Дженнифер Линн Барнс 1 страница

Любое копирование без ссылки

 на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Шестнадцатилетняя Тэсс провела всю свою жизнь на ранчо своего дедушки. Но когда они с сестрой Айви переезжают в округ Колумбия, Тэсс попадает в мир, зацикленный на политике и власти. К тому же, она поступает в Академию Хардвика – школу для детей богатых и влиятельных, где она непреднамеренно становится фиксером жизни старшеклассников, решая проблемы подростков так же, как её сестра решает проблемы их родителей.

Жизнь Тэсс становится намного интереснее – и сложнее - когда на свет выплывают тайны, связанные с членом семьи одного из одноклассников Тэсс, любовными треугольниками и невероятными семейными секретами.

ГЛАВА 1

Насколько я могла судить, в жизни моего учителя истории было всего три радости: цитировать Шекспира, выискивать исторические неточности в телешоу и отчитывать Райана Уошберна.

 — Тысяча восемьсот шестьдесят третий год, мистер Уошберн. Разве так сложно запомнить? Авраам Линкольн подписал «Прокламацию об освобождении рабов» в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году.

Райан был здоровяком. Он постоянно держался в тени, был немного стеснительным. Я понятия не имела, почему мистер Симпсон решил, что его стоит поставить на место — раз так семь. Но именно так проходили наши уроки истории: Симпсон вызывал Райана, снова и снова, пока тот не ошибался. А затем начиналось…

Пока мистер Симпсон ругался, Райан не отводил глаз от столешницы, склонив голову так низко, что его подбородок касался ключицы. Сидя слева от него, я видела, как напрягаются его плечи, как на его шее проступает пот.

Я сильнее сжала карандаш.

 — Куда подевался тот перспективный ученик, о котором мои коллеги постоянно болтают в учительской? — весело спросил у Райана мистер Симпсон. — У вас хватает фанатов в этой школе, мистер Уошберн. Разве могли все они ошибаться насчет ваших интеллектуальных способностей? Возможно, освобождение всех до единого рабов в этой стране просто не настолько существенно, чтобы ученик вроде вас запомнил дату этого события?

 — Простите, — пробормотал Райан. Его кадык вздрогнул.

Внутри меня что-то сломалось.

 — Не всех рабов, — ровно произнесла я.

Мистер Симпсон прищурился и перевел взгляд на меня.

 — Вам есть чем поделиться с классом, мисс Кендрик?

 — Да, — я давно потеряла южный акцент, с которым приехала в Монтану, когда мне было четыре, но привычка говорить не спеша всё ещё оставалась при мне. — «Прокламация об освобождении рабов», — неторопливо продолжила я, — освободила только рабов в Конфедеративных штатах. Остальные девятьсот тысяч рабов были освобождены лишь после утверждения тринадцатой поправки в тысяча восемьсот шестьдесят пятом.

На подбородке мистера Симпсона дернулся мускул.

 — Дурак думает, что он умен, мисс Кендрик, умный же знает, что он глуп.

В то утро я работала с пяти. А Райану всё ещё не удалось оторвать взгляд от парты.

Я откинулась на спинку стула.

 — Мне кажется, леди слишком много заявляет.

 — Хочешь рассказать мне, почему ты оказалась здесь? — школьный психолог пролистала мой файл. В ответ на моё молчание она оторвалась от компьютера, сложила руки на столе и подалась вперед. — Я беспокоюсь, Тэсс.

 — Если вы о том, как мистер Симпсон издевается над самыми уязвимыми учениками, то я тоже беспокоюсь.

Слова «издевается» и «уязвимыми» подействовали на психолога, словно криптонит. Она сжала губы в узкую линию.

 — И ты думаешь, что «неприемлемая дерзость», — она прочитала слова с написанной мистером Симпсоном записки, —  это конструктивный способ выражения твоего волнения?

Я решила, что этот вопрос был риторическим.

 — Тэсс, к этому времени в прошлом году ты была в команде по легкой атлетике. Идеальная посещаемость. Судя по всему, ты была довольно общительной.

Не «общительной», а «довольно общительной».

 — Теперь ты засыпаешь на уроках, игнорируешь задания. В этом семестре ты пропустила уже пять дней, а он ведь начался меньше трех недель назад.

Мне не стоило оставаться дома с гриппом, — тупо подумала я. Я позволила себе восстанавливаться два дня. А с моими пропусками, это было на два дня больше, чем я могла себе позволить. Мне не стоило открывать рот на уроке Симпсона. Я не могла позволить себе привлечь к себе внимание. К моей ситуации. Я это знала.

 — Ты ушла из команды, — психолог безжалостно давила на меня. — Ты больше не общаешься с одноклассниками.

 — У нас с ними нет ничего общего.

Я никогда не была популярной. Но когда-то у меня были друзья — кто-то, с кем можно было сидеть за ланчем, кто-то, кто мог начать задавать вопросы, если бы подумал, что что-то не так.

В этом и заключалась моя проблема. Сейчас друзья были роскошью, которую я не могла себе позволить.

 Если очень захотеть, совсем не сложно заставить людей от тебя отвернуться.

 — Боюсь, у меня нет другого выбора, кроме как позвонить твоему дедушке, — психолог потянулась за телефоном.

Не надо, — подумала я. Но она уже набирала номер. Я сжала зубы, стараясь не реагировать. Я заставила себя дышать. Скорее всего, дедушка не ответит. На тот случай если он возьмет трубку и всё пройдет плохо у меня была припасена целая гора оправданий.

Наверное, он только-только проснулся.

Всё дело в новых лекарствах.

Он не любитель телефонных разговоров.

Пятнадцать или двадцать минут ожидания, прежде чем она положила трубку, были настоящей пыткой. Под грохот пульса в собственных ушах, я поборола желание вздрогнуть от облегчения.

 — Вы не оставили сообщение, — мой голос звучал на удивление спокойно.

 — Сообщение можно удалить, — сухо ответила она. — Я позвоню ещё раз, позже.

В моём желудке затянулся узел. Я была на волосок от провала. А с нынешним состоянием дедушки, я не могла сидеть здесь и ждать второго раунда. Она хотела, чтобы я говорила. Хотела, чтобы я поделилась своими проблемами. Чудно.

 — Райан Уошберн, — сказала я. — Мистер Симпсон точит на него зуб. Он милый. Тихий. Умный, — я сделала паузу. — И каждый день он уходит с урока, чувствуя себя идиотом.

Она должна была знать об этом и без моих слов.

 — Знаете, чем мы занимаемся на ранчо моего дедушки? Кроме выращивания скота? — я поймала её взгляд, заставляя её глядеть мне в глаза. — Мы берем к себе лошадей, которых не захотят брать другие; тех, над кем издевались, кого ломали и дробили, пока не осталась только животная ярость и страх. Мы пытаемся пробиться сквозь это. Иногда у нас получается, — я сделала паузу. — А иногда — нет.

 — Тэсс…

 — Мне не нравятся задиры, — я встала и зашагала к выходу. — Можете позвонить моему дедушке и рассказать об этом. Но велики шансы, что он и так знает.

ГЛАВА 2

Судя по всему, мой план сработал. Телефон не зазвонил ни тем вечером, ни на следующий день. В школе я старалась быть незаметной. Я просыпалась рано и не ложилась спать допоздна, удерживая мой мир от краха одной лишь силой воли. Не лучший режим, но зато мой собственный. К утру четверга я перестала ожидать худшего.

Это было ошибкой.

Я стояла посреди загона, широко расставив ноги и свободно опустив руки вдоль тела, и наблюдала за лошадью, брыкающейся словно дьявол всего в нескольких шагах от меня.

 — Эй, — мягко произнесла я. — Это не очень-то воспитанно.  

Ноздри животного раздулись, но больше она не вставала на дыбы.

 — Когда-нибудь, — пробормотала я почти нараспев, — мне бы хотелось встретить твоего первого хозяина в темном переулке, — скрип дерева у меня за спиной сообщает мне, что я не одна. Я почти ожидала, что лошадь снова начнет волноваться, но вместо этого она неуверенно шагнула ко мне.

 — Она красивая.

Я замерла. Я узнала этот голос — и тут же об этом пожалела. Два слова. Столько времени спустя понадобилось всего два слова.

Моя грудь напряглась.

 — Давно не виделись, — произнесла я. Я не позволила себе обернуться. Эта гостья не заслуживала моей злости.

 — Мы не виделись слишком долго, Тэсс.

И кто же в этом виноват? Я не стала отвечать вслух.

 — Ты хорошо с ней ладишь. С лошадью, — кажется, Айви совсем не сердилась из-за того, что я не обращала на неё внимания. Она всегда была такой — до поры до времени сплошное добро и дружелюбие.

Уходи, — подумала я. Лошадь резко дернула головой, перенимая моё напряжение.

 — Эй, — пробормотала я. — Тише.

Она ударила передними копытами о землю. Я уловила посыл и отступила.

 — Нам нужно поговорить, — сказала мне Айви, когда я подошла к краю загона. Как будто она бывала на ранчо каждый день. Как будто мы с ней часто разговаривали.

Я перепрыгнула через ограду.

 — Мне нужно принять душ, — ответила я.

Айви не могла со мной спорить. А может, она просто решила этого не делать. Я была уверена, что великая Айви Кендрик могла добиться своего в любом споре — но что я о ней знала? В последний раз мы виделись почти три года назад.

 — После того, как ты примешь душ, нам нужно поговорить, — Айви умела быть настойчивой, и я подозревала, что люди очень редко ей отказывали. К счастью, все знали, что я никогда не спешу со словами. Мне и не нужно было отказывать. Вместо этого я зашагала к дому, опережая Айви, не смотря на то, что она была на несколько дюймов ближе.

 — Мне позвонил твой школьный психолог, — произнесла Айви за моей спиной. — А потом я и сама сделала пару звонков.

Её слова не заставили меня замедлить шаг, но мои внутренности скрутились, словно выжатое полотенце.

 — Я поговорила с работниками ранчо, — продолжила Айви.

Я забралась на крыльцо, распахнула дверь и позволила её с грохотом захлопнуться за моей спиной. Были времена, когда хлопнувшая дверь привлекла бы внимание моего дедушки. Он назвал бы меня дикаркой, пригрозил содрать с меня шкуру и отправил бы обратно на крыльцо, чтобы «попробовать ещё разок».

Те времена остались в прошлом.

Айви расспрашивала людей. Я сбежала на второй этаж, но от бурлящей внутри меня уверенности было не скрыться. Она знает.

 — Наслаждайся душем, — крикнула мне вслед Айви. — Потом мы поговорим.

Как заевшая пластинка. Она знала. Я так старалась сохранить это в тайне, старалась позаботиться о дедушке, сделать одно единственное одолжение человеку, давшему мне всё, а теперь…

Я не знала, чем именно Айви занималась в Вашингтоне. На самом деле, я даже не знала, жила ли она там до сих пор. Я понятия не имела о том, был ли у неё парень — возможно, она даже вышла замуж. Но кое-что я знала наверняка — как бы сильно я не старалась не об этом не думать — Айви не просто так снизошла до полета в Монтану и поощрения ранчо своим присутствием.

Моя сестра жила изменениями, встряской и решением проблем — и прямо сейчас проблемой, которую ей так хотелось решить, была я.

ГЛАВА 3

Я выделила себе три минуты на душ. Айви не могла оставаться наедине с дедушкой надолго. Мне вообще не стоило оставлять их вдвоём, но мне нужна была минутка. Мне нужно было подумать.

Я не видела Айви почти три года. Раньше она приезжала на ранчо раз в несколько месяцев. Приехав в последний раз, она спросила у меня, не хочу ли я переехать в округ Колумбия и жить с ней. Когда мне было тринадцать, я боготворила свою сестру. Так что я согласилась. У нас были планы. А потом она уехала. Без объяснений. И без меня.

Даже не попрощавшись.

С тех пор она не возвращалась. Если мне удастся убедить её, что у нас с дедушкой всё в порядке, она снова уедет. Эта мысль должна была успокоить меня. Она должна была стать проблеском надежды.

Мне больше не тринадцать. Эта мысль не должна была причинять мне боль.

Я натянула спортивные штаны и футболку, вытерла полотенцем мои небрежные, слишком уж густые волосы. Мы с Айви были двумя крайностями брюнеток — мои волосы были всего на тон светлее черных, а волосы моей сестры — всего немного темнее блонда.

Она встретила меня у подножья лестницы.

 — Готова поговорить? — её голос звучал, как мой. Она разговаривала куда быстрее, но наши голоса явно были похожи.

Я почувствовала знакомый прилив гнева.

 — Тебе даже в голову не могло прийти, что я могу не захотеть с тобой разговаривать?

Всего на миг приятная маска слетала с лица Айви.

 — Я уловила намёк, когда ты не ответила на три последних телефонных звонка, — мягко произнесла она.

Рождество. Мой день рождения. День рождения Айви. Моя сестра звонила домой ровно три раза в год. Я перестала поднимать трубку примерно тогда же, когда мой дедушка начал забывать о мелочах, вроде ключей, имен и включенной духовки.

Дедушка. Я заставила себя сконцентрироваться на главном. Мой долг — суметь контролировать сложившуюся ситуацию. Я обогнула угол и шагнула в кухню, понятия не имея, что меня там ждет.

 — Ты вовремя, медвежонок, — дедушка взъерошил мне волосы и похлопал меня по плечу.

Он узнал меня. По моему телу прокатилась волна облегчения. Он звал меня медвежонком столько, сколько я себя помнила.

 — Вы только посмотрите, кто наконец-то решил навестить нас, — произнес дедушка, кивая в сторону Айви. Его голос звучал неприветливо, но в его глазах сверкали искры.

Хорошо, — подумала я. — С этим я справлюсь. Вот уже год я прикрывала дедушку. Теперь приступы случались чаще, чем в прошлом году.

Чаще, чем в прошлом месяце.

Но если сегодняшний день был удачным, Айви не должна знать о происходящем. Опыт научил меня одному — надолго она не останется.

 — Знаю, дедушка, — произнесла я, усаживаясь за шаткий деревянный стол, разваливавшийся на этой кухне ещё до моего рождения. — Поверить не могу, что мы заслужили личную проверку от Айви.

Темные глаза моей сестры замерли на мне.

 — Айви? Что ещё за Айви? — дедушка заговорщически улыбнулся Айви, а затем снова обернулся ко мне. — Завела воображаемого друга, медвежонок?

Моё сердце пропустило удар. Я могла с этим справиться. Должна была. Ради дедушки.

 — Даже не знаю, — ответила я, впиваясь пальцами в сидение собственного стула. — Сейчас «воображаемыми друзьями» называют вечно пропадающих где-нибудь сестёр?

 — Это ты перестала отвечать на мои звонки, — вмешалась Айви.

Отлично. Пусть сосредоточится на мне. Пусть рассердится на меня. Всё что угодно, только бы она не поняла, что то, что ей рассказали работники и школьный психолог не было даже половиной происходящего. Никто не знал, насколько всё плохо.

Никто, кроме меня.

 — Я не отвечала на твои звонки, потому что не хотела с тобой разговаривать, — сквозь сжатые зубы сказала я. — Ты не можешь вот так просто исчезнуть из наших жизней и ждать, что я брошу всё, когда ты наконец-то соизволишь позвонить.

 — Всё было не так, Тэсси, и ты это знаешь.

Гнев в голосе Айви порадовал меня больше, чем следовало бы.

 — Тэсс.

 — Вообще-то, — огрызнулась она, — Тереза.

 — Ради всего святого, Нора, — вмешался дедушка. — Она проводит здесь всего пару недель каждым летом. Не раздувай трагедии из-за пары пропущенных звонков.

Всего за пару секунд злость на лице Айви сменилась шоком. Норой звали нашу мать. Я едва её помнила, а вот Айви было двадцать один, когда умерли наши родители. Наша разница в возрасте всегда казалась огромной, но больше всего нас разделял тот факт, что Айви провела с родителями на семнадцать лет больше. Для меня домом было ранчо, а единственным, кто растил меня — дедушка. Для Айви он был всего лишь дедом, с которым она проводила две недели каждое лето, когда была маленькой.

Возможно, когда она была маленькой, он тоже называл её медвежонком.

Она думает, что я — Айви, а Айви — мама. Я не могла скрыть это, мои саркастические комментарии не могли заставить Айви забыть об этом. Очень долго она просто сидела, глядя на дедушку. Затем она моргнула, и, стоило ей открыть глаза, она выглядела так, словно ничего этого не было. Словно она была роботом, который только что перезагрузился, отключая программу «избыток чувств».

 — Гарри, — произнесла она, обращаясь к дедушке по имени. — Я — Айви. Твоя внучка. Это — Тэсс.

 — Я знаю, кто она, — проворчал он. Я постаралась не замечать неуверенности в его глазах.

 — Знаешь, — спокойно, но деловито повторила Айви. — А ещё ты знаешь, что она не может здесь остаться. Вы не можете здесь остаться.

 — Чёрта с два мы не можем! — я вскочила на ноги.

Дедушка ударил ладонью по столу.

 — Следи за языком, Тереза!

Вот так просто я снова стала собой, пусть и всего на миг.

 — Дай нам минутку, Тэсс, — приказала Айви.

 — Иди, медвежонок, — внезапно дедушка показался мне старым — и очень, очень уставшим. В этот миг я бы сделала всё, о чём он попросил. Я сделала бы всё, чтобы вернуть его.

Я оставила их на кухне наедине и принялась измерять шагами гостиную. Пять минут. Десять. Пятнадцать. Я огибала мебель небольшими восьмерками, направляясь из одного конца комнаты к другому.

 — Ты делала так, когда была маленькой, — на миг Айви застыла в дверном проёме, а затем опустилась на диван. — Ты обходила кругами мамины ноги, кофейный столик. Другие младенцы учились ходить. А ты училась расхаживать кругами, — она едва заметно улыбнулась. — Это сводило её с ума.

Мы с Айви жили в одном доме всего один год, когда я была совсем маленькой, а она заканчивала школу. Иногда я жалела, что не помню этого, но даже если бы я помнила, она была бы для меня незнакомкой — незнакомкой, грозившей всему, что я так тщательно защищала.  

 — Ты должна была позвонить мне, когда всё стало плохо, Тэсс.

Позвонить ей? Почему я должна была взять телефон и позвонить ей, если она никогда не утруждалась навестить нас?

 — Я справляюсь, Айви, — я проклинала себя, проклинала школьного психолога за тот звонок. — Мы в порядке.

 — Нет, милая, не в порядке.

Она не имела права приезжать сюда спустя столько лет и говорить мне, что я не в порядке. Не имела права врываться в нашу жизнь и уж точно не имела права называть меня «милой».

 — В Бостоне есть лечебный центр, — спокойно продолжила она. — Лучший в стране. Обычно, чтобы попасть туда, нужно пройти через лист ожидания, но я сделала пару звонков.

Мой желудок резко изогнулся. Дедушка любил это ранчо. Он был его частью. Он не выживет без него. Я пожертвовала всем — атлетикой, друзьями, надеждой на возможность выспаться — чтобы он мог остаться здесь, чтобы поддерживать порядок на ранчо, заботиться о нём, как он всегда заботился обо мне.

 — Дедушка в порядке, — я сердито сжала губы. — Иногда он теряется, но он в порядке.

 — Ему нужен врач, Тэсси.

 — Так отвези его к врачу, — я тяжело сглотнула, чувствуя своё поражение. — Узнай, что нам нужно делать, что мне нужно делать и верни его домой.

 — Ты не можешь оставаться здесь, Тэсс, — Айви потянулась за моей рукой. Я отдернула её. — Ты заботилась о нём, — мягко продолжила она. — Но кто заботился о тебе?

 — Я могу о себе позаботиться.  

Упрямое выражение её лица в точности походило на моё.

 — Но ты не должна.

 — Она права, медвежонок, — я подняла взгляд и увидела в дверном проёме дедушку. — Не волнуйся обо мне, девочка, — приказал он. Его сознание прояснилось, и он явно не собирался терпеть возражений.

 — Ты не должен этого делать, дедушка, — сказала ему я. Он пропустил мои слова мимо ушей.

 — Ты — хорошая девочка, Тэсс, — хрипло произнес он. Его взгляд встретился со взглядом моей сестры, и между ними промелькнул немой разговор. После долгой паузы, Айви снова повернулась ко мне.

 — Пока мы со всем не разберемся, тебе будет лучше пожить со мной, — она подняла руку, прерывая поток моих возражений. — Я пообщалась с администрацией школы в Вашингтоне. Ты будешь учиться там с понедельника.

ГЛАВА 4

 — Я уже говорила, что ты не сможешь вечно злиться на меня, — прокомментировала Айви, — но, кажется, ты восприняла это как вызов.

С тех пор, как мы зарегистрировали дедушку в лечебном центре в Бостоне, я не сказала сестре ни слова. Она всё твердила о том, каким милым было это место, насколько квалифицированными были специалисты и о том, как часто мы сможем его навещать. Ничего из вышеперечисленного не меняло того факта, что я бросила его там. Я бросила его. Если он проснется посреди ночи, не понимая, где он, меня не будет рядом. Если начнет лихорадочно искать бабушку, умершую ещё до моего рождения, меня не будет рядом.

Меня не будет рядом в хорошие дни.

Если мой бойкот как-то и повлиял на Айви, шагавшей по аэропорту округа Колумбия, она этого не показывала. Её каблуки громко застучали по плитке, стоило ей сойти с эскалатора и зашагать той самой грациозной, но быстрой походкой, заставлявшей людей сначала заметить её, а затем убраться с пути. Она остановилась, когда мы оказались у толпы мужчин в черных костюмах с аккуратными табличками в руках. Шоферы.

В конце линии стоял мужчина в синей футболке и изорванных джинсах. На его загорелом лице пробивалась едва заметная щетина, а в левой руке он сжимал пачку сигарет. В правой руке он, как и все остальные, сжимал табличку с аккуратно выведенными словами. Вот только вместо фамилии своего клиента он написал: «Заноза в заднице».

Айви шагнула к нему и вручила ему свой багаж.

 — Мило.

Он ухмыльнулся.

 — Я так и подумал.

Она закатила глаза.

 — Тэсс, познакомься с Боди. Он был моим водителем и личным помощником, но пять секунд назад я его уволила.

 — Я предпочитаю «мастер на все руки», — вмешался Боди. — И я уволен лишь до тех пор, пока на горизонте не появится женщина, которую ты не сможешь на что-нибудь уболтать или закон, который ты не захочешь нар…

Властным взглядом Айви приказала ему замолчать. Я мысленно закончила за него предложение: Я уволен лишь до тех пор, пока на горизонте не появится женщина, которую ты не сможешь на что-нибудь уболтать или закон, который ты не захочешь нарушать. Я мельком взглянула на Айви, мои брови взлетели от удивления. Чем же занималась моя сестра, если ей нужен был шафер, готовый нарушать за неё законы?

Айви проигнорировала выражение моего лица и невозмутимо продолжила:

 — Самое время заняться нашим багажом, — сказала она Боди.

 — Забирай свои вещи сама, принцесса, — парировал Боди. — Меня уволили, — он покачнулся на каблуках. — Но, из душевной доброты, я помогу Тэсс, — Боди не подмигнул мне и не ухмыльнулся, но почему-то, я почувствовала себя так, будто он сделал и то, и другое. — Я — настоящий филантроп, — добавил он.

Я не ответила, но позволила ему помочь мне с моим багажом. Стоило показаться моим чемоданам, сигареты исчезли в его заднем кармане. Когда он взял в каждую руку по сумке, под его футболкой выступили мышцы.

Он был совсем не похож на шофера.

Дом Айви возвышался над тротуаром, квадратный и высокий, с одинаковыми дымоходами со всех сторон. Он показался мне слишком уж большим для одного человека.

 — Я живу на втором этаже, — объяснила Айви, пока мы с ней и Боди шагали к дому. — А на первом работаю.

На кончике языка вертелся вопрос о том, в чём же заключается её работа, но я промолчала. Моя сестра никогда не рассказывала о своей жизни в Вашингтоне. А спроси я о подробностях сейчас, она решит, что мне это интересно.

А это было не так.

Оказавшись в огромном вестибюле, я сосредоточилась на открывшемся мне виде: благодаря паркету из темного дерева и массивным колонам комната походила на бальный зал. Слева от меня была ниша с несколькими окнами, а рядом с ней — ниша с множеством дверей.

 — Закрытые двери ведут в зал совещаний и мой офис. Тебе туда нельзя. Вон там главная кухня, но её мы используем в основном для развлечений.

Мы? — гадала я. Я запретила себе думать об этом и последовала за Айви вверх по спиральной лестнице, ведущей куда-то, вроде скудно оборудованной квартиры.

 — Здесь, наверху, кухня совсем маленькая, — сказала мне она. — Я особо не готовлю. Чаще всего мы заказываем на дом.

Боди прочистил горло, а затем, когда она проигнорировала его, он сделал это ещё раз, только громче.

 — Чаще всего мы заказываем на дом, но иногда Боди готовит внизу блинчики, — поправилась Айви.

Судя по этим словам, Боди определенно был частью того «мы», о котором упоминала Айви.

 — Боди, ты здесь живешь? — спросила я, мельком глядя на «водителя» Айви.

Он поперхнулся от удивления.

 — Эмм… нет, — сказал он. — Я здесь не живу, — видимо, я выглядела скептично, так что он уточнил. — Мелкая, я работал на твою сестру полтора года, прежде чем она вообще разрешила мне сюда зайти, и то потому, что она сломала водопровод.

 — Я не ломала водопровод, — раздраженно возразила Айви. — Он сам сломался, — она обернулась ко мне. — Твоя комната вон там.

Моя комната? — подумала я. Она говорила об этом так небрежно, что я почти поверила в то, что я была не просто неприятным сюрпризом, подкинутым ей судьбой и болезнью Альцгеймера.

 — Ты имеешь в виду, комната для гостей? — спросила я.

Айви открыла дверь в спальню, и я осознала, что она была абсолютно пуста — никакой мебели. Ничего.

Совсем не комната для гостей.

Комната была квадратной, с нишей у окна и покатой крышей. Полы были сделаны из темного красного дерева. За несколькими зеркалами скрывался стенной шкаф.

 — Я подумала, что ты захочешь обставить её сама, — Айви шагнула в комнату. Не знай я её так хорошо, мне могло бы показаться, что она волнуется. — Знаю, она маловата, но это моя любимая комната в доме. И у тебя будет собственная ванная.

Комната была красивой, но одна мысль о ней, казалась мне предательством.

 — Где я буду спать? — спросила я.

 — Там, куда поставишь кровать, — резко ответила Айви, словно она подловила себя на заботе и теперь пыталась от неё избавиться.

 — Где я буду спать, пока у меня нет кровати? — спросила я, удерживаясь от желания закатить глаза.

 —  Скажи мне, какую кровать ты хочешь, — ответила Айви, — и Боди позаботиться о том, чтобы она оказалась здесь до вечера. У меня есть несколько каталогов мебели, которые ты можешь просмотреть.

Я уставилась на свою сестру, гадая о том, понимала ли она, как глупо звучал этот план.

 — Не думаю, что мебельные компании занимаются скоростной доставкой по воскресным вечерам, — я озвучила очевидное.

Боди опустил мои чемоданы на пол и облокотился на дверную раму.

 — Занимаются, — сказал он мне, — если ты — Айви Кендрик.

ГЛАВА 5

На следующее утро я проснулась в кровати, выбранной мною наугад из каталога Айви, без единого шанса избежать физических напоминаний о том, где я была. И о том, где меня не было. Постель была слишком удобной. Потолок над моей головой был чужим. Всё в этом месте казалось неправильным.

Я подумала о том, как дедушка проснётся в Бостоне и, совсем как я, уставится на чужой потолок. Оттолкнув удушающую волну эмоций, окатившую меня с ног до головы, стоило мне подумать об этом, я выбралась из постели, оделась и принялась обдумывать тот факт, что одного упоминания имени моей сестры было достаточно, чтобы мебель появлялась всего несколько часов спустя после заказа. Ещё на ранчо ей удалось сделать себя моим законным опекуном и перебрать на себя полномочия моего дедушки почти с такой же скоростью. Кто занимался подобным? Кто мог?

Я должна была знать, чем моя сестра зарабатывала на жизнь. Я должна была знать Айви. Но не знала. Выйдя из комнаты, я оказалась в пустом лофте — жестокое напоминание о том, что это моя сестра выбрала не знать меня. Это она уехала. Это она перестала отвечать на мои звонки.

Кем бы она ни была, чем бы ни занималась — она выбрала эту жизнь, а не меня.

Снизу доносились приглушенные голоса. Я замерла на верхней ступеньке спиральной лестницы. Женский голос точно принадлежал Айви. Она разговаривала с мужчиной.

 — Ты не думаешь, что это было, возможно, самую малость опрометчиво? — судя по тону загадочного мужчины, «самая малость» явно казалась ему приуменьшением.

 — Опрометчиво, Адам? — парировала Айви. — Это ведь ты научил меня доверять своим инстинктам.

 — Это — не инстинкт, — возразил мужчина — Адам. — Это — чувство вины, Айви.

 — Я не стану с тобой спорить.

 — Ты уже со мной споришь.