Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ПЕСНЬ О ГАЙАВАТЕ 5 страница



Кагаги, Царь-Ворон, скликал

Шайку черных мародеров -

Всех дроздов, ворон и соек,

  Что шумели на деревьях,

И бесстрашно устремился

На посевы Гайаваты,

На зеленую могилу,

Где покоился Мондамин.

 

" Мы Мондамина подымем

Из его могилы тесной! -

Говорили мародеры. -

Нам не страшен след священный,

Нам не страшен круг волшебный,

Обведенный Миннегагой! "

 

Но разумный Гайавата

Все предвидел, все обдумал:

Слышал он, как издевались

Над его словами птицы.

" Ко, друзья мои, - сказал он, -

Ко, мой Кагаги, Царь-Ворон!

Ты с своею шайкой долго

Будешь помнить Гайавату! "

 

Он проснулся до рассвета,

Он для черных мародеров

Весь посев покрыл сетями,

Сам же лег в сосновой роще,

Стал в засаде терпеливо

    Поджидать ворон и соек,

Поджидать дроздов и галок.

 

Вскоре птицами все поле

Запестрело и покрылось;

Дикой, шумною ватагой,

С криком, карканьем нестройным,

Принялись они за дело;

Но, при всем своем лукавстве,

Осторожности и знанье

Разных хитростей военных,

Не заметили, что скрыта

Недалеко их погибель,

И нежданно очутились

Все в тенетах Гайаваты.

 

Грозно встал тогда он с места,

Грозно вышел из засады, -

И объял великий ужас

Даже самых храбрых пленных!

Без пощады истреблял он

Их направо и налево,

И десятками их трупы

На шестах высоких вешал

Вкруг посевов освященных

В знак своей кровавой мести!

 

   Только Кагаги, Царь-Ворон,

Предводитель мародеров,

Пощажен был Гайаватой

И заложником оставлен.

Он понес его к вигваму

И веревкою из вяза,

Боевой веревкой пленных,

Привязал его на кровле.

 

 

" Кагаги, тебя, - сказал он, -

Как зачинщика разбоя,

Предводителя злодеев,

Оскорбивших Гайавату,

Я заложником оставлю:

Ты порукою мне будешь,

Что враги мои смирились! "

 

И остался черный пленник

Над вигвамом Гайаваты;

Злобно хмурился он, сидя

В блеске утреннего солнца,

Дико каркал он с досады,

Хлопал крыльями большими, -

Тщетно рвался на свободу,

Тщетно звал друзей на помощь.

 

Лето шло, и Шавондази

Посылал, вздыхая страстно,

Из полдневных стран на север

Негу пламенных лобзаний.

Рос и зрел на солнце маис

И во всем великолепье,

Наконец, предстал на нивах:

Нарядился в кисти, в перья,

В разноцветные одежды;

  А блестящие початки

Налилися сладким соком,

Засверкали из подсохших,

Разорвавшихся покровов.

 

И сказала Миннегаге

Престарелая Нокомис:

" Вот и Месяц Листопада!

Дикий рис в лугах уж собран,

И готов к уборке маис;

Время нам идти на нивы

И с Мондамином бороться -

Снять с него все перья, кисти,

Снять наряд зелено-желтый! "

 

И сейчас же Миннегага

Вышла весело из дома

С престарелою Нокомис,

И они созвали женщин,

Молодежь к себе созвали,

Чтоб сбирать созревший маис,

Чтоб лущить его початки.

 

Под душистой тенью сосен,

На траве лесной опушки

Старцы, воины сидели

И, покуривая трубки,

Важно, молча любовались

На веселую работу

Молодых людей и женщин,

Важно слушали; в молчанье

Шумный говор, смех и пенье:

Словно Опечи на кровле,

Пели девушки на ниве,

Как сороки стрекотали

И смеялись, точно сойки.

 

  Если девушке счастливой

Попадался очень спелый,

Весь пурпуровый початок,

" Нэшка! - все кругом кричали.

Ты счастливица - ты скоро

За красавца замуж выйдешь! "

" Уг! " - согласно отзывались

Из-под темных сосен старцы.

 

Если ж кто-нибудь на ниве

Находил кривой початок,

Вялый, ржавчиной покрытый,

Все смеялись, пели хором,

Шли, хромая и согнувшись,

Точно дряхлый старикашка,

Шли и громко пели хором:

" Вагэмин, степной воришка,

Пэмосэд, ночной грабитель! "

 

И звенело поле смехом;

А на кровле Гайаваты

Каркал Кагаги, Царь-Ворон,

Бился в ярости бессильной.

И на всех соседних елях

Раздавались не смолкая,

Крики черных мародеров.

" Уг! " - с улыбкой отзывались

Из-под темных сосен старцы.

 

ПИСЬМЕНА

 

 

" Посмотри, как быстро в жизни

Все забвенье поглощает!

Блекнут славные преданья,

Блекнут подвиги героев;

Гибнут знанья и искусство

Мудрых Мидов и Вэбинов,

Гибнут дивные виденья,

Грезы вещих Джосакидов!

 

Память о великих людях

Умирает вместе с ними;

Мудрость наших дней исчезнет,

Не достигнет до потомства,

К поколеньям, что сокрыты

В тьме таинственной, великой

Дней безгласных, дней грядущих.

 

На гробницах наших предков

Нет ни знаков, ни рисунков.

Кто в могилах, - мы не знаем,

Знаем только - наши предки;

Но какой их род иль племя,

Но какой их древний тотем -

Бобр, Орел, Медведь, - не знаем;

Знаем только: " это предки".

 

При свиданье - с глазу на глаз

Мы ведем свои беседы;

Но, расставшись, мы вверяем

Наши тайны тем, которых

Посылаем мы друг к другу;

А посланники нередко

Искажают наши вести

Иль другим их открывают".

 

Так сказал себе однажды

Гайавата, размышляя

О родном своем народе

И бродя в лесу пустынном.

 

Из мешка он вынул краски,

Всех цветов он вынул краски

И на гладкой на бересте

Много сделал тайных знаков,

Дивных и фигур и знаков;

Все они изображали

Наши мысли, наши речи.

 

Гитчи Манито могучий

Как яйцо был нарисован;

Выдающиеся точки

На яйце обозначали

Все четыре ветра неба.

" Вездесущ Владыка Жизни" -

Вот что значил этот символ.

 

Гитчи Манито могучий,

Властелин всех Духов Злобы,

Был представлен на рисунке,

Как великий змей, Кинэбик.

" Пресмыкается Дух Злобы,

Но лукав и изворотлив" -

Вот что значит этот символ.

 

Белый круг был знаком жизни,

Черный круг был знаком смерти;

Дальше шли изображенья

Неба, звезд, луны и солнца,

Вод, лесов, и горных высей,

И всего, что населяет

Землю вместе с человеком.

 

Для земли нарисовал он

Краской линию прямую,

Для небес - дугу над нею,

Для восхода - точку слева,

Для заката - точку справа,

А для полдня - на вершине.

Все пространство под дугою

Белый день обозначало,

Звезды в центре - время ночи,

А волнистые полоски -

Тучи, дождь и непогоду.

 

След, направленный к вигваму,

  Был эмблемой приглашенья,

Знаком дружеского пира;

Окровавленные руки,

Грозно поднятые кверху, -

Знаком гнева и угрозы.

 

Кончив труд свой, Гайавата

Показал его народу,

Разъяснил его значенье

И промолвил: " Посмотрите!

На могилах ваших предков

Нет ни символов, ни знаков.

Так пойдите, нарисуйте

Каждый - свой домашний символ,

Древний прадедовский тотем,

Чтоб грядущим поколеньям

Можно было различать их".

 

И на столбиках могильных

Все тогда нарисовали

Каждый - свой фамильный тотем,

Каждый - свой домашний символ:

Журавля, Бобра, Медведя,

Черепаху иль Оленя.

Это было указаньем,

Что под столбиком могильным

Погребен начальник рода.

 

А пророки, Джосакиды,

Заклинатели, Вэбины,

И врачи недугов, Миды,

Начертали на бересте

И на коже много страшных,

Много ярких, разноцветных

И таинственных рисунков

Для своих волшебных гимнов:

Каждый был с глубоким смыслом,

Каждый символом был песни.

 

Вот Великий Дух, Создатель,

Озаряет светом небо;

Вот Великий Змей, Кинэбик,

Приподняв кровавый гребень,

Извиваясь, смотрит в небо;

Вот журавль, орел и филин

Рядом с вещим пеликаном;

Вот идущие по небу

Обезглавленные люди

И пронзенные стрелами

Трупы воинов могучих;

Вот поднявшиеся грозно

Руки смерти в пятнах крови,

И могилы, и герои,

Захватившие в объятья

Небеса и землю разом!

 

Таковы рисунки были

На коре и ланьей коже;

Песни битвы и охоты,

Песни Мидов и Вэбинов -

Все имело свой рисунок!

Каждый был с глубоким смыслом,

Каждый символом был песни.

 

Песнь любви, которой чары

Всех врачебных средств сильнее,

И сильнее заклинаний,

И опасней всякой битвы,

Не была забыта тоже.

Вот как в символах и знаках

Песнь любви изображалась:

 

Нарисован очень ярко

Человек багряной краской -

Музыкант, любовник пылкий.

Смысл таков: " Я обладаю

Дивной властью надо всеми! "

 

Дальше - он поет, играя

На волшебном барабане,

Что должно сказать: " Внемли мне!

Это мой ты слышишь голос! "

 

 

Дальше - эта же фигура,

Но под кровлею вигвама.

Смысл таков: " Я буду с милой.

Нет преград для пылкой страсти! "

 

Дальше - женщина с мужчиной,

Стоя рядом, крепко сжали

Руки с нежностью друг другу.

" Все твое я вижу сердце

И румянец твой стыдливый! " -

Вот что значил символ этот.

 

Дальше - девушка средь моря,

На клочке земли, средь моря;

Песня этого рисунка

Такова: " Пусть ты далеко!

Пусть нас море разделяет!

Но любви моей и страсти

Над тобой всесильны чары! "

 

Дальше - юноша влюбленный

К спящей девушке склонился

И, склонившись, тихо шепчет,

Говорит: " Хоть ты далеко,

В царстве Сна, в стране Молчанья,

Но любви ты слышишь голос! "

 

А последняя фигура -

Сердце в самой середине

Заколдованного круга.

" Вся душа твоя и сердце

Предо мной теперь открыты! " -

Вот что значил символ этот.

 

Так, в своих заботах мудрых

О народе, Гайавата

Научил его искусству

И письма и рисованья

На бересте глянцевитой,

На оленьей белой коже

И на столбиках могильных.

 

ПЛАЧ ГАЙАВАТЫ

 

 

Видя мудрость Гайаваты,

Видя, как он неизменно

С Чайбайабосом был дружен,

Злые духи устрашились

Их стремлений благородных

И, собравшись, заключили

Против них союз коварный.

 

Осторожный Гайавата

Говорил нередко другу:

" Брат мой, будь всегда со мною!

Духов Злых остерегайся! "

Но беспечный Чайбайабос

Только встряхивал кудрями,

Только нежно улыбался.

" О, не бойся, брат мой милый:

Надо мной бессильны Духи! " -

   Отвечал он Гайавате.

 

Раз, когда зима покрыла

Синим льдом Большое Море

И метель, кружась, шипела

В почерневших листьях дуба,

Осыпала снегом ели,

И в снегу они стояли,

Точно белые вигвамы, -

Взявши лук, надевши лыжи,

Не внимая просьбам брата,

Не страшась коварных Духов,

Смело вышел Чайбайабос

На охоту за оленем.

 

Как стрела, олень рогатый

По Большому Морю мчался;

С ветром, снегом, словно буря,

Он преследовал оленя,

Позабыв в пылу охоты

Все советы Гайаваты.

 

А в воде сидели Духи,

Стерегли его в засаде,

Подломили лед коварный,

Увлекли певца в пучину,

Погребли в песках подводных.

Энктаги, владыка моря,

Вероломный бог Дакотов,

Утопил его в студеной,

Зыбкой бездне Гитчи-Гюми.

 

И с прибрежья Гайавата

Испустил такой ужасный

Крик отчаянья, что волки

На лугах завыли в страхе,

Встрепенулися бизоны,

А в горах раскаты грома

Эхом грянули: " Бэм-Вава! "

 

Черной краской лоб покрыл он,

Плащ на голову накинул

И в вигваме, полный скорби,

Семь недель сидел и плакал,

Однозвучно повторяя:

" Он погиб, он умер, нежный,

Сладкогласный Чайбайабос!

Он покинул нас навеки,

Он ушел в страну, где льются

Неземные песнопенья!

О мой брат! О Чайбайабос! "

 

И задумчивые пихты

Тихо веяли своими

Опахалами из хвои,

 Из зеленой, темной хвои,

Над печальным Гайаватой;

И вздыхали и скорбели,

Утешая Гайавату.

 

И весна пришла, и рощи

Долго-долго поджидали,

Не придет ли Чайбайабос?

И вздыхал тростник в долине,

И вздыхал с ним Сибовиша.

 

На деревьях пел Овейса,

Пел Овейса синеперый:

" Чайбайабос! Чайбайабос!

Он покинул нас навеки! "

 

Опечи пел на вигваме,

Опечи пел красногрудый:

" Чайбайабос! Чайбайабос!

Он покинул нас навеки! "

 

А в лесу, во мраке ночи,

Раздавался заунывный,

Скорбный голос Вавонэйсы:

" Чайбайабос! Чайбайабос!

Он покинул нас навеки,

Сладкогласный Чайбайабос! "

 

Собрались тогда все Миды,

Джосакиды и Вэбины,

И, построив в чаще леса,

Близ вигвама Гайаваты,

Свой приют - Вигвам Священный,

Важно, медленно и молча

Все пошли за Гайаватой,

Взяв с собой мешки и сумки, -

Кожи выдр, бобров и рысей,

Где хранились корни, травы,

Исцелявшие недуги.

 

Услыхав их приближенье,

Перестал взывать он к другу,

Перестал стенать и плакать,

Не промолвил им ни слова,

Только плащ с лица откинул,

Смыл с лица печали краску,

Смыл в молчании глубоком

И к Священному Вигваму,

Как во сне, пошел за ними.

 

Там его поили зельем,

Наколдованным настоем

Из корней и трав целебных:

Нама-Вэск - зеленой мяты

И Вэбино-Вэск - сурепки,

Там над ним забили в бубны

И запели заклинанья,

Гимн таинственный запели:

 

" Вот я сам, я сам с тобою,

Я, Седой Орел могучий!

Собирайтесь ж внимайте,

Белоперые вороны!

Гулкий гром мне помогает,

Дух незримый помогает,

Слышу всюду их призывы,

Голоса их слышу в небе!

Брат мой! Встань, исполнись силы,

Исцелись, о Гайавата! "

 

" Ги-о-га! " - весь хор ответил,

" Вэ" -га-вэ! " - весь хор волшебный.

 

" Все друзья мои - все змеи!

Слушай - кожей соколиной

Я тряхну над головою!

Манг, нырок, тебя убью я,

Прострелю стрелою сердце!

Брат мой! Встань, исполнись силы,

Исцелись, о Гайавата! "

 

" Ги-о-га! " - весь хор ответил,

" Вэ-га-вэ! " " - весь хор волшебный.

 

" Вот я, вот пророк великий!

Говорю - и сею ужас,

Говорю - и весь трепещет

Мой вигвам, Вигвам Священный!

А иду - свод неба гнется,

Содрогаясь подо мною!

Брат мой! Встань, исполнись силы,

Говори, о Гайавата! "

 

" Ги-о-га! " - весь хор ответил,

" Вэ-га-вэ! " - весь хор волшебный.

 

И, мешками потрясая,

Танцевали танец Мидов

Вкруг больного Гайаваты, -

И вскочил он, встрепенулся,

Исцелился от недуга,

От безумья лютой скорби!

Как уходит лед весною,

Миновали дни печали,

Как уходят с неба тучи;

Думы черные сокрылись.

 

После к другу Гайаваты,

К Чайбайабосу взывали,

Чтоб восстал он из могилы,

Из песков Большого Моря,

И настолько властны были

Заклинанья и призывы,

Что услышал Чайбайабос

Их в пучине Гитчи-Гюми,

Из песков он встал, внимая

Звукам бубнов, пенью гимнов,

И пришел к дверям вигвама,

Повинуясь заклинаньям.

 

Там ему, в дверную щелку,

Дали уголь раскаленный,

Нарекли его владыкой

В царстве духов, в царстве мертвых

И, прощаясь, приказали

Разводить костры для мертвых,

Для печальных их ночлегов

На пути в Страну Понима.

 

Из родимого селенья,

От родных и близких сердцу,

По зеленым чащам леса,

Как дымок, как тень, безмолвно

Удалился Чайбайабос.

Где касался он деревьев -

Не качалися деревья,

Где ступал - трава не мялась,

Не шумела под ногами.

 

Так четыре дня и ночи

Шел он медленной стопою

По дороге всех усопших;

Земляникою усопших

На пути своем питался,

Переправился на дубе

 

Чрез печальную их реку,

По Серебряным Озерам

Плыл на Каменной Пироге,

И в Селения Блаженных,

В царство духов, в царство теней,

Принесло его теченье.

 

На пути он много видел

Бледных духов, нагруженных,

Истомленных тяжкой ношей:

И одеждой, и оружьем,

И горшками с разной пищей,

Что друзья им надавали

На дорогу в край Понима.

 

Горько жаловались духи:

" Ах, зачем на нас живые

Возлагают бремя это!

    Лучше б мы пошли нагими,

Лучше б голод мы терпели,

Чем нести такое бремя! -

Истомил нас путь далекий! "

 

Гайавата же надолго

Свой родной вигвам оставил,

На Восток пошел, на Запад,

Поучал употребленью

   Трав целебных и волшебных.

Так священное искусство

Врачевания недугов

В первый раз познали люди.

 

ПО-ПОК-КИВИС

 

 

Стану петь, как По-Пок-Кивис,

Как красавец Йенадиззи

Взбудоражил всю деревню

Дерзкой удалью своею;

Как, спасаясь только чудом,

Он бежал от Гайаваты

И какой конец печальный

Был чудесным приключеньям.

 

На прибрежье Гитчи-Гюми,

Светлых вод Большого Моря,

На песчаном Нэго-Воджу

Жил красавец По-Пок-Кивис.

Это он во время свадьбы

Гайаваты с Миннегагой

Так безумно и разгульно

Танцевал под звуки флейты,

Это он в безумном танце

Накидал песок холмами

На прибрежье Гитчи-Гюми.

 

Заскучавши от безделья,

Вышел раз он из вигвама

И направился поспешно

Прямо к Ягу, где сбиралась

Слушать сказки и преданья

Молодежь со всей деревни.

 

Старый Ягу в это время

Забавлял гостей рассказом

Об Оджиге, о кунице:

Как она пробила небо,

Как вскарабкалась на небо,

Лето выпустила с неба;

Как сначала подвиг этот

Совершить пыталась выдра,

Как барсук с бобром и рысью

На вершины гор взбирались,

Бились в небо головами,

Бились лапами, но небо

Только трескалось над ними;

Как отважилась на подвиг,

Наконец, и росомаха.

 

" Подскочила росомаха, -

Говорил гостям рассказчик, -

Подскочила - и над нею

Так и вздулся свод небесный,

Словно лед в реке весною!

Подскочила снова - небо

Гулко треснуло над нею,

Словно льдина в половодье!

Подскочила напоследок -

Небо вдребезги разбила,

Скрылась в небе, а за нею

И Оджиг в одно мгновенье

Очутилася на небе! "

 

" Слушай! - крикнул По-Пок-Кивис,

Появляясь на пороге. -

Надоели эти сказки!

Надоели хуже мудрых

Поучений Гайаваты!

Мы отыщем для забавы

Кое-что получше сказок".

 

Тут, торжественно раскрывши

Свой кошель из волчьей кожи,

По-Пок-Кивис вынул чашу

И фигуры Погасэна:

Томагаук, Поггэвогон,

Рыбку маленькую, Киго,

Пару змей и пару пешек,

Три утенка и четыре

Медных диска, Озавабик.

Все фигуры, кроме дисков,

Темных сверху, светлых снизу,

Были сделаны из кости

И покрыты яркой краской, -

Красной сверху, белой снизу.

 

Положив фигуры в чашу,

Он встряхнул, перемешал их,

Кинул наземь пред собою

И выкрикивал, что вышло:

" Красным кверху пали кости,

А змея, Кинэбик, стала

На блестящем медном диске;

Счетом сто и тридцать восемь! "

 

И опять смешал фигуры,

Положил опять их в чашу,

   Кинул наземь пред собою

И выкрикивал, что вышло:

" Белым кверху пали змеи,

Белым кверху пали пешки,

Красным - прочие фигуры;

Пятьдесят и восемь счетом! "

 

Так учил их По-Пок-Кивис,

Так, играя для примера,

Он метал и объяснял им

Все приемы Погасэна.

Двадцать глаз за ним следили,

Разгораясь любопытством.

 

" Много игр, - промолвил Ягу, -

Много игр, опасных, трудных,

В разных странах, в разных землях

На своем веку я видел.

Кто играет с старым Ягу,

Должен быть на редкость ловок!

Не хвалися, По-Пок-Кивис!

Будешь ты сейчас обыгран,

Жестоко наказан мною! "

 

Началась игра, и дико

Увлеклись игрою гости!

На одежду, на оружье,

До полночи, до рассвета,

Старики и молодые -

Все играли, все метали,

И лукавый По-Пок-Кивис

Обыграл их без пощады!

Взял все лучшие одежды,

Взял оружье боевое,

Пояса и ожерелья,

Перья, трубки и кисеты!

Двадцать глаз пред ним сверкали,

Как глаза волков голодных.

 

Напоследок он промолвил:

" Я в товарище нуждаюсь:

В путешествиях и дома

Я всегда один, и нужен

Мне помощник, Мэшинова,

  Кто б носил за мною трубку.

Весь мой выигрыш богатый -

Все меха и украшенья,

Все оружие и перья -

Все в один я кон поставлю

Вот на этого красавца! "

То был юноша высокий

По шестнадцатому году,

Сирота, племянник Ягу.

 

Как огонь сверкает в трубке,

Под седой золой краснея,

Засверкали взоры Ягу

Под нависшими бровями.

" Уг! " - ответил он свирепо.

" Уг! " - ответили и гости.

 

И, костлявыми руками

Стиснув чашу роковую,

Ягу с яростью подбросил

И рассыпал вкруг фигуры.

 

Красным кверху пали пешки,

Красным кверху пали змеи,

Красным кверху и утята,

Озавабики - все черным,

Белым только рыбка, Киго;

Только пять всего по счету!

 

Улыбаясь, По-Пок-Кивис

Положил фигуры в чашу,

Ловко вскинул их на воздух

И рассыпал пред собою:

Красной, белой, черной краской

На земле они блестели,

А меж ними встала пешка,

Встал Инайнивэг, подобно

По-Пок-Кивису красавцу,

Говорившему с улыбкой:

" Пять десятков! Все за мною! "

 

Двадцать глаз горели злобой,

Как глаза волков голодных,

В тот момент, как По-Пок-Кивис

Встал и вышел из вигвама,

А за ним племянник Ягу,

Стройный юноша высокий,

Уносил оленьи кожи,

Горностаевые шубы,

Пояса и ожерелья,

Перья, трубки и оружье!

 

" Отнеси мою добычу

В мой вигвам на Нэго-Воджу! " -

Властно молвил По-Пок-Кивис,

Пышным веером играя.

 

От игры и от куренья

У него горели веки,

И отрадно грудь дышала

Летней утренней прохладой.

В рощах звонко пели птицы,

По лугам ручьи шумели,

А в груди у Йенадиззи

Пело сердце от восторга,

Пело весело, как птица,

Билось гордо, как источник.

Гордо шел он по деревне

В сером сумраке рассвета,

Пышным веером играя,

И прошел; по всей деревне

До последнего вигвама,

До жилища Гайаваты.

 

Тишина была в вигваме.

На порог никто не вышел

К По-Пок-Кивису с приветом;

Только птицы у порога

Пели, прыгали, порхали,

Там и сям сбирая зерна;

Только Кагаги с вигвама

Встретил гостя хриплым криком,

С криком крыльями захлопал,

Взором огненным сверкая.

 

" Все ушли! Жилище пусто! -

Так промолвил По-Пок-Кивис,

Замышляя злую шутку. -

Нет ни глупой Миннегаги,

Ни хозяина, ни бабки;

Тут теперь что хочешь делай! "

 

Стиснув ворона за горло,

Он вертел им, как трещоткой,

Как мешком с травой целебной,

Придушил его и бросил,

Чтоб висел он над вигвамом,

На позор его владельцу,

На позор для Гайаваты.

 

А потом вошел в жилище,

Раскидал кругом порога

Всю хозяйственную утварь,

Раскидал куда попало

Все котлы, горшки и миски,

Мех бобров и горностаев,

Шкуры буйволов и рысей,

На позор Нокомис старой,

На позор для Миннегаги.

 

Беззаботно напевая

И посвистывая белкам,

Шел он по лесу, а белки

Грызли желуди на ветках,

Шелухой в него кидали;

Беззаботно пел он птицам,

И за темною листвою

  Так же весело и звонко

Отвечали пеньем птицы.

 

Со скалистого прибрежья

Он смотрел на Гитчи-Гюми,

Лег на самом видном месте

И с злорадством дожидался

Возвращенья Гайаваты.

 

На спине, раскинув руки,

Он дремал в полдневном зное.

Далеко под ним плескались,

Омывали берег волны,

Высоко над ним сияло

Голубою бездной небо,

А кругом носились птицы,

Стаи птиц носились с криком

И почти что задевали

По-Пок-Кивиса крылами.

Он убил их много-много,

Он десятками швырял их

Со скалистого прибрежья

Прямо в волны Гитчи-Гюми.

И Кайошк, морская чайка,

Наконец вскричала громко:

" Это дерзкий По-Пок-Кивис!

Это он нас избивает!

Где же брат наш, Гайавата?

Известите Гайавату! "

 

ПОГОНЯ ЗА ПО-ПОК-КИВИСОМ

 

 

Гневом вспыхнул Гайавата,

Возвратившись на деревню,

Увидав народ в смятенье,

Услыхавши, что наделал

Дерзкий, хитрый По-Пок-Кивис.

 

Задыхался он от гнева;

Злобно стискивая зубы,

Он шептал врагу проклятья,

Бормотал, гудел, как шершень.

" Я убью его, - сказал он, -

Я убью, найду злодея!

Как бы ни был путь мой долог,

Как бы ни был путь мой труден,

Гнев мой все преодолеет,



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.