|
|||
БЕСЕДА ТРИНАДЦАТАЯ
С тех пор как моя дочь Эбби в пятнадцать лет сбежала в Техас с гитаристом, она стала вегетарианкой. Эбби ни за что не станет носить меха и уже многие годы не признает использование животных в медицинских исследованиях. Много раз я пытался объяснить ей, какую пользу это приносит человечеству, но она и слышать меня не хочет. Ее стандартный ответ был всегда таков: «Объясни это мертвым собакам». Но в последние годы мы этой темы вообще не касаемся. Как‑ то раз Эбби дала мне магнитофонную запись песни китов. В начале нашей тринадцатой беседы, пока прот вгрызался в арбуз, я запустил эту запись. Он вдруг замер и склонил голову набок – в точности как наша Ромашка, когда мы ей дали послушать эту пленку. К концу пленки прот улыбался шире, чем когда‑ либо. Изо рта его торчал кусок арбузной корки. – Вы что‑ нибудь из этого поняли? – спросил я. – Конечно. – Что это было? Это их способ общения? – А вы что думаете, это были кишечные газы? – И вы можете мне сказать, о чем они говорили? – Конечно. – Ну? – Они передавали друг другу различные сложные навигационные данные, сведения о температуре и солености воды, о типах морских существ, пригодных для питания, и их месторасположении, и много всякого другого, включая поэзию и искусство. И это было очень образно и эмоционально, а по‑ вашему, наверное, «сентиментально» и малозначительно. – А вы могли бы мне все это перевести дословно? – Мог бы, но не буду. – Почему же? – Потому что вы используете это против них. Меня несколько рассердило, что на меня лично взвалили ответственность за истребление китов на земном шаре, но я не нашелся что на это ответить. – И еще там было послание всем другим существам этой ПЛАНЕТЫ. – Прот умолк и, искоса взглянув на меня, откусил от фрукта очередной кусок. – Ну? Так вы мне скажете, что это было за послание? Или будете и это держать в секрете? – Они говорят: «Давайте будем друзьями». – Прот доел дыню, сосчитал: – Раз‑ два‑ три‑ четыре‑ пять», – и в мгновение ока отключился. – Вам удобно? – спросил я его, сообразив, что он уже сам себя загипнотизировал. – Превосходно, мой уважаемый господин. – Хорошо. – Я глубоко вздохнул. – А теперь я назову определенную дату и хочу, чтобы вы вспомнили, где вы были и что вы делали в тот день. Это понятно? – Yawohl. [37] – Отлично. – Я весь напрягся. – Дата – семнадцатое августа 1985 года. Ни шока, никаких других эмоций. – Да. – Вот и все, что он сказал. – Где вы сейчас? – На КА‑ ПЭКСе. Собираю себе на обед кропины. – Кропины? – Кропины – это такие грибы. Вроде ваших трюфелей. Большие такие трюфели. Пальчики оближешь. Вы любите трюфели? И хотя я сам затеял этот разговор, я никак не мог понять, зачем он в такую минуту задает эти пустые вопросы. – Я никогда не ел трюфелей. Но давайте продолжим, хорошо? Что еще происходит? Какие‑ нибудь вызовы с Земли? – Представьте себе, прямо сейчас получил вызов, и тут же отправляюсь. – А что вы почувствовали, когда пришел вызов? – Я ему нужен. Я почувствовал, что я ему нужен. – Сколько времени у вас займет добраться до Земли? – Нисколько. Видите ли, при скорости тахиона время идет вспять, таким образом… – Спасибо. Вы уже мне все объяснили про полеты со светом. – Странно, я совершенно этого не помню. Но тогда вы должны знать, что такой полет не занимает ровно никакого времени. – Да, да. Я просто забыл. Итак, вы теперь на Земле? – Да. В заире. – В Заире? – В эту минуту он обращен в сторону КА‑ ПЭКСа. – А теперь вы направляетесь… – А теперь я с ним. – С вашим другом? – Да. – Где вы? Что происходит? – Возле реки за его домом. Темно. Он раздевается. – Он вызвал вас на Землю, чтобы пойти с вами ночью поплавать? – Нет. Он пытается покончить с собой. – Покончить с собой? Почему? – Потому что случилось что‑ то ужасное. – Что же случилось? – Он не хочет об этом говорить. – Черт побери! Я же хочу ему помочь. – Он это знает. – Тогда почему же он не хочет мне рассказать? – Ему очень больно и стыдно. Он не хочет, чтобы вы знали. – Но я не смогу помочь ему, если он не расскажет мне, что случилось. – Он это тоже знает. – Тогда почему… – Потому что тогда вы узнаете то, что даже он не хочет знать. – А вы знаете, что случилось? – Нет. – Разве он не рассказывает вам обо всем, что с ним происходит? – Теперь уже нет. – Тогда, может быть, вы ему поможете? Если вы уговорите его рассказать мне, что произошло, это будет первым шагом, который поможет ему справиться со случившимся. – Нет. – Почему? – Разве вы не помните? Он не хочет об этом говорить. – Но время у него на исходе! – Время для всех на исходе. – Хорошо. Что сейчас происходит? – Его несет по течению. Он тонет. Он хочет умереть. – Прот произнес это совершенно бесстрастно, словно был не более чем равнодушным наблюдателем. – Вы можете его остановить? – Что я могу сделать? – Вы можете с ним поговорить! Можете помочь ему! – Если он хочет умереть, он имеет на это право, вы не согласны? – Но ведь он ваш друг. Если он умрет, вы никогда его больше не увидите! – Да, я его друг. Поэтому я и не вмешиваюсь. – Ладно. Он еще в сознании? – Едва ли. – Но он еще в воде? – Да. – Еще есть время. Помогите же ему, ради Бога! – В этом нет нужды. Поток вынес его на берег. Он выживет. – Как далеко унес его поток? – Примерно с милю. – Что он сейчас делает? – Кашляет. Наглотался воды. Но он уже приходит в себя. – И вы рядом с ним? – Так же близко, как сейчас к вам. – Вы можете с ним поговорить? – Я‑ то могу, но он не станет говорить со мной. – Что он сейчас делает? – Просто лежит. – И тут прот снял с себя рубашку и положил ее на пол перед собой. – Вы его укрыли? – Он весь дрожит. – Прот лег на ковер рядом с рубашкой. – Вы легли рядом с ним? – Да. Мы сейчас будем спать. – Хорошо, спите. А теперь я попрошу вас перенестись вперед во времени, в следующее утро. Солнце встало. Где вы сейчас? – Все еще там, лежим. – Он спит? – Нет. Просто не хочет вставать. – Он о чем‑ нибудь говорил ночью? – Нет. – А вы ему что‑ нибудь сказали? – Нет. – Хорошо. Сейчас наступает вечер. Где вы? Прот поднялся и снова сел в свое кресло. – В заире. – В Заире? Как вы попали в Заир? – Это непросто объяснить. У света есть определенные… – Я имел в виду: почему вы туда вернулись? Ваш друг вместе с вами? – Мне показалось, что это очень красивая страна. Я подумал, что путешествие может его несколько взбодрить. – Вы ему это сказали? – Да. Я сказал: «Давай смотаемся отсюда». – А он что ответил? – Ничего. – Так что, теперь вы в Заире? – Да. – Вы оба? – Да. – Что вы сейчас будете делать? – Знакомиться со здешними существами. – А потом? – Двинемся в другое место. – Хорошо. Прошло шесть месяцев. Семнадцатое февраля 1986 года. Где вы? – В египте. – Все еще в Африке? – Это большой материк. По крайней мере по ЗЕМНЫМ стандартам. – Ваш друг все еще с вами? – Конечно. – А какими деньгами вы пользовались во время этого путешествия? – Никакими. Мы просто брали то, что нам было нужно. – И никто не возражал? – Мы объясняли, кто мы такие, и никто не возражал. – Ладно. Прошел год с тех пор, как вы ушли с той реки. Семнадцатое августа 1986 года. Где вы сейчас? – В швеции. – Вам там нравится? – Очень. Люди тут больше, чем где бы то ни было, похожи на КАПЭКСиан. – В каком смысле? – Они менее воинственны и более терпимы к своим соплеменникам, чем в тех странах, где мы побывали. – Семнадцатое августа 1987 года. – Саудовская аравия. – Семнадцатое августа 1988 года. – Квинсленд, австралия. – Семнадцатое августа 1989 года. – Боливия. – Семнадцатое октября того же года. – Соединенные штаты. Индиана. – Семнадцатое декабря. – Нью‑ Йорк. – Семнадцатое февраля 1990 года. – Психиатрическая больница лонг‑ айленда. – Семнадцатое мая. – Манхэттенский психиатрический институт. – В настоящее время. – То же знакомое место. – И ваш друг все это время с вами не разговаривал? – Ни единого слова. – А вы пытались с ним говорить? – Время от времени. – Можно я попробую? – Пробуйте себе на здоровье. – Мне нужно его имя. Мне будет намного легче, если я буду знать, как мне к нему обратиться. – Этого я сделать не могу. Но я могу дать вам подсказку. Он умеет летать. – Летать? Его зовут Фрэд? – Бросьте, доктор, вы способны на большее. Неужели, кроме самолетов, ничего не приходит на ум? – Он птица? У него имя птицы? – Очко! – Хм, хм… Дональд? Вуди? Джонатан Ливингстон? – Но ведь это не настоящие птицы, джин, верно? – Мартин? [38] Джей? [39] – Становится те‑ е‑ епле‑ е‑ е‑ е‑ е‑ е! – Робин? [40] Роберт? – Отлично сработано, доктор брюэр. Остальное в ваших руках. – Спасибо. Я хотел бы поговорить с ним прямо сейчас. Вы не против? – С какой стати? – Неожиданно прот (Роберт) обмяк в своем кресле. Руки его безвольно упали вдоль туловища. – Роберт? Молчание. – Роберт, это доктор Брюэр. Мне кажется, я могу вам помочь. Молчание. – Роберт, послушайте меня. Вы пережили страшный шок. Я понимаю вашу боль и ваше страдание. Вы меня слышите? Молчание. И тут я решил пойти на риск. Зная прота и от него зная кое‑ что о Роберте, я никак не мог отбросить мысль о том, что даже если он действительно убил или покалечил кого‑ то, это почти наверняка был несчастный случай, а еще вероятнее, самозащита. Все это, конечно, было не более чем мои домыслы, но это было все, чем я тогда располагал. – Роберт, послушайте меня. То, что с вами случилось, могло случиться с кем угодно. Этого не надо стыдиться. Это естественная, запрограммированная у людей реакция. Это в наших генах. Вы понимаете? То, что вы сделали, мог совершить любой. И любой в состоянии понять то, что вы сделали и почему вы это сделали, и простить. Я хочу, чтобы вы это поняли. Если вы подадите мне знак, что вы меня слышите, мы сможем об этом поговорить. Нам пока не надо говорить о том, что случилось. Мы будем говорить только о том, как помочь вам справиться с вашим горем и ненавистью к самому себе. Вы не хотите говорить со мной? Вы не хотите, чтобы я вам помог? Несколько минут мы сидели молча: я ждал, когда Роберт хотя бы едва заметным жестом даст мне знать, что он услышал мой призыв. Но у него на лице не дрогнул ни единый мускул. – Я хочу, чтобы вы обо всем этом поразмыслили. А через неделю мы поговорим, хорошо? Пожалуйста, доверьтесь мне. Молчание. – А теперь я хочу поговорить с вашим другом. Мгновение, и передо мной снова был прот: глаза широко раскрыты, улыбка до ушей. – Приветик, джини. Давненько не виделись. Как делишки? И мы поговорили немного о наших первых встречах в мае, которые, как выяснилось, он помнил до мельчайших подробностей, словно в голове у него работал магнитофон. Я вывел прота из состояния гипноза и отправил его назад во второе отделение. Он был, как обычно, в прекрасном настроении и не помнил абсолютно ничего из того, что только что произошло.
В тот же день, после полудня, в нашей лекционной комнате проводился семинар, но я из того, что на нем говорилось, не слышал ни слова. Я обдумывал, как бы увеличить число моих бесед с протом (Робертом). К сожалению, в конце этой недели и в начале следующей у меня были важные дела в Лос‑ Анджелесе, назначенные еще несколько месяцев назад, отменить которые было просто невозможно. Но я подозревал, что и дюжины бесед будет недостаточно. Чтобы во всем этом разобраться, может быть, не хватит и сотни. И хотя теперь я знал его имя, я не был уверен, что это существенно поможет нам в наших поисках. Правда, то, что случилось, обнадеживало в другом плане: появилась трещина в броне, намек на то, что Роберт готов идти нам навстречу и помочь собственному выздоровлению. Но оставалось всего две недели до «отбытия» прота. Если мне до этого времени не удастся до него достучаться, будет уже поздно.
– Его зовут Роберт «такой‑ то», – сказал я Жизель после семинара. – Отлично! Сейчас проверю мой список. Жизель склонилась над длинной компьютерной распечаткой. Ее профиль был само совершенство, вроде тех, что используют в рекламах. – А вот есть один! Правда, этот парень исчез в апреле 1985‑ го, и ему тогда было шестьдесят восемь. Постойте! Вот еще один! И он исчез в августе! Ой, нет, ему тогда было только семь лет. Значит, сейчас ему двенадцать. – Она с грустью посмотрела на меня. – Это были единственные два Роберта. – Этого я и боялся. – Он должен где‑ то быть! – взвыла она. – Где же должны быть сведения о его существовании? Мы наверняка что‑ то упустили. Какую‑ то важную подсказку… Жизель вскочила на ноги и принялась расхаживать взад‑ вперед по моему кабинету. И тут на глаза ей попалась стоявшая у меня на столе фотография моей семьи. Жизель стала расспрашивать меня про мою жену: где мы познакомились и всякое такое прочее. Я рассказал о том, когда я познакомился с Карен, и немного о детях. Тогда она снова села и рассказала мне о себе то, чего прежде не рассказывала. Я не хочу вдаваться в подробности, но Жизель была близко знакома со многими знаменитыми журналистами и спортсменами. Однако суть была в том, что, несмотря на то, что у нее было множество друзей‑ мужчин, она так и не вышла замуж. Я не решился спросить ее почему, но она сама ответила на мой немой вопрос: – Потому что я идеалистка, во всем ищу совершенства, и вообще, у меня тьма недостатков. – Взгляд ее унесся в далекое прошлое. – И я ни разу не встретила человека, которому могла бы отдаться целиком и полностью. Тут она повернулась ко мне. В порыве беспомощного эгоизма я с уверенностью подумал: сейчас она скажет «до сегодняшнего дня». Руки мои почему‑ то потянулись к галстуку. – И вот теперь я его теряю. – Голос ее звучал жалобно. – И ничего уж тут не поделаешь! Она влюблена в прота! Сраженный разочарованием, смешанным с облегчением, я, не задумываясь, выпалил глупость: – У меня есть сын, который вам может понравиться. – Я имел в виду Фрэда; он только что получил роль в комедийном спектакле маленького театра в Ньюарке. Лицо Жизель осветилось нежной улыбкой. – Пилот, который решил стать актером? Сколько лет ему на этой фотографии? – Девятнадцать. – Он симпатичный, правда? – Пожалуй. – Я с любовью посмотрел на фотоснимок, стоявший у меня на столе. – Эта фотография напоминает мне мою собственную семью, – сказала она. – Мой отец так нами гордился. Мы все стали профессионалами в той или иной области. Ронни – хирург, Одри – дантист, Гарри – ветеринар. Одна я ни то ни се. – Я бы этого не сказал. Это вовсе не так. Вы одна из лучших журналисток в стране. Разве лучше быть второсортной в какой‑ то другой области? Жизель улыбнулась и кивнула в знак согласия. – А вы на этой фотографии напоминаете мне моего отца. – Чем же это? – Даже не знаю. Он был таким милым. Добрым. Вам бы он понравился. – Скорее всего. А можно вас спросить: что с ним случилось? – Он покончил с собой. – Очень вам сочувствую. – Спасибо, – сказала она и словно сквозь сон добавила: – У него был рак. Он не захотел быть нам обузой. Мы сидели у меня кабинете, каждый думал о своем, и вдруг я нечаянно взглянул на часы. – Боже мой! Мне надо бежать. Мы сегодня идем на спектакль с участием Фрэда. Он играет репортера. Хотите пойти вместе с нами? – Спасибо, не могу. Мне надо поработать. И поразмыслить. Когда мы вошли в лифт, я напомнил Жизель, что меня несколько дней не будет в городе и что я вернусь только в середине следующей недели. – Может быть, мы к тому времени уже разгадаем загадку! Завтра мне должны прислать список всех боен! Она вышла на втором этаже, а я остался в пустом лифте, ощущая тяжесть всего тела и глубокую грусть, с трудом находя объяснение и тому и другому.
|
|||
|