|
|||
Алигьери Данте 13 страница
115 Моих сограждан враг теснил у Колле, А я молила нашего Творца О том, что сталось по его же воле.
118 Их одолели, не было бойца, Что б не бежал; я на разгром глядела И радости не ведала конца;
121 Настолько, что, лицо подъемля смело, Вскричала: «Бог теперь не страшен мне! ». ‑ Как черный дрозд, чуть только потеплело.
124 У края дней я, в скорбной тишине, Прибегла к богу; но мой долг ужасный Еще на мне бы тяготел вполне,
127 Когда б не вышло так, что сердцем ясный Пьер Петтинайо мне помог, творя, По доброте, молитвы о несчастной.
130 Но кто же ты, который, нам даря Свое вниманье, ходишь, словно зрячий, Как я сужу, и дышишь, говоря? "
133 И я: " Мой взор замкнется не иначе, Чем ваш, но ненадолго, ибо он Кривился редко при чужой удаче.
136 Гораздо большим ужасом смущен Мой дух пред мукой нижнего обрыва; Той ношей я заране пригнетен".
139 " Раз ты там не был, – словно слыша диво, Сказала тень, – кто дал тебе взойти? " И я: " Он здесь и внемлет молчаливо.
142 Еще я жив; лишь волю возвести, Избранная душа, и я земные, Тебе служа, готов топтать пути".
145 " О, – тень в ответ, – слова твои такие, Что, несомненно, богом ты любим; Так помолись иной раз о Сапии.
148 Прошу тебя всем, сердцу дорогим: Быть может, ты пройдешь землей Тосканы, Так обо мне скажи моим родным.
151 В том городе все люди обуяны Любовью к Таламонэ, но успех Обманет их, как поиски Дианы,
1 54 И адмиралам будет хуже всех".
ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Комментарии
1 Кто это кружит здесь, как странник некий, Хоть смертью он еще не окрылен, И подымает и смыкает веки? "
4 " Не знаю, кто; он кем‑ то приведен; Спроси, ты ближе; только не сурово, А ласково, чтобы ответил он".
7 Так, наклонясь один к плечу другого, Шептались двое, от меня правей; Потом, подняв лицо, чтоб молвить слово,
10 Один сказал: " Дух, во плоти своей Идущий к небу из земного края, Скажи нам и смущение развей:
13 Откуда ты и кто ты, что такая Тебе награда дивная дана, Редчайшая, чем всякая иная? "
16 И я: " В Тоскане речка есть одна; Сбегая с Фальтероны, вьется смело И сотой милей не утолена.
19 С тех берегов принес я это тело; Сказать мое вам имя – смысла нет, Оно еще не много прозвенело".
22 И вопрошавший: " Если в твой ответ Суждение мое проникнуть властно, Ты говоришь об Арно". А сосед
25 Ему сказал: " Должно быть, не напрасно Названья этой речки он избег, Как будто до того оно ужасно".
28 И тот: " Что думал этот человек, Не ведаю; но по заслугам надо, Чтоб это имя сгинуло навек!
31 Вдоль всей реки, оттуда, где громада Хребта, с которым разлучен Пелор, Едва ль не толще остального ряда,
34 Дотуда, где опять в морской простор Спешит вернуться то, что небо сушит, А реки снова устремляют с гор,
37 Все доброе, как змея, каждый душит; Места ли эти под наитьем зла, Или дурной обычай правду рушит,
40 Но жалкая долина привела Людей к такой утрате их природы, Как если бы Цирцея их пасла.
43 Сперва среди дрянной свиной породы, Что только желудей не жрет пока, Она струит свои скупые воды;
46 Затем к дворняжкам держит путь река, Задорным без какого‑ либо права, И нос от них воротит свысока.
49 Спадая вниз и ширясь величаво, Уже не псов находит, а волков Проклятая несчастная канава.
52 И, наконец, меж темных омутов, Она к таким лисицам попадает, Что и хитрец пред ними бестолков.
55 К чему молчать? Пусть всякий мне внимает! И этому полезно знать вперед О том, что мне правдивый дух внушает.
58 Я вижу, как племянник твой идет Охотой на волков и как их травит На побережьях этих злобных вод.
61 Живое мясо на продажу ставит; Как старый скот, ведет их на зарез; Возглавит многих и себя бесславит.
64 Сыт кровью, покидает скорбный лес Таким, чтоб он в былой красе и силе Еще тысячелетье не воскрес".
67 Как тот, кому несчастье возвестили, В смятении меняется с лица, Откуда бы невзгоды ни грозили,
70 Так, выслушав пророчество слепца, Второй, я увидал, поник в печали, Когда слова воспринял до конца.
73 Речь этого и вид того рождали Во мне желанье знать, как их зовут; Мои слова как просьба прозвучали.
76 И тот же дух ответил мне и тут: " Ты о себе мне не сказал ни звука, А сам меня зовешь на этот труд!
79 Но раз ты взыскан богом, в чем порука То, что ты здесь, отвечу, не тая. Узнай: я Гвидо, прозванный Дель Дука.
82 Так завистью пылала кровь моя, Что, если было хорошо другому, Ты видел бы, как зеленею я.
85 И вот своих семян я жну солому. О род людской, зачем тебя манит Лишь то, куда нет доступа второму?
88 А вот Риньер, которым знаменит Дом Кальболи, где в нисходящем ряде Никто его достоинств не хранит.
91 И не его лишь кровь теперь в разладе, ‑ Меж По и Рено, морем и горой, ‑ С тем, что служило правде и отраде;
94 В пределах этих порослью густой Теснятся ядовитые растенья, И вырвать их нет силы никакой.
97 Где Лицио, где Гвидо ди Карпенья? Пьер Траверсаро и Манарди где? Увы, романцы, мерзость вырожденья!
100 Болонью Фабро не спасет в беде, И не сыскать Фаэнце Бернардина, Могучий ствол на скромной борозде!
103 Тосканец, слезы льет моя кручина, Когда я Гвидо Прата вспомяну И доблестного Д'Адзо, Уголина;
106 Тиньозо, шумной братьи старшину, И Траверсари, живших в блеске славы, И Анастаджи, громких в старину;
109 Дам, рыцарей, и войны, и забавы, Во имя благородства и любви, Там, где теперь такие злые нравы!
112 О Бреттиноро, больше не живи! Ушел твой славный род, и с ним в опале Все, у кого пылала честь в крови.
115 Нет, к счастью, сыновей в Баньякавале; А Коньо – стыд, и Кастрокаро – стыд, Плодящим графов, хуже, чем вначале.
118 Когда их демон будет в прах зарыт, Не станет сыновей и у Пагани, Но это славы их не обелит.
121 О Уголин де'Фантолин, заране Твой дом себя от поношенья спас: Никто не омрачит его преданий!
124 Но ты иди, тосканец; мне сейчас Милей беседы – дать слезам излиться; Так душу мне измучил мой рассказ! "
127 Мы знали – шаг наш должен доноситься До этих душ; и, раз молчат они, Мы на дорогу можем положиться.
130 И вдруг на нас, когда мы шли одни, Нагрянул голос, мчавшийся вдоль кручи Быстрей перуна в грозовые дни:
133 «Меня убьет, кто встретит! » – и, летучий, Затих вдали, как затихает гром, Прорвавшийся сквозь оболочку тучи.
136 Едва наш слух успел забыть о нем, Раздался новый, словно повторенный Удар грозы, бушующей кругом:
139 «Я тень Аглавры, в камень превращенной! » И я, правей, а не вперед ступив, К наставнику прижался, устрашенный.
142 Уже был воздух снова молчалив. " Вот жесткая узда, – сказал Вергилий, ‑ Чтобы греховный сдерживать порыв.
145 Но вас влечет наживка, без усилий На удочку вас ловит супостат, И проку нет в поводьях и вабиле.
148 Вкруг вас, взывая, небеса кружат, Где все, что зримо, – вечно и прекрасно, А вы на землю устремили взгляд;
151 И вас карает тот, кому все ясно".
ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ Комментарии
1 Какую долю, дневный путь свершая, Когда к исходу близок третий час, Являет сфера, как дитя, живая,
4 Такую долю и теперь как раз Осталось солнцу опуститься косо; Там вечер был, и полночь здесь у нас.
7 Лучи нам били в середину носа, Затем что мы к закатной стороне Держали путь по выступу утеса,
10 Как вдруг я ощутил, что в очи мне Ударил новый блеск, струясь продольно, И удивился этой новизне.
13 Тогда ладони я поднес невольно К моим бровям, держа их козырьком, Чтобы от света не было так больно.
16 Как от воды иль зеркала углом Отходит луч в противном направленье, Причем с паденьем сходствует подъем,
19 И от отвеса, в равном отдаленье, Уклон такой же точно он дает, Что подтверждается при наблюденье,
22 Так мне казалось, что в лицо мне бьет Сиянье отражаемого света, И взор мой сделал быстрый поворот.
25 " Скажи, отец возлюбленный, что это Так неотступно мне в глаза разит, Все надвигаясь? " – я спросил поэта.
28 " Не диво, что тебя еще слепит Семья небес, – сказал он. – К нам, в сиянье, Идет посол – сказать, что путь открыт.
31 Но скоро в тяжком для тебя сверканье Твои глаза отраду обретут, Насколько услаждаться в состоянье".
34 Когда мы подошли: " Ступени тут, ‑ Сказал, ликуя, вестник благодати, ‑ И здесь подъем гораздо меньше крут".
37 Уже мы подымались, и " Bead Misericordes! " пелось нам вослед И «Радуйся, громящий вражьи рати! »
40 Мы шли все выше, я и мой поэт, Совсем одни; и я хотел, шагая, Услышать наставительный ответ;
43 И так ему промолвил, вопрошая: " Что тот слепой романец разумел, О «доступе другим» упоминая? "
46 И вождь: " Познав, какой грозит удел Позарившимся на чужие крохи, Он вас от слез предостеречь хотел.
49 Богатства, вас влекущие, тем плохи, Что, чем вас больше, тем скуднее часть, И зависть мехом раздувает вздохи.
52 А если бы вы устремляли страсть К верховной сфере, беспокойство ваше Должно бы неминуемо отпасть.
55 Ведь там – чем больше говорящих «наше», Тем большей долей каждый наделен, И тем любовь горит светлей и краше".
58 " Теперь я даже меньше утолен, ‑ Ответил я ему, – чем был сначала, И большими сомненьями смущен.
61 Ведь если достоянье общим стало И совладельцев много, почему Они богаче, чем когда их мало? "
64 И он в ответ: " Ты снова дал уму Отвлечься в сторону земного дела И вместо света почерпаешь тьму.
67 Как луч бежит на световое тело, Так нескончаемая благодать Спешит к любви из горнего предела,
70 Даря ей то, что та способна взять; И чем сильнее пыл, в душе зажженный, Тем большей славой ей дано сиять.
73 Чем больше сонм, любовью озаренный, Тем больше в нем благой любви горит, Как в зеркалах взаимно отраженной.
76 Когда моим ответом ты не сыт, То Беатриче все твои томленья, И это и другие, утолит.
79 Стремись быстрей достигнуть исцеленья Пяти рубцов, как истребились два, Изглаженные силой сокрушенья".
82 «Ты мне даруешь... » – начал я едва, Как следующий круг возник пред нами, И жадный взор мой оттеснил слова.
85 И вдруг я словно был восхищен снами, Как если бы восторг меня увлек, И я увидел сборище во храме;
88 И женщина, переступив порог, С заботой материнской говорила: " Зачем ты это сделал нам, сынок?
91 Отцу и мне так беспокойно было Тебя искать! " Так молвила она, И первое видение уплыло.
94 И вот другая, болью пронзена, Которую родит негодованье, Льет токи слез, и речь ее слышна:
97 " Раз ты властитель града, чье названье Среди богов посеяло разлад И где блистает всяческое знанье,
100 Отмсти рукам бесстыдным, Писистрат, Обнявшим нашу дочь! " Но был спокоен К ней обращенный властелином взгляд,
103 И он сказал, нимало не расстроен: " Чего ж тогда достоин наш злодей, Раз тот, кто любит нас, суда достоин? "
106 Потом я видел яростных людей, Которые, столпившись, побивали Камнями юношу, крича: «Бей! Бей! »
109 А тот, давимый гибелью, чем дале, Тем все бессильней поникал к земле, Но очи к небу двери отверзали,
112 И он молил, чтоб грешных в этом зле Господь всевышний гневом не коснулся, И зрелась кротость на его челе.
115 Как только дух мой изнутри вернулся Ко внешней правде в должную чреду, Я от неложных грез моих очнулся.
118 Вождь, увидав, что я себя веду, Как тот, кого внезапно разбудили, Сказал мне: " Что с тобой? Ты как в чаду,
121 Прошел со мною больше полумили, Прикрыв глаза и шатко семеня, Как будто хмель иль сон тебя клонили".
124 И я: " Отец мой, выслушай меня, И я тебе скажу, что мне предстало, Суставы ног моих окостеня".
127 И он: " Хотя бы сто личин скрывало Твои черты, я бы до дна проник В рассудок твой сквозь это покрывало.
130 Тебе был сон, чтоб сердце ни на миг Не отвращало влагу примиренья, Которую предвечный льет родник.
133 Я «Что с тобой? » спросил не от смятенья, Как тот, чьи взоры застилает мрак, Сказал бы рухнувшему без движенья;
136 А я спросил, чтоб укрепить твой шаг: Ленивых надобно будить, а сами Они не расшевелятся никак".
139 Мы шли сквозь вечер, меря даль глазами, Насколько солнце позволяло им, Сиявшее закатными лучами;
142 А нам навстречу – нараставший дым Скоплялся, темный и подобный ночи, И негде было скрыться перед ним;
145 Он чистый воздух нам затмил и очи.
ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ Комментарии
1 Во мраке Ада и в ночи, лишенной Своих планет и слоем облаков Под небом скудным плотно затемненной,
4 Мне взоров не давил такой покров, Как этот дым, который все сгущался, Причем и ворс нещадно был суров.
7 Глаз, не стерпев, невольно закрывался; И спутник мой придвинулся слегка, Чтоб я рукой его плеча касался.
10 И как слепец, держась за вожака, Идет, боясь отстать и опасаясь Ушиба иль смертельного толчка,
13 Так, мглой густой и горькой пробираясь, Я шел и новых не встречал помех, А вождь твердил: «Держись, не отрываясь! »
16 И голоса я слышал, и во всех Была мольба о мире и прощенье Пред агнцем божьим, снявшим с мира грех.
19 Там «Agnus Dei» пелось во вступленье; И речи соблюдались, и напев Одни и те же, в полном единенье.
22 «Учитель, это духи? » – осмелев, Спросил я. Он в ответ: " Мы рядом с ними. Здесь, расторгая, сбрасывают гнев".
25 " А кто же ты, идущий в нашем дыме И вопрошающий про нас, как те, Кто мерит год календами земными? "
28 Так чей‑ то голос молвил в темноте. " Ответь, – сказал учитель, – и при этом Дознайся, здесь ли выход к высоте".
31 И я: " О ты, что, осиянный светом, Взойдешь к Творцу, ты будешь удивлен, Когда пройдешь со мной, моим ответом".
34 " Пройду, насколько я идти волен; И если дым преградой стал меж нами, Нам связью будет слух", – ответил он.
37 Я начал так: " Повитый пеленами, Срываемыми смертью, вверх иду, Подземными измучен глубинами;
40 И раз угодно божьему суду, Чтоб я увидел горние палаты, Чему давно примера не найду,
43 Скажи мне, кем ты был до дня расплаты И верно ли ведет стезя моя, И твой язык да будет наш вожатый".
46 " Я был ломбардец, Марко звался я; Изведал свет и к доблести стремился, Куда стрела не метит уж ничья.
49 А с правильной дороги ты не сбился". Так он сказал, добавив: " Я прошу, Чтоб обо мне, взойдя, ты помолился".
52 И я: " Твое желанье я свершу; Но у меня сомнение родилось, И я никак его не разрешу.
55 Возникшее, оно усугубилось От слов твоих, мне подтвердивших то, С чем здесь и там оно соединилось.
58 Как ты сказал, теперь уже никто Добра не носит даже и личину: Зло и внутри, и сверху разлито.
61 Но укажи мне, где искать причину: Внизу иль в небесах? Когда пойму, Я и другим поведать не премину".
64 Он издал вздох, замерший в скорбном «У! », И начал так, в своей о нас заботе: " Брат, мир‑ слепец, и ты сродни ему.
67 Вы для всего причиной признаете Одно лишь небо, словно все дела Оно вершит в своем круговороте.
70 Будь это так, то в вас бы не была Свободной воля, правды бы не стало В награде за добро, в отмщенье зла.
73 Влеченья от небес берут начало, ‑ Не все; но скажем даже – все сполна, ‑ Вам дан же свет, чтоб воля различала
76 Добро и зло, и ежели она Осилит с небом первый бой опасный, То, с доброй пищей, победить должна.
79 Вы лучшей власти, вольные, подвластны И высшей силе, влившей разум в вас; А небеса к нему и непричастны.
82 И если мир шатается сейчас, Причиной – вы, для тех, кто разумеет; Что это так, покажет мой рассказ.
85 Из рук того, кто искони лелеет Ее в себе, рождаясь, как дитя, Душа еще и мыслить не умеет,
88 Резвится, то смеясь, а то грустя, И, радостного мастера созданье, К тому, что манит, тотчас же летя.
91 Ничтожных благ вкусив очарованье, Она бежит к ним, если ей препон Не создают ни вождь, ни обузданье.
94 На то и нужен, как узда, закон; На то и нужен царь, чей взор открыто Хоть к башне Града был бы устремлен.
97 Законы есть, но кто же им защита? Никто; ваш пастырь жвачку хоть жует, Но не раздвоены его копыта;
100 И паства, видя, что вожатый льнет К благам, будящим в ней самой влеченье, Ест, что и он, и лучшего не ждет.
103 Ты видишь, что дурное управленье Виной тому, что мир такой плохой, А не природы вашей извращенье.
106 Рим, давший миру наилучший строй, Имел два солнца, так что видно было, Где божий путь лежит и где мирской.
109 Потом одно другое погасило; Меч слился с посохом, и вышло так, Что это их, конечно, развратило
112 И что взаимный страх у них иссяк. Взгляни на колос, чтоб не сомневаться; По семени распознается злак.
115 В стране, где По и Адиче струятся, Привыкли честь и мужество цвести; В дни Федерика стал уклад ломаться;
118 И что теперь открыты все пути Для тех, кто раньше к людям честной жизни Стыдился бы и близко подойти.
121 Есть, правда, новым летам к укоризне, Три старика, которые досель Томятся жаждой по иной отчизне:
124 Герардо славный; Гвидо да Кастель, «Простой ломбардец», милый и французу; Куррадо да Палаццо. Неужель
127 Не видишь ты, что церковь, взяв обузу Мирских забот, под бременем двух дел Упала в грязь, на срам себе и грузу? "
130 " О Марко мой, я все уразумел, ‑ Сказал я. – Вижу, почему левиты Не получили ничего в удел.
133 Но кто такой Герардо знаменитый, Который в диком веке, ты сказал, Остался миру как пример забытый? "
136 " Ты странно говоришь, – он отвечал. ‑ Ужели ты, в Тоскане обитая, Про доброго Герардо не слыхал?
139 Так прозвище ему. Вот разве Гайя, Родная дочь, снабдит его другим. Храни вас бог! А я дошел до края.
142 Уже заря белеется сквозь дым, ‑ Там ангел ждет, – и надо, чтоб от света Я отошел, покуда я незрим".
145 И повернул, не слушая ответа.
ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ Комментарии
1 Читатель, если ты в горах, бывало, Бродил в тумане, глядя, словно крот, Которому плева глаза застлала,
4 Припомни миг, когда опять начнет Редеть густой и влажный пар, – как хило Шар солнца сквозь него сиянье льет;
7 И ты поймешь, каким вначале было, Когда я вновь его увидел там, К закату нисходившее светило.
9 Так, примеряясь к дружеским шагам Учителя, я шел редевшей тучей К уже умершим под горой лучам.
13 Воображенье, чей порыв могучий Подчас таков, что, кто им увлечен, Не слышит рядом сотни труб гремучей,
16 В чем твой источник, раз не в чувстве он? Тебя рождает некий свет небесный, Сам или высшей волей источен.
19 Жестокость той, которая телесный Сменила облик, певчей птицей став, В моем уме вдавила след чудесный;
22 И тут мой дух всего себя собрав В самом себе, все прочее отринул, С тем, что вовне, общение прервав.
25 Затем в мое воображенье хлынул Распятый, гордый обликом, злодей, Чью душу гнев и в смерти не покинул.
28 Там был с Эсфирью, верною своей Великий Артаксеркс и благородный Речами и делами Мардохей.
31 Когда же этот образ, с явью сходный, Распался наподобье пузыря, Лишившегося оболочки водной, ‑
34 В слезах предстала дева, говоря: " Зачем, царица, горестной кончины Ты захотела, гневом возгоря?
37 Ты умерла, чтоб не терять Лавины, ‑ И потеряла! Я подъемлю гнет Твоей, о мать, не чьей иной судьбины".
40 Как греза сна, когда ее прервет Волна в глаза ударившего света, Трепещет миг, потом совсем умрет, ‑
43 Так было сметено виденье это В лицо мое ударившим лучом, Намного ярче, чем сиянье лета.
46 Пока, очнувшись, я глядел кругом, Я услыхал слова: «Здесь восхожденье», И я уже не думал о другом,
49 И волю охватило то стремленье Скорей взглянуть, кто это говорил, Которому предел – лишь утоленье.
52 Но как на солнце посмотреть нет сил, И лик его в чрезмерном блеске тает, Так точно здесь мой взгляд бессилен был.
55 " То божий дух, и нас он наставляет Без нашей просьбы и от наших глаз Своим же светом сам себя скрывает.
58 Как мы себя, так он лелеет нас; Мы, чуя просьбу и нужду другого, Уже готовим, злобствуя, отказ.
61 Направим шаг на звук такого зова; Идем наверх, пока не умер день; Нельзя всходить средь сумрака ночного".
64 Так молвил вождь, и мы вступили в тень Высокой лестницы, свернув налево; И я, взойдя на первую ступень,
67 Лицом почуял как бы взмах обвева; " Beati, – чей‑ то голос возгласил, ‑ Pacific!, в ком нет дурного гнева! "
70 Уже к таким высотам уходил Пред наступавшей ночью луч заката, Что кое‑ где зажглись огни светил.
73 «О мощь моя, ты вся ушла куда‑ то! » ‑ Сказал я про себя, заметя вдруг, Что сила ног томлением объята.
76 Мы были там, где, выйдя в новый круг, Кончалась лестница, и здесь, у края, Остановились, как доплывший струг.
79 Я начал вслушиваться, ожидая, Не огласится ль звуком тишина; Потом, лицо к поэту обращая:
82 " Скажи, какая, – я сказал, – вина Здесь очищается, отец мой милый? Твой скован шаг, но речь твоя вольна".
85 " Любви к добру, неполной и унылой, Здесь придается мощность, – молвил тот. ‑ Здесь вялое весло бьет с новой силой.
88 Пусть разум твой к словам моим прильнет, И будет мой урок немногословный Тебе на отдыхе как добрый плод.
91 Мой сын, вся тварь, как и творец верховный, ‑ Так начал он, – ты это должен знать, Полна любви, природной иль духовной.
94 Природная не может погрешать; Вторая может целью ошибиться, Не в меру скудной иль чрезмерной стать.
97 Пока она к высокому стремится, А в низком за предел не перешла,
|
|||
|