Фелицын Е.Д. МАЙКОП. 1873 г.

Еще не так давно, года три тому назад, одним из лучших украшений наших служили леса, облегающие Майкоп почти с трех сторон, являя собой, если можно так выразиться, образец богатства флоры закубанского края. Обилие высокого, объемистого, так-называемого «строевого леса», состоящего преимущественно из дуба с незначительным процентом других пород деревьев, как, например, ясеня, липы, карагача и т. п., употребляемых для построек и вообще для различных деревянных поделок, невольно обращало на себя внимание каждого случайно попавшего сюда человека, видящего в произведениях природы не одни только чисто художественные ее стороны, удовлетворяющие лишь эстетическим требованиям более или менее изящного вкуса, но и вдающегося также в рассмотрение важности той пользы, какую может извлекать для себя цивилизованное человечество из продуктов, предлагаемых богатой природой данной местности.

В то доброе, хотя далеко и не старое время, путник, а чаще охотник, застигнутый полуденным зноем палящего майского или июньского солнца, зайдя в лес, без труда находил себе прохладу и покойное место отдохновения под тенью массы густолиственных дерев, почти не пропускающих солнечных лучей.

Насколько густы были наши леса, можно заключить из того факта, что в мае и июне месяцах, как известно, весьма знойных в нашем крае, когда под влиянием долго не выпадающих дождей и дневных жаров, растительность на полях начинает мало-помалу блекнуть, сохнуть и желтеть, в это же самое время в лесу, под деревьями, сплошь и рядом попадались совершенно влажные, сырые места и даже небольшие лужи, а подобным свойством могут обладать, как известно, лишь заповедные, полудевственные леса, какие у нас на Кавказском перешейке встречаются весьма нередко; вообще, явления подобного рода присущи только полудевственным, заповедным лесам, состоящим из густорастущих, рослых деревьев, наделенных роскошною листвой. В настоящее же время леса наши уже утратили характер прежней полудевственности и не имеют уже той естественной прелести художественной картины, на которой бывало с таким удовольствием останавливались глаза каждого человека, разумеется, не лишенного чувства эстетического наслаждения.

Отыскивать в майкопских лесах хорошие строевые деревья теперь является делом довольно затруднительным: всесокрушающий топор недальновидного, нерасчетливого переселенца-крестьянина, а чаще, непривычного к труду казака, непонимающего даже своих личных выгод и интересов в будущем, старательно расчистил окрестные близлежащие леса наши до того, что они сделались совершенно редкими; вернее всего их можно охарактеризовать, назвав их ажурными или полупрозрачными, т. е. позволяющими глазу проникать в далекие углы полуистребленного леса, где сохранились только кривые, корявые, совершенно негодные для поделки деревья, да множество пней, напоминающих собою те места, где когда-то красовались стройные, большие дубы. Сказанное нами ближе всего относится к так называемому «длинному лесу», находящемуся по правую сторону дороги, ведущей от ст. Кужорской к Майкопу. Впрочем, и остальные майкопские леса в этом отношении не далеко отстали от «длинного».

Хорошие крупные деревья остались только в тех местах, где вывоз их или окончательно невозможен, или же сопряжен с большими затруднениями; сверх того сохранились невредимыми также те породы деревьев, которые не имеют качеств хорошего поделочного леса; так, например, по гребню майкопской горы и до сих пор красуется шеренга, правда редкая, но зато состоящая из одинаково рослых, стройных чинаров, обязанных своим существованием только одной непригодности к делу.

Кто раньше не был знаком с нашими лесами и теперь станет судить о них по первому впечатлению их внешнего вида, тот легко может поддаться обману.

Говорим таким образом, основываясь на ближайшем примере, постоянно имеющемся у нас перед глазами, который, в подтверждение сказанного, находим необходимым представить в более осязательной форме тут же.

Громадный сплошной лес Тхайчих северо-западной частью своей выдается в виде мыса в сторону Майкопской равнины, затем далее, в Майкопском ущелье, вверх по течению реки Белой или по левую сторону дороги, ведущей в станицу Тульскую, идет сплошная возвышенность, по кряжу которой лес Тхайчих представляется в самом привлекательном виде, так что осматривая его со стороны опушек, всякий невольно составит себе самое выгодное заключение о богатстве этого леса, в смысле выгодности и пользы его в экономической жизни человека; но это богатство только кажущееся: при более подробном знакомстве с внутренностью леса, иллюзия тотчас же уничтожается непривлекательностью голой истины, когда глазам нашим представляются многие десятины с вырубленными и вывезенными деревьями, и что всего грустнее и возмутительнее, так это то, что большая часть деревьев только подрублены и лежат на земле предаваясь разложению и порче, тогда как они могли бы служить по своим размерам и качествам хорошим строевым лесом. Такое безбожно возмутительное злоупотребление богатством и обилием леса делается людьми, стоящими, конечно, на весьма низкой ступени экономического развития, невежественными промышленниками, людьми, направляющими свои старания только на извлечение возможно больших выгод в настоящем; чувство угрызения совести совершенно парализуются личным интересом и возможностью при этом без больших трудов и усилий с своей стороны достигать желаемых целей. Так, например, колесники и бондари, зайдя в глубь леса, выбирают и намечивают деревья, оказавшиеся по осмотру их наиболее удовлетворяющими требованиям ремесла, составляющего предметы их промысла; затем намеченные деревья срубаются, но по окончании этой операции вдруг оказывается, что расположение волокон древесины не имеет желаемого направления, т. е. они не идут параллельно самому стволу, а уклоняются дугообразно в какой-нибудь побочной ветви, следовательно дерево это оказывается негодным ни для тростей, ни для ободьев, и срубленное дерево немедленно предается забвению, причем рубивший, вздохнув, пожалеет только о напрасно пропавшей работе, и затем, не теряя времени, тотчас же приступает к другому дереву и т. д. Случается что из 10 срубленных деревьев годными окажутся 2-3, а остальные лежат без пользы. Бывает иногда и так, что срубленное дерево по первому поперечному сечению оказывается годным, но когда отрежут первый кусок, то на втором сечении замечают, что волокна уклоняются от первоначального своего направления, в этом случае поступают таким же почти образом, как и в первом.

Ко всему сказанному остается еще прибавить, что из этого же самого леса, по наблюдениям одного из жителей ст. Тульской, вывоз деревьев выражается цифрой в 200-300 повозок ежегодно. Для того чтобы проверить на фактах безотрадное состояние наших лесов, необходимо, не увлекаясь внешностью, заглянуть и в самую глубь леса, где повсюду нам придется наталкиваться на печальные, но вместе с тем несомненные фактические доказательства справедливости сказанного выше.

Больно и тяжело становится на сердце, когда рассмотрев во всей наготе далеко не привлекательное положение наших лесов, как следствие нерасчетливого пользования ими, приходится задуматься о том, чем и когда это должно отозваться в будущем для края, который теперь пока имеет еще много естественных богатств, долженствующих послужить к развитию и распространению здесь фабрик и заводов, могущих производить самые разнообразные виды предметов потребления и нужд человека.

Надобно заметить, что Майкопский уезд представляет собой обширный запас необработанных продуктов; при благоприятном теплом климате, он обладает чрезвычайно плодородной почвой, к тому же имеет много естественной рабочей силы, которую, при настоящем развитии и усовершенствовании техники, нетрудно было бы применить к фабричному и заводскому делу; кроме того, следует упомянуть, что леса составляют одно из главных богатств нашего уезда, покрывая собой почти половину всего пространства Майкопского уезда.

Но пока осуществление фабричной и заводской промышленности в нашем уезде еще только проект; теперь же у нас развилось одно винокурение, впрочем в данное время находящееся несколько в упадке, что произошло вследствие поспешности наших заводчиков, набросившихся сразу на винокурение, предварительно не принимая во внимание всех условий дальнейшего хода этого дела, тесно связанного с производительностью уезда в данное время, зависящего как от численности населения рабочего класса, так и от пространства разрабатываемых земель; впрочем, упадок

винокурения, как мы полагаем, зависит главным образом от плохого урожая хлеба в прошлом году. Но, не имея намерения на этот раз вдаваться в рассмотрение других экономических вопросов местности, мы снова переходим к состоянию лесов, о которых нам осталось еще сказать несколько слов по поводу существующего порядка охранения их.

Для наблюдения за сохранением леса имеются особые лесные сторожа, живущие в особо устроенных для них караулках, расположенных на опушке леса; обязанности лесных сторожей отбывают казаки, находящиеся на внутренней службе, т. е. люди, дослуживающие последние годы обязательной службы и потому относящиеся к выполнению возложенной на них обязанности охранения лесов или с точки зрения личных своих выгод, или же нейтрально, равнодушно. Лесничему, при полном желании, физически невозможно следить и предотвращать такое нерадение и злоупотребление со стороны местных сторожей. Подобное обстоятельство, как мы полагаем, зависит, с одной стороны, от того, что служба сторожей есть не более, как обязательная повинность, скудно оплачиваемая, т. е. не дающая приличного денежного вознаграждения, а следовательно, не допускающая конкуренции, а с другой — от непонимания важности той пользы, которую может принести добровольное и внимательное наблюдение за сохранением леса.

Затем переходим к населению лесов, т. е. к дичи. Лет пять тому назад охота в окрестностях Майкопа считалась более нежели удовлетворительною, леса наши были богаты самой разнообразной дичью. Достаточно было удалиться от Майкопского укрепления — каким в то время был наш городок — верст за 5-7, чтобы вернуться домой, как говорится, с богатой добычей. В настоящее же время дичь в наших ближайших лесах почти совершенно истреблена; никто из знающих местность нашу охотников уже не пытается утруждать себя бесполезным хождением по лесу и отыскиванием непоказывающейся более здесь дичи. Теперь охотники наши принуждены отправляться от города верст за 20-30, в места более отдаленные, глухие, где леса сохранились в несколько лучшем виде, нежели у нас. Впрочем истребление лесов в данном случае, не имеет еще такого важного значения, не приносит собой еще такого громадного вреда, как то обстоятельство, что у нас охотятся без всякого разбора в продолжение целого года беспрерывно, а главное, что всего хуже, и весной, т. е. в то время, когда птицы несутся или высиживают птенцов, а звери удаляются в глубь леса для так называемой «бежки»; словом, охота в нашей местности, хотя и непреднамеренно, но тем не менее имеет характер радикального истребления дичи. Мер к пресечению подобного зла никаких не предпринимается, так что охотники наши забавляются занятием стреляния дичи круглый год, во всякое время или, говоря определеннее, тогда, когда явится к тому желание; делается это в силу того, что опасаться неприятных последствий за свою вредную нерассудительность не имеется никаких данных, так как до сих пор у нас не было ни одного примера ответственности за несвоевременность охоты.

Затем перечислим в кратких чертах дичь, имеющуюся в Майкопском уезде, и потом скажем несколько слов по поводу употребляемых у нас способов охоты.

В нашем уезде и даже верстах в 4-5 от Майкопа водились прежде олени, дикие козы и кабаны; в изобилии встречались фазаны, тетерева, вальдшнепы, куропатки,

не говоря уже об остальной лесной, полевой и болотной дичи, которая не так ценится охотниками, как названная нами выше. В верховьях р. Зеленчука и р. Кубани (Баталпашинского уезда) имеются даже и зубры, но в настоящее время этот редкий зверь, вследствие несвоевременности охоты, встречается очень редко, и, как говорят, он почти выводится.

Помимо общеупотребительного способа охоты с ружьем, в некоторых местах нашего уезда пускаются в ход всевозможные бесчеловечные и воспрещаемые законом средства в роде шатров, вентерей, силков, капканов и т. п. При помощи таких мер дичь истребляется у нас в значительных размерах, и в этом случае более всего страдают куропатки, тетерева и фазаны, в подтверждение чего мы можем представить некое доказательство в виде наблюдения одного охотника, который уверяет, что в станице Константиновской на р. Чамлык во время зимы 1869 г. при помощи шатров поймано и продано приблизительно (minimum) до тысячи пар тетеревов! Такой же участи подвергаются и куропатки. Полагаем, что сказанного совершенно достаточно для того, чтобы заключить о настоящем положении охоты в нашем крае и тех неутешительных последствиях, какие в недалеком будущем неминуемо должны будут обнаружиться.

Что же касается того обстоятельства, какое имеет влияние на дичь истребление лесов, мы, для разъяснения этого, обратим внимание читателя, например, на «длинный лес», о котором мы уже говорили раньше. (Кстати здесь заметим, что место это, строго рассуждая, ни в каком случае нельзя назвать лесом, так как собственно лес приходится создавать силою своего воображения: на бывшем месте его существования имеется только бесчисленное множество пней, деревьев же вовсе нет, или их так мало, что они совсем не портят общего характера картины истребления, какую олицетворяет наш «длинный лес». ) В минувшие времена цветущего своего положения, длинный лес считался лучшим местом охоты на вальдшнепов, разумеется во время весеннего и осеннего их перелета; теперь же вальдшнепы там почти никогда не показываются. Впрочем, в настоящее время замечено и доказано, как говорит немецкий журнал «Yager Zeitung», что следствием уничтожения у нас лесов явилось то, что вальдшнепы изменили свой перелетный путь через Россию, направляясь теперь с юга на север и обратно через Германию, где правильное лесоводство и охота вполне соответствуют условиям существования и перелета дичи, тогда как у нас вальдшнепы считаются уже дичью редкостною, что, конечно, можно объяснить только противоположными условиями состояния лесоводства и охоты.

В одной из статей «Журнала коннозаводства и охоты», между прочим, говорилось, что охота в России находится в самом жалком состоянии, говоря проще, ее у нас и совсем не имеется, причем указывается на Кавказ, где, по словам автора, дичь сохранилась, так сказать, во всей неприкосновенности; словом, Кавказ считается им самой богатой провинцией Российской империи. Мы же, кавказцы, живущие в местах более заселенных, т. е. представляющих более выгоды к благосостоянию материальному, не можем согласиться с автором, и должны заметить, что, говоря о Кавказе, он увлекается. Вероятно, он был здесь лет 10 тому назад, до окончания Кавказской войны, когда условия к существованию дичи в наших лесах и равнинах были самыми благоприятными.

Если бы автор этой статьи посетил наши края теперь, то вероятно нашел бы, что и мы на самом быстром ходу к тому же состоянию охоты, в каком она находится во внутренних губерниях России. Для того чтобы поставить дело охоты в несколько лучшее положение, чтобы восстановить на более разумных началах пользование дичью, о чем, как видно из предыдущего, у нас совершенно не заботятся, года два тому назад, по инициативе одного из любителей охоты, в компании небольшого кружка людей, серьезно смотрящих на дело охоты и любящих это занятие, была проведена идея об организации в нашем уезде вообще, а в городе в особенности «общества охотников», главная задача которого заключалась бы в том, чтобы следить за своевременностью охоты и преследовать все виды охоты, ведущие за собой уничтожение дичи.

Предполагалось, чтобы каждый член общества непременно обязывался привлекать к суду нарушителей законов охоты, для чего члены будут снабжены особыми на то билетами; каждый член общества охотников должен вносить определенную сумму денег в кассу для покрытия расходов, какие могут происходить в видах возможно лучшего выполнения целей самого общества, как, например, наем караульщиков или охранителей леса и дичи охотников, — по преимуществу из отставных нижних чинов, как более удовлетворяющих требованиям своего назначения, которые в назначенных им участках исключительно следили бы за выполнением законов охоты; разумеется действия их должны бы были контролироваться членами общества. Деятельность этого полезного общества могла, конечно, начаться только по утверждении его административной властью в официальном порядке. Словом, предполагавшееся у нас общество охотников по характеру, целям и действиям своим должно было походить на такие же общества, существующие в некоторых губерниях средней России. К сожалению, идея об организации общества в то время не могла осуществиться. Теперь этот вопрос снова поднят, и сочувствие к такому полезному предприятию высказывается уже не в единичных личностях, но в довольно многочисленном кружке людей, опытом и собственными наблюдениями убедившихся в необходимости организации общества охотников, которое, помимо пользы прямого своего назначения, непременно оказало бы самое благодетельное влияние в деле сохранения лесов, для которого, как мы полагаем, не может быть более благоприятного условия, как деятельное содействие общества охотников.

Заканчивая эту корреспонденцию, мы остаемся при полном убеждении, что такая идея, как всецело направленная к благосостоянию края, в будущем не может пройти незамеченной и непоощренной теми лицами, содействие которых в данном случае поведет к скорейшему ее осуществлению.

Из сборника: Старые черкесские сады. Ландшафт и агрикультура Северо-Западного Кавказа в освещении русских источников. 1864 – 1914: В 2 т. Т. 1. /Составление, вступительная статья и примечания С. Х. Хотко. – М.: «ОЛМАПРЕСС», 2005 – С. 199-204.