Андрей Олегович Белянин 7 страница

– Любуешься?

– Да, – честно признал я. – Не знаю, чего она стоит в бою, но как произведение искусства…

– А с государем поздороваться не хочешь?! – неожиданно громко рявкнул Горох. Я смутился. – Ладно, ладно, не красней, аки девица невинная. В военное время можешь иногда субординацию нарушать, но в иные дни… Не гневи Бога, участковый, забудешь, к кому пришел, – на кол посажу!

– Извините, ваше величество, – покаялся я. – Сколько событий, весь день на ногах. Сплошные нервы…

– Плюнули и забыли! – милостиво кивнул отходчивый государь. – Война на носу… Ох и люблю же я энто дело! Почитай, уже годка два никто к нам носу не сует. Скукотища страшная.

– Цивилизованные люди борются за мир во всем мире, а вы?

– Я тоже за мир. За него и бьюсь с врагами погаными. Буквально что ни день, то и бьюсь! Нешто ты думаешь, все энти поганцы иноземные нас в покое оставят?

– Вообще‑ то не думаю… – вынужденно согласился я. – Сколько помню историю Древней Руси, мы всегда с кем‑ то воевали. То с татарами, то с литовцами, то с немцами, то с поляками, а уж всяких там печенегов или половцев – как вшей надоедливых били, с завидной регулярностью…

– Точно. А ты у нас, оказывается, еще и истории обучен? – порадовался за меня царь. – Люблю поговорить с образованным человеком… Давай садись, я прикажу, чтобы нам сюда медку подали по ковшичку, пряников на закуску… Так ты мне обстоятельно все доложишь, уговорил?

– Конечно, уговаривать вы умеете. Но предупреждаю – я на службе, мне пить нельзя!

– Даже когда тебе сам царь наливает? – ужаснулся Горох. – Слышь, Никитка, а ты вообще меня уважаешь?

– Ни‑ икит… Никит‑ т‑ тушка, спой еще раз про этих… Ну, где: «А ишо на наших женщин позарился! Стра‑ а‑ ашных, аж жуть…»

– Запросто, – охотно согласился я, усердно пытаясь поймать падающие с колен гусли.

Хреновая замена гитаре, должен вам заметить, господа… С другой стороны, попытки сбацать Высоцкого на балалайке вообще ни к чему не привели. То ли расстроенная она, то ли струн маловато, то ли трех «блатных» аккордов недостаточно… Извиняемся! Консерваториев не кончали!

А когда мужик иль воин

Попадал в дремучий лес,

Кто с тоски, кто с перепою,

А кто сдуру в чащу лез.

По причине попадали,

Без причины ли –

Только всех их и видали,

Словно сгинули…

– Стра‑ а‑ ашна, аж жуть! – с пьяной радостью подхватил царь Горох.

Эх, пропадай моя телега – шестисотый «мерседес»! Хмельной резкий мед оказался такой коварной штукой. Языки у нас почти не заплетались, в голове приятно шумело, а вот встать на ноги и запросто пройтись по досочке – не мог ни один. Государь скинул кафтан и сапоги, восседал на скамье на босу ногу. Корона так залихватски сдвинулась набекрень, что держалась на одном ухе. Я тоже снял фуражку, китель и здорово ослабил галстук. Нам обоим было хорошо. Доклад о делах я успел сделать раньше, кажется… Нет, нет, точно рассказал!

– Голова ты у меня, с‑ сыскной воевода… Такой завыгор… тьфу! Заговор раскрыл! Награжу я тебя! Боярской шапкой пожалую, именье дам и… эту… женю я тебя, вот!

– Не надо! – твердо ответил я.

– Пчму? У тебя шапка боярская… высокая, бобровая, теплая – есть?

– Нет!

– А именье? Недвижимость хоть какая есть?

– Нет, и не надо! – уперся я.

Горох надулся, расстроился. Пару минут он обжигал меня самыми грозными взглядами, потом хлюпнул носом, собственноручно наполнил наши ковши и пододвинул мне:

– Свинья ты неблагодарная! Вот ты кто… Хоть бы уважение проявил государю. Царь ведь я! И не мухомор тебе в рыло тыкаю… забочусь ведь, как отец родной!

– Ну… не надо… я ощ‑ щень ценю ваше расположение…

– Врешь! Не ценишь!

– Да ценю же, ценю…

– Опять врешь! А ценишь – так женись!

– Зачем мне это! – несколько разгорячился я, но его благоволения меня достали. – Что за постоянная идея фикс?! Каждый наш задушевный разговор заканчивается угрозой свадьбы! Да, насмотрелся я на ваших боярских дочерей. У всех рост – с хорошую каланчу, в плечах, как «зеленые береты», бедром зашибить может, грудь колесом, едва сарафан не лопается, а глаза добрые, добрые, как у коровы… и мозгов в той же пропорции.

– Ну, так и… какого рожна тебе еще от бабы и надоть?

– Вам этого не объяснишь…

– Да уж ты объясни, снизойди к нам, убогим! – опять ударился в пьяную обиду государь, а что я мог ему объяснить? Что еще не забыл ту, из другого мира? Что невольно ищу девушку, хоть чуть‑ чуть напоминающую мне Наташу? Нет… по совести говоря, активными поисками я пока не занимался. Но это… это моя личная жизнь!

– Ладно, твое величество, будь по‑ вашему. Только объясните мне, Христа ради, зачем вам непременно нужно меня женить?

– Положено мне, и не мной придумано! – наставительно поднял палец царь. – Ишо выпьешь? Нет?.. Ну, как хошь. Тады я тоже не буду. Че я, алкаш какой, в одиночку выпивать?

– Не отв‑ ле‑ кайтесь от темы, – напомнил я.

Мы с ним хорошо сидели, если не пытаться вставать, то даже очень хорошо. В словах спотыкались редко и не настолько, чтобы исказить основную мысль. Так что… в смысле, все нормально, да?

– Так вот че я тебе сказать‑ то хотел… Цари, они… мы?.. Мы ж не для себя живем – для блага государства! Я за землю эту, за столицу, да за любое сельцо малое – живота своего не пожалею! Веришь?

– Верю.

– Правиль‑ н‑ но. О ком царь в первую очередь думать должон? О людях! Только о них и пекусь денно и нощно… У царя сердце большое, ума палата, рука твердая. А только как одному державой управлять? Без слуг верных никак нельзя…

– Понял, допетрил, усек. – Мне показалось, я правильно уловил, куда он клонит. – В соответствии со средневековыми традициями вы даруете мне землю, титул и супругу, чтобы навсегда привязать меня к Лукошкину с материальной и семейной точки зрения.

– Голова! – удовлетворенно крякнул царь Горох. – Вот ведь, я ж говорил – голова… Ничего ему рассусоливать не надо, сам дойдет. Размешает, полной ложкой зачерпнет, да и в рот! Пойми. Мне же перед прочими боярами неудобно… должность у тебя эвон кака высока! А своего ничего нет: ни дома, ни детей, ни плетей… Непорядок это. Любая птица за свое гнездо насмерть стоять будет. А тем, кто от добра да женитьбы бежит, – веры нет! Попомни мои слова.

Через насколько минут нас прервали. Вошедшие стрельцы доложили о поимке дьяка Филимона. Горох сурово пресек все мои попытки забрать подозреваемого под юрисдикцию милиции, заявив, что сам спустится в пыточную и лично допросит патлатого предателя. Я побрыкался для вида. Но быстро уступил. Упрямство царя по‑ человечески было, в общем‑ то, вполне понятным и объяснимым. Наговорившись со мной, под влиянием хмельного меда, его величество тоже вообразил себя Шерлоком Холмсом, решив хоть немножко поиграть в крутого детектива. Мешать ему в этом невинном развлечении наверняка было бы небезопасно. Поэтому мне пришлось удовольствоваться милостивым соизволением забрать дьяка попозднее вечером. С тем я и отправился восвояси. Митька встретил меня на внутреннем дворе:

– Никита Иванович, а вы новость новую слышали? Дьяка‑ то, Филимона, на базаре ярыжки сцапали.

– Да ну? – притворно удивился я.

– Христом Богом клянусь, что не вру! При мне его стрельцы в пыточную поволокли, а он все вопил, сердечный: «Не я энто! Не я! Оговорили меня! Вот ужо узнает государь про вас, аспидов! »

– Государь узнает… Он как раз в пыточную направлялся, решил опытного следователя поизображать. Небось еще и протокол писать будет, – пренебрежительно фыркнул я, но, запнувшись за какой‑ то невзрачный бугорок, едва не растянулся в полный рост. – Слушай‑ ка, а нельзя ли здесь раздобыть какую‑ нибудь тележку? Что‑ то меня качает.

– Ох ты ж, пресвятые угодники! – разом обеспокоился верный Митька. – Да вы не заболели, часом? Жару нет? В озноб не бросает? Стой‑ ка тут, воевода‑ батюшка, а я уж мигом…

Пока он бегал туда‑ сюда, мне вспомнились слова Гороха. Во многом он был прав. Самое главное, пожалуй, то, что я и в правду не имею никаких гарантий возвращения домой в Москву. Здесь есть жилье. Привычная работа, возможность карьеры, друзья… Рано или поздно действительно придется обзаводиться своим домом. Ладно. Это пусть. Боярский титул мне близко не нужен – не хочу сидеть вроде депутатов в царской палате и давать мудрые советы, тихо прея под высокой бобровой шапкой. И жену я себе буду выбирать сам. Если вообще когда‑ нибудь выберу… Но сам!

– Вот она, воевода батюшка! – радостно заорал в самое ухо мой заботливый напарник.

– Кто?! О… черт тебя возьми, Митька, я же так оглохнуть могу…

– Телег на конюшне сейчас нет. Все в разъездах. Карету государеву не дают, а вот лошадку смирненькую раздобыл. Вы уж извольте в седельце садиться да ни о чем не беспокоиться. Я ее под узду возьму, так не спеша до дому и доедем…

Я позволил ему помочь усадить меня в седло. Ноги были как ватные, спать хотелось страшно. Мерная поступь немолодой кобылы тихо убаюкивала. Наверно, Митька тихо‑ мирно довез меня до Яги, не знаю… я спал. Сон был короткий, обрывочный и дурацкий. Вроде бы сижу я у нашего майора на дне рождения, стол, выпивка, веселье наиполнейшее, его жена тост произносит, а тут раскрывается дверь и входит в комнату еще один наш майор со своей женой. В смысле, тот же самый, наш! Двойники! Мы все за столом, естественно, ахнули… А они, спокойненько так, проходят за стол, садятся напротив, лицо в лицо, опрокидывают по рюмашке и вроде все путем… Все уже почему‑ то считают совершенно нормальным, что наш начальник с женой на пару раздвоился – придумали же! Все пьют‑ гуляют…

Из сновидения меня вывел ласковый, но неумолимый бас напарника:

– Не пущу! Не пущу я вас, бабуля, и не упрашивайте…

– Да я тебя, ирода долговязого, упрашивать‑ то не больно буду! Вот сей же час превращу в гуся красноносого да наутро подам Никите Ивановичу в печеном виде с яблоками.

– Все одно – не пущу! Пусть я за верность свою да преданность в печь на закуску засунут буду, зато никто не скажет, что Митька из Подберезовки свой боевой пост оставил, батюшку сыскного воеводу разбудить позволил и Отечество перед потомками осрамил!

– Пусти, болтун несносный… Неча ему спать‑ ночевать, когда Родина в опасности! А ну, не дури, Митяй, не дури – пусти меня пред очи его ясные участковые…

– Да какие ж они ясные, коль воевода вдвоем с самим царем полбочонка меда хмельного за беседой сердечной уговорили? Не могу я его будить! Это… как его бишь… человеколюбие не позволяет. Я бы и рад уступить старой женщине, ан – оно не позволяет!

– Последний раз прошу по‑ хорошему…

– А мне теперь все одно пропадать, колдуй хоть в гуся, хоть в порося, тока Никите Ивановичу скажи, что стоял, мол, Митька на посту, аки скала незыблемая, аки… аф?! Тяф, тяф, тяф!

Тут уж я, естественно, вскочил на ноги. Когда, накинув на голые плечи китель и пытаясь нахлобучить фуражку на распухшую голову, я распахнул дверь… у порога сидел крохотный щенок с яркими синими глазами. Обычная беспородная дворняга. Над ним возвышалась раскрасневшаяся от споров Баба Яга.

– Случилось чего?

– Случилось, касатик, еще как случилось, – запричитала бабка, схватив меня за руку и волоча вниз. – Что ж ты мне, милый, сразу по обнаружении энтого каменного шамаханского бога показать не изволил?

– И в голову не пришло, а это важно?

– Еще как, голубь мой участковый! Ведь ежели знать, что за бог, чем кормят, как ухаживают, много ли жертв ему дают, так ить можно ему саму поднебесную пуповиночку и перерезать. Враз, как ты говоришь, самый глубокий корень навсегда выкопать.

– Ну и как, интересно? – все еще мучаясь похмельем, буркнул я.

– Да ведь стрельцы‑ то утром показали божка шамаханского, и я, не будь дура, враз его опознала.

– Кто? Какой‑ нибудь местный уголовный авторитет?

– Прямо в яблочко бьешь, сокол ясный! Тебе скажу, но пока только тебе. Это – Кощей Бессмертный.

– Так… все… у меня от ваших сказок уже крыша едет. Митька‑ а‑ а! Подай воды напиться!

Щенок взглянул на меня самыми преданными глазами, завилял хвостом и осторожно гавкнул на Ягу. Мне на секунду показалось, что я узнаю этот взгляд. Баба Яга возмущенно пожала плечами:

– Ладно уж, расколдую охальника…

Если вы думаете, что после этого инцидента Митяй хоть на сколько‑ нибудь присмирел, то вы глубоко ошибаетесь. Наоборот, он вбил себе в голову, будто я всегда буду заступаться и своевременно спасать его от праведного гнева нашей хозяйки. Парень расхаживал гоголем! Правда, по сеням, в горницу Яга его не пустила. Сказала, что, если только переступит порог – сразу обернется ежиком. Митька храбрился, но порог не переступал, ограничившись громким распеванием венчальных и свадебных песен. Старушка налила мне рюмочку не знаю чего, настоянного на травах, мгновенно снявшего похмельный синдром. Хотя я лично охотно бы выпил большую чашку хорошего кофе! Но увы… В те далекие времена его еще не завозили иноземные купцы…

– Пожалуйста, расскажите об этом вашем Кощее поподробнее. То, что он опасный рецидивист, имеет хорошо укрепленную «малину», держит у себя воровской «общак» и почему‑ то прозывается Бессмертным, мне известно с детства из мультиков. Так что попрошу только факты. Сейчас меня всего больше интересуют возможные связи между ним и шамаханским заговором.

– Будь по‑ твоему, Никитушка, слушай. Каш или Кощей имя свое получил от родителей, они его еще ребеночком вместо молока кровью человеческой поили. И вырос он оттого невероятно силен, худ и злобен. Цепных псов зубами рвал, подковы в узел пальчиками одной руки завязывал, а уж с виду как страшен – ровно скелет живой, желтой кожею обтянут, только глаза и светятся!

– Так… «глаза светятся», каким светом?

– Синим, – кивнула бабка, подглядывая в мой рабочий блокнот.

– Записал. Да, особые приметы у него впечатляют, вряд ли можно с кем‑ нибудь спутать.

– Точно, Никитушка, ни с кем его, антихриста, не перепутаешь. А бессмертен он, потому как его погибель далеко запрятана…

– Это вы насчет иглы, которая в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, сундук на дубе, дуб на острове посреди моря‑ окияна и змеем трехголовым охраняется?

– Батюшки! А ты‑ то как про все это прознал? Нешто опять дедукция?

– Дедуктивный метод основан на восстановлении фактов прошлого по уликам и признакам обнаруженного в настоящий момент. Ну, а насчет смерти на кончике иглы у нас любой ребенок знает. Правда, в моем времени это выражение больше относится к наркоманам. Не будем отвлекаться. Итак, где живет искомый преступник?

– За тридевять земель.

– Не ближний свет… – согласился я.

Ох уж мне эти географические понятия! Никто толком ничего не знает, пользуются безнадежно устаревшей ориентацией типа «в тридевятом царстве», «птица не долетит, волк не дорыщет, конь не доскачет», «семь пар железных сапог стопчешь, семь посохов железных сотрешь, семь хлебов железных сгложешь» – чушь несусветная! Хоть бы направления по солнышку давали, а то ведь в большинстве случаев и этого нет. Когда уж совсем туман – «на тебе, добрый молодец, клубочек, куда он покатится, туда и ты иди». У Яги таких штук шесть в корзине пылится. В первое время она все пыталась всучить мне один, чтобы я до царского терема (через три квартала! ) дошел и не заблудился. Позорище… Я его за воротами поймал, в карман сунул и прекрасно нашел все сам.

– Чем занимается по основному роду деятельности и в свободное время?

– Ох ты ж… Да ведь злодей он, известное дело, тем и занимается. То войной на кого ни есть идет, то соседей добрых стравливает, землю губит, воду травит, людей заколдовывает, девиц невинных крадет да в погребах тесных держит, зло творит везде, где может, змеев лютых растит…

– Так и запишем. «Крупный международный террорист, обладающий большим опытом в диверсионно‑ подрывной деятельности, с комплексами сексуального маньяка, каннибалическими наклонностями и прогрессирующей шизофренией на почве человеконенавистничества…»

– Истинно, такой и есть, – серьезно подтвердила Баба Яга. – А для шамаханов или какой другой разной погани – он бог и царь. Я так думаю, что вправду старые люди говорили, будто род шамаханский от Кощея идет. Вроде спутался он в молодости с ведьмами‑ чертовками, а от тех греховных связей дети народились мелкие да злобные. На головенках рога, позади хвостик махонький поросячьего вида, и обличия разные принимать могут. А уж похотливы – без меры. Вот и плодятся целыми ордами.

– Ну, это вопрос уже генетический. Вы думаете, шамаханы осуществляют какую‑ то ментальную связь на уровне подсознания со своим древним прародителем?

– Сокол мой ясный, да не говори ж ты такими мудреными словами! Стара я иноземным языкам обучаться, мне бы по‑ русски, по‑ простому да по доступному разумению старушечьему… Я так думаю, что ежели кто за всем энтим делом в головах и стоит – так только Кощей Бессмертный. Он шамаханов направляет, его идолы в молельнях их стоят, и через них он слугам своим верным приказы раздает. Ежели хотим мы заговор злодейский обезвредить, надо нам планы его зловредные прознать, а сделать это можно, только побывав в царстве Кощеевом.

– Каким образом? В такое горячее время покидать управление надолго опасно, а путь за тридевять земель – дорога не близкая.

– В ступе полетим, за день обернемся, – прикинула бабуля, что‑ то подсчитывая на пальцах. – В столице Митьку оставим, пущай до нашего возвращения всей милицией заправляет. Он хоть и дурак порой, но парень верный, службу знает и честь блюдет. Планшетку ему свою отдай для солидности, народ еще боле уважать будет. О деле нашем пока даже царю не болтай. Тайно пойдем, чтоб ни одна живая душа о том не ведала. Но записочку Гороху отправь, дескать, ложимся в засаду, к ужину не ждите, доклад представим к завтрему. Перебьются без нас один денек.

– Скорее всего, да… – подумав, согласился я. – Вражеские склады мы накрыли, подкопы вновь засыпают, стрельцы во всеоружии, народ бдителен, оставшихся шамаханов раскроют и выловят быстро. Вроде бы здесь ситуация под контролем. Может быть, действительно стоит рискнуть и слетать на разведку в тыл противника, хотя бы для ознакомления?

Пока я писал объяснительное письмо государю, Яга вкручивала Митьке мозги насчет его обязанностей до нашего возвращения:

– Людей зазря не хватай!

– Да знаю я.

– К девкам не лезь, нечего их ощупывать «на предмет ношения холодного оружия», а то еще начнешь наркотики в сарафанах искать… Жаловались на тебя уже.

– Да не буду, не буду… Пошутил разок‑ другой, а они сразу ябедничать…

– Купцов не трожь, не все они воруют, хотя в деле торговом без этого тоже нельзя.

– Да? Мне орехов кулек не досыпают, а я, значит, молчи?!

– Но и в поруб всех подряд тащить нечего! Взял манеру: чуть что – руки за спину и в отделение. К цыганам не приставай, пущай себе гадают, а коней воровать они не посмеют – стрельцы из города не выпустят. На Обжорном ряду все подряд не пробуй, а то ишь какой народный контролер выискался! Тетка Матрена намедни жаловалась, будто ты у ней в кадку с квашеной капустой обе руки так и запускал, якобы письма переметные шамаханские искал… И где? В капусте? На кой ляд ты вообще туда поперся?

– Дык… Ну а как же иначе? Коли у тетки энтой все на лице написано, один раз взглянешь, так и тянет документ потребовать! А капуста у ней все равно квелая…

Пока они там препирались, я снял со стены тяжелую саблю, царский подарок, и повесил на плечо. В прошлый раз вон не взял, так, если бы не Митькина силища да умение колом от волков отмахиваться, запросто получил бы штырь под ребро. Правда, фехтовать я ею не умею, но ведь, может, и не придется.

В ступе, конечно, не летал сроду. Она была выдолблена из цельного дуба, достаточно вместительна для двоих, украшена резьбой и для пущей надежности скреплена железными обручами. Полет производился поздно ночью, чтобы не привлекать чрезмерного внимания соседей. Митька с помощью двух лестниц установил эту дубовую дуру прямо на трубу нашего терема, нам пришлось карабкаться туда же. Я садился первым, влез почти по пояс, возможно, все‑ таки не вывалюсь. За моей спиной пристроилась Баба Яга с помелом. Стало заметно теснее.

– Счастливого пути, воевода‑ батюшка! Я тут пригляжу за правопорядком, вы уж не сомневайтеся. Все как есть справлю в лучшем виде.

– Надеюсь… – закашлялся я, поскольку Яга, замахав помелом, сбила с трубы пыль и пепел. – Мы ненадолго, так что особенно не напрягайся, к завтрашнему вечеру уже будем дома.

– Летим, – буркнула Яга, и мы стали плавно подниматься в воздух. Митька до последнего прыгал внизу, размахивая шапкой, и вопил:

– Оправдаю! Не подведу! Отслужу на благо всего Отечества!

Ступа легко несла нас вперед, движимая неизвестной мне нечистой силой. Старушка вела ее на небольшой высоте, мы едва не касались днищем верхушек леса, ориентируясь по звездам. Скорость ступа давала совершенно для меня непонятную. Вроде бы не больше десяти километров в час, но пейзаж внизу менялся настолько разительно, что это казалось нереальным. Возможно, я просто не мог толком приглядеться в темноте, вот и мерещилось неизвестно что… Через пару часов такого полета Яга на бреющем стала усаживать ступу на высокую песчаную гору, торчавшую в дремучем лесу, как тонзура доминиканского монаха. Местечко довольно неуютное, неухоженное какое‑ то, повсюду запах серы и паленой шерсти.

– Кощей небось опять кошек варит. Вонь‑ то какая, а?

– Да, жаль, что у вас тут противогазы еще не изобрели… Что делает?!! – не сразу уловил я.

– Кошек, говорю, в котле варит. Черных, – доходчиво попыталась объяснить Яга. – Зелье готовит шамаханское, знать, и вправду он – в энтом деле голова.

– Но зачем?

– Тут, видишь ли, Никитушка, вопрос сложный, колдовской. Кошка, она животная древняя, тайная, большой магией наделенная. Волшебства в ней поболе, чем в любом другом звере. Вот Кощей по всему свету кошек черной масти ловит да в котле чугунном, на семи огнях, из них страшной силы зелье готовит. На доброе дело оно бесполезное, для обычного человека так и вовсе сущий яд, а вот для шамаханов безбожных – это ровно нектар райский. Они идолу Кощееву молятся, о помощи да защите его просят, а опосля мессы энтой гадостью и причащаются. Оттого многие из них в силу входят и личину людскую на себя принимают.

– Вроде как в церквах по ложке кагора дают?

– Да, вроде того. Я сама энтот кисель из кошек отродясь не пробовала, но есть у меня пара знакомых леших, что хлебнули случайно, не разглядев, так, говорят, едва глаза от боли не лопнули! Зато через часок так хорошо стало… Легко‑ легко, над головой небо с облаками, и лети ты, куда душа пожелает!

– Наркотик, – с ходу определил я.

– Дурман, – по‑ своему переиначила бабка.

Мы оттащили ступу в сторону и замаскировали песком в ближайшей ложбине. Интересно, что же надо добавлять в котел, чтобы из безобидных кошек получился сильнейший галлюциногенный препарат, способный, ко всему прочему, воздействовать на зрительное восприятие окружающих, заставляя их принимать кажущуюся личину за настоящее лицо? Или же сам препарат действительно позволяет менять структуру тела, трансформируя костную основу, мышечную ткань, волосы, ногти и чего там еще есть? Надо будет обсудить по возвращении в кругу специалистов – для проведения следственной экспертизы это очень важный вопрос.

– Ну, Никитушка, уж тут ты стой столбом, а я колдовать буду. – Баба Яга засучила рукава и начала быстро‑ быстро бормотать слова, показавшиеся мне полной ахинеей: – Мать‑ Сыра Земля, золотой песок, глина красная, расступитеся! Двери тайные, окаянные, глазу скрытые, отворитеся! Золотой песок – не осыпался, глина красная – удержалася, Мать‑ Сыра Земля черным ходом вниз указала путь по ступенечкам…

К некоторому моему удивлению, песок действительно зашевелился. Я говорю «к некоторому», потому что всерьез удивляться происходящему было уже невозможно. После всего, на что мне довелось понаглядеться за последние дни, начиная с шамаханских рогов и заканчивая полетами в ступе с помелом… Не думаю, чтоб подобные впечатления выпадали еще хоть одному московскому милиционеру.

Через минуту в земле открылась здоровенная темная дыра, при лунном свете едва угадывались круто ведущие в темноту ступени.

– Пора, сыскной воевода. Не заробеешь?

– Не первый раз к уголовникам в логово лезу! – почему‑ то соврал я.

Бабка понимающе кивнула и первая шагнула вниз:

– Держись следом, Никитушка. Да сабельку‑ то не вынимай, не с руки она тебе, не ровен час, еще поцарапаешься…

Спуск вниз, в глубь горы представлял собой яркий зрелищный вариант польского «Луна‑ парка». Знаете, там еще есть такая пещера ужасов. Едешь по ней в колясочке, а со стен разные тряпичные ужастики на тебя пялятся… Так вот, мы проходили нечто подобное, с той лишь разницей, что существа, скалившие на нас зубы, несомненно были настоящие. Я неоднократно порывался выхватить саблю и съездить царским подарком хоть кому‑ нибудь в пятак. Под ногами шипели странные змеи, толстые, как докторская колбаса, с зубами на манер кривых гвоздей и горящими красными глазами. Они яростно посвистывали, но почему‑ то не спешили нас ужалить. Яга еще раз предупредила меня, чтоб я держался вслед за ней, ни на кого не обращал внимания и ни в коем случае не оборачивался. Якобы если обернусь, то окаменею. Чушь, конечно, но я почему‑ то ей верил.

Периодически прямо в стене открывались ниши, из них высовывались гробы с ожившими мертвецами. Скелеты, и чисто выбеленные, и в рваных останках плоти, тянулись к нам дрожащими костяшками плюсн. Старые ведьмы, хохоча беззубыми ртами, вставали поперек дороги, но, поняв нашу непреклонность, удирали, мгновенно превращаясь в пестрых драных собак, или больших крыс, или ночных сов. Буквально из‑ под земли вырастали громадные гориллоподобные мужики с безумным взглядом и окровавленными руками, обычно они размахивали топорами, но коснуться нас тоже не смели.

– Морок, – на ходу объяснила Яга, – питается лишь твоим страхом. Пока ты в него веришь, он и живет. Чем сильнее страх человеческий, тем больше мощи в руках морока. Трусливого он или топором зарубит, или змеей ужалит, или шавкой какой живьем сожрет…

– И только‑ то. – Я слегка пожал плечами. – Все эти кошмарики слеплены на уровне фантазии темного деревенского жителя пятнадцатого века. Видели бы вы, какие триллеры снимает сейчас мировой кинематограф… Годзиллы, Кинг‑ Конги, восставшие из ада, Чужие, экологические монстры, а наш российский Чикатило чего стоит…

– Ох, да замолчи же ты, неслух! – раздраженно рявкнула бабка. – Разве не знаешь, что от твоих слов энти злодеи и здесь появиться могут? Вон, гляди, кто там из‑ за угла лапу тянет? Уж дюже здоровенная ладошка‑ то…

– И волосатая… Кинг‑ Конг!

– Кто?

– Кинг‑ Конг. Огромная горилла, уцелевшая в неизведанных дебрях Африки.

– Чего ж ей, непоседе, на Лысой горе у Кощея Бессмертного понадобилось? – неуверенно спросила Яга, шустро обходя растопыренные пальцы.

Я не удержался и дотронулся до одного. Ладонь мгновенно сжалась, едва не поймав меня в кулак. Такое впечатление, словно там, наверху сидит гигантская обезьяна, просунув лапу в норку, и ловит мышей. Мыши – это мы с Ягой. Следующим на пути оказался лысеющий мужчина в хорошем костюме, интеллигентного вида, со скальпелем в руках. Он по‑ доброму улыбался, но бросился наутек, как только разглядел мою форму. Что ж, настоящий Чикатило тоже довольно долго успешно скрывался от милиции.

– Нам еще далеко?

– Не торопись, касатик. Сегодняшней ночью Кощея дома нет, иначе бы мы сюда и носу не сунули.

– А зачем тогда мы вообще сюда пришли?

– Посмотреть, что да как…

– Ничего не понимаю, – остановился я. – Давайте объяснимся. Экзотическая экскурсия в жилище популярного колдуна мне не нужна. Не время сейчас, в Лукошкине дел полно. Я был уверен, что мы идем его арестовывать!

– Да бог с тобою, Никитушка! – замахала руками Баба Яга. – Что ж ты такое говоришь‑ то? Ну, сам подумай, рази ж кто может самого Кощея Бессмертного заарестовать у него во дворце?

– Дыра тут сырая, и лестница сто лет не подметалась, а вы говорите – дворец…

– Дворец‑ то впереди будет, а о чем не ведаешь, не болтай. Нам бы внутрь попасть, да бумаги его посмотреть, в зеркало волшебное поглядеться, пакостей мелких, незаметных настроить, улик супротив шамаханов поискать, да и до дому живыми добраться… На такой риск один раз идут, вдругорядь Кощей‑ то поосторожней будет, ловушек разных понаставит, чтоб любого незваного гостя, как муху в сеть паучью, изловить.

За нашими препирательствами дорога неожиданно кончилась. Впереди высились странной формы чугунные ворота, а за ними чернел и сам дворец. На воротах остановлюсь поподробнее, они представляли собой хаотическое переплетение гибких шипастых лиан, которые, казалось, пребывали в постоянном движении. Ни перелезть, ни обойти тяжелую ограду было невозможно – шипы как бы сами тянулись в вашу сторону и матовый блеск металла не оставлял и малейшего сомнения в том, что будет, если они все же дотянутся… Вот о дворце ничего особенного сказать не могу. Нечто среднее между средневековым рыцарским замком и индусским храмом из фильма про Индиану Джонса. Ну, не разбираюсь я в архитектуре… Весь дворец был сложен из черного, грубо обработанного камня, и никакой охраны, таможни, контрольно‑ пропускного пункта мы не увидели.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒