этого. Я смог почувствовать эту потребность в тебе.

Она нервно скользнула языком по нижней губе, не думая даже отрицать этого. Она поступила так не раздумывая, подсознательно, но теперь, когда он озвучил это вслух, Рейвен поняла, что он говорит совершенную правду. Она испытывала потребность в человеческом общении, поскольку Михаил был таким напористым, а в его мире все было таким неизвестным. Рейвен было противно, что она ранила его, было ненавистно, что она оказалась тем человеком, из‑ за которого он чуть не потерял контроль.

‑ Я сожалею. Я ничего не планировала, кроме небольшой прогулки. Когда же услышала его, то почувствовала необходимость убедиться, что с ним все в порядке. Я не знала, Михаил, что ищу человеческую компанию.

‑ Я не обвиняю тебя, малышка, что ты… ‑ Его голос был таким нежным, что у нее сжалось сердце. ‑ Я с легкостью смог прочитать твои воспоминания. Я знаю о твоих намерениях. И я бы никогда не стал обвинять тебя за твою сострадательную натуру.

‑ Как мне кажется, мы оба испытываем трудности, ‑ тихо проговорила она. ‑ Я не могу стать такой, какой ты хочешь, чтобы я была, Михаил. Ты используешь слово «человек», как проклятие, как что‑ то менее значимое, чем ты сам. Тебе когда‑ нибудь приходило в голову, что ты испытываешь предубеждения против моей расы? Может в моих венах и течет карпатская кровь, но в своем сердце и в своей душе я ‑ человек. Я не задавалась целью предать тебя. Я просто вышла на прогулку. Вот и все, что я сделала. Сожалею, Михаил, но всю свою жизнь я была свободной. Изменение крови не способно изменить того, кем я являюсь.

Он прошелся по полу с быстрой, скользящей энергией, полной власти и координации.

‑ Я не испытываю предубеждений, ‑ начал отрицать он.

‑ Конечно, испытываешь. Ты смотришь на мою расу с некоторой долей презрения. Был бы ты счастлив, если бы я питалась, используя кровь Романова? Это приемлемо? Использовать его для пищи, а не для нескольких дружеских слов?

‑ Мне не понравилось, как ты меня изобразила, Рейвен. ‑ Михаил пересек комнату, протянув руку за плащом.

Спальня была теплой и наполнена естественными запахами ‑ деревом и полем.

Неохотно, Рейвен стянула плащ со своих плеч. Михаил нахмурился, когда увидел, что она была одета всего лишь в его белую рубашку. И хотя концы достигали колен и прикрывали ее ягодицы, большая часть ее ног все равно оставалась открытой, прямо до бедер. Эффект был невероятно сексуальным, особенно с длинной распущенной копной ее волос, волнами спускающейся до кровати и обрамляющей ее. Михаил тихо выругался, несколькими избранными словами на своем родном языке, благодарный, что не понял раньше, что под плащом на ней ничего кроме его рубашки нет. Он, возможно, вырвал бы Романову горло. Мысль об Рейвен, приближающейся к молодому парню, улыбающейся ему, гипнотизирующей его своими соблазнительными глазами, наклоняющейся к его горлу, дотрагивающейся до него своим ртом, своим языком, своими зубами… У него в животе все сжалось от отвращение при виде этой картины.

Он провел рукой по волосам, убрал плащ в стенной шкаф и наполнил антикварные кувшин и миску теплой водой. Только взяв свое воображение под жесткий контроль, он смог ей ответить в своей обычной нежной манере.

‑ Нет, малышка, обдумав эту мысль, я не могу сказать, что был бы счастлив, если бы ты питалась от него.

‑ Разве не это, мне предполагается делать? Разве Карпатские женщины не охотятся на ничего не подозревающих мужчин? ‑ В ее голосе чувствовались непролитые слезы.

Михаил поставил воду рядом с кроватью и встал перед ней на колени.

‑ Я пытаюсь разобраться в своих чувствах, Рейвен, но они в таком смятении. ‑ Очень нежно он начал обмывать ее ступни. ‑ Больше всего я хочу, чтобы ты была счастлива. Но я чувствую необходимость защищать тебя. ‑ Его руки были очень ласковыми, а прикосновения мягкими, когда он удалял каждое пятнышко грязи.

Рейвен пригнула голову, потирая свои виски.

‑ Я знаю, чего ты хочешь, Михаил, и я даже понимаю суть твоей потребности так поступать, просто я всего‑ навсего хочу быть самой собой. Я импульсивна и следую принятым решениям. Если я решу, что хочу запустить воздушного змея, то в следующий момент сделаю это.

‑ Почему ты не осталась внутри? Я прошу совсем немного времени, чтобы справиться со своим ужасным страхом за твою безопасность. ‑ Его голос был таким невероятно мягким, что у нее на глаза навернулись слезы.

Она дотронулась до его кофейного цвета волос кончиками пальцев, чувствуя боль в горле.

‑ Я хотела выйти на веранду и глотнуть свежего воздуха. У меня не было никакой иной мысли, но ночь просто взывала ко мне.

Михаил поднял на нее свой взгляд, его темные глаза потеплели от испытываемых к ней чувств.

‑ Это была моя ошибка, мне бы следовало установить охрану, чтобы защитить тебя.

‑ Михаил, я способна присмотреть за собой сама. ‑ Ее синие глаза были очень серьезны, убеждая его в правдивости ее слов. Ему действительно не следовало беспокоиться.

Михаил постарался не улыбнуться. Она была слишком хорошей, всегда веря в лучшее в каждом человеке. Его пальца обвились вокруг ее небольших икр.

‑ Ты красивейшая женщина в мире, Рейвен. Неужели ты считаешь иначе?

Рейвен выглядела возмущенной.

‑ Естественно считаю. И не улыбайся так, Михаил, я серьезно. Я могу быть невзрачной, если это будет необходимо. В любом случае, какое это имеет отношение к тому, о чем мы разговариваем?

Его рука двинулась вверх по ее грудной клетке, скользя под тонким шелком его рубашки.

‑ Мы разговариваем обо мне, стремящемся защитить одну персону, которая очень важна для меня и которая может видеть в любом человеке только хорошее.

‑ Не в любом, ‑ начала отнекиваться она, пораженная, что он так думает. ‑ Я знала, что Маргарет Саммерс относилась к фанатикам.

Его рука двинулась вверх, чтобы приласкать нижнюю сторону ее мягкой груди, обхватить ее ладонью. Его глаза потемнели и стали глубокими от нахлынувших на него эмоций.

‑ Ты защищала ее, насколько мне помниться.

От его рассеянного, медленного исследования ее тела, у нее чуть не остановилось дыхание. Это чувство было больше, чем физическим. Она чувствовала его внутри себя, восхищающегося ею, даже когда он стремился заставить ее согласиться со своей волей. Она чувствовала его в своем теле ‑ ласкающим ее сознание, ласкающим ее сердце. Она чувствовала его чувства к себе, все нарастающие и нарастающие, пока полностью не поглотили его.

Михаил тихо вздохнул.

‑ Я никогда ничего с тобой не добьюсь, не так ли? У тебя есть способ умиротворить меня. Но я лидер среди своих людей, Рейвен. Я не могу поступать иначе. У меня нет выбора, кроме как прибегать к приказам.

Ее брови взлетели.

‑ Приказам? ‑ Переспросила она. ‑ Ты думаешь, что сможешь отдавать приказы мне?

‑ Именно так. И только открытое обращение ко мне за помощью, не позволяет мне стать посмешищем среди моих людей. Если конечно, у тебя нет лучшей идеи. ‑ При этом в глубинах его глаз плескался смех.

‑ Как я могу развестись с тобой?

‑ Сожалею, малышка, ‑ ласково ответил он. ‑ Но я не понимаю этого слова. Пожалуйста, повтори на моем языке.

‑ Ты же знаешь, что говоришь по‑ английски намного лучше, чем я говорю на твоем языке, ‑ проговорила она. ‑ Как один Спутник Жизни может расстаться с другим? Отделиться. Разъехаться. Не быть больше вместе.

Вспышка юмора в глубинах его глаз перешла в полнейшее веселье.

‑ У нас нет такого понятия, да если бы и было, Рейвен, ‑ он очень близко наклонился к ней, его дыхание касалось ее щеки, ‑ я никогда бы не позволил тебе уйти.

Рейвен выглядела невинной с широко раскрытыми глазами. Его рука лежала на ее груди, его большой палец ласкал ее сосок, от чего ей становилось трудно дышать.

‑ Я просто пыталась тебе помочь. В наши дни член королевской семьи имеет так мало прав на выбор. Тебе следует побеспокоиться, что скажет общество. И ты можешь положиться на мою помощь, Михаил, когда дело дойдет до обдумывания подобных вопросов.

Он рассмеялся тихо, по‑ мужски дерзко.

‑ Как мне кажется, я должен быть благодарен за такую невероятно умную Спутницу Жизни. ‑ Его пальцы расстегнули пуговицу на белой рубашке. Всего лишь одну, расширяя проем на ее груди и предоставляя ему больше пространства для ленивого исследования.

У Рейвен в горле перехватило дыхание. Он не делал ничего особенного, просто дотрагивался до нее, но его прикосновение было таким нежным и любящим, что она внутри просто таяла.

‑ Я действительно пытаюсь понять твой образ жизни, Михаил, но мне кажется, что мое сердце еще не может принять его. ‑ Она постаралась быть правдивой. ‑ Я ничего не знаю о ваших законах или традициях. Я даже точно не знаю, что ты, что я. Я думаю о себе как о человеке. И мы даже не женаты в глазах Господа или людей.

На этот раз Михаил откинул голову назад и расхохотался громко, от души.

‑ Ты думаешь, что бледная церемония людей может связать нас сильнее, чем истинный карпатский ритуал? Тебе действительно много чего надо узнать о нашем образе жизни.

Ее маленькие белые зубки прошлись по ее нижней губе.

‑ Приходило ли тебе в голову, что я, возможно, не чувствую себя связанной по карпатским законам и ритуалам? Ты так мало обращаешь внимания на вещи, которые я считаю священными.

‑ Рейвен! ‑ Он был поражен и не стал скрывать этого. ‑ Неужели ты так думаешь? Что я не обращаю внимания на твои верования? Это не так.

Она наклонила голову так, что ее шелковистые волосы упали ей на лицо, скрывая его выражение.

‑ Мы так мало знаем друг о друге. Я ничего не знаю о том, кем стала. Как я могу удовлетворить твои потребности, а ты ‑ мои, если я даже не знаю что или кто я такая?

Он замолчал, его темные, бездонные глаза изучали ее печальное лицо, сожаление, сквозившее в ее глазах.

‑ Возможно, в твоих словах есть доля истины, малышка. ‑ Его руки прошлись по контурам ее тела ‑ узкой груди, тонкой талии, ‑ и поднялись вверх, обхватывая ее лицо. ‑ Я смотрю на тебя и понимаю, какое ты чудо. Это и ощущение твоей кожи, такой мягкой и заманчивой, и то, как ты двигаешься, подобно струящейся воде, и то, как расчесываешь свои волосы, которые подобны шелку. Это и ощущение твоего тела, окружающего и дополняющего мое, дающего мне силу, в которой я нуждаюсь, чтобы продолжать дело, которое кажется таким безнадежным, но в тоже время и таким необходимым. Я смотрю на то, как ты сложена, и поражаюсь твоей красоте, ‑ твое тело само совершенство, созданное специально для меня.

Рейвен тревожно пошевелилась, но его руки держали ее крепко, подняв подбородок так, что у нее не было иного выбора кроме как встретиться с его черными глазами.

‑ Но не твое тело удерживает меня, Рейвен, не твоя безукоризненная кожа или совершенная комбинация наших тел, когда мы соединяемся. Все дело в том, что когда я сливаюсь с тобой, то вижу, кто ты на самом деле, и понимаю, какое в действительности это чудо. Я могу сказать тебе, кто ты. Ты ‑ сочувствие. Ты ‑ нежность. Ты ‑ женщина, которая настолько храбра, что готова рисковать своей жизнью ради совершенно незнакомых людей. Ты ‑ женщина, желающая использовать свой дар, который причиняет тебе сильную боль, ради пользы других. В том, как ты отдаешься, нет никакого колебания, вот кто ты. В тебе столько света ‑ он сияет в твоих глазах и излучается через твою кожу, так что каждый, видя тебя, может увидеть и твою доброту.

Рейвен могла только беспомощно смотреть на него, потерявшись в его гипнотических глазах. Михаил взял ее руку, поцеловал ее точно посередине ладони и просунул под свою рубашку, удерживая точно напротив своего бьющегося сердца.

‑ Загляни внутрь меня, Рейвен. Загляни в мое сердце и душу. Слейся своим сознанием с моим, увидь меня таким, какой я есть. Узнай меня таким, каков я есть.

Михаил молчаливо ждал. Один удар сердца. Второй. Он увидел ее внезапную решимость узнать, с чем она оказалась связана, узнать с кем именно она заключила союз. Ее сознание робко слилось с его, ее прикосновение было таким легким и деликатным, что было похоже на прикосновение крыльев бабочки. Она была осторожной, продвигаясь по его воспоминаниям, словно могла открыть что‑ то, что причинило бы ему боль. Он почувствовал, как она выдохнула, увидев собирающуюся тьму, монстра жившего в ней. Пятно на его душе. Смерти и сражения, за которые он был ответственен. Абсолютное уродство его существования до того, как она вошла в его жизнь. Одиночество, которое разъедало его и всех мужчин его расы, бесплодную пустоту, которую они терпели столетия за столетиями. Она увидела его решимость никогда не терять ее. Его собственническое чувство, его животные инстинкты. Все чем он был ‑ все было выложено ей на обозрение. Он ничего не спрятал от нее ‑ ни убийства, которые совершал сам, ни те, которые заказал, ни свою абсолютную уверенность, что тот, кто заберет ее от него, больше не жилец.

Рейвен вынырнула из его сознания, ее синие глаза уставились на него. Михаил почувствовал, как внезапно заколотилось ее сердце. Но в ней не было никакого осуждения, только абсолютное спокойствие.

‑ Вот ты и увидела чудовище, с которым оказалась связана навечно. Мы, прежде всего, хищники, малышка, и темнота в нас уравновешивается только светом в наших женщинах.

Ее руки обвились вокруг его шеи ‑ нежно, с любовью.

‑ Какую ужасную борьбу всем вам приходиться вести, а тебе в особенности. Принимать так много решений относительно жизни и смерти, выносить приговор друзьям и даже семье, которая должна быть уничтожена, ‑ все это должно быть немыслимая ноша. Ты сильный, Михаил, и твои люди поступают правильно, веря в тебя. А монстр, с которым ты ежедневно сражаешься, является частью тебя, возможно, той частью, которая делает тебя сильнее и решительнее. Ты смотришь на эту часть себя как на дьявольскую, когда в действительности она дает тебе твою власть, способности и силу делать то, что ты должен делать для своего народа.

Михаил склонил голову, не желая, чтобы по выражению его глаз, она поняла, что ее слова значат для него. В горле встал комок, который грозился задушить его. Он не заслужил ее, и никогда не будет заслуживать. Она была бескорыстной, в то время как он почти взял ее в плен и заставил найти способ, чтобы жить вместе с ним.

‑ Михаил. ‑ Ее голос был тихим, она прошлась по его подбородку своим нежным ртом. ‑ Я была одна, пока ты не вошел в мою жизнь. ‑ Ее губы нашли уголок его рта. ‑ Никто не знал ни меня, ни кем я являюсь, люди боялись меня, потому что я знала о них такие вещи, какие они никогда бы не смогли узнать обо мне. ‑ Она сжала руки вокруг него, успокаивая его, словно он был ребенком. ‑ Действительно ли это так ужасно, хотеть меня для себя, зная, что я положу конец твоему ужасному существованию? Ты действительно веришь, что должен осуждать себя? Я люблю тебя. Я знаю, что люблю тебя полностью и без всяких ограничений. Я принимаю тебя таким, каков ты есть.

Он провел рукой по своим волосам.

‑ Сейчас я не могу контролировать свои эмоции, Рейвен. Я не могу потерять тебя. Ты не представляешь, на что это было похоже ‑ ни дневного света, ни смеха, ‑ века полного одиночества. Я знаю, что во мне живет монстр. Чем дольше жизнь, тем сильнее он становиться. Я боюсь за Грегори. Он примерно на двадцать пять лет младше меня, но уже в течение нескольких веков несет на себе тяжесть охоты на нечисть. Он изолировал себя от своего собственного вида. Иногда мы не видим и не слышим о нем по полвека. Его сила колоссальна, но и темнота в нем все растет. Это холодное блеклое существование, суровое и безжалостное, когда чудовище внутри всегда стремится вырваться на свободу. Ты ‑ мое спасение. Хотя, на данный момент, все это для меня в новинку, и страх потерять тебя еще слишком свеж. Я не знаю, что сделаю с любым, кто попытается похитить тебя у меня.

Ее рука нашла его, переплетя их пальцы.

‑ Ноэль родила сына. Элеонора тоже. Среди нас больше нет женщин, чтобы уменьшить страшную черную пустоту в наших мужчинах. Грегори страдает больше всех. Он кочует по земле, изучает ее секреты и проводит эксперименты, в которые никто из нас не старается вникнуть слишком глубоко. Я никогда никому не рассказывал об этом, но он обладает большей силой и большими знаниями, чем я. Но у нас никогда не было причин для разногласий ‑ он всегда появляется в чрезвычайной ситуации ‑ тем не менее, я чувствую его разочарованность. ‑ Михаил устало потер свои глаза. ‑ Что мне делать? Рано или поздно он сделает свой выбор. Но в любом случае мы его потеряем.

‑ Я не понимаю.

‑ Максимальная сила приходит к нам при изъятии жизни, пока мы питаемся, а это так легко, что притягивает к нам наших жертв. Ни один не может выдержать мрака и отчаяния на протяжении тысячи лет. Грегори живет со времен Крестовых походов, постоянно сражаясь с монстром внутри себя. Наши Спутницы Жизни ‑ единственная наша надежда на спасение. И если Грегори не найдет свою в ближайшее время, он либо будет искать рассвет, либо обернется. Я боюсь худшего.

‑ Что значит обернется?

‑ Убивая ради удовольствия, ради власти, мы становимся вампирами, как нас и окрестили люди. Мы начинаем использовать женщин не только для питания ‑ заставляем их становиться нашими рабами, ‑ мрачно ответил Михаил.

Он и Грегори часто охотились на представителей своего рода и открыли, насколько развращенным может быть Карпатец, превратившийся в вампира.

‑ Ты будешь вынужден остановить Грегори? ‑ Страх пронзил ее подобно горящей стреле. Она начала понимать всю сложность жизни Михаила. ‑ Но ты же говоришь, что он более сильный.

‑ Вне всяких сомнений. Он свободен передвигаться, и у него больше опыта в охоте и выслеживании нечисти. Он многому научился, прожив жизнь, путешествуя по земле. А его невероятная власть только повышается от его полной изоляции. Грегори мне как брат, а не только друг. Мы с ним вместе с самого начала. Я не хотел бы потерять его или охотиться на него, не хотел бы пытаться противопоставить свою силу его. Он провел многочисленные сражения ради меня, со мной. Мы делились кровью, исцеляли друг друга, защищали друг друга, когда в этом была необходимость.

‑ А что насчет Жака? ‑ Она уже чувствовала привязанность к человеку, настолько похожему на Михаила.

Михаил встал, устало выливая воду.

‑ Мой брат на две сотни лет младше меня. Он сильный и мудрый, и очень опасен при определенных обстоятельствах. В его венах течет сильная кровь древних. Он путешествует, учится, готовясь принять ответственность за наш народ, если в этом возникнет необходимость.

‑ Боже, ты несешь на своих плечах все проблемы своих людей. ‑ Ее голос был очень тихим, в то время как она ласкала его кофейного цвета волосы своими нежными пальцами.

Михаил осторожно сел, рассматривая ее своими старыми уставшими глазами.

‑ Мы ‑ вымирающая раса, малышка. Я боюсь, что просто замедляю неизбежное. Двое из известных нам ассасинов исчезли. Двое остальных подозреваемых, Антон Фабреццо и Дитер Ходкинс, также пропали. Я послал сообщение по всем горам, но они словно растворились. Также до меня дошли слухи об организованной группе охотников, появившейся примерно в это же время. Если эти люди когда‑ либо объединятся с настоящими учеными, то станут еще более опасными.

‑ Я поняла, что Карпатцы являются частью земли, что их исцеление идет от нее, точно также как и все их естественные силы. Но, Михаил, возможно, твоя предвзятость и презрение к человеческой расе не дают тебе рассмотреть некоторые ее преимущества.

‑ Ты по‑ прежнему упорствуешь, считая, что я отношусь ко всему предвзято. Мне нравятся многие люди. ‑ Михаил обнаружил, что не может сопротивляться искушению расстегнуть пуговицы на белой шелковой рубашке, которая скрывала ее обнаженное тело. Что‑ то глубоко внутри него, какая‑ то примитивная потребность, заставляла его смотреть на нее, зная, что он может сделать это.

Она улыбнулась ему, откидывая волосы назад своим невероятно сексуальным жестом. От чего рубашка на ее груди разошлась шире, открывая ее притягательную обнаженную кожу, ее полную грудь, заманчиво выпавшую навстречу ему, а затем исчезнувшую под облаком эбенового шелка. От этого вида у него захватило дух.

‑ Послушай меня, любовь моя. Наличие нескольких друзей и чувства привязанности к определенным представителям расы не отменяет предвзятости. Ты так долго живешь со своими способностями, что принимаешь их как должное. Потому что можешь контролировать человеческое сознание и использовать людей как скот…

Он задохнулся, шокированный тем, что она могла так подумать. Его рука обвилась вокруг ее лодыжки, которая была вытянута на кровати.

‑ Я никогда не обращался с людьми как со скотом. Многие из них числятся среди моих друзей, хотя Грегори и некоторые остальные думают, что я спятил. Я наблюдал, как растут люди, и жалел, что не могу почувствовать те же вещи, что чувствуют и они. Нет, малышка, я не верю, что использую их как скот.

Она вздернула подбородок, внимательно рассматривая его своими сапфировыми глазами.

‑ Возможно и не как скот, но я чувствую тоже, что чувствуешь и ты, Михаил. Ты можешь спрятать это от самого себя, но я‑ то с легкостью могу это видеть. ‑ Она улыбнулась, чтобы смягчить свои слова. ‑ Я знаю, что ты не хочешь чувствовать себя лучшим, но ведь нас так легко контролировать…

Он фыркнул в знак несогласия.

‑ Тебя‑ то я не смог контролировать на каждом шагу. Ты не представляешь, как часто мне хотелось силой добиться твоего повиновения, особенно когда ты оказывалась в опасности. Как бы мне хотелось пойти на поводу у своих инстинктов… но нет, я позволил тебе вернуться в гостиницу.

‑ Твоя любовь ко мне заставила тебя отступить. ‑ Она потянулась, чтобы дотронуться до его волос. ‑ Разве не так все должно быть между людьми? Если ты действительно любишь меня и желаешь мне счастья, то должен понимать, что я должна делать то, что естественно для меня, что считаю правильным.

Его пальцы прошлись вниз по ее горлу, по глубокой ложбинке между ее грудями, заставляя ее дрожать от внезапно нахлынувшего тепла.

‑ Все так, малышка, но это также верно и для меня. Ты не можешь поступать по иному, кроме как делать меня счастливым. А мое счастье полностью зависит от того, находишься ты в безопасности или нет.

Рейвен не смогла сдержать улыбку.

‑ Так или иначе, но у меня ощущение, что в этом проявляется твоя хитрая природа. Возможно, тебе следует изучить человеческую изобретательность. Михаил, ты полностью полагаешься на свои способности, но человечество может найти иные пути. Мы объединяем два мира. И если мы решим завести ребенка…

Он беспокойно пошевелился, его теплые глаза засверкали.

Она уловила властное карпатское решение, прежде чем он смог скрыть свои мысли.

‑ Ты обязана.

‑ Если мы в один день решим завести ребенка, ‑ упорствовала она, игнорируя его властность, ‑ и если это будет мальчик, он будет воспитан по традициям обоих миров. А если это будет девочка, то она будет воспитываться со свободой воли и учиться полагаться на свой собственный ум. Я серьезно, Михаил. Я никогда не соглашусь принести ребенка в этот мир, чтобы она стала племенной кобылой для какого‑ либо мужчины. Она будет сознавать свою собственную силу, и выбирать свою собственную жизнь.

‑ Наши женщины делают свой выбор, ‑ тихо проговорил он.

‑ Я не сомневаюсь, что даже есть некий ритуал, который гарантирует, что она выберет правильного мужчину, ‑ предположила Рейвен. ‑ Ты дашь мне свое слово, что согласишься с моими требованиями или я не рожу ребенка.

Его пальцы с изысканной нежностью прошлись по ее лицу.

‑ Больше всего на свете я хочу твоего счастья. Я бы также хотел, чтобы и мои дети были счастливы. У нас впереди много лет, чтобы решить все эти вопросы, целая жизнь, но да, когда мы научимся балансировать между двумя мирами и поймем, что настало время, я соглашусь на все твои условия.

‑ Смотри, я прослежу, чтобы ты его сдержал, ‑ предупредила она.

Он мягко рассмеялся, обхватывая ладонью ее щеку.

‑ С годами твоя сила и власть будет увеличиваться. Но ты уже сейчас пугаешь меня, Рейвен. Не знаю, выдержит ли мое сердце последующие годы.

Она рассмеялась в ответ, и звук ее смеха был подобен музыке. Его руки легли на ее грудь, обхватили мягкую выпуклость своими ладонями, и он склонил к ней голову. Его рот был жарким, влажным и требовательным, его зубы, покусывая, прошлись по ее чувствительной коже. Прикосновение его волос к ее коже напоминало скольжение язычков пламени. Тотчас же ее руки обвились вокруг него, и она расслаблено откинулась на изголовье кровати.

Михаил растянулся на кровати, его голова покоилась на ее коленях.

‑ Ты сбираешься перевернуть мой прекрасно организованный мир с ног на голову, не так ли?

Она зарылась пальцами в его волосы, наслаждаясь ощущением от прикосновения шелковистой массы к обнаженной коже своих бедер.

‑ Я, несомненно, сделаю все возможное для этого. Твои люди застряли в колее. Вам необходимо двигаться в этот век.

Он смог почувствовать, как его тело расслабилось, и как мир просочился в него, гранича с невероятным напряжением. Красота ее внутреннего мира омывала его. Как он мог придираться к ее потребности помогать кому‑ либо, испытывающему боль, когда именно ее невероятное чувство сострадания вытащило его из мира темных теней и вернуло в мир радости и света? Он может быть и ощущает боль и гнев, но он, по крайней мере, способен чувствовать. Сильные эмоции. Радость. Желание. Сексуальный голод. Любовь.

‑ Ты ‑ моя жизнь, малышка. Мы попросим отца Хаммера поженить нас, как принято у твоего народа. ‑ Его белые зубы блеснули в улыбке, его глаза потемнели от удовлетворения. ‑ Я приму брак, как связь, и ты сотрешь слово развод и все его значения из своей памяти. Это порадует меня. ‑ Он усмехнулся ей, его мужское веселье поддразнивало ее.

Ее пальцы с нежностью прошлись по твердой линии его челюсти.

‑ Как тебе удается повернуть все в свою пользу?

Его руки нашли обнаженную кожу ее бархатно‑ нежных бедер.

‑ У меня нет на это ответа, малышка. Возможно, это просто талант? ‑ Он повернул голову и носом отвел в сторону полу своей рубашки, чтобы уткнуться в ее тело.

Низкий звук вырвался из глубин горла Рейвен, как только его язык дотронулся до нее. Она услужливо раздвинула ноги, чтобы принять его, предоставляя ему больший доступ к своему телу, запутавшись своими пальцами в его густых, кофейного цвета, волосах.

Михаил глубоко вошел в нее, от чего ее охватила дрожь восторга. Он мог чувствовать, как по его крови распространяется пламя; быстрый, дикий восторг и радость пели в его венах. Его руки обхватили ее за бедра, притягивая ближе к себе, чтобы он мог войти еще глубже. Он собирался воспользоваться шансом дать ей наслаждение. Она была его женщиной, его Спутницей Жизни и никто не сможет доставить ей такого экстаза, кроме него.

Глава 12

В спальне, расположенной ниже уровня земли, было столь же молчаливо и тихо, как в могиле. Михаил и Рейвен лежали рядом на огромной кровати, их тела были переплетены. Одна нога Михаила лежала поверх ее бедер, его большое тело защищающе изогнулось вокруг нее, его руки прижимали ее к своему сердцу. В спальне стояла абсолютная тишина, не было слышно даже звука дыхания. По всем признакам они казались ушедшими из жизни.

Создавалось ощущение, что и сам дом погрузился в сон, в молчание, словно затаил дыхание и ожидал прихода ночи. Проникая сквозь окна, солнечный свет освещал многовековые произведения искусства, кожаные обложки книг. У входа мерцала мозаика, а темному деревянному полу солнце придавало светлый цвет.

Без всякого предупреждения дыхание Михаила зашлось в длительном, тихом и затяжном шипении, словно у змеи, свернувшейся и готовой напасть. Его темные глаза распахнулись ‑ со злостью, сверкая животным голодом, яростью пойманного в ловушку волка. Его тело было вялым, его невероятная сила была ослаблена сильнейшей потребностью во сне. Настроенный на смену дня и ночи, он знал, что сейчас был полдень, и суровое безжалостное солнце было на пике своей смертельной активности.

Что‑ то было не так. Что‑ то проникло сквозь глубокие слои сна и выдернуло его из так необходимого ему забытья. Его пальцы сжались, похожие на когти, ногти оставили порезы на находящемся под ним матрасе. Слишком много часов до убывания солнечного света. Он просканировал окрестности, будучи дотошным в своих поисках. Дом завибрировал от внезапного напряжения, воздух стал тяжелым. Само основание, казалось, вздрогнуло от невидимой угрозы.

За оградой из кованого железа находился Руди Романов, который вышагивал взад и вперед, черная ярость была в его сердце, в его душе. Каждый раз, приближаясь к ограде, он в бешеном раздражении ударял по ней бейсбольной битой.

‑ Дьявол! Нежить! ‑ Слова летели по воздуху в направлении дома.

Михаил низко зарычал, и хотя его тело все еще находилось под воздействием сна, но все инстинкты полностью пробудились. Его губы раздвинулись в рычании, отчего показались клыки. И тихое длительное шипение раздалось вновь.

Обвинения ударяли по его голове с силой, испытываемого Руди гнева.

‑ Я нашел доказательства правоты своего отца. Он собирал их в течение многих лет. Все! Там все! Список ваших слуг. Вы ‑ дьявол, глава монстров. Убийца! Нечисть! Вы превратили эту прекрасную женщину в свою личную рабыню! Она бы использовала меня, чтобы пополнить ваши ряды.

Безумие печали и ярости смешалось с фанатичным желанием отомстить. Руди Романов поверил в записи своего отца и пришел убить главу вампиров. Михаил понимал всю опасность: весь воздух был наполнен ею. Он позвал Рейвен, прикоснувшись к ее сознанию своим, с любовью, нежной лаской.

‑ Проснись, любовь моя. Мы в опасности.

Появившееся дыхание Рейвен было тихим и ровным. От его предупреждения, наполнившего ее сознание, она автоматически просканировала спальню. Ее тело чувствовало себя вялым и безжизненным, потребность во сне была слишком сильна. Ее сознание казалось притупленным, непонимающим.

‑ На улице за стенами Романов.

Она моргнула, стараясь пробиться сквозь туман.

‑ Ганс Романов мертв.

‑ Но его сын жив. Он снаружи и я могу чувствовать его ярость и ненависть. Он представляет для нас опасность. Мы проснулись, несмотря на высоко стоящее в небе солнце. Он не может войти, но и мы не можем выйти.

Потребовалась большая концентрация и невероятное усилие, чтобы потереться лицом об путаницу волос на его груди. Она ради пробы прочистила горло.

‑ Я могу ответить из‑ за двери, и посмотреть чего он хочет. Я скажу ему, что ты на работе. Он почувствует себя глупо и оставит нас одних.

Он прижал ее голову к себе. Она все еще продолжала думать, как человек, не сознавая об ужасной цене бессмертия.

‑ Ты все еще очень слаба и не слышишь его. Состояние его рассудка внушает опасность. ‑ Она не имела представления о той цене, которую вынуждена платить за любовь к нему. Солнце уничтожит ее, даже если она найдет силы подняться.

Рейвен изогнулась в его руках подобно кошке, ее потребность во сне была подавляющей.

‑ Послушай меня, малышка. Ты не должна спать! ‑ Команда была властной.

Руки Михаила обвились вокруг нее со всей силой его любви, его потребности защитить ее.

Рейвен пробудилась достаточно для того, чтобы просканировать окружающее ее пространство. Чернота ярости Руди Романова была подобна живому существу, подобно требовательной смерти. Ее сила ударяла ей в голову.

‑ Он сумасшедший, Михаил. ‑ Она подняла руку в медленном тяжелом движении, стараясь отодвинуть тяжелую массу волос. Воздух был очень плотным или она была настолько слабой, что простое движение потребовало полной сосредоточенности. ‑ Прошлой ночью он был таким милым, печалился о своей матери. Теперь же он уверен, что мы его враги. Он образованный мужчина, Михаил. Неужели это я подвергла нас опасности? Может быть, я сделала что‑ то или сказала что‑ то, что заставило его стать таким подозрительным. ‑ Сознание Рейвен было омрачено виной.

Его подбородок потерся об ее макушку.

‑ Нет, он что‑ то нашел среди бумаг своего отца. Прошлой ночью он не был подозрительным, он горевал. И это что‑ то убедило его, что нападки его отца были полностью обоснованы. Он поверил, что мы вампиры.

‑ Я не думаю, что кто‑ нибудь поверит ему, даже если он и покажет им свидетельства, которые он предположительно имеет. Все подумают, что в шоке. ‑ Она беспокоилась за безопасность Руди точно также, как и за их собственную.

Пальцы Михаила с нежностью прошлись по ее щеке. Это было так похоже на нее ‑ испытывать сочувствие к мужчине, вся сущность которого стремилась убить их. Неожиданно, его тело резко навалилось на нее. Дом вздрогнул, тихонько скрипнув на долю секунды, прежде чем первый взрыв отдался в их ушах. Над ними, на первом этаже, в окнах вышибло стекла, антикварная мебель разлетелась на кусочки. Один удар сердца. Два удара сердца. Еще один взрыв сотряс дом, разрушив стену с северной стороны.

В темноте блеснули клыки Михаила, раздавшееся шипение было обещанием безжалостного возмездия. Запах дыма, едкий и вонючий, проникал через потолок в их спальню, где сворачивался и собирался в ядовитое, обжигающее глаза облако. Над их головами пламя начало потрескивать и с жадностью лизать книги и картины ‑ прошлое Михаила, его настоящее. Оранжево‑ красные язычки алчно поглощали имущество, которое Михаил собирал на протяжении долгих веков своего существования. Руди хотел уничтожить все, явно не понимая, что у Михаила много домов, много сокровищ.

‑ Михаил! ‑ Она почувствовала его страдания от гибели его любимого дома, горящего прямо над ними. Вонючие запахи ненависти, страха и дыма смешались.

‑ Мы должны спуститься ниже. Дом, в конечном счете, рухнет. ‑ Жестокость, которую он чувствовал, эхом отдалась в ее сознании.

Рейвен попыталась принять сидячее положение, но ее движения были болезненно медленными.

‑ Нам следует выбраться из дома. Спустившись ниже, мы только попадем в ловушку между землей и пламенем.

‑ Солнце в самом зените. Мы должны уйти под землю. ‑ Его руки ощутимо сжались вокруг нее, словно этим он мог придать ей храбрости перед столкновением с лицом того, что они собирались сделать. ‑ У нас нет выбора.

‑ Ты иди, Михаил, ‑ проговорила она.

Страх вцепился в нее. Она была беспомощна в своем нынешнем состоянии. Даже если бы ей удалось заставить себя спуститься в подвал, то она никогда бы не смогла зарыться в землю, не смогла бы похоронить себя живьем. Она сойдет с ума, прежде чем придет время возвращаться на поверхность. Она совершенно точно не могла заставить себя совершить это действие, но это было необходимо, чтобы вселить в Михаила мужество сделать то же самое. Он был важнее, каждый из его людей нуждался в нем.

‑ Мы пойдем вместе, любимая. ‑ Он добавил в свой голос силу, которая не отразилась на его мускулистом теле. Его конечности были словно налиты свинцом. Ему потребовались невероятные усилия, чтобы стащить самого себя с кровати; его тело тяжело упало на пол. ‑ Давай, мы сможем сделать это.

Дым стал плотнее, и комната нагрелась подобно духовке. Потолок над головой стал зловеще темнеть. Дым причинял боль ее глазам, жаля достаточно сильно, что она вполне могла получить ожог.

‑ Рейвен! ‑ На этот раз это была властная команда.

Она скатилась с кровати, приземлившись довольно‑ таки тяжело, отчего у нее вышибло дух.

‑ Он пребывает слишком быстро. ‑ Тревожные колокольчики пронзительно звенели у нее в голове. Здесь было так много дыма, а над ними трещал дом.

Рейвен перетаскивала себя, дюйм за крошечным дюймом, следуя за болезненно‑ медленными передвижениями Михаила по полу. Они даже не могли ползти. Они были так слабы, что не могли встать на колени. Они скользили, вытянувшись во всю длину своих тел, используя свои руки для того чтобы передвигать себя вперед, пока не оказались перед спрятанным входом в подвал. Рейвен сделала бы что угодно, лишь бы Михаил оказался в безопасности убежища.

Тепло поглощало воздух в комнате так, что их тела прямо‑ таки купались в поту; их легкие устали и горели. Даже совместными усилиями, казалось, невозможно было поднять крышку люка.

‑ Сосредоточься. ‑ Объяснял Михаил. ‑ Делай это желанием.

Она отбросила все: свой страх, дым, огонь, агонию и ярость Михаила от того, что горит его дом, хищное животное, поднимающееся в нем. Она сузила все свои мысли на тяжелой двери, сфокусировалась, нацелилась. И та с бесконечной медлительностью начала двигаться, протестующее скрежеща металлом по дереву, но неохотно повиновалась. Михаил делился с ней своей силой. Когда дверь, наконец, распахнулась, раскрывая зияющую пропасть внизу, они изнуренно прислонились друг к другу, урывая момент, их сердца бешено колотились, их легкие горели огнем от клубившегося вокруг них дыма.

На потолок, над их головами, с крыши посыпались обломки. Огонь ревел подобно гигантскому монстру, яростным пожарищем, громким и жутким. Рука Рейвен проскользнула в руку Михаила. Он сжал свои пальцы вокруг ее.

‑ Крыша упала, потолок над нами вскоре тоже упадет.

‑ Ты иди, Михаил. Я подожду здесь так долго, как смогу. ‑ Отверстие в полу было таким же пугающем, как и сам пожар.

‑ Мы пойдем вместе. ‑ Приказ Михаила прозвучал как закон.

Рейвен смогла почувствовать произошедшие в нем изменения. Он не был больше человеком, а стал Карпатцем в полном смысле этого слова ‑ зверь внутри него собирался с силами, выжидая. Враг разрушил его дом, его имущество, угрожал жизни его паре. Медленное смертельное шипение вырвалось у Михаила. От этого звука ее сердце заколотилось. С Рейвен он всегда был нежным и добрым, ласковым и любящим. Но сейчас хищник вырвался на свободу.

Рейвен проглотила свой страх, закрыв глаза и очистив сознание. Ради Михаила, она была готова найти возможность спуститься вниз, в темную землю под подвалом, который располагался ниже. Михаил кружился в ней, сильный как всегда.

‑ Ты сможешь это сделать, любимая. Ты легкая, как перышко, и также легко ты паришь. ‑ Он создал для нее это ощущение.

Ее тело стало казаться нереальным, легким как сам воздух. Рейвен держала глаза закрытыми, даже когда почувствовала, как нежно вокруг нее кружится воздух, как обдувает ее кожу. Она могла чувствовать в своем сознании Михаила, хотя ее тело стало не более чем мимолетной дымкой, переплетенной с ним.

Темнота окружила их, ласкала их, несла их вниз к плодородной почве. Рейвен распахнула глаза, пораженная и обрадованная, обнаружив себя в подвале. Она спланировала по воздуху как перышко. Это возбуждало. На краткий момент ее удовольствие вытеснило страх и ужас от огня. Она смогла передвинуть тяжелый предмет, используя всего лишь силу своего сознания, а теперь она прошла через воздух, пролетела, словно была легким ветерком. Рейвен прислонилась к Михаилу, устало.

‑ Я не могу поверить, что мы это сделали. Мы действительно просто проплыли. ‑ В мгновение ока она отодвинула в сторону творящиеся вокруг них разрушения и радовалась удивлению от того, чем она стала.

В ответ Михаил просто притянул ее ближе, его руки обвились вокруг нее, ее изящное тело оказалось окружено и защищено его сильным телом. Возбуждение спало. Она точно также находилась внутри него, как и он внутри нее, и она чувствовала ледяной холод его горечи, безжалостной решимости. И это ничуть не было похоже на белый жар его ярости, это было намного‑ намного хуже. Этот Михаил был полностью Карпатцем, таким же опасно‑ смертельным, как и любой из мифических вампиров. Абсолютное отсутствие эмоций, сплошная концентрация железной воли и абсолютной решимости были пугающими. Он будет мстить быстро и беспощадно. Никакой золотой середины. Романов стал его врагом и его следует уничтожить.

‑ Михаил. ‑ Сочувствие и нежность успокаивающе заполнили его сознание. ‑ Потеря своего дома таким способом ‑ имущества, которое окружало и успокаивало тебя столь долго ‑ должно быть похоже на потерю части самого себя. ‑ Она потерлась лицом об его грудь, нежным утешающим жестом. ‑ Я люблю тебя, Михаил. Мы вместе построим другой дом. Вдвоем. Это конечно ужасный момент в нашей жизни, но мы сможем построить дом более крепкий, чем прежде.

Его подбородок опустился на макушку ее головы, его сознание послало ей волны тепла и любви. Но внутри так и осталась крайняя холодность, которую не тронули ее слова. Только рядом с Рейвен он чувствовал нежность, со всем остальным миром это было приравнено к действию ‑ убить или быть убитым.

Рейвен сделала еще одну попытку.

‑ Горе творит странные вещи с людьми. А Руди Романов потерял обоих родителей. Его мать была жестоко убита его собственным отцом. Вне зависимости от того, что он нашел, ‑ это заставило его обвинять тебя. Вполне возможно, что он чувствует вину за то, что считает своего отца сумасшедшим. То, что он творит ‑ ужасно, но не хуже того, что сделал ты с теми, кто убил твою сестру.

‑ Я не думал о сестре, когда напал на ассасинов. ‑ Некая мрачность сквозила в мыслях Михаила. ‑ Эти два случая не стоят сравнения. Ассасины напали на нас первыми. Я бы оставил их в покое, если бы они не стали преследовать моих людей. Однажды я уже подвел тебя, малышка. На этот раз я защищу тебя.

‑ Мы здесь в безопасности. Люди из деревни придут и потушат огонь. Они, возможно, заберут Руди в больницу. Они подумают, что он сумасшедший. И не надо волноваться, что люди подумают, что мы умерли в огне. Они ведь не найдут наших тел. Позже мы можем сказать, что навещали Селесте и Эрика, планируя нашу свадьбу.

Она не понимала, и он не решился рассказать ей. Они не были в безопасности. Огонь ревел над их головами, поглощая основание пола так же быстро, как и верхний этаж. В скором времени им придется уйти в безопасное убежище земли. Он также не был уверен, что их объединенных сил будет достаточно, чтобы раскрыть землю. Даже если бы это и получилось, он знал, что не смог бы отправить ее в глубокий сон. У него почти не осталось сил, почти все они ушли за время дня.

Они либо выживут, либо умрут вместе. Они будут вынуждены лечь в землю. Рейвен придется пережить похороны живьем еще до окончания этого дня, до конца которого еще много часов. Руди Романов обрек Рейвен на невыносимую пытку. Михаил знал ее величайший страх ‑ асфиксию. Его губы дернулись еще в одном молчаливом рычании. Смерть его дома, ‑ любимого, ‑ он мог простить, насколько это было возможно, но лежать беспомощным, в то время как Рейвен испытывает агонию от погребения, ‑ это не заслуживает прощения.

Все мысли Рейвен были о Михаиле, об его потере. Она испытывала сочувствие к Романову, она беспокоилась, что его свидетельство может поставить под угрозу других. Если бы Михаил смог собраться с силами, то поцеловал бы ее. Вместо этого, он сделал это своим сознанием. Всю свою любовь, все свое понимание ее сочувствия, ее безоговорочной любви, ее самоотверженности, он вложил в свой мысленный поцелуй.

Ее глаза расширились, стали темно‑ фиолетовыми, затем сладко‑ сонными, словно он опьянял ее своими поцелуями. Его руки запутались в ее волосах. Таких шелковистых, таких любимых. На краткий момент он закрыл глаза, смакуя этот момент, смакуя то, как она, заставляла его чувствовать себя таким любимым, таким заботливым. Он никогда этого не чувствовал на протяжении всех веков своего существования, и он был благодарен за то, что смог продержаться достаточно долго, чтобы испытать радость от единения с истинной Спутницей Жизни.

Звук огня над головой вновь стал громче. Рухнула балка, разбившись об пол над ними, и через открытую дверь в подвал посыпались искры, принося с собой дым и зловонный запах смерти. Смерти их дома.

‑ У нас нет выбора, любовь моя. ‑ Михаил был так нежен, насколько это было возможно. ‑ Мы должны уйти под землю.

Рейвен закрыла глаза, вновь вернулась паника.

‑ Михаил, я люблю тебя. ‑ Ее слова были наполнены грустью и одобрением. Одобрением не убежищем в земле, а неминуемой смертью. Она хотела сделать что‑ нибудь, в чем он нуждался, но этот способ был за пределами ее возможностей. Земле не удастся поглотить ее.

Михаил не мог тратить время на споры.

‑ Подпитай мой приказ своей оставшейся силой. Позволь ей перетечь из себя в меня, иначе я не смогу открыть землю.

Рейвен была готова сделать что угодно, лишь бы спасти его. Если это означало отдать ему последние унции своей силы, ‑ что ж так тому и быть. Без ограничений, с полной любовью и щедростью, Рейвен поделилась с ним своей силой.

Почва раскрылась прямо рядом с ними, разделившись на части, словно огромный куб был аккуратно извлечен из земли. Яма лежала раскрытая, свежая и прохладная, исцеляющая сила земли манила Михаила, но эта же влажная темнота заставляла ужас и абсолютный страх подниматься в Рейвен.

Она старалась доблестно удерживать свой ум в спокойном состоянии.

‑ Иди первым. ‑ Рейвен знала, что не сможет последовать за ним. Она также знала, что он обязан поверить, что она так и сделает, в противном случае нет никакого способа спасти Михаила.

За считанные секунды Михаил перекатился, обхватывая Рейвен руками и перенося их обоих через край в поджидающие руки земли. Он почувствовал ее молчаливый крик, эхом отозвавшийся в его сознании, но заставил свое сердце позабыть про жестокий страх внутри нее и, используя последние унции силы, сосредоточиться на закрывании земли над ними. Будучи тенью в ее сознании, он с легкостью мог читать ее намерения ‑ она бы никогда не пошла с ним.

Она все кричала и кричала, звук в его голове был диким и неконтролируемым. Очевидный, примитивный ужас. Она просила его, умоляла. Но Михаил мог только держать ее, впитывая волну за волной ужаса. Ее сознание представляло собой лабиринт паники и хаоса. Сам же он был изнурен, используя свои силы вплоть до последней унции, чтобы обеспечить их безопасность.

За всю свою жизнь ‑ столетия жизни ‑ он никогда не знал что такое ненависть. Но, лежа здесь, не обладая силами, чтобы отправить ее в забытье; со своим домом, горящим над их головами, и Рейвен, все ближе приближающейся к краю безумия рядом с ним, он научился. Он вновь выбрал для них жизнь, хотя при этом подверг ее таким ужасным страданиям. Помочь ей, он мог только вновь собравшись с силами. А восстановить потраченное ему удастся, только отгородившись от нее, обретя силы в бессмертном сне, присущем его виду, и позволив земле снова наполнить его силами. От этого новая волна ненависти поглотила его.

‑ Рейвен. ‑ Даже их сильная ментальная связь начала становиться трудной. ‑ Малышка, замедли ритм своего сердца по примеру моего. Нет никакой необходимости в воздухе, поэтому не пытайся дышать.

Она не смогла услышать его, отчаянно стараясь сделать глоток воздуха, которого здесь не было. Вместе со своей паникой и истерическим страхом, она ощутила чувство предательства из‑ за того, что он настоял на своем, навязал ей свое решение.

Михаил не решился погрузить себя в сон, вместо этого он продолжал оставаться в полной готовности, его руки ‑ в ее волосах, его тело ‑ расслабленным, впитывающим исцеляющее богатство земли. Он не оставит ее одну перед лицом того, что она рассматривает как похороны. Пока она испытывает страдания, он был решительно настроен оставаться с ней и разделить эту ужасную ношу. Хаос в ее сознании, казалось, продолжался вечность. Как только ее тело стало совершенно уставшим, как только истощение проникло через бессмысленный крик, она начала задыхаться, и этот звук страшно булькал в ее горле.

‑ Рейвен! ‑ Его тон был резким, властной командой.

Ее страх был слишком большим, а его сила не больше тени, иллюзорна. Михаил смог почувствовать, как ее горло закрылось, словно было его собственным, смог услышать ужасный предсмертный крик.

Он на мгновение отгородил свое сознание, позволяя земле укачать его в своей колыбели, успокоить, исцелить благоуханием почвы. Она пела ему мягким шепотом, мурлыкала колыбельную. Она проникала в его тело, оздоравливая, придавая энергии. Земля давала столь необходимое ему спокойствие, чтобы встретиться лицом к лицу с ее мучениями.

‑ По ч увствуй меня, малышка, почувствуй меня.

Ее сознание по‑ прежнему оставалось хаотичным, она по‑ прежнему задыхалась.

‑ Почувствуй меня, Рейвен, дотянись до меня. ‑ Он был само терпение, тишина, спокойствие в эпицентре бури . ‑ Рейвен, ты не одна. Почувствуй меня, в своем сознании. Успокойся и дотронься до меня, всего лишь на мгновение. Отбрось все, кроме меня.

Он почувствовал первое движение, ее первую попытку. Земля пела в нем, заполняя его клетки пока они не стали напоминать паруса на ветру.

‑ Почувствуй меня, Рейвен. В себе, вокруг себя, рядом с собой. Почувствуй меня.

‑ Михаил. ‑ Она была измучена, измочалена, разбита на множество кусочков. ‑ Я не могу вынести этого, помоги мне. Я действительно не могу сделать этого, даже ради тебя.

‑ Отдайся мне полностью. ‑ Он, конечно, подразумевал исцеляющее богатство почвы, но не желал сообщать ей об этом.

Он позволил ей ощутить движущуюся в нем силу, обещание отдыха и помощи. В своем сознании он держал только тепло, любовь и впечатление власти. Ей необходимо было поверить в него, необходимо было слиться с ним, чтобы она смогла ощутить могущество земли, точно также как это ощущал и он.

Рейвен понимала, что сходит с ума. Она всегда боялась закрытых пространств. И не имело значения, что Михаил говорил, что она не нуждается в воздухе. Она знала, что нуждается. Потребовалось несколько попыток и вся дисциплина, которой она обладала, чтобы заблокировать страх, ужас, правду о том, что она лежит глубоко под землей. С последним слабым усилием она вползла в сознание Михаила и отступила от реальности того, чем она стала, и что ей приходиться делать, чтобы выжить.

Хватка Михаила, которой он удерживал ее, была ненадежной. Рейвен была легкой, нереальной в его сознании. Очень тихой, почти неподвижной. Она не принимала исцеляющую силу земли и не боролась с ситуаций, в которой они оказались. Рейвен не отвечала на его нежные вопросы. Он знал о том, что она там, только по небольшому съежившемуся мерцанию в уголке своего сознания.

Прошло некоторое время, прежде чем он начал осознавать слабое изменение силы, рябь узнавания, подобно поисковому кристаллу, глазу, раскрывшемуся в земле рядом с ними. Они были больше не одни. Присутствующий дотронулся до него, вошел в его сознание. Мужчина. Могущественный. Грегори.

‑ Все хорошо, мой друг. ‑ Холодная угроза сквозила в его сознании. Они знали друг друга очень хорошо, поскольку веками противостояли вместе всякому злу.

Грегори не спрашивал, и Михаил был поражен, действительно поражен, тем, что мог поддерживать контакт. Рейвен и он находились глубоко в недрах земли. Солнце все еще было высоко в небе и все Карпатцы были слабы. Как Грегори мог совершить такой подвиг? Это было неслыханно, даже в легендах и мифах прошлого, о таком не упоминалось.

‑ Твоя женщина нуждается во сне, Михаил. Позволь мне помочь тебе.

Грегори был очень далеко, это Михаил смог определить, тем не менее, связь между ними была очень сильна. Послав Рейвен в сон, Грегори получит некое подобие власти над ней. Михаил замер в нерешительности. Доверяет ли он Грегори? Сила, которой обладал Грегори, была феноменальной.

Раздался низкий, невеселый смех.

‑ Она не переживет этот день, Михаил. Даже будучи запертой с тобой, ее человеческие ограничения возьмут вверх над ее желанием помочь тебе.

‑ А ты сможешь сделать это? Даже на таком расстоянии? Ты сможешь благополучно погрузить ее в сон? Прекратить ее мучения? В этом не будет никакой ошибки? ‑ Михаил обнаружил, как ему хочется поверить во все это.

Грегори был их целителем. Если он сказал, что Рейвен не сможет пережить погружение в землю, то это только подтверждало его собственные мысли.

‑ Да, через тебя. Ты единственное существо на земле, которому я присягнул на верность. У тебя всегда есть моя преданность. Я рассчитываю на тебя, поскольку ты моя семья и мой друг. Пока твоя женщина или какая‑ то другая не подарят мне Спутницу Жизни, ты единственный человек, стоящий между мной и темнотой.

Грегори никогда не признался бы в этом, если бы не считал ситуацию чрезвычайно опасной. Он предоставил Михаилу единственную причину, по которой он мог ему доверять.

Привязанность и сожаление поднялись в его душе, смешиваясь.

‑ Спасибо, Грегори, я у тебя в долгу.

‑ Мне хочется, чтобы ты стал отцом моей Спутницы Жизни. ‑ В его голосе прозвучали какие‑ то странные нотки, которые Михаил не смог определить, словно Грегори подстраховывался, чтобы его желание исполнилось.

‑ У меня чувство, что дочь Рейвен будет тем еще наказанием. ‑ Михаил проверил свою интуицию .

‑ Не сомневаюсь, что смогу ответить на вызов. ‑ Реплика Грегори была намеренно туманной. ‑ Я погружу твою Спутницу Жизни в сон, присущий нашему народу, чтобы она не испытывала мучений от своих человеческих ограничений.

Команда Грегори была четкой, властной, которую невозможно было игнорировать. Дыхание покинуло Рейвен с тихим вздохом. Ее сердце замедлилось, пропустило удар, остановилось. Ее сознание закрылось, не пропуская ужас, ее тело раскрылось навстречу исцеляющей силе богатой земли.

‑ А теперь спи, Михаил. Я узнаю, если вас побеспокоят.

‑ Тебе не стоит охранять меня, Грегори. Ты и так сделал очень многого для наших людей, вещи о которых они даже не знают. Я никогда не смогу возвратить тебе свой долг.

‑ Я не могу иначе, да и не хочу. ‑ Отрезал Грегори .

Наконец‑ то, Михаил позволил себе такую роскошь, как сон, позволяя земле воспользоваться шансом и до краев наполнить его колоссальной силой. Он нуждался в силе, которую давала ему земля, чтобы осуществить свое возмездие. Плотнее прижав Рейвен к себе, Михаил одновременно сделал последний вдох, не сомневаясь, что угрожающая им опасность прошла.

Солнце, казалось, светило очень долго, прежде чем скрылось за горизонтом. Цвет неба стал кроваво‑ красным, окруженным оранжевыми и розовыми тенями. Появившуюся луну, подобно тонкой вуали, закрыли облака. А окружившее луну кольцо было подобно какому‑ то ужасному предзнаменованию. Лес был темным, пугающе молчаливым. Усики тумана низко стелились по земле вокруг деревьев и кустов. Легкий ветерок лениво гнал облака, ласкал тяжелые ветки и пытался, правда, напрасно, рассеять запах дыма, который стойко затянул лес. Ветерок дотронулся до темного пепла и сгоревших балок, почерневших камней ‑ всего, что осталось от того, что когда‑ то было домом Михаила Дубрински.

Двое волков обнюхали потемневшие остатки, подняли свои морды к небу и печально завыли. Сквозь лес им ответила остальная стая, пением выражая свою печаль. Через несколько минут эхо отданного им долга затихло в дали. Двое волков оббежали обуглившиеся руины и, учуяв две неясные тени, в тревоге резко остановились возле кованных железных ворот.

Животные резко развернулись и побежали прочь, найдя нечто зловещее в двух безжизненных фигурах. Они быстро пронеслись назад в темноту леса. Молчание вновь укрыло горы подобно покрывалу. Лесные создания предпочли попрятаться в своих логовах и норах, чем столкнуться с запахом пепла и смертью дома того, кто так долго был их частью.

Внизу под землей лежало два тела ‑ без движения, безжизненно. В тишине одно сердце начало биться. Сильно, ритмично. Кровь стремительно начала бежать по венам. Долгое тихое шипение возвестило о начале работы легких. Темные глаза раскрылись, и Михаил обследовал землю над их головами. Было далеко за полночь. Огонь был потушен, пожарные, следователи и любопытные искатели давно ушли домой.

Наверху он почувствовал присутствие Жака и Грегори. Больше никого, ни людей, ни Карпатцев, поблизости не наблюдалось. Михаил перенес все внимание на Рейвен. Каким бы великим не было искушение скомандовать Грегори разбудить ее, он понимал, что это было бы эгоистично и не в ее интересах. Пока ее полностью не поднимут из земли, Рейвен лучше оставаться спящей. Ей не нужно напоминание об ее ужасном суровом испытании. Он сжал руки вокруг ее неподвижного, прохладного тела, прижимая к своему сердцу в течение довольно долгого момента.

Прорвавшись через земную кору, Михаил, как только появился на ночном воздухе, испытал легкую дезориентацию. Когда он оказался в состоянии, то поднялся в воздух, что позволило бы ему лучше защитить Рейвен, если бы в этом возникла необходимость. Воздух ворвался в его легкие, обдувал его тело. В свете луны серебром замерцали перья, раскрылись огромные крылья, достигающие в длину добрых шесть футов, и с силой взмахнув, подняли в небо невероятно огромную сову, где та сделала круг над темным лесом, ища врага, который оказался достаточно глуп, чтобы угрожать ему.

Михаилу требовалась свобода, которую могло дать только небо, чтобы избавиться от унылых отзвуков перенесенного Рейвен ужаса, который все еще сильным эхом отдавался в его голове. Он резко направился к земле, приблизившись к ней настолько близко, насколько мог, прежде чем раствориться в тумане. Поток капель пролился через деревья, а затем собрался воедино, формируя тело огромного волка. Он бежал легко, поддерживая невероятную скорость, уклоняясь от кустарников, деревьев, и, перепрыгнув через поляну, вновь поднялся в воздух, подобно стреле, выпущенной из лука.

Когда его сознание наконец‑ то стало более‑ менее ясным и спокойным, Михаил рысью понесся по направлению к потемневшим руинам, вновь принимая свою собственную мужественную человеческую форму, и, полностью одетый, шагнул навстречу брату. Он прекрасно сознавал, что вся природа, все, чьей частью он был, могла чувствовать его ледяную ярость. Она находилась глубоко внутри него, кипя, внося дисгармонию в окружающий воздух, в лес. Его врагам не удастся сбежать.

Жак медленно выпрямился, словно провел в ожидании много часов. Его рука прошлась по задней части его шеи, потерев основание. Михаил и Жак уставились друг на друга с темной грустью в своих глазах. Жак сделал шаг вперед и потянулся к Михаилу с несвойственной ему привязанностью. Пожатие было кратким и сильным, когда два крепких дуба обменялись объятиями. Михаил знал, что Рейвен бы рассмеялась над ними обоими за это.

Грегори пребывал в прежнем положении ‑ сидя на корточках и пригнувшись низко к земле ‑ его неподвижное тело могло посоперничать с широким стволом дерева. Он был полностью неподвижен, его потемневшее лицо не выражало никаких эмоций. Его глаза были подобны обломкам серебра, напоминая постоянно движущуюся ртуть в гранитной маске. Грегори поднялся медленно, с плавной силой и явной опасностью.

‑ Спасибо, что пришел, ‑ просто проговорил Михаил Грегори. Своему старому другу. Своей правой руке. Их величайшему целителю, безжалостному охотнику на нечисть.

‑ Романова доставили в госпиталь и дали успокоительное, ‑ тихо сказал Жак. ‑ Я сказал горожанам, что ты и Рейвен уехали на несколько дней. Ты популярен среди деревенских жителей и все они возмущены тем, что произошло.

‑ Сможем ли мы возместить ущерб, нанесенный нашему народу? ‑ Спросил Михаил.

‑ Мы можем уменьшить его, ‑ правдиво ответил Грегори. ‑ Но Романов уже отослал найденные им свидетельства нескольким людям. Мы должны приготовиться к обороне. Весь наш образ жизни будет изменен навсегда. ‑ Грегори небрежно пожал широкими плечами.

‑ Его доказательства?

‑ Отпечатки пальцев, фотографии. Он был в ужасно нервном состоянии. Доктора верят, что он совершенно не в себе и опасен не только для себя, но и для окружающих. Картины, которые я вытащил из его сознания перемешаны. Его родители, но в основном его мать. Очевидно, именно он обнаружил ее тело. Твой дом. Чувство вины. Огонь. ‑ Грегори всмотрелся в небо над своей головой, медленно и осторожно скользя своими бледно‑ серебристыми глазами. Его грубые черты продолжали оставаться совершенно неподвижными и суровыми.

Грегори излучал опасность. Все его тело, его манера держаться говорили о власти, об угрозе. И в тоже время выражение лица Грегори было пустым. Михаил чувствовал монстра внутри него, дикого и неприрученного, затаившегося прямо под поверхностью, стремящегося вырваться на свободу. Их глаза встретились в каком‑ то безнадежном понимании. Еще одна война. Больше убийств. Чем больше мужчина убивает, тем опаснее становятся шепоты силы, призывы стать вампиром. Жестокость была единственной вещью, которая позволяла многовековому мужчине ощущать скоротечность времени. Что само по себе было ужасным стимулом для каждого в темном безнадежном мире.

Грегори отвел взгляд, не желая видеть сочувствие на лице Михаила.

‑ У нас нет выбора, кроме как вызвать к нему недоверие.

‑ Но прежде всего, Рейвен должна находиться в безопасности и под защитой, пока мы занимаемся данной проблемой, ‑ резко проговорил Михаил.

‑ Твоя женщина очень хрупка, ‑ тихо предупредил его Грегори. ‑ Доставь ее на поверхность и одень, прежде чем я разбужу ее.

Михаил кивнул. Грегори с легкостью прочитал его намерения. Он бы ни за что не захотел, чтобы она проснулась в месте, которое отдаленно напоминало бы холодную могилу. Жак и Грегори отошли к лесу, предоставляя Михаилу уединение. Лишь после того как Рейвен оказалась в безопасности его объятий, Михаил подумал о том, чтобы одеть ее по‑ американски. Используя естественные волокна, которые легко поддавалась воздействию Карпатцев, он создал синие джинсы и рубашку с длинными рукавами.

‑ Грегори.

Рейвен, задыхаясь, проснулась, вцепилась в свое горло, отчаянно стараясь втянуть воздух в свои горящие легкие. Она была смущена, охвачена паникой, отчаянно борясь.

‑ Почувствуй воздух на своей коже, ‑ тихо приказал Михаил, его рот прижался к ее уху. ‑ Почувствуй ночь, ветер. Ты в безопасности в моих руках. Ночь прекрасна, цвета и запахи разговаривают с нами.

Сине‑ фиолетовые глаза Рейвен занимали почти все лицо, ничего не видя, ничего не понимая. Она сделала глубокий вдох, и постаралась сделаться как можно меньше. Прохладный ночной воздух потихоньку творил свою магию, снижая ужасную борьбу в ее горле. Слезы, подобно драгоценным камням, замерцали в ее глазах, запутались на ее ресницах.

Михаил усилил свое объятие, так, чтобы она смогла почувствовать всю силу его большого тела. Медленно, дюйм за дюймом, ее тело начало становиться менее напряженным, так, что она смогла расслабиться. Он дотронулся до ее сознания с нежной теплой лаской, обнаруживая, что она борется за самоконтроль.

‑ Я здесь, Рейвен, с тобой. ‑ Сознательно проговорил он вслух, чтобы как можно больше походить на человека. ‑ Ночь взывает к нам, приглашает нас, разве ты не слышишь? Послушай сколько красоты в песне насекомых и прочих ночных созданий. Позволь себе услышать ее. ‑ Он говорил с ритмичными притягательными нотками, почти гипнотическими.

Рейвен подняла колени и уткнулась в них лбом, согнувшись. Она раскачивалась взад и вперед, с реальностью ее удерживала только тонкая нить. Она просто чередовала вдох и выдох, оценивая свою способность делать это, сосредотачиваясь на самом процессе дыхания.

‑ Я хочу доставить тебя в безопасное место, подальше отсюда. ‑ Он широким жестом указал на обуглившиеся руины его некогда красивого дома.

Рейвен продолжала держать голову опущенной вниз. Она просто вдыхала и выдыхала. Михаил вновь дотронулся до ее сознания. В нем не было мыслей ни об осуждении, ни о предательстве. Ее сознание было разбито на фрагменты, помято и неустойчиво, отчаянно стараясь выжить. Ее привычная одежда и его присутствие давали ей ощущение спокойствия. Его ледяная ярость, его желание яростного возмездия вновь подняли голову.

‑ Маленькая сестра. ‑ Жак появился на границе леса, сбоку от Грегори. Когда Рейвен не подняла глаза, Жак сел рядом с ней, его рука погладила ее по плечу. ‑ Волки сегодня ночью безмолвствуют. До этого ты их слышала? Они оплакивали потерю дома Михаила. А теперь они молчат.

Она моргнула, ее потерянный пристальный взгляд сосредоточился на лице Жака. Она ничего не сказала, но появилось ощущение, что она его не узнала. Она дрожала, озноб сотрясал ее маленькое тело, запертая между тремя могущественными мужчинами.

‑ Ты можешь стереть ее воспоминания. ‑ Предложил Грегори, явно не понимая, почему Михаил еще не сделал этого.

‑ Ей бы это не понравилось.

‑ Она не будет знать об этом. ‑ Грегори добавил небольшую резкость в свой тон. Когда Михаил не ответил, он просто вздохнул. ‑ Тогда, позволь мне исцелить ее. Она важна для всех нас, Михаил. Она напрасно страдает.

‑ Она хотела бы сделать это самостоятельно. ‑ Михаил прекрасно понимал, что Грегори думает, будто он потерял свой ум, но он знал Рейвен. У нее была своя храбрость, свои собственные идеи о правильном и неправильном. Она не поблагодарит его, когда узнает, что он стер ее воспоминания. А между Спутниками Жизни не может быть лжи, и Михаил был решительно настроен дать ей время справиться с тем, через что они прошли вместе.

Михаил дотронулся до бархатной, как лепесток розы, кожи, нежными пальцами прошелся по изящной скуле.

‑ Ты была права, малышка. Мы построим наш дом вместе, построим его более крепким, чем когда‑ либо. Мы выберем место, глубоко в лесу, и наполним его такой любовью, что она прольется и на наших волков.

Ее сине‑ фиолетовый взгляд полыхнул внезапным узнаванием, поднявшись к лицу Михаила. Кончик языка коснулся полной нижней губы. Она выдавила робкую улыбку.

‑ Я не думаю, что из меня выйдет Карпатка. ‑ ее голос напоминал едва ли не писк.

‑ Вы именно такая, какой и должна быть Карпатская женщина, ‑ галантно заметил Грегори, тон его голоса был низким и мелодичным, с успокаивающими исцеляющими нотками. Оба, ‑ и Михаил, и Жак, ‑ обнаружили, что внимательно вслушиваются в неотразимый тон. ‑ Вы подходите нашему принцу, чтобы стать его Спутницей Жизни, и я свободно дарю вам свою верность и защиту, точно так же, как я подарил их Михаилу. ‑ Тон его голоса сознательно стал низким, просачиваясь в ее фрагментированное сознание подобно успокаивающему бальзаму.

Растерянный взгляд Рейвен перешел на Грегори. Ее длинные ресницы взметнулись вверх, глаза стали такими темными, что казались почти пурпурными.

‑ Вы помогли нам. ‑ Ее пальцы поискали и нашли пальцы Михаила, переплетясь с ними, но взгляд не отрывался от лица Грегори. ‑ Вы были так далеко. Солнце стояло высоко, но, тем не менее, вы обо всем узнали и оказались способны помочь нам. Для вас это было трудно, я почувствовала это, когда вы потянулись ко мне, чтобы забрать то, что я не могла вынести.

Серебристые глаза, резко выделяющиеся на темном лице, сузились до разрезов жидкого серебра. Завораживающие. Гипнотические. Голос понизился еще на одну октаву.

‑ Михаил и я связаны: мы вместе делили долгие темные годы пустоты без единой мысли о надежде. Возможно, ты представляешь надежду для нас обоих.

Рейвен неотрывно и серьезно посмотрела на него.

‑ Это бы доставило мне удовольствие.

Михаил почувствовал, как волна любви накатывает на него, волна гордости. В Рейвен столько сочувствия. И хотя ментально она была избита и расплющена, и хотя сознание Грегори было плотно закрыто от них, а по его резким чертам было невозможно ничего прочитать, она поняла, что Грегори борется за выживание, что он нуждается быть втянутым в круг света и надежды. Михаил мог бы сказать ей, что Грегори похож на воду, утекающую через пальцы, которую невозможно ни удержать, ни проконтролировать. Он был сам себе закон ‑ темным опасным мужчиной на краю зияющей бездны безумия.

Михаил скользнул руками вдоль ее плеч.

‑ Мы собираемся доставить тебя в какое‑ нибудь безопасное место. ‑ Тихо проговорил он, словно разговаривал с ребенком.

Пристальный взгляд Рейвен на некоторое время замер на лице Михаила. На этот раз ее улыбка была естественной, ‑ затронула ее глаза и осветила их впервые за это время.

‑ Если бы вы трое могли увидеть себя со стороны. Это очень мило с вашей стороны защищать меня, словно я фарфоровая куколка, особенно, когда я чувствую себя на нее похожей, но Михаил присутствует во мне, а я ‑ в нем. Я чувствую тоже, что чувствует он, знаю его мысли. Хотя он старается спрятать их от меня. ‑ Она наклонилась, чтобы поцеловать его темную от щетины челюсть. ‑ Я люблю вас за попытку защитить меня, но я не слабая. Мне просто нужно было преодолеть те человеческие ограничения в моем сознании, которые мешают мне. Никто из вас не сможет сделать этого за меня. Я должна сделать это сама.

Жак протянул Рейвен руку со старомодной галантностью. Она приняла ее и позволила поднять себя на ноги. Михаил встал рядом с ней, его руки прижали ее под защиту его тела. Она нуждалась в этом контакте, в его близости, в твердом ощущении его тела. Грегори исполнял роль охранника, всматриваясь в воздух, землю, двигаясь так, что его тело постоянно закрывало принца и его Спутницу Жизни.

Три внушительные фигуры окружили небольшую фигурку, двигаясь как одно целое, как почетный караул, ‑ их шаги были медленными и ленивыми, их сознания безмятежны, без единого намека на нетерпение или на их желание взяться за свою ночную работу. Голод разъедал Михаила, но он также держался в уголке сознания. Когда ее сознание дотрагивалось до его, она чувствовала только любовь и обеспокоенность, желание порадовать ее.

Рейвен наслаждалась ощущением мягких листьев под своими ступнями, когда они шли через лес. Она подняла свое лицо навстречу ветру, глубоко вдыхая все секреты, которые смог донести и разгласить легкий ветерок. Каждое насекомое, каждый шорох в кустах, каждое покачивание веток уменьшало ужасный страх на ее сердце, удаляя пугающие воспоминания как можно дальше в уголки памяти.

‑ Я могу полностью избавить тебя от них, ‑ тихо предложил Михаил.

Рейвен улыбнулась ему небольшой улыбкой, предназначенной, чтобы подбодрить его. Ее тело слегка потерлось об его. Она прекрасно сознавала, каким соблазном это было для него, как двое остальных мужчин посчитали его сумасшедшим из‑ за того, что он не воспользовался шансом.

‑ Ты же знаешь, что я предпочитаю сохранять свои воспоминания. Все их.

Они шли примерно час, Михаил неуловимо направлял ее вверх по извилистой узкой тропинке вглубь леса и выше в горы. Небольшой домик скрывался за скалой. Почти у самых стен густо росли деревья. Снаружи он выглядел маленьким, темным и заброшенным.

Именно Жак и Грегори оказались теми, кто изменил темный интерьер домика. По мановению руки исчез слой пыли. Полена в камине оказались охвачены пламенем. Зажглись свечи, и аромат леса наполнил помещение.

Рейвен, не сопротивляясь, вошла в домик. Грегори и Жак прошлись по небольшому строению, обустраивая его настолько, насколько были способны за такой короткий промежуток времени. А затем удалились под защиту леса, предоставляя Михаилу и Рейвен время побыть вдвоем.

Рейвен прошлась по деревянному полу, устанавливая между собой и Михаилом дистанцию. Она все еще была очень слаба, но хотела обходиться без поддержки Михаила настолько, насколько это было возможно. Она дотронулась до спинки стула, проходясь по ней пальцами. Привычное ощущение дерева помогло уменьшить охватившую ее дрожь.

‑ Спасибо, Михаил, за мои синие джинсы. ‑ Через плечо она подарила ему слабую улыбку. Загадочную и сексуальную, невинную и невероятно хрупкую. В глубине ее синих глаз он не нашел ни гнева, ни обвинения ‑ только любовь к нему сияла там.

‑ Я счастлив, что они понравились тебе, хотя я все еще считаю, что это одежда для мужчин, а не для красивой женщины. Я надеялся, что они заставят тебя улыбнуться.

‑ Только от того, что на твоем лице появится то страдальческое выражение. ‑ Она встала возле окна, ее глаза с легкостью пронзали темноту. ‑ Я никогда больше не хочу пережить это вновь. ‑ Сказала она резко, со значением. Желая, чтобы он понял, что она серьезна.

Михаил резко втянул воздух, скрывая ответ, готовый сорваться с языка. Вместо этого он тщательно подобрал слова.

‑ Наша кровь и, прежде всего, наши тела, приветствуют землю. Раны на моей ноге прошли за одну ночь. Твои раны, такие глубокие, почти смертельные, зажили за шесть ночей.

Рейвен наблюдала, как ветер гонит по земле листья.

‑ Я довольно‑ таки умна, Михаил. Я смогла лично убедить, что то, что ты мне говоришь правда. Разумом, я возможно даже принимаю это, восхищаюсь этим. Но я ни за что не хочу испытать это вновь. Я не могу. Я не желаю, и прошу тебя принять этот недостаток во мне.

Он прошел разделяющее их расстояние. Его рука обхватила ее сзади за шею и притянула в его объятия. Он обнимал ее, здесь в старом домике, глубоко в горах и лесах. Он горевал о потере своего дома, своих книг, горевал о своем прошлом, но больше всего, он горевал о своей неспособности отдалиться от Рейвен. Он мог приказывать земле, животным, небу, но, тем не менее, он не мог заставить себя удалить ее воспоминания, потому что она просила его не делать этого. Такая невинная, небольшая просьба.

Рейвен подняла голову, изучая темные черты его лица своими серьезными глазами. Очень нежно она разгладила глубокие морщинки тревоги на его лбу.

‑ Не печалься обо мне, Михаил, и прекрати брать на себя так много. Воспоминания полезная вещь. Когда я стану сильнее, я смогу вернуться к ним и изучить их, взглянуть на них с других углов, и возможно стану чувствовать себя намного уютнее с вещами, которые мы должны делать, чтобы защитить себя. ‑ Какая‑ то нотка юмора слышалась во всем этом, а также хорошая доля скептицизма.

Рейвен взяла его за руку.

‑ Знаешь, любовь моя, ты не несешь ответственность за мое счастье, или за мое здоровье. Всякий раз у меня был выбор, с самой первой нашей встречи. Я выбрала тебя. Совершенно ясно, в своем сердце и в своих мыслях я выбрала тебя. Если бы мне вновь пришлось пережить все это, даже зная о том, через что мне придется пройти, я все равно выбрала бы тебя без колебаний.

Его улыбка могла растопить ее сердце. Обхватив ее лицо руками, Михаил наклонил голову, прикасаясь своим ртом к ее. Внезапный электрический разряд проскочил между ними. Во влажном прикосновении его рта Рейвен смогла почувствовать всю его любовь. Поднявшийся голод был резким и разъедающим. Звук жарко текущей крови, биение сердец, неожиданное бурное влечение буквально поглотили их обоих. И хотя его руки обвились вокруг нее, притягивая ближе к его твердому телу, его нежный рот нес несомненный аромат его сильной любви. Пальцы Михаила запутались в ее шелковистых волосах, словно он хотел навечно удержать ее рядом с собой.

Рейвен растворилась в нем, на краткий момент она почувствовала себя мягкотелой, гибкой, почувствовала себя сладостным теплом, согревающим его. Она отодвинулась первой. По его лицу можно было очень легко увидеть терзающий его голод, поскольку точно такой же голод поднимался и в ней. Ее тело требовало питания после перенесенного ею сурового испытания. Подняв длинные ресницы, она взглянула на его горячо любимые мужественные черты лица, на чувственный разрез его рта, на чувственное приглашение, теплящееся в его темном пристальном взгляде.

Рейвен поцеловала его горло, а ее руки взметнулись к пуговицам на его рубашке. Ее тело сжалось, пульсируя жаром и голодом. Ее рот прошелся по его коже. Она вдохнула его запах ‑ дикую загадку ночи. Страстное желание внутри нее росло и распространялось подобно пожару. Ее язык попробовал на вкус его кожу, прошелся по линиям его мышц, и вернулся назад, чтобы погладить пульс, так сильно бившийся на его горле.

‑ Я люблю тебя, Михаил. ‑ Эти слова были прошептаны прямо в его горло. Шепотом сирены. Шелком и светом горящей свечи. Они были атласными и горячими, насыщенно сексуальными.

Каждый мускул на его теле напрягся. Невыносимая потребность пронеслась по его телу, предвкушение. Она была удивительным чудом красоты, в котором сплелись человеческая хрупкость, храбрость и сострадание. Пальца Михаила в ее волосах сжались в кулак, притягивая ее голову к нему. Ее рот подобен шелковистому пламени, скользящему по его груди, все наращивая и наращивая тепло и огонь, пока все его сознание не оказалось охвачено красной дымкой голода.

‑ Это опасно, малышка. ‑ Черный бархат соблазна скользил в расплавленной хрипоте его голоса.

‑ Я нуждаюсь в тебе. ‑ Шепотом высказала она правду, и ее теплое дыхание согрело его плоские соски, творя интригующие вещи с его грудью. Она действительно нуждалась в нем. Его твердое тело, разгоряченное и дикое, прогоняло ощущение холодной земли, сомкнувшейся над ее головой. Ее тело нетерпеливо и многообещающе двигалось напротив его. Ее руки скользнули вниз, раздвинули края его рубашки и спустились еще ниже, чтобы найти молнию, где его плоть напряженно пыталась вырваться на свободу. Он с трудом ловил ртом воздух, резкий стон явного желания послужил ответом на ласковое поглаживание ее пальцев. ‑ Мне необходимо ощутить в себе твое тело, Михаил, настоящее и живое. Я нуждаюсь в этом больше, чем во всем остальном. Дотронься до меня. Прикоснись ко мне везде. Я хочу ощутить тебя глубоко в себе.

Михаил стянул рубашку через голову и отбросил прочь. Его руки обхватили ее узкую грудную клетку, выгибая ее тело назад таким образом, чтобы он смог потереться своей темной от щетины челюстью об мягкую кремовою возвышенность ее груди. От этого жесткого прикосновения язычки пламени начали лизать ее нервные окончания. Его рот скользнул вверх и прошелся по ее губам. Его язык погладил изящную линию ее шеи в том месте, где бешено бился пульс, медленно с величайшей лаской прошелся по волнующей линии ее горла, прежде чем с преднамеренно мучительной медлительностью спуститься к ее соску. Она почувствовала прилив влажного тепла, раскаленную боль, когда его губы сомкнулись вокруг ее груди, огненно и эротично. Рейвен издала крик и откинула голову назад, выгибаясь навстречу ему, предлагая себя сильному потягиванию его горячего рта.

Без всякого предупреждения, монстр внутри него вырвался на свободу, собственнически взревел и сорвал ее отвратительные синие джинсы. Его зубы с легкими укусами прошлись по ее плоскому животу, когда он опустился на колени. Через тонкую ткань трусиков она почувствовала горячее исследование его языка ‑ дикое, влажное, ‑ от которого пропадало дыхание. Он отодвинул в сторону тонкий материал, нападая, поглаживая и лаская.

Рейвен издала еще один крик, радостно приветствуя неприрученного зверя в нем, приподнимаясь, чтобы встретить его эротическое нападение. И когда он сорвал трусики, она прижалась к его голодному раскаленному рту. Низкое рычание вырвалось из горла Михаила, громкий звук ничем неприкрытого обладания. Он упивался ее диким откликом на его нападение. Он нуждался в ничем не сдерживаемой, необузданной хватке ее кулаков в своих волосах, притягивающей его ближе к себе, в хриплом бессвязном крике вырывающемся из ее уязвимого горла. Ее тело сжалось, раскаленное добела тепло неистово требовало освобождения.

Рыча от наслаждения, его собственное тело запылало, иссушаясь и становясь невыносимо чувствительным, но он безжалостно удерживал ее на самом краю. Власть, бархатное тепло, их смешанные запахи омывали его, становясь частью его ненасытного желания. Он хотел, чтобы она поняла, что принадлежит ему, чтобы горела и нуждалась в нем, как он нуждается в ней.

Его собственное имя эхом отозвалось у него в голове ее мягкой невнятной мольбой, от звука которой его напряженное тело начало испытывать невыносимую боль. Власть обладания обострила его голод, подвела к краю его аппетит, как сексуальный, так и физический, который он едва мог контролировать, чтобы не поглотить ее полностью. Его тело требовало ее прикосновения ‑ прикосновения шелковистого тепла ее рта, покусывания ее зубов на его чувствительной коже. Его кожа была такой горячей от невыносимого желания к ней.

С рычанием он вознес ее на облака, от чего ее тело охватила сильная дрожь и оно изогнулось, требуя большего ‑ требуя его проникновения, требуя, чтобы его тело заполнило ее. Упав на колени, она начала сдергивать с него брюки, стаскивая их вниз, пока они не достигли его бедер, пока он не оказался на свободе, напряженно направленный в ее сторону. Ногти Рейвен царапали его ягодицы, ее язык ласкал твердые мускулы его груди.

Ее заманчивый смех ‑ низкий, соблазнительный, ‑ эхом отозвался в его сознании. А скольжение ее шелковистых волос по его бедрам было почти невыносимым. Настал его черед, и он сообщил ей об этом рычащей мольбой, властным требованием. Когда она подчинилась, то горячий атлас ее рта, влажный и эротичный, почти свел его с ума. Если до этого ситуацию контролировал он, то теперь власть перешла к Рейвен, и она была в полном восторге от этого ‑ от того, что могла сделать это с ним.

Рычание пророкотало в его горле, становясь почти животным, невероятно пугающим. Его бедра двигались в безумном ритме. Неожиданно Михаил понял, что больше не может этого выносить, и, отдернув ее от себя, опустил на пол и раздвинул ее колени в стороны, готовясь овладеть ею. Прижав ее к полу, он овладел ею одним сильным мощным толчком, заполняя собой ее узкий бархатный канал так глубоко, как это только было возможно.

Рейвен вновь вскрикнула, когда он с силой вошел в нее; каждый его толчок был яростным и энергичным, каждый последующий был более диким и исступленным, чем предыдущий. Ее же язык ласкал его горло.

‑ Накорми меня, Михаил. Накорми сейчас, когда овладеваешь мною, а потом я дам тебе все, что ты захочешь. ‑ Шепча это, она напоминала колдунью; сам ее голос словно добавлял восторга.

Она никогда до этого не просила его крови, его дающей жизнь жидкости, и сама мысль об этом, была также сексуальна, как и ощущение ее рта на своем теле. Его тело напряглось, становясь невыносимо твердым, но, тем не менее, ее просьба предоставила ему возможность двигаться медленнее, так что он смог ощутить ее предвкушение, когда ее язык поглаживал место, где бился его пульс. И когда он погрузился в ее огненно‑ горячие ножны, ее зубы в ответ глубоко проникли в него. Раскаленное добела тепло и голубые молнии пронеслись через его тело. От утонченного, граничащего с болью, наслаждения он откинул голову назад.

Горячий, сладостный запах его древней крови смешался с их мускусным запахом; сильное посасывание ее рта перекликалось с крепкой хваткой ее тела, окружившего его. Его движения сознательно соответствовали ее, он хотел, чтобы она приняла его кровь, его семя ‑ саму сущность жизни ‑ в свое тело. Тело Рейвен вздымалось навстречу его; настойчиво, в сладостной пытке, сжимая его в бархатных тисках, выдаивая с тем же самым темным огнем, что и ее шелковистый рот.

От поглаживания ее языка по их телам прокатывались отголоски пережитого удовольствия, когда они лежали соединенные вместе. Его тело прикрывало ее, его руки удерживали ее на месте, каждая его мышца была твердой, как камень, и он все еще отчаянно нуждался в ней, словно никогда и не дотрагивался до нее. Его голод был невыносимым, значительно превосходя страстное желание, значительно превосходя что‑ либо когда‑ либо испытанное им.

Пальцы Рейвен поглаживали его волосы, затем прошлись по его челюсти. Улыбнувшись ему с чистым соблазном, она намеренно приподняла бедра, прижимаясь ими к нему, а ее внутренние мышцы сжались, обхватывая его. Притянув к себе его голову, она впилась ртом в его, делясь сладостным вкусом его крови, поддразнивая, соблазняя, продлевая его жажду, подводя его к дикой несдержанности.

Он вернул контроль себе, с силой впиваясь в глубину ее рта. Затем его язык ласково скользну по линии ее горла, задержался на бившемся там пульсе. Его зубы царапали, мучая, пока его тело агрессивно овладевало ею, погружаясь глубоко и мощно.

Рейвен пробормотала его имя, притягивая его голову к своей груди, приподнимаясь в умоляющем приглашении. Его щека потерлась об ее кремовую возвышенность, он уткнулся в ложбинку между ее грудями, его темная от щетины челюсть царапала ее чувствительную кожу. Обхватив рукою ее грудь, он прикоснулся к ней своим ртом, горячим и влажным, сильно посасывающим. Она прижимала его к себе, в то время как ее тело взорвалось от удовольствия, подчиняясь ритму и темпу, который установил он.

Михаил поднял голову, его глаза были сонными, сексуальными, гипнотическими, затягивающими ее в самые глубины его сознания, его души. Он потерся носом об ее грудь, погладил языком, приласкал. Жадным ртом он проложил дорожку из горячих влажных поцелуев по ее чувствительной коже. Его бедра подались вперед. Его глаза еще раз встретились с ее, в явном требовании.

‑ Да, пожалуйста, да, ‑ требовательно прошептала она, притягивая его голову обратно к теплу своего тела. ‑ Я хочу этого, Михаил.

Его зубы царапнули и пронзили кожу над ее грудью, огненно‑ белая боль охватила ее, но, не смотря на это, ее тело содрогнулось, разлетелось на части от иссушающего экстаза. Клыки проникли глубоко ‑ таким ненасытным был в нем голод. Он погрузился в нее, желая большего, нуждаясь в совершенном трении огня и бархата, обволакивающих его. Он выпивал ее, втягивая саму жизнь в свое тело, его сознание слилось с ее, его тело заявляло на нее свои права в чистом господстве.

Опасность. Сладостная опасность. Огненно‑ страстный секс переплелся с чистейшей любовью и полным слиянием их душ. Он хотел, чтобы это длилось вечность ‑ этот момент, когда они делят одно тело, одну кожу, одно сознание. Быстрый и сильный, медленный и глубокий, ‑ каждый удар был изысканным мучением. Ее кровь наполняла каждую клеточку, как раздувая его силу, так и иссушая ее, как ее тело иссушало его. Он чувствовал себя невыносимо напряженным, набухшим, вытянутым, безжалостно входя как можно дальше, доставляя обоих их ввысь, перенося за облака, где они взорвались в вихре огненных фрагментов и, растворившись, упали на землю.

Рейвен лежала под ним, вслушиваясь в их смешанное сердцебиение; ее пальцы скользили в его темных волосах цвета эспрессо. Ее тело принадлежало ему ‑ вся она принадлежала ему. Его язык ласково прошелся по ее коже, слизнув капельку крови, стекающую по возвышенности ее груди. Обрушив дождь поцелуев на ее груди, Михаил прошелся губами вверх по ее горлу и нашел ее рот в нежном и мягком поцелуе. Его рука скользнула по ее горлу, погладив его подушечками пальцев, упиваясь мягкой структурой ее бархатистой кожи.

Он был поражен тем, что она выбрала именно этот момент, чтобы полностью принять свою жизнь как Карпатки. Он не сомневался, что она любит его и связана с ним, но он также знал и то, что она отвергает саму мысль о том, что будет вынуждена делать, чтобы жить. Его восхищало то, что после ужасающего травмирующего опыта она нашла в себе силы принять новую жизнь без всяких оговорок. За все то время, что они провели вместе, Михаил понял, что она всегда будет удивлять его.

‑ Ты хотя бы имеешь представление, как сильно я тебя люблю? ‑ Тихо спросил он.

Ее длинные ресницы поднялись, взметнувшись, и ее фиолетовый взгляд уставился на него. Медленная восторженная улыбка изогнула ее рот.

‑ Может быть, совсем чуть‑ чуть. ‑ Она разгладила морщинки на его лбу. ‑ Со мной все будет в порядке. Делай, то, что должен сделать, и не беспокойся за меня.

‑ Мне бы хотелось, чтобы ты немного поспала. ‑ Он передвинулся, избавляя ее от тяжести своего тела, и удивленно обнаружил, что все еще был частично одет.

‑ Ты этого хочешь, только потому, что очень сердит на Романова и не хочешь, чтобы я знала о том, что ты планируешь сделать. ‑ Она приподнялась на локте так, что густая копна ее шелковистых волос рассыпалась по ее телу, тонкой вуалью прикрывая грудь.

От этого вида у него в животе все горячо сжалось, его темные глаза стали почти черными от внезапно нахлынувшего желания. Она же рассмеялась нежно, заманчиво. Михаил склонил голову, чтобы вкусить этот соблазн, и ее соски ужасно напряглись от прикосновения его языка.

Пальцы Рейвен с любовью прошлись по его густым волосам.

‑ Ты планируешь обеспечить безопасность Жака, оставив его со мной в качестве телохранителя. ‑ Ее глаза смягчились, потеплев. ‑ Ты планируешь сделать что‑ то, что я не смогу принять, но я верю в тебя, Михаил. Я считаю тебя великим и честным мужчиной. У тебя есть полное право презирать Руди, но я знаю, ты сможешь отставить это в сторону и сделать то, что будет более правильным. Он еще молод, смущен и зол, потрясен и травмирован жестокой смертью обоих родителей. Чтобы он ни нашел, он связал это с тобой, и что, в свою очередь, спровоцировало его срыв. Это ужасная трагедия.

Михаил закрыл глаза и медленно выдохнул. Она по существу связала ему руки. Как он мог пойти и убить человека, подвергшего Рейвен мучениям, когда она достаточно сострадательна, чтобы простить его?

‑ Иди, найди пропитание, прежде чем увидишься с ним. Ты сделал меня слабой, и если простишь мне небольшой невежливый карпатский юмор, то я ожидаю, что ты принесешь мне обед на дом.

Пораженный, он уставился на нее. На довольно‑ таки долгий промежуток времени установилась тишина, а затем они оба прыснули со смеху.

‑ Иди, одевайся, ‑ приказал Михаил с шутливой строгостью. ‑ Я не хочу, чтобы бедный Жак подвергался твоим мучениям.

‑ Но я твердо намерена помучить его. Ему необходимо научиться не быть таким серьезным.

‑ Жак самый несерьезный среди всех Карпатских мужчин. Он сохранял свои эмоции намного дольше всех остальных. Прошло всего несколько веков с тех пор, как он потерял их.

‑ Он серьезен, когда дело доходит до того, чтобы отдавать приказы женщине. У него есть вполне определенные мысли относительно того, как мы должны себя вести. И я намереваюсь разобраться с этим.

Он поднял бровь.

‑ Я не сомневаюсь, что ты найдешь, чем его занять, пока мы будем отсутствовать. Но сделай мне одолжение, малышка, не будь с ним слишком строга.

Они оба смеялись все то время, пока одевались.

Глава 13

Руди Романов был просто напичкан лекарствами, чей резкий запах ударил Михаилу в ноздри. Сама мысль о том, чтобы выпить эту отравленную кровь, была для него отвратительна, но, тем не менее, это было необходимо. При желании он смог бы прочитать мысли Романова, но Рейвен проводила его с чувством полнейшей веры и доверия в его любовь к ней. И хотя все в нем требовало смерти Романова, Михаил не мог предать ее уверенность в нем.

‑ Позволь мне, ‑ тихо проговорил Грегори, легко читая намерение Михаила.

‑ Это большой риск для твоей души, ‑ заметил Михаил.

‑ Выживание нашей расы стоит этого риска. Романов представляет собой угрозу, которую мы не можем себе позволить. Мы должны сосредоточить все наши силы на поисках женщин, которые смогут обеспечить дальнейшее наше существование, а не на борьбе с охотниками на вампиров. Я считаю, что только ограниченная группа человеческих женщин ‑ женщин с невероятными психическими способностями ‑ сможет составить пары нашим мужчинам.

‑ На чем основывается твоя теория? ‑ Осторожно, с ноткой угрозы, спросил Михаил. Опыты с женщинами относились к преступлениям, которым нет прощения.

Серебристые глаза Грегори сузились, блеснув. Темная пустота все увеличивалась в нем, черное пятно расползалось по его душе. Он даже не пытался спрятать это от Михаила. Было ощущение, словно он хотел показать ему, насколько отчаянной становится ситуация.

‑ Я совершил множество темных, уродливых и не заслуживающих прощения поступков, но я бы никогда не воспользовался женщиной в целях эксперимента. Именно я должен взять кровь Романова, если ты хочешь, чтобы он продолжал жить. ‑ Грегори не спрашивал.

Двое Карпатцев свободно миновали узкий коридор психиатрического отделения больницы. Люди испытали лишь легкое ощущение прохлады, и ничего больше, когда они вдвоем невидимыми прошлись по больнице. В виде пара, напоминающего густой мутный туман, они просочились через замочную скважину и закружились по комнате, окутывая тело Романова подобно савану. Романов закричал, страх вцепился в него, в то время как туман, словно змея извивался рядом с ним, скользил по его ребрам, его запястью, обвивал его шею, а ветер становился все сильнее и сильнее. Он чувствовал его на своей коже ‑ тиски, скручивающие его тело в спираль, ‑ но как только Романов пытался схватить дым, его руки проходили прямо сквозь него. Голоса что‑ то ужасно шипели, шептали, угрожали, но так тихо, что напоминали всего лишь набор звуков у него в голове. В безуспешной попытке остановить коварное бормотание, он закрыл уши руками. Из его приоткрытого рта капала слюна, а горло судорожно сжималось.

Туман разделился, одна часть проследовала к дальнему углу и зависла чуть выше пола. Другая медленно уплотнилась, замерцала, начав принимать форму, пока на ее месте не появился мускулистый, широкоплечий мужчина с бледными глазами, в которых мерцала смерть. Руди начал неконтролируемо дрожать, забившись в угол, стараясь казаться как можно меньше. Видение было слишком ярким, слишком угрожающим, чтобы быть чем угодно, но не реальным.

‑ Романов. ‑ Белые клыки Грегори блеснули в темноте.

‑ Кто вы? ‑ Слова хриплым карканьем вырвались из его горла.

Бледные глаза сверкнули, сузившись до немигающих щелок.

‑ Ты и сам знаешь. ‑ Серые глаза уставились прямо на Руди ‑ в саму его душу. Голос Грегори стал низким, бархатисто‑ черным. Гипнотизируя. Очаровывая. Соблазняя. ‑ Подойди ко мне, накорми меня. Стань моим слугой, пока я не сочту нужным передать тебе проклятье темноты.

В глазах Романова появились проблески понимания, страха, переходящего в ужас. Но, тем не менее, он придвинулся ближе, отодвигая рубашку и открывая яремную вену на своей шее. Грегори вновь что‑ то прошептал ‑ его голос был самим соблазном, самой убедительностью, орудием силы.

‑ С этого момента ты будешь служить мне, являться на мой призыв, информировать меня по мере необходимости. ‑ Он медленно склонил свою темноволосую голову.

Романов понял, что его душа потеряна. Он ощущал невероятную власть в незнакомце, колоссальную силу и способность делать вещи, неподвластные воображению простого человека. Бессмертие и соблазн манили его. Он охотно наклонился, поворачивая голову и открывая свое горло, ощутил горячее дыхание, острую боль, когда клыки глубоко вошли в него. Романов чувствовал, как его кровь подобно реке утекает из тела. Боль стала сильнее, дьявольски обжигая, и он был не в силах остановить ее. Да и не желал этого делать. Странная истома охватила его, веки стали слишком тяжелыми, чтобы держать их поднятыми.

Туман в комнате стал плотнее, обернувшись вокруг Грегори, он просочился между Карпатцем и его жертвой. Неохотно, с протестующим рычанием, Грегори оторвался от питания и с презрением позволил вялому телу упасть на пол.

‑ Ты чуть не убил его, ‑ со злостью сказал Михаил .

‑ Он заслуживает смерти. Внутри у него гнилость и пустота. Он желает бесконечных ночей, беспомощных женщин, желает права распоряжаться жизнью и смертью людей. В этом он так похож на деда и отца. Он представляет собой пустую раковину, наполненную червями, съедающими все то хорошее, что было в нем. Его сознание представляет собой клубок противоречивых желаний.

‑ Он не может умереть так, Грегори. ‑ Шипение пронеслось в его сознании, ‑ признак недовольства Михаила. ‑ Если это действительно так, то на наших людей направлено довольно таки большое внимание. И если Романов умрет от большой потери крови…

‑ Я не столь беспечен. ‑ Грегори ногой отодвинул тело в сторону . ‑ Он будет жить. Но именно его дед и начал все это…

‑ Его звали Рауль, помнишь? Он был сумасшедшим и в старости оставался таким же развратником, как и в молодости. Бил свою жену и домогался молоденьких девушек. Один раз мне даже пришлось остановить его. ‑ Михаил внезапно задумался.

‑ И ты заработал не только его ненависть, но и подозрения. После этого он стал за тобой следить. Шпионить при каждой возможности, надеясь обнаружить что‑ либо изобличающее тебя. Что‑ нибудь, что выдаст тебя ‑ жест, манера разговаривать, кто знает? И свои подозрения он передал Гансу. ‑ Грегори еще раз ударил ногой тело . ‑ Романов воспользовался факсом и переслал копии доказательств нескольким людям. Но оригиналы остались у него дома, под половицей в спальне родителей. ‑ Грегори наблюдал, как Руди пытается отползти подальше от него . ‑ Рано или поздно они появятся здесь.

Тело Грегори замерцало, растворяясь, так что только туман остался клубиться в комнате, а на том месте, где был Карпатец остались только длинные змеевидные завитки тумана. Дымка приблизилась к Романову, жавшемуся к полу, покружился возле его головы, горла, а затем покинула комнату, оставляя Романова беспомощно рыдать.

Михаил и Грегори плавно проскользнули по коридору, быстро, молчаливо, торопясь на свежий ночной воздух. После порочного разума Руди они вновь нуждались в единении с землей. Оказавшись снаружи, Грегори сразу же через поры начал выводить попавшие в него лекарства, очищая свой организм от яда. Михаил наблюдал за ним, восхищаясь, с какой легкостью он это делал. На протяжении всего пути до коттеджа Романовых Грегори хранил молчание. Михаил тоже молчал, уважая его потребность во втягивании запахов ночи, в ощущении под ногами твердой почвы, в слушании музыки волков, ‑ ночных созданий, ‑ переговаривающихся в своем успокаивающем ритме.

В безопасности дома Романовых, Грегори быстро нашел документы, спрятанные под грубой половицей. Михаил принял старую фотографию и кипу бумаг, даже не взглянув на них.

‑ Расскажи мне обо всем, что твориться в его сознании.

Серебристые глаза Грегори опасно блеснули.

‑ Человек по имени Словенски, ‑ Евгений Словенски, ‑ является членом тайного общества, посвятившего себя истреблению вампиров. Ван Хелен, Антон Фабреццо и Дитер Ходкинс ‑ так называемые эксперты, проводящие расследование и выявляющие жертв будущих убийств. Словенски вербует новобранцев, утверждает и записывает убийства.

Михаил выругался ‑ тихо, красноречиво.

‑ Еще одна охота на вампиров уничтожит наш народ.

Грегори пожал своими массивными плечами.

‑ Я найду и уничтожу этих людей. Ты же забери Рейвен и уезжай из этих мест. Я чувствую твое несогласие, но это единственный выход, и мы оба это понимаем.

‑ Я не могу обменять свое счастье на твою душу.

Серебристые глаза скользнули по Михаилу, затем уставились в ночь.

‑ Для остальных из нас нет иного выбора. Спутница Жизни ‑ моя единственная надежда на спасение. Я больше не испытываю чувств, Михаил, ‑ я достиг всего чего желал. Мое тело больше не испытывает каких‑ либо желаний, ‑ только разум. Я не помню, что значит чувствовать. В моей жизни нет радости. Я просто существую и выполняю свой долг по отношению к нашим людям. Мне как можно скорее необходимо найти свою Спутницу Жизни, поскольку продержаться я смогу всего несколько лет, после чего начну искать вечный покой.

‑ Не вздумай выходить на солнце, Грегори, предварительно не повидав меня. ‑ Михаил поднял руку, когда Грегори попытался было запротестовать. ‑ Я был на твоем месте ‑ одиноким, с внутренним монстром, борющимся за власть надо мной, с темным пятном на своей душе. Наши люди нуждаются в тебе. Ты должен оставаться сильным и бороться с подбирающимся все ближе монстром.

Серебристые глаза Грегори опасно блеснули в темной комнате ‑ слабо и угрожающе.

‑ Не переоценивай мою привязанность и верность. Я должен найти пару. Если я почувствую что‑ нибудь ‑ желание, страсть, ‑ что‑ нибудь ‑ то возьму то, что принадлежит мне, и никому не позволю отобрать ее у меня. ‑ Неожиданно большое тело Грегори замерцало, превращаясь в кристаллы воды и вытекая из дома в радостные руки ночи. ‑ Давай покинем этот дом безумства и смерти. Возможно, за меня говорит та зараженная кровь, которую я взял.

Вздохнув, Михаил последовал за Грегори в ночь. Два дыма, похожих как близнецы, замерцали в свете луны, соединившись с завитками тумана, стелющегося на расстоянии нескольких футов над землей. Стремясь вернуться к Рейвен, Михаил понесся через деревья, направляясь к просеке, отделяющей дома от чащи леса. Проносясь мимо домика священника, в районе луга, он почувствовал, как какое‑ то беспокойство зашевелилось у него на душе. Этого оказалось достаточно, чтобы он вернулся к дому отца Хаммера, где под прикрытием деревьев, вновь принял свою человеческую форму. Его сознание дотронулось до сознания Рейвен. Ей ничто не угрожало.

‑ В чем дело? ‑ Грегори материализовался рядом с Михаилом.

Они немедленно просканировали территорию на наличие опасности. Именно земля рассказала им о насилии ‑ затоптанные следы, капли крови.

Глаза Михаила встретились с бледными глазами Грегори, и они одновременно повернулись, бросая взгляд на хижину его старого друга.

‑ Я пойду первым, ‑ проговорил Грегори со всем сочувствием, на какое был способен. Он плавно скользнул между Михаилом и входом в дом священника.

Аккуратный маленький домик, такой комфортный и уютный, был разрушен, перевернут вверх дном. Нехитрая мебель была сломана, занавески сорваны, фаянсовые тарелки разбиты вдребезги. Драгоценные книги священника были изорваны, а картины висели клочьями. Травы отца Хаммера, так бережно хранившиеся в банках, были свалены в одну кучу на полу кухни. Весь его тонкий матрас был в царапинах, одеяло разорвано на кусочки.

‑ Что они искали? ‑ Задумчиво спросил вслух Михаил, бродя по комнате.

Остановившись, он поднял ладью, сжимая пальцы вокруг родной шахматной фигурки. Капли крови были везде: на полу, на резном кресле‑ качалке.

‑ Тела нет, ‑ ни к чему заметил Грегори. Потянувшись, он поднял очень старую, в кожаном переплете, Библию. Книга была изношенной, а те места на коже, где ее так часто касались пальцы священника, даже блестели. ‑ Но где есть вонь, туда ведет и след. ‑ Грегори передал Библию Михаилу, наблюдая, как их принц безмолвно засовывает книгу под рубашку, рядом со своей кожей.

Крепкое мускулистое тело Грегори согнулось. Руки покрылись блестящим мехом, ногти превратились в когти, а в удлинившейся морде блеснули клыки. Огромный черный волк выпрыгнул в окно, переходя на бег. Михаил последовал за ним, перепрыгивая через деревья, кружась, нюхая носом землю. Запах вел прочь от городка ‑ вглубь леса. След поднимался все выше и выше в горы. Прочь от Рейвен и Жака. Кто бы ни забрал отца Хаммера, он хотел остаться с ним наедине, чтобы выполнить свою грязную работу.

Михаил и Грегори бежали очень быстро, покрывая милю за милей, плечом к плечу, мрачно‑ смертельная цель горела в их сердцах. Они бежали, держа нос по ветру, время от времени пригибая морды к земле, чтобы убедиться, что все еще идут по запаху священника. Со спины было видно, как вздымались их сильные мышцы, их сердца и легкие работали подобно хорошо смазанным механизмам. Животные убирались с их пути, пригибаясь от ужаса, когда пробегали мимо них.

Деревья на всем протяжении их пути пахли резким неизвестным запахом. Михаил внезапно прекратил движение. Они пересекли границу владений волчьей стаи Михаила и вторглись на другую территорию. Волки часто нападали на незнакомцев. Михаил послал зов, позволяя ветру отнести их сообщение в попытке найти главную пару.

Чуя запах крови священника, было легко идти по следу. Но странное беспокойство начало расти в Михаиле. Что‑ то ускользало от него. Они пробежали уже несколько миль, а след ни капельки не изменился. Запах ни усилился, ни уменьшился ‑ он оставался прежним. Легкий шум над ними стал им единственным предупреждением, напоминая собой трение камня о камень. Они находились в узком ущелье, с обеих сторон окруженные высокими стенами. Оба волка немедленно растворились, становясь каплями тумана. Дождь из камней и булыжников, обрушившийся на их головы, бесполезно прошел через нематериальные капли тумана.

Синхронно Михаил и Грегори взмыли в воздух. Их вновь проявившиеся тела с кошачьей грацией опустились на скалу, расположенную выше. Не было ни священника, ни, естественно, нападающего. Михаил с тревогой посмотрел на Грегори.

‑ Ни один человек не смог бы сделать этого.

‑ Священник не проходил по этому пути, и ни один смертный не проносил его, ‑ задумчиво проговорил Грегори. ‑ Его кровь использовали в качестве ловушки ‑ чтобы заманить нас сюда. ‑ Оба начали сканировать территорию, используя все то естественное оружие, которым обладали. ‑ Это работа вампира.

‑ Он достаточно умен, не оставляя нам своего запаха, ‑ высказался Михаил.

Из‑ за деревьев появилась стая волков, чьи красные глаза смотрели прямо на Михаила. Рыча и щелкая зубами, животные бросились на высокую элегантную фигуру, стоявшую с естественной грацией почти на самом краю скалы. Грегори превратился в демона, закружившегося вихрем и сбрасывающего животных в ущелье, ломая кости, словно спички. Он не издал ни звука, а его скорость была сверхъестественной ‑ такой быстрой, что сам он казался расплывчатым пятном.

Михаил так и не сдвинулся со своего места, печаль заполнила его душу. Такая бессмысленная трата жизни. Трагедия. Грегори с такой легкостью уничтожал жизнь, бесчувственно, без сожалений. Это сказало Михаилу больше, чем какие‑ либо слова, а именно ‑ в каком действительно отчаянном положении находится его народ.

‑ Ты вел себя слишком рискованно, ‑ буркнул, делая ему выговор, Грегори, появляясь рядом с Михаилом. ‑ Они были запрограммированы на твое уничтожение. Тебе следует убраться отсюда от греха подальше.

Михаил обозрел окружившие его разрушение и смерть. Все тела валялись от него на расстоянии не ближе десяти футов.

‑ Я знал, что ты никогда не допустил бы подобного. Он теперь не остановится, пока не уничтожит тебя, Грегори.

Слабая, похожая на волчий оскал, усмешка тронула губы последнего.

‑ А это идея, Михаил. Пусть это будет моим приглашением ему. У него есть право открыто бросить тебе вызов, если он того пожелает, но он выдает тебя смертным. А такое вероломство нельзя простить.

‑ Мы должны найти отца Хаммера, ‑ тихо проговорил Михаил. ‑ Он слишком стар, чтобы пережить подобное жестокое нападение. Вампир не оставит его в живых, когда начнется восход солнца.

‑ Но зачем тогда такой сложный заговор? ‑ Подумал вслух Грегори. ‑ Он наверняка знал, что ты не дашь поймать себя в ловушке ущелья или волками.

‑ Он отвлекал мое внимание. ‑ Проблеск страха мелькнул в темных глазах Михаила. Еще раз его сознание дотронулось до Рейвен. Она поддразнивала Жака.

Вдруг Михаил резко вдохнул.

‑ Байрон. Всем жителям деревни прекрасно известно, что он брат Элеонор. Если мишенями для нападения стали Элеонор, ее ребенок и Влад, то само собой разумеется, такой же мишенью является и Байрон. ‑ Еще до того, как его тело согнулось, изменяясь и покрываясь перьями, переливчато мерцающими в слабом свете, молнией проносясь по небу, он уже послал резкое предупреждение молодому Карпатцу. Мощные крылья с силой махали, когда он торопился оказать помощь лучшему другу своего брата.

Грегори осмотрел горы, его бледные глаза прошлись по скалам, тенью возвышающимися над лесом. Он ступил прочь с обрыва, и, пока камнем падал вниз, его тело начало изменяться. Расправились сильные крылья, поднимая его к небу, прямо к горным образованиям, поднимающимся над верхушками деревьев. Вход в пещеру был не более чем щелью в каменной стене. Защиту, с которого было довольно таки легко снять. Для того чтобы протиснуться сквозь узкий проход, Грегори растворился в тумане и потоком прошел сквозь трещину.

Проход начал расширяться почти сразу же, петляя и уходя вглубь горы. С одной стороны по стене стекала вода. Наконец‑ то он оказался в большой пещере: логове вампира. Теперь он мог чувствовать его запах. Вспышка удовлетворения мелькнула в серебристых глазах Грегори. Вампир больше не найдет себе здесь пристанища. Немертвый узнает, что никто не может выступать с угрозами в адрес принца, не получив в ответ беспощадной мести со стороны Грегори.

Рейвен расхаживала взад и вперед по хижине, время от времени посылая Жаку ироничную улыбку.

‑ Я прекрасно умею ждать.

‑ Вижу, ‑ сухо согласился Жак.

‑ Да, ладно, Жак, ‑ Рейвен вновь прошлась по комнате, прежде чем повернуться к нему лицом, ‑ разве ты не находишь, что это немного щекочет нервы?

Он лениво потянулся в своем кресле, блеснув самоуверенной улыбкой.

‑ Ты имеешь в виду, быть запертым в одной комнате с прекрасной сумасшедшей?

‑ Ха‑ ха‑ ха. Неужели все мужчины‑ Карпатцы считают себя эстрадными комиками?

‑ Только те из нас, у которых есть свояченицы, которым все как об стенку горох. Такое ощущение, словно я наблюдаю за игрой в пинг‑ понг. Успокойся.

‑ Ну, и как долго длятся подобные мероприятия? Михаил был очень расстроен.

С кажущейся небрежностью откинувшись назад, Жак наклонил стул под опасным углом и поднял одну бровь.

‑ У женщин почему‑ то слишком яркое воображение.

‑ Интеллект, Жак, а не воображение, ‑ сладко поправила она.

Он усмехнулся ей.

‑ Карпатские мужчины понимают хрупкую природу женских нервов. Они просто не могут переносить невзгоды точно также как мы ‑ мужчины.

Зацепив ногой его стул, Рейвен повалила Жака на пол. Положив руки на бедра, она наградила его самодовольным взглядом.

‑ Мужчины‑ Карпатцы ужасно самовлюбленные, дорогой мой деверь, ‑ провозгласила она, ‑ и не слишком понятливы.

Жак с притворной яростью уставился на нее.

‑ В вас есть какая‑ то изюминка. ‑ Неожиданно он вскочил на ноги, его темные глаза немедленно стали холодными, беспокойными. ‑ Надень это. ‑ И из ничего он создал тяжелый кардиган.

‑ Как вы это делаете? ‑ Все это напоминало ей магию.

‑ Карпатцы могут сделать все что угодно из того, что принадлежит природе, ‑ проинформировал он ее легким отвлекающим тоном. ‑ Надень его, Рейвен. Я начинаю чувствовать себя в этой хижине, словно в ловушке. Мы должны выйти в ночь, где я смогу почувствовать приближающуюся беду.

Рейвен поплотнее завернулась в теплый кардиган и последовала за Жаком на террасу.

‑ Ночь почти закончилась, ‑ заметила она.

Жак резко вдохнул.

‑ Я чувствую запах крови. Два человека, один из которых мой знакомый.

‑ Отец Хаммер, ‑ в тревоге воскликнула Рейвен, ‑ это его кровь. ‑ Она начала было спускаться по ступеням, но Жак, как более осторожный, схватил ее за руку.

‑ Мне это не нравится, Рейвен.

‑ Он ранен, Жак. Я чувствую его боль. Он уже не молод.

‑ Возможно. Но как он оказался здесь? Эта хижина довольно уединенная, и мало кто знает об ее существовании. Почему священник пришел сюда, когда приближается час нашей слабости?

‑ Может быть, он умирает. И Михаил ему доверяет, ‑ твердо заявила Рейвен, ее сердце уже устремилось навстречу священнику. ‑ Мы должны помочь ему.

‑ Ты будешь идти позади меня, и делать, как я скажу, ‑ приказал Жак, ставя ее сопротивляющееся тело позади себя. ‑ Я дал Михаилу слово, что буду защищать тебя ценой своей жизни, и я собираюсь его сдержать.

‑ Но… ‑ Рейвен проглотила остатки своего протеста, видя его решимость.

‑ Почувствуй ветер, Рейвен. Ты же Карпатка. Не всегда доверяй очевидному. Смотри глубже, чем видят глаза и сердце. Я позвал Михаила. Хотя он довольно далеко от нас, но мигом вернется. Да и рассвет приближается. ‑ Жак спустился с террасы и подошел к роще деревьев, медленно обернувшись вокруг своей оси. ‑ Здесь есть кое‑ кто еще.

Рейвен прилагала все усилия, вдыхая ночной воздух, сканируя территорию во всех направлениях в поисках притаившейся угрозы. Ей было неловко, но она смогла почувствовать только приближение священника и его спутника‑ человека.

‑ Что я пропустила, Жак? ‑ И затем тоже почувствовала это ‑ чувство беспокойства в естественной гармонии природы, силу, нарушающую баланс земли.

Она увидела, как Жак резко перевел дыхание, его темные глаза, так похожие на глаза Михаила, заблестели внезапной жестокостью.

‑ Убирайся отсюда, Рейвен. Беги. Уходи быстро. Не оглядывайся. Найди укрытие от солнца и дождись Михаила.

‑ Я могу помочь тебе. ‑ Ужас все увеличивался. Что‑ то страшное угрожало им, что‑ то, чего боялся Жак. Но Рейвен не смогла найти в себе сил убежать и оставить своего деверя одного перед лицом опасности. ‑ Я не могу уйти, Жак.

‑ Ты не понимаешь. Твоя жизнь более ценная, чем моя, чем священника ‑ чем любого из нас. Ты наша единственная надежда на будущее. Покинь это место. Не заставляй меня обманывать ожидания брата.

Нерешительность боролась в ней с совестью. Отец Хаммер медленно появился в поле ее зрение. Он выглядел еще более хрупким, чем она запомнила. Все его лицо было таким опухшим от побоев, что его с трудом можно было узнать. Впервые он выглядел на свои восемьдесят три года.

‑ Уходи, Рейвен! ‑ Прошипел Жак, вновь медленно оборачиваясь кругом, не бросив ни единого взгляда на приближающегося священника. Его глаза были беспокойными, в постоянном движении, поиске, ‑ всегда в поиске. ‑ Ты должна сейчас же уйти.

В поле зрения появился еще один мужчина. Он был поразительно похож на Евгения Словенски, но его волосы были светлыми и он был явно моложе. Он шел позади священника, положа руку тому на спину и угрожающе подталкивая.

Священник запнулся и упал на одно колено, попытался подняться, но упал во весь рост, его лицо оказалось в грязи и траве. Блондин угрожающе его пнул.

‑ Поднимайся, черт возьми, старик. Вставай или я убью тебя там, где ты лежишь.

‑ Прекратите это! ‑ Закричала Рейвен, слезы заблестели в ее глазах. ‑ Отец Хаммер! ‑ И она импульсивно сбежала по ступенькам.

Жак прыгнул вперед и отрезал ей дорогу, перехватывая с такой скоростью, что напоминал размывчатое пятно, и грубо толкая обратно к крыльцу.

‑ Это ловушка, Рейвен. Убирайся отсюда.

‑ Но отец Хаммер! ‑ В знак протеста прокричала она Жаку.

‑ Идите сюда, леди, ‑ прорычала копия Словенски. Он наклонился, схватил священника за воротник и поставил на колени. Зловеще выглядевший нож блеснул у горла священника. ‑ Я убью его прямо сейчас, если вы не сделаете того, что я скажу.

Жак развернулся, красные огоньки зажглись в глубинах его глаз. От его низкого предупреждающего рычания по спине Рейвен прошлась дрожь, а у напавшего на священника человека схлынула с лица вся краска.

Вокруг них поднялся ветер, закруживший листья и веточки возле ног Жака. Создание казалось материализовалось из ниоткуда, с силой ударив его в грудь и подняв, бросило прямо в дерево.

Рейвен закричала.

‑ Михаил! Ты где?

‑ Иду. Убирайся оттуда.

Жак и его немертвый нападающий с шумом били друг друга об деревья. Резали когтями, рвали и раздирали клыками. Ветки ломались под весом их тел. Эти двое, сцепившиеся в смертельной схватке, постоянно меняли свою форму. Вампир, сильный и на пике своих возможностей после свежего убийства, бросился на Жака, избивая его, нанося кровоточащие порезы по всему его телу.

‑ Беги, Рейвен. Это тебя он хочет, ‑ предупредил Жак. ‑ Уходи, пока можешь.

Она слышала тяжелое дыхание Жака, видела его возрастающую слабость. За всю свою жизнь Рейвен ни разу не нападала на другого человека, но было очевидно, что Жак в беде.

‑ Поторопись, Михаил. ‑ Отчаяние сквозило в ее послании.

Рассвет окрасил небо, когда она бросилась на спину вампира, стараясь оторвать его от Жака.

‑ Нет, назад! ‑ Крик Жака был резким, властным, с нотками ужаса .

‑ Не надо, Рейвен! ‑ Издалека повторил приказ Михаил.

‑ Нет, женщина, не делай этого! ‑ Свирепо прошептал в ее голове голос Грегори.

Не понимая почему, но будучи уверенной, что находится в смертельной опасности, Рейвен попыталась было спрыгнуть. Но вампир протянул руку и схватил ее за запястье в похожей на тиски хватке, его глаза загорелись триумфом. Острые зубы впились в ее руку, и он с жадностью начал пить темную горячую кровь. Рука в этом месте горела и болела, как от докрасна раскаленного клейма. Ее кожа оказалась разорванной, с зияющей раной, а его клыки все продолжали терзать ее.

Михаил и Грегори одновременно ментально нанесли удар по горлу вампира. Хотя нападение на того, в ком текла карпатская кровь, было не слишком успешным, тем более, что они находились на некотором расстоянии, но их совместная попытка на некоторое время вышибла воздух из немертвого. А Жак с удвоенной яростью врезал вампиру, отталкивая его назад, оттесняя от Рейвен, так что она вновь почувствовала себя свободной. Хлынувшая кровь, окрасила траву в ярко‑ красный цвет, и на какой‑ то момент оба сражающихся замерли, отвлеченные алым душем, почти в унисон повернувшись в ее сторону.

‑ Закрывай эту рану! ‑ Ощерился вампир, его голос был грубым.

‑ Рейвен, ты умрешь от потери крови. ‑ Постарался спокойно сказать Жак, желая, чтобы она поняла всю серьезность ситуации.

Вампир нанес удар, вспарывая ногтями живот Жака, вынуждая его опустить руки, чтобы защитить себя. Голова вампира исказилась, вытянувшись в длинную морду, наподобие волчьей, и приблизилась к открытому горлу Жака, впиваясь в него и разрывая.

Рейвен закричала и всем телом набросилась на вампира, нанося яростные удары по его спине и плечам. С презрением он бросил тело Жака, которое осталось лежать подобно изношенной тряпке в гниющей растительности. Затем он притянул запястье Рейвен к своему рту, его глаза улыбнулись ей, когда он осознанно медленно провел языком по ране, закрывая ее. Ее тело и разум выступили против этого жуткого контакта, в животе все поднялось, протестую против этого нечистого прикосновения.

‑ Запомни, смертный, она моя, ‑ скомандовал он Словенски. ‑ Этой ночью я приду за ней. Укрой ее от солнца. ‑ Вампир отпустил ее и взмыл в небо.

Смочив слюной свои руки, Рейвен, спотыкаясь, направилась к неподвижно лежащему телу Жака.

‑ Этот вампир убил его, ‑ в истерике закричала она. Одновременно она опустила руки к земле и зачерпнула полные пригоршни грязи. ‑ О, Господи, он умер. Ты позволил убить его! ‑ Используя свое тело в качестве щита, чтобы никто не увидел, что она делает, Рейвен закрыла рану на горле Жака землей, смоченной ее исцеляющей слюной. ‑ Пей, Жак, сейчас же, потому что только так ты сможешь продержаться до прибытия Грегори и Михаила. ‑ Прижимая запястье к его рту, Рейвен продолжала драматически рыдать, в виде исключения, признательная за то, как часто мужчины думают, что в кризисных ситуациях женщины впадают в истерику.

‑ Михаил! Жак смертельно ранен и лежит на солнце. ‑ Она почувствовала приближение человека и осторожно отняла свое запястье, предупреждая. Жак был очень слаб, питался вслепую, и чуть не пропустил намек. Он потерял слишком много крови.

С величайшим достоинством Рейвен прикрыла его голову и произведенную ею работу своим кардиганом, затем наклонилась, словно для того, чтобы сказать последнее прощай.

‑ Не подведи меня, Жак. Ты должен выжить. Ради меня, ради Михаила, ради всех нас. Не позволяй им выиграть. ‑ Даже, передавая ему свои слова, она не смогла почувствовать ни биения пульса, ни намека на удар сердца.

Словенски схватил ее за плечо и, дернув, поставил на ноги. Она была смертельно бледной, испытывала головокружение и большую слабость.

‑ Довольно плача. Доставишь мне какие‑ либо проблемы, и я убью священника. Если причинишь мне вред, священника убьет вампир. ‑ И толкнул вниз по тропе.

Рейвен подняла подбородок и уставилась на него равнодушными покрасневшими глазами.

‑ Тогда, ради себя самого, тебе необходимо держать отца Хаммера в добром здравии, а? ‑ Рейвен знала, всего лишь прикоснувшись к мужчине, что он сам ни на миг не верит, что священник является адвокатом дьявола или слугой Михаила. Он видел силу вампира и жаждал ее, верил, что вскоре будет вознагражден.

Джеймс Словенски с легкостью смог увидеть презрение и знание в ее больших синих глазах. Ему не понравилась отраженная там картина, поэтому он подтолкнул ее вниз по тропе.

Ей потребовалась каждая унция контроля и решимости, чтобы заставить себя идти по неровной земле. Она никогда не испытывала такой слабости. Она даже не могла помочь отцу Хаммеру. Требовалась полная сосредоточенность, чтобы переставлять одну ногу за другой. Неожиданно она тяжело опустилась вниз, шокированная тем, что причиной этого стало не то, что она споткнулась обо что‑ то. А то, что ее ноги просто‑ напросто отказались идти. Не глядя на своего пленителя, Рейвен заставила себя подняться. Ей не хотелось, чтобы он дотрагивался до нее. Она была холодной, как внутри, так и снаружи, боясь, что никогда не сможет вновь согреться.

‑ Возьми питание от священника, ‑ приказал вампир, ярость тлела в его голосе .

Рейвен моргнула, обнаружив, что стоит, оглядываясь вокруг, хотя голос раздался в ее голове. Вампир создал между ними кровную связь, и при желании мог управлять ею.

‑ Пошел к черту. ‑ Ей так хотелось по‑ детски дерзко возразить ему.

Его смех издевался над ней.

‑ Ты дала свою кровь Жаку. Мне следовало этого ожидать. Но он не выживет, я нанес ему смертельную рану.

Рейвен собрала все презрение, наполняя им свое сознание. Становилось трудно четко мыслить, и она падала так часто, что уже и не сосчитать. Ее пленитель втолкнул ее на заднее сиденье автомобиля, рядом со священником, и со всей скоростью погнал вниз по горе. Рейвен свернулась калачиком, благодарная за затемненные окна и темный салон. Летаргия уже начала овладевать ее телом, которое было словно налито свинцом.

‑ Питайся! ‑ Вампир был повелительно резким .

Рейвен была счастлива, что могла игнорировать его. Но она и не могла уснуть, не смела, пока не убедится, что Жак в безопасности. Михаил и Грегори, состязаясь в скорости с солнцем и с силой маша могучими крыльями, торопливо летели к старой хижине. Где они, как можно быстрее глубоко погрузятся в землю, забрав с собой Жака.

‑ Рейвен. ‑ оклик прозвучал ближе, наполняя ее сознание любовью. ‑ Ты очень слаба.

‑ Спаси Жака. За мной приходи ночью… Михаил, вампир знает мои мысли… Он думает, что находится в безопасности, что я могу послужить приманкой для тебя. Не позволяй ему оказаться правым. ‑ Она постаралась передать ему слова как можно более понятно, но ее мысли были заторможенными.

‑ Рейвен? ‑ Эдгар Хаммер дотронулся до ее лба, обнаружив, что она холодна как лед. Ее кожа была такой бледной, что казалась почти прозрачной, ее синие глаза ввалились, напоминая два помятых цветка, прижатых к ее лицу. ‑ Вы можете говорить? Михаил жив?

Она кивнула, с тревогой всматриваясь в его опухшее лицо.

‑ Что они с вами сделали? Почему они вас так избили?

‑ Они говорят, что я знаю, где Михаил хранит свои запанные гробы. По‑ мнению Андре…

‑ Кто такой Андре?

‑ Коварный вампир, вступивший в сговор с этими убийцами. Он настоящий немертвый, питающийся детьми, уничтожающий все святое. Его душа потеряна навечно. Насколько я могу судить, Андре сознательно старается увековечить мифы про вампиров. Он заявляет, что Михаил глава вампиров, и если они преуспеют в его убийстве, то все те, кто находится под его влиянием, вернутся к своему смертному существованию. Он должно быть установил кровную связь без их ведома и использует ее, отдавая им приказы.

Рейвен устало закрыла глаза. Ее сердце, без так необходимой крови, билось с трудом, ее легкие кричали от нехватки воздуха.

‑ Сколько их там?

‑ Я видел только троих. Один из них Джеймс Словенски. Его брат Евгений, их предполагаемый лидер, и качок Антон Фабреццо.

‑ Двое из них останавливались в гостинице с парой американцев. Мы думали, что они покинули страну. Этот Андре должно быть более могуществен, чем кто‑ либо предполагал.

Ее голос становился все тише, а речь ‑ бессвязнее. Отец Хаммер наблюдал за ее попытками поднять руку и отодвинуть с лица волосы. Ее рука казалась ей слишком тяжелой, а лицо слишком далеко. Он сделал это за нее, своими ласковыми пальцами.

‑ Рейвен! ‑ Боль звучала в голосе Михаила.

Она не могла ответить ему ‑ это было слишком трудно и отнимало слишком много сил. Священник пододвинулся так, что ее голова упала ему на руку. Рейвен дрожала от холода.

‑ Мне нужно одеяло, чтобы укрыть ее.

‑ Заткнись, старик, ‑ фыркнул Словенски.

Его глаза через ветровое стекло продолжали всматриваться в небо. Солнце взошло, но тяжелые тучи закрывали небо, пряча солнечный свет.

‑ Если она умрет, Андре заставит тебя пожалеть, что не умер вместе с ней, ‑ настаивал отец Хаммер.

‑ Мне нужно поспать, ‑ тихо, не открывая глаз, проговорила Рейвен.

Она даже не вздрогнула, когда пиджак Словенского упал на ее незащищенное лицо.

Михаил был вынужден найти укрытие от солнца. Без темных очков или еще какой‑ либо плотной защиты от лучей, его кожа и глаза горели. Он приземлился ни нижнюю ветку дерева и принял человеческую форму, прежде чем преодолеть оставшиеся до земли шесть футов в одном прыжке. Тело Жака лежало под самым солнцем, кардиган прикрывал его лицо и шею. Даже не взглянув на размер ран брата, Михаил поднял его и плавно двинулся в сторону пещеры, расположенной примерно в миле от этого места.

Огромный черный волк, появившийся из‑ за кустов, присоединился к нему, вприпрыжку побежав рядом, в его серебристых глазах сверкала угроза. Вместе они прошли через узкие проходы, пока не нашли большую, заполненную паром пещеру. Черный волк изогнулся, мех, покрывающий мускулистые руки, исчез, и Грегори предстал в своей истинной форме.

Михаил очень осторожно положил тело Жака на мягкую землю, поднял прикрывающую его одежду и тихо выругался. Непролитые слезы обжигали глаза и комом стояли в горле.

‑ Можешь спасти его?

Руки Грегори прошлись по телу, по ужасным ранам.

‑ Он остановил свое сердце и легкие, поскольку только так мог остановить дальнейшую потерю крови. Рейвен испытывает слабость, так как поделилась с ним своей кровью. Она смешала свою слюну и землю и плотно закрыла этой смесью его раны. Что уже начало процесс исцеления. Мне потребуются твои травы Михаил.

‑ Спаси его, Грегори. ‑ Тело Михаила покрылось плотным густым блестящим мехом, согнулось, удлинилось, принимая окончательную форму, но к этому моменту он уже бежал по лабиринту коридоров, направляясь вверх из недр земли. Он старался не думать о Рейвен, о том насколько она слаба. Вялость уже начала овладевать его телом, требуя, чтобы он ушел под землю, чтобы лег спать.

Собрав всю свою силу воли, за сотни лет, доведенную до железной, Михаил вырвался на открытое пространство и побежал. Тело волка было создано для скорости, и он воспользовался этим, мчась так быстро насколько это было возможно, сузив глаза до крошечных щелок. Лапы ударяли по земле; перед прыжком через гниющие бревна задние ноги зарывались в землю. Он не замедлял своего бега, мчась через овраги и по камням.

Закрытое тучами небо помогало уменьшить влияние солнца, но его глаза все равно слезились, когда он достиг хижины. Ветер изменился, принося отвратительный запах пота и страха. Мужчина. Зверь тихо зарычал, вся так долго сдерживаемая в нем ярость взорвалась в раскаленном добела бешенстве. Волк остановился, пригнув тело к земле, ‑ самый настоящий хищник.

Волк подбирался с подветренной стороны, скользя через густо разросшиеся кусты, подкрадываясь к двум мужчинам, поджидающим в засаде. Ловушка для него. Естественно предатель знал, что Михаил явится, чтобы помочь брату. Вампир оказался хитрым и готовым воспользоваться любым шансом. Предатель залег в ожидании, подпитывая фанатизм Ганса Романова. Скорее всего, именно немертвый и приказал Гансу убить свою жену. Волк крадучись, на самом животе, пополз вперед, пока до самого крупного из мужчин осталось не более фута.

‑ Мы пришли слишком поздно, ‑ прошептал Антон Фабреццо, чуть приподнявшись, чтобы взглянуть на тропинку перед хижиной. ‑ Здесь точно что‑ то произошло.

‑ Чертов грузовик, нашел время перегреться, ‑ пожаловался Дитер Ходкинс. ‑ Повсюду кровь и сломанные ветки. Все верно, здесь была драка.

‑ Ты думаешь, что Андре убил Дубрински? ‑ Спросил Антон.

‑ Это наша работа. Но солнце встало. Если Дубрински и жив, то сейчас где‑ нибудь спит в своем гробу. Можем проверить хижину, но я не думаю, что там мы что‑ нибудь найдем, ‑ с раздражением ответил Дитер.

‑ Андре будет недоволен нами, ‑ выразил вслух свою тревогу Антон. ‑ Он страстно желает видеть Дубрински мертвым.

‑ Ну, ему следовало обеспечить нас приличным грузовиком. Я говорил ему, что мой сломан, ‑ нетерпеливо отрезал Дитер. Он верил в вампиров и в то, что его святой долг истреблять их.

Дитер осторожно встал, внимательно вглядываясь в окружающий его ландшафт.

‑ Пошли, Фабреццо. Может нам повезет и Дубрински находится в хижине, лежа в своем гробу.

Антон нервно рассмеялся.

‑ Я вбиваю в него кол, а ты отрубаешь голову. Убийство вампиров ‑ грязное дело.

‑ Прикрой меня, а я схожу на разведку, ‑ приказал Дитер.

Он шагнул через густую листву, держа в руке винтовку. Кусты перед ним раздвинулись, и он оказался лицом к лицу с огромным, мускулистым волком. Его сердце чуть не остановилось, он замер, на минуту потеряв способность двигаться.

Мерцающие жестокостью черные глаза были покрасневшими и слезились. Заблестели острые белые клыки, сверкая от слюны. Волк удерживал его своими черными глазами около тридцати секунд, от чего в сердце Дитера поселился страх. Без всякого предупреждения он нанес удар ‑ раскрыв пасть и наклонив морду, схватил его за щиколотку сапога и со всей своей невероятной силой сжал, сминая кожу и кости с громким тошнотворным треском. Дитер вскрикнул и упал. Волк тотчас же отпустил его и отпрыгнул назад, посмотрев на него безразличным взглядом.

Со своего места в кустах Фабреццо мог видеть, как Дитер Ходкинс с криком свалился, но не смог понять почему. От ужаса в голосе Ходкинса, его охватила дрожь страха. Антону потребовалась минута, прежде чем он смог спросить.

‑ Что случилось? Мне ничего не видно. ‑ Он даже и не пытался посмотреть, отползая глубже в кусты, доставая пистолет и кладя палец на спусковой курок, готовый стрелять во все, что движется. Ему хотелось рявкнуть на Дитера, чтобы тот заткнулся, но продолжал молчать, его сердце тревожно билось.

Дитер попытался перевести ружье в боевое положение. Между болью и ужасом от тех черных злобных глаз, он не смог достаточно быстро приблизиться к стволу. Эти глаза были слишком умны, неся в себе гнев и ярость. Этот смертельный взгляд был очень личным. И это были глаза смерти, загипнотизировавшие его. Он не мог отвести взгляд, даже когда волк бросился на его открытое горло. Но последнего он не почувствовал, радостно приветствуя конец. Смертоносные глаза, в последний раз уставившиеся в его, изменились, стали печальными, словно волк сожалел о совершенном убийстве.

Волк покачал лохматой головой и с легкостью последовал в кусты за Антоном Фабреццо. Он слышал, как с гулким стуком от ужаса билось сердце, взрываясь жизнью. Он слышал, как кровь горячо струилась по телу, вдыхал страх и пот. Радость охватила волка, жажда крови, убийства. Михаил продвигался вперед, думая о Рейвен, об ее сочувствии и храбрости, после чего жажда убийства испарилась. Сквозь небольшое отверстие в гуще облаков проник лучик солнца, и тысяча игл впилась в его глаза.

‑ Мне нужны те травы, Михаил. Солнце поднимается все выше, и время отпущенное Жаку истекает. Завязывай с этим.

Волк подождал пока облака встанут на место и лишь затем нагло вышел на открытое место, преднамеренно повернувшись спиной к Фабреццо. Глаза Антона сузились, и дьявольская улыбка искривила его губы. Рука подняла пистолет, а палец нашел курок. Но прежде чем он смог нажать на курок, волк перевернулся в воздухе и врезался в грудь Антона, ломая кости, прорываясь к самому сердцу.

Волк перепрыгнул через тело, все его движения выдавали пренебрежение, когда он побежал к хижине. Его глаза непрестанно слезились, подобно текущей воде, и не имело значения, насколько сильно он щурился. Вялость, распространяющуюся по всему его телу, было трудно игнорировать. Сознавая о том, что время уходит, волк взбежал по лестнице к двери. Несколько когтей согнулись, превращаясь в пальцы, чтобы он смог обхватить дверную ручку и толкнуть тяжелую дверь. Потребность во сне была всепоглощающей, но Жак нуждался в травах.

Деформированной когтистой рукой он повесил сумку с драгоценными травами на свою мощную мускулистую шею, и в волчьем обличье побежал назад, стараясь обогнать восходящее солнце, которое уничтожало густое облачное покрытие.

Неожиданно раздался грохот грома. Плотные тучи, тяжелые от дождя, поплыли по небу, обеспечивая Михаилу защиту от солнца. Шторм над лесом быстро набирал силу, сильный ветер подбрасывал листья, покачивал ветки. Вспышка молнии прорезала небо огненным всполохом танцующего огня. Небо потемнело от зловещего водоворота клубившихся облаков. Михаил пронесся по пещерам, торопясь по узкому лабиринту проходов к главной пещере, на бегу меняя свою форму.

Прохладные серебристые глаза Грегори скользнули по Михаилу, когда он, наконец, передал ему травы.

‑ Просто удивительно, как тебе только удавалось завязывать шнурки на туфлях без моей помощи на протяжении всех этих веков.

Опустившись на пол рядом со своим братом, Михаил одну руку положил на свои горящие глаза.

‑ Более удивительно то, что ты умудрился остаться в живых после всех своих хвастливых выступлений.

Древний язык, старый как само время, поплыл по пещере. Голос Грегори был прекрасен, но, тем не менее, властным. Ни у кого не было такого голоса, как у Грегори. Красивого, гипнотического, завораживающего. Ритуальное песнопение давало надежду в изменчивом море, в котором сейчас плавал Жак. Богатая земля, смешанная со слюной Грегори, образовала нечто наподобие ошейника вокруг израненной шеи Карпатца. Кровь Грегори, древняя и невероятно могущественная, вливалась в истощенные вены Жака. Грегори смял и смешал травы, добавляя их в смесь вокруг шеи Жака.

‑ Я восстановил внутренние повреждения. Но он ослаб, Михаил, хотя его воля к жизни очень сильна. Если мы положим его глубоко в землю и дадим время, он исцелится. ‑ Грегори всунул припарку в руку Михаила. ‑ Положи это на свои глаза. Это поможет, пока мы не опустим тебя в землю.

Грегори был прав. Припарка успокаивала, прохладный лед смягчал огонь. Но где‑ то глубоко внутри него начинался еще один ночной кошмар. Черная зияющая пустота начала растягиваться, подбираться к нему, нашептывая темные греховные мысли. И не имело значения, как часто его сознание дотрагивалось до Рейвен, он чувствовал пустоту. Разумом он понимал, что она крепко спит, но его Карпатская кровь требовала ее прикосновения.

‑ Тебе следует сейчас же уйти под землю, ‑ заметил Грегори. ‑ Я установлю защиту и удостоверюсь, что нас никто не побеспокоит.

‑ Соорудив большую вывеску « Здесь лежит Грегори, не беспокоить »? ‑ Тихо спросил Михаил, низким предупреждающим голосом.

Грегори положил тело Жака глубоко в целительную землю, ничуть не взволнованный сарказмом Михаила.

‑ Ты точно также можешь написать свое имя и в небе, Грегори.

‑ Я хочу, чтобы вампир очень четко представлял, кто я такой, кого он выбрал себе во враги. ‑ Грегори пожал плечами с небрежным проявлением власти.

Жажда прошлась по коже Михаила подобно укусам от тысячи муравьев, причиняя острую боль его органам и вгрызаясь в его сухожилия. Он поднял красные опухшие глаза к грубым, но необычайно чувственным чертам Грегори. В Грегори чувствовалась такая власть, что она горела в серебре его глаз.

‑ Ты думаешь, что если теперь у меня есть Рейвен, то я больше не буду нуждаться в тебе. Ты преднамеренно притягиваешь к себе опасность, находишься вдали от меня, потому что в глубине сердца веришь, что не сможешь протянуть долго. Ты с радостью встречаешь опасность охоты, ты ищешь способ покончить со своей жизнью. Теперь, более чем когда‑ либо наш народ нуждается в тебе, Грегори. У нас появилась надежда. Если мы сможем пережить следующие годы, то у нас есть будущее.

Грегори тяжело вздохнул, отводя взгляд от стали в глазах Михаила, от осуждения, ярко горевшего там.

‑ Сейчас моей целью является спасение твоей жизни и ничего более.

Тяжело вздохнув, Михаил провел рукой по густой массе своих волос.

‑ Нашим людям не обойтись без тебя, Грегори, да и мне в том числе.

‑ Ты так уверен, что я не обернусь? ‑ Улыбка Грегори была невеселой, насмешливой. ‑ Твоя вера в меня превосходит мою собственную. Этот вампир не знает жалости, пьян от своей собственной власти. Страстно жаждет убийства, разрушения. Я все ближе приближаюсь к границе сумасшествия. Его сила ‑ ничто, лепесток на ветру, по сравнению с моей. У меня нет сердца, а душа черна. Я не хочу ждать, когда не смогу сам сделать выбор. Единственное чего я не хочу ‑ это чтобы ты был вынужден искать меня, чтобы уничтожить. Вся моя жизнь пронизана верой в тебя, твоей защитой. Я не желаю ждать, когда на меня откроется охота.

Михаил взмахнул усталой рукой, открывая землю над своим братом.

‑ Ты величайший целитель, величайшая ценность нашего народа.

‑ И именно поэтому они шепчут мое имя со страхом и ужасом?

Земля под ними внезапно вздрогнула, вздыбившись и опустившись, опасно пройдясь волнами. Центр землетрясения, очевидно, находился довольно далеко от них, но не было никаких сомнений, что это последствия яростного вопля могущественного вампира, обнаружившего, что его логово разрушено.

Немертвый уверенно направлялся в логово, пока не обнаружил тело первого волка. Каждый поворот или вход в новый коридор был отмечен одним из его миньонов, пока вся оставшаяся часть стаи не оказалась лежащей у его ног. Страх перешел в ужас. Это дело рук не Михаила, чье чувство справедливости и честной игры должно было привести к его падению, а кого‑ то более Темного. Грегори.

Вампиру и в голову не приходило, что в игру может вмешаться Темный. Андре со скоростью молнии покинул свое безопасное любимое логово, прежде чем горы содрогнулись и пещера обрушилась. Трещины в узком проходе становились все шире, а каменные стены постепенно сближались друг с другом. От тяжелого удара гранита об гранит у него чуть не лопнули барабанные перепонки. Настоящий вампир, совершивший бесчисленное множество убийств, невероятно чувствителен к солнцу и к ужасной летаргии, которой отмечены тела Карпатцев во время дня. У Андре было совсем немного времени, чтобы найти безопасную нору. Когда он вылетел из рушащихся гор, солнце ударило в его спину, от чего он в агонии заорал. От его дома остались пыль и камни, и по развалинам землетрясения пронеслось эхо издевательского смеха Грегори.

‑ Ну, ты и даешь, Грегори, ‑ изумление прозвучало в тихом голосе Михаила. Он опустился в успокаивающие руки земли. ‑ Вот именно поэтому твое имя и произносят со страхом и ужасом. Никто не понимает твоего черного юмора, так как я.

‑ Михаил?

Михаил остановил руку, закрывающую над ним одеяло из почвы.

‑ Я не буду подвергать опасности ваши с Жаком жизни, бросая свои вызовы. Вампир не сможет преодолеть мою защиту.

‑ Я никогда не боялся Андре. И я знаю, что твои заклинания сильны. Мне кажется, что у нашего друга сейчас другие проблемы ‑ где найти место, чтобы укрыться от солнца. Этим днем он не побеспокоит нас.

Глава 14

Отец Хаммер расхаживал вдоль окружающих их стен. В них не было окон, а сама темница была построена невероятно прочно. Стены были очень толстыми и звуконепроницаемыми, в чем у него не было никаких сомнений. Ни один лучик света не проникал сквозь стены, кромешная тьма действовала угнетающе. Всеми имеющимися в наличии одеялами, священник накрыл холодное, как лед, тело Рейвен, не сомневаясь, что она умерла от потери крови. Он не мог обнаружить ни пульса, ни звука дыхания с того момента, как их втолкнули в эту комнату. Перекрестив ее и отслужив панихиду, отец Хаммер начал тщательно исследовать комнату, в надежде найти способ сбежать.

Вампир, Андре, будет использовать Рейвен, чтобы заманить Михаила в это место. Эдгар, прекрасно зная Михаила, не сомневался, что этот план удастся. Михаил придет, и тогда, Царство небесное Словенски.

Тихий звук, хриплое содрогание заработавших легких, привлекло его внимание. Отец Хаммер на ощупь подошел к Рейвен. Под кучей одеял ее тело неконтролируемо дрожало. Ее кожа была такой же ледяной, как и прежде. Священник обнял ее, ища утешения для них обоих.

‑ Чем я могу помочь вам?

Рейвен открыла глаза. Несмотря на темноту, она все прекрасно видела, и, осмотрев мощное строение их камеры, перевела взгляд на встревоженное лицо отца Хаммера.

‑ Мне необходима кровь.

‑ Я буду счастлив стать для вас донором, дитя мое, ‑ незамедлительно ответил он.

Но она чувствовала его слабость. Да и в любом случае, Рейвен не смогла бы взять кровь, так как это принято у Карпатцев. Ее сознание автоматически потянулось к сознанию Михаила. От этого в ее голове вспыхнула боль. Она тихо застонала, сжимая виски.

‑ Не пытайся, малышка. ‑ Михаил ответил властно и успокаивающе . ‑ Побереги свои силы. Я скоро буду рядом.

‑ Жак жив? ‑ От отправки сообщения боль, подобно осколкам стекла, пронзила ее череп.

‑ Благодаря тебе. Отдыхай. ‑ Это был приказ ‑ чистая, властная команда.

Уголки нежного рта Рейвен дрогнули в улыбке.

‑ Поговорите со мной, отец, отвлеките меня. ‑ Она была очень слаба, но не желала привлекать внимание священника к этому.

‑ На всякий случай, я буду говорить тихо, ‑ прямо возле ее уха сказал Эдгар. ‑ Михаил придет, да вы и сами это знаете. Он ни за что не оставит нас здесь. ‑ Он растер ее руки, стараясь согреть ее дрожащее тело.

Рейвен кивнула, что было довольно трудной для нее задачей, поскольку все ее тело напоминало свинец.

‑ Я знаю, какой он. Он в одно мгновение будет готов отдать за нас свою жизнь.

‑ Вы его Спутница Жизни. Без вас, он станет тем самым вампиром из легенд, ‑ монстром, ‑ с которым не сравнится никто из людей.

Рейвен сражалась за каждый вздох.

‑ Не верьте в это, отец. И среди нас есть дьяволы во плоти. Я видела их, преследовала их. Они точно такие же плохие. ‑ Она плотнее укуталась в одеяло. ‑ Вы когда‑ нибудь встречали друга Михаила ‑ Грегори?

‑ Он тот, кого они называют Темный. Я, естественно, видел его, но всего один раз. Михаил же часто высказывал вслух свои страхи за него.

Дыхание Рейвен с хрипом вырывалось наружу, ‑ резкий звук в тишине камеры.

‑ Он величайший целитель, отец. ‑ Она сделал еще один дрожащий вдох. ‑ И он верен Михаилу. Вы верите, что для их расы есть надежда?

Священник осенил крестом ее лоб и внутреннюю сторону каждого запястья.

‑ Вы их надежда, Рейвен. Разве вы об этом не знали?

Михаил дотронулся своим сознанием до ее. Он был близко, связь между ними были сильна. Он окутал ее своей любовью, притянул в сильные, защищающие объятия.

‑ Держись, любовь моя. ‑ Его голос прозвучал бархатно‑ черным соблазном нежности в ее сознании.

‑ Не приближайся к этому дьявольскому месту, Михаил. Дождись Грегори, ‑ взмолилась она.

‑ Не могу, малышка.

На потолке вспыхнул свет, погас, затем загорелся вновь, словно включили генератор. Рука Рейвен нашла руку отца Хаммера.

‑ Я попыталась остановить его, предупредить, но он все равно придет.

‑ Естественно придет. ‑ Глаза Эдгара заморгали от внезапного света.

Отец Хаммер тревожился за Рейвен. Ее дыхание стало приглушенным и затрудненным.

Тяжелая дверь с лязгом и скрипом распахнулась. Джеймс Словенски уставился на них. Затем его глаза остановились на лице Рейвен, словно оно немилосердно притягивало его. Ее синие глаза через всю комнату встретились с его.

‑ Что с вами не так? ‑ Требовательно спросил он.

Слабая, колкая улыбка коснулась ее губ.

‑ Я умираю. Думаю, это и так прекрасно видно. ‑ Ее голос был тихим, всего лишь потоком звука, но таким музыкальным, что им невозможно было не восхищаться.

Словенски прошел чуть дальше в комнату. Рейвен чувствовала в себе Михаила, наращивающего силу, власть, притаившегося, готовящегося напасть. Она также ощутила внезапную тревогу.

‑ Подожди. Вампир приближается. ‑ Она сделала дрожащий вдох, втягивая воздух в свои уставшие легкие; звук получился громким и мучительным.

От сильного небрежного удара Андре, Словенски пролетел через всю комнату. Вампир встал в дверях, раскрасневшийся после свежего убийства. Его глаза были тусклыми и таили в себе какое‑ то презрение, обещание беспощадной жестокости.

‑ Доброе утро, моя дорогая. Я ‑ Андре, пришел забрать тебя в твой новый дом.

Он плавно пересек комнату, явственно наслаждаясь своей властью над всеми ними. Достигнув ее, его глаза потемнели от ярости.

‑ Тебе же было сказано получить питание от священника.

‑ А тебе ‑ убираться в Ад. ‑ Ответила она своим тихим музыкальным голосом, отчаянно желая ударить его.

‑ Ты научишься, что мне лучше повиноваться, ‑ фыркнул он. От злости на ее вызывающее поведение, он схватил священника за перед рубашки и швырнул об каменную стену. Это было проделано холодно, бесчувственно, без единой мысли о последствиях. ‑ Если не желаешь использовать его в качестве пищи, то он нам больше не нужен, правильно? ‑ Улыбка вампира была невероятно противной.

Тело отца Хаммера тяжело упало на пол, звук раскалывающегося черепа был отчетливо слышен. Раздался судорожный вздох, словно легкие еще пытались бороться, но потом послышался тихий выдох, когда легкие прекратили борьбу.

Рейвен проглотила крик, изо всех сил стараясь втянуть в легкие воздух. Ее горе было таким всепоглощающим, что в первый момент ее сознание отказалось нормально работать.

‑ Михаил, я сожалею. Я разозлила его. Это моя вина.

Девушка почувствовала, как тепло его любви окружает ее, а прикосновение его пальцев на ее лице было таким нежным.

‑ Ни в коей мере, любовь моя.

Она ощущала, как его печаль переплелась с ее. Рейвен подняла свои сине‑ фиолетовые глаза к лицу вампира.

‑ И как теперь вы собираетесь контролировать меня?

Вампир склонился над ней, его улыбка была дьявольской, а дыхание ‑ вонючим.

‑ Ты научишься. Теперь же ты будешь питаться. ‑ Он щелкнул пальцами, и Словенски, чуть не споткнувшись, бросился вон из камеры, вернувшись со стаканом темной, мутной жидкости. Его рука дрожала, когда он передавал его вампиру, старательно избегая смертельно‑ острых длинных ногтей. ‑ Это тебе, моя дорогая, завтрак. ‑ Вампир удерживал стакан достаточно близко, чтобы она смогла ощутить запах содержимого. Свежая кровь, сдобренная чем‑ то еще, какими‑ то травами, которые она не распознала.

‑ Наркотики, Андре? Тебе не кажется, что это немного унизительно даже для тебя? ‑ Она ежесекундно сражалась за каждый вдох, стараясь выдержать и не упасть на пол и не разрыдаться от горя от смерти священника. Если бы она не разозлила вампира…

Лицо Андре потемнело, когда она с таким презрением произнесла его имя, но он ничего не ответил, а просто уставился в ее глаза, наполняя ее принуждением, необходимостью повиноваться ему.

Испытывая ненависть к нему, страх за Михаила, печаль по Жаку и священнику, Рейвен собрала всю свою силу, которой обладала, до последней унции и вступила с ним в ментальную битву. Ее голова почти взорвалась от боли, и только выступившие на ее лбу кровавые капельки пота, заставили его отступить.

Свою ярость на ее неповиновение вампир на время засунул подальше. Она была близка к смерти, и если умрет, то все его планы превратятся в ничто.

‑ Ты умрешь, если не будешь питаться. Я знаю, что Михаил понимает это. Ты слышишь меня, принц? Она умирает. Заставь ее принять то, что я предлагаю.

‑ Ты должна сделать это, малышка. ‑ Нежно уговаривал голос Михаила. ‑ Иначе ты умрешь раньше, чем я до тебя доберусь. Прежде всего, ты должна выжить.

‑ В кровь добавлены наркотики.

‑ Наркотики не действуют на Карпатцев.

Рейвен вздохнула, бросив на вампира еще один взгляд.

‑ Что еще в нем?

‑ Только травы, моя дорогая, травы, которые слегка затуманят ваше сознание, что предоставит мои друзьям достаточно времени для изучения Михаила. Они смогут сохранить ему жизнь, заключив здесь. Разве это не то, чего вам хочется? Чтобы он остался в живых? Альтернативой является его незамедлительная смерть. ‑ Он подтолкнул к ней стакан.

Ее желудок протестующе сжался. Как же легко закрыть глаза и перестать бороться за каждый вдох. Она едва могла выносить головную боль. Она виновата в серьезных ранах Жака, в смерти отца Хаммера. И хуже всего то, что из‑ за нее ее любимый Михаил направляется прямо в руки врага. Если она просто перестанет…

‑ Нет! ‑ Голос Михаила был резким и непреклонным.

‑ Не смей! ‑ Грегори добавил силы в протест Михаила.

От ярости, что она может выбрать смерть и подвести его, вампир обхватил своей рукой ее за горло. От прикосновения его руки, ее кожа покрылась мурашками; желудок в знак протеста замутило. Неожиданно вампир издал крик и отпрыгнул от нее, его лицо исказилось от ярости и боли. Рейвен видела, что его ладонь обуглилась и почернела, все еще дымясь, когда он прижимал ее к груди. Михаил послал свое собственное предупреждение и вызов.

‑ Думаешь, что он победит, ‑ прорычал ей вампир, ‑ но это не так. А теперь пей! ‑ Его рука сжалась вокруг ее запястья, удерживая ее руку.

Сознание Рейвен раскалывалось и гудело от близости этого дьявола. Съежившееся тело Эдгара Хаммера лежало на виду, являясь для вампира не более чем кучей мусора. Прикоснувшись к Андре, она с легкостью смогла прочитать его мысли. Он был самым развращенным созданием, которое она когда‑ либо встречала.

Наркотики должны будут затуманить ее сознание достаточно сильно, чтобы заставить ее поверить, что она принадлежит ему. Михаил останется в живых, проводя дни и ночи в боли и мучениях, слишком ослабленный, чтобы напасть на своих пленителей. Словенски получает наслаждение, причиняя боль, а его брату не терпелось вскрыть вампира, исследовать одного из них. Вампир не сомневался, что братья Словенски умрут от рук мстительного Карпатца. Она прочитала все это ‑ о предательстве и гнусных планах немертвого ‑ в его сознании.

‑ Михаил! Не приходи сюда! ‑ Она сопротивлялась оказываемому на нее давлению выпить отравленную кровь, беспомощно борясь с вампиром. ‑ Я не позволю тебе попасть в их руки. Я выберу смерть.

‑ Пей! ‑ Вампир начал тревожиться.

Ее сердце билось с трудом. Ярко‑ алая полоса на ее лбу свидетельствовала об агонии.

‑ Никогда, ‑ выдавила она сквозь стиснутые зубы.

‑ Она умирает, Михаил. Это то, чего ты для нее хочешь? Она умирает в моих руках, со мной, и в любом случае я выигрываю. ‑ От охватившей его ярости, Андре встряхнул ее. ‑ Он покончит жизнь самоубийством в тот же миг, когда ты откажешься жить. Неужели ты так тупа, что не понимаешь этого? Он умрет.

Ее сине‑ фиолетовые глаза всмотрелись в его костлявое лицо.

‑ Но вначале он уничтожит вас. ‑ С полнейшей уверенностью проговорила она.

‑ Любовь моя. ‑ Голос Михаила был бархатистым, успокаивая ее заполненное болью сознание. ‑ Позволь мне разобраться со всем этим. Ты не оставляешь мне иного выбора, кроме как силой добиться твоей уступчивости. Это должно было стать нашим совместным решением, но ты не можешь видеть дальше грозящей мне опасности. Он не сможет уничтожить меня. Поверь в это и держись. Он не сможет разлучить нас. Мы живем друг в друге. Он не понимает нашей связи. Вместе мы намного сильнее его. Я позволю ему пленить меня. Я просто позволю это.

Вампир понял, что воля Михаила оказалась сильней. Рейвен позволила поднести стакан к своим губам. Но даже под давлением, ее тело пыталось отвергнуть пищу. Вампир чувствовал, как ее желудок волнуется и вспучивается. Ее связь с Михаилом позволила ему достаточно успокоить ее, чтобы она смогла принять то, что предлагал вампир.

Ее сердце и легкие незамедлительно отреагировали на вливание жидкости. Дыхание стало менее трудным, а тело ‑ теплее. В тот момент, когда Михаил освободил ее из‑ под своей воли, Рейвен попыталась отскочить от вампира. Но он сжал свои руки вокруг нее и сознательно потерся своим лицом об ее. Его смех был жестоким, даже злорадным.

‑ Ты думаешь, он сильный, да? Но, посмотри, он принимает мои условия.

‑ Почему вы это делаете? Почему предаете его?

‑ Он предает всех наших людей. ‑ Михаил появился в дверях, высокий и сильный, выглядя непобедимым.

Словенски слился со стеной, стараясь казаться незаметным. Андре прижал острый коготь к яремной вене на шее Рейвен.

‑ Будь очень, очень осторожен, Михаил. Ты можешь убить меня, в этом нет никакого сомнения, но она умрет первой. ‑ Андре притянул ее еще ближе, ставя полностью перед собой и отрывая ее тело от земли. Одеяла слетели с Рейвен, когда она беспомощно болталась в воздухе; ее глаза были сосредоточены на Михаиле.

Улыбка Михаила была нежной, любящей, когда он смотрел на ее лицо.

‑ Я люблю тебя, малышка. Будь храброй. Чего ты желаешь, Андре? ‑ Его голос был тихим и низким.

‑ Я хочу твоей крови.

‑ Я дам ее Рейвен, взамен потраченной.

Сердце Рейвен заколотилось в ребрах. Умышленно она прислонилась к когтю Андре. Появилась капелька крови, которая затем потекла по ее шее. Вампир усилил хватку вокруг ее ребер, почти ломая их.

‑ Не вздумай сделать такую глупость снова, ‑ пробормотал он ей, затем переключил внимание на Михаила. ‑ Ты не сможешь подойти достаточно близко, чтобы поделиться с ней кровью. Отлей в контейнер.

Михаил медленно покачал головой.

‑ Он хочет моей крови для себя, любимая, чтобы стать более могущественным, чтобы усилить воздействие наркотиков на твой мозг. ‑ Он чувствовал, что наркотики уже начали влиять на нее. Она боролась, чтобы остаться с ним. ‑ Я не могу позволить ему взять ее. ‑ Печально повторил он.

Рейвен потянулась к Грегори.

‑ Ты должен прийти сюда.

‑ Наркотик, который он дал тебе, известен с древности, ‑ начал объяснять Грегори, слова тихо проскальзывали в ее сознание, ‑ он изготавливается из отжатых лепестков цветов, растущих только в северных регионах наших земель. Он дезориентирует тебя, только и всего. Вампир попытается вложить в тебя свои собственные воспоминания, в которых ты вместе с ним, а затем будет контролировать твои мысли с помощью боли. Он установил между вами кровную связь, поэтому сможет проследить за тобой. Когда ты будешь думать о Михаиле, он сможет причинить тебе боль. Но это будет не наркотик, это будет вампир. Как можно более внимательно следи за своими мыслями, когда будешь собираться с силами. Когда ты потянешься к Михаилу, уступая требованиям души и тела, Андре не должен об этом узнать. Хотя твоя концентрация намного лучше, чем у любого Карпатца, с которым я знаком… Да и он ничего не знает о нашей связи, поэтому я смогу найти тебя в любом месте. Закончив лечить Жака, я в тот же миг присоединюсь к Михаилу. Даю слово, что Михаил останется в живых, и мы найдем тебя. Оставайся в живых ради всего нашего народа.

Вампир и Михаил смотрели друг на друга через всю комнату. Сила излучалась из каждой поры Михаила. Он со спокойным удивлением взирал на стоящую перед вампиром дилемму.

Злобное волнение исказило натянутую атмосферу в комнате, ударив по вискам Рейвен.

‑ Михаил!

Она мысленно выкрикнула предостережение, как раз в тот момент, когда Словенски трижды выстрелил. В маленькой камере звук выстрела громким гулом отразился от каменных стен. Михаила пулями откинуло назад, и он упал рядом с телом отца Хаммера, его драгоценная кровь ярким пятном проступила на белой шелковой рубашке.

‑ Нет! ‑ Рейвен начала нешуточно бороться с вампиром, страх усиливал ее силу, которой было мало после потери крови. На какой‑ то момент, она почти вырвалась на свободу, но была притянута обратно. Рука вампира скользнула вокруг ее шеи, с силой сдавливая. Рейвен подавила панику. Не посмела ей поддаться. ‑ Грегори, Михаил упал. Они выстрелили в него.

‑ Я чувствую это. Да и не только я ‑ все Карпатцы почувствовали это. Не волнуйся. Он не умрет. ‑ Грегори явно приближался . ‑ Они были очень осторожны, стараясь нанести ему раны, которые сильно кровоточат, но не являются смертельными, в отличие от тех, что они нанесли Жаку. Он уже сообщил мне степень своих повреждений.

Вампир потянул Рейвен за собой к двери.

‑ Когда придут остальные, будет слишком поздно. Не думай, что он выберется отсюда, ‑ прошипел он ей на ухо. ‑ Словенски и остальные заплатят жизнями за свои деяния, а вместе с ними погибнут и все записи о том, что здесь произошло. Ты будешь моей, так далеко, что они не смогут тебя найти.

Рейвен полностью сосредоточилась на Михаиле, передавая Грегори все, что видела: Словенски, надевающего на запястья и лодыжки Михаила наручники и приковывая его к стене, смеявшегося, издевающегося и бьющего его ногами. Михаила, сохраняющего молчание, в то время как его темные глаза стали чернее ночи, мерцая подобно льду.

Вампир поднял ее хрупкое тело и с невероятной скоростью побежал из этого места смерти и разрушения, устремляясь в небо. Его когти крепко сжимали Рейвен, когда он летел в ночи.

Грегори с легкостью слился сознанием с Михаилом. На протяжении столетий сражений, войн и охоты на вампиров, они много раз обменивались кровью, спасая друг другу жизнь. Михаил испытывал боль, потеряв много крови. Стрельба была отчаянной попыткой ослабить его огромную силу. Словенски был занят, издеваясь над Михаилом, и во всех деталях описывая предстоящие пытки.

В черных глазах Михаила тлела жуткая краснота, горящее пламя, когда он посмотрел на приблизившегося к нему Словенски. От власти в этих ледяных глазах последний на некоторое время остановился.

‑ Ты научишься ненавидеть меня, вампир, ‑ фыркнул Джеймс Словенски. ‑ И ты научишься бояться меня. Ты поймешь, у кого на самом деле власть.

Легкая насмешливая улыбка тронула рот Михаила.

‑ Я не испытываю к тебе ненависти, смертный. И я никогда не буду тебя бояться. Ты ‑ пешка в борьбе за власть. И ты будешь принесен в жертву. ‑ Голос был низким, с музыкальными нотками, и который, как обнаружил Словенски, ему хочется услышать вновь.

Мужчина присел рядом со своей жертвой, радостно улыбаясь, видя чужую боль.

‑ Андре выдаст нам остальных твоих кровососов.

‑ И зачем ему это делать? ‑ Михаил закрыл глаза, его лицо покрылось морщинами и было напряженным, но намек на улыбку продолжал оставаться на губах.

‑ Ты обратил его, заставил принять такую богомерзкую жизнь, точно также как ты обратил женщину. Он попытается спасти ее. ‑ Словенски наклонился ближе, вынимая нож. ‑ Думаю, мне следует извлечь из тебя пулю. Мы же не хотим получить инфекцию, да? ‑ От предвкушения его хихиканье было пронзительным.

Михаил и не пытался увернуться от лезвия. Его черные глаза резко распахнулись, полыхнув силой. Словенски упал навзничь и, перебирая всеми четырьмя конечностями, ополз к дальней стене. Нашарив в своем пальто пистолет, он навел его на Михаила.

По земле прошла волна, очень осторожная, создавая ощущение надутости, в результате чего бетонный пол вспучился и треснул. Словенски руками хватился за стену позади себя, чтобы удержаться на ногах, выронив при этом пистолет. Со стены над его головой упал камень, приземляясь в опасной близости от него и, перекатившись, остановился рядом с ним. Затем упал второй, третий; Словенски был вынужден прикрыть голову руками, поскольку камни посыпались грохочущем ливнем.

Испуганный крик Словенски был громким и визгливым. Он постарался сделаться как можно меньше, разглядывая сквозь пальцы Карпатца. Михаил не пошевелил и пальцем, чтобы защитить себя. Он лежал именно в той позе, в какой тот его положил, уставившись на него своими темными глазами. Выругавшись, Словенски попытался дотянуться до пистолета.

Пол под ним опустился и поднялся, заставляя пистолет откатиться в зону недосягаемости. Опасно зашаталась и вторая стена, с которой каскадом посыпались камни, ударяя мужчину по голове и плечам, заставляя его пригибаться к полу. Он с любопытством и страхом наблюдал за странным феноменом. Ни один камень не коснулся тела священника. Ни один не приблизился к Михаилу. Карпатец просто наблюдал за ним своими чертовыми глазами и с легкой насмешливой улыбкой на губах, наблюдал за тем, как камни скрыли ноги Словенски, а затем начали падать на его спину. Раздался зловещий треск, и крик мужчины, когда тяжелый кусок упал на его спину.

‑ Убирайся в Ад, ‑ зарычал Словенски. ‑ Мой брат все равно выследит тебя.

Михаил ничего не сказал, продолжая наблюдать за тем беспорядком, который устроил Грегори. На его месте он бы просто убил это ничтожество, не устраивая такого представления, но он слишком устал, а его тело находилось в тяжелом состоянии. Михаил не желал попусту тратить энергию, поскольку все то время, что Грегори потратит на его лечение, Рейвен будет находиться в руках вампира. Он не позволял себе думать о том, что Андре может сделать с ней. Михаил пошевелился, и все его тело пронзила острая боль. Еще несколько камней в качестве возмездия упало на Словенски, накрывая его подобно одеялу, создавая жуткую могилу.

Грегори вошел в комнату со свойственной ему молчаливой плавностью, грацией и властью, которые сохранились в нем, даже когда он перешагнул через пролом в стене.

‑ Это становится дурной привычкой.

‑ Ох, заткнись, ‑ добродушно ответил Михаил.

Прикосновения Грегори были необычайно нежными, когда он исследовал его раны.

‑ Они знали, что делали. Выстрелив в эти места, они не затронули важных органов, но обеспечили тебе большую потерю крови, насколько это было возможно. ‑ Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы разобраться с наручниками и освободить Михаила от цепей.

Грегори закрыл раны землей, останавливая дальнейшую кровопотерю.

‑ Проверь отца Хаммер, ‑ слабым голосом попросил Михаил.

‑ Он мертв, ‑ Грегори едва взглянул на сломанное тело.

‑ Убедись. ‑ Это был приказ. Михаил до этого никогда ничего не приказывал Грегори. Их взаимоотношения этого не требовали.

На краткий миг, серебристые глаза Грегори мерцнули, когда они смотрели друг на друга.

‑ Пожалуйста, Грегори, если есть хоть один шанс, что… ‑ Михаил закрыл глаза.

Покачав головой над пустой тратой времени, Грегори покорно направился к скрюченному телу священника и проверил его пульс. Он знал, что это бессмысленно, понимал, что и Михаил тоже знает об этом, но все равно проверил. Грегори постарался обращаться с телом осторожно.

‑ Сожалею, Михаил. Его больше нет.

‑ Я не хочу оставлять его в этом месте.

‑ Прекрати разговаривать и позволь мне сделать мою работу, ‑ зарычал Грегори, укладывая Михаила на пол. ‑ Возьми мою кровь, пока я занимаюсь этими дырами.

‑ Найди Рейвен.

‑ Возьми мою кровь, Михаил. Вампир не причинит ей вреда и будет очень терпеливым этой ночью. Ты должен быть сильным во время предстоящей охоты. Пей, что я добровольно предлагаю тебе. Мне не хочется силой заставлять тебе делать это.

‑ Ты становишься вредным, Грегори, ‑ пожаловался Михаил, но послушно взял предложенное целителем запястье.

Кровь Грегори была такой же древней, как и его. Ничто иное не могло оказать такой же быстрой помощи. В полном молчании Михаил питался, восстанавливая понесенные потери. Грегори слегка шевельнул запястьем, отнимая его у Михаила, поскольку понимал, что ему потребуются все силы, чтобы излечить и перенести принца в безопасное место.

‑ Тело священника необходимо забрать с собой, ‑ вновь повторил Михаил. Сквозь лед его тела прошлась волна тепла, оставляя его нуждающимся, голодным. Его сознание потянулось к Спутнице Жизни, страстно желая полностью слиться с ней.

Боль взорвалась в ее голове ‑ в его ‑ такая сильная, что он задохнулся и отпрянул; его черные глаза в агонии встретились с бледными глазами Грегори.

‑ А теперь спи, Михаил. Вскоре мы отправимся на охоту. Но вначале мы должны позаботиться о твоих ранах. ‑ Грегори отдавал команды своим гипнотизирующим голосом. На певучем, струящимся пением древнем языке. ‑ Услышь мои слова и позволь Матери Земле обнять тебя. Почва исцелит твои раны и успокоит твое сознание. Спи, Михаил. Моя сильная кровь смешивается с твоей. Почувствуй, как она исцеляет твое тело. ‑ Грегори закрыл свои глаза, полностью сливаясь с Михаилом, перетекая в него, чтобы излечить каждую рваную рану, вытолкнуть инородные предметы и восстановить все повреждения изнутри с точностью опытного хирурга.

Огромный сыч облетел руины здания, затем опустился на обрушившуюся стену. Крылья медленно сложились, и круглые глаза начали рассматривать, разворачивающуюся внизу сцену. Когти согнулись, расслабившись. Грегори поднял голову, вновь вернувшись в свое тело. Он произнес имя Карпатца тихо с признательностью.

‑ Айдан.

Тело совы удлинилось, замерцало, формируя высокого мужчину с рыжевато‑ коричневыми волосами и блестящими золотом глазами. Его светлые волосы были необычны для Карпатцев. Он шел как солдат ‑ твердо и уверенно.

‑ Кто осмелился на такое? ‑ Потребовал он. ‑ Что насчет Жака и женщины Михаила?

Грегори тихо зарычал, резким ударом серебристых глаз останавливая Карпатца.

‑ Принеси свежей земли и подготовь тело священника. ‑ Грегори вновь занялся своей работой, когда прибыл Байрон.

Медленное, неторопливое древнее песнопение наполнило ночь, неся надежду и обещание. Никто бы не поверил, что он старается закончить работу побыстрее, чтобы Михаил уже этой ночью встал на ноги.

Айдан принес богатейшей земли, которую смог найти, и, отступив назад, стал с восхищением наблюдать за работой Грегори. Припарки были тщательно перемешаны и помещены поверх ран. В это же время со стороны гор ветер принес запах пыли и грязи, неся Карпатцам предупреждение. Приближался грузовик с двумя людьми.

Байрон опустился на колени рядом с Эдгаром Хаммером, благоговейно проведя рукой по лицу священника и поднимая его безжизненное тело.

‑ Я похороню его на святой земле, Грегори, а затем уничтожу тела возле хижины.

‑ Кто это сделал? ‑ Повторил свой вопрос Айдан.

Грегори просто наполнил сознание Айдана информацией, не потрудившись даже вступить в разговор.

‑ Я был знаком с Андре в течение многих веков, ‑ сказал Айдан. ‑ Он на полвека младше меня. Мы сражались вместе в более чем одной битве. В последнее время количество отчаявшихся все увеличивается.

Айдан скользнул взглядом по рухнувшим стенам, его золотистые глаза ярко сверкали в темноте. Каждый листик на каждом дереве ярко сверкал серебром, купаясь в свете луны, но Айдан давным‑ давно потерял способность видеть цвета. Его мир был темным и серым, и будет таким до тех пор, пока он не найдет свою Спутницу Жизни или не станет искать успокоения на рассвете. Он сделал вдох, улавливая запах дичи, аромат смерти, назойливый аромат человека. Масло и выхлопные газы, выпускаемые приближающимся транспортом, загрязняли чистый воздух.

Он двинулся сквозь стройные ряды дубов, ведомый холодным, как лед инстинктом хищника, требующего отомстить за то, что было сделано с одним из них. Их раса, такая хрупкая, балансировала на краю гибели и могла не пережить очередной охоты на вампиров. Каждый из оставшихся мужчин сосредоточил все свои надежды на выживании женщины Михаила. Если она сможет принять их образ жизни, если она сможет быть запечатлена как истинная Спутница Жизни, если она сможет произвести на свет девочек, достаточно сильных, чтобы пережить первый год жизни, то у всех мужчин‑ Карпатцев появится шанс. Появится цель, чтобы продержаться дольше, обыскивая мир в поисках таких женщин, как Рейвен. Но предательство Андре являлось самой страшной изменой.

Начал собираться туман, густой, душный, почти непроницаемая вуаль, скользящая между деревьями и закрывающая дорогу. Раздался пронзительный скрежет тормозов, когда водитель резко остановился, ничего не видя в плотном тумане. Айдан подошел поближе, невидимый, опасный хищник, выискивающий жертву.

‑ Как долго нам еще добираться, дядя Джин? ‑ Ветер донес голос мальчика, нетерпеливый и восторженный.

‑ Нам придется подождать, пока не рассеется туман, Донни. ‑ Второй голос был беспокойным. ‑ Эти необычные туманы довольно частое явление здесь, наверху, и застрять в них ‑ не самая хорошая идея.

‑ А что за сюрприз? Можешь рассказать? Ты сказал маме, что на день рождения я получу сюрприз, который никогда не забуду. Я слышал, как вы об этом говорили.

Теперь Айдан мог их видеть. Водителем оказался мужчина лет тридцати, мальчику было не более пятнадцати лет. Айдан наблюдал за ними, потребность убивать бежала по его венам, кипела в его теле. Он чувствовал власть в каждом нервном окончании, напоминающую ему, что он действительно жив.

Мужчина сильно нервничал, вглядываясь в туман, со всех сторон окружавший грузовик, но, тем не менее, ничего не мог увидеть за густой пеленой белого дыма. На какой‑ то момент он подумал, что увидел глаза, голодные и сверкающие, почти золотые. Это были глаза животного ‑ глаза волка ‑ наблюдающего за ними из ночи. От этого его сердце заколотилось, а во рту пересохло. Он придвинул мальчика поближе к себе, защищая.

‑ Твой дядя Джеймс хранит его у себя. ‑ Ему пришлось дважды прочистить горло, прежде чем удалось сказать эти слова. Он знал, что они находятся в большой опасности, знал, что хищник поджидает момента, чтобы разорвать их горла.

‑ Давай просто прогуляемся до охотничьего домика, дядя Джин. Я не могу дождаться, когда смогу испытать свое новое ружье. Пошли, это не далеко, ‑ упрашивал мальчик.

‑ Не в этом тумане, Донни. В этих лесах обитают волки… И прочие хищники… Лучше подождать, пока не сможем видеть дорогу, ‑ твердо ответил мужчина.

‑ У нас есть ружья, ‑ угрюмо заметил мальчик. ‑ Разве не для этого мы их взяли с собой?

‑ Я сказал «нет». Ружья не всегда обеспечивают безопасность, мальчик.

Айдан подавил дикое желание. Мальчик, казалось, еще не достиг зрелости. Кем бы ни были эти смертные, он не мог убить их, пока его жизнь или, по крайней мере, жизнь остальных его родичей не находится под угрозой. Он не собирался становиться вампиром ‑ предателем своего народа, хотя убивать становилось все легче. Это один из соблазнов власти. Вокруг него поднялся ветер, закружившись в вихре листьев и веток. Рядом с ним остановился Грегори, Михаил, бледный и безжизненный, лежал у него на руках.

‑ Давай покинем это место, Айдан.

‑ Я не смог убить их, ‑ тихо ответил Айдан, но никакого извинения в его голосе не было.

‑ Если старший является Евгением Словенски, то он будет более чем занят сегодня ночью. Его брат лежит мертвым под грудой камней, в отместку за священника Михаила.

‑ Я не посмел убить их, ‑ повторил Айдан, признаваясь.

‑ Если это Словенски, то он заслуживает смерти, но я очень рад, что ты удержался, зная о грозящей тебе опасности. В своей охоте на немертвых ты заходил очень далеко. Это видно по темноте в твоей душе.

‑ Я подошел очень близко к краю, ‑ тихо и без всяких извинений сказал Айдан. ‑ когда женщина Михаила была тяжело ранена, его ярость почувствовали все Карпатцы по всей земле. Возмущение было таким странным, вот я и решил проверить, что это было. Я вернулся, чтобы убедиться, что его мудрость служит на благо нашему народу. И я верю, что его женщина ‑ это надежда на наше будущее.

‑ Я тоже верю в это. Возможно, новая страна принесет тебе облегчение. Нам необходим опытный охотник в Соединенных Штатах.

Все еще находясь в густом тумане, предотвращающим проникновение людей, Айдан обратил все свое внимание к тщательно сконструированной тюрьме. От одного взмаха его руки, земля задрожала и покачнулась. Здание сравнялось с землей, оставив только камни, обозначающие свежую могилу.

В тумане, Грегори начал подниматься вверх со своей ношей, Айдан находился рядом с ним. Они пересекли темное небо, направляясь к пещерам, куда прибывали остальные мужчины‑ Карпатцы, один за другим, чтобы помочь исцелить своего принца.

Глава 15

Ночной воздух обдувал тело Рейвен, когда ее несли по небу в неизвестном направлении. Она испытывала головокружение и слабость, ее сознанию было трудно сконцентрироваться на чем‑ либо одном. Сначала, она попыталась сосредоточить свое внимание на каком‑ либо ориентире, который могла бы передать Грегори, но спустя некоторое время не могла даже вспомнить, почему и, главное, что она делает. На каком‑ то уровне, Рейвен знала, что это из‑ за наркотиков она плохо понимает, что происходит и чувствует себя больной. Но думать о том, куда вампир несет ее и как собирается поступить с ней, когда они прибудут на место, становилось все труднее.

Ярко светила луна, проливая свой свет на верхушки деревьев, превращая все в сюрреалистический сон. Мысли, не задерживаясь, протекали через ее сознание. Слова, произносимые тихим шепотом, сливались в непрерывное бормотание, которое она не могла разобрать. Это казалось таким важным, но Рейвен слишком устала, чтобы разбираться во всем этом. Неужели ее сознание разлетелось на кусочки после выслеживания последнего серийного убийцы? Она не могла вспомнить, что произошло с ней. Ветер радостно обдувал ее тело, очищая его. Она замерзла, но это, казалось, не имело никакого значения. Огни танцевали, цвета кружились в водовороте, а над головой брильянтами сверкало небо. Под ними подобно хрусталю сияло огромное озеро. Это было так прекрасно, но ее голова, тем не менее, ужасно болела.

‑ Я устала. ‑ Наконец, сказала она, желая понять, может ли она говорить. Возможно, так она могла бы разбудить себя, если бы, конечно, находилась в гуще сна.

Руки вокруг нее чуть сжались.

‑ Я знаю. Скоро ты будешь дома.

Девушка не узнала голос, и что‑ то в ней противилось этой близости. Ее телу было неприятно чувствовать рядом с собой его. Она его знает? Ей так не казалось, хотя он держал ее так, словно имел на нее все права. Что‑ то ускользало от нее, что‑ то, что она не могла уловить. Каждый раз, когда ей казалось, что все части мозаики начинают выстраиваться в единую цепь, ее голову тут же пронзала такая острая боль, что она вообще переставала думать.

Неожиданно она обнаружила, что они идут под звездами, а над ними тихо колышутся деревья; его рука обнимала ее за талию. Рейвен смущенно моргнула. Разве они все время шли? Никто не может летать, это абсурдно. Ей неожиданно стало страшно. Неужели она сошла с ума? Она бросила взгляд на человека, шагающего рядом с ней. Он был щедро одарен физической красотой, его бледное лицо было чувственно прекрасным. Но когда он улыбнулся ей, его глаза оставались пустыми и холодными, его зубы угрожающе блестели в его алом рте, от чего страх пронзил ее сердце. Кто он такой? Почему она с ним?

Рейвен задрожала и попыталась отодвинуться от мужчины легким, едва уловимым движением. Но она была очень слаба и без его поддержки наверняка бы упала.

‑ Ты замерзла, моя дорогая. Мы скоро будем дома.

От его голоса волна ужаса прошлась по ее телу, отвращение свернулось в животе. Злорадная торжественность слышалась в его голосе. Хотя с виду он казался заботливым, у Рейвен было ощущение, словно гигантская змея обернулась вокруг нее своим холодным телом, гипнотизируя своими глазами. Ее сознание куда‑ то потянулось, изо всех сил стараясь выйти на связь. Он придет. Михаил. От охватившей ее агонии, она закричала и упала на колени, сжимая руками голову, боясь двинуться, боясь подумать.

Холодные руки обхватили ее и поставили на ноги.

‑ Что случилось, Рейвен? Давай, расскажи мне, и может быть, я сумею помочь тебе.

Она презирала его голос. Он раздражал ее, посылая мурашки по ее коже. В нем слышалась власть и порочность, затаенное веселье, словно он точно знал, что происходит с ней, и наслаждался ее страданиями, ее незнанием. Но как бы ей не были противны его прикосновения, она не могла стоять самостоятельно и была вынуждена прислониться к его сильному телу.

‑ Тебе необходимо питание, ‑ почти небрежно заметил он, но она почувствовала его скрытое волнение в этом заявлении.

Рейвен прижала руку к животу.

‑ Мне плохо.

‑ Это потому что ты голодна. У меня приготовлен для тебя особый сюрприз, моя дорогая. Банкет в твою честь. Гости нетерпеливо дожидаются нашего возвращения.

Рейвен остановилась и уставилась в его холодные, издевательские глаза.

‑ С тобой я не хочу никуда идти.

Его глаза сузились, став жестокими. Его губы сложились в какую‑ то пародию на улыбку, бездушно блеснув клыками. Она увидела его рецессированные десны, удлинившиеся резцы. Он оказался не таким красивым, каким почудился в начале, а мерзким и жестоким на вид.

‑ Рейвен, тебе больше некуда идти. ‑ И вновь в его голосе прозвучали легкое издевательство и тошнотворная заботливость.

Рейвен вырвала свою руку из его и резко села на землю, когда ее ноги подогнулись.

‑ Ты не… ‑ Имя ускользнуло от нее, отозвавшись взрывной болью в голове. Кровавые капельки выступили у нее на лбу и потекли по лицу.

Неторопливо, вампир склонил голову и прошелся шероховатым языком по ее щеке, по следу, оставленному ее кровью.

‑ Ты больна, моя дорогая. Ты должна доверять мне, потому что я лучше знаю, что необходимо тебе.

Рейвен заставила себя оставаться спокойной, отодвигая тонкую паутину, сковывавшую ее сознание. Она обладала редким даром. Была умна. А это два неоспоримых факта. Она не сомневалась, что находится в огромной опасности, не представляла, как оказалась здесь с ним, но ей необходимо было подумать. Девушка подняла лицо к луне так, что в ее длинных черных волосах заиграли синие пряди.

‑ Я в полном смятении, я даже не могу вспомнить твое имя. ‑ Она заставила себя выглядеть и чувствовать виноватой, чтобы умиротворить его, если он может читать ее мысли, что, как она боялась, вполне возможно. ‑ Что случилось со мной? У меня ужасная головная боль.

Он предложил ей руку, его манеры неожиданно стали более благородными, намного снисходительнее теперь, когда она оперлась на него.

‑ Ты повредила голову. ‑ Он поднял ее, обхватив руками за тонкую талию. На этот раз Рейвен заставила себя принять его прикосновение без содрогания.

‑ Я сожалею. Я в таком смятении, и это заставляет меня чувствовать себя глупой и бояться, ‑ призналась она. Ее большие синие глаза стали огромными, а сознание ‑ невинным и чистым.

‑ Я Андре, твой истинный Спутник Жизни. Другой выкрал тебя у меня, и когда я спасал тебя, ты упала и ударилась головой. ‑ Его голос был музыкальным, гипнотическим.

Истинный Спутник Жизни. Михаил. На этот раз, когда боль ударила по ней, она приняла ее, позволила омыть себя. От этого у нее перехватило дыхание и боль, словно от тысячи иголок, пронзила череп. Но она постаралась сделать так, чтобы ни один намек на агонию не отразился на ее лице или в ее сознании. Собрав всю силу воли, до единой унции, она сосредоточила свое сознание.

‑ Михаил? Где ты? Ты настоящий? Я боюсь. ‑ Этот путь был таким родным, и она пользовалась им с такой легкостью, словно всегда делала это.

‑ Малышка. ‑ Ответ был слабым и далеким, но таким реальным, чем‑ то, за что можно было уцепиться в этом мире безумия.

‑ Кто со мной? Что произошло? ‑ Она заставила себя облокотиться на поддерживающего ее мужчину, сохраняя в своем сознании видимость замешательства. Ее поразило то, что ее сознание способно работать на нескольких уровнях одновременно.

‑ Андре ‑ вампир. Он забрал тебя от меня, но я приду за тобой.

Что‑ то было не так. Оно было рядом, стоит только потянуться. Рейвен верила этому далекому голосу, чувствовала тепло и любовь в обнимающих ее сильных и надежных руках. Она знала это ощущение, этот голос. Который был немного не таким.

‑ Ты ранен? Как?

В своем сознании Михаил воспроизвел все последние события. Рейвен резко вздохнула, ощущение было таким, словно кто‑ то ударил ей прямо в живот.

‑ Михаил.

‑ Грегори превращается в какого‑ то тирана. Я бы не рискнул умереть.

Воспоминания были бледными, и она испугалась. Девушка постаралась разделить свои мысли. И поскольку вампир дотрагивался до нее поверхностно, читая лишь те мысли, которые она хотела, чтобы он узнал, то Рейвен предстала перед ним дрожащей и смущенной женщиной ‑ такой, какой, по его мнению, она и должна была быть.

Раны Михаила на ее взгляд выглядели плохо. Он находился в пещере, окруженный остальными Карпатцами. Грегори занимался его повреждения, и Рейвен не сомневалась, что он поместит Михаила в землю, и она останется без якоря спасения. Она вздернула подбородок. Может наркотики на мгновение и затуманили ее рассудок, но она сможет сделает то, что должна сделать.

‑ С Андре я справлюсь. Не беспокойся обо мне. ‑ Она постаралась показать больше бравады, чем чувствовала на самом деле.

И незамедлительно подавила всплеск облегчения. Воспоминания, все еще частично фрагментированные, вернулись в полном объеме после успокаивающего прикосновения Михаила. Михаил или Грегори, а может быть и оба, придут за ней независимо от того, что произойдет. Михаил закупорит свои раны и поползет, если только так сможет добраться до нее.

‑ Что‑ то ты притихла, ‑ испугал ее Андре.

‑ Пытаюсь вспомнить, но от этого только головная боль.

Они находились на вершине плато. Лишь спустя несколько минут, Рейвен смогла разглядеть небольшой каменный дом, одной стороной построенный вплотную к горе. Он, казалось, мерцал в свете луны ‑ то мираж, то четкое строение, то снова мираж. Девушка часто заморгала, запоминая каждую деталь и передавая все это Михаилу. Трюк заключался в том, чтобы не позволить вампиру узнать, что она думает о Михаиле. Именно Андре наказывал ее болью, когда узнавал об ее мыслях. Сбитая с толку наркотиками, она некоторое время находилась под его влиянием. Теперь же ей было просто плохо, и кружилась голова. И очень, очень страшно.

‑ Это наш дом? ‑ Спросила она, тяжело опираясь на него.

‑ Мы пробудем здесь достаточно долго, чтобы пообедать, моя дорогая. ‑ Вновь послышалось странное злорадство, которое она находила отвратительным. ‑ Оставаться дольше небезопасно. Остальные могут выследить нас. Тебе необходимо питание, чтобы стать достаточно сильной для побега.

Намеренно доверчиво она обхватила пальцами руку вампира.

‑ Я попытаюсь Андре, но мне на самом деле очень плохо.

Рейвен сделала шаг к порогу дома, когда ощутила инстинктивный протест Михаила. Она неуклюже споткнулась и упала рядом с дверью, оставшись лежать жалкой кучей. Проклиная все на свете, Андре попытался поднять ее на ноги и затолкать в дом, но Рейвен стала вялой, неспособной двигаться самостоятельно. Тогда вампир поднял ее на руки и внес в дом.

Каменный дом состоял из большой передней комнаты и ниши в дальнем углу, откуда лестница вела к находящейся внизу спальне. Комната была холодной и сырой. В трещинах росла плесень. В ней находился стол и длинная церковная скамья. Взмахом руки Андре зажег несколько свечей. Сердце Рейвен почти остановилось, а затем забилось с удвоенной силой. К ближайшей к столу стене были прикованы мужчина и женщина, чьи глаза расширились от ужаса. Они были грязными и в рваной одежде. На прорехах в платье женщины и рубашки мужчины остались пятна крови. Оба были в синяках, а у мужчины чуть ниже правой щеки было еще несколько ожогов.

Улыбка вампира была жестокой и издевательской, когда он осматривал свои беззащитные жертвы.

‑ Обед, моя дорогая, только для тебя. ‑ И осторожно усадил Рейвен на скамью, словно она была сделана из фарфора.

Андре медленной грациозной походкой прошелся по каменному полу, его красные бездушные глаза остановились на женщине. Некоторое время он наслаждался ее ужасом, смеясь над бессильной яростью ее мужа. Когда он схватил женщину, освободив от цепи, мужчина начал бороться и угрожать, проклиная Рейвен. Андре потащил женщину в сторону девушки, заставил опуститься на колени и крепко держал, одной рукой схватив за волосы, открывая горло.

Его палец прошелся по бьющемуся пульсу.

‑ Питайся, моя дорогая. Почувствуй, как теплая кровь вливается в твои вены, делает тебя сильнее. Когда ты заберешь ее жизнь, то почувствуешь такое могущество, какого еще никогда не знала. Это мой подарок тебе. Безграничная власть.

Женщина рыдала и стонала от ужаса. Ее муж умолял, ругался, сражался со сковывавшими его цепями. Рейвен медленно села прямо, дрожащей рукой отбрасывая назад густую копну своих волос. Андре мог соблазнить свои жертвы, привести в состояние транса, так что они с радостью встретили бы свою смерть, но он испытывал восторг от вида человеческого страха. Наполненная адреналином кровь соблазняла, дурманила. Создавалось ощущение, что каждый ждал ее реакции. Она чувствовала в себе Михаила, неподвижного и безмолвного, неиствующего от того, что его нет рядом с ней, чтобы защитить от принятия такого жуткого решения.

Ее большие сине‑ фиолетовые глаза поднялись к лицу Андре, выразительные, невероятно яркие, словно она едва сдерживала слезы. Ее ладонь успокаивающе скользнула по руке женщины. Она была необычайно нежной, стараясь успокоить без слов.

‑ Ты сомневаешься во мне. Почему? Что я такого сделала? Я честное слово не помню. Я бы никогда не смогла сделать этого ‑ отнять жизнь таким способом, также как и ты. Почему ты проверяешь меня именно таким образом? Разве я совершила преступление, о котором не помню? Почему ты так жесток со мной?

Лицо Андре потемнело, красные глаза вновь стали темно‑ карими.

‑ Не надо так расстраиваться.

‑ Скажи мне, Андре. Я не выдержу неизвестности. Кто‑ то заставил меня сделать то, что ты не можешь мне простить? ‑ Она опустила голову, словно ей было стыдно. Ее голос стал тише. ‑ Забери мою жизнь, Андре. Излей свой гнев на меня, а не на эту бедную женщину. Я уйду, если ты не захочешь больше связывать свою жизнь с моей, хотя я не знаю, куда мне еще податься. ‑ Девушка посмотрела в его глаза, чтобы он понял, что она серьезна. ‑ Забери мою жизнь, Андре.

‑ Нет, Рейвен.

‑ Тогда ответь мне: зачем эта проверка? Потому что я не совсем такая, как ты, потому что я не могу уйти под землю или менять форму? Ты стыдишься меня и хочешь наказать.

‑ Естественно нет.

Рейвен обняла женщину.

‑ Я не уверена, но помнится, ты заявлял, что нанял надежных слуг. Эта женщина ‑ одна из тех, о ком ты говорил? ‑ Вдруг ее лицо омрачилось. ‑ Она твоя любовница? ‑ Это прозвучало почти истерично, но ее ладонь на руке женщины оставалась нежной.

‑ Нет! Нет! ‑ Запротестовала женщина, но в ее глазах появились растерянность и заря надежды. ‑ Я ему не любовница. Вон тот мужчина ‑ мой муж. Мы не сделали ничего плохого.

Андре явно оказался в трудном положении. Он захватил Рейвен в отчаянной попытке спасти себя. Если он заставит ее убить, тогда она станет такой же темной и потерянной, как и он. Что‑ то внутри него перевернулось, когда он посмотрел в ее невинные глаза.

‑ Женщина говорит правду, Рейвен. Она для меня никто. Служанка, если тебе так хочется. ‑ Его голос звучал потерянно и одиноко, почти неуверенно.

Рейвен потянулась к его руке. Его сознание было по‑ настоящему дьявольским, гнилым и испорченным. Тем не менее, Рейвен жалела его. Когда‑ то он был хорошим, не отличался от Михаила или Жака, но темнота его одинокого существования заставила его пойти по неверной дорожке. Андре отчаянно хотел чувствовать, быть в состоянии противостоять утреннему солнцу, а затем становиться свидетелем заката. Он хотел смотреть в зеркало и не видеть рецессированных десен и разрушительного действия, оставленных его развратным существованием. Но это было невозможно, ни один истинный вампир не мог смотреть на себя в зеркало и не испытывать при этом огромной боли. Рейвен была его единственной надеждой, и он вцепился в нее. Он хотел чуда. Но потому что она была человеком, он не имел понятия, что она способна делать, а что нет.

‑ Прости меня, Андре, если я сделала что‑ то, что заставило тебя сомневаться во мне, ‑ тихо проговорила она, ей было так жаль его, что хотелось плакать. Она бы не смогла спасти его, даже если бы не принадлежала Михаилу. Никто не смог бы. Он был слишком сильно испорчен ложным чувством власти, слишком зависим от адреналина, появляющегося при вселяющих ужас убийствах. Она ненавидели себя за то, что обманывала его, но ее жизнь и жизнь человеческой пары висела на волоске.

Его рука приласкала ее шелковистые волосы.

‑ Я не злюсь на тебя, моя дорогая, но ты слаба и нуждаешься в питании.

Женщина застыла, ее лицо превратилось в маску ужаса. Она стояла молча, ожидая ответа Рейвен. Девушка выглядела смущенной.

‑ Но я не могу питаться. ‑ Преднамеренно она позволила имени Михаила замерцать в своем сознании, а затем от адской боли обхватила голову руками. ‑ Не понимаю, почему я не могу думать. Мне кажется, что те ‑ другие ‑ что‑ то сделали, чтобы я испытывала все это.

Андре поднял женщину, схватив ее за волосы.

‑ Я вернусь через несколько минут. Позаботься, чтобы Рейвен не пострадала. ‑ Его глаза были пустыми и холодными. ‑ И не пытайтесь покинуть это место. Я все равно узнаю.

‑ Андре, постой, ‑ прошептала Рейвен, цепляясь за него вопреки самой себе.

Он отшатнулся от нее и бросился вон ‑ прочь от света, назад в мир смерти и безумия, который был ему так знаком.

Женщина вцепилась в Рейвен.

‑ Пожалуйста, отпустите нас. Он ‑ дьявол, он убьет нас, сделает своими рабами, пока наш страх не перестанет забавлять его.

Рейвен заставила себя подняться, отчаянно сражаясь с головокружением.

‑ Он узнает. Легко увидит в темноте, унюхает, услышит каждое биение ваших сердец. ‑ Комната была холодной и пахла плесенью, что действовала угнетающе. Воздух был застоявшимся и говорил о смерти. Благодаря своей чувствительности, Рейвен почти могла услышать крики его бесконечных жертв, которых приносили сюда и приковывали цепями к стенам. Она была также напугана, как и человеческая женщина. ‑ Кто вы такие?

‑ Моник Чанселе. Это мой муж, Александр. Почему вы помогаете мне?

‑ Огради свои мысли, Моник. Он может услышать их.

‑ Он мерзкий носферату. Вампир. ‑ Это больше походило на утверждение, чем на вопрос. ‑ Мы должны покинуть это место.

Рейвен с трудом стояла на ногах, и, держась за спинку стула, за стол, подошла к двери. Она посмотрела на звезды, неторопливо оглядела окружающий ее ландшафт в каждом направлении, запоминая каждую каменную стену, которые скалами возвышались за домом. Она изучила и сам дом, окна, двери, структуру стен, уделив особенное внимание широкому открытому пространству, простирающемуся перед домом.

‑ Пожалуйста, пожалуйста. ‑ Вцепилась в нее женщина. ‑ Помогите нам.

Рейвен заморгала, стараясь сосредоточится.

‑ Я и пытаюсь помочь. Успокойтесь и старайтесь не попадаться ему на глаза. По возможности привлекайте к себе как можно меньше внимания. ‑ Она закрыла дверь, выполнив то, что и надеялась сделать. Теперь Михаил и Грегори будут иметь максимально точную информацию, какую она смогла передать.

‑ Кто вы? ‑ Подозрительно спросил Александр. Он так сильно натянул свои цепи, что она увидела раны на его запястьях.

Рейвен потерла свои ноющие виски, в животе начала подниматься тошнота.

‑ Плохая идея показывать ему открытые раны. ‑ Она чувствовала запах крови, а ее тело было таким слабым и нуждающимся в питании. Не обращая внимания на тихо рыдающую в углу женщину, Рейвен приблизилась к мужчине, чтобы посмотреть, удастся ли ей облегчить его страдания. Но когда она наклонилась, чтобы осмотреть запястье, его вторая рука схватила ее за волосы, дернув так сильно, что у нее на глазах выступили слезы. Он притянул ее к своей груди и обеими руками сдавил горло, его пальцы впились в нежную кожу.

‑ Александр, остановись, что ты делаешь? ‑ Закричала Моник.

‑ Моник, найди ключи к этим наручникам, ‑ приказал Александр, его сильные пальцы зажали трахею на горле Рейвен, от чего комната перед ее глазами закружилась.

Рейвен чувствовала его страх, его отчаянную попытку спасти свою жену и себя. Он боялся, что она тоже является вампиром, жестоко играя с ними с каким‑ то порочным наслаждением. Рейвен не могла винить его за это, но его рука выдавливала из нее жизнь.

‑ Рейвен! ‑ Крик раздался совсем недалеко, волна ярости прошла сквозь нее.

Руки Александра были оторваны от ее горла; раздавшийся громкий треск сообщил о сломанных костях. Мужчина врезался в стоящую за его спиной стену так, что его ноги беспомощно болтались примерно в четырех футах от пола. Моник закричала, когда из легких ее мужа вырвался весь воздух. Он начал задыхаться, его глаза вылезли из орбит.

‑ Отпусти его, Михаил! О, Господи, пожалуйста. Я не желаю быть ответственной за еще одну смерть. Я просто не смогу. ‑ Рейвен опустилась на пол, подняла колени и уткнулась в них, покачиваясь. ‑ Пожалуйста, ‑ прошептала она вслух. ‑ Отпусти его.

Михаил боролся со своей убийственной яростью, стараясь подавить ее, чтобы освободить человека от своего ментального нападения. Он с шумом несся по воздуху ‑ идти по следу Рейвен было легко. Он едва осознавал, что слева, не отставая от него, мчался Грегори, что Айдан и Байрон двигались чуть позади него, а еще чуть дальше, стараясь не отстать, находились Эрик, Тьенн и несколько других мужчин. Но ничто это не имело для него никакого значения. Он охотился на вампиров в течение многих веков и всегда чувствовал какое‑ то нежелание, может быть даже жалость. Теперь ничего этого не было.

Михаил, наконец‑ то, подавил свою ярость, загнав глубоко в себя, и она теперь кипела и бурлила в нем, подобно магме в вулкане, ищущей путь на свободу везде, где это только возможно, нуждающейся в жестоком взрывном освобождении. Если он позволит ей просочиться на свободу, то отреагирует земля, ветер и все животные в горах. Это будет открытым предупреждением вампиру. Он не чувствовал боли и получил хорошее питание ‑ Грегори проследил за этим лично. Комбинация их древних кровей была могущественной сверх всякой меры. Тем не менее, пятно крови все же просачивалось сквозь белые перья совы, в облике которой он двигался. Инстинктивно, Михаил развернулся и полетел по ветру, чтобы даже легчайший ветерок не донес до вампира его запах.

В ночи раздался крик, наполненный полнейшим ужасом, и дьявольский смех, содержащий злорадное торжество. Каждый Карпатец почувствовал вибрацию жестокости, дисбаланс силы, круговорота жизни и смерти. Рейвен, будучи психически чувствительной, неожиданно обнаружила, что ее сознание потянулось к месту насилия.

‑ Отступи, Рейвен, ‑ приказал Михаил.

Она прижала ладони к вискам. Андре смеялся, слетая с ветки дерева на женщину, старающуюся отползти от него. Более маленькое тело лежало, съежившись у подножия дерева, бледное и безжизненное ‑ там, где он бросил его. Женщина застонала, умоляя пощадить ее. Но вампир снова ужасно рассмеялся, а затем отшвырнул ее от себя, только для того, чтобы заставить ползти к нему, умоляя разрешить служить ему.

‑ Андре! Нет, не надо! ‑ Громко выкрикнула Рейвен, появляясь в дверях.

Она выбежала в ночь, сделав круг в поисках направления. Но на нее накатила слабость, и она тяжело упала, оставаясь неподвижно лежать в траве.

Моник последовала за ней, опускаясь рядом с ней на колени.

‑ Что случилось? Я знаю, вы не та, за кого вас принял мой муж. Я знаю, что вы пытаетесь спасти нас.

По лицу Рейвен побежали слезы.

‑ Он убил ребенка, он издевается над матерью. Он убьет и ее тоже. Я не могу спасти ее. ‑ Рейвен постаралась успокоиться, как могла, когда женщина положила ее голову к себе на колени.

Моник прикоснулась к темным синякам на горле Рейвен.

‑ Прошу прощения за то, что Александр сделал с вами. Он обезумел от ярости и страха за нас. Вы невероятно рисковали. Этот монстр мог бы убить вас.

Рейвен устало закрыла глаза.

‑ Он все еще может. Мы не сможем сбежать от него.

Ночь вокруг них несла следы жестокости. Где‑ то глубоко в лесу, закричало от ярости животное, упустившее свою жертву. Прошипела сова, прорычал волк.

Рейвен вцепилась в руку Моник, с облегчением почувствовав, что может шевелить ногами.

‑ Пошли. Нам нужно вернуться внутрь. По возможности молчите, и не показывайтесь ему на глаза. Вернувшись, он будет сильно возбужден и непредсказуем.

Моник помогла Рейвен встать на ноги и обхватила за тонкую талию.

‑ Что вы сделали с Александром, когда он причинил вам боль?

Рейвен неохотно зашагала назад к каменному дому.

‑ Я ему ничего не сделала. ‑ Она дотронулась до синяков на своем горле. Александр все усложнил. Андре не сможет не заметить эти отметины на ней.

‑ Вы чувствуете вещи, о которых мы не имеем понятия, ‑ смущенно предположила Моник.

‑ Это не совсем приятный дар. Вампир сегодня ночью совершил убийство. Лишил жизни женщину и ребенка. Я заставила его уйти, и, тем самым, обменяла наши жизни на их.

‑ Нет! ‑ Не согласилась Моник. ‑ Вы не имеете никакого отношения к тому, что он предпочел сделать, точно также как мой муж не несет ответственности за то, что этот монстр сделал со мной. Александр считает, что должен был найти способ защитить меня. Он никогда не простит себя. Не уподобляйтесь ему, Рейвен.

Девушка остановилась на каменной ступеньке и осмотрела купающуюся в лунном свете землю. Подул ветер и мерцающий серебром свет зловеще потемнел Моник сделала резкий вдох, вцепилась в Рейвен и попыталась затащить ее в относительную безопасность дома. Красное пятно, появившееся на ночном светиле, становилось все больше и больше, затягивая, полностью закрывая луну. Ветер донес тихий стон, который становился все громче, пока не перешел в вой. Это волк поднял морду к окрашенной в кровавый цвет луне и предупреждающе завыл. К нему присоединился второй. Даже сами горы зловеще загрохотали.

Моник развернулась и побежала к мужу.

‑ Помолись вместе со мной, помолись.

Рейвен закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.

‑ Не впадай в отчаяние, Моник. У нас есть шанс, если мы сможем задержать его.

Александр бросил на нее взгляд, в защитном жесте обняв жену, его рука опухла и выглядела воспаленной.

‑ Не слушай ее, Моник. Она чуть не задушила меня, перед этим отбросив к стене с невероятной силой. Она ‑ нежить.

Рейвен раздраженно закатила глаза.

‑ Я начинаю жалеть, что не обладаю той властью, которой вы меня наделили. Я бы нашла способ заставить вас замолчать.

‑ Он боится за нас, ‑ примирительно сказала Моник. ‑ Разве мы не можем снять с него цепи?

‑ Он попытается напасть на Андре в тот же момент, когда тот вернется. ‑ Рейвен скорчила Александру рожицу, не скрывая, как сильно зла на него. ‑ Это только подтолкнет того к убийству. ‑ Она задрожала, уставившись воспаленными глазами на Моник. ‑ Он приближается. Сохраняйте спокойствие, чтобы не произошло. Не привлекайте его внимания.

Снаружи завывал ветер, и с жутким одиноким звуком затих вдалеке, оставив после себя неестественную тишину. В наступившем вакууме Рейвен могла расслышать биение своего собственного сердца. Только она шагнула вперед, как дверь раскололась, разлетевшись на щепки. Свечи вспыхнули ярким пламенем, отбрасывая на стены тени ‑ причудливые и жуткие, ‑ а затем свет погас.

‑ Пошли, Рейвен. Мы должны уходить. ‑ Андре щелкнул пальцами и протянул руку. Лицо вампира раскраснелось от свежевыпитой крови. Его глаза злобно светились, а рот жестоко изогнулся.

Рейвен осмотрела Андре своими большими обвиняющими глазами.

‑ Почему ты пришел ко мне в таком виде? Скажи, что происходит.

Он начал двигаться с размывчатой скоростью, и лишь в последний момент, Рейвен вспомнила, что тоже способна на такой фокус. Она ощутила на себе его горячее, мерзкое дыхание, запах смерти, исходящий от него. Его острые как бритва ногти вцепились в ее руку, когда она попыталась увернуться. Девушка забилась в угол.

‑ Не пытайся добиться от меня уступчивости, когда и так все ясно. И ты пожалеешь о своем вызывающем поведении, ‑ фыркнул он и отшвырнул церковную скамейку со своего пути так, что она ударилась об стену и разлетелась на щепки в каких‑ то дюймах от дрожащей пары.

Тихий стон ужаса вырвался из горла Моник, от чего вампир незамедлительно повернулся к ним, его глаза были красными и мерцали силой.

‑ Ты поползешь ко мне, как собака, какой ты и являешься, ‑ его голос был тихим, завораживающим, глаза ‑ гипнотизирующими.

Александр рванулся из цепей, стараясь остановить Моник, которая, повинуясь, опустилась на пол в чувственной и раболепной манере. Рейвен же спокойно пересекла комнату и опустилась на колени рядом с Моник.

‑ Услышь меня, Моник. Не делай этого. ‑ Ее сине‑ фиолетовые глаза уставились прямо в глаза старшей женщины. Голос Рейвен был красивым, чистым, тихим и околдовывающим. На его фоне голос вампира казался мерзким и отвратительным. Смущение, замешательство и стыд проступили на лице Моник.

Вампир перешел к действиям. Преодолев расстояние до Рейвен одним прыжком, он схватил ее за волосы, отдергивая назад, почти лишая точки опоры под ногами.

Мир вокруг них взорвался жизнью. Сама ночь, казалось, пребывала в ярости, ветер кричал и завывал, проносясь через открытое пространство, чтобы ударить в стекла. Темное торнадо спустилось с бурлящего неба и пробило крышу строения; крутящаяся масса поднимала мебель и разбрасывала накопленные за долгие годы сокровища.

Моник громко завопила и пододвинулась поближе к Александру, и они обняли друг друга. Голоса что‑ то шипели и шептали, что‑ то бормотали: сердито, обвинительно, осуждающе. Гора зловеще загрохотала, отчего самая дальняя стена лопнула, осыпавшись камнями и известкой, словно от взрыва динамита.

Михаил стоял в самом центре свирепого шторма, его черные глаза были такими же холодными, как сама смерть. Он был высоким и элегантным, несмотря на алое пятно, расплывающееся по его шелковой рубашке. Его тело было расслабленным и неподвижным. Он поднял руку, и рев ветра затих. Михаил довольно долго рассматривал Андре, а затем произнес.

‑ Отпусти ее. ‑ Его голос был тихим, но вселял настоящий ужас в сердце тех, кто его слышал.

Пальцы Андре судорожно сжались в шелковистых волосах Рейвен.

Ответная улыбка Михаила была жестокой.

‑ Ты желаешь, чтобы я добился твоей уступчивости? Чтобы ты мог приползти ко мне, умоляя о смерти, точно так же, как ты заставлял делать свои жертвы?

Пальцы Андре разжались, и его рука дернулась, как у марионетки. Он с ужасом уставился на Михаила, так как никогда еще не встречал такой силы, такого ментального воздействия на Карпатца.

‑ Подойди ко мне, Рейвен. ‑ Михаил не отрывал глаз от вампира, удерживая его в беспомощном состоянии одним своим сознанием. Его ярость была так велика, что он едва осознавал, что Грегори слился своим сознанием с его, помогая ему.

Один за другим появлялись мужчины‑ Карпатцы, их лица превратились в маску осуждения. Рейвен чувствовала, как страх завладевает человеческой парой, приближая их к безумию. Она, пошатываясь, подошла к ним и защищающе обняла Моник.

‑ Он спасет нас, ‑ прошептала она им.

‑ Он такой же, как и остальные, ‑ прохрипел Александр.

‑ Нет, он хороший. Он спасет нас. ‑ Рейвен сказала им об этой простой истине со всей своей уверенностью.

Неожиданно Михаил отпустил вампира. Андре огляделся и его рот сардонически сжался.

‑ Неужели тебе для охоты нужна армия?

‑ Тебе будет вынесен приговор за все твои преступления, Андре. Если мне это не удастся, то приговор выполнит другой. ‑ Михаил ткнул пальцем в двух Карпатцев и кивнул в сторону Рейвен. Его высокая фигура излучала власть и уверенность. ‑ Ты не ребенок, Андре. ‑ Его голос был ровным, низким и бархатисто‑ мягким. ‑ Неужели ты надеешься победить того, кто сражался во многих битвах, но я, так и быть, предоставлю тебе шанс, которого ты так добивался. ‑ Его черные глаза сверкали от ледяной ярости.

‑ Возмездие, Михаил? ‑ Саркастически спросил Андре. ‑ Как похоже на тебя. ‑ Он бросился вперед, острые как бритва когти удлинились, с клыков капало.

Михаил просто растворился, и вампир обнаружил, что вылетел из дома и оказался лежащим на земле, зловещая ночь сомкнулась над ним, а мужчины‑ Карпатцы встали вокруг него в большом свободном круге. Андре повернулся в ту сторону, куда глядели остальные. Михаил стоял в нескольких футах от него, черная ярость горела в его немигающих глазах.

Айдан подошел к Рейвен, его блестящие глаза ‑ золотые и пронзительные, ‑ пристальным взглядом прошлись по смертным, съежившимся позади нее.

‑ Пойдем с нами, ‑ резко приказал он, ‑ Михаил желает, чтобы мы проследили за твоей безопасностью.

Рейвен не узнала его, но печать уверенности, которую он нес, его полное самообладание были ей знакомы. Его голос был низким и гипнотическим, почти завораживающим.

‑ Вы видели, куда Андре положил ключ? Нам нужно освободить Александра. ‑ Спросила Рейвен Моник, пытаясь обойти Карпатцев, стоящих у нее на пути.

Без всякого предупреждения, глаза Рейвен расширились, и она схватилась за бок, сдавленный крик застрял у нее в горле. Она тяжело опустилась на пол и изогнулась в агонии, темно‑ красное пятно появилось на ее лбу, и кровь тонкой струйкой начала стекать на глаза. Моник бросилась на пол рядом с молодой женщиной. Но Рейвен этого не увидела. Ее уже не было в стенах дома, она ничего не знала об Айдане или Байроне, и даже о Моник и Александре. Она была снаружи, где ей светила кроваво‑ красная луна, перед лицом демона невероятной власти и силы. Перед демоном, чьи глаза горели красным пламенем, чья улыбка сама по себе была жестокой. Он был совершенно безжалостен. Он был высоким, грациозным, невероятно уверенным в себе, и она знала, что он убьет ее. Какая‑ то животная красота была в том, как он двигался. Смерть и вечные муки горели в этих бездушных глазах. Он был совершенно непобедимым. Он нанесет ей смертельную рану и ускользнет с немыслимой скоростью. В нем не было ни сострадания, ни сочувствия. Он был безжалостным, жестоким, беспощадным и не имел угрызений совести.

‑ Увидеть его таким, каков он есть, ‑ убийцей, охотником, как на людей, так и на Карпатцев. ‑ Шептал в ее сознании Андре. ‑ Узнай его монстром, каков он и есть. Перед тобой он предстает в образе образованного человека, но при этом контролирует тебя своим сознанием. А вот это ‑ настоящий Михаил Дубрински. Он охотился на сотни из нас ‑ своих людей ‑ возможно, на тысячи, и убивал. Он убьет и нас и не почувствует ничего, кроме радости от своей безграничной власти.

Сознание Андре полностью слилось с ее, так что она смотрела его глазами, чувствовала его ненависть и страх, чувствовала его боль от ответного удара Михаила, когда Андре напал на него. Рейвен старалась вырваться из той хватки, которой вампир держал ее сознание, но Андре понимал, что умрет, поэтому полный решимости вцепился в нее. Она была его последней местью. С каждым полученным Андре ударом, с каждой обжигающей раной, которую Михаил нанесет ему, Рейвен будет ощущать туже самую боль. По крайне мере, с помощью этой боли вампир сможет‑ таки одержать победу.

Рейвен ясно видела его план, знала, что Михаил почувствовал первоначальную волну боли, охватившую ее. Она едва могла дышать, но хотела пощадить его, стараясь отстраниться от него. Но Михаил был намного сильнее и не позволял ей ускользнуть от него. Она чувствовала его совершенно холодную ярость, полнейшее отсутствие милосердия, его желание сражаться, потребность убить изменника. Она ощутила его внезапную нерешительность, когда он понял, что задумал вампир.

‑ Рейвен. Услышь меня. ‑ Грегори. Спокойствие в эпицентре бури. Его голос был красивым, завораживающим, успокаивающим . ‑ Уступи мне. А теперь ты будешь спать.

Грегори не оставил ей выбора в этом вопросе, но, тем не менее, она добровольно, с признательностью поддалась этому гипнотическому голосу и немедленно заснула, удаляя последнюю угрозу Михаилу со стороны Андре.

Долгое тихое шипение вырвалось из легких Михаила. Он двигался с такой скоростью, что его едва было видно. От его удара тело Андре отлетело назад. Треск, раздавшийся в сверхъестественной тишине, был очень громким. Андре с трудом поднялся, его мутные глаза дико искали врага.

‑ Я победил. ‑ Он сплюнул кровь изо рта и прижал дрожащую руку к груди. ‑ Она видела тебя таким, каков ты есть. То, что ты сделаешь сейчас, не сможет изменить этого. ‑ Он не отрывал своего пристального взгляда от тела Михаила, не моргая, не осмеливаясь сделать это.

Просто поразительно, что Карпатец оказался таким быстрым. Что‑ то ужасное было в этих беспощадных глазах. Без Рейвен, бодрствующей и в сознании, в этих глазах не было ни капли жалости или сочувствия.

Андре сделал осторожный шаг назад, сосредотачивая свое сознание и нацеливаясь. Огненный свет затрещал и зашипел, а затем ударил в то место, где до этого стоял Михаил. Грохот был невероятным, удар сотряс землю. Электрический разряд зашипел и отступил, оставляя позади себя клок почерневшей и обезображенной земли. Андре закричал, когда что‑ то ударило его сзади по голове, и огромная открытая рана появилась на его горле, из которой на землю фонтаном брызнула яркая отравленная кровь.

Четвертый удар пробил Андре грудь, пройдя сквозь кости и мышцы к сердцу. Черные безжалостные глаза смотрели в глаза Андре без всякой жалости, когда Михаил вырывал сердце из его груди. Мужчина с презрением бросил все еще пульсирующий орган на землю рядом с безжизненным телом, убедившись, что вампир не сможет вновь подняться. Он стоял над поверженным врагом, стараясь подчинить монстра, живущего в нем, дикий всплеск радости, пьянящую волну власти, которая сотрясала его тело. Он не чувствовал своих прежних ран, только радовался ночи и своей победе.

Дикость в нем опасно увеличивалась, распространяясь подобно жидкому огню. Поднялся ветер, неся с собой запах.

Рейвен.

Кровь Михаила горячо бурлила, клыки ныли, а чувство голода росло. Он почувствовал людей, один из которых дотрагивался до его Спутницы Жизни. Жажда крови потрясла его, и Карпатцы сделали шаг назад, поскольку сила, с которой от него веяло властью, могла сравниться с нахлынувшей на него потребностью убивать. Ветер кружился вокруг него в постоянном водовороте, но запах Рейвен оставался неуловимым и слабым.

Рейвен.

Его тело сжалось, пылая.

Рейвен.

Ветер шептал ее имя, и шторм, кипящий в нем, начал утихать.

Сознание Михаила потянулось к свету, уходя из мира жестокости.

‑ Уничтожьте это, ‑ коротко бросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. Он собрал с неба энергию и очистил свои руки, удалил отравленную кровь со своего тела. И со всей скоростью направился во внутрь развалин логова вампира, появляясь из воздуха и склоняясь над Моник, державшей в своих руках безжизненное тело Рейвен, покачивая его.

Глава 16

Рейвен приходила в себя медленно. Она лежала в постели, одежды на ней не было. Рядом с ней находился Михаил, его руки запутались в ее густых влажных волосах. Девушка узнала ощущение, которое ей дарили его уверенные пальцы, заплетающие ее волосы в косу, чьи движения были спокойными и неторопливыми, почти непринужденными, и дарили успокоение, невзирая на ее затуманенную память. Она, по‑ видимому, оказалась в старом замке, который был небольшим и непременно ветреным. Но в спальне было тепло, и Михаил наполнил ее ароматом успокаивающих трав и романтически мерцающими свечами. Он вымыл их обоих, поэтому их тела пахли только друг другом и травяным мылом, которое он использовал.

Мужчина ждал, заплетая ее косу, пока она пыталась сориентироваться в окружающей ее обстановке. Дотронувшись до ее сознания, Михаил обнаружил, что она смущена и отчаянно цепляется за свое благоразумие. Она боялась его, и даже больше ‑ боялась доверять своим собственным суждениям.

Рейвен изучила каждый угол комнаты, каждую стену, каждую деталь, в то время как ее сердце бешено стучало в груди, гулом отдаваясь в ушах. Комната была красивой. В камине горел огонь, длинные конусовидные свечи испускали легкий аромат, который смешивался с успокаивающим запахом трав. На столике рядом с кроватью лежала видавшая лучшие дни Библия. Она ничего не узнавала, но, в тоже время, все казалось таким знакомым.

Стеганое одеяло, лежавшее на кровати, было толстым и теплым; материал, касавшийся ее кожи, ‑ мягким. И лишь сейчас она заметила, что была полностью обнажена. И сразу же почувствовала уязвимость и смущение. У нее было ощущение, что она принадлежит этому месту вместе с ним. Руки Михаила выскользнули из ее волос и спустились к основанию шеи, массируя ноющие мышцы. Его прикосновение было таким родным, вызывая в ее теле тревожные ощущения.

‑ Как ты поступил с Моник и ее мужем? ‑ Ее пальцы сжали одеяло.

Она старалась не обращать внимание на тепло его тела, когда он придвинулся поближе к ней, так, что их кожа соприкоснулась, так, что волоски на его груди терлись об ее спину, а его напряженный член плотно прижимался к ее ягодицам. Он чувствовал себя хорошо. Он чувствовал себя частью ее.

Михаил поцеловал синяк на ее горле, затем своим бархатистым языком ласково прошелся по жилке, где у нее бился пульс. Ее тело от предвкушения сжалось. Но сомнение в сознании осталось.

‑ Они в безопасности своего дома, любят друг друга, как и положено. Они ничего не помнят об Андре и зверстве, которое он учинил над ними. Нас они считают своими хорошими и близкими друзьями. ‑ Он поцеловал еще один синяк; от легкого, как перышко, поцелуя по ее крови словно заплясало пламя. Его руки прошлись по ее тонкой талии, скользнули по узкой грудной клетке и обхватили ее полную грудь. Его сознание дотронулось до ее, но Рейвен ментально закрылась от него.

‑ Почему ты боишься меня, Рейвен? Ты видела меня в моем худшем виде ‑ как убийцу, как носителя справедливости для нашего народа. ‑ Его большой палец прошелся по ее соску в медленном эротическом прикосновении, от чего жидкое тепло свернулось внутри нее. ‑ Ты веришь, что я дьявол? Прикоснись к моему сознанию, малышка. Я не могу ничего спрятать от тебя. Я никогда не скрывал своей истинной природы от тебя. В свое время ты смотрела на меня глазами сочувствия и любви. Принятия. Неужели это все забылось?

Рейвен закрыла глаза, длинные ресницы резко опустились на высокие скулы.

‑ Я не знаю, во что теперь верить.

‑ Поцелуй меня, Рейвен. Слейся своим сознанием с моим. Раздели свое тело так, чтобы мы стали полностью едины. Ты верила мне прежде, поверь и теперь. Посмотри на меня глазами любви, глазами прощения за то, что я вынужден делать, за чудовище в моей натуре. Не смотри на меня глазами того, кто пожелал уничтожить весь наш народ и нас. Отдайся мне. ‑ Его голос был соблазнительным, ‑ заклинанием черной магии; его руки ласкали каждый дюйм ее бархатистой кожи. Он решил запомнить каждый изгиб, каждую впадинку ее тела. Его тело горело от желания, а голод все увеличивался. Ее голод, его.

Очень нежно, чтобы не вспугнуть ее, Михаил прижал ее изящное тело к одеялу, а его мускулистое тело накрыло ее подобно покрывалу. Под его изучающими руками она была такой миниатюрной, такой хрупкой.

‑ Как получилось, что ты стал моей жизнью, Михаил? Я всегда была одна, сильная и уверенная. Такое чувство, что ты захватил мою жизнь.

Его ладони скользнули по изгибам ее тела и обхватили лицо.

‑ Рейвен, ты ‑ моя жизнь. Признаю, я лишил тебе всего, что ты знала, но тебе не предназначено прожить жизнь в полной изоляции. Я знаю, что это такое, знаю, каким одиноким может быть существование. Они бы использовали тебя, они бы погубили тебя. Разве ты не чувствуешь, что являешься моей второй половинкой, как я твоей? ‑ Его рот прошелся по ее глазам, скулам, каждому уголку рта. ‑ Поцелуй меня, Рейвен. Вспомни меня.

Она подняла длинные ресницы и всмотрелась в его черные, голодные глаза своим синим взором, который постепенно стал темно‑ фиолетовым. Его глаза, как и тело, пылали от желания.

‑ Если я начну целовать тебя, Михаил, то не смогу остановиться.

Его рот нашел ее горло, ложбинку между грудями, на мгновение задержался в районе сердца, зубами покусывая чувствительную кожу, прежде чем вернуться ко рту.

‑ Я ‑ Карпатец, мое существование проходит в мире тьмы. Это правда, что я почти ничего не чувствую, что моя сущность получает удовольствие от охоты, от убийства. Побороть нашу дикую натуру мы можем, лишь найдя свою единственную пару, вторую половинку, свет в нашей тьме. Рейвен, ты ‑ мой свет, моя жизнь. Но это не снимает с меня обязательств перед моими людьми. Я должен охотиться на тех, кто угрожает смертным, на тех, кто угрожает нашим людям. В такие моменты я не имею права испытывать чувства или моей судьбой станет безумие. Поцелуй меня, слейся своим сознанием с моим. Люби меня такого, каков я есть.

Тело Рейвен горело желанием и пылало. Потребностью. Голодом. Его сердце билось сильно, кожа была горячей, а мускулы казались такими твердыми на фоне ее мягкости. От каждого прикосновения его губ ее тело вздрагивало, словно получило разряд электрического тока.

‑ Я не могу лгать тебе, ‑ прошептал он. ‑ Ты знаешь мои мысли, знакома с монстром, притаившимся внутри меня. Я постараюсь быть нежным с тобой, прислушиваться к тебе. Ты приручаешь меня, каждый раз, когда чудовище вырывается на свободу. Рейвен, пожалуйста, я нуждаюсь в тебе. А ты во мне. Твое тело ослабло ‑ я чувствую твой голод. Твое сознание разбито на части ‑ позволь мне исцелить тебя. Твое тело взывает к моему, как мое ‑ к твоему. Поцелуй меня Рейвен. Не предавай нас.

Ее синие глаза, продолжающие всматриваться в его лицо, остановились на его рте. Тихий вздох вырвался у нее. Его губы приблизились к ее, ожидая ответа.

Именно в ее глазах отразился первый момент полного узнавания. Ее охватила нежность, и она обхватила его голову своими руками.

‑ Я боюсь, что выдумала тебя, Михаил. Это как некоторая часть меня, такая совершенная, что не может быть реальной. Я не хочу, чтобы ты оказался сном, а кошмар ‑ реальностью. ‑ Она приблизила его лицо на расстоянии дюйма от своего, а затем поцеловала.

В ушах зашумело у нее, у него. Раскаленное добела тепло проносилось и танцевало, поглощая ее, поглощая его. Его сознание прикоснулось к ее осторожно, робко. Не обнаружив сопротивления, он полностью соединил их так, что его всепоглощающее желание стало ее, так, что дикая необузданная страсть в нем питала ее. Так, чтобы она поняла, что он настоящий и никогда не оставит ее одну, не сможет оставить ее одну.

Он питался ее сладостью, исследуя каждый дюйм ее мягкого рта, разжигая огонь, пока он не вспыхнул и не заревел. Он обхватил ее узкие бедра, такие маленькие, что они полностью умещались в его руках, и переложил ее под собой так, чтобы коленом можно было раздвинуть ее бедра, так, чтобы ее рот, такой горячий и требовательный, скользил по твердым мускулам его груди. Ее язык прошелся по его пульсу, от чего его тело сжалось и, переполнившись, загорелось, что он испугался, что может выскочить из кожи.

Одной рукой Михаил схватил ее за толстую косу у основания шеи, прижимая к себе, а другой рукой стал исследовать шелковистый треугольник завитков. Она была горячей и влажной от желания. Он тихо пробормотал ее имя, упираясь в ее кремовое тепло. Ее язык вновь прошелся по нему ‑ в долгой томительной ласке. От легких покусываний маленьких зубов, его сердце чуть не выпрыгнуло их груди, а тело не взорвалось. Остро‑ сладкая боль пронзила его, когда она нашла местечко на его бьющемся пульсе, и удовольствие, горячее и дикое, охватило его, когда он вошел в ее тугие бархатные ножны. Михаил чуть не закричал от охватившего его экстаза, прижимая к себе ее голову и все глубже, и глубже погружаясь в нее, а его кровь, богатая, горячая, могущественная, питала ее.

Мужчина едва контролировал себя, обеими руками поднимая ее бедра, чтобы обеспечить жаркое трение, которое приближало ее к самому краю. Ее внутренние мышцы сжались вокруг него, когда он нежно отстранил ее рот и не погрузил зубы в мягкую возвышенность ее груди. Она задохнулась и крепко прижала его голову к себе, в то время как он жадно питался, а его тело, твердое и требовательное, овладевало ею. Остатки его страха потерять ее из‑ за жестокости этой ночи пролились в ее тело. Жар нарастал, и страсть охватила их, пока тела не стали мокрыми от пота, пока Рейвен не вцепилась в него, а ее тело не превратилось в гибкий шелк, раскаленное добела тепло, пока они не стали единым целым ‑ телом, душой, сердцем и кровью. Его крик, хриплый и придушенный, смешался с ее тихим горловым писком, когда он поднял их обоих над обрывом, рассеивая по Небесам, в перекатывающихся океанах.

‑ Я не могу потерять тебя, малышка. Ты ‑ моя лучшая половина. Я люблю тебя так, что не могу выразить словами. ‑ Михаил потерся своим лицом об ее и поцеловал ее влажные волосы.

В ответ она прошлась языком по капелькам пота, выступившим на его теле, и устало улыбнулась.

‑ Мне кажется, я всегда узнаю тебя, Михаил, и не имеет значения, насколько повреждено мое сознание.

Он перекатился, чтобы его вес не давил на ее хрупкое тело.

‑ Так и должно быть, Рейвен. За последние несколько дней тебе очень сильно досталось, и это навсегда останется в моем сознании. Завтра ночью нам придется покинуть эти места. И хотя вампир мертв, но после себя он оставил след, который может привести к гибели всех наших людей. Мы вынуждены уйти в более отдаленные районы, где, возможно, наш народ сможет пережить грядущее преследование. ‑ Он поднял ее руку, чтобы осмотреть длинные глубокие шрамы, оставленные Андре.

‑ Ты в этом так уверен?

Легкая горькая улыбка коснулась его рта, когда он взмахом руки затушил свечи.

‑ За свою жизнь я научился узнавать признаки. Они придут, ‑ ассасины, ‑ в опасности окажутся, как люди, так и Карпатцы. Мы уйдем на четверть века, возможно на полвека, давая себе время перегруппироваться. ‑ Его язык прошелся по ужасным отметинам, успокаивая своим исцеляющим прикосновением. Это успокаивало и казалось таким правильным.

Ее ресницы опустились, в комнате витал их смешанный запах, успокаивающий аромат.

‑ Я люблю тебя, Михаил, люблю всего тебя, и даже монстра внутри тебя. Не знаю, почему я чувствовала себя такой смущенной. Ты не дьявол, ‑ я это прекрасно знаю.

‑ Спи, малышка, в моих объятиях, где твое место. ‑ Михаил натянул на них одеяло, обнял и погрузил обоих в сон.

В темноте, на освященной земле старого кладбища собралась небольшая группа людей. Жак выглядел бледным и усталым, его раны все еще находились на стадии исцеления. Он стоял, покачиваясь и слегка приобняв Рейвен за плечи. Она взглянула на него с легкой обнадеживающей улыбкой. Позади Жака, почти вплотную, стоял Байрон, подстраховывая друга, если тот вдруг начнет падать. Чуть в стороне в одиночестве стоял Айдан, высокий и стройный, слегка склонив голову.

Кладбище находилось на территории замка, поражавшего стариной и изысканной древней архитектурой; часовня была маленькой, но очень красивой. Витражные окна и высокая колокольня отбрасывали тени на маленький погост. Стоявшие тут и там надгробные памятники, с ангелами и крестами, были единственными свидетелями того, как Михаил взмахом руки раскрыл землю.

Грегори, в знак уважения, создал деревянный гроб, с затейливо вырезанными древними знаками почтения, и медленно опустил его в поджидающие руки земли, после чего отступил назад.

Михаил перекрестился и отслужил панихиду, окропив гроб отца Хаммера святой водой.

‑ Он был моим другом, моей путеводной звездой, когда я испытывал трудности. Он верил, в необходимость дальнейшего существования нашей расы. Я никогда не встречал мужчину ‑ человека или Карпатца ‑ с таким сочувствием или светом, какой был в нем. Господь сиял в его сердце и в его глазах.

Михаил взмахнул рукой, и земля закрылась, словно ее никогда и не беспокоили. Он склонил голову, ощутив неожиданную печаль, почувствовав, как кроваво‑ красные слезы свободно потекли из его глаз. Именно Грегори установил надгробие, именно Грегори, не верящий во взгляды Михаила, прочел последнюю молитву. Остальные голоса, такие красивые и завораживающие, подхватили молитву на латыни в честь священника.

Михаил вдохнул ночной воздух и поделился своим горем с волками. Ответом стало хоровое жалобное завывание, эхом проносившееся через темный лес.

Тело Грегори изменилось первым ‑ перья замерцали, переливаясь в лунном свете. Крылья, достигающие в длину шесть футов, распахнулись, и он взлетел на верхнюю ветку ближайшего дерева, острыми, как бритва, когтями вцепившись в древесину. Тело совы неподвижно замерло, сливаясь с ночью, замерев в ожидании. Айдан стал следующим, его новая форма была необычного золотистого оттенка, сильная и смертельная, и такая же молчаливая. Форма Байрона была чуть меньше, более компактной, его перья отливали белым. Крепкое тело Михаила замерцало в тени последним, и, когда он взмыл в ночное небо, остальные трое последовали за ним.

В полном согласии они поднимались все выше, размахивая переливающимися крыльями и направляясь к облакам, высоко зависшим над лесом. Навстречу им порывисто дул ветер, проносясь под крыльями, ероша перья, отгоняя прочь остатки безумия и насилия, оставленные вампиром.

Они кружились в воздухе, четыре великолепные птицы, совершенно синхронно. Радость полета стирала страх и тяжесть от ответственности с сердца Михаила, облегчала вину и заменяла ее радостью. Мощные крылья с силой ударяли по воздуху, когда они все вместе неслись по небу. Михаил не мог сдержать свою радость, щедро делясь ею с Рейвен. Радость струилась из него приглашением, потребностью разделить еще одно удовольствие от карпатской жизни.

‑ Подумай, любовь моя, и отчетливо представь себе тот образ, что я вложил в твою голову. Поверь мне, как никогда прежде. Позволь мне преподнести тебе этот дар.

С ее стороны не последовало никаких колебаний. С полнейшей верой в него, Рейвен отдала себя в его руки, нетерпеливо потянувшись к образу. Легкий дискомфорт, странная дезориентация, когда ее тело растворилось, не встревожили ее. Замерцали, вырастая, перья.

Находящийся рядом с ней Жак, отступил назад, позволяя маленькой сове взлететь на каменного ангела, прежде чем его собственное тело сжалось, изменяясь. Они поднялись в ночь вместе, высоко взлетая, чтобы присоединиться к остальным четырем могущественным птицам, кружащим над ними.

Один из мужчин разорвал строй, закружившись над женщиной, подлетая ближе, чтобы прикрыть ее своим широким крылом. Но та игриво опустилась ниже, выскальзывая. Остальные мужчины окружили ее со всех сторон, ограничивая ее шалости, тогда как она училась радоваться свободному полету. Мужчины продолжали сохранять строй, в центре которого находилась женщина. Они кружились над лесом, поднимаясь выше и теряясь в тумане. Некоторое время они явно играли, то взлетая высоко, то падая вниз к земле, замирая среди деревьев и над густым одеялом тумана.

Спустя некоторое время они перешли на неторопливый полет, и снова мужчины оберегающе окружили женщину. Михаил чувствовал, как ночь убирает оставшееся напряжение и развевает его на все четыре стороны. Он уводил Рейвен прочь от деревни, тем самым предоставляя ей время познакомиться с жизнью Карпатцев. Она представляла собой будущее их расы, его будущее. Она была его жизнью, его радостью, смыслом его существования, представляя для него все то хорошее, что есть в мире. Он намеревался проследить, чтобы ее жизнь была наполнена только счастьем.

Михаил опустился ниже, прикрывая ее тело своим, и, дотронувшись до ее сознания, почувствовал бьющуюся там радость. В ответ Рейвен наполнила его сознание любовью и теплом, чудесным детским смехом от испытываемых ею новых звуков, запахов и видения. Она летела с ним по небу, и ее смех эхом отдавался в сознаниях всех мужчин. Она была их надеждой на будущее.