Брюс Стерлинг 16 страница

– Давай-ка выпустим ее сегодня вечером погулять по подиуму, – предложил он. – Шоу в Риме – это всегда хаос. Но это очень стильный хаос.

– Ты не должен этого делать, Джанкарло. Костюм из легкого пластика и тот не выдержит.

– Я знаю, ты решил немного подшутить надо мной с этим старым костюмом, но мы можем все поправить. А она умеет ходить как надо?

– Немного умеет.

– Она очень молода, ей простят, если что-то не так. – Виетти вопросительно взглянул на нее: – Ваше имя?

– Майа.

– Малышка, у меня здесь очень хорошая команда. Позвольте мне представить вас. Вы можете пройтись перед этой славной публикой? Они ужасно старые, у них эти глупые наглазники и слишком много денег. – Виетти по-дружески подмигнул ей, хотя между ними был водораздел в целое столетие.

– Конечно могу. – Она была непосредственна и очень счастлива.

Виетти искоса посмотрел на Новака:

– Йозеф, прошу тебя, несколько фотографий для моего небольшого сайта.

– Нет, не могу, – отказался Новак. – У меня нет с собой подходящего аппарата и вообще нужного оборудования.

– Ну, Йозеф, по старой дружбе, а? Ты можешь воспользоваться аппаратом Мадраски. Он позер, дурак, но в любом случае мне не откажет.

– Я давным-давно не снимал моду. По правде сказать, в последнее время я больше снимал яичную скорлупу и паутину.

– Йозеф, после того как ты потрудился ее надеть! Не стесняйся. Лицо ужасное, это верно. Какая-то наивная косметика, настоящий китч. Но мы еще увидим, какое у нее лицо. И парик просто жуткий... Но она так сексуальна, Йозеф! В двадцатые годы все были очень сексуальны. Даже я был тогда хорош. – Виетти ностальгически вздохнул. – Ты помнишь, каким я был?

– Когда ты молод, даже луна и звезды возбуждают.

– Но в двадцатые годы люди умирали совсем молодыми, и каждый был сексуален, все вокруг было сексуальным. Даже СПИД был сексуальным в двадцатые годы. У меня в коллекции нет ни одной сексуальной вещи, и твоя девушка станет сегодня вечером моим сексуальным сюрпризом. Это будет забавно. Барбара о ней позаботится. – Он взмахнул веерами на поясе и хлопнул в ладоши: – Барбара!

– Вам очень повезло, – тихонько сказал Новак Майе. – Он надеется на вас. Не разочаруйте.

Она шепнула в ответ:

– Он не собирается мне платить, не так ли? Я смогу это сделать, если он не станет мне платить.

– Я этим займусь, – заверил ее Новак. – Будьте посмелее.

Барбара была главным ассистентом Виетти. Она говорила с вест-эндским лондонским акцентом. Крупные черты ее лица и черные курчавые волосы причудливо сочетались с персиковой кожей и хрупкостью юной девушки с полотен прерафаэлитов. Деловитая и трезвая, Барбара одевалась строго и со вкусом, как дипломаты высокого ранга. Ей было восемьдесят лет.

Барбара повела Майю в гримерную, где толпились манекенщики. Перед ярко освещенными видеозеркалами сидело около десятка полуодетых, потрясающе красивых мужчин. Они болтали, поигрывали бицепсами и тщательно одевались.

– Это Филиппе, теперь он о вас позаботится, – сказала Барбара и усадила Майю в красное кресло.

Филиппе, невысокий человек с крошечным ротиком, напомаженными белокурыми волосами, в огромных наглазниках, взял ее за руку, быстро взглянул и в ужасе отпрянул.

– О боже, нет! – воскликнул Филиппе и отправился за скребком, очищающим кремом, полотенцами, щетками для волос, стал звать парикмахера.

Двое сидевших поблизости манекенщиков оживленно разговаривали.

– Ты видел Томи сегодня вечером? Что с ним случилось? Он совсем обрюзг. Жутко растолстел.

– Все это зрелище для детишек или сумасшедших. Когда у тебя ребенок, это еще куда ни шло, но если у ребенка уже свой ребенок, то ты меня извини.

– А как твой новый дом, Брэнд?

– Пока что все в порядке, но нужно еще просверлить до сейсмической зоны. И это меня тревожит.

– Нет, ты не должен откладывать. Тогда ты и Бобби все раскопаете и установите там какое-нибудь стабилизирующее оборудование, какой-нибудь симпатичный определитель... Я просто зеленею от зависти. – Манекенщик проверил свое видеозеркало. На экране возникло его изображение в анфас. – Ну как мои глаза, с ними все в ажуре?

– Ты опять изменил их форму?

– Нет, на этот раз придумал новенькое.

– Эдриан, твои глаза еще никогда так хорошо не выглядели. Серьезно говорю.

– Спасибо. Я рассказывал тебе, что меня призвали в армию?

– Ты шутишь. – Брэндон без всяких усилий дважды сделал колесо и оперся ладонями о пол. Он сделал стойку. Его мускулистые ноги дотянулись кончиками пальцев до потолка. Тело, принявшее позу ныряльщика, напоминало бронзовую статую.

– Ну что же, – отозвался Эдриан, – мои медицинские показатели довольно высоки, и к тому же социальная помощь, но знаешь, они просто свора грязных стукачей. Разве не так? Но армия! Я хочу сказать, что в наши дни в современном обществе у вооруженных сил должна быть какая-то власть! Вдали от гражданки должны же быть серьезные ребята, готовые крепко ударить, когда понадобится, и назвать вещи своими именами. Верно?

Брэндон пошатнулся, безуспешно пытаясь встать на ноги. Он поглядел в зеркало на свой втянутый мускулистый живот, нахмурился. Встал на ноги и нашел эластичный ремень.

– А ты долго служил?

– Пять лет.

– Нет проблем, ты мог составить план на пять лет. – Брэндон с резким чмокающим звуком застегнул пояс тугой пряжкой. – И ты выдержал все армейские нагрузки?

– Да, меня там любили. И сразу отправили в офицерское подразделение.

– Ты не страдал от простатита?

– Простатит в прошлом, но сейчас он вновь о себе напомнил, давит иногда. А на уик-энд я ездил на базу в Каир. – Эдриан внезапно осекся. – Филиппе, что ты делаешь с бровями этой девушки?

– Я тороплюсь, у меня считанные минуты, – пожаловался Филиппе.

– Это платье для показа, а значит, на время. Ты бы мог сделать девочке брови тоже на время, в стиле двадцатых годов. Не нужно просто выщипывать их, словно она фурия или вроде того. Это несерьезно. – Эдриан покровительственно, по-отцовски потрепал Майю по плечу. – Что-то я не видел тебя здесь раньше, крошка. Ты впервые с Джанкарло?

– Да, я вообще впервые участвую в показе.

– Брэндон, послушай-ка ее, она американка.

– Ребята, вы американцы? – удивилась она.

– Точно, – улыбнулся Эдриан. – Европейцы любят американских парней – широкоплечих, мускулистых, молчаливых, словно скала, двух слов связать не могут. Почему бы нас не любить?

– Они любят в нас мужественность, – заявил Брэндон. – И хорошо за это платят. Вам платят за мужественность, потому она убийственна. – Он рассмеялся.

– У вас расширенные поры, дорогая, – задумчиво сказал Филиппе. – Вы купались в плесени?

– Только раз.

– Вам нужно это делать. Обязательно! У меня есть вытяжка из плесневых грибов, она способна творить чудеса. Попробуйте и сами убедитесь. А сейчас мне нужно увеличить вам лоб и подровнять верхнюю губу. Это может быть довольно болезненно.

Пинцеты щипали, щетки вибрировали, проступили жирные пятна, пудра отреагировала и впиталась.

Через полчаса мужчины были уже полностью одеты. Некоторые уже вышли на подиум.

Филиппе показал Майе ее новое лицо.

У нее не раз менялось лицо, она делала косметические операции в течение многих десятилетий. Как правило, это были несложные процедуры, общепринятые, но, в сущности, никчемные. Некоторые носили функциональный характер, были высокотехнологичными и по-настоящему эффективными – после них лицо становилось «сырым», неотделанным. С таким лицом лучше всего было оставаться дома, в теплой темной комнате, и набираться сил. Но Филиппе проделал искусную работу. Это было прежде всего лицо Майи – но сияющее и без единого изъяна. Изогнутые и чуть подкрашенные ресницы. Тени на веках. Брови вразлет. Шелковая кожа. Ясные зрачки и яркие белки глаз. Губы как два свежих лепестка. Законченное лицо. Человеческое совершенство. Потом на нее надели новый парик, и она стала самой красотой. Это был очень искусно сделанный парик. Он был создан в знаменитом доме европейской моды, там никогда не совершали небрежной работы. Это был просто изумительно красивый парик. Из густых, в высшей степени естественных, блестящих белокурых волос. Дорогой, удобный и столь же удачно сконструированный, как роскошный лимузин.

Парик пришелся ей впору и облегал ее бритую голову плотнее, чем собственные волосы. Когда эти локоны коснулись ее шеи и плеч, она поняла, что о таких волосах любая женщина может только мечтать.

Раздались волнующие звуки гонга. Комнату покинули последние манекенщики. Их сменили лениво вошедшие манекенщицы. Они были высокими, худенькими и полностью одетыми, если не считать необутых ног. Туфли всегда доставляли массу неприятностей, и нервничающие участницы показа то снимали, то надевали новую обувь. Усталые и безразличные манекенщицы выпили настойки, сделали ингаляцию и съели крохотные калорийные палочки с палец величиной. Они едва притронулись к оливкам. Руки моделей манерно подносили к накрашенным губам кусочки, беря их из красиво сервированных тарелок.

Манекенщицы были пожилыми женщинами и выглядели так, как должны выглядеть современные пожилые женщины, находящиеся в отличной форме. Они были похожи на спортсменок, страдающих аменореей. На зрелых гимнасток, полностью утративших юношескую живость. Никаких типичных признаков старости в глаза не бросалось, но они были хрупкими и держались несколько скованно. Все манекенщицы казались высокомерными, изысканными, на редкость сильными, с большими миндалевидными глазами. Можно было представить, что они легки как пушинки.

Их облегающие разноцветные платья подчеркивали узкие бедра и совсем не обрисовывали грудь. Глядя на одежду, ты понимал, что наряды могут быть элегантными и даже женственными, но абсолютно не сексуальными. Великолепно скроенные и сшитые платья, довольно строгие, типичные для банковских служащих, они больше походили на платья дворцовых евнухов из тайного города китайских императоров. Декольте на платьях обнажали кожу, но такая кожа могла быть у пловчих, переплывающих Ла-Манш.

Платья были щедро украшены перьями. Не нежные экзотические перышки, а собранные в пучки, как стрелы в колчане. В этот весенний сезон Джанкарло отдал перьям предпочтение. Кропотливая работа придала украшениям из перьев воздушность, платья выглядели чрезвычайно роскошно.

– Речь идет не просто о сокращении риска, – сказала модель, сидевшая неподалеку от Майи, – вы получаете взамен шесть или пять процентов ставки.

– Я не уверена, что правильно выбрано время для фондов медицинской взаимопомощи, – заметила другая манекенщица. – Кроме того, я католичка.

– Никто не говорит, что нужно пользоваться запрещенными средствами, достаточно просто сделать пожертвования, – терпеливо разъяснила первая модель. Она была трогательно красива и своей одухотворенностью немного напоминала одну из фигур боттичеллиевской «Весны». – Спроси когда-нибудь любого банкира из Ватикана, дорогая. Они все очень милые и быстро с этим разберутся.

Вторая модель удивленно поглядела сначала на Майю, а потом на свои часы.

– Когда ваш выход?

Майа приложила ожерелье к уху:

– Простите, я не говорю по-итальянски.

– Ваши алмазы немного старомодны. Мне нравятся алмазы, – проговорила вторая манекенщица медленно, но правильно по-английски. – А вот прическа у вас не слишком хороша. Она чересчур элегантна, это не в стиле двадцатых годов.

– Вы очень привлекательны, – любезно сказала ей первая модель.

– Motte grazie, – равнодушно поблагодарила ее Майа.

– Для сексуальных женщин теперь нужно выпускать больше модных вещей, жаль, что у сексуальных женщин не хватает денег, – продолжила первая модель. – Когда я была молодой и хорошенькой, мне платили столько денег! А сейчас для молодых девушек настали трудные времена, и продать свою привлекательность нелегко. Это и правда несправедливо, совсем не справедливо.

Шоу было в самом разгаре, до Майи периодически доносились взрывы аплодисментов. Ей принесли платье от Виетти, только-только из-под иголки и еще не успевшее, так сказать, остыть. Платье оказалось ей к лицу и было абсолютно впору, как и то, дешевое, подаренное Новаком. Но стилисты Виетти были на этот счет иного мнения. Они раздели Майю – она вздрогнула не только от холода, но и от их бесстрастных взглядов и проворных рук. Над ней принялись работать двое мужчин и три женщины. Они торопливо разрезали ее платье острыми, как бритва, керамическими ножницами и стали разрисовывать ее покрывшуюся пупырышками кожу узорами. В спешке они чрезмерно обузили платье, оно ей стало чуть тесновато. Потом ей дали туфли, ошиблись в размере, и она с трудом передвигалась в этих крохотных лодочках. Она была уже на выходе к подиуму среди взволнованных дизайнеров, как к ней подбежал Филиппе и подправил грим.

Раздался гонг, и она вышла из-за кулис на подиум, ступая заученной походкой. Яркие потоки света ослепили ее, словно несколько полных лун, а зрители в партере слились в сверкающую массу наглазников и казались ночными призраками на блескучей глади болота. В зале зазвучал один из шлягеров двадцатых годов, и она узнала эту песню. Когда-то она казалась ей слащавой, но теперь в мелодии слышалось что-то давно забытое, очень простое, даже первобытное. Идеальная музыка для триумфального шествия оставшихся в живых ископаемых.

Они одели ее как обольстительную молодую женщину 2020-х годов. Шутка, маленькое сотрясение основ устойчивой структуры. Потому что в действительности, в суровой реальности, она и была молодой женщиной в 2020-е годы. Но тогда никакой обольстительности в ней не было ни капли, даже на миг, ведь она слишком много работала и отличалась излишней осмотрительностью. А теперь, благодаря живительной инъекции стильности, ей удалось взять реванш и победить себя. К ее радостному возбуждению примешивалась ностальгия, она сознавала, что происходит сию минуту, и от этого чудесного сплава эмоций ее голова пошла кругом.

Работающие в зрительном зале камеры вспыхивали ярким белым светом, и, когда она обошла подиум, этот ослепительный свет взорвался. Майа чувствовала собственное сияние. Она потрясла зрителей. Она поворачивалась перед их прикрытыми линзами глазами, вызывая у собравшихся эйфорию воспоминаний. Она была в центре всего – красавица, вамп, роковая женщина. Она была сама Любовь, презирающая смерть, восстающая из пепла, гордо шествующая среди жалких смертных. Она сокрушила их своим неотразимым обаянием. Воскресший дух в стильном миланском платье, повернувший время вспять. Она заставила их полюбить себя. В конце дефиле Майа сделала легкий пируэт, чуть-чуть откинулась назад, шаркнула ногой, притопнула и вызывающе улыбнулась, не скрывая своего превосходства. Она чувствовала себя выше их и была столь плотно защищена этим лунным светом, что сидевшие в зале, эти темные, низкие, ничтожные существа, боялись шелохнуться. Выход и дефиле на подиуме отняли у нее все силы. Ей не хватало воздуха, она задыхалась от волнения и нахлынувших чувств. К подиуму подлетел белый журавль, но смутился, поняв, что появился здесь прежде времени. Он взмахнул белыми крыльями и неуклюже спланировал в зал, заковыляв между рядами на своих тонких высоких ногах. Майа остановилась, немного помедлила, затем круто развернулась и послала зрителям воздушный поцелуй. В ответ защелкали камеры, и зал на мгновение исчез в каскаде белых вспышек.

За кулисами ее затрясло от озноба, она рухнула на какой-то стул в углу и старалась отдышаться. Толпа продолжала неистово аплодировать. Потом послышалась новая мелодия, и, словно ангел на роликах, на подиум проскользнула другая модель.

Новак отыскал ее. Он улыбался.

– Ну, вот она, храбрая девушка! Не хочешь выйти еще раз?

– Я была в порядке?

– Не просто в порядке, а гораздо лучше! Ты выглядела как балованный и порочный, совсем испорченный ребенок. Это было очень мило и к месту.

– А Джанкарло доволен?

– Понятия не имею. Наверное, он думает, что ты ужасная нахалка, так ты вихляла попкой. Но не волнуйся, мы с тобой отлично проведем вечер. Нам лучше побыть вдвоем. – Новак хихикнул. Она еще не видела его в столь приподнятом настроении. Он был похож на человека, только что загнавшего бильярдный шар в лузу. – Джанкарло сейчас подойдет, он всегда появляется, стоит ему услышать, что о тебе, то есть о его модели, заговорили. Джанкарло умный и чуткий. Он знает, что такое успех, его не проведешь. Он никогда не спешит с оценкой, пока не увидит, как отреагировала публика.

Майа с трудом приходила в себя, оправляясь от захлестнувших ее чувств. Реальный мир внезапно показался ей таким серым. Повседневным, мелким, неинтересным.

– Я сделала все, что могла.

– Ну конечно ты сделала, конечно сделала, – успокоил ее Новак. – Не надо плакать, дорогая, сейчас все в порядке. Мы получили удовольствие, и для нас все теперь по-другому. Они нанимают профессионалов для показов, а ты была очень искренней. Такое невозможно купить. – Новак взял ее за локоть и повел за сцену.

Он молча налил ей холодной чистой воды и протянул чашку своей единственной рукой.

– Это замечательно, – задумчиво произнес он. – Ты не можешь демонстрировать украшения, выгодно подавать их, потому что ты совсем неопытна. Но впечатление было потрясающим! Видеть тебя здесь, на подиуме, все равно что смотреть старое видео. Некая американская девушка в тесных туфлях трогательно гордится своим роскошным платьем. Какой эффект дежа-вю, какое ощущение, как след погасшей звезды! Это невозможно подделать!

Майа вытерла слезы и попыталась улыбнуться.

– Ой, что я наделала! Я испортила всю работу Филиппе, а он потрясающе накрасил мне глаза.

– Нет-нет, не переживай, сейчас не время. – Новак в раздумье почесал свой подбородок. – Майа, мы сделаем настоящие снимки. Вместе. Мы можем взять твоего Филиппе, пусть он поможет нам в работе, мы заплатим. Когда ты выполняешь задания Джанкарло, хорошо иметь под рукой знающих дорогих мастеров, которым можно выписать счет.

– Мне надо пойти поблагодарить Джанкарло. Ведь так? Он оказал мне огромную любезность, позволив выступить... Я хочу сказать, в сравнении с этими профессионалами... И они были очень добры ко мне, они совсем не ревновали.

– Они ветераны. А ты слишком молода, чтобы вызывать у них ревность. Ты можешь поблагодарить приятеля Джанкарло через Сеть. А теперь нам лучше уйти. Ты побила их наголову, победила, дорогая. Побила их, как старых больных псов! Пойдем. Всегда нужно уходить чуть раньше, если хочешь еще что-то получить.

– Да, но мне нужно будет переодеться.

– Останься в этом платье. Ты можешь его сохранить. Им нужно спешить, а значит, они его спишут.

– Но мне все же следует вернуть им этот чудный парик.

– Парик мы тоже оставим себе. Он нам пригодится. Хотя бы затем, чтобы они позвонили нам.

Она с трудом сняла нещадно жавшие туфли. А когда вышла из гардеробной, то обнаружила, что Новак распростер свою единственную руку и судорожно хватал воздух. Как будто силился отогнать призрачную стаю мошкары. Он не сошел с ума, а лишь смотрел сквозь линзы в своих наглазниках. Потом он заказал такси.

Новак молча провел Майю через лабиринт подсобных помещений. Встречавшийся на пути персонал дружелюбно их приветствовал, ее поздравляли и подшучивали на свой манер, снисходительно и слегка фамильярно. Они выбрались из здания через черный ход за сценой. На улице похолодало, чуть подморозило, так что у них перехватило дыхание. Она почувствовала, как холодные струйки пота потекли у нее по шее и между лопаток. Ее зазнобило.

За углом они увидели поджидавшую в темноте кучку папарацци. Журналисты бросились к ним, выкрикивая по-итальянски. Судя по тому, с какой резвостью они пустились вдогонку за Новаком и Майей, это были молодые парни. Нимбы пляшущего света оптоволоконных камер озаряли мокрую набережную. Польщенная, Майа улыбалась им. Ее реакция подстегнула воодушевление папарацци, и они загалдели еще громче.

– Кто-нибудь здесь говорит по-английски? – спросила Майа.

Папарацци окружили их и уставились на нее сквозь свои сверкающие линзы, торопливо переспрашивая друг друга. Сквозь кольцо пробилась молодая женщина и остановилась рядом с Новаком и Майей.

– Я говорю по-английски. Вы хотите нам что-то сказать?

– Разумеется.

– Отлично. А мы хотели бы знать, как вам удалось прорваться?

– Что вы имеете в виду?

– Например, как вы добились этого успеха? – уточнила девушка, поспешно вынув переводчик из ушной раковины. Она была американкой. – Вам кто-то помогал?

– Да, конечно да.

– Вы обязаны этим вашему спутнику? Он ваш спонсор? Какие у вас с ним отношения, скажите честно? И кстати, как вас зовут и кто он такой?

– Меня зовут Майа, а это мистер Йозеф Новак. И в наших отношениях нет ничего предосудительного.

– Не говори им об этом! – засмеялся Новак. – Если я стану причиной скандала, это растрогает меня до глубины души.

– Как вы познакомились с Джанкарло Виетти? Сколько вам лет? Откуда вы?

– Не говори им ничего, – посоветовал ей Новак. – Пусть эти бедняги кормятся слухами и сплетнями.

– Ради бога! – взмолилась бедная журналистка. Она протянула Майе визитку. На этой убогой карточке не значилось ничего, кроме имени и сетевого адреса. – Может быть, вы дадите мне интервью позже, синьорина Майа? Откуда вы?

– А откуда вы сами? – задала ей вопрос Майа.

– Из Калифорнии.

– Из какого города?

– Из Залива.

Майа изумленно взглянула на нее.

– Подождите минутку! Глазам своим не верю. Ведь я вас знаю. Вы Бретт.

Девушка засмеялась.

– Простите, но у меня другое имя.

– Но это правда! Вас зовут Бретт, у вас был приятель по имени Грифф, я как-то купила у вас жакет.

– Что же, меня зовут не Бретт, а если у кого-то оказался один из моих жакетов, то уж явно не у модели Джанкарло Виетти.

– Вы Бретт, у вас еще была змея! Ради бога, скажите, что вы делаете здесь, в Риме, Бретт? И что случилось с вашими волосами?

– Хорошо, так и быть. Мое имя Натали. А что я здесь делаю, вы и сами видите. Я слоняюсь по набережной рядом с показами моды и собираю всякие сплетни, вот что. – Бретт сняла наглазники, печально и удивленно поглядела на Майю. – А откуда вы столько всего обо мне знаете? Неужели я и правда с вами знакома? Но как? Где?

– Но это же я, Бретт. Это я, Майа, – проговорила Майа, дрожь пробрала ее с головы до ног. И внезапно она почувствовала себя очень плохо. Ее подташнивало, закружилась голова.

– Вы не можете меня знать, – настаивала Бретт. – Я вас прежде никогда не видела! Что здесь происходит? Почему вы хотите меня одурачить?

– Нас ждет машина, – напомнил Новак.

– Не уходите, – схватила ее за руку Бретт. – Вам известно, что миллионы девушек готовы пойти на все, лишь бы им повезло сделать то же, что и вам? Что нужно сделать мне, чтобы добиться удачи? Ответьте ради бога!

– Не трогайте ее, – проворчал Новак. Бретт отпрянула назад, точно от удара. – Если ты уже узнала, что здесь к чему, – сказал он ей, – то завтра же возвращайся домой! Полежи на пляже, стань нормальной молодой женщиной, живи и дыши! Здесь ты ничего не найдешь! Они были в этом уверены задолго до твоего рождения.

– Я так плохо себя чувствую, Йозеф. – Майа чуть не плакала.

– Садись в такси. – Новак подтолкнул ее в машину и усадил. Дверцы захлопнулись. Ошеломленная Бретт застыла на набережной, потом бросилась к машине, забарабанила в окно и что-то неслышно выкрикнула. Такси отъехало.

На следующее утро она получила по Сети несколько писем. Виетти прислал ей белые туберозы. Было восемь звонков от журналистов, освещающих модную тему. А один позвонил из вестибюля отеля. Он тоже снял здесь номер.

Чтобы их не обнаружили, они позавтракали в номере у Новака.

– Ты не в том состоянии, чтобы разговаривать с журналистами, – убеждал ее Новак. – Запомни, журналисты – это смертные враги знаменитостей. У них адреналин выбрасывается в кровь, когда они находят любой повод уязвить тебя или унизить.

– Я не знаменитость, – возразила Майа абсолютно искренне.

Она уже сняла с себя модное платье. Еще ей потребовался очищающий крем, щеточка для разгибания ресниц и полчаса, чтобы соскрести весь макияж с лица. Она не решилась спать в парике с электронной начинкой и утром обнаружила, что он уже не так хорош, каким казался накануне. Она даже не решилась его перезагрузить.

– Все это вполне справедливо, моя дорогая, но груда песка еще не богемский хрусталь.

– Я хочу стать фотографом, а не моделью.

– Не торопись. Тебе нужно научиться как следует работать с камерой, прежде чем ты начнешь мучить людей. Несколько небольших пробных снимков – и ты почувствуешь интерес к своим будущим жертвам. И может быть, станешь им симпатизировать. – Новак вытер салфеткой губы, встал и вытряхнул на кровать содержимое своей сумки.

Под двойной подкладкой лежали два завернутых в серую пену свертка с оборудованием. Четыре набора специальных стекол. Линзы в 35, 105, 200 и 250 миллиметров. Две камеры с небьющимися широкоформатными выдвижными объективами и фотоэкспонометр. Тренога. Фильтры. Еще две камеры. Провода для вспышки. Десятиметровый лазерный оптоволоконный шнур. Старая рулетка. Объемный графический ноутбук с высокоточным джойстиком и устройством архивирования. Многоламповый светильник со складными рефлекторами. Переходники для объективов. Непрозрачные тонкие экраны и карманный сверхпроводник.

– Помнится, ты сказал, что не привез с собой подходящего оборудования, – съязвила Майа.

– Я сказал, что не взял с собой оборудование для шоу, – ответил Новак. – Во всяком случае, ничего особенного в этом оборудовании нет. Если уж я собрался с силами и решил сюда поехать, то подумал, что смогу сделать снимки, ну, не знаю... каких-нибудь живописных римских развалин... Но снимать показ высокой моды! Это выше моих сил.

– А Виетти нам ничем не поможет? У него миллион помощников, он обязан дать нам все, что мы захотим.

– Дорогая, Джанкарло и я профессионалы. И в нашей с ним игре есть свои правила. Когда побеждаю я, то даю Джанкарло то, что хочется мне. Он платит мне. А когда я проигрываю, то Джанкарло предлагает мне страшное бремя своих добрых советов и услуг.

– Вот как!

Новак проверил разложенный на кровати арсенал цифровых фотоумножителей и задумчиво подергал свой большой стариковский нос.

– Показ высокой моды больше не гарантирует спокойной жизни, для этого на самом деле нужна команда. Вы не просто делаете снимки, вы ставите композиции. Дизайнер по костюму, дизайнер-оформитель... Опытные работники студии оказывают неоценимую помощь. Постановочная часть, парикмахер-визажист, косметолог – все они нам понадобятся.

– А как нам удастся заполучить всех этих людей?

– Мы их наймем. А после включим их услуги в счет Джанкарло. Это хорошая сторона дела. А суть плохой стороны очень проста – у меня нет в Риме необходимых и полезных контактов. А поскольку мой бизнес прогорел, я остался ни с чем, у меня нет и своего капитала.

Она задумчиво посмотрела на него. Майа чувствовала каждой своей клеткой, что у Новака деньги есть, и немалые, но выудить их у него казалось не легче, чем получить десять литров крови.

– Думаю, немного денег найдется у меня, – тихо проговорила она.

– У тебя? Это потрясающая новость, моя дорогая.

– У меня есть кое-кто в Болонье, способный нам помочь. У этой женщины масса друзей в сфере виртуальности.

– Молодых людей? Любителей?

– Да, Йозеф, молодых людей. Ты ведь знаешь, что это значит, не так ли? Это значит, что они станут работать на нас безвозмездно, и тогда мы сможем расплатиться по каким угодно счетам.

– Ладно, – задумчиво сказал Новак. – Пусть они любители, но обратиться и попросить никогда не помешает.

– Я могу попросить. Я совершенно уверена, что могу попросить. Однако, прежде чем я к ним обращусь, мне для этого понадобится кое-какое оборудование. Ты случайно не знаешь в Риме хорошее, безопасное место для доступа в Сеть, которое может работать со старыми протоколами?

Вопрос не застал Йозефа Новака врасплох.

– На вилле Курония, – сразу ответил он. – Конечно, на старой вилле Курония, у нее плохая репутация. Какая там очаровательная обстановка для пейзажных съемок.

Прежде вилла Курония была частным владением в Риме Монтеверде Нуово. Густые зеленые верхушки деревьев выглядывали из-за кирпичных глазурованных стен. Несомненная эксцентричность фасада давала понять, что строителем здания был какой-нибудь курильщик опиума, эстет, поклонник Д'Аннунцио [8], бывавшего в числе знатных гостей на вилле в начале двадцатого века. И наверное, в ее самых сомнительных кругах.

Внутренний дворик виллы украшали высокие арочные перекрытия, пересохший фонтан и статуя Гермеса на пьедестале. Идеальное место для ночлега старьевщиков. Трехэтажное восточное крыло было обустроено мощными усилителями и волоконной оптикой, словно окутано сетью. Закрытые двери каморок для слуг, сверкающие паркетные полы, коридоры, отделанные слоновой костью, и чудовищные старинные компьютеры, рассевшиеся, словно жабы. Этим особняком владели два брата, похожие на злодеев из сказки, по фамилии Хорнак, и одному Богу известно, какая мафия стояла за ними и под чьим покровительством в старом палаццо устроили обитый шелком компьютерный бордель. Римский дом тайных свиданий для людей, приезжающих сюда на машинах.

Новак был деловит и последователен, Майа деловита и близка к безумию. Бенедетта оказалась очень полезна. Бенедетта бывала неутомима, когда у нее появлялась возможность реализовать свои далеко идущие замыслы.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒