Питер Джеймс 14 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 14 из 24Следующая ⇒

– Нельзя ли поговорить с Кевином Дональдсоном? – Кэт почувствовала, как из двери пахнуло теплом.

– Он никого не хочет видеть. – Женщина говорила невыразительно, но твердо.

– Это очень важно.

– Он в трауре, и ему очень тяжело. Боюсь, вам придется подождать несколько недель.

– Я присутствовала на эксгумации, когда открывали гроб Салли Дональдсон, – сказала Кэт.

Женщина заколебалась.

– Вы из полиции?

Кэт порадовалась. Женщина ее не раскусила.

– Я была там по просьбе представителя санитарно-эпидемиологической службы.

– Он не хочет никого видеть.

На веках женщины были синие тени с металлическим отливом, волосы у корней отсвечивали сединой. Струи дождя, попадая в открытую дверь, намочили ее ноги.

– Я его мать. Чем могу вам помочь? – Женщина чуть-чуть отодвинулась, спасаясь от непогоды.

– Можно мне войти на минутку?

Женщина отступила назад. Когда она закрыла за Кэт дверь, та сразу же ощутила тепло, окутавшее ее и вызвавшее ощущение клаустрофобии, и крепкий запах сигаретного дыма. Прихожая была крошечной и выглядела идеально, словно все ее содержимое только что распаковали. Краска свежая – ни одной царапины, двери блестят полировкой, медные ручки и пластинки от молотков как будто только что начищены, а по толстому ковру из крученой шерсти, казалось, еще не ступала ничья нога. Новый дом для молодоженов.

Но запахи и жара портили впечатление. Запах печали, с которым Кэт почти ежедневно сталкивалась в своей работе, всегда один и тот же – удушливый, густой оттого, что окна закрыты, а отопление включено на большую мощность, с примесью резкого духа неменяемой одежды и тошнотворного запаха давно остывшей еды.

Из двери вышел кот и печально мяукнул. Черно-белый бирманец. Необычный кот. Бьющий на эффект, такой же, как черный с белыми пятнами, слишком броский ковер, столик в прихожей с блестящей полированной поверхностью из дерева ценной породы, медные ручки, позолоченная рама у дешевой репродукции с видом Сорренто на стене, вычурная волоконно-оптическая люстра, свисающая с потолка. Попытка произвести впечатление, как и блестящий «форд» на подъездной дорожке.

Кэт поняла: она ищет что-нибудь неприятное, связанное с Салли Дональдсон, чтобы легче справиться с поселившимся в ней ужасом. Так она и стояла, насмехаясь над вкусами других и презирая себя за высокомерие, за подобные мысли.

Салли Дональдсон была обыкновенной молоденькой женщиной, хорошенькой, заботящейся о своем новом доме, о своем будущем ребенке. Детская наверху, конечно, уже обставлена, куплена кроватка. Все приготовлено.

Приготовлено для сморщенного зародыша, который лежал на дне гроба.

– Итак, что же вам нужно? – спросила мать Кевина Дональдсона, сбросив шлепанец и почесывая ступню.

– Мистер Дональдсон верит, что миссис Дональдсон была похоронена живой?

Чтобы поддержать равновесие, женщина ухватилась за стену и снова сунула ногу в шлепанец.

– Что вы имеете в виду? Конечно верит. Ведь так оно и было.

– Я знаю, что так оно и было, однако клиника это отрицает.

Женщина горько рассмеялась:

– А что им еще делать? Я хочу сказать, это типичный случай. – Она пожала плечами. – Все же это видели. Мой сын. Викарий. Все. – Ее лицо прорезали морщины, руки задрожали. – Пусть только попробуют сказать, что они этого не видели.

– У каждого из них есть свои причины на то, чтобы закрыть глаза. Викарий не хочет услышать обвинение в том, что совершил похоронный обряд над живым человеком. Похоронное бюро не хочет скандала. Клиника тоже не хочет брать на себя ответственность. – Кэт посмотрела вниз, на ковер. – Простите. Я понимаю, все это очень тяжело для вашей семьи, но не волнуйтесь. В ближайшие несколько дней я переговорю со всеми.

– Произведено вскрытие. Они не смогут утаить правду.

– Хороший адвокат превратит отчет патологоанатома в пудинг с изюмом.

– Однако медэксперт может доказать время наступления смерти. Это всегда делается. Я не раз видела по телику. На днях показывали про Пуаро – по трупу трехнедельной давности они узнали время смерти с точностью до получаса.

– Это только по телевизору, – сказала Кэт. – На деле все обстоит иначе. Патологоанатомы не могут с такой легкостью определить время наступления смерти. – Она открыла сумочку, вынула оттуда скрепленные листы фотокопии, которые предыдущим вечером взяла у доктора Марти Моргана, ведущего медицинскую колонку для «Новостей», и протянула их миссис Дональдсон.

Наверху страницы был заголовок:

«Время наступления смерти и разложение человеческого тела».

Ниже Кэт отчеркнула красным один параграф:

«Основная трудность в определении времени наступления смерти состоит в недостатке систематических наблюдений и исследований, касающихся скорости разложения человеческого тела. Ни вес тела, ни температура не могут служить надежными критериями, особенно в условиях непостоянной температуры. Соотношение количеств всосавшегося и распавшегося яда может быть использовано для определения момента смерти, только если точно известно, сколько его ввели. Поэтому, если время наступления смерти является основным доказательством в судебном разбирательстве, к подобным данным следует относиться с чрезвычайной осторожностью».

Тяжелые ресницы женщины заморгали. В наступившей тишине Кэт почти услышала, как они сомкнулись. На улице барабанил дождь. Из глубины дома послышалось щелканье и гудение, будто включилась стиральная машина. По лицу женщины было видно, что ее охватили сомнения.

– А вы-то почему всем этим заинтересовались?

– Я хочу докопаться до правды. Кевин – единственный человек, который может мне помочь.

Женщина подняла руку, попросив Кэт подождать, открыла дверь справа от нее, сунула туда голову.

– Ты спишь, дорогой?

Последовал неразборчивый ответ.

– Тут пришла барышня по поводу расследования. Я думаю, тебе стоило бы с ней поговорить. Ты можешь это сделать?

Ответа не последовало.

– Лучше, если ты поговоришь, – сказала женщина и кивнула, чтобы Кэт вошла.

Ноги Кэт утонули в толстом ковре. Золотые шторы с кистями были задернуты, и комната освещалась только двумя настольными лампами – уменьшенными копиями волоконно-оптической лампы, что висела в прихожей, и беззвучно работающим телевизором с огромным экраном. Костюм с жилеткой и два стереонаушника с обеих сторон камина, как стражи, занимали самое видное место в комнате. Три колосника электрического нагревателя горели в камине, блестящие огоньки танцевали по пластмассовым угольям. На каминной полке стояла модель «феррари», рядом – свадебная фотография Салли и Кевина Дональдсон в рамочке.

Теперь Кевин был совершенно не похож на свою фотографию. Ссутулившись, он сидел в одном из кресел, руки на подлокотниках, черные волосы всклокочены, лицо бледное, а под глазами огромные мешки. Просто живой труп.

Поверх несвежей майки на нем была надета мятая деловая рубашка, застегнутая не на те пуговицы, жеваные брюки от костюма, шерстяные носки и серые тапки без задников. По-видимому, он не спал всю ночь и уж во всяком случае не брился. Казалось, он не заметил, как Кэт вошла.

– Я присутствовала на эксгумации вместе с вами, – тихо сказала она.

Кевин не ответил, окинул ее беглым взглядом и снова уставился на беззвучных «Соседей» на экране.

– Садитесь, дорогая, – сказала миссис Дональдсон. Теперь она стала относиться к Кэт гораздо теплее.

Рядом с другим креслом стояла пепельница, полная окурков, перепачканных губной помадой, гора женских журналов и роман Роберта Годдарда, лежащий вверх обложкой, наполовину прочитанный. Кэт присела на диван.

– Барышня беспокоится, что клиника может замять то, что произошло с Салли, – сказала миссис Дональдсон. – Она считает, что они собираются опровергнуть все доказательства.

Кевин заговорил медленно, голос его звучал неразборчиво, как магнитофонная лента, когда садятся батарейки, и Кэт решила, что он, должно быть, напичкан транквилизаторами.

– Коронер сказал, что он мне позвонит, – сказал он и снова замолк.

– Насчет результатов вскрытия? – спросила Кэт, руки ее инстинктивно потянулись к сумочке за блокнотом, но она вовремя остановилась.

– Вскрытие произвели вчера. Он еще не звонил.

Миссис Дональдсон села и вытащила из пачки сигарету.

– Будет большое судебное разбирательство, – сказала она. – Именно этого-то они и боятся, не так ли? – Женщина всунула сигарету в рот и щелкнула блестящей металлической зажигалкой. – Еще бы им не бояться! Мы собираемся выдвинуть против них обвинение. – Она прикурила и глубоко затянулась. – Сотни тысяч, мой муж подсчитал.

Кэт взглянула на Кевина Дональдсона:

– Вы не могли бы рассказать мне, что произошло потом? Если это не слишком мучительно.

Несколько секунд Кевин смотрел на телеэкран, и Кэт подумала, что он не собирается отвечать. Но он заговорил, все еще не отрываясь от телевизора:

– С какого времени?

– С какого времени? – повторила Кэт. – С того, которое, по вашему мнению, имеет отношение к делу. – Она решительно открыла сумочку. – Вы не станете возражать, если я сделаю кое-какие записи? – Она попыталась произнести эту фразу как можно невиннее, но на лице миссис Дональдсон все же промелькнуло подозрение. – Мне придется написать отчет, – добавила Кэт.

Женщина понимающе кивнула.

– Это все гинеколог, – произнес Кевин Дональдсон. – Мистер Хейвуд. Сказал, что ей нужно лечь в клинику. – Он замолчал.

– Когда это было? – спросила Кэт.

– Необходимо было пройти ежемесячный осмотр, она была на двадцать четвертой неделе беременности.

Снова молчание.

– А почему же мистер Хейвуд решил, что вашей жене необходимо лечь в клинику?

За Кевина ответила его мать:

– У нее было высокое давление. Доктор решил, что за ней необходимо понаблюдать.

– Преэклампсическая токсемия, – неожиданно проговорил Кевин Дональдсон, ясно, не запинаясь, словно продекламировал это перед классом.

– У нее была осложненная беременность, – пояснила его мать. – Все время повышалось кровяное давление, образовалась опухоль мозга. Потом начались эпилептические припадки.

– Она была больна эпилепсией?

– Нет, это побочный эффект токсикоза. – Миссис Дональдсон стряхнула пепел с кончика сигареты. – Им не удалось добиться уменьшения отека мозга, и приступы стали сильнее. Они пичкали ее всевозможными лекарствами. Чем только могли. Мистер Хейвуд казался очень внимательным. – Миссис Дональдсон затянулась сигаретой и быстро выпустила дым. – Тогда она впала в кому. Они подключили ее к системе жизнеобеспечения. Она пробыла в таком состоянии пять дней…

– Шесть, – перебил ее сын.

– Шесть. – Женщина загасила сигарету, прибавив ее к кучке окурков в пепельнице, и кашлянула. – Он спал там… у них есть комната для родственников. Посреди ночи дежурный врач сказал, что надежды нет, у нее умер мозг, в таком состоянии она уже несколько дней, поэтому нужно выключить систему жизнеобеспечения и прекратить ее агонию.

– Ребенок был ненормальный, – объявил Кевин Дональдсон.

Кэт и миссис Дональдсон посмотрели на него, но на его лице ничего не отразилось. Миссис Дональдсон вытащила из пачки еще одну сигарету.

– Мистер Хейвуд сказал ему, что, если у матери умер мозг, ребенок вряд ли выживет, но, если и выживет, у него будут всякого рода аномалии. Мы все разговаривали с мистером Хейвудом. Он был очень мил, очень добр, очень тщательно вникал во все детали. Кевин и родители Салли согласились, что не стоит делать кесарево сечение.

– И систему жизнеобеспечения отключили?

Кевин Дональдсон печально кивнул:

– В ту же ночь. Там был новый дежурный врач. Он сказал, что им нужна кровать. Все произошло очень быстро. Она прекратила дышать, и они сказали, что она умерла. – Кевин в первый раз посмотрел на Кэт.

– А это как-нибудь проверяли?

– Не знаю. Я сильно плакал. Они спросили, не нужно ли вызвать такси. Потом я увидел, как ее увезли, накрыв белой простыней.

Теперь по его лицу катились слезы. Кэт почувствовала, что и у нее на глаза наворачиваются слезы. Она глубоко вздохнула.

– Вы видели ее потом?

– Нет. Но люди из похоронного бюро говорили, что я могу приходить в любое время.

– Значит, вы не видели ее до… до самой эксгумации?

Кевин снова погрузился в молчание. Снова залез в свою раковину.

– Это вы потребовали эксгумации?

Кевин ничего не ответил.

– Ему это нелегко далось, – сказала его мать. – Полиция ничего не хотела слушать. Да и коронер тоже говорил сначала, что это невозможно, что он, вероятно, слегка… – она покрутила пальцем у виска, – понимаете, помешался из-за ее смерти. Викарий отказался помочь. Кевину пришлось связаться со свидетелями, достать их номера телефонов, убедить коронера поговорить с ними. Однажды его чуть было не арестовали: он средь бела дня пошел на кладбище и сам начал копать. – Она посмотрела на сына. – Ведь так?

Кевин не ответил.

Кэт нервно кусала губу. Она взмокла от жары и нервного напряжения.

– Кевин, когда открыли гроб вашей жены, мы с вами видели одно и то же. Есть ли у вас какие-нибудь сомнения в том, что, находясь там, ваша жена какое-то время была жива?

– Мертвые не рожают младенцев, – заметила миссис Дональдсон.

– По-видимому, такое случается, – сказала Кэт.

– Ерунда. Никогда этому не поверю.

– Они будут все оспаривать во время расследования.

– Кевин сказал о ее пальцах – ногти были сломаны прямо под корень, как будто она их обкусала. На крышке гроба были царапины. Она царапала ее ногтями, словно животное.

– Они будут говорить, что, когда наступает трупное окоченение, тела меняют свое положение в гробу, – парировала Кэт.

– А царапины на красном дереве? Как насчет этого, барышня? – спросила миссис Дональдсон.

– А что говорит ваш доктор Селлз? Он же там присутствовал. Он должен с вами согласиться, – сказала Кэт.

– Он не согласился. Он говорит, что нужно подождать отчета патологоанатома. Говорит, что никаких царапин на крышке не заметил. Что всех нас ввел в заблуждение младенец.

Голос Кевина Дональдсона прозвучал так неожиданно, что они вздрогнули:

– Она всегда следила за своими ногтями. Всегда делала маникюр. Всегда следила за ногтями, – повторил он.

Последовало молчание. Кэт почувствовала прилив надежды. Она записывала то, что сказал Кевин Дональдсон, медленно, без всяких сокращений, чтобы сохранить впечатление, что она не принадлежит к журналистской братии.

Его мать горько улыбнулась:

– Мои познания в медицине, конечно, неглубоки, но в одном я уверена: мертвецы не обкусывают своих ногтей.

Прошло три дня с тех пор, как Харви Суайр дал Сандре двадцать пять миллиграммов препарата с условным названием GW 2937, произведенного швейцарским фармацевтическим гигантом «Грауэр Мейерхоффен» только для лабораторных экспериментов на животных.

Он достал его легко. В экспериментальной части своей курсовой по эпилепсии он проводил опыты с животными в виварии медицинского колледжа. Харви вводил крысам, кошкам и шимпанзе вещество GW 2937, вызывал у них сильные эпилептические припадки, которые затем снимал высокими дозами барбитуратов.

Таблетки GW 2937, круглые и белые, по размеру и форме были похожи на таблетки аспирина, но отличались ясно видимыми проштампованными буквами «GW». Харви толок таблетки пестиком до порошкообразного состояния и затем подмешивал в пищу животным. Препарат был безвкусным и обычно быстро подвергался метаболизму.

Этим веществом ему нужно было накормить сорок животных, поэтому было легко заменить небольшое количество препарата на обычный аспирин. Когда он подмешал его к пище, ни животные, ни неврологи, ответственные в тот день за проведение экспериментов, не заметили подмены.

Он не знал, как рассчитать дозу для человека, и сделал подсчеты на основании веса мозга. Он вычислил, что, в отличие от мозга шимпанзе, вес человеческого мозга – одна тысяча двести сорок граммов.

В воскресенье вечером Харви позвонил в общежитие медсестер, где жила Сандра, и ему ехидно ответили, что она еще не вернулась с работы. Он не стал просить, чтобы ей передали, что он звонил. В понедельник вечером он снова позвонил. На этот раз ему ответила другая женщина. Она продержала его у телефона несколько минут, потом вернулась и, задыхаясь, извиняющимся тоном сообщила, что Сандре стало плохо и ее всю ночь продержали в палате.

Утром во вторник Харви был среди толпы студентов, которые следовали за акушером и его помощником, обходя палату в родильном отделении. Потерявшие былые формы, бледные женщины лежали на металлических кроватях в чистых розовых ночнушках в окружении цветов и открыток. Смущенные мужья сидели на стульях, словно проглотив аршин, а родственницы чувствовали себя здесь по-хозяйски. На улице становилось все холоднее, но в этой палате поддерживали парниковую температуру. Харви ненавидел запахи родильного отделения – тошнотворные сладкие ароматы, которые пропитывали его кожу и преследовали его потом в течение нескольких часов.

Толстая женщина тыкала пальцем в крошечное розовое существо, завернутое в шерстяную шаль:

– Ку-ку! Ох! Тю-тю! О-о!

Мать младенца лежала, опираясь на взбитые подушки, слишком усталая и чересчур вежливая, чтобы прогнать ее прочь.

– Мистера Харви Суайра просят по внутреннему телефону.

Харви подошел к черному телефону, висевшему у входа в палату. Это был Роланд Данс. В палату интенсивной терапии поступила еще одна пациентка со status epilepticus. Он решил сообщить об этом Харви на случай, если тот захочет взглянуть на нее.

Харви принял это сообщение спокойно. Он сказал Дансу, что сейчас занят, но в перерыве зайдет. После этого он продолжал обход палаты, но делал это как в тумане. Он не мог ни на чем сосредоточиться, как будто внутри его разворачивалась сжатая пружина.

В половине второго Харви вошел в палату интенсивной терапии, где было так же жарко, как в родильном отделении, откуда он только что ушел, и остановился у поста медсестер. Сестра пошла разыскивать помощника анестезиолога.

На стене висел список больных, находящихся в палате, – белая пластиковая дощечка с номерами кроватей и фамилиями и инициалами больных, написанными напротив номеров синим грифельным карандашом. Против номера шесть стояло: «С. Лок».

Сандра Лок. Харви тотчас же представил себе ее скользкую влажную кожу, увидел над собой ее груди, почувствовал запах ее тела, ее горячее дыхание. Ему навстречу шел Роланд Данс в своем поношенном твидовом пиджаке с кожаными пуговицами, саржевых брюках для верховой езды и тускло-коричневом галстуке. Он очень коротко подстриг волосы сзади и у висков, однако модный ежик нисколько не украсил его лошадиное лицо.

– А, привет, – сказал он так, словно не ожидал, что Харви появится. Данс сложил руки за спиной и стоял, покачиваясь взад-вперед на стоптанных каблуках грубых замшевых башмаков. – Да… Чрезвычайно интересно. Похоже на роковое совпадение, правда?

– Роковое совпадение? – повторил сбитый с толку Харви.

Данс порезался при бритье, и у него на шее белел маленький квадратик пластыря.

– Годами ждешь одного случая, а потом вдруг четыре сразу.

– Да, лучше бы подобных совпадений не было, – произнес Харви.

Лицо Данса приобрело огорченное выражение, затем окаменело, словно неожиданно кончилась батарейка, управляющая лицевыми мышцами.

– Конечно. – Рот его искривился. – Тот status epilepticus, который ты наблюдал пару недель назад у манекенщицы с травмой черепа. Будь эпилепсия вирусным заболеванием, этот второй случай вызвал бы большое беспокойство, особенно потому, что это случилось с одной из сестер, которая за ней ухаживала. – Он помотал головой. – Но эпилепсия не заразна. Тут, кажется, нет никакой связи.

– А что же послужило причиной? – Внимание Харви переключилось на пластырь, готовый вот-вот отклеиться.

– Рано еще говорить, но, возможно, это энцефалит, хотя у нее нет температуры, а она должна быть, если это инфекция. Возможно, опухоль мозга, хотя мы уже знаем, что результаты компьютерной томографии в норме. Мы собираемся сделать люмбальную пункцию, посмотреть цереброспинальную жидкость, чтобы исключить инфекцию, – вот только подлечим немного. Девушки из блока очень расстроены.

Интересно, можно ли обнаружить вещество GW 2937 в крови, подумал Харви. Он знал, что анализы крови очень специфичны и сложны. Найти следы лекарства можно только в том случае, если знаешь, что искать. Если будут искать GW 2937, значит, у кого-то возникли подозрения на сей счет. Но откуда могут взяться подобные подозрения? Едва ли кто-нибудь знает о его отношениях с Сандрой Лок, а кроме того, вряд ли кому-нибудь придет в голову связать ее приступ с тем фактом, что он несколько дней проработал в лаборатории. Да и доказательств никаких нет.

– Конечно, это может быть вызвано и передозировкой антидепрессантов, – продолжал Данс. – Но другие сестры так не считают, они говорят, что она была весела и жизнерадостна, у нее не было никаких проблем, хотя, по-видимому, это некоторое преувеличение. – Данс в задумчивости раскачивался на каблуках взад-вперед. – Заметь, люди такого типа вполне могут впадать в депрессию. Однако это интересный случай. Действительно очень интересный.

– Почему? – спросил Харви. Последнее замечание вызвало в нем беспокойство.

– Я имею в виду частоту и тяжесть припадков. Лечение барбитуратами не дает никаких результатов. Пойдем, посмотришь сам.

Кровать Сандры была рядом с той, на которой лежала модель, и помещалась в нише, как все кровати в палате. Сандра была без сознания, во рту трубка аппарата искусственного дыхания, черная гармошка раздувалась и опадала над ее спутанными волосами, а к тыльной стороне руки через канюлю была подсоединена капельница. Ее спина выгибалась дугой, живот приподнимал простыню, руки и ноги раскинуты и дергались резко, словно у куклы, которую дергают за ниточки. Ее зубы сжимали дыхательную трубку, и она издавала бессвязные звуки и стоны. В уголках рта была пена.

Толстая круглолицая сестра с короткими рыжими кудряшками стояла у капельницы, вид у нее был расстроенный. Значок на лацкане халата сообщал ее имя: Элейн Фостер.

– Ей хуже, доктор Данс, – сказала девушка с шотландским акцентом.

Роланд Данс посмотрел на Харви:

– Еще в общей палате ей ввели пять кубиков диазепама, но он не возымел действия. Тогда ей ввели внутривенно фенитоин, он тоже оказался неэффективен. Когда она поступила сюда, мы поставили ей капельницу с барбитуратами – большую дозу.

– Тридцать пять миллиграммов, – уточнила сестра.

– Понимаешь, в чем проблема? Если оставить все так, как есть, у нее возникнут структурные повреждения мозга. Если еще ввести барбитураты, не думаю, что ее организм справится с такой дозой.

От лба Сандры Лок шли провода к электроэнцефалографу. Харви внимательно разглядывал вспышки на экране. Сердцебиение было уже слабым и нерегулярным – барбитураты сделали свое дело. Пики, показывающие активность мозга, не вмещались в экран. Харви перевел взгляд на лицо Сандры. Глаза ее были открыты и смотрели прямо на него. Ему даже показалось, что в них промелькнула – совершенно невозможно! – искра узнавания. Потом глаза закатились, роговица исчезла под веками, остались только ничего не видящие белки. Руки ее дико молотили по воздуху. Трубка капельницы выскочила из канюли, зафиксированной на тыльной стороне руки, и лекарство брызнуло на постель.

Данс схватил Сандру за запястье, и сестра снова надела трубку.

– Ее нужно связать, – сказал Данс.

Датчик кислорода в крови стал подавать тревожные сигналы.

– Нам нужна помощь, – сказал Данс. – Позовите доктора О'Ферала. И принесите ампулу миорелаксанта.

Сестра побежала выполнять приказание.

Данс повернулся к Харви:

– Аппарат искусственного дыхания не справляется. Придется ее парализовать. Повышать дозу барбитуратов больше невозможно.

Доктор О'Ферал, главный врач отделения, появился очень быстро, его сопровождали еще две сестры. Они ввели миорелаксант, но он не подействовал.

– Дайте ей еще двадцать пять миллиграммов тиопентала, – решительно произнес доктор О'Ферал.

Монитор ЭЭГ прогудел сигнал тревоги. Вспышки осциллографа стали похожи на распущенную пряжу, на множество извивающихся червяков.

Вокруг Харви началась тихая паника.

– У нее остановилось сердце. – Доктор О'Ферал положил руки на грудь Сандре и с силой надавил. – Свяжитесь с кардиологическим отделением, – распорядился он. – Нужен дефибриллятор. – Он снова надавил на грудь, потом еще и еще раз в определенном ритме.

Одна из сестер уже бежала через палату.

Пики на экране ЭЭГ начали успокаиваться, спадать, но не от действия барбитуратов. Началось кислородное голодание мозга.

Дефибриллятор привезли менее чем через девяносто секунд. Данс разорвал больничную рубашку Сандры, и Харви увидел ее большие груди с расплющенными сосками. Ей приставили на область сердца электроды дефибриллятора, О'Ферал крикнул «О'кей! », и кто-то из обслуживающего персонала нажал кнопку. Последовал громкий электрический разряд, Сандра дернулась в сильных конвульсиях и упала без движения.

Пики на электрокардиографе становились все слабее. Дефибриллятор включали снова и снова, но каждый раз тело Сандры сотрясали конвульсии и она падала на спину, безвольная, как тряпичная кукла.

Спустя три минуты пики на кардиографе исчезли совсем, на экране появилась немигающая прямая линия в сопровождении дребезжащего сигнала.

Сандра Лок была мертва.

Среда, 24 октября

«Дворники» размазывали по ветровому стеклу струи дождя, зато они беспрепятственно скатывались вниз по запотевшим боковым окнам «фольксвагена». Кэт ехала в сторону узкого железнодорожного моста, испытывая облегчение оттого, что избавилась от жары, создающей ощущение клаустрофобии, и скорби дома Дональдсона. Вот только этот автомобиль, севший ей на хвост…

Она почти вплотную прижалась к обочине, но он даже не пытался обогнать ее. Автомобиль отвлекал ее внимание, она то и дело смотрела в зеркало заднего вида. На дальнем конце моста она притормозила, но он тоже сбавил скорость. Кэт добралась до пересечения с людной торговой улицей и повернула направо, начиная подумывать, уж не преследуют ли ее в самом деле. Ехавший сзади автомобиль повернул налево.

– Придурок, – сказала она.

Владения М. Долби и сына протянулись примерно на сто ярдов – от угла улицы до скобяной лавки – и выглядели соответствующим образом: мрачно, но не слишком. На черном щите золотыми буквами были выведены слова: «Похоронное бюро», вдоль занавешенного окна более мелкими буквами шло название фирмы.

Кэт оставила автомобиль на боковой улице и вернулась назад пешком. Дождь стихал, но холодный ветер и унылые мысли замораживали ее. Она снова почувствовала досаду на Терри Брента, своего редактора, услышала слова медиума Доры Ранкорн, увидела Кевина Дональдсона, безвольно сидящего в кресле. Должно быть, директор похоронного бюро был прав, когда сказал на кладбище, что викарию придется за многое ответить. Салли Дональдсон, потревоженная в своем месте упокоения, как будто нарушила тот хлипкий баланс, который установился было в жизни Кэт.

Когда-то она видела фильм, где в людей, которые дурачились на кладбище, вселялись духи умерших и убивали их. Но это только в кино. В реальной жизни такого не бывает.

Действительно, мертвые братья не посылают посланий.

Ее стала бить дрожь.

Она миновала широкие ворота в кирпичной стене. Вывеска гласила:

«ДОЛБИ И СЫН», ПОХОРОННОЕ БЮРО.

НЕ ЗАГРОМОЖДАЙТЕ ПРОХОД. ТРЕБУЕТСЯ ДОСТУП КРУГЛЫЕ СУТКИ.

Остановившись у парадной двери, Кэт нервно сглотнула, осознав вдруг, что никогда прежде не бывала внутри похоронного бюро, и прорепетировала свой рассказ. Она надеялась, что ей повезет и она встретит того же служащего, который был на кладбище. А может быть, он ее не узнает, но уж акцент-то определенно припомнит и подумает: что за странное совпадение – еще одна американка. Она набрала в грудь побольше воздуха, придала лицу, как она считала, соответствующее выражение и вошла.

Кэт ожидала увидеть там прилавок, как в магазине, а за ним – мрачного, с траурным выражением лица человека. Вместо этого она оказалась в комнате, напоминающей вестибюль маленькой, но довольно дорогой гостиницы, которая имела форму латинской «L». Стол регистрации разделял ее на две уютно обставленные половины – места ожидания для посетителей. За столом сидела доброжелательная, спокойная женщина лет пятидесяти, с короткими седыми волосами, в синем кардигане, с ниткой крошечных жемчужин на шее. Она улыбнулась Кэт:

– Добрый день.

Вся мебель – красное дерево с зеленой велюровой обивкой – была точной копией мебели Викторианской эпохи. На полу – толстый золотой ковер, на стенах – золотые с цветочным орнаментом обои, несколько резных канделябров с розовыми абажурами и такие же бра на стене. Не хватает только камина, подумала Кэт.

– У меня есть две пожилые тетки, которые живут вместе, – сказала она. – Одна из них сейчас находится в хосписе и, вероятно, в ближайшие дни умрет. Ее сестра попросила меня зайти к вам. Есть некоторые вещи, которые ее беспокоят, вот я и подумала, что смогу немного успокоить ее.

– Конечно. – Женщина еще раз улыбнулась Кэт полной симпатии улыбкой, которая была не совсем фальшивой.

– Ей уже приходилось сталкиваться с вашей фирмой, и она очень высокого мнения о ваших услугах. Но ее слишком расстроила статья в газете о женщине, которую похоронили заживо, а ведь вы были распорядителями похорон.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒