Глава девятая

Еще в то лето я решила продать каноэ, чем дала пищу новым разговорам. Со времени смерти Чарльза каноэ висело под потолком гаража без всякого употребления, и, хотя мне тяжело было расстаться с ним, я боялась, что в один прекрасный день веревки не выдержат и оно свалится на машину.

И потому я попросила одного из соседей помочь мне снять его оттуда, а затем мы отнесли его на лужайку, чтобы легче было чистить его и мыть, но случайно выбрали такое место, откуда оно бросалась в глаза всем, кто спускался по дороге. Изящное, шестнадцатифутовое, двухместное, а на траве рядом паруса, мачта и весла. По крайней мере половина деревни потолкалась у ограды, гадая, что оно тут делает.

Первой, кто прямо спросил меня об этом, была миссис Бинни. Я не видела ее уже давно, но, вероятно, слухи доползли и до нее и были истолкованы ею как знак, что я наконец-то переезжаю.

– Чего это с лодкой-то будет? – осведомилась она, положив руки на ограду, чтобы удобнее было наблюдать, как я лакирую обшивку.

– Продам, – ответила я.

– К отъезду готовишься? – спросила она с надеждой.

– Нет, – ответила я. – Но что ему зря висеть в гараже?

– Не позабудьте, мой Берт очень даже интересуется, когда вы съедете, – продолжала она целеустремленно. – Вам-то он великоват (она имела в виду коттедж). А вот маленькое бунгало на Фейрвью вам в самый раз.

Мне меньше всего требовалось маленькое бунгало на Фейрвью, но миссис Бинни явно считала, что заронила семя в благодатную почву, и, пригладив фиолетовые локоны, она заковыляла назад в деревню, предварительно сообщив мне сведения, которыми явно жаждала со мной поделиться. В десять часов в следующую субботу клуб «Дружеские руки» отправлялся в свою ежегодную летнюю экскурсию, на этот раз в Эдинбург. И она едет, возвестила миссис Бинни. И Стэн тоже, добавила она кокетливо, щурясь на меня из-под ресниц, – произвело ли это на меня впечатление? Еще как произвело! Она сказала – Стэн. И несомненно, подразумевала мистера Тутинга. За все годы, какие я ее знала, она не называла своего мужа иначе, как мистер Бинни, и пока он был жив, и когда скончался. Да, дело, видимо, продвигалось.

Это я должна увидеть собственными глазами, подумала я. А потому в субботу утром, когда автобус въехал на площадь, я была на почте, готовясь наблюдать за тем, как наша сирена пускает в ход свои чары. Все оказалось крайне просто. Автобус остановился, и пассажиры собрались погрузиться в него. Миссис Бинни решительно заняла место во главе очереди. Она вскарабкалась по ступенькам, тяжело плюхнулась на сиденье у двери, ляпнула сумку на второе место рядом с собой, откинулась на спинку и закрыла глаза – внушительно, чтобы никто не покусился на свободное, а когда автобус заполнился и мистер Тутинг влез в него последним (как секретарь, он у двери проверял пассажиров по списку), миссис Бинни открыла глаза и забрала сумку к себе на колени. Мистеру Тутингу оставалось только сесть рядом с ней – на единственное свободное место, на которое к тому же он, как самоназначенный экскурсовод, имел преимущественное право. Впереди, сразу за водителем.

Супруга старика Адамса на эту экскурсию не записалась. Оставить муженька одного она не хотела, а его в поездку не удалось бы затащить и на аркане. Однако она тоже заглянула на почту; ни за что на свете не пропустила бы такого случая, сказала она, и мы вместе помахали вслед автобусу.

– Похоже на романчик, а? – заметила она, не спуская глаз с миссис Бинни и мистера Тутинга, но я в этом убеждена не была. На мой взгляд, паучиха плела свою сеть, и мистер Тутинг безнадежно в ней запутывался.

Я пошла назад в Долину, думая, что, во всяком случае, получила недельную передышку. Миссис Бинни не будет пока допекать меня разговорами о переезде. Но жизнь в деревне – это жизнь в деревне, и на меня напала мисс Уэллингтон. Она тоже не поехала на экскурсию. Подобное не было в стиле мисс Уэллингтон. Ну, она разглядела каноэ на лужайке с вершины холма и спросила Фреда Ферри, не знает ли он, почему оно там, – он все еще выкашивал траву у коттеджа Лилии и заходил за платой к мисс Уэллингтон, а его хлебом не корми, дай кому-нибудь втереть очки, а уж мисс Уэллингтон тем более. Да неужто она не слышала? Я собираюсь проплыть вокруг света. И кошек с собой беру, добавил он на закуску.

Идею он, видимо, почерпнул из газетных сообщений о человеке, намеревавшемся переплыть Атлантический океан в бочке. Из этого плана ничего не вышло – ему помешали власти, но мисс Уэллингтон, без сомнения, тоже читала про него, а потому ей показалось очень даже вероятным, что я замышляю подобную же глупость.

И она спустилась с холма в день, когда «Дружеские руки» отбыли в Эдинбург, и, как назло, я, расстелив парус на траве, чистила его, а кошки составляли мне компанию, усевшись в каноэ так, словно уже приготовились к отплытию. Прежде другие наши кошки тоже посиживали в каноэ, когда его водворяли на лужайку для чистки. Сиамы всегда сгорают от желания приобщиться к происходящему. И было бы куда более удивительно, если бы они в каноэ не забрались.

Но мисс Уэллингтон влетела в калитку, обвила руками мою шею и залилась слезами, так что Шани стремглав умчалась в коттедж. Саф остался на месте и приветствовал ее пронзительным «уа-а-а-ах! », но мисс Уэллингтон занимало совсем другое.

– Не делайте этого! – умоляюще прорыдала она. – Вы не должны! Подумайте о бедных кошечках.

– Но чего не делать? – спросила я. – Парусам не повредит, если их почистить.

Тут все и выяснилось. Что сказал Фред Ферри. И что сообщила ей миссис Бинни о надеждах Берта на мой коттедж. Ну и ведь я всегда была готова отправиться на поиски приключений. Ездили же мы с Чарльзом в Скалистые горы разыскивать гризли! Но теперь, когда его нет, мне не следует проделывать подобное в одиночку. Ему бы это не понравилось.

Я положила конец всем ее опасениям. Заверила, что никуда не собираюсь уезжать. Однако едва я продала каноэ – в субботу я дала о нем объявление в газету, и в понедельник его уже купили (покупатель намеревался плавать в нем с сыном по сомерсетским каналам, как прежде мы с Чарльзом, и лучшей судьбы я ему не пожелала бы), – так вот, едва я его продала и оно унеслось вверх по дороге на крыше машины его нового владельца, а на его корме развевалась желтая габаритная лента, как мисс Уэллингтон затрусила вниз по склону заглянуть через калитку и удостовериться, что я никуда не делась.

На той же неделе, как-то утром, когда я прогуливала кошек в саду, появился толстячок, который уже довольно давно совершал прогулки по лесу в Долине. Он всегда останавливался поболтать со мной и повосхищаться кошками. Ему нравится работать в саду, а кошек он очень любит, неизменно сообщал он мне, а Шани столь же неизменно с ворчанием улепетывала в коттедж, Сафра же, припав к земле, подозрительно ел его глазами и говорил, что не верит ни единому его слову.

Он был низеньким, напыщенным – еще один мистер Тутинг. На меня он наводил зевоту, но он непременно останавливался и заводил разговор. В деревне он поселился относительно недавно в одном из бунгало Фейрвью. Он вдовец, поспешил он поставить меня в известность. В это утро он некоторое время следил, как я порхаю следом за Сафом – тут срежу увядшую розу, там выдерну сорняк, держа крюк наготове, чтобы сразу же зацепить Грозу, если он попытается удрать.

– Вам здесь нужен мужчина, – внезапно заявил толстячок, доверительно наклоняясь над калиткой.

Я чуть не выпрыгнула из резиновых сапог. Так мне не суждено обрести хоть немножко покоя? Миссис Бинни. Мисс Уэллингтон. И вот теперь еще и он! А мне не был нужен никто, кроме моего высокого красавца Чарльза. Не был и не будет никогда. И я правда надеялась, что он ждет меня где-то за кулисами.

Возможно, я неверно поняла намерения моего собеседника, но у меня не было ни малейшего желания рисковать. И я меньше всего хотела прослыть второй миссис Бинни.

– Я только что нашла себе человека для всяких работ, – ответила я ему ледяным тоном.

Он постоял, постоял и удалился по дороге. Больше он никогда мимо не проходил.

Но я ему не солгала. Звали этого умельца Билл. Он работал на «скорой помощи», а в свободное время занимался мелким ремонтом. Жил он в десяти минутах езды на машине, и мне его рекомендовали друзья, заверив, что работает он очень хорошо и быстро – не то что мистер Пейнтинг, жуткий старикашка, который, когда я прибегала к его услугам, растягивал любую работу до предела. Билл не заламывал немыслимую цену, ему искренне нравилось помогать людям. Вот только одно, предупредили мои друзья. Ни в коем случае не позволяйте ему ничего красить внутри. Он разделывается с такой работой со скоростью звука и, например, крася дверь, никогда не застилает пол хотя бы газетами. А просто лихорадочно красит, брызгая краской во все стороны, а затем в безмятежной забывчивости наступает на еще сырые пятна.

Я запомнила. Он многое для меня делал, но в доме я работать его не допускала. Впрочем, и вне дома стремительность его превосходила всякое вероятие. Какая бы работа ему ни предстояла, он устремлялся вниз по склону, словно по неотложному вызову, выпрыгивал из машины, заарканивал меня в помощницы, минуту-другую спустя уже лихорадочно трудился, часто даже не дав мне переобуться. В первый раз он явился ко мне на выручку, когда с конька крыши коттеджа свалилась подгнившая облицовочная доска и в стене под ней я обнаружила трещину.

Я вызвала каменщика. Он покачал головой и сказал, что работка будет та еще. Ему придется пригласить своего шурина, кровельщика, но он и сам может объяснить мне, что надо будет снять ряд черепиц, сменить деревянные опоры, снять сточную трубу в ванной, чтобы определить глубину трещины, заделать ее и заново побелить стену.

– И во сколько это обойдется? – спросила я, опасаясь худшего.

Точно определить трудно, ответил он. Фунтов пятьсот. А то и больше. Ведь взять напрокат леса стоит дорого.

– Леса? – повторила я. – А нельзя ограничиться приставной лестницей?

– Никак, – ответствовал он, – Оранжерея-то к стене пристроена. Ну леса и нужны, чтобы оберечь стеклянную крышу. А без этого туда никто не полезет.

Вот тут-то я и обратилась к моим друзьям, а они при мне позвонили Биллу. Он обещал заехать на следующий вечер. Я вернулась домой, и не прошло и получаса, как подъехал он: до ужина время осталось, объяснил он, так чего откладывать-то?

– За субботу с воскресеньем сделаю, – сказал он, оглядывая повреждения. – Досточки накрыть стекло найдутся?

Оранжерею строил Чарльз по собственному плану: стены, передняя и задняя, из камня, а между ними – стеклянная крыша. Через дорогу в бывшей конюшне Аннабели лежало пять длинных широких досок трехдюймовой толщины. Когда их уложили на стены, они образовали над стеклом надежный помост. Чарльз, всегда строго соблюдавший правила безопасности, в свое время с полным спокойствием ставил на этот помост лестницу, когда сам красил стену дома. Вот почему я возмутилась, когда каменщик заговорил о лесах.

– А-а! – сказал Билл, когда я все это ему объяснила. Так если я помогу ему принести доску, он получше рассмотрит, что надо делать. И скажет мне, сколько это будет стоить.

Мы принесли доску из конюшни, уложили ее, и я спросила, надо ли сходить за остальными.

– Хватит и одной, – беззаботно ответил Билл, и я зажмурилась, не в силах смотреть, как он прислонил лестницу к стене оранжереи, влез на доску и – у меня дыхание замерло – с ловкостью серны втащил лестницу за собой, прислонил ее к стене второго этажа коттеджа, влез на нее и обследовал край крыши, деревянную обшивку и трещину.

Он спустился, отряхнул пыль с ладоней и сообщил, что подпорки черепицы в полном порядке. Потребуется только заменить сгнившую доску, зацементировать щель, покрасить и побелить.

– Семьдесят фунтов за все устроит? – спросил он.

Устроит?! Я тысячи раз умирала, пока он работал на настиле из одной доски. И чуть не надорвалась, подавая ему туда молотки, гвозди, ведерко с цементом, а пока цемент сохнул, смешивая побелку. Но мы довели дело до успешного конца. Конечно, в те дни цены еще не были такими высокими, как сейчас. Но все равно семьдесят фунтов вместо пятисот… С этого момента Билл стал палочкой-выручалочкой коттеджа, пусть мне никогда прежде и не приходилось заваривать столько чашек чая. Чай ему был необходим как воздух… Ну и еще эта его манера появляться точно смерч, как правило, раньше назначенного им же часа, с упорным возложением на меня обязанностей подручного. Но ведь невозможно иметь все.

И вот когда засорило канализационный слив, так что нельзя было принять ванну, я в прохладный летний вечер позвонила Биллу, и он сказал, что только что вернулся домой – еще даже не ужинал, – но завтра приедет обязательно, я переобулась в домашние тапочки из овчины, готовясь мирно скоротать вечер. Не прошло и четверти часа, как Билл вихрем скатился по склону, завизжал тормозами у калитки и влетел в коттедж, спрашивая на ходу:

– Так где у вас сливной колодец? А стержни для прочистки где лежат?

Не успела я моргнуть, как он и я (все еще в тапочках) уже стаскивали железнодорожные шпалы с верха дренажного колодца, который Чарльз давным-давно выкопал в дальнем конце лужайки для прочистки сливной трубы. Надо было спуститься в выложенную камнями шахту, найти выходное отверстие трубы, засунуть в него стержни и толкать их вперед-назад, пока засор не начнет поддаваться, после чего взлетать наружу с быстротой молнии, так как колодец начинал стремительно наполняться. Я чуть не потеряла тапочки, зарядил дождь, но слив мы прочистили, уложили шпалы на место, погрузили стержни в ручей для промывки, и Билл сказал, что ему надо торопиться, пока ужин совсем не простыл. Я сказала, что мне очень неловко, – я вполне могла бы подождать до утра. Так ведь ужин-то еще готов не был, объяснил он. Ну и ему неприятно было думать, что я не смогу помыться. А теперь – пожалуйста, мне можно принять ванну.

Не можно, а необходимо после возни со стержнями и всем прочим, подумала я, но промолчала и спросила только, сколько я ему должна.

– Ну пятерочку? – спросил он.

Разбогатеть, беря за работу подобные суммы, он никак не мог, но ссылался на то, что ему нравится выручать людей. И без конца выручал меня. Однако с такой же быстротой, с какой он восстанавливал мой душевный мир, Сафра торопился этот мир нарушить. Никогда еще у меня не было подобного кота.

Видимо, какую-то роль здесь играла наследственность. Сесс, его предшественник, тоже был не сахар, а ум и макиавеллиевские замашки Сесс унаследовал от своего отца Сатурна, кота-производителя, принадлежавшего Полине Фэрбер, происходившего от Килдауна, который был известен тем, что его потомство унаследовало его индивидуализм. Родословную Сафры мне выслали по почте, когда я уже забрала его, так как в тот момент все экземпляры, имевшиеся у его владельцев, были розданы. Я знала, что он внук Сатурна и племянник Сесса по отцовской линии, но лишь получив через неделю его родословную, я выяснила, что и по материнской линии он происходит от того же Сатурна.

Таким образом, я обзавелась – нет, я ни за что на свете не променяла бы его ни на какого другого котенка, что не помешало мне побледнеть при этом известии, – я обзавелась котенком, который унаследовал особенности Сесса от обоих своих родителей. Значит ли это, что Сафра будет вдвое умнее Сесса и вдвойне не сахаром?

И выходило, что именно вдвойне. Не говоря уж о том, что воспитывал его попугай. За ним уже числилось пребывание в Лэнгфорде в связи с сиреневым полотенцем.

Ну а потом он отлучился без разрешения…

У меня не хватало духа водить его на поводке. Не надевать же путы на кузнечика! И я просто тенью бродила за ним, хотя он, видимо, совсем этому не радовался. Уа-а-а-ах! – жаловался он, когда я мешала ему пролезть под калиткой. Почему бы мне для разнообразия не походить за Шани? А потому, что Шани спокойненько сидит на лужайке, вот почему; рассматривает бабочку на венчике цветка и мечтает. Уа-а-а-ах! – возмущался он, когда я снимала его с садовой ограды. У дороги трава куда Лучше! Почему ему нельзя туда? У-у-у-ух! – выл он в тысяча сто первый раз, когда я стаскивала его с крыши кошачьего дома, откуда он явно прицеливался прыгнуть на склон позади коттеджа и отправиться путешествовать по лесу. Что, у Кошек нет никаких Прав на Свободу?

Безусловно, нет, пока я рядом. Слишком хорошо я помнила весь ужас утраты Сили. Тем не менее наступил день, когда, просидев целую вечность под папоротником у калитки в надежде, что из норки выскочит землеройка, он вспрыгнул на столб и соскочил на дорогу. Он проделывал это и раньше, но никуда не убегал. Оставался у калитки и с интересом оглядывал дорогу, пока я не забирала его и не уносила назад в сад, внушая ему, что четверть акра травы и деревьев было более чем достаточно для любой кошки; он обычно отвечал разочарованным «уоу! » и отправлялся допекать Шани.

Однако на этот раз, когда я собралась сгрести его в охапку, он припал к земле и уставился на что-то дальше по дороге. Я тоже посмотрела туда. Перед конюшней Аннабель замер вспугнутый черно-белый кот. И в тот момент, когда я нагнулась к Сафу, он выскользнул из моих рук и стрелой помчался к незнакомцу. И никакого Рад С Вами Познакомиться, обычно написанного на его мордочке, когда он здоровался с людьми. Нет, выражение его говорило: Вот Я С Моей Абордажной Саблей! В мгновение ока чужой кот вскарабкался на конюшню, перебрался оттуда на склон под фруктовым садом и исчез в зарослях крапивы, куда Сафра нырнул за ним, распушив хвост до максимума.

Лазать по стенам конюшен мне не дано, а откос слишком крут, чтобы по нему взбираться. Мне пришлось бежать по дороге до входа в сад, дальше – между яблонями и по заросшей тропке за конюшней, пока я не добралась до крапивных джунглей, которые вблизи выглядели даже еще более непроходимыми, чем издали.

Оба кота исчезли без следа. Ни единый кусачий стебель, ни единый лист не шелохнулся. И полнейшая тишина. Почему Сафра не завывает? Все его предшественники, жившие в коттедже, выли как сирены воздушной тревоги, когда встречались с другими котами. Я всегда могла найти их по голосу. Если кого-нибудь из них загоняли на дерево или в угол, они принимались вопить, чтобы я явилась к ним на выручку.

Саф стоит морда к морде со своим противником под сводом крапивы, и драка может завязаться в любую секунду? Или тот кот (мне не знакомый) улепетывает домой миля за милей, а Сафра гонится за ним? Или тот кот удрал, и Сафра, как и все сиамы не слишком целеустремленный, уже отправился под прикрытием крапивы заняться чем-нибудь другим. На вершину холма, где на поле тарахтит трактор фермера? Саф ведь интересуется всем, что движется… Вдруг он подкрадется слишком близко?

Соседи, я знала, считали, что я немножко не в себе, раз так тревожусь. Кошки же всегда возвращаются домой, говорили они. Кошки умеют находить дорогу туда. Но Сили ведь не вернулся? И мне доводилось слышать о том, как кошки погибали под сельскохозяйственными машинами. К тому же Саф прежде ни разу во фруктовом саду не бывал и на холм не поднимался… а что, если он лишен инстинкта, приводящего кошек домой?

И я поступила так, как поступала, когда кто-то из кошек пропадал. Идти напрямик через крапиву было невозможно – она доставала мне выше пояса и занимала слишком обширное пространство. А потому я вернулась на дорогу и начала привычный обход. Дальше по склону к «Розе и короне», налево на другой холм до верхней дороги, назад по ней, вглядываясь в поле, не трусит ли там за сенокосилкой длинноногий беглец, а потом под ветви моего собственного леса, выкликая «Сафл-афл-афл! », мое уменьшительное от Сафра, как когда-то я звала «Молли-уолли-уолли! » – а потом «Сили-уили-уили» – звала того, кто так и не вернулся.

Сафра не отозвался, но многие люди услышали, как я его зову. Фред Ферри на пути в «Розу и корону» спросил, проходя мимо:

– Кот, значит, пропал?

Вопрос глупый, поскольку это было и так ясно, но зато Фред, конечно, сообщит эту новость всем, кого увидит, и, возможно, кто-то позднее обнаружит Сафру. Мисс Уэллингтон спустилась с холма, тыча палкой во все придорожные кусты, что тоже было глупо. Сафра не стал бы ждать, пока она в него ткнет, и спрятался бы подальше. Но во всяком случае, она пыталась помочь мне. Дженет Ризон сказала, что пройдется по дороге с Дейзи, своим ретривером, – вдруг им удастся его выследить? Но мне это показалось маловероятным. Я как-то не могла себе представить, что Саф покорно возвращается домой, свисая из пасти Дейзи, словно долговязый мохнатый фазан.

Я кружила так почти два часа, звала, высматривала, изнемогала от тревоги. Те, кого я спрашивала о черно-белом коте, не знали ничего. Такого в окрестностях вроде бы не было. А это значило, что оба беглеца могли уже находиться в нескольких милях от деревни. Затем, в энный раз проходя мимо конюшни Аннабели, я посмотрела на коттедж – а вдруг он сам вернулся? И внезапно увидела его. Трусит с холма по направлению ко мне: неторопливо, уверенно, явно отдавая себе отчет, где он находится. У подножия склона он остановился и поглядел на меня, однако направился не ко мне, а свернул налево на тропу, которая привела бы его к ризоновскому коттеджу. Но Дженет ушла с Дейзи на его поиски, и никто бы его не заметил, а он забрел бы в самый дальний конец Долины. Было ли это случайностью, что я оказалась там именно в этот момент… или так произошло, потому что я безмолвно как раз тогда воззвала о помощи к Чарльзу? В начале поисков я к нему не обращалась. Пока не оказалась в безвыходном положении… и вновь это помогло.

Я кинулась за Сафом, обняла его – ну, не могла я, не могла на него рассердиться – и посадила в вольеру, где Шани, вечная пай-девочка, сидела, взирая на мир, будто Сафра никуда не исчезал. Он кинулся к ней, укусил за шею и сказал, что слабо ей догадаться, Где Он Был. А Ей Все Равно, сказала Шани, неодобрительно шлепнув его.

⇐ Предыдущая 20 21 22 23 242526 27 28 29 Следующая ⇒