Мария Жукова‑Гладкова. Дама, которой не было. Мария Жукова‑Гладкова. Дама, которой не было

Мария Жукова‑ Гладкова

Дама, которой не было

Мария Жукова‑ Гладкова

Дама, которой не было

Автор предупреждает, что все герои этого произведения являются вымышленными, а сходство с реальными лицами и событиями может оказаться лишь случайным.

Глава 1

– Девчонки! – ворвалась в большой зал секретарша главного редактора известного глянцевого журнала, пишущего о моде, уходе за лицом и телом, но больше всего привлекающего народ сплетнями об известных людях из разных сфер деятельности.

По лицу секретарши текли слезы. Она была взъерошенной, растрепанной, в общем, совсем не такой, как всегда.

– Леночка, что случилось? – оторвался от компьютера мужчина лет пятидесяти, работавший штатным астрологом и психологом. То есть он писал в журнал советы психолога и, опять же используя свои познания в области психологии, составлял астрологический прогноз для разных знаков зодиака.

– Анжелика Львовна погибла, – выдохнула Леночка и зарыдала.

* * *

Я зашла в большой зал, потому что мне показалась странной царившая там тишина. Вообще‑ то я собиралась уезжать на встречу с клиентом, желавшим разместить у нас рекламу, но была вынуждена сделать незапланированную остановку. В большом зале у нас всегда шум!

Я – заместитель главреда в «Dolce Life», толстом ежемесячном журнале, который бьет рекорды продаж для глянца. Мне самой это иногда кажется странным. Но… Я здесь работаю не первый год, получаю очень неплохую зарплату и, наверное, неплохо делаю свое дело. Я очень цинично отношусь ко всему тому, что мы печатаем, как, впрочем, и моя начальница Анжелика Львовна Романицкая, покинувшая нас на три недели. Она и создала этот журнал в том виде, в котором он теперь существует. Молодец. Снимаю шляпу, хотя она не нуждается в моих похвалах. Госпожа Романицкая – самодостаточная и очень высоко ценящая себя женщина. Но она на самом деле очень четко позиционировала журнал. Она знает, для кого мы его делаем, и знает, что этим людям нужно. Ведь если я сама никогда не стала бы покупать такой журнал, это не значит, что его не купят пятьдесят тысяч других людей и не отдадут почитать еще такому же количеству, а то и в два раза большему. Анжелика Львовна как‑ то призналась мне, что тоже никогда не стала бы покупать наше общее творение, но… Мы его создаем. Мы его продаем. Его покупают. Мы все надеемся, что тиражи будут только расти, а у нас соответственно будут увеличиваться доходы.

Анжелика Львовна никому не сказала, куда уезжает. Намекнула, что ей нужно решить один вопрос. Всем намекнула по‑ разному. Наш главбух почему‑ то посчитала, что начальница собралась к йогам очищать душу и тело. Мне очень сложно представить Анжелику Львовну в Тибете, вот в отеле класса люкс где‑ нибудь на дорогом горнолыжном или элитном пляжном курорте – легко. Она любит комфорт во всех его проявлениях. Пожалуй, стремление к комфорту и было главной движущей силой, заставлявшей ее подниматься по карьерной лестнице. Я знаю, сколько денег она тратит на ублажение любимого тела – даже со всеми скидками, которые нам с ней предоставляют салоны, рекламу которых мы помещаем в нашем журнале.

Основная масса сотрудников решила, что Романицкой предстоит решать какую‑ то семейную проблему с одним из бывших мужей. Я даже не знаю точно, сколько их у нее было. Слово «наследство» произносилось в офисе чаще всего. Насколько мне известно, расставалась она со всеми бурно. Потом ни она не желала никого из них видеть, ни они ее. Так с чего же кому‑ то из них оставлять Анжелике Львовне наследство? А больше вроде бы некому. Родители давно умерли, тети и дяди никогда не упоминались. Хотя мало ли, где‑ то обнаружился богатый дядюшка, не имеющий жены и детей и каким‑ то образом узнавший о существовании племянницы… В случае с Анжеликой Львовной возможно все. Я отучилась удивляться.

Последний месяц мы работали как сумасшедшие. Анжелика Львовна давно запланировала эту поездку (я так и не знаю, куда), но основной массе сотрудников долго не говорила о том, что наметила нас покинуть на некоторое время. Она просто заставила всех напряженнее работать. Следующие два номера у нас по большей части готовы. Нет, конечно, их ни в коем случае нельзя отправлять в типографию. Но их предстоит заполнить только самыми горячими новостями, что мы и так всегда делаем в последний момент, добавить рекламу, о которой договорюсь я, кое‑ какие статейки можно заменить, если появится что‑ то более интересное. Если не появится, подойдут и уже готовые. И Анжелика Львовна сделала задел еще на три выпуска…

Я поняла, что эта «гонка» происходит не просто так, и задала прямой вопрос начальнице. Тогда она мне и сказала, что ей нужно будет уехать для решения одной проблемы. Уточнять, какой, не стала. Я тоже ничего больше не спрашивала. Понимала: раз не сказала сразу же, то не скажет никогда.

Три дня назад она пригласила меня к себе домой. Я удивилась. Я никогда не бывала дома у Анжелики Львовны. Да и все рабочие вопросы мы, можно считать, обговорили. Я и без нее знаю, что делать! Я три года гну спину в этом журнале! Да, она принимает все окончательные решения, но масса воплощенных идей – мои. Я представляю, как у нас идут денежные потоки (хотя, возможно, и не все). В мой карман от них заворачивает небольшой ручеек. Анжелика Львовна точно знает, кому и сколько нужно платить.

Я терялась в догадках. Она хочет дать указания насчет тех крупных ручьев, которые должны втекать в ее карманы? Так вроде они и так непрерывно движутся на персональные счета госпожи Романицкой. Ее физическое отсутствие не должно ничего изменить. Она сможет воспользоваться деньгами в любой стране. Нет, конечно, со всех ее счетов в любой стране деньги не снять. Но с части‑ то можно! Хотя если она на самом деле в Тибет к йогам собралась… Нет, не могла.

В общем, теряясь в догадках, я поехала к начальнице. Оказалось, что она живет в современном доме, в новом районе. Дом представлял собой часть комплекса из четырех жилых монстров и еще нескольких строений, предназначения которых я на первый взгляд определить не смогла. Одно оказалось многоэтажным паркингом, разместившимся в середине прямоугольника, который составляли четыре дома. На первых этажах всех домов находились магазины, а также стоматологическая клиника и салон красоты. Но они, кажется, теперь располагаются у нас почти на всех углах.

Дома, насколько я могла судить, были по большей части не заселены. Я приехала вечером, и свет горел лишь в малом количестве окон. Лифты еще не подключили, и мне пришлось проделать путь пешком на шестнадцатый этаж. Тускло освещалась только одна лестница. Их тут оказалось две. Планируется, что лифты постоянно не будут работать, ожидаются перебои с электричеством, и, чтобы граждане друг другу не мешали, для них запланировали по лестнице у двух торцов? Дом нельзя было назвать «точечным», несмотря на единственный подъезд. Он оказался довольно широким, вполне можно было сделать пару подъездов. Сделали один, две лестницы и два неработающих лифта прямо напротив входа. Никакого консьержа не было, и даже домофона и кодового замка еще не имелось. Правда, двери, ведущие на некоторые лестничные площадки с общей лестницы, уже заперли, установив мощные замки в броне, другие стояли нараспашку и еще не были заменены на бронированные.

Анжелика Львовна обосновалась на предпоследнем этаже. То есть изначально это должен был быть последний, а семнадцатый планировался как технический, но строительная компания явно решила срубить побольше деньжат и перестроила большую часть технических помещений под жилые квартиры. Моя начальница купила огромную трехкомнатную квартиру, в ней уже сделали ремонт, установили мебель, повесили занавески, расставили безделушки.

– Удивлена, Наташа? – спросила меня Анжелика Львовна.

Я молча кивнула.

– А я вот решила купить новую квартиру… Знаешь ли, недвижимость всегда в цене. И давно хотела жить на верхних этажах. У меня до этого была квартира на третьем в старом фонде.

– Многие, наоборот, мечтают перебраться в старый фонд, – заметила я.

– А ты бы хотела?

Я покачала головой. Я родилась в новостройке, тогда еще в очень зеленом районе. Теперь, правда, много деревьев и ближайший к дому садик вырубили, на их месте понастроили новых домов и супермаркетов. Но зелень все равно осталась, как и карьер, на который я бегала еще с одноклассниками.

– У меня была шикарная квартира, но в нее никогда не попадало солнце, – продолжала Анжелика Львовна. – Даже свет дневной почти не проникал… Двор‑ колодец, мрак, вид на окна дома напротив, вечно задернутые шторы, чтобы никто не наблюдал за моими перемещениями по квартире. Целый день горел электрический свет! А здесь…

Романицкая широким жестом показала на окна. Они на самом деле оказались огромными, квартира – угловой. Так что солнце тут, вероятно, будет гостить часто – все то время, когда вообще появляется в нашем хмуром северном городе.

– И ремонт успели закончить, – нейтрально заметила я.

– При желании все можно сделать быстро, – пожала плечами начальница. – И мне же не требовалось сюда срочно переезжать. Я жила в старой квартире, здесь работали… Потом купила новую мебель, перевезла какие‑ то вещи… Видишь, какой простор? А там у меня квартира была захламлена. И выбросить что‑ либо было жалко. Я в свое время каждую вещь очень тщательно выбирала, душу в нее вкладывала… Часто и последние деньги. Я же тогда зарабатывала во много раз меньше, чем сейчас.

Мебели на самом деле было немного, и из‑ за этого комнаты казались еще больше. Мне предложили вначале выпить стакан сока (после героического подъема на шестнадцатый этаж), потом кофе.

– Как вы сюда каждый день поднимаетесь? – спросила я.

– Легко, – пожала плечами Романицкая. – Ты же знаешь, какая у меня прекрасная физическая подготовка? Зря я, что ли, столько времени провожу в фитнес‑ центре и бассейне? А тут бесплатная зарядка. Может, и дальше буду ходить пешком, даже когда лифты включат.

Я спросила, сколько квартир в доме уже заселено.

– Меньше половины, – ответила Анжелика Львовна. – И постоянно жить здесь планируют не все. В компании мне сказали, что много квартир скупили люди из Сибири. Нефтяные и газовые деньги, – Анжелика Львовна опять пожала плечами.

– Не страшно?

Начальница посмотрела на меня, как на полную идиотку, хотя мне на самом деле было бы некомфортно каждый вечер подниматься на шестнадцатый этаж в полупустом доме, где еще не знаешь соседей… И на шестнадцатом этаже дверь стояла нараспашку.

– У вас соседние квартиры заселены?

– Нет. Я тут пока одна.

Я не стала ничего комментировать, но Романицкая и так поняла, что я хотела сказать, и рассмеялась, потом похлопала меня по руке.

– Новоселье буду праздновать после возвращения, – сообщила она мне. – Как раз и соседи к тому времени, может, въедут. Или я здесь сама кого‑ то поселю.

Она опять рассмеялась. Последний муж был лет на пятнадцать ее моложе и выполнял роль эскорта. Возможно, еще и готовил еду и ходил по магазинам. Не знаю. Видела его на вечеринках, слышала, что о нем говорили. На каких условиях заключался брак и почему расстались, тоже не знаю. Признаться, меня это мало волновало, не то что других сотрудниц нашей редакции.

После кофе Анжелика Львовна встала, проследовала в другую комнату, там послышался металлический писк, сопровождающий нажатие кнопок… Открывает сейф? Да, открылась какая‑ то дверца, очень скоро закрылась, прозвучал зуммер. Анжелика Львовна вернулась в комнату, где мы сидели на диване за низким столиком, и протянула мне белый конверт. На нем было написано «Наташа Самсонова».

Я вопросительно посмотрела на начальницу.

– Это мой компромат на тебя, – спокойно сообщила Анжелика Львовна.

Я открыла рот. Нет, не потому, что не знала про компромат. Как раз знала. И знала, что у Анжелики Львовны он есть на всех, с кем она имеет дело. У нее был такой стиль работы. Человека обязательно нужно чем‑ то держать. Одной зарплаты недостаточно. Где‑ то могут предложить лучшие условия – и человек, на котором многое завязано и который много знает, уйдет. Этого нельзя допустить.

Я, в общем‑ то, не собиралась уходить. Меня устраивала и зарплата, и работа. Но я точно не могла уйти к нашим конкурентам, потому что…

На той вечеринке почти три года назад, когда наш журнал только раскручивался и набирал обороты, я напилась. От меня ушел мужчина, не выдержав моей сумасшедшей работы. Он хотел, чтобы я села дома. Варила ему борщи, родила ребенка… А я хотела делать карьеру, иметь свои деньги, ни от кого не зависеть. Три года назад мне было двадцать четыре. Рядом со мной оказалась симпатичная девушка, которую мне доводилось видеть и на других вечеринках, но нас не представляли друг другу. Оказалось, что ее тоже недавно бросил парень. В общем, разговор быстро скатился к теме «Все мужики – сволочи». Потом она меня поцеловала. Я никогда не целовалась с женщиной. Я не имею в виду чмоки с подружками. Я имею в виду, как с мужчиной.

Ничего не было. То есть того, что могло произойти между двумя женщинами, которые имеют определенные наклонности. У меня их точно нет. Не было, нет и не будет. Но мы ушли с той девушкой вместе, поддерживая друг друга. Мы были пьяные, я лично боялась упасть. Но наши объятия можно было расценить и по‑ другому.

Через два дня Анжелика Львовна вызвала меня к себе в кабинет и выложила перед моим носом серию фотографий, взглянув на которые можно было сделать однозначный вывод о наших с девушкой отношениях. Я даже не помнила, как ее зовут! Но фотографии делал профессионал и с вполне определенных ракурсов. Я была в шоке.

– Они будут храниться у меня, – объявила тогда Анжелика Львовна после того, как я, насмотревшись на шедевры фотографического искусства, подняла на нее глаза.

– Зачем? – спросила я.

– Ну, например, чтобы ты не сбежала к нашим конкурентам в «Life & Style».

– Вы считаете, что меня не возьмут на работу в другой глянцевый журнал, посмотрев на эти фотографии? – я рассмеялась. – Во всех глянцевых журналах, включая наш, работают представители нетрадиционной сексуальной ориентации. Да, мне, возможно, придется отбиваться от домогающихся меня дам, но это другой вопрос. Может, это, наоборот, станет плюсом в моем резюме. И вообще Алистер Демпси – американец, а у них в Америке…

Наш журнал – часть издательского холдинга, основной пакет акций которого принадлежит упомянутому господину Демпси, пожелавшему выйти на русский рынок со своей «Dolce Life»[1]. На русском рынке журнал прижился очень хорошо, поскольку была учтена наша специфика и использованы уже обкатанные в других странах проекты. Как я уже говорила, очень многое для продвижения его на нашем рынке сделала Анжелика Львовна, и Демпси это прекрасно понимает. У нас журнал бы не пошел в чисто американском варианте! И у нас другие герои! В холдинг входит еще журнал для мужчин (у нас это «Жесть и грязь»), журнал для молодых девушек и провинциалок в большом городе («Girl Guide»[2]), а также «Дом энд[3] Сад», который имеет самые маленькие тиражи и, по‑ моему, оказался единственным провалом. У нас про дачу и огород (а не дом с садом) читают на дешевой газетной бумаге и совсем не те вещи, которые волнуют американцев. Но это другой вопрос.

Я так окончательно и не поняла, почему два названия остались на английском языке, а два были переведены. То есть не совсем на английском и не совсем переведены. «Энд» осталось у огородников, а у нас dolce на итальянском, life на английском, в общем сладкая итало‑ американская жизнь (раз владелец – американец), а пишем о русской. Вроде у Демпси имеются международные патенты на «Dolce Life» и «Girl Guide», поэтому названия в первозданном виде сохраняются во всех странах. Хотя кто знает… Мне лично от этого не горячо и не холодно. «Cosmopolitan» и «Glamour» у нас ведь тоже называются по‑ английски.

– Наташенька, а ты знаешь, кто твоя новая сексуальная партнерша? – вкрадчиво спросила Анжелика Львовна.

– Она – не моя сексуальная партнерша! – взвилась я.

– Если посмотреть на эти фотографии…

– Кто будет на них смотреть? В любом случае кого в наше время этим удивишь? Мама поверит мне, а не вам. С любовником я только что рассталась. Кстати, можете их ему послать. Мне интересно, как он отреагирует.

Я нервно рассмеялась.

– Я вижу, что ты не знаешь, кто эта девушка, – спокойно произнесла Анжелика Львовна. – И понятия не имеешь, кто у нее папа.

– Просветите, – хмыкнула я.

– А папа у нас – Бояринов Игорь Леонидович, банк «БИЛ», названный в честь себя любимого. Он же – один из спонсоров «Life & Style»[4]. «Желтый город» вообще полностью принадлежит ему. Еще он подбирается к «Миру звезд». То есть считает рынок, на котором ты трудишься и, как я понимаю, хочешь трудиться в дальнейшем, удачным вложением капитала. Но ты не будешь трудиться ни в одном журнале и ни в одной газете, если папа‑ банкир увидит эти снимки с его единственной и любимой дочерью Анечкой, которую он уже дважды пытался излечить от пагубных пристрастий.

– Она наркоманка?

– Нет, она – лесбиянка.

– От этого лечат?! – искренне поразилась я.

– Ну, скажем так, пытаются перевоспитать.

– Чтобы получить папины деньги, – хмыкнула я.

Анжелика Львовна серьезно посмотрела на меня и сказала, что существует методика коррекции расстройств влечения. Я хлопнула глазами. Романицкая тем временем продолжила свои объяснения. Как и при лечении алкоголизма, человек должен сам воспринимать свое влечение как болезненное, ненормальное, страдать и иметь сильную мотивацию от него избавиться. Если же человек считает влечение к людям своего пола нормальным, а то еще и наслаждается им, лечить бесполезно.

– А Аня Бояринова?

– Наслаждается.

– Ну так и пусть наслаждается, – сказала я.

– Папа против. Папа хочет зятя, которому сможет передать дело, и внуков, которым тоже сможет передать дело, если зять его не устроит.

– Она совершеннолетняя?

Анжелика Львовна кивнула. Я непонимающе смотрела на нее.

– М‑ да, ты явно не владеешь ситуацией, – наконец сказала начальница, сгребла фотографии, убрала в конверт, а мне предложила ознакомиться с информацией о банкире Бояринове в Интернете.

Я ознакомилась. Он был ярым, я бы даже сказала воинствующим противником гомосексуальных отношений. И «Желтый город», как выяснилось, он купил с одной‑ единственной целью: порочить представителей этой ориентации в глазах населения. И «Life & Style» теперь проводит тоже вполне определенную политику… Все сотрудники, подозреваемые в причастности к голубым и розовым, из этих журналов вылетели с треском. Естественно, официальная причина увольнений была другой. Всегда ведь что‑ то можно найти – было бы желание. Часть этих людей перебралась к нам (и прекрасно работают! ), другие – в «Мир звезд» в надежде, что Бояринов все‑ таки не сможет купить тот журнал, хотя бы потому, что руководство там… так сказать… Ну, вы все поняли. И уволенные еще проведут соответствующую работу. Я предположила, что «Мир звезд» в ближайшее время начнет всячески порочить Бояринова, и оказалась права.

Все «подруги» его дочери куда‑ то исчезли. Анечка могла сколько угодно встречаться с мужчинами и женщинами, точно не имеющими никаких порочных – с точки зрения папы – наклонностей. Да теперь и сами дамы с такими наклонностями обходили Анечку стороной. Я отыскала форум, на котором узнала много нового для себя, потом задала вопросы про Анечку, естественно, сохраняя свою анонимность. Мне однозначно посоветовали бежать от нее как черт от ладана, а если меня с ней кто‑ то видел, то покинуть город немедленно и не возвращаться по крайней мере полгода.

Мне стало страшно. На следующий день я переехала к молодому человеку, который настойчиво предлагал мне пожить вместе. Мне он не очень нравился, но он посылал мне цветы к праздникам, даже когда я жила с предыдущим молодым человеком. Возможно, я была его навязчивой идеей, но мне требовался телохранитель и доказательство моей традиционной ориентации! Срочно!

Через неделю меня снова вызвала к себе Анжелика Львовна.

– Слышала про изменения в твоей личной жизни, – спокойно заметила начальница. – Разумно. Но это не снимает вопрос.

– Что вы хотите? – прямо спросила я, поняв, что меня шантажируют. Но что с меня могла взять Романицкая?!

Она объяснила мне свой подход к построению отношений с подчиненными и партнерами.

– Ты меня очень устраиваешь как работник, Наташа, – спокойно сказала Анжелика Львовна. – И я не хочу, чтобы ты сбежала в другой журнал после того, как я тебя всему обучила. Я планирую завязать на тебя кое‑ какие контакты… Я хочу, чтобы ты работала на меня. Во всех смыслах. Демпси – это Демпси. Одним словом: американец. Мало ли, что наш журнал принадлежит ему, а мы, так сказать, трудимся за зарплату… – Анжелика Львовна рассмеялась. – Деньгами человека не удержишь. Это я уже давно поняла. А компроматом можно. Это – серьезно. Я вижу, что ты это поняла.

– Бояринов – нормален?

– Все гении с приветом. А он – гениальный финансист. Хотя его пунктик объясним. Любимая и единственная дочь не собирается замуж и не рожает долгожданных внуков. А он борется с гомосексуализмом во всех его проявлениях. И в купленные им журналы он набрал таких же воинствующих борцов, и в банке такие есть, например, из рядов родителей – товарищей по несчастью.

Больше тема тех фотографий не всплывала никогда. Банкир Бояринов о моем существовании, наверное, даже не подозревал, по крайней мере меня никто не преследовал и мне не угрожал. Анечку я видела еще пару раз, но, только заметив, сразу же покидала вечеринку. Потом она вроде бы уехала учиться в Лондон. Я не знала, где она сейчас и вообще жива ли. С другой стороны, могла уже и замуж выйти, и внука папе‑ банкиру родить, а то и парочку.

Я работала в журнале, зарплата моя росла, как и дополнительные заработки, Анжелика Львовна ни разу компромат на меня не использовала и о нем не вспоминала.

И вот теперь всплыл конверт.

Я разорвала его (он был заклеен) и увидела те самые снимки. Снова их перебрала… Решила, что теперь выгляжу лучше. Я отрастила волосы, которые ношу раскиданными по плечам, осветляю их, теперь я по‑ другому подвожу глаза. И вообще на этих фотографиях я пьяная, и это видно! Молодая, глупая, несчастная и пьяная. Да кто меня теперешнюю узнает на этих снимках?!

– Можешь фотографии разорвать и сжечь, – сказала Анжелика Львовна, подала мне из серванта белую миску с остатками пепла на дне и зажигалку.

Я уставилась на остатки пепла и черные разводы по стенкам. Миска вообще диссонировала с посудой, стоявшей в серванте, и обстановкой всей квартиры. Ей было место на кухне какой‑ нибудь коммунальной квартиры.

Потом я бросила взгляд на камин, который никак не ожидала увидеть в современном многоэтажном доме. Анжелика Львовна проследила за моим взглядом и объявила, что камин – работающий, только дрова она пока не успела закупить. И вообще зачем разжигать камин только для того, чтобы сжечь фотографии? Можно в миске. Прекрасно горят.

– Ты – вторая, кому я отдаю компромат, – сообщила Анжелика Львовна.

– Почему? – спросила я и подняла голову на Анжелику Львовну.

– Я не исключаю, Наташа, что покину пост главного редактора.

Я округлила глаза. Я никак не ожидала подобного.

– Многое зависит от того, как у меня пройдет… В общем, как у меня сложится в эти три недели.

«Она больна? – пронеслась мысль. – Она ложится в какую‑ то клинику на обследование? Подтвердить диагноз? »

Но я тут же вспомнила, что нахожусь в новой, недавно купленной квартире. Кто покупает и обставляет новую квартиру при подозрении на смертельную болезнь? Значит, не исключает отъезда из страны на постоянное место жительства?

– А если не покинете? – спросила я.

– Ну ты же в любом случае не собираешься уходить в другое издание?

Я покачала головой.

– И работать спустя рукава не будешь?

– Нет.

– Вот я и поняла, что тебя не нужно держать компроматом. Основную массу людей нужно. Тебя и еще двоих людей – нет. Кого – не скажу. И про тебя никому не скажу.

– А в компьютере?

– Твоих снимков в компьютере давно нет. Это – единственные экземпляры.

– А у человека, который фотографировал? Ведь не сами же вы фотографировали.

Анжелика Львовна хмыкнула:

– Этот человек за свою жизнь сделал миллионы снимков. Самых разных. Твои – одни из самых безобидных. И что можно получить с тебя? Машину? Так многие ездят на гораздо более дорогих. Квартира у тебя приватизирована на пару с мамой, и это – не самая лучшая квартира. Даже если бы снимки у него остались, он бы нашел кем заняться, кроме тебя. Успокойся.

– А где Аня?

– Ты даже не интересовалась?

Я покачала головой. Анжелика Львовна опять рассмеялась.

– Она родила девочку, живет с ней и двумя нянями в загородном доме. В свет не выходит.

– А муж?

– Папа решил, что оптимальным будет оплодотворение донорской спермой.

– Да он точно идиот!

– Нет, он – практичный человек. Он взвесил все «за» и «против» и принял то решение, которое посчитал лучшим. Не исключаю, что через годик Аня таким же образом родит еще одного ребенка.

– А сам он почему не заведет других детей?

– Не знаю. Не исключаю, что не может. Анина мать давно умерла. Он больше не женился, хотя у него в жизни всегда присутствует какая‑ то дама сердца. Предпочитает женщин от тридцати до тридцати пяти, желательно с одним ребенком.

– Банк, насколько я знаю, процветает? Регулярно вижу их рекламу.

– Да. И наши конкуренты из «Life & Style» процветают. «Желтый город» вполне успешен, но «Мир звезд», который Бояринову купить не удалось, гораздо популярнее. Их борьба с Игорем Леонидовичем даже привлекла спонсоров, которые что‑ то не поделили с Бояриновым или просто были им обижены. Да ведь и мы тоже привлекли и спонсоров, и рекламодателей, и сотрудников тем, что не ведем борьбу с людьми, которые ни в чем не виноваты.

Анжелика Львовна улыбнулась и посмотрела на снимки в моих руках.

Я сожгла фотографии и пепел выбросила за окно шестнадцатого этажа.

Глава 2

Анжелика Львовна покинула нас на три недели, я осталась и. о. главного редактора. Я спешила на встречу с рекламодателем, но тут замерла перед большим залом, в котором у нас трудятся все, за исключением Анжелики Львовны, меня и бухгалтерии. Ах да, еще есть секретарша Анжелики Львовны Леночка, которая сидит в приемной перед кабинетом начальницы. У меня нет личного секретаря, но я как‑ то без него обхожусь.

Я открыла дверь в большой зал и застала странную картину. Посередине зала стояла эта самая Леночка и рыдала. Никто не работал. Основная масса пребывала в глубокой задумчивости, пара дам пенсионного возраста утирали слезы.

– Что случилось? – спросила я.

– Анжелику Львовну убили, – сообщила Леночка персонально мне и зарыдала в голос.

– Убили?! – послышалось со всех сторон. – Ты же не сказала, что убили! Ты говорила «погибла»!

Оказалось, что кто‑ то подумал о крушении самолета, кто‑ то – об автомобильной аварии, в общем, о каком‑ то несчастном случае.

– Где ее убили? – спросила я. – Что вообще известно? Ты откуда взяла эту информацию?

Леночка не могла ответить ни на один вопрос, потому что у нее началась форменная истерика. Я никак не ожидала, что она будет так переживать. По крайней мере, никто другой в редакции даже не думал биться в истерике. Анжелику Львовну у нас уважали, но не любили. Она была жестким руководителем, она много работала сама, много требовала от других, она увольняла тех, кто ей не подошел, невзирая на семейные обстоятельства. Она не прощала просчетов, штрафовала за оплошности. Она была справедлива, но в ней начисто отсутствовала мягкость. Она не располагала к сближению. Иногда она напоминала автомат или какой‑ то новомодный компьютер в женском облике, сидящий в кресле главного редактора. Наш психолог‑ астролог говорил про нее: «Прирожденный полководец». Но ей бы хоть немного доброты, как у хорошего командира… Дамы пенсионного возраста, пустившие слезу, вероятно, жалели себя, не уверенные в том, что новая метла оставит их на своих местах. Анжелику Львовну, отдать ей должное, возраст сотрудников совершенно не интересовал. Ее интересовало умение работать.

Кто‑ то из женщин налил Леночке воды. Она выпила целый стакан, стуча зубами о стенку. Все молча ждали.

– Из полиции звонили, – всхлипывая, сообщила Леночка, глядя прямо на меня. – Скоро к нам приедут.

– Ее в нашем городе убили или… где‑ то в другом месте? – спросила ведущая рубрики о звездах эстрады.

– В квартире… Дома ее убили! Дома!

– То есть она никуда не уехала?! – удивленно воскликнула ведущая рубрики о последних модных тенденциях.

Вопрос повис в воздухе.

– Народ, а куда она должна была уехать? – спросил наш штатный фотограф, отрываясь от экрана монитора с обрабатываемыми снимками. Он обычно сопровождает корреспондентов на интервью. Остальные фотографы, снимки которых мы публикуем, – фрилансеры. Мы платим за те фотографии, которые берем, или за каждый час работы. Они снимают рекламные картинки, посещают тусовки, с которых приносят фотоотчеты. Кстати, Анжелика Львовна во время встречи у нее дома предупреждала, что от нее в ее отсутствие может прийти какая‑ то Катя, снимки которой мы уже неоднократно печатали. Сейчас Кати нет в городе, но в самое ближайшее время она должна вернуться.

В зале воцарилось молчание, народ стал переглядываться, потом все посмотрели на меня.

– Мне она тоже ничего не сказала, – сообщила я. – Предупредила, что ее не будет три недели, ей нужно решить какой‑ то важный вопрос – и все. Мы не были подругами, – добавила я, будто остальные этого не знали.

– У нее вообще не было подруг, – заметила одна из дам‑ корректоров. – Кто будет с такой дружить?

– О мертвых или хорошо, или никак, – произнес, ни к кому конкретно не обращаясь, наш штатный астролог‑ психолог.

– А если милиция будет спрашивать? – оторвался от монитора верстальщик.

– Полиция, – поправил астролог‑ психолог.

Верстальщик скривился и махнул рукой.

– Ты знаешь что‑ то, что может быть интересно милиции? – крикнули из другого угла. Никто не желал называть милицию по‑ новому. Никто не видел изменений сути.

– Не знаю, – спокойно ответил верстальщик. – Но кого Демпси поставит на ее место?

Верстальщик посмотрел на меня. Я точно знала, что меня не поставят. Я надеялась, что останусь замом главного редактора – кто бы ни занял это место. Хотя новый главред может прийти со своей командой… Но я уже сделала себе имя в нашем мире, завела контакты и связи. Найду работу. Хотя я очень не люблю кардинальных перемен… Правда, пока они случались у меня только в личной жизни.

– Меня не поставят, – объявила я.

– Почему вы так думаете, Наташенька? – посмотрел на меня наш штатный астролог‑ психолог. – Вы – самая подходящая кандидатура.

– Это вам звезды сказали? – слегка улыбнулась я, зная, что все прогнозы профессиональный психолог высасывает из пальца. Но все они несут позитивный заряд. И советы он людям дает толковые. У него не получилось работать в контакте с клиентами, но пишет он здорово. Кому что…

– Найдутся другие, – печально вздохнул один из перебежчиков из «Life & Style». – Только бы Бояринов к нашему журналу не подобрался!

– На должность главного редактора банкир точно претендовать не будет, – хмыкнула дама из отдела светских сплетен. – Хотя может каким‑ то образом протолкнуть своего человека.

– Он не является совладельцем холдинга, – напомнила я. – Насколько мне известно, у граждан России вообще нет ни одной акции. Главный акционер – Демпси, остальные – вроде бы его друзья по колледжу или университету. Они его создавали, они его продвигали и продвигают в разных странах. Но это американский холдинг. Бояринова в него не пустят.

– Наталья Борисовна, вы будете бороться за место Анжелики Львовны? – спросила Леночка, которая так до конца и не успокоилась.

Я покачала головой. Вести бессмысленную борьбу и тратить свои нервы я точно не собиралась. От меня тут ничего не зависело. Окончательное решение будет принимать Демпси. Я не знаю, каким образом он нашел Анжелику Львовну и главных редакторов других журналов холдинга. Я никогда не задавалась этим вопросом. Но он нанял толковых людей, подходящих для этих должностей и именно этих журналов. Возможно, сказывался опыт запуска журналов в других странах. Мы с ним многократно встречались. На пост заместителя Анжелики Львовны меня утверждал он – после того как я поработала репортером, а потом, когда Романицкая сломала ногу, заменила ее и фактически сделала один номер. Тогда мою кандидатуру назвала Анжелика Львовна. Она была уверена, что я справлюсь, хотя мы, конечно, постоянно поддерживали связь. Я считала, что Демпси меня оставит на том же месте, а нового главного редактора найдет сам.

Но сейчас тут на самом деле начнется борьба за власть… И я не буду в нее лезть. Не хочу. И не хочу лишней головной боли на посту главного редактора. А она‑ то точно гарантирована.

Сотрудникам я сказала, что должна бежать на встречу с рекламодателем и заключить договор, пока он не узнал об изменившейся ситуации. В зале послышались смешки.

– А полиции‑ то что говорить? – посмотрела на меня Леночка.

– Я вернусь через два часа, максимум через три, – удивленно ответила я. – Полиция к тому времени может еще даже не добраться до нашего офиса. Кстати, звонивший оставил телефон?

Леночка покачала головой.

– Так, может, это кто‑ то пошутил? – крикнули из дальнего угла. – На прошлой неделе нам бомбу закладывали…

– Не нам, а девочкам! – напомнил фотограф.

Девочками мы именовали сотрудниц «Girl Guide», которые, как и сотрудники мужского журнала и журнала о доме и саде, размещались в одном с нами здании. Здесь же находились и кабинеты американцев, правда, они никогда не собирались в России все одновременно. Часть обитала или в Латинской Америке, или в Азии. Я вообще не совсем понимала, почему здесь обязательно присутствие кого‑ то из иностранцев и что они здесь делают (для журналов), хотя прекрасно понимала, зачем они регулярно приезжают в Россию. «Осуществление общего руководства русским представительством холдинга» – понятие очень растяжимое, обтекаемое и непонятное. По‑ моему, они приезжали сюда отдыхать от своих американских жен и детей и оттягиваться с русскими женщинами и в русских ночных клубах. Один из наших американских руководителей точно был запойным алкоголиком. Другие, за исключением Демпси, лично у меня создавали впечатление болванов, причем болванов похотливых и сильно пьющих. Приходили они на работу поздно, как, впрочем, и большинство сотрудников всех журналов. Но все наши граждане на работе работали, при необходимости задерживались и до полуночи, американцы – никогда. Поруководят – и снова исчезают. Демпси, отдать ему должное, на самом деле работал, вникал в суть проектов, пытался разобраться в русской специфике и ментальности. Он много общался с людьми, возглавляющими его журналы, он пытался нас узнать и понять. Он задавал много вопросов о России, просил объяснить непонятные ему вещи. Я всегда это делала.

Я знала, что Демпси пятьдесят два года, у него есть жена и двое взрослых сыновей. Ни жена, ни дети ни разу не приезжали в Россию. Правда, они и в Латинскую Америку не ездили, где тоже было представительство холдинга, и не одно. Но американским сотрудникам холдинга, как я понимала, больше всего по душе пришлась Россия, несмотря на морозы и снег. В настоящее время Демпси отсутствовал, но вроде бы собирался появиться на следующей неделе. Он любил появляться неожиданно…

Демпси купил в Петербурге квартиру, поэтому ему не требовалось заказывать гостиницу, и даже таким образом мы не могли заранее узнать о его приезде. Для американских сотрудников постоянно держалось две квартиры, в которых они жили по очереди. У нас в офисе ходили слухи, что они и женщин передают друг другу, как эстафетную палочку. На пятом этаже нашего особнячка, где располагались американские кабинеты, работали три исключительно симпатичные молодые девочки. Никто ничего точно не знал, но подозрения насчет их обязанностей имелись у всех. Такого количества секретарей, причем довольно посредственно знающих английский язык, американцам точно не требовалось.

А ведь мне, наверное, нужно будет связаться с Демпси… У меня, естественно, был адрес его электронной почты и вообще все телефоны – и в офисе в Нью‑ Йорке, и личные мобильные. Но для начала все‑ таки следовало выяснить, что произошло. Демпси предпочитает получать сразу же полный отчет. Его сотрудники должны быть способны ответить на все его вопросы. А я понятия не имею, что же случилось с Анжеликой Львовной.

В общем, я поехала на встречу с клиентом, который, естественно, ничего не знал. Убийство нашего главного редактора – эта не та новость, о которой немедленно сообщают по радио. Не думаю, что она вообще на какое‑ то время появится в горячих новостях Интернета. Мы, конечно, разместим некролог в следующем номере. Наверное, даже наши конкуренты разродятся какими‑ то статьями. Но что‑ то же полиция нам уже сегодня скажет?

Кстати, а кто будет заниматься похоронами? Вероятно, придется кому‑ то из нашей редакции. С последним мужем Анжелика Львовна рассталась, со всеми предыдущими у нее, как я уже говорила, были не самые лучшие отношения, да и вообще, кто из бывших мужей занимается похоронами бывших жен? Про детей я не слышала. По крайней мере, они никогда не упоминались, да и Анжелика Львовна не производила впечатления женщины‑ матери. По‑ моему, она вообще никогда не хотела иметь детей. Домашних животных, как я видела, у нее не имелось, даже какого‑ нибудь выпендрежного аквариума как элемента декора.

Так, с похоронами более или менее понятно. В любом случае холдинг каким‑ то образом будет в них участвовать. А наследство? Нет, не подумайте, я не претендовала ни на что. Но мне на самом деле стало интересно, кому достанется все это богатство. Хотя бы квартира, в которой мне довелось побывать. Я вообще не представляла, сколько добра имелось у Романицкой. Точно были банковские счета и в России, и за рубежом. Две машины – зимняя и летняя, не исключаю, что больше, просто она их нам не показывала. Загородный дом? Понятия не имею, но не удивилась бы какой‑ нибудь дачке в Альпах. То есть делить есть что.

Но вот есть ли завещание? А если нет?

Я совершенно не представляла, чем Анжелика Львовна занималась, кроме работы и ухода за лицом и телом, с кем она общалась вне работы. Я практически ничего про нее не знала и была уверена, что и никто из моих коллег ничего не знает. Ну если только Леночка… Надо будет сегодня с ней поговорить. Секретарь всегда знает много. Секретарь и шофер, но Анжелика Львовна сама водила машину. Я не знала, с кем мне о ней поговорить! Не располагала она к общению!

Кстати, а ведь заработки у нее получались очень приличные… Таких денег в журнале не заработаешь, даже будучи главным редактором, причем она же была нанятым главным редактором, не совладелицей холдинга! Значит, был еще доход.

Компромат. Это меня она им держала на работе, а других… Обычно компромат все‑ таки собирают ради денег – или каких‑ то материальных благ.

Кстати, а ведь ее убили. Простой грабитель? Поднялся пешком на шестнадцатый этаж, чтобы обчистить одну из недавно заселенных квартир? Бред.

Дело в другом. Насколько я понимала, у Анжелики Львовны имелся компромат практически на всех людей, с которыми она имела дело. По крайней мере, она к этому стремилась. Могла она кого‑ то им шантажировать, пытаясь что‑ то получить? Конечно. Могла запланированная ею поездка быть связана с каким‑ то компроматом? Конечно. А мог кто‑ то из тех, на кого у нее имелся компромат, убить ее в день отъезда или в предыдущий? Конечно! Ну, например, чтобы ее не искали три недели…

Глава 3

Когда я вернулась в офис, охранник при входе мне тут же сообщил, что приехали «двое из органов», и уточнил, на самом ли деле Анжелику Львовну убили. Я кивнула и отправилась на наш третий этаж. Сотрудники органов расположились в кабинете Анжелики Львовны и в приемной и там вели беседы с сотрудниками журнала. Но кто что им мог сказать? Наконец один из молодых людей нарисовался у меня в кабинете. Представился Николаем Павловичем, хотя, по‑ моему, до «Павловича» ему было еще лет десять. Наивное мальчишеское лицо, похоже, даже бреется не каждый день. Но внешность бывает обманчива…

– Вы теперь будете вместо Романицкой? – первым делом уточнил Николай Павлович.

– Скорее всего, нет, – спокойно ответила я и постаралась объяснить структуру холдинга. Потом спросила, что мне сообщать американскому владельцу.

– Сообщите, что Романицкая убита. Кстати, когда этот Демпси приедет в Россию? И кто у вас тут сейчас главный?

Я сказала, что американец собирался появиться на следующей неделе, но в связи с гибелью Анжелики Львовны может изменить планы. Меня попросили сообщить об этих изменениях, как только мне станет о них известно, и вручили визитку с телефонами. Я предложила Николаю Павловичу, если он желает пообщаться с руководством, подняться на пятый этаж, где у нас сидят американские начальники. Но я не смогла вспомнить, кто из них сейчас находится в России!

– У Романицкой были враги? – спросил молодой человек из органов.

Я пожала плечами и заявила, что мы общались исключительно по работе. Я ведь, можно сказать, годилась ей в дочери.

– А что за бомбу у вас тут закладывали на прошлой неделе?

«И про это уже успел выяснить? »

Вслух я пояснила, что телефонной террористкой оказалась юная девушка, которая в точности выполнила все указания по завоеванию понравившегося мужчины, напечатанные в одном из журналов нашего холдинга (по крайней мере, она так утверждала в полиции). Но эти действия возымели прямо противоположный результат. Девушка решила отомстить советчикам. Ее вычислили, присудили штраф, теперь она собирается судиться с журналом, с которого хочет получить и сумму штрафа, и компенсацию за моральный ущерб в двойном размере – и за неудачу в личной жизни, и за общение с органами.

– Купите следующий номер «Желтого города», – посоветовала я Николаю Павловичу. – Это наши конкуренты, и они ей и адвоката нашли. Вероятно, самым подробным образом осветят эту историю. Но к смерти Анжелики Львовны она точно не имеет никакого отношения. А мы не имеем отношения к тому журналу. Мы просто входим в один холдинг.

– А кто, по вашему мнению, может иметь?

Я опять пожала плечами и попросила рассказать, как все‑ таки погибла Анжелика Львовна.

Мне сообщили, что ее убили в ее квартире, выстрелив в голову с расстояния двух‑ трех метров. От лица ничего не осталось.

– А… может быть… Кто ее опознал? – наконец выдала я.

– Ее нашла соседка, то есть не нашла, а нас вызвала, – сообщил Николай Павлович. – Когда они с собакой проходили мимо двери Анжелики Львовны, собака садилась на площадке и начинала выть. И с места ее было не сдвинуть. Выть начала вчера. Сегодня утром после очередного собачьего концерта женщина позвонила нам. Она знала, что ваша начальница живет одна, ну и забеспокоилась. Дверь оказалась не заперта, просто прикрыта. Романицкая лежала на ковре перед зеркалом.

«Вроде ковров не было», – подумала я. Хотя могла запамятовать… И Анжелика Львовна вполне могла расстелить ковер после моего ухода.

– Все соседи ее хорошо знали, – спокойно продолжал Николай Павлович. – И та соседка, которая нас вызвала, сразу же ее опознала, и еще одна.

«Все соседи ее хорошо знали?! Какие соседи?! »

– Но если лица не осталось? Я правильно вас поняла? – произнесла я вслух.

– Волосы. Общий вид. Одежда. Она платье мерила, которое покупала недалеко от дома. Одна из опознавших как раз зашла в тот бутик, а ей самой размер не подошел. Ваша‑ то начальница была стройной женщиной, а соседка… покрупнее, – мягко выразился Николай Павлович. – Она сказала, что Романицкая ее еще просила посмотреть, как сидит. И кулон ее.

– Рубиновое сердце с золотыми прожилками? – вырвалось у меня.

Николай Павлович кивнул. Я знала, что Анжелика Львовна носила его, не снимая, и говорила, что это – романтическое воспоминание о молодости. Правда, Анжелика Львовна и романтизм в зрелые годы стали несовместимыми понятиями. Хотя ведь у всех была первая любовь…

Неужели правда? А мне до сих пор не верилось…

– Мне ваши сотрудники сказали, что она собиралась уезжать, – тем временем продолжал Николай Павлович.

Я кивнула с отсутствующим видом.

– Куда, не подскажете?

– Понятия не имею. Она никому не сказала. Ой, а билеты?

Я посмотрела на собеседника. Ведь если она не успела уехать, должны были остаться проездные документы. Дорожная сумка должна быть собрана.

– Мы не нашли документов, – нейтральным тоном сообщил Николай Павлович. – И никакой упакованной сумки. На первый взгляд квартира не была ограблена. Сейф закрыт.

– Вообще никаких документов?!

– Ну, счета на оплату квартиры и телефона за несколько лет, но ни паспорта, ни документов на квартиру, ни диплома. Ничего серьезного! Ни одной записной книжки. Мобильного телефона тоже не оказалось.

Я моргнула. Какие счета за несколько лет? Или Анжелика Львовна перевезла их со старой квартиры?

– Может, все в сейфе, – высказала предположение я.

Николай Павлович пожал плечами.

– А дамская сумочка? Она любила из крокодиловой кожи.

Собеседник покачал головой.

– Но одежда, безделушки?

– Непохоже, чтобы квартиру грабили, если вы об этом. И непохоже, что она куда‑ то собиралась. А все ваши говорят, что она уехала на три недели, то есть собралась уезжать.

Я кивнула. А если на самом деле не собиралась? Если собиралась оставаться в городе и решать какие‑ то проблемы здесь? Может, это решение должно было занимать большую часть дня, и Анжелика Львовна понимала, что не сможет ходить на работу. Может, ей требовалось каждый день ездить за город… Тогда отсутствие дорожной сумки понятно. И документы могут быть в сейфе.

– А вы сейф можете открыть? Или не имеете права? – спросила я.

– Сейчас пытаемся отыскать родственников. Можете кого‑ то назвать?

Я могла только последнего мужа. Но я даже не знала его фамилию, знала только, что его зовут Глеб и он был на пятнадцать лет моложе Анжелики Львовны, то есть на год старше меня. Но они расстались.

– У меня есть его телефон, – сообщил Николай Павлович.

– Откуда? – вырвалось у меня.

– Секретарша дала. – Уголки губ Николая Павловича тронула улыбка, и лицо стало по‑ настоящему мальчишеским. – Вы с ним знакомы?

Я неопределенно пожала плечами.

– Если на улице встретите, узнаете?

– Узнаю. Только он не ходит пешком по улице. Он предпочитает дорогие спортивные машины.

– Вы можете ему позвонить? – посмотрел на меня Николай Павлович.

– Могу, – сказала я. – Только он может меня не вспомнить. Хотя объясню, кто я… На похороны‑ то его, наверное, нужно приглашать.

– Ваша секретарша категорически отказалась ему звонить.

Я удивленно вскинула брови.

– Вот и я не знаю, почему, – Николай Павлович улыбнулся шире.

Я хлопнула глазами. Был женат на начальнице, трахал секретаршу? Или просто приставал?

– Пожалуйста, позвоните и спросите, может ли он прямо сейчас подъехать в квартиру Анжелики Львовны. Кстати, а вы сможете съездить?

– Зачем?

– Вы бывали в квартире вашей начальницы?

– Один раз.

– Сможете заметить, если что‑ то пропало?

– Ну, если шкаф… – я улыбнулась. – Нет, для этой цели вам нужен кто‑ то другой. Не смогу. Я даже примерно не представляю, где у нее что лежало.

– Все равно я попрошу вас проехать со мной.

Я пожала плечами, потом спросила насчет похорон.

– Ваша секретарша сказала, что сама ими займется.

Я удивленно посмотрела на Николая Павловича.

– Что вас удивило, Наталья Борисовна? Вы не думали участвовать в их организации?

– Нет, я как раз думала, что этим вопросом придется заниматься холдингу, нашей редакции, кому‑ то из сотрудников. Меня удивила реакция Леночки.

– Да, мне тут уже высказали мнения о вашей начальнице… Переживает одна Леночка. Почему?

Я этого не знала. Потом мне ударила в голову мысль. А если Анжелика Львовна с Леночкой… В свете того, какой компромат мне отдала Романицкая при последней встрече… Да кто их всех разберет в нашем мире глянца?!

– Я смогу взять вещи для похорон? – вместо ответа спросила я у Николая Павловича.

– Конечно, – сказал он. – Звоните Глебу Гаджиевичу.

– О господи! – воскликнула я. Я не знала, что он еще и Гаджиевич. Хотя, пожалуй, во внешности было что‑ то восточное…

Судя по звукам, служившим фоном, Глеб куда‑ то ехал на машине. Я представилась и объяснила, кто я такая. Телефон стоял на громкой связи, чтобы Николай Павлович все слышал.

– А, помню, – произнес Глеб развязным тоном. – Анжелка что, сама не может позвонить? Тебя попросила? Что ей надо? Или ты по собственной инициативе звонишь?

Мы не были на «ты». Мы вообще, наверное, за всю жизнь перекинулись лишь парой слов. И как он мог решить, что я на него претендую?! Я нейтральным тоном сообщила новость и то, что полиция просит Глеба подъехать на квартиру бывшей жены.

В трубке воцарилось молчание.

– Что, правда, что ли, пристрелили? – наконец спросил Глеб совсем другим тоном.

В разговор вступил Николай Павлович и разговаривал совсем не так, как со мной. У него даже выражение лица изменилось! Слушая его, я решила бы, что этому человеку лет сорок. Глеб явно понял, что с ним не шутят.

– Через сколько можете подъехать? Адрес, надеюсь, вам известен?

– Минут через пятьдесят, если в пробке не застряну, – сказал Глеб. – А она… все еще там?

– Нет, тело уже увезли. Нам требуется, чтобы вы осмотрели квартиру.

Глеб выдохнул. Боится покойников?

– Ждите. Буду, – произнес он и отключил связь.

Глава 4

– Вы на машине, Наталья Борисовна? – спросил у меня Николай Павлович.

Я кивнула.

– Подкинете меня? Не заставите добираться общественным транспортом?

Я покачала головой, взяла сумку. Компьютер по возвращении я включить не успела, так что и выключать не требовалось. Вероятно, мне придется еще вернуться в офис и просидеть тут до ночи. Нужно разослать письма с сообщением о гибели начальницы, возможно, лично переговорить с Демпси…

– Когда вернусь, не знаю, – сказала я сотрудникам в большом зале. – Уходите, как обычно. Все равно, наверное, кто‑ то меня дождется.

– Я буду сидеть допоздна, – сказал фотограф.

Дамы пенсионного возраста в ужасе посмотрели на Николая Павловича.

– А вы куда увозите Наташу? – робко молвила одна из них. Прозвучало это так, будто им с подругой придется прямо сегодня начинать сушить мне сухари.

– На опознание, – сказал Николай Павлович.

Одна из дам закатила глазки.

– Может, лучше кого‑ то из мужчин? – предложила вторая.

– Я считаю, что Наталья Борисовна прекрасно справится.

Офис мы покинули и завернули на небольшую стоянку, где стояли машины сотрудников.

– А ваш коллега? – спросила я у Николая Павловича.

– Пока пообщается с вашими коллегами.

– Наверное, вам лучше искать убийцу за пределами нашего офиса, – сказала я и посмотрела в глаза этому очень молодо выглядевшему парню. – Она была человеком на своем месте, и я не помню, чтобы у нас кто‑ то увольнялся добровольно. Здесь хорошо платят, люди занимаются тем, чем хотят заниматься, не требуется вставать рано утром… Это что‑ то из ее жизни за пределами офиса… Если бы выяснить, какие проблемы она собиралась решать в предстоящие три недели…

– Выясним, – уверенно заявил Николай Павлович.

Я как раз щелкнула пультом сигнализации.

– А меня за руль пустите? – спросил он и улыбнулся.

– Считаете, что вы с вашим удостоверением сможете прорваться сквозь пробки? Или у вас имеется волшебное синее ведерко, которое можно водрузить на крышу?

– Ну, проблем с ГИБДД точно не будет, – как само собой разумеющееся, заявил Николай Павлович. – Но мне просто никак не купить машину, а так хочется порулить.

Он вздохнул так печально, что я вручила ему ключи. Пусть рулит. А я подумаю.

Но рулил он явно куда‑ то не туда. Я это быстро поняла, но решила воздержаться от комментариев. Лучше меньше говорить и больше слушать. Анжелика Львовна мне это неоднократно повторяла, да и жизнь меня этому научила. А уж при общении с сотрудниками органов, как бы молодо они ни выглядели… Правда, раньше мне с сотрудниками органов общаться не доводилось, и я очень надеялась, что это будет первый и последний раз. Хотя… Этот казался мне очень милым и симпатичным.

Николай Павлович рулил по Суворовскому проспекту, потом свернул на одну из боковых улочек, заехал во двор и там поставил машину, вынул ключ из замка зажигания и протянул мне.

– Спасибо за доставленное удовольствие, Наталья Борисовна, – поблагодарил он.

– Не за что, – ответила я, вышла, щелкнула пультом сигнализации и подняла голову вверх.

– Хотели бы жить в таком дворе? – вкрадчиво поинтересовался Николай Павлович.

Я покачала головой и вспомнила, что Анжелика Львовна говорила о том, что из ее квартиры никогда не было видно солнца и располагалась она на третьем этаже. Дело близилось к вечеру, и внизу двора‑ колодца было бы неплохо включить фонарь, хотя на Суворовском, по которому мы только что ехали, это совсем не требовалось. Во дворе не имелось ни одного деревца, только скамейка у дальнего подъезда. Вероятно, в самое ближайшее время жильцы полностью заставят его машинами.

– Не хочется, знаете ли, выставлять всю свою жизнь напоказ соседям, – заметила я вслух. – Кстати, а из дома напротив ничего не видели?

– К сожалению, нет. В квартире Романицкой все окна завешаны тяжелыми шторами. Да и у многих так. Вон, сами взгляните.

Я опять подняла голову вверх и осмотрела серый, безликий дом. Хотя внутри квартиры могут быть прекрасно отделаны. По крайней мере, в большинстве окон стояли стеклопакеты. На первых этажах, судя по их виду, располагались офисы.

– Здесь коммуналки расселены? – спросила я у Николая Павловича.

– Наверное, – пожал он плечами. – Может, осталось несколько квартир. Это мы не проверяли. Соседи, с которыми мы разговаривали, живут в отдельных. В этом подъезде, – он кивнул на нужный, – насколько я понимаю, все квартиры отдельные, а на первом этаже служебный вход в магазин. Он с другой стороны здания. Вы этот район не знаете?

Я покачала головой. Знать эти улочки и закоулки может только человек, родившийся или, по крайней мере, большую часть проживший в этом районе. Но этот человек скорее потеряется в новостройках, где прекрасно ориентируюсь я.

– А дом этот помните?

Я опять покачала головой.

– Квартиру Романицкой без моей помощи не найдете?

– Нет, – честно ответила я, потом словно очнулась. – Вы меня проверяете? Думаете, что это я в нее стреляла?! Так вот, к вашему сведению…

– Не заводитесь, Наталья Борисовна, – предупредительно поднял руку ладонью ко мне Николай. Не могу называть его «Павлович». – Романицкую убили преднамеренно. Для этого был нужен очень веский повод. Я не думаю, что он был у вас. И вы правы: дело, скорее всего, не в работе. Ладно, пойдемте в квартиру. Посмотрите женским взглядом, пока супруг Романицкой не прибыл.

Дверь в подъезд была тяжелой и выкрашенной в непривычный для входной двери бордовый цвет. Бросалась в глаза странно изогнутая ручка «под золото». Мы поднялись пешком на третий этаж, хотя лифт в этом шестиэтажном доме имелся. Но Николай сказал, что им лучше не пользоваться: трясется, скрипит, а уж если человек страдает клаустрофобией, ему точно в нем придет конец. Я пожала плечами. В любом случае третий этаж – не шестнадцатый, на который я поднималась совсем недавно.

Но, значит, Анжелика Львовна старую квартиру не продала? Или решила жить на два дома? Вести двойную жизнь? Или уже давно вела?! Я же совершенно не представляла, чем она жила вне офиса все эти годы! Но сколько же стоила та квартира в новостройке?!

Анжелика Львовна точно собирала компромат. И ей точно кто‑ то помогал. То есть тайная жизнь у нее была… И убил ее, скорее всего, тот, на кого имелся компромат. Но уж если он имелся на меня, это означало, что он был на очень многих людей. И наверняка более серьезный. Мне, насколько я понимала, угрожала опасность от банкира Бояринова. А может, и не угрожала. Я же не знаю этого человека лично! Почему я тогда так испугалась? Решила, что он меня убьет? А с какой стати? В постели мы с его дочерью засняты не были. У него имеется своя служба безопасности. Могла эта служба безопасности выяснить, что я не имею никакого отношения к розовому цвету? Запросто. И вообще он должен знать, что это склонности его дочери, и именно она проявляла инициативу, и это было ясно видно на тех фотографиях! Она приставала ко мне, а не наоборот!

Но Аня – дочь Бояринова. Я же ему – никто.

Николай Павлович позвонил в звонок, нам открыл еще один молодой парень, буркнул: «Проходи, Коля», мне просто кивнул, развернулся спиной и удалился в комнату. Там слышался какой‑ то шорох и тихие женские голоса. Мы с Николаем Павловичем зашли туда же, я просто поздоровалась со всеми присутствующими.

Двое мужчин явно проводили обыск, хотя никакого бардака в квартире я не заметила. Почему‑ то я считала, что при обыске выворачивают все ящики, вскрывают половицы… Но здесь ничего не было разворочено. Стояла открытой дверца стенки, в которой вместо белья ровными рядами лежали журналы – и нашего холдинга, и конкурентов. Книги отсутствовали, по крайней мере в этой комнате. В другом отсеке стенки стояли иностранные журналы – на английском, французском, итальянском языках, хотя, по‑ моему, Анжелика Львовна знала только английский, и то на бытовом уровне. На переговорах с американским начальством всегда присутствовала я и переводила. В выдвинутом на колени одному из парней ящике ровными рядами лежали стопки бумаг, заполненных текстами. Он их не очень внимательно просматривал. Второй просматривал бумаги за столом.

На диванчике сидели две холеные красотки, вероятно, официально выполнявшие роль понятых, а вообще любопытствующих. Красотки переговаривались между собой и периодически кокетничали с молодыми сотрудниками органов. Я сама посещаю салоны красоты и фитнес‑ центр, но до холености этих дамочек мне было, как до короны мисс мира. Правда, они, скорее всего, не работают, а я ежедневно провожу большую часть дня в редакции или занимаясь делами журнала. Меня они конкуренткой не посчитали.

– Пройдитесь по квартире, Наталья Борисовна, – предложил Николай. – Может, что заметите.

– Я ее здесь никогда не видела, – сообщила одна из красоток симпатичному молодому мужику, разбиравшему пачку бумаг формата А4 за столом.

– Нет, рожа знакомая, – добавила вторая, не глядя на меня. – Где‑ то я ее видела.

– Если вы про меня, то моя фотография публикуется над каждой написанной мною рубрикой в журнале, главным редактором которого была Анжелика Львовна, – ледяным тоном сказала я. – Это политика журнала. Фотография Анжелики Львовны публиковалась над колонкой редактора. Я же пишу о женах известных мужчин и одновременно являюсь…

Дальше меня не слушали. Одна из красоток схватила журнал из большой пачки в стенке, пролистала, нашла меня, сравнила с оригиналом, кивнула, вернула журнал на место и сама вернулась на диванчик к подружке. Обо мне они тут же забыли. Я посмотрела на Николая. Он кивнул на дверь.

Квартира оказалась четырехкомнатной. Спальня с огромной постелью, на которой можно было бы спать вчетвером, если не вшестером, явно не заинтересовала сотрудников органов. Кроме постели, там был только шкаф‑ купе. В приоткрытую дверцу я заметила ровные ряды одежды.

Вторая комната представляла собой гостиную, в третьей стояло огромное старинное зеркало, перед которым на ковре остался белый контур.

– Здесь? – повернулась я к Николаю, находившемуся за моей спиной. Он кивнул.

Кроме зеркала в комнате стояла массивная стенка с вещами. В ней был отсек и под платяной шкаф, и множество ящиков. Она занимала полторы стены – полностью левую от входа и половину, даже больше той, в которой была сделана дверь, явно специально перемещенная в угол. Вероятно, стенка делалась под заказ. Справа от входа, посередине стены стояло огромное зеркало, в углу у окна – туалетный столик с зеркалом меньшего размера. У окна – тумба с пустой вазой и шкатулками.

– В тумбе косметика, в шкатулках – бижутерия, – пояснил Николай. – Драгоценных металлов и камней нет.

Я удивленно вскинула глаза:

– То есть как нет?

– Взгляните сами.

До этого я молча смотрела на белый контур и на бурое пятно на ковре. Вероятно, Анжелика Львовна примеряла перед зеркалом какой‑ то наряд, убийца вошел и оказался прямо напротив нее. Николай говорил, что стреляли с двух‑ трех метров? Как раз от входа, может, даже из коридора. Она повернулась, ей выстрелили в голову… Какой ужас!

Я прошла к шкатулкам и открыла их по очереди. На самом деле бижутерия! Но ведь у Анжелики Львовны имелись и кольца, и серьги с драгоценными камнями! Она перевезла все в новую квартиру? Здесь оставила только дешевые вещи? А она вообще носила дешевые вещи?

– Мы с ребятами никогда не видели такого количества женской одежды, – тихим голосом признался Николай. – Но девушки сказали, что это – обычное дело.

– Для кого как, – пожала плечами я. Признаться, я не знала, что Анжелика Львовна страдала вещизмом.

Николай предложил мне заглянуть в ящики.

Я поняла, почему сотрудники органов удивились. Я сама не видела, чтобы один целый ящик (большой ящик! ) выделяли под трусы, и он с трудом закрывался, еще один под колготки, и у меня создалось впечатление, что я нахожусь в магазине – нераспакованные пачки стояли ровными рядами. Был ящик для бюстгальтеров, для маечек и кофточек… Нижнюю часть стенки занимала обувь – летняя, парадно‑ выходная, осенняя, зимняя.

– В том шкафу – шубы, – продолжал Николай. – Платья в спальне. Здесь не определить, пропало что‑ то из одежды или не пропало.

– Даже если сюда приходили воры, то, наверное, не за тряпками, – заметила я.

И тут я вспомнила комнату, где в настоящий момент находились сотрудники органов и красотки. Вероятно, та комната выполняла роль кабинета и была заполнена бумагами. В углу стоял письменный стол. Но не было компьютера. У Анжелики Львовны не могло не быть дома компьютера!

Хотя компьютер точно имелся в новой квартире. Она перевезла туда все самое ценное? А что в наше время самое ценное? Информация!

– Какая мысль вас посетила, Наталья Борисовна? – вкрадчиво спросил Николай.

– Это так заметно?

– У вас эмоции отражаются на лице.

– А вас специально обучали физиогномике?

– Ну, в общем, да, – признал Николай и вопросительно посмотрел на меня.

– Компьютера нет, – сказала я. – Должен бы быть. Сейчас у всех дома компьютеры. А уж у Анжелики Львовны его не могло не иметься!

Для себя я пока решила молчать про новую квартиру. Зачем давать людям лишнюю информацию? И вообще, я просто не хотела впутываться в это дело… Мало ли, еще кто‑ то решит, что я тоже была завязана в делах с компроматом… Встречалась с Анжеликой Львовной вне работы, на конспиративной квартире, хотя мы каждый день виделись на работе и имели собственные кабинеты. Подозрительно? Еще бы! А тот, кто узнает, может подумать, что я продолжу дело Анжелики Львовны. Например, убийца. Мне это надо?!

– Что могло быть в компьютере у Романицкой? – посмотрел на меня Николай.

– Понятия не имею, – честно сказала я. – Вообще‑ то остался рабочий.

– Его мы проверим. Завтра пришлем к вам специалиста. Значит, убийца забрал только один компьютер… Он может оказаться дороже золота?

– Кому что дороже, – пожала плечами я. – И вообще, монитор зачем было уносить? Хотя мог быть ноутбук…

– Я имею в виду информацию.

– Не знаю.

– В нем была информация о вас?

Я пожала плечами.

– Вас это не беспокоит?

– Наличие информации обо мне? Да меня даже не беспокоит ее наличие в файлах ФСБ или ЦРУ, если она там, конечно, имеется. Возможно, я веду скучную жизнь. Но я на самом деле не думаю, что она кому‑ то интересна.

Но про себя я вспомнила Бояринова и Аню…

В это мгновение раздался звонок в дверь.

Глава 5

В коридор вышли мы с Николаем и тот же парень, который открывал нам. Я посмотрела на часы. Глеб ехал гораздо дольше, чем собирался. Застрял в пробке? Решал еще какую‑ то проблему?

На пороге на самом деле стоял последний муж Анжелики Львовны. Выглядел все так же сногсшибательно (а как еще может и должен выглядеть альфонс, живущий за счет богатых женщин? ), благоухал дорогим парфюмом (на мой вкус слишком сильно), при виде меня обворожительно улыбнулся. Его сопровождал мужчина лет тридцати пяти. Этот выглядел дорого и солидно. Я не могу сказать, что он был красив (возможно, на фоне Глеба), но он был представителен. Если бы мне предложили выбор (хотя кто предложит‑ то? ), я бы однозначно выбрала второго.

Он оказался адвокатом.

– А зачем вам адвокат, Глеб Гаджиевич? Мы же вас ни в чем не обвиняем, – вкрадчиво заметил Николай Павлович.

– Я буду представлять интересы Глеба Гаджиевича в деле о наследстве, – хорошо поставленным голосом молвил адвокат.

– Вы не успели развестись? – не смогла удержаться от вопроса я.

– Не успели, Наташенька! – с обворожительной улыбкой подтвердил Глеб, который с трудом сдерживал распиравшую его радость. – Я – законный муж, то есть теперь – законный вдовец. Детей у Анжелки не было. Родители умерли. Братьев и сестер тоже нет, но в любом случае они не наследники первой очереди. Бывшие мужья при разделе наследства не учитываются. Я – единственный наследник, Наташенька!

Глеб мне подмигнул.

– Где вы находились в момент смерти Романицкой? – спросил Николай Павлович. Его коллеги прекратили разбор бумаг. Мы все переместились в комнату, вероятно, служившую кабинетом. Красотки прекратили щебетать и внимательно слушали. Их интерес к Глебу усиливался с каждой минутой.

– Назовите, пожалуйста, время смерти госпожи Романицкой, и мой клиент представит вам алиби, – встрял адвокат. – В какое время ее убили?

– Точное время будет известно только после патологоанатомического исследования, – буркнул Николай Павлович, который зря пытался подловить Глеба на такой ерунде.

– Все мои перемещения фиксируются частными детективами, – радостно сообщил Глеб. – И что я был недоволен? – напоказ удивился он. – Так что вы сможете получить полный отчет о местах моего пребывания каждый день, двадцать четыре часа в сутки.

Сотрудники органов хлопнули глазами. Я тоже хлопнула. Глеб захохотал.

– А у меня баба новая, – пояснил Глеб, глядя на выражения наших лиц. – И она знает, что я – личность кобелящаяся, люблю молоденьких секретарш, ну и вообще… – Глеб мне опять подмигнул. – Сейчас баба в командировке. Бизнес делает, деньги лопатой гребет. Чтобы я не сбился с пути истинного, наняла частных детективов. И вообще у меня маршрут постоянный. Фитнес‑ клуб, поход по магазинам, встреча с друзьями, массаж…

– Вы можете обращаться ко мне за любой информацией по поводу перемещений Глеба Гаджиевича в последние дни, – вставил адвокат.

– Вы уже связались с частными детективами?

– Они не один год работают на меня. Я – адвокат Аллы Александровны, но в данном случае она попросила меня представлять интересы Глеба Гаджиевича, поскольку они никак не противоречат и не пересекаются с интересами Аллы Александровны.

– Алла Александровна… – открыл рот Николай.

– Купила меня у Анжелки.

Глеб опять захохотал и на этот раз подмигнул двум красоткам на диванчике.

– За сколько? – спросила я нейтральным тоном.

– Наташ, тебе меня не потянуть. Хотя если возглавишь журнал вместо Анжелки… Она хорошо имела на рекламе. И вообще тебе давно пора завести богатого любовника. Смотри, скоро поздно будет! Ты сейчас в самом соку, уже не дура восемнадцатилетняя и еще не старая перечница…

– Глеб Гаджиевич! – рявкнул Николай.

– Чего? Я Наташке говорю все, как есть. Может, кроме меня, ей никто этого не скажет. А она все любовь ищет. Анжелка мне говорила. Мы с ней Наташку обсуждали. Красивая баба, а бесплатно трахается с какими‑ то менеджерами. За цветочки и хорошие слова! Они ей стихи читают, она умиляется. Надо найти хотя бы умелого откатчика, пусть машину новую купит, квартиру отдельную. Ты до сих пор с мамой живешь?

Я стояла красная как рак. Одна из красоток захохотала. Вторая просто надменно улыбалась, глядя на меня. Спас меня адвокат.

– Что вы делаете в квартире госпожи Романицкой, единственным наследником которой является мой клиент?

Николай Павлович предложил адвокату уединиться и побеседовать. Адвокат кивнул и пошел за Николаем на кухню. Двое сотрудников органов аккуратно сложили бумаги туда, откуда их доставали, и завели светскую беседу с красотками. Глеб подхватил меня под локоток и поволок в сторону гостиной.

– Поговорить надо, – шепнул он мне в ухо совершенно серьезным тоном.

По пути к гостиной я показала на гардеробную, или как она тут называлась. Глеб заглянул внутрь, увидел белый контур, сказал «Охренеть! » и пошел дальше. В гостиной Глеб кивнул мне на кресло, сам прошел к бару, достал коньяк и два бокала. Он тут прекрасно ориентировался.

– Я за рулем не пью вообще, – твердо сказала я.

– А Анжелку помянуть?

– На поминках. Ты хочешь, чтобы похоронами занялась редакция?

– Конечно. Но сейчас бабок выделить не могу. Если только Алка повелит адвокату мне выдать на похороны Анжелки. Или скорее прямо вам перечислит. Ты сама спроси у адвоката. Меня к деньгам не подпускают. Кредитка строго лимитирована, во всех тратах отчитываюсь.

– Но похороны…

– К Алке и адвокату. Я таких серьезных вопросов не решаю. Но вот после того, как унаследую все Анжелкино добро…

– А если есть завещание?

– У Анжелки? Бред. Она мне сама неоднократно говорила, что ей плевать, кому ее добро достанется после смерти. Она ведь жила для себя и наслаждалась каждым днем. Насколько я понял, у нее было трудное детство и мерзкая молодость. А в зрелые годы она наслаждалась тем, чего достигла. Я вообще не понимал, почему она покупает сразу по десять пар трусов, по три платья. Тут столько добра, которое она никогда в жизни не надевала! И она знала, что никогда не наденет, когда покупала. Но все равно покупала. В общем, дорвалась до того, чего была лишена в детстве и чего всегда страстно желала. И на черный день она ничего не откладывала. В отличие от меня. Я каждую сэкономленную копеечку складываю…

– Но если у тебя лимит на кредитке…

– Так то на ежедневные траты. А так у меня зарплата, которая перечисляется на счет каждый месяц. Деньги пришли к первому числу – я в полном распоряжении у бабы. Не пришли – извини, буду искать другую.

– Анжелика Львовна тебе зарплату платила?

– Нет, Анжелка мне квартиру купила и давала деньги на расходы. А до нее и теперь я работаю за фиксированную зарплату. Я давно искал бабу, которая мне квартиру купит. Считаю, что отработал сполна. С Анжелкой тяжело было. Сейчас с Алкой отдыхаю. Хотя слежку ко мне приставила, представляешь? Но ничего, я в таких делах опытный.

– Открой тайну: за сколько тебя твоя новая спонсорша купила у Анжелики Львовны? Мне просто любопытно.

– А ни за сколько. Это я над ментами стебался. Терпеть их не могу. У нас с Анжелкой контракт закончился. Мы расстались по обоюдному согласию. На мое счастье, не успели развестись. Но квартирку она на меня уже оформила. Обставила, все чин чинарем. То есть я доволен работой на Анжелку. Теперь деньжат нужно поднакопить на старость и завязывать с этим делом. Женюсь, сына рожу, дерево посажу. Квартира есть и не одна! Загородный дом мне не нужен. У меня к дачам с детства отвращение. Меня у бабушки работать заставляли. Поэтому не люблю никакую загородную недвижимость. У меня от любой клумбы нервный тик начинается. Про грядки вообще молчу.

Глеб мне подмигнул, потом резко стал серьезным.

– Кто ее пристрелил? – спросил он.

– Ну а я‑ то откуда знаю?! Кстати, куда она собиралась на три недели? У нас в редакции она никому ничего не сказала.

– Она куда‑ то собиралась?! Сейчас не сезон. И на три недели она никуда не ездила, обалдевала от безделья. На неделю, максимум на десять дней. Да ты сама знаешь. Если только морду перекраивать…

– Куда она все‑ таки могла поехать на три недели? – серьезно спросила я. – Подумай!

Глеб задумался. На самом деле задумался.

– Ты встречался хоть с какими‑ то ее родственниками? Слышал про них? – спросила я.

– Нет у нее родственников.

– Подруги?

Глеб странно посмотрел на меня и покрутил пальцем у виска.

– Но у женщины не может не быть подруг! – воскликнула я.

– Так то у женщины, а это же автомат был. Машина бесчувственная со взглядом хищницы. И если бы она одна такая была… Ведь почти все бабы, с которыми я работаю, такие! Наташка, ищи спонсора! Уходи на фиг с этой работы, пока ты не превратилась в такое чудовище! От души говорю!

Я сомневалась, что у Глеба есть душа, но это другой вопрос. И я не понимала, зачем Анжелика Львовна и неизвестная мне Алла Александровна покупают Глеба. Нет, мне понятно, что им для здоровья нужен качественный секс. Им нужен для сопровождения красивый мужчина, умеющий вести светскую беседу и обладающий светскими манерами. Все это у Глеба не отнимешь. Но неужели на самом деле нельзя найти мужчину, который хотя бы испытывает к ним симпатию? Или с Глебом проще? И искать не надо. И уже проверен знакомыми дамами.

– С кем она ходила по магазинам?

– Анжелка не ходила по магазинам. Домработница ходила. Или я.

– Но одежду‑ то она сама покупала!

– Зачем ей компания для покупки десяти пар трусов? – удивленно посмотрел на меня Глеб.

Вообще‑ то да…

– Но неужели она не сидела ни с кем из подруг в кафе, не ходила на выставки…

Глеб не дал мне закончить предложение и захохотал. Смеялся так заразительно, что у меня на губах невольно появилась улыбка. В комнату заглянул один из сотрудников, оставшихся в кабинете с красотками.

– Что тут у вас такого веселого?

Он увидел коньяк и замолчал.

– Заходи, налью, пока начальство не видит, – предложил Глеб, взял мой нетронутый бокал, плеснул туда от души, добавил себе, и двое мужчин с большим удовольствием тяпнули коллекционного коньячка. – Сейчас конфетки какие‑ нибудь найду, – сказал Глеб, сходил к бару и в самом деле извлек открытую коробку. – Наташка, ты хоть конфетку съешь? Помяни Анжелку хоть конфеткой.

– Я могу заварить чай? – спросила я у Глеба.

– Валяй. Еще по одной? – посмотрел Глеб на парня из органов.

Тот кивнул. Я отправилась на кухню. Николай Павлович и адвокат сидели за столом и тихо переговаривались.

– Что случилось, Наталья Борисовна? – спросил при виде меня Николай.

– Я поставлю чайник. Вы будете чай?

– Будем, – сказал адвокат, и они продолжили беседу тихими голосами.

Вначале я подала чашки Николаю и адвокату, потом налила себе, добавила сахару и отправилась назад в комнату. Туда уже переместились красотки и второй сотрудник. Все баловались коньячком и закусывали конфетами. Чокались, забыв, что Анжелика Львовна мертва. Хотя сейчас не поминки.

Внезапно одна из красоток схватилась рукой за горло, выпучила глаза, попыталась что‑ то сказать, покачнулась, схватилась за ближайшего мужика из органов, он попытался ее удержать – и рухнул на пол вместе с ней. Но он‑ то смог встать, а вот она немного подергалась, на губах выступила пена…

– Мама! – воскликнул один из парней из органов и рванул из комнаты. Как вы вскоре поняли – в туалет очищать организм от поглощенного в этой квартире.

Из кухни прибежали адвокат с Николаем Павловичем. К этому времени подружка красотки уже истошно орала, но на нее никто не обращал внимания. Глеб плюхнулся назад в кресло и тупо смотрел на прекратившую шевелиться красотку. Сотрудник органов, оставшийся с нами, пораженно молчал. Я тоже молчала, застыв на месте с чашкой чая в руке. Вернулся очистивший организм парень с внезапно осунувшимся лицом. Хотя если бы он съел отравленную конфету, то очищение организма при помощи двух пальцев в рот его, наверное, уже не спасло бы. Это был какой‑ то быстродействующий яд…

– Кто ел конфеты? – спросил Николай Павлович.

– Я, – прохрипел очищавший от них организм парень.

– Я, – сказал Глеб.

– Я не успела, – сообщила я.

– Я на диете, – прошептала оставшаяся в живых красотка. – А Лариска решила себя побаловать.

– Откуда конфеты? – задал следующий вопрос Николай Павлович и посмотрел на Глеба.

– Из бара, – кивнул тот.

Николай Павлович проследовал туда, широко раскрыл дверцу, и нашему взору представился большой выбор разнообразных бутылок, пара коробок печенья и три – конфет.

– Вы взяли первую попавшуюся? – спросил адвокат.

– Открытую, – ответил Глеб и сглотнул.

– Анжелике Львовне конфеты дарили? – посмотрел на меня Николай.

Я пожала плечами.

– Бывало, что гости приходили с какой‑ то дорогой выпивкой и коробкой дорогих конфет, – сообщил Глеб. – А так по списку все необходимое покупала домработница. Я делал крупные покупки. Вообще Анжелка любила сладкое.

– Навряд ли домработница купила отравленные быстродействующим ядом конфеты, – заметил пришедший в себя сотрудник органов. По всей вероятности, он понял, что опасность ему больше не угрожает. – Коль, опять надо группу вызывать.

Мне пришлось надолго задержаться в квартире Анжелики Львовны, дать показания под протокол. Вскрытую коробку забрали на экспертизу в надежде обнаружить на ней отпечатки пальцев, от которых можно будет плясать. Да и каждую оставшуюся конфетку следовало проверить. Все прекрасно понимали, что отравить хотели не погибшую красотку, а Анжелику Львовну, которая погибла другим образом. То есть смерти ей желали как минимум два человека. Не исключено, что и большее количество, но двое предприняли реальные попытки. Ни Глеб, ни я не могли сказать, кто принес Анжелике Львовне злосчастную коробку. Глеб повторил теперь уже сотрудникам органов, что у его жены не было подруг. Я предложила расспросить Леночку. Если кто‑ то и сможет что‑ то сказать о жизни Романицкой, то ее личная секретарша.

Глава 6

Мне все‑ таки пришлось заехать на работу. В большом зале сидел фотограф и один из наших репортеров, который не мог работать дома, так как там все время плакал маленький ребенок. Молодой папаша предпочитал проводить большую часть суток на работе и иногда даже оставался спать на офисном диванчике, заявляя, что ему здесь комфортнее, потому что он здесь высыпается!

Мужчины с большим интересом выслушали мой рассказ, потом я отправилась к себе в кабинет писать письмо Демпси, затем наконец поехала домой. Пришлось еще раз рассказать о событиях дня, теперь уже маме, которая хваталась за голову и велела мне ничего не есть и не пить из кабинета Анжелики Львовны.

Я замерла на месте. А ведь у нее в кабинете тоже могут лежать конфеты. Она любила сладкое. Это Глеб правильно заметил. И коньяк может стоять. Мы им потчуем дорогих гостей. Приезжающие американцы почему‑ то больше всего любят джин с тоником в голубых банках. Конечно, они не отказывают себе и в других алкогольных напитках и регулярно перебирают с количеством, но на работе пьют только этот джин в банках. По крайней мере, так бывало в моем присутствии. Запираясь у себя на пятом этаже, они могут пить все, что угодно. Наши же граждане с удовольствием принимают дорогой коньяк, закрепляя им заключение сделки и, например, подписание договора на предоставление рекламных площадей в нашем журнале.

Наконец я отправилась спать. В этот день я больше ничего не могла делать. Мама сказала, что помоет посуду.

На следующий день я приехала в офис к одиннадцати. Я редко приезжаю раньше. Работа у нас творческая, а творческие люди поздно ложатся и поздно встают. В большом зале почти никого не было. Я бросила сумку в свой кабинет и отправилась к Леночке, чтобы, в частности, предупредить ее насчет конфет и прочих продуктов и напитков из кабинета Анжелики Львовны.

Левый Леночкин глаз украшал огромный «фонарь».

Я замерла на месте. Леночка посмотрела на меня вторым, целым глазом, и у нее по щеке покатилась слеза.

– Кто тебя так? – выдохнула я.

– Мужчина, – всхлипнула Леночка.

– За что?!

– Ну… Он считает, что я не то ему сказала. Наталья Борисовна, что с похоронами Анжелики Львовны? – сменила тему Леночка, которой явно не хотелось вспоминать вчерашнее.

– Начинай заниматься. Я сейчас проверю почту. От Демпси, наверное, уже пришел ответ. Деньги возьми в бухгалтерии и из нашего фонда на непредвиденные расходы.

– А где… тело? В смысле, в каком морге?

Я пожала плечами и сказала, что сейчас передам ей телефоны Николая Павловича, который вчера сюда приезжал и который скорее ответит на Леночкины вопросы подобного рода, чем я. Потом я предупредила насчет конфет и всего остального. Леночка с ужасом посмотрела на закрытую дверь кабинета Анжелики Львовны.

– Где ключ? – спросила я у нее.

– Один был у Анжелики Львовны, второй в стенке, вон там висит. – Леночка кивнула.

Я сняла ключ с гвоздика и отперла дверь. Леночка встала из‑ за секретарского стола и отправилась за мной. В кабинете все оставалось так, как было в день отъезда Анжелики Львовны.

– Уборщица была? – спросила я у Леночки.

Она кивнула. Я открыла бар в кабинете. Пара бутылок коньяка, виски, вино, две коробки конфет, печенье, конфеты в вазочке.

– Кто покупал конфеты? – спросила я у Леночки. – Ты?

– Нет, все дарили. Всегда дарили. Все же знали, как она любит, то есть любила, конфеты. Иногда, когда много коробок скапливалось, Анжелика Львовна мне отдавала.

– Она домой забирала конфеты?

Леночка кивнула. М‑ да, искать дарителя, похоже, – пустой номер. И что это даст? Отравитель‑ то навряд ли стрелял в Романицкую.

Я подошла к столу нашей начальницы. Компьютер стоял на месте, а вот ежедневник отсутствовал! Я спросила об этом Леночку.

– Как нет ежедневника?!

Она подбежала к столу и уставилась на то место, где он обычно лежал.

– Вчера был?

– Не помню… – медленно произнесла Леночка. – Я сюда не заходила после отъезда Анжелики Львовны.

– Она могла забрать его с собой?

Леночка пожала плечами.

– А те, кто тут был из органов?

– Они ничего не забирали. И за письменным столом не сидели. Тот парень, который здесь устроился, вел допрос за столом для переговоров, – Леночка кивнула в угол.

В квартире, где убили Романицкую, не нашлось ее сумочки и компьютера. И драгоценностей не было, кроме кулона на шее убитой. И, кстати, со всеми делами, до сейфа представители органов так и не добрались. Я сомневалась, что им стали заниматься после моего отъезда. Я бросила взгляд на офисный сейф, составлявший часть письменного стола Анжелики Львовны.

– Где ключи от сейфа? – спросила я у Леночки.

– У Анжелики Львовны. Ой!

– Ладно, иди занимайся делами. Я пойду смотреть почту.

Письмо от Демпси на самом деле пришло. Американец – он и есть американец. Оказывается, он уже отправил письмо в бухгалтерию с указанием не начислять Романицкой зарплату за предыдущий месяц и пустить эти деньги на похороны. Также на похороны следовало направить деньги из бонусной программы – все бонусы Романицкой и по десять процентов с бонуса каждого сотрудника. Бонусная программа – это премия в конце года. Ежемесячно туда перечисляются какие‑ то проценты с продаж. Система довольно сложная, и я даже не пытаюсь в ней разобраться. Но премия – это деньги с неба, и все ей всегда радуются. Она на самом деле достойная.

Мне следовало уведомить сотрудников об их добровольно‑ принудительном вкладе в похороны Анжелики Львовны. Сам Демпси обещал «скоро быть». Мне предписывалось и дальше исполнять обязанности главного редактора. Также Демпси заверял меня, что хочет и дальше видеть меня на моем обычном посту (то есть зама), и, со своей стороны, сделает все для того, чтобы журнал выходил, а тиражи росли. Ждет того же и от меня.

Я не знала о том, какие договоренности существовали между Анжеликой Львовной и Демпси. Наверняка была какая‑ то договоренность о дележе черного нала. Холдинг Демпси не совался ни в одну европейскую страну, где за отмывание денег и черную кассу можно получить немало лет за колючей проволокой и стать персоной нон‑ грата. До России он специализировался на Латинской Америке, потом его принесло на постсоветское пространство. Еще журналы выходят где‑ то в Азии. В общем, в известных своими коррупционными схемами странах. И еще все эти страны были странами, так сказать, дешевого секса. Сотрудники‑ мужчины (а все руководство холдинга было мужского пола) выезжали в длительные командировки во все страны, где выходили журналы, без жен и детей. В общем, нашли золотую жилу, и не одну.

Но я на должность главреда, через которого идут потоки черного нала, не подходила. Я имела свои проценты с заключенных контрактов (как я уже говорила, Анжелика Львовна всегда хорошо платила), но догадывалась, что мои проценты – ничто в сравнении с тем, какие деньги крутятся вокруг журнала.

Но основной доход Анжелике Львовне скорее давал компромат. Хотя она сама мне говорила, что им не торгует! Он ей нужен, чтобы держать людей. Деньги она по‑ другому зарабатывает.

На сколько потянула ее новая квартира? В какую сумму ей обходился ее образ жизни и содержание того же Глеба? Одной зарплаты главреда, даже со всеми бонусами от рекламируемых нами компаний, для этого недостаточно! Точно был левый доход. Или компромат, или что‑ то еще.

Ну что ж, подождем приезда Демпси. Посмотрим, кого поставят на место Анжелики Львовны. Надеюсь, что я сработаюсь с этим человеком. У меня есть свой фронт работ, и я его выполняю. Хотя… Ладно, пока не буду об этом думать.

В дверь постучали, и сразу же просунулась голова нашего курьера.

– Почту принесли. Я все отнес Ленке. Но тут один большой конверт лично вам. Она просила вам отдать.

– Спасибо, – поблагодарила я подрабатывающего у нас студента.

– А кто так Ленку? – шепотом спросил он.

– Сказала: мужчина, – хмыкнула я.

– Ну, понятно, что не женщина. А кто будет вместо Анжелики Львовны?

– Неизвестно. Скоро Демпси приедет и все решит.

Курьер закрыл за собой дверь, а я уставилась на большой желтовато‑ коричневый конверт без обратного адреса. На нем был печатными буквами написан адрес редакции, название нашего журнала и мои фамилия, имя и отчество. Почтовые штемпели отсутствовали. Принесли на вахту? С курьером? Вроде бы в конверте лежали какие‑ то бумаги… По крайней мере не бомба. Да и споры сибирской язвы мне навряд ли кто‑ то пришлет.

Я вскрыла конверт.

Первым лежало отпечатанное на лазерном принтере письмо без подписи, в котором говорилось, что отправитель должен был отправить мне этот конверт в случае смерти Анжелики Львовны Романицкой. Я могу делать с содержимым все, что посчитаю нужным, – опубликовать в нашем журнале, продать конкурентам или «героям», разорвать и сжечь, отдать в полицию.

Главной героиней фоторепортажей была Аня Бояринова, запечатленная с самыми разными женщинами. Двух из этих женщин я знала лично. Фотографии со мной отсутствовали.

Поскольку в свое время и меня сфотографировали с Аней в похожей ситуации, я не могла сказать, что все эти женщины на самом деле являлись любовницами Ани. Мысли опубликовать эти фотографии в нашем журнале или продать их в другой у меня даже не появилось. Я не собиралась подвергать людей опасности.

Уничтожить? Я задумалась. Я сама хотела бы точно знать, что мои фотографии в компрометирующей ситуации исчезли с лица земли. Я порылась в записной книжке и нашла телефон известной телеведущей, неудавшегося модельера. Возможно, у нее не получилось с созданием своих коллекций из‑ за недостаточного количества денег. Не знаю. Я никогда не вникала в этот вопрос. Но я точно могу сказать, что Маргарита Немцова нашла себя на телевидении. Она прекрасно ведет программу «Стильная женщина ищет пару». Женщину вначале одевают, потом ищут ей мужчину. То есть подбирают и одежду, и спутника жизни. Маргарита дает толковые советы, разбирает и объясняет ошибки. Она на самом деле берет людей с улицы, а не подставных лиц. Хотя у нее в гостях бывают и известные личности. Программа пользуется бешеным успехом.

Мы с Маргаритой неоднократно пересекались по жизни, она периодически печатается и у нас в журнале. Мы никогда не были подругами, мы даже не были приятельницами, но мы знали друг друга.

Я набрала номер Маргариты и предложила сегодня вместе перекусить.

– Что‑ то случилось? – сразу же спросила известная телеведущая.

– Во‑ первых, убили Анжелику Львовну…

– Что?!

– Ты еще не слышала? По‑ моему, в нашем мире новости распространяются со скоростью света. Я, правда, не смотрела в Интернете.

– Я бросаю взгляд только на «горячие новости», – перебила меня Маргарита. – А на эти пять новостей Романицкая не тянет. И не такая она значимая фигура.

Судя по тону, да и по содержанию реплик, я поняла, что Маргарита Анжелику Львовну не любила, и это еще мягко сказано.

– Дело не только в этом, – спокойно сказала я. – Есть еще один вопрос. Его нужно обсуждать лично.

Маргарита сразу же согласилась встретиться, и мы договорились на два часа в одном из кафе в центре.

Но что мне делать с конвертом? Своего сейфа у меня не было. Оставить в одном из ящиков стола? Не будет же обыска у нас в офисе! И мои коллеги вроде бы не имеют привычки шарить по чужим ящикам. Кабинет я закрою на ключ. Или взять с собой в машину? Бросить в… багажник? Под запаску? Сумка у меня большая, конверт в нее влезет. Ну, может, чуть‑ чуть помнется. Не страшно.

Я сунула конверт в сумку, предварительно отложив фотографии с Маргаритой в отдельный белый конверт, немного поработала и отправилась на встречу.

– Какие новости, Наташа? – спросили у меня в большом зале, через который я проходила.

Я пожала плечами. Ни Николай Павлович, ни кто‑ то еще из органов в этот день к нам в офис не приходил и даже не звонил. Вероятно, отрабатывали какие‑ то другие версии. И я на самом деле не считала, что Анжелику Львовну мог убить кто‑ то из нашего офиса. Пусть у нее был компромат на наших сотрудников, но ведь явно какой‑ то мелкий. Ну лишится корректор работы у нас, найдет что‑ то другое, не говоря уж про фотографов. Возможно, Анжелика Львовна и не собирала компромат на «мелких сошек». Смысла не было! Я считала, что ее убил кто‑ то, с кем она имела дела вне нашего офиса.

* * *

Мы расцеловались с Маргаритой, сделали заказ, Маргарита спросила, что уже известно про убийство, я вкратце рассказала и, в свою очередь, спросила, кто, по мнению известной телеведущей, хотел смерти Анжелики Львовны.

– Таких было много, – ответила та, закуривая. – Можно подумать, ты не знаешь, чем занималась эта… Ну, раз она умерла, не будем называть ее нехорошими словами. Ты зачем меня вызвала?

Я сказала, что мне сегодня пришел конверт, дала прочитать сопроводительное письмо, потом вручила белый конверт, куда сложила фотографии, на которых была запечатлена Маргарита.

– Что хочешь? – спросила меня ведущая программы «Стильная женщина ищет пару».

– В смысле?

Маргарита странно посмотрела на меня. До меня дошло, что она спрашивает, что я хочу в виде благодарности.

– Ничего, Марго. Просто я сама хотела, чтобы так поступили по отношению ко мне. Я не собираюсь печатать эти снимки. Просто помоги мне найти людей, которые на них изображены. Я узнала тебя и еще одну женщину. Других я не знаю. Я встречусь с каждой и отдам им эту мерзость.

– Ты – святая, Наташка. В нашем мире таких нет.

Мне стало неловко.

– Я серьезно, – продолжала Маргарита. – А вообще спасибо. Давай посмотрю.

Маргарита быстро перебрала фотографии и вернула мне. Ничего не сказала. Сидела в задумчивости и курила очередную сигарету. Я убрала пакет в сумку и ждала. Наконец Маргарита повернулась ко мне.

– Ты знаешь девушку, которая изображена на всех снимках?

– Аню Бояринову? Да, я пересекалась с ней несколько раз.

– Тебя с ней фотографировали? – в лоб спросила Маргарита.

– Да. Но у меня с ней ничего не было! Клянусь! Она сама, когда я была пьяна…

– Не надо передо мной оправдываться, Наташа. – Маргарита накрыла мою руку своей. – Но ты понимаешь, что дело тут нечисто… Фотографировали эту Аню… И фотографировал настоящий профессионал. Не Анжелика Львовна.

Я рассказала, что слышала про ее папу от Анжелики Львовны, про то, что в свое время накопала в Интернете.

– Это все я тоже слышала, но звучит бредово, согласись?

– А если на самом деле самодур? Единственная дочь – лесбиянка, у папы съехала крыша. Не полностью, поскольку, как я понимаю, с работой у него все в порядке, и банк процветает, а сдвиг произошел в одном месте, и он теперь преследует всех лиц нетрадиционной сексуальной ориентации.

– Я бы встретилась с Аней и поговорила, – сказала Марго. – Только не одна. Давай вместе.

– О чем ты хочешь с ней разговаривать?

– Ну, по крайней мере, она назовет всех женщин, изображенных на снимках. Она‑ то их должна знать.

– Нас к ней допустят?

– Почему бы и нет? – пожала плечами Маргарита. – Я – медийное лицо, ты тоже хорошо известна в мире глянца. Папина служба безопасности может легко проверить, что мы на самом деле те люди, которыми представляемся.

– А что мы скажем? И вообще у тебя телефон самой Ани есть?

– Есть, если она его не поменяла.

– Вы на самом деле…

– Мы дружили, – нейтральным тоном сказала Маргарита. – Иногда доставляли друг другу удовольствие. Ее отец мне не угрожал, вообще никогда не делал мне ничего плохого. Пресса пестрит рассказами о моих любовниках. И я на самом деле предпочитаю мужчин. Ну а с Аней… Мне хотелось попробовать новые ощущения.

– Но вы перестали общаться, – констатировала факт я.

Маргарита кивнула. Я ждала объяснений.

– Анька заревновала меня к мужику. Приехала ко мне без звонка, устроила дикую сцену ревности. В результате и мужик от меня сбежал, и с Анькой мы больше не общаемся. Аньку уже я сама послала далеко и надолго. Так мне нагадить!..

Маргарита помолчала и сказала, что позвонит Аньке и скажет, что я как представительница журнала «Dolce Life» хочу поговорить с ней о зачатии из пробирки и о том, как молодая мать относится к ребенку, отец которого неизвестен и не будет известен никогда.

– Мы вообще‑ то…

– Ну тебя же никто не заставляет печатать то, что скажет Анька! Тем более что она точно скажет какой‑ нибудь бред. Мы съездим в гости, нас вкусно накормят. У Бояринова всегда очень вкусно кормят. Повариха там – просто супер, он ее в каком‑ то придорожном ресторане нашел. Банкирский кортеж ехал, и банкиру пожрать горяченького захотелось, а раз банкиру хочется, значит, вынь да положь. Одно кафе проехали, другое, у третьего смотрят – куча машин стоит. Банкир вышел с дальнобойщиками пообщаться. Бояринов любит иногда в народ ходить. Ему и объяснили, что тот, кто хоть раз попробовал стряпню тети Любы, останавливается только у этого ресторанчика. В результате банкир лишил дальнобойщиков маленькой радости в их тяжелой жизни. Тети‑ Любины сыновья за банкирский счет учатся у нас в вузах и отмазаны от армии, дочь работает горничной у Бояриновых. Думаю, что и Анькиному ребенку нянек нашли из родственников тети Любы.

– Как ты думаешь, Аня, то есть банкир Бояринов, мог иметь отношение к смерти Анжелики Львовны?

Маргарита покачала головой.

– Анжелика делала снимки для себя. Я не думаю, что она их посылала банкиру. И она делала снимки не из‑ за Ани Бояриновой. Она хотела держать других людей на крючке. Понимаешь, ей была нужна власть над людьми. Не деньги, а власть.

– Точно? А ее доходы?

– Про доходы тебе лучше знать. Но я не слышала, чтобы она продавала компромат. Хотя могла бы с Аньки получить немало. Сам Бояринов, скорее всего, даже не знал, что у Анжелики Львовны столько снимков с участием его дочери. Ее наверняка прихлопнул кто‑ то из тех, на кого у нее было собрано досье. Кстати, менты чего‑ нибудь нашли?

Я пожала плечами. Надо будет позвонить Николаю Павловичу и поинтересоваться насчет сейфа.

– Но материала было больше, чем этот конверт, – уверенно заявила Маргарита, кивая на мою сумку.

– А если она оставила указания разослать компромат адресатам после своей смерти? Ведь мне же кто‑ то отправил этот конверт?

– А ты уверена, что остальные получатели окажутся такими же порядочными, как ты?

Я вздохнула.

– Вот именно. И Анжелика Львовна это явно понимала. Признаться, я не ожидала от нее даже малой доли порядочности… Но, может, тебе прислали этот конверт с каким‑ то умыслом?

– С каким?!

Маргарита пожала плечами.

– Звони Ане, – сказала я.

Телефон оставался вбит в записную книжку мобильного телефона. Но Аня не ответила – аппарат был выключен или находился вне зоны действия сети.

– А домашний у тебя есть?

– Какой домашний в загородном особняке? Его там изначально не было. У всех мобильные. Можно, конечно, сразу поехать… Дорогу я помню. Вообще‑ то Анька, наверное, от тоски помирает. Я помню, как она любила тусовки, а тут заперта папашей под присмотром церберов. Послезавтра у нас суббота? Давай выспимся и махнем?

Я кивнула, хотя, признаться, мне не очень хотелось ехать домой к Ане Бояриновой. У меня были с ней связаны не самые лучшие воспоминания. И я понимала, что Маргарита хочет меня использовать как прикрытие. Но я по своей первой профессии – журналист, и мне просто было любопытно побольше узнать про Аню и ее странноватого папу.

В тот день я созвонилась еще с одной героиней скрытой съемки, встретилась с ней после работы, объяснила, как ко мне попали снимки, и отдала их ей. У девушки даже слезы на глазах выступили. Она назвала мне еще двух «героинь», при мне им позвонила. Те радостно согласились подъехать на следующий день ко мне в офис, чтобы я не тратила свое драгоценное время, и забрать снимки.

Я поставила машину на обычное место, после чего отправилась к родному подъезду, с ностальгической грустью вспоминая годы своего детства и юности, когда у нас двор убирали, а обледеневшие участки посыпали солью и песком. Стоило мне об этом подумать, как нога у меня подвернулась, и я каким‑ то странным образом отлетела вбок, подальше от стены. В это мгновение сверху на то место, где я только что проходила, рухнула ледяная глыба.

Глава 7

Какое‑ то время я не шевелилась, ничего не слышала и только тупо смотрела на расколовшийся на мелкие части огромный кусок льда, рухнувший на меня сверху. Сумка отлетела в сторону, я была вся в снегу и ледяной крошке. В чувство меня привели крики и собачий лай, потом меня в щеку лизнул теплый, мокрый и шершавый язык. Я повернула голову и словно пришла в чувство. Тут вслед за Тобиком, роскошной немецкой овчаркой, подбежал ее хозяин, наш сосед с четвертого этажа.

– Наташа, ты как? – с беспокойством спросил он. Тобик опять лизнул меня в щеку.

– Нормально, – прохрипела я и не узнала собственный голос.

– Задело или нет?

– Нет. Помоги встать.

Сосед помог подняться, отряхнул, правда, Тобик тут же замазал меня снегом, встав на задние лапы и положив передние мне на плечи. Я обняла собаку и чмокнула в мокрый холодный нос. Тобик – добрейшее существо, заласканное мамой соседа, мечтающей о внуках. Правда, он прошел обучение в какой‑ то специальной собачьей школе или кинологическом центре и знает, как ловить преступников. К счастью, ему пока не доводилось встречаться с последними.

Подошла еще одна женщина из нашего дома. Эта гуляла с таксой. Потом подбежали двое подростков. Все интересовались моим самочувствием, возмущались состоянием крыш, но крыши‑ то у нас плоские, у нас тут не висят сосульки, как в центре! Где находилась эта глыба?! Хотя я сама видела в газете снимок странной льдины, совершенно непонятным образом обосновавшейся на электропроводах в Московском районе. Со стороны создавалось впечатление, будто льдина парила в воздухе. По виду – килограммов пятьдесят, нависала над головами прохожих, над самой короткой дорогой к метро. Пережила две оттепели. Но у нас‑ то тут проводов нет, чтобы на них зацепиться!

– Женщина! – позвала меня незнакомая мамаша с сыном лет пяти, которая только что подошла к собравшейся вокруг меня компании.

Я повернулась к ней. Ее голос звучал напряженно.

– Мы на детской площадке гуляли, – сообщила молодая мамаша и мотнула головой в нужную сторону. – Мой ребенок видел, как на вас сбросили эту глыбу.

– Да, дядя был на крыше, потом убежал, – добавил малыш.

– Что? – прошептала я.

– Ты хочешь сказать, что какая‑ то сво… ой, то есть что дядя специально сбросил глыбу на тетю Наташу? – уточнил сосед.

Малыш кивнул.

– Я не видела. Я по телефону разговаривала и в другую сторону смотрела, – пояснила мамаша. – Павлик меня стал за пальто дергать, говорить, что дядя на крыше что‑ то толкает. Признаться, я не отреагировала…

– Вы его вообще не рассмотрели? – спросила я.

– Я видела, как что‑ то мелькнуло… Он вошел в «домик» над соседним подъездом.

– Наташка, ты куда вляпалась? – спросил сосед.

Я пораженно молчала. Я не занималась никакими незаконными делами. Я ничего ни у кого не воровала. Я жила так, что криминальным элементам не должно быть до меня никакого дела. Но это только я так думала.

А кто‑ то, похоже, считает, что я много знаю, например, то, что знала Анжелика Львовна. Но я не знаю!!!

И за что все‑ таки убили ее? Я решила, что дело связано с компроматом – на кого‑ то. Кандидатов – великое множество. И, значит, убийца считает, что я, будучи замом и в некоторой степени доверенным лицом Анжелики Львовны, теперь вполне могу продолжить ее дело…

Что мне на самом деле предпринять? Дать в нашем журнале объявление, что я не в курсе и никогда не была в деле? Смешно. По‑ моему, единственным способом было попытаться самой найти убийцу Анжелики Львовны. Ну а потом действовать по обстоятельствам.

Я поблагодарила всех собравшихся вокруг меня, погладила Тобика, он еще раз меня лизнул. Мне казалось, что собака мне улыбается. Наконец, я отправилась домой. По моему виду мама сразу же поняла, что что‑ то случилось. Я рассказала, понимая, что про происшествие во дворе вскоре узнает весь наш двор. Лучше пусть мама услышит все в моей интерпретации, чем соседской с кучей добавленных деталей.

Я рассказала и про пакет с компроматом, и про старый компромат на себя, про который никогда раньше маме не говорила.

– Ну и стерва же была эта Анжелика, – заметила мама. – Хотя о мертвых… Но вообще странно, что ее раньше никто не прихлопнул.

И тут мне в голову ударила мысль. Если не прихлопнул раньше, значит, не было ничего по‑ настоящему серьезного. Нечто настолько опасное (для кого‑ то) появилось совсем недавно. А значит, мне необходимо узнать, с кем в последнее время встречалась Анжелика Львовна – для того, чтобы попытаться вычислить человека, которому она могла предъявить компромат и какие‑ то требования. Также следовало выяснить, где она бывала и где могла этот компромат собрать.

Но с кем по этому поводу разговаривать?!

– А сейф‑ то вскрыли? – вдруг спросила мама, врываясь в поток моих мыслей.

И это дало мне очередную идею. Полиция к нам на работу сегодня так и не приехала. Вероятно, у них полно дел, кроме убийства Анжелики Львовны. А компьютер из ее кабинета никуда не убежит. Правда, ежедневник «убежал». Он‑ то бы мне очень помог…

– Позвони этому Николаю Павловичу, – посоветовала мама. – Про глыбу скажи.

– У меня нет никаких доказательств. И мальчик пяти лет в свидетели не годится.

– Но ты же не будешь просить его завести дело о покушении на убийство! Но сообщить надо! Может, им это поможет найти убийцу Анжелики Львовны, хотя меня не она волнует, а ты! Наташа, дело, скорее всего, как‑ то связано или с вашим журналом, или с вашим холдингом. Звони и рассказывай обо всем случившемся!

– О компромате не буду.

– О глыбе рассказывай! Пусть думает в этом направлении. Ему за это деньги платят, кстати, из тех налогов, которые вычитают с тебя.

Я позвонила. Николай Павлович в процессе моего рассказа издал пару междометий, потом замолчал.

– Да, кстати, вы сейф в квартире Анжелики Львовны вскрыли? – спросила я как бы между прочим.

– Вскрыли. Девственно чист. Наш специалист считает, что сейф вскрывали до нас.

– То есть?

– Профессионал работал. Не хозяйка открывала, а кто‑ то еще. И дверь входную открывали ключом, а не отмычками.

– Конечно, никаких отпечатков пальцев?

– Конечно, – хмыкнул Николай Павлович. – Все тщательнейшим образом стерто, как, впрочем, и во всей квартире. Завтра придем к вам в офис. Хотя, признаться, я мало верю в успех этого мероприятия.

Николай Павлович вздохнул.

– Мне что посоветуете делать?

– Проявлять осторожность, – печально сказал мужчина. – Охрану мы вам выделить не можем. Ну и вообще… Вы уверены, что глыба не случайно на вас свалилась? Вы уверены, что ее кто‑ то специально сбросил и именно на вас? Вспомните, сколько глыб и сосулек уже упало в нашем городе.

– Но…

– Знаете, Наталья Борисовна, если бы какой‑ то человек хотел вас убить, то, наверное, выбрал бы другой способ. Подумайте сами! Глыба – это сложно и ненадежно. Нужно забраться на крышу вашего дома, а потом еще незаметно уйти. Нужно найти соответствующую глыбу. Вы знаете, что у вас делается на крыше? Сколько там снега и льда?

– Понятия не имею, – сказала я. – У меня не возникало мысли это проверять. Но сосульки у нас не висят. У нас крыша плоская, а не покатая, как в старых домах!

– Вот‑ вот. Значит, у вас там мог быть только снег. Попасть по вам, вообще по какому‑ то конкретному человеку – тоже сложная задача.

– Вы хотите сказать, что вы бы выбрали что‑ то попроще.

– Да, – как само собой разумеющееся ответил сотрудник органов. – Считайте падение глыбы случайностью.

Но я не могла так считать. Мне почему‑ то стало очень страшно.

* * *

Когда я на следующее утро приехала в офис, там уже находились сотрудники органов, включая Николая Павловича. В основном их интересовал кабинет Анжелики Львовны и наше американское руководство. То есть двое сотрудников находились в кабинете моей бывшей начальницы, а двое – на верхнем этаже, как мне тут же сообщила секретарша Леночка. С американцами общался и Николай Павлович. Он говорит на английском языке?

Я отправилась в свой кабинет и приступила к обычной работе. Николай Павлович появился у меня в кабинете часа через два и сообщил, что в компьютере Анжелики Львовны его коллегами не было обнаружено ничего интересного, то есть того, что могло каким‑ то образом относиться к совершенному преступлению. Как я, признаться, и ожидала, там были только рабочие материалы. Никаких потайных и даже закрытых самым простым паролем файлов! Но где же ноутбук?! Где домашний компьютер, если у нее был стационарный? Хотя она могла перевезти все на новую квартиру… Должна была перевезти!

– А конфеты? – спросила я, вспомнив об их изъятии.

– Так экспертиза еще не готова, – удивленно ответил Николай Павлович. – К сожалению, это не так быстро делается. Тем более надо же каждую конфету по отдельности проверять. Да и в данном случае срочность не нужна. Все уже случилось.

Понятно, конфеты проверяем для отчетности. Тратим деньги налогоплательщиков. Правда, вслух я ничего не сказала.

– Что теперь будете делать? – спросила я.

– Отрабатывать все связи вашей начальницы, – пожал плечами Николай Павлович.

Я хмыкнула. Как я понимала, у Анжелики Львовны был очень широкий круг общения, но не имелось подруг.

– Кстати, у вас есть филиал в Ростове? – вдруг спросил меня гость редакции из органов.

Я хлопнула глазами.

– Какой филиал? – я вообще не понимала, о чем он сейчас говорит. – В каком Ростове?

– На Дону, – как само собой разумеющееся ответил Николай Павлович.

– Вы о чем меня спрашиваете? – уточнила я вслух.

– О филиале вашей редакции. Или еще какого‑ то журнала холдинга. Или представительстве.

– С какой радости нам иметь что‑ то в Ростове?! Что за чушь вы несете? Даже в Москве ничего нет! Редакции всех журналов, входящих в наш холдинг, расположены в этом здании. Кто вам сказал про Ростов?!

– Я просто спрашиваю, – совершенно спокойно ответил Николай Павлович. – У меня появилась мысль, что что‑ то там может быть. Возможно, вы просто не в курсе, Наталья Борисовна.

– Не в курсе чего?

– Дел вашего главного начальника, гражданина Соединенных Штатов Америки Алистера Демпси.

– Вы что, решили, что он имеет какое‑ то отношение к Ростову? На Дону?

– Он только что оттуда вернулся, – опять совершенно спокойно сообщил Николай Павлович.

– Он что, не в Америке был?!

– Нет.

Я опять хлопнула глазами.

– Он сейчас здесь? – уточнила я, мотнув головой вверх.

Николай Павлович кивнул и добавил, что совсем недавно имел счастье беседовать с моим главным американским начальником.

– Вы можете хотя бы предположить, что он делал в Ростове? – продолжал Николай Павлович. – Мог он там, например, открывать какую‑ то редакцию, или представительство, или я не знаю что?

– Не думаю… – медленно произнесла я.

Насколько я знала, в каждой из стран, где издавались журналы холдинга Демпси, имелось по одному представительству. Все редакции располагались в одном городе, в одном здании. Кстати, Анжелика Львовна ведь летала в Южную Америку, совмещая приятное с полезным – отдых и посещение представительств холдинга в Бразилии и Аргентине. Она говорила, что работа там строится примерно как у нас – с учетом местной специфики. Печаталось все в одной типографии, то есть в каждой стране было по типографии. Наши журналы вначале печатались в Финляндии, потом Демпси стал совладельцем какой‑ то современной типографии у нас в городе (то есть области), в которой теперь печатаются и другие глянцевые журналы.

Я не видела никакого смысла открывать какое‑ либо представительство или редакцию в Ростове – или в каком‑ то другом городе России. Сотрудников нашего офиса было достаточно для подготовки материалов, и мы уже доказали, что способны хорошо выполнять свою работу. Злачных мест в Петербурге несравненно больше, и разнообразия больше. Можно найти развлечения на самый изысканный и извращенный вкус.

Я знала, что у нас в регионах есть торговые представители, которые занимаются распространением журналов нашего холдинга. Есть ли они в Ростове? Возможно.

Я сказала об этом Николаю Павловичу.

– Демпси мог встречаться с торговыми представителями? Ну, например, чтобы узнать о том, как продаются журналы, каких журналов нужно больше, какие идут хуже? Этим занимается отдел распространения. Они поддерживают обратную связь с регионами. И еще у нас есть отдел писем. Пишут нам очень много, в основном юные девушки и дамы за сорок. Письма изучаются, в зависимости от них меняются публикуемые материалы.

– Письма читателей на самом деле читают? – откровенно удивился Николай Павлович.

– Конечно! Мы очень серьезно к ним относимся. Мы же работаем для читателей. Именно они платят нам деньги.

– С кем вообще встречается Демпси? – спросил Николай Павлович.

– Вам лучше об этом спросить у него.

– Спрашивал уже. Он заявил, что осуществляет общее руководство холдингом, имеющим представительства в разных странах, а деталями занимаются нанятые им люди.

– В принципе правильно сказал, – пожала плечами я.

– Они были любовниками с Анжеликой Львовной?

Я задумалась. Раньше мне это не приходило в голову. Насколько я знала, Демпси предпочитал молодых красоток с большим бюстом, а Анжелика Львовна, в свою очередь, предпочитала молодых людей типа Глеба, но ведь могла и спать с Демпси… Иногда. После успешно заключенных сделок.

– Я не знаю, – сказала я Николаю Павловичу, глядя ему прямо в глаза. – Скорее всего, нет. У них были деловые отношения. И насколько я знаю, эти отношения их устраивали. Обоих. Демпси не собирался увольнять Анжелику Львовну. Она не собиралась уходить.

«Или собиралась? »

– Если вы спрашиваете, мог ли Демпси убить Анжелику Львовну…

– Не мог физически. Он находился в Ростове.

– Долго?

– Неделю. По крайней мере, по проданным на его имя билетам. Это ребята уже проверили. Теперь попробуем выяснить, чем он занимался в Ростове.

– Вы считаете, что это может иметь отношение к гибели Анжелики Львовны?

– А кто его знает? Все может иметь. Я привык обращать внимание на любые странности, связанные с делом. Ведь пребывание американца, владельца крупного международного издательского холдинга, в Ростове кажется странным, не правда ли? Даже вам, его сотруднице.

Я кивнула. Я на самом деле даже примерно не могла представить, что он там делал. Чем он еще занимается в России?

– Но если вы сами сказали, что Демпси не мог убить Анжелику Львовну… – открыла рот я.

– Навряд ли он сам стал бы ее убивать, – спокойно сказал Николай Павлович. – Ну, если только в состоянии аффекта. Правда, у меня сложилось впечатление, что этот человек не может впасть в состояние аффекта. Он очень хладнокровный и расчетливый. Но согласитесь, что он мог бы нанять киллера, если бы хотел. Человек он богатый. Только в нашем городе у него куплено четыре квартиры.

– Сколько?

– Вы не знали?

– Знала про одну.

– Еще две он сдает своим соотечественникам…

– Я думала, что они снимаются у наших граждан, – призналась я.

– Нет, это собственность Алистера Демпси. И еще одну квартиру он не так давно купил в новостройке.

Я была очень удивлена. Я не ожидала таких доходов. И ведь Демпси наверняка не только в нашем городе недвижимость покупает… Или у нас тут вопросов не задают о происхождении денег, в особенности иностранцам, а в родной Америке спросят, откуда столько взялось? Если не ошибаюсь, то в США начинают задавать вопросы, если появившаяся на счету сумма превышает десять тысяч долларов. Нужно объяснить происхождение денег соответствующим органам. Например, это приходится делать нашим гражданам, выехавшим на постоянное место жительства в США. Продал квартиру в России – изволь предъявить документы, что ты ее официально продал, а не привез в Америку деньги, нажитые криминальным путем. Хотя наши криминальные элементы легко находят способы объяснения происхождения денег, и у них это получается легче, чем у законопослушных граждан.

– Соответственно возникает вопрос, а было ли ему за что убивать Анжелику Львовну? – тем временем вкрадчивым голосом произнес Николай Павлович.

«Если у нее имелся на него компромат», – ответила я про себя.

А ведь мог быть… Или мог появиться. Стала бы Анжелика Львовна уведомлять Демпси о наличии компромата или предъявила бы его только в случае какого‑ то конфликта? Более вероятным мне казался второй вариант. Это меня нужно было уведомить заранее, других сотрудников, людей, с которыми Романицкая имела какие‑ то деловые отношения и хотела их и дальше поддерживать… Я бы на ее месте (хотя я не на ее месте, никогда не буду на ее месте и никогда не буду такой, как она! ) не стала оповещать американца заранее, как, например, меня.

Но если у них случился какой‑ то конфликт? Если Анжелика Львовна зарвалась – по мнению Демпси? Если Демпси предложил ей добровольно‑ принудительно покинуть свой пост? Куда она собиралась уезжать? Может, она не планировала возвращаться?

– Между ними были серьезные разногласия? – спросил Николай Павлович.

– Вроде нет, – я не была ни в чем уверена. – Я не думаю, что Демпси заказал Анжелику Львовну. Хотя бы потому, что он – американец.

– Американцы тоже разные бывают, – хмыкнул Николай Павлович. – Так с кем он здесь все‑ таки встречается? Что он тут делает?

– Определяет генеральную линию нашей работы и перспективы развития, – хмыкнула теперь уже я. – Вам же уже говорили! Или вы привыкли одни и те же вопросы задавать по несколько раз?

– А если конкретнее?

– Холдинг заключает договоры с всемирно известными брендами, потом входящие в него издания по всему миру публикуют соответствующую рекламу, статьи и интервью со скрытой рекламой. Такие договоренности достигаются между высшим руководством. От нас это Демпси, с других сторон – главы или первые заместители корпораций, производящих парфюмерию, косметику, одежду, обувь, другие товары.

– Но вы же и сами заключаете договоры на рекламу каких‑ то товаров?

Я кивнула.

– Да, иногда этим занимаюсь. И Анжелика Львовна занималась. Но эти товары не должны быть конкурентами тех, которые рекламируются по, так сказать, глобальному контракту. Также интервью с некоторыми всемирно известными людьми публикуются во всех аналогичных журналах холдинга в разных странах. То есть в разных странах есть журнал для женщин, журнал для мужчин, журнал для юных девушек…

– Так, это я понял. Дальше. Ой, кстати, а Демпси сам договаривается об интервью, например с Мадонной?

– У нас не публиковалось интервью с Мадонной и звездами ее уровня. Но он точно участвует в ведении переговоров с известными людьми. Они страсть как любят, чтобы к их агентам обращались самые большие начальники. И именно Демпси определяет, у кого мы будем пытаться взять интервью. Потом в дело вступают подчиненные, но на заключении контракта обязательно появляется сам Демпси. Я точно знаю, что он любит присутствовать на съемках звезд. Потом он принимает решение о том, какой тенденции следовать.

– Что вы имеете в виду?

– Как я вам говорила, у нас внимательно изучаются письма читателей. Более того, мы следим за тенденциями в обществе. Я понимаю, что для вас это – общие слова, но мы пытаемся понять, что начинает интересовать женщин. Например, возник интерес к биодобавкам или биосимилярам. Если какой‑ то подобный интерес возникает или кем‑ то раскручивается в обществе, то и мы принимаем участие. Есть спрос – должно быть предложение. Хочет народ читать о каком‑ то конкретном курорте, спа‑ процедурах, которые стали модными сейчас и о которых не было известно десять лет назад, – мы даем соответствующий материал. Но тенденций может быть несколько. Мы не можем одновременно представлять все. То, на чем мы будем делать упор, решает Демпси.

– Не главный редактор каждого журнала?

– Главный редактор должен согласовывать подобные вопросы с владельцем холдинга.

– А Анжелика Львовна могла что‑ то опубликовать, не согласовывая?

Я удивленно посмотрела на Николая Павловича.

– Мелкие детали никто не согласовывает. Только кардинальную линию, основные темы. Но я не вижу смысла идти вразрез с установленной политикой. Ответ на ваш вопрос: нет. И даже если бы такое случилось, Демпси не стал бы заказывать ее убийство. Он бы ее просто уволил с волчьим билетом. Мирок у нас не такой большой. Она бы не смогла больше устроиться ни в одно издание.

– Но ее могли уволить из‑ за какой‑ то публикации?

– Не думаю.

– Наталья Борисовна, все‑ таки просмотрите, пожалуйста, пару последних номеров. Внимательно просмотрите! По‑ новому.

– У нас очередной выходит из типографии в понедельник. К сожалению, мы не могли поместить в нем некролог. Там будут выходные данные с указанием старого главного редактора, с фотографией Анжелики Львовны над колонкой редактора…

– А предыдущий номер когда выходил?

– Месяц назад. В нашем холдинге все журналы выходят раз в месяц. С его выхода прошло довольно много времени… Нет, вы не правы. Я, конечно, внимательно просмотрю наш последний номер, но дело не в публикациях.

– Ну что ж, Наталья Борисовна, спасибо за беседу. Звоните, если что‑ то надумаете. И я буду заходить.

– Вы надеетесь еще что‑ то обнаружить в нашем офисе? – откровенно удивилась я.

– Как знать… – задумчиво произнес Николай Павлович.

«А он – симпатичный мужик», – подумала я, и не в первый раз.

Глава 8

Как только представители органов покинули наш офис, ко мне заглянула Леночка, подбитый глаз которой так и «светил», и сообщила, что меня хочет видеть Демпси. Велел пригласить меня сразу же, как только уйдут незваные гости.

Я отправилась на пятый этаж.

Демпси, как и всегда, выглядел прекрасно. Я знала, что он очень следит за своим здоровьем, у нас в городе посещает какой‑ то дорогой спортивный клуб, занимается на тренажерах, плавает в бассейне и много ходит пешком. От него приятно пахло, руки были ухоженными, с маникюром (хотя его нельзя было подозревать в нетрадиционной сексуальной ориентации), стрижка – идеальной, а волосы из носа выстрижены специальной машинкой, про которую мне в свое время рассказывала Анжелика Львовна.

– Присаживайся, Наталья, – пригласил самый большой начальник.

Я устроилась на стуле напротив Демпси и вопросительно посмотрела на его круглогодично загорелое лицо.

– О чем тебя лично спрашивали сотрудники органов?

Мне что – я сказала. Говорила спокойно и с самым невозмутимым видом. Хотя мне самой было очень интересно, зачем Демпси носило в Ростов.

– Ты опознала Анжелику Львовну?

– Я не видела ее мертвой. Когда я приехала в квартиру, тело уже увезли. В морг я не ездила. Ее опознавал муж. Похороны во вторник.

– Почему так долго не хоронят?

– Это надо спрашивать у сотрудников органов. Там то ли какие‑ то экспертизы проводят, то ли формальности улаживают. Может, Лена в курсе. Она мне и сказала, что получится только во вторник.

Демпси кивнул.

– Значит, тебя устраивает должность заместителя главреда и ты хочешь на ней остаться?

– Да, – твердо сказала я.

– Хорошо. Пойдем вниз, в вашу редакцию. Я сделаю объявление перед сотрудниками.

Мы пошли. Встав у двери в большом зале, в котором тут же воцарилась тишина, Демпси сказал, что очень сожалеет о кончине Анжелики Львовны, но жизнь продолжается, и он будет искать человека на должность главного редактора.

– Зачем искать? – спросил верстальщик. – Наташа же есть.

– Наталья останется на той же должности, на которой работает. Пока будет исполнять обязанности главного редактора.

Я стояла рядом с ничего не выражающим лицом. Демпси заявил, что надеется на нашу бесперебойную работу, несмотря на трагические обстоятельства, и вскоре отбыл.

– Наташа, почему он все‑ таки тебя не назначил? – спросили у меня дамы‑ корректоры, когда я проходила мимо их отсека.

– Ему нужен главред на левые дела, – ответил вместо меня наш астролог‑ психолог, проходивший мимо. – Так, Наташа?

Я кивнула.

– А за что убили Анжелику Львовну? – спросили дамы. – За левые дела? Чем они занимались с Демпси? Что можно прокручивать на базе нашего журнала? У нас же не нефтяная скважина!

Кроме процентов за рекламу (открытую и скрытую), я, признаться, не могла предложить ничего. Я считала, что у Анжелики Львовны с Демпси были какие‑ то другие дела, за пределами журнала, и я даже не представляла, какие. И теперь он будет искать человека, который продолжит вести эти дела вместо Романицкой. Демпси явно знает, что я не готова переступать определенную черту. Анжелика Львовна это точно знала. Я готова брать проценты за рекламу, но это делают все. И это не такие уж большие деньги.

Но что же все‑ таки тут были за дела? Позволяющие покупать квартиры?

В конце дня ко мне заглянул коллега, главный редактор журнала для мужчин «Жесть и грязь», холеный пузатый молодой мужик, от которого всегда излишне воняло сладковатым одеколоном. От Глеба, официального мужа Анжелики Львовны, тоже всегда сильно пахло туалетной водой, но Глеб вызывал у меня меньше отрицательных эмоций. Он не скрывал, почему занимается тем, чем занимается. И туалетная вода была с запахом моря… Глеб был по‑ настоящему красив и очень следил за собой.

Артем же… Я считаю, что мужик не должен работать в глянцевом журнале. Да, у нас есть верстальщики, есть фотографы. Я их уважаю и ценю их работу. Но должность главного редактора глянцевого журнала – это, по‑ моему, женская работа. Пусть даже журнал ориентирован на мужчин.

Артем точно не был голубым. Он был женат (хотя это не показатель), имел двоих детей, а у нас в холдинге обожал хлопать всех женщин по попам, независимо от возраста. Правда, получив от меня по руке и по морде после первого эксперимента, второй попытки не делал. На корпоративных вечеринках он всегда безобразно напивался и блевал. Всегда находилась какая‑ то женщина, готовая помочь несчастному Артему прийти в чувство. Я знаю, что в него влюблялись наши сотрудницы, правда, он никогда не заводил шашни на работе, только продолжал хлопать женщин по попам. Но я не воспринимала его как мужчину. Я сказала бы, что Артем – обабившийся мужик. Одевался дорого, но в облике была какая‑ то неопрятность, чего никогда не скажешь про Глеба. Глеб мне был безразличен, Артем – неприятен.

Мы никогда не враждовали. Мы просто не симпатизировали друг другу. Я лично радовалась, что мы трудимся в разных изданиях. У нас не было общих дел. У нас просто был один работодатель.

– Кто будет главным редактором? – прямо спросил меня Артем. – Тебя, как я слышал, прокатили.

– Я и не претендовала, – ответила я. – А кандидатуры, как я понимаю, пока нет.

– Люська хочет.

– Кто?

– «Girl Guide». Наша специалистка по провинциалочкам и их интересам. Ты читала интервью с футболистами?

– С какими футболистами? Я не интересуюсь футболом!

– Я не предлагаю тебе интересоваться футболом. Но последний номер Люськиного детища можешь почитать. Футболисты ищут чистых, неиспорченных девушек, умеющих хорошо готовить. К интервью прилагались фотографии, больше подходящие для порнографического журнала для дам.

– Так, наверное, интервью ориентировались на целевую аудиторию, – заметила я. – Разве ты этого не делаешь?

Артем не удостоил меня ответом.

– Ты слышала, что я сказал? – посмотрел он на меня слегка выпученными глазами. – Люська хочет на место Анжелики Львовны.

– Зачем?

– Ты меня спрашиваешь? Из‑ за бабок, статуса. Главред вашего журнала – это не главред Люськиной муры. И рекламные деньги совсем другие.

– Ну, предположим…

– Но ты же понимаешь, что такая дура, как Люська, не потянет! – завелся Артем.

Я пожала плечами.

– Ее надо остановить! – рявкнул Артем.

Я не понимала, к чему он клонит. Мы с ним должны останавливать Люську? Как? Зачем?

– Артем, человека на должность главреда «Dolce Life» будет утверждать Демпси. Ты это знаешь не хуже меня. Повлиять на его решение, по‑ моему, невозможно. Я не знаю, каким образом он собирается подбирать кандидатуру. Меня он об этом в известность не ставил, моего мнения не спрашивал, вообще никак со мной не советовался! Он поставил меня в известность, что я эту должность не займу и что я останусь на своем месте. Точка. Меня это устраивает.

– Ты не хочешь на место Анжелики Львовны? – удивился Артем.

– Нет.

– Почему?!

– Потому что мне не нужна лишняя головная боль.

Артем задумался, почесал гладко выбритый подбородок, внимательно посмотрел на меня.

– Вообще‑ то ты права, Наташа, – сказал он наконец. – Тебе это не надо.

«А тебе? » – почему‑ то захотелось спросить мне, но я не стала этого делать. Я не думала, что Демпси поставит Артема на место главреда нашего журнала. То есть… Неужели? Неужели Артем хочет на место Анжелики Львовны?!

Я спросила вслух.

– Я бы хотел совмещать, – сказал Артем как нечто само собой разумеющееся. – Возглавлял бы два журнала. Ты – толковый помощник, Наташа. В «Жести и грязи» у меня есть Пашка. Я думаю, что мы все прекрасно работали бы.

– Ты говорил с Демпси?

– Пока нет, но собираюсь. А Люська уже ходила. Мне девчонки с пятого этажа сообщили. Ты же знаешь, как меня любят девчонки?

Я кивнула с отсутствующим видом. Я не хотела бы видеть Артема своим непосредственным начальником и очень надеялась, что Демпси его не поставит. Я была почти уверена, что это так.

– Наташа, если тебе станет известно про какую‑ то кандидатуру на место Анжелики Львовны, сообщи мне. Ладно? Мне нужно знать как можно раньше.

Я кивнула, хотя не собиралась этого делать. Пусть Артем получает эту информацию от «девочек». В любом случае они узнают скорее. И вообще, зачем Артему знать об этом как можно раньше? Ну не станет же он убивать кандидата?!

Или станет?

Какими деньгами ворочала Анжелика Львовна? Чем она занималась, кроме выполнения непосредственных обязанностей главного редактора? Кроме сбора компромата? Артем об этом знает или догадывается?

Или Артема интересует компромат? Был он у Романицкой на Артема или нет? Он хочет добраться до него? Но занятие поста главного редактора этого не даст!

Значит, хочет присосаться к каким‑ то финансовым потокам. Но подпустит ли его к ним Демпси?

Артем ушел, я опять занялась работой, но в голову лезли разные мысли…

Наконец, пришла пора отправляться домой. На завтра, субботу, у нас с Маргаритой Немцовой был намечен выезд за город, в дом Бояриновых. Мы созвонились и уточнили время. Маргарита предложила ехать на ее машине, что меня полностью устраивало. Тем более я не знала дорогу.

Я села за руль и, не торопясь, поехала домой. Я никогда в жизни не лихачила и не собираюсь. Я никогда не попадала в аварии, потому что всегда соблюдала правила и проявляла повышенную осторожность.

В тот вечер я попала в первую в своей жизни аварию. Я не была в ней виновата: в меня врезался мужик на «Ауди», который точно нарушил правила, пытаясь повернуть.

Мужик мгновенно выскочил из машины и подпрыгнул ко мне.

– Дамочка, пардон! – приложил он руки к груди театральным жестом. – Виноват‑ с! Знаю, что виноват! Ремонт оплачу, можем прямо сейчас поехать к моим знакомым мастерам, они все сделают!

«Так, а не разводка ли это? » – почему‑ то пронеслась мысль. Один мой возлюбленный в годы трудной молодости какое‑ то время зарабатывал тем, что специально бился на машине. В нашем городе имеется некоторое количество опасных перекрестков. Там все время случаются аварии – настоящие. Но есть у нас в городе и профессионалы, которые могут «сделать» аварию так, чтобы самим получить компенсацию. Выбирают машину и, главное, водителя. Ну а дальше – дело техники. Аварии у того моего знакомого «прокатывали» в девяносто пяти процентах случаев.

Но тут мужик предлагает заплатить сам.

В таком случае возможен и другой вариант. На мою машину поставят маячок, а потом, где‑ то через неделю, угонят. Но стоит ли моя машина таких стараний? Я специально покупала подержанную и непрестижную, чтобы она не привлекала наших лихих людей на больших (и малых) дорогах.

У меня есть знакомые в автосервисе. Один сосед там работает и постоянно предлагает свои услуги. Другие соседи обращаются к нему. Лучше все делать по знакомству.

– Поедем к моим знакомым, – сказала я, запоминая номер машины вредителя.

– Как скажете, дамочка! – опять приложил руки к груди мужик. – Говорите, куда поедем. Машина‑ то на ходу? Должна вообще‑ то быть на ходу. А если нет, то сейчас к моей тросиком прикрепим. Звоните своим знакомым!

Хорошо, что номер соседа вбит у меня в мобильник. Я позвонила и описала ситуацию. Он тут же уточнил, записала ли я номер врезавшегося в меня автомобиля. Вредитель тем временем попросил дать ему трубку, очень точно описал нанесенный мне ущерб и заявил о своей готовности его оплатить, потом уточнил адрес.

Мы поехали в автосервис: вредитель впереди, я – за ним. Моя машина оставалась на ходу, у него самого повреждений было гораздо меньше.

Он на самом деле заплатил за ремонт. Мне обещали сделать все к вечеру понедельника. Свою машину вредитель оставлять не стал, сказал, что отгонит «своим ребятам».

– Дамочка, садитесь! – распахнул передо мной дверцу переднего места пассажира вредитель. – Давайте я вас до дома довезу!

«Может, маньяк? И таким образом завлекает жертвы? »

Мужику на вид было лет тридцать пять. Он не был красавцем и не был уродом. Не было ни одной привлекающей внимание черты. С такой внешностью нужно в частном сыске работать. Сухощавого телосложения, рост – под метр восемьдесят, одет прилично, но неброско. Никаких перстней, часы – старые советские, так называемые «командирские». У отцов пары моих знакомых есть такие, до сих пор прекрасно ходят. Русский, говорит без акцента, правда, я терпеть не могу обращение «дамочка». Да и «пардон» в исполнении этого типа звучал странно. По внешнему виду я сказала бы, что этот мужик – какой‑ то механик, технарь или наладчик.

В машину я села.

– А вы ужинали? – спросил мужик. – Я хочу пригласить вас поужинать, чтобы загладить свою вину.

– В этом нет необходимости, – сказала я. – Вы ее уже загладили.

– Но мне все равно неудобно!

«Это что, такой способ знакомства? Устроить маленькую аварию, оплатить ремонт…»

– Меня зовут Валентин, – тем временем представился вредитель. – А вас, как я уже знаю, Наташа.

«Да, сосед обращался ко мне по имени».

– Наташа, тут недалеко есть очень уютное кафе. О нем мало кто знает, а кто знает, тот ходит регулярно. Очень вкусно кормят. Поехали, а?

Я кивнула. Надо выяснить про новый способ знакомства. Потом можно будет рассказать в нашем журнале. Может, наши одинокие женщины будут биться о машины приглянувшихся мужчин?

Кафе на самом деле оказалось маленьким, всего на шесть столиков. Заняты оказались пять. Они были застелены скатертями в мелкую красно‑ белую клетку, солонки и перечницы тоже были красно‑ белыми, как и веселенькие занавески на окнах. За небольшой стойкой стояла одна молоденькая девушка, она принимала заказы, она же их разносила. Мясо оказалось потрясающе вкусным и просто таяло во рту.

Валентин сказал, что по специальности он геолог и часть молодости провел в экспедициях на Севере и Востоке, потом из геологии ушел и сейчас «занимается камнями» – как он выразился. Я уточнила, что он имеет в виду.

– Обрабатываю и изготавливаю всякие поделки. Предпочитаю, конечно, на заказ – чтобы точно деньги получить. Если только творчеством заниматься, можно в трубу вылететь. У меня есть постоянные заказчики. Дают мне кусок малахита, чароита, сердолика – и вперед.

Я не знала, что такое чароит, хотя, судя по контексту, догадалась, что какой‑ то минерал.

– И минерал, и одноименная горная порода, – пояснил собеседник. – Единственное в мире месторождение находится у нас в стране, на стыке Якутии и Иркутской области. Цвет очень красивый – сиреневый, причем разнообразных оттенков.

– А что именно вы делаете? – поинтересовалась я. – Пепельницы, подсвечники…

– Могу и пепельницы, и подсвечники. Но предпочитаю украшения. Из чароита, например, делают перстни, кулоны. Считается, что он оказывает седативное действие на нервную систему. Все камни оказывают какое‑ то действие. Это очень интересная наука. А вы чем занимаетесь, Наташа?

Я сказала.

– «Dolce Life»? – переспросил название нашего журнала Валентин. – Это вроде смесь итальянского с английским? Или я что‑ то путаю?

Я кивнула.

– А внутри такая же мешанина? Вы простите меня, я такие журналы не читаю. Я боевики люблю, больше всего – с таежной тематикой. Мне это по духу близко. Ну и газеты, конечно, читаю. Надо же быть в курсе политической жизни страны.

Валентин оказался интересным собеседником и начитанным человеком. Никогда не знаешь, с кем тебя столкнет жизнь…

– А дальше что по жизни думаете делать, Наташа? – спросил меня за чаем Валентин. Он сказал, что за рулем не позволяет себе ни капли спиртного и вообще пьет очень умеренно. С его работой лучше не пить. А ну как руки начнут трястись?

– В смысле?

– Ну, так и будете замом главного редактора? Что вы предпринимаете для того, чтобы самой стать главным?

Я сказала, что не хочу быть главным.

– Это неправильно, – строго произнес Валентин. – Надо хотеть. Надо ставить новые, все более и более высокие цели. Если вам в вашем журнале не занять самое высокое место, нужно переходить в другой или в газету. Ваш главный редактор крепко сидит на месте?

Я сказала, где сейчас находится наш главный редактор. Валентин открыл от удивления рот.

– Никогда бы не подумал, что главный редактор – это опасная профессия. Хотя скажите швейцарцу, что профессия банкира опаснее профессии каскадера, он не поверит. Послушайте, а чем вообще занимаются главные редакторы? Вам мой вопрос, возможно, кажется идиотским, но я на самом деле не знаю.

Я ответила, что тоже не знаю, чем на самом деле занималась моя начальница. Валентин вопросительно приподнял брови.

– А расскажите мне все с самого начала? – он подпер кулаком щеку.

Я взяла – и рассказала. И про глыбу тоже рассказала. И про компромат. Пусть человек со стороны послушает и выскажет свое мнение.

– Точно кто‑ то из‑ за компромата грохнул, – высказался Валентин. – Тут двух вариантов быть не может. А чем она еще могла заниматься… Девушек у вас в журнале как‑ то рекламируют?

– В смысле?

– В самом прямом. Ну, сексуальные услуги.

Я покачала головой. У нас в холдинге даже нет ни одной рубрики «Службы знакомств» ни в одном из изданий.

– А скрытая реклама?

Я в непонимании уставилась на Валентина.

– В рекламе у вас девушек снимают? Наших, питерских? Ваши фотографы?

Я кивнула.

– Имя и фамилия модели указываются?

Я опять кивнула.

– Это может быть завуалированная торговля девушками, – сказал Валентин.

Признаться, мне бы такое не пришло в голову, но он очень четко все разложил по полочкам. Хотя, скорее, такое представление моделей должно идти через журнал «Жесть и грязь». Ведь это его целевая аудитория скорее покупает женщин.

– Нет, это было бы слишком явно, – покачал головой Валентин. – А ваш журнал рассчитан на самую широкую аудиторию. Его читают и мужчины, и женщины, так?

Я кивнула.

– Так что нельзя исключать, что ваша главный редактор хорошо имела с торговли девками, а остальные про это даже не догадывались! А этот Артем, который к тебе сегодня приходил, – Валентин быстро перешел на «ты», – догадывался или знал точно и теперь хочет занять место главреда. Домой приедешь, просмотри ваши выпуски. Может, тебе что‑ то придет в голову.

– Что мне должно прийти в голову? Я и так знаю, что именно наш журнал организовывал съемку.

– Проверь, где сейчас эти девушки. Посмотри, например, сентябрьский и октябрьский выпуски. Или даже более поздние. Откуда их приглашали?

Я этого не знала. Этим занималась Анжелика Львовна.

– Вот тебе еще одно доказательство. Выясни, где брали девушек. У американца спроси. Он может знать. Но только завуалированно. Скажи, например, что можно было бы снять такую и такую рекламу. Или договорись с кем‑ то предварительно! И бумаги же какие‑ то у вас в издательстве должны быть! Может, это какое‑ то модельное агентство. Повторно девушек снимали? Например, одну и ту же в сентябрьском и октябрьском номерах?

– Нет, лица точно были разные. Постоянные только в глобальной рекламе, которая идет во все журналы холдинга по всему миру. Но там у каждой крупной фирмы «свое лицо».

– Нет, глобальная реклама нас не интересует. Ты наших просмотри, выясни, откуда они, где еще снимались и где находятся сейчас. Только внимания к себе не привлекай!

Я сказала, что наш очередной номер должен выйти из типографии в понедельник.

– Я обязательно его куплю и сам просмотрю. И тебе позвоню, чтобы сказать, что думаю. Телефончик дашь?

Я дала. Валентин продиктовал мне номер своего мобильного. Потом он довез меня до дома, поцеловал в щечку и попросил, чтобы я позвонила ему в понедельник вечером и рассказала о том, как мне починили машину.

Глава 9

На следующее утро за мной заехала Маргарита Немцова, и мы поехали незваными гостями к Ане Бояриновой. Маргарита хорошо знала дорогу. Мы болтали об общих знакомых, которых у нас имелось великое множество. Я спросила, кто, по мнению Марго, может занять место Анжелики Львовны.

– Ее место не может занять никто! – хохотнула известная телеведущая. – Второй Анжелики Львовны не было, нет и не будет никогда! А если серьезно… Не знаю, Наташа. И понятия не имею, как ваш Демпси собирается подбирать человека на это место. Хотя у него тут может быть такой круг общения, о котором ты даже не подозреваешь. Но ты не волнуйся. Демпси – американец, а у американца на первом месте стоит бизнес. Свою любовницу он на это место не назначит. Ну только если она является способной бизнесменшей. Поэтому на иностранцев всегда лучше работать, чем на наших.

– Во всем есть свои плюсы и минусы, – заметила я.

– Демпси и другие американцы, которые периодически к вам наведывались, хоть раз пытались забраться к тебе под юбку?

Я покачала головой.

– А наши бы точно пытались. У американцев же мухи и котлеты отдельно! Спасибо американским феминисткам. Они хорошо выдрессировали своих мужиков.

– Поэтому их мужики едут в Россию, Южную Америку и Юго‑ Восточную Азию оттягиваться.

– Но с людьми, которые на них работают, они же не оттягиваются?

Я была вынуждена признать, что нет. Хотя есть секретарши…

Загородный дом Бояринова стоял в живописном месте на берегу озера, теперь, конечно, замерзшего. Вокруг, правда, на приличном расстоянии друг от друга, располагались подобные ему особняки – где‑ то с башенками, где‑ то с какими‑ то другими украшениями. Один дом оказался под круглым куполом, напоминающим Исаакиевский собор. Как мы поняли, там имелась и подобная обзорная площадка. Интересно, взбираться на нее так же сложно, как и в памятнике архитектуры, или тут проведен лифт?

В особняке Бояринова, по моим прикидкам, было три этажа, башенка имелась только с одной стороны. Для строительства использовался красный кирпич. Первый этаж и прилегающую территорию рассмотреть не представлялось возможным из‑ за высокого забора. Я не стала спрашивать Маргариту о том, что там имеется. Признаться, меня не интересовало, есть ли там статуи, бассейн, фонтан, оранжерея и прочие изыски или нет.

Мы остановились напротив ворот, вышли из машины, встали напротив глазка видеокамеры, и Маргарита нажала на звонок.

– Что вам угодно? – послышался вежливый мужской голос.

– Мы хотели бы видеть Аню, – сказала Маргарита и представилась, назвав имя, фамилию, отчество и место работы. Навряд ли охранник смотрел ее передачу.

– А кто с вами? – спросил он.

Я тоже представилась.

– Анны Игоревны сейчас нет, – сообщил охранник. – Вы можете оставить ваши координаты, чтобы она могла с вами связаться в дальнейшем.

– У нее есть мои координаты, – рявкнула Маргарита. – Пусть свяжется.

– Все‑ таки на всякий случай вам лучше оставить их снова, – невозмутимо заявил охранник по системе громкой связи.

Маргарита посмотрела на меня.

Я продиктовала номер своего мобильного телефона.

– Я все передам, – сказал охранник.

Мы с Маргаритой снова сели в ее машину, моя спутница дала задний ход и какое‑ то время молчала.

– Считаешь, что Аня под стражей? – спросила я, когда мы снова выехали на шоссе и тронулись по нему в обратную сторону.

– Конечно. Глупо было сюда ехать, но я надеялась, что нас все‑ таки пригласят в дом… А видишь, как оно вышло… Точно ее взаперти держат и никого не пускают. Как хорошо, что у меня папа – не банкир!

В городе мы с Маргаритой заехали в кафе, выпили кофе с пирожными, еще помыли кости знакомым, она высадила меня у метро и куда‑ то поехала по другим делам. Я отправилась домой, поспала пару часов, а когда проснулась, мама сказала, что надо бы сходить в ближайший супермаркет, и вручила мне приготовленный список продуктов.

Я не красилась, надела простые джинсы и свитерок поверх футболки, накинула старую куртку – и пошла с мешком из джинсовой ткани, невзрачным, но прочным и вместительным. Я с ним за продуктами хожу, включая картошку.

Ближайший супермаркет известной в нашем городе сети находится метрах в двухстах от моего подъезда, только дорогу нужно перейти, а пешеходный переход в нужном месте никак не сделают. Но все мои соседи и люди из других домов на нашей стороне ходят здесь. Никто не удосуживается пройти сто метров в сторону до перехода со светофором. Машины тут снижают скорость и часто просто пропускают людей.

Вечером в субботу движение тут вообще слабое. Я увидела, что к месту моего обычного перехода приближается какая‑ то темная машина, и решила ее пропустить. Машина сбросила скорость. Я стояла на краю тротуара.

Внезапно дверцы машины с моей стороны распахнулись, из нее выскочили два мужика, за какую‑ то долю секунды оказались рядом со мной, подхватили под белы рученьки, затолкали на заднее сиденье – и машина сорвалась с места.

Я слова не успела сказать! Я закричать не успела! Я ничего подумать не успела!

И вот я уже сижу на заднем сиденье рядом с неизвестным мужиком, за рулем – водитель, который из машины не выскакивал, второй мужик из выбегавших на улицу опять устроился на переднем пассажирском месте. Меня не связали, не надели наручников, не заткнули кляпом рот, мне не врезали ни по физиономии, ни в бок. Меня только резко схватили и фактически бросили на заднее сиденье.

Заметив, что я пришла в себя и соображаю, мужик, который сидел рядом со мной, заговорил спокойным и бесстрастным тоном:

– Не дергайтесь, если хотите сохранить красоту и здоровье. Из машины вы все равно не выпрыгните, так как двери заблокированы. И глупо прыгать на полном ходу, правда? Ноги можно сломать, руки, а то и вообще убиться. Вы же этого не хотите?

– Если вы за компроматом, то у меня его нет, – сказала я.

Мужчина молча посмотрел на меня, я посмотрела на него.

– Я не знаю, где компромат. Органы ничего не нашли.

– Вы о чем? – наконец спросил мой сосед на заднем сиденье. Мужик с переднего сиденья повернулся и удивленно смотрел на меня.

– Вы меня ни с кем не перепутали? – ответила вопросом на вопрос я.

– Самсонова Наталья Борисовна?

– Да.

– Значит, мы ничего не перепутали.

– Зачем я вам понадобилась?

– Это вам позже объяснят. Мы скоро приедем.

– А вообще, вы кто такие?

– Люди подневольные, – усмехнулся мужик с переднего сиденья. – Что приказали – выполняем.

Я присмотрелась к мужчинам в машине. Всем было слегка за тридцать. Выглядели прилично, то есть это были не напоминающие неандертальцев охранники с бычьими шеями, а мужчины с нормальными лицами. Но кто их прислал?! И мне ведь ни разу не врезали! Со мной, можно сказать, обращались аккуратно!

В субботу вечером не было пробок, и мы вскоре оказались в центре города, шофер немного покружил по тихим узким улочкам, потом въехал во двор особняка, предварительно открыв ворота пультом. После они быстро закрылись сами. Так, я в ловушке.

Машина остановилась у входа в дом. Еще во дворе стояли два больших темных автомобиля, которые я рассмотреть не смогла из‑ за отсутствия должного освещения. Мне предложили выйти из машины и даже придержали дверцу.

Я вышла, продолжая сжимать в руках джинсовую сетку для продуктов.

Водитель остался в машине и после того, как ее покинула я и двое сопровождающих, отъехал в сторону, где и заглушил мотор. Мужик с переднего сиденья что‑ то буркнул в переговорное устройство, послышался металлический писк, и передо мной открыли теперь уже дверь в особняк. За ней оказалась вторая, потом небольшой холл, из которого мы завернули на лестницу и поднялись по ней на второй этаж.

Роскошная приемная была восстановлена по образцу то ли восемнадцатого, то ли девятнадцатого века. Лепнина, роспись на потолке, огромная тяжелая люстра… На стенах, выкрашенных в светло‑ бежевый цвет, висели картины с изображением охотников и охотничьих сцен. Мебель была то ли старинной, то ли сделанной под старину, если не считать современной офисной техники на секретарском столе, в эти минуты – пустующем. Хотя – вечер субботы. Какая секретарша?

– Присядьте, – предложили мне.

Со мной остался мужик с переднего пассажирского сиденья, а второй отправился за высокую резную дверь, за которой стояла тишина. И во время его пребывания за ней тоже не доносилось никаких звуков. Он появился снова минут через пять и сказал:

– Проходите, пожалуйста, Наталья Борисовна. Курточку можно снять. У нас тепло.

Но я вначале прошла, не снимая курточки, которую, правда, расстегнула.

Кабинет был огромным, угловым – окна выходили на две стороны. Мебель здесь тоже была старинной, и опять же лепнина, потолочная роспись… На стене висел огромный портрет крупного мужика с бородой, сидевшего в кресле. За его спиной стояла женщина в старинном длинном платье, положив руку ему на плечо.

За столом в кабинете сидел не менее крупный тип с такой же окладистой бородой. Я узнала банкира Бояринова, отца Ани.

– Как‑ то вы не по‑ человечески людей приглашаете, Игорь Леонидович, – заметила я совершенно спокойно.

– Не был уверен, что вы согласитесь меня навестить, Наталья Борисовна, – ответил банкир и кивнул на кресло напротив себя. – Присаживайтесь. Иди, Андрей, – Бояринов взглянул на подчиненного. – Мы с Натальей Борисовной тет‑ а‑ тет побеседуем.

Я сняла куртку, ее забрал Андрей. Потом я устроилась в кресле напротив Бояринова и вопросительно посмотрела на него. Судя по тому, что я видела в фильмах, на картинах и старинных фотографиях, именно так в конце девятнадцатого века выглядели русские предприниматели.

– Кто это? – кивнула я на картину на стене.

– Мои предки. Картина сделана по фотографии, сохранившейся в моей семье. Прадед занимался банковской и страховой деятельностью. Я продолжаю семейные традиции, – с самым серьезным видом проговорил Бояринов, внимательно меня разглядывая. – А теперь скажите мне, Наталья Борисовна, что вы знаете о моей дочери.

– Не так уж и много, – хмыкнула я.

– Вы лично с ней знакомы?

– Да. Хотя предпочла бы с ней никогда не пересекаться.

– Почему?

– А то вы не знаете!

– Вы испытываете негативные эмоции к людям нетрадиционной сексуальной ориентации?

«Ишь как он вопросы формулирует! »

– Я испытываю? Это вы испытываете, Игорь Леонидович! Признаться, мне абсолютно все равно, какая у человека ориентация – был бы человек хороший.

Не знаю, почему я завелась. Наверное, потому, что меня схватили на улице и насильно привезли в этот особняк. В общем, я выдала Бояринову все, что о нем думаю, и назвала его самодуром и деспотом. Бояринов внимательно слушал, ни разу не перебив. Когда я наконец выдохлась, он спокойно спросил:

– Я не совсем понял, в чем вы меня обвиняете, Наталья Борисовна?

– Куда исчезли все любовницы вашей дочери? Что вы с ними со всеми сделали? Убили? Понимаю, что не своими руками. И, конечно, вы не признаетесь в совершенных преступлениях. Аня – ваша родная дочь. Ваша единственная дочь! Почему вы не принимаете ее такой, какая она есть? Почему вы заставили ее сделать искусственное оплодотворение и…

– Это было желание самой Ани, – спокойно сказал Бояринов. – Она не может вступать в отношения с мужчинами, даже ради рождения ребенка. А она очень хотела ребенка. Я полностью одобрил ее решение. Но я не понял, что вы тут говорили насчет Аниных… подруг.

Я выдала все, что в свое время слышала от Анжелики Львовны и прочитала на сайтах.

– Откуда у вас эта бредовая информация?

Я ответила. Анжелика Львовна же все равно мертва.

– А теперь, пожалуйста, повторите все, что вы говорили, еще раз, спокойно и последовательно, – попросил Бояринов.

– Зачем?

– Чтобы я мог во всем разобраться.

– В чем вы хотите разбираться?!

– Вы выдвинули обвинения, в которых нет ни доли правды. Я, конечно, не испытал бурной радости, узнав, что моя единственная дочь предпочитает женщин. И да, признаю, что особой любви к людям нетрадиционной ориентации я не испытываю и никогда не испытывал. Но я не убивал и не приказывал убить подруг своей дочери. Никогда.

Я хлопнула глазами. Значит, кто‑ то пытался подставить Бояринова? Или он мне тут лапшу на уши вешает? Притупляет бдительность?

– У вас были… отношения с моей дочерью, Наталья Борисовна?

– Нет!!! – закричала я. – Я имею отношения только с мужчинами!

– Но что‑ то было?

Я была вынуждена сказать про наше знакомство на вечеринке, фотографии, которые я совсем недавно собственноручно сожгла.

– То есть вы несколько лет работали в журнале из‑ за страха передо мной? – уточнил Бояринов.

– Нет. Мне нравилась и нравится работа в журнале. Я бы и так работала, без фотографий. Но когда делались фотографии, Анжелика Львовна еще не знала, буду ли я работать и как я буду это делать.

Бояринов задал мне еще несколько вопросов – и все по существу. Он на самом деле пытался разобраться в ситуации!

– Невероятно, – наконец сказал он и покачал головой.

– Что невероятно?

– Насколько мстительной может быть женщина, которой отказали.

– Кто мне отказал?

– Не вам, Анфиске.

– Какой Анфиске?

– Вашу бывшую начальницу на самом деле звали Анфиса. Она поменяла имя, фамилию и отчество. И год рождения вроде тоже поменяла.

– Что?!

– Она была Анфиса Лукинична Ромбабова.

Я хлопнула глазами.

– Мы с ней спали по молодости, – спокойно продолжал Бояринов. – И она хотела за счет меня решить ряд своих проблем. Замуж за меня хотела. Но мне такая жена не была нужна. Я прекратил с ней всяческие отношения. Она на прощание сказала, что найдет способ мне отомстить. – Бояринов вздохнул. – Вы ведь только от нее слышали, какой я подлец?

Я кивнула и подумала, что слышала не только я – судя по тому конверту, который мне прислали.

– Но Интернет… – открыла рот я.

– Все это можно организовать. Анфиска вполне могла устроить «форум», на котором вы знакомились с информацией. Признаться, я очень удивился, встретив ее через много лет. Она на самом деле сильно изменилась. Я, конечно, тоже не тот юноша… – Бояринов погладил бороду, лежавшую на груди, и улыбнулся. Улыбка поразительно преображала его суровое лицо. Он становился этаким добродушным стариком, чем‑ то похожим на Деда Мороза.

– Разве можно организовать форум? – поразилась я, но задумалась, вспоминая.

Мог все это подготовить один человек? Почему бы и нет? Я – не большой специалист по компьютерным технологиям, но считаю, что человек может сделать все, если захочет. Если очень захочет. Была ли Анжелика Львовна (или Анфиса Лукинична? ) не простым пользователем, а асом в компьютерных делах? Не знаю. Но, наверное, могла сделать то, что сделала. Женская месть – мощная сила и очень сильный стимул. А потом могли подключиться и «висящие» в Интернете гражданки, не знающие, чем себя занять. И пошла волна… Кто‑ то вполне мог нафантазировать…

– Вы помните, как вы вышли на форум или форумы, на которых обсуждалась… моя деятельность? – вкрадчиво спросил Бояринов.

И я вспомнила. С подачи Анжелики Львовны. Она предложила почитать в Интернете, что говорят «посторонние люди», подсказала, где именно искать… Бояринов хмыкнул. Я вздохнула. Какой же дурой я была…

– Не расстраивайтесь, Наташа. Вам‑ то вообще расстраиваться не из‑ за чего. Это моя репутация пострадала. А я и не знал, что у меня слава такого зверя – убийцы лесбиянок…

Бояринов хитро посмотрел на меня. Я сказала про конверт, который недавно получила, и про то, что всем «героиням», которых знала, отдала фотографии. Но остались еще те, которых я не знала. Поэтому мы с Маргаритой Немцовой и поехали к Ане. Мы хотели узнать адреса девушек.

– Аня пропала, – сказал Бояринов, внезапно став серьезным.

– То есть как пропала?

– А вот так. Уехала из дома и не вернулась. Мобильный телефон не взяла. То ли специально, то ли забыла, так что и по нему ее не найти. Вы, наверное, знаете, что по сигналу трубки, даже выключенной, можно отыскать человека?

Я кивнула.

– Но ведь она же у вас… То есть вы не держали ее взаперти в загородном доме?

Бояринов хмыкнул:

– Нет, конечно. Она сама стала домоседкой после рождения ребенка. Второго хотела родить. Материнство ее очень изменило. Я только радовался.

– Но она куда‑ то ездила?

– Изредка по магазинам. Потом встречалась с одной… подругой. Но та ничего не знает. И они не должны были в тот день встречаться. У подруги была съемка. Я даже примерно не представляю, куда могла поехать Аня, и никто не представляет.

– А машина?

– Пока не нашли.

– Но, наверное, можно проверить звонки на мобильный…

– Проверили. Ей звонили с номера, зарегистрированного на давно умершего человека, причем за последние дни звонили несколько раз. И она сама звонила на этот номер.

Бояринов назвал день исчезновения дочери. В тот же день убили Анжелику Львовну.

Это может быть как‑ то связано? Анжелика Львовна могла продолжать кампанию мести? Или это какое‑ то другое дело? Скорее все‑ таки другое.

Я вспомнила свой разговор с Анжеликой Львовной несколько лет назад – тогда, когда она мне предъявила мои снимки в компании с Аней Бояриновой. Прочитав, что говорят на форумах, я обратилась к Романицкой с вопросом: а что будет, если она вдруг погибнет? К сожалению, от несчастных случаев никто не застрахован, в особенности в нашем городе, где сосульки падают на головы ничего не подозревающих граждан.

Анжелика Львовна тогда заявила, что она – честный и порядочный человек (я не знала, плакать мне или смеяться в ответ на такое заявление) и что в случае ее смерти весь компромат будет уничтожен доверенным человеком.

А если «доверенный человек» его не уничтожил? И кто мог быть доверенным человеком Анжелики Львовны? По‑ моему, она никому не доверяла и никого не любила.

Но конверт с частью компромата пришел в нашу редакцию на мое имя. «Доверенный человек» решил переложить ответственность на меня? Но где все остальное?! Полиция сказала, что сейф в старой квартире Анжелики Львовны оказался девственно чист, но в него кто‑ то забирался. Этот «кто‑ то» и забрал компромат? Но он не мог прислать часть мне! С какой стати?

Хотя есть и новая квартира…

– О чем задумались, Наталья Борисовна?

– Зачем вы меня сюда привезли? И таким образом?

– Таким образом, потому что хотел с вами сегодня побеседовать. К вам же не применяли насилие.

– Ой, маме нужно позвонить! – вдруг ударила мне в голову мысль. Мобильный‑ то я не взяла.

Бояринов тут же пододвинул мне аппарат. Я сказала, что встретила знакомого и нахожусь у него.

– Наташа, у тебя все в порядке? – с беспокойством спросила мама.

– Да.

– Наташа, может, мне позвонить Николаю Павловичу?

– Не надо ему звонить! Никому не надо звонить! Я скоро буду!

Бояринов протянул руку за трубкой, я передала ее, он представился моей маме по всей форме и сказал, что я нахожусь в его офисе и вскоре буду доставлена домой. Бояринов продиктовал маме городской номер телефона и номер своего мобильного, чтобы она в любой момент могла позвонить. После этого у меня полностью отлегло от сердца. Да и вообще Бояринов не тянул на роль злодея – похитителя молодых женщин и девушек. Серьезный банкир, солидный мужчина… Как я вообще могла поверить Анжелике Львовне? Как такое количество женщин могли ей поверить? Хотя она была очень убедительна… Она мстила, используя нас.

Хотя нет… Какая месть? Мало ли что мы, молодые дуры, думали о Бояринове? Она держала нас компроматом – и страхом перед могущественным банкиром. Но его репутации она не навредила. Какое ему дело до того, что несколько молодых женщин о нем думают?

Или она сделала что‑ то еще?

Я спросила. Бояринов пожал плечами.

– Вы не думаете, что исчезновение Ани – дело рук Анжелики Львовны?

– Я не знаю, что думать, – вздохнул Игорь Леонидович. – Я и вас сюда велел привезти, потому что хватаюсь за соломинку. Подумайте сами: ваш сегодняшний визит за город вместе с Маргаритой Немцовой показался мне странным. Моя служба безопасности за этот день собрала много информации и о вас, и о Маргарите. Я решил побеседовать с вами как более здравомыслящей и совсем неэкзальтированной дамой. У Маргариты слишком много эмоций.

– Но я могла бы не выйти сегодня из дома!

– Вышли бы. У моих ребят имелось несколько домашних заготовок. – Бояринов легко улыбнулся.

– А выкуп с вас не требовали?

– В том‑ то и дело, что нет! И уже потребовали бы, если бы ее взяли ради выкупа! Поэтому я и не знаю, что думать. Может, у вас будут какие‑ то идеи, Наталья Борисовна? Пусть самые неожиданные. Женский ум отличается от мужского. Вам может прийти в голову то, что никогда не придет мне.

Я решила воспользоваться помощью Бояринова в одном деле, которое сама реализовать не могла – и боялась.

Я рассказала про новую квартиру Анжелики Львовны, в которой была один раз, сказала, что компромат – если и остался – должен храниться там.

– Что вы хотите сделать с компроматом?

– Уничтожить или вернуть людям, на которых его собирали, – как само собой разумеющееся ответила я.

– Вы только за этим хотите попасть в ту квартиру?

– Нет. Я не могу четко сформулировать, зачем я хочу туда попасть. Но я желаю снова там побывать. Может, какие‑ то мысли придут мне в голову. И вообще, Игорь Леонидович… Та месть с подмачиванием вашей репутации, которую устроила Анжелика Львовна, – это мелко. Не исключено, что кто‑ то из ваших партнеров, из людей, которые для вас что‑ то значат, имел те сведения, которые распространяла Анжелика Львовна. Или она это делала из‑ за нас – тех, кого хотела как‑ то держать, а вас использовала заодно. Или вы служили ее главной целью. Скорее вы. Она хотела сделать гадость вам через Аню. Или Ане как вашей дочери. Я не могу сказать точно. В общем…

– Подождите, Наталья Борисовна. Я на самом деле пока не знаю, как пострадала моя репутация. Но выясню это в самое ближайшее время. Я в самом деле надеюсь, что все так, как вы говорите. Но это уже другой вопрос. Когда вы хотите съездить в эту квартиру?

– Да хоть сейчас. Только домой бы надо заехать. Маму успокоить, переодеться…

– Вы прекрасно выглядите, Наталья Борисовна. Мне всегда интересно посмотреть на женщину без косметики. А то иногда истинный вид здорово шокирует после того, как привыкнешь видеть приукрашенный.

«Он что, на меня виды имеет? »

Хотя мужчина‑ то достойный…

– Вас сейчас отвезут домой, – спокойно продолжал Бояринов. – Полчаса вам хватит на подготовку к вылазке?

– Хватит, – улыбнулась я.

– И в магазин можете зайти. Мой человек вам сумку до квартиры донесет. А мы тут пока с ребятами обсудим процедуру проникновения в чужое жилище. Кое‑ что по базам данных проверим.

– Ой, да, я же не знаю, на кого квартира зарегистрирована!

Бояринов нажал кнопку, расположенную под столешницей. Не прошло и десяти секунд, как в комнате появился мужик, который ехал сюда вместе со мной на заднем сиденье, и застыл, вытянувшись по стойке «смирно».

– Наталья Борисовна, скажите, пожалуйста, Андрею точный адрес квартиры, которая нас интересует.

«Нас? Отлично! »

Я сказала.

– Какой там замок? – продолжал задавать вопросы Бояринов.

– Не знаю… – удивленно ответила я.

– Постарайтесь вспомнить. Хотя бы скажите, механический или электронный.

– Механический. И вроде две задвижки.

– Разберемся, – подал голос Андрей, которого ни вопросы, ни тема разговора совершенно не удивили.

Бояринов сказал, куда меня отвезти, когда забрать, Андрей кивнул, молча проводил меня вниз, сдал с рук на руки шоферу, а сам вернулся в кабинет шефа. Его напарника я нигде не заметила.

Глава 10

Когда я вернулась домой с полной сумкой продуктов и сопровождающим, мама широко открыла глаза. Сопровождающий поставил сумку и сказал, что подождет в машине.

– Наташа, что происходит?! Я чуть с ума не сошла!

Я быстро рассказала, расчесывая волосы и слегка подводя глаза.

– Вы с этим банкиром, главой банка, собираетесь залезать в чужую квартиру?! Пусть даже убитой Анжелики Львовны?

– Думаю, что сам банкир не полезет. У него для этого есть подчиненные.

– Наташа, зачем тебе лезть в эту квартиру?! Объясни мне внятно!

Я пожала плечами.

– Наташа, это подсудное дело!

– А кто будет со мной судиться? Анжелика Львовна с того света?

– Наташа!

– Мама, я очень хорошо знаю, что чувствует человек, которого против его воли держат какой‑ то пикантной информацией. Если я сниму с крючка еще хотя бы одного человека, я буду счастлива. Я не собираюсь брать деньги, ценности…

– Это ты не собираешься, а парни, которые с тобой туда поедут? Возьмут и повесят на тебя!

– Не думаю.

– Перчатки хозяйственные возьми. Других тонких у нас все равно нет. Чтобы хотя бы отпечатки пальцев там не оставить. И мобильный обязательно захвати. Сразу же мне позвонишь, как только покинете квартиру!

Я кивнула.

– Наташа, а почему ты красишься? – подозрительно спросила мама.

– Чтобы не выглядеть лахудрой!

– Но ты же обычно в таком виде в магазин ходишь, и это тебя совершенно не беспокоит!

– Так то в магазин.

– Наташа, тебе банкир понравился? Лет ему сколько?

Я рассмеялась.

– Наташа, ты посмотри, сколько вокруг тебя новых мужчин в последнее время появилось! Вначале этот Николай Павлович из органов… Ты говорила, что он милый и симпатичный.

– Он появился не по доброй воле! Он дело ведет об убийстве Анжелики Львовны!

– Ты его не рассматриваешь как потенциального мужа?

– Нет! Мама, прекрати!

– А Валентин, который в твою машину врезался?

Признаться, в эти минуты я про Валентина вообще забыла.

– Банкир, конечно, – это самый надежный вариант, – продолжала рассуждать мама.

– Правда? В нашей стране с таким высоким коэффициентом опасности банкирской профессии?

Мама замолчала. А я подумала, что Игорь Леонидович мне на самом деле понравился. Только я‑ то ему не нужна… И вообще он уже дедушка! Но правильно говорят: или ни одного мужика, или всем скопом.

Я спустилась вниз, машина ждала у подъезда. Я села сзади, водитель тронулся с места, припарковался на некотором удалении от нужного нам дома, кому‑ то позвонил.

– Пока посидите в машине, – сказал он мне.

Сидеть пришлось около получала. Потом появился Андрей и раскрыл дверцу рядом со мной.

– Все‑ таки думаете сходить? – спросил он.

– А вы там уже были?

– Был. Ничего интересного не нашел. Но раз шеф приказал вас проводить, провожу.

– А вы считаете это глупостью и женской блажью?

Андрей неопределенно передернул плечами.

На шестнадцатый этаж мы на этот раз поднимались на лифте. Никого не встретили ни в холле первого этажа, ни на площадке, ни в коридоре шестнадцатого. Консьержа так и не было, подъезд так и не запирался.

Напарник Андрея ждал нас в квартире, дверь в которую оставалась открытой.

– Чувствуйте себя как дома, Наталья Борисовна, – хмыкнул Андрей.

– Я не могу чувствовать себя как дома в такой квартире.

– Ну это вы зря, – произнес напарник Андрея. – Надо везде чувствовать себя как дома. Тогда проще жить.

– Возможно, – не стала спорить я и прошлась по комнатам, не снимая кроссовок. Мокрых следов они не оставляли: и на улице было сухо, и я по улице‑ то почти не ходила.

На этот раз мне удалось рассмотреть всю квартиру. Она была шикарной – и шикарно обставленной.

– Что скажете, Наталья Борисовна? – вкрадчиво поинтересовался Андрей.

– Пыли нет. Кто‑ то убирается.

– Мало этого: кто‑ то живет. Продукты свежие. Взгляните в холодильнике.

– Что?! – резко повернулась я к нему.

Мужчина кивнул с самым серьезным видом.

– Вы точно были в этой квартире?

Я, в свою очередь, кивнула.

– На кого она зарегистрирована?

– На вашу начальницу.

– Анжелику Львовну? – на всякий случай уточнила я.

Андрей ответил утвердительно. «Интересно, а Глеб Гаджиевич знает про эту квартиру? » – подумала я, но решила, что ничего ему говорить не буду.

– А сейф? – спросила я.

– В этой квартире нет сейфа.

– Не может быть!

– Вы считаете, что они есть во всех квартирах?

– Нет, но…

– Смотрите сами, – он сделал широкий жест рукой.

Я осмотрела самые подходящие, с моей точки зрения, места. Ничего!

– Что она могла открывать? – спросила я у Андрея, постаравшись максимально точно вспомнить свой единственный визит.

– Вам могло показаться, что открывали сейф, потому что вы этого ждали, а на самом деле она могла открывать буфет, – высказал свое мнение Андрей. – А вообще звук открывающейся дверцы сейфа мог быть записан на диктофон, еще на какой‑ то носитель. Но сейчас здесь ничего интересного нет. Хотя в квартире точно живет какая‑ то женщина.

Я распахнула шкаф и уставилась на одежду, потом открыла ящики комода, вернулась в коридор и осмотрела обувь под вешалкой. Мужские вещи отсутствовали. Были только женские – новые или почти новые. Но учитывая количество одежды у Анжелики Львовны, я не смогла сказать, ее это добро или нет. Она каждый день приходила на работу в новом. То есть она, конечно, какие‑ то вещи надевала по несколько раз, но не два дня подряд. У нее было много ансамблей. Она постоянно что‑ то меняла.

– Ну? – спросил наблюдавший за мной Андрей. Его напарник все это время внимательно оглядывал стены.

Я не знала, что сказать.

А могла у нее быть дочь? Или племянница? Или… любовница? Кого она могла пустить жить в свою квартиру? Кто имел к ней доступ? Кто про нее знал?

– Нам пора, – сказал Андрей.

Я кивнула. Мы молча дошли до машин, меня опять вез шофер. Андрей с напарником уехали на другой. Сам Бояринов, как и следовало ожидать, в вылазке не участвовал.

Дома мама бегала по квартире большими кругами. Пахло валерьянкой. Она потребовала у меня детального отчета.

– Кто же там может теперь жить?! – воскликнула мама.

– Я думаю, что за квартирой проследят люди Бояринова, – высказала свое мнение я. – Вот только расскажут ли мне о результатах слежки или нет – вопрос спорный.

– Сама не вздумай следить и ездить туда одна! Наташа, я тебя заклинаю! Это может быть очень опасно!

Я кивнула. Но подумала, что неплохо было бы еще каким‑ то образом натравить на квартиру Николая Павловича. Интересно, а органы обычно проверяют всю зарегистрированную на убитого недвижимость? Или зависит от обстоятельств гибели? Тут скорее будет проверять Глеб, законный супруг и наследник.

Глава 11

Воскресенье прошло спокойно, в понедельник я отправилась на работу общественным транспортом. Приехала взъерошенная и взмыленная. Прогулка пешком по тротуару в центре города произвела неизгладимое впечатление. Проезжая часть у края тротуара представляла собой одну сплошную лужу, на тротуаре же чередовались куски льда и каша, постепенно превращающаяся в воду. У домов идти было нельзя из‑ за свисавших сосулек. Хорошо бы было тут конкурс провести среди чиновников по забегу на короткую дистанцию. Может, хряснулись бы мордами в «убранный город», запили потом водой из лужи или собрали воду на шубы и кашемировые пальто, так меньше брехни бы стало о том, что город убирают. Интересно, кто и где?

При входе в большой зал нашей редакции я поняла, что народ разбился на группки и что‑ то увлеченно читает. Я подошла к первой группе и увидела, что такой огромный интерес вызвал последний номер еженедельника «Желтый город», наших конкурентов.

– Ну, что там? – спросила я.

– Ой, Наташа, тут такое… – закатила глаза дама‑ корректор. – Мы сейчас дочитаем и вам принесем.

– Да хоть про кого, скажите? Про Анжелику Львовну?

– Нет, про нашу Люську из «Girl Guide». То есть про ее родственников.

Я опустила глаза, и мой взгляд упал на какую‑ то дебильную рожу. Я перевела его вправо – и увидела мужчину и женщину неопределенного возраста и бомжового типа, сфотографированных у помойки с «трофеями». Мужик держал рыбий хвост и кусок заплесневевшей колбасы, а тетка – какие‑ то гнилые овощи. Они улыбались беззубыми ртами. Под фотографией красовалась надпись: «Мы сегодня с обедом». Еще была крашеная девица с подбитым глазом, заискивающе разговаривавшая с восточными мужчинами. «Договариваюсь с клиентами», – значилось под фотографией. Дебильная рожа именовалась «Маленький братец», хотя «маленьким» этого типа назвать было никак нельзя, хотя бы из‑ за одной явно нездоровой полноты. И еще крупным планом был сфотографирован вибратор, который, как сообщалось, Люська всегда носит в сумочке. Авторы фоторепортажа признавались, что не смогли сфотографировать содержимое сумочки, но «источник» видел у нее именно такой. Оказалось, что этот портативный вибратор – популярная модель, так как легко помещается в сумочке, и дамы могут брать его на вечеринку и на работу, не говоря про командировку. Чего только теперь нет портативного…

Я прошла к себе в кабинет, и мне туда вскоре принесли один из экземпляров журнала.

После его прочтения у меня возникло желание пойти помыть руки. Нельзя сказать, что это был первый репортаж подобного рода, опубликованный в «Желтом городе». Нет, они постоянно кого‑ то оплевывали и размазывали по стене. Некоторым шло на пользу. Мне было известно, что кое‑ кто из наших «звезд» специально оплачивал поливание себя, любимого, помоями. Ведь главное – привлечь внимание к себе каким‑ то скандалом. Возможно, была и еще одна цель: чтобы не раскопали чего‑ то более серьезного, удовлетворившись проплаченным материалом.

Пока я сидела в задумчивости, позвонил Демпси и вызвал к себе на пятый этаж. Выходя из кабинета, я бросила последний выпуск «Желтого города» в мусорную корзину.

У Демпси на столе тоже лежал этот выпуск. Неужели мы будем говорить про эту грязь?!

– Ты знала про родственников Людмилы Цветковой? – прямо спросил у меня американец.

Я покачала головой. Я никогда не общалась с Люськой вне работы. Мы всегда вежливо здоровались, виделись на общих корпоративных вечеринках и на совещаниях у Демпси. Я понятия не имела, чем она живет, с кем она живет, где живет, какое у нее хобби, какое любимое блюдо и любимый фильм. Теперь, правда, знаю про любимый вибратор. Я могла только что‑ то сказать про Люськин стиль в одежде, хотя на самом деле хотелось бы промолчать. Люська обожала все розовое, а также банты и рюши. Одевалась не по возрасту, хотя я не знала точно, сколько ей лет. Считала, что где‑ то около тридцати – в общем, примерно моя ровесница. Но я и в шестнадцать лет не надела бы на себя ничего из того, что я видела на Люське.

Люська была слегка полновата при росте ниже среднего, красилась в блондинку, губы, по‑ моему, подверглись хирургическому вмешательству. Таких пухлых от природы вроде бы не бывает. А вот пухлые щечки явно были свои и смотрелись очаровательно. Ресницы она явно приклеивала. При взгляде на нее создавалось впечатление наивной дурочки, но на самом деле все обстояло не так. Анжелика Львовна называла Люську «Акулой Барби».

И ведь Люська на самом деле успешно делала журнал! Она знала – или просто понимала, – что нужно девочкам, на которых он ориентирован. Возможно, вспоминала себя в их возрасте. Возможно, общалась с кем‑ то из своей целевой аудитории.

– «Желтый город» обычно печатает соответствующую истине информацию… – задумчиво произнес Демпси. – Никому ни разу не удалось выиграть у них суд. Они все всегда подтверждали!

– Вы хотите подать в суд на «Желтый город»?

– С какой стати? Нет, я просто размышляю вслух. Судя по тому, что я только что сказал, мы можем считать, что все это – правда, – Демпси взял в руку журнал и помахал им в воздухе.

– Мы можем в следующем выпуске «Dolce Life» опубликовать статью о Людмиле – о том, чего она достигла в жизни. Или она может рассказать о себе в своем журнале.

– Ты ее защищаешь? – удивленно спросил Демпси.

– Да, – кивнула я. – Если она смогла вырваться из такой семьи, то это вызывает уважение и восхищение. Мало кому удается.

Демпси в задумчивости почесал щеку.

– Человек не отвечает за своих родственников, – продолжала я, защищая Люську. Я не хотела, чтобы ее увольняли. Куда она пойдет после того, как ее так полили грязью? И ведь может же сорваться!

– Она хотела на место Анжелики Львовны, – заявил Демпси и внимательно посмотрел на меня.

– Когда? – спросила я.

– Что значит «когда»?

– Сейчас или раньше?

– Впервые она обратилась ко мне года полтора назад. Она хотела делать еще один журнал, который стал бы конкурентом «Dolce Life». Мне это было не надо. И сейчас не надо. Хотя она убеждала меня, что такая конкуренция пойдет на пользу холдингу. Я так не думаю. Я считаю, что таким образом можно потерять оба журнала. Тогда она сказала, что хотела бы попробовать себя на месте Романицкой.

– А вы?

– Я сказал, что все останутся на своих местах. Людмила ушла. А в конце прошлой недели пришла снова.

Я вопросительно посмотрела на Демпси, ожидая продолжения.

– Я опять отказал. Я не считаю, что Людмила способна возглавить «Dolce Life». «Girl Guide» – да, тут она на своем месте, и журнал успешен во многом благодаря ее личному вкладу. И я не вижу другого человека на ее место.

– А на место Анжелики Львовны? – прямо спросила я.

– Пока нет… – задумчиво произнес Демпси. – Пока ты будешь готовить выпуски и согласовывать все со мной. Я возьму на себя работу Анжелики… Да, кстати, больше никакой Саблезубовой.

Госпожа Саблезубова – модельер, правда, больше популярна в Европе. У нас стала известна только после того, как прославилась на Западе. Там таких любят. В последнее время она в основном проживает за границей и там представляет свои коллекции. Ее нельзя не выделить в любой толпе – по одежке, прическе, макияжу. Она одевается то тигрицей, то львицей. Ей лет пятьдесят, но она всегда ходит в обтягивающих комбинезонах и может себе это позволить! Хотя в обычной одежде и без косметики я, возможно, ее и не узнала бы. Наш журнал не публиковал интервью с ней. Когда‑ то мы хотели это сделать, она наотрез отказалась. И реклама в наших журналах, насколько я понимаю, ее не интересует.

Но о ней регулярно писала Анжелика Львовна. Писала сама, очень иронично. Мы публиковали фотографии женщины‑ рыси, женщины‑ зебры. Идея Саблезубовой заключается в том, что нужно одеваться тигрицей, львицей, рысью… Близость к природе, к животному миру, познание души зверя… У нее целая философия разработана. Возможно, пиар‑ менеджерами.

– Почему? – спросила я у Демпси.

– Потому что она нам не платит, – сказал американец. – И платить не будет никогда. Лучше опубликуем интервью с каким‑ нибудь молодым модельером, который хочет представить себя народу. Кстати, Романицкая носила какие‑ то вещи от Саблезубовой?

Я задумалась. Вроде бы нет…

– Но меня она всегда убеждала в том, что Саблезубова – это новость.

– Это необычно. Но мне кажется, что Анжелика Львовна посмеивалась над ней…

– В общем, больше никаких тигров и никаких леопардов, – отрезал Демпси.

– А что будет с Людмилой?

– Если будет работать так, как раньше, то пусть работает. И с «Желтым городом» пусть сама разбирается.

В дверь робко постучали, потом в кабинет Демпси просочилась секретарша и заявила, что приехала целая группа журналистов, включая телевидение. Хотят взять интервью и снять Людмилу.

– Выйди к ним, Наташа, – велел Демпси.

Я вышла и сказала все, что думаю о достижениях Люськи в этой жизни и о подлом репортаже «Желтого города», которому нравится полоскать чужое грязное белье. Я сказала, что Люськин пример должен вдохновлять детей и молодежь из трудных семей, которые, в частности, являются целевой аудиторией возглавляемого ею журнала. Ее читатели должны ею гордиться и брать с нее пример. Коллеги пытались возражать, задавать каверзные вопросы, но я была уверена в своей правоте и возмущена. Почему «Желтый город» не полощет грязное белье наших звезд эстрады, политиков и чиновников? То есть, конечно, он лишь этим и занимается, но почему не ограничивается только этой публикой? Зачем им сдалась Люська? Да, возглавляемый ею журнал выходит огромными тиражами, но главный редактор журнала редко является медийным лицом. Известен журнал, но не те, кто в нем работают. Конечно, в определенных кругах Люська известна и обожает тусовки, но ее не знают ее же читатели, которые хорошо разбираются в смазливых поющих мальчиках и некоторых спортсменах, о которых она рассказывает. Кому понадобилось поливать ее грязью?

Я попыталась вспомнить, уделял ли «Желтый город» раньше внимание кому‑ то из журналистов и редакторов. О ком‑ то с телевидения точно были репортажи, но то с телевидения – о лице, которое читатели видели. Вроде бы ни о ком из работающих в газетах и журналах они раньше репортажей не давали. Значит, заказ?

Я еще сказала несколько слов коллегам, но им уже было неинтересно. Они поняли, что наш холдинг будет горой стоять за Люську. Журналисты уехали, я отправилась к себе в кабинет. Завтра‑ то поработать не удастся. На завтра были намечены похороны Анжелики Львовны.

Часов в пять вечера позвонил Валентин и спросил, когда за мной заехать, чтобы отправляться за моей машиной. Он не забыл про свою вину и выражал готовность отвезти меня до автосервиса, а потом проверить качество выполненных работ. Я рассмеялась и сказала, чтобы заехал в шесть.

Мы забрали мою машину, и Валентин опять предложил сходить в кафе, где мы уже были в пятницу. Поехали друг за другом, посидели в кафе, мило побеседовали, потом Валентин сказал, что проводит меня до дома. Он оставил свою машину на некотором удалении, убедился, что я поставила и закрыла свою, и направился вместе со мной к подъезду. Я задумалась, приглашать его на кофе или не приглашать.

Но к самому подъезду мы не подошли, остановившись у детской площадки, которая расположена прямо напротив. Валентин спросил, может ли он мне еще позвонить. Я сказала, что может. Он знал, что завтра должны состояться похороны моей бывшей начальницы.

– Может, тебя потом встретить? – предложил он. – Ведь ты же явно завтра будешь без машины. Позвони мне, когда у вас там все закончится. На самом деле позвони. Или, хочешь, я с тобой на кладбище пойду?

– Не надо, – покачала головой я.

В данном случае мне не требовалась моральная поддержка. Если бы хоронили кого‑ то из близких мне людей… Здесь же я просто собиралась отдать долг. И появляться с новым мужчиной перед коллегами не хотелось – нигде, тем более на кладбище. Пойдут ненужные разговоры. А я терпеть не могу быть темой сплетен. Хотя, возможно, я на самом деле позвоню Валентину после окончания поминок…

Внезапно между нашими лицами что‑ то просвистело. Что‑ то горячее, обдавшее меня жаром… Или даже не жаром, а морозом. Будто на мгновение мое лицо попало в зону трескучего мороза…

Я резко вдохнула воздух. Валентин выругался, развернулся и бросился в сторону – прочь от нашего дома. Я стояла на месте и моргала. Я ничего не понимала.

Уже стемнело, двор у нас освещается плохо, а небольшой пустырь за детской площадкой, на котором у нас гуляют с собаками, и вовсе освещается только снегом, звездами (которые в пасмурном Питере можно увидеть крайне редко), луной (если есть и нет туч) и личными фонариками граждан.

Но с собаками выходят позже. По крайней мере, в эти минуты я не видела лучей фонариков. Я вообще ничего не видела в той стороне. Фигура Валентина вскоре исчезла из поля моего зрения. Я не понимала, за кем он понесся, но решила его дождаться.

Он вернулся, вытирая вспотевший лоб. Он был очень зол и хмур. Я вопросительно посмотрела на мужчину.

– Не догнал эту сволочь, – пробурчал Валентин. – Но фора была большая. Тебя не задело?

Я покачала головой.

Валентин тем временем обводил взглядом участок у моего подъезда.

– Что ты высматриваешь?

– Место, куда могла воткнуться пуля.

– Что?!

Он странно посмотрел на меня.

– Это была пуля?!

– А ты не поняла?

Я покачала головой. Ведь на самом деле не поняла! Мне не пришло в голову, что кто‑ то хотел меня убить в моем же дворе! Хотя ведь не в первый раз…

И опять промазал.

Меня хотят убить или пугают?

Валентин сделал шаг ко мне и взял руками за плечи, оставаясь на некотором расстоянии. Я подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.

– Уехала бы ты, Наташа, из города, – серьезно сказал Валентин. – Возьми отпуск и уезжай.

– Не могу. Сейчас на работе…

– Какая работа?! – взорвался Валентин. – Если тебя убьют, не будет вообще никакой работы! Это не шутки! Кому ты так не угодила?!

– Я не знаю, – честно ответила я и предложила Валентину подняться ко мне.

Он согласился.

Мама пришла в ужас после того, как Валентин рассказал ей о случившемся, и согласилась с ним – мне лучше уехать.

– И вообще нужно в полицию звонить, – сказала мама. – Или хотя бы этому Николаю Павловичу, который ведет дело об убийстве Анжелики Львовны.

– Бессмысленно, – покачал головой Валентин. – Никто не убит и даже не ранен. Они не будут заниматься этим делом. Им не нужна лишняя головная боль. И пулю, думаю, не найти. Она сейчас явно лежит в глубине какого‑ то сугроба. Ей было некуда воткнуться. То есть доказательств нет.

– А следы? – спросила мама.

– У нас на пустыре, где столько народу с собаками гуляет?! – воскликнула я.

– Ах да…

– Но как же человек стрелял в темноте? – спросила я, поворачиваясь к Валентину. – С прибором ночного видения? Так, значит, это был профессиональный киллер? Для меня кто‑ то нанял профессионального киллера?!

– Вообще‑ то мы с тобой стояли как раз на самом освещенном месте, – заметил Валентин. – И от фонаря туда свет падает, и окна в доме уже загорелись. На их фоне наши фигуры хорошо просматривались.

Валентин вздохнул и попросил меня еще раз рассказать все, что случилось со мной в последнее время, – чтобы мы вместе подумали, кому я так мешаю.

Я рассказала. Мама добавляла упущенные мною детали.

– То есть или кто‑ то считает, что у тебя компромат, или хочет на твое место, – сказал Валентин.

– Какое мое место?!

– Место этой вашей Анжелики Львовны.

– Но я не занимаю ее место! И не займу! Демпси это уже объявил!

– Но он не собирается брать никого вместо нее.

– Он…

– Вспомни, что он тебе сегодня сказал. Ты будешь готовить журнал. То есть заниматься обычной работой главного редактора. Но как я понял, работа Анжелики Львовны заключалась не только в этом. Так?

Я кивнула.

– И ты точно не знаешь, в чем?

Я покачала головой.

– Но этим собирается заниматься сам американец, так?

– Похоже на то.

– Возможно, подключит тебя или еще кого‑ то – для решения специфических вопросов, которые может решить только гражданин нашей страны. И скорее не тебя, а кого‑ то другого. Но кто‑ то хочет всем этим заниматься. Насколько я понимаю, таких людей двое – эта самая Люська, про которую сегодня рассказал «Желтый город», и мужик, главный редактор мужского журнала, который выпускает ваш холдинг. Я бы поставил на мужика. Хотя и баба тоже могла, раз она с таким прошлым.

– И они также могут считать, что тебе по наследству от Анжелики Львовны перешел компромат, – добавила мама.

– А у нее мог быть на них компромат – чтобы не претендовали на ее место, – добавил Валентин.

Я схватилась за голову.

– Или может быть так, что ты совершенно не представляешь, кому ты мешаешь, – продолжал Валентин. – Вот это хуже всего. Но я бы для начала проверил Люську и Артема.

– Как?!

– Я все‑ таки приду завтра на похороны и послушаю, что говорит народ, – заявил Валентин.

Я попыталась что‑ то сказать, но он предупредительно поднял руку.

– Я приду сам по себе. Там же будет много народу?

– Наверное.

– Никто не знает всех знакомых вашей Анжелики Львовны. Я же не обязан никому объяснять, кто я и откуда. На поминки я не поеду, там же явно стол будет приготовлен на определенное количество народа. Кстати, кто ответственный?

– Секретарша Анжелики Львовны. Она должна была обзвонить людей и все организовать. Признаться, я совсем не вникала в эти моменты. Она мне просто сказала время.

– Автобус будет от вашего холдинга? – уточнила мама.

– Нет, автобуса не будет. И на вынос тела не приглашали. Всем предложено прибыть на Волковское кладбище. Леночка объяснила, как добраться общественным транспортом. Это несложно. Оно же в черте города, и есть транспортное сообщение с разными районами.

– Уж не на Литераторских ли мостках хоронят вашу Анжелику Львовну? – уточнила мама.

– Нет, – покачала головой я. – Вообще вначале будут отпевать в кладбищенской церкви, а оттуда к месту пройдем пешком. Где‑ то в той части, где церковь. Леночка говорила, я не совсем поняла.

– А почему там? – спросил Валентин. – Там же вроде сейчас только подхоранивают. А насколько я понял, у вашей Анжелики Львовны не было родственников, то есть она утратила с ними всякие связи.

Я пожала плечами. Я не задумывалась об этом.

– Там продаются места – где были заброшенные могилы, – вставила мама и привела пример какой‑ то своей знакомой, которая как раз такое место купила, когда хоронила родителей.

– Но тогда почему Леночка решила покупать там место? – не унимался Валентин. – Почему там? От вашего офиса далеко. Кладбище явно не самое дешевое – если ваш американец экономит деньги. Сейчас, насколько мне известно, новые места покупают на выезде из города или даже за пределами городской черты. Наташа, уточни это. По‑ моему, этот вопрос не должен вызвать ответных вопросов. Лучше задавай его в присутствии нескольких человек.

– Ты считаешь, что Леночка…

Я не договорила. У меня в голове промелькнуло несколько вариантов.

– Я не знаю, – спокойно сказал Валентин. – Но она могла стать наследницей какого‑ то компромата. Она могла стереть или переписать, а потом стереть из рабочего компьютера Анжелики Львовны какую‑ то важную информацию. Она могла прихватить ежедневник. Она могла подложить отравленные конфеты, а Анжелика Львовна потом забрала их домой. Кстати, экспертиза изъятых в офисе проведена или еще нет?

– Вроде нет, – пожала плечами я. – Завтра спрошу у Николая Павловича. Он явно появится на кладбище.

– Но Леночка не может претендовать на место Анжелики Львовны, – заметила мама, которая заочно знала всех моих коллег.

– Она вполне может считать, что достойна большего, – хмыкнул Валентин. – Знаете ли, секретарши бывают с большими амбициями.

– И… что? – спросила я. – Не она же убила Анжелику Львовну?

– Почему бы и нет? – закинул ногу на ногу Валентин.

– Она так плакала… У нас никто в офисе так не горевал. Это было искреннее горе, не напоказ!

Валентин неопределенно пожал плечами.

– И неужели она стреляла в меня сегодня? Неужели она скинула глыбу?!

– Я не знаю, – сказал Валентин. – Но почему бы и нет?

Я открыла от удивления рот. Я никогда не думала, что могу чем‑ то мешать Леночке. Настолько мешать…

– Кстати, а что с завещанием? – вдруг спросила мама. – Оно было или нет?

Я пожала плечами.

– А вот это нужно выяснить обязательно, – произнес Валентин. – Как можно быстрее. Завещание может снять часть вопросов.

– Но даже если оно и есть, я не могу быть наследницей Анжелики Львовны!

– Почему? – удивленно посмотрел на меня Валентин. – Она же к тебе хорошо относилась. Ты на ее место не претендовала, мужиков у нее не уводила, выполняла свои обязанности. Могла что‑ то отписать. И Леночке могла отписать. Но давайте не будем гадать. Выясни это завтра, но так, чтобы Глеб не слышал. Он‑ то должен был уже разобраться с этим вопросом. Но не надо ему показывать, что ты интересуешься завещанием. У мента спроси.

– Ой! – закрыла я рот ладошкой.

– Дошло? – хмыкнул Валентин. – Ты можешь оказаться серьезной конкуренткой Глеба. А он‑ то, насколько я понял, вполне мог и глыбу на тебя сбросить, и стрелять.

– Какой кошмар! – покачала головой мама. – Валентин, вы уж, пожалуйста, завтра охраняйте Наташу. Я буду очень волноваться.

– На кладбище на Наташу никто нападать не будет, – уверенно заявил Валентин. – Слишком много свидетелей. И я там к Наташе приближаться не буду. Никому не надо знать, что мы знакомы. Мало ли… Я просто буду переходить от одной группы к другой и слушать, что говорит народ.

На том и порешили. Валентин уехал, мама сказала, что этот мужчина создает впечатление серьезного и надежного.

Но я не была уверена, что это – герой моего романа. Не было искры. Не было физического притяжения. Да и знакомство было каким‑ то странным…

Глава 12

Признаться, я удивилась количеству людей, собравшихся проводить Анжелику Львовну в последний путь. Было много представителей самых разных печатных изданий, несколько телеканалов прислали свои бригады. Хотя, возможно, кто‑ то пришел на похороны, как на тусовку, потому что из нашего мира тут должны были собраться все.

Конечно, у Анжелики Львовны был широкий круг общения. Она ни с кем не сходилась близко, но общалась очень со многими. В результате в церкви все собравшиеся не поместились.

Я стояла рядом с Демпси. Его привез шофер, американец быстро нашел меня и заявил, что хочет по ходу процедуры слушать мои комментарии о русских похоронах, на которых ему никогда не доводилось бывать. Любознательный наш.

Я заметила Валентина, который практически сразу же исчез из поля моего зрения. Вероятно, он оказался среди оставшихся на улице. В церкви‑ то разговаривать неприлично, а на улице он явно найдет с кем побеседовать. Николай Павлович пришел, по крайней мере, с двумя коллегами, со мной поздоровался кивком и точно остался на улице.

Не могу сказать, что все оделись достойно. Конечно, в ярко‑ красных пальто никто не появился, но траур не особо чувствовался. Наиболее соответствующе ситуации оделась Леночка. Она стояла у гроба и плакала, и я просто не могла подойти к ней и спросить, почему она выбрала это кладбище.

У изголовья стоял Глеб с мрачным выражением лица. Его никто не сопровождал. Хотя частный детектив мог притаиться где‑ то в толпе. С другой стороны гроба, тоже у изголовья, оказался незнакомый мне молодой человек.

– Кто это? – тихо спросил у меня Демпси.

Я пожала плечами. Глеб бросал на молодого человека полные ненависти взгляды. Значит, это вполне мог быть новый, то есть последний, любовник Анжелики Львовны. Хотя Глеб‑ то ведь – законный муж, и последний любовник не может ни на что претендовать. Если только не упомянут в завещании. Я решила, что подойду к Глебу на поминках. Могу я проявить обычное женское любопытство?

К моему удивлению, гроб все‑ таки открыли. Вроде не положено по прошествии такого количества дней? Или у нас теперь можно все?

Лицо было закрыто непрозрачным куском белой ткани, вероятно, потому, что от него ничего не осталось, и самый лучший гример не мог его восстановить. Но были видны руки, сложенные на груди. С одной стороны из‑ под куска материи выбилась светлая прядь. Признаться, я старалась не смотреть на останки Анжелики Львовны. Я смотрела на собравшихся. Многих я знала лично, еще часть когда‑ то видела, но были и совершенно незнакомые лица. Может, потом взять у Леночки список приглашенных? Хотя что мне это даст?

Отпевание длилось не очень долго. Мне доводилось присутствовать на более длительных процедурах. Хотя, возможно, теперь все делается по желанию заказчика.

Из церкви мы пешочком проследовали к уже вырытой могиле. Гроб несли Глеб, молодой парень, которого я сегодня увидела впервые (с разных сторон), и еще двое мужчин из нашей редакции. Я не увидела Артема из «Жести и грязи» и Люську. Хотя отсутствие Люськи мне было понятно. Ей не хотелось появляться перед знакомыми сразу после порочащей ее репутацию статьи в «Желтом городе».

А вот главный редактор «Желтого города» был, о чем я сообщила Демпси.

– Ты хочешь с ним поговорить? – уточнил американец.

Я кивнула.

– Пойдем вместе, – сказал он. – После того как закопают.

У могилы гроб снова открыли, проникновенно выступил Глеб, потом наш штатный фотограф, одна светская львица, похождения которой регулярно освещал наш журнал.

– Мне надо выступать? – шепотом спросил Демпси.

– Лучше скажите пару слов.

Демпси выступил на вполне понятном русском, который, надо отдать ему должное, усиленно учил. Леночка всхлипывала на протяжении всей церемонии. У нее уже припухли и покраснели глаза, а нос напоминал картошку. Все это жутко смотрелось вместе с пожелтевшим синяком. Косметика, естественно, отсутствовала.

Демпси вернулся ко мне и тихо сказал:

– Подойди к гробу и посмотри на руки.

– Что?! – повернулась я к нему.

– Иди, выступи, – подтолкнул он меня.

Тут со мной встретился глазами Глеб и мотнул головой, как бы тоже приглашая. Мне пришлось выдвинуться вперед и произнести короткую речь. Неизвестный молодой человек не вымолвил ни слова.

Я чуть не забыла про руки, но, отходя, замерла, повернулась к телу и уставилась на них. Надеюсь, что со стороны это не выглядело необычно.

На руках не имелось маникюра! И пальцы мне показались другими – более короткими и более толстыми. У Анжелики Львовны были тонкие и длинные с длинными ногтями. Здесь ногти были коротко острижены. У нее были другие руки!

Или отсутствие маникюра в данном случае нормально? Я просто привыкла видеть ногти Анжелики Львовны, покрытые темно‑ бордовым лаком. Я как‑ то не задумывалась раньше, красят покойницам ногти или нет. Наверное, за деньги делают все. Но обрезают ли их? Да и кутикула выросла слишком сильно! Нет, никаких заусениц и мозолей я не заметила. Но не было той ухоженности рук, которую я привыкла видеть.

Когда могла вырасти эта кутикула? Кто‑ то говорит, что после смерти могут продолжаться какие‑ то процессы – например, расти волосы и ногти. Кто‑ то говорит, что это – полный бред и все процессы прекращаются с остановкой сердца.

Но ведь и Демпси обратил внимание на руки. Интересно, обратил ли кто‑ то еще?

Пока я раздумывала, гроб заколотили и опустили в яму. Леночка чуть не лишилась чувств. Демпси меня ни о чем не спрашивал и следил за Леночкой. Ее поведение казалось странным. Я больше не видела ни Валентина, ни Николая Павловича. Хотя мы стояли большой толпой, расползшейся на соседние тропинки и участки.

– Не упусти человека из «Желтого города», – прошипел мне в ухо Демпси, когда на закопанную яму стали выкладывать венки.

Я кивнула, и мы с ним начали протискиваться в нужную сторону. Главный редактор нас заметил, понял, что мы стремимся к нему, и стоял на месте. К выходу с кладбища мы пошли вместе.

– Я понимаю, что вы хотите спросить, – сказал мужчина, глядя на Демпси. – Но это – наша работа. Если хотите – подавайте в суд. Кстати, должен предупредить, что это будет просто потерей денег. Вы дело проиграете.

– Почему вы опубликовали этот материал именно сейчас? – спросила я. – Это как‑ то связано со смертью Анжелики Львовны?

– Никак не связано, – удивился представитель «Желтого города». – Мы просто получили эту информацию – и использовали.

– Как вы ее получили? – спросил Демпси.

– В конверте, – пожал плечами главный редактор «Желтого города». – К нам масса информации приходит таким образом. У нас люди специальные сидят на разборке почты.

– А когда она пришла?

– В пятницу. Мы из‑ за нее даже сняли другой материал. Решили, что этот позабористее, да и в тему. Ваш холдинг‑ то сейчас на слуху.

– Вы проверили информацию? – уточнила я.

– Конечно. Наши корреспонденты тут же выехали на место. В конверте любезно указывались адреса, по которым можно все уточнить. Признаться, я пришел в ужас.

– Фотографии – ваши или присланные?

– Присланные. Но и наши корреспонденты сделали ряд снимков, кое‑ что записали на диктофон. Для ответа в случае подачи иска, – мужчина легко улыбнулся. – Кстати, кто займет место Анжелики Львовны?

Главный редактор посмотрел на Демпси.

– Пока никто, – ответил тот. – Так будем работать.

Представитель «Желтого города» повернулся ко мне.

– Я исполняю обязанности главреда и занимаюсь только рабочими вопросами.

Мужчина издал какой‑ то неопределенный звук. В это время мы как раз подошли к проезжей части, где народ рассаживался по различным транспортным средствам. Мы распрощались с представителем «Желтого города», который не собирался ехать на поминки (да его, наверное, и не приглашали), Демпси предложил мне садиться к нему. Никакого автобуса не было, кто‑ то приехал на своих машинах, кто‑ то направился на трамвайную остановку. Поминки планировались в здании холдинга, и их в эти минуты готовили сотрудницы нашей редакции, не появлявшиеся на кладбище. Стол собирались поставить в зале для переговоров на пятом этаже, где у нас обычно проходят корпоративные вечеринки.

– Итак, что ты думаешь о руках? – спросил у меня Демпси в машине на английском языке. Мы с ним всегда разговариваем на английском, а тут он, наверное, еще и не хотел, чтобы нас понимал шофер.

Я поделилась возникшими у меня мыслями. Демпси меня очень внимательно выслушал и кивнул в задумчивости.

– Я тоже помню ее руки… – наконец сказал американец. – А это были не ее руки. Они же не могли измениться после смерти? Я бы понял, если бы ей отстрелили руку… Но насколько мне известно, пострадало только лицо, так?

Я кивнула.

– От лица ничего не осталось, – продолжал Демпси. – То есть опознать ее можно было только по телу. Кто ее опознавал, Наташа? Один человек? Несколько?

Я сказала про соседок, одна из которых теперь мертва, и про законного мужа Глеба Гаджиевича. Демпси в задумчивости почесал щеку. Мне самой в голову лезли разные мысли.

– Соседки могли ошибиться, – наконец произнес Демпси. – Но супруг…

– Что вам говорила Анжелика Львовна перед отъездом? – спросила я. – Она ведь официально оформляла отпуск.

– Ей требовалось решить какие‑ то семейные проблемы. Она не уточняла, какие, а я не спрашивал. Я не имею дурной привычки задавать людям такие вопросы, как любят делать русские. Это не мое дело. Ей был положен отпуск по вашему законодательству, с которым я вынужден считаться, работая в вашей стране. Более того, она заранее предупредила меня и выразила готовность напряженно поработать до отъезда, чтобы подготовить два или даже три номера. Ведь она в самом деле это сделала? Ты же сейчас, Наташа, думаешь о летних выпусках?

– Мы, вообще‑ то, всегда работали на перспективу, – заметила я.

– Да, согласен. Никто никогда не занимается только одним номером – в солидных конторах. Одновременно идет работа над несколькими макетами, потом они доводятся до ума, как говорят у вас в России. Но тут‑ то сколько номеров было доведено до ума?

Один ушел в типографию еще до отъезда Анжелики Львовны, то есть до последнего дня ее пребывания в редакции. Этот номер должен сегодня выйти из типографии. То есть уже явно вышел. Завтра он появится в продаже, а кое‑ где и сегодня вечером. Номер на следующий месяц готов процентов на девяносто пять. Да, иногда мы в последний момент снимаем какие‑ то материалы и ставим вместо них другие. Вот «Желтый город» тоже поставил материал о Люське вместо какого‑ то другого. Это обычная практика. Ситуация меняется, появляются новые люди, с героями репортажей происходят какие‑ то изменения. Это рабочие моменты, и для их решения есть я.

Но и еще один номер готов процентов на восемьдесят. И есть задел еще на три. Конечно, они еще «сырые», но кардинальная линия для них разработана. То есть у нашего издания есть кардинальная линия, а для каждого выпуска определяется «тема номера», или в нашем случае правильнее было бы сказать: уклон номера. Темы все‑ таки рассматриваются разные. Хотя некоторые издания называют уклон темой. Он зависит от сезона, от происходящих в обществе тенденций, причем в любой сфере. Наше издание в меньшей мере интересует политика, в большей – мода, эстрада, светская жизнь. Что стало модным? Кто стал модным? Кто на пике популярности? О чем говорят? Ну и, конечно, мы прислушиваемся к мнению спонсоров.

Анжелика Львовна определила уклон уж слишком большого количества номеров…

– Где она может быть? – ворвался в поток моих мыслей Демпси.

Я пожала плечами и, в свою очередь, спросила, интересует ли Демпси, кого похоронили вместо Анжелики Львовны.

– Нисколько, но я хочу ее найти, чтобы вернуть потраченные на ее похороны средства, – ответил умеющий считать деньги американец.

– Вы тратили личные деньги?

Он посмотрел на меня, как на полную идиотку. Я помнила, откуда, в частности, брались средства, но этого явно было недостаточно с таким‑ то размахом. Демпси с кислой миной добавил, что ему пришлось выделить и из прибыли холдинга. Пришла Леночка, билась в истерике, объясняла, что похороны – это святое. Все русские, с кем разговаривал Демпси, тоже сказали, что похороны – это святое. К тому же Анжелика Львовна была известным в городе человеком. Следовало ожидать появления большого количества людей. Для репутации холдинга будет плохо, если что‑ то будет сделано «не как следует».

– Она еще мне заплатит за моральный ущерб, – сказал Демпси. – А вообще мне нужно посоветоваться с юристами…

Он задумался на мгновение, потом вскинул на меня взгляд:

– А мы можем получить компенсацию от ее мужа, неправильно опознавшего супругу?

– С Глеба?! Точно нет.

– Почему?

– Во‑ первых, у него нет своих денег, – я объяснила, чем занимается Глеб, но не стала говорить, что те деньги, которые он припас на черный день, никакой американец не получит никогда. Наш альфонс в таком деле точно выиграет у американского бизнесмена. – Во‑ вторых, он мог искренне ошибиться.

Про себя я подумала, что Глеб, скорее всего, не ошибся, а быстренько просчитал все возможности, которые ему даст получение наследства. Хотя в права наследства вступают через полгода! За это время Анжелика Львовна вполне может воскреснуть. Или Глеб не позволит?

В таком случае Анжелике Львовне на самом деле угрожает опасность. То есть она ей и так угрожала. А теперь возникла опасность еще с одной стороны. Больше‑ то возможности получить наследство от Анжелики Львовны у Глеба не будет никогда!

Но тогда кого убили в ее квартире? У нее был двойник? Она специально подготовила двойника, зная об угрожающей опасности? А убийца не увидел разницы? То есть не был знаком с Анжеликой Львовной лично? Маловероятно…

– Я собираюсь говорить с полицией, – объявил Демпси.

Я пожала плечами.

– Я потребую, чтобы похороненную личность откопали.

Я опять пожала плечами.

– Это сложно сделать у вас в стране?

– Не знаю. Но думаю, что придется получить немало согласований. И вроде бы эксгумация у нас в зимний период не проводится. Пару месяцев точно придется ждать.

– То есть как?!

Я посоветовала задать все вопросы на эту тему Николаю Павловичу. Он точно сможет на них ответить.

– Ты сможешь поговорить с Глебом?

Я кивнула.

– Тогда жду тебя у себя в кабинете после поминок.

Предполагаю, что русские поминки произвели на американца неизгладимое впечатление, в особенности когда все напились и начались песнопения. Разве большие поминки у нас могут пройти без песнопений? Правда, никто не знал, какие песни любила Анжелика Львовна и любила ли вообще какие‑ то, поэтому начали с русских народных. Ну а потом стали петь кто что знал. Демпси пребывал в состоянии прострации, но не забывал почти трезвым взглядом следить за тем, кто сколько пил. Леночка постаралась обеспечить достаточное количество спиртных напитков. При виде его американец схватился за сердце, но потом быстренько посчитал бутылки и внес какую‑ то запись в электронную записную книжку. Хотя думаю, что Леночке и так пришлось представлять все чеки в бухгалтерию. Но одно дело – наши бухгалтеры, другое – хозяин‑ американец. Вероятно, Анжелике Львовне придется оплачивать поминки по себе в двойном, а то и тройном размере.

Интересно, а до компенсации из ее имущества американец додумается или нет? По‑ моему, он вполне мог это сделать. Если Анжелика Львовна на самом деле мертва…

Признаться, я не знала, что и думать.

Я постоянно следила за Глебом, сесть рядом с которым у меня не получилось. Я оказалась рядом с Демпси, как, вероятно, и планировалось с самого начала. По крайней мере, когда мы с ним вошли в зал, стол (то есть сдвинутые столы, принесенные с разных этажей) был уже накрыт, кое‑ кто за ним сидел и поминал Анжелику Львовну в индивидуальном порядке. Среди них оказались двое американских коллег Демпси.

Нас с ним сразу же проводили на определенные места. Потом и других прибывающих разводили по местам. Этим занимались двое наших мужчин из редакции. Не знаю, была ли рассадка запланирована заранее или они принимали решение, когда видели приезжающих с кладбища. Скорее второе.

В разгар песнопений Демпси отправился к себе в кабинет с очень кислой миной, повторив, что ждет меня после окончания «мероприятия». А я стала продвигаться в сторону Глеба, болтавшего с одной хорошенькой секретаршей, работавшей на пятом, «хозяйском» этаже. Незнакомый молодой мужик, который на кладбище стоял у изголовья, на поминки не приехал. Собрались не только представители нашей редакции, но и представили других журналов и телевидения, и наши рекламодатели. Леночка пригласила тех, с кем мы на самом деле постоянно имеем дело или просто сталкиваемся, работая на одном рынке. Кое‑ кто воспользовался возможностью пообщаться в неформальной обстановке и, судя по выражениям лиц, вел какие‑ то переговоры или просто обсуждал возможные направления сотрудничества в будущем.

Глеб увидел, что я приближаюсь к нему, и улыбнулся. Девушка повернула голову, заметила меня, и на ее очаровательном личике появилась недовольная гримаса.

– Я на десять минут забронирую Глеба, – мило улыбнулась я ей. – Нам нужно обсудить один рабочий момент. Потом он будет в твоем полном распоряжении.

– Пошли покурим, – сказал мне законный муж Анжелики Львовны, хотя не курил сам и знал, что не курю я. Или уже забыл, что я не курю. Но сам он навряд ли пристрастился к табаку, потому что всегда стоял за здоровый образ жизни и свое драгоценное здоровье очень ценил.

Мы вышли на лестницу, где народ на самом деле курил.

– Пошли ко мне в кабинет, – предложила я.

Глеб сразу же согласился. Возможно, тоже хотел со мной побеседовать на какие‑ то животрепещущие темы, которые не следует обсуждать при свидетелях.

У меня в кабинете Глеб плюхнулся в кресло, закинул ногу на ногу, демонстрируя дорогой ботинок, и вопросительно посмотрел на меня с легкой улыбкой на устах.

– Ты по поручению американца? Или по своей инициативе?

– И то и другое. Что за мужик был на кладбище?

– На кладбище было много мужиков, – хмыкнул Глеб. – Слушай, у тебя коньячка не найдется?

Я встала, подошла к бару, имевшемуся у меня в кабинете, достала «гостевой» коньяк и пузатый бокал и поставила перед Глебом.

– Самообслуживание, да? А помянуть начальницу?

– А есть кого поминать?

Рука Глеба с уже зажатой в ней бутылкой замерла в воздухе. Глеб поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза.

– Этот вопрос тебе будет задавать Алистер Демпси. Или его адвокаты. Он, кстати, жаждет получить компенсацию – потраченного на похороны, поминки, а потом еще и за моральный ущерб. Возможно, еще что‑ то придумает. Или его адвокаты придумают. Слышал, наверное, что американцы страсть как любят судиться? У них очень хорошо головы работают насчет того, за что можно получить компенсацию.

– Это Демпси решил, что похоронили не Анжелку?!

Я кивнула.

– А ты?

– После того как Демпси поделился со мной своими сомнениями, я тоже задумалась.

– Она что, прорезалась? От Демпси что‑ то хотела? У тебя есть основания считать, что именно Анжелка подложила тебе какую‑ то свинью?

– Ой! – сказала я.

И на самом деле задумалась. А могла ли на меня покушаться Анжелика Львовна? Не знаю, почему. Важен сам факт. Выстрелить она точно могла. Моральные и нравственные нормы она понимала очень своеобразно. То есть они для нее просто не существовали. Да и глыбу бы, наверное, тоже могла сбросить. Она была сильной женщиной. Спортом занималась активно.

Глеб внимательно следил за изменениями выражения моего лица.

– У тебя что‑ то случилось? – спросил он.

– Случилось. Но сейчас речь не о том. Похоронили не Анжелику Львовну?

– Без комментариев.

– Глеб, ты ее опознавал! Я прекрасно понимаю, из каких соображений ты ее опознал! Но ведь у тебя могут возникнуть серьезные неприятности! Ты об этом подумал?!

Глеб удивленно вскинул черные густые красивые брови, вероятно, доставшиеся ему от восточного папы.

– Наташенька, солнышно, до меня Анжелку опознали два человека! У соседок не возникло сомнений, что это она! А после меня ее еще опознал и родной сынок, которого ты, кстати, видела на кладбище.

– Что? – шепотом спросила я.

– Ага, – кивнул Глеб, хлебнул коньячку и расхохотался. – Сынок выплыл из тумана. У меня, признаться, была мысль потребовать генетическую экспертизу, по потом, просчитав все варианты, я отказался от этой мысли. Лучше я ему отстегну часть наследства – и получу все остальное.

– Но за полгода многое может произойти!

– Может, – согласился Глеб. – Но я решил не выступать и получить только положенное мне по закону как вдовцу. – Глеб захохотал и хватил еще коньячку, сказав, что пьет за мое здоровье.

– Где Анжелика Львовна?

– Понятия не имею. И, кстати, я до разговора с тобой окончательно не был уверен, ее закопали или не ее. Поведай, как Демпси это определил?

– Глеб, ты же с ней жил! Ты должен знать тело! Пусть лицо снесено выстрелом, но тело…

– Ты что, считаешь, что я тело покойницы рассматривал?! Ты считаешь, что я больной на голову? Ты в морге на опознании когда‑ нибудь бывала? Да я там сам чуть с покойниками не остался! А как увидел эту башку, наполовину снесенную…

– Тебе должны были показать тело для опознания, – твердо сказала я. – Ты спал с этой женщиной…

– Знаешь, со сколькими женщинами я спал? Я вначале учет вел. Многие мужики так делают, то есть молодые парни. А некоторые и до старости имеют специальную тетрадочку или, следуя веяниям времени, отдельный файлик. Ставят оценочки или просто плюсики, а кому и минусики. Что‑ то комментируют – для себя, чтобы вспоминать в старости о подвигах молодости. Мне это надоело где‑ то на четвертом десятке. Ну какая разница, какую я оценку поставлю той или иной бабе? Если мне понравилось, я и так с ней снова встречусь, а если не понравилось, то больше не буду. Или буду за бабки. Для дальнейших ссылок мне не надо.

– Ты сколько времени жил с Анжеликой Львовной?!

– Год за пять надо считать. Или за десять. Хотя моя нынешняя еще хуже. Поэтому мне до зарезу нужно получить наследство. Что Демпси углядел?

– Руки.

– Чего?!

– Лицо покойницы было прикрыто платком – или я не знаю, как правильно называется этот кусок ткани. А руки оставались открытыми.

Глеб в непонимании смотрел на меня. Я сказала про пальцы, про ногти, про сильно отросшую кутикулу.

– А я и не заметил, – честно признался Глеб. – Мне в голову не пришло на руки смотреть.

– А на что еще можно было смотреть, если все остальное закрыто?!

– Ну, я вообще старался не смотреть. Мне неприятно. Знаешь, как я напился после морга? Меня этот запах до сих пор преследует! Мне сегодня казалось, что от нее так же пахнет, как там пахло!

– Глеб, что тебе показалось не так при опознании? – устало спросила я.

– Сиськи. У Анжелки силикон был. Причем все очень классно было сделано. По ощущениям, как натуральные.

Я удивленно посмотрела на Глеба.

– Ага, – кивнул он. – Я тоже раньше думал, что раз силикон, так будут как каменные. Но, наверное, есть разные виды? Анжелка‑ то точно у очень дорогого хирурга делала и имплантаты самые лучшие выбирала. У нее картинка была, а не сиськи. Форма, размер – не большие и не маленькие. И мягкие! А тут…

Глеб скривился.

– Я больше ни на что и не смотрел. Но Анжелка бы такого, что у той бабы, точно не допустила. Хотя волосы – ее. То есть то, что я от головы видел, – ее. Ну и в целом размеры… Девки же решили, что она! И баба‑ то в Анжелкиной квартире находилась, в ее одежде, перед ее зеркалом!

Я пожала плечами.

– Значит, точно не Анжелка, – вздохнул Глеб и опять приложился к коньячку.

– Откуда ты узнал про сына?

– Нотариус позвонила. Не мне, адвокату. Со мной же адвокат в нотариальную контору поехал – ту, которая по прописке. То есть если нет завещания, нужно обращаться к нотариусу в районе, где покойник был прописан, и в зависимости от первой буквы фамилии. Вообще‑ то это по записи, но адвокат всех знает. Нас так приняли. Я заявление подал как законный наследник первой очереди. А потом – здрасте! Сынок объявился. И все документы представил. Анжелка, правда, у него в свидетельстве о рождении не Анжелка, но у него есть копии всех документов о смене ею имени, отчества и фамилии. Представляешь – заранее готовился!

Глеб вдруг замолчал и с открытым ртом уставился на меня.

– А это мысль… – медленно произнес Глеб, улыбнулся и хлебнул коньячку. – Слушай, у тебя же мент тот знакомый? Или он из прокурорских? Ну тот, с которым ты в Анжелкину квартиру приезжала? Ты ему идейку можешь подкинуть?

– Во‑ первых, Николай Павлович находился на кладбище. Ты его просто не заметил. И от органов был не только он. Они не могли не обратить внимание на этого молодого человека. Во‑ вторых, если ты считаешь, что сын мог убить Анжелику Львовну, то есть неизвестную женщину вместо нее, то он должен был понять, что это не его мать!

– Правда?! А ты Анжелкины фотографии в молодости видела? Да мне бы в голову не пришло, что та молодуха на фотографиях и моя жена – это один и тот же человек. И мы не знаем, сколько лет сынок не видел мамочку. Может, она его в детский дом сдала? Или рос у бабушки с дедушкой в родной деревне, что наиболее вероятно. В годы нашего совместного проживания с Анжелкой она ни с каким сыном не общалась и его наличия не признавала! Я обалдел, когда мне адвокат позвонил! Но он же с частными детективами работает. Первая проверка показала, что все чин чинарем. Сейчас они его более детально прокачивают, но мне сказали, чтобы готовился раскошелиться. Теперь еще доказывать придется, что у нас с Анжелкой – совместно нажитое имущество. С него‑ то я значительно больше получаю, чем с несовместно нажитого. Но это пусть адвокат занимается. Не зря же я ему деньги плачу?

– А если американец выступит? Он уже и про эксгумацию заикался.

– Да кто согласится‑ то? Мне не надо, сынку тоже явно не надо мамашу откапывать. Мало ли, что американец решил. На тебя может надавить, но что ты скажешь? Тебе показалось, что руки не те? Это точно не повод для откапывания. Четыре человека опознали, двое – близкие родственники. Для раскрытия дела откапывать не нужно. Жаль, не сожгли… Ладно, на сынка жаловаться никому не буду. И ты ничего ментам не говори.

– А если Анжелика Львовна появится?

– У нее будут большие проблемы, – хмыкнул Глеб. – Ты понимаешь, что она официально похоронена? Представь, сколько в нашей стране ей нужно будет собрать бумаг, доказывая, что она жива? И с ментами какие проблемы будут? А они точно будут!

– Глеб, давай примем как факт, что похоронили не Анжелику Львовну.

– Ну, – буркнул Глеб и допил остатки коньяка.

– Как ты считаешь, она спланировала заранее свое исчезновение?

– Она же куда‑ то собиралась уезжать.

– Так уезжать?

Глеб почесал щеку и печально посмотрел на пустую бутылку коньяка, которую крутил в другой руке.

– У нее не было заранее подготовленного двойника?

Глеб вскинул на меня глаза и на самом деле задумался.

– Ты хочешь сказать, что она спасала свою шкуру?

Я кивнула.

– Ну, положим, шкуру она спасла, хотя бы временно. Но все свое добро? Мы с Анжелкой в этом плане очень похожи. Я свое добро просто так никому не отдам. И она не могла бросить квартиру и все, что в ней, так сказать, на произвол судьбы. Не могла, и все. Это я тебе точно говорю.

– Если стоит вопрос о выборе между жизнью и квартирой…

– Анжелке жизнь без квартиры не нужна, – хмыкнул Глеб. – И без всего ее любимого барахла. Она мне как‑ то сказала, что лучше таблеток наглотается, чем будет снова таскаться по съемным углам.

«Но у нее есть другая квартира! »

– Нет, она объявится, – твердо заявил Глеб. – Вопрос: когда?

Глава 13

Мы покинули мой кабинет, я заперла его на ключ.

– Пожалуй, я поеду, – сказал Глеб, бросив взгляд вверх, откуда неслись пьяные песнопения. – Не хочу туда подниматься. И настроение у меня окончательно испорчено. Напьюсь сегодня до полной нирваны… Заслужил.

Глеб взмахнул рукой и пошел по ступенькам вниз, а я отправилась к Демпси. Я решила не сдавать Глеба. Зачем? Я вообще не люблю никого сдавать. И мне не хотелось лезть в это дело. Хотя я и была в него замешана не по собственной воле.

Но ведь компромат мне в конверте могла прислать Анжелика Львовна? И компромат на Люську в «Желтый город»? Кстати, ни Люська, ни Артем из «Жести и грязи» не появились не только на кладбище, но и на поминках.

– Где Глеб? – взвизгнул женский голос у меня над ухом.

Я подняла голову. На площадке стояла девушка, которая явно имела на него виды.

– Беги вниз, может, еще догонишь, – устало сказала я. – Он собрался домой. Один.

Она хотела мне что‑ то сказать, но передумала и на самом деле бросилась вниз по лестнице. Я отправилась к Демпси, как на казнь.

Он с кем‑ то разговаривал по телефону, мне жестом показал, чтобы подождала в приемной. Я пожала плечами и села в секретарское вертящееся кресло. Мне хотелось домой. Мне хотелось спокойствия. Почему‑ то я вспомнила Игоря Леонидовича Бояринова. Вот кто источал спокойствие и уверенность в себе – и это несмотря на исчезновение единственной и любимой дочери. Наверное, Бояринов никогда не устраивает истерик, не орет… Или орет? Хотя он ведь очень спокойно разговаривал и со мной, и с подчиненными…

Потом подумала о Николае Павловиче. Почему‑ то воспоминание о нем вызвало улыбку. Мальчик на мужской работе. У него ведь мальчишеское лицо. Но это мальчик, о котором, пожалуй, не заботится мама. И жена не заботится. Он какой‑ то неприкаянный… Но милый.

Наконец Демпси раскрыл дверь и пригласил меня войти. Лицо у него было озабоченным.

– Наташа, я хочу попросить тебя завтра встретить самолет из Копенгагена.

– Хорошо, встречу, – ответила я. – Нужно табличку написать? Кого встречать‑ то?

– Трех девушек.

Я постаралась сохранить невозмутимое выражение лица.

– С ними нужно будет проехать по магазинам и купить им зимнюю одежду. Белье у них должно быть с собой. Но они непривычны и явно не подготовлены к нашему климату. Я дам тебе корпоративную карточку.

– В какую сумму я должна уложиться?

– В как можно меньшую, – как само собой разумеющееся ответил Демпси, но тут же добавил: – Вещи должны быть хорошего качества и фирменные! Они должны смотреться дорого. Эх, если бы я точно знал, куда их возили раньше…

– Так можно же спросить, когда приедут.

– Не этих!!! – истерично заорал Демпси, правда, тут же извинился.

Я вопросительно смотрела на американца.

– Я не знаю, насколько хорошо эти девушки говорят на английском языке, – спокойно продолжал он. – Как‑ то должны говорить.

– Они вообще откуда? – спросила я. – Датчанки или нет?

– Из Бразилии.

Я хлопнула глазами.

– Просто они летят через Копенгаген.

Я молчала, ожидая продолжения.

– Наташа, они должны смотреться, как дорогие женщины, – продолжал Демпси.

– Дорогие проститутки?

– Да, они, конечно, проститутки, но не должны смотреться проститутками. Понимаешь, они не могут быть в одежде за десять тысяч рублей. У их клиентов иногда каждая пуговица стоит дороже. Ты знаешь какой‑ нибудь бутик, в котором их можно одеть в зимние вещи от и до?

Я сказала, что могу позвонить Маргарите Немцовой, ведущей программы «Стильная женщина ищет пару». Я с ней лично знакома, и она точно может что‑ то посоветовать. Даже может помочь выбрать.

– Позвони.

– Им нужно купить по одному свитеру, по одной юбке? – все‑ таки решила уточнить я.

– Вообще‑ то лучше бы посмотреть, что у них с собой… – задумчиво произнес Демпси. – По зимней куртке или пуховику – точно. Знаешь что. Прямо из аэропорта отвези их купить пуховики. Знаешь, где их можно приобрести? Приличные пуховики?

Я кивнула. Сама покупала себе перед началом сезона.

– Отлично. Купите верхнюю одежду… Ой, и сапоги надо. И шапки. В общем, для начала купи им только все зимнее – то, в чем на улицу выходят. Потом отвезешь их вот по этому адресу.

Демпси протянул мне листок. Я прочитала, что там было написано, и чуть не рухнула со стула. В этом же доме располагалась новая квартира Анжелики Львовны. Только номер квартиры был другой. Судя по всему, она находилась на последнем, семнадцатом, этаже, который изначально планировался как технический.

– Если не ошибаюсь, где‑ то там идет большое строительство… – задумчиво произнесла я. – Или уже закончилось? Большой комплекс из нескольких домов…

– Это он и есть, – сказал Демпси. – Я купил там квартиру. Вот ключи. Значит, после покупки верхней одежды и обуви ты отвезешь этих трех девиц в квартиру и посмотришь, что они привезли из одежды. После этого решишь, что им нужно докупить для нашего климата. Но не целый гардероб! Только чтобы их можно было вывести в свет.

«Трех?! Прилетают целых три девицы из Бразилии, которые тут будут работать проститутками? А Демпси что – сутенер? »

– То есть им нужны вечерние платья?

– Вечерние платья у них должны быть свои. Им нужно что‑ то для поездки за город. В этом климате. Свитер, брючки. Может, они что‑ то сами привезли? – с надеждой в голосе спросил Демпси. – Ты поинтересуйся. То есть не просто поинтересуйся, а проверь весь их багаж. Сама проверь!

– А если они не дадут мне рыться в своих вещах? Знаете, мистер Демпси, я бы лично…

– Наташа, ну ты же не едешь в другую страну зарабатывать своим телом! А эти сами выразили желание ехать в Россию! Ни снег их не пугает, ни холод! Они из бедных семей. Мальчики идут играть в футбол, а девочки на панель. Но в Бразилии на панели не очень‑ то заработаешь. Конкуренция большая, а туристов на всех не хватает. Поэтому они соглашаются ехать работать в другие страны.

– Но мне казалось, что у нас своих проституток переизбыток. Наши‑ то тоже едут в другие страны, и массово едут. Зачем нам девушки из Бразилии, когда своих девать некуда?

Я откровенно не понимала этого.

– Есть спрос – должно быть предложение, – сказал Демпси.

Я тупо смотрела на него.

– Ваши мужчины хотят разнообразия, – пояснил американец. – Богатые мужчины. И на девушек из Бразилии, а также на двойников одной известной манекенщицы по имени Наоми у вас сейчас есть спрос. На маленьких восточных женщин нет. Какое‑ то время их возили в Москву, но они не пошли. Если кто‑ то и остался, то в качестве прислуги. Вообще филиппинки пользуются большим спросом во всем мире – как обслуживающий персонал. Они сами таким образом зарабатывают себе на приданое. Это работа именно прислугой, без интима. Их много и в США, и в Европе. Но в России прислугу почему‑ то часто хотят с интимом.

– Эти девушки что будут делать?

– Не знаю, – сказал Демпси. – Вероятно, то, что захотят ваши мужчины. А кто знает, что может прийти в голову вашим мужчинам?

Я предпочла промолчать.

– Ты поняла задачу? – спросил Демпси.

Я кивнула. Демпси протянул мне корпоративную карту, явно с большой неохотой. Он очень не любит расставаться с деньгами. Потом протянул еще одну бумажку с номером рейса, временем прилета и именами девушек. Имена были длинные.

– Никакой таблички не надо. Им велело выйти в зал прибытия и стоять втроем с вещами. Опознаешь как‑ нибудь. Не думаю, что из Копенгагена прилетает много бразильцев. На том рейсе обычно другая публика.

– Они… цветные? – я пыталась вспомнить бразильцев, которых мне доводилось видеть. Пожалуй, я видела только бразильских футболистов. И то по телевизору.

– В Бразилии есть и белые, и чернокожие, – пояснил американец. – Но больше всего представителей смешанных кровей. Кстати, на мой взгляд, нация очень некрасивая. Иногда смешение рас дает потрясающие результаты. Возьми, например, всемирно известных креолок из Нового Орлеана. Ты ведь, наверное, читала американские романы девятнадцатого века, да и более поздних лет? Сколько людей написали о тех креолках… В Бразилии все не так. Более того, там очень много полных людей, причем эта полнота иногда доходит до устрашающих размеров. Хотя во многих жарких странах полных людей не встретишь вообще. Возможно, ты слышала про проблемы с весом у ряда бразильских футболистов. Они были вынуждены из‑ за этого закончить карьеру. И вообще там признаком женской красоты считается животик.

– Что? – поразилась я.

– Ну не пузо, конечно, а именно животик. Ты видела, как они танцуют?

– Вроде бы танец живота – это из другой части света, – заметила я.

– В Бразилии он тоже имеет место, только в несколько другой вариации. Вообще танцы очень зажигательные, очень красочно оформлены. Карнавал – вообще чудо. И сколько у них мини‑ карнавалов!..

Демпси мечтательно посмотрел вдаль. Правда, Бразилия, по‑ моему, была в другой стороне.

– А эти девушки танцуют? – уточнила я.

Демпси кивнул.

– И будут у нас танцевать?

– Я понятия не имею, что они тут будут делать, – сказал он. – И меня это не интересует. Кстати, я уволил Артема.

Я раскрыла рот – и от новости, и от резкой смены темы разговора. И еще я поняла, что больше про девушек мне ничего спрашивать не стоит. Хотя мне было интересно, каким образом Демпси, а то и весь холдинг завязан на поставках девушек из Бразилии нашим богатым мужикам, жаждущим разнообразия и экзотики. Может, они сюда поставляются как модели, работающие на холдинг в мировых масштабах? Может, они оформлены как сотрудницы бразильского филиала холдинга, отправляющиеся в командировку в русский? Для обмена опытом? На стажировку? Но фотографии девушек из Бразилии в наших журналах точно не печатались. Или только пока?

Ладно, будем надеяться, что девушки говорят на английском и мне что‑ то удастся у них выяснить – из праздного любопытства или не только из праздного. Эта информация может мне пригодиться.

Но сейчас следовало разобраться с увольнением Артема.

– А Людмилу? – спросила я.

– Людмилу не за что увольнять. И мы уже говорили об этом. Ты же сама выступила в ее защиту?

Я кивнула и повторила, что дети не отвечают за родителей, а также братьев и сестер.

– Людмила прекрасно работает и лично не замешана ни в чем противозаконном.

– А Артем замешан?

Демпси вынул из верхнего ящика стола конверт и бросил через стол мне. Я сразу же поняла, что в нем фотографии. Я раскрыла конверт, достала фотографии – и долго не могла закрыть от удивления рот. И еще мне опять захотелось помыть руки.

Артем был заснят с двумя девочками лет одиннадцати или двенадцати, с еще не сформировавшимися телами…

– Какая мерзость! – сказала я и посмотрела на Демпси.

Он кивнул.

– Мне не нужен такой сотрудник, – произнес Демпси.

Я молчала. Я не знала, что сказать. Артем никогда не вызывал у меня симпатии, но я даже подумать не могла… Неужели это опять работа Анжелики Львовны?

– Я собираюсь нанять частных детективов, – объявил Демпси.

– Проверить всех сотрудников?

– Нет, выяснить, кто начал атаку на мой холдинг.

Я моргнула.

– Ты разве не понимаешь, Наташа? Правда, вначале я тоже не понял. Но ты подумай. Проведена атака на холдинг – на трех человек, возглавляющих продаваемые журналы. Остался «Дом энд сад», но я сомневаюсь, что на даму‑ редактора имеется какой‑ то серьезный компромат, да и этот журнал в России оказался наименее продаваемым, хотя я ожидал другого. Но мы сейчас говорим не об этом. С Романицкой… произошло неизвестно что. Похоже, она опасалась за свою жизнь. Не исключаю, что ей поступали угрозы, только, к сожалению, она ничего не говорила. Потом вдруг в «Желтый город» прислали мерзкие фотографии родственников Людмилы, возглавляющей журнал для юных девушек и провинциалок. Потом мне прислали фотографии, рассказывающие о пагубных наклонностях Артема.

Я сказала, что на меня было два покушения. Демпси застыл на месте, потом кивнул в задумчивости.

– Это вписывается в общую картину, – проговорил он. – Представь, что вас всех убрали – тем или иным способом. Найти замену сразу же всем людям, выпускавшим журналы, крайне трудно. И не факт, что журналы останутся такими же, какими были, какими их привыкли видеть читатели. И если еще покушались на тебя… Поняли, что убрать одну Анжелику Львовну недостаточно…

Я моргнула. Я не знала, что сказать…

– Но кто может претендовать на холдинг? Вам поступали предложения о продаже? Целиком или отдельных журналов?

Демпси покачал головой.

– Я жду их поступления в самое ближайшее время. Хотя одна кандидатура у меня есть… Я думаю, что известный банкир Бояринов желает заполучить мое детище. Он же уже приобрел «Желтый город». Какая‑ то часть акций «Life & Style» принадлежит ему. Он, конечно, сам не занимается издательскими вопросами, но понял, что издание подобных журналов дает неплохой доход. Почему бы не приобрести сразу же несколько раскрученных изданий? Стать монополистом на рынке?

Я задумалась. Зачем‑ то Бояринов приказал доставить меня к себе в офис. Только ли из‑ за Ани? Или хотел познакомиться? Присмотреться? Ведь если он хочет купить все журналы из холдинга Демпси, ему нужно получать с них прибыль. Навряд ли у него есть люди на все посты. Или есть? Или он предложит уволенным у нас снова занять те же должности, но за меньшие деньги? Ведь целью публикации в «Желтом городе», возможно, было как раз увольнение Люськи.

– Я не продам журналы, – твердо заявил мне Демпси. – Хотя мне хотелось бы знать, кто желает их заполучить. Если у тебя появятся на этот счет какие‑ то мысли, Наташа, поделись ими со мной.

Я кивнула.

Демпси наконец спросил про Глеба Гаджиевича. Меня еще удивляло, что он не сразу заговорил про него. Хотя ведь ему поступил телефонный звонок… Вероятно, тогда ему и сообщили про прилет трех девушек из Бразилии. Три девушки были важнее. Или просто их прилет нельзя отложить, а некую женщину уже закопали вместо Анжелики Львовны?

– Он боится покойников, – сообщила я. – Ему в морге стало плохо. Сказал, что смотрел только мельком. Вроде похожа. Но Анжелику Львовну опознал сын.

– Кто?!

Я рассказала, что знала, про сына. Демпси почесал щеку и сложил губы трубочкой.

– Анжелике Львовне хоть что‑ то принадлежало в холдинге? – спросила я. – Хоть одна акция?

Демпси покачал головой, но был очень задумчив.

Глава 14

Наконец я смогла отправиться домой. Я решила, что Маргарите Немцовой из «Стильной женщины» позвоню уже из родной квартиры. Кстати, я ведь ей не рассказала про «вызов» к Бояринову. Закрутилась. А ведь и Маргариту могли возить к нему на ковер.

Я сделала несколько шагов по переулку и услышала, как у меня за спиной пару раз бибикнула машина. Я повернулась. Из передней дверцы новенького «Форда» высунулась Люська и помахала мне рукой. Я развернулась и пошла к ней. Она раскрыла передо мной дверцу у переднего места пассажира.

– Я тебя отвезу, Наташа, – произнесла Люська, с которой мы никогда не были дружны. – По пути поболтаем. Говори адрес.

Я сказала.

– Ты знаешь, что Демпси тебя не собирается увольнять? Все останется, как прежде?

– Во многом благодаря тебе. Я вообще тебя поблагодарить хотела. Я видела твое выступление в мою защиту по телевизору. И в газетах уже напечатали. Ну и девчонки донесли, как ты там этих коршунов строила.

– Я сказала то, что думаю. Ты не в ответе за своих родственников. И я на самом деле восхищена тем, что ты смогла вырваться.

Люська печально улыбнулась.

– Это правда, что Демпси уволил Артема?

Я кивнула и объяснила, почему.

– Обалдеть… Мне Артем звонил, обматерил. Дико возмущался, что меня не уволили, а его уволили. Но не сказал, за что. В холдинге тоже никто не знает, за что. Мне девчонки доложили, что он на помеле ворвался в свой кабинет, собрал личные вещи и уехал, не прощаясь ни с кем. В его журнале ребята даже не поняли, что он больше не работает. Демпси зашел и объявил.

– А когда это произошло?

– Вчера.

– И кто теперь будет возглавлять «Жесть и грязь»? Ты хочешь?

– Нет, я хотела на место Анжелики Львовны. Ты извини, конечно…

– Да я‑ то тут при чем? Я как раз не хочу.

– Я не знала, что не хочешь. Я даже подумать не могла, что не хочешь. Но как ты понимаешь, я учитывала только свои интересы. На твои – и чьи бы то ни было еще – мне было плевать. А ты вон как за меня заступилась… Хотя ты, возможно, и права. Место главреда в «Dolce Life» может оказаться очень серьезной головной болью. Но я хотела подняться еще на одну ступеньку социальной лестницы. Ведь ваш журнал – это не моя «девочка». Это более серьезно, престижно… Я считала, что на такой должности меня будут воспринимать по‑ другому. Хотя, наверное, теперь не будут никогда. Так что придется тихо делать то, что делала, и в ближайшие полгода вообще никуда носа не совать.

– У Анжелики Львовны был на тебя компромат? – спросила я.

Люська резко повернулась ко мне.

– На дорогу смотри! – рявкнула я.

Люська посмотрела, избежала столкновения и какое‑ то время ехала молча.

– Так он что, тебе достался по наследству? – спросила она совсем другим голосом.

Я сказала про компромат на себя, который лично сожгла (только не сообщила, в какой квартире). Потом я рассказала про конверт, который пришел с пачкой корреспонденции, но был адресован лично мне, и о том, что я сделала с содержимым.

– Да ты святая, Наташка!

– А ты бы что сделала?

– Я бы попробовала срубить капусты, – рассмеялась Люська.

Я пожала плечами.

– Да, те фотографии, которые появились в «Желтом городе», были у этой суки Анжелки. Она их мне в нос ткнула после того, как я первый раз к Демпси ходила. Анжелка крепко держалась за свое место. А тут я снова пошла – и они всплыли в «Желтом городе»! Я‑ то думала, что раз Анжелка подохла, то место свободно. Почему бы мне его не занять? Хотя бы заставить Демпси включить меня в число кандидатов? Он мне отказал – а фотографии всплыли.

– То есть Анжелика Львовна грозилась их опубликовать, если ты снова будешь претендовать на ее место? – уточнила я.

– Сделать достоянием общественности, как она выражалась. Как ты понимаешь, мне страшно не хотелось, чтобы кто‑ то из тех, с кем я общаюсь теперь, знал про моих мамашу с папашей и братца с сестричкой. Братец, кстати, изолирован от общества после убийства трех человек. Придушили бы этого дебила при рождении – люди бы живы остались. Так нет – у нас же государство гуманное, уродов жить оставляет, пусть окружающие помучаются. И после того, что он сделал, его не усыпили!

– У нас вообще никого не усыпляют, – заметила я.

– А надо бы. С какой стати государство, то есть мы с тобой, продолжаем кормить дебила, который убил троих нормальных людей? Ведь он же в специализированном учреждении находится. На него тратятся лекарства, там специально обученный персонал, а в больницах сиделок нет для людей, которым на самом деле требуется сиделка! Которые еще могут поправиться, а если не могут, то заслужили уход в конце жизни за то хорошее, что сделали! А мой братец ничего хорошего не сделал! Только всем жить мешал. Всегда! И ведь живучий оказался! Сестрице осталось недолго – она законченная наркоманка. Папаша с мамашей, думаю, еще покоптят небо. Здоровье у них обоих железное.

– Как ты попала в журнал?

– Одна из соседок, которая меня прикармливала в детстве, работала корректором в «Ленинградской правде», а потом в «Санкт‑ Петербургских ведомостях». Она меня читать научила – и приучила к книгам. Мне вдруг захотелось писать… Я статейки начала клепать. Ей носила. Она правила, объясняла ошибки. Потом она же помогла пристроить первые статейки, устроиться на работу… Ну а дальше я сама завоевывала свое место под солнцем. Впивалась ногтями и зубами.

Люська рассмеялась. Я подозревала, что она использовала еще один, чисто женский метод, но не мне же ее судить? Я не изменила своего мнения. И я на самом деле была рада, что она смогла вырваться из жуткого дома, где прошло ее детство.

– А где сейчас та женщина? Она жива?

– Жива, – кивнула Люська. – Теперь я ей помогаю. Пенсия‑ то нищенская, а работать по специальности не может – с глазами плохо. Вожу ей продукты, деньгами она категорически отказывается брать. Раза два в неделю к ней заезжаю. Ведь для нее главное – общение. Говорит, что хочет дождаться от меня внуков – и можно спокойно умирать. Но какие дети, Наташа? К детям я не готова. И мужика не знаю, где нормального взять. А детям нужен отец. То есть я не хочу, чтобы мои дети были в чем‑ то обделены. Положен отец – значит, будет отец.

Я рассмеялась.

– Разве я не права?

– Права, конечно. Я тоже не знаю, где взять нормального мужика, которого я хотела бы видеть отцом своих детей.

Почему‑ то вспомнила трех мужчин, с которыми познакомилась в последнее время. Николай Павлович слишком молод, на него пока нельзя смотреть как на отца детей. Валентин вроде бы надежен, но вызывал у меня какие‑ то подозрения… Что‑ то с ним было не так… Банкир Бояринов, конечно, не молод, но отец из него получился прекрасный. Хотя с богатыми мужчинами связываться опасно. Они – другие. Я не думала, что он – жмот, как многие весьма и весьма обеспеченные особи мужского пола, с которыми мне приходилось сталкиваться по жизни, но он очень занят.

С такими можно встречаться, только когда может он, причем двадцать четыре часа пребывать в состоянии боевой готовности. Один мой знакомый из очень богатых мужчин ожидал именно этого. Мои планы, работа, мама, мои подруги совершенно не принимались в расчет. Существовал только он, только его планы, его работа, его тусовки и встречи. Моя жизнь (не сама жизнь, а то, что она включает) не имела никакого значения. Я – для него, когда ему удобно. К тому же он просто забывал то, что обещал мне. Искренне не помнил! Важные вещи тут же заносились в электронную записную книжку, а поездка куда‑ то со мной – нет. И еще у него было восемь мобильных телефонов, которые он никогда не выключал.

Я выдержала три недели. Мои подруги, узнав, что я с ним рассталась, посчитали меня сумасшедшей. Они мечтали оказаться на моем месте. Я объясняла, что не желаю им этого. Меня не понимали. Он тоже не понял, почему я не хочу с ним больше встречаться. Ведь он же обратил на меня внимание! Выделил среди других!

Вначале он решил, что я просто набиваю себе цену. Потом…

В общем, один раз он меня все‑ таки выслушал. Мне казалось, что я разложила все по полочкам. Но…

Этот человек до сих пор не женат, до сих пор ведет тот же образ жизни, что и пять лет назад. Правда, меня запомнил. Один наш общий знакомый как‑ то сказал мне, что этот человек из всех своих женщин обо мне единственной говорит с уважением. Помнит имя и фамилию. Знает, где я работаю. Неужели дошло?!

– Ты живешь одна или с мужчиной? – спросила я у Люськи.

– С подружкой квартиру снимаем. Ты не подумай чего того. Мы на самом деле из одного двора. У нее семейка получше моей, но тоже козлы. Она бухгалтером работает. Вдвоем дешевле и удобнее. Мужиков не водим, встречаемся на их территории. Но я не хотела бы жить одна. Тоскливо… А так вечером подружка дома. Пусть за компьютером сидит, но рядом! Живая душа!

Мы подъехали к моему дому. Я рассказала Люське про два покушения на меня и про версию Демпси насчет претендентов на холдинг или отдельные журналы.

– Обалдеть! – сказала Люська. – Ты давай осторожнее, Наташа. – Она помолчала и добавила: – Но я рада, что Артем у нас больше не работает. Мерзкий мужик. Вообще мерзкий, даже без его пристрастий.

Мы мило распрощались с Люськой, она приглашала заходить к ней в кабинет на кофеек, ну и вообще звонить, если что‑ то потребуется.

Я поняла, что обрела еще одну подругу. И это было здорово.

Глава 15

Дома приняла душ, поужинала, рассказывая маме о событиях дня, потом позвонила Маргарите Немцовой, чтобы посоветоваться насчет бутика.

– Ты конкретно скажи, что нужно.

Я сказала про девушек из Бразилии, которых мне предстояло завтра встречать и одевать. Маргарита расхохоталась и даже чем‑ то подавилась на другом конце провода. Откашлявшись, она сообщила:

– Я однажды видела Анжелику Львовну с двумя мулатками. Или не совсем мулатками? Они были довольно светлокожими. Явно какие‑ то крови намешаны. Похоже, они тоже были латиноамериканками. Я, знаешь ли, не могу точно определить национальность. Я еще тогда подумала, откуда она этих девок взяла и почему помогает им подобрать одежду. Потом решила, что это ваши модели, и выкинула из головы.

Маргарита назвала бутик, в котором Анжелика Львовна подбирала одежду двум мулаткам или не мулаткам, и пояснила, как туда добраться. Велела ссылаться на себя. Могут дать скидку. Но если Анжелика Львовна бывала там с девушками, там вполне могут знать, что им требуется…

Я поблагодарила Маргариту, повесила трубку и задумалась.

В Петербург однозначно прилетает не первая партия девушек. Демпси не отрицал, что они – проститутки. Кроме Анжелики Львовны, в редакции (или всех редакциях) об этом виде деятельности холдинга никто не знал. Сам Демпси, конечно, не мог ехать подбирать им одежду. И Демпси в данном случае скорее всего – какой‑ то посредник. Один из посредников. И, не исключено, не по доброй воле. Он вынужден этим заниматься? Почему?

И что знала Анжелика Львовна? Она ведь точно летала в Бразилию…

Я вспомнила происходившее на кладбище. А ведь Демпси пришел в ужас, поняв, что в гробу – не Анжелика Львовна! После получения же информации о ее гибели он ходил в приподнятом настроении! Да он никогда не был таким веселым и щедрым!

Значит, она и его чем‑ то держала.

Но где она может находиться сейчас?!

* * *

Утром я заехала на работу и уже оттуда собиралась ехать в аэропорт.

– Вам личное письмо без штемпелей, – сообщила Леночка, выкладывая мне на стол пачку корреспонденции.

Сверху лежал простой белый конверт формата «половинка А4», на нем на принтере был напечатан адрес редакции и мои фамилия, имя и отчество. Я взяла конверт в руки. Фотографий в нем явно не лежало, только листы бумаги.

Ну что ж, раскроем. Леночка к этому времени уже ушла. Вообще‑ то раньше она всегда отличалась повышенным любопытством. Или еще не пришла в себя? Или получила втык от Демпси и ей не до любопытства? Он ведь может потребовать и с нее компенсацию и долго вычитать из зарплаты стоимость выпитых на поминках бутылок водки – пока не расплатится. В особенности если похоронили не Анжелику Львовну.

В конверте лежало два листа формата А4, сложенных пополам. На одном был текст, на другом – распечатанная на цветном принтере фотография Валентина. В тексте (обращенном к «уважаемой Наталье Борисовне») сообщалось, что Валентин Сергеевич Николаев (хотя мне он мог представиться другим именем, поэтому прилагается фотография) – профессиональный вор, имеющий две ходки на зону. Неизвестный доброжелатель рекомендовал мне проявлять повышенную осторожность в общении с ним, а еще лучше – это общение прекратить.

Анжелика Львовна за мной следит? Кто еще мог прислать мне это письмо? Кого могло заинтересовать мое общение с Валентином? Кто про него мог знать в офисе?

В офисе, пожалуй, никто, сделала вывод я.

Конверт пришел после появления Валентина на кладбище. Да, мы там были по отдельности, даже не общались. Но Валентин явно задавал народу вопросы. И ведь кто‑ то стрелял в нас, когда мы с ним стояли перед моим домом.

Вот ведь лишняя головная боль…

А ведь Валентин мне вчера не звонил. Я решила, что если не позвонит до вечера, сделаю это сама и спрошу, что удалось выяснить на кладбище. Если вообще что‑ то удалось.

Сделав кое‑ какие дела, я отправилась в аэропорт, сказав сотрудникам, что уезжаю по заданию Демпси и в случае необходимости мне следует звонить на мобильный. Я на самом деле не знала, вернусь сегодня в офис или не вернусь. Для начала я собиралась отчитываться перед Демпси по телефону. Ведь выбор одежды и размещение девушек могут занять много времени. Да и самолет может опоздать!

Но самолет не опоздал. Я сразу же поняла, кого встречаю – три девушки сильно выделялись среди скандинавской и нашей публики, прилетевшей из Копенгагена рейсом авиакомпании SAS. Они на самом деле оказались очень красивыми, причем это была какая‑ то необычная красота, вероятно, свойственная латиноамериканкам. Что там Демпси говорил про некрасивую нацию? Эти представительницы были очаровательны! Их отличала смугловатая кожа, большие темно‑ карие глаза, казавшиеся слегка влажными, длинные ресницы, роскошные темные волосы без какого‑ либо намека на негритянские кудряшки. Я не могла определить, есть ли вообще в двух из них негритянская кровь. В одной точно была. Может, в двух других течет индейская? Или еще каких‑ то племен и народов, издревле проживавших на территории Бразилии? А потом к ней добавилась португальская, а может, еще какая‑ то, и смешение происходило на протяжении веков. В результате родились эти восхитительные представительницы человеческого рода.

На девушках были кожаные куртки, но, по‑ моему, осенние, из‑ под них выглядывали свитера, на ногах – сапожки на каблуках. В таких у нас по городу не походишь. Не из‑ за холода, а из‑ за того, что даже с нашим опытом хождения по гололеду можно легко получить травму. Сапоги на шпильках все мои знакомые убрали на антресоли. Какие‑ либо головные уборы у девушек отсутствовали.

Я подошла к отошедшим в сторонку девушкам и на английском сказала, что приехала за ними. На мое счастье, они очень прилично разговаривали на этом языке и даже выучили несколько фраз на русском! Какие молодцы!

– Вы – Анжелика? – уточнила одна из девушек.

Сохраняя невозмутимое выражение лица, я сказала, что меня зовут Наташа, а Анжелика больше никого не встречает. Девушки не стали уточнять, почему, и просто пошли за мной к моей машине. У каждой имелось по среднему чемодану на колесиках и по сумочке довольно внушительных размеров. В багажник поместилось два чемодана, один поставили в салон, где разместились и гостьи нашего города. Я тронулась с места, поясняя, что сейчас мы поедем покупать зимнюю одежду. Это вызвало прилив бурной радости.

В бутике нас встретили как старых добрых знакомых. Оказывается, туда сегодня уже звонила Маргарита Немцова, и сюда на самом деле неоднократно приезжала Анжелика Львовна, которой требовалось одеть и обуть девушек.

– Вы знаете, что им обычно покупается? – спросила я у хозяйки, вышедшей лично нас встретить. – А то я первый раз.

– Не волнуйтесь, – махнула та рукой. – Сейчас все сделаем. Хорошо бы посмотреть, что у них есть.

Я приняла решение осмотреть чемоданы прямо здесь и спросила у хозяйки бутика, можно ли это сделать.

– Прекрасная мысль.

Девушки притащили чемоданы, хозяйка с двумя помощницами осмотрела содержимое, потом помощницы стали таскать вещи для примерки. Я сидела в сторонке на диванчике и следила за процессом. Меня радовало такое обслуживание. Хотя почему бы не обслужить постоянных клиентов?

Девушки были откровенно счастливы. Хотя, конечно, если они из бедных семей… Вещи на них не были фирменными, но я отметила хорошее качество. А чемоданы были полны нижнего белья – разных расцветок и фасонов. Там были трусики с завязочками и с кнопочками (я раньше таких даже никогда не видела), бюстгальтеры разнообразных форм (приподнимающие грудь, закрывающие грудь до половины, полностью просвечивающие), поясочки, чулочки, боди… У каждой имелось по паре пеньюаров (черному и белому), но не было простого халата. Хотя не исключаю, что в Бразилии дома не ходят в халатах. Имелись маечки, шортики, летние брючки. Но с таким багажом не в наш город ехать и уж точно не в конце зимы.

Когда выбор был сделан, я заплатила за вещи корпоративной картой, выданной мне Демпси, девушкам вручили пакеты, часть которых добавилась в багажник, а часть оказалась в салоне. Мне хозяйка сказала, что я сама могу в любой день приехать за нужной мне вещью или вещами. Мне будет сделана скидка. Я вежливо поблагодарила. Я уже приглядела себе брючки, только не хотела их мерить, пока находилась в бутике с совсем другим заданием.

Мы поехали к дому, где находилась новая квартира Анжелики Львовны. Что будет, если мы с ней столкнемся на лестнице? И вообще, может, мне к ней заглянуть? Просто позвонить в дверь и посмотреть, что будет? Хотя это может оказаться опасным…

К счастью, лифт работал. А то я уже боялась, что нам с девочками придется тащить их сумки и все наши покупки на семнадцатый этаж. Грузовой лифт легко вместил нас всех.

Хорошо, что девочки не спрашивали меня об условиях размещения (они вообще не задавали лишних вопросов), я ведь понятия не имела, в какой квартире их разместят. Я не знала, есть ли там мебель или им предстоит спать на матрасиках. Я ничего не знала. Я не спрашивала об этом Демпси. Ну ничего, посмотрю на месте.

Я легко нашла квартиру на семнадцатом этаже. Замок был один, ключей – два. Второй, насколько я поняла, был от почтового ящика.

Из квартиры пахнуло какой‑ то мерзостью. И я, и девочки тут же скривились. Здесь что, предыдущие жильцы оставили гнить какую‑ то старую еду? Не удосужились убрать за собой? Я посмотрела на девочек и пожала плечами, потом первой вошла в квартиру.

Насколько я поняла, она была однокомнатной, да еще и с совмещенным санузлом – судя по количеству дверей. Неужели такие строят в новых домах? Хотя ведь этот этаж планировался как технический, и сделать еще и тут квартиры решили позднее. Возможно, такая планировка оказалась единственно возможной. Коридорчик был маленьким, слева стояла вешалка, справа находился вход в этот самый совмещенный санузел. За вешалкой – закрытая дверь в комнату. Прямо – открытая дверь в кухню. И все.

Мы сняли верхнюю одежду, разуваться никому в голову не пришло. Возможно, в Бразилии нет такого понятия, как «домашние тапочки». Не знаю. Сумки и пакеты кучей стояли и лежали на полу в коридоре.

Первым делом я толкнула дверь в ванную комнату. Помещение оказалось довольно просторным (в сравнении с ванной у меня в квартире), только я бы здесь установила перегородку, отделив унитаз. А вообще имелось место для пары стиральных машин (не стояло ни одной). Ванная комната была абсолютно пуста – ни зубной щетки, ни стаканчика, ни шампуня, ни мыльницы.

Я вышла, погасила свет и заглянула в кухню, думая, что там придется раскрывать окно. Ведь старая гниющая еда, естественно, должна была находиться там.

Но я не успела найти место, где в кухне хранится еда. Девушки за моей спиной толкнули дверь в комнату и теперь дружно орали с искаженными от ужаса лицами. Я бросилась к ним.

Они стояли у самого входа, прижимались друг к другу и затыкали носы. Вонь шла отсюда.

На полу в комнате лежала мертвая женщина. Судя по запаху, лежала не первый день… Подавляя в себе позывы к рвоте, я попыталась рассмотреть лицо. Но разве узнаешь человека в таком состоянии, даже если я и видела ее при жизни? Мне лицо показалось вообще неподдающимся опознанию. На женщине были кожаные зимние сапоги на толстой подошве, почти новые, утепленная куртка и черные брюки, заправленные в сапоги. Больше я рассмотреть ничего не смогла. Но на первый взгляд мне показалось, что вещи дорогие.

Я успела заметить, что в комнате стоят три кровати, большой трехстворчатый шкаф и стол с тремя стульями у окна. Кровати были застелены, дверцы шкафа закрыты, так что я не могла сказать, лежит и висит в нем что‑ нибудь или нет. Я подтолкнула девушек к выходу из комнаты, они не сопротивлялись, я кивнула в сторону кухни, и они стайкой отправились туда, разговаривая между собой на непонятном мне португальском. То есть это я считала, что на португальском. Я не знаю, как звучит этот язык.

Первым делом я позвонила Демпси.

– Наташа, перезвони, пожалуйста, попозже, я сейчас…

– Я квартире труп, – сказала я. – Я звоню в полицию.

– Чей труп? – тут же прозвучал вопрос. Демпси явно забыл про другие дела.

– Понятия не имею. Женский.

– Не Анжелика?

– Нет. Точно нет.

Я подумала, что не заметила рядом с телом никакой сумочки. Хотя, может, она под телом?

– Да, звони в вашу полицию. Я сейчас приеду. Без меня не отвечай на вопросы.

– Да я в любом случае ничего не знаю!

– Вот так и говори.

Я позвонила в полицию, а потом лично Николаю Павловичу, сказала, где нахожусь и почему. То есть я сказала, что встречала по поручению своего начальника трех девушек из Бразилии, которых следовало разместить на частной квартире. Мы приехали в эту квартиру и нашли «подарок». Демпси скоро будет.

– Я тоже приеду, – сказал Николай Павлович и прибыл практически одновременно с Демпси.

Мой начальник появился с адвокатом. Я с девочками сидела на кухне. Туда же мы перетащили вещи. Девочки были напуганы. Прибывшая бригада задала несколько вопросов мне. Я честно ответила. Трем красоткам задать вопросы не могли, так как никто из следственной бригады не говорил ни на португальском, ни на английском языках. Но было ясно, что мы только что прибыли в квартиру.

При убитой женщине не нашлось документов, вообще ничего не нашлось. Патологоанатом сказал, что ей от двадцати пяти до тридцати лет, умерла она больше недели назад. Смерть наступила в результате удара каким‑ то тяжелым предметом по голове, в районе виска. Никакого предмета, которым могли бы нанести такой удар, в квартире не имелось. Патологоанатом сказал, что это могла быть тяжелая ваза, которую убийца забрал с собой.

– Непохоже, чтобы в этой квартире имелись вазы, – заметил Николай Павлович. Сидя в кухне, я слышала каждое слово, произносимое в комнате. Дверь оставалась открытой, расстояние было небольшим.

Шкаф, кстати, оказался девственно пуст. В кухне стояли стол, четыре табуретки и тумба. Холодильник отсутствовал, плита была электрической. Имелась сковородка, две кастрюли, побольше и поменьше, шесть тарелок, шесть дешевых чашек с блюдцами, шесть ложек, шесть вилок и большой универсальный нож. Также стояла раскрытая пачка соли, наполовину пустая пачка сахара, открытая коробка с чайными пакетиками, наполовину пустая банка дешевого кофе. И еще был внушительный запас китайских супов и лапши. Вероятно, ими питались предыдущие жильцы. Никакой гниющей еды. Вся посуда была вымыта.

Вонь шла только из комнаты…

– Может, с собой что‑ то приносили, потом унесли? – высказал предположение один мужик из следственной бригады.

– Ты соображаешь, что несешь? – хмыкнул патологоанатом. – Вазу принесли, чтобы убить, потом забрали с собой?

– А вы уверены, что это была ваза? – уточнил Николай Павлович.

– Надо будет очень внимательно исследовать место удара, – вздохнул патологоанатом. – Но мне в моей практике доводилось сталкиваться с подобными ударами. Знаете, бывают такие вазы из очень толстого стекла? Невысокие. Под розу, например, не подойдут. В них можно поставить охапку полевых цветов. Нет, конечно, не охапку, это я загнул, но они как раз предназначены для цветов с короткими стеблями. У меня дома такая есть. Несколько раз падала, ни разу не разбилась. Мне кажется, что удар наносился или такой вазой, или чем‑ то подобным. Но это был не молоток, не топорик, в общем, не металлический предмет. Это я вижу даже без тщательного патологоанатомического исследования.

– Но в любом случае предмет унесли с собой, – тяжело вздохнул дежурный следователь.

Демпси как владельцу квартиры задали несколько вопросов. Адвокат выступал и в своей основной роли, и в роли переводчика. В это время я стояла рядом. Девушки так и сидели на кухне. Демпси заявил, что официально работает в России и считает, что недвижимость всегда в цене. Он вкладывает свою прибыль в недвижимость в разных странах. В Петербурге ему уже принадлежат четыре квартиры, если считать эту. В одной он проживает сам в периоды пребывания в Петербурге, во второй и третьей живут его американские помощники и партнеры, а эта куплена для размещения иногородних или иностранных моделей, приезжающих для съемок в Петербург.

Демпси пустился в пространные объяснения структуры своего холдинга, имеющего представительства на разных континентах. Как я видела со своего места, лица членов следственной бригады быстро стали кислыми. Им было совершенно неинтересно слушать о перемещениях нанятых моделей, необходимости следить за новыми тенденциями, учете специфики каждой из стран, в которых выходят журналы.

– Вы лично когда были в этой квартире последний раз? – спросил дежурный следователь.

Оказалось, что Демпси тут появлялся всего один раз, когда принимал квартиру у продавца и подписывал акт сдачи‑ приемки. В дальнейшем квартирой занималась его подчиненная Анжелика Львовна Романицкая, ныне покойная. Она платила за коммунальные услуги (деньги выделял Демпси), она же размещала приезжающих моделей. Сегодня Демпси попросил меня, исполняющую обязанности покойной Романицкой в журнале, встретить очередную группу моделей и разместить в этой квартире.

– У кого были ключи? – спросил следователь.

– У меня и у покойной Романицкой, – ответил Демпси. – Мой ключ я сегодня отдал Наталье Самсоновой, где находится ключ, который был у Романицкой, я не знаю. Вероятно, будет нужно сменить замки. Но тут нечего воровать.

– Кто покупал мебель, посуду?

– Романицкая. Я не касался этих вопросов. Зачем, если у меня есть для этого подчиненные? – легко улыбнулся Демпси.

Его попросили взглянуть на покойницу, но он не смог ее опознать. По‑ моему, даже человек, который знал эту женщину при жизни, в таком состоянии не смог бы опознать ее стопроцентно. Она же пролежала в теплом, закрытом помещении больше недели! Хотя есть одежда, дорогая и качественная.

– Могла Романицкая без вашего ведома сдавать эту квартиру?

– Могла, – сказал Демпси. – Но не думаю, что она сдала ее кому‑ то для постоянного проживания. Она могла сдавать ее на два часа, на сутки. Для встреч. Я не могу найти другого объяснения появления этой женщины, – он кивнул на покойницу, которую уже упаковали в черный полиэтиленовый пакет.

– И любовник ее прибил специально прихваченным для этого предметом? – хмыкнул патологоанатом.

– А почему бы и нет? – спросил Николай Павлович. – Романицкая же явно не регистрировала тех, кому сдавала квартиру. И паспортные данные не записывала. Получила деньги – дала ключи. Кто теперь найдет того, с кем здесь встречалась убитая?

– Вы считаете, что Анжелику Львовну могли убить из‑ за того, что она видела убийцу этой женщины? – пораженно спросила я, не в силах сдержаться.

– А почему бы и нет? – опять спросил Николай Павлович. – Для начала нужно попытаться опознать убитую, и уже от этого плясать. Может, у них была какая‑ то связь с Романицкой.

Вскоре мы все квартиру покинули. Демпси забрал у меня ключ, а мне велел отвезти трех моделей со всем барахлом в квартиру, где он сам постоянно проживает. Там как раз убиралась домработница. Он при мне позвонил ей и предупредил. Сам сел в машину адвоката.

Николай Павлович прогуливался у моей машины.

– Вы не поместитесь, – сказала я, открывая багажник, в который притихшие девушки принялись опять загружать свое добро.

– Помещусь, я не толстый, – сказал Николай Павлович и принялся помогать девушкам утрамбовывать покупки.

Мы доехали до нужного дома, Николай Павлович даже помог девушкам донести вещи до квартиры Демпси, где я их сдала с рук на руки домработнице. Одной проблемой меньше.

– Куда вас отвезти? – спросила я у Николая Павловича.

– К вам в здание. Я еще побеседую с Демпси. А пока скажите мне, Наталья Борисовна, каким образом ваш холдинг задействован в торговле живым товаром?

– Понятия не имею, – честно сказала я. – До вчерашнего дня я не знала, что мы принимаем и размещаем девушек из Бразилии. Но, кстати, я сегодня занималась покупкой им одежды и платила за нее корпоративной картой, выданной Демпси. Я не знаю, зачем они сюда приехали.

– Вот я с вашим начальником и поговорю об этом. Поймите, Наталья Борисовна, прием таких девушек вполне мог привести к убийству вашей начальницы. Если она была ответственной за это направление работы в вашем холдинге.

Николай Павлович усмехнулся.

– Как вы думаете, зачем они приехали? – спросила я.

– А вы у вашего начальника не спросили?

Я покачала головой.

– Почему?!

– Ну, он попросил меня встретить и разместить девушек, помочь им с выбором одежды… – я изображала из себя полную идиотку. – Разве они проститутки?

– Вы видели у вас в здании других девушек из Бразилии?

– Нет.

– А Демпси подтвердил, что они приезжали. Что они делали в Петербурге? Где они сейчас? Вы понимаете, что их может уже Интерпол разыскивать? Я не знаю, но проверю.

– Вы считаете, что их везли в Россию для того, чтобы убить? Это в Бразилии нельзя сделать? С их‑ то криминогенной обстановкой!

– Нет, я считаю, что их сюда привозили, использовали, а потом… Конечно, было бы очень хорошо, если бы они вернулись обратно, заработав тут денег, как их мальчики, играющие в футбол. Кстати…

Николай Павлович задумался.

– А про мальчиков речи не шло?

– Нет, – я рассмеялась.

– Да я про мальчиков для игры в футбол!

Я удивленно посмотрела на представителя наших доблестных органов.

– У вас в холдинге есть какой‑ нибудь чисто спортивный журнал?

– Нет. Но довольно большой раздел, посвященный спорту, есть в журнале «Жесть и грязь». В принципе, каждый из журналов может напечатать интервью с кем‑ то из известных спортсменов и спортсменок, но упор будет не на спорт. И печатали. В журнале для девочек были интервью с футболистами и довольно откровенные фотографии. В нашем последнем выпуске, который на этой неделе появился в продаже, большое интервью с балериной Александрой Сачковой. Там много фотографий, а речь идет о ее предстоящей свадьбе с известным бизнесменом и выборе платьев. В частности, салон свадебных платьев заплатил нам за скрытую рекламу. О балете, конечно, что‑ то есть, но это не рассказ о профессиональной деятельности. То же самое со спортсменами.

Николай Павлович о чем‑ то очень напряженно думал и молчал до тех пор, пока мы с ним не оказались у дверей здания, в котором располагались все редакции холдинга. Наша охрана его уже знала. Он отправился на пятый этаж, а я – к себе в редакцию.

Глава 16

Явно услышав мои шаги в коридоре, из приемной выскочила Леночка.

– Наталья Борисовна, вас тут один мужчина уже часа три ждет. Я вам звонила на мобильный, он был выключен.

Я открыла сумку и посмотрела на аппарат. Так, села батарея. Как всегда, «вовремя». И зарядное устройство только дома…

– Что за мужчина? – устало спросила я у Леночки.

Кстати, а может, поговорить с ней про Анжелику Львовну? Про девушек из Бразилии? Могла Леночка что‑ то знать? Ведь Анжелика Львовна наверняка не сама покупала тарелки и чашки. Думаю, она это поручала как раз своей секретарше.

– Он насчет статьи про балерину Сачкову.

Я откровенно удивилась.

– Он от себя лично?

Леночка кивнула.

– Дай мне пять минут, чтобы привести себя в порядок.

Вскоре у меня в кабинете появился мужчина лет тридцати пяти на вид, приятной наружности. У него были светло‑ русые волосы, карие глаза, но гораздо светлее глаз девушек, которых мне сегодня довелось встречать. Прямой нос, узкие брови, открытый лоб, аккуратная стрижка. Рост – где‑ то метр семьдесят пять, сухощавый. Походка пружинистая. Похоже, занимается спортом. Костюм, светло‑ серая рубашка, галстук. Представился Вячеславом, спокойно пожал протянутую мной руку – не жестко, но и не вяло. Ладонь была сухой, не холодной и не горячей. После нескольких сказанных им предложений я убедилась в правильности речи и образованности. Мужчина производил впечатление сотрудника какого‑ то научно‑ исследовательского института, причем человека интеллигентного.

– Простите, что вам пришлось долго ждать. Чай? Кофе? – предложила я.

– Нет, спасибо. Я уже напился и чаю, и кофе. Ваша секретарь не давала мне скучать. – Он легко улыбнулся.

Я вопросительно посмотрела на него.

– Я насчет статьи про Александру Сачкову, – заговорил Вячеслав.

– Простите, кем вы ей приходитесь?

– До выхода этой статьи считал, что женихом.

Я не могла скрыть удивления.

– Вы считаете, что жених такой женщины, как Александра, обязательно должен быть публичным, или, как теперь говорят, медийным, лицом? Совсем необязательно. Ей хочется отдыхать от шумных тусовок. Она всегда говорила мне, что отдыхает со мной душой и чувствует себя со мной спокойно и защищенно.

Я кивнула. В словах Вячеслава был смысл. Правда, балерина Сачкова как раз всегда предпочитала богатых публичных мужчин. Я была знакома с ней лично, и именно я ездила брать интервью, опубликованное в последнем номере нашего журнала. Простой корреспондент ее не устраивал. Ей нужна была как минимум я – заместитель главного редактора. Меня сопровождали двое фотографов. Стилист и парикмахер у балерины были свои. Я помню, как я устала в тот день. Балерине не нравилось то одно, то другое. Она спорила со стилистом, с парикмахером, с фотографами, доказывая, что ее следует снимать слева, а не справа, и свет нужно ставить по‑ другому, чтобы лучше подчеркнуть ее достоинства и скрыть недостатки. В ответ на последнюю фразу она всегда ожидала от всех окружающих заверений, что недостатков у нее нет.

Насчет внешности я была согласна – если вы любите худых женщин. А вот насчет характера… Неудивительно, что на ней так никто до сих пор и не женился. Признаться, я удивилась, узнав, что один бизнесмен все‑ таки решился. Другие срывались с крючка, какое‑ то время походив в официальных женихах. Но тут дошло до выбора свадебных платьев (трех, так как свадьбу планировали гулять три дня, иначе было не охватить всех знакомых, да и не всех можно было сажать за один стол друг с другом, чтобы свадьба не превратилась в мордобой, а то и смертоубийство).

Я брала интервью и у жениха, который, в отличие от невесты, совсем не выпендривался. Он подтвердил свое намерение жениться на Сачковой, а потом завизировал каждую страницу распечатки – мы обязательно присылаем нашим героям распечатку диктофонной записи, чтобы потом у нас не было проблем. При визировании и отборе фотографий балерина выпендривалась не меньше, чем во время интервью. Но поскольку она сама хотела, чтобы статья вышла, то все‑ таки завизировала и интервью, и с десяток фотографий, которые мы могли использовать и в следующих номерах. Правда, в следующем мы планировали уже давать репортаж со свадьбы. Эксклюзивные права она не продавала никому, пригласив на свадьбу представителей нескольких журналов и программ. Потом еще планировалось сделать фильм, но наш журнал к фильмам никакого отношения не имеет.

– Теперь вы принимаете решения насчет публикаций в журнале? – тем временем спросил Вячеслав.

– Нет, наш американский хозяин. Я только временно исполняю обязанности главного редактора. И в любом случае часть материалов всегда шла на визирование американцу.

– Но он прислушивается к вашему мнению?

Я неопределенно пожала плечами.

– Вы можете опубликовать интервью со мной? В следующем номере?

– Не знаю, – честно сказала я. – Этот вопрос мне точно придется обсуждать с мистером Демпси.

– Но вы возьмете у меня интервью? Запишете мои комментарии по поводу интервью Александры?

– Да.

– Мы можем это сделать сейчас или мне следует прийти в другой день? Я подробно расскажу о нашем знакомстве, о наших встречах, об ее обещаниях, а вы потом решите, что публиковать, что нет. Я понимаю, у вас ограниченная журнальная площадь. Но я считаю, что у вас должен быть полный объем материала, который могу предоставить я, чтобы было из чего выбирать.

Я кивнула. Мне было просто интересно. Более того, Вячеслав не производил впечатления сумасшедшего. Ведь по редакциям ходит много психов, а уж пишут… Я вижу только один отрицательный момент в появлении электронной почты. Это резко возросшее число писем от психов. Теперь даже конверт не нужно идти покупать и опускать его в почтовый ящик. Можно писать, сидя дома в любимом кресле и попивая кофеек. А несчастные сотрудники редакций, работающие в отделах писем (которые вынуждены разбирать и обычные, и электронные), потом все это читают и сами к концу дня находятся в состоянии, близком к помешательству. А в некоторых редакциях еще и существует правило на письма отвечать, хотя бы несколько строк, и начальство, которое писем не читает, строго следит за тем, чтобы отвечали…

Среди таких корреспондентов и в особенности лично ходящих по редакциям граждан есть бывшие мужья и жены (в их представлении) известных людей, полно «первых любовей», просто бывших любовников и любовниц, откуда‑ то знающих особенности скрытых частей тел звезд, правда, теперь звезды обожают оголяться, и вполне можно где‑ то что‑ то подсмотреть. Ни у кого из этой публики нет никаких доказательств связи с медийным лицом. Но кричать «Вы что, мне не верите?! » они горазды.

Вячеслав не кричал, не бил себя в грудь. Он вообще не походил на тех «бывших любовников», которых мне довелось видеть даже в здании нашего холдинга. Кстати, их больше всего ходит к Люське (как мужчин, так и женщин), и она с ними очень ловко управляется, а у некоторых даже берет интервью. И в «Желтом городе» их страсть как любят. Может, Вячеславу следовало пойти в «Желтый город»?

Тем временем гость редакции рассказал, что его мама хотела родить девочку, из которой получится балерина. Но родился мальчик. Мама отдала его в балетное училище, где мальчиков всегда не хватает. Их там встречали с распростертыми объятиями.

Именно в балетном училище Вячеслав влюбился в Александру Сачкову. Он долго описывал свои чувства к этой женщине (то есть сначала девочке), и мне было неудобно его прервать. Я сказала бы, что это было не просто чувство, это была одержимость.

Но в семнадцать лет Вячеслав получил серьезную травму, и с балетом пришлось завязать. Вместо сцены Мариинского театра он оказался на плацу в кирзовых сапогах. После армии жизнь пришлось начинать с чистого листа, но Вячеслав был волевым человеком, и еще ему хотелось доказать Александре Сачковой, что он чего‑ то стоит. Он работал днем, сменив множество профессий, а вечерами учился. Это было очень сложно, так как в балетном училище не уделялось должного внимания общеобразовательным предметам. Перед тем как поступить в вуз, Вячеславу пришлось самостоятельно штудировать школьную программу.

Но он поступил, окончил институт и получил диплом экономиста.

– Я работаю в банке, – произнес Вячеслав. – Кто бы мог подумать? Если бы мне в шестнадцать лет сказали такое, я бы рассмеялся тому человеку в лицо. Но, с другой стороны, хорошо, что травма случилась, когда мне было семнадцать. В тридцать начинать жизнь с нуля было бы гораздо сложнее, а в сорок – вообще невозможно.

– У балетных же ранняя пенсия, – заметила я.

– Вы думаете, на эту пенсию можно жить?

– Но люди же как‑ то подрабатывают…

– Вот именно «как‑ то». А я не хочу «как‑ то». Тем более у меня всегда был стимул – Александра. Билеты сейчас стоят недешево, я же не чиновник, меня бесплатно в Мариинский не пустят.

– А чиновники ходят в Мариинский бесплатно?! – откровенно поразилась я.

– Не все. С определенной ступени чиновничьей лестницы.

– Вы серьезно? – никак не могла поверить я.

– Сам поразился, когда узнал. Они проходят через определенный вход, там охрана, естественно, проверяет, тот ли это человек, за кого себя выдает. И их проводят на вполне определенные места. Не самые лучшие, но и не плохие. Они за это ничего не платят. Вы же понимаете, что у меня много знакомых в балетном мире. Они и рассказали. У меня нет оснований не верить этим людям. Все, кто в курсе, дико возмущены подобным положением вещей. Но, к счастью, среди чиновников, которые имеют право (смешно говорить про «право» в данном случае) на такие посещения, мало лиц, интересующихся театром. У них же больше выпендреж. А люди, которые на самом деле любят театр, часто не могут позволить себе купить билет. Стоимость билетов и цветов для меня лично была одним из стимулов…

Вячеслав печально улыбнулся.

– Когда вы встретились с Александрой вновь? Как я понимаю, вы какое‑ то время не виделись?

– Да мы всю сознательную жизнь то встречаемся, то нет… Она то приближает меня к себе, то отдаляет… Я понимаю, что мои доходы не идут ни в какое сравнение с доходами ее… других знакомых, – Вячеслав долго подбирал выражение. – Но я был готов ждать…

– И что произошло в последнее время?

– Вы помните скандальную историю с тем восточным мужчиной, который сломал ей нос?

– На самом деле сломал? Никто ведь точно так и не узнал.

– На самом деле. А ей ведь нос не только для красоты нужен. Ей дышать нужно не только как нам с вами. Ведь пыхтящая балерина – это нонсенс. Ей пришлось перенести три операции. Она, конечно, получила с того типа и полную их стоимость, и компенсацию за моральный ущерб, но она была в жуткой депрессии. Ее мать позвонила мне. Ее мать же меня прекрасно знает, но то узнает, то не признает… Мать‑ то ведь у нее выступает в роли агента. Кстати, хорошего агента. Хотя ведь старается для родной дочери, для блага семьи… Но это – другой вопрос.

– И Александра согласилась выйти за вас замуж?

Вячеслав кивнул.

– Я уже несколько раз делал ей предложение. Она отказывала, говоря, что еще не готова связать себя узами брака. Но теперь‑ то ей тридцать пять лет!

– Сколько?

Вячеслав рассмеялся.

– Она скрывает свой истинный возраст. Может, у нее и документы новые куплены. Я не знаю. Я знаю, сколько ей на самом деле. Да, она находится в прекрасной физической форме, за ее лицом ухаживает лучший косметолог города, а то и мира. Какую‑ то пластическую коррекцию она уже точно делала. Я имею в виду не только нос. Нос – это особый случай. Но там и все лицо подкорректировано. Деталей я не знаю, но от меня же не скроешь изменений. В общем, что‑ то было. Но тут все сложилось воедино: возраст, сломанный нос, неудачная первая операция по его восстановлению, какой‑ то жуткий скандал с этим восточным мужчиной…

– Наверное, он ее к кому‑ то приревновал? – высказала предположение я.

Вячеслав хмыкнул.

– Понимаете, Наталья Борисовна, Александра обожает стравливать мужчин. Может, «стравливать» – не самое удачное слово…

– Но суть оно отражает прекрасно, – сказала я.

– В общем, да… То есть Александра считает, что мужчин нужно держать в постоянном напряжении. Покой нам должен только сниться! Тогда – по ее мнению – мужчины будут ее больше любить и больше ценить. Со многими это срабатывает… – Вячеслав тяжело вздохнул.

– Но не с восточным мужчиной, – нейтрально заметила я.

Вячеслав кивнул.

– Понимаете, Наталья Борисовна, Александра в большинстве случаев не была любовницей тех мужчин, с которыми ее связывала пресса.

Я молчала.

– Вы не удивлены?

– Ну я же работаю в глянцевом журнале, – напомнила я. – «Показательная любовь» – один из видов пиара. Люди заключают соглашение, причем часто не сами. Это делают их агенты, продюсеры, причем с привлечением юристов. Иногда это стоит очень больших денег. Для одной стороны. Иногда в таком пиаре в одинаковой степени заинтересованы обе.

Я пожала плечами. Правда, я считала, что Александра Сачкова на самом деле была любовницей мужчин, с которыми выходила «в свет». Хотя заявление Вячеслава меня тоже не удивило. Могло быть и так.

Вячеслав о чем‑ то думал. Я молчала.

– Вы решаетесь, сказать мне что‑ то или нет? – мягко спросила я. – Я не веду запись. Мы с вами просто разговариваем. Я обязательно поставлю в известность нашего главного начальника. Если он даст добро – а я думаю, что даст, – то наш журнал возьмет у вас интервью. С вами встретятся репортер и фотограф. У вас же остались какие‑ то фотографии со времен учебы в балетном училище?

Вячеслав кивнул.

– Было бы очень хорошо, если бы мы смогли опубликовать какие‑ то снимки, на которых изображены вы и Сачкова в юности.

Вячеслав опять кивнул.

– Я понимаю: вам нужно подтверждение. У вас серьезное издание. Но вы вернете мне фотографии?

Теперь кивнула я. А Вячеслав решился:

– Понимаете, Наталья Борисовна, Александре не нужны мужчины.

– Она – лесбиянка? – пораженно спросила я.

– Нет‑ нет, что вы. Ничего подобного, – замахал руками Вячеслав. – Она просто… Я даже не знаю, как объяснить… Может, все дело в постоянной жесткой диете и физических нагрузках. Ведь она, можно сказать, все время на диете. У нее всю жизнь строгий режим. Ну и сами понимаете, что балет – это адский труд.

Я кивнула. Я сама никогда не симпатизировала Сачковой как человеку, но я преклоняюсь перед любой балериной – именно потому, что дело их жизни требует полной самоотдачи. Я сама не смогла бы стать балериной. Я полностью отдаю себе в этом отчет. Сачкову можно не любить, но не уважать нельзя. Она ведь у нас – самая известная балерина.

– Вы хотите сказать, что Александре не нужен секс? – прямо спросила я у Вячеслава.

Он кивнул.

– Понимаете, Наталья Борисовна, она не одна такая. Среди балерин встречаются две крайности. Бывают и девушки очень легкого поведения. Когда я учился в балетном училище, у нас периодически мужики на улице дежурили… Это совсем другая история, но это известный факт. И мужики ждали не только девочек. Но мы сейчас не об этом. Конечно, среди балерин есть и обычные женщины, то есть они все необычные… Я запутался.

Вячеслав печально улыбнулся.

– Я вас прекрасно поняла. Но давайте вернемся к сегодняшнему дню. Новый жених Сачковой может быть очередным рекламным ходом. Через месяц он исчезнет. Ей же, как вы сами сказали, тридцать пять лет. Не все способны продержаться столько, сколько Плисецкая. Александре нужно поддерживать интерес к себе. Ну и она подбирает для этого кандидатов. А замуж в конце концов выйдет за вас. Вы – человек проверенный, надежный… Ну должна же она понимать, что только с вами будет чувствовать себя спокойно и уверенно?

– Вы это поняли, да, Наталья Борисовна?

Я кивнула. Я на самом деле считала, что любому известному человеку требуется надежный тыл за спиной. И Вячеслав явно будет закрывать глаза на «рекламные акции», на которые точно не закроет восточный мужчина. Александра вполне могла бы уже давно выйти за него замуж, жить с ним и не сообщать об этом всем средствам массовой информации! Да и если бы они об этом узнали? И что? Вячеслав вполне презентабелен. Можно соответствующим образом подать историю любви…

Я сказала об этом Вячеславу.

– Но она же платья купила! Вы же сами об этом написали! – чуть не заплакал Вячеслав.

Я задумалась. Мне в голову пришла бредовая мысль. А если Александре Сачковой просто хочется устроить показательную свадьбу? Для пиара? Устроит, а через полгода разведется. Вячеслав для свадьбы‑ шоу не очень подходит. А жених – или кто он там на самом деле – так вполне. Но я не стала говорить об этом вслух. Я не хотела обижать человека, который вызывал у меня симпатию. Меня никто никогда так не любил…

– Вы с ней разговаривали? – вместо этого спросила я.

– Мне до нее не дозвониться. Наталья Борисовна, не могли бы вы спросить у Александры…

Вячеслав молитвенно сложил руки на груди.

– На самом ли деле она выходит замуж? Я постараюсь узнать это не прямо у Александры, а через другие источники, идет?

Вячеслав улыбнулся и кивнул.

Глава 17

Вечером, когда я уже ужинала дома с мамой, позвонил Демпси. Я никак не ожидала услышать его вечером. Он никогда раньше не звонил мне вечером.

– Наташа, где девушки? – прямо спросил Демпси. Он, как и все американцы, не ходит вокруг да около.

– Какие девушки? – автоматически спросила я, потом для меня дошло: – Из Бразилии?

– Их у меня нет, – сказал Демпси. – Я знаю, что ты их привезла, а моя домработница приготовила им чай. Потом она ушла, оставив их в квартире. Теперь их нет.

– Но у меня их тоже нет, – ответила я, как полная идиотка. – Кстати, а вещи?..

– Вещей нет.

Я не знала, что и думать.

– Их не могла забрать ваша полиция?

– Не думаю… – медленно произнесла я.

Демпси спросил, могу ли я позвонить «тому молодому полицейскому, который к нам часто ходит». Я сказала, что могу, и позвонила.

Николай Павлович был очень удивлен. Во‑ первых, сказал, что забирать девушек ни у него, ни у тех, кто выезжал на труп неизвестной, оснований не было. Во‑ вторых, он считал, что их никто никуда даже вызывать не собирался для составления протоколов в дальнейшем. Ведь было же понятно, что они не имеют отношения к смерти той женщины. Регистрация девушек из Бразилии Николая Павловича нисколько не волновала. Тем более они прилетели только сегодня. Физически еще не успели зарегистрироваться.

– А если просто сбежали? – высказал предположение Николай Павлович.

– Куда?! – воскликнула я. – В чужой стране? Не зная языка?

– По‑ английски говорят? Говорят. У нас теперь тоже многие говорят – по крайней мере, на том же уровне, что и эти девушки.

– По официальным данным, в нашей стране восемьдесят два процента граждан не знают иностранного языка, а семьдесят девять никогда не бывали за границей, как говорил мне мой начальник. Признаться, сама удивилась.

– Вероятно, это данные по всей России, – ответил Николай Павлович. – Если честно, я никогда не задумывался о том, какая процентная доля населения у нас владеет языками. В Петербурге и Москве точно другие цифры – и по знанию языков, и определенно по количеству выезжающих за границу. У меня сто процентов знакомых хоть раз выезжали. С языками хуже… И у меня самого тоже не очень… Но в нашем городе много людей могут изъясняться на английском языке! Одежда зимняя у них есть. Не замерзнут. И вообще, Наталья Борисовна, что вы про них знаете?

– Ничего, – честно ответила я.

– Вот именно. Вы же не представляете, какие у них здесь есть контакты. У них могли быть какие‑ то телефоны. Они могли из Бразилии с кем‑ то договориться. Вы уверены, что Демпси все про них знает?

– Нет. Я вообще не понимаю его роль в приеме этих девушек.

И тут я почему‑ то вспомнила пакет с компрометирующими фотографиями, который мне прислал неизвестный, и конверт с информацией о Валентине, который мне, кстати, больше не звонил.

Компромат собирала Анжелика Львовна. А сейф в ее старой квартире оказался девственно чист, как мне сообщил тот же Николай Павлович. У кого сейчас компромат? У Анжелики Львовны, которая осталась жива? Или часть находится еще у кого‑ то?

Но дело в том, что и на Демпси мог быть компромат. Я же не представляю, чем он тут занимался во внерабочее время. Кстати, насчет рабочего тоже знаю далеко не все. А Анжелика Львовна с ее способностью к сбору пикантных подробностей вполне могла накопать что‑ то и о Демпси.

И заставить его принимать девушек.

Тем временем Николай Павлович напомнил про профессию девушек.

– Ну не на угол же они ближайший пошли стоять! – воскликнула я.

– А вы спросите у Демпси, для кого они предназначались, – голосом змея‑ искусителя посоветовал Николай Павлович. – Кто их должен был у него забрать? Как я понимаю, он их не для себя и не для своих коллег приглашал. Они‑ то все предпочитают наших. А если захотят девушек из Бразилии или Аргентины, то слетают в Бразилию или Аргентину. Им из Америки туда ближе, чем к нам. Кстати, он, вероятно, и задергался из‑ за того, что ему их кому‑ то передавать надо. Если бы для себя привез…

– Все равно стал бы дергаться, – сказала я. – Но вы правы. Послушайте, а заявление он может подать об их исчезновении?

– Во‑ первых, должно пройти три дня. Во‑ вторых, ему вначале следует оповестить консула. Ой, у нас же нет бразильского консульства. Это сложнее. Но вы ему скажите, что ему в любом случае придется связываться с посольством в Москве и ставить их в известность. Хорошо хоть посольство есть. Если ни посольства, ни консульства, то все гораздо сложнее.

– А что делать, если нет ни посольства, ни консульства?

– Тогда страна поручает какой‑ то другой стране, то есть ее посольству или консульству, представлять ее интересы и защищать ее граждан – в какой‑ то мере. А вообще мне надо уточнить, что точно следует предпринять Демпси. Я вам прямо сейчас могу сказать, где у нас в городе будут содержать иностранцев в случае совершения преступления, а вот насчет поиска сложнее.

– Но ведь иностранцы же тоже пропадают!

– В основном из наших бывших братских республик. Но тут другая ситуация. У Демпси иностранные иностранки!

– А пропавших из братских республик кто обычно ищет?

– Свои и ищут. К нам редко обращаются. Только если человек был не простым рабочим на стройке и не дворником. Ну, например, имел тут свой бизнес. Хотя у них у всех уже российское гражданство. Нет, тут совершенно другое.

Я вспомнила, что где‑ то с полгода назад в наших газетах публиковалась фотография исчезнувшего иностранного студента, и спросила о том случае Николая Павловича. Тот пояснил, что это был наркоторговец, и та ситуация сильно отличалась от нашей. Наркоторговец давно жил в Петербурге, а девушки только приехали и собирались торговать собой, а не поставляемым с родины товаром.

Хотя, как и тот наркоторговец, они могли занять – или попытаться занять – чужое место на рынке. А этого не прощают.

– Посоветуйте вашему Демпси опросить соседей, – сказал Николай Павлович. – Вдруг кто‑ то видел, как его жилички съезжали. Они же были с вещами, да и девушки запоминающиеся.

Я поблагодарила Николая Павловича, перезвонила Демпси и передала суть разговора.

– Я и не рассчитывал на помощь вашей полиции, – признался американец. – Наташа, ты не могла бы ко мне приехать?

– Сейчас?

– Да, я понимаю, что время позднее, но еще недостаточно позднее. Можно идти к соседям. Тем более у нас тут все очень долго не спят и часто поют… Ты – русская, тебе скорее ответят. Я уверен, что ты лучше меня объяснишь соседям проблему. Я обязательно выпишу тебе премию в этом месяце. Ты сегодня еще не употребляла алкоголь?

Я ответила отрицательно. Я могла ехать на своей машине, и Демпси не потребуется тратиться еще и на такси мне.

Мой американский начальник проживал в трехкомнатной квартире с очень хорошим ремонтом и дорогой мебелью. Даже не зная, что это квартира Демпси, я сразу же поняла бы, что тут живет иностранец. У наших людей обычно другая мебель и другая обстановка. Хотя новая квартира Анжелики Львовны тоже выглядела не совсем привычно для моего глаза.

Гостиная была соединена с кухней. Все сделано красиво, удобно и функционально. Стиль не минималистский, но близок к нему. Никакого хлама, если не считать множества журналов холдинга и конкурентов, лежащих в разных местах. Но подобное типично для человека, связанного с издательствами каким‑ либо образом. На стене висела плоская плазменная панель.

Потом мне показали спальню Демпси (непонятно зачем? ), где обстановка очень напоминала виденную мной во многих американских фильмах. У нас это явно делалось на заказ. Широкая (я бы сказала: «трехспальная») низкая кровать составляла единое целое с различными шкафчиками, идущими по всем стенам. Высота шкафчиков равнялась высоте кровати. На них (от стены до края было около метра) лежали журналы и какие‑ то распечатки.

Третьим был кабинет с дополнительной кроватью, то есть тахтой. Письменный стол с компьютером, шкаф‑ купе. И все.

В этой квартире не было вазочек, безделушек, ярких деталей, даже занавески отсутствовали! Вместо них на окнах висели жалюзи‑ роллы. Меня удивил пол. Я не ожидала увидеть плитки в гостиной, спальне и кабинете. Да, они могут быть в кухне, ванной и туалете, но в жилых комнатах? Не паркет, не линолеум, не ламинат, а именно плитки. Такими стены в ванной можно обшивать.

Заметив мой интерес, Демпси пояснил, то под плитками проведено отопление, и сделано это было предыдущими жильцами. Отопление электрическое, автономное, может использоваться несколько режимов.

Я спросила, где Демпси разместил девушек. Он ответил, что домработница отвела их в гостиную и оставила там.

– А вы не побоялись оставлять трех неизвестных девушек в своей квартире?

Демпси усмехнулся.

– Пойдем со мной, Наташа, – позвал он.

Американский начальник показал, что у него запирающийся холодильник (ключи есть у него и у домработницы, которая закупает продукты и готовит еду), все ящики и шкаф в кабинете тоже запираются, компьютер и телевизор защищены паролями.

– И телевизор тоже?!

– Ну, конечно. У меня же платные каналы.

– Вы платите поминутно?

– Нет, я плачу фиксированную сумму в месяц, но плачу я. – Демпси сделал ударение на последнем местоимении. – У меня иногда живут русские женщины, – он слегка улыбнулся. – А ваши женщины обычно считают, что раз иностранец – значит, безумно богат. Я приучаю их к рачительному ведению домашнего хозяйства.

– Знаете ли, у нас многие женщины вынуждены рачительно вести хозяйство, потому что их финансовые возможности не позволяют им поступать иначе! – заступилась я за соотечественниц.

– Мне такие не попадались, – спокойно ответил Демпси. – Мне попадались одни транжиры. Вспомните Анжелику Львовну.

Я вопросительно посмотрела на Демпси, потом вспомнила горы ни разу не надетого белья, колготок и всего остального у нее в квартире.

– Она не была транжирой. Тут другое… Она компенсировала недополученное в детстве и юности.

– Но я не хочу, чтобы ваши женщины компенсировали недополученное в детстве и лечили свои комплексы за мой счет, – спокойно заметил американец.

«Может, девушки из Бразилии не захотели жить в таких условиях? »

Я сама не транжира, но люблю себя побаловать. С каждой зарплаты балую. И маму балую. А как же иначе? Обязательно нужны положительные эмоции, и массе женщин их доставляют покупки. Массе женщин для улучшения настроения, для выхода из депрессии нужно пробежаться по магазинам. Наш мужчина может это понять. И наш мужчина может подарить женщине миллион алых роз, американец – никогда.

Демпси тем временем пояснил, что стоящий в гостиной диван (сделанный в виде буквы «Г») раскладывается. Девушки должны были спать на нем. То есть они, конечно, должны были жить в той квартире, где обнаружили труп, но раз пришлось привезти их к Демпси…

– Сколько времени они должны были у вас жить?

– Их необходимо найти за два дня, – заявил Демпси, не отвечая мне прямо. – Мне уже звонили насчет них. Я сказал, что они приехали. Но тогда я еще не знал… Сколько нужно заплатить вашей полиции, чтобы они их нашли?

Я пожала плечами.

– Пойдемте по соседям, – сказала я. – Может, и платить ничего не придется.

По соседям пришлось идти мне. Демпси остался в квартире. Но мой поход оказался неудачным. В этом доме не жили никакие любопытные бабки, обитающие в домах типа моего. Всем было некогда следить за жизнью соседей. И еще я заметила, что моего американского начальника здесь не любят. Меня пару раз спросили, как мне у него работается. Я пожимала плечами.

Девушки таинственно исчезли, не оставив в квартире Демпси ни одной вещички, ни следа помады. Их будто тут никогда и не было. Хотя отпечатки пальцев я, конечно, не снимала.

Глава 18

На следующий день мне на работу позвонил Николай Павлович и спросил про исчезнувших девушек. Я рассказала о вчерашнем вечере.

– А кто у вас конкуренты? – спросил он.

– Мы считаем, что «Life & Style». У нас примерно одна читательская аудитория. Но мне лично кажется, что мы прекрасно уживаемся на рынке. Я знаю многих людей, которые покупают и тот журнал, и наш. Правда, Демпси все время говорит о них, как о конкурентах, о необходимости быть лучше, уходить вперед и все в таком роде.

– Кому принадлежит «Life & Style»? – поинтересовался Николай Павлович.

Я ответила, что слышала об интересе к этому изданию банкира Бояринова. Вроде бы часть акций принадлежит ему, но точно я сказать не могла. По‑ моему, Николаю Павловичу это было легче узнать. Он сказал, что постарается прояснить этот вопрос. А вдруг кто‑ то наезжает именно на Демпси и представляемый им холдинг?

Я не знала. Я вообще очень многого не знала. Я только очень надеялась, что все происходящее не затронет меня…

– Обращаться в органы ваш начальник пока не надумал? – с усмешкой уточнил Николай Павлович.

– Уже спрашивал, во сколько это обойдется.

– Могу посоветовать хорошего частного детектива.

Я записала координаты.

Как только я повесила трубку, в дверь постучали, и на пороге возникла Леночка. Остатки синяка были умело замазаны, да и в целом она выглядела гораздо лучше.

– Тут вам опять конверт… – Леночка подошла к моему столу и положила мне на стол точно такой же конверт, как тот, в котором мне прислали снимки «лесбиянок». Ни марок, ни почтовых штемпелей, ни адреса отправителя. Только адрес редакции и мое имя. Но здесь их писали печатными буквами, а на конверте с информацией о Валентине печатали на принтере. Неужели разные отправители?

– Спасибо, Лена, – поблагодарила я.

Секретарша Анжелики Львовны кивнула и ушла. Я взвесила конверт в руке. Пожалуй, на этот раз фотографий меньше. Неужели мне опять придется встречаться с множеством людей и возвращать им эту мерзость?

Я разрезала конверт.

Лежавшую в нем пачку фотографий я назвала бы «Балерина Сачкова и влюбленный Вячеслав».

Интимных сцен не было. Кстати, а были ли они вообще? Мало ли что Вячеслав говорил про холодность Сачковой. Он мог прийти к такому выводу, он мог слышать об этом от других.

Самыми интересными были другие фотографии, посвященные, так сказать, подходу к подъезду Анжелики Львовны в старом доме и заходу в него. Чтобы ни у кого не возникло сомнений, что это ее подъезд, он был сфотографирован и отдельно, без участников событий. Фотограф постарался захватить как можно большую часть дома. Но я помнила и дверь в подъезд необычного темно‑ бордового цвета, и ручку странно изогнутой формы. Я больше нигде таких не видела. Может, конечно, у нас в городе не одна такая дверь и не одна такая ручка, но мне‑ то точно прислали фотографии вполне определенной. Делал их профессионал.

Правда, заходили они туда в разные дни. Когда появлялась Александра, у двери слева лежал небольшой сугроб. Когда приезжал Вячеслав, сугроба не было.

Вячеслав был также заснят заходящим в подъезд дома балерины. Его не узнать было невозможно. Тем более я не так давно там сама появлялась. Балерина жила в старом центре, в доме с лепниной и сохранившимися старыми резными дверьми, правда, за ними, уже в подъезде, была установлена металлическая дверь и видеофон. Вячеслав был одет точно так же, как когда ходил к Анжелике Львовне. Правда, он и сюда приходил в той же куртке с капюшоном.

То есть дело происходило этой зимой. Ну не прошлой же?

Наверняка у Анжелики Львовны что‑ то было на Сачкову. То есть могло быть. Насколько я помнила, моя начальница терпеть не могла Александру. Не знаю, почему. Может, та у нее какого‑ то мужика увела? Она же у многих уводила.

Ну и что из того? Что могла Анжелика Львовна поиметь с Сачковой? Деньги? Насколько я понимала, Анжелика Львовна не собирала компромат из‑ за денег. У нее были другие мотивы.

Но Сачкова могла отправить верного поклонника за компроматом в квартиру Анжелики Львовны.

Узнав, что ту убили. Или… Нет, я даже думать такого не буду! Я же лично общалась с Вячеславом. Не мог он.

А мог он забрать компромат из сейфа? Не убить Анжелику Львовну (или не Анжелику Львовну), а забрать то, что хранилось в квартире? Он работает в банке. Сейф на электронном замке? Я не знала, кем Вячеслав работает в банке. А если он специалист по сейфам? Или по замкам? Или ему было с кем проконсультироваться по этому поводу?

Вячеслав оставлял мне номер мобильного и домашнего телефонов. Для начала я позвонила на мобильный. Аппарат был выключен или находился вне зоны действия сети. Ах да, сейчас же разгар рабочего дня. В банке вполне могут требовать от сотрудников выключать мобильные телефоны. Позвонить на домашний? Насколько я поняла из нашего разговора, Вячеслав жил с мамой. Сказать маме, чтобы перезвонил в журнал? А почему бы и нет?

Я набрала номер домашнего телефона. Подошла женщина, ответившая молодым голосом. Хотя молодой голос может быть в любом возрасте. Я попросила позвать Вячеслава. Голос на том конце провода резко изменился и стал стальным.

– Если это вы, Аня, – сказали мне, – то я вам советую сходить на кулинарные курсы или хотя бы просто потренироваться дома в приготовлении еды. И только потом думать о замужестве. Я никому не позволю кормить моего мальчика той мерзостью, которую вы пытались ему подавать.

– Это не Аня, – сказала я, с трудом сдерживая смех.

– Если это вы, Нелли, то попробуйте убедить меня, что вам не нужна наша квартира. А меня убедить очень сложно, в особенности провинциалке, прописанной в общежитии, где живут одни гастарбайтеры, в лучшем случае по десять человек в комнате! Я не поленилась туда съездить! Я выяснила условия, на которых они предоставляют прописку. Вы живете на съемной квартире. У вас нет ни кола ни двора. Моего мальчика вы не получите, а мою квартиру так тем более.

– Я не Нелли.

– Если это вы, Светлана, то вам я просто советую забыть о существовании моего мальчика и больше не докучать ему. Сотрите его номер из записной книжки вашего телефона и вычеркните его из обычной.

– А если это Александра? – спросила я, прилагая усилия, чтобы не расхохотаться.

– Как бы не так! Вы что, девушка, думаете, будто я эту гадину по голосу не узнаю?! Да она не осмелится сюда звонить, зная, что будет иметь дело со мной! Я эту змеюку подколодную сразу же раскусила, еще пока она несовершеннолетней была! Да все остальные, вместе взятые, лучше, чем одна эта фифа перекроенная! Да… Так, секундочку, а вы кто? Почему я вас не знаю?

– Потому что я не являюсь претенденткой на вашего сына. Меня зовут Наталья Борисовна, и я работаю заместителем главного редактора журнала «Dolce Life».

На другом конце провода на мгновение воцарилось молчание, но только на мгновение!

– Мне нравится ваш журнал, Наталья Борисовна, – сказала дама тем же тоном, которым отвечала на звонок. Металл из голоса исчез. Правда, она тут же добавила: – Кроме последнего номера.

– Из‑ за статьи про Александру Сачкову?

– Да. Хотя… Я понимаю, что змеюка – медийное лицо и ваш журнал печатает интервью как раз с такими лицами. Но раньше вы всегда были объективны. Вы всегда… – Дама опять замолчала. – Простите, Наталья Борисовна. Я, наверное, к вам несправедлива. Вы ведь не просто так мне звоните?

– Я звонила вашему сыну. Я хотела получить от него кое‑ какие комментарии. Скажите, пожалуйста, как я могу с ним связаться? Его мобильный телефон не отвечает.

– Откуда у вас номер мобильного телефона моего сына? – Голос опять изменился. – И, кстати, откуда у вас номер, по которому вы сейчас звоните?

– От вашего сына. Он вчера приходил к нам в редакцию, и я лично с ним беседовала. Но у меня возникли дополнительные вопросы.

– Еще раз извините меня, Наталья Борисовна, я признаю, что была не права. У вас есть сын? – Голос опять изменился. Она его будет менять на каждой реплике? Она случайно не из актрис? Или просто мать единственного сына, которого ей страшно не хочется отдавать в чужие женские руки?

– Нет, – ответила я на заданный вопрос.

– О, вы не представляете, насколько тяжела жизнь матери взрослого сына!

«А как тяжела жизнь сына такой матери? – подумала я. – Или он привык? Но будущей невестке – если такая вообще когда‑ нибудь появится – точно не позавидуешь».

– Ведь я должна уберечь своего мальчика от хищниц, которые так и норовят вонзить в него свои когти! – продолжала мама Вячеслава. – Да, я прекрасно понимаю, что я не вечна, и я должна передать своего мальчика в надежные руки, чтобы мне там было спокойно. Я хочу смотреть на своего мальчика с небес и радоваться его счастью, а не сходить с ума от беспокойства.

Признаться, мне стало жаль Александру Сачкову. Теперь я не исключала, что она вполне могла уже давно сделать Вячеслава счастливым и, возможно, стать счастливой по‑ женски сама, но не стала связывать судьбу с этим мужчиной по одной простой причине. Я сама в эти минуты имела счастье (или несчастье) с причиной беседовать.

Когда мама Вячеслава сделала паузу, я вставила просьбу для Вячеслава – позвонить мне, когда у него будет такая возможность. Мама потребовала мои телефоны. Я продиктовала рабочие – свой и секретарши Леночки. Сейчас схожу и предупрежу ее.

– А ваш мобильный? – спросила мама Вячеслава.

– Я собираюсь разговаривать с вашим сыном исключительно по делу. Для этого есть телефоны редакции. Если он предпочтет заехать в редакцию, пожалуйста, пусть приезжает. Только вначале лучше все‑ таки позвонить. Я не сижу на месте весь день.

– Но почему он‑ то не включил телефон?! – вдруг воскликнула мама. – Вы сколько раз ему звонили?

– Один.

– Сейчас я его наберу. Подождите.

Я подождала. Но номер Вячеслава так и оставался выключен.

– Странно, – задумчиво произнесла мама. – Но вы не волнуйтесь, Наталья Борисовна. Мы с вами обязательно свяжемся.

Я повесила трубку, вытерла со лба пот, убрала присланные фотографии в нижний ящик стола и отправилась к Леночке.

– У моего жениха такая же мама, – сообщила Леночка. – Наталья Борисовна, вы не знаете, где взять сироту без единого родственника? Или хотя бы без родственниц женского пола?

Я рассмеялась. Тут раздался телефонный звонок.

– Да, это редакция журнала «Dolce Life», – подтвердила Леночка. – Вы разговариваете с секретарем главного редактора. Да, Наталья Борисовна работает у нас заместителем главного редактора. Что вы хотели? Проверяете? Что? Наталью Борисовну? Зачем? Нет, она не самозванка. Нет, она не пыталась вас обмануть, представляясь… Вы собираетесь проверять, кому принадлежит этот телефонный номер? Купите любой номер нашего журнала или посмотрите наш сайт в Интернете! Мы не скрываем наши телефонные номера. Мы… Да, до свидания.

Леночка повесила трубку и подняла глаза на меня.

– Бедный мужик, – сказала она. – То‑ то он тут вчера сидел и никуда не торопился. И пока жива мама, он даже женщину в дом не сможет привести, не то что жениться!

«Интересно, а как же он работает в банке? » – подумала я.

– Ой, Наталья Борисовна, совсем забыла! – воскликнула Леночка. – Я же к вам идти собиралась, а вы сами пришли! К нам в редакцию приглашение принесли. То есть его вчера принесли, а я из‑ за этого Вячеслава забыла вам отдать. Сегодня же вручение наград.

– Каких наград? Кому?

– Киношникам. – Леночка назвала одну из самых дорогих гостиниц города, в которой планировалось мероприятие. – Сегодня в семь. Вручение, потом фуршет, ну то есть пьянка с песнопениями и мордобоем. На этих премиях всегда так. Но мы, наверное, должны сделать репортаж с этого мероприятия? Мы же освещаем светскую жизнь города? Как раз у нас место есть в следующем номере. То есть там было под вопросом, о каком вручении наград делать репортаж. Может, вы сходите с кем‑ то из фотографов?

Я вздохнула. Начав работать в глянцевом журнале, я поразилась количеству вручаемых только у нас в городе премий, дипломов, памятных знаков и прочего из той же серии. На награждениях можно встретить одних и тех же людей. Нет, состав, конечно, меняется, но есть люди, которые появляются на всех церемониях. По крайней мере, у меня сложилось именно такое впечатление. Но в одном Леночка была права. На вручении премий самое интересное происходит не во время церемонии, а после нее. Хотя случалось, что мордобой и оскорбления начинались и во время…

Глава 19

Я «осчастливила» фотографа, которому предстояло меня сопровождать, поднялась к Демпси и сказала, что мне нужно будет раньше уйти, чтобы заехать домой переодеться. На такое мероприятие следует приезжать в платье для коктейля как минимум. Свитер с джинсами точно не подойдут.

Демпси кивнул с отсутствующим видом, но оживился, когда я вручила ему бумажку с номером телефона частного детектива, продиктованным Николаем Павловичем.

– Да, это, пожалуй, оптимальный вариант… – задумчиво произнес мой американский начальник. – Но куда же они все‑ таки могли подеваться?!

Вопрос был риторическим, и я просто пожала плечами.

Тут раздался писк переговорного устройства, и секретарша Демпси сообщила, что пришел кандидат на должность главного редактора журнала «Жесть и грязь».

– Пусть подождет немного, – ответил Демпси и посмотрел на меня. – Останься, Наташа. Давай вместе послушаем, что он будет говорить.

– Мне нужно будет переводить?

– Нет, он хорошо говорит по‑ английски. Я беседовал с ним по телефону и решил пригласить для личного знакомства.

Я кивнула.

– Знаешь, Наташа, чем ты отличаешься от Анжелики? – вдруг спросил Демпси.

– Вообще‑ то мы много чем отличаемся.

– Да, согласен, – кивнул Демпси. – И я предпочитаю таких сотрудников, как ты, а не таких, как Анжелика. Хотя ты совсем не похожа на американку, а она бы в моей стране очень хорошо вписалась в жизнь. А может, и нет… Многие американские мужчины предпочитают русских женщин, потому что вы так отличаетесь от американок…

«Он меня клеит? »

– Я не стал сообщать о пристрастиях Артема в полицию, – сказал мне Демпси. – Если бы дело происходило в США… Хотя тоже, может, не стал бы. Репутация журнала. Репутация холдинга. Ты меня понимаешь, Наташа? Репутация твоего детища важнее всего.

– Нельзя выносить сор из избы, – кивнула я.

– Именно так. Ваша русская пословица очень хорошо подходит к ситуации. Артем работал у меня с самого начала, а я был слеп. Но я не могу держать такого человека у себя в холдинге. Я готов на многое закрывать глаза. На такое не готов. Я приехал в Россию делать деньги. Хотя многие мои соотечественники, как и европейцы, приезжают из других соображений.

Я вопросительно приподняла брови.

– Ты знаешь, что в Россию едет много алкоголиков, наркоманов, воров?

– Что?!

– Ох, Наташа… Поток иностранных проходимцев в вашу страну пошел еще при царе Петре, основателе вашего города. Они ехали сюда еще в восемнадцатом веке! Я лично встретил в России двух своих соотечественников, имеющих в Америке волчьи билеты – как говорят у вас. У них навсегда испорчена репутация.

– Проворовались?

– Эти двое – нет. Они оказались некомпетентными, что в США является серьезным прегрешением, и к тому же любили приложиться к бутылке и много курили. Ты знаешь, как у нас теперь относятся к курящим людям? Тебя могут не взять на работу в солидную фирму! Хотя, по‑ моему, это глупо. А здесь они прекрасно устроились и гордятся тем, что получают большие зарплаты, при этом почти ничего не делая. В Америке это немыслимо. Там никому не придет в голову гордиться тем, что он ничего не делает на работе! У нас нет таких рабочих мест, а если где‑ то и есть, человек будет молчать в тряпочку – опять же, как говорят у вас. Каждый из этих двоих нашел по красивой русской женщине, которые практически ничего для себя не требуют!

– Не верю, – сказала я. – Вот в это не верю.

– Они живут не в Петербурге, а в средней полосе России, – усмехнулся Демпси. – Там, как я узнал, ваши женщины просто гордятся тем, что подцепили иностранцев. Они могут хвастаться перед своими подругами! И все подруги им завидуют! Они живут с некомпетентными алкоголиками!

– Но это американские алкоголики, которые в России, по вашим же словам, зарабатывают большие деньги. С нашим некомпетентным алкоголиком, который все пропивает, было бы хуже.

«Какой ужас! » – подумала я. Мне в очередной раз стало безумно жаль наших женщин. И еще обидно за них. И стыдно.

– И еще в Россию с Запада едут люди, имеющие нестандартные сексуальные предпочтения, – продолжал Демпси.

– Но у вас же вроде бы…

– Вот именно что «вроде бы». И однополые браки в некоторых странах разрешены, и детей однополым парам заводить можно, но некоторые серьезные фирмы не берут на работу лиц, ориентация которых отличается от ориентации руководства. Конечно, об этом не говорят прямо, как о курении. Но в США много нормальных людей, Наташа, несмотря на все ваши шутки об американцах. Я считаю, что все мои друзья – нормальные люди. Да, они любят женщин, а некоторые даже слишком. – Демпси усмехнулся. – И они могут любить творчество Элтона Джона, но не самого Элтона Джона. Однако сейчас у вас в России находится немало некомпетентных иностранных алкоголиков или наркоманов с нестандартной сексуальной ориентацией! И они тут неплохо устроились, получают большие зарплаты, почти ничего не делая. И все это потому, что они – иностранцы и задурили головы вашим людям! Они считают вашу страну миром вседозволенности для себя, а вас – варварами и рабами.

– А вы, господин Демпси? – спросила я.

– Я, Наташа, очень много работаю, как тебе известно, – сказал Демпси, уходя от ответа или делая вид, что не понял, о чем я спрашиваю. – И многие американцы и европейцы у вас в стране на самом деле работают, приносят пользу и своим компаниям, отправившим их сюда, и русским, которые их наняли. И мне неприятно видеть некомпетентных бездельников, по которым кто‑ то начинает судить обо всех американцах. Я читал анализ русского рынка, сделанный одним шведом – с точки зрения того, кто на нем работает. Там говорится примерно то, что я сейчас вкратце изложил тебе. Русский рынок – рынок некомпетентных иностранцев, приехавших сюда не столько делать деньги (но и это тоже), а самоутверждаться после того, как получили пинок под зад на родине. И еще это рынок откатов. Но про ваших игроков на рынке я говорить не буду. Ты это все лучше меня знаешь.

Демпси тяжело вздохнул.

– Я приехал сюда делать деньги – после того, как тщательно проанализировал ситуацию и возможные перспективы. Меня отговаривали, но я все равно поехал. Да, опасно, но не так, как в девяностые годы! Да, откаты, но я же уже много лет работаю в Латинской Америке. Для меня ваша система взяток не была новостью. У вас, кстати, она лучше налажена чисто технически – если сравнивать с Латинской Америкой.

Демпси усмехнулся.

– Я понимаю, что на вашем рынке откаты и взятки – это правила игры. Хочешь тут работать – принимай их. Я принял. Для многих американских компаний это немыслимо. Но есть вещи, которые я не могу принять. Я не могу держать на работе сотрудника, который…

Демпси кивнул на ящик стола, в котором, вероятно, так и лежали фотографии Артема с малолетними девочками.

Я же внимательно смотрела на начальника и думала, что он еще никогда передо мной так не раскрывался. Я мало о нем знала как о человеке. Знал ли кто‑ то из наших? Навряд ли. Из его русских женщин? Тоже навряд ли. Но я стала его больше уважать. И еще мне было его немножечко жаль… Я не знала, во что он влип, но мне хотелось ему помочь. А ведь влип же…

– Наташа, пригласи, пожалуйста, кандидата на вакантное место главного редактора, – ворвался в поток моих мыслей голос Демпси.

Глава 20

Я вышла в приемную и замерла на месте. На диванчике сидел мужчина, которого я видела один раз в своей жизни, но хорошо запомнила.

Это был сын Анжелики Львовны, который появлялся на ее похоронах.

При виде меня он встал и поздоровался.

– Проходите, пожалуйста, – пригласила я, быстро приходя в себя.

Я впервые видела его без верхней одежды. Парню было лет двадцать пять, может, чуть меньше. Роста среднего, сухощавого телосложения, русый, кареглазый, одет в приличный костюм темно‑ серого цвета. Я не нашла ни одной черты Анжелики Львовны. Хотя она ведь делала пластические операции, и я понятия не имела, какой у нее исходный цвет волос.

Демпси предложил нам обоим присаживаться, только гость сел ближе к столу, а я чуть дальше.

– Вы в самом деле сын Анжелики Романицкой? – спросил Демпси, беря быка за рога.

Значит, парень этого не скрывал?

Кандидат на вакантное место кивнул и извлек из кейса пластиковую папку с документами, которые разложил перед Демпси. Тут пришлось подключиться мне.

Парень явно потратил время и деньги, собирая копии необходимых документов, подтверждающих родство. И наша Анжелика Львовна на самом деле меняла не только внешность…

Константин очень подробно рассказал все, что ему было известно о превращении блудной мамочки в преуспевающую деловую даму, и о своем рождении и отправке в деревню к бабушке с дедушкой, то есть в небольшой провинциальный городок в средней полосе России, откуда была родом и Анжелика Львовна. Отец для Кости так и остался тайной. Мамочку, правда, он тоже не видел, пока не стал взрослым. Она не навещала ни сына, ни родителей. Но иногда присылала деньги.

– Вы ненавидите свою мать? – спросил Демпси.

– Сейчас уже нет, – так же прямо ответил Костя. – Хотя какое‑ то время, конечно, ненавидел. У моих одноклассников были матери и отцы или хотя бы матери, а у меня – только бабушка с дедушкой. Они меня очень любили, и я им безмерно благодарен за все, что они для меня сделали.

– Они живы? – спросила я.

– Дед жив.

«А Глебу она говорила, что родители умерли и вообще никаких родственников нет. И при мне никогда никого не упоминала».

– Два года назад дед снова женился, – Костя тепло улыбнулся. – Правильно сделал. Ему в дом была нужна женщина. И дед у меня – крепкий мужик. И еще у меня есть дядька, старший брат блудной мамочки.

«Еще и брат?! »

– И трое племянников есть. А мне хотелось утереть мамочке нос.

– Каким образом? – спросил Демпси.

– Обскакать ее на ее же поле. Поэтому я пошел учиться на журналиста. Мои родственники, правда, считают, что журналистика – не специальность, хотя обожают желтую прессу, но меня поддержали. Меня дома всегда и во всем поддерживали. Ну а блудную мамочку у нас вся семья хотела уесть. А кто это мог сделать, кроме меня?

– Так, может, вы желаете занять место главного редактора журнала «Dolce Life»? – спросил Демпси. – Будете работать в тандеме с Натальей Борисовной.

– Нет, – покачал головой Костя и улыбнулся мне. – Я, конечно, буду рад работать в тандеме с Натальей Борисовной, но над двумя журналами. Я – мужчина, хотя, конечно, есть примеры мужчин, возглавлявших журналы для женщин, и успешно. И лучшие модельеры – мужчины. И лучшие повара. Но я знаю, что делать в мужском журнале, то есть я знаю, каким бы хотел видеть журнал для мужчин. Каким бы его хотели видеть мои знакомые мужчины. И вообще, почему бы вам, господин Демпси, не выпускать ваши журналы в двух вариантах – на глянце и на дешевой бумаге? Вы сразу же очень сильно расширите свою читательскую аудиторию.

– Об этом, пожалуйста, поподробнее.

У Кости была приготовлена целая концепция развития журнала, то есть всех журналов холдинга. Мы с Демпси внимательно слушали. То, что он говорил, было разумно, но требовало детальной проработки.

– Но мне казалось, что люди в маленьких городках как раз стремятся покупать глянец, – заметил Демпси. – Это относится не только к вашей стране, но и, например, к Латинской Америке. Это мечта о красивой жизни. А вы предлагаете поставлять туда журналы на плохой бумаге.

– У людей нет денег, чтобы покупать глянец.

– Многие наши рекламодатели не согласятся на рекламу их товаров на дешевой газетной бумаге, – сказала я.

– В журнал можно вставить несколько глянцевых страниц, – тут же нашелся Костя. – Например, вкладыш в середине. А можно найти других рекламодателей, которые будут рекламировать и поставлять более дешевые товары в те регионы, куда пойдет дешевый вариант журналов.

– Рекламодатели остаются те же, – твердо сказал, как отрезал, Демпси. – И вопросы мы будем решать с ними. Но идея мне нравится…

Оказалось, что Костя приехал в Петербург всего год назад. До этого он работал, так сказать, в родных краях, а потом на свой страх и риск махнул к нам, продолжая отправлять на родину репортажи из Петербурга. Но и у нас он успел засветиться в нескольких изданиях, оставаясь «свободным художником». Он снимал комнату у одинокой бабульки на окраине города.

Костя вызывал у меня симпатию. С другой стороны, ему, как никому другому, была выгодна смерть Анжелики Львовны. Да, им придется делить наследство с Глебом, мужем Анжелики, но это все равно немало!

С другой стороны, мог ли Костя пойти на убийство? Ведь в органах не дураки работают! Он же мог стать первым подозреваемым. Хотя с деятельностью Анжелики Львовны подозреваемых получалось великое множество.

Но ведь он не зря сюда приехал. Не просто так он собирал документы, подтверждающие родство. Откуда я могу знать, чем он занимался весь этот год, кроме публикации статей в разных изданиях? Что еще он тут делал?

А если собирал компромат на блудную мамочку? Генетика – это серьезно. Мог он унаследовать от мамочки страсть к сбору пикантных подробностей? И собирать компромат на мамочку, собиравшую компромат на других? Масло масляное…

– Единственное, о чем я жалею, – тем временем говорил Костя, – это то, что у вас не образовалось вакансии, пока моя блудная мамочка была жива. Мне бы очень хотелось работать параллельно с ней, возглавляя один из журналов в том же холдинге. Но сейчас я просто хочу показать, что я – лучше.

– Вы понимаете, что концепцию журнала я вам менять не позволю? – спросил Демпси.

– Да, конечно, – ответил Костя. – Я давно слежу за вашим холдингом и всеми его изданиями. Я прекрасно знаю, какие материалы требуются для «Жести и грязи». Я представляю читательскую аудиторию.

В общем, Демпси решил попробовать. Не знаю точно, из каких соображений. Возможно, считал, что парень будет очень напряженно работать, чтобы затмить мамочку.

Но мамочка‑ то может оказаться жива…

И трудно сказать, какие еще цели преследует Константин. Генетика, как я уже говорила, – это серьезно.

Глава 21

Вечером мне предстояло светское мероприятие. С фотографом договорились встретиться на парковке перед гостиницей, но там, как и следовало ожидать, не оказалось мест. Я поставила автомобиль на одной из маленьких улочек, которых полно в центре нашего города. Мобильные телефоны – великая вещь. Мы созвонились, фотограф подошел ко мне и помог добраться на каблуках до гостиницы. Маленькие улочки в центре Петербурга зимой опасны для жизни! Внизу – гололед, сверху – сосульки. Народ идет по проезжей части, иногда, правда, приходится прыгать на обледенелый тротуар – если идет такой транспорт, которому с гражданами на проезжей части не разойтись и не разъехаться. А на проезжей части – вода… Реагентами явно посыпали. Потекло. Но течет с середины дня. С утра будет гололед. Хорошо, что тут нет никаких электростанций. Провода не разъест реагентами, и не останется огромный район без электричества (хотя бы по этой причине).

Перед залом, снятым для церемонии, имелся отдельный небольшой гардероб, где я оставила шубу. В моем обычном пуховике на такое мероприятие не пойдешь. Там же можно было оставить и «верхние сапожки». Не знаю, как они называются официально, сама не покупала, мне их подарила подруга. Они у нас до сих пор редкость. Вероятно, потому, что требуются все‑ таки ограниченному числу покупательниц. «Верхние сапожки» обуваются на туфли и позволяют дойти от машины до места проведения светского мероприятия. Не в нашем городе в туфлях идти от машины до зала! И на руках меня нести некому.

Я убрала «верхние сапожки» в мешок и сдала в гардероб вместе с шубой. Фотограф рядом со мной хмыкал. Мужчине в этом плане проще. Затем мы проследовали в зал, предъявив приглашения.

Фотограф сделал несколько снимков, я взяла пару интервью. Желающие появиться на страницах нашего журнала сами бросились ко мне. Балерина Сачкова была с женихом, но находилась довольно далеко от меня, и пока мне было к ней не пробраться.

– Что здесь делает Сачкова? – спросил у меня фотограф, который вместе со мной ездил на интервью в квартиру Александры и явно с большим трудом удержался от того, чтобы не лишить мировой балет этой «звезды» посредством удушения доведенным до белого каления обслуживающим персоналом. А Сачкова относилась к фотографам именно так. Впрочем, не только к ним.

– Пришла показать себя, – пожала плечами я.

– Вы ошибаетесь, – повернулась к нам симпатичная блондиночка, вероятно, из старлеток. – Александра в прошлом году снялась в двух фильмах. В одном у нее роль подруги главной героини, во втором – эпизодическая, там она играет саму себя. Правда, в первом случае она тоже играет саму себя, только героиня не балерина. А здесь она присутствует как номинант на получение призов и за лучшую роль второго плана, и за лучшую эпизодическую. Вполне может их получить.

– Обалдеть, – сказала я.

И Александра на самом деле получила два приза…

Но наибольшее впечатление на всех присутствующих произвела речь актрисы, получившей главный приз. По‑ моему, она на самом деле его заслужила своей работой, а тут оказалось, что она еще и говорить умеет, и здорово говорит!

В прошлом она была подругой одного мини‑ олигарха – из тех, которых еще именуют олигарх‑ лайт. Для начала она поблагодарила, кого следует, за оказанную ей честь и за оценку ее скромного труда. Потом вспомнила режиссера, оператора, всю съемочную группу в целом. Ну а затем заявила, что получением приза и тем, что сейчас стоит на этой сцене перед нами, она обязана тому, что от нее ушел олигарх Бондаренко.

– Ты ничего не перепутала? – крикнул из зала один довольно известный, но уже сильно подвыпивший актер. – Обычно бывает наоборот. Олигарх пришел – пошли роли. Олигарх ушел – никаких ролей.

– У меня было с точностью до наоборот! – широко улыбнулась актриса, похоже, не своими, но отличными зубами. Интересно, свои выбил олигарх? – Бондаренко не давал мне сниматься в тех фильмах, в которых хотелось мне. Он мешал моей самореализации! Если бы он меня не бросил, я бы сейчас играла совсем другие роли – или не играла вообще. А если бы до Бондаренко от меня не ушел муж – первый и, думаю, последний, – то я сейчас тоже не стояла бы на этой сцене, а варила бы ему борщ, пекла пироги, стирала носки и гладила рубашки. Дамы и господа, сейчас начнется фуршет, и я предлагаю вам первый тост. За наших любовников и любовниц, которые нас бросают! По крайней мере, я больше всего благодарна тем, кто от меня ушел!

– Она нормальная? – тихо спросил меня фотограф.

– По‑ моему, да, – ответила я, отмечая про себя, что мне нужно будет договориться с этой актрисой о большом интервью по типу того, что мы делали с Сачковой. Может получиться интересно. В особенности если еще взять комментарии у олигарха Бондаренко и бывшего мужа… Или только у олигарха. Трудно сказать, в каком состоянии пребывает бывший муж.

Но я не успела договориться. У меня завибрировал мобильный. На таких мероприятиях я обычно ставлю его на виброзвонок. Номер был незнакомый.

Я выскользнула из зала, благо мы с фотографом находились почти рядом с боковым выходом, и нажала на зеленую кнопочку.

Мне звонил помощник банкира Бояринова.

– Наталья Борисовна, Игорю Леонидовичу нужно очень срочно с вами поговорить. Лично. Пожалуйста, скажите, где вы сейчас находитесь, и мы пришлем за вами машину, потом доставим в любое место, которое вы назовете.

Мне стало любопытно. Да и обойдусь я без фуршета. Фотографий и материала для репортажа о вручении наград хватит. С актрисой договорюсь потом. Да и фотограф явно останется. Не пропускать же фуршет?! Если будет что‑ то интересное, заснимет и расскажет.

Я вернулась в зал, сказала коллеге, что мне нужно срочно уехать, и отправилась к своей машине. Сотрудник Игоря Леонидовича сказал, что мою машину перегонят к моему дому, и мне совершенно не о чем волноваться.

Ой ли?

На этот раз меня доставили на городскую квартиру банкира в старой части города. Не может же у банкира не быть квартиры в центре, переделанной из коммуналки или нескольких? Вообще‑ то у нас разбогатевший в девяностые годы народ вначале обзаводился квартирами и только потом перешел на загородные особняки. Дом был на самом деле старым, а не встроенным новоделом, которым испоганена большая часть дореволюционного Петербурга. Я впервые в жизни побывала в каретнике, куда шофер загнал машину. Каретник – это помещение внутри самого дома или отдельное строение рядом с ним, которое строилось для карет. В таких домах, в которых теперь живут наши разбогатевшие сограждане, катающиеся на «Бентли», «Феррари» и «Порше», раньше жили люди, выезжавшие исключительно в каретах. И при строительстве домов для вполне определенного контингента это учитывалось. Говорят, что у нас в городе порядка тысячи каретников, используемых в разных целях, многие – под гаражи.

Шофер проводил меня в квартиру и, так сказать, сдал с рук на руки следующему помощнику, с которым мне уже доводилось общаться. Помощник (вроде бы его зовут Андрей? ) был хмур, но вежлив и предупредителен. При виде же Бояринова я открыла от удивления рот.

Я поняла, что означает выражение «почернел от горя».

– Аня?! – шепотом спросила я и посмотрела на главного помощника банкира.

Бояринов молча налил себе стопку водки, помощник молча кивнул мне.

– Садись, Наташа, – прохрипел Бояринов и налил водки и мне. – Помянем мою Анечку.

«Ему что, больше не с кем помянуть дочь? Почему он велел привезти меня? »

Но у человека было настоящее горе, и мне было его на самом деле жаль. И Аню жаль – как любого человека. И я ведь подсознательно подозревала, что Ани Бояриновой уже нет в живых…

Андрей уселся с нами за стол, на котором, кроме графина с водкой, стояла тарелка с мясной нарезкой и пиала с огурцами, правда, помощник не ел и не пил. Он посмотрел на меня и попросил рассказать, как я нашла Аню.

– Что?! – я аж подавилась огурцом, которым закусывала водку. – Я не находила Аню! Я…

– Дошло, Наталья Борисовна? – спросил помощник. – Вы нашли Аню в той квартире, куда отвезли девушек из Бразилии. Я правильно понял? Сотрудники органов, с которыми я успел побеседовать, не могли внятно ответить на мои вопросы, так как просто не знали ответов.

– Вы думаете, что я знаю? – печально усмехнулась я.

– Пожалуйста, расскажите все, что знаете, – попросили меня.

Я рассказала. Помощник внимательно слушал, и Бояринов, казалось, тоже собрался. Он ведь явно будет искать убийц дочери! Уже ищет!

– Нужно выяснить, кто имел доступ в квартиру, – заявил помощник после того, как я закончила рассказ.

– А Аню не могли в нее затащить… Или заманить? – спросила я, как полная дура. – Она же стояла пустая! – быстро добавила я. – Никакой внушительной двери, никаких серьезных замков. И семнадцатый этаж, который вообще планировался как технический!

Бояринов сказал, что Анину машину обнаружили недалеко от того дома, где я нашла тело, – подчиненные банкира осмотрели прилегающие улицы и обнаружили автомобиль, припаркованный у края тротуара. Я хлопнула глазами.

– То есть Аня сама туда зачем‑ то приехала, – сделал вывод помощник. – Не факт, что в ту квартиру. Могла в дом. Проверить всех жильцов и даже только владельцев квартир нереально.

– А вы следили за квартирой, записанной на Анжелику Львовну? – спросила я и прямо посмотрела на Андрея.

– Двадцать четыре часа в сутки мы за ней не следили. Ребята съездили пару раз, но никого не застали. Моя недоработка. Но кто же знал…

– Да какой смысл был следить за Анфискиной квартирой?! – воскликнул Бояринов. – Ани‑ то там точно не было. И когда вы все вместе ездили ее обследовать, Аня, скорее всего, уже была мертва!

– И не факт, что она встречалась с Анжеликой Львовной – пока та была жива, – добавил Андрей. – И не факт, что встречалась в квартире Анжелики Львовны с тем, кто там сейчас проживает. Или проживал. Хотя теперь я обязательно поговорю с этим человеком – кем бы он – или она – ни оказался. Но дом‑ то большой… Вы можете прямо сейчас позвонить вашему американцу, Наталья Борисовна?

– Демпси? Вы думаете, что Демпси мог убить Аню?

– Я не знаю, – сказал Андрей. – Но нужно проверить всех.

– Но вроде бы Аня никогда не имела отношения к издательскому бизнесу… – задумчиво произнесла я.

– Она пописывала статьи в глянцевые журналы, – сообщил Бояринов, поднимая глаза от очередной рюмки водки.

– Что?! – поразилась я.

– В журналы холдинга, где работаешь ты, Наташа, она не писала, – продолжал банкир.

– Значит, в «Желтый город»?

– И туда тоже, но в основном в «Life & Style». Он был ей ближе… по духу, что ли?

– Простите, а вы купили этот журнал? – уточнила я, пользуясь возможностью.

– Часть акций. Они были записаны на Аню. «Желтый город» полностью мой.

– Аня собиралась заниматься издательским бизнесом?

– Нет. Точно нет. Она хотела только писать. Еще совсем девчонкой она пыталась сочинять детские книжки. Потом попробовала написать женский роман. Но статьи, по‑ моему, у нее получались лучше всего. Ее не хватало на книгу. Она была увлекающимся человеком. Написать бойко, эмоционально, ярко о каком‑ то событии – вот это для Ани. А выстраивать сюжет, прослеживать развитие судеб героев или придумывать загадку она не могла. Или просто не хватало усидчивости. В любом случае она не писала статьи постоянно. Случится что‑ то, увидит она что‑ то, что, по ее мнению, достойно описания и выставления напоказ людям, – она садилась за компьютер.

– Но ее статьи публиковали под псевдонимом?

– Анна Снежина, – сообщил Андрей.

– Это девичья фамилия ее матери, – добавил Бояринов. – Она не хотела, чтобы кто‑ то знал, что это она пишет. То есть потом, конечно, узнали…

– Это должны были узнать при оформлении договора, – сказала я. – Договор‑ то заключается по паспорту.

– Первую статью взяли, не зная, что она моя дочь, – твердо заявил Бояринов. – Она отправила ее по электронной почте. И я тогда еще не владел акциями журналов.

Я вспомнила про дочь одного американского миллионера, или даже миллиардера, гораздо более богатого человека, чем русский банкир Бояринов. Та девушка прославилась как автор светской хроники в одном из самых известных и раскупаемых журналов Америки. О том, что статьи пишет она, в издательстве знали два человека и молчали как рыбы. Девушка и себя «прикладывала» в своих статьях, чтобы никто не догадался, что пишет именно она. Она хотела пробиться сама – чтобы деньги и положение ее отца не оказывали никакого влияния на ее карьеру. Благодаря той американке журнал очень сильно увеличил тиражи. Народ жаждал светских сплетен, взгляда изнутри. И было понятно, что это именно взгляд изнутри! Подписывалась она мужским псевдонимом. Никто не мог догадаться, что это пишет она! Ее – натуральную блондинку – почему‑ то считали очень недалекой, той, на ком природа отдыхает. Но она была умна, наблюдательна, остра на язычок, потрясающе иронична, но одновременно не завидовала никому из своих героев. Ведь зависть, проскальзывающая в статьях журналистов, мечтающих о красивой жизни, но только пишущих о ней, сразу же чувствуется…

Американка просто не хотела идти в бизнес отца, она хотела другого! Она с детства мечтала стать журналисткой, но не могла себе этого позволить. То есть этого не допускала семья. Но она все равно стала. Сама. Придя в не очень раскрученный журнал. Главный редактор рискнул – в первую очередь не испугался гнева отца девушки, о котором она сразу же предупредила. Не прогадали оба.

Когда наконец стало известно, кто пишет статьи в светскую хронику (случайно), от девушки отвернулись многие знакомые. А подавляющее большинство читателей, среди которых журнал провел опрос, сказали, что испытывают к любимому автору уважение и восхищение.

Но у нас без связей пробиться сложно. Хотя возможно. Мне нужно будет прочитать Анины статьи, чтобы составить впечатление о ее потенциале. И еще – прочитать их для того, чтобы понять, не могли ли ее убить за какие‑ то высказывания.

– О чем она писала? – спросила я у Бояринова, потом посмотрела на Андрея.

– О персонажах светской хроники, – пожал плечами помощник банкира. – Вы должны их лучше знать, Наталья Борисовна.

– А не могла она…

Андрей усмехнулся:

– Она никого не разоблачала. Это была легкая ирония, часто о нарядах, накачанных гелем губах… Резкие высказывания журнал отказывался печатать.

Я удивленно посмотрела на Андрея.

– Ну, например, Аня написала про одну известную чиновницу, периодически выряжающуюся в вечернее с утра, вероятно, не зная, что это вечернее, и назвала стиль «стилем потаскухи», которая не успела переодеться с вечера. В общем, там много чего было с конкретными примерами и с точным попаданием в образ. Это была самая резкая статья. Но даже за такое не убивают.

– А если она с кем‑ то встречалась в той квартире? Или в доме? Для получения информации?

– В смысле с информаторами? – удивился Андрей. – Я не думаю, что у нее были информаторы. Она же не о криминале писала. Вы на самом деле ничего не читали из ее статей?

– Наверное, читала, – сказала я. – Только не ассоциировала их с Анной. Я обязательно просматриваю издания конкурентов. Это часть моей работы. Ну и просто нужно быть в курсе… Номера «Life & Style» хранятся у нас в издательстве, а кое‑ какие и у меня дома лежат. Я сегодня же пролистаю то, что есть у меня дома.

– Наташа, ты не права, – оторвался от рюмки отец, потерявший дочь. – Аня писала под влиянием момента. Понимаешь? Увидела – написала. Не было у нее информаторов. Звони лучше англичанину.

– Он – американец, – поправила я.

– Одна малина, – махнул рукой банкир, внешне напоминающий русского купца девятнадцатого века.

Я набрала номер мобильного телефона Демпси и сразу же сообщила (естественно, на английском языке), что девушку, обнаруженную в квартире, где он хотел поселить гостей из Бразилии, опознали. Это дочь известного банкира Бояринова. Я сказала, что в настоящий момент нахожусь дома у банкира и он желал бы побеседовать с Демпси.

– Тебя взяли в заложницы? – спросил мой начальник. – Они понимают английский?

– Нет, меня просто попросили приехать.

Андрей молча забрал трубку у меня из рук и представился первым помощником Игоря Леонидовича Бояринова. Говорил на очень хорошем английском, вежливо и строго по делу. Он попросил у Демпси о встрече завтра в удобное тому время и в удобном месте. Демпси согласился и попросил передать трубку мне.

– Ты сегодня вернешься домой? – спросил начальник.

– Да, – сказала я.

– Сразу же позвони мне. Я не лягу, пока ты не позвонишь.

– Хорошо.

Я поняла, что делать мне у Бояринова больше нечего. Это понял и Андрей, позвонил шоферу, который и отвез меня домой.

Глава 22

Даже не приняв душ, я набрала номер Демпси.

– Я знаю, кто такой Бояринов, но не знал, что ты с ним знакома, – заявил начальник. – Это же наш конкурент!

– И вы думаете, что я на него работаю? Пишу статейки в купленные им издания? Или сообщаю о наших задумках? И наших планах?

Иногда Демпси выводит меня из себя. К тому же я устала. Просто устала – и физически, и морально. Поэтому я и сорвалась.

– Вы понимаете, что этот человек только что потерял единственную и любимую дочь? И ее нашла я! Я понятия не имела, что это Аня Бояринова. Я ее не узнала! Я давно не видела ее живьем. И вообще смерть сильно изменяет человека, а она пролежала в той квартире несколько дней. Меня вежливо попросили приехать. То есть даже шофера прислали! И я поехала. Не потому, что испугалась, а потому, что захотела человеку помочь. Его служба безопасности проводит расследование. С нашими‑ то правоохранительными органами вы сами уже имели дело.

– Я все понял, Наташа. Я должен был знать, как себя вести с этим мужчиной, который мне звонил.

– Я думаю, что он может и вам как‑ то помочь, – сказала я. – Если вам нужно что‑ то выяснить. У них точно есть такие возможности. Может, они по ходу своего расследования узнают что‑ то, что нужно или полезно вам.

– Они не работают вместе с вашей полицией?

– Я думаю, что они покупают информацию у полиции, но сами не сообщают ничего лишнего. Хотя полиция явно будет рада, если служба безопасности Бояринова проведет за них всю работу и подаст им убийцу на блюдечке с золотой каемочкой. Но полиция особо не будет напрягаться. На них висит много дел, и платят им гораздо меньше, чем у Бояринова. Поэтому служба безопасности Бояринова как раз приложит все силы, чтобы разобраться с делом. И может раскопать не только что‑ то для вас, но и про вас.

– Они будут меня шантажировать? – спросил Демпси.

«А есть чем? » – страшно хотелось спросить мне в ответ, но я сдержалась.

– Я думаю, что они на вас надавят, если вы не захотите помочь им добровольно. Я бы на вашем месте помогла. Убили молодую женщину! Ведь не вы же ее убивали?

– Нет, конечно! Я никогда в жизни никого не убивал!

– Ну а небольшим отступлением от закона в России никого не удивишь. Это у нас считается нормой. Иначе же тут нельзя работать. Вы же сами в этом уже убедились.

– Да, ты права, Наташа… – задумчиво произнес Демпси. – А этот помощник банкира – уголовник?

– Нет… – ответила я. – Мне кажется, что он из какой‑ то спецслужбы. Не бойтесь, мистер Демпси! Мне эти люди никакого вреда не принесли. Мы с вами сами по себе их не интересуем!

Демпси вздохнул, пожелал мне спокойной ночи и отключил связь.

Как и обычно, я рассказала все маме за ужином, на этот раз довольно поздним.

– Ой, сейчас же будут ночные криминальные новости! – воскликнула мама, глядя на часы. – Интересно, скажут, что в убитой опознали Аню Бояринову, или Бояринов постарается это скрыть?

– А что тут скрывать‑ то? – не поняла я.

– Ну, знаешь ли, всякая гадость может полезть наружу… Давай посмотрим.

Я пожала плечами. Мама включила телевизор. Про Аню Бояринову ничего не сказали, сказали про другое…

На выезде из города, на большой лесной полянке, открывающейся проносящимся по шоссе машинам (если водители, конечно, смотрят вбок), повесился мужчина. Никакой машины поблизости не припарковано, остановка пригородного автобуса находится примерно в полутора километрах. Хотя не исключено, что он прошел эти полтора километра в поисках подходящего места. Ведь до деревьев‑ то еще добраться нужно! У нас город толком не убирают от снега, не говоря уже про окрестности. Но эта поляна была вычищена. Оказывается, на ней периодически играют в мини‑ футбол. После последнего сбора игроков снегопада не было, и там до деревьев вполне можно добраться. Может, мужчина знал про поляну заранее и специально туда поехал? По крайней мере, такая версия прозвучала в программе криминальных новостей.

При нем не обнаружили никаких документов, но одет был прилично и на бомжа никоим образом не походил. Показали лицо крупным планом, а потом восстановленный с помощью какой‑ то компьютерной программы реальный облик. Интересно, лицо Ани Бояриновой при помощи этой программы восстанавливали или нет? Я не спросила у Бояринова, как ее опознали. Хотя какая теперь разница?..

Но я опознала мужчину, фотографию и восстановленное лицо которого показали по телевизору.

– Наташа, что случилось?.. – мама явно заметила, как изменилось мое лицо.

– Это Вячеслав, – сказала я.

– Какой еще Вячеслав? У тебя же нет знакомых Вячеславов!

– Поклонник балерины Сачковой.

Мама раскрыла рот.

– Она ему что, отказала? – спросила мама, немного придя в себя.

– По‑ моему, она отказывала ему всю жизнь, – сказала я. – Мучила парня, то подпускала поближе, то отвергала. А он все терпел. И там еще мама – большой «подарок». Но вешаться‑ то зачем?!

– Значит, он утратил смысл жизни, – печально произнесла мама.

Я внимательно посмотрела на нее.

– Он был адекватен? – спросила мама.

– Да. Если не считать зацикленности на Сачковой. Но ведь нельзя считать сумасшедшими девочек, влюбляющихся в звезд эстрады или актеров.

– У нормальных девочек это к тридцати годам проходит. Даже значительно раньше. А вот если тридцатилетняя женщина страдает в одиночестве по какому‑ то актеру, вместо того чтобы устраивать личную жизнь с реальным мужчиной, – это уже ненормально.

– Мама, он был адекватным. Я же с ним долго разговаривала. Несчастным он был!

– Но он был несчастным и безнадежно влюбленным много лет! Значит, сейчас произошло что‑ то, что заставило его свести счеты с жизнью! Наташа, ты номер записала, который на экране показали? Звонить‑ то куда?

– Последние цифры были «ноль два – ноль два», а вот первые… Я, пожалуй, Николаю Павловичу позвоню.

– Но он не может вести все дела в городе! Тем более это‑ то явно не его район! Это скорее область.

– Мне самой с ним комфортнее разговаривать, чем с кем‑ то незнакомым!

«И вообще хочется его услышать», – добавила я про себя.

– Ну, как знаешь, – пожала плечами мама.

Я пошла звонить, не подумав о том, что в это время все нормальные работающие люди уже спят.

– Что случилось?! – довольно быстро очухался Николай Павлович, у которого мобильный явно лежал где‑ то поблизости от ложа. – С вами все в порядке?

Я наконец посмотрела на часы.

– Ой, простите…

– Да говорите вы, наконец! Все равно разбудили, – буркнул представитель органов, которые меня берегут, или, по крайней мере, должны это делать.

– Я опознала человека, которого только что показали в криминальных новостях. Но не записала номер, по которому нужно звонить.

– Ну так позвонили бы в районное отделение! Или…

– Это поклонник Сачковой, – перебила я явно недовольного Николая Павловича. Хотя, если бы выключал мобильный на ночь, я бы не дозвонилась. Или им в органах нельзя выключать?

Я стала быстро говорить, рассказывая то, что знала про Вячеслава. Сказала и про присланные мне фотографии.

– Понятно… – тяжело вздохнул Николай Павлович.

– Простите, что разбудила. Но я не знала, кому звонить.

– Теперь будете мне про все трупы сообщать? – хмыкнул окончательно проснувшийся Николай Павлович.

– Вообще‑ то я надеюсь, что больше никогда никого не найду. Насмотрелась в последнее время на всю оставшуюся жизнь. А Вячеслава мне очень жаль…

– Вы не в курсе, Сачкова в стране или где‑ нибудь на гастролях?

– Она разве ездит на гастроли? – удивилась я. – По‑ моему, она в последнее время или в рекламе снимается, или в кино. Не знаю, успевает ли в балетном классе заниматься. Вроде балерина должна каждый день заниматься у станка для поддержания формы. А сегодня, то есть уже вчера, она получала награды за великолепную актерскую работу. Или что‑ то в этом роде. Точную формулировку я вам сказать не могу. Но я лично присутствовала на вручении. Наш журнал должен опубликовать отчет с мероприятия.

Я вкратце рассказала, где была и что видела.

– А время смерти Вячеслава? Сказали что‑ нибудь по телевизору?

– Нет вроде. Но неужели вы думаете… Да даже если ему кто‑ то помог, то уж точно не Сачкова!

– Статью за доведение до самоубийства никто не отменял, – заметил Николай Павлович. – Про записку не сказали?

– Сказали, что при нем ничего не нашли – ни документов, ни мобильника. Поэтому и просили опознать.

– Ладно, разберемся. А вы всегда так поздно ложитесь, Наталья Борисовна?

Я сказала, что с той самой церемонии награждения меня пригласили к Бояринову. Николай Павлович от меня узнал, что в найденной мною женщине опознали Аню.

– А красотки из Бразилии не нашлись?

– Пока нет.

– Ну и дела вокруг вас творятся, Наталья Борисовна. Если еще что‑ то случится, звоните.

– А вы во сколько ложитесь?

– При первой же возможности. А в выходные еще днем сплю. И все никак не могу выспаться.

«Похоже, он живет один. И спит один».

– Ночью часто будят, – продолжал Николай Павлович, которому теперь явно хотелось поговорить.

Но вскоре мы беседу закончили. Читать статьи Ани Бояриновой желания не было, да вообще‑ то в этом и особой срочности не было. Я отправилась спать. Но было не заснуть. Я думала о Николае. Какой же он милый! Другой бы на его месте послал меня далеко и надолго, а этот вежливо разговаривал. Ну почему он инициативу‑ то не проявляет?

Глава 23

На следующий день меня попросили подъехать в прокуратуру и дать показания о моей единственной встрече с Вячеславом. Но мне пришлось очень долго добираться до следователя, которому поручили дело. Да и следователю было не до меня, как, впрочем, и всей прокуратуре. Все смотрели представление. Практически одновременно к стенам старого здания подъехала балерина Сачкова на трех машинах – в сопровождении адвокатов и охранников. И тут же пешком подошла мама Вячеслава, которую я увидела впервые в жизни. Пожилая дама оказалась достойной противницей всей компании, прибывшей на трех машинах. Хотя она ведь закалилась в битвах за единственного сына…

Охранники хорошо выполняли свою работу и защитили лицо и тело известной балерины, но сами пострадали. Кому‑ то из прокурорских пришлось бежать за аптечкой для обработки оставленных на лицах молодых мужиков отметин.

– Неудивительно, что мужик повесился. С двумя такими бабами‑ то, – тихо сказал у меня за спиной какой‑ то дядька.

Потом маму Вячеслава и Александру Сачкову развели по разным концам здания. Я решила последовать за Сачковой, за которую в прокуратуре говорили адвокаты. Я вообще не слышала, чтобы Александра перед зданием и внутри произнесла хоть слово, даже во время нападок мамы Вячеслава. Обычно‑ то она любит высказаться по всем вопросам. Странно, что еще нигде не было опубликовано мнение балерины о чем‑ то из квантовой механики. Но про движение планет (или комет? ) она точно высказывалась. А уж про политику, моду, эстраду, кино и театр, кажется, говорит беспрерывно. Но тут ее явно хорошо подготовили. Адвокаты отрабатывали свои гонорары.

– Ой, Наташа, и ты здесь? – было первой фразой Сачковой в прокуратуре.

Один из адвокатов тут же спросил, кто я. Отвечала Сачкова.

– Вас по какому делу вызвали? – спросил второй адвокат.

Я сказала, что Вячеслав незадолго до смерти приходил к нам в редакцию.

– Он интервью хотел дать? – открыла рот Сачкова.

Адвокат гневно посмотрел на нее. Сачкова закрыла рот. Из двери кабинета, где только что побывала Сачкова, высунулась мужская голова.

– Наталья Борисовна Самсонова?

Я кивнула.

– Проходите, пожалуйста.

Я нырнула в кабинет и выдохнула воздух.

– Мы вас спасли? – спросил второй мужчина, сидевший в кабинете.

Я кивнула.

– Ну и штучка, – покачал головой тот, который меня пригласил.

В дверь постучали, тут же нарисовался один из адвокатов Сачковой и предложил свои услуги мне. Я моргнула.

– Вам нужен адвокат, Наталья Борисовна? – спросил один из сотрудников органов.

Я покачала головой. Адвокат попытался убедить меня в обратном, но его быстро выставили за дверь.

– Что думаете о деле, Наталья Борисовна? – спросил один из мужчин. Второй подпер щеку рукой.

– Мужика довели. Мне его жалко.

– Сачкова довела?

– И она, и мать.

Один из мужчин вспомнил недавнее дело, которым ему пришлось заниматься. Мужчина сорока трех лет умер за рулем от обширного инфаркта. В результате аварии пострадали несколько человек, поэтому и было возбуждено уголовное дело. Жил с мамой. Пять раз был женат, но мама развела со всеми женами. Двух из них убедила сделать аборты, три другие забеременеть до развода не успели. Мама считала всех жен недостойными ее драгоценного мальчика. Внуков не хотела. А ну как унаследуют что‑ то от «этих».

В результате мама на старости лет осталась одна, совсем одна. Родственников в нашем городе нет, бывшие невестки и их родители дел иметь с ней не желают. Сын – на кладбище.

– Нам судебный медик сказал, что у того мужика давно были проблемы с сердцем, – сообщили мне. – Постоянный напряг, переживания. Разрывался между матерью и женами. Вы знаете, например, что среди чернобыльцев основная масса – сердечники?

Я моргнула.

– Вы имеете в виду аварию в Чернобыле? – уточнила вслух.

– Да.

– При чем здесь Чернобыль? Вячеслав же не облучился! Где у нас облучаться?

– Я это говорю к тому, что люди болеют – а иногда и сразу умирают – от стресса, связанного со страхом. Чернобыль – это пример. Болеют не от радиации, а от страха. Радиация, например, не вызывает сердечно‑ сосудистых заболеваний.

– Так Вячеслав, что…

– У него был сердечный приступ. И повесили его уже мертвого.

Я моргнула.

– Свидетелей нет, – спокойно продолжал сотрудник прокуратуры. – Следов, которые могли бы что‑ то дать, тоже нет. На той поляне бывает куча народу.

– Наталья Борисовна, расскажите, пожалуйста, все, что знаете. Что он вам говорил? Слушать мать и Сачкову невозможно. То есть одна заявляет, что во всем виновата Сачкова, сама Сачкова молчит как рыба, адвокаты утверждают, что Вячеслав был сумасшедшим поклонником, который Сачкову преследовал на протяжении многих лет, а от неадекватного человека не знаешь, что ждать. Узнал, что Сачкова выходит замуж, – и повесился. Но, как мы вам уже сказали, он не повесился. Он, скорее всего, умер от страха. От сильного стресса.

– Но Александра не могла его так напугать… – заметила я.

В общем, я рассказала про визит Вячеслава, про беседу по телефону с его мамой, присланные мне в конверте без штемпелей фотографии положила на стол. Сказала про Анжелику Львовну, у подъезда которой засняты Сачкова и Вячеслав, и про ее любовь к пикантным подробностям.

– Сачкова с этим Вячеславом были любовниками или не были? – спросили у меня.

– По‑ моему, она все‑ таки снисходила до него, – сказала я. – Но точно не знаю.

– Ваш журнал печатает пикантные снимки?

– Нет. Но есть другие. Я не знаю, продавала ли моя бывшая начальница хоть какие‑ то снимки в какие‑ то издания. По‑ моему, она делала их для себя. Ну то есть не для удовольствия, а для того, чтобы был рычаг и она могла надавить на человека, когда ей это потребуется. Ей, по‑ моему, доставляла удовольствие власть над людьми. Насколько мне известно, денег она ни с кого не требовала.

– А откуда вам это известно?

Я рассказала и про лесбийские фотографии. Мужчины открыли рты.

– Если Анжелика Львовна не брала денег, зачем ей пикантные фотографии Сачковой? По идее, у нее были ее фотографии. И Вячеслав‑ то ей зачем?

– Чтобы, например, заставить дать интервью, когда это нужно журналу, а не когда это нужно Сачковой. Балерина любит повыпендриваться.

– Мелко, – сказал один из прокурорских.

Я пожала плечами. Вероятно, тут имеют дело с шантажистами, которых интересуют только деньги. Анжелике Львовне же, как я уже говорила, была нужна власть над людьми… Возможно, она так самоутверждалась. Держала подчиненных (и не только) в руках – и это доставляло ей удовольствие. Ведь компромат на сотрудников типа меня – это мелко. Тут прокурорский на самом деле прав.

– Чувствую я, что получили мы очередной «глухарек», – вздохнул один из мужчин. – Наталья Борисовна, вы бы где стали искать убийцу?

– Среди любовников Сачковой, – ответила я. – Или, например, проверила бы ее жениха. Скорее даже жениха.

– Слишком очевидно. Это первое, что приходит на ум. Но чем он мог испугать Вячеслава?

Я пожала плечами. Разбираться с этим делом – работа прокуратуры. Мне было просто жалко Вячеслава.

– Мне непонятно, чем Вячеслав мог кому‑ либо помешать, – призналась я. – Он произвел на меня впечатление совершенно безобидного человека. Человека, не способного дать сдачи. Он всю жизнь был под каблуком у мамы. Сачкова, насколько я понимаю, вытирала об него ноги и крутила им так, как хотела. Когда я увидела сюжет в криминальной хронике, то не очень удивилась… Нет, я не так выразилась. Но такой человек мог покончить жизнь самоубийством. По крайней мере, мне так кажется.

Прокурорские кивнули.

– Но мне непонятно, зачем кому‑ то было его убивать, – добавила я.

– Может, его и не хотели убить, – сказал один из мужчин. – Может, его хотели просто припугнуть.

– Зачем?!

– Ну, чтобы, например, не давал вам интервью. Не давал интервью в «Желтый город».

– Что он мог такого знать?!

– Пикантные подробности из жизни балерины Сачковой.

– Но вроде бы наши медийные лица обожают, когда пикантные подробности из их жизни вылезают на страницы газет и журналов. Нам некоторые сами их сообщают. То есть их пиар‑ менеджеры.

– А если было что‑ то серьезное?

– На Сачкову? Навряд ли она кого‑ то убила. Черным налом за какие‑ то выступления у нас никого не удивишь…

Я пожала плечами. Но подумала, что Сачкова могла иметь какое‑ то отношение к убийству Анжелики Львовны. Или женщины, изображавшей Анжелику Львовну… Нет, сама она, конечно, не убивала. Но ей был очень нужен собранный на нее Анжеликой Львовной компромат.

Интересно, что же все‑ таки Анжелика Львовна накопала на Сачкову?

Вскоре меня отпустили, и я отправилась в редакцию, где в самом скором времени меня вызвал к себе Демпси.

Для начала выслушал мой отчет о посещении прокуратуры.

– Мы должны написать про этого Вячеслава, – сказал американец. – О том, какие верные поклонники бывают у балерин и актрис. С этой точки зрения. Подумай, Наташа.

Я кивнула. Я тоже хотела написать о Вячеславе хорошую и добрую статью.

– Я встретился с Андреем, – тем временем сказал Демпси.

Я подняла на него глаза.

– С помощником банкира Бояринова.

– И?..

– Я не смог ему помочь. Но он, не исключено, поможет мне.

– Найти девушек из Бразилии? – как полная дура, спросила я.

– Да зачем они мне сдались?! Я бы предпочел их никогда в жизни не видеть!

Я моргнула. Он же вроде дико разволновался, когда они пропали. Их же нужно было кому‑ то переправлять?

– Все в порядке, Наташа, – сказал Демпси. – Я рад, что встретился с этим Андреем. Ни о чем не волнуйся. Иди работать.

Я кивнула и ушла.

Глава 24

Выходные прошли спокойно. Я прочитала статьи Ани Бояриновой, опубликованные под псевдонимом «Анна Снежина». В них на самом деле не было ничего такого, за что можно было бы убить. И информаторы ей для написания этих текстов точно не требовались.

Что Аня могла делать в той квартире? У меня был один ответ: встречаться с Анжеликой Львовной. Скорее всего, та жива. Но почему она не пригласила Аню в свою квартиру на шестнадцатом этаже? Не хотела показывать, что там обосновалась? Возможно. Ключ от квартиры, где селили девушек из Бразилии, у Анжелики Львовны точно имелся.

Что Анжелике Львовне надо было от Ани Бояриновой? Или наоборот? Ане нужны были снимки от Романицкой? Скорее всего. Или Аня приехала шантажировать Романицкую? Шантаж шантажистки?

Я все равно не могла это узнать, поэтому махнула рукой, хорошо выспалась за выходные, закупила продуктов на неделю, убрала квартиру, съездила к парикмахеру и маникюрше, сходила в фитнес‑ центр, поплавала в бассейне.

В понедельник отдохнувшая, посвежевшая и похорошевшая отправилась на работу.

Войдя в наше здание, затормозила и уставилась на вывеску, появившуюся прямо напротив главного входа, за вахтой. Большими черными буквами на белом фоне было написано: «ЗАМУЖ СЮДА», стрелка указывала на лестницу, ведущую в подвал. Я знала, что в здании имеется подвал, но никогда не задумывалась о том, что там находится. Вроде бы никаких офисов там раньше не располагалось.

Я вопросительно посмотрела на охранника.

– У нас новые арендаторы, – сообщил он. – Первый жених уже пришел.

– А невесты? – спросила я.

– Хозяйка сказала, что вначале выдаст замуж незамужних девушек, работающих в этом здании. Это будет лучшей рекламой. Так что, наверное, сейчас со стороны будут приходить только женихи. Но вообще она просила всех желающих направлять. Не сходите на разведку, Наталья Борисовна?

– Нет, спасибо. Я предпочту остаться неохваченной.

У нас в редакции представители обоих полов обсуждали открытие в подвале брачного агентства. На мгновенно заданный мне вопрос я сказала, что ничего об этом не думаю и выходить замуж через агентство не собираюсь.

– А сегодняшний «Желтый город» видели? – спросил у меня верстальщик. Одна из девочек тут же сунула мне в руки газету.

Я уставилась на фотографии на первой странице. Наверху располагался прекрасный снимок женщины почти неземной красоты. Это была актриса, в четверг получившая главный приз на церемонии, где я присутствовала. Далее следовала подборка, названная кем‑ то «Великая иллюзия». Рассказ о вручении кинопремии присутствовал, и актерская работа оценивалась высоко. Но сравнение, так сказать, оригинала и глянцевого образа приводило в ужас.

Я поняла, что актриса использовала труд настоящих мастеров. Волнистый водопад светло‑ русых волос, которые смотрелись, как волосы натурального цвета, изначально был пегим и маслянистым. Вероятно, фотография была сделана, когда после мытья головы прошло приличное время. Пухлые губки на самом деле были узкими полосочками. Цвет глаз явно изменяли цветные контактные линзы, над которыми создавали легкий ветерок накладные пушистые ресницы.

К квартире, в которой велась съемка оригинала, больше подошло бы слово «хлев». Бардак поражал даже самое закаленное воображение. Не было ни одного свободного квадратного сантиметра, не заполненного каким‑ то барахлом. Кругом валялись вещи – как верхняя одежда, так и нижнее белье. К ним добавлялись тюбики помады, бутылочки с лаком, карандаши, флаконы с духами и, конечно, пустые бутылки. Стояли тарелки с засохшими объедками, чашки с засохшими остатками кофейной гущи или чаинками, пепельницы с окурками, валялись пустые сигаретные пачки. Еще можно было наблюдать яблочные огрызки, банановую кожуру, апельсиновую корку и целый, но уже подгнивший ананас.

Оригинал на фотографиях был в стельку пьян. Эта мерзкая баба с одутловатым лицом и непотушенной сигаретой в зубах ничем не напоминала роскошную красавицу актрису, которую я видела на вручении наград и теперь на верхнем снимке. Под самой мерзкой фотографией значился вопрос: «Почему ты меня бросил, олигарх Бондаренко? »

То есть она ушла в запой после того, как он от нее ушел, а потом взяла себя в руки?! Так ее за это нужно только похвалить! И она сама ведь на презентации сказала, что стоит на сцене и получает награду благодаря уходу от нее олигарха Бондаренко. А он не смог вынести подобного?

Или это не он?

Я подхватила очередной выпуск «Желтого города» и направилась назад к Демпси. Там рассказала про презентацию, про выступление актрисы, про то, что собиралась договариваться с ней об интервью.

– Звони, – дал добро Демпси.

Но актриса не желала ни с кем разговаривать. Я дозвонилась до ее агента и сказала, что мы, наоборот, восхищаемся тем, что она смогла сделать, и готовы соответствующим образом подать материал, ну а «Желтый город» – это «Желтый город».

– Она сейчас никакая, – сказал мне агент. – Боюсь, что снова сорвется.

– Она запойная?

– Она совершенно расклеилась после ухода Бондаренко. Я смог ее убедить, что для нее главное – месть. И это ею двигало. Она хотела ему показать. И ведь показала же. Работала как проклятая. Никаких истерик, выпендрежа, закидонов. Режиссеры на нее молились. Она же на самом деле талантливая актриса. А тут такое…

– Вы считаете, что эти снимки передал в «Желтый город» Бондаренко?

– Понятия не имею. А они, как вы знаете, источников своей информации не разглашают.

Я повторила, что наш журнал готов сделать большое интервью с фотографиями, и предложила звонить, когда актриса придет в себя. Повесив трубку, задумалась. Адрес актрисы имелся в нашей базе данных. А не наведаться ли мне к ней? Пустит – хорошо. Не пустит – ну что ж, переживем.

Я опять позвонила Демпси и сказала, куда направляюсь.

К моему удивлению, перед домом актрисы не пасся никто из моих коллег. Решили, что фотографии в «Желтом городе» все равно затмят всех?

Я вошла в подъезд с молодой мамашей с ребенком, поднялась на нужный этаж и долго звонила в дверь. Актриса не открыла, но вместо нее появилась бабка из квартиры напротив.

– Ты кто? – спросила она.

Я представилась.

– Акулить приехала? – прищурилась бабка.

– Что? – не поняла я.

– Вы, журналисты, все – акулы. И бросаетесь на пикантные подробности из жизни известных людей, как акулы, учуявшие каплю крови. Я тут внуку книгу про акул читала. Знаешь, что большие белые акулы обладают поразительным обонянием? Пользуются им для поиска пищи. Они способны почувствовать капельку крови в огромном объеме воды. У больших белых акул до трех тысяч острых, как бритва, зубов, расположенных в несколько рядов. Они идеальны для откусывания кусков плоти! Ну точно про вас.

Я сказала, что преследую диаметрально противоположные цели и восхищаюсь тем, что сделала и делает актриса. Также я спросила, не знает ли бабуля, кто мог отснять те кадры, которые появились в «Желтом городе». Бабка не знала.

– Вы уверены, что ей сейчас не требуется помощь? – спросила я, кивая на дверь. – Возможно, нужно вызвать врача. Или обычную «Скорую», или нарколога. Вы заходили в квартиру?

Я не исключала, что у бабки есть ключ. И оказалась права. Бабка поливала цветы в квартире актрисы, когда та уезжала на съемку. Вероятно, цветы появились после того, как она начала мстить Бондаренко. Никакие цветы, даже неприхотливые кактусы, не выдержали бы того, что сегодня показал «Желтый город».

– Я сегодня ее видела с утра, – сообщила бабка. – Какая‑ то сволочь ей газетенку вручила, когда она с пробежки возвращалась. Она же теперь бегает по утрам, форму держит. И правильно делает! Я услышала, как она по лестнице поднимается и рыдает. Она у нас по лестнице пешком ходит, тоже для поддержания формы. Я газетенку у нее забрала. А она заперлась. Я звонила, она не открывает. Но давай моим ключом откроем. Ты права. Как бы руки на себя не наложила.

Мы вошли в квартиру. Актрису нашли в спальне. Она не напилась. Она не наглоталась таблеток. Она просто рыдала все утро, а теперь, похоже, у нее даже не осталось сил рыдать. Она так и лежала в спортивном костюме и кроссовках.

Следующие часа полтора мы с бабулькой приводили актрису в чувство. Наконец она, можно сказать, стала адекватна.

– Вы? – уставилась она на меня.

Я, теперь актрисе, повторила, что готов сделать наш журнал. Бабка тут же меня поддержала. Актриса глубоко задумалась, потом опять посмотрела на меня.

– Вы сейчас главный редактор «Dolce Life»?

Я покачала головой и объяснила ситуацию.

– Вы присутствовали на похоронах Романицкой?

Я кивнула.

– Кто ее опознавал?

«Ах, вон откуда ветер дует…»

Я сказала, что муж, с которым она не успела развестись, и взрослый сын.

Актриса задумалась. Значит, у нее есть веские основания считать, что Анжелика Львовна жива? И фотографии, появившиеся в «Желтом городе», – из ее коллекции?

– Фотографии делала Романицкая? – спросила я нейтральным тоном.

– Не знаю. Я была неадекватна. Я не помню, кто тогда приходил и кто уходил. Я думала, что моя жизнь кончилась. Но предъявляла их мне потом Романицкая.

Бабка очень заинтересовалась услышанным.

– Почему ты не пошла в полицию?! – закричала она на актрису. – Шантаж – это уголовное дело!

– Вы видели фотографии? – спокойно спросила актриса, закуривая тонкую сигарету.

– Что хотела Романицкая?

– Вы в курсе, что она занималась шантажом?

Я рассказала про лесбийские фотографии, про Аню Бояринову, про ее отца‑ банкира, про пакеты со снимками, которые получила сама. Бабка то и дело хваталась за сердце. Актриса слушала спокойно и внимательно.

– Что от вас хотела Романицкая? – снова спросила я.

– Дважды – чтобы я дала согласие на съемки в определенных фильмах.

– Вы соглашались?

– Да. Хотя в то же самое время предпочла бы сниматься в других.

– Зачем ей это было надо?

– Бабки, – пожала плечами актриса.

Я вопросительно посмотрела на нее.

– Я не знаю, как именно она участвовала в тех проектах, но как‑ то участвовала. Я получала за те роли хорошие деньги. Но мне они были неинтересны. Хотя принесли известность… Но фильмы‑ то дурацкие. Мне хотелось более серьезных ролей. То есть, насколько я понимаю, Романицкая на снимках зарабатывала опосредованно. Не прямо просила денег, а заставляла людей участвовать в каких‑ то проектах.

«Опять власть над людьми», – подумала я.

– Эта гадина к тебе заявлялась и предъявляла снимки? – уточнила бабка.

Актриса кивнула.

– Я была в шоке, когда все это увидела, – призналась женщина.

Она теперь и без профессионального макияжа выглядела неплохо. Вот только губы ей надо было бы подкачать гелем. Над зубами поработал дорогой стоматолог, волосы хоть и не блестели, но были в хорошем состоянии. Свой цвет у корней не проглядывал, волосы были чистыми. Одутловатость отсутствовала, даже при полном отсутствии косметики. Глаза покраснели и припухли от слез, но это – другое. Это пройдет. И еще есть линзы, накладные ресницы, маски…

– Я не хотела, чтобы эта дрянь всплыла, – продолжала актриса. – Не хотела, чтобы мои поклонники видели меня в разобранном виде. Чтобы Бондаренко видел, как я переживала его уход, как я опустилась! Хотя ему, наверное, было плевать… В общем, мне этого страшно не хотелось, и платить особо высокую цену за то, чтобы не всплыло, не было нужно.

– А деньги эта гадина от тебя никогда не требовала? – спросила бабка.

Актриса покачала головой.

– Я сама предлагала. Просила назвать цену. Романицкая только смеялась мне в лицо. Говорила, что я ей еще нужна.

– Что случилось в последнее время?

– Она пришла ко мне ночью.

– Анжелика Львовна?!

– Та, которую недавно пристрелили в своей квартире? – уточнила бабка.

Актриса кивнула.

– Ты почему об этом никому не рассказала? – закричала бабка. – Ты почему полицию не вызвала?

– Вы посчитали, что она явилась с того света? – спросила я.

Актриса глубоко затянулась сигаретой, выпустила дым в потолок, потом снова посмотрела на нас с соседкой.

– Я была очень усталой. Встала в половине седьмого утра, весь день на ногах, легла в два. Вначале я решила, что мне снится дурной сон.

– Анжелика Львовна выглядела… как обычно? – я не знала, как лучше сформулировать вопрос.

– Нет. Вы какие‑ нибудь вампирские саги смотрели?

Я покачала головой. Бабка кивнула.

– А что‑ нибудь про оживших покойников? – посмотрела на меня актриса.

– Я понимаю, что вы имеете в виду. Она была в маскарадном костюме.

– Теперь я думаю, что да. А когда проснулась, вроде только опустив голову на подушку… И свет они еще какой‑ то странный поставили. У меня такого нет. Значит, с собой принесли.

– Она была не одна?!

– С двумя сопровождающими.

– Что?!

Я даже представить не могла, кого Анжелика Львовна взяла себе в помощники. Вроде бы у нее не было подруг. Или были? Я же ничего не знала про ее жизнь вне офиса. И никто не знал. Анжелика Львовна никого в нее не пускала. Хотя надо будет поговорить с Глебом, законным мужем Анжелики Львовны. Может, она уже и к нему заявлялась? Но он‑ то считает, что похоронили не его жену! И его таким трюком не проведешь!

– Ее сопровождали двое. Больше ничего сказать не могу. В общем, это был спектакль. Но я же сама актриса… Да, меня подловили в момент страшной усталости, зато на следующий день я уже хорошо соображала. Я не знала, у кого спрашивать, Романицкую похоронили или нет. У молодого мужа? Я с ним не знакома. Я не исключала, что он в этом деле преследует какие‑ то свои интересы.

Я кивнула.

– Наташа, вы знаете, она мертва или нет?

– Точно не знаю. Думаю, что нет.

Актриса усмехнулась.

– Что она хотела на этот раз? – спросила я.

– Чтобы я пошла в прокуратуру и призналась в ее убийстве.

– Вот гадина‑ то! – воскликнула бабка.

– Я немного посмотрела спектакль, который для меня подготовили, потом схватила пепельницу, которая всегда стоит у меня на прикроватной тумбочке, и запустила в Романицкую. Она, отдать ей должное, увернулась, и пепельница попала в глаз девке, которая ее сопровождала. Девка заорала, парень хотел броситься на меня…

– Парень? Был еще и парень?

– Да, я же сказала: двое сопровождающих. Парень и девка. Или мужик и баба. Я не смогла определить возраст. Они все были в масках. Ну, в общем, я вскочила с кровати, то есть скатилась, чтобы взять гантель. У меня под кроватью гантели лежат, с которыми я упражнения делаю. В общем, они сделали ноги. Но у меня осталось очень неприятное ощущение… Потом было еще два звонка. Не знаю, Романицкая звонила или нет. Я ее по голосу не узнаю. Я посылала подальше.

– Знаешь, лучше такие фотографии, чем в тюрьму садиться за убийство, которое не совершала, – сказала бабка.

Я кивнула.

– Может, в полиции уже известно, что похоронили не Романицкую? – посмотрела на меня актриса.

Я пожала плечами. Возможно, Анжелика Львовна в ближайшее время планирует возвращение с того света? И актрису бы отпустили.

Но ведь кого‑ то же убили!

Глава 25

Я вскоре уехала от актрисы, которая обещала позвонить в самое ближайшее время, чтобы уточнить дату интервью. Она полностью пришла в себя. Думаю, что ее агент или пиар‑ менеджер сообразят, как использовать снимки в «Желтом городе» во благо, а не во зло. И ведь Анжелике Львовне больше нечем держать актрису! Снимки‑ то можно было использовать только один раз. Или есть что‑ то еще?

Я заехала на работу, Демпси уже ушел. Сотрудники занимались своими делами, все, что можно было обсудить с утра, уже обсудили. Но я не успела углубиться в работу. Позвонил Николай Павлович.

– Вы знакомы с Екатериной Леонидовной Саблезубовой? – спросил он.

– Фамилия знакомая, – сказала я, в первый момент не сообразив, что такую же фамилию носит известный модельер, статьи о которой Демпси запретил публиковать, так как она нам не платит.

– Может, слышали про Светлану Леонидовну Саблезубову? – тем временем спросил Николай Павлович. – Известного модельера? Работает в тигровых и леопардовых расцветках.

– И не только, – произнесла я. – Я сказала бы: «в звериных». У нее есть коллекция «Зебры». Очень оригинальная.

– А сама дамочка?

– Экзальтированная.

– Вы с ней знакомы? – спросил Николай Павлович.

– Лично – нет. Но если встречу – узнаю. Ее нельзя не узнать. Анжелика Львовна написала о ней немало статей.

– Екатерина Леонидовна – это ее дочь. Саблезубова – не настоящая фамилия. Вначале мамаша решила взять псевдоним, потом официально поменяла документы, потом поменяла дочь. Сама по себе.

– Что значит «сама по себе»?

– А то, что мамаша оставила дочь в детском доме. Много лет назад. Потом дочь мамашу нашла, но та не захотела ее видеть и только прислала с домработницей сто долларов.

– И что дочь? – поинтересовалась я.

– Дочь имеет в нашем городе две квартиры, и обе – в тех же домах, что и известная вам Анжелика Львовна.

Я молчала.

– Вы же знаете, что у Анжелики Львовны есть еще одна квартира?

Я молчала.

– Ау, Наталья Борисовна! Я ведь могу подумать, что вы тоже в деле.

– В каком деле?! Я ни в каком деле! Я не понимаю, что происходит!

– И поэтому молчите?

– Да, поэтому!

– А зря. Правоохранительным органам нужно доверять, если хотите, чтобы мы вам помогали и вас защищали.

– Я не знаю про дочь Саблезубовой. Я не знала, что у нее вообще есть дочь, пока вы мне об этом не сказали. Хотя если вы мне покажете ее фотографию, я не исключаю, что ее узнаю. Могла где‑ то видеть, но не ассоциирую с фамилией.

– Екатерина Саблезубова – известный фотограф. У нас в городе прошло несколько ее выставок, и за рубежом она выставлялась. Но, похоже, официальная фотография не является ее основным доходом.

– Э… э… э… – промямлила я.

– Фотографии балерины Сачковой и погибшего Вячеслава, любезно предоставленные вами прокуратуре, делались из окна квартиры Саблезубовой, – ехидно сказал Николай Павлович. Ехидство относилось к моей «любезности». – Саблезубовой‑ дочери. Мамаша проживает совсем в другом месте – когда появляется в нашем городе.

– А остальные снимки?

– Она не оставляла на них автограф, но есть все основания считать, что фотографировала она.

– Вы будете предъявлять ей обвинение?

– За что? У нас не запрещено фотографировать граждан. Ни к каким секретным объектам и даже документам Саблезубова интереса не проявляла. Шантажом не занималась. По крайней мере, не поступило ни одного заявления в правоохранительные органы. Она вполне законопослушная гражданка.

– Но если фотографии сделаны из ее квартиры?

– И что из того? Вы, Наталья Борисовна, можете делать фотографии из своей квартиры. И можете рассылать их по издательствам. Неужели никто из простых граждан не шлет вам в редакцию тексты и снимки?

– Шлют, и в огромных количествах. Не знаем, что делать с этим потоком.

– Вот и я о том же. А тут Екатерина Саблезубова могла еще и помощь оказывать правоохранительным органам. Или вас лично хотела направить по нужному пути.

– Какому еще пути?! – закричала я.

– Поиска преступников, покусившихся на Анжелику Львовну Романицкую.

– А с чего бы Екатерине Саблезубовой проявлять такое благородство?

– А с того, что Анжелика Львовна пригрела несчастную сиротку при живой матери и, так сказать, дала ей путевку в жизнь.

– Ничего не поняла, – призналась я.

– Конечно, я не могу утверждать, что сделал все выводы правильно. Но имея в распоряжении кое‑ какую информацию, могу сказать, что о, так сказать, основной сюжетной линии догадался. Анжелика Львовна, конечно, пригрела сиротку не просто так. Возможно, дело было еще и в ее матери, но, главное, сиротка еще в детском доме показала способности к фотографии. Ее работы печатались в каких‑ то областных газетах, она участвовала в детских конкурсах и к маме заявилась, уже будучи в штате одной из питерских газет. После знакомства с Анжеликой Львовной карьера Екатерины резко пошла вверх. Ну а Екатерина явно испытывает чувство благодарности к своей покровительнице. И, вероятно, покровительница еще и помогла Екатерине улучшить материальное положение. О двух квартирах в дорогих петербургских домах девочка из детского дома явно не могла и мечтать. Кстати, она бесплатно ведет кружок фотографии для детдомовских детей. Но это другой вопрос.

– К чему вы мне все это рассказываете?

– У вас есть еще фотографии с попавшим в кадр подъездом Анжелики Львовны?

– Нет.

– Вы можете проверить, публиковались ли у вас в журнале снимки, сделанные Екатериной Салезубовой?

– Точно нет.

– А Екатериной Ивановой?

– Да. Вроде публиковались. Я, правда, не знаю…

– Под фамилией Иванова она жила в детском доме.

– Я постоянно работаю только с одним фотографом – если беру интервью. Лично знаю еще двоих. Я работаю с уже готовыми снимками. Я не могу лично знать всех людей, которые задействованы в нашем холдинге.

«А ведь во время нашей единственной встречи в новой квартире Анжелика Львовна предупреждала о какой‑ то Кате, снимки которой мы неоднократно печатали. Анжелика Львовна сказала, что Кати нет в городе, то есть не было на тот момент, но она может к нам прийти, когда вернется. Это та самая Катя? »

– Ее снимки в основном публикуются в «Girl Guide». Но и у вас проскакивали, и в мужском журнале. Она – свободный художник. Вообще засветилась чуть ли не во всех изданиях города.

– А от меня‑ то вы что хотите, Николай Павлович? Чтобы я съездила в гости к этой Екатерине и с ней познакомилась?

– Я вас предупредить хочу, Наталья Борисовна, – мягко сказал мой собеседник. – У Романицкой точно был сообщник. Скорее всего, сообщницей была эта Екатерина Саблезубова. Они, похоже, связаны долгими, плодотворными и прибыльными взаимоотношениями. Я даже представить не могу, что они задумали. Или задумала одна Анжелика Львовна, а Саблезубова ей помогала. Но вы можете оказаться пострадавшей стороной. Мне бы не хотелось, чтобы вы пострадали.

Николай Павлович повесил трубку. Я разрыдалась.

Глава 26

Во вторник утром табличка, указывающая, куда идти желающим замуж, из холла не исчезла. Охранник, дежурящий в нашем здании, сообщил, что в брачное агентство вчера ближе к вечеру проследовали еще два жениха. Одного забрала Люська из «Girl Guide» и сегодня пока еще не появлялась.

– Жених‑ то молодой? – спросила я.

– Похоже, молодой. Но у негров трудно определить. То есть он не совсем негр. Но темненький. Наверное, из иностранных студентов. Не хочет на родину возвращаться. Решил найти здесь женщину.

«Но Люся для этого – не лучший вариант», – подумала я.

Вскоре мне позвонили из прокуратуры – один из тех мужчин, которым я рассказывала про Вячеслава.

– Удалось выяснять, кто его?..

– К сожалению, пока нет. Но работаем. Тут другой вопрос, Наталья Борисовна. Нужна ваша консультация. Вы не могли бы к нам приехать? Очень надо!

Я решила, что лучше иметь знакомых среди прокурорских, тем более чем‑ то мне обязанных, и поехала.

В знакомом кабинете сидела известная певица. То есть я сомневаюсь, что кто‑ то узнает ее пение, услышав по радио. И не уверена, что ее пение передают по радио. На эту певицу нужно смотреть, так как известна она своей грудью. Поэтому она обычно мелькает в телевизоре и на страницах глянцевых журналов. У нас тоже появлялась. Всегда с маленькой собачкой, которая и сейчас сопровождала хозяйку. На этот раз хохолок несчастного животного был выкрашен в небесно‑ голубой цвет. Я, признаться, так и не поняла, подо что красится хохолок, но его цвет менялся регулярно.

– Ой, здравствуйте, Наталья! – узнала она меня. Собачка тявкнула из сумки, в которой, как и обычно, сидела. Певица обычно ходила с двумя сумочками. Одна была для себя, вторая – для четвероногого сокровища. Свою носила на ремешке на левом плече, собачку – за ручки в правой руке.

– Очень хорошо, что вы знакомы, – сказал один из прокурорских. – Анастасия, вы сами объясните Наталье Борисовне суть дела или лучше мне?

– Лучше вы, – вздохнула Анастасия, которая, насколько я помнила, не очень хорошо владела устной речью, как, впрочем, и письменной. Правда, мужчины ее всегда понимали. И Анастасия к двадцати пяти (или больше? ) годам являлась обладательницей роскошных апартаментов, парочки дорогих машин, не говоря про многочисленные драгоценности и шубы.

– Понимаете, Наталья Борисовна, Анастасии позвонил неизвестный мужчина. То есть звонил уже несколько раз.

– С угрозами? – уточнила я.

– Да. Он угрожал обнародовать кое‑ какие пикантные подробности из жизни Анастасии, которые являются исключительно ее личным делом и которые она не хочет делать достоянием общественности. Я правильно излагаю?

Прокурорский посмотрел на Анастасию, которая уже гляделась в зеркальце. Анастасия кивнула. Похоже, она успокоилась, но слезу успела пустить – судя по тому, что макияж требовалось подправить.

– Анастасии предложили отправиться к нам и признаться в убийстве Анжелики Львовны Романицкой, вашей бывшей начальницы – или определенные фотографии станут достоянием общественности. Анастасия решила проигнорировать звонки. То есть вначале решила, а теперь пришла.

– Но я же видела «Желтый город»! Вы видели, Наташа?

Я кивнула.

– Я не хочу, чтобы там опубликовали и мои фотографии!

– И поэтому вы пришли признаваться в убийстве? – уточнила я и быстро переглянулась с мужиком, который излагал суть дела.

– Пришла, а что же делать‑ то? Но я же даже не знаю, как ее убили. Я с трудом вспомнила, что ее убили! Кто она мне? Ваш же журнал меня мало печатает.

– Вы у нас почти в каждом номере.

– Но все равно мало! И я у вас ни разу не была на обложке! Наташа, а можно меня на обложку? Я понимаю, что следующий у вас уже сверстан или вообще в типографии. А если через один?

Я обещала поговорить с американским начальником и пояснила, что сама такие вопросы не решаю.

– Понимаете, я долго соображала, кто такая Романицкая, кто ее убил, когда… Я же с вами имела дело в журнале! С вами и с вашим фотографом. Вот его я хорошо помню, только имени не помню. Но я вообще мужчин всегда лучше запоминаю, чем женщин. И он Тедди понравился! Тедди никогда не дает посторонним себя чесать. А вашему фотографу дал. И ваш фотограф подсказал мне, как лучше красить челку у Тедди, чтобы он бросался в глаза на фотографиях, но в то же время не затмевал меня! Но я не хочу, чтобы мои фотографии появились в «Желтом городе». Ни меня, ни Тедди! То есть смотря какие фотографии. Если мой пиар‑ менеджер с ними договорится – это одно дело, но этот‑ то мерзавец, который мне звонил, хотел туда отправить эволюцию моей груди! Ой! – Анастасия закрыла ладошкой рот. – Я же не должна была этого говорить. Вы не слышали, хорошо? – она обвела взглядом нас троих по очереди. Мужики, как я видела, с трудом сдерживали смех. – Я же, по официальной версии, родилась с такими сиськами.

Я невольно бросила взгляд на обсуждаемый предмет, то есть предметы. По‑ моему, каждый из них тянул на головку младенца как минимум. Весил точно не меньше Тедди.

– То есть вы, уважаемая Анастасия, настолько не хотите, чтобы народ узнал вашу страшную тайну, что готовы признаться в убийстве, которого не совершали, и сесть в тюрьму?

– Почему в тюрьму? Я не хочу в тюрьму, – сказала Анастасия.

– А вы знаете, что положено за убийство?

– Нет, – сказала Анастасия и честными глазами посмотрела на говорившего мужчину.

Я подумала, что звонивший, вероятно, решил, что в прокуратуре, послушав Анастасию, вызовут не конвой, а санитаров. Или ее агента. Или пиар‑ менеджера. Но зачем было ее сюда отправлять? Или он не знал о ее умственных способностях? Или решил, что за нее ухватятся как за добровольно пришедшую с чистосердечным признанием? Но тут же не дураки работают! И она же адвоката может нанять. Или какой‑ нибудь адвокат сам прибежит предлагать услуги в расчете на благодарность?

– Что мне делать, чтобы мои фотографии не напечатал «Желтый город»? Мой приход сюда считается? Мне этот козел больше не будет звонить?

Анастасия переводила взгляд с прокурорских на меня и обратно.

– Мы решили пригласить вас, Наталья Борисовна, для консультации.

– А главного редактора «Желтого города» вы можете пригласить? И просто поговорить?

– Можем, – кивнули мне. – Но приказать не можем. Фотографии, как я понимаю, достоверные? – мужчина посмотрел на Анастасию.

Та печально кивнула.

– И не факт, что «Желтый город» связан со звонившим. Мы специально узнавали принципы их работы. Им часто присылают фотографии анонимно.

Я кивнула. Я сама об этом знала. Пример моей коллеги Люськи – тому свидетельство.

Внезапно в дверь робко постучали, потом она открылась, и на пороге появилась еще одна певица, только более старшего возраста, но до сих пор не вышедшая в тираж. Она прославилась исполнением любовных романсов. У нее необычный тембр голоса, довольно низкий для женщины. Я люблю ее песни. Они звучат очень проникновенно, но они грустные, и слушать их можно только под соответствующее настроение. Какое‑ то время она исполняла веселенькую муру, но потом снова вернулась к своему фирменному стилю.

Певица уставилась на коллегу Анастасию, потом на меня. Мы не были знакомы.

– Вы случайно не в убийстве Романицкой признаваться? – вежливо спросил один из прокурорских.

Певица открыла рот, все‑ таки зашла в кабинет, закрыла за собой дверь и посмотрела на меня. Я представилась. Один из прокурорских подал даме стул.

– Кто вам звонил? – тут же взял быка за рога другой.

– Я не знаю. Он не представился.

– Но мужчина?

Певица кивнула.

– И велел отправляться в прокуратуру с признанием в убийстве Романицкой или определенные фотографии станут достоянием общественности? Вы решили, что для вас лучше признаться в убийстве, которого вы не совершали, чем допустить опубликование снимков?

– Вначале я предложила деньги. Я давно хотела выкупить эти фотографии. Но мужчина отказался их продавать и велел мне отправляться к вам. И вот я здесь.

Дама вздохнула.

– Вы знаете, как было совершено убийство?

– Прочитала в Интернете все, что нашла. Я так понимаю, что Романицкую застрелили? Только не написано, из чего.

– Вы считаете нас идиотами? – уточнил один из прокурорских.

– Нет. Я очень надеюсь, что вы разберетесь с делом. Тем более раз я тут не одна.

Певица печально улыбнулась мне и Анастасии.

– Так, дамы, поезжайте‑ ка вы все по домам. Или на работу, – один из прокурорских посмотрел на меня. – Если будут еще звонки, письма, вы, в свою очередь, можете связаться с нами. Наталья Борисовна, вам в редакцию больше ничего не приходило?

Я покачала головой.

– Но мои фотографии не опубликуют? – с беспокойством спросила Анастасия. – Я же к вам пришла!

– Мы постараемся урегулировать этот вопрос.

Мы втроем встали и вышли из кабинета.

– Вы можете мне объяснить, зачем все это было устроено? – спросила у меня исполнительница печальной любовной лирики.

– Спросите что‑ нибудь полегче.

– Если бы кому‑ то нужно было свалить убийство на другого человека, то отправлять в прокуратуру нужно было кого‑ то одного! Или, если не прошло с одной, уже тогда отправлять вторую!

– Я думаю, что дело все‑ таки в деньгах, – сказала я.

– С меня потребуют деньги? – встряла Анастасия.

– Может, с вас, может, с кого‑ то другого.

– Поясните, пожалуйста, что вы имели в виду, – попросила исполнительница печальной любовной лирики. Без профессионального макияжа она создавала впечатление пьющей женщины. Может, в этом все дело?

– Не исключаю, что кто‑ то хочет поднять цены на снимки. Ну и нагнетает напряжение.

– Я же предлагала деньги!

– Значит, в следующий раз с вас запросят больше. Или с кого‑ то еще.

– Кому достался… архив Романицкой? То есть кому он мог достаться?

– Сейф был пуст, – сказала я, не вдаваясь в детали.

Я попросила дам оставить мне свои телефоны, хотя координаты Анастасии у нас в редакции точно имелись. Вторая певица вручила мне визитку. Я дала ей свою.

Когда я вернулась в редакцию, секретарша Леночка вручила мне очередной конверт без почтовых штемпелей. Только в этом, судя по виду, фотографии отсутствовали. Адрес и мои фамилия, имя и отчество были отпечатаны на лазерном принтере. Я отправилась к себе в кабинет, разрезала конверт и достала оттуда единственный листок, тоже отпечатанный на лазерном принтере.

«Уважаемая Наталья Борисовна! – обращались ко мне и спрашивали: – Вы хотите, чтобы лавры сыщицы (русской мисс Марпл? ) достались вам? »

– Не хочу, – сказала я вслух и стала читать дальше.

«Вы помните Валентина, который специально познакомился с вами, устроив небольшую аварию? Да‑ да! Он познакомился с вами специально. Он прекрасный водитель и ту аварию просто подстроил. Но он не хотел получать с вас деньги, от вас ему требовалась информация. Получив ее, он из вашей жизни исчез. Вам не обидно? Хорошо, если не обидно. Не жалейте, что с этим мужчиной ничего не получилось. Он вас не достоин. Архив Анжелики Львовны у него. Он еще и профессиональный вор. Высококлассный вор. Он вскрыл сейф в квартире госпожи Романицкой и прибрал к рукам все, что там лежало. Потом сейф так же умело закрыл. Потом получил нужную информацию от вас и не только от вас. Потом начал работать – то есть получать деньги. Кто‑ то заартачился, и Валентин придумал хитрую комбинацию. Он вообще очень сообразительный, находчивый и способный на нестандартные ходы. Валентин известен правоохранительным органам. Он дважды сидел в тюрьме за кражи».

Далее давались его полные имя, отчество, фамилия и адрес по прописке. Мне предлагалось на мое усмотрение или передать письмо в правоохранительные органы, или известным мне жертвам, или всем сразу.

Подписано письмо было оригинально: «Брошенная женщина».

Я позвонила в прокуратуру и переправила письмо по факсу.

Глава 27

Наконец пришла пора ехать домой. Как я устала за последнее время! Но если органы арестуют Валентина, может, дело закончится?

Я склонялась к тому, что информация в полученном мною сегодня письме, – правда. По крайней мере в том, что касалось знакомства Валентина со мной. Насчет остального… А почему бы и нет? Почему бы ему не забраться в квартиру Анжелики Львовны? Наверняка профессиональный вор выслеживал жертву, изучал ее распорядок дня. Вполне мог узнать, что она куда‑ то собралась уезжать.

Но кого он убил в ее квартире? Кто там оказался? Кто там мог быть?

Я подумала про женщину‑ фотографа. Я не знала, как та выглядит, и отправилась за консультацией к Леночке.

– Ты знаешь Екатерину Иванову? Она же – Саблезубова, – спросила я.

– Конечно, – кивнула секретарша. – Очень известный фотограф. У нас периодически публикуется. Она работала с Анжеликой Львовной. Всегда ей лично приносила снимки.

– А после смерти Анжелики Львовны она у нас появлялась?

Леночка задумалась.

– Вроде нет.

– У тебя есть ее координаты?

– Конечно.

Леночка открыла толстую записную книжку, больше напоминающую журнал, и продиктовала мне номера двух мобильных телефонов. Я ее поблагодарила и отправилась к себе в кабинет. Оттуда набрала номер первого мобильного. Ответили практически сразу же.

– Екатерина?

– Да.

– Вас беспокоит журнал «Dolce Life».

– О‑ о‑ о… А кто именно?

Я представилась и сказала, что у нас давно не появлялось ее фотографий. Не думает ли она нам что‑ то принести в ближайшее время?

– Посмотрим… А мы ведь с вами никогда не имели дела, Наталья Борисовна. Вы сами решили мне позвонить?

– Решила сама. Ваш телефон числится в базе данных нашего секретаря.

– О‑ о‑ о… Хорошо, я подумаю.

Екатерина отключила связь. Значит, она жива, и моя версия рассыпалась в прах. Кстати, Анжелика Львовна меня про эту Катю предупреждала или все‑ таки про какую‑ то другую?

А если Глеб Гаджиевич, законный муж Анжелики Львовны, вешал мне лапшу на уши? Если Демпси ошибся? То есть зря начал беспокоиться из‑ за рук покойницы? Мало ли что с ними могло произойти… Если на самом деле похоронили Анжелику Львовну? С другой стороны, я ведь сама видела руки покойницы, которые показались мне, мне самой, не руками Анжелики Львовны…

Так кого похоронили‑ то?!

Я совсем запуталась и решила ехать домой.

Паркуясь на своем обычном месте, я никак не ожидала, что меня там кто‑ то ждет.

Но ждал Артем, бывший главный редактор мужского журнала «Жесть и грязь».

– Назад в машину, сука! – прошипел Артем, тыча мне в бок… похоже, пистолетом.

Я не стала уточнять, чем, я даже не стала опускать глаза. Я смотрела на лицо Артема, в его глаза. Он был то ли пьян, то ли под дурью. Выглядел точно неадекватным.

– Артем, в чем дело?!

Он распахнул дверцу у водительского места, которую я только что закрыла, и затолкал меня внутрь. Потом сам полез за мной. Не понимаю, каким образом я оказалась на месте пассажира, но Артем так подтолкнул меня, что я буквально на него перелетела. Поблизости от стоянки никого не было. Никто не видел, как меня «встретил» Артем.

– Что ты хочешь? – спросила я, пытаясь говорить спокойно, но не очень получалось. Зубы стучали, а дверца переднего пассажирского места была заблокирована. Мне было не выскочить с этой стороны!

– И она еще спрашивает?! Тебе – все, а мне – ничего? Меня выгнали с работы, а ты осталась?

– Артем, я не имела никакого отношения к твоему увольнению!

– А Анжелкин архив кому достался?

– Понятия не имею.

– Врешь! Анжелка могла его завещать только тебе!

– С какой стати?! Я ей – никто!

Внезапно дверца со стороны водителя, где сидел Артем, распахнулась, и я услышала знакомый голос Николая Павловича.

– Что здесь происходит?

Боже, как я была рада его появлению! Как я была рада, что и он меня встречал! Как я была рада слышать его голос!

Вместо ответа Артем выстрелил. Я заорала и, неизвестно откуда взяв силы, врезала ему кулаком по голове и вышвырнула из машины на снег. И на Николая Павловича. Тут же послышался топот могучих лап, у меня перед глазами мелькнуло огромное собачье тело. Тобик! С диким рыком соседский пес, проходивший обучение в какой‑ то специальной собачьей школе или кинологическом центре, впился зубами в руку Артема, сжимавшую пистолет. Добрейшая собака, которая лизала мне щеки при встрече, примчалась мне на помощь, когда возникла опасность.

Артем орал, я орала, пес рычал, прибежал хозяин. Я вылезла из машины, вызвала полицию и «Скорую», а сама бросилась к Николаю, чтобы вытащить его из‑ под Артема. Пес не обращал на меня и Николая никакого внимания. У него была своя задача – удержать преступника. И он удержал до приезда тех людей, которые забрали мерзавца, ранившего их коллегу.

Николая загрузили в «Скорую», я залезла вместе с ним, не забыв закрыть машину. И еще я погладила замечательного Тобика, и похвалила его, и поблагодарила. Умный пес был очень горд собой. Мне показалось, что он мне подмигнул.

Бригада осталась заниматься несостоявшимся убийцей, которого по приказу хозяина пес наконец отпустил – и получил кучу устных благодарностей не только от меня, но и от сотрудников органов. Пес все понял. Мне кажется, что животные понимают гораздо больше, чем мы думаем… Ну а я обязательно куплю ему килограмм вырезки.

На протяжении всей операции я сидела в коридоре и ревела. Николай пострадал из‑ за меня, то есть потому, что пришел мне на помощь. Но кто же знал, что на меня набросится придурок с пистолетом? Кто же знал, что Артем такой придурок? Или он просто сумасшедший? Или крыша у него поехала совсем недавно?

Я стала вспоминать, что мне говорил Артем за то недолгое время, пока держал меня в заложницах. Мне это время, конечно, показалось вечностью…

А ведь он считал меня виноватой во всех своих бедах. Или я его неправильно поняла? Но почему меня‑ то? Я не имела совершенно никакого отношения ни к его увольнению, ни к фотографиям, которые получил Демпси. И вообще таких уродов нужно кастрировать и изолировать от общества! Фотографии с певицами и актрисами, фотографии «лесбиянок» – ничто по сравнение с тем, что у Анжелики Львовны было на Артема. А ведь это явно было у Анжелики Львовны…

Через некоторое время ко мне в коридоре присоединился коллега Николая, который выезжал на место, потом приехал один его друг. Я видела его в квартире Анжелики Львовны, только не помнила, как зовут. Меня попросили рассказать в деталях, что случилось. Я рассказала. И про фотографии тоже рассказала. И про увольнение Артема.

– Вы раньше не замечали за вашим бывшим коллегой… неадекватности? – спросил следователь.

Я покачала головой. Я вообще мало с ним общалась. Но Артем всегда был мне неприятен. Своими манерами, слишком сладким одеколоном, которым он всегда щедро себя поливал… У меня не было поводов относиться к нему предвзято или неприязненно, но я все равно старалась его избегать. Может, подсознательно чувствовала его гнилое нутро?

Мне сказали, что Артему сделали укол и временно заперли в камере. Врач, который слышал, что он нес, сказал, что психиатрическая экспертиза вполне может признать его невменяемым, и тогда Артема отправят на принудительное лечение.

Наконец вышел врач. Операция прошла успешно, но Николай пока еще не отошел от наркоза, и мы не могли перекинуться с ним словом. Его отправили в палату, ну а мы с его коллегами поехали по домам. Я очень надеялась, что на этот раз у дома меня никто не ждет.

– Мне казалось, что в наше время таких мужчин больше нет, – сказала мама. – Он готов был пожертвовать ради тебя жизнью, Наташа. Можешь больше не сомневаться. Второго такого человека ты не найдешь.

Я улыбнулась сквозь слезы.

В этот момент позвонила моя коллега Люська, возглавляющая журнал для юных девушек и провинциалок в большом городе.

– Наташа, ты можешь ко мне приехать?

– Это не подождет до завтра?

Люська вздохнула.

– Наташа, это дело нужно обсудить как можно скорее.

– Артем и с тобой что‑ то начудил?!

– Какой Артем? – не поняла Люська.

Я вкратце описала, что произошло.

– Обалдеть, – сказала Люська. – Но дело не в Артеме. Дело в Демпси. И я не знаю, как мне себя вести. Наташа, приезжай.

Люська продиктовала адрес. Мама не хотела меня отпускать, но я все равно поехала. Мне было интересно, что же случилось там.

Кстати, а ведь охранник в нашем здании говорил, что Люська себе какого‑ то мужа из агентства присмотрела…

Глава 28

На кухне съемной квартиры сидел молодой парень с отличным смуглым телом. Таких «кубиков» мне не доводилось видеть никогда. Судя по лицу, в нем смешалось немало кровей.

– Здравствуйте! – произнес парень по‑ русски.

Люська налила мне чаю и сказала, что Лукас – гражданин Бразилии и приехал к нам играть в футбол, но женитьба на русской женщине его тоже устроит, если эта женщина готова отсылать деньги его бедной семье. Я моргнула.

– Ты случайно не мне его сватаешь? – спросила я.

– Нет, – улыбнулся Лукас, который немного говорил по‑ русски и вполне прилично по‑ английски.

Молодые бразильские парни, играющие в футбол, усиленно учат английский язык. Конечно, не все, а те, у которых в дополнение к телу еще немного работает голова или есть мудрые родители, которые объясняют потенциальному кормильцу, что если он хочет играть в Европе, одного португальского может быть недостаточно. И вообще лучше попасть в один из английских топ‑ клубов, чем в малобюджетный португальский.

В последние годы некоторые стали еще изучать и русский. В Рио‑ де‑ Жанейро есть русская колония, образовавшаяся из первой волны русской эмиграции, покинувшей Россию после (или до) революции 1917 года. Кто‑ то осел в Париже, кто‑ то добрался до Нью‑ Йорка, а кого‑ то занесло в Бразилию. Эти люди сохранили знание русского языка, передали своим детям и внукам, уже родившимся в Бразилии, правда, для современного человека некоторые фразы и выражения звучат странно или скорее непривычно.

В последние годы у представителей этой колонии в дополнение к работе в туристическом бизнесе появилась возможность преподавать русский язык молодым парням, жаждущим податься в Россию и обеспечить свою бедную семью. Но опять же русский язык учат единицы. Это очень целеустремленные молодые люди, просчитавшие различные варианты. У них одна цель – заработать. Они не ставят целью стать футбольной звездой. Заработать в России гораздо реальнее, чем попасть в бразильскую сборную и тем более стать звездой мирового уровня.

– Вы хотите сказать, что Демпси возит сюда футболистов?! – дошло до меня, и я посмотрела вначале на Лукаса, потом на Люську.

– Насколько я поняла, это – его основной бизнес, – сообщила Люська. – Кому нужны его журналы в Латинской Америке? Там своих полно. Журналы – прикрытие. Это у нас они хорошо пошли, в частности благодаря нам с тобой.

– А…

– Уважаемая Наташа, вы, вероятно, не представляете бразильский футбольный рынок, – сказал Лукас.

– Совершенно не представляю, – честно призналась я.

Лукас пояснил на смеси английского, русского и языка жестов, что в Бразилии есть, так сказать, несколько уровней продаж. Рынок огромен и бездонен. Футболистов – тучи, причем в любом городе. В другие виды спорта идут те, у кого не получилось в футболе. Но в основном это дети из бедных семей. Часто нет никаких документов! Наличные в чемоданах любят не меньше, чем у нас. Ни о каком банковском переводе в большинстве случаев не может быть и речи…

Конечно, есть и серьезные люди, серьезные организации, например частная футбольная академия, которую возглавляет известный в прошлом игрок Оскар Бернарди (играл в знаменитой сборной 1982 года, участвовал в трех чемпионатах мира). Они готовят и продают молодых футболистов, но одновременно думают о своей репутации и о футболе. Русских агентов Оскар Бернарди видеть не хочет. Уже не хочет – после того, как наслушался про откаты, популярные у нас схемы продаж чего угодно и «правильное» оформление документов (берем за миллион, но документы оформляем на пять). С этой академией имеют дело серьезные западные клубы.

Но поскольку рынок бездонен, есть и другие уровни. И уровни рынка, и уровни игроков. Например, приобретается приличный футболист, пристраивается в «Челси» благодаря личным связям, а после того, как он там засветился, перепродается с трехкратной прибылью. Говорят, что на этом рынке засветился некто БАБ, хорошо известный в России и Лондоне. Правда, сам он все отрицал.

Первые бразильцы в России попали не в Москву, не в Петербург, а в нижегородский «Локомотив». Так они появились на нашем рынке. Многие люди смогли очень хорошо заработать на продаже бразильцев в Россию, причем и россияне, и бразильцы, и европейцы.

Наш с Люськой начальник Демпси не остался в стороне.

– Так он и в Европу поставляет футболистов? – спросила я у Лукаса.

Тот кивнул.

– Насколько я понимаю, сейчас он всех везет к нам, – заметила Люська.

– У вас, с одной стороны, наелись плохими иностранными футболистами, с другой – нужны хорошие игроки, – сказал Лукас. – Мистер Демпси быстро понял, что и как нужно делать. И он известен и в Бразилии, и в Аргентине. Он не берет таких откатов, как ваши агенты. У него фиксированная такса, которая устраивает всех. С другой стороны, перед ним не устроишь постановочный матч, так как его представители постоянно проживают у нас в стране. Выпускают журналы, – Лукас усмехнулся.

Я спросила, что такое «постановочный матч». Мне пояснили, как русских агентов (любителей откатов‑ подкатов‑ накатов) водят на местные матчи и кого‑ то там показывают. Наши видят, как восходящая звезда забивает и так, и эдак. Платятся деньги, игроку назначается огромная зарплата. Он приезжает в Россию, и выясняется, что он почти не умеет играть… Просто в Бразилии есть хорошие режиссеры‑ постановщики, работающие под селекционеров‑ откатчиков.

– А вообще наш Демпси – молодец, – сказала Люська.

– Как вы оказались здесь? – спросила я у Лукаса.

Парень пояснил, что его семья решила рискнуть вместе с дальними родственниками, у которых тоже есть сыновья‑ футболисты. Мальчиков заставляли заниматься английским и русским, а потом всем миром отрядили в Россию.

– Мы хотим, чтобы все деньги получила наша семья, а не агенты, – улыбнулся Лукас.

– Но вы все равно отправились к Демпси?

– Да, но в России. Не в Бразилии.

– А наш охранник отправил их в брачное агентство, – расхохоталась Люська. – Он же не мог подумать, что они идут к Демпси! Он решил, что они пришли жениться, а не играть в футбол!

– Да, первым пришел мой двоюродный брат, позвонил нам. Мы тоже пошли разведать обстановку, – улыбнулся Лукас.

– И всех разобрали? – теперь уже я не могла сдержать смех.

Лукас кивнул.

– Наташ, давай найдем Лукасу женщину.

– А ты что же?

– Ну я же не могу помогать его семье! Мне бы самой кто помог! Ты же знаешь мою ситуацию. Но мы с Лукасом, наверное, иногда будем встречаться…

Лукас накрыл ее белую ладонь своей смуглой. Оба обменялись многозначительными взглядами. Знакомство явно прошло очень успешно.

– Я, наверное, поеду, – сказала я. Зачем мешать людям?

– Наташа, подожди!

– Да, Наташа, подождите, пожалуйста. Мне на самом деле нужна помощь. Деньги заканчиваются. Нет‑ нет, я не прошу в долг!

– Вы с братьями хотите, чтобы я отвела вас к Демпси?

– Или это, или…

– Ты же хорошо знакома с Маргаритой Немцовой с телевидения? – вставила Люська.

– Ты хочешь ее с Лукасом познакомить? – удивилась я. – Считаешь, что она возьмет его в мужья?

– Нет, я хочу, чтобы она сделала передачу – или подала идею кому‑ то из коллег. Они же там воссоединяют сердца. Может, воссоединит кого‑ то с Лукасом и его братьями, если у них тут с футболом не получится?

– Можно и то и другое, – вставил Лукас.

– Вас не беспокоят наши снег и холод?

– У меня бедная семья. Мне надо деньги зарабатывать, – ответил Лукас. – Они вложили в меня все, что могли. Теперь моя очередь.

Я набрала номер Демпси.

Глава 29

Услышав мое сообщение, Демпси лишился дара речи, потом предложил немедленно к нему приехать вместе с Лукасом. С нами поехала и Люська, которая не могла оторваться от молодого парня. Наверное, ни с кем из наших не получала такого удовольствия, как с латиноамериканцем, который к тому же какое‑ то время явно был без женщины.

К нашему приезду Демпси уже пришел в себя, очень внимательно выслушал Лукаса. Мы с Люськой молчали. Признаться, Лукас меня поразил. С Демпси он разговаривал совсем по‑ другому. Он будто преобразился! Это был другой разговор. Не было улыбок, кокетства, как с женщинами. С Демпси говорил деловой мужчина, готовый биться за себя и свою семью. Лукас вызывал у меня уважение.

Через некоторое время Демпси посмотрел на нас с Люськой, пока не проронивших ни слова.

– Дамы, вам, наверное, лучше поехать домой. А Лукас сейчас вызовет своих братьев.

– Лукас, позвони мне обязательно, когда все решится, – сказала Люська.

Лукас нежно и многозначительно пожал ей руку, вежливо попрощался со мной. Демпси закрыл за нами дверь.

На следующий день начальник пригласил меня в кабинет.

– Я считаю, что должен тебе кое‑ что объяснить, Наташа. Тем более сейчас опять приедут из прокуратуры.

Я вопросительно посмотрела на американца. Я в первый момент не сообразила, что приедут насчет Артема.

– Я решил, что отдам полученные мною фотографии вашим следователям. И наконец скину с себя это бремя…

– Это не ваше бремя, – заметила я.

– Все равно я мучился от того, что не сообщил в ваши правоохранительные органы о том, чем занимается мой бывший сотрудник. Так что этот вопрос решен. И Артем ведь пытался взять тебя в заложницы, угрожал пистолетом, ранил сотрудника правоохранительных органов? Его нужно изолировать от общества.

– Вам никогда не казалось, что Артем неадекватен? – спросила я.

Демпси покачал головой.

– Хватит об Артеме. Его в нашей жизни больше нет. Забудь о нем, Наташа. Я хотел рассказать тебе про девочек из Бразилии. Надеюсь, что про мальчиков ты все поняла.

– Девочки нашлись?

– Нет.

Я вопросительно посмотрела на американца.

– Анжелика Романицкая каким‑ то образом узнала про мой бразильский и аргентинский бизнес. И захотела в него влезть. Я сумел подать отказ под тем соусом, что женщине нечего делать в футболе. Женщин‑ агентов нет, и ее не будут воспринимать серьезно. У нас в Америке такое, конечно, не прошло бы… Мне бы еще иск могли впаять за мужской шовинизм.

– Но мы в России, – улыбнулась я.

– Да. И Романицкая это «скушала» – как говорят у вас. Но поставила другое условие: девочки. Я был против, но…

Демпси развел руками.

– Она сама всем занималась?

– Я был вынужден свести ее со своими людьми, работающими в Бразилии. Здесь она находила покупателей. Как – не знаю.

«Но явно имели прибыль и с девочек», – подумала я, но спрашивать вслух не стала.

– Вы продолжите привозить девочек? – уточнила я.

– Нет, – твердо и однозначно ответил Демпси. – Лишняя головная боль. И прибыли совсем не те – в сравнении с мальчиками. Один средний игрок может оказаться выгоднее десяти девочек. А то и двадцати. Кстати, Анжелика этого не поняла! Не разобралась! Или ей девочки ближе? Понятнее и привычнее? На ее месте я бы бился за подключение к футбольному рынку любыми способами. Более того, в вашем законодательстве нет статей о поставках латиноамериканских футболистов. А с девочками можно нажить большие неприятности. Они мне ни к чему.

– Но эти трое?..

– А какое мне дело до того, куда они делись? – посмотрел на меня Демпси. – Договаривалась обо всем Анжелика.

– Но селили их в вашу квартиру!

– У нее был ключ. Она рекомендовала купить мне квартиру в том доме. Я же вкладываю деньги в недвижимость в разных странах. В общем, этот вопрос я с вашими правоохранительными органами решил. – Демпси кисло улыбнулся. – И вообще я – иностранец. А у вас тут трепетно относятся к иностранцам. Ты же сама знаешь, Наташа.

Я кивнула и вернулась к себе в кабинет. И впервые задумалась, зачем Демпси держит своих соотечественников‑ алкоголиков, и вроде даже на руководящих постах в холдинге. Чтобы подставить, если запахнет жареным?

Через некоторое время ко мне постучался следователь, с которым мы вчера беседовали в больнице.

– Коля пришел в себя, – сообщил мне мужчина.

Я улыбнулась и сказала, что сегодня обязательно к нему заеду.

– Наталья Борисовна, скажите, был один выстрел или два? – мужчина внимательно на меня посмотрел.

– По‑ моему, один, – ответила я. – Артем развернулся к Коле и… Выстрелил он один раз. Потом я его стукнула по голове, вытолкнула из машины… Тут прибежал Тобик…

– Нет двух патронов.

Я моргнула.

– Из этого пистолета стреляли два раза, понимаете?

– Я не знаю, откуда у Артема пистолет. Я не знаю, где он мог еще стрелять. Он‑ то что говорит?

– Он говорит, что ему отдал пистолет мужчина в маске.

– Что?!

– Он искренне в это верит. Мы же врачей уже к нему приглашали. Подошел мужчина, когда Артем вываливался пьяный из бара. Предложил поговорить. Вручил пистолет. Сказал, что Артем, например, может с пистолетом наведаться в редакцию, где работал. Мужчина отдал пистолет позавчера. Артем поехал домой, отоспался, проснулся, все вспомнил, увидел пистолет, взял его и решил ехать к вашему дому, ждать вас с работы.

– Зачем? Чем я ему не угодила?!

– Кстати, он признался, что сбрасывал на вас глыбу льда, но, к его большому сожалению, не убил.

– Господи…

И тут я вспомнила про выстрел. Рассказала про Валентина, которого давно не видела, про переправленный мною в прокуратуру текст письма из полученного мною очередного конверта без штемпелей, в котором рассказывалось про «подвиги» Валентина на ниве профессионального воровства.

– Был выстрел, – сказала я, нашла в столе нужное письмо и протянула следователю. Потом вспомнила, что имелось еще одно письмо о Валентине, его тоже нашла в куче бумаг и отдала.

– Вы можете показать, куда примерно ушла пуля?

– Вы будете ее искать?!

Следователь печально улыбнулся.

– Но Артем не признался, что уже стрелял в меня?

– Нет. Утверждает, что только сбрасывал глыбу, а теперь пришел разбираться. Почему‑ то он зафиксирован на вас. Врачи объяснили, что такое бывает. Он, вероятно, хотел бы быть таким, как вы…

– Зачем?!

– Вы – положительная героиня, Наталья Борисовна. А Артем хотя бы подсознательно понимал, что сам он – персонаж отрицательный, но ничего не мог с этим поделать. Он так и оставался отрицательным, а свой гнев, свое недовольство решил вымещать на вас. А потом у него появилась идея фикс, будто вы виноваты во всех его бедах. Ну сумасшедший он, понимаете? Кто может точно сказать, какие червяки у него в голове?! Да, вам не повезло. Но забудьте о нем. Все, закрыт он, и надолго, возможно, навсегда.

– Кстати, а что с Валентином?

– Я не в курсе этого дела, но постараюсь выяснить. Или вы сами позвоните тем, кому переправляли письмо о его «подвигах».

Звонить я не стала, но про Валентина узнала вечером в больнице у Николая, куда также приехали и его приятели. Долго нам общаться с Николаем не дали, он был еще очень слаб. Его друзья из больницы пошли пить пиво. Я зашла с ними в бар, но заказала кофе, так как была за рулем.

Ребята сказали, что Валентина вызывали на допрос, но никаких обвинений предъявить не смогли. Это крепкий орешек и вообще воробей стреляный. Его так просто не возьмешь. Мало ли кто на кого какую анонимку напишет… Свидетелей захода Валентина в дом Анжелики Львовны нет. Если бы неизвестный автор хотя бы фотографии прислал – другое дело, как в случаях с певицами, актрисами, Артемом. Но фотографий нет. Отпечатков пальцев в квартире Анжелики Львовны Валентин не оставил. Оснований проводить у него в квартире обыск нет. И в любом случае он не идиот, чтобы держать украденный компромат там. Более того, сам Валентин сказал, что он бы, заимев информацию, которая была опубликована в газетах, попытался бы получить деньги, а не предлагать дурам‑ бабам идти в прокуратуру признаваться в убийстве, которого они не совершали. Это, пожалуй, стало самым веским доводом в пользу его невиновности.

Значит, кто‑ то хотел просто его подставить.

Но просто ли так он познакомился со мной? Что ему было от меня нужно? Ребята не могли дать мне ответ. Они могли только сказать, что Валентин никогда раньше не убивал и вообще для профессиональных воров это несвойственно. Ну если только в самом крайнем случае. И с пистолетами они на дело не ходят – чтобы не получить лишнюю статью.

Я распрощалась с ребятами и поехала домой. Но отдохнуть в компании с мамой и телевизором не получилось. Позвонил Демпси.

– Наташа, ты можешь ко мне сейчас приехать? Срочно!

В голосе начальника слышались истеричные нотки. Я поехала.

– Теперь что‑ то с мальчиками? – с порога спросила я.

– А? Что? – Демпси был погружен в свои размышления. – Нет, с мальчиками все будет в порядке. Двоих я уже пристроил. А один решил остаться в нашем городе…

Я вопросительно посмотрела на начальника. Он кивнул.

– Решил, что лучше пристроиться к обеспеченной русской женщине, чем играть в футбол в команде первой лиги, бегать в мороз по покрытому снегом и льдом полю… В общем, он прав. Хотя ведь женщина вскоре может найти себе другую игрушку. Но я не могу повлиять на решение парня. Я не был в его шкуре. И я не оплачивал его приезд сюда.

Я ждала продолжения.

– Мне только что звонили, – сказал Демпси. – То есть, конечно, не только что, а перед тем, как я позвонил тебе, Наташа.

– Кто звонил?

– Я не знаю. Мужчина.

– Что он сказал?

– Предложил съездить в ту квартиру… Ну, где нашли дочь банкира.

– Зачем?!

– Он сказал, что там для меня лежит подарок. И засмеялся. Наташа, ты можешь съездить со мной?

Американец был сам не свой. Я не видела его раньше в таком состоянии. Может, неизвестный сказал ему что‑ то еще, а мне он не желает сообщать все? Чтобы, например, не отказалась ехать?

Я предложила позвонить в полицию.

– Пока не будем, – сказал Демпси. – Нужно вначале самим посмотреть. Поэтому я и хочу, чтобы ты была свидетелем, Наташа. Я доверяю тебе.

Демпси сел в мою машину и всю дорогу молчал, о чем‑ то напряженно раздумывая. На этот раз лифт работал, и нам, к счастью, не пришлось подниматься пешком на семнадцатый этаж. Признаться, я не была готова на такой подвиг.

На семнадцатом этаже Демпси достал ключ, вставил в замочную скважину, открыл дверь. Я сама вначале попробовала бы позвонить. Но ведь квартира – его собственность! А он – американец. Никто не должен находиться в принадлежащей ему квартире без его ведома! Ему до сих пор было сложно принять, что кто‑ то может нарушать неприкосновенность жилища. У них ведь в некоторых штатах стрелять можно без предупреждения, если кто‑ то посягнул на твою территорию.

В квартире Демпси зажег свет и сразу же направился в комнату. Я бы для начала прислушалась. Но в любом случае в квартире стояла тишина…

– Наташа! – прозвучал напряженный голос Демпси из комнаты.

Я быстро прошла туда.

На полу лежала женщина. Мертвая женщина. Дежавю. Я закрыла глаза.

– Это Анжелика, – сказал Демпси. – Или ее двойник. Посмотри.

Я не могла не узнать свою бывшую начальницу. Она была одета в домашний брючный костюм, очень дорогой. Я видела такие в продаже и решила, что мне ничего подобное не нужно. Я дома предпочитаю расслабляться и ходить в простом халате, без макияжа, без каблуков. Но у Анжелики Львовны был молодой муж, а при таком сокровище, как Глеб Гаджиевич, не следовало появляться в халате и тапках. Я невольно обратила внимание на руки. Маникюр был безупречен. И на мертвом лице остался макияж. Даже гримаса смерти его не очень исказила. Оно определенно было узнаваемым. Лицо, прическа, цвет волос…

Ее застрелили в грудь – вся одежда в том месте и вокруг пропиталась кровью. Оружия рядом не валялось.

А ведь следователь говорил про еще один выстрел из пистолета Артема… То есть того пистолета, который пьяному Артему вручил неизвестный мужик в маске.

Но тогда получается, что в меня стрелял кто‑ то еще? Или в Валентина?

Или здесь стреляли еще из какого‑ то оружия?

– Наташа, звони в полицию, – голос Демпси ворвался в поток моих размышлений. – И своим знакомым. Ну то есть тем, кто приезжал к нам в офис. Они же оставляли свои координаты.

Знакомому, который лежал в больнице с пулевым ранением, я звонить не стала. Он все равно чисто физически не мог сюда приехать. Я позвонила тому следователю, который выезжал на задержание Артема и последним приходил в кабинет Демпси и мой. Он сказал, что все организует и чтобы мы оставались на месте и ничего не трогали. Мы с Демпси закрыли дверь в комнату и пошли на кухню.

Вскоре приехала бригада и началась работа.

– Это точно Анжелика Львовна Романицкая, которую недавно похоронили? – спросил у нас с Демпси следователь.

– Очень похожа, – сказала я. Демпси кивнул.

– Интересно, как же ее опознавали муж и сын?

– Там не осталось лица, – напомнила я. – Я бы лично не взялась за опознание.

– Так то вы! Вы с ней вместе работали! И я еще могу понять сына, тем более того, который не жил вместе с матерью. Но муж‑ то!

– Мужу были нужны только ее деньги, – вставил Демпси.

– Вы лично запоминаете тела женщин, с которыми спите? – спросил у американца следователь.

– Только какие‑ то детали. И то не всегда. Если что‑ то произвело на меня впечатление… Нет, я не смог бы точно опознать всех женщин, с которыми спал.

– А вы смогли бы? – спросила я у следователя.

– Жену – да, – однозначно ответил он, но задумался.

Через некоторое время женщину, похожую на Анжелику Львовну, увезли, нас с Демпси отпустили. Я подвезла его к дому.

– Спасибо, Наташа, – поблагодарил он.

Я поехала домой и уже оттуда позвонила Глебу.

– Ой, блин!.. – произнес молодой вдовец.

– Ты никак с женщиной разговариваешь? – донесся до меня визгливый голос.

– На, сама поговори, послушай, что она скажет! – рявкнул в ответ Глеб. – Это Наталья Самсонова, заместительница Анжелки.

Трубку у Глеба выхватили и мне резким тоном задали вопрос:

– Вы кто?

Я спокойно представилась и пояснила, зачем звоню.

– Ой, спасибо, что предупредили! – совсем другим тоном поблагодарила меня женщина. – Вы меня извините… Но вы же знакомы с Глебом…

Конечно, Глеб при помощи дорогого адвоката, нанятого его новой спутницей жизни (пока незаконной), смог представить объяснения неверного опознания. Он не может смотреть на трупы. И вообще лицо отсутствовало. А облик в целом был очень похож на облик его жены. Сын тоже нашел что сказать.

На этот раз они однозначно опознали Анжелику Львовну. И ведь мы с Демпси опознали. Возможно, органы приглашали кого‑ то еще – чтобы на этот раз быть уверенными. Может, и экспертизы какие‑ то проводили. Теперь же наука шагнула далеко вперед. А от Анжелики Львовны остались ношеные вещи, на них волоски или хотя бы один. Одного волоска достаточно для идентификации! Хотя стоило ли в этом случае тратиться на экспертизы? Я не стала уточнять эти вопросы.

Средства массовой информации смаковали детали дела. Наше здание осаждали толпы журналистов. Кое‑ кто заглядывал в «ЗАМУЖ СЮДА». Почему ж не совместить возможное устройство личной жизни с выполнением редакционного задания?

На вторые похороны Анжелики Львовны я не пошла. И Демпси не пошел. И сказал, что не даст ни рубля. И никто из наших не почтил их своим присутствием. Леночка не плакала. Я вообще не заметила ни у кого грусти, как, впрочем, и радости. Все продолжали работать, будто ничего не случилось. Или уже свыклись с мыслью, что Анжелики Львовны не будет никогда?

Я прочитала в Интернете, что похороны прошли очень скромно. Присутствовали законный муж Глеб с адвокатом, незаконнорожденный сын Константин и известный фотограф Екатерина Иванова‑ Саблезубова, которой Анжелика Львовна в свое время дала путевку в жизнь. Во время первых похорон Екатерины не было в городе. Также на кладбище были замечены сотрудники органов и представители различных изданий и телеканалов. Вероятно, ждали сенсации, но никакой сенсации не получилось. Никто ни с кем не дрался, не ругался. Екатерина плакала, сын с мужем не проронили ни слезинки. С кладбища Глеб уехал с адвокатом, Константин куда‑ то повез Екатерину. Журналисты и сотрудники органов быстро разошлись. Если кто‑ то и поминал Анжелику Львовну, то только сам по себе.

Самым интересным было то, что застрелили Анжелику Львовну из того же пистолета, из которого Артем стрелял в Николая и которым тыкал мне в бок. Правда, эта информация в СМИ не попала. Мне ее сообщили в частном порядке.

После работы я отправилась в больницу к Николаю, мне разрешили час просидеть у его кровати. Говорили мы о деле, которое нас познакомило.

– Завтра на работе попытай вашу секретаршу, – посоветовал мне Коля. – Только на работе! Вне работы с ней ни в коем случае не встречайся!

– А она‑ то при чем?

– Знаешь, пока я тут лежу, мне остается только думать. Неспроста она так рыдала. Ты помнишь, как она переживала смерть начальницы? Или той женщины? Она не лесбиянка. У нее жених есть. Я сам проверял. И «фонарь» ей не жених поставил. Ему она сказала, что на нее вечером напали во дворе.

Но еще до того, как я успела уйти из больницы, в палату буквально ворвались два приятеля Николая.

– Ой, Наташа, хорошо, что и вы здесь! Вам будет интересно! – сообщил один с горящими глазами.

– В прокуратуру из банка приходили, – добавил второй.

– От Бояринова, что ли? – спросила я. Банк у меня ассоциировался с отцом погибшей Ани. Интересно, как он? О нем в прессу в последнее время никаких сведений не просачивалось.

– Да при чем тут Бояринов?! – воскликнул один из друзей Николая. – Из банка, где работал Вячеслав, поклонник балерины Сачковой.

– И… что? – спросила я. Николай молча слушал возбужденных приятелей.

– А то, что они вскрыли его ячейку. Он держал в банке, где работал, небольшую сейфовую ячейку. Срок аренды закончился. Арендатор мертв.

– По идее, они должны были отдать содержимое наследнице. Наследница – мать, – сказала я.

– Вы же, кажется, имели счастье с ней общаться? – хитро посмотрел на меня один из приятелей Николая. – А в банке с ней общались гораздо чаще, чем с вами. И, скорее всего, она про ячейку ничего не знала, иначе бы давно прибежала в банк. Договор об аренде Вячеслав держал в своем столе. Его нашли сотрудницы, которые разбирали его бумаги и собирали пакет с личными вещами, которые отдали матери. Но, самое главное, в ячейке не было никаких денег и никаких документов!

Мы с Николаем вопросительно посмотрели на его приятелей.

– Там лежал портативный диктофон, – сообщили нам.

– Неужели записал Сачкову? – пораженно спросила я.

Мужчины кивнули.

– Она там обещает выйти за него замуж, – сказал один из приятелей Николая.

– А разве подобная запись может служить аргументом… хоть где‑ нибудь? – спросила я.

– Обещание выйти замуж само по себе не может. Даже если дано в письменном виде. Но Сачкова просит Вячеслава достать конверт с компрометирующими ее фотографиями, который хранился у Анжелики Львовны Романицкой. Она объясняет, что все конверты у Анжелики Львовны подписаны. На «ее» конверте значится «Балерина Сачкова». Вероятно, Романицкая когда‑ то показывала его балерине, раз та знала, как он выглядит.

– Она предлагает убить Анжелику Львовну?

– Нет, этого нет. Она хочет конверт и предлагает Вячеславу «делать, что хочет». Конверт в обмен на замужество.

– Интересно, ее‑ то на чем Анжелика Львовна подловила? – хмыкнул Николай.

– Наверное, на мужиках. А может, перед кем‑ то голой танцевала. На какой‑ нибудь частной вечеринке. Пока это не всплыло. Но Сачкова явно не хочет, чтобы эти фотографии стали достоянием общественности. Судя по тому, что уже всплыло на других женщин, это нечто мерзкое и сильно порочащее ее репутацию.

Я кивнула.

– И что вы собираетесь делать? – спросила я у ребят.

– Сачкову на завтра вызвали в прокуратуру. Но это, скорее всего, бессмысленно. Она опять приедет с адвокатами и будет молчать как рыба. И она на самом деле не предлагала Вячеславу никого убивать. Она просила достать конверт. И ведь не факт, что неизвестную женщину убил Вячеслав.

– Но Сачкова дала ему ключ от квартиры Романицкой, – сообщил второй парень. – И признается на пленке, что сделала с него слепок. Хвалится ловкостью своих рук.

– Но там же вроде была сигнализация!

– Про сигнализацию на пленке ничего нет, но Сачкова советует идти ночью. Может, имела в виду, что идти следует, пока Анжелика Львовна дома? И сигнализация отключена?

– И советует пытать хозяйку?! – поразилась я.

– Нет, говорит про сейф и рекомендует Вячеславу поинтересоваться на работе, как открывают электронные сейфы. Что‑ то типа «Должны же у вас быть какие‑ то универсальные открывалки! ». Вероятно, она мало что понимает в этих делах. Но Вячеслава явно выбрала еще и по этой причине. Пистолет при желании в нашем городе купить можно.

Я вспомнила, что Вячеслав один раз точно ходил к Анжелике Львовне днем – о чем свидетельствовала присланная мне анонимом фотография. В какой день? Неизвестно. Может, он в первый раз предложил выкупить фотографии Сачковой? Анжелика Львовна отказала. Тогда он и решил ее убить…

Но у него теперь не спросишь.

А Сачкова ничего никому не скажет. И теперь, наверное, будет следить, чтобы никто ничего не записал.

Или уже что‑ то записано?

Этого я, скорее всего, не узнаю никогда. Однако я могла спросить у ребят про конфеты, изъятые из квартиры и кабинета Анжелики Львовны. Что показала экспертиза?

Мне ответили, что яд был еще в двух конфетках. Во всех – разный. «Любили» Анжелику Львовну люди…

Глава 30

На следующий день на работе я отправилась в приемную к Леночке, села напротив нее и прямо спросила:

– Лена, кого похоронили вместо Анжелики Львовны?

На глаза секретарши мгновенно навернулись слезы, у нее задрожали губы, но, отдать ей должное, она пыталась держать себя в руках.

– Лена, я этого никому не скажу. Я просто хочу знать для себя. Я хочу «похоронить» это дело! Оно принесло мне много волнений, много неприятных минут. Я хочу со всем разобраться, забыть и жить спокойно!

– Вы точно никому не скажете? – шепотом переспросила Леночка.

– Обещаю тебе.

– Это моя сводная сестра. По отцу. Она сидела в тюрьме и… Но это совсем другая история.

– Она – профессиональная воровка?

– Да. И отец у меня этим промышлял. И еще она была любовницей Валентина. Ну, вы его знаете…

– Это ты меня насчет него предупреждала?!

– Ага. Я же видела, что вам какие‑ то непонятные конверты приходят без марок и почтовых штемпелей. Ну я и…

– И «фонарь» тебе поставил Валентин?

Леночка кивнула и заревела.

– За что?

– Ну как за что?! Ведь это я их навела на квартиру Анжелики Львовны! Ну, то есть я не просила их ничего украсть, хотя понимала, что они без добра не уйдут. Но мне нужен был конверт… Вы же знаете, что Анжелика Львовна на всех что‑ то имела. А я замуж собираюсь и дома хочу сидеть! Не хочу работать! Хочу ребенка родить. Анжелика Львовна как узнала, что я замуж выхожу, так сразу же напомнила мне… Неужели секретаршу новую не найти?!

– Ты много знаешь, Лена.

– И что из того? Почему мне нужно на работе‑ то оставаться? В общем, я хотела, чтобы моя сестра забрала конверт. И Анжелика Львовна меня достала! Мне хотелось, чтобы теперь она поревела, как часто ревела я после работы. Она же обожала вещи. Вот пусть бы и страдала! Мне не нужно было ее денег и драгоценностей! Я это сразу сказала и сестре, и Валентину! Я хотела, чтобы Анжелика Львовна лишилась части своих вещей!

– Кого Анжелика Львовна могла заинтересовать компроматом на тебя? Ты же не актриса, не певица…

– Да моего жениха! Он же на мне никогда не женился бы! Я же операцию по восстановлению девственности делала! А там я… с разными мужчинами. Он же меня бросил бы сразу! А я замуж хочу! Понимаете?

– Понимаю.

– Все конверты прихватил Валентин?

– Насколько я поняла – да. Но только те, которые были в сейфе. Мой был. И еще кое‑ что по мелочи. Он бы точно не стал отправлять фотографии вам, в «Желтый город», предлагать пойти с признаниями в прокуратуру… Его только деньги интересуют. Теперь‑ то я понимаю, что это все делала Анжелика Львовна. Может, хотела подставить Валентина?

– Мои координаты ему дала ты?

– Да. Простите. Но я хотела как‑ то перевести стрелки. Сказала, что ничего не знаю, нужно говорить с вами.

– Что произошло в квартире? Что тебе рассказал Валентин? Он же что‑ то рассказал?

– Ну, они проникли в квартиру… Ключи я заранее сделала. То есть слепок, это оказалось совсем несложно, тем более сестра все объяснила. Сами ключи Валентин делал. Как отключается сигнализация, я знала. Я же бывала дома у Анжелики Львовны, ну и подсмотрела.

– Твоя сестра была внешне похожа на Анжелику Львовну?

– Нет. Но она сделала такую же прическу. Мало ли кто увидит, как она заходит в дом… А по росту, фигуре… Чуть полнее. Уже в квартире моя сестра решила примерить платье Анжелики Львовны. Валентин осматривал квартиру, а она не смогла удержаться. Там же столько барахла! А у нее никогда не было таких платьев! Моя же сестра у бедных ничего не воровала! Только у богатых сук, у которых по сотне колец, по тысяче нарядов. И кулон она надела. Почему‑ то кулон лежал на видном месте.

– Что было дальше, Лена?

– Этот кретин… ой, простите, о мертвых так нельзя! Поклонник Сачковой открыл дверь своим ключом. Моя сестра ничего не слышала. А Валентин слышал. Он только сейф успел раскрыть. А когда услышал Вячеслава, просто прикрыл его и нырнул в шкаф. Поклонник Сачковой явно не знал, как выглядит Анжелика Львовна. Ну или видел ее один‑ два раза и толком не запомнил. Кого он мог еще ожидать увидеть в ее квартире? Но он же придурок! Ой! В общем, он выстрелил в мою сестру. Потом пошел к сейфу, увидел, что тот открыт, удивился. Достал оттуда все конверты, просмотрел, но ничего не взял и ушел.

– Валентин так и сидел в шкафу?

– Ну, конечно! Кто станет вылезать, если в квартире псих с пистолетом?

– Что было дальше?

– Валентин вылез, увидел, что моей сестре ничем не поможешь, забрал конверты, наверное, еще кое‑ что… Я не знаю. Он мне не докладывал.

– Твой конверт он тебе отдал?

– Да. Сказал, что в память о моей сестре.

– Все отпечатки пальцев стер Валентин?

– Не знаю. Может, он вообще был в перчатках? Я не спрашивала. Наверное, в перчатках. Он же профессионал.

– Он знал, кто такой Вячеслав?

– Тогда нет. Откуда? Но он продолжал время от времени следить за нашим офисом. После появления у нас Вячеслава позвонил мне и спросил, кто это. Я сказала.

– Он с ним встречался?

– Понятия не имею, – ответила Леночка. – Ну не буду же я ему звонить и спрашивать?!

Я тоже не стала, но имела все основания предположить, что Валентин с поклонником Сачковой все‑ таки встретился и вытянул из него всю имеющуюся информацию. И при этом так напугал его, что у несчастного влюбленного не выдержало сердце. А потом Валентин устроил «шоу». Например, для балерины Сачковой, с которой вполне может получить приличные деньги за молчание. И она тоже будет молчать и никому не скажет, что заплатила. Но кто же все‑ таки стрелял в Валентина?!

Или в меня?

Глава 31

– К вам фотографы, – сообщила мне Леночка часа через два.

Она уже полностью пришла в себя, я тоже была занята своими прямыми обязанностями.

– Какие фотографы? Я никого не жду.

– Екатерина Иванова‑ Саблезубова и еще две девочки.

– Хорошо, пусть заходят. И принеси всем кофе.

Екатерина оказалась миловидной и ухоженной женщиной примерно моего возраста или чуть старше. Одета была в дорогие фирменные вещи, но не отличалась экстравагантностью, как ее мать. Картину немного портил фингал, правда, умело замазанный. Девочкам было лет по восемнадцать, и, по словам Екатерины, они имели все шансы стать талантливыми фотографами. Она сама обучала их мастерству. Девочки недавно покинули стены детского дома, где росла сама Екатерина, получили по десятиметровой комнате в коммунальных квартирах и теперь искали работу.

– У нас нет свободных вакансий, – сказала я. – И вообще в штате всего один фотограф. Остальные – фрилансеры, как вы. Мы приглашаем фотографов по мере необходимости или берем что‑ то из предлагаемых нам снимков.

– Я прекрасно знаю, как работает ваш журнал и остальные журналы холдинга. Но попробуйте отправлять на съемки моих протеже. Попробуйте разок, а потом посмотрите, подходят ли они вам. Вам же нужно, чтобы кто‑ то фотографировал презентации, вручение премий. Кого‑ то вы отправляете на рекламные съемки.

Девочки на протяжении речи Екатерины молчали, только пили кофе.

– Вы унаследовали архив Анжелики Львовны? – прямо спросила я у Екатерины. – И там что‑ то осталось на меня?

– Я унаследовала архив, но на вас там ничего нет, – ответила Екатерина, глядя мне прямо в глаза. – Хотя мне несложно собрать досье на кого угодно… – Она улыбнулась. – Итак, я предлагаю вам сделку, Наташа. Вы даете работу и шанс моим девочкам, я отвечаю на кое‑ какие ваши вопросы.

– Я могу вам пообещать, что попробую их в деле. А дальше все зависит от них.

– Идет.

Екатерина повернулась к девочкам и кивнула. Они тут же вышли из моего кабинета и закрыли за собой дверь.

– Фотографии для Анжелики Львовны делали вы. – Мой вопрос прозвучал как утверждение.

– Что‑ то я, что‑ то – дети из детского дома, которых обучала я.

– И вы собираетесь заниматься этим дальше?

– Вы на самом деле рассчитываете получить ответ на этот вопрос? – усмехнулась Екатерина.

Я поняла, что сморозила глупость.

– Могу сказать одно, – продолжала Екатерина совершенно спокойно. – Я учту ошибки Анжелики Львовны. Она могла бы быть до сих пор жива.

– Так вы знаете, кто ее…

– Точно не знаю. Но я опасалась, что до этого дойдет… Я могу понять, почему она изначально занялась тем, чем занималась, – еще до знакомства со мной. Просто с моим появлением расширились возможности. Вначале была одна цель – деньги. И эта цель была и у меня. Но я до сих пор ставлю во главу углу деньги. На втором месте у меня идет слава. Мне мамашу нужно затмить. Знаете про мою мамашу?

– Слышала.

– А Анжелике Львовне очень понравилась власть над людьми. Вы же сами на себе это испытали. Она говорила, что это ни с чем не сравнимое чувство. Ей доставляло удовольствие чем‑ то держать людей, причем как можно большее количество, лучше – вообще всех. По‑ моему, это патология.

– Я не верю, что ее перестали интересовать деньги.

– Их, конечно, никогда не бывает много, но она утолила первый голод. И не только первый. В общем, ей и без продажи снимков хватало на все. Власть доставляла гораздо большее удовольствие. Но вы же сами знаете, что она использовала снимки опосредованно – заставляя «героев» участвовать в каких‑ то концертах, постановках. За это получала хорошие комиссионные. А потом ей еще захотелось поэкспериментировать…

– В смысле?

– Она дала многим людям понять, что, возможно, уедет навсегда. Я не знаю точно, кому она что говорила. Длительный отпуск для решения каких‑ то таинственных проблем, а там будет видно… Что‑ то такое. Насколько я понимаю, она всем говорила разные вещи, вероятно, в зависимости от того, что у нее на кого было. В квартирах были установлены камеры. Она хотела посмотреть, кто придет воровать, а кто придет убивать. Она подозревала, что кто‑ то придет в последний день ее пребывания в городе – чтобы долго не искали. И народ ведь к ней толпами шел!

– Перед отъездом?

– Перед предполагаемым отъездом. Она ведь никуда не уезжала и не собиралась. Ну а сколько человек потом попытались влезть! И забрались в квартиру! Мы же специально сигнализацию отключили, а потом еще и дверь оставляли открытой. Вы бы слышали реакцию на труп! Все же приходящие считали, что застрелили Анжелику Львовну! И еще она заказала три копии своего любимого рубинового сердца с золотыми прожилками, которое носила на шее. Конечно, это были дешевые копии. Все сперли!

– И все эти записи сохранились?

– Конечно, – пожала плечами Екатерина.

– Поэтому она и могла пожертвовать кое‑ какими старыми съемками?

– Да. Новые были гораздо серьезнее. Ну и, как она сама выражалась, «в воспитательных целях» нужно было кое‑ чем пожертвовать.

– Значит, у вас есть и запись убийства?

Екатерина усмехнулась.

– Да не побегу я в правоохранительные органы! – воскликнула я. – Просто скажите: на самом деле Вячеслав?

– На самом деле. Мы обе этого не ожидали… Но для меня это – еще один урок жизни. И все случившееся… Нельзя играть чужими судьбами так, как играла Анжелика Львовна. Нельзя ставить на людях эксперименты. Хотя бы потому, что нельзя предсказать, как поведет себя тот или иной человек, если его загнать в угол.

– Что случилось с Аней Бояриновой?

– Неудачно упала, – вздохнула Екатерина. – Я вообще не понимаю, зачем она приехала к Анжелике Львовне? Меня там не было!

«Значит, мог быть и не несчастный случай? »

– Они же все вопросы решили! Аня получила все, что у Анжелики Львовны было на нее… И не только на нее саму.

– А что взамен получила Анжелика Львовна?

– Акции «Life & Style».

– Что?!

– Анжелика Львовна теперь единоличная владелица конкурирующего с вами журнала. Она собиралась уходить от вас и делать журнал так, как считает нужным она сама.

«И ты мне тут говоришь про несчастный случай?! Не верю! Хотя никогда не узнаю точно… Явно что‑ то не поделили с Анжеликой Львовной. Скорее – акции. Или не только акции…»

И еще я подумала, что Аня, наверное, умерла не в той квартире, где я сама ее нашла. Значит, ее перетащили наверх? Какой цинизм!

– Кстати, Анжелика Львовна планировала взять к себе Артема и Люсю. Вас, Наташа, – нет, – тем временем продолжала Екатерина. – Вы, по ее словам, слишком правильная. Но и Люся, и Артем наотрез отказались.

Я моргнула.

– И после этого Демпси получил снимки Артема с малолетками? А «Желтый город» – снимки Люсиных родственников?

– Все было не совсем так. Анжелика Львовна считала, что после публикации в «Желтом городе» Демпси уволит Люську, а она ее подберет – несчастную, никому не нужную, с подмоченной репутацией. Но она просчиталась. Снимки вызвали жалость и уважение. Тем не менее я позвонила. Безрезультатно. Артему я звонила до отправки снимков Демпси и предлагала работу. Я не представлялась, только сказала, что я от нового владельца. Он послал меня подальше. Он думал делать карьеру у Демпси, считал, что тут открываются новые возможности. Я звонила три раза. Потом Демпси получил фотографии и Артема уволил.

– То есть Анжелика Львовна думала заполучить их обоих по дешевке?

– Да. Не получилось в обоих случаях.

– А что с Валентином?

– Ему показали запись – как он заходит в квартиру, как вскрывает сейф. Валентин соображает быстро.

– И он стал членом вашей маленькой команды?

– Нет, членом команды не стал, но выполнял кое‑ какие поручения.

«И вы втроем устроили представление в квартире талантливой актрисы, которая запустила пепельницей в «коллег»? И тебе попало в глаз за не самую талантливую игру? »

– Кто стрелял в Валентина? Или в меня?

Екатерина рассмеялась.

– Но ведь вас даже не ранили, не правда ли? – спросила она с хитрой улыбкой. – А Валентину было очень полезно почувствовать, как пуля просвистела совсем рядом с его головой. Очень помогает, знаете ли. В воспитательных целях. Но опять же нельзя доводить человека до грани…

– Вы хотите сказать, что это Валентин ее…

– Меня там не было.

Мог Валентин убить Анжелику Львовну? Потом вручить пистолет пьяному Артему, про которого знал. Направить того ко мне… Наверняка решил, что я обо многом догадалась или догадаюсь в ближайшее время. Или Леночка расколется… Мало ли, что он раньше был просто вор и никогда никого не убивал…

Но где он ее убил? Тоже в квартире этажом ниже, а потом перетащил наверх? Откуда он мог узнать про квартиру, принадлежащую Демпси? Или он участвовал в перетаскивании Ани, а потом воспользовался «ноу‑ хау»? Хотя странно…

Или Анжелика Львовна использовала квартиру Демпси для встреч, не желая показывать Валентину свое новое жилье?

В общем, я не очень поверила в убийство Анжелики Львовны Валентином.

– Кстати, а вы не в курсе, куда делись девушки из Бразилии? – спросила я у Екатерины.

– Мы их забрали из квартиры Демпси. Анжелика Львовна очень веселилась, представляя его лицо. Они отправлены по адресу. Поэтому Демпси никто и не предъявлял претензий. Анжелика Львовна решила обходиться без него.

– Что вы собираетесь делать дальше? – спросила я у Екатерины.

– Работать, – пожала плечами она.

– А наследство?

– Какое наследство? От Анжелики Львовны?

Я кивнула.

– Завещания нет. Она не собиралась умирать. Наследство будут делить Глеб и Константин. А я и так неплохо заработала при помощи Анжелики Львовны. И сделала для себя очень важные выводы.

Эпилог

Прошло полгода после настоящей смерти Анжелики Львовны. Николай переехал жить к нам с мамой. Оказалось, что у него есть своя комната в жуткой трехкомнатной квартире с двумя глухими бабками и текущим потолком. Здоровье у него полностью восстановилось, только шрам всегда будет напоминать и мне, и ему, что он меня спас от пули. Артем проходит принудительное лечение. Жена официально развелась с ним и ни разу не навестила.

Все журналы Демпси выходят, как и раньше, он утвердил меня главным редактором «Dolce Life». Время от времени мне приходится встречать прилетающих к нам бразильских мальчиков. Демпси колесит по России, договариваясь о поставках игроков. Константин, сын Анжелики Львовны, от нас ушел и возглавил «Life & Style», став моим главным конкурентом. Ведь он унаследовал акции матери. Насколько я поняла, с Глебом они обо всем договорились. Да Глеб и не претендовал на журнал. Глеб получил старую квартиру Анжелики Львовны, в которой когда‑ то проживал сам, и вроде бы на этом успокоился. Константин перебрался в новостройку.

Балерина Сачкова отделалась легким испугом и отправилась на долгие гастроли по Европе, потом Америке. У нее на самом деле хорошие адвокаты. Вот только очередной жених сорвался с крючка.

Секретарша Леночка вышла замуж, ждет ребенка. Я наняла другую. Люся все так же успешно возглавляет журнал «Girl Guide». Лукас, приезжая в Петербург со своей командой, не забывает заглянуть к ней в гости.

Вроде дело Анжелики Львовны стало забываться, нигде не всплывал никакой компромат, но в один прекрасный день Николай вернулся домой мрачнее тучи и сообщил, что известного мне Валентина взяли на краже.

– И что?

– Чтобы скостить срок, он слил весьма любопытную информацию.

– Об Анжелике Львовне?

– О какой Анжелике Львовне? О ее сыне и взятой ею под крылышко Екатерине Ивановой‑ Саблезубовой.

– А что они?

– Они – любовники, и уже давно! Спелись еще задолго до смерти Анжелики Львовны. Сейчас живут вместе, но не регистрируют отношения официально. У них же соседние квартиры в той новостройке!

Я моргнула.

– Ты что, ничего не понимаешь? Зачем Валентину было убивать Анжелику Львовну? Ему это ничего не давало! В крайнем случае любой компромат на себя он мог украсть! Подумай, кому это было выгодно! К тому же яблоко от яблони… Как, впрочем, и Екатерина. Спелась эта парочка. Очень подходят друг другу. Хорошо хоть, что тебя решили больше не трогать. Решили, что ты поверила Екатерине, больше никуда не лезешь, расследованиями не занимаешься. В общем, для них не опасна. По словам Валентина, они оба больше всего опасались тебя. Анжелика Львовна была о тебе очень высокого мнения.

– А я не оправдала ее надежд…

– Ты все оправдала! Ты делаешь прекрасный журнал, тобой страшно доволен Демпси. А «Life & Style» теряет читателей.

– И что теперь?

– Теперь мы будем постоянно следить за этой парочкой. Должны же они допустить какую‑ то ошибку. Раньше, позже, но должны. Просто нужно быть к этому готовыми.

– Значит, это все… Сын и протеже? Спевшиеся за спиной Анжелики Львовны? Но как можно убить мать?!.

– Ты же знаешь, что она его бросила? И на кону были деньги и имущество. Для него – очень существенное наследство. Ну а девочка из детского дома решила, что дальше справится без наставницы. Тем более появился такой помощник. Хотя эти пауки могут и сожрать друг друга. Один из двоих может захотеть получить все. Кто их знает… Подождем. Посмотрим. А вообще, Наташ, давай официально зарегистрируем отношения?

– На мне можно жениться, потому что я – не наследница? – рассмеялась я.

– И по этой причине тоже, – серьезно ответил Николай.

[1] Dolce Life – сладкая жизнь (итал. – англ. ) – прим. автора.

[2] Girl Guide – путеводитель для девушек (англ. ) – прим. автора.

[3] Энд – and – и (англ. ) – прим. автора.

[4] Life & Style – жизнь и стиль (англ. ) – прим. автора.